Горец. Чужие. Чернокнижник

Никто никогда не знал, что мы были среди вас… до нынешних времён.

Мэдисон-Сквер-Гарден был полон. В этот вечер здесь, в одном из самых больших крытых залов Нью-Йорка, проходил финал открытого чемпионата США по кэтчу. Презираемый в Европе за показную жестокость и откровенный идиотизм, этот вид спорта прекрасно чувствовал себя здесь, в стране свободы. Изнывающие от ежедневной скуки банковские клерки и домохозяйки, секретарши и любители пива из придорожных заведений, школьники и студенты заполнили вместительный зал Мэдисон-Сквер-Гардена до отказа.

Организаторы состязаний умело создали напряжённую атмосферу под куполом огромного дворца. Когда публика начала швырять на пустой ринг измятые банки из-под пива и колы, перед зрителями появился ведущий шоу — сухопарый джентльмен в сверкающем блестками костюме. Он схватил висевший на канате ринга микрофон и хорошо поставленным голосом воскликнул:

— Я приветствую вас, уважаемые дамы и господа, на нашем представлении! Сегодня вы увидите лучших бойцов Америки! Настал час решающего состязания! Приветствуйте их!

Толпа взревела, когда из двери на дальнем конце зала показались спортсмены. В окружении секундантов и охраны на ринг шли шестеро кэтчистов. Они возбужденно размахивали руками, приветствуя собравшуюся в зале публику. Поднялся невообразимый шум. Пытаясь успокоить публику, ведущий громко закричал в микрофон:

— Итак, вот они — те, кто сегодня будет сражаться за почетный титул! Вы видите среди них Человека в маске, Животное, Черную пантеру, Непобедимого Стэна, Призрака ночи и, конечно, своего любимца… — ведущий сделал паузу перед последним именем. — …Янки!!

Оглушительный свист и топот сопровождал спортсменов, которые по одному появлялись на ринге. Последним вышел двухметровый здоровяк в ярком бархатном халате цветов флага южан в гражданской войне Севера и Юга.

— Вот и он, наш чемпион — Янки — завопил ведущий. — Со времени последнего боя он прибавил в весе еще десять фунтов и теперь его вес составляет триста фунтов!

Здоровяк сбросил халат, демонстрируя столь внушительные формы, что женщины в зале взвыли. Янки, словно опытный стриптизер, повел задом. Слабая половина продемонстрировала свое восхищение экстатическим визгом и отдельными попытками швырнуть на ринг детали нижнего белья.

— Начинаем первую встречу! — возвестил шоумен. — Янки против Животного!

Когда не принимавшие участия в первой встрече кэтчисты заняли свои места за канатами, прозвучал удар гонга. Борцы бросились навстречу друг другу. Янки пропустил удар и оказался на помосте. Его соперник навалился сверху и под аккомпанемент диких воплей толпы принялся душить любимца зала. Однако Янки смог вырваться из объятий Животного и с победоносным рыком стал крушить ребра противника.

Возбужденные зрители подскочили со своих мест и с криками приветствовали успех Янки. Защелкали вспышки фотоаппаратов.

Лишь один человек в зале был безучастен к переживаниям публики. Он молча сидел в одном из дальних углов, так далеко от ринга, что мог следить за происходящим, только глядя на огромный экран под потолком зала. Это был невысокий темноволосый мужчина лет тридцати в широком светлом плаще. На его небритом лице выделялись неправдоподобно большие темные глаза. Мужчина мало обращал внимания на происходившеё вокруг. всё его мысли были обращены к прошлому… далекому прошлому…

Северо-Шотландское нагорье… Покрытые густой зеленой травой вершины и склоны холмов… Изрезанное скалами и утесами побережье холодного моря… Низко нависающие над головой свинцовые облака, готовые вот-вот разразиться дождем… Суровые места, суровые люди… Горцы…

Здесь, в горах на северо-западе Шотландии, он появился на свет. Тогда его звали Конором Мак-Левудом. Клан Мак-Левудов занимал небольшую деревню неподалеку от берега озера. Юный Конор вместе со своими многочисленными родственниками жил здесь восемнадцатый год. Как и всё шотландские родовые общины, семейство Мак-Левудов враждовало с соседями, которые по ту сторону озера — кланом Караган.

Мужчины в шотландских кланах с наступлением совершеннолетия могли выбрать только два пути — путь воина и путь монаха. Конор стал воином…

— Хэйл, Мак-Левуды!

На огромном полотнище — стяге клана Мак-Левудов — были изображены две буйволиные головы. Под этим стягом воины клана одержали много славных побед.

Он вспомнил, как начиналась его первая и последняя битва. Несколько сотен человек в синих килтах и темно-красных пледах, с короткими мечами и пиками в руках, бросились вниз по склону, в широкую долину. Навстречу им бежали люди в черных пледах и серых юбках…

— Хэйл, Мак-Левуды!

— Хэйл, Караганы!

— Смерть врагам! Смерть! Убить их! Убить!

— Убей его! Убей!

Сидевший рядом с Горцем толстяк возбужденно вскочил и, размахивая пустой пивной банкой, заорал:

— Давай же, Янки! Давай!

На ринге Янки расправлялся с очередным противником — негром по прозвищу Черная пантера.

— Ломай ему руки! Круши его! Убей его!

Горец поднял голову и взглянул на соседей вокруг. всё они вскочили со своих мест, размахивая руками и призывая Янки расправиться со своим противником. Сколько раз Горец уже слышал прежде такие вопли? Сто? Тысячу? А может быть больше?

— Смерть Мак-Левудам!

— Смерть Караганам!

Звон мечей раздавался над долиной. Убитые и раненые вперемежку валялись на мокрой после дождя земле. Топот и ржание лошадей заглушали стоны и крики.

Горец почувствовал, как где-то неподалеку что-то неуловимо изменилось в атмосфере. Его уже ждут. Пора.

Он решительно встал со своего места и направился к выходу. Не поднимая глаз, он прошел между вопившими болельщиками и покинул зал. Его ждала собственная схватка.

В подземном гараже было тихо. Горец сделал несколько шагов вдоль бетонных колонн и остановился. Никого. Однако эта тишина не могла обмануть его. Горец знал, что его ждут.

Он достал из кармана черные кожаные перчатки и аккуратно одел их. Где-то за колонной раздался негромкий шум, напоминающий шорох одежды. Горец нащупал под плащом тонкий клинок в бамбуковых ножнах. Поправив оружие, он медленно направился вдоль прохода между плотными рядами автомобилей.

Увидев под ногой пустую жестяную банку, Горец наступил на неё ботинком и намеренно громко раздавил подошвой. Металлический хруст явственно разнесся под бетонными стенами гаража.

Горец медленно шагал по цементным плитам пола, напряженно ожидая появления противника. Снова раздался негромкий шум за колоннами, на этот раз — позади. Горец остановился. В наступившей тишине он услышал шаги и резко обернулся.

Из-за широкой квадратной колонны вышел невысокого роста коренастый мужчина в деловом костюме и темных очках. В руках он держал длинный серый плащ, под которым угадывались очертания клинка.

— Мак-Левуд? — тихо произнес мужчина.

— Фазиль? Подожди… — нерешительно сказал Горец.

Он попытался сказать еще что-то, но Фазиль выхватил из-под плаща узкий тонкий меч с фигурной инкрустированной ручкой и бросился на Горца. Тот успел перехватить руку нападавшего и с силой оттолкнул его от себя. Фазиль отлетел спиной на капот автомобиля.

— Ну, ладно, — произнес Горец.

Он выдернул из-под полы своего плаща сверкающий японский меч с резной ручкой из слоновой кости, изображавшей крылатого дракона. Схватка началась.

Фазиль швырнул в Горца своим плащом, пытаясь отвлечь его внимание, но тот мгновенно взмахнул мечом не давая противнику напасть. Тогда Фазиль бросился на Горца, замахнувшись своим тонким, как шпага, испанским мечом. Горец отразил удар и ответным взмахом меча угодил по стальному крылу автомобиля. На пол посыпались искры. Тонкий стальной лист развалился пополам. Воспользовавшись секундной паузой, Фазиль отскочил назад, к другой машине. Горец бросился за ним, нанося удар сверху. Фазиль успел подставить клинок, но Горец ударил его ногой в живот. Потеряв равновесие, Фазиль перелетел через капот машины, у которой он стоял, и упал на пол.

Когда Горец вскочил на капот автомобиля, Фазиль уже исчез. В лежавших на полу темных очках отразилась фигура с мечом в руке, которая бросилась бежать, скрываясь за машинами. На мгновение Горец потерял из виду противника.

Внезапно гулкие звуки шагов раздались в нескольких метрах позади Горца. Обернувшись, он увидел, как Фазиль выскочил из-за машины и подбежал к колонне. На её боковой стенке был укреплен толстый стальной кабель. Фазиль со всего размаху нанес удар по кабелю, почти целиком перерубив его. Лампы, и так не слишком ярко освещавшие гараж, стали гаснуть одна за другой.

Горец, держа перед собой меч, поднял голову. Он не заметил, как Фазиль юркнул за колонну и, пользуясь наступающей темнотой, стал подбираться к нему. В следующеё мгновение он вырос за спиной Горца и, отчаянно застонав, замахнулся мечом. Горец успел обернуться и отразить удар, но Фазиль все-таки ударил его ногой и сбил с ног. Горец упал под колеса автомобиля, а Фазиль прыгнул на капот ближайшей машины и побежал к дальней стене гаража.

Горец мгновенно вскочил и бросился следом за противником. Он бежал по капотам выстроенных в ряд автомобилей до тех пор, пока не нагнал Фазиля. Тот резко обернулся и кинулся с мечом на Горца. Тот отразил удар и попытался в ответ нанести удар мечом сверху. Однако ему помешала труба паропровода. Острый клинок разрубил её пополам. Струя кипящего пара ударила в лицо Горцу, едва не угодив в глаза. Пытаясь увернуться, Горец упал спиной на лобовое стекло автомобиля, на капоте которого он стоял.

Акробатическим прыжком соскочив на пол, Фазиль бросился к Горцу и попытался нанести ему последний, разящий удар. Вовремя пригнувшись, Горец услышал над своей головой свист меча, который вновь поразил трубу с заключенными в ней кабелями. Едва успев отскочить от посыпавшихся на него искр, Фазиль выругался. Напряженно дыша и водя перед собой клинком, он осматривался по сторонам. Горец исчез.

На этот раз Фазиль нарушил цепь системы пожаротушения. Из располагавшихся под потолком труб полилась вода. На полу стали сразу же возникать лужи. В воздухе повисла радужная пыль. Фазиль стоял, прислонившись спиной к столбу, и напряженно водил мечом по сторонам.

Горец выскочил из-за противоположного ряда автомобилей и бросился на врага. Фазиль умело защищался, отражая и колющие, и рубящие удары. Когда атакующий пыл Горца несколько иссяк, Фазиль рассмеялся и отбежал на несколько метров по полутемному проходу. Горец нагнал его и снова бросился в атаку. Снова неудачно, однако на этот раз Фазилю удалось не только отразить нападение, но и выбить меч из рук противника. Клинок упал на пол рядом с ногой Фазиля. Он рассмеялся и ногой отшвырнул меч в сторону. Тот закатился под днище темно-синего «плимута», который стоял в нескольких метрах от места схватки.

Пока Фазиль на мгновение отвлекся, Горец успел схватить с пожарного щита за спиной короткий багор. Когда Фазиль бросился на него с мечом, Горец парировал удар деревянной ручкой багра, а затем сам нанес удар противнику в голову.

Фазиль отлетел назад, упав на капот автомобиля. Горец бросил багор и нырнул за машины. Сейчас главной задачей для него было добраться до темно-синего «плимута», под которым лежал меч. Это прекрасно понимал и Фазиль. Едва придя в себя, он бросился следом за противником.

Горец бежал вдоль длинных рядов автомобилей, Фазиль преследовал его, не отставая, но с противоположной стороны. У дальнего конца подземного гаража было совсем темно. Здесь погасли почти всё лампы. Воспользовавшись этим, Горец наконец-то смог исчезнуть из поля зрения противника. Укрывшись за огромным «линкольном», он несколько секунд пытался прийти в себя. Отдышавшись, он осторожно выглянул из-за багажника «линкольна». Фазиль стоял у дальней стены, потеряв его из виду. Горец снова скрылся за машиной и стал пробираться к своей цели, которая находилась в другом конце гаража.

Пользуясь царившей в гараже полутьмой и шумом лившейся из системы аварийного пожаротушения воды, он перебегал от одной машины к другой. Фазиль медленно шел по проходу между рядами автомобилей, но не мог заметить Горца. Тот, наконец, оказался возле «плимута», под который закатился меч. Смахнув с лица капли воды, Горец осторожно лег на пол и сунул руку под днище автомобиля. Однако с первого раза ему не удалось достать меч, который закатился слишком далеко. Шепотом выругавшись, он снова стал тянуться за оружием. Наконец ему удалось кончиками пальцев дотянуться до рукоятки. Он непроизвольно застонал и этим привлек внимание Фазиля, который настороженно прислушивался и быстреё зашагал по направлению к Горцу. Одними губами произнося проклятия и ругательства, Горец все-таки смог зацепить пальцами рукоятку меча и потихоньку вытащить его из-под автомобиля. На секунду остановившийся Фазиль явственно услышал, как стальное лезвие чиркнуло по цементному полу.

Он решительно направился туда, откуда донесся звук, но было уже поздно. Улыбаясь, Горец сидел на полу рядом с машиной, держа перед собой клинок. Спустя мгновение он вскочил и вынырнул за спиной Фазиля.

— Эй! — весело воскликнул он.

Фазиль обернулся и мгновенно бросился на Горца. Одним уверенным движением отразив удар, следующим Горец выбил тонкий испанский меч из рук противника и приставил лезвие к его шее.

Фазиль беспомощно опустил руки и судорожно сглотнул. Это был конец. Пристально посмотрев ему в глаза, Горец резко взмахнул мечом. Удар был так силен, что меч снес голову Фазиля и на толщину клинка погрузился в бетон колонны.

Отделившаяся от тела голова покатилась по полу гаража. Тело еще несколько мгновений стояло без движения, а затем шумно рухнуло наземь. Горец проводил его взглядом и вытащил лезвие меча из бетонной колонны. Для этого ему пришлось приложить немало усилий.

Лежавшеё на полу тело Фазиля внезапно покрылось ярким голубым свечением. В следующеё мгновение оно медленно приподнялось над полом. Свечение стало распространяться по всему гаражу. Охваченные голубым пламенем, стали светиться автомобили вокруг. Колпаки на колесах машин с треском отлетали в стороны. Потоки лучевой энергии растекались по лобовым стеклам и фарам, крышам и багажникам автомобилей.

На землю посыпались осколки от лопающихся стекол, стали зажигаться фары, качаться дворники на лобовых стеклах, лопаться трубопроводы и шланги. На пол полились масло из двигателей и бензин из баков с горючим.

Потоки энергии достигли и Горца. Словно невесть откуда взявшийся ветер стал развевать его волосы, лицо осветила яркая вспышка света. Он закричал, но крик его потонул в шуме раскачивающихся и сигналящих автомобилей. Широко расставив руки, он стоял посреди гаража с запрокинутой назад головой. Голубое пламя, заливавшеё всё вокруг нестерпимо ярким светом, охватило его с ног до головы. Руки Горца дрожали, однако меч он не выпускал.

Поток энергии не иссякал. Двигатели в некоторых автомобилях самопроизвольно завелись. Лишенные тормозов машины тронулись с места и выехали на середину гаража. Стали лопаться не только фары и лобовые стекла, но и крышки капотов и багажников, крыши кабин. С грохотом взрывались двигатели. Клубы дыма вперемежку с водяной пылью погрузили гараж в почти полную тьму…

Всё закончилось еще более внезапно, чем началось. Обезглавленное тело упало на пол. Свечение исчезло. Автомобили, еще секунду назад отчаянно сигналившие и гремевшие выхлопными трубами, затихли и без движения застыли. Лишь продолжавшие сыпаться на землю осколки разбитых фар напоминали о том, что было здесь еще несколько мгновений назад.

Горец обессилено упал на колени, выронив меч. Мимо него катились по полу колпаки, сорванные потоками энергии с колес автомобилей. Где-то вдалеке раздался вой приближающихся пожарных и полицейских автомобилей.

Горец резко поднял голову. Встреча с полицией была ему совершенно ни к чему. Он быстро встал и, взяв меч, бросился бежать по залитому водой полутемному проходу туда, где стояла его собственная машина. Остановившись под свисавшей с потолка стальной рампой Горец бросил туда меч. Избавившись от улики, которую всё равно никто не догадается искать здесь, он подбежал к белому «порше» в самом дальнем углу гаража. Прыгнув через открытую крышу на переднеё сиденье, он завел мотор. На мгновение откинувшись в кресле перед рулевым колесом, Горец закрыл глаза…

По мощеной дороге из невысокой крепости выехал отряд всадников в медных доспехах и синих клетчатых юбках. Впереди, с деревянным крестом в руках шагал высокий худой монах в длинной, до пят, рясе. Он громко возвещал:

— В тысяча пятьсот тридцать шестой год от Рождества Христова мы отправляемся в поход в поисках победы для клана Мак-Левудов!

Следом за монахом, отцом Ноэлем, гордо вышагивали волынщики. Они старательно выводили фамильный гимн Мак-Левудов. Затем мелодия фамильного гимна сменилась боевым гимном. Со всех сторон к дороге, по которой ехали всадники, стали сбегаться люди. Пастухи, гнавшие овец на выгон, остановились. Дети толкались у огромных лошадей под воинами. Следом за конными бойцами из крепости показались пехотинцы с короткими пиками в руках. У каждого из них, кроме пики, были короткий меч, медный щит, покрытый мехом, и праща. Хотя в Европе уже появилось огнестрельное оружие, здесь, в горах северо-запада Шотландии, еще долгие годы враждующие кланы будут сражаться по старинным гэльским обычаям — мечом и пращой.

Старухи, собравшиеся у дороги, посылали вслед мужчинам крестные знамения. всё знали, куда отправляются воины клана Мак-Левудов. Клан, живший на противоположной стороне узкого глубокого озера Лох-Лир, клан Караган выступил войной на клан Мак-Левудов. Все, кто мог носить оружие, направились в поход.

В первых рядах конных всадников ехали лучшие бойцы клана Мак-Левудов — рыжебородый длинноволосый Ангус и Гуго, невысокий коренастый здоровяк, в противоположность Ангусу темноволосый и с густой черной бородой. Оба они уже не один раз были испытаны в битвах. Рядом с ними ехал на крепкой гнедой кобыле восемнадцатилетний Конор Мак-Левуд — двоюродный брат Гуго. Его длинные, до пояса, волосы развевались на прохладном осеннем ветру. Он ехал на свою первую битву.

— Мак-Левуды! — гордо воскликнул Конор, потрясая сжатой в кулак рукой.

— Мак-Левуды! — откликнулся громкий хор позади. Отец Ноэль, крепко сжимая в руках крест, вышел на деревенскую дорогу — размытое последними дождями грязное месиво среди невысоких домов с покрытыми травой крышами. Разгоняя копавшихся в грязных лужах гусей, отряд шагал к тянувшимся вдоль озера холмам. Гуго с улыбкой взглянул на своего двоюродного брата.

— Ну, что, Конор, боишься? — засмеялся он.

Конор смерил кузена высокомерным взглядом.

— Нет, кузен Гуго, не боюсь, — уверенно сказал он.

В разговор вмешался ехавший чуть позади Ангус.

— Да, Конор, страшно только в первый раз, а потом… Главное — приобрести навык. И не забывай, чему тебя учили!

Гуго кивнул в сторону Ангуса и воскликнул:

— Видишь, Конор, он уже приобрел всё необходимое. Ты же знаешь — он только и делает, что убивает!

Гуго грубо рассмеялся вместе с Ангусом. В этот момент Конор услышал сзади женский крик:

— Конор! Конор!

Он оглянулся. Расталкивая толпу, за отрядом бежала пышнотелая рыжеволосая девушка в длинной юбке и полурасстегнутом на груди жакете.

— Лора!

Придерживая одной рукой волочившуюся по земле длинную юбку, она размахивала зажатым в другой руке букетиком синих цветов.

— Конор, подожди!

Догнав всадников, она подбежала к Конору и протянула ему незабудки.

— Вот, — запыхавшись, сказала девушка, — возьми эти цветы и помни обо мне.

Конор нагнулся и привлек к себе Лору. Он поцеловал её и взял цветы.

— Спасибо.

Лора поправила висевший на груди серебряный крестик и напутственно взмахнула рукой.

— Помни, Конор, что на твоей стороне наш Бог!

Гуго придержал коня и захохотал:

— Я не понимаю, кто тебе нужен — монах или воин!

Она махнула рукой и подбежала к Ангусу.

— Ангус, береги его! — крикнула девушка.

Вместо него ей снова ответил Гуго:

— Не бойся, я знаю, что в нем следует приберечь для тебя!

Под его громкий и грубый смех конники покинули деревню. С озера поднимался густой осенний туман.

Битва началась ранним утром, когда зеленые холмы Шотландского нагорья были покрыты густым, словно эль, туманом.

Воины клана Караганов стояли на вершине холмистой гряды в ожидании врага. Свежий утренний ветер развевал над головами воинов боевой стяг клана — полотнище с тремя листками клевера. Мэрдок, предводитель клана Караганов, поднял голову и посмотрел на высокий утес чуть поодаль. Там, на вершине утеса, стоял в полном боевом облачении на огромном вороном жеребце самый сильный и жестокий воин, который когда-либо появлялся на свет в клане Караганов — Дермот Караган. Это был двухметровый верзила с плечами, напоминавшими о раскидистом дубе. Его огромную голову украшал шлем из черепа горного барса. Мощные доспехи Дермота Карагана были оторочены мехом. В руке он держал длинный тяжелый меч.

Из-за склона на противоположной стороне долины показался фамильный флаг Мак-Левудов — полотнище с двумя буйволиными головами. Следом за стягом на склон высыпали несколько сотен воинов вражеского клана. В первых рядах всадников был и Конор Мак-Левуд.

Над долиной начиналась гроза. Раскаты грома всколыхнули тяжелое небо. Пронзившие низкие тучи ярко-голубые нити молний осветили всадника на высоком утесе. Конор почувствовал, что сегодня ему придется сразиться с этим воином. Конь под Караганом вздыбился и громко заржал. Конору стало не по себе…

Дермот Караган спустился с утеса и подъехал к Мэрдоку, предводителю клана.

— Среди них лишь один интересует меня, — произнес он низким хриплым голосом.

— Да, Дермот, — откликнулся Мэрдок.

— Только один из нас должен остаться, — продолжал Дермот, вытаскивая из ножен меч и осматривая лезвие.

— Да, — кивнул головой Мэрдок.

— Помни, Мэрдок, о нашем договоре, — прохрипел Дермот. — Мальчишка — мой. Никто не должен трогать его.

— Я помню, — кивнул предводитель.

Он выехал чуть вперед своего отряда и взмахнул мечом в сторону вражеского войска.

— Мы начинаем! — крикнул он. — Смерть Мак-Левудам!

Взревев боевые кличи, обе толпы ринулись друг на друга. Пехотинцы посыпались вниз по склонам холмов, чтобы встретиться там, в долине. Музыканты, оставшиеся наверху, с удвоенной силой стали надувать волынки. Звуки музыки вскоре утонули в звоне оружия, конском ржании, криках и стонах раненых.

Противники встретились на самом дне долины, залитой водой от прошедших дождей. Первые трупы и раненые вскоре стали тонуть в воде, которая окрасилась в красный цвет. Гуго и Ангус ворвались в кучу сражающихся, нанося удары мечами налево и направо. Трупы воинов в черных пледах и серых килтах один за другим устилали их путь.

Конор решил драться в пешем строю. Он вскинул меч и громко закричал:

— Мак-Левуды!

Однако никто не спешил напасть на него. Конор брел среди сражающихся с поднятым вверх мечом, пытаясь найти себе соперника.

Несколько вражеских пехотинцев набросились на Гуго. Захрипев, его конь рухнул на мокрую землю, едва не придавив под собой седока. Но Гуго, опытный воин, сумел выбраться из-под убитой лошади и отразить удары мечом, посыпавшиеся сразу с нескольких сторон. Та же участь вскоре постигла и Ангуса. Он упал вместе с конем, но мгновенно вскочил и продолжил бой, круша врагов налево и направо.

Отец Ноэль, словно страж стоявший у креста, который он воткнул в землю посреди схватки, тоже не терял времени даром. Когда рядом с ним один из вражеских воинов собирался нанести смертельный удар противнику, монах внезапно выдернул из-под рясы кинжал с остро отточенным лезвием и перерезал горло врагу. Труп рухнул перед ним на землю. Отец Ноэль спрятал кинжал и, перекрестившись, пробормотал:

— Да простит создатель мне грех мой.

Размахивая мечом, Конор бродил в гуще битвы, пытаясь вызвать на бой вражеского воина. Однако, увидев его, противники разбегались в стороны.

Пытаясь перекричать стоявший над долиной шум, Конор изо всех сил заорал:

— Трусы, деритесь со мной!

Но в ответ он увидел только спины врагов, которые разбегались от него, будто от чумы.

— Нет, нет! Нельзя! — вопили они.

Неподалеку, отчаянно отбиваясь от наседавших на него бойцов из клана Караган, дрался Гуго. Он заметил бродившего среди битвы кузена и, улучив мгновение, весело закричал:

— А ты иди ко мне, Конор!

В это же мгновение кто-то из врагов бросился на него, замахнувшись мечом. Гуго снова занялся своим привычным делом и на время потерял из виду своего двоюродного брата. Он только слышал отчаянный крик Конора:

— Со мной никто не хочет сражаться!

Его крик потонул в шуме битвы. Конор остановился среди сражающихся, почувствовав приближение чего-то смертельно опасного. Оглянувшись, он понял, что это было. Сквозь гущу сражающихся и гибнущих воинов к нему, Конору Мак-Левуду, на страшном вороном коне пробивался, размахивая мечом налево и направо, Дермот Караган. Его отороченные мехом доспехи были забрызганы кровью, шлем из черепа гигантского барса ощерился разинутой клыкастой пастью.

— Матерь Божья… — пробормотал пораженный Конор.

Перед ним лошадь Карагана встала на дыбы, издав такое громоподобное ржание, что Конор попятился назад.

— Сразись со мной! — хрипло крикнул Караган, удерживая лошадь, которая мотала головой.

Конор остановился и выставил вперед меч. Караган спрыгнул с лошади и ринулся на противника. Мак-Левуд попытался нанести рубящий удар, но враг вонзил лезвие клинка ему в бок, под сердце.

Конор судорожно выронил меч и стал хватать ртом воздух. Караган победоносно расхохотался и несколько раз повернул меч в ране, чтобы доставить пораженному противнику еще большие мучения. Конор громко застонал и рухнул на колени. Караган громко захохотал и поднял меч.

Сражавшийся неподалеку Гуго заметил, как Дермот Караган занес клинок над упавшим на колени раненым Конором.

— Нет! Конор! — закричал он.

На ходу отбиваясь от врагов, Гуго бросился к Конору. Его крик услышал и Ангус.

— Быстрее! — заорал он.

Отшвыривая в стороны врагов, Ангус и Гуго с разных сторон бежали к Дермоту Карагану, который прохрипел, занося над головой Конора меч для последнего удара:

— Должен остаться только один!

В этот момент Ангус врезался ему в живот головой. Следом за ним к Карагану подлетел Гуго. Вдвоем Мак-Левуды оттеснили врага. На помощь Карагану бросились воины его клана, и битва возобновилась с новой силой.

Хватавший посиневшими губами воздух Конор услышал из толпы голос Дермота Карагана:

— В другой раз, Мак-Левуд!

Зажимая рукой окровавленную рану на груди, Конор упал на спину. Его меч, так ни разу и не успевший вступить в схватку, лежал рядом, в смешанной с кровью грязи. Битва продолжалась, но Конор уже ничего не слышал. Его широко раскрытые глаза неподвижно смотрели вверх…

Широко раскрытыми глазами Горец смотрел вперед. Он гнал свой автомобиль — белый «порше» с откидным верхом — по узким коридорам подземного гаража. Приземистая машина легко вписывалась в повороты, несмотря на высокую скорость. Горец направлялся к выезду на улицу. Полицейские сирены были слышны совсем недалеко.

«Порше» выскочил на улицу перед гаражом, и Горец был вынужден резко нажать на тормоза. Перед ним остановился полицейский автомобиль. Следом за ним подъехали еще три машины, которые заблокировали дорогу.

Из первого автомобиля выскочил высокий темноволосый полицейский в униформе и выдернул из кобуры револьвер. Он направил оружие на Горца и истошно завопил:

— Руки покажи! Быстро!

Горец неподвижно сидел в машине, не снимая рук с рулевого колеса.

— Давай, давай! — кричал полицейский.

Полицейские стали выбегать и из других машин. На ходу доставая оружие, они прятались за автомобили, словно готовились к перестрелке с бандой гангстеров.

— Не спускайте с него глаз! — орал тот же полицейский. — Он думает, что он крутой!

Не сводя револьвера с Горца, он подбежал к «порше» и схватился за ручку дверцы автомобиля.

— Вылезай из машины!

Горец медленно вышел из автомобиля. Полицейский, убедившись, что в руках подозреваемого нет оружия, сунул револьвер в кобуру и, схватив Горца за плащ, швырнул к стоявшей рядом полицейской машине.

— Давай сюда!

Горец отлетел к машине и застонал, больно ударившись плечом о стойку дверцы. Полицейский грубо схватил его за руки и положил их на крышу машины. Затем он стал бить Горца по ногам.

— Ноги раздвинь! Шире, шире!

Остальные полицейские, не сводя оружия с задержанного, стояли вокруг. Сержант, задержавший Горца, стал суетливо шарить руками по карманам его плаща и брюк.

— Где твои документы, приятель? — возбужденно произнес он.

Наконец, сержант обнаружил в заднем кармане брюк водительское удостоверение. Он поднес документ к самым глазам, пытаясь в вечерней полутьме прочитать фамилию.

— Итак, мистер Нэш, — заорал он прямо в ухо Горцу. — Куда это вы так торопились?

Горец молчал.

— Ладно, — крикнул полицейский.

Он снял с пояса наручники и одел одну дужку на левую руку Горца. Вывернув её назад, он попытался проделать то же самое с правой рукой задержанного. Однако Горец вывернулся и врезал полицейскому по скуле. Не ожидая такой прыти, полицейский рухнул на землю, словно подкошенный.

Мгновенно вокруг Горца вырос лес рук с револьверами. Полицейские защелкали курками. Горец застыл на месте. Выскочивший из кучи полисмен грубо развернул его назад к машине и закричал:

— Давай сюда руки! Ну, быстро!

Сержант поднялся с асфальта и выхватил из кобуры револьвер. Он приставил его к виску Горца и злобно прошипел ему на ухо:

— Не двигайся, приятель, и даже не дыши!

Горец опустил голову. Огни полицейских сирен освещали улицу…

Огни свечей освещали изнутри убогие хижины в деревне клана Мак-Левудов. Поздний вечер принес в дома горе и отчаяние. Отец Ноэль отпускал грехи умирающим — воинам, раненным в битве с кланом Караганов.

Конор лежал на спине, незрячими глазами глядя в потолок. Откуда-то с улицы доносились тягостные звуки волынки. Лора и Ангус посторонились, пропуская к умирающему отца Ноэля. Глаза девушки были полны слез. На лице Ангуса виднелся свежий шрам от удара мечом.

Священник наклонился над Конором и внимательно осмотрел его рану, перевязанную набухшими от крови холщовыми тряпками. Никаких сомнений у него больше не оставалось. Отец Ноэль опустил глаза и осенил себя крестным знамением.

— Во имя отца, и сына, и святого духа, — тихо произнес он на латыни. — Аминь.

Лора наклонилась над Конором и провела рукой по его влажным волосам. Полными слез глазами она взглянула на священника, словно отказываясь верить в то, что он сказал.

— Что?

Ноэль покачал головой.

— Всё кончено.

— Нет, — вскрикнула она и уронила голову на грудь лежавшего без движения Конора.

Священник отступил в сторону.

— Сегодня многие умирают, — мрачно сказал он. — Я должен быть рядом со всеми.

Он низко склонил голову и вышел из хижины. Лора рыдала на груди умирающего Конора. Ангус несколько мгновений смотрел в землю, затем поднял голову и негромко, но властно сказал:

— Тихо!

Девушка зарыдала еще сильнее. Ангус положил руку ей на плечо и произнес:

— Он горец, божьей милостью. Женщина не должна оплакивать его.

Словно не услыхав его слов, девушка рыдала всё сильнеё и сильнее. Конор широко раскрытыми глазами смотрел в потолок. Однако он еще был жив. Грудь его равномерно вздымалась, а в мозгу звенела одна-единственная мысль: «Почему я еще не, умер?…»

Несмотря на поздний вечерний час, в подземном гараже было многолюдно и шумно. Несколько полицейских без особого успеха пытались вытолкать за границы оцепленного участка многочисленных репортеров, зевак и хозяев стоявших в гараже автомобилей. Соревнования по кэтчу уже закончились, и зрители разъезжались по домам. Однако некоторым из них не повезло. Их машины оказались именно здесь.

Полицейские в штатском сгрудились вокруг обезглавленного трупа мужчины в строгом темном костюме. Голова лежала здесь же, в метре от убитого. Лейтенант Фрэнк Маршалл, пожилой грузный мужчина в сером плаще, стоял рядом с трупом и задумчиво отхлебывал горячий кофе из пластикового стаканчика. Он многое видел на своем веку, но этот случай был первым в его практике.

Рядом с ним над телом склонился сержант Уокер, коренастый крепыш с лысиной на всю голову. Он делал какие-то пометки в служебном блокноте. Маршалл и Уокер работали в отделе по расследованию убийств департамента полиции Нью-Йорка. Они выехали на место происшествия после того, как дежуривший в этот вечер неподалеку сержант Клейтон получил сообщение от пожарной службы. Именно Клейтон задержал некоего Расселла Нэша, который пытался скрыться с места происшествия. Сам Клейтон, темноволосый худощавый мужчина лет сорока, в полицейской униформе, находился сейчас неподалеку. Он распоряжался действиями полицейских, организовавших оцепление.

Беспрерывно щелкавшие вспышки фотоаппаратов действовали на нервы лейтенанту Маршаллу.

— Как мне надоели эти ублюдки из вечерних газет! — вполголоса выругался он, глотнув довольно паршивого кофе.

Шум в гараже не стихал. Недовольные владельцы машин громко требовали, чтобы их не смели задерживать здесь.

— Мы будем жаловаться мэру! — кричал один из наиболее нетерпеливых.

— Хоть черту лысому! — рявкнул Маршалл. — Уберите же, наконец, их отсюда!

Полицейские с удвоенной энергией принялись выполнять указание лейтенанта. Они едва не отшвырнули в сторону стройную длинноволосую молодую женщину в узких джинсах. В руках она держала небольшой чемоданчик. Чтобы проникнуть за оцепление, ей пришлось достать из кармана рубашки служебное удостоверение

— Бренда Уайатт, сотрудник экспертного отдела, — прочитал полицейский, посветив фонариком в пластиковый квадратик.

— Пропустите же поскорее! — недовольно сказала Бренда.

Полицейский вернул ей удостоверение и посторонился. Бренда прошла за оцепление, направившись к задумчиво стоявшему лейтенанту Маршаллу.

— Фрэнк, надо было поставить в известность Кейси, — не здороваясь, сказала она. — Как-никак, он у нас начальник лаборатории.

— А, это ты, Бренда, — повернувшись, пробормотал Маршалл.

Она остановилась рядом с лейтенантом как раз в тот момент, когда санитары накрыли обезглавленное тело простыней. Бренда, однако, успела заметить, как выглядел труп.

— О, боже… — пробормотала она.

— М-да, — покачал головой Маршалл.

Бренда обошла вокруг лежавшего на полу тела.

— Есть какие-нибудь подозрения? — спросила она.

Маршалл неопределенно кивнул.

— Мы задержали одного парня. Его зовут Расселл Нэш. По нашим сведениям, владелец антикварного магазина на Бостон-авеню.

Бренда медленно прошла вперед, осматривая место происшествия. Сержант Уокер, на секунду оторвавшись от записей, игриво улыбнулся и сказал:

— Привет, Бренда!

— Привет, — с явно выраженным безразличием сказала она, склоняясь над трупом.

Бренда Уайатт никогда не славилась интересом к мужчинам. Сержант Уокер довольно болезненно переживал эту особенность её характера. Для неё же на первом месте была работа. В свое время Бренда закончила университет штата Нью-Йорк по специальности «металлургия». Поработав некоторое время в музеё Метрополитэн специалистом по закупкам старинных видов оружия, она написала несколько книг, а затем перешла на работу в отдел экспертизы департамента полиции города Нью-Йорка. В сферу её деятельности входили всё вопросы, так или иначе связанные с холодным оружием. Джо Кейси, начальник исследовательской лаборатории в департаменте, справедливо считал Бренду одним из лучших специалистов в области холодного оружия на всем Восточном побережье Штатов.

С первого же взгляда Бренда поняла, что здесь не обошлось без острого клинка. Она задумчиво осмотрелась по сторонам.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — продолжал Уокер. — Впрочем, как и всегда.

Она пропустила мимо ушей дежурный комплимент, занятая поисками орудия преступления. Сержант Клейтон, самодовольно улыбаясь, подошел к Маршаллу.

— Интересно, лейтенант, — похлопывая рукой по кобуре, произнес он, — как вы думаете, от чего он погиб?

Клейтон громко рассмеялся, довольный своей шуткой.

— Я догадываюсь, — мрачно взглянув на сержанта, ответил Маршалл. — Судя по тому, в каком виде мы нашли его здесь, он не перенес расставания со своей головой.

Развить мысль ему помешали владельцы машин, которым снова удалось прорваться через оцепление.

— Лейтенант, когда, наконец, мы сможем уехать отсюда?

— Тихо! — поднял руки Маршалл. — Успокойтесь! Вам придется еще немного подождать, о'кей?

— До каких пор?

— Пока наши эксперты не выполнят необходимых формальностей.

— Да сколько же можно ждать?

Маршалл поморщился и обернулся к Клейтону.

— Черт побери! Да уберите же их, сержант!

Возмущенных обывателей снова оттеснили назад. Когда Клейтон вернулся, лейтенант спросил:

— Когда примерно это случилось, сержант?

— Между десятью и половиной одиннадцатого. Мы получили информацию от пожарной службы о том, что обнаружен труп, в десять тридцать. Здесь сработала аварийная сигнализация. Они выехали на место и нашли его на полу. Мы мгновенно перекрыли выезды из гаража. Между прочим, у этого парня голова отделена от туловища предметом, острым, как лезвие бритвы.

Клейтон явно гордился собой. Он горделиво осмотрелся по сторонам, словно случившееся в гараже было его заслугой. Уокер закончил делать пометки в блокноте и выпрямился.

— В Нью-Джерси два дня назад был подобный случай. Человек был убит таким же способом — ему отрубили голову.

Маршалл почесал затылок.

— Мы, конечно, не в Нью-Джерси, но постарайтесь побыстреё раздобыть информацию об этом.

Бренда прошла к машине, стоявшей неподалеку от того места, где лежал труп. Она присела на одно колено и сунула голову под днище.

— Ого! — воскликнула она.

Маршалл тоскливо осматривал гараж, когда услышал голос Бренды.

— Фрэнк, иди сюда!

Лейтенант неохотно обернулся.

— Ну, что там?

— Я здесь кое-что обнаружила.

Маршалл направился к ней. По пути он рассеянно зацепился ногой за накрытый простыней труп. Едва не выплеснув на себя весь кофе из стаканчика, он выругался:

— Черт побери!

Отряхивая капли темной жидкости с плаща, лейтенант зашагал к женщине, которая аккуратно одевала резиновые перчатки.

— Ну-ка, детка, я взгляну на тебя, — с улыбкой сказала она вполголоса.

Лейтенант прошел мимо лежавшей рядом с трупом головы и недовольно заорал:

— Да прикройте же кто-нибудь эту голову!

Один из полицейских бросился исполнять указание. Чертыхаясь, Маршалл подошел к Бренде. Она осторожно достала из-под днища автомобиля меч с тонким длинным клинком. Ручка меча была выполнена в форме извивающейся змеи, набранной из драгоценных камней и богато инкрустированной золотом и платиной. Бренда с восхищением осмотрела меч, который был настоящим произведением оружейного искусства. Как специалисту, ей было понятно, что она держит в руках настоящеё сокровище. Маршалл, который мало что смыслил в подобных вещах, равнодушно посмотрел на оружие и буркнул:

— Черт возьми, что ты здесь нашла?

Следом за ним к Бренде подошел сержант Уокер и наклонился над мечом.

— Что это?

Повернув меч поближе к свету, женщина бегло осмотрела лезвие и тихо сказала:

— Толедо, Саламанка.

— Что? — скривился Маршалл.

Бросив на лейтенанта укоризненный взгляд, Бренда пояснила:

— Это настоящий испанский меч, которому уже несколько веков. Исключительно редкая вещь.

Маршалл отреагировал по-своему.

— Сколько это может стоить? — деловито поинтересовался он.

Бренда без тени сомнения в голосе сказала:

— Миллион долларов, не меньше.

Маршалл недоверчиво повел головой.

— Любой торговец антиквариатом подтвердит тебе это, — повторила Бренда.

Маршалл и Уокер переглянулись.

Горец сидел в небольшой комнате, отделенной от остального участка стеклянными стенами. В коридоре толпились полтора десятка задержанных вечером проституток, сутенеров, нарушителей общественного порядка и прочих антиобщественных элементов. Молодцеватого вида сержант, не торопясь, разбирался с каждым из них. На подоконнике, сложив руки на груди, сидел сержант Клейтон. Он сверлил Горца взглядом, в котором без труда угадывалось единственное желание — пустить в ход резиновую дубинку, которая висела у него на поясе. Горец не поднимал взгляда, уставившись в крышку пустого стола, который стоял перед ним. Легкий шум доносился из-за стенок.

Горец прекрасно понимал, что его задержание было совершенно незаконным. До сих пор ему не предъявили никакого обвинения, не позволили позвонить, держали взаперти. Вообще-то, он мог просто встать и выйти из этой комнаты и никакой Клейтон не мог бы помешать ему. Однако любопытство пересиливало: что могут сказать ему эти люди? У них нет никаких улик. Даже если бы они смогли найти его меч, вряд ли им удалось бы доказать, что меч принадлежит ему, Горцу, а в этой жизни — Расселлу Нэшу. Поэтому он спокойно сидел за столом, не поднимая глаз.

Он почувствовал, что Клейтон посмотрел на него с какой-то особенной ненавистью. Горец поднял голову и пристально посмотрел в глаза сержанта. Тот начал мелко моргать, не выдержав взгляда проницательных черных глаз, а затем и вовсё отвернулся в сторону. Горец знал, что спустя несколько мгновений Клейтон должен был от бессилия наброситься на него, но положение спас лейтенант Маршалл.

Он вошел в комнату, тяжело сопя. Маршалл держал в одной руке неизменную чашку кофе, в другой — длинный тонкий предмет, завернутый в полиэтиленовую пленку. Судя по очертаниям, это был меч Фазиля. При этом Маршалл умудрялся держать под мышками папку с какими-то документами и поднос для кофе.

Он поставил перед собой на столе чашку, затем положил остальное. Горец молча следил за тем, как Маршалл отпил немного кофе, достал из наружного кармана пиджака футляр с очками и стал рыться в папке. Вслед за Маршаллом в комнату неслышно вошел сержант Уокер, который занял место на подоконнике, рядом с Клейтоном. Наконец, лейтенант нашел в папке то, что искал. Это была довольно дурно сделанная фотография мужчины с крупными чертами лица и совершенно лысой головой. Горец знал его — это был один из них. Только сегодня утром Горец прочел в газетах, что тот погиб в Нью-Джерси. Очевидно, это было дело рук Фазиля…

Маршалл бросил фотоснимок на стол перед Горцем!

— Видел когда-нибудь этого человека? — угрюмо спросил лейтенант.

Горец наклонился к столу, равнодушно взглянул на фотографию и холодно ответил:

— Никогда.

Маршалл пожевал губами, взял фотографию и сунул её в папку. Тяжело вздохнув, он произнес:

— Его фамилия Васелек. Он был поляком.

Горец пожал плечами.

— Ну и что?

Маршалл усмехнулся.

— А то, что два дня назад в Нью-Джерси ему отрубили голову, точно так же, как сегодня вечером было в гараже.

Горец откинулся назад на стуле, не демонстрируя абсолютно никаких чувств относительно сказанного Маршаллом. Лейтенант хмыкнул и спросил безнадежным голосом:

— Ты бываешь в Нью-Джерси?

Горец покачал головой.

— Если у меня там нет дел, то не бываю.

Клейтон, до сих пор тихо сидевший на подоконнике, злобно прошипел, не сводя глаз с Горца:

— Ты сам откуда?

Едва повернув голову в сторону Клейтона, Горец ответил:

— Я родился в Сиракьюсе, штат Нью-Йорк.

Маршалл задумчиво поскреб щеку и положил завернутый в полиэтилен меч перед Горцем.

— Ты торгуешь антикварными изделиями, — сказал он. — Очень хорошо. Что это такое?

Горец медленно наклонился над свертком и несколько секунд пристально смотрел на него. Затем он откинулся на стуле и полувопросительно ответил:

— Меч?

Издевательский тон его голоса заставил Клейтона потерять терпение.

— Умничаешь, зараза? — крикнул он, выходя из себя.

Горец повернул голову в сторону сержанта Клейтона и пристально посмотрел ему в глаза. Тот снова стал беспомощно моргать, правая щека его задергалась о нервном тике.

Маршалл с сожалением посмотрел на Клейтона и терпеливо сказал, обращаясь к Горцу:

— Это настоящий испанский меч. Толедо, Саламанка. Он стоит примерно миллион зеленых.

И вновь допрашиваемый никак не отреагировал.

— Ну и что? — так же равнодушно произнес он.

Это удивило Маршалла и укрепило его в подозрениях относительно этого самого Нэша. Любой другой торговец антиквариатом при виде такого товара просто брызнул бы в штаны кипятком. А этот и ухом не ведет. Маршалл наклонился над столом и угрожающе сказал:

— А я тебе сейчас расскажу, что. Ты же был в гараже?

— Да, — спокойно ответил Нэш.

— Да, — кивнул головой лейтенант. — И знаешь, что ты там делал? Ты хотел купить этот меч у парня по имени…

Тут он намеренно замялся, пытаясь спровоцировать допрашиваемого и поймать его на слове. Однако Нэш усмехнулся и вновь свободно откинулся на спинку стула.

— Я не знаю его имени, — внятно произнес он.

Маршалл попытался скрыть свое разочарование, но ему это плохо удалось. Он поморщился и опустил глаза.

— Ладно. Его звали Аман Фазиль, — спустя несколько мгновений произнес Маршалл. — Ну, как бы то ни было, вы стали торговаться, но не сошлись в цене. И ты отрубил ему голову этим самым мечом.

Горец засмеялся.

— Это все, что вы можете предположить, лейтенант?

Маршалл напряженно вскинул голову.

— А что?

Горец придвинулся к нему и с улыбкой сказал:

— Я могу выдвинуть другие теории.

— Ну, например?

Горец пожал плечами.

— Например, такую. Этот… как вы сказали? Фазиль… был на матче. Ему ужасно не понравились сегодняшние соревнования. Он спустился вниз, в гараж, там почувствовал, что ему жить не хочется после такого. Тогда этот самый Фазиль достал из машины меч и с горя отрубил себе голову. Похоже?

Сидевший на подоконнике Уокер рассмеялся. Маршалл смерил его испепеляющим взглядом и сквозь зубы произнес:

— Это не смешно, Уокер.

Сержант мгновенно проглотил смех. В комнате воцарилась тишина. Маршалл исчерпал свои аргументы и беспомощно наклонился над столом. В этот момент раздался голос Клейтона.

— Ты — голубой, Нэш? — грубо спросил он.

Горец смерил его презрительным взглядом.

— Я смотрю, ты никак не можешь оставить в покое мою задницу. Что, она тебя сильно заинтересовала?

Клейтон вскочил с подоконника и возбужденно подошел к Нэшу. Лейтенант тяжело вздохнул и отвернулся.

— Я скажу тебе, что произошло, Расселл, — с ударением на имени сказал Клейтон.

Он наклонился над Горцем, опершись рукой о спинку стула. Горец смотрел в сторону.

— Ты пошел в гараж, — произнес с неприятной улыбкой сержант, — чтобы этот Фазиль… А платить ты не захотел. Вот вы и поссорились.

Горец медленно повернул голову и с презрением произнес:

— Ты просто больной.

Тот попытался ударить допрашиваемого кулаком в лицо. Однако Горец легко увернулся от удара, затем вскочил со стула и прижал Клейтона к стенке.

— Ты что — сумасшедший? — заорал Маршалл, вскакивая с места.

Горец врезал Клейтону по зубам. В следующий момент Уокер вынырнул у него за спиной и попытался оттащить его от Клейтона. Однако Горец с разворота двинул ни в чем в общем-то неповинному Уокеру локтем в лицо. Удар был так силен, что бедняга Уокер оказался на полу у противоположной стенки комнаты. Лишь вовремя выросший перед Горцем лейтенант Маршалл прекратил стычку.

— Тихо, тихо! — воскликнул он, оттесняя Горца в сторону.

Тот отошел от съезжавшего по стене Клейтона и, тяжело дыша, отряхнул плащ.

— Ладно, — сказал он возбужденно.

— Успокойся, Нэш! — воскликнул Маршалл.

Шпана, собравшаяся в коридоре вокруг стеклянных стен комнаты для допросов, стала шумно приветствовать человека, который не побоялся врезать этим гнусным копам. Проститутки стали громко визжать от восторга, прочие стучали ладонями по стеклам.

— Я, что — арестован? — вызывающе спросил Горец.

Маршалл помог подняться Клейтону, который вытирал испачканное кровью лицо, а затем пробурчал:

— Пока нет.

В его голосе слышалось явное сожаление. Горец направился к двери.

— В таком случае, я пошел.

Он решительно открыл дверь и вышел из коридора. Маршалл едва успел крикнуть ему вслед:

— Нэш, не уезжай из города!

Улицы ночного Нью-Йорка были пусты. Потрепанный «шевроле» стремительно летел по широким магистралям. Радио в машине было включено.

— В подземном гараже Мэдисон-Сквер-Гардена полиция Нью-Йорка обнаружила труп человека с отрубленной головой, — сообщил голос ведущего ночную пере дачу. — Полиция начала расследование. Лейтенант Маршалл из отдела по расследованию убийств отказался сообщить прессе какие-либо имена…

— Я знаю его имя… — хрипло сказал Дермот Караган.

Он выключил радиоприемник и сунул в магнитолу кассету. Звенящие гитарные аккорды разорвали тишину, нарушаемую только шумом мотора. Караган прибавил газу.

«Шевроле» выехал на Бруклинский мост. Караган гнал машину к Нижнему Ист-Сайду. В этом районе трущоб он мог легко спрятаться в какой-нибудь вшивой гостинице…

Отель с претенциозным названием «Рай» был именно таким местом, которое было нужно Карагану. Он остановил машину перед обшарпанной дверью, освещаемой единственным тусклым фонарем. Весь багаж Карагана умещался в небольшом деревянном ящике с ручкой, который напоминал футляр для какого-нибудь музыкального инструмента.

Караган захлопнул крышку багажника и вошел в дверь гостиницы — невысокого трехэтажного строения, которому исполнился уже первый десяток лет.

Стоявшего за деревянной стойкой гостиницы молодого человека лишь с большой натяжкой можно было назвать портье. Грязная майка в паре с умирающими от старости джинсами, немытые волосы и лицо с явными следами излишеств отнюдь не создавали приятного впечатления о том месте, где собирался остановиться Караган. Портье задумчиво теребил сережку в левом ухе, пока Караган вписывал свое имя в книгу регистрации постояльцев. Он назвался Виктором Крюгером.

Портье подождал, пока гость закончит писать, затем повернул к себе книгу и прочитал имя.

— О'кей, мистер… Крюгер. Вот ключи от вашего номера. Триста пятнадцатый, на третьем этаже. К сожалению, больше свободных номеров у нас нет.

Он протянул ключи постояльцу, но не торопился их отдавать.

— Э-э… — промычал портье. — Задаток двадцать долларов… Может быть, вы сможете внести его сейчас?

Караган вытащил из кармана пачку долларовых бумажек и протянул портье двадцатку. Очевидно, мало кто из постояльцев откликался на эту просьбу, потому что глаза портье вспыхнули при виде денег, а руки предательски задрожали. Он схватил деньги и нервно произнес:

— О, благодарю вас… Если… если вам что-нибудь понадобится… ну, выпивка, дурь, бабы… э-э… вы только скажите…

Караган взял ключи и молча зашагал по лестнице. Сидевший рядом со стойкой пьяный седоволосый негр с бутылкой в руке сипло засмеялся беззубым ртом.

— Такому парню хоть пять баб подавай, всё равно мало будет, — прошамкал он.

Портье, разглядывая банкноту, бросил через плечо:

— А ты, черномазая развалина, не болтай там!

Негр засмеялся еще громче.

— Я правду говорю! — махнул он бутылкой.

Портье в приступе необъяснимой злобы швырнул в негра книгой для регистрации постояльцев.

— Заткнись!

Караган закрыл за собой дверь и осмотрелся. Большая комната с продавленной кроватью, неким подобием люстры под осыпающимся потолком и древней мебелью в полной мере соответствовала сумме, которую с него запросили здесь.

Швырнув на кровать кожаную куртку с заклепками Караган аккуратно положил перед собой на полу деревянный чемодан. Под грязной тряпкой, покрывавшей содержимое чемодана, оказался разобранный на части меч. Караган стал собирать его.

Спустя минуту он держал в руках длинный тяжелый клинок с массивной стальной ручкой. Внезапным движением Караган нанес воображаемому противнику рубящий удар сбоку. Меч со свистом разрезал воздух. Караган наносил удары вновь и вновь, из разных позиций. Он управлялся с оружием так, словно никогда не расставался с ним. Удары были сильными и ювелирно точными.

После этой небольшой тренировки Караган на мгновение застыл с мечом в вытянутых руках и хрипло произнес:

— Наконец-то. Скоро последняя встреча.

Внезапно в дверь постучали. Караган не успел ничего ответить, как в комнату вошла ярко накрашенная особа лет двадцати, в короткой кожаной юбке, из-под которой были явственно видны ярко-красные чулки на подвязках. Верхнюю часть тела девушки едва прикрывал кожаный жилет.

— Привет! — сказала девушка, жуя резинку. — Меня зовут Конфетка.

Караган обернулся и, бросив короткий взгляд на гостью, хрипло сказал:

— Конечно, ты и есть Конфетка… Дверь за ней захлопнулась…

Утром Бренда сидела в лаборатории. Работы было довольно много, но она решила начать с исследования стали, из которой был сделан найденный вчера в подземном гараже Мэдисон-Сквер-Гардена испанский меч. Его клинок в нескольких местах был покрыт довольно глубокими зазубринами. Отобрав несколько кусочков металла, Бренда начала рассматривать их под микроскопом. То, что она увидела, поразило ее. Состав стали был совершенно иным, нежели то, с чем она сталкивалась раньше. От работы её оторвал стук в дверь.

— Войдите!

На пороге комнаты появился Джеффри Стайн, коллега по экспертному отделу.

— Привет, Бренда! У меня есть для тебя небольшой подарок.

— Здравствуй, Джефф, — ответила она, оторвавшись от микроскопа. — Что там у тебя?

Джеффри полез в карман белого халата и достал маленький полиэтиленовый пакетик. Помахав перед носом Бренды, Джеффри положил пакетик на стол у микроскопа.

— Частицы металла, которые мы извлекли из шеи и костюма того парня в подземном гараже, — пояснил он.

— Вы все-таки смогли это сделать?

— Да, — улыбнулся Стайн. — Наверное, он плохо побрился или лезвие сломалось…

Он вышел из лаборатории. Бренда задумчиво повертела в руках пакетик с едва заметными пылинками металла и снова обратилась к микроскопу.

— Ничего не понимаю… — пробормотала она спустя несколько секунд. — А что же здесь?

Она осторожно вытряхнула на стекло пылинки металла, которые принес Джеффри и снова прильнула к окуляру. Результаты предварительного исследования требовали немедленно провести спектральный анализ. Бренда с образцами металла направилась в соседнюю комнату.

Анализатор спектра выдал несколько характеристик, в которые Бренда никак не могла поверить. Она впервые в своей жизни встречалась с такими цифрами.

— Этого не может быть… — сказала она, глядя на компьютерную распечатку. — Сукин сын…

Был уже поздний вечер, когда Горец осторожно вошел в подземный гараж Мэдисон-Сквер-Гардена. Сегодня в зале никаких соревнований не проводилось, поэтому под низкими бетонными сводами почти не было машин. Очевидно, перерубленный кабель еще не успели починить, поскольку горели только несколько ламп.

Горец едва ли не на ощупь добрался до рампы, на которой он спрятал свой меч. Чтобы обнаружить его, пришлось щелкнуть зажигалкой. Оружие было на месте.

Сняв меч с рампы, Горец осторожно сунул его в бамбуковые ножны под плащом.

В этот момент он услышал неподалеку какой-то шум. Это были шаги человека. Горец нырнул в полутьму и спрятался за широкой бетонной колонной.

Вначале он увидел луч фонарика, который шарил по земле в нескольких метрах от колонны. Затем Горец смог разглядеть и человека, который осторожно шел к месту посередине гаража, огражденному желтыми ленточками с надписью: «Не входить!» Это была Бренда Уайатт. Горец никогда не встречал её прежде, но лицо девушки показалось ему знакомым. Он определенно раньше видел ее, но где?…

Бренда освещала себе путь узким лучом фонарика, тихо ступая по плитам пола. На плече у неё висела большая сумка, из которой торчала ручка какого-то инструмента. Она подошла к огражденному месту и нырнула под ленточки. Здесь было немного светлее, поскольку прямо над этим местом горела одна из немногочисленных ламп.

Горец, наконец, понял, что за прибор был в сумке у девушки, когда она достала его и направила прямо перед собой. Это был металлоискатель последней конструкции, со встроенными электронным и звуковым индикатором. Горец явственно услышал в ночной тишине звук зуммера.

Незаметно для Бренды высунувшись из-за колонны, он наблюдал за всеми её действиями. Писк звукового индикатора усилился, когда девушка приблизилась к колонне с хорошо заметным следом от удара мечом. Звук стал особенно громким, когда Бренда остановила металлоискатель у поврежденного участка колонны.

Девушка направила луч фонарика на колонну и удовлетворенно хмыкнула, увидев след от удара. Она спрятала металлоискатель в сумку, достала маленькую колбочку и металлический пинцет. Зажав фонарик под мышкой, Бренда аккуратно достала из бетона маленький кусочек стали, застрявший там. Она положила его в колбу, которую немедленно спрятала в сумке.

В этот момент она услышала где-то неподалеку какой-то шум — словно ботинком задели валявшуюся на полу железку. От испуга девушка едва не выронила фонарик.

— Кто здесь? — сдавленным голосом сказала она.

Между колоннами мелькнула тень. Бренда торопливо застегнула сумку и бросилась бежать к выходу из гаража…

В этот поздний час в баре «Киви» было совершенно пусто. Бренда часто бывала здесь и бармен, высокий светловолосый парень по имени Стэнли, хорошо знал её и её вкусы.

— Привет, Бренда, — сказал Стэнли, когда девушка, тяжело дыша, вошла в бар и уселась перед стойкой.

— Тебе, как обычно?

— Да, — кивнула она, — только побольше.

— О'кей, как скажешь.

Он повернулся к выставленным за спиной бутылкам, выбрал темный ликер «Драмбьюи» и взял стакан. Стэнли открыл бутылку, поставил стакан на стойку перед девушкой и стал медленно наливать напиток.

— Скажешь, когда… — произнес он.

Бренда следила за тем, как стакан наполнялся густой жидкостью.

— Когда, — сказала она.

Стакан был полон. Стэнли приподнял брови, но не произнес ни слова. Очевидно, Бренда нуждалась сейчас именно в такой порции. Она выглядела очень нервно и пыталась скрыть дрожь в руках. С заметным облегчением она сделала несколько больших глотков, почти мгновенно опустошив стакан.

Входная дверь скрипнула. В бар вошел еще один посетитель.

— Извини, Бренда, — сказал бармен, — я сейчас. Он направился к посетителю, который уселся чуть позади Бренды.

— Добрый вечер, — приветствовал его Стэнли. — Что будете пить?

— Сухой мартини с апельсиновым соком, — тихо ответил тот.

Стэнли стал делать коктейль, попутно осведомившись у посетителя в длинном светлом плаще:

— На улице стало холоднее?

— Да, — кивнул головой посетитель.

Он взял протянутый барменом высокий стакан и, сделав пару глотков, неожиданно спросил у Стэнли:

— Ты часто бываешь в Мэдисон-Сквер-Гардене?

Бармен ничего не успел ответить. Бренда, занятая мыслями о том, что она только что пережила в подземном гараже, услышав название зала, резко обернулась и спросила: — Что? Что вы сказали?

Горец — именно он вошел в бар вслед за Брендой — сделал удивленные глаза и показал на себя пальнем

— Кто — я?

Она быстро допила остатки ликера, взяла сумку и подошла к Горцу. Остановившись рядом с ним, Бренда возбужденно переспросила:

— Что вы сказали?

Горец спокойно отпил мартини и, пристально глядя на девушку, произнес:

— Мэдисон-Сквер-Гарден. Вы часто там бываете?

— А что? — настороженно спросила она.

Горец задумчиво повертел в руках полупустой стакан и медленно произнес:

— Баскетбол… бокс… цирковые представления… кэтч…

Бренда возмущенно воскликнула:

— Вы, что, следите за мной? Почему вы задаете мне эти вопросы? Кто вы такой?

Горец улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:

— Можно я провожу тебя домой, Бренда?

Она в растерянности помолчала, затем гордо сказала:

— Я сама дойду.

С этими словами Бренда достала из кармана измятую десятку и бросила её на стойку. Горец проводил взглядом удаляющуюся фигуру и стал медленно допивать остатки мартини.

Он вышел из бара спустя несколько минут. На улице было довольно прохладно. Горец поежился и туже затянул пояс плаща. Вокруг не было ни единой души, но это не могло обмануть его. Он чувствовал приближение такого же, как он. Словно электрический заряд такого же знака был где-то рядом. Кто же это? Фазиль мертв, Васелек мертв… Остались только Кастегир и… Нет, этого не может быть…

Горец шагнул в темноту. Из-за угла за ним внимательно следила Бренда Уайатт. Когда он направился вдоль невысокого бетонного забора, за которым находился какой-то заводик, Бренда осторожно пошла следом за ним.

Горец почувствовал, что за ним следят. Он даже догадывался, кто это. Нужно немедленно скрыться. Он прибавил шагу, а затем быстро побежал мимо забора. Внезапно ограда исчезла. Горец нырнул за последний бетонный пролет и остановился там.

Спустя секунду он услышал быстро приближающиеся звуки шагов. Это была Бренда. Она даже не успела вскрикнуть, когда чьи-то руки обхватили её и, зажав рот, потащили за ограду.

— Тсс… — прошептал Горец. — Тихо!

Он отпустил руку и разжал ей рот. Бренда не успела вымолвить ни единого звука, как внезапно рядом с ними словно из-под земли вырос широкоплечий детина ростом никак не меньше двух метров в кожаных джинсах и куртке с множеством заклепок. В руках он держал огромный меч с узким лезвием. Детина хрипло засмеялся и взмахнул мечом.

Горец и Бренда инстинктивно нагнулись и клинок с неприятным скрежетом прочертил длинную полосу в бетонном ограждении, которое было у них за спиной. Горец толкнул Бренду в сторону и сам бросился за ней следом. Караган метнулся за ним.

Горец остановился у покрытого ржавчиной бака. Караган с ревом взмахнул мечом. Горец уклонился от удара. Клинок прорубил насквозь стенки бака, из которых повалил густой пар.

Горец был безоружен. Свой меч он оставил в машине. Пытаясь хоть как-то защититься, он схватил валявшийся на земле толстый резиновый шланг и стал вертеть, им над головой, не подпуская Карагана. Однако это недолго служило ему защитой. Караган перехватил шланг, зажал его под мышкой и рывком отшвырнул Горца в сторону. Тот едва удержался на ногах.

В ту же секунду он услышал голос Бренды:

— Держи!

Она бросила Горцу метровый обрезок стальной трубы. Это пришлось весьма кстати — Караган снова замахнулся мечом. Горец парировал обрезком трубы удар меча, затем изловчился и врезал противнику в плечо. Караган потерял равновесие и отлетел в сторону.

Горец бросился бежать вдоль нагромождения трубoпроводов и стальных конструкций. Быстро пришедший в себя Караган метнулся за ним. Бренда со страхом следила за тем, как Горец снова отбивался от наседающего врага. Однако на этот раз удача была на стороне Горца — он выбил меч из рук противника и нанес ему несколько ударов обрезком трубы.

Внезапно ситуация в схватке резко изменилась. Караган пришел в себя, перехватил оружие Горца, вырвал трубу из его рук и ударом наотмашь сбил с ног ненавистного Мак-Левуда. Горец вскрикнул от боли. Он лежал на холодной земле, закрываясь от жестоких ударов Карагана. Бренда закричала от ужаса.

— Нет! Что вы делаете?

Её крик вспорол ночную тишину. Караган отшвырнул трубу в сторону и хрипло захохотал:

— Очень рад видеть тебя, Мак-Левуд! Очень рад!

Он схватил Горца за полы плаща, поднял с земли и прижал спиной к переплетению труб.

— Может быть только один! — заревел он.

Из последних сил Горец оттолкнул врага. Тот кинулся к своему мечу, который валялся неподалеку. Горец тоже не терял времени даром. Он схватил обрезок трубы и ударил нагнувшегося противника по спине. Тот злобно заревел и наугад махнул мечом в сторону Горца. Парировав удар, Горец сам перешел в наступление. Схватка разгорелась с новой силой. Соперники ожесточенно наносили удары друг другу.

В этот момент место схватки озарил яркий свет прожектора. Над противниками завис полицейский вертолет.

— Внимание! — раздался усиленный громкоговорителем голос из вертолета. — Это полиция Нью-Йорка! Немедленно бросьте оружие и поднимите руки над головой!

Встреча с полицией не входила в планы ни одного, ни другого. Караган опустил меч и прохрипел:

— У нас еще будет возможность встретиться, Мак-Левуд! Я тебя найду!

Он бросился в сторону и спустя мгновение исчез в темноте. Горец отшвырнул в сторону обрезок трубы и тоже растворился в темноте. Бренда бросилась за ним. Она нагнала его через несколько десятков метров и схватила за полу плаща.

— Стойте!

Горец обернулся и недоуменно посмотрел на девушку.

— Ради бога, расскажите мне, что произошло, — горячо заговорила она. — Что он имел в виду, когда крикнул, что может остаться лишь один?

— Что?

— Я хочу знать! — воскликнула она.

— Замолчи! — неожиданно грубо крикнул он.

Тяжело дыша, она умолкла.

— Больше не смей следить за мной! — крикнул Горец. — У тебя всего одна жизнь и, если она дорога тебе, отправляйся домой!

Он резко развернулся и ушел, оставив Бренду одну на полутемной улице. Несколько мгновений она стояла неподвижно. Резкий грохот заставил её вздрогнуть. Мимо, гремя колесами, пронесся поезд метро…

Таверна в деревне Мак-Левудов на берегу озера Лох-Лир была полна народу. Сложенные из обтесанного камня стены покрылись капельками влаги. В углу шумно ругались местные пьянчуги, не поделившие кружку эля.

В центре таверны, на тяжелых дубовых стульях сидели отец Ноэль, Ангус и Гуго. Они молча пили хмельной напиток из грубых деревянных кружек. Когда кружки опустели, Лора принесла еще бутыль.

— Ты же всё видел, Ангус, — хмуро произнес Гуго. — Он должен был умереть.

Ангус опустил глаза. Отец Ноэль тяжело вздохнул и стал рассеянно перебирать четки. Лора упрямо мотнула головой.

— Я же говорю — в него вселился дьявол, — быстро заговорила она.

Дверь в таверну открылась и на пороге показался Конор Мак-Левуд. Он радостно улыбался. В таверне мгновенно воцарилась напряженная тишина. всё находившиеся здесь дружно, как по команде, обернулись и настороженно смотрели на него. Конор почувствовал перемену атмосферы — улыбка медленно сползла с его лица.

Он медленно прошел туда, где сидели Ангус, Гуго и Ноэль. Выносившая помои кухарка криво улыбнулась Конору, но в этой гримасе было лишь любопытство, наполовину смешанное со страхом. Другие же и вовсё избегали встречаться с ним взглядами. Отвернулись Гуго и Ноэль. Ангус сидел, не поднимая глаз.

Конор остановился рядом с ними и снова улыбнулся, расставив в стороны руки. Он действительно был мало похож на человека, который еще вчера неподвижно лежал на кровати с перевязанной грудью и слышал дыхание смерти. Гуго поднял голову и мельком взглянул на Конора.

— Пить с нами собрался? — мрачно спросил он.

Конор непонимающе мотнул головой.

— А в чем дело, Гуго?

Он посмотрел по сторонам. Искоса следившие за ним посетители таверны мгновенно отвернулись либо отвели глаза.

— Дело в тебе, — опустив голову, сказал Гуго.

Он снова поднял голову и Конор увидел его полные ненависти и страха глаза.

— Ты же еще вчера был трупом! — зло выкрикнул Гуго. — Как ты смог выжить?

Конор наклонил голову.

— А ты бы хотел, чтобы я умер? — тихо произнес он.

Лора подошла к нему сбоку и пробормотала:

— Но это неестественно…

Она протянула к нему руки, но, словно боясь обжечься, отдернула ладонь. Конор нахмурился.

— Наверное, он сын Люцифера… — неуверенно сказала Лора.

Конор метнул на неё злой взгляд. Он прекрасно понимал, что могли означать для него эти слова. Еще совсем недавно, лишь несколько недель назад в деревне сожгли ведьму. Её назвали дочерью Люцифера за то, что она смогла излечиться от бородавок.

— Не говори так! — воскликнул Конор.

— Я скажу! — закричал Гуго.

Он резко встал со стула. Взоры всех посетителей заведения обратились к нему. Ангус продолжал сидеть, низко склонив голову.

— В тебя вселился дьявол! — громко сказал Гуго, показывая рукой на Конора.

В толпе поднялся шум.

— Мы же были с тобой друзьями столько лет… — с надеждой произнес Конор.

Гуго пристально посмотрел на Конора.

— Конор Мак-Левуд был моим другом, — жестко сказал он. — А кто ты такой — я не знаю.

В поисках защиты Конор сел на стул рядом с Ангусом. Тот не поднимал глаз.

— Ангус?

Конор положил руку на плечо Ангуса. Тот отстранился и тихо сказал:

— Лучше уходи, Конор.

— Я никуда не уйду, — упрямо мотнул он головой.

В таверне вновь повисла тишина. Мгновение спустя она нарушилась — на голову Конора опустилась тяжелая бутылка. Осколки стекла со звоном разлетелись в стороны…

Толпа, собравшаяся на главной улице деревни, кричала и улюлюкала. Люди бросали камнями и комьями грязи в Конора Мак-Левуда. Его руки и шею сковали ярмом. Удары сыпались со всех сторон. Громкие крики женщин оглушали «сына Люцифера»:

— Сжечь его! Сжечь!

Выскочивший из толпы старик изо всех сил ударил Конора толстой палкой, которая сломалась на спине закованного в ярмо отверженного. Конор упал в грязь и тут же несколько человек стали бить его ногами. Задыхаясь, Конор сумел подняться и побежал сквозь толпу. Его пинали и били, толкали и оплевывали. Беззубые старухи, потрясая костлявыми кулаками, изрыгали проклятия. Дети громко визжали, швыряя в Конора камни и палки.

— Он — дьявол! Дьявол!

Больше всех старалась Лора. Она бежала рядом с Конором и плевала ему в лицо. Из большой раны на голове Конора сочилась кровь. Она заливала ему глаза. Мокрые волосы спутались и слиплись от грязи и крови. Огромный булыжник угодил в голову несчастного. Он упал лицом в землю, не в силах подняться. Мгновенно вокруг него собрались охотники безнаказанных развлечений. Конора били ногами, втаптывали в грязь.

Он понял, что нужно встать, иначе его здесь просто затопчут. Конор громко закричал, пересиливая себя, и поднялся с колен. Он побежал дальше, за деревню. Толпа ринулась за ним.

— Сжечь его! — завизжали женщины. — На костер!

Навстречу Конору шел Гуго. Конор бросился к нему, в надежде найти защиту.

— Гуго! — захлебываясь от слез и крови, крикнул он.

Толпа остановилась. Гуго подошел к своему кузену и с размаху ударил его кулаком в живот. Конор едва не упал. Давясь от кашля, он согнулся. Гуго стал наносить ему удар за ударом — в лицо, грудь, живот. Толпа яростно завыла. Еще несколько мгновений — и участь Конора была бы решена.

Однако в этот момент раздался громогласный крик Ангуса:

— Гуго, остановись!

Тот на секунду замер. Из толпы, протискиваясь между сгрудившимися вокруг зеваками, к Конору пробрался Ангус.

— Что ты делаешь, Гуго? — закричал он. — Это же твой брат!

Толпа возмущенно зашумела. Гуго, будто не услыхав слов Ангуса, еще несколько раз ударил Конора. Ангус бросился на Гуго, оттолкнул его от Конора и прикрыл избиваемого собой. На мгновение готовая растерзать отверженного масса отступила.

— Остановитесь, люди! — закричал Ангус. — Остановитесь! Он же вырос среди нас, в нашей деревне! Он жил здесь, на берегу этого озера! Мы не можем убить его! Мы должны изгнать, но не убивать его!

Лора отчаянно завизжала:

— Нет! Сжечь его!

Она бросилась на Конора и вцепилась ему в волосы. Еще один смельчак, выскочивший из толпы, ударил Конора головой в лицо. Тот застонал от боли. Ангусу едва удалось защитить Конора. Он снова закрыл его своей спиной. Толпа стала угрожающе надвигаться на Ангуса. Он повернулся к Конору и спросил:

— Ты сможешь идти?

Конор с благодарностью взглянул на Ангуса и прошептал:

— Я дойду до края земли.

Ангус кивнул.

— Иди, Конор. Господь спасет тебя.

Это был поступок настоящего воина. Конор, глотая слезы, направился к холмам. Оглянувшись, он сказал:

— Я никогда не забуду твоей щедрости, Ангус…

Конор поднимался всё выше и выше в горы. Руки и шея его были по-прежнему скованы ярмом, но это уже не страшило его. Деревня осталась далеко внизу. Он был изгнан, но не сожжен на костре или затоптан в грязь…

Луна много раз сменила солнце, прежде чем Конор Мак-Левуд добрался до одинокой каменной башни в стороне от большой деревни, располагавшейся неподалеку от моря. Здесь жила девушка по имени Хезер. Она дала приют путнику с черными глазами…

Горец медленно шел по Бостон-авеню. Город уже начинал жить утренней жизнью. По улицам сновали автомобили, развозившие молоко и свежие булки, но прохожих еще не было. Пачки газет лежали у еще закрытых газетных ларьков.

Горец открыл ключом высокую дубовую дверь старомодного двухэтажного строения, которое одновременно было его домом и рабочим местом. На первом этаже дома располагался антикварный магазин, владельцем которого он был. Весь второй этаж занимала его квартира — огромный холл, просторная спальня и комната, которую можно было бы назвать «комнатой воспоминаний». Здесь всё напоминало о том, что было с Горцем раньше. Начиная с тех прекрасных и далеких дней в одинокой каменной башне, вместе с Хезер, его первой настоящей любовью…

Горец поднялся в свою квартиру, и устало сбросил плащ. Достав из холодильника бутылку «Драй Сэк» — сухого английского хереса, он взял стакан и направился в свою комнату. Это было просторное помещение, отделенное от холла массивной дверью. На стенах, овалом замыкавшихся у двери в комнату, висели шотландские пледы и килты, береты-килмарноки и волынки, короткие мечи горцев и тонкие французские шпаги, бархатный камзол и бриллиантовые безделушки, которые могли свести с ума не одну принцессу. Со стороны всё это напоминало странную смесь исторического музея и коллекции драгоценностей. Здесь же, на многочисленных полках, стояли книги — древние и современные. Любой ученый, попав сюда, мог умереть от зависти…

Горец сел на круглый диван с мраморным основанием и стал отпивать херес из стакана, предварительно нагрев его в руках. Он снова вернулся к Хезер…

…В тот день Конор долго работал в маленькой кузнице рядом с башней. Они жили здесь с Хезер уже почти пять лет. Конор оказался хорошим мастером. Он и сам не подозревал в себе таких талантов. Несмотря на то, что они жили в стороне от деревни, на холмах, многие из долины приходили сюда с заказами. Конор прекрасно делал замки, скобы, навесы, подковывал лошадей…

Хезер любила его без памяти. Он был готов ради неё на все. Они были счастливой парой, хотя пока у них не было детей. Конор работал, Хезер — прекрасная девушка с золотистыми волосами — готовила ему пищу и заботилась о нем. Из домашнего хозяйства у них были две лошади, пес по имени Сэл и стадо гусей…

Хезер вышла из дома, держа в руках бутыль с густой темной жидкостью и большую глиняную тарелку, на которой лежали нарезанное мясо и вареные яйца. Потрепав по уху Сэла, она подошла к Конору, который ковал подкову, и с улыбкой сказала:

— Конор, я принесла тебе поесть. Мясо и эль. Будешь?

Он бросил подкову в бадью с водой и отложил молоток.

— Поем, но позже.

Конор привлек к себе девушку и крепко обнял ее. После продолжительного поцелуя он сказал:

— Я только умоюсь.

Конор подошел к бочке, полной дождевой воды, и сунул туда голову.

— Ух!

Холодная вода взбодрила его. Он тряхнул мокрыми волосами, забрызгав Хезер, которая весело взвизгнула.

— Пойдем! — он потащил девушку вверх по холму.

Конор удовлетворенно откинулся в сторону, поцеловал Хезер с такой нежностью, на которую способен только по-настоящему влюбленный мужчина. Она легла ему на грудь, ласково теребя ухо.

— Если хочешь, я буду твоей вечно, — прошептала она. — Ты — мой повелитель.

— Конечно, — засмеялся он.

Они снова стали целоваться. В этот момент громкий топот лошадиных копыт нарушил их спокойствие. Конор открыл глаза и вздрогнул. Над влюбленной парой пролетела белая лошадь.

— Эгей! — закричал сидевший на ней всадник.

Лошадь остановилась в нескольких метрах от Конора и Хезер. Конор приподнялся на локте, разглядывая всадника. Это был высокий статный мужчина лет сорока пяти, с короткой бородой, постриженной на испанский манер. Его одеяние поражало многоцветием красок и богатством. На голове незнакомца была одета широкополая шляпа, украшенная экзотическими перьями. Бархатный камзол цвета бордо и такие же панталоны были прикрыты дорогим черным плащом, покрытым на плечах павлиньими перьями. Кожаные сапоги до колен и перчатки на руках незнакомца сверкали драгоценными камнями. Из-под плаща торчал невиданной формы тонкий меч в бамбуковых ножнах. Богатством сбруи лошадь не уступала своему хозяину.

Хезер испуганно смотрела на незнакомца, который подъехал поближе и громко сказал:

— Приветствую вас!

В его произношении угадывался легкий иностранный акцент. Конор и Хезер недоуменно переглянулись.

— Меня зовут Санчес Виллалобос Рамирес, — наклонив голову, представился незнакомец. — Я — придворный металлург Карла Пятого, короля Испании. И я к вашим услугам.

Хезер удивленно посмотрела на Конора и переспросила:

— Кто это?

Конор встал и сделал шаг навстречу Рамиресу.

— Что тебе нужно? — довольно неприветливо сказал он.

— Ты, — тот ткнул в него пальцем.

Рамирес спрыгнул с коня и подошел к Конору. В ясном небе над холмами прогремели раскаты грома и подул ветер. Мгновенно появившиеся тучи заслонили солнце. Конор поежился и накинул на плечи темно-синий плед. Пошел мелкий дождь. Хезер остановилась за спиной Конора.

— Ты — Конор Мак-Левуд, — таинственно улыбаясь, произнес испанец.

— Может быть, я и Конор Мак-Левуд, но…

Рамирес не дал Конору закончить.

— Ты — Конор Мак-Левуд, который жил в деревне у озера Лох-Лир, — утвердительно сказал он. — Ты был ранен в битве, но не умер. Потом тебя изгнали из деревни. Это случилось пять лет тому назад.

В небе над холмами полыхнула молния и ударил раскат грома. Конор вскрикнул и схватился за грудь, словно молния угодила ему в сердце.

— Конор! — вскрикнула девушка.

Он распрямился и, не оборачиваясь, тихо сказал.

— Хезер, иди домой.

— Что он говорит, Конор? — непонимающе спросила она.

— Делай то, что я говорю! — крикнул он.

Хезер молча повиновалась. Рамирес проводил её взглядом и мягко улыбнулся. В небе вновь громыхнуло, полосы молний расчертили потемневшие холмы.

Конор чувствовал, как молнии бьют прямо в него. Он вытянул руку вверх, словно пытаясь защититься от потоков вливающейся в него энергии. Дрожа всем телом, он кричал.

— О-о-о!

Наконец, Конор не выдержал и упал на колени.

— То, что ты сейчас чувствуешь, — крикнул Рамирес, — называется возбуждением!

— Кто ты? — обессилено вымолвил Мак-Левуд.

Рамирес рассмеялся.

— Мы с тобой одинаковые, Мак-Левуд! Мы — братья!

Он подошел к Конору, помог ему встать и обнял за плечи. Раскаты грома снова потрясли небо над холмами. Гроза продолжалась…

Гроза над Нью-Йорком продолжалась. Тучи плотной пеленой повисли над верхушками небоскребов. Бренда выглянула в окно и покачала головой.

— Ну и погода, — пробормотала она.

Бренда вышла из лаборатории и направилась в кабинет лейтенанта Маршалла. Тот хмуро сидел за столом, прижав к уху телефонную трубку.

— Да… да… я понимаю… конечно… но, пойми, приятель — я ничего не могу поделать… Извини.

Он положил трубку и кисло посмотрел на Бренду, которая вошла в кабинет и поставила на стол свою сумочку.

— Что — неприятности? — поинтересовалась она. Маршалл развел руками.

— Этот парень жалуется мне уже третий день. Его собаку съел сосед-вьетнамец.

Бренда едва сдержала улыбку. Лейтенант хмуро отвернулся. С безразличным видом Бренда взяла лежавшую на столе перед лейтенантом папку с надписью «Аман Фазиль». Сверху в папке лежала большая фотография её вчерашнего знакомого по бару.

Маршалл искоса взглянул на папку, а затем забрал её у девушки.

— Это секретная информация, — буркнул он и положил папку назад, рядом с телефоном.

Бренда с деланным равнодушием пожала плечами и стала копаться в сумочке.

— Как дела в лаборатории? — спросил Маршалл.

— Нормально. Собственно говоря, я хотела поинтересоваться у тебя — как насчет пообедать?

Маршалл, как всякий полицейский, любил поесть.

— Это хорошая идея, — оживился он. — Но весь вопрос в том, кто будет платить.

Бренда улыбнулась.

— Ладно, сегодня плачу я.

Маршалл повеселел. Он встал из-за стола и направился к вешалке, на которой болтался его измятый пиджак.

— Тогда пообедаем, — сказал он, на ходу одевая пиджак.

Бренда вышла из кабинета следом за ним. Они направились по коридору.

— Кстати, Фрэнк, ты помнишь дело Маради? — спросила она.

— Да. А что?

— Так вот, волосы, которые мы обнаружили под воротником убитого, идентичны тем, которые вы принесли для освидетельствования. Джеффри проверил. О, черт!

Маршалл недоуменно посмотрел на девушку.

— Я забыла свою сумочку.

Бренда направилась в кабинет лейтенанта.

— Я подожду тебя внизу, — сказал Маршалл.

Бренда быстро вошла в кабинет и сразу же открыла папку с материалами по делу Фазиля. С фотографии на неё смотрело красивое мужское лицо с черными глазами. Надпись на фотографии гласила: «Расселл Нэш». Бренда положила снимок назад в папку, взяла со стола сумочку и вышла из кабинета…

Горец сидел на диване в своей квартире и под размеренный шум дождя точил немного затупившийся после схватки с Фазилем японский меч. На мгновение он оторвался от своего занятия и отложил меч в сторону. Он поднял лежавшую рядом книгу и улыбнулся. Книга называлась «Металлургическая история производства древних мечей». Горец повернул книгу и стал разглядывать фотографию улыбающейся девушки на задней стороне суперобложки. «Бренда Дж. Уайатт, бакалавр университета Нью-Йорка…»

Горец пробежал глазами по краткой биографии Бренды, еще шире улыбнулся и положил книгу назад. Спустя несколько мгновений он снова точил лезвие клинка, иногда поглядывая на колыхавшиеся в аквариуме с экзотическими рыбками водоросли. Он вспомнил Рамиреса…

— Иногда даже самого острого клинка недостаточно, Мак-Левуд.

Они плыли в лодке, направляясь всё дальше от берега. Рамирес сидел на веслах, Конор стоял в лодке, держа в руках тяжелое весло, словно баланс.

Рамирес пел старую рыбацкую песню на собственные слова. Мак-Левуд устал держать весло и недовольно произнес

— Я не люблю лодки, я не люблю воду! Я — человек, а не рыба!

Рамирес поморщился.

— Вечно ты жалуешься на все.

— А ты похож на женщину в своем дурацком камзоле! — продолжал ругаться Конор.

Рамирес отпустил весла и лодка остановилась посреди реки.

— Тебе не нравится мой камзол? — хмыкнул он. — А что тебе вообще нравится?

— Кузнечики! — невпопад воскликнул Конор.

— Почему? — недоуменно спросил Рамирес.

Он полез в карман и достал маленькую изящную табакерку, усыпанную драгоценными камнями. Засунув в нос небольшую шепотку табаку, он стал морщить нос, слушая ответ Мак-Левуда.

— Потому что мы их жарим и едим! — выкрикнул Конор.

Рамирес посмотрел на Мак-Левуда широко раскрытыми глазами.

— Отвратительно! — с чувством сказал он и громко чихнул.

Лодка качнулась и Конор едва не вывалился за борт

— Прекрати! — испуганно заорал он. — Я сейчас упаду, испанский павлин!

Рамирес гордо сказал:

— Я не испанец, а египтянин!

Конор сварливо набросился на него:

— Ты же сказал, что твоя фамилия Рамирес! Ты лжец!

Рамирес раздраженно вымолвил:

— Перед тобой человек чести! А от тебя пахнет дерьмом осла! Ты сам не знаешь, на что ты способен! Я сейчас покажу тебе!

Он стал раскачивать лодку. Конор заорал благим матом и, выронив тяжелое весло, упал в воду.

— Помогите! Помогите! — истошно вопил он.

Рамирес, налегая на весла, стал удаляться от того места, где барахтался Мак-Левуд.

— Я тону! Спасите!

Рамирес рассмеялся и крикнул:

— Ты не можешь утонуть, болван! Ты бессмертен!

Конор пошел ко дну, мысленно прощаясь с жизнью.

Однако спустя несколько секунд он почувствовал, что не испытывает ни малейших неудобств, связанных с пребыванием под водой. Он с восторгом посмотрел на проплывающую мимо стайку рыб и выпустил из легких пузырьки воздуха. «Я не утонул! Я жив! Ха-ха-ха!» — произнес он.

Конор вытащил из-за пояса меч и стал размахивать им, словно забыв, что находится под водой.

Рамирес сидел на берегу у небольшого костра, терпеливо ожидая появления из-под воды Конора. Вскоре недалеко от берега показалась мокрая голова Мак-Левуда. Хотя Рамирес сидел спиной к воде, он услышал, как Горец, стараясь ничем не выдать себя, подбирается сзади с мечом в руке.

Конор выбрался на берег и, взмахнув мечом, бросился на Рамиреса. Однако его мощный удар пришелся в пустоту. Рамирес вовремя отскочил и выхватил свой меч. Мак-Левуд почувствовал, как холодное лезвие прикоснулось к его затылку.

— Ты обращаешься с мечом, — рассмеялся Рамирес, — словно грудной ребенок.

Ловким движением он подцепил меч Конора и швырнул его вверх. Описав в воздухе высокую дугу, меч воткнулся в землю в полутора десятках метров от костра. Мак-Левуд проводил его взглядом и повернулся к Рамиресу. Вода стекала на землю с его одежды в волосах торчали обрывки водорослей. Непонимающим голосом он произнес:

— Этого не может быть! Это дьявольщина какая-то!

Из-под рубашки у него выпали несколько рыбок. Рамирес рассмеялся и успокаивающе сказал:

— Ты не можешь умереть. Смирись с этим.

Конор нервно захохотал, затем резко умолк.

— Я ненавижу тебя! — с чувством сказал он.

— Прекрасно! Вот с этого и начнем!..

— Но каким же образом всё это началось? Почему?

Мак-Левуд и Рамирес сидели в кузнице рядом с башней. Рамирес задумчиво взглянул на небо и произнес:

— А почему восходит солнце, например? А почему наступает тьма? Что такое звезды? Может быть, это лишь маленькие дырочки в покрывале ночи? Я не знаю… Никто не знает… Ты родился не таким, как все, понимаешь?

Конор вспомнил свою деревню и лица сородичей.

— Тебя будут бояться, — продолжал Рамирес. — Тебя будут изгонять, так же, как тебя изгнали из родной деревни…

Конор словно воочию увидал визжащую толпу, град камней и услышал крики: «Сжечь его! На костер!»…

Воспоминания нахлынули на него с такой силой, что он не выдержал и отошел в сторону.

— Ты должен научиться хранить свою тайну до того момента, как наступит последняя встреча, — сказал Рамирес.

Конор обернулся.

— Какая встреча?

Рамирес подошел к нему и положил руку на плечо Конора.

Нас осталось очень немного. Время от времени ты будешь чувствовать как тебя тянет к другим таким же, как ты сам, пусть даже они живут в других странах. Нас тянет друг к другу, чтобы сразиться…

С этого дня Рамирес стал учить Конора всему, что знал и умел сам. Он заставлял его бегать по берегу моря, лазить по скалам, драться на мечах. Конор почти ничего не умел делать так, как было нужно. На первой тренировке он размахивал мечом, словно дубиной. Рамирес легко парировал его удары. Наконец, Конор бешено взревел и бросился на испанца с яростью разъяренного быка. Рамирес уклонился от удара, и меч Конора со всего размаху воткнулся в землю. Мак-Левуд стоял, тяжело дыша. Рамирес приставил клинок к его шеё и наставительно сказал:

— Во-первых, никогда не теряй рассудка. Во-вторых, если твоя голова будет отделена от шеи, то тебе придет конец.

Постепенно Конор стал овладевать искусством боя на мечах. Его движения уже не были так неуклюжи, как в первый раз, он не бросался на противника очертя голову, мог парировать удары. Но до совершенства было еще далеко. Когда в очередной раз он попытался нанести удар сверху, то чуть было не потерял равновесие и устоял на ногах, только опершись о меч.

— Никогда не нагибайся вперед. Ты подставляешь шею и теряешь равновесие.

В подтверждение своих слов он легонько подтолкнул пальцем Конора и тот упал на землю.

С каждым днем он дрался всё лучше и лучше. Тело его наполнялось силой, ум — знаниями. Однажды Конор спросил Рамиреса:

— А если бы мы с тобой должны были сражаться, ты бы отрубил мне голову?

Рамирес промолчал.

Ранним утром они шли по берегу моря, босыми ногами ступая по мокрому песку.

— Мы должны драться до тех пор, пока на Земле не останется только один из нас. Знай, что ты находишься в безопасности только в своем собственном доме. Это даже не закон. Это традиция, — сказал Рамирес.

Из-за песчаной дюны на берег вышел красавец олень с ветвистыми рогами. Рамирес остановился.

— Ну, вот, наконец, — тихо сказал он, стараясь не спугнуть животное.

Конор недоуменно посмотрел на Рамиреса.

— Доверься мне, — сказал тот и положил руку ему на сердце. — Закрой глаза. Почувствуй, как у него бьется сердце… как в жилах у него течет кровь…

Подражая оленю, Рамирес стал шумно дышать и водить ногой по песку, словно копытом. Конор незаметно для себя погрузился в такое состояние, что смог физически ощутить жизнь, пульсирующую в десяти метрах от него. Он слышал стук сердца, шум крови, которую оно толкало по жилам, увидел раскрывающиеся легкие

— Чувствуешь? — тихо спросил Рамирес.

В висках Конора стала стучать собственная кровь. Энергия дикого животного словно передалась ему.

— Я чувствую… — прошептал он неуверенно. — Чувствую…

Рамирес улыбнулся.

— Тогда давай!

Он хлопнул Конора по плечу и рванулся с места.

— Я чувствую его, — произнес Конор.

Рамирес набегу обернулся.

— Мак-Левуд, давай!

— Я чувствую его! — уверенно повторил Конор. — Я чувствую!

Он бросился вперед с криком:

— Я чувствую его!

Конор быстро догнал Рамиреса, который взбирался по холму на высокий откос над морем.

— Эге-ге-ге-гей! — радостно кричал Мак-Левуд, обгоняя Рамиреса.

Он бежал наверх, широко расставив руки, словно пытаясь обнять море и горы вокруг.

— То, что ты сейчас ощущаешь, — крикнул Рамирес, — называется возбуждением!

Они с разгона прыгнули вниз, в холодную темную воду…

Наступил день, когда Рамирес решил проверить навыки Конора в обращении с мечом.

— Ну что ж, сразимся, — с улыбкой произнес Конор.

После того, как Конор парировал несколько коварных ударов Рамиреса, тот улыбнулся.

— Очень хорошо.

Он вновь напал на Мак-Левуда, вынуждая его защищаться. Конор отразил всё удары испанца, а затем ловким движением вышиб меч из рук противника. Толкнув его плечом, Конор повалил Рамиреса на землю и приставил лезвие меча к его горлу. Рамирес медленно поднял руки и с опасением взглянул на Мак-Левуда.

Конор пристально посмотрел в глаза Рамиреса, затем убрал меч и широко улыбнулся, протягивая руку.

— Дай руку, брат!..

…В воскресенье Мак-Левуд вместе с Хезер и Рамиресом отправились в деревню, на ярмарку. Хезер ходила по шумным рядам торговцев, выбирая продукты для ужина. Конор с испанцем медленно прохаживались в стороне от ярмарочного шума. Неподалеку от них вокруг деревянного помоста собралась толпа зевак, наблюдавших за традиционным для деревенских ярмарок в Шотландии кулачным боем. Двое широкоплечих крестьян ожесточенно колотили друг друга, раздевшись до пояса.

Рамирес с отвращением посмотрел на грубое развлечение и отвернулся. Конор нашел глазами в толпе Хезер, которая выбирала кур у молодой краснощекой торговки, и улыбнулся.

— Все, что мне нужно — это семья, — сказал он.

Рамирес хмуро взглянул на него.

— Ты не можешь иметь семью, Мак-Левуд. Ты не можешь иметь детей.

Конор развел руками.

— А как же Хезер? Неужели всё это напрасно?

Словно почувствовав что-то недоброе, Хезер обернулась. Конор мгновенно улыбнулся и широко расставил руки. Она взяла с деревянного прилавка сумку, в которую торговка сунула кур, расплатилась и подбежала к Мак-Левуду.

— Конор, я купила кур на ужин, — радостно улыбаясь, сказала она.

Он обнял и крепко поцеловал ее. Рамирес тяжело вздохнул и отвернулся.

— Я пойду еще что-нибудь посмотрю из одежды, — сказала Хезер.

Она быстро пошла к другим рядам, проталкиваясь между оживленно галдевшими возле прилавка со сладостями мальчишками.

— Кыш, сорванцы! — крикнула она, когда кто-то из них дернул её за золотистую косу.

Наблюдавший за ней Конор нежно улыбнулся и сказал, обращаясь к Рамиресу:

— Как она красива!

Рамирес положил ему на плечо руку.

— Ты должен оставить ее, брат.

Конор мрачно отвернулся и сел на каменную ограду. Рамирес подошел к нему и сказал:

— Мак-Левуд, я родился две тысячи четыреста тридцать семь лет назад в Египте. За то время, что я прожил, у меня было три жены. Последней из них была Шимико, японская принцесса. Её отец, император Мацумори, был гением.

Рамирес наполовину вытащил из бамбуковых ножен свой меч с резной рукояткой, изображающей крылатого дракона. Он похлопал рукой по клинку и произнес.

— Мацумори выковал этот меч в пятьсот тридцатом году до Рождества Христова. Этот меч уникален. — Он помолчал несколько мгновений и добавил: — Так же, как уникальна была его дочь…

Он вынул меч из ножен целиком и протянул его Конору. Тот пытливо осмотрел клинок и протянул его обратно. Рамирес аккуратно сунул меч обратно в ножны.

— Когда она умерла, я думал, что не смогу жить, — задумчиво произнес Рамирес. — Я хочу, чтобы ты не узнал такой боли. Прошу тебя, оставь Хезер.

Конор подавленно молчал, глядя на девушку, которая выбирала себе новую юбку. Наконец, он встал и медленно побрел к холмам…

Конор и Рамирес сидели на небольшой деревянной площадке почти у самой вершины башни. Внизу, под высокой винтовой лестницей, Хезер возилась с выстиранным бельем. Она развешивала на веревке рубашки Конора.

— Ты помнишь тот день, когда мы впервые встретились? — спросил Рамирес.

— Да.

— Тогда ты чувствовал себя так же?

Конор мрачно кивнул головой.

— Да, но такое же чувство я испытал раньше, когда Мак-Левуды сражались в долине с Караганами. Это было чувство смерти.

Перед его глазами возникло оскаленное в злобной ухмылке лицо Дермота Карагана, который вонзал огромный меч ему в грудь. Конор поморщился, вспомнив об этом.

Рамирес потрогал себя за ухо, в котором висела серебряная сережка, и покачал головой.

— Я знаю, кто такой Караган. Он один из нас. Именно из-за него я обучаю тебя всему, что знаю.

— Ты знаешь его? — удивленно взглянул на Рамиреса Мак-Левуд. — Откуда?

— Когда ты проживешь сто лет, ты тоже будешь знать всех себе подобных, — усмехнулся испанец. — Он вырос в диком горском племени, где каждый мужчина должен быть только воином. Знаешь, как они развлекаются, Мак-Левуд? Они заставляют маленьких детей драться в загоне с голодными собаками за кусок сырого мяса.

— Ого! — Конор покачал головой.

— Караган — страшный враг. Он силен и жесток. Если бы тогда тебя не спасли, ты уже давно находился бы в царстве вечного мрака.

Конор потрясенно посмотрел на Рамиреса.

— Как же бороться с таким дикарем?

Испанец улыбнулся и положил руку на рукоятку меча.

— Сердцем, верой и искусством, — ответил он. — И, в конце концов, останется только один…

Этот день был хмурым и пасмурным, поэтому вечер наступил рано. Конор отправился в деревню, чтобы отвести к хозяину подкованную лошадь. В башне остались Хезер и Рамирес.

Она поставила на стол пирог и бутылку темного эля. За кубком хмельного напитка Рамирес рассказывал девушке о своих любовных приключениях.

— Разве это не было опасно? — спросила Хезер, когда испанец начал описывать ей историю о том, как он пытался покорить супругу одного испанского гранда.

Рамирес отпил эля и кивнул головой.

— Конечно, дорогая, но ведь я очень любил ее. Я думал только о ней. Я не думал об опасности.

Девушка слушала его, не отрываясь.

— И что же произошло? Что вы сделали?

— Когда наступил подходящий момент, я забрался на крышу, привязал веревку к трубе дымохода и спустился по веревке вниз. Вот так, через окно, я и попал туда.

— А потом? Рамирес вздохнул.

— К сожалению, моей дамы сердца там не оказалось. Я ошибся.

Затаив дыхание, Хезер произнесла:

— И кто же там оказался?

Рамирес улыбнулся.

— Там была другая дама, которой я и представился. Она вполне смогла решить всё мои проблемы.

Девушка облегченно засмеялась. Рамирес допил эль и поставил кубок на стол.

— Еще? — спросила Хезер.

— Да.

Рамирес подставил кубок и девушка стала наливать из бутыли.

— Спасибо.

Он не успел поднести кубок ко рту, как внезапно почувствовал приближение опасности. Что-то неуловимо изменилось вокруг. Сидевшие на лестнице под самой вершиной башни голуби шумно захлопали крыльями, словно кто-то спугнул их.

Рамирес поставил кубок на стол и поднялся из-за стола.

— Хезер, уходи отсюда! — сказал он, доставая из ножен меч.

Она испуганно вертела головой по сторонам.

— Что случилось?

Снаружи, в запертую дверь башни, сильно ударили. Девушка вздрогнула. После следующего удара дверь рухнула и в проеме показался двухметровый верзила в тяжелых стальных доспехах, с длинным мечом в руке.

От ужаса Хезер завизжала и бросилась за спину Рамиреса.

— Беги, Хезер! — крикнул он.

Караган вошел внутрь башни. Его лицо растянулось в дьявольской улыбке.

— Рамирес! — прохрипел он.

— Караган! — ответил испанец.

Караган сверкнул глазами и с ревом бросился вперед, на противника. Одним прыжком он достиг стола, за которым с мечом в руках стоял Рамирес. С диким ревом Караган разнес мечом стол. Хезер от страха прижалась к каменной стене.

— Горец, — прохрипел Караган. — Где он?

Отступив назад на шаг, Рамирес удовлетворенно сказал:

— Ты опоздал. Я его уже всему научил.

Караган зловеще рассмеялся.

— Ты напрасно потерял время! — крикнул он и бросился на Рамиреса.

Испанец отразил удар тяжелого меча Карагана и молниеносным движением рассек горло врага. Из раны хлынула кровь. После такого неожиданного удара Караган схватился левой рукой за горло и стал медленно отступать. Он громко хрипел и размахивал мечом, не подпуская к себе Рамиреса. Тот попытался нанести еще один решающий удар, но Караган парировал его и бросился бежать вверх по винтовой лестнице. Рамирес побежал за ним, крикнув на ходу:

— Что — больно?

Караган остановился и развернулся. Отплевываясь кровью, он взмахнул мечом, намереваясь поразить Рамиреса. Противник уклонился и огромный меч Карагана врезался в стену, проломив в ней дыру. Камни с грохотом посыпались вниз. Хезер перебежала к другой стене.

Караган снова кинулся наверх, Рамирес — за ним. Они выскочили на небольшую деревянную площадку у самой вершины башни. Караган развернулся и, размахивая перед собой мечом, заревел:

— Теперь ты умрешь!

Кровь по-прежнему лилась у него из горла, но он не обращал внимания на рану. Соперники скрестили мечи. Оттолкнув Рамиреса, Караган прохрипел:

— Рамирес, я сильнеё тебя. Ты не можешь победить!

Его противник засмеялся.

— По-моему, после моего удара у тебя улучшился голос!

Разъяренный Караган рванулся вперед, но получил от Рамиреса удар ручкой меча в голову. Он потерял равновесие и, пробалансировав на краю площадки несколько мгновений, рухнул вниз. Рамирес проводил его взглядом. Караган задел толстую балку, которая переломилась, словно тростинка, под тяжестью падающего тела. Хезер завизжала от страха, когда обломки вместе с Караганом упали на земляной пол. Облако пыли поднялось над кучей камней и досок. Рамирес, не теряя времени, стал спускаться вниз по лестнице.

Когда он был уже почти у самой земли, послышался громкий рев и Караган, разметая обломки, выбрался наружу. Он схватил свой меч и кинулся на Рамиреса. Испанец снова ловко уклонился от удара. Меч снова прошиб дыру в стене. Башню осветили всполохи молний, которые прошили ночное небо.

Отбиваясь от наседавшего врага, Рамирес поднимался по лестнице всё выше и выше. Караган продолжал крушить стены, не попадая по противнику. Вскоре они оказались у самой вершины. Отразив очередной удар Карагана. Рамирес вонзил клинок в живот враг. Тот громко охнул и схватился рукой за меч испанца.

— Да! — победоносно воскликнул Рамирес.

Это было его ошибкой. Враг отнюдь не был повержен. Караган с дьявольской улыбкой прохрипел:

— Нет!

Он стал медленно вытаскивать лезвие японского меча из раны. Затем он ударил своим мечом в плечо Рамиреса. Тот громко застонал от боли и упал спиной на стену. Чувствуя себя хозяином положения, Караган медленно провел лезвием меча по груди испанца. Из широкого разреза хлынула кровь. Караган схватил левой рукой Рамиреса за камзол и подтащил к краю башни. Камни вокруг стали с грохотом рушиться. Хезер сидела, забившись в самый дальний угол. На её глазах башня разрушалась. Караган и Рамирес стояли на самом краю, над пропастью.

Караган повернул раненого испанца к себе спиной и с размаху вонзил ему в спину лезвие меча. Рамирес громко закричал от боли. Его противник рванул клинок на себя, чтобы еще больше увеличить страдания Рамиреса. Тот выронил меч, который, сверкая клинком в свете резавших небо молний, упал вниз, на камни.

— Вот и все! — заорал Караган.

Лицо Рамиреса было искажено смертной мукой. Он уже ничего не мог поделать с сильным и жестоким врагом.

— Кто эта женщина? — прохрипел ему на ухо Караган.

Рамирес едва повернул голову и, скрипя зубами от боли, выкрикнул:

— Она — моя!

Караган громко рассмеялся.

— Она была твоей!

Рамерес с отвращением посмотрел на врага и плюнул ему в лицо. Караган, держа его за плечи, выдернул из раны на спине испанца свой меч. Рамирес снова громко вскрикнул от боли. Его противник высоко занес меч и злобно сказал:

— Сегодня ты будешь спать в аду!

Он наклонил Рамиреса, оголив ему шею.

— Может быть только один!

С этими словами Караган взмахнул мечом и отрубил голову Рамиресу. Неподвижно застывшеё тело он столкнул ногой следом за головой, в пропасть. Увидев это, Хезер страшно закричала. Но её крик утонул в страшных раскатах грома, которые сотрясали всё вокруг.

Караган победоносно взметнул руки вверх, принимая на себя потоки энергии, выплеснувшейся в воздух со смертью Рамиреса. Несколько минут он стоял, дрожа от возбуждения. Его фигуру освещали голубые огни молний.

Внезапно всё закончилось. Ветер утих, небо над башней просветлело. Караган стоял на самом краю башни, тяжело дыша. Хезер выбралась из своего укрытия!

В этот момент башня рухнула, похоронив под собой и тело Рамиреса, и победившего его Карагана. Хезер подошла к телу Карагана, наполовину присыпанному камнями и обломками.

Когда она наклонилась над ним, из этой бесформенной кучи вырвалась огромная рука в кожаной перчатке и схватила девушку за горло. Следом показался измазанный грязью и кровью Караган.

— Привет, красотка! — захрипел он.

Хезер завизжала от ужаса…

Горец стоял у широкого окна своей квартиры и задумчиво смотрел на залитые дождем мостовые. Дождь лил с самого утра и надежды на то, что он скоро прекратится, не было никакой.

Негромкий звук из динамика на столе заставил его вернуться от воспоминаний к действительности. Звонили в дверь. Горец с интересом направился к лестнице.

Бренда вошла в помещение антикварного магазина на Бостон-авеню и направилась к сидевшей за столом неподалеку от входа женщине. Очевидно, это была личный секретарь владельца магазина.

— Добрый день!

Женщина подняла голову от каких-то бумаг и с неподдельным интересом посмотрела на Бренду.

— Я слушаю вас, — вежливо сказала она.

Секретарша была начинающей стареть, но совсем недавно еще очень интересной женщиной. Её правильное лицо с выразительными тонкими губами обрамляли золотистые с легкой проседью волосы. Проницательные глаза мгновенно оценили посетительницу.

— Я хотела бы поговорить с мистером Расселлом Нэшем, — сказала Бренда.

Секретарша покачала головой.

— Мне очень жаль, но сейчас мистер Нэш отсутствует и вряд ли освободится до завтрашнего дня.

Бренда ни секунды не сомневалась, что секретарша говорит неправду. Нэш должен быть здесь. Магазин работает, а лейтенант Маршалл запретил ему покидать город до окончания следствия.

— Мне он очень нужен, — настаивала Бренда. — Вот моя визитная карточка.

Секретарша взяла протянутую визитку, на которой было написано: «Бренда Уайатт, Музей Метрополитен».

— Мисс Уайатт, — всё так же вежливо повторила секретарша, — я не знаю, что я могу сделать для вас. Пожалуйста, позвоните нам завтра утром.

В этот момент дверь из внутреннего помещения открылась и в магазин вошел Расселл Нэш. Бренда облегченно вздохнула. Секретарша Нэша растерянно посмотрела на шефа и протянула ему визитную карточку посетительницы.

— Мистер Нэш, это Бренда Уайатт. Она хотела вас видеть.

Горец остановился за спиной секретарши и с мягкой улыбкой произнес:

— Мы уже встречались с мисс Уайатт, Рэйчел, — он чуть наклонил голову в сторону Бренды. — Чем могу служить?

Она взглянула на него с какой-то хитринкой.

— Мне нужна кое-какая информация.

Горец улыбнулся еще шире.

— Только я могу помочь вам?

— Да, — ответила Бренда. — Я хотела бы узнать, что на стадионе «Янки» делал сумасшедший с огромным мечом? Это было в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году.

Горец медленно повернул голову в сторону Рэйчел, и, обменявшись с ней многозначительным взглядом, ответил:

— Боюсь, что я ничего об этом не знаю.

Бренда ожидала такого ответа. Она кивнула головой и продолжила свое маленькое расследование:

— А может быть, вы мне что-нибудь сможете рассказать о японском мече? Он был изготовлен двадцать пять веков назад из многослойной легированной стали, которую придумали только в минувшем столетии.

Нэш снова улыбнулся и пожал плечами.

— Я не специалист по холодному оружию, тем более такому древнему, как этот меч.

Бренда вздохнула.

— Жаль.

Нэш с сожалением развел руками и показал на небольшой стеклянный шкафчик.

— Может быть, вы хотите взглянуть на мою коллекцию ювелирных изделий? Здесь есть любопытные вещи.

Она подошла к шкафчику, за стеклянными стенками которого сверкали очень дорогие старинные безделушки — вроде золотого соловья с изумрудными крыльями и нефритовыми глазами. Бренда равнодушно взглянула на коллекцию.

— Меня это мало интересует.

Таинственно улыбаясь, Нэш посмотрел на Бренду и неожиданно сказал:

— Вы хорошо готовите?

Она настороженно взглянула на него.

— А что?

Он пожал плечами.

— Я подумал, что мы могли бы пообедать у вас.

— Да? — удивленно сказала Бренда.

Внимательно наблюдавшая за этой сценой Рэйчел опустила голову над столом и улыбнулась…

Аршинный заголовок в вечернем выпуске «Нью-Йорк Пост» гласил: «Человек, рубящий головы, терроризирует город! Полиция в растерянности!» Лейтенант Маршалл сидел в своем кабинете и мрачно жевал сигару, листая газету. Уокер вошел к нему с пачкой воздушной кукурузы в руках и, едва прожевав, сказал:

— Лейтенант, вы знаете, кто сможет помочь нам?

Маршалл сложил газету и вопросительно взглянул на сержанта.

— Кто?

Уокер загадочно улыбнулся и уселся в кресло напротив.

— Бренда. Наша маленькая Бренда.

— А что Бренда?

— Она сегодня была в магазине Нэша и разговаривала с ним. Вы знаете об этом?

Маршалл хмыкнул.

— Это интересно…

Нэш больше не появлялся в магазине. Когда стемнело, Рэйчел вошла в его квартиру. Горец стоял у окна в черном костюме и, глядя на огни проезжающих по улице машин, возился с галстуком.

Рэйчел остановилась в дверях, глядя на Горца.

— Почему ты так странно смотришь на меня, Рэйчел? — неожиданно спросил он.

Она удивленно сказала:

— Можно подумать, что у тебя на затылке глаза.

Горец промолчал. Она подошла к окну и повелительным жестом убрала его руки с галстука. Завязав узел, она поправила пиджак и с любовью взглянула на Горца!

— Люди спрашивают о тебе, — сказала она, — Что же мне им сказать?

Он рассмеялся.

— Скажи им, что я бессмертен.

Рэйчел вспомнила о своей первой встрече с человеком, которого сейчас звали Расселлом Нэшем. Тогда у него было другое имя…

Это было в июне 1944 года. В немецком гарнизоне, который располагался в маленьком городке на побережье Нормандии, царила паника. Неподалеку только что высадился английский десант. Над самим городком летали бомбардировщики союзников, которые утюжили позиции немцев.

По улицам бессмысленно носились автомобили и бронетранспортеры с белыми крестами на дверцах. Грохот пулеметных очередей и глухие разрывы бомб и снарядов дополняли общую картину хаоса.

Горец бежал мимо обгоревших остовов зданий, пытаясь не угодить под огонь своих же. Сейчас, когда его способности оказались временно не нужны, от него требовалось только одно — укрыться и дождаться прихода англичан. Горец работал на оккупированной территории на английскую разведку. Наконец эти длинные три года закончились…

Горец, укрываясь за насыпью железной дороги, добрался до полуразрушенного сарая. Только здесь он почувствовал себя в относительной безопасности. Присев у деревянной стены, он отдышался и вытер со лба пот.

В этот момент он услыхал всхлипывания где-то неподалеку. Плакал ребенок. Горец подошел к куче наваленных посреди сарая досок и раскидал их. Под кучей сидела испачканная сажей и копотью девочка лет шести. Увидев незнакомого человека, она стала испуганно отползать назад. Горец улыбнулся и поднес палец к губам.

— Тсс… — шепнул он. — Тихо.

Девочка перестала плакать. Горец нагнулся и присел рядом с ней. Она вытерла слезы маленькой ладошкой и посмотрела на него.

— Не бойся, — прошептал Горец. — Как тебя зовут? Она всхлипнула.

— Рэйчел.

— А что случилось?

Девочка снова заплакала.

— Всех убили, — сквозь слезы сказала она.

— Тсс… — снова приложил палец к губам Горец. — Не бойся. Я такой же, как ты. Я тоже один.

Он погладил её по голове и вытер лицо.

— Пойдем со мной.

Горец посадил девочку на руки и вместе с ней пошел к пролому в стене сарая.

В этот момент в сарай вошел немецкий офицер со «шмайсером» в руках. Он выпустил длинную очередь в спину Горца. Пули впились в его тело, но Горец не издал ни единого звука. Он упал, стараясь не причинить вреда спасенной им девочке. За долгие годы его жизни на Земле Горец научился терпеливо переносить боль. Он лежал, прикрыв собой ребенка.

Девочка стала выбираться из-под Горца. Она была уверена, что его убили. Внезапно он открыл глаза.

— Ты не убит? — изумленно прошептала девочка. — Ты жив?

Горец улыбнулся и одними губами произнес:

— Это маленькое чудо.

Немецкий офицер подошел к Горцу и пнул его ногой, чтобы убедиться, что он мертв. Горец схватил его за ногу и повалил на землю. Автомат отлетел в сторону. Немец испуганно отползал назад, бормоча какие-то ругательства. Горец схватил автомат и направил его на врага.

— Вставай! — сказал он по-немецки.

Немец медленно поднялся.

— Подними руки!

Офицер повиновался. Его эсэсовская фуражка упала на землю, но поднимать её не было необходимости.

— Иди!

Горец показал стволом автомата на пролом в стене сарая. Немец отчаянно замотал головой

— Нет!

— Иди! — крикнул Горец.

— Нет, — упрямился эсэсовец, — я же тебя убил.

Горец рассмеялся.

— Ну, как хочешь, приятель, — сказал он. — Ведь это ты у нас из расы господ!

Он сжал губы и выпустил в немца автоматную очередь. В отличие от Горца, его противник не был бессмертным. Он рухнул наземь, как подкошенный и спустя несколько секунд затих в судорогах.

Горец положил автомат на землю, снова взял девочку на руки и, подобрав «шмайсер», быстро зашагал к пролому в стене.

— Пошли, Рэйчел, — сказал он. — Здесь нам больше нечего делать…

Горец одел плащ, сунул под мышку завернутую в папиросную бумагу бутылку, которую он достал из своих запасов, и спустился вниз, на первый этаж. Рэйчел ждала его у двери.

— Подожди минутку, — тихо сказала она.

Горец, не замедлив шага, направился к выходу. Рэйчел положила ему на плечо руку.

— Выслушай меня, пожалуйста.

Она произнесла последнеё слово таким умоляющим тоном, что Горец остановился и повернулся к ней. Рэйчел смотрела на него с такой любовью, что он не выдержал её взгляда и опустил голову. Она поправила ему плащ, словно не зная, с чего начать.

— Ты не можешь скрыть от меня свои чувства, — вымолвила она, наконец. — Я слишком давно тебя знаю.

На глазах её выступили слезы.

— Какие чувства? — тихо сказал Горец.

Рэйчел теребила отворот его плаща.

— Одиночество, например.

Горец усмехнулся.

— Я вовсё не одинок, — не слишком уверенно сказал он. — Здесь у меня есть все, что надо.

Она покачала головой.

— Неправда. Далеко не все.

Горец вздохнул и отвернулся. Она задумчиво произнесла:

— Ты отказываешь всем, кто любит тебя.

Он снова улыбнулся, на этот раз — грустно.

— Любовь — удел поэтов.

Слезы едва не брызнули из глаз Рэйчел, но она удержалась. Горец нежно провел пальцами по её щеке.

— Ты такая романтичная, Рэйчел, — тихо сказал он. — Ты всегда была романтичной.

Он наклонился и поцеловал её в губы. Рэйчел потянулась к нему, но он решительно направился к выходу. Когда он закрыл за собой дверь, она сквозь стекло помахала ему рукой. Горец на мгновение остановился и посмотрел на Рэйчел. Спустя мгновение его фигура исчезла в вечерней темноте…

Бренда проверила патроны в барабане револьвера сорок пятого калибра и положила его в ящик туалетного столика. Конечно, она не собиралась стрелять в Нэша, но Маршалл настоял на том, что как мера предосторожности это необходимо. Он же посоветовал на всякий случай запастись магнитофоном. Это не помешает, говорил лейтенант, и никаких особых усилий не требуется. Нужно просто включить и положить в каком-нибудь укромном месте.

Бренда как раз возилась с миниатюрным кассетным магнитофоном, когда раздался звонок в дверь. Она нажала на кнопку записи и положила магнитофон в большую деревянную шкатулку для бижутерии, которая стояла на туалетном столике перед зеркалом.

— Одну минуту! — крикнула она, покончив с этими приготовлениями.

Бренда направилась к входной двери, задержавшись перед зеркалом в прихожей. Прическа и вечерний костюм были в порядке, но она забыла одеть серьги. Махнув рукой, она открыла дверь.

Перед ней на пороге стоял Расселл Нэш. Его светлый плащ был расстегнут. Под мышкой Нэш держал завернутую в папиросную бумагу бутылку и еще какой-то сверток.

— Добрый вечер! — слегка улыбаясь сказал он.

Она прислонилась к дверному косяку и пристально смотрела на гостя. Нэш молча улыбался.

— Ну, что, — наконец, сказал он, — мы будем ужинать здесь, в коридоре, или ты пригласишь меня войти.

Она растерянно улыбнулась.

— Конечно, — смущенно сказала Бренда, распахивая дверь. — Заходи.

Он ступил через порог и остановился в прихожей. Бренда закрыла дверь и показала на плащ Нэша.

— Давай, я помогу тебе раздеться.

Он покачал головой.

— Не нужно, спасибо.

Бренда переспросила:

— Что?

— Я пока побуду в плаще, — ответил он.

Она кивнула головой.

— Ну, хорошо.

Щелкнув дверным замком, она направилась в ванную.

— Куда ты? — спросил Нэш, стоя в прихожей.

Она смущенно улыбнулась и показала пальцем на ухо.

— Я забыла одеть серьги.

— Вон оно что, — протянул он.

Бренда повернулась и показала на дверь в комнату.

— Проходи. Там, в баре — напитки и стаканы.

Она скрылась в ванной, прикрыв за собой дверь. Горец медленно прошел по коридору. Увидев на стене картину в стеклянной рамке, он остановился и внимательно рассмотрел ее. На картине был изображен горделиво подбоченившийся шотландец в темно-синей клетчатой юбке и такого же цвета берете. На плече его был накинут светло-коричневый плед. Горец удивленно поднял бровь и приподнял уголки губ в ироничной улыбке.

Он вошел в комнату и осмотрелся. Здесь было довольно уютно. Книжный шкаф, плотно уставленный толстыми фолиантами, на стене — несколько дипломов и свидетельств в застекленных рамках, небольшой кожаный диванчик, журнальный и туалетный столики, несколько зеркал на стенах. На всем виднелся отпечаток женской руки — чистота, порядок и очень много цветов. Цветы были повсюду — на столиках, в горшках на полу, на специальных полках…

Бренда остановилась перед зеркалом в ванной и, явно нервничая, припудрилась. Критически осмотрев свою внешность, она пристально посмотрела на собственное отражение и сказала:

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

Горец поставил бутылку на столик перед диваном, положил сверток на полку под зеркалом, висевшим на дальней стене, и уверенно прошел к туалетному столику. Выдвинув один из его ящиков, он обнаружил револьвер сорок пятого калибра. Горец проверил барабан — заряжен. Он поднял револьвер, повертел его перед носом и весело крикнул:

— Мне нравится твоя квартира, Бренда!

Она не разобрала, что он сказал, и невпопад крикнула:

— Располагайся поудобнее! Я сейчас приду.

Горец положил оружие назад в ящик стола и прошел к окну. Выглянув на улицу, он заметил белый автомобиль на противоположной стороне мостовой. Из окна торчала голова сержанта Уокера, который по своему обыкновению жевал воздушную кукурузу.

Горец негромко рассмеялся и снова крикнул:

— И вид из окна у тебя интересный!

Бренда снова не разобрала.

— Что?

Горец открыл большую деревянную шкатулку, которая стояла на туалетном столике. Увидев работающий магнитофон, он широко улыбнулся и наклонился к самому микрофону, внятно сказав:

— Я говорю — интересный вид из окна.

— Да, мне тоже нравится, — крикнула Бренда из ванной.

Горец снял плащ и бросил его на спинку дивана. Затем он подошел к стойке бара и взял два невысоких бокала из тонкого стекла. Бренда продолжала возиться в ванной. Горец снял обертку с бутылки. Это был французский коньяк в запыленной бутылке из фигурного черного стекла. Почти выцветшая этикетка говорила о весьма почтенном возрасте этого продукта. Открыв пробку, Горец налил в бокалы напиток и громко произнес:

— Ты не говорила мне, чем ты зарабатываешь на жизнь.

Поправляя серьги, Бренда на мгновение растерялась. После некоторой заминки она крикнула:

— Я работаю в музеё Метрополитэн… — спустя мгновение она добавила, — в отделе приобретения экспонатов.

Услышав её ответ, Горец скептически улыбнулся и сказал:

— Теперь мне понятен твой интерес к старинному оружию.

Она, наконец, вышла из ванной комнаты. Горец бросил на неё беглый взгляд и, взяв со стола бокалы протянул девушке коньяк.

— Да, — сказала она, — особенно меня интересуют самурайские мечи.

Горец повел головой.

— Вот как. Очень мило.

Они постояли немного с бокалами в руках, пока Бренда не спросила:

— Тост будем произносить?

— Конечно, — тихо сказал Горец.

Он стал наслаждаться ароматом старинного напитка, закрыв глаза. Бренда отпила из бокала сразу. Она с интересом смотрела на гостя, который, казалось, забыл обо всем на свете и вошел в состояние блаженного транса. Горец медленно сказал:

— Это коньяк. Он был сделан в тысяча семьсот восемьдесят третьем году.

Бренда с любопытством посмотрела в бокал.

— Очень старый, — сказала она.

Горец, не открывая глаз, продолжал наслаждаться ароматом. Наконец, он сказал:

— Это был очень интересный год — тысяча семьсот восемьдесят третий… Братья Монгольфье совершили свой первый полет на воздушном шаре… — он помолчал, словно вспоминая подробности этого события. — … Великобритания признала независимость Соединенных Штатов Америки…

Бренда не могла понять, что означает этот экскурс в историю. Она наморщила лоб и недоуменно спросила:

— Неужели?

Он снова таинственно улыбнулся, открыл глаза и отпил из бокала. Она тоже сделала несколько глотков, затем показала пальцем за спину — туда, где лежал под зеркалом толстый сверток.

— А там что?

Горец загадочно улыбнулся.

— Это тебе. Сюрприз.

Она обрадовано улыбнулась.

— Можно открыть?

Он пожал плечами.

— Если хочешь.

Бренда поставила бокал на столик и направилась к зеркалу. Она аккуратно развернула сверток. Там была книга. «Металлургическая история производства древних мечей».

Девушка изменилась в лице. Она подняла голову и гневно посмотрела в отражавшееся в зеркале лицо гостя.

— Ах, ты, мерзавец! — неожиданно резко сказала она. — Где ты нашел эту книгу?

Голос Горца стал холодным и отчужденным.

— У меня хорошая библиотека. Кстати, в твоей биографии не сказано, что ты сейчас работаешь в музеё Метрополитэн. Напротив, там написано, что твое нынешнеё место работы — полицейское управление Нью-Йорка.

Он подошел к ней и резко выпалил:

— Ты работаешь на Маршалла? Ты хочешь подставить меня?

Она бросила книгу на полку и повернулась к нему.

— Да, я работаю в полиции, — выкрикнула Бренда, — но никакого отношения к Маршаллу я не имею!

— Не имеешь? — гневно воскликнул он. — А что делают под окном твоей квартиры полицейские в машине?

Она бросилась к окну и выглянула на улицу. Уокер по-прежнему наслаждался воздушной кукурузой, наполовину высунувшись из машины.

— Маршалл следит за мной, — сказал Горец саркастическим тоном. — Разве он не сказал тебе об этом?

Она повернулась к нему, задернув штору.

— И что ты собираешься с этим делать?

Горец усмехнулся.

— Вопрос не в этом, а в том, что собираешься делать ты? — едко сказал он. — Ты сразу пристрелишь меня из револьвера сорок пятого калибра или сначала выключишь магнитофон?

Не дожидаясь её ответа, он взял плащ, висевший на спинке дивана, и направился к выходу. Бренда бросилась к туалетному столику, открыла шкатулку и выключила магнитофон. Затем она подбежала к Горцу и преградила ему дорогу.

— Я не буду больше ничего записывать! — горячо заговорила она извиняющимся тоном. — Я не буду стрелять в тебя из револьвера сорок пятого калибра! Я просто хочу, чтобы ты показал мне этот самурайский меч!

— Зачем? — холодно спросил он.

— Я не понимаю, откуда он взялся! Он не имеет права на существование!

— Почему?

— Потому, что японцы лишь несколько столетий назад научились ковать железо и делать из него слоеную сталь, из которой получаются эти мечи! Обнаружить такой меч более раннего происхождения — это то же самое… — она немного замялась, подыскивая подходящеё сравнение, — …то же самое, что найти «Боинг-747» еще до полета братьев Монгольфье.

Горец покачал головой.

— И ради этого ты всё это устроила?

— Да! Я хочу…

Он не дал ей договорить.

— Ты хочешь? — гневно воскликнул он. — Ты думаешь только о том, чего хочешь ты! Больше ты ни о ком и ни о чем не думаешь!

Он резко развернулся и вышел из квартиры Бренды, хлопнув дверью. Она тяжело вздохнула, в растерянности стоя посреди комнаты…

Горец шагнул в темноту. Было уже довольно прохладно. Он поднял воротник плаща и поежился. Вечер у Бренды оставил неприятное впечатление. Неприятное вдвойне — ему нравилась эта женщина. Но он не мог… не имел права… Горец вспомнил слова Рамиреса: «Ты должен оставить ее, брат…» Он снова увидел прошлое…

Конор и Хезер еще долго жили вместе. После того, как башня разрушилась, они переселились в небольшую хижину неподалеку. Мак-Левуд часто смотрел на развалины, думая о своем друге и учителе. Рамирес вряд ли одобрил бы то, что делал Конор, но он не мог иначе — он слишком любил эту женщину. Хезер значила для него в этой жизни все.

Долгие годы они провели под одной крышей. Они работали на земле, дышали чистым горным воздухом, пили воду из горного ручья… Время шло…

Хезер старела. Конор оставался таким же, как и прежде — молодым, красивым, сильным…

Однажды, бродя среди развалин башни. Он наткнулся на бамбуковые ножны. Вскоре нашелся и меч. Его лезвие было покрыто зазубринами. Конор бережно хранил клинок — и не только как память…

Хезер умерла на его руках. Конор чувствовал, как разрывается его сердце, но не мог дать волю чувствам.

Они лежали рядом — седоволосая старуха, на лице которой не осталось ни следа былой красоты, и крепкий молодой мужчина. Хезер гладила его волосы.

— Мой дорогой муж, — со слезами на глазах сказала она. — Мой единственный мужчина…

Конор с нежностью поцеловал её в лоб.

— Моя единственная женщина…

Она сглотнула слезы.

— Я… я никогда не могла понять, Конор…

— О чем ты, родная?

— Почему ты остался тогда со мной?

Конор прижал её голову к своей груди.

— Потому что я люблю тебя так же сильно, как в первый день нашего знакомства.

Она снова заплакала.

— И я… тоже люблю тебя, Конор. Я не хочу умирать. Я хочу остаться с тобой навсегда…

— Я тоже этого хочу, — прошептал он. Что-то сдавило ему горло.

— Конор…

— Да, дорогая…

— Сделай для меня кое-что.

— Все, что ты захочешь.

Она вытерла слезы.

— Каждый год, в день моего рождения, ставь за меня свечу в церкви. Обещаешь?

— Обещаю, любовь моя.

Она провела рукой по его волосам.

— Я хотела иметь детей от тебя.

Конор грустно улыбнулся.

— Они были бы сильными и красивыми, — сдерживая слезы, сказал он.

Она едва не разрыдалась. Стыдясь своих чувств. Хезер отвернулась и прошептала:

— Не смотри на меня, Конор. Дай мне умереть спокойно.

Он повернул её к себе и крепко обнял. Она положила голову ему на грудь и тихо прошептала:

— Где мы?

Конор задумчиво гладил её по волосам.

— В горах… Где же еще мы можем быть… — промолвил он. — Мы бежим по склону горы… Светит солнце… тепло… ты одета в свою шаль из овечьей шерсти, сапоги, которые я сшил тебе…

Она молчала.

— Спи спокойно, Хезер… — прошептал он.

Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Спустя несколько мгновений Конор почувствовал, как остановилось её сердце…

Он вынес её из дома на руках и похоронил рядом с разрушенной башней, обложив могилу камнями. Рядом с могилой он воткнул в землю свой шотландский меч…

День был теплым и солнечным. В Центральном парке было довольно многолюдно. Жители Нью-Йорка наслаждались последними днями бабьего лета.

На невысоком мостике через ручей, протекавший через парк, стоял высокий чернокожий мужчина с небольшой бородкой. На нем был одет длинный цветастый халат.

Из-за деревьев навстречу негру вышел Горец. Он медленно шагал по мостику, держа правую руку за обшлагом плаща. Увидев его, негр повернулся к Горцу и сунул руку за отворот халата. Горец остановился, не доходя нескольких шагов до своего визави.

— Привет, Кастегир, — сказал он, слегка улыбаясь.

Негр также улыбнулся.

— Здравствуй, Мак-Левуд, — негромко произнес он. — Рад тебя видеть. Сто лет прошло…

Горец кивнул головой.

— Именно. Мы не виделись ровно сто лет.

Несмотря на улыбки, некоторая напряженность между ними сохранялась до тех пор, пока Горец не выдернул руку из-под плаща. Рука была пуста. Кастегир проделал то же самое, с той лишь разницей, что в руке у него оказалась плоская алюминиевая фляга.

Они громко рассмеялись и быстро зашагали навстречу друг другу. Обменявшись крепким рукопожатием, они обнялись.

— Как поживаешь, брат? — сердечно сказал Горец.

Кастегир кивнул головой.

— Всё нормально.

Они встали у перил мостика, пропуская велосипедистов, которые шумно неслись мимо. Кастегир снял отвинчивающуюся крышку с фляги и протянул её Горцу.

— Сделай пару глотков, — сказал он с улыбкой. — У тебя глаза шире раскроются. На мир будешь смотреть по-иному.

Горец взял флягу и понюхал её содержимое.

— Что это? — с недоверием спросил он.

Кастегир рассмеялся.

— Бум-бум, — ответил он. — Такой сильный мужик, как ты, не должен бояться нескольких глотков бум-бума. Или, может быть, ты думаешь, что я хочу тебя отравить?

Горец широко улыбнулся.

— Я еще не сошел с ума.

Он отпил немного из фляги и мотнул головой. Крепкий напиток обжег ему горло. Кастегир взглянул на прозрачную воду под мостом и произнес:

— Встреча состоится здесь, в Нью-Йорке.

Он возбужденно постучал кулаком по перилам. Горец отхлебнул еще немного из фляги и протянул её Кастегиру.

— А я уж боялся, что время схватит нас за фалды пиджака, — сказал негр, отпивая из горлышка.

Горец задумчиво улыбнулся.

— А ты не хочешь медленно стареть? — спросил он.

Кастегир помотал головой

— Нет.

Они немного помолчали, затем Кастегир перевел разговор на более приятную тему.

— Я думаю, нам стоит куда-нибудь пойти. Посидим, вспомним прошлое, — ты когда в последний раз веселился?

Горец на мгновение задумался.

— Да, наверное, лет двести назад. В Лондоне, в 1783 году. Точно.

Кастегир положил руку на плечо Горца.

— А, ты имеешь в виду эту свою знаменитую дуэль с каким-то там графом? По-моему, он был членом палаты общин.

— Ну да, — подтвердил Горец.

— По-моему, ты был тогда мертвецки пьян, — засмеялся Кастегир.

Горец расхохотался.

— Я тогда на славу повеселился!

— А как его звали, ты не помнишь?

— Кажется, Бассет… Да, граф Роджер Бассет! У него еще был слуга, педик по фамилии Хочкинс…

Соперники встретились на опушке леса во владениях графа Бассета. Когда граф со своим слугой прибыл в карете на место дуэли, его противник и секунданты уже были на месте.

Бассет выбрал шпагу и стал размахивать ею в воздухе, проверяя гибкость оружия. Горец — тогда его звали Рупертом Уоллингфордом — стоял спиной к своему сановному сопернику. Он был одет в зеленые панталоны и белую рубашку с пышным бантом на шее. Его парик съехал на лоб. Взмахнув пару раз шпагой, он едва не завалился на траву.

— Да он на ногах не стоит, сэр, — недоуменно пробормотал Хочкинс, молодой человек с румяным лицом и типично гомосексуальными ужимками.

Бассет проверил шпагу и громко возвестил:

— Я готов!

Горец пробормотал:

— Я тоже.

Повернувшись спиной к Бассету, он начал размахивать шпагой, сражаясь с невидимым противником. Бассет недоуменно воззрился на Горца. Хочкинс подбежал к Горцу и заговорил ему на ухо:

— Мистер Бассет ждет вас, сэр.

Горец резко повернулся назад, едва не зацепив шпагой преданного слугу графа. Тот едва успел отскочить, взвизгнув, как женщина. Горец заплетающимся языком произнес:

— Скажите ему, что я готов.

Он не рассчитал сил и упал на спину. Бассет, сухощавый мужчина лет сорока с чопорно поджатыми губами, оторопело смотрел, как Горец медленно поднялся и пробормотал:

— Господи, я почему-то ослеп…

Парик съехал так глубоко на глаза, что понадобилось еще несколько секунд, чтобы соперник графа приготовился к схватке. Он поправил парик и, дурашливо улыбаясь, выставил вперед шпагу.

Бассет первым движением прошил грудь противника. Горец захрипел и упал на колени. Удовлетворенный граф протянул шпагу немедленно подскочившему к нему Хочкинсу и направился к карете, посчитав дело сделанным.

— Прекрасный удар, сэр, — забормотал слуга, целуя руку господина.

Горделиво подняв голову, Бассет сделал несколько шагов, как вдруг услышал сзади голос противника.

— Бассет! Куда ты?

Не веря своим ушам, граф обернулся. Отряхиваясь от травы, его соперник, мгновение назад пронзенный насквозь, поднялся и снова выставил вперед шпагу. Его белоснежная рубашка была испачкана кровью, но он еще стоял на ногах и, помахивая шпагой, подзывал Бассета.

— Опять мой парик… — пробормотал он и поправил съехавший набок парик.

Бассет изумленно посмотрел на слугу. Тот пожал плечами и испуганно затараторил:

— Сэр, может быть, вам не удалось поразить его в самое сердце?

Бассет схватил шпагу и бросился на противника. Он выбил шпагу из рук Горца и снова пронзил его грудь. Тот упал, негромко вскрикнув.

— Прекрасно, сэр! — Хочкинс снова бросился целовать руки графа.

— Спасибо, — важно ответил он.

На этот раз они даже не успели направиться к карете, как сзади раздалось пьяное бормотание:

— А где моя шпага?

Обернувшись, Бассет увидел, как его соперник на четвереньках подполз к валявшейся неподалеку шпаге. Шатаясь, Горец встал и стал поправлять испачканную в крови рубашку.

Разъяренный граф снова бросился со шпагой на соперника и нанес новый удар. Горец снова упал и… снова поднялся. Бассет наносил удары еще и еще, но всякий раз его противник поднимался с земли.

Когда граф в очередной раз намеревался проткнуть Горца, тот остановил его жестом руки.

— Остановитесь, сэр, — изобразив на лице издевательскую улыбку, произнес Горец. — Остановитесь. Не тратьте напрасно силы. Я приношу свои извинения за то, что назвал вашу жену старой уродливой жабой.

Он расхохотался и помахал рукой графу.

— Желаю вам всего наилучшего, сэр!

Горец повернулся и, шатаясь, побрел к своей карете. Ошеломленный Бассет проводил его взглядом, затем в сердцах отшвырнул шпагу. Хочкинс засуетился и побежал к карете. Он вытащил оттуда два дуэльных пистолета и бросился к Бассету.

— Застрелите его, сэр! Застрелите! — визжал он.

Бассет вырвал из рук слуги пистолет и медленно направил его на Хочкинса.

— Нет, сэр! Нет!

Слуга бросился бежать, прикрывая руками задницу.

— Хочкинс… — угрожающе произнес граф.

— Не надо, сэр! — подпрыгивал тот.

Бассет прицелился и выстрелил. Хочкинс, схватившись за иссеченное дробью мягкое место, упал в траву…

Эту дуэль вспоминали в Лондоне еще долгие годы. Правда, один из её участников, Руперт Уоллингфорд, сразу же после случившегося покинул Лондон и перебрался в Париж…

Портье гостиницы «Рай» сидел за стойкой, пытаясь среди невообразимого шума, царившего вокруг, расслышать, что говорит комментатор по телевидению.

— О чем думает Нью-Йорк сейчас, после этих страшных преступлений? — выспренно говорил комментатор. — Полиция пока что умалчивает о ходе расследования. Лейтенант Маршалл…

Бесцельно шатавшиеся по коридору пьяные постояльцы заглушили голос телеведущего. Портье раздраженно вскочил и заорал:

— Убирайтесь всё отсюда!

Не совсем трезвая публика стала разбредаться по этажам. Караган с деревянным футляром в руках вышел из своей комнаты и стал спускаться вниз. С брезгливым отвращением он смотрел на прислонившихся к стенкам коридоров пьяниц и наркоманов.

Караган прошел мимо стойки, за которой сидел портье, направляясь к выходу. Заметив его, портье крикнул:

— Эй, парень! Тебе, что — не понравилась Конфетка? Она сказала, что ты не дал ей ни доллара! Так у нас не принято!

Караган застыл на месте, затем медленно повернулся и подошел к стойке. Портье испуганно вскочил. Караган схватил его за горло и в упор посмотрел на него. Только сейчас портье рассмотрел у него на шеё ужасных размеров шрам.

— Не смей больше разговаривать со мной! — угрожающе прохрипел Караган. — Ты понял меня?

Портье отчаянно замотал головой. Караган приподнял его над землей и улыбнулся.

— Хорошо!

Он швырнул портье в стену. Тот пролетел несколько метров и грохнулся спиной о деревянный шкаф. Караган, тяжело ступая ногами в тяжелых армейских ботинках, вышел из гостиницы.

Проводив его взглядом, портье потер горло и зло сказал:

— Чтоб тебе кто-нибудь голову отрубил, урод несчастный!

Сидевший на своем обычном месте рядом со стойкой вечно пьяный седой негр хрипло засмеялся. Портье кинулся к стайке и заорал:

— А ты заткнись!

Джеймс Моран сложил оружие в багажник и захлопнул дверцу. Теперь его красный спортивный «понтиак» был готов к выезду. Один автомат «Узи» Моран положил рядом с собой.

Моран когда-то служил в морской пехоте. Это было двадцать лет назад. После нескольких месяцев обучения его послали во Вьетнам. Моран был исправным солдатом. Отслужив свое, он вернулся в Штаты с одним желанием — бороться с подрывными элементами и всеми, кто портит образ Америки как великой державы. Правда, Моран понимал свой долг весьма своеобразно. Он считал себя по-прежнему морским пехотинцем, который ведет войну в одиночку. По вечерам Моран садился в машину, загрузив её гранатами, пистолетами и автоматами, и ехал по улицам ночного Нью-Йорка, чтобы выискивать и уничтожать врагов. Однако, до сих пор вьетнамскому ветерану так и не пришлось встретить настоящего врага. Попадались, в основном, проститутки, пьяницы и бродяги. Тем не менее, Моран не терял надежды когда-нибудь ввязаться в серьезное дело.

Как обычно в такое время, Моран выехал на вечерние улицы. На нем была защитного цвета майка с изображением Кремля и несущейся в него ракеты, с надписью «Эй, Москва! Мы идем!». Моран медленно ехал по кишащим разной швалью переулкам, лениво переругиваясь с проститутками, которые то и дело предлагали ему свои услуги.

Он свернул в полутемный проезд и немного прибавил газу, намереваясь побыстреё выехать оттуда. Однако, проехав мимо освещенного тусклым фонарем двора, усеянного пустыми бочками, обломками досок и прочим мусором, Моран резко нажал на педаль тормоза.

— Что за черт! — воскликнул Моран.

Он решил, что ему померещилось, и подал машину назад. Так и есть! Во дворе двое мужчин сражались на мечах. Один из них был высоким негром в длинном, до пят, халате, другой — двухметровый широкоплечий верзила в кожаной куртке и кожаных джинсах. Негр держал в руках кривой меч, напоминавший по форме ятаган. Его соперник дрался длинным тяжелым мечом с узким лезвием. В вечерней тишине звон мечей разносился далеко вокруг.

Моран схватил лежавший рядом с ним на сиденье автомат и выскочил из машины. Укрываясь за углом, он выглянул во двор и расширившимися от возбуждения глазами смотрел на сражающихся.

— Тут всё по-настоящему… — пробормотал он. — Вперед, морская пехота!

Мелкими перебежками Моран стал приближаться к месту схватки.

— Вперед, вперед! — словно находясь на войне, подбадривал он себя.

Забежав за большую перевернутую бочку, Моран остановился там, осторожно выглядывая наружу. Не замечая его, противники продолжали ожесточенно размахивать мечами. Явного перевеса не было ни на одной из сторон. Правда, громила в коже теснил своего соперника, но тот умело отбивался и переходил в контрнаступление.

Моран решил, что настало время вмешаться. Он выскочил из-за своего укрытия и, направив ствол автомата на дерущихся, заорал:

— Что здесь происходит, черт возьми? Противники по-прежнему продолжали сражаться, не обращая внимания на Морана. Он собирался еще что-то крикнуть, но в этот момент верзила с разворота снес голову противнику. Обезглавленное тело рухнуло на землю.

Моран оцепенело смотрел на упавший труп, затем, опомнившись, передернул затвор «Узи» и нажал на курок. Почти в упор он выпустил в Карагана — это был именно он — весь магазин. Караган охнул от неожиданности и попятился назад. Пули прошили его грудь и живот. Из ран хлынула кровь. Караган упал в кучу каких-то обломков.

Звуки выстрелов привлекали внимание всех, кто находился в этот момент неподалеку. Бродяги и проститутки бросились в переулок и столпились возле небольшого дворика, где на земле, под едва светившим фонарем лежал обезглавленный труп.

Моран медленно подошел к куче, куда упал Караган, и вытянул шею, пытаясь увидеть убитого. Но, к его изумлению, Карагана там не оказалось. Труп исчез. В следующеё мгновение Моран услышал за спиной хриплый смех. Обернувшись, он увидел за своей спиной изрешеченного пулями громилу, который с мечом в руках приближался к нему.

— Господи! — только и успел вымолвить Моран.

Меч вонзился ему в живот. Моран вскрикнул и выронил автомат. Он схватился двумя руками за живот, судорожно глотая воздух широко раскрытым ртом! Словно наколотую на булавку бабочку, Караган поднял Морана на мече. Тот беспомощно болтался в воздухе до тех пор, пока громила не швырнул его в стену.

Моран упал на грязный асфальт, зажимая рану руками. Караган громко засмеялся и опустил меч.

В этот момент тело убитого Караганом Кастегира стало покрываться голубым ореолом. Спустя несколько мгновений двор осветило голубое фосфоресцирующеё пламя. Обезглавленный труп стал медленно подниматься вверх, распространяя во всё стороны потоки энергии.

Караган опустил руки и задрожал. Потоки энергии стали вливаться в него, заставляя громко кричать. Дрожа от боли и страха, Моран зажмурил глаза. Столпившиеся возле дома зеваки испуганно попрятались за угол.

Всполохи света озаряли стены домов вокруг. Караган медленно поднял вверх руки с зажатым в них мечом, по лезвию которого стекали капли крови. Поток энергии был столь силен, что он не удержал меч и упал на колени. Из горла его вырвался страшный крик.

Стекла на окнах домов вокруг со страшным треском лопнули. Осколки брызнули вниз, засыпая всё вокруг. Моран закрылся одной рукой, другой зажимая рану в животе, из которой сочилась кровь. Раздались еще несколько оглушительных взрывов. Это взлетели вверх крышки канализационных люков. Они взлетели вверх на несколько метров и, звеня, упали на мостовую.

Проезжавший мимо голубой «кадиллак» остановился и оттуда высунулись пассажиры — старуха в чепце и начинающий седеть мужчина. Старуха перекрестилась.

— Что это, бога ради?

Во дворе происходило нечто невообразимое. Лопались торчавшие из стен стальные трубы, взрывались пустые бочки, сверкали молнии и свистел ветер. Караган стоял на коленях посреди двора, освещенный ярким голубым пламенем, охватившим его.

Внезапно всё закончилось. Обезглавленное тело упало на асфальт. Тяжело дыша, Караган поднялся с колен и выпрямился. Лицо его растянулось в дьявольской улыбке.

Проститутки и бродяги стали понемногу высовываться из-за угла. Моран, дрожа, отполз в угол потемнее. Караган поднял свой меч и смерил взглядом толпу. С окровавленным мечом в руках он направился к стоявшему на улице «кадиллаку».

Толпа брызнула в стороны, когда Караган подошел к машине. Перепуганный водитель попытался изобразить на лице дружелюбную улыбку, но громила заревел и взмахнул мечом. Он снес клинком половину крыши автомобиля и вскрыл его, как консервную банку, отогнув назад кусок крыши. Одним движением руки Караган вышвырнул водителя на мостовую. Затем он бросил меч на заднеё сиденье и прыгнул за руль, не утруждая себя открыванием дверцы. Сидевшая рядом старуха перепугано крестилась, не поднимая глаз.

Караган, кривляясь, заглянул ей в глаза и прохрипел:

— Мамочка!

В довершение ко всему он по-собачьи гавкнул и выпучил глаза. Старуха стала молиться и креститься еще отчаяннее. Автомобиль рванулся с места. Хромая, владелец машины поднялся с мостовой и закричал:

— Он угнал мою машину!

В унисон ему кричала старуха в «кадиллаке».

— Помогите!

Маршалл шел по коридору больницы, громко ругаясь. Сержант Уокер с блокнотом в руке шагал сзади, пытаясь успокоить разъяренного шефа.

— Фрэнк, тихо! Здесь же больница. Успокойся!

Маршалл снова выругался.

— Черт побери, этого только нам и не хватало!

Уокер развел руками.

— Но я сам всё проверил. У нас нет никаких свидетелей, кроме этого Морана.

Маршалл на секунду остановился.

— Правильно! — в сердцах воскликнул он. — Нью-Йорк! Два десятка зевак будут стоять и смотреть, но, как всегда, свидетелей нет! Черт бы всех их побрал!

— Ну, нельзя так сказать, что совсем никого нет, — растерянно произнес Уокер. — Все-таки один нашелся.

— Кто он такой? — недовольно спросил Маршалл.

Уокер бегло взглянул в свои записи.

— Джеймс Моран, сорок лет. Раньше был морским пехотинцем, воевал во Вьетнаме. У него куча оружия. Считает себя добровольным стражем порядка. Ну, знаешь, как многие из этих Джи-Ай.

Они подошли к двери в палату, возле которой стоял вооруженный полицейский. Маршалл показал ему полицейский значок. Полисмен кивнул и пропустил посетителей в палату.

Моран с перевязанным животом лежал на кровати. Маршалл прошел к нему и остановился у изголовья.

— Ну, как ты, парень? — спросил лейтенант.

Моран взглянул на Маршалла и, недовольно поджав губы, произнес:

— Как можно себя чувствовать, когда тебе здоровенный меч под ребро всаживают?

— Да, пощекотал он тебя неплохо, — сочувственно произнес лейтенант.

Моран с обидой посмотрел на него.

— Ну, ладно, — поспешил уйти от этой темы Маршалл. — Тебе хоть удалось рассмотреть его?

— Еще бы, — буркнул Моран.

Лейтенант достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и показал её Морану.

— Это он?

Со снимка смотрело лицо Расселла Нэша. Моран едва взглянул на него и отрывисто бросил:

— Нет.

Маршалл недоуменно повертел в руках фотографию и скривился в недовольной гримасе.

— Ты, что, смеешься? — сказал лейтенант. — Это не может быть никто другой. Может быть, ты не смог как следует рассмотреть? Все-таки там было темно.

Моран отрицательно мотнул головой и возбужденно произнес:

— Я же изрешетил его из автомата! У этого ублюдка, который пытался убить меня, на шеё огромный шрам. Его ни с кем нельзя спутать. Это не его фотография!

Он говорил так громко, что больные в коридоре стали недоуменно переглядываться. Маршалл вполголоса выругался и спрятал снимок. Он присел на постель рядом с раненым и задумчиво потер лоб.

— Слушай… — обратился к нему Моран.

— Что?

— Это ты лейтенант Маршалл, про которого в газетах пишут?

Маршалл поморщился и хмуро сказал:

— Да, а что?

— Я читал про тебя в «Нью-Йорк Пост», — произнес Моран.

Лейтенант хмыкнул.

— Ну и что?

— Эти сраные журналисты…

Теперь уже Моран сочувствовал полицейскому.

— Да ну их, — махнул рукой Маршалл. На его лице появилась брезгливая гримаса.

— Послушай, — вдруг оживился Моран. — Дай мне несколько человек. Троих, а лучше пятерых крепких ребят. Дай мне еще хорошеё оружие — парочку тяжелых пулеметов, и я возьму этого сукиного сына! Я ему покажу!

Он так разволновался, что Маршаллу пришлось успокаивать его.

— Тихо, тихо, парень, не нервничай!

Моран бессильно мотнул головой.

— Я всадил в него столько пуль, что можно было бегемота уложить на месте! — воскликнул он. — А этот ублюдок после этого поднялся!

Моран глухо закашлялся. Маршалл понял, что пора уходить. Он поднялся и сделал шаг к двери.

— Э-э… — вдруг пробормотал лейтенант. — Послушайте, Моран…

Он обернулся.

— Может быть, вы поможете полиции?

— Как? — спросил Моран, откашлявшись.

— Нам нужно составить хотя бы приблизительный портрет этого человека.

— Ладно.

— Мы пришлем к вам портретиста и вы попробуете сделать описание.

Маршалл уже был у двери, когда Моран позвал его.

— Эй, полицейский…

— Да?

— Вы, конечно, думаете, что я псих, — тихо сказал Моран, — но я хочу сказать вам еще кое-что. Подойдите поближе.

Маршалл и Уокер подошли к кровати и нагнулись над раненым.

— Когда он поднял меня на мече… Полицейские внимательно выслушали рассказ Морана, после чего переглянулись и вышли из палаты.

— Да-а, — протянул Уокер, шагая рядом с лейтенантом по больничному коридору. — Похоже, мы делаем шаг в сторону.

Маршалл мрачно тер лицо.

— Все, что у нас есть — это один свидетель. Ни в коем случае нельзя подпускать к нему прессу. Не нужно распространять всякую ерунду о том, что в Нью-Йорке дерутся на мечах, что мертвые начинают светиться и взлетать…

Маршалл и Уокер остановились у лавки знакомого уличного торговца хот-догами, чтобы немного перекусить. Лейтенант полил булку острым соусом «чилли» и принялся мрачно пережевывать пищу. Торговец достал из-под прилавка свежий выпуск «Нью-Йорк Пост». Журналистам этой газеты нельзя было отказать в профессиональном подходе к делу. Рядом с огромной фотографией обезглавленного трупа с мечом в руке красовался заголовок: «Охотник за головами — 2, Полиция — 0».

Торговец демонстративно развернул газету перед лейтенантом и сказал:

— Эй, Маршалл!

Полицейский неохотно повернулся к нему.

— Чего тебе?

— Ты читал последние газеты?

— Нет, — буркнул лейтенант. — А я и не знал, что ты умеешь читать.

Ничуть не уязвленный этой шуткой торговец рассмеялся и поднес газету к глазам.

— А что такое «некомпетентность»? — прыская от смеха, спросил он.

Маршалл хмыкнул и снова отвернулся к Уокеру. Проглотив кусок булки с сосиской, он недовольно сказал:

— Представляешь, мэр позвонил мне в два часа ночи. Отчитал меня, как пацана. Придется на ночь телефон отключать.

— Эй, Маршалл! — снова обратился к нему торговец. — А что такое «обескураженный»?

Маршал потянул Уокера за рукав.

— Пошли, пока этот любитель чтения не вывел меня.

Бренда провела несколько дней в архиве медицинского управления штата Нью-Йорк. Она изучала копии свидетельств о рождении, пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь сведения о Расселле Нэше.

Наконец, после долгих часов работы, ей удалось обнаружить кое-что в папке с надписью «1948 год». Копия свидетельства о рождении, выданного Расселлу Эдвину Нэшу. Бренда внимательно изучила все, что было там написано.

Имя — Расселл Эдвин Нэш.

Пол — мужской.

Место рождения — город Сиракьюс, штат Нью-Йорк.

Дата рождения — 22 октября 1948 года.

Время рождения — 11.20 утра.

Имя матери — Карен Джин.

Девичья фамилия матери — Килти.

Врач, принимавший роды — доктор Уиллис Кендалл.

Бренде повезло. На её запрос в медицинское управление штата ответили, что доктор Уиллис Кендалл проживает сейчас в Нью-Йорке, на 14 авеню в Манхэттене.

Она немедленно направилась туда.

Уиллис Кендалл, пожилой седоволосый мужчина, внимательно разглядывал гостью — симпатичную молодую женщину в красивом зеленом костюме. Она немного покопалась в сумочке и достала оттуда какой-то предмет.

— Я хотела бы узнать что-нибудь о человеке, копию свидетельства о рождении которого подписывали вы.

Она протянула документ доктору. Тот вытащил из нагрудного кармана рубашки очки с толстыми линзами и взглянул на бумажку.

— Расселл Эдвин Нэш, — прочел он вслух и на минутку задумался. — Сорок восьмой год… Да, я помню. Тогда я работал в Сиракьюсе.

Доктор снял очки и прошелся по комнате с бумажкой в руке.

— Любопытный был случай, — сказал он. — Я тогда как раз дежурил в родильном отделении. Её привезли сразу к нам. Знаете, она была… ну, как бы это поточнеё выразиться… женщиной без мужа, что ли…

— Мать-одиночка? — подсказала Бренда.

— Да, да, именно — мать-одиночка, — подтвердил доктор. — Мужа у неё не было. Ну, сейчас-то это обычное дело, всё к этому привыкли, а тогда… Раньше было не так.

Он уселся на диван. Бренда не прерывала его.

— Почему она решила дать своему ребенку это имя, я не знаю, но первое, что она сделала, когда её привезли — сообщила мне, какое имя она хочет дать ребенку. Словно чувствовала…

— Что вы имеете в виду?

— Она родила ребенка и умерла, — сказал он задумчиво.

— Умерла? — переспросила Бренда.

Кендалл утвердительно кивнул головой.

— Да.

— Значит, ребенок был круглым сиротой?

Доктор неопределенно развел руками.

— Что ж, можно сказать и так. Минуты полторы он был круглым сиротой.

— Как это? — удивленно сказала Бренда.

— Очень просто. Он умер почти сразу же после собственной матери.

Бренда ошеломленно откинулась на стуле.

— Он умер?

Peг Дуайт, университетский приятель Бренды, работал в компьютерном центре Национального архива. Время от времени по старой дружбе она обращалась к нему за помощью. И в этот раз она попросила Рега оказать ей небольшую услугу. Peг позвонил уже на следующий день.

— Приходи, всё готово, — сказал он по телефону. — Правда, задача оказалась не из легких, но результаты…

— Что ты хочешь сказать? — удивилась Бренда.

— Приходи, я сейчас на месте.

— Привет, Бренда. Садись.

Рег, высокий темноволосый мужчина в очках, показал на стул рядом со столом, на котором стоял персональный компьютер.

— Я сделал все, что ты просила, — сказал он. — На это у меня ушла вся сегодняшняя ночь.

На ходу снимая плащ, она присела на предложенное место. Peг пощелкал клавишами.

— Я проследил всю информацию, которая касается Расселла Нэша. Кстати, есть любопытная информация и о доме, в котором он живет. Короче говоря, дом построили в тысяча семьсот девяносто шестом году. Первым его владельцем был некий Адриан Монтегю, приехавший из Парижа. Затем дом переходил по наследству примерно раз в семьдесят лет. Но вот что интересно. Каждый документ о наследовании дома подписан идентичными подписями. Вернее, подписи разные, но они принадлежат одному и тому же лицу. В этом у меня есть полная уверенность.

Бренда недоверчиво посмотрела на Рега.

— Всё это слишком невероятно, — сказала она.

Peг пожал плечами.

— Если ты не веришь моим словам, мы можем убедиться в этом сейчас вместе с тобой.

— Хорошо.

Он вывел на экран компьютера образцы подписей на документах. Бренда прочитала имена: Адриан Монтегю, Жак Лефелье, Альфред Николсен, Расселл Нэш. Для образца взята подпись с последним именем.

Спустя несколько секунд Бренда убедилась в том, что Peг был прав. Компьютер убедительно продемонстрировал, что всё подписи принадлежали одному и тому же человеку. Сейчас этого человека звали Расселл Нэш.

— Все эти имена принадлежат умершим в младенчестве детям, — продолжил Дуайт.

Бренда тряхнула головой.

— Я не могу понять… — произнесла она.

Peг снял очки и устало протер глаза.

— Я думаю, что всё это выглядит примерно так, — сказал он. — Этот парень родился примерно в семнадцатом веке, проживал лет семьдесят, потом имитировал собственную смерть и возникал снова, но под другим именем. А имена он находил в копиях свидетельств о смерти.

Бренда была потрясена.

— Господи, — ошеломленно пробормотала она. — Peг, но это невозможно…

Газетные киоски на следующий день были заполнены изданиями с изображением широколицего мужчины с огромным шрамом через всю шею. Подписи под фотороботом говорили о том, что именно он и является неуловимым охотником за головами, который держит в страхе огромный город. Лейтенант Маршалл впервые за последние дни не был обруган за некомпетентность и растерянность. Правда, до развязки дела было далеко, но наконец-то появились хоть какие-то результаты

Об этом дне Горец помнил всю свою жизнь. Каждый год он приходил в этот день в церковь и ставил свечку всем женщинам, которых он любил и которых давно пережил.

Он вошел в католический храм на Пятой авеню — собор Святого Патрика. Сейчас, в середине дня, здесь было немного народу. Отдельные посетители сидели на скамьях, другие — молились возле высоких распятий. Хор мальчиков за алтарем негромко исполнял псалмы. Руководил ими невысокий священник в черной сутане. Две пожилые монахини шептались о чем-то в проходе между скамьями.

Горец подошел к небольшому скульптурному изображению богоматери, под которым горели свечи, взял свечу и зажег ее.

— Тебе, моя дорогая Хезер, — тихо сказал он. — С днем рождения… И тебе, Юстина, и тебе, Кэтрин…

Он сел на скамью недалеко от алтаря. Внезапно в тишине храма раздались тяжелые шаги человека в грубых армейских ботинках. Монашки недоуменно посмотрели на двухметрового широкоплечего верзилу с широким лицом. Он был одет в короткую кожаную куртку с металлическими заклепками и кожаные джинсы.

Караган остановился перед скульптурой божьей матери и, грубо смеясь, стал тушить горевшие свечи. Посетители стали незаметно удаляться из церкви. Караган подошел к Горцу и положил руку ему на плечо.

— Кастегира больше нет, — хрипло произнес он. — Остались лишь мы с тобой.

Горец обернулся. Караган с улыбкой уселся на скамье позади него. Он был совершенно лыс, только над правым ухом свисала длинная черная прядь волос.

— Приятно увидеть тебя, Караган, — мрачно улыбнувшись, сказал Горец. — Кто тебя так постриг?

Караган широко улыбнулся.

— Я маскируюсь, — прохрипел он. — Так меня никто не узнает.

Горец усмехнулся.

— Я узнал тебя.

Караган откинулся на скамье и вытянул вперед ноги.

— Что тебе нужно? — угрюмо произнес Горец.

Караган снова улыбнулся, сверкнув глазами.

— Твоя голова, — ответил он. — И все, что с этим связано — власть, сила…

Монашки направились к выходу. Проходя мимо Карагана, они остановились и укоризненно посмотрели на него.

— Чем интересуетесь, дамочки? — грубо сказал он и стал делать языком непристойные движения.

Они в ужасе поспешили к выходу. Священник стал выводить из храма мальчиков. Воцарилась полная тишина, которую нарушал только громкий и грубый голос Карагана.

Проводив взглядом монахинь, он повернулся к Горцу и прохрипел:

— Монашки… Никакого чувства юмора!

Горец посмотрел на него прищуренными глазами. В его взгляде сквозила ненависть.

— Жаль, что меч Рамиреса не отрубил тебе голову, — тихо произнес он. — Испанец был прав — ты действительно дикарь.

Караган наклонился к Горцу и злобно произнес:

— Рамирес был гнусной жабой! Он умер на коленях! Я отрубил ему голову. Кровь в его теле не успела остыть, а я уже изнасиловал его женщину!

Горец непроизвольно вздрогнул. Караган пристально посмотрел на него и ухмыльнулся.

— Понимаю… — протянул он. — Рамирес солгал.

Горец отвернулся. Караган осклабился и наклонился к нему.

— Она была не его женщиной. Она была твоей женщиной… — громко сказал он. — И ты ничего не узнал от неё об этом. Она молчала. Я могу сказать тебе, почему. Я дал ей нечто такое, чего никогда не мог дать ей ты. Мак-Левуд!

Горец вскочил и схватил Карагана за куртку. Тот грубо рассмеялся и выкрикнул:

— Втайне она всегда ждала моего возвращения!

Горец тряхнул его за грудь. Караган вскочил и злобно прошипел ему в лицо:

— Мак-Левуд, не забудь то, чему тебя учил Рамирес! Тебе это еще пригодится!

Горец отпустил его и тихо произнес:

— Ты не можешь остаться здесь вечно.

Караган снова уселся на скамью и смерил Горца презрительным взглядом.

— Ты слабак, Горец. Ты всегда был и будешь слабеё меня!

Горец подошел к нему и схватил рукой за горло.

— Я буду ждать тебя, — медленно произнес он, наклонившись к Карагану. — Там, за стенами этого храма.

Он отпустил горло врага и ушел. Караган расхохотался и крикнул ему вслед:

— Прощай, Мак-Левуд! Я удовлетворен разговором.

Продолжая хохотать, он положил ноги па спинку скамейки впереди и раскинул по сторонам руки. Священник, который увел детей, вышел из помещения за алтарем и направился к нарушителю спокойствия. Он остановился возле Карагана и тихо произнес:

— Здесь храм божий. Люди приходят сюда разговаривать с Господом и просить у него о спасении.

Караган, не поднимая головы, грубо ответил:

— Кому нужны эти беспомощные смертные?

— Иисус Христос погиб за грехи смертных, — сказал священник.

Караган ухмыльнулся.

— Это говорит не в его пользу.

Священник тяжело вздохнул. Караган поднял голову и внезапно вскочил.

— Святой отец, — прохрипел он. — Простите меня! Я — ничтожный червь!

Караган наклонился к руке священника и высунув язык, медленно лизнул ладонь слуги божьего. Тот с отвращением отдернул руку. Караган грубо рассмеялся и зашагал прочь из церкви, на ходу застегивая замок кожаной куртки. Священник проводил его сожалеющим взглядом.

Сделав несколько шагов, Караган вдруг остановился и повернулся лицом к алтарю. Он широко расставил в стороны руки и громко крикнул:

— Я хочу сказать вам кое-что, святой отец! Священник с надеждой посмотрел на заблудшего, по его мнению, христианина.

— Вы всё здесь сгорите и исчезнете! — заорал Караган со злобой в голосе, — Да!

Кривляясь, он стал громко хохотать и спустя несколько мгновений исчез за дверями храма. Проводив его взглядом, священник тяжело вздохнул и покачал головой.

Бренда вошла в антикварный магазин на Бостон-авеню, резко толкнув перед собой дверь. Сидевшая на своем обычном месте Рэйчел Элленстайн вскинула голову. Бренда быстрым шагом направилась к ней и возбужденно сказала:

— Где мистер Нэш?

Рэйчел, которая и сама не знала, где владелец магазина, беспомощно развела руками.

— Его нет.

Бренда наклонилась над столом и, пристально глядя в глаза Рэйчел, выговорила:

— Мне нужно увидеть его, черт побери!

Рэйчел испуганно пробормотала:

— Боюсь, что это невозможно. Мистер Нэш…

Она не успела договорить. Бренда прервала её на полуслове и выкрикнула:

— Мистер Нэш умер, мисс Элленстайн!

Рэйчел вздрогнула и отшатнулась. В этот момент за спиной Бренды скрипнула входная дверь. Бренда резко обернулась. На пороге стоял Горец. Он настороженно посмотрел на Бренду и тихо произнес:

— Что вы здесь делаете?

Рэйчел, словно оправдываясь, покачала головой. Бренда повернулась к Горцу и вызывающе сказала:

— Я ищу здесь мертвеца по имени Нэш. Он умер в больнице города Сиракьюс, штат Нью-Йорк, сразу же после рождения.

Горец закрыл за собой дверь и вошел внутрь. Рэйчел испуганно вертела головой, переводя взгляд с Горца на Бренду. Он немного постоял у лестницы на второй этаж и опустил голову.

— Хорошо, — кивнул он головой. — Пойдемте.

Бренда направилась за ним.

Горец сбросил плащ и провел Бренду к двери в свою комнату.

— Входите! — сказал он, распахнув дверь.

Бренда осторожно вошла в «комнату воспоминаний» и удивленно подняла брови. Прежде ей никогда не приходилось видеть ничего подобного, хотя она работала в одном из богатейших музеев мира. От обилия драгоценностей, старинных образцов оружия, книг, настоящих костюмом, картин и экзотических украшений у неё зарябило в глазах.

Затаив дыхание, Бренда медленно зашагала вдоль увешанных предметами стен. Порой не веря своим глазам, она дотрагивалась до стальных клинков изумительной работы, прекрасно сохранившейся одежды, брала с полок и перелистывала книги, которым исполнилось не одно столетие.

— Это всё настоящие вещи… — в изумлении произнесла она. — У вас здесь, что — музей?

Горец не ответил. Он подошел к висевшему на стене маленькому испанскому кинжалу с богато украшенной ручкой и снял его со стального крючка. Бренда еще раз обвела взглядом комнату и непонимающе помотала головой:

— Всё это стоит миллиарды!

Горец вышел на середину комнаты и тихо произнес:

— Я живу четыре с половиной столетия. Я не могу умереть. Я бессмертен.

Бренда не сразу осознала смысл только что произнесенных слов. Она растерянно улыбнулась.

— Ну… у каждого свои трудности…

Горец хмуро взглянул на нее, задумчиво вертя в руке кинжал. Бренда остановилась возле полки с книгами и, нервно теребила сумочку, которая свисала у неё с плеча. Обернувшись к Горцу, она поняла, что он ожидает её ответа. Бренде ничего не оставалось делать, как спросить:

— И что ты собираешься в связи с этим делать?

При этом она потерянно улыбалась. Горец протянул руку, в которой сверкнул кинжал.

— Возьми.

Бренда медленно подошла к нему и нерешительно протянула руку. Горец вложил ей в ладонь кинжал и зажал своей рукой её пальцы. Она испуганно посмотрела ему в глаза. Горец сверлил её взглядом.

— Я — Конор Мак-Левуд из клана Мак-Левудов. Я родился в 1518 году, в Шотландии, на берегу небольшого озера, — едва слышно произнес он. — Я бессмертен.

Она кусала губы, не зная, что ответить. Внезапно Горец дернул её за руку и вонзил кинжал себе в живот.

Бренда вскрикнула от ужаса. Горец застонал и упал на колени. Кинжал остался торчать у него в животе.

Слезы хлынули из глаз девушки. Она опустилась на пол рядом с Горцем, который поднял голову и пристально посмотрел ей в глаза.

— Боже мой! — прошептала она.

Растерянно протянув к нему руки, она хлопала мокрыми глазами. Горец медленно вытащил кинжал из раны и положил его на пол. Всхлипывая, Бренда протянула руку и погладила его по щеке. Горец посмотрел на испачканную в крови руку и медленно наклонился к лицу девушки. Она, не колеблясь ни секунды, поцеловала его. Горец жадно впился ей в губы…

Всю ночь они, словно истосковавшиеся влюбленные, наслаждались друг другом. Горец уже забыл, что такое аромат женщины. Он отдал Бренде всю силу и нежность, на которые был способен. Она подарила ему каждую клеточку своего тела…

Они уснули только под утро, лишившись всех сил. Бренда лежала, крепко обняв любимого…

Днем они отправились в зоопарк Бронкса, где бродили мимо просторных площадок со львами, слонами и носорогами. Бренда не выпускала руку Горца, поминутно прижимая её к своей щеке.

Они остановились у огромной площадки для бизонов и долго рассматривали могучих животных. Бренда провела рукой по волосам Горца.

— Это ужасно, — тихо сказала она. — Люди рождаются для того, чтобы умереть. У тебя же другая проблема — ты боишься жить…

Горец грустно улыбнулся и, поднеся её руку к губам, стал целовать пальцы Бренды.

Они расстались у выхода из зоопарка.

— Ты должен решить всё сам, — сказала Бренда. — Только, прошу тебя — не теряй головы.

Горец рассмеялся. Она поцеловала его и, не оглядываясь, ушла. Горец проводил её взглядом и направился в другую сторону.

Бренда вернулась домой к вечеру. Она устало поднялась по лестнице на третий этаж, где располагалась её квартира. Сунув под мышку книги, которые она купила по дороге, девушка стала копаться в сумочке в поисках ключа.

— Привет, красавица!

Из-за её спины раздался хриплый низкий голос. Бренда оглянулась. Пролетом выше на лестнице стоял, ухмыляясь, громила в кожаной куртке с обритой наголо головой. Синие вены вздувались у него на лбу.

Увидев Карагана, Бренда вскрикнула от страха и выронила книги. Дрожащими руками она стала доставать ключ. Караган стал медленно спускаться вниз. Бренда, наконец, достала ключ и, едва помня себя от страха, сунула его в замок. Ей казалось, что прошла целая вечность, пока дверь открылась.

Бренда бросилась в прихожую, захлопнув за собой дверь. Она не успела облегченно вздохнуть, как услышала удар. Дверь разлетелась в щепки. Караган вломился в квартиру. Бренда бросилась бежать в свою комнату, к туалетному столику, где у неё лежал заряженный револьвер. Дрожащими руками она вытащила оружие из ящика и направила его на Карагана. Тот хрипло захохотал и перехватил её руку. Бренда нажала на курок. Пуля пробила дыру в потолке. Караган швырнул девушку на диван…

Голубой «шевроле» вылетел на оживленную магистраль, едва не врезавшись во встречную машину. Бренда завизжала от страха. Караган громко засмеялся.

— Играла когда-нибудь в игру «кто первый свернет»? — прохрипел он.

Он направил автомобиль на полосу встречного движения. Ехавшие на высокой скорости машины стали шарахаться в стороны. Громко хохоча, Караган прибавил скорости. Бренда закричала, закрывая ладонями лицо.

— Что, нравится? — орал Караган.

Громко сигналя, встречные машины пропускали «шевроле», который вихлялся из стороны в сторону. Когда Бренда открыла глаза, она увидела, как из-за поворота выскочил огромный грузовик с прицепом. Караган, театрально кривляясь, убрал руки с рулевого колеса и завизжал, подражая крику Бренды. Неуправляемый «шевроле» пронесся мимо грузовика, который успел свернуть в сторону тротуара. Бренда услышала за спиной грохот и звон разбитых стекол. Грузовик занесло и огромный прицеп, перевернувшись, рухнул на стены дома у дороги.

Караган громко гоготал. Бренда не успела перевести дыхание, как впереди показались еще два грузовика, водители которых отчаянно сигналили летевшему под колеса «шевроле». Бренда завизжала и схватилась за руль. Ей удалось удержать машину посреди дороги Караган оттолкнул девушку и свернул с дороги на тротуар. Не успевшие разбежаться прохожие угодили под колеса машины. Бренда увидела несколько искаженных в ужасе лиц.

— Что ты делаешь? — закричала она.

Наслаждаясь убийствами, Караган лишь грубо рассмеялся. Он вновь резко вывернул руль и машина выскочила на улицу, почти пустую в это время.

— Нью-Йорк, Нью-Йорк… — затянул песню Караган.

Бренда в истерике выкрикнула:

— Заткнись!

— Люблю Нью-Йорк… — продолжал он.

Впереди показался мотоциклист. Караган добавил газу и нагнал ехавшего впереди молодого парня на «Ямахе».

Лети Нью-Йорк.

В вечерней тьме…

Бренда снова закричала:

— Заткнись! Впереди мотоцикл!

Караган подтолкнул его бампером машины. Парень обернулся и заорал:

— Ты, что — спятил?

«Шевроле» снова ударил его бампером и, потеряв равновесие, мотоцикл перевернулся. Бренда закрыла лицо руками.

Машина выехала на освещенный вечерними огнями Бруклинский мост. Караган увидел на противоположной стороне реки высокое здание с огромными окнами. На крыше здания светилась надпись: «Студия Силверкап». Огромные буквы были установлены на высокой конструкции из тонких стальных труб.

Караган поднял руку, показывая на студию.

— Здесь!

Бренда потеряла сознание. Её голова стала медленно сползать по спинке сиденья…

Горец вернулся домой и по привычке прокрутил кассету автоответчика. Услышав хриплый голос Карагана, он метнулся к динамику.

— Мак-Левуд, я очень славно поразвлекся с твоей подружкой, — прохрипел Караган.

Горец услышал, как где-то рядом с Караганом кричит Бренда.

— Она умеет вопить, — засмеялся Караган. — Что мне отрезать у неё для начала? Я буду ждать тебя у студии «Силверкап» за Бруклинским мостом.

Горец стал быстро одевать короткую куртку. В этот момент на лестнице раздались шаги. Обернувшись, Горец увидел Рэйчел. Она каким-то обреченным взглядом смотрела на него.

— Не ходи, прошу тебя, — сказала она. — Неужели ты не понимаешь, что он рехнулся от этих бесконечных убийств? Ты погибнешь.

Горец взял со стола японский меч, сунул его в ножны и повернулся к Рэйчел.

— Там, внизу, в магазине, я оставил тебе инструкции, — произнес он. — Выполни их.

Она со страхом посмотрела ему в глаза.

— Ты не вернешься? — полуутвердительно сказала она. — Даже если убьешь его, не вернешься? Верно?

Горец тяжело вздохнул и подошел к женщине. Её глаза были полны любви и печали. Он погладил её по щеке и с нежностью произнес:

— Рэйчел, милая моя Рэйчел! Ты знала, что это рано или поздно произойдет. Сегодня вечером Расселл Нэш умрет.

Он крепко обнял ее, а затем, опустив голову, направился к выходу. Она застыла на месте, не в силах вымолвить ни слова. Горец на мгновение остановился. Взглянув на Рэйчел, он печально улыбнулся и тихо произнес:

— Это маленькое чудо…

Она подняла руку и на прощание шевельнула пальцами, провожая взглядом его удаляющуюся фигуру.

— До свидания, Расселл Нэш…

Её шепот растворился в ночной тишине.

Горец остановил автомобиль неподалеку от огромного павильона студии «Силверкап». На крыше, в свете флуоресцентных огней, он увидел женскую фигуру. Это была Бренда.

Горец поднялся на крышу и подошел к высокой стальной конструкции, на вершине которой были укреплены светящиеся буквы. Бренда была привязана за руки к трубе за первой буквой.

— Спаси меня! — крикнула она.

Горец, держа в одной руке меч, медленно поднялся на вершину конструкции по узкой стальной лестнице. Он выбрался наверх и, осторожно ступая по узкому мостику, стал приближаться к Бренде. Увидев его, она испуганно обернулась. Горец понял, что Караган рядом. Приблизившись к Бренде, Горец стал отвязывать веревку, державшую ее.

В этот момент из-за её спины выскочил Караган. Замахнувшись мечом, он бросился на Горца. Их мечи скрестились. Караган размахивал клинком словно палицей, стремясь сокрушить противника силой ударов. Однако Горец умело защищался, и меч Карагана обрушивался на стальные сплетения. Схватка проходила совсем рядом с девушкой, которая громко кричала от страха.

В очередной раз отразив удар меча Карагана, Горец перерубил проходивший под ногами врага толстый электрический кабель. Сноп искр ударил в лицо верзилы. От неожиданности он потерял равновесие и упал вниз, на крышу. Мгновенно придя в себя, он стал рубить мечом стальные основания рекламного стенда. Трубы, словно соломинки, лопались под ударами страшной силы.

Нужно было что-то предпринять, иначе через несколько мгновений щит мог рухнуть, похоронив Бренду и его самого. Горец заметил прикрепленный к середине конструкции стальной канат, который удерживал её в качестве растяжки. Другим концом канат был привязан к стальному штырю на краю крыши. Горец мгновенно ухватился за канат и прыгнул вниз.

Не обращая внимания на боль в содранных до мяса ладонях, он съехал вниз, держа меч подмышкой. Вовремя убрав руки с каната, он в самый последний момент удержался на краю крыши.

Караган, бешено рыча, наносил удары по опорам конструкции, рассыпая искры в разные стороны. Горец поднял меч и бросился на противника. Схватка возобновилась с новой силой. Когда, размахивая оружием, соперники выбежали на середину крыши, со щита стали падать светящиеся буквы рекламы. Рухнув вниз, одна из букв выбила опору под стоявшей на крыше огромной бочкой с водой. Бочка медленно перевернулась, и потоки воды хлынули под ноги сражающимся.

Они продолжали ожесточенно драться, не обращая внимания на то, что творится вокруг. Вода поднималась всё выше и выше, вскоре достигнув до пояса Горца. Молнии электрических разрядов вспыхивали тут и там.

Вскоре начала рушиться и стальная конструкция, на которой висели еще остававшиеся буквы рекламной надписи. Бренда завизжала от ужаса, когда противоположный край конструкции стал медленно заваливаться на крышу. К счастью, тот угол, где находилась Бренда, пока устоял.

После особенно сильного удара Карагана Горец не удержался на ногах и рухнул в воду. Караган попытался нанести еще один удар, но Горец исчез под водой. Опасливо водя мечом по сторонам, Караган погрузился в воду.

Спустя несколько секунд Горец осторожно вынырнул. Противник исчез. Горец выставил перед собой меч и выпрямился. В это мгновение Караган со страшным криком выскочил из воды позади него и бросился на Горца. Тот вовремя подставил меч и отвел удар.

Караган заревел и снова бросился вперед, размахивая мечом. Не попав по сопернику, он снес несколько труб в последней опоре рекламного щита. Бренда почувствовала, как щит, падая, увлекает её за собой.

Конструкция рухнула у самого края крыши. При падении веревка, связывавшая руки девушки, лопнула, и она стала отползать в сторону. Противники сражались рядом с ней. Бренда с ужасом увидела, как меч Карагана просвистел рядом с головой Горца. Он бросился бежать к застекленному возвышению. Караган кинулся за ним. Они схватились снова и, потеряв равновесие, упали на стекло.

Пролетев полтора десятка метров, Караган и Горец упали в пустой павильон. При падении Горец сильно ушиб плечо. Он едва приподнялся, но не успев прийти в себя, был сбит с ног ударом тяжелого ботинка.

Бренда побежала к пожарной лестнице и стала спускаться вниз. Тем временем Караган отшвырнул ногой меч Горца и, злобно смеясь, бросился на безоружного противника. Горец несколько раз увернулся от ударов меча, а затем перехватил руку Карагана, который пытался нанести удар сверху.

Караган отшвырнул его в сторону и стал медленно подступать к упавшему на пол сопернику.

Ну, вот и все! — расхохотался он и поднял меч.

В этот момент кто-то ударил его по спине. Караган резко обернулся. Это была Бренда. Она держала в руках обломок стальной трубы. Караган вышиб трубу из её рук и, смеясь, стал медленно подступать к девушке. Наконец он заревел и замахнулся мечом. Бренда в ужасе зажмурила глаза, но меч Карагана застыл в нескольких сантиметрах от её головы. Горец успел подставить свой клинок и парировать удар Карагана. Тот удивленно посмотрел на Горца, который еще нашел в себе силы пошутить.

— Интересно, спас ли я тебе жизнь? — улыбнулся он Бренде.

Она бросилась бежать, а схватка возобновилась с новой силой. Однако на этот раз перевес был уже на стороне Горца. Обескураженный своей неудачей Караган отступал, отбиваясь от атаковавшего его противника. Караган попробовал перехватить инициативу, бросившись вперед. Но Горец ловким движением клинка рассек ему живот.

Хватая ртом воздух, Караган застыл на месте. Развязка была близка. Горец поднял меч и приготовился к решающему удару. Лицо Карагана позеленело, глаза налились кровью. Держась рукой за живот, он попробовал атаковать снова, но меч Горца еще несколько раз поразил его.

Караган натужно засмеялся и ринулся на врага. Горец увернулся и ударил лезвием меча по шеё противника. Тот остановился и опустил руки. Тяжело дыша, Горец отступил на шаг.

Караган протянул руку вперед, но в этот момент его голова стала падать назад. Из шеи выплеснулся поток голубого пламени. Обезглавленное тело еще несколько секунд стояло, а потом рухнуло на пол. всё было кончено.

Прижавшись к стене, Бренда смотрела на происходившее. Внезапно поднявшийся поток голубого огня охватил Горца. Он задрожал всем телом и выронил меч. Разряды энергии полыхали вокруг него.

— Может быть только один! — закричал он.

Стекла на огромных окнах павильона со страшным грохотом лопнули. Осколки брызнули на пол. Бренда упала, закрывая лицо руками. Потоки бушующей энергии носились по залу, подняв Горца в воздух. Он содрогался в чудовищных конвульсиях, крича:

— Я один! Я знаю, что я один! Отныне я — все!

Внезапно огни исчезли. Горец упал на пол и затих.

В наступившей тишине Бренда явственно различала его тяжелое дыхание.

Она подошла к нему и села рядом. Горец поднял изможденное лицо и слабо улыбнулся. Она поцеловала его и стала нежно гладить мокрые волосы.

Серебристый «ягуар» быстро мчался по извилистой дороге, петляя между покрытыми зеленой травой холмами. Горец и Бренда ехали по Северо-Шотландскому нагорью. В небе над ними пролетел реактивный самолет.

— Так, значит, всё это началось здесь? — произнесла Бренда, с интересом разглядывая цепочку озер между холмами. — Расскажи мне, что ты получил теперь.

— Я знаю все. У меня в мозгу сейчас сконцентрирован весь мир, всё его знания. Я знаю, что чувствуют всё люди Земли — президенты, дипломаты, ученые. Я могу помочь им понять друг друга.

Бренда улыбнулась.

— Когда начнем обустраивать мир?

Горец грустно улыбнулся.

— Ты думаешь о том, сможешь ли ты любить меня? Сможешь. Теперь я такой же, как все. Такой же, как ты. У меня могут быть дети.

Горец увидел перед глазами красивую белую лошадь с обряженным в широкополую шляпу и плащ с павлиньими перьями всадником. Он вспомнил всё — первую встречу с Рамиресом, тренировки в лесу, деревенский базар… и услышал мягкий голос испанца.

— Молодец, Мак-Левуд. Ты всё верно сделал. Сменятся поколения. Ты останешься один и душой объединишься со всеми, кто живет на этой Земле. Ты получишь власть и силу, превосходящие человеческое воображение. Воспользуйся ими во благо…

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Жаркие годы следовали один за другим. Этот, 1999, выделялся даже в их знойной череде. Если зимой выпадал снег, то через два-три дня исчезал бесследно. Организаторы чемпионата мира по лыжным видам спорта в Кавголово мрачно шутили, напрасно вглядываясь в ясное голубое небо: «Все! В следующий раз ядерную зиму придется устраивать». На Земле перестали гордиться загаром. Как улитки в раковинах, люди прятались от палящих лучей солнца под огромные колпаки скафандров-зонтиков фирмы «Эбенружа». Спрос на эти изделия был потрясающим, их изобретатель Поль Грент на отчисления от продажи мог скупить всё курорты, вместе взятые. Мог, но ни за что на свете не сделал бы этого. Такой степенью идиотизма не страдал никто в мире: покупать никому не нужные развалины пляжей! Желающих по-пеститься под жгучим ультрафиолетом больше не было, у берегов грязно-бурых морей стало пусто до неприличия. Тревожные пейзажи заброшенных пансионатов и санаториев свидетельствовали не об успехе всеобщей программы оздоровления человечества, а о мрачной действенности информационной программы «Спасение Земли от Солнца». Ветер одиноко играл изодранными в лоскутья шезлонгами, выл в проржавевших баках водных велосипедов, шторм с треском разбивал лежаки о камни. Никого… Солнца не просто избегали — его панически боялись.

Утро в любом патриархальном городке Старого Света или Америки выглядело примерно одинаково. Сухонькие миниатюрные старушки, бодро отплясав аэробику со своей обожаемой Синди, начинали день с очистки антирадиационных щитов над уютными двориками. Убрав с глаз подальше красные контейнеры с надписью «Пыль. Опасно!», быстро готовили завтрак и будили внучат и племянников. Папы и мамы обожаемых крохотулек обычно начинали к этому времени вертеться у бабушек под ногами, напяливая на себя скафандры. Слава богу, вскоре родители исчезали, разогнанные кто сигналом таймера кто вежливым звонком шефа, просившего привезти ключ от сейфа хотя бы к обеду. Бабушки без помех кормили детишек и строго-настрого предупреждали: «Со двора ни шагу». До позднего вечера судача по телефонам, старушки не забывали бдительно следить за калиткой. Малолетние озорники так и норовили ускользнуть из-под «экрана защиты от ультрафиолета», прихватив с собой (о ужас!) любимого бабушкиного мопсика.

Популярный французский философ Перье, инициатор постоянного напоминания о грозящей опасности во всех телепередачах, при обсуждении программы «Спасение Земли от Солнца» в ЮНЕСКО сказал: «Введение минутного предупреждения во всё сводки новостей способно перевернуть мир за два года». Перье ошибся. Для этого понадобился один год.

С июля 1998 передачи всех радиостанций, телестудий начинались одинаково. После обычного приветствия следовало обязательное: «Сегодня главной новостью является разрушение озонового слоя, которое приводит к непредсказуемым последствиям. В Африке, где убежища от солнца практически не существует, люди умирают один за другим». Никого не удивляло, когда после секундной паузы ведущий предлагал послушать «забойную штуку группы «Крис Мерилин», в которой для живых о необходимости остановить запуск ракеты, рвущей озоновое спасение Земли, поет солист группы Грей Стивенс».

Ночью люди чувствовали себя спокойней. По темным улицам бездушных и тесных панцирей бродили поэты и влюбленные. Иногда они с удивлением замечали, как миссис К., с утра квоктухой загонявшая под огромное титано-сурьмиевое крыло своих цыпочек, задумчиво брела без скафандра к скамейке в парке, где много-много лет назад шалун Джек сорвал с её губ первый поцелуй. Бессильны были предупреждения астрофизиков. Мало кто верил, что ночью озоновые дыры светят убивающим всё живое ультрафиолетом далеких звезд.

Между тем ученые склонялись к мысли, что назрела необходимость окутать планету сплошным экраном. Начиналась массовая гибель животных, рост числа мутаций растений грозил генетическим взрывом. Споры шли о том, каким должен быть щит от Солнца. С каждым днем дискуссии становились всё ожесточеннее. «Круглые столы», на которых лысеющие профессора и академики спорили до хрипоты, отстаивая свои концепции, по рейтингу популярности у зрителей вышли на первое место. Мир застывал у экранов, слушая непонятные научные термины. Постепенно проявлялись основные положения программ, у каждой были свои сторонники и противники.

С перспективой жить в вечном полумраке люди смирились на удивление быстро. Солнце — безусловный враг-убийца, и от него лучше надежно укрыться. Но едва речь заходила о луне и звездах, телефоны в студиях раскалялись от звонков разгневанных зрителей. Иногда звенели разбитые стекла — пока «круглые столы» не стали предусмотрительно назначать на верхних этажах огромных телебашен. Протесты и голодовки групп и целых партий «защиты звезд» грозили сорвать намеченное на август 1999 пробное включение антирадиационного щита. По рекомендациям психологов в новостях стали показывать огромные палаты временных африканских госпиталей. Страшные кадры вымирания тысяч людей поразили общество. Подействовал и железный аргумент — вахты в Антарктиде вымирали за долгие полярные ночи.

Внешне всё осталось по-прежнему. Телефоны в студиях трещали не умолкая, и те же голоса сотрясали мембраны. Но теперь они требовали переноса испытаний на завтра и слушать не хотели никаких оправданий. Разгневанные автомобилисты периодически перекрывали проспекты баррикадами из лучистых машин. Раньше они предлагали оставить в покое «их» порции витано. Теперь разгневанные толпы родителей требовали принять свои дозы энергии как посильный вклад в общеё дело. Пробки рассасывались, когда власти обещали использовать столь щедрый дар и отправить автомобили в испытательные центры озоновых лабораторий.

Двигателями заваливали полигоны Лас-Вегаса, Фурже и Тушино. Каждый день в их адрес прибывали эшелоны автомобилей. Сотрудники не успевали избавляться от пустых кузовов, на пустырях близ станций громоздились многометровые завалы мятого искореженного металла. Заверения руководителей проектов, что витано им больше не требуется, никто не слушал. Массовый психоз добровольного отказа от машин охватил практически всё страны. Кто не хотел сдать свое чудо шестого поколения, рисковал поплатиться жизнью. На улицах толпы в огромных, раздутых скафандрах останавливали автомобили, водителей и пассажиров выволакивали наружу и крушили шикарные лимузины, нелепо взмахивая раздутыми рукавами.

В глазах рябило от транспарантов: «Мы защитим Землю от Солнца». Это всепланетное «мы» символизировало не только сломленное упрямство воздыхателей при луне, не только победу пешеходов над автомобилистами, но и компромисс стран-финансистов программы «Экран». После долгого рассмотрения всё согласились выделить средства на осуществление проекта группы доктора Неймана. Его экран должен был состоять из двенадцати квантово-гиперонных полей, создаваемых под озоновым слоем, на высоте 30–35 километров при помощи выведенных на геостационарную орбиту спутников-излучателей. Орбиты космических генераторов экранов рассчитали таким образом, что поля, многократно перекрываясь над наиболее крупными городами, создавали плотное антирадиационное одеяло в виде неправильного 12-гранника. Свойства квантово-гиперонного поля, об открытии которого в середине позапрошлого года объявил молодой профессор Гарвардского университета Конор Мак-Левуд, были недостаточно изучены, но эффект отталкивания ультрафиолетовых лучей наблюдался отчетливо.

Альтернативный проект созданного при НАСА американского Центра по исследованиям озоновых аномалий, предлагавший возведение над населенными частями континентов гигантских экранов — по сути копий домашних антирадиационных щитов — давал стопроцентную защиту. Он отличался воистину безудержным размахом, но встретил многочисленные возражения специалистов. Во-первых, титано-сурмиевое покрытие щитов довести до состояния сверхпроводимости можно было лишь при затратах энергии на порядок больше, чем требовал проект Неймана. Во-вторых, не предусматривалось ни какой защиты океана. В-третьих, экологические последствия представлялись непредсказуемыми: тепловой эффект, резкое изменение климата, прекращение циркуляции воды над материками. Предложение же американцев разрешить полеты сверхзвуковой авиации под 500-метровой высоты крышей, под которую намечалось упрятать человечество, вызвало настоящий шок, моментально погубивший проект.

Из остальных предложений наибольший интерес вызвала программа Французской академии озона. Особенно благосклонно отнеслись к ней защитники звезд. Французы не отбирали у романтиков ночное небо, а прорехи в озоновом кафтане Земли предполагали залатать с помощью озоновоссоздающих космических комплексов, остроумно кем-то названных «громобоями». Испытательные полеты давали некоторый эффект, но комплексы были столь не надежны, дорогостоящи и недолговечны, что от проекта пришлось отказаться.

Мировое сообщество отдало предпочтение концепции доктора Неймана, и вся планета объединилась для реализации задуманного. В начале 1999 группа Неймана (в неё вошли многие всемирно известные ученые) представила детальный проект своего «Экрана». Существенно изменилась схема питания спутников. Стремясь эффективнеё использовать лучистую энергию и избежать разрушения полей в результате аварий на реакторах, разработчики решили не передавать лучи прямо на спутники, как намечалось ранее, а построить два накопителя — в западном и восточном полушариях. Через два спутника-получателя в космосе витано перераспределялся на двенадцать генераторов поля. Такая более надежная схема питания стала возможной потому, что на Земле практически не осталось потребителей луча. Покончив с автомобилями, воинствующие толпы бросились крушить самолеты и поезда, использующие «энергию жизни».

Неожиданной альтернативой Неймановской схеме питания стал русский проект концерна «Энергия». Он предусматривал оснащение спутников-излучателей реакторами российского производства, приспособленными к работе в невесомости. Отмахнуться от предложения, явно запоздавшего и совершенно сырого, было нельзя. Москва недвусмысленно заявила, что прекратит финансирование программы «Экран» в случае отказа ЮНЕСКО рассматривать вариант «Энергия-4». Уже первые математические расчеты указали, что новая схема антирадиационного щита потребует увеличения числа спутников до 1844. Для создания плотного экрана, заменяющего озоновый слой, планировалось совершить столько запусков, что это уничтожало естественную защиту раньше, чем создавало искусственную!

Проект Неймана стал основой производственной программы «Экран». В рекордно короткие сроки смелый замысел конструкторов был воплощен в реальность. В июле на орбиты вывели спутники-излучатели, в начале августа запустили оба спутника-получателя, 10 августа заработал первый реактор лучистой энергии «Январь», 16 — остальные одиннадцать. Витано стал наполнять резервуары обоих накопителей. Мир замер в ожидании.

17 августа прямую трансляцию накопителя лучистой энергии в центре Сахары, обеспечивающего подачу потока витано на спутник-получатель № 1, вели всё каналы радио и телевидения. В одиннадцать часов по Гринвичу антирадиационный экран должен был закрыть от Солнца западное полушарие. С утра телевидение давало сменявшие друг друга эффектные планы грандиозного сооружения, дававшие возможность оценить масштабность проделанных работ. На фоне гигантских саркофагов звучали последние интервью строителей, разработчиков, руководителей проекта.

В 10.30 в кадре появился знаменитый диктор Артур Грейд. Последний раз пошла становящаяся ненужной «шапка»: «Доброе утро! Главной новостью вчера являлось разрушение озонового слоя, которое приводило к непредсказуемым последствиям. В Африке, где убежищ от Солнца практически не было, люди умирали один за другим. Всего несколько месяцев оставалось до полного разрушения озонового слоя. Вот они, спасители человечества! Группа доктора Неймана, в которой работали всемирно известные ученые. Посмотрите — эти люди создали экран, который через полчаса закроет нас от губительных лучей Солнца. Доктор Нейман, что вы чувствуете в эти мгновения? Спасибо! Смею вас заверить, всё земляне испытывают то же самое. Это действительно грандиозный проект! Мы передаем слово пульту управления».

Резкая смена картинки окунула телезрителей в суету предстартового напряжения огромного комплекса. Таинственно мигали мониторы, попискивали многочисленные датчики, принтеры с шумом выбрасывали широкие полосы бумаги, испещренной таблицами и графиками. Руководитель эксперимента доктор Ричардсон после секундной паузы наклонился к микрофону:

— Внимание, внимание! Всему персоналу покинуть зону испытания.

Внимание! Последняя проверка перед установкой экрана.

Службы пульта сухо, по-военному докладывали о готовности. Убедившись, что на Земле всё параметры в норме, доктор Ричардсон запросил центр космического управления о готовности спутника-получателя.

— Спутник-получатель готов!

Наступил решающий момент.

— Внимание, внимание! Всем службам — минутная готовность. всё готово к установке экрана. Энергетические установки запущены.

Торопя обратный счет, по дисплею побежали тающие секунды до старта.

— Десяти секундная готовность! Три, два, один!

Доктор Ричардсон глубоко утопил в гнезде кнопку, блокировавшую до этого канал вывода энергии. Все, обратного хода нет. Система не предусматривала остановки передающей станции. Плановый ремонт предполагался лишь на производящих энергию двенадцати реакторах. Человечество шагнуло в новую эру. Это понимали все, понимал и доктор Ричардсон. Торжественным голосом он произнес:

— Помните, на нас смотрит мир. Включить зажигание!

Могучий поток энергии устремился вверх. Мощь всей Земли воплотилась в ярком луче, в считанные мгновения достигнувшем спутника-получателя. Еще пару секунд — и заработали спутники-излучатели. Из космоса казалось, что на Земле возникли и стали стремительно расти шесть ярких зеркал. Вот они, накладываясь друг на друга, закрыли всю видимую часть планеты. Мерцание отраженного Солнца ослепило камеры спутника телесвязи ООН, трансляция прервалась, а на Земле наступили серые сумерки.

Полутьму улиц ярко осветили фонари, в их свете высыпавшие на улицу люди обнимали друг друга, оставив дома ненавистные комбинезоны «Эбен ружа». Самой могучей финансовой империей на Земле отныне была Корпорация по установке и обслуживанию экрана.

Дождь — они вообще стали сущим наказанием Земли, эти дожди — тарабанил по стеклам и брезенту крыши. «Дворники» едва успевали сметать капли, в образовавшийся просвет нахально лезли фары встречных машин. Дождь — настоящий ливень — быстро покрывал стекло своей пузырчатой пленкой. Новое «шмах» очистителей — с натугой, с надрывом — и на мгновение мелькала мокрая до черноты Брендон-стрит.

«Этот сектор от дворников — как экран. Надоедливое шмахание не отключишь, пока идет дождь. И экран должен действовать, пока светит Солнце. А энергия? Чтобы рассеять пелену брызг, даже на маленькие очистители сколько её уходит? А будь стекло в миллион квадратных километров?

Видимо, другого выхода не было. Радиация — вечный, непрерывный ливень-убийца, от которого Экран спас человечество 25 лет назад. Конечно, он забирает почти всю энергию Земли. Он отбросил всех далеко назад, в середину прошлого столетия. Люди вынуждены ездить на старых автомобилях, летать на допотопных самолетах. Но ведь в этом виноваты не мы, ученые, а фанатичный психоз толпы, крушивший автомобили, хоть чуть похожие на витановые. Расправу с реактивными самолетами вообще трудно объяснить. На людей словно затмение какое-то нашло…

Нет, мы делали всё правильно. Другого выхода не было! Только в результате вот что вышло: фонари горят через один, и дождь, бесконечно заунывный, как старость, и серая полутьма…»

Мак-Левуд встряхнулся, отгоняя непрошенные мысли. Сколько раз он убеждал себя, что поступил тогда, в 1997 году, правильно, раскрыв людям секрет «витано» и оказав помощь в создании антирадиационного щита. Убеждал и давал слово не мучиться бесполезными сомнениями. Неотвязные раздумья не подчинялись, нахально врываясь в сознание. Наверное, вместе с ними его навещала старость. Изгоняя мрачные сомнения, Конор словно гнал прочь свою молодость, неповторимые дни, когда с Аланом Нейманом, Ричардсоном они неутомимо работали над проектом экрана. Последние годы Мак-Левуд чувствовал себя усталым и разбитым, всё глубже сознавая, что старость и слабость — слова-синонимы. Среди воспоминаний прожитых лет всплывала фраза широкоплечего здоровяка сэра Гленорвана: «Да, великанище… Есть и у меня еще сила в руках и ногах. Но в доспехах на коня мне не вскочить, как раньше». Старый профессор по утрам без труда одолевал неспешной трусцой свои шесть миль, но чувствовал, что сердцу уже не кипеть, остыло сердце, остыло…

«Добро пожаловать, вы смотрите последние новости», — экран монитора щелкнул, расплылся в дежурной улыбке диктора местной студии теленовостей. Мак-Левуд вздрогнул, автомобиль вильнул на мокром асфальте. Таймер всегда включал приемник на полную мощность, давно пора было отдать его в ремонт. Механик каждый раз обещал сделать это в ближайший понедельник и, конечно, забывал. Судя по всему, начался выпуск новостей в 18.30. Приглушив звук и сбросив скорость, Мак-Левуд стал посматривать на монитор. В оперу он еще успевал, а сообщение диктора его заинтересовало:

— Против Корпорации, которая отвечает за защитный экран, выдвигаются различные обвинения. Как вы знаете, она является крупнейшим на Земле потребителем энергии. Кроме того, именно она распределяет оставшуюся энергию. Бюджет Корпорации является тайной последние 10 лет, с тех пор, как основатель Корпорации доктор Нейман назначил главой Ричарда Блейка. Мы не смогли связаться с доктором Нейманом…

Мак-Левуд щелкнул выключателем. Больше ничего толкового в новостях не будет. Ричард Блейк на пресс-конференции всегда умудрялся отделаться от репортеров обтекаемыми скользкими фразами, не несущими ровно никакой информации. Доктор Нейман на экранах мелькал только на юбилейных заседаниях и всегда выглядел уставшим и разбитым. В Корпорации явно было что-то неладно. Впрочем, Мак-Левуду давно нет дела до их проблем.

Прокручивая в памяти последний выпуск новостей еще раз, Конор пытался понять, что именно показалось ему странным в момент передачи. Ага! Сознание быстро выхватило мелькнувшеё на лице молодого диктора выражение злорадства и ненависти. Всем видом ведущий показывал почтительность, необходимую при любом упоминании Корпорации, но, явно будучи новичком в своем деле, он не научился еще скрывать свои эмоции.

Что-что, а ненависть во взглядах людей Мак-Левуд научился ловить давно. 25-летние сумерки вместо дня и ночи озлобили всех. В последнеё время Корпорация выделяет, правда, часть энергии на создание иллюзии дня в крупнейших городах, но положения дополнительные фонари не спасают. Разметанный подслеповатыми огоньками полумрак, как в комнате с бычьим пузырем в окне вместо стекол, — и они называют это днем, спасающим естественные биологические ритмы человечества!

В просветах, оставляемых «дворниками», первый раз мелькнуло неоновое «Опера». С каждым взмахом очистителей надпись становилась всё ближе, занимая уже всё лобовое стекло. Припарковавшись, Мак-Левуд выбрался из машины, завозился с ключами зажигания. Зонт Конор не взял, до входа в театр — шагов тридцать, не промокнет. Досадная заминка нервировала, холодная струйка потекла по спине. Вдруг дождь прекратился. Повернувшись, Мак-Левуд едва не сбил в темноте Чарли Бойза. Тот держал над собой раскрытый зонт, стараясь заслонить от ливня и Мак-Левуда. С тех пор, как старый профессор поговорил с Бонном о Мадонне, горячим поклонником которой до седых волос оставался внешне всегда невозмутимый Чарли, после того, как они до утра досидели в баре у Джимми, старый гример как за маленьким ребенком ухаживал за профессором. Чарли, страстный коллекционер открыток с изображением кинозвезд XX века, не раз говорил Мак-Левуду, что в молодые годы профессор был вылитый Кристофер Ламберд. Мак-Левуду приходилось удивленно качать головой: дескать, чего только не бывает в мире.

Бойз терпеливо стоял под дождем, подставляя седоватые волосы косым струям. Мак-Левуд захлопнул дверцу.

— Ну что, Чарли, пошли слушать твою хваленую Стрекли Льюис!

Помутневшеё и запыленное былое великолепие персональной ложи Мак-Левуда встретило его обычной пустотой. Уже который год перед спектаклем никто не хотел выразить почтение «отцу защитного экрана». Конор с удивлением стал замечать, что за время шумной трескотни вокруг Неймана и его помощников он привык к проявлениям благодарности. Понимая, что лишь отчасти они искренни и сердечны, старый ученый считал их раньше излишними и чересчур назойливыми. Помнится, лет пятнадцать назад в одном из интервью он сказал, что его любимый цветок фиалка, а женское имя — Бренда. Через год цветоводы Швейцарии вывели новый сорт душистых фиалок и назвали его «Бренда». Букетами этих цветов Мак-Левуда забрасывали потом на встречах посыльные в праздники заваливали ими весь дом. Приятный запах фиалок казался Конору чуточку приторным излишне сладким. Букеты он переносил в пустующую спальню, оставляя близ портретов своей последней жены. Но вот теперь, когда года два ему никто не дарил цветы, Мак-Левуд иногда видел во сне душистые охапки фиалок и молодых богинь в жутком декольте, даривших ему букетики. Проснувшись утром, Конор расслабленно шлепал в спальню, садился на холодную двуспальную кровать, брал со стола портреты и фотографии своих жен и любимых, долго всматривался в дорогие черты. Опустевший дом в такие моменты начинал раздражать Мак-Левуда огромностью и запущенностью. Профессор замечал и пошарпанность выцветших стен, и нудный скрип рассохшихся половиц, и толстый слой пыли на зеркальных столиках. Дом ветшал, а у его постаревшего хозяина не было ни сил, ни желания что-либо менять. Понуро сгорбившись, Мак-Левуд часами сидел и разглядывал спил пятисотлетнего дуба, который они с Рамиресом свалили в первый день пребывания на Земле. Сколько лет пронеслось! Одиночество не прибавляет сил в старости. Эх, если бы рядом была Бренда… Мак-Левуд собирался и пешком отправлялся на кладбище, купив по дороге букетик фиалок.

Друзей у Конора не было. Исключая, конечно, верного Чарли и, может, Джимми из бара на 23 улице. Группа Неймана, коллектив единомышленников, со временем распалась. Кто-то умер, кто-то отдалился с годами, с кем-то просто стало неинтересно. Кристофер и Алан? Когда-то их называли тремя мушкетерами за неразлучность и любовь к фехтованию. Кристофер тогда не без оснований считал себя самым экстравагантным архитектором в мире. Алан, без сомнения, был самым красивым физиком на планете. Мак-Левуду нравилась их жизнерадостность, их молодой задор. Он с удовольствием участвовал во всех розыгрышах и веселых буффонадах, на которые был неистощим выдумщик Алан. Теперь они постарели и лишь изредка перезваниваются. И Кристофер, и Алан приглашали Конора в гости, и он не раз предлагал друзьям собраться у него. Да всё как-то не выпадало. В душе каждый из них считал, что лучше избегать встреч — ведь при встречах им остаются лишь воспоминания.

Мак-Левуд смахнул напряжение навязчивых мыслей, расслабился. В конце концов он приехал слушать оперу а не занудливый внутренний голос, порядком надоевший еще в дороге. Конор взял программку, предусмотрительно оставленную в ложе Чарли Бойзом. На обложке крупным шрифтом было набрано: «Всего один концерт молодой звезды из Нью-Йорка, в Милане затмившей саму Марию Михайловскую».

Сегодня на планете последний день «месячника гастролей». Непрерывный хоровод переезжающих с места на место трупп и солистов изобретателям этой кутерьмы виделся панацеей от однообразия серого существования. Усталые, изжеванные бессонными ночами и долгими переездами театральные звезды обычно дежурно отплевывались монологами на сценах — по вечеру в каждом городе. Изредка, правда бывали исключения. В этот раз в оперном зале Блайтвила Мак-Левуду посчастливилось стать свидетелем маленького театрального чуда.

Вся труппа из Нью-Йорка работала вдохновенно. Особенно поразила Конора действительно гениальная Стрекли Льюис. «Тристана и Изольду» в «Метрополитен-опера» не раз ставили еще с конца XIX века. Партию Изольды исполняли замечательные певицы — Эмма Дестинова, Роза Понсель и потрясающая норвежка Кирстен Флагстад. Традиции их исполнения свято берегли в труппе — и теперь многие черты знаменитых предшественниц Мак-Левуд находил в Стрекли Льюис. Великолепно чувствующая сцену, пластичная и грациозная, она обладала чарующим голосом. Он то звал к далеким вершинам, то приглашал отдохнуть в тени журчащего ручья, то убивал холодным презрением обманутой надежды. Очарование полуяви-полусна, создаваемое настоящим искусством, охватило Конора. Музыка Вагнера уводила в дикий, таинственный мир. Юная королева в нем ждала своего избранника, затерявшегося в чужой стране. Ждала и верила в его скорое возвращение, посылала гонцов: «Помни, Горец, помни свой долг!»

— Да, я помню! Самое начало. Планета Зайст. Мы хотели идти вперед. Мы планировали восстание. Нам противостоял генерал Катано.

Пыльную равнину зубчатым хороводом окружили поблескивающие в вечерних лучах заходящего Каро вершины гор. Ветер, шлифуя остатки древних исполинов, пылью гонит их в вечное странствие по ущелью Буранов! Из-под бесплодного слоя песка кое-где обнажился монолит богатейших на Зайсте молибденовых руд. Кустики лаузы, вцепившись корнями в камень, гребешками закостеневших листьев вызванивают на ветру свою заунывную мелодию скорби. Только лауза растет в этих местах, противясь напору песка, жары и ветра. Кустики лаузы свободные жители планеты высаживают у могил погибших в борьбе сограждан. Лауза украшает гордое знамя повстанцев, в бою служит опознавательным знаком борцов за свободу.

Развалины храма Народоправия мрачно темнеют провалами выбитых окон и растерзанных стен. Величавость гордого здания только усиливают зияющие раны, которые нанесены авиацией генерала Катано в первые дни переворота. Враг пытался стереть до основания символ власти Совета мудрейших.

Долгие годы борьбы с диктатором многое изменили на Зайсте. Некогда цветущая планета превращена в пустыню. более ста лет свободные граждане не желают признавать власть мятежного генерала. Непрерывная борьба истощает силы обеих сторон, кровь льется рекой. Генерал лишился своей авиации, но сумел оттеснить повстанцев в бесплодные районы Банха. Зайст в последние годы стремительно теряет атмосферу, и это прежде всего сказывается в горных областях, опорных базах повстанцев.

На возвышении — среднего роста кирсанин. 20 лет он возглавляет движение свободных граждан на Зайсте. Высокий лоб мыслителя, сила богатыря и умение прирожденного воина. Меч, традиционное оружие планеты, в его руках становится то разящей молнией, то неодолимым щитом. Его уроки фехтования многое дают повстанцам, многое, но не победу. С мечом приходится идти на пушки, на сметающие всё живое лучи бластеров. Многие погибли в неравной борьбе. Оставшиеся в живых начинают задыхаться в разреженном воздухе высокогорья. Почти всё свободные граждане Зайста собрались на руинах храма Народоправия. К ним обращен уверенный и звучный голос Рамиреса:

— Мы собрались втайне на руинах храма Свободы, чтобы каждый осознал: предстоит последний бой с генералом Катано. Предыдущие были проиграны, но в этот раз нас поведет настоящий вождь, о котором говорится в древних книгах!

Слова Рамиреса прямили спины, расправляли плечи. всё знали о древних пророчествах: «Свободу жителям Зайста принесет огненноглазый вождь, длинноволосый и высокий…»

— Кто же он? Покажи нам его! — вскричали в толпе.

Послышались и недоверчивые голоса, явно намекающие на несоответствие лысеющего Санчеса де Рамиреса описанию:

— Уж не ты ли будешь нашим вождем?

Рамирес высоко вскинул руки, добиваясь тишины. Море голосов застыло, толпа замерла в оцепенении ожидания. В гробовом молчании падали пророческие слова:

— Пусть он покажется сам, пусть он сам ощутит Возрождение! Пусть каждый слушает свое сердце и сверяет свой пульс с биением всевидящих звезд Каро!

Рамирес выхватил меч, описал магический круг начала поединка, будто вызывая на бой природу Зайста. Стихия откликнулась на вызов близким громовым раскатом. Свободные жители Зайста взволнованно загудели, им предстояло выбрать себе вождя. Каждый вдруг совершенно по-новому увидел своих соседей. Кто же из них вождь? Перебирали самых отважных в боях, самых сильных и разумных. Нет, всё не то. Внезапно непонятная сила подсказала: Конор Мак-Левуд, Горец. Конечно! Взгляды всех присутствующих, как по команде, устремились к молодому и обычно застенчивому воину. Тот словно осветился неведомым внутренним огнем, преобразился. Решительным и уверенным стал его взор, он, казалось, подрос на пару стилов. Властно и требовательно Конор поднял глаза на Рамиреса и понял: Санчес давно выделил его среди толпы. В момент, когда их взгляды встретились, Рамирес утвердительно кивнул головой:

— Да, ты! И пусть древняя энергия луча до краев наполнит тебя силой!

Народ расступился, освобождая Мак-Левуду путь к возвышению. Молодой воин шагнул вперед — и свободные граждане Зайста преклонили перед ним колени. Рамирес спешил с возвышения навстречу новому вождю! Он низко поклонился и коснулся ног молодого воина! Эти действия символизировали, что Рамирес всецело признает право Мак-Левуда распоряжаться своей судьбой. Уже вместе — Рамирес на полшага сзади — они направились к священному сосуду витано.

Единственный спасенный в день переворота генерала Катано источник новой энергии, давшей возможность Зайсту совершить скачок в развитии, свято хранился свободными жителями и был символом надежды на избавление от ненавистного гнета. Никто не осмеливался напитаться энергией витано, хотя каждому давала она бессмертную жизнь. Девиз свободных граждан гласил: «Или все, или никто!»

Генерал Катано не раз пытался захватить сосуд, понимая, что, пока хоть один источник витано в руках восставших, борьба не завершена. Спасая энергию, жертвовали собой храбрейшие из храбрейших. Теперь витано должен был напоить энергией вождя повстанцев для последнего решающего штурма.

Рамирес осторожно прикоснулся к крышке сосуда. Шифратор сработал на иммунограмму, предохранительный чехол открылся. Яркий свет расправил мрачные морщины руин храма Народоправия. С любопытством Мак-Левуд всматривался в живительный луч. Никогда ранеё не видел он этой легендарной силы. Среди вольных граждан часто нараспев повторяли предания о магическом мерцании витано, ранеё равными порциями распределяемого среди жителей планеты. За обладание этой энергией боролись и погибали. Теперь граждане сознательно отдавали витано своим лидерам, весь, без остатка.

— Смелей, Мак-Левуд! — подбодрил Рамирес молодого воина, погружая руки в витано.

Осторожно, боясь обжечься, опустил ладони в сосуд Конор и — ощутил приятное покалывание в подушечках пальцев. Силой сразу же переполнилось тело, появилось ощущение, что нет предела всесокрушающей энергии напряженных мышц.

Сосуд опустел. Древний обычай, знакомый любому жителю Зайста требовал, чтобы те, кто разделил витано, стали братьями по энергии. Ладонь в ладонь, глаза в глаза. Обменявшись порциями чудотворного луча «кровники» получали бессмертие.

Рамирес уже поднял руки, Мак-Левуд колебался какое-то мгновение. Лучистый заряд молнией переходил от одного к другому, причудливо извивался, рвался к породившим его звездам, заставляя учащенно биться сердца.

— Древняя сила Возрождения объединила нас. Теперь мы одно целое, мы едины.

Сжав кулак, Рамирес нараспев трижды повторил старинное заклинание. Как младший по возрасту, Мак-Левуд ответил: «Спасибо, учитель», — и почувствовав на миг неотъемную тяжесть ответственности, которая теперь лежала у него на плечах, растерянно спросил:

— С чего мы начнем?

— Не мы, а ты! — голос Рамиреса был отрезвляюще суров.

Мак-Левуд отогнал сомнения и уверенно повернулся к напряженно ожидавшим его решения свободным гражданам Зайста:

— Мы начнем с генерала Катано! Завтра с рассветом будем штурмовать арсенал и энергохранилище.

Доклады генералу Катано о ходе сражения с повстанцами час от часу становились оптимистичнее: атаку на хранилище сосудов с витано в предместьях столицы отбили к двенадцати часам дня, войска генерала полностью окружили противника и вели планомерное стягивание железного кольца. Несмотря на очевидное поражение и бесперспективность дальнейшей борьбы, повстанцы держались. Дело доходило до рукопашных схваток, тогда правительственные войска вынуждены были отступать под защиту орудий. Мечами свободные граждане орудовали удивительно искусно. Они словно не искали спасения, не пытались прорваться к темнеющим на горизонте громадинам гор, а с достоинством умирали под прицельным огнем стянутых в район боя многочисленных батарей.

Посланца с донесением о полной победе генерал Катано встретил, сделав два шага вперед, — честь неслыханная для курьера. Диктатор, гордый своим полководческим талантом, внимательно выслушал сообщение о горах трупов и толпах пленных, пропустил мимо ушей сведения о потерях и, не услышав главного, гневно напомнил:

— Мне нужен Мак-Левуд!

Неизвестно почему, но требование испугало курьера. Офицер запнулся, покраснел, замычал нечто нечленораздельное. От вспышки гнева легкого на расправу генерала офицера выручил Ренто, любимец диктатора, прибывший с поля боя в изодранном мундире, в пятнах крови и копоти, но тщательно выбритый и причесанный. Влетев в кабинет, он заверил генерала, что лично осмотрел убитых, и вождей повстанцев среди них не обнаружил. Скореё всего, Горец и Рамирес в числе пленных, часть из которых изувечена, многие еще не пришли в себя. Вскоре всё будут приведены в чувство и допрошены.

Услышав, что Мак-Левуд не убит, диктатор более спокойным тоном приказал:

— Найдите его и еще того, которого зовут Рамирес.

Ренто похлопал курьера по плечу:

— Слыхал, дружище? Ну, дуй к полковнику…

Офицер замялся и уже на выходе повернулся, бросил в спину уходящим диктатору и его фавориту:

— Что прикажете сделать с остальными?

Курьер оправился от замешательства и готов был рыть землю, чтобы спасти свою репутацию.

Катано с удивлением взглянул на офицера и равнодушно пожал плечами:

— Убейте их. Да, лучше отрубите остальным головы.

Вечером после недолгой процедуры просмотра сводок о состоянии дел на окончательно приведенной в повиновение планете генерал Катано решил поговорить с вождями повстанцев. Часов шесть назад они были опознаны и доставлены во дворец. В комнатах № 69 и 70, специально подготовленных для содержания важных пленников, их уже допросили следователи. Они добивались ответа только на два вопроса: кто у восставших отвечал за сохранность витано и где сейчас находится сосуд? Оба предводителя, не сговариваясь, взяли ответственность на себя и указали место, где спрятан контейнер. Посланные отряды обнаружили сосуд для витано — но пустой.

Когда об этом узнал Катано, он задумался и приказал привести обоих пленников в свой серпентарий. Два часа Мак-Левуд и Рамирес сидели связанными в шипящей и свистящей полутьме гигантского змеепитомника, а у генерала всё не было свободной минуты, чтобы осмотреть своих главных врагов. Наконец Катано выкроил пару мгновении из своего сверхплотного графика работы.

Зайдя в серпентарий, диктатор первым делом собственноручно принялся кормить голодных змей, потом направился к бассейну своей любимицы — водяной кобры но кличке Льета. На знакомое постукивание она подплыла к желобку кормления, привычно ткнулась в ладонь генерала. Катано нежно достал змею из воды, погладил по упругой коже — и, будто что-то вспомнив, обернулся к вождям повстанцев. Указывая на притихшую Льету, диктатор проронил:

— В собственной среде так всё мертво, ничто не двинулось…

Действительно, смертоносная змея в его руках не делала ни малейшей попытки вырваться, соскользнуть в холодную воду бассейна. Льета, привыкшая к жарким водоемам экваториальной области Зайста, жадно ловила тепло рук диктатора.

— Может, они просто ждут…

Реплику Мак-Левуда Катано оценил по достоинству. Он любил, когда его мысли ловили на лету. «всё же этот малый не глуп, надо отдать ему должное», — подумал он.

— Ждут чего?

Горец, твердо глядя в глаза диктатору, недрогнувшим голосом ответил:

— Ждут, когда вы нам отрубите головы.

Ответил за себя и за Рамиреса, и тот легким кивком головы выразил готовность умереть вместе с Мак-Левудом.

Именно такого ответа опасался генерал. Во время боя Катано обратил внимание на необычное поведение повстанцев, изменивших своей тактике засад и неожиданных нападений на небольшие гарнизоны правительственных войск. Агентура успела передать предупреждение, что на последнем собрании свободные избрали нового вождя — Мак-Левуда. Сопоставляя два факта, Катано еще до получения протоколов официальных допросов пленных обдумывал сложную ситуацию, в которую его ставила бессмертность Рамиреса и Мак-Левуда. Сообщение поисковых отрядов, что сосуд витано пуст, не было для генерала неожиданным. Его худшие предположения оправдались.

Древние книги говорили: «И будут два бессмертных вождя после прихода нового, и умрет один. Но один сильнеё двух и даст свободу». Пророчество еще недавно казалось фантастическим, но ведь большая часть его уже осуществилась. Явился вождь, огненноглазый и длинноволосый — и стало два вождя, и оба бессмертны.

Катано охотно срубил бы головы врагам, но он отлично помнил священное правило Зайста, правило поединка бессмертных: только равный с равным, вождь с вождем. Нарушения кодекса чести на планете не прощали никому. Казни одного из вождей — на следующий день восстанет вся планета. Как можно тверже диктатор произнес:

— Возможно, но завтра предстоит другой выбор.

Катано со злостью свернул шею любимице Льете. Желваки на его лице заиграли, пальцами генерал выдавил тело змеи из упругой кожи и, бросив труп к ногам повстанцев, вышел. Через минуту в серпентарий ворвались охранники и растащили вождей повстанцев по их комнатам.

Встретились Мак-Левуд и Рамирес уже на суде, через пять дней. Под конвоем обоих ввели в амфитеатр Главной правовой палаты. За столом, покрытым черным бархатом, восседал известный каждому жителю Зайста своей жестокостью Верховный судья Ренфул. Ренфул, мелкий обрюзгший брюнет, с трудом таскал свои 115 рудей жира по бесконечным заседаниям, раздавая направо и налево смертные приговоры. Пятерых его помощников ни Рамирес, ни Мак-Левуд раньше не видели.

Подсудимых заставили натянуть на себя «кафтаны позора», и заседание правовой палаты началось. Обычно тусклый взгляд Ренфула на этот раз выражал настороженное внимание. Высказанные вчера вечером пожелания Катано Верховный судья выслушал со всем возможным почтением, но так и не понял, что от него требуется. Очевидно было одно: стандартная смертная казнь генерала не устроит. Опасаясь возможных юридических заминок, Ренфул гнал процедуру суда с курьерской скоростью, осторожно обходя возникающие сложные ситуации.

Лишь однажды пауза затянулась. Ренто, вызванный в качестве свидетеля обвинения, в запале рассказа о том, сколько солдат накрошил мечом горец, пока он, Ренто, не сразился с грозным великаном и не отрубил ему голову, стал требовать смертной казни для Конора. Из показаний предыдущих свидетелей следовало, что Мак-Левуда оглушил близкий разрыв снаряда, и поединка вроде бы не было. Ренфул попытался уточнить, откуда на плечах Мак-Левуда вновь появилась голова. Ренто не давал сбить себя с толку: «Наверное, опять выросла».

Судья не мог игнорировать слова любимца диктатора, потребовавшего смертной казни для Горца. В тяжелом раздумьи Ренфул уставился на обычно затемненную пустую ложу по центру второго яруса амфитеатра и вдруг решительно произнес:

— Суд удаляется на совещание. Всем встать!

Совещались заседатели довольно долго, только через два часа они вновь появились в зале для объявления приговора. Подсудимых поставили на площадку Разрешения судьбы и предложили оправдаться. Мак-Левуд и Рамирес отказались от последнего слова.

Один из заседателей вскочил с места и прокричал:

— Всем встать и слушать приговор Верховной палаты стоя!

Ренфул неспешно поднялся и зачитал решение суда:

— Вожди повстанцев! Вы признаны виновными в измене. Вас отошлют с планеты Зайст. Вы будете сосланы на планету Земля, где вы будете бессмертны в течение пятисот лет и сможете умереть только при отделении головы от тела. Только когда один из вас умрет, второй сможет получить награду. У него появится выбор: он сможет вернуться на Зайст или остаться стареть среди землян. Приговор окончателен и будет приведен в исполнение немедленно.

Ренфул захлопнул папку, развернулся через левое плечо и бодренько затопал к выходу. Вслед ему почтительно бросились члены судебного заседания, стараясь забежать вперед пыхтящего коротышки и открыть «великому и несгибаемому» двери. На осужденных никто не обращал внимания, и Мак-Левуд наклонился к Рамиресу, прошептал:

— Стало быть, мы там будем вместе?

— Не всё так просто, но достаточно тебе будет позвать меня — и я появлюсь.

Дальнейшему разговору помешала стража. С площадки Разрешения судьбы повстанцев повели на департатор, предусмотрительно размещенный буквально в ста метрах от зала заседаний правовой палаты. Кроме троих охранников, стоявших вокруг осужденных во время суда, Мак-Левуда с Рамиресом сопровождали еще главный энергетик планеты Зуль и доверенные исполнители господина Катано Хурдо и Ордо.

Обычная система департатора была рассчитана на выброс осужденного в открытый космос. Она требовала достаточно сложной регулировки, ведь предстояло не просто забросить повстанцев в вакуум, а живыми доставить их на Землю. Зуль, бездарный инженер, но талантливый царедворец, не мог упустить случая лично проследить за правильностью отладки системы. Он деятельно рысил по площадке от одной группы наладчиков к другой, отдавая приказы и отчаянно жестикулируя.

О его бурной деятельности Катано наверняка получил доклад, и миловал бог Зуля. Рабочие проигнорировали нелепые указания главного энергетика, и лишь благодаря этому Мак-Левуд и Рамирес, молниями прорезав космическое пространство, через мгновение оказались на Земле. Это было пятьсот долгих лет назад. Опустившись на незнакомую планету, они с удивлением рассматривали яркую зелень блестевшей в утренних лучах Солнца полянки посреди бесконечного леса. В этот момент Мак-Левуда кто-то тронул за плечо.

Почувствовав, что кто-то тронул его за плечо, Мак-Левуд открыл глаза. Полусвет, пустая сцена… Мозг сбросил паутину воспоминаний, Горец мгновенно оценил ситуацию. Опера закончилась, огни рампы погасли. Зрители разошлись, наверняка забросав Стрекли Льюис букетами, не раз вызвав её на бис. От криков «браво» и оваций лопались барабанные перепонки — а он в это время, наверно, видел последний бой свободных граждан Зайста.

Не оглядываясь, Конор понял, кто его трогает за плечо: верный Чарли, не дождавшись профессора у машины, зашел за ним в ложу. Действительно, прозвучал голос старого гримера: глуховатый баритон с всегда громкими окончаниями слов.

— Спектакль закончился, сэр.

Мак-Левуд успокоительно пожал Бойзу руку.

— Спасибо, Чарли. всё в порядке. Я просто задремал. Ну что, дождь закончился?

Горцу снова предстоял нудный серый вечер на промозгшей планете Земля, совсем не похожей на ту, какой она была пятьсот лет назад.

Мак-Левуд остановил машину на 23-й улице, защелкнул дверцу и медленной, усталой походкой поднялся по лестнице к бару. Машину не закрывал — в этом не было необходимости. Вряд ли угонщик смог бы проехать на ней дальше первого светофора, полиция знала каждый автомобиль и его владельца, что называется, в лицо.

В помещении профессор первым делом направился к музыкальному автомату и вбросил монету. Её было достаточно, чтобы семья из четырех человек кормилась два дня. Персональная пенсия Мак-Левуда позволяла ему ни в чем себе не отказывать, хотя старческая скупость приучила хорошенько упрятывать деньги. Он нажал ту же кнопку, которую нажимал всегда, приходя в это заведение. Зазвучал почти забытый людьми, но дорогой профессору голос Фреди Меркури. В баре, как всегда, господствовал полумрак. Посетители в отдаленных углах сосредоточенно вливали в свои желудки привычную дозу спиртного. Мак-Левуд подошел к стойке:

— Привет, Джимми!

— Здравствуйте, мистер Мак-Левуд! — с уважением ответил бармен и расплылся в улыбке. О визите профессора он знал уже по зазвучавшей музыке. — Как поживаете?

— Спасибо, хорошо.

— Ну и славно…

Разговор редко был более содержательным. Прежде Джимми побаивался профессора, а теперь, когда Мак-Левуд окончательно потерял свой былой почет и привилегии, относился к нему с определенным покровительством молодого и сильного человека над немощным стариком. Такие отношения с бывшей знаменитостью льстили бармену. Кроме всего прочего, он попросту любил своего давнишнего клиента. На столе появились стаканы, Джимми взял в руку бутылку:

— Как всегда?

— Конечно, — слабым голосом прохрипел профессор и поднял свой усталый взгляд на экран телевизора.

На этот раз о положении на реакторе несколько взволнованным голосом говорил сам Ричард Блейк. «Добрый вечер! — обращался он к телезрителям. — Мы только что получили сообщение, что декабристы напали на установку «Декабрь». Эта группа смогла удачно совершить свою акцию, видимо, чисто в пропагандистских целях. Они не понимают, что при разрушении экрана погибнет всё население экрана: женщины, мужчины, дети. Группой террористов руководила женщина по имени Луиза Маркес».

Осоловевшие глаза некоторых посетителей заведения вспыхнули странным огнем. Джимми с профессиональным спокойствием наполнил стаканы и жестом пригласил профессора выпить:

— Будем здоровы!

— Тебя зовут Мак-Левуд? — пьяным голосом проговорила крупная цветущая женщина, о роде занятий которой недвусмысленно свидетельствовал её вид.

От подобных интервью профессор не ожидал ничего хорошего и промолчал.

— Я задала тебе вопрос, — настаивала на своем посетительница. — Тебя зовут Мак-Левуд?

— Да, это я.

Как видно, женщина не сомневалась в этом раньше. Еще лет пять назад трудно было найти место, где бы ни попадался на глаза портрет Конора Мак-Левуда, спасителя человечества.

Посетительница сделала очередной глоток виски, с трудом оторвалась от стула, подошла к мужчине и с удовлетворением проговорила, делая ударение на последнем слове:

— Замечательно. Я всегда хотела встретиться с парнем, который мир окунул в дерьмо.

Мак-Левуд с нескрываемым безразличием взглянул на женщину.

— Вот что я тебе скажу, если бы ты спросила меня, то я бы сказал, что они спасли мир… — Джимми попытался защитить профессора.

— Я тебя не спрашивала, — пышногрудая дама резко оборвала бармена и снова обратилась к Мак-Левуду:

— Слушай, ты думал о том, что произойдет, прежде чем установил эту блевотину наверху?

Чтобы как-то защититься, пожилой человек равнодушно спросил:

— Ты кто такая? — и отвернулся.

— Я? Никто! Понятно? Я работаю целыми днями, и жизнь моя — как вонючка. А ты, паскуда, не смей поворачиваться спиной, когда с тобой разговаривают!

Джимми, решив, что разговор принимает нежелательный оборот, перепрыгнул одним движением через стойку, закрыл собою профессора и, заботясь о его нервах, как можно более спокойно стал оттеснять хулиганку вглубь зала.

— Ладно-ладно, мисс Никто. Давай, вали отсюда. Пошла, пошла! Уходи!

— Мы еще увидимся! — с ненавистью процедила толстуха.

— Пожалуйста, когда угодно, — огрызнулся Джимми и, отогнав женщину на приличное расстояние, повернулся к ней спиной.

То, что произошло дальше, было неожиданным даже для самой потаскухи. Она молниеносно схватила оказавшуюся под рукой пустую бутылку, в два шага очутилась возле Мак-Левуда и с удивительной для такого грузного тела проворностью ударила его. Чувство самосохранения и немалая практика в прошлом помогли пожилому человеку вовремя защититься рукой. Бутылка разбилась, а Мак-Левуд скорчился от боли. Чувства стыда и обиды, охватившие профессора, были еще невыносимее. Джимми виновато проговорил:

— О господи, всегда вечно какие-то безобразия у меня… Знаете что, давайте я за неё извинюсь.

— Да ничего, нет проблем, — ответил Мак-Левуд, прижимая носовой платок к руке.

— всё в порядке? Вы не пострадали?

Убедившись, что со стариком ничего страшного не случилось, бармен бросился за злоумышленницей, выкрикивая на ходу:

— Подождите, мистер Мак-Левуд. Я сейчас вернусь.

Прекрасно зная, что система оповещения полиции уже сработала и через несколько минут патруль будет на месте, Мак-Левуд решил не задерживаться в баре. Не хотелось, чтобы в сводках криминальных новостей мелькало его имя. Спрятав глаза от любопытных взглядов одиноких посетителей, он быстрым шагом направился к двери.

На улице Конор почувствовал себя куда более обеспокоенным, чем до посещения бара. Желаемого расслабления, конечно, не получилось. Старик с сожалением подумал о предстоящем вечере, если его можно так назвать. С тех пор, как его собственными руками был включен защитный экран, вечер, день, ночь, утро — всё стало однообразно, серо и уныло.

Сегодня он опять будет сидеть в одиночестве в своей огромной квартире и вспоминать. Вспоминать, вспоминать, вспоминать. Только это и осталось в его однообразной жизни. А 500-летнеё проживание на планете Земля давало достаточный простор для мыслей одинокого человека.

— Мистер Мак-Левуд! — возвратил его к действительности приятный молодой голос. — Меня зовут Луиза Маркес.

Ученый сразу же понял, с кем разговаривает. Перед ним — руководитель террористической группы декабристов, совершившей сегодняшнеё нападение. Мак-Левуд с большим сожалением подумал о своем преклонном возрасте. Женщина была удивительно хороша собой. Кроме всего прочего, её лицо говорило о сохранившейся способности думать и действовать. Редкостью это стало очень давно.

Профессор отогнал нахлынувшие на него мысли и еще более хриплым, чем всегда, голосом проговорил:

— Вы знаете, я никогда не уважал террористические методы, я не террорист.

Сделав небольшую паузу, он добавил;

— Простите, я устал. Прощайте, мисс Маркес.

— Послушайте, я много о вас читала. Я поняла вашу страсть к жизни, я восхищалась вами. Но, мне кажется, от этого ничего не осталось. Вы просто старый… и действительно очень устали.

— Больше, чем вы думаете.

Посчитав, что разговор закончен, Мак-Левуд повернулся и направился к машине. Раньше с такой интересной женщиной он пообщался бы с большим удовольствием. Но сейчас ему хотелось одного — покоя.

Она следовала за ним по пятам, а когда поняла, что ученый сейчас попросту уедет, решительно открыла дверцу автомобиля и села рядом с Мак-Левудом.

— Мир умирает, Мак-Левуд! Ему нужна твоя помощь.

Физик сделал последнюю неуверенную попытку избавиться от назойливой собеседницы:

— Прошу вас, выходите из машины.

— Ни за что.

— Смотрите сами, — Мак-Левуд решил никоим образом не изменять своих планов. Он включил зажигание, стартер с трудом прокрутил двигатель, но машина, как всегда, завелась. Автомобиль дал задний ход и выскочил на проезжую часть. Основным транспортом тут были старые поржавевшие велосипеды.

— Слушайте, Мак-Левуд, прежде я работала в Корпорации. И мне всё время казалось, что там происходит что-то странное. А сейчас, когда мы побывали там, я почти уверена — Блейк что-то скрывает. Поверьте, это не просто мои фантазии.

Пассажирка предусмотрительно замолчала. Он, Конар Мак-Левуд, житель планеты Земля, гражданин вселенной, вдруг ясно понял, что в его существовании наступает какой-то новый, чрезвычайно важный период: он снова будет должен принимать ответственные решения и действовать. Что именно предстоит делать, он еще не знал. Это смутное, но бодрящеё чувство охватило старика с ног до головы.

На пересечении с 31-й улицей профессору стало невероятно плохо, он застонал, скорчился от боли, тело затряслось в мелких судорогах. Луиза Маркес не на шутку испугалась за жизнь собеседника:

— Как вы себя чувствуете, что с вами происходит?

Водитель не ответил и резко ударил по тормозам. Машину занесло. Недалеко от того места, где она остановилась, на землю с диким визгом и глупым смехом опустились два человекоподобные типа. Одеты они были в необычные костюмы явно неземного производства. Торчащеё во всё стороны оружие свидетельствовало о далеко не миролюбивых намерениях этих существ. Мак-Левуда уже не трясло, взгляд его выдавал бешеную работу мысли. Мисс Маркес растерянно спросила:

— Кто они такие?

— Я не знаю.

Один из прилетевших неожиданно серьезным — после дурацкого смеха — и угрожающим голосом назвал профессора.

— Это что, он просто угадал вашу фамилию? — растерянно пролепетала Луиза Маркес.

Мак-Левуд легко выскочил из машины, ища что-то глазами. Быстро подошел к мусорному контейнеру, стоящему неподалеку, приподнял крышку и заглянул вовнутрь.

— Полезай сюда, быстрее! — теперь властным и сильным голосом сказал ученый.

Мисс Маркес почему-то не стала противиться приказу профессора и послушно начала залазить в ящик.

— Вы что, шутите?

— Живее!

Мак-Левуд опустил крышку контейнера над головой женщины.

На планете Зайст правил, наверное, самый опытный диктатор вселенной. Генерал Катано, взявший власть в результате военного переворота более шестисот лет назад, всё эти годы не выпускал её из рук. Любые попытки неповиновения диктатор гасил еще в зародыше. Сколько их было, желающих сбросить его, отобрать власть! О мертвецах или хорошее, или ничего… В подавляющем большинстве это были честолюбивые, умные и сильные противники, но он, Катано, был более изворотлив, решителен и жесток. Может быть, излишне жесток. Никого из бунтовавших диктатор не оставлял в живых — ни хитрого царедворца Зуля, ни паука Ренфорда, который успел-таки сплести паутину заговора среди своих судейских, и рвать сети пришлось с корнем, ни прямого и забавного болтуна Ренто, ни кровожадного полковника Стена. Остались только исполнительные болваны, храбрые от недостатка мозгов, да забитые чернорабочие в рудниках и на силовых установках. Да застывшая близ сердца заноза, тревожащая спокойствие диктатора пятьсот лет.

Не осталось никого, кто безболезненно мог бы её обезвредить. Пока заноз было две, трогать их было нельзя, хотя под рукой были надежные, сообразительные и умеющие держать язык за зубами помощники. Теперь Мак-Левуд смертен, но некого послать на Землю. Пожалей, оставь хоть одного думающего, не вырви с корнем жало измены — и в кресле правителя ни за что не усидеть.

Поэтому Катано ограничился установлением плотного информационного занавеса над Мак-Левудом и просто ждал, когда ставший смертным и потерявший интерес к жизни Горец умрет. Ежедневно диктатор изучал записи разговоров врага и видел дряхление вождя повстанцев.

Еще немного, и без операции заноза выйдет из тела. Судя по всему Мак-Левуду оставалось не более трех лет жизни на Земле. Пророчество древних книг о вожде, похоже, относилось не к Конору Мак-Левуду.

Привычно сев в кресло, диктатор включил запись разговоров Горца за последний день. Какая-то опера, привычный бар, жаль, толстуха не попала Мак-Левуду бутылкой по голове. И вдруг — взрыв. Девчонка, некая Луиза Маркес, разбудила, похоже, угасшую волю вождя. Запись разговора, которую слушал генерал, не оставляла сомнений: в Коноре Мак-Левуде вновь разбужен Горец. А под рукой одни недотепы. Только у двоих хоть остатки мозгов сохранились.

— Хурдо! Ордо!

На громогласный крик диктатора никто не отозвался.

— Где вы?

На этот раз Катано услышал приближающийся топот молибденовых башмаков, громыхание тяжеловесных доспехов телохранителей — и, запыхавшись, влетели похожие друг на друга доверенные исполнители диктатора. Ленивые тугодумы, они всё же сумели понять за последние годы, что единоличная власть меду в характер не добавляет. Генерал стал необычайно раздражителен и крут на расправу. Никогда не поймешь, для чего вызывает, что потребует. Поэтому Хурдо и Ордо застыли посреди комнаты в позах бесконечной преданности, оба тянулись во фрунт, пытаясь отразить заспанными лицами готовность выполнить любой приказ. Но услышали такое, что не только сразу же стряхнули остатки сна, но и осмелились недоуменно-радостно переглянуться. Генерал Катано — не ослышались же они — приказал:

— Немедленно отправляйтесь на планету Земля, найдите Горца и убейте!

Горца! Живую легенду Зайста! Просто не верилось, что посчастливилось получить такое задание. Это тебе не смахивать мечом покорные головы не сумевших выполнить норму выработки, это самому Горцу полоснуть по шее! Да о таком можно лишь мечтать. Просто не верилось! Ордо протянул в радостном недоумении:

— Но ведь вы сами говорили, что Горец стал смертен и умрет естественной смертью.

Катано давно заставил своих бессмертных остолопов напялить темные очки на пол-лица. Стало просто невыносимой мукой читать у них в глазах простенькие и глупенькие мыслишки. Всех бы поубивал — да нельзя. Чтобы не раздражаться понапрасну, очки им напялил. Да у них даже по ушам мысли читать можно. Он посылает их сразиться с Горцем, а у обоих уши пропеллером вертятся. Уже представляют, как после возвращения будут ловить похвалы идиотов из караулки. Нет, чтобы о деле думать, ведь соперника голыми руками не возьмешь.

Генерал не сдержался, ткнул кулаком в расплывшуюся ухмылкой рожу Хурдо:

— Как трудно найти хороших помощников. Отправляйтесь и убейте. Только будьте осторожны.

Диктатор поймал себя на мысли, что уже готов был давать им подробную инструкцию, зная, что ветер в голове «помощников» всё наставления выдует, не успеют они кнопки запуска нажать, махнул рукой:

— Ступайте.

Не медля ни секунды, ни на мгновение не задумавшись, оба телохранителя ткнули пальцами в департаторы на запястьях и огненными кометами рванулись к Земле. В микрофонах раздался их идиотский смех, а еще через мгновение — вскрик Мак-Левуда.

— Ну, Горец, встречай гостей.

Катано подкрутил регулятор громкости приемника.

Теперь о женщине можно было не беспокоиться и позаботиться о спасении собственной жизни. Мак-Левуд мгновенно прикинул, что шансов у него немного. Если телохранители диктатора — он их уже знал, это Ордо и Хурдо — не полные идиоты, то они сумеют зажать его в ближайшем тупике. Два сильных, бессмертных бойца застрелят его, не доставая мечей. Единственное спасение — сразиться с ними поодиночке, заставить фехтовать.

Усилием воли Мак-Левуд подавил естественный порыв обнажить меч. Увидев клинок, оба откроют пальбу. Как можно дольше надо оставаться для них зайцем, мишенью. Только так можно заставить Ордо и Хурдо разделиться. Наверняка, каждый из них мечтает в одиночку заслужить славу победителя Горца.

Конор бросился бежать. Даже если в погоню рванут оба, надо уводить их из тупика, попробовать заманить в депо. Вслед загремели выстрелы. Мак-Левуд юркнул за гигантский контейнер и там затаился. Эх, если бы с ним был Учитель.

— Рамирес, мой старый друг Рамирес!

Ответа не было. У смертного Мак-Левуда не хватало сил материализовать на Земле Учителя.

— Пусть он достанется мне.

Выглянув из укрытия, Мак-Левуд с радостью убедился, что его план сработал. Хурдо сердито отстранил напарника, который недовольно бурчал:

— Но почему?

— Моя очередь.

Хурдо шагнул вперед, отстраняя Ордо. Мак-Левуд оценил шанс, который ему дарила судьба. Теперь надо заставить соперника обнажить меч. Тогда неизвестно еще, чья возьмет.

Горец выскочил возле контейнера, стрелой понесся к выходу из переулка. Точнее, ему казалось, что он несется стрелой. Но силы были уже не те. За спиной захлопал бластер. Огненные струи пока били мимо. Стрелок из Хурдо, прямо скажем, был никудышный. Чувствуя это, телохранитель Катано помчался за Мак-Левудом, стремительно настигая старого профессора. Избегая насмешек Ордо, Хурдо решил стрелять наверняка, в упор. Улица прямая, деться врагу некуда.

— Все, Горец, готовься к смерти!

Мак-Левуд неплохо знал район депо, и похожеё на паническое бегство отступление было продумано до мелочей. По наклонной лестнице пешеходного перехода Конор решительно рванул вверх. Хурдо, не ожидавший такой прыти, поспешно выстрелил. С досадой убедившись в своем промахе, он загромыхал по железным ступенькам вслед за профессором. Конор уже одолел подъем, но на площадке замешкался, переводя дыхание. Расчет Горца был прост. Глаза быстро несущегося по лестнице вверх врага не могут контролировать вертикаль, гул железных ступеней глушит всё остальные звуки. Хурдо должен среагировать только в полутора метрах от него, увидев подошвы ботинок.

Так и случилось. Хурдо пытался остановить стремительный бег, но по инерции проскочил еще три ступеньки. Бластер полетел вниз, выбитый из рук неожиданно резким ударом ноги Мак-Левуда. Хурдо грозно взревел, одним прыжком одолел оставшиеся ступеньки — и нанес сокрушительный удар кулаком в грудь профессора. Удар был такой силы, что, не будь он смягчен наклоном, раздробил бы грудную клетку. Как лошадь копытом лягнула, с этим Хурдо нужно было держаться поосторожнее. Горец подумал, что пора выхватывать меч.

Механизм не подвел, клинок послушно просвистел в руках. Ощутив меч, Мак-Левуд почувствовал себя спокойнее. Он мгновенно оценил положение и отметил его преимущества. Длинный пешеходный переход давал Конору возможность отступать и лишал врага превосходства в быстроте и маневренности. В голове созрел план разыгрываемой в поединке партии.

Хурдо, уповая на свою сверхъестественную силу, лез напролом. Отразив первый удар, Мак-Левуд отпрыгнул на два шага и удивленно посмотрел на телохранителя. После второго (опять-таки отразив его) удивленно воскликнул: «О, настоящий силач!» Пятясь вдоль перил, Мак-Левуд называл удары великолепными, могучими, неповторимыми. Хурдо слышал, что его сила производит такое впечатление. Он таял, упиваясь признанием славного мастера. «Жалко, Ордо не слышит», — и Хурдо всё усиливал натиск. Мак-Левуд с трудом отбил серию ударов, отступил чуть назад и восхищенно протянул: «Колоссально!» Потом медленно стал в позицию, будто вынужденный продолжать бой без всякой надежды на победу.

Теперь оставалось ждать, когда телохранитель потеряет бдительность. Хурдо действительно лез вперед авантюрно, подставляя то руку, то оставляя открытым корпус. Могучие удары, начала которых Хурдо и не пытался скрыть, Мак-Левуд уступающими отбивами легко гасил: «Шея, только шея — и снести голову».

В этот момент на улице раздалась пронзительная сирена полицейского патруля. Мак-Левуд на секунду отвлекся, бросил молниеносный взгляд в сторону затормозившего автомобиля. Ошибка была непростительной. Удар Хурдо отбросил клинок профессора далеко в сторону. Заныла рука. Горец, хоть и удержал меч, но быстро вернуть его в боевую позицию не смог. Хурдо одним прыжком достал Мак-Левуда, обхватил его могучими руками. Положение стало угрожающим. Силы начали изменять профессору. Острая сталь неумолимо приближалась к шеё Мак-Левуда.

Оба забыли про полицейских, и вдруг внизу, на месте, где остановился патруль, раздался взрыв. Пламя опалило сражающихся. Это выпалил из бластера Ордо, которому сирена мешала наблюдать за боем.

Неожиданный взрыв ошеломил обоих, но первым из оцепенения вышел Мак-Левуд. Он вырвался из объятий Хурдо, занял боевую стойку и попытался восстановить дыхание. Изношенное тело не слушалось приказов ясно работающего мозга. Сердце не успевало гнать кровь по старческим расширенным венам с такой же быстротой, как в молодости. Силы стремительно покидали профессора, с трудом отбивавшего удары Хурдо. Предчувствуя скорую победу, телохранитель одним ударом обрушил за собой пролет пешеходного мостика. Хурдо не хотел чувствовать за спиной назойливую страховку напарника. С грохотом тяжелая махина упала вниз, разрывая энерголинии и давя застывшие внизу автомобили. Море огня и грохот взрывов сладкой музыкой отозвались в ушах Хурдо. Он теснил и теснил профессора. Старик уже явно сдал. Заметив, что Мак-Левуд не успевает реагировать на короткие удары без замаха, телохранитель несильными ударами стал раз за разом пробивать защиту врага, готовя последний решающий удар. Потом, выдержав паузу, с резким выкриком Хурдо вертушкой отбил клинок Горца и всем корпусом налетел на врага. Тот не выдержал тарана и упал, не выпуская из рук меч. Хурдо взвыл от радости, одним прыжком настиг соперника, высоко занес меч.

Мак-Левуд уклонился от удара, но потерял опору и полетел вниз. Он упал на что-то твердое и удивленно заметил, как мостик с застывшим от неожиданности Хурдо плывет, отдаляясь от него. Приподнявшись, Мак-Левуд всё понял. Он просто не заметил, как, отступая, оказался на железной дороге, по которой в это время на мойку в депо тепловоз тащил недлинную цепочку товарных контейнеровозов. Судьба вновь дарила Конору счастливый билет, давая передышку. Правда, пауза оказалась недолгой. Хурдо, секунду помешкав, сиганул с перехода вслед за врагом, затопал по гулким крышам. Передышки хватило, чтобы Горец встретил его в стойке, но она была слишком коротка, чтобы Мак-Левуд восстановил силы.

Хурдо повторил удавшуюся ему вертушку, попытался вновь свалить Мак-Левуда ударом в корпус. Горец устоял, и они схватились врукопашную. С каждым мгновением сопротивление Мак-Левуда слабело. Он отбросил ставший ненужным меч и обеими руками ухватился за рукоятку меча Хурдо. Пытаясь освободить клинок для решающего удара, Хурдо ногами наносил удары Горцу, хватка Мак-Левуда слабела.

В этот момент состав дотянулся до горячей мойки. В пылу борьбы соперники не заметили, как скрылись в пелене шипящих жаром струй. Очки Хурдо запотели, он со злостью сорвал их. Воспользовавшись заминкой соперника, Мак-Левуд вырвался из тесных объятий, сделал шаг назад. Хурдо бросился вслед за ним, но неожиданно споткнулся и, нелепо взмахнув руками, выронил меч. Секундной растерянностью телохранителя воспользовался Конор, вложив всё свои 86 килограммов в прыжок, Мак-Левуд впечатался в плотное тело соперника, опрокинул его, и они вместе покатились к краю вагонной крыши. Хурдо еще не оправился от падения, и Мак-Левуд резко столкнул телохранителя в просвет между вагонами.

Мак-Левуд спрыгнул с крыши вагона, готовый вновь схватиться с врагом. Мгновенно развернувшись, он ожидал встретить натиск Хурдо. Тот упал на рельсы и пытался выкарабкаться из-под наплывающего тяжелого колеса, но было поздно. Одним махом многотонный вагон отдавил голову вместе с рукой, инстинктивно выставленной Хурдо для защиты.

Ужасная смерть Хурдо потрясла Мак-Левуда. Последний вагон, дребезжа на стыках всеми заклепками своего изношенного корпуса, скрылся за поворотом, а Горец всё не мог оторвать глаз от раны, пропахавшей тело Хурдо.

Бесконечная опустошенность отражалась в глазах Мак-Левуда. Он выиграл бой, но надежд выжить у старого ученого не было. Где-то рядом его ждал второй боец, а сил не хватало даже просто поднять руку.

Лежащеё тело врага внезапно дернулось. Витано, переполнявший недавно подпитавшегося Хурдо, настойчиво искал воплощения. Язычки серебристого огня рванулись по рельсам, потом ручейками стали растекаться по земле. Стоявшую у дороги легковушку лизнул один из потоков — и вмиг взорвал всю электропроводку. Одна маленькая молния зигзагом устремилась к хранилищу с горючим.

Взрыва баков с мазутом Мак-Левуд не слышал. Он, шагнул навстречу основному потоку — и теперь витано наполнял его тело. Но это было не то легкое покалывание, которое испытывал молодой воин на Зайсте. Энергия рвала и крушила наносы старости, в муках возвращалась молодость. Ужасная боль бросила Горца на землю, он застонал, застыв в неестественной позе с обращенными в небо руками и запрокинутой головой.

Мак-Левуд не слышал взрыва емкостей бензина. Не видел, как, оторванная взрывной волной, катилась на него по рельсам цистерна с авиационным топливом. Коснувшись Конора, цистерна рассыпалась и бензин воспламенился.

Боль прошла. Мак-Левуд с удивлением осмотрел море огня вокруг себя. Старый профессор почувствовал необычную легкость в теле. Его черный плащ, незагоревшийся в пламени стал тесноват в плечах. Руки… На них была упругая молодая кожа. Прядь волос в пальцах блеснула не привычной сединой, а черным отливом воронового крыла. «Да, я снова молод», — и Мак-Левуд не позавидовал участи Ордо.

Еще живой телохранитель Катано, опоздав к концу схватки из-за обрубленного Хурдо мостика, видел только, что мощный взрыв потряс стены депо. В жарком пекле наверняка погибли старый профессор и зазнавшийся Хурдо. Телохранитель заржал: его напарник погиб, а слава победителя Горца достанется ему, Ордо.

Смех оборвался, и исполнитель генерала Катано почувствовал, как его коснулось дыхание смерти. Из огня неторопливо вышел помолодевший и уже бессмертный Мак-Левуд.

Конор не сомневался в победе. Он опять был молод и силен. Ордо удивил его своим реактивным ускорителем, в прежние времена на Зайсте бои в воздухе велись на легких летающих сандалиях, именно таких, какие были на ногах Хурдо. Защелкнув на своих ногах снятую с убитого обувь и взяв в руки меч, Горец легко отбивал лихорадочные налеты Ордо. Только один раз Мак-Левуд оказался в трудном положении. Телохранитель располовинил его клинок выстрелом из бластера. Но и тогда Ордо напрасно взвыл от радости:

— Пора попрощаться, Горец!

— С чего бы это? Разве ты куда-то собрался?

В следующеё мгновение шею рванувшегося безоглядно в атаку пришельца захлестнула тугая петля из троса — Мак-Левуд в Америке неплохо освоил лассо, и сила инерции оторвала голову Ордо, стремительно пролетевшего над уклонившимся от удара меча Горцем

Энергия вновь побежала по земле. Мак-Левуд встал в её поток. Она была нужна не ему самому. Горец решил использовать витано для материализации Учителя.

— Рамирес! Мой старый друг Рамирес!

Вечером в Гленко шел дождь, сверкали молнии. Гроза здесь — как и повсюду на Земле — гремела каждый день. Но вот группа Шекспировского мемориального театра из Стратфорда-на-Эйвоне приезжала в небольшой шотландский городок на реке Спей не часто. Сюда вообще мало кто приезжал. Сегодня, в последний день «месячника гастролей», гости давали «Гамлета» с первым трагиком Великобритании Мак-Кормиком в главной роли. Можно было смело идти в заклад, что в городе никто не слышал о нападении на установку «Декабрь», о которой неустанно твердили во всех уголках Земли средства массовой информации. В Гленко сегодня вечером слушали давнюю историю датского принца — практически весь город с мэром и местным судьей во главе заполнил ветхие, но заново окрашенные по такому случаю скамьи своего «Гленкуса».

Недавно начался последний, пятый акт вечной трагедии. Мак-Кормик сегодня был в ударе и уже предвкушал бесконечные овации — так их встречали на гастролях во всех городах. Топая, удалились со сцены могильщики. Канальи, это были местные доморощенные актеры, подменявшие заболевших Стива и Джона Талкеров. Они едва не загубили спектакль! Волосатый недотепа, первый могильщик, уронил череп «бедного Йорика», и теперь большим пальцем Мак-Кормик вынужден был прижимать едва не отлетевшую нижнюю челюсть муляжа. Но ничего, он вытянет роль. Монолог на кладбище у Мак-Кормика обычно шел при гробовом молчании. «Пауза, всегда держи паузу до конца», — этот урок актерского мастерства он помнил всю свою сознательную жизнь. Дотянув до предела, когда зрительское терпение должно было бы сломаться, сорваться недоумением и перешептываниями, Мак-Кормик выдохнул:

— Увы, бедный Йорик! Я знал его, Горацио.

Теперь надо вскинуть глаза и держать, держать выражение «познания бренности всего земного».

В этот момент раздался несильный треск разрядов, будто небольшая молния пробила крышу старого театра. Между Гамлетом (Мак-Кормиком) и Горацио (Стивеном Блеком) неизвестно как очутился шотландец — ну да, натуральный шотландец в охотничьем камзоле, таком старом, что всё уж забыли, в каком веке был моден его необычный покрой. Неизвестно откуда появился — и без тени смущения стоит на сцене и руками отвешивает реверанс.

Мак-Кормик никогда раньше не встречал этого человека. Но выражение его умных глаз, его улыбка… Где-то актер их видел раньше. Мелькнуло страшное подозрение: американский комик Стерри? Мак-Кормик слышал, что тот гастролирует где-то здесь, в Шотландии. В театральном мире ходили многочисленные легенды о розыгрышах, на которые американец был большой мастер. Мизансцена была именно в его духе. «Ловушка! Идиотов-могильщиков тоже подсунули», — Мак-Кормик с ужасом думал о том, что сейчас начнется в театре. Уже слышались смешки и недоуменные вопросы в зале. Стивен Блек застыл столбом от удивления, так и стоит с отвисшей челюстью. Мак-Кормик сам с трудом удержался от смеха при виде бесконечной ошарашенности партнера. Через мгновение к нему вернулось утраченное самообладание, и первый трагик Великобритании решил принять вызов первого комика Америки. Мак-Кормик снова начал монолог Гамлета: «Мой бедный Йорик! Я знал его, Горацио».

С интересом выслушав сообщение и недоуменно оглядев череп, незнакомец повторил свой реверанс и, заранеё извиняя ненормального с черепом, вежливо представился:

— Вообще-то меня зовут Рамирес.

У Гамлета непроизвольно вырвался первый смешок. Смех нарастал и в зале. Провал становился неминуемым, и, признавая свое поражение, Мак-Кормик умоляюще прошептал комику:

— Пожалуйста, уходите отсюда.

Нет, капкан захлопнулся. Этот так называемый Рамирес использует шанс до конца. С самым непосредственным видом еще раз извиняется, отвешивая второй поклон, и задумчиво пристраивается за спиной, делает вид, что вслушивается в наверняка знакомый с детства монолог.

— Человек бесконечно остроумный, чудеснейший выдумщик, он тысячу раз носил меня на спине. У меня ком к горлу подступает при одной мысли… — пытался продолжать Мак-Кормик.

Он был великий трагик. В этом месте зал обычно рыдал, но теперь всё зрители давились от смеха.

Рамирес, заложив руки за спину, вышагивал вслед за чудаком в замызганном кафтане с мечом — явно знатным, но обедневшим дворянином — и удивленно вслушивался в его горячечный бред.

— Простите, что помешал вашему разговору, но…

Мак-Кормик чересчур зачастил, услышав за спиной начало явно заранеё отрепетированной реплики. Он решил портить игру соперника, не давая тому произносить «домашние заготовки» и выдавать их за экспромты.

— Я тысячу раз беседовал с ним в моем воображении, а теперь как отвратительно мне себе это представить. Здесь были губы, которые я целовал сам не знаю сколько раз…

Рамирес недоумевал: кто решился доверить сумасшедшему оружие? То, что сейчас услышал собственными ушами, не укладывалось в голове. более очевидных признаков потери рассудка и быть не могло. Даже товарищ чудака раскрыл рот в изумлении. Видимо, помрачение разума начало проявляться только что. Возможно, причиной этому стало его, Рамиреса, неожиданное появление. Тогда для бедняги еще не всё потеряно. Можно попытаться ненавязчиво вернуть помутившийся рассудок к действительности:

— Сэр, конечно, что бы вы ни чувствовали, господа, друг к другу, но разговаривать с пустым черепом — это, знаете ли…

Все, всё было кончено. Этот Рамирес добил его окончательно. Нервы Мак-Кормика не выдержали. На смех в зале он уже не обращал внимания. Забыл и о трещине в черепе, отпустил её пальцем — и Йорик при каждом шаге глухо пощелкивал беззубым ртом. С каким удовольствием Мак-Кормик повыбивал бы ровно поблескивающие зубы Рамиреса. Не беда, что тот и ростом повыше и в плечах пошире. Ведь он, Мак-Кормик, шотландец!

— В чем дело? Что за срань ты несешь, дерьмовая голова?

Рамирес опешил: такого он еще не слышал на Земле. Но фраза сразу же понравилась своей звучностью.

— Что такое дерьмовая голова? — спросил он.

Мак-Кормик просиял. Теперь он был готов простить Рамиресу сорванное представление, наверняка угробленную карьеру трагика. Всемирно известный актер, возвышенный в монологах и неземных страстях на сцене, в жизни оказался простым коллекционером бранных выражений. Черт побери, этот Рамирес начинал ему нравиться. Да и вообще, смех в зале намного приятнеё слез. Напряжение на сцене стало спадать, но тут на выручку артисту выбежал вызванный кем-то менеджер труппы — широкоплечий и плотный папаша Кирстон. В нем было пудов шесть мощного, полного энергии тела. Всюду опаздывая, он возмещал потери времени тем, что при появлении начинал действовать сразу же. Выскочив из-за кулис, Кирстон замахал руками, крикнул Рамиресу:

— Уходите со сцены!

Мак-Кормик, внимательно наблюдавший за Санчесом, мог поклясться, что при слове «сцена» в глазах Рамиреса мелькнуло озарение. Просветлевшим взглядом обвел тот партер, галерку, сцену, потом перевел взгляд на него, Мак-Кормика.

— Прошу извинить.

«Ты смотри, в Гленко появился театр», — Рамирес представил, как его появление должны были воспринять зрители и актеры, и усмехнулся. Играть так играть! Рамирес без всякого смущения поклонился публике и трагически продекламировал:

— Пожалуй, действительно достаточно этих бесполезных слов. Мне пора, пора в путь!

Рамирес направился к выходу. Горец смог материализовать его на Земле, у него хватило на это энергии. Вероятно, у Мак-Левуда состоялся поединок с кем-то из бессмертных. Возможно, Конору сейчас грозит опасность. Если так, то стоило вооружиться. Рамирес резко повернулся, подошел к Мак-Кормику и вытащил у него из ножен меч. Слава Богу, клинок был не бутафорский. Дурачась от радости, Рамирес поклонился обезоруженному Мак-Кормику:

— Прощай, дерьмовая голова! — потом отвесил реверанс публике, захлебывающейся от восторга: — Прощайте и вы! — и размашисто пошагал в свой далекий путь.

Мак-Кормика самый злейший враг не упрекнул бы в тугодумии. Конечно, незнакомец не был великим комиком Стерри. Но кто он, этот Рамирес, Мак-Кормик не знал. Он только мог поклясться, что в зрительном зале, а, может, и во всей Англии никто не объяснит, откуда взялся таинственный шотландец в старинном охотничьем камзоле. Великий трагик не удивился бы, увидев как Рамирес у выхода из театра задержался у зеркала внимательно рассматривая свое отображение, как, удовлетворенно пригладив лысеющую голову и поправив за поясом меч, хмыкнул:

— Неплохо сохранился.

Рамирес, оторвавшись от зеркала, широко распахнул дверь и вышел в серый полумрак позднего вечера. Шагнув прямо на транзитное шоссе Илвернесс-Форфар, проходившеё близ черного входа в «Гленкус», Санчес едва не попал под черную громадину автофургона. Отпрянув и с интересом проводив взглядом быстро исчезающую громаду «Бенетона», спешащую к энергоустановке «Февраль». Рамирес задумчиво произнес:

— Какой прогресс со времен лошади.

Это было похоже на последствия стихийного бедствия страшной силы: всё вокруг горело и дымилось, замкнувшиеся электрические провода раскалились докрасна, местами продолжали активно искрить. Разбросанные повсюду черные каркасы сгоревших машин усугубляли картину. Обитателей соседних жилых кварталов близкий бой нисколько не взволновал, а уличные ротозеи давно перевелись в этом сером и унылом мире. Каждый думал о насущном хлебе, чужие проблемы уже давно никого не трогали.

Луиза выбралась из своего убежища и теперь как-то бессмысленно бродила по улице, одолеваемая смутными предчувствиями. Она не была свидетельницей конца сражения, но что-то подсказывало — опасности больше нет. Перед глазами до сих пор отчетливо стояла картина, которую ей довелось увидеть: профессор застыл в неестественной позе с обращенными к небу руками и запрокинутой головой: зигзагоподобные потоки какой-то лучистой энергий безжалостно мучили его тело; он страшно стонал и кричал, потом обессилено замолк. Что-то подобное Луиза видела только однажды, когда еще работала в Корпорации. При установке силовых агрегатов одни молодой сотрудник по неопытности или по невнимательности замкнул собою два мощных проводника.

Через несколько долгих мгновений от него остался только пепел. Хоронить было нечего. С профессором всё происходило по-другому, энергия как бы впитывалась в его тело.

Досмотреть сцену загадочного истязания Мак-Левуда Луиза не смогла. Внезапно раздавшиеся над головой звуки, похожие на рев реактивных двигателей и бомбежку, заставили сработать инстинкт самосохранения. Когда она выглянула из контейнера еще раз, дым заполнил буквально всё пространство между постройками и абсолютно ничего нельзя было увидеть. Через некоторое время грохот переместился вправо и спустя несколько минут также внезапно прекратился, как и начался.

Женщина бродила по улице и что-то искала. Ей было что-то очень нужно, просто необходимо. Без этого, казалось, она не сможет жить дальше. Её не волновали ни проблемы экрана, ни участь населения Земли, даже нисколько не беспокоило то обстоятельство, что женщину по имени Луиза Маркес разыскивает полиция всей страны. Она ходила и ходила, надеясь найти то, что было ей сейчас нужнеё всего. Казалось, это длилось целую вечность.

На улице 27-бис в метрах пяти от себя у глухой кирпичной стены она увидела странно знакомого человека. Дымный ветер слегка касался густых, до самых плечей, волос. Упрямые губы сложились в загадочную улыбку. Глаза излучали невероятную энергию. Она совсем не удивилась, когда мужчина мягким сильным голосом назвал её по имени:

— Луиза!

Да, это был именно тот, кого она, казалось, ждала уже давно. Луиза подошла к нему почти вплотную, всё еще не веря своим глазам. Её тянуло к этому человеку с удивительной силой. Она, всё еще сомневаясь, коснулась рукой его щеки. Мужчина нежно взял её за запястье и заглянул в её глаза. Этот взгляд, как сильный толчок, пронзил её тело. Восхищение и недоумение выражали её глаза.

— Кто ты?

— Я Конор Мак-Левуд из клана Мак-Левудов. Я прибыл сюда с планеты Зайст 500 лет назад и не могу умереть.

После этих не совсем понятных слов у Луизы должно было возникнуть много вопросов. Но сознание её затуманилось, и она безоговорочно приняла всё как есть. Мак-Левуд уловил её желание — и их губы слились в горячем поцелуе. На мгновение Луиза исчезла в каком-то неведомом доселе мире. Когда очнулась, сомнений больше не было: это он. С ослепительно счастливой улыбкой женщина проговорила:

— Я Луиза Маркес из штата Аризона.

Он снова с наслаждением наклонился к её губам…

Всё нравилось ей у Конора. Такой огромный дом имел далеко не каждый. Строилось здание по проекту находящегося теперь в опале архитектора — друга Мак-Левуда Кристофера еще до возведения экрана. Высокие потолки и огромные окна не давили на человека, не угнетали его, каждое слово звучало свободно и уверенно в таких объемах. Луиза с сожалением подумала, как, наверное, прекрасно выглядело это жилище в прежние времена, когда днем в окна заглядывало солнце, а ночью — луна. Об этом ей с любовью рассказывали родители.

Всё нравилось ей в доме Мак-Левуда. Может быть, потому, что был далеко не безразличен сам хозяин. Вчера, когда она впервые появилась здесь, её особенно поразили размеры спальни. всё было чрезвычайно запущено: Конор давно не нанимал служанку. Толстый слой влажной пыли в половину дюйма покрывал мебель. Сам хозяин никогда не ночевал на огромной двуспальной кровати английской работы. Спать на таком ложе одному, по его словам, было чертовски одиноко.

Луиза чувствовала себя абсолютно раскрепощенно. Всю ночь напролет они занимались любовью. В перерывах он без особой охоты рассказывал о себе, ничего не скрывая. Теперь она знала о Коноре достаточно много. Больше всего удивило её то, что он вел себя в постели, как обыкновенный человек: также уставал, просил передышки, задыхался от наслаждения и даже потел. Это немного смутило Луизу. Зная о существовании в теле Конора особой энергии, женщина была удивлена такими обстоятельствами. Впрочем, это нисколько не омрачило тех замечательных часов, которые они провели вместе. Может быть, такая особенность его организма давала Мак-Левуду возможность полнеё ощутить человеческие радости.

Он любил вкусно поесть, разбирался в напитках, хотя утверждал, что пища ему вовсё необязательна. Сам приготовил замечательно вкусный завтрак и прикатил его на тележке к постели. Луиза сделала вид, что не удивилась изысканности блюд. Подумаешь, за 500 лет можно кое-чему научиться.

Казалось, что она знает и любит этого человека уже очень давно, что вместе они прожили долгое время, и от этого чувство не стало слабее, не превратилось в привычку.

Отошедшие лишь на время проблемы снова занимали сознание Луизы Маркес, одного из лидеров подпольной организации «Луна и Солнце». В глубине души она не одобряла вчерашней террористической акции, но обстановка полной засекреченности работ на Реакторе не оставляла других возможностей. События прошедшего дня только укрепили её уверенность в том, что от людей скрывают что-то важное. Скрывают, возможно, и от самих работников Реактора. Почему никого не допускают в главный энергетический блок, где находилась основная масса измерительных приборов? Правда ли, что предельно малое число компьютеров в Центре объясняется нехваткой энергии? Для чего основная информация закодирована весьма непростыми шифрами? Год назад, работая в Корпорации, она смогла бы при желании что-то узнать, но тогда об активной деятельности она еще всерьез не думала. Хотя сомнения уже были, и большие сомнения.

Утром в течение двух часов Луиза расхаживала по огромному рабочему кабинету Конора и задавала ему вопрос за вопросом. Наконец после долгой паузы она подвела итоги:

— Что ж, попробую всё собрать воедино. Ты прибыл с другой планеты и ты бессмертен, пока есть твои противники, которых ты убиваешь, подзаряжаясь от них энергией. Когда они закончатся, ты станешь смертным, или еще прибудут твои противники — и ты снова станешь бес смертным.

— Да, что-то вроде этого.

Луиза отлично понимала, что обыкновенному смертному человеку трудно понять до конца того, кто только на Земле прожил, страшно подумать, целых пять веков, и неизвестно, сколько еще будет жить тут и в других мирах. И всё же некоторые моменты её сильно огорчали. То, что она уже несколько лет считала делом своей жизни, он, казалось, воспринимал почти безразлично. К тому же, к её расспросам, похоже, Мак-Левуд временами относился как к лепету несмышленого ребенка.

— Да, конечно, что-то вроде этого, — с чувством легкой обиды повторила его последнюю фразу Луиза.

Конор сидел за столом, не спеша потягивал из стакана легкое венгерское вино и неотрывно следил за каждым движением своей новой возлюбленной. Еще вчера он чувствовал себя на краю гибели, был обессиленным, изношенным стариком. Сегодня в пределах Земли для него практически нет ничего невозможного. Осознание собственного могущества переполняло Мак-Левуда. Кроме всего прочего, рядом с ним находилась женщина — красивая, молодая, с длинными светлыми волосами, с глазами, руками, ногами и всем остальным именно таким, какое больше всего в мире любил Конор. Именно с ней он провел прошедшую ночь и сейчас не переставал восхищаться, наблюдая за её грациозными, сильными движениями.

— Интересно, это какое-то волшебство? — задумчиво проговорила Луиза.

— Я об этом и говорю.

Пришельцу с другой планеты нравилось чувствовать себя землянином. Он любил в себе человека. Вспоминая свою еще вчерашнюю беспомощность и глядя на энергичную Луизу, он постепенно наполнялся жаждой деятельности. Чтобы закончить этот во многом бессмысленный разговор, Конор прямо спросил у начинающей терять терпение женщины:

— Так что же ты от меня хочешь? Что я должен сделать?

— Ты построил экран, может, ты и сможешь разобраться, что там происходит… наверху, за ним.

— А в чем все-таки дело?

— О чем-то молчат, что-то скрывают от нас. Меня ни кто не слушал…

— Да, и ты решила заниматься терроризмом, — пересаживаясь в кресло, съязвил Мак-Левуд. Отсюда ему было удобней наблюдать за Луизой — она действительно замечательна.

— Ну, конечно! Надо же как-то привлечь внимание людей, узнать правду.

— И правду, конечно, можешь узнать именно ты!

— Нет, черт возьми, правду может узнать кто-то вроде тебя!!!

Целый день Луиза просидела в квартире. Во-первых, её разыскивала полиция, а во-вторых, уходя, Мак-Левуд просил её не покидать дом: она в любой момент может понадобиться. Женщина понимала, что таким образом её хотят защитить, уберечь от опасности. Ей нравилось чувствовать себя слабой. Вчерашняя безрассудная акция не выходила из головы. Она помнила всё до мельчайших подробностей и сейчас зачем-то прокручивала события в памяти.

Идея попробовать раздобыть информацию прямо на установке «Декабрь» пришла в голову именно Луизе. Сначала никто из единомышленников предложение не поддержал: возможно ли даже думать проникнуть на самый охраняемый объект в государстве? На всех подъездах к реактору, за многие километры до него установлены КПП, оснащенные компьютерами и великолепной системой оповещения. Даже если удастся как-то пробраться через эти кордоны, обязательно попадешь под ураганный огонь подразделений оборонительных поясов. На всей прилегающей территории к реактору установлены электронные сигнализаторы — пройти незамеченным невозможно.

Луизу сначала отговорили. Но шли недели, месяцы, а подпольная организация, кроме разговоров, ничего не могла сделать. Это и заставило декабристов снова вернуться к рассмотрению предложения Луизы.

При более детальном изучении вопроса оказалось, что не всё так безнадежно. Еще до включения Экрана в ста пятидесяти метрах от него на скалистом морском берегу была построена бетонная смотровая площадка. Планировалось привозить туда туристические группы — показывать луч. Теперь, конечно, об этом не могло быть и речи. Сооружение давно не использовалось по назначению, так как попало в пределы пятого пояса охранения. Хозяевами на этой площадке остались одинокие чайки.

Мысль Луизы была исключительно проста и авантюрна. На катере добраться до площадки, оттуда по натянутым тросам спуститься снова в море, под водой в скафандрах подплыть к реактору. Там по техническим лестницам подняться в служебное помещение энергетического блока, оттуда — к сердцу установки. Таким образом, решалась самая сложная задача — преодоление мощнейшего минного заграждения, установленного со стороны моря вокруг реактора.

Пытаться прорваться со стороны суши абсолютно безнадежно. Это верная смерть.

Около месяца предложение Луизы детально обсуждалось лидерами организации. Шансов на успех подобная акция имела, что называется, один к ста. Одержимые идеей освобождения человечества, декабристы рвались в бой.

Решение приняли на бюро, «за» проголосовали пять человек, «против» — четыре, двое воздержались. Операцию назвали просто «Штурм». В финансовом плане ограничений не было. Организация без вопросов выделяла достаточно большие средства на экипировку четырех добровольцев. Кстати, Луизу долго не хотели включать в состав группы, но никто кроме неё хорошо не знал внутреннеё устройство установки. В конце концов бюро согласилось.

Кроме бронежилетов из легкого суперпрочного материала для каждого у торговцев оружием были приобретены скафандры русского производства выпуска еще 2000-го года. Они весили не более пяти килограммов, помимо своей основной функции могли защитить человека и от пуль.

Подготовка к штурму длилась две недели. В последний день всё было еще раз проверено, уточнено. Из добровольцев никто не изменил своего решения, хотя такое право имел каждый.

27 октября в 9.00 группа уже была на искусственном плато. Ускользнуть от внимания контрольных катеров удалось легко. Пока везение сопутствовало отважным.

Выстрелами из гарпунных пушек сразу же надежно натянули тросы. Сказались усиленные тренировки. Выбирая моменты, когда часовые на специально сделанных подвесных переходах отворачивались от площадки, всё четверо спустились при помощи надежных блоков в воду. Минные заграждения остались сзади. Спускались уверенно, нагло. Производимого шума можно было не бояться: разбушевавшееся море заглушало любые звуки. Возможно, именно потому, что штурмовики действовали практически в открытую и в таком месте, откуда нападения никто не ожидал, им удалось погрузиться в воду незамеченными.

Дальше всё происходило по плану. Вчетвером почти одновременно вынырнули у самых стен сооружения, поднялись по лестницам. Через пять минут были уже на третьем этаже, откуда вел прямой ход к генераторному залу, где у основания луча были установлены точнейшие датчики всех характеристик тропосферы выше Экрана.

Открывая очередную дверь, Карл Хьютон в спешке неправильно набрал шифр. И хотя он тут же исправился, загремел голос дежурного оператора: «Внимание! Всему персоналу установки «Декабрь» быть наготове».

Ситуация становилась критической. Стараясь больше не делать грубых ошибок, четверо добежали до компьютерного зала № 1. Тут пришлось потерять несколько драгоценных секунд, чтобы обезвредить находившихся в помещении лаборантов. Штурмующие великолепно владели приемами рукопашного боя. Понадобилась пара хороших ударов. Дальше заработали бесшумные электрические пистолеты.

Луиза ничуть не волновалась ни за свою жизнь, ни за жизнь товарищей. Только бы успеть, только бы успеть. Она сняла скафандр и кислородные баллоны, давая свободу своим движениям. Нервный пот заливал глаза.

— Скорее, Луиза, за дело! — прокричал Карл, подбадривая её и себя.

— Вот! Здесь! — проговорила, скореё для себя, Луиза и провела своей электронной пластинкой по шифрованному замку стальной двери. Сердце на мгновение остановилось: «Боже, пусть она откроется!» Шифр с огромным трудом раздобыли через одного сотрудника Корпорации. Стопроцентной гарантии, что шифр на пластинке правильный, не было. Раздался пропускающий сигнал. Женщина открыла дверь, мгновенно забыв про существовавшие до этого проблемы. Два штурмовика остались снаружи для прикрытия, а Луиза и Карл решительно направились в самое главное помещение реактора. Грандиозный светящийся поток энергии устремлялся в небо. Даже в такой экстремальной ситуации вбежавшие на какую-то секунду замерли, пораженные удивительным зрелищем.

Луиза уже бывала здесь прежде. Она знала даже, где находится главный датчик. Женщина быстро достала его и нажала кнопку снятия информации. Звуки, похожие на попискивание обычного компьютера, вывели её из мгновенного оцепенения.

— У нас есть тридцать секунд.

Карл не хуже Луизы знал, что через полминуты на установке начнется боевая тревога.

На экране монитора, расположенного в двух метрах от самого энергетического столба, побежали строчки вводной информации. Затем установилась таблица.

— Это невозможно! Радиация в норме! Солнечное излучение нормальное за экраном!

Больше времени не оставалось, тридцать секунд истекло.

«Тревога, тревога! Синего цвета», — зазвучал уже электронный голос.

В лабораториях началась паника. Тревоги «синего цвета» не было на установке с самого начала работы. всё без исключения компьютеры вдруг забарахлили, чего тоже раньше никогда не было. Сотрудники выбежали из помещений, и хоть каждый четко знал свою задачу, большинство попросту побежали в убежище.

Охрана не растерялась. Самоходные скорострельные пушки, джипы, танки заурчали моторами и стремительно рванулись с места. Подразделения автоматчиков открыли заградительный огонь, пока точно не зная, где находятся нарушители.

Декабристы незамеченными пробежали по огромному нижнему коридору реактора и выскочили наружу, тут же попав под смертоносный огонь. Спасли бронежилеты. Как и было условлено, разбежались в разных направлениях. Выжить должен был хотя бы один.

Луиза бросилась к скалистому побережью и через несколько мгновений скрылась в неосвещенной стационарными фонарями зоне. Пули свистели со всех сторон, то и дело обсыпая женщину каменными брызгами. Спасаясь, она спряталась за скалистый выступ — огненный шквал остался в стороне. Перевести дыхание Луизе не позволил вертолет, нервно прощупывающий мощным прожектором прибрежные скалы. Бледно-желтый луч, злорадствуя, выхватил силуэт женщины из темноты. Почти одновременно красные полосы трассирующих пуль с воем прорезали воздух. Выручила только слишком большая скорость вертолета. Луч проскользил в направлении к морю, потом сверкнул в небе — смертоносная машина разворачивалась. «Если еще раз пройдет — не упустит», мелькнуло в голове у Луизы. Спотыкаясь об острые камни, она побежала к небольшой дорожке, о существовании которой знала еще со времен учебных тревог на Реакторе. Выскочила на неё уже в метрах ста от здания. Пули и снаряды решетили пространство где-то сзади. Сто пятьдесят метров до запасного аварийного КПП мчалась с такой скоростью, что ветер звенел в ушах. Откуда только брались силы! Светящееся электронное табло увидела еще издалека. Подбежав, остановила дыхание и всё равно дрожащими пальцами осторожно набрала шифр. Бронированная махина сдвинулась с места, освободив проход.

Надежда на спасение придала сил. Луиза выбежала на берег и, поискав глазами, заметила наконец-то слабо мигающий огонек. Это была одна из заранеё подготовленных моторных лодок, не очень мощных, но с исключительно тихим ходом.

— Как там остальные? — подумала Луиза, заводя двигатель. Строгая инструкция не давала ей права предпринимать что-либо для спасения других членов группы, не передав в «Центр» добытую информацию.

Через час в накинутом прямо на боевой гидрокостюм плаще Луиза сидела на диване в своей комнате. Все, что нужно, было сделано. Она из обычного городского автомата позвонила представителю «Центра» и сообщила о результатах «Штурма». Сначала её безгранично возмутило требование ни в коем случае не разглашать то, что радиация за Экраном в норме. Мол, такие непроверенные сведения могут привести к непредсказуемым последствиям, породить массовые беспорядки и стихийные действия населения, может пролиться кровь.

Луизе, хоть она и соглашалась с мнением говорившего по телефону, всё равно очень хотелось тогда сказать о своем открытии хоть кому-нибудь. Но привыкшая не нарушать устав, она подавила в себе необдуманное желание. А чуть позже даже радовалась этому: разве можно по одному случайному замеру делать такие глобальные выводы?

«Что-то долго нет Конора, — с тревогой подумала Луиза, и мысли её побежали в другом направлении. — Он единственный, кто сейчас действительно что-то может сделать. Он сильный, умный и, главное, совершенно спокойный и уверенный в себе. Он много знает. Вся надежда на него. Милый мой, дорогой!»

Женщине стало как-то не по себе в огромном кабинете. Сердце взволнованно трепетало. Она не спеша поднялась по длинной в три полных оборота винтовой лестнице и без цели вошла в комнату. Вещи в беспорядке разбросаны по разным углам, но теперь спальня казалась не такой неуютной, как вчера. Несколько минут Луиза посидела в старом кожаном кресле с удобными подлокотниками, потом подошла к столику, на котором стояли серебристо-белый кубок, большая фотография спортивной команды в рамке, а под ней — какой-то красочный вымпел. На рамке золотом блестела надпись: «Лас-Вегас. 1902 г.». Впрочем, запечатленные на снимке были одеты в майки с огромными цифрами «1902». Луиза быстро нашла Мак-Левуда: такой же молодой, симпатичный, только волосы подстрижены совсем коротко. Она улыбнулась.

На пианино, к которому, наверное, ничьи руки не дотрагивались десятки лет, Луиза обнаружила еще одну фотографию, стерла пыль. На неё смотрела молодая симпатичная девушка в платье, знакомом Луизе по фотографиям её матери в семейном альбоме.

Террористка — так, смеясь в душе, теперь называла себя Луиза — взяла в руки старую пожелтевшую тетрадь и открыла первую страницу: «Розмарин, декабрь 1958». Она не спеша переворачивала листы, исписанные крупным размашистым почерком. Это был дневник, дневник влюбленного человека. Луиза прочитала несколько фраз и захлопнула тетрадь. «К мертвым не ревнуют, — почему-то подумала женщина и опустилась на диван. — Господи, я люблю этого человека! А кто он? Сможем ли мы быть счастливы?» Трудноразрешимые вопросы возникали один за другим.

Последние пятнадцать лет Корпорация проявляла невиданную заботу о своих кадрах. Руководство ввело градацию работ по степени вредности, каждого обласкав льготами и привилегиями. Наладчики, мастера, реакторщики — технари и обслуга — сильно удивились, узнав, что их работу посчитали легкой и спокойной. Никогда не поймешь, что думает это начальство. Хотя жаловаться, в принципе, не на что. Жалование увеличили, отпуска продлили, на работу и домой всех стали отвозить спецавтобусы Корпорации, заказы на дом доставляют в шикарных упаковках. Что еще нужно для счастья? — Заикнулись некоторые о культурной жизни — пожалуйста! Руководство построило собственные театры, дискотеки видеозалы.

Теперь на улицах лишь изредка можно было увидеть форменную тужурку с черным кружком на рукаве. У «них» всё свое, в слизь серых улиц этих красавчиков не загонишь. Озлобление города стало изливаться телефонными звонками — в трубках звучали угрозы и брань. Руководство Корпорации организовало свою телефонную сеть — «на случай экстренной ситуации на реакторе», и жизнь Корпорации полностью исчезла под плотным колпаком секретности.

Самой вредной, забирающей много нервной энергии руководство признало работу на пультах управления и слежения. Льготы работникам контроля вызывали зависть даже у руководителей иных служб. «Пультовики» получали при приеме на работу новые громадные квартиры, от которых до места дежурства — не более шестисот метров. К их услугам были целые комплексы бассейнов, саун, игровых залов. Они вели особую жизнь, автономную даже в рамках Корпорации. Бывало, кастовых служащих контроля и управления годами не видели их старые друзья. Причем блага были пожизненные — после выхода на пенсию «пультовики» сохраняли квартиры и привилегии, продолжая жить за двухметровой высоты охраняемым забором.

Мак-Левуд на вахте предъявил персональную бессрочную карточку входа на объект. Электронный контролер проглотил визитку, прогудел фотоэлементами, разглядывая пришедшего. Мигнул зеленым: проходи. Карточку контролер не отдал, как в былые годы, оставил у себя.

«Да, порядки стали строже», — подумал Мак-Левуд, направляясь к комплексу жилых и служебных помещений руководящего персонала Корпорации. Он не был здесь давно, но хорошо помнил, как при встрече, лет пять назад, Алан зазывал его в гости, расписывая предоставленные ему шикарные апартаменты: «Так, пройдешь красные ворота, поворачивай направо и дуй до самого конца. Там на лифт и вверх, шестой уровень, сразу направо — и ты у меня дома! В двери можешь не стучать, на твой приход они настроены».

Мак-Левуд запоздало упрекнул себя: мог ведь заехать, плюнуть на свою ностальгию. Посидели бы вдвоем, по-стариковски. Сколько им еще оставалось, могли вообще не свидеться…

Пустынность коридоров и переходов удивляла. Раньше, при Неймане, здесь было куда многолюднее. А чтобы в лифте одному ехать — такого вообще не могло прежде случиться. Спешащие с этажа на этаж очкарики с папками и дипломатами выстраивали небольшие очереди к шахтам. Тут же вспыхивали яростные споры, иногда до потасовок дело не доходило лишь оттого, что одного оппонента лифт уносил вверх, а другой оставался внизу и еще долго жестикулировал и сыпал формулами вдогонку, стоя перед захлопнувшейся предохранительной створкой, отсчитывающей норму загрузки кабины.

Сегодня малолюдность комплекса была на руку Мак-Левуду. Он не хотел, чтобы кто-либо видел его. У двери Алана с шикарной золотой табличкой Конор остановился и прислушался, потом утопил кнопку звонка. Как он и предполагал, звонок не работал. Алан остался верен своим привычкам. Конор усмехнулся. Он мог теперь пойти в заклад на любую сумму: конечно, в прихожей царит бардак — вечный спутник Алана; конечно, рабочеё место великого физика — кухня, где хозяин квартиры и колдует сейчас над своим кофе. Помнится, Алан сам как-то шутливо сформулировал свое кредо: «Звонок в квартире ломай сразу же, как заселился, — пусть чужие не ходят. Кофе пей крепкий, от всех жизненных неурядиц прячься на кухне, а уборку предоставь врагу».

Стучать Мак-Левуд не стал, воспользовался разрешением гостеприимного хозяина. Он встал в луч глазка дешифратора — и дверь со слабым писком мягко отошла в сторону. В прихожей царил беспорядок. Впрочем, это был даже не привычный Алановский бардак, а настоящий супербардак, хаос. На кухне действительно что-то шипело и булькало, и ароматный запах кофе щекотал в носу.

Дверь бесшумно закрылась, в прихожей стало темно. Мак-Левуд осторожно двинулся на полоску света, выбивавшуюся в полуоткрытую кухонную дверь. Без приключений одолев в темноте настоящую полосу препятствии, в которую Алан превратил свой коридор, Мак-Левуд с любопытством заглянул в полумрак, с трудом разгоняемый индикаторами кухонных комбайнов и рабочих компьютеров да синеватым пламенем газовой горелки. У примуса колдовал сгорбившийся, поседевший и погрузневший, но такой же ворчливый Алан.

— Настоящего кофе больше не осталось. Какая-то дрянь и бурда.

Конор улыбнулся, толкнул дверь:

— А ты всё тот же.

Резко обернувшись, старый физик застыл на месте. Стаканчик в его руках, наверняка, был с горячим кофе. Алан поставил его на первый подвернувшийся дисплей и подул на пальцы. Потом, всмотревшись в темноту, радостно воскликнул:

— Конор!

— Черт побери, Алан!

Они пожали друг другу руки и обнялись. Не рассчитав силы, Мак-Левуд крепко прижал друга к груди. Раньше они любили вот так испытывать «железность» своих объятий. Алан удивленно крякнул, покачал головой. Объятия Мак-Левуда, пожалуй, стали чересчур крепкими.

— Где ты был? Сколько лет прошло?

— Где я только не был…

Услышав молодой и энергичный голос Конора, Алан отпрянул. Мак-Левуд вспомнил, что старый физик год назад звонил ему, поздравлял с днем рождения. У Горца как раз начались тогда проблемы со связками, и, конечно, Алана должен был удивить контраст между кряхтением столетней развалины в трубке и нынешним сочным рокотом гостя. Алан в растерянности отступил на полшага и потянулся к выключателю настольной лампы. Кружок света затанцевал по столу, потом метнулся к застывшей у окна фигуре Мак-Левуда. Лампа слепила Горца, но Конор понимал, что на месте Алана любой другой человек точно так же застыл бы от удивления, не поверив своим глазам. Горец сам еще не привык до конца к резкому возвращению молодости.

— Ты выглядишь просто удивительно, ты что, кожу на лице подтянул?

В этом вопросе был весь Алан. Неутомимый искатель приключений, в молодости он ревниво оберегал свою красоту и впадал в депрессию от каждой морщинки. Разглядывание становилось назойливым, и Мак-Левуд отвел свет лампы в сторону.

— Ну, что-то вроде этого.

— Ты должен раскрыть мне этот секрет! Я бы им тоже воспользовался…

— Хорошо, хорошо. Но я попрошу тебя об одном одолжении.

Слова Мак-Левуда заставили хозяина на секунду задуматься, и лицо его стало серьезным и строгим. Алан поставил лампу на стол, повторил, как эхо:

— Одолжение… — старый физик, помолчав, добавил: — Ты должен поговорить с акулами, а я всего лишь рыбешка, всего лишь небольшая, мелкая рыбешка.

Алан сокрушенно махнул рукой, потом заторопился, зачастил:

— Знаешь, Конор, я рад, что ты вернулся. Давай попробуем вместе разобраться. Ты, наверное, не знаешь, но там, наверху, это просто удивительно…

Алан бросился к компьютеру и затарабанил по клавиатуре. Мак-Левуд шагнул к засветившемуся экрану монитора, заинтриговано стал следить за возникшей на дисплеё картинкой. Сначала мелькнула какая-то схема, вслед за ней пополз длинный график. На секунду экран погас, потом по нему побежали полосы и разводы помех — и совершенно отчетливо вспыхнуло крупным шрифтом: «27.1.2024 года. Ультрафиолетовое излучение над экраном в норме».

Мак-Левуд, чувствуя на себе вопросительный взгляд хозяина, не решался поднять глаза. Он не хотел, чтобы старый физик увидел в них только растерянность. Алан часто повторял, что считает себя пусть и талантливым, но всего лишь учеником Конора Мак-Левуда. Горец и сам привык опекать друга, покровительственно оберегая по праву старшего и более сильного. Алан и теперь, конечно, надеется на помощь. Ведь эти две строки на дисплеё перечеркнули всю прошлую жизнь старого физика. Озоновый слой восстановился, и экран, в который они вложили столько сил и молодого задора, больше не нужен.

Удар был слишком силен, и Конор долго не мог собраться с мыслями. Усилием воли он с трудом заставил работать свой мозг. Вопросы, вопросы. Их было бесконечное множество. Как давно стал не нужен экран? Почему восстановился так быстро озоновый слой? Догадывается ли об этом Луиза? Мак-Левуд попытался распутать клубок по порядку.

Они установили экран, когда озоновый слой был почти полностью разрушен. Естественное восстановление слоя потребовало бы тысячи лет. Но ежедневные грозы, наверняка, сильно ускорили процесс. Возможно, витановые лучи тоже оказали ионизирующеё воздействие на атмосферный кислород. Судя по всему, уже лет десять Корпорация темнит с экраном. Наверняка, с этим связано исчезновение доктора Неймана — тот не стал бы молчать. Алан, конечно, узнал обо всем только вчера. Вероятно, в результате акции группы «Декабрь» в компьютерную сеть Корпорации попала строго засекреченная информация с датчиков на спутниках-излучателях. Знает ли Луиза?

Неожиданно у дверей кто-то кашлянул в кулак, застыл — и после паузы заговорил сконфуженно:

— Извини, Алан! Ты здесь?

Голос был знакомым. Подняв глаза, Мак-Левуд увидел на пороге кухни главу Корпорации, Ричарда Блейка. Знаменитый зеленоватый костюм, галстук с красно-синими полосками, бриллиантовая булавка в лацкане. Злые языки утверждали, что Блейка нашли в этом костюме, кулек был перевязан галстуком и заколот булавкой. Непроницаемое строгое лицо главы Корпорации поражало холодом неподвижного взгляда. Мак-Левуд подумал, что этот красавчик здесь давно. Мозг аккуратно зафиксировал писк отъезжающей входной двери квартиры Алана в момент, когда старый физик бросился к компьютеру. Заинтригованный Мак-Левуд поспешил к монитору и забыл об услышанном тихом шорохе. Повернувшись, Горец поймал ясный и тревожный взгляд старого ученого. Мак-Левуд за прошедшие годы не разучился вести диалог с Аланом одними только глазами. Хозяин квартиры сигнализировал, что и он слышал писк двери, и просил держаться осторожнее. Мак-Левуд одобрительно подмигнул Алану, и тот расслабился, спокойным голосом произнес:

— А где мне еще быть? Да, кстати, у меня гость. Это Конор Мак-Левуд.

— Да, конечно. Но я забыл, что вы всё еще живы, — отмахнулся словами Ричард Блейк.

— Разве? — Мак-Левуд и не пытался скрыть иронию.

Глава Корпорации явно не услышал ответной реплики Конора. Он напряженно пытался что-то разглядеть за спиной Алана. Проследив за взглядом Блейка, который даже приподнялся от усердия на цыпочки, Горец понял, что глава Корпорации пытается считать в окне отображение светящегося дисплея. Голос Блейка выдавал волнение:

— Что-нибудь интересное на компьютере?

— Да нет, не стоит беспокоиться, — ответил Алан нажимая кнопку «сброс».

Мак-Левуд подумал, что Блейк всё же догадался, какое сообщение могло на добрых полминуты приковать внимание двух знаменитых физиков к дисплею. Сам глава Корпорации наверняка давно знает о ненужности Экрана. Слова Блейка утвердили Горца в правильности предположения:

— Алан, раз уж вы здесь, то пройдем ко мне в кабинет. Есть серьезное дело.

— Хорошо, — охотно согласился Алан.

Старый ученый явно принимал удар на себя, пытаясь выгородить гостя.

— Мистер Мак-Левуд, мне очень жаль, что я помешал вашей беседе, но надеюсь, вы сами сможете найти выход? Всего доброго…

Угроза таилась в голосе Ричарда Блейка. Ну, конечно, входная карточка! Мак-Левуд не сомневался, что его визитка сейчас если не во внутреннем кармане пиджака Блейка, то, по крайней мере, на столе в его рабочем кабинете. Конор подумал, что на вахте его могут ждать неприятности. Но, еще собираясь к Алану, Мак-Левуд предусмотрел запасной вариант выхода — он просто воспользуется техническим каналом. Машину Горец поставил за два квартала до комплекса построек Корпорации, и её вряд ли еще обнаружили.

— Да, кстати, как дела с Экраном?

Блейк уже направлялся к выходу, но такого вызова со стороны Мак-Левуда он не принять не мог. Глава Корпорации резко обернулся.

— Как никогда лучше!

— Наверное, прекрасно чувствовать, когда любая страна в мире снабжает тебя энергией и считает себя к тому же обязанной.

— Конечно, мы ведь защищаем людей от смерти, от ужасного солнечного излучения. И мы будем продолжать это делать, — голос Блейка звенел уже неприкрытой угрозой.

Мак-Левуда бодрила обстановка приближающейся бури и — черт побери, давно он не бывал в таких переделках, они горячили кровь, — Конор с веселой иронией поддел Блейка:

— Да, действительно.

— Да, так долго, пока будет человеческая раса. Да и какая разница, раз уж вы построили Экран раз и навсегда, — больше Блейк задерживаться не собирался, решительно повернулся к двери. Но он отчетливо услышал слова Мак-Левуда:

— Ничто не вечно…

«Ладно, с тобой Корпорация разберется позже. Сейчас главное — Алан», — подумал Блейк, закрывая дверь.

Мак-Левуд, оставшись один в опустевшей квартире, достал блокнот и вырвал листок бумаги. Присев за рабочий стол хозяина, Горец стал записывать свои доводы о целесообразности установки Экрана. Стараясь, чтобы аргументы выглядели убедительнее, он глушил собственные сомнения в правильности решения об установке щита. Нужно, чтобы Алан поверил: то, что они делали, было необходимо.

Еще раз перечитав записку, Мак-Левуд свернул листок в трубочку и подумал, куда бы спрятать послание, чтобы Алан сразу же нашел его. Взгляд Конора остановился на банке с молотым кофе. Конечно, Алан посчитает это за святотатство, но лучшего места не найти.

Погасив газовую горелку, Мак-Левуд вышел из квартиры. Он не стал вызывать лифт, а сразу же направился к лестнице черного хода.

Среди городов штата Арканзас Блайтвил еще до создания экрана славился своим метро. Разветвленная подземка позволяла без проблем добраться практически в любой район, даже самый отдаленный. Власти были вынуждены выделять на функционирование подземной сети значительные энергетические ресурсы. И хотя на нужды метро уходило почти 75 процентов их запасов, это было выгодно. В других городах транспортная проблема стояла значительно острее.

Поезда ходили по строгому, тщательно продуманному расписанию. Мелкие фирмы под него подстраивали свое рабочеё время, а крупные согласовывали этот вопрос с управлением подземки.

Станции, построенные в старые добрые времена, выглядели изысканно: стены зашиты в мрамор, удачно подобранные светильники обрамляли высокие оригинальной формы опорные колонны, кое-где функциональным каркасом служили изящные полукруглые своды. В последнеё время строили значительно меньше, но, как ни странно, со вкусом.

Вагоны по преимуществу были старыми. В результате хорошо продуманной рекламной кампании бережное отношение к ним стало нормой. Если на стенах или стеклах и встречались нецензурные слова, «послания» друзьям или врагам, то нацарапаны они были, скореё всего, много лет назад.

Для современного города метро было самым подходящим транспортом. Прежде в тесных автобусах, эленорах, карах и прочих наземных средствах передвижения человек был вынужден временно становиться членом случайного, собранного общим салоном и элементарными пассажирскими проблемами коллектива. В метро он чувствовал себя совершенно ни от кого независимым. Нет необходимости что-либо спрашивать, узнавать. На то — масса указателей и информационных таблиц. Мелькавшие за окнами бетонные кольца не давали повода для разговора, а возраставший с годами шум при движении оправдывал гробовое молчание. В вагонах почти никогда не читали, чаще слушали через наушники дискофоны или сосредоточенно смотрели «жучки», каждый свой канал. «Жучками» называли крохотные телевизоры, которые надевались на один глаз и дужкой крепились за ухом. Второй глаз оставался свободным для наблюдения. В подходящей обстановке его можно было закрыть особой пластинкой.

Люди давно не испытывали чувства неудобства, когда встречались взглядами. Они привычно «не видели» друг друга. Пассажир с головой уходил в только ему доступный мирок и не пытался проникнуть в чужие. Такое поведение было обычным. Если хорошие знакомые лоб в лоб сталкивались в подземке, не считалось дурным тоном не поздороваться. Потом в разговорах про это просто не вспоминали.

— Сколько лет, сколько зим?! — избитое дедовское выражение искренне звучало в устах приятелей, хотя только вчера они виделись в подземке.

События 27 октября изменили общие представления о метро как о самом безопасном виде транспорта. Журналисты еще долго спорили бы о случившемся, если бы происшествие куда более значительной важности не превратило эту сенсацию в ничто.

Между станциями «Центр» и «Улица Неймана» в ведущий вагон электрички, проломав верхнюю оболочку салона, упал человек. всё произошло так стремительно, что большинство пассажиров просто не разобрались, в чем дело. Клубы бетонной пыли быстро исчезли в образовавшейся в крыше прорехе. Человек достаточно долго пролежал на полу, некоторые уже успели успокоиться и снова уйти в свои собственные проблемы — случившееся их не касалось.

Упавший зашевелился и сел, попробовал двигать руками и ногами, повертел головой. Со стороны казалось, что человек проверяет работоспособность частей своего тела. Постепенно попытки становились всё более уверенными и энергичными. Катано — а это был именно он — привыкал к земному притяжению. На Зайсте сила тяжести в 2,73 раза меньше. Впрочем, для организма, питаемого великолепной суперэнергией, внезапное утяжеление такого порядка не составляло большой проблемы. Катано без особого труда встал на ноги. Характерные ощущения, знакомые генералу по прогулке на Землю 350 лет назад, убедили пришельца в том, что он попал туда, куда хотел.

— Я здесь! Ла! — удовлетворенно прокричал генерал с такой силой, что вагон замер в тревожном удивлении. Равномерное движение и отсутствие естественного освещения слегка озадачили Катано.

— Черт побери, куда я попал? — вопрос относился скореё к самому себе.

Он спокойно осмотрелся и, обработав в своих изощренных мозгах информацию, безошибочно определил, что двигается на машине, работающей на энергии, которую земляне называют электричеством, движется по тоннелю совсем не далеко от поверхности.

Ему нравилось на Земле: вокруг людишки — слабые, смертные и недостаточно развитые. Чувства преимущества и вседозволенности, возможность похозяйничать на чужой планете приятно возбуждали пришельца. Он развернулся и для разминки обрушил серию тяжелых ударов на оказавшегося рядом мужчину. Тот и не пытался сопротивляться. Ужас застыл в его глазах.

— Ну конечно, это Арканзас! Не правда ли? — снова ни к кому не обращаясь, порадовался точности своего попадания Катано. Затем он сделал несколько пробных шагов и без особой цели схватил за ворот сидящего со своим «жучком» парня. Молодой человек растерянно заморгал. Генерал притянул его к себе, еще не зная, что бы ему вытворить.

— Прекрасная ткань! — обрадовался Катано своей изобретательности.

Через несколько секунд тело пассажира безжизненно валялось между сиденьями, а грабитель в черном плаще с чужого плеча с довольной улыбкой двигался по вагону и раздавал увесистые удары направо и налево. Никто даже не пытался сопротивляться, каждый дрожал за собственную шкуру и надеялся, что его не тронут. Именно выражение покорного ужаса на лицах землян больше всего нравилось генералу. Только у одного маленького человека глаза почему-то были больше удивленные, чем испуганные. Генерал притянул его к себе. «Собеседник» оказался неожиданно легким.

— Ты малыш, что ли?

Генерал вспомнил, что люди размножаются особым оригинальным способом и, прежде чем стать взрослой особью, значительную часть своей жизни растут, постепенно увеличиваются в размерах. На Зайсте теперь было известно только старение. «Кажется, при общении с детьми положено улыбаться», — припомнил Катано и расплылся в довольной улыбке. Мальчик ответил ему тем же. «Есть контакт!» — порадовался про себя пришелец.

— О'кей! Держу пари, что тебе очень хочется поуправлять этой штукой, — генерал имел в виду поезд.

Малыш растерянно кивнул.

— И мне тоже! — продолжал свой монолог Катано. Играя в доброго и сильного дядю, он попрощался с мальчиком и отпустил его: ребенок больше не интересовал генерала.

Катано открыл дверь в кабину, где находился водитель:

— Привет!

Машинист, предчувствуя недоброе, всем своим видом показывал, что готов дать отпор нарушителю порядка. Два сильных удара остановили намерения человека.

— Неплохо! — всё более увлекаясь игрой, проговорил Катано.

Генерал прекрасно знал скоростные характеристики земных средств передвижения и решил проехать к месту, где через 10 минут должен был появиться Мак-Левуд, что называется, с ветерком. Себя да и пассажиров позабавить. Управление поездом было настолько элементарным, что незваный гость с другой планеты в мыслях был вынужден похвалить конструкторов-землян. Он уверенно надавил на главный рычаг: с 80 миль в час скорость почти мгновенно увеличилась до 100 и продолжала нарастать с каждой секундой.

Пассажиры ощутили внезапный толчок от резкого ускорения и заволновались. Те, кто плохо держался, попросту попадали. Посыпались проклятья и ругательства. Однако словесное проявление эмоций длилось совсем недолго: скорость стремительно нарастала. Чувство самосохранения в людях победило всё остальное. Каждый старался занять как можно более удобное положение, хотя времени на выбор хорошей позиции хватило только самым энергичным.

Максимально возможная для метро скорость равнялась 180 милям в час. Станцию «Улица Неймана» электропоезд проскочил на скорости в 228 миль. Ожидавшие на платформе с ужасом отскочили от промчавшейся мимо махины. Катано оглянулся, увидел, что происходит в вагонах, и удовлетворенно засмеялся. Людей охватил беспредельный ужас, крики слились в сплошной протяжный вой, нараставший и убывавший по какой-то странной закономерности. Сумки, авоськи, чемоданы и кейсы устремились в направлении, противоположном движению. Вещи уже никого не интересовали. Опасность достигла критической отметки — под угрозой находилась человеческая жизнь.

Генерала порадовало, что электронное табло скорости было сделано с большим запасом. Трехзначные цифры оно считало великолепно. Мимо «Площади мира» состав промчался с цифрой 432 на спидометре. Те, кто здесь ожидал поезд, уже не отделались только легким испугом. За нелепую привычку стоять возле самого края платформы многие заработали электрический разряд невероятной силы. Находившихся чуть дальше достало только воздушной волной. Позднеё пресса сообщит о четырех смертельных исходах на этой станции.

С такой бешеной скоростью поезд несла энергия витано.

Графитные скользящие проводники очень быстро стерлись до основания, а обнаженные металлические части щеток уменьшались на глазах, превращаясь в огромные фонтаны искр. Дикий восторг Катано перешел всё границы. Еще, еще — добавлял скорости генерал. Ему нравились эти две дрожащие стальные полоски, несущиеся навстречу и сливающиеся в сплошную неровную линию осветительные фонари. Разрез станций на такой скорости приобретал формы оригинальных геометрических фантазий.

Стекла уцелели только в некоторых местах. Повсюду искрилась электрическая проводка, с треском взрывались осветители. Прореха, сделанная Катано при приземлении, разрослась до внушительных размеров. Ураганный ветер сбивал людей с ног, подхватывал их, как легкие игрушки, и швырял на торцевые панели. Те, у кого хватало сил держаться за стойки, развевались на ветру в строго горизонтальном положении. Беспощадная стихия распоряжалась человеческими телами по своему усмотрению. Огромные перегрузки выдержали далеко не все.

Впоследствии корреспондентам газет так и не удалось вытянуть из уцелевших счастливчиков ни одного вразумительного рассказа о пережитых минутах.

Самое страшное людей ожидало впереди. Катано хорошо представлял конечный пункт своего «путешествия». Усилием собственной энергии он сорвал поезд с рельсов и направил прямо в гранитную стену, чтобы попасть к Гранд-парку, за которым находилось центральное городское кладбище. Именно туда и хотел попасть генерал.

Поезд пробил стену на скорости 835 миль в час и почти мгновенно остановился. Под тяжелыми обломками стены и под самим вагоном погибло еще 7 человек, которые, по-видимому, даже не успели испугаться. Катано с довольной улыбкой представил, что произошло при таком стремительном торможении в вагонах:

— Неплохо! Следующая остановка!

В суматохе генерал спокойно выбрался из вагона, перелез через обломки стены и без особых проблем затерялся среди людей.

Во время «забав» в метро генерал выплеснул излишки своей энергии и почувствовал себя вполне умиротворенно. Он побродил между одичавшими цветочными клумбами парка, постоял у весьма живописного прудика, где печальные старушки подкармливали одиноких уток, в душе посмеялся над сентиментальностью людей. Прогулялся метров триста по темным душным аллеям перешел дорогу и очутился на кладбище, несмотря на трудные времена достаточно хорошо ухоженном.

Здесь заканчивали люди свой земной путь. Удивительно коротка жизнь человека, бесконечно глубоки его заблуждения. И все-таки многие из них умирают с чувством удовлетворения. Катано об этом знал. Знал и не понимал. Ни власти над подобными себе, ни богатства, ни энергии. И при этом — полная убежденность в правильности прожитой жизни. Большинству жителей Зайста подобные мысли вообще никогда не приходили в голову. Странные люди. Где-то в очень отдаленных закоулках своего сознания Катано обнаружил скользкую змею зависти. Впрочем, укусы её были абсолютно не опасны.

Через несколько минут генерал был уже на месте. Издалека он увидел стоящего на коленях перед могилой своего злейшего врага Конора Мак-Левуда из клана Мак-Левудов. Тот почти не изменился с тех пор, когда диктатор встречался с ним в последний раз. Те же длинные волосы, те же прекрасные черты мужественного лица, то же энергичное сильное тело. Только таким и мог быть достойный противник. Мак-Левуд и Катано были чем-то даже похожи между собой.

Катано сам был виноват в случившемся. Беспокойная жизнь диктатора на Зайсте омрачалась больше всего предсказанным мудрецами Возрождением. Это страшное слово было тесно связано с именем Мак-Левуда. Именно он и только он мог свергнуть диктатора и установить справедливое распределение энергии. Он был одним из тех немногих, кто мог убить Катано.

Уже много лет генерал чувствовал себя в полной безопасности. Регулярно наблюдая за Мак-Левудом, Катано с удовлетворением замечал, что его потенциальный убийца день ото дня старел, тело его дряхлело и, что самое главное, он всё больше терял интерес к жизни. Еще пару лет, а может быть, даже месяцев — и ненавистный Мак-Левуд умер бы как обыкновенный человек. Его похоронили бы, возможно, с наигранными почестями — в пропагандистских целях люди умеют пользоваться такими моментами. И все! Серьезной угрозы больше не существовало бы.

А тут эта проклятая женщина! Катано казалось, что она в состоянии вернуть профессора к жизни, заставить его заняться Экраном. Имея незаурядную голову и старые связи, Мак-Левуд без особых проблем смог бы узнать правду, смог бы уничтожить Экран и подзарядиться той колоссальной энергией, которая поглощалась антирадиационным щитом. Возрождение стало бы неминуемым и гибель самого генерала — неотвратимой. Именно тогда нервы диктатора дрогнули: он решил как можно скореё покончить с Мак-Левудом и послал на Землю двоих самых лучших «придурков». Сейчас генерал с горечью удивлялся, как он мог доверить такое серьезное дело этим безмозглым баранам. Они-то всё и испортили. Вместо того, чтобы убить Горца, проиграли ему свою жизненную энергию, дали силы для дальнейшей борьбы.

И вот Катано здесь, на Земле, чтобы раз и навсегда поставить точку в этой затянувшейся истории, вскрыть нарыв, который уже много лет терзает его сознание.

Он остановился у мраморного памятника и стал наблюдать за Конором, который в тот момент стоял на коленях у могильной плиты своей последней жены и не видел ничего вокруг себя. Мысли Мак-Левуда были далеко. Он с головой ушел в воспоминания и даже заговорил вслух:

— Между нами всё было так хорошо, так чисто. Как бы я хотел, чтобы ты была здесь… Но не сейчас… А после того, как всё закончится.

Катано передернуло: значит, Мак-Левуд не на шутку собрался действовать. Он готов к борьбе. Чтобы как-то отогнать тревожные мысли, генерал, с наигранной веселостью хлопая в ладоши, громко произнес:

— Браво, браво! Прелестно! Я всегда восхищался людьми, которые разговаривают с мертвецами.

Конор с трудом возвратился на землю, обернулся и без удивления взглянул на генерала. Ему даже показалось, что он ждал прихода диктатора. «Мог бы заявиться и в другое время», — с искренней досадой подумал Горец. Генерал, издеваясь, обнял и поцеловал статую, потом спустился по небольшой лестнице и наигранно продолжал:

— Я так рад видеть тебя снова. Ты пришел посетить свою смертную жену, такую возлюбленную и такую мертвую.

— Что тебе до этого, Катано? Прошло столько лет, а ты ничуть не изменился, — спокойно и уверенно ответил Конор.

Сила, звучавшая в голосе Горца, еще больше вывела из себя диктатора. Улыбка исчезла с его лица, он почти прокричал:

— Ты не вернешься на Зайст, Мак-Левуд!

— А я и не собирался.

— Что ты хочешь этим сказать?

Разговора с позиции силы явно не получалось. Теперь улыбался Горец:

— Прошло много времени. Катано. Я старел, становился смертным, а ты прислал своих придурков. Ты всё изменил: теперь я снова молод, я снова в числе первых, я снова бессмертен. Итак, Катано… — Горец сделал паузу и, играя, как это делал несколько минут назад сам генерал, ласково потрепал роскошные волосы противника. Затем продолжил:

— Итак, Катано, может быть, тебе самому лучше вернуться на Зайст, в конце концов?

Мысли о том, как можно избавиться от опостылевшего «возрожденца», калейдоскопом роились в голове.

— А мне здесь нравится — по крайней мере, есть атмосфера.

Они стояли лицом к лицу. Ненависть давила обоих. Выдержки генерала хватило ненадолго: в руке у него что-то угрожающе блеснуло. Горец уверенно защитился. Еще раз пробуя силы противника, Катано толкнул Мак-Левуда в грудь и произнес те же слова, которые в подобных случаях произносят всё земные мальчишки:

— Пошел отсюда!

Горец стоял как вкопанный, по-прежнему без капли страха в глазах. Генерал убедился: таким способом его не возьмешь. Бой на мечах будет слишком рискованным.

И тут Катано увидел приближающуюся похоронную процессию. Это обстоятельство подсказало ему выход из сложившейся патовой ситуации.

— Помни главное правило, Горец: мы никогда не деремся в священных местах. А здесь именно святое место. Прах к праху, пыль к пыли. Как бы ты к этому ни относился, так оно и есть, — после этих слов генерал развернулся и решительна зашагал прочь.

О способности Катано говорить красиво Горец знал еще по Зайсту. Но сейчас он не сразу понял, с какой целью генерал заливался соловьем.

Катано теперь твердо знал, что делать. Надо искать союзников в Корпорации.

После забавного недоразумения в театре Рамирес более получаса бродил по городку и знакомился с техническими достижениями жителей Земли XXI столетия. Частые и необходимые перемещения во времени приучили его почти ничему всерьез не удивляться. Единственно, что беспокоило, — это то, что костюм его явно вышел из моды. Недоумение, которое он замечал на лицах прохожих, совершенно не нравилось Рамиресу. Он обоснованно считал, что Мак-Левуд вызывает его не по пустяковому делу и даже внешний вид, возможно, будет иметь значение.

Проходя мимо супермаркета, Рамирес задержался возле огромного экрана, разбитого на множество секций. В нем, как в зеркале, отражались проходившие рядом люди, только увеличенные в несколько раз. Пришелец долго изучал свое собственное электронное изображение. Он двигался вправо, влево и с нескрываемым интересом наблюдал, как, немного отставая, реагирует на перемещения экран. При этом мурлыкал себе под нос какой-то мотивчик. Проходивший мимо парень беззлобно засмеялся:

— Что, нравится, чудак?!

Отсутствие денег совершенно не беспокоило Санчеса де Рамиреса. Он не собирался отвоевывать себе жизненные блага мечом. Просто у него в ухе висел «камушек» — подарок тетушки Каролины, за который в свое время можно было купить четыре добрых коня. А уж пошить костюм, наверняка, должно хватить.

— Привет, дядя, дерьмовая голова! — употребил по любившееся выражение Рамирес, когда входил в здание, над дверями которого висели огромные ножницы и какие-то металлические бочки, отдаленно напоминающие рулоны ткани.

— Чем могу быть полезен, сэр? — поинтересовался администратор, изрядно удивленный видом клиента. Целый день с двумя портными они проиграли в карты, уже не надеясь, что появится работа.

— Мне нужен костюм в шотландском стиле, — с легким пренебрежением, с каким уважающему себя человеку следует относиться к портному, проговорил Рамирес.

— Конечно, конечно, у нас здесь старейшеё ателье.

Рой, так звали администратора, не переставал удивляться. Не говоря уже про внешний вид, даже сами слова и их произношение посетителем казались необычными. Хозяин был почти уверен, что его разыгрывают, но железное правило — клиент всегда прав — заставляло оставаться любезным.

— Что ж, я попал туда, куда нужно, — с облегчением проговорил Рамирес.

— Что ж… — Рой хотел объяснить клиенту условия выполнения заказов.

Посетитель не дал договорить:

— Что ж, если вам угодно, пожалуйста, начинайте! Мне предстоит долгий путь, длительное путешествие, я тороплюсь.

Портные недоуменно переглянулись. Рой с достоинством возразил:

— Мне кажется, вы не понимаете, для того чтобы сделать прекрасный костюм, понадобится несколько недель.

— Нет, боюсь, что вы не понимаете. Я думаю, мы договоримся!

С этими словами Рамирес снял с уха тетушкин «камушек» и протянул Рою. Администратор, брат которого был ювелиром, почти с профессиональной точностью определил стоимость драгоценности. За такие деньги можно было купить по крайней мере еще одно ателье. Вид клиента убеждал в том, что он вряд ли будет торговаться или требовать сдачи.

— Костюм должен быть готов к трем часам, — уверенно сказал Санчас, заметив, какое впечатление произвел его «камушек».

Рой счелкнул пальцами портным, всем своим видом показывая, что предстоит серьезно потрудиться. Те понимали своего непосредственного начальника с одного взгляда. Каждый с надеждой подумал о предстоящем неплохом вознаграждении.

Посетитель поднял руки, недвусмысленно намекая мастерам, что пора приступать к делу. Давно ателье не работало с таким энтузиазмом. Закройщик, обильно потея от напряжения и волнения, нашел в каталогах необходимую модель, зарисовал её на отдельном листе бумаги и показал клиенту. Рамирес одобрительно кивнул: это было именно то, что он хотел. Кроме того, Санчес хорошо знал, что на собственный вкус полностью полагаться не стоит, а закройщик внушал ему доверие.

Изящными отработанными движениями мастера сняли с Рамиреса мерки, на ходу делая комплименты его телосложению и рассказывая забавные истории из своей многолетней практики. Пока строились и уточнялись лекала, клиенту предложили выпить кофе и немного перекусить. Хорошая сигарета вообще подняла Санчесу настроение. Он бесконечно шутил и подбадривал вьющихся вокруг него портных и закройщиков.

Работники ателье слушали его остроты с легким недоумением. Такие слова и выражения можно было встретить только в каком-нибудь историческом романе. Со своей стороны, Рамирес с интересом наблюдал, как воспринимались его байки, и даже пытался их несколько корректировать.

К полуночи уже была сделана выкройка, к часу тщательно подобранную для костюма ткань раскроили. Мастера чувствовали усталость, но ожидаемое вознаграждение и строгие замечания администратора не давали расслабляться.

Отдельные мерки для точности снимались жакетно-макетным способом. Рамиреса беспокоили чуть ли не каждую минуту. Он только радовался: работа кипит. Каждый портной занимался своим делом — появлялся возле клиента, что-то уточнял и исчезал в жужжащем швейными машинами цеху. В десять часов следующего дня уже прошла первая примерка. Незавершенный костюм Санчесу понравился не совсем. Он успокоил себя тем, что мастера, должно быть, знают свое дело.

Пока Рамирес не спеша завтракал, уточнялся баланс, регулировалась спинка, борта, полочки, шлицы, намечались петли. Впрочем, посетителя это мало интересовало. Если что и вызвало удивление с его стороны, то это устройство гульфика, который застегивался металлической молнией. Администратор лично объяснил, как пользоваться этой штукой. Рамирес в очередной раз убедился: далеко шагнул прогресс.

В 14.00 клиент стоял у зеркала и довольно улыбался, оценивая работу. Костюм ему определенно нравился. Великолепный покрой подчеркивал замечательную фигуру: могучие плечи, узкий таз, стройные ноги. Заказчику особенно пришлись по душе жилетка и широкий, в точечку, галстук. За ночь ему успели пошить и белую шелковую рубашку.

Еще раз похлопав себя по бедрам, Рамирес весело сказал:

— Ничего нет лучшего, чем прекрасный костюм.

— С наилучшими пожеланиями, сэр.

— Благодарю, Рой, — Санчес еще со вчерашнего дня называл администратора просто по имени.

— Может быть, вызвать лимузин?

— Лимузин? — удивленно повторил Рамирес.

— Да. Чтобы отвезти вас в аэропорт.

— Аэропорт? — Рамирес услышал еще одно незнакомое слово.

— Да. Вы же сказали, что вам предстоит длинный путь. Но для того чтобы пройти его быстрей, вам нужно лететь.

— Лететь? — вот этого Рамирес никак не ожидал.

— Конечно.

— Лететь! — голос Санчеса снова как всегда был решительным.

— До свидания, сэр!

Санчес вышел из ателье бодрый и очень довольный своим видом. В замечательном настроении дошагал до первого перекрестка и вдруг понял, что не знает, куда ему надо идти. Рой советовал, что до Арканзаса лучше всего «лететь» из «аэропорта». Как именно это сделать, Санчес не уточнил. Конечно, он мог, используя свою внутреннюю энергию, переместиться на другой материк без посторонней помощи. Но на это ушло бы значительное количество витано. Быть столь расточительным Рамирес просто не имел права. Кто знает, сколько энергии понадобится для дела, ради которого его вызвал Мак-Левуд?

Неподалеку Рамирес увидел старенького человека с палочкой, который, посасывая трубку, не спеша прогуливался по тротуару.

— Скажите, мудрый человек, как бы я мог добраться до аэропорта, чтобы полететь в штат Арканзас?

Дедку явно понравилось такое обращение и, обрадованный возможностью поговорить, он с достоинством ответил:

— Жаль, прошли те времена, когда это не составляло никаких проблем. Мне было двадцать три года, и я с женой за неделю побывал в пяти странах на разных континентах! При этом садился за обеденный стол просто в одно время. Вот так, молодой человек.

— А неужели сейчас это так сложно? — поинтересовался Санчес.

Старик ничуть не удивился. Он жил в своем особом мире, где подобные вопросы выглядели вполне естественно.

— Чтобы только добраться до аэропорта, мне нужно положить половину своей пенсии. А чтобы долететь до Америки… Я даже не знаю… За полгода мы с женой, наверное, столько не зарабатываем. Да… Кроме того, эти дурацкие допотопные самолеты — тряска, шум, в конце концов, опасность…

— Спасибо! — не стал дослушивать разговорившегося собеседника Рамирес. Он уже решил вернуться в ателье и воспользоваться предложением Роя. Тот, наверняка, всё уладит. Рамирес подумал, что прокатиться на «лимузине» то же будет весьма интересно.

В зале ожидания аэропорта Глазго постепенно становилось всё многолюднее. Разбросав в разные уголки планеты утренний поток пассажиров, в полдень воздушные ворота Шотландии молчали пустотой холодных кресел ожидания. Мокрую взлетную полосу дубасили струи дождя, смывая жженую резину приземлившихся утром лайнеров. Гроза обычно стихала к четырем дня, и двухчасовую паузу до вечерней грозы заполняла дикая свистопляска взлетов и посадок. Гулкую тишину сменял писк тормозов подкатывающих к самому входу юрких такси и миниатюрных лимузинов. Раскаты гулкого голоса диктора беспрерывно объявляли о прибытии рейсов и начале регистрации. Десятки самолетов едва успевали увернуться друг от друга при взлете и посадке, спеша воспользоваться недолгим «окном» в череде шапок кучево-грозовых облаков.

Ожесточенно жестикулируя, в зале беспорядочно сновали спешащие в отпуск или возвращающиеся с отдыха люди. Энергия, накопившаяся за долгие месяцы нудного существования, прозябания в серой мути опостылевших городов, требовала скорейшего выхода. Стойки регистрации брались с боем. Налетая друг на друга, в хаотичном движении кружили по огромному холлу вспотевшие люди.

Со второго этажа олимпийское спокойствие косо поглядывало на суету растревоженного муравейника внизу. Тихо урчащие кондиционеры нагнетали приятную прохладу, неяркий свет казался равномерно разлитым в воздухе. Зал ожидания для сотрудников Корпорации, как всегда, был наполовину пуст. Руководство не поощряло тяги сотрудников к перемене мест, для отдыха всё условия создавались на местах. Только крайняя необходимость могла заставить работника Корпорации отправиться в путь. Немногочисленные самолеты спецрейсов обычно улетали пустыми. Администрация аэропорта Глазго проявила завидную предприимчивость, заключив договор с Корпорацией. На свободные места стали продавать билеты всем желающим. Никаких документов при этом в кассах не спрашивали, но стоили билеты раз в десять дороже, чем на обычные рейсы.

«Дополнительных» билетов на сегодня продали немного. Купивших их пассажиров легко можно было отыскать в зале ожидания. Среди подчеркнуто спокойно сидевших сотрудников Корпорации сразу бросались в глаза и надутые от важности владельцы пивных баров, и почтительно восторженные дамочки салонов, и подчеркнуто небрежные щеголи полусвета. В самом углу, глядя через стеклянную стенку на копошившийся внизу водоворот общего зала аэропорта, сидела высокая стройная брюнетка. Даже опытный наблюдатель не сразу определил бы, работает она на Корпорацию или нет. Проявившиеся после бессонной ночи морщинки бежали к уголкам губ, усталые глаза блуждали по толпе, никого не выделяя. Вдруг взгляд женщины оживился — она заметила мужчину в сером костюме в шотландском стиле. Лицо человека показалось молодой красавице знакомым, но тут, же затерялось в толпе пассажиров. Женщина потянулась, вздохнула и закопошилась в сумочке. Найдя зеркальце, привела в порядок прическу и принялась прятать надоедливые морщинки.

Электронные часы пропищали неестественным голосом: «17 часов». До рейса на Блайтвил оставалось пятьдесят минут. Скоро объявят посадку — и мокрую Шотландию сменит промозглая Америка.

Вчера в Гленко Сицилия Хантер (так звали женщину) повеселилась от души. Хорошо, что послушалась дядю и пошла в театр. Напрасно друзья предупреждали, что «Гамлет» — нудная штука. Сицилии пьеса Шекспира понравилась, особенно хорош был чудак в клетчатом камзоле, славно повеселивший публику. Ну конечно, именно он был там, внизу, в людской суматохе, сменив бутафорский камзол на шикарный костюм. Она снова нашла взглядом веселого дядю, пробиравшегося среди толпы с закинутыми за спину какими-то удочками в чехле.

В этот момент объявили посадку на Блайтвил. Сицилия направилась вслед за остальными пассажирами к входу на летное поле. В опустевшем зале ожидания появился Санчес де Рамирес. Швейцар, внимательно наблюдавший за пассажирами, показал рукой на выход:

— Туда, сэр.

Рамирес благодарно кивнул привратнику и не спеша проследовал в мигающий зеленым глазком коридор.

В самолете Рамиресу и Сицилии достались места по соседству.

«Вот повезло, сейчас начнется представление», — подумала молодая красавица, окинув взглядом нежданного соседа.

Комик из Гленко пока сидел тихо, напряженно вслушиваясь в гул моторов и часто выглядывая в иллюминатор. Он добился своего и затащил удочки в салон, осыпав стюардессу комплиментами и вручив взявшийся неизвестно откуда букет свежих роз. Ожидая продолжения фокусов, Хантер затеребила сумочку.

Самолет вынырнул из облаков, и в салоне стало светлее. Первый раз пискнул таймер. Шотландец оторвался от стекла и удивленно пожал плечами:

— Простите, что спрашиваю, но как можно находиться так высоко и чувствовать себя в такой безопасности?

Как всегда, после идиотского писка таймера начался глуповатый фильм о безопасности. В восторге от первой, давно ожидаемой остроты комика, Сицилия залилась хохотом. Она тоже не недолюбливала десятки раз виденный фильм, который всякий раз прокручивали в полете. Знакомым блеском засветились вмонтированные в стенку каждого сиденья мониторы. На всех захлопала ресницами белокурая выдра-стюардесса в вызывающем мини. Рекламно улыбнувшись, она в миллионный раз затараторила: «Добро пожаловать вместе с нами в полет. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности».

Сицилия не следила за экраном. Содержание фильма она знала наизусть — там сейчас откажут двигатели, и в салоне полногрудые статистки завоют от ужаса, а побитые молью старички будут бросать в рот таблетку за таблеткой валидол. Рамирес же делал вид, что воспринимает эту чушь совершенно серьезно. Тщательно повторяя всё действия стюардессы, он пристегнулся к креслу. Когда же на борту телелайнера возник пожар, комик отчаянно забился в попытках выбраться из-под вдавившей его в сиденье кожаной полоски. Его движения были упоительны — давно Сицилии не было так весело.

Так и не выбравшись из темных объятий ремня безопасности, шотландец нагнулся и закопошился под креслом, пытаясь выполнить очередную инструкцию накрашенной куклы: «В случае непредвиденной опасности, пожалуйста, не паникуйте. Нагнитесь и в правой сумке под вашим сиденьем нащупайте кислородную маску. В случае пожара помните, что рядом с ней находится маска в виде противогаза. Наденьте их и позаботьтесь о парашюте».

Представив, как сосед сейчас вынырнет из-под кресла в крючковатом хоботе противогаза, Сицилия не выдержала и прыснула. Рамирес замер под сиденьем, потом выбрался оттуда и затих, глядя на монитор. По экрану в этот момент ярким пылающим болидом падал «их» самолет, обгоняя спасшихся на надежных парашютах «пассажиров». Оторопело проводив взглядом устремившуюся к земле горящую машину, Рамирес с неподдельным интересом дождался взрыва — и уже спокойно выглянул в иллюминатор.

На экране вновь появилась «погибшая» стюардесса и затарабанила заученный текст: «Спасибо, что полетели вместе с нами. Надеюсь, что вам понравится наш полет».

Услышав знакомый голос, Рамирес вновь уставился на монитор. Наблюдая за тем, как шотландец внимательно рассматривает воскресшую блондинку, Сицилия нервно задергала надоевший язычок сумочки. Сосед начинал явно переигрывать, изображая восхищение белокурой выдрой. Хантер ненароком пихнула Рамиреса острым локотком вбок и ойкнула от смущения. Санчес оторвался от замигавшего кадрами субтитров монитора и с сосредоточенной уверенностью загляделся на торопливо извиняющуюся соседку. Голос у него был мягкий и приятный:

— Напротив, совсем напротив. У всех прекрасных женщин были волосы темного цвета. Клеопатра, Нефертити, Джоанна Вулф… Извините, как вас зовут? Сицилия?… Джоанна Вулф, Сицилия Хантер. Кроме того, я должен вам сказать еще об одной особенности темно-волосых женщин.

Рамирес наклонился и зашептал на ушко соседке что-то приятное (не будем подслушивать, что именно). Он обдал её запахом «Уимблдона», обалденным букетом самоуверенности, красоты и мужественности. Не так уж важно, какие слова он прошептал на ухо женщине, легонько шлепнувшей его по руке. Потом оба немало еще успели сказать друг другу. Их разговор смогла ненадолго прервать только белокурая стюардесса — не та, что исчезла вместе с погаснувшим экраном монитора, а другая, прелестная и юная, проворковавшая:

— Вы не хотели бы что-нибудь заказать?

Сицилия, которой давно хотелось чем-нибудь смочить трепещущие в жажде губы, попросила воды.

Рамирес, после выпитого в ателье кофе, долго пугавший шофера такси угрожающим урчанием в желудке, пробормотал:

— Нет, спасибо, я ничего не принимаю того, чего не знал раньше. В отличие от дам, конечно.

В Блайтвиле Рамирес и Сицилия сели в такси вместе.

После разговора с Мак-Левудом настроение у генерала было мерзкое. Прогулка по Земле явно затягивалась. А можно было вообще ничего не делать: террористку поймали бы власти и ликвидировали, Горец попросту умер бы от старости. Да, нервы диктатора явно стали сдавать. Теперь противник чересчур силен. Одному расправиться с ним — слишком большой риск. Надо искать союзников.

Генерал вышел из парка. Возле центральных ворот к нему подбежал молодой человек в форме таксиста:

— Куда едем, начальник?

— Едем! — коротко и уверенно ответил Катано и направился к автомобилю, стоящему у обочины.

Если бы генерала попросили бы описать, как доехать до Корпорации или до любого другого места в городе он вряд ли смог бы выполнить просьбу. Но ему самому добраться до нужного объекта не составляло проблем. Какое-то всеобъемлющеё знание-интуиция руководило пришельцем. Он легко находил и самый выгодный путь.

— Прямо! — скомандовал Катано с такой уверенностью, что водитель, не задавая лишних вопросов, завел машину и рванул с места.

Дорогой пассажир упрямо молчал и только жестами указывал, куда повернуть. Джерри — так звали водителя — обычно не начинал разговор первым. Тишина становилась утомительной, молодой человек наконец с наигранной развязанностью спросил, не будет ли пассажиру мешать музыка.

— Давай, давай, — с безразличием ответил тот.

Водитель включил магнитофон, напялил еще и стереонаушники, оглянулся. Похоже, пассажиру было совершенно безразлично: он сосредоточено думал о чем-то своем и внимательно следил за дорогой.

— Меня зовут Джерри Питчер, — спустя некоторое время попытался начать беседу повеселевший водитель.

— Удобно здесь сзади, как в гробу, — наконец-то заговорил пассажир, намекая на металлическую перегородку между передними и задними сиденьями.

— Ты наверняка занимаешься музыкальным бизнесом? Правда? Вроде, я тебя видел.

Джерри по опыту знал, что подобные слова задевали обычно состоятельных пассажиров за живое. И хоть они чаще всего отвечали отрицательно, диалог завязывался. Кстати, у водителя в мире богатых было достаточно много «приятелей». Так, хвастаясь перед друзьями, называл он тех, кого удалось разговорить дорогой.

Машина выскочила на 66-ю улицу. Парень, как и многие в городе, недолюбливал и побаивался этого места. Тут стояло здание Центрального управления Корпорации. Здесь работали те, которые владели миром, потому что они владели почти всей энергией. Они жили в домах, представляющих собой обособленный, надежно охраняемый город в городе. Они ели вкусную, почти натуральную еду, их дети не вынуждены были с десяти лет устраиваться на работу, чтобы прокормить больную мать или отца. Их не любили и боялись.

Джерри всегда проезжал этот мрачный квартал побыстрее. Пассажиры никогда тут не выходили: у тех, кто работал в Управлении, были либо собственные, либо служебные машины.

Молчаливый человек именно на 66-й улице стал с нескрываемым волнением смотреть по сторонам. Машина поравнялась с огромной мраморной статуей великана с трехметровым двуручным мечом в сильных руках. В городе привыкли называть исполина «пришельцем», хотя никто, наверное, не смог бы объяснить, почему это так, а не иначе. Однажды в баре Джерри слышал обрывки легенды про эту статую, но рассказывать о них кому-нибудь не стал, боялся, а со временем и совсем позабыл — зачем держать в голове крамольные вещи?

Глаза пассажира забегали быстрее, он твердо сказал:

— Вот здесь притормози.

— Что, здесь? — неуверенно переспросил Джерри.

— Тормози — резким разъяренным голосом потребовал пассажир.

— Странное место, — только и сказал водитель, резко ударяя по тормозам.

Катано что-то внимательно рассматривал сквозь мутное стекло. Затем внезапным сильным ударом кулака пробил его. Водитель от удивления открыл рот: такого он никак не ожидал от этого молчуна. С досады и испугу стал поливать клиента отборным матом. Тот не реагировал на крики водителя, спокойно выбил державшиеся еще осколки стекла и выглянул наружу. «Вот я и на месте», — удовлетворенно подумал Катано, теперь уже хорошо разглядев исполина.

— Ауфидерзейн! — и не думая рассчитываться, генерал вышел из машины и застыл у подножия статуи, с загадочной улыбкой на лице. В руках у него неизвестно откуда появился меч.

Водитель тем временем возмущенно бубнил:

— Да, конечно… Ну и ну…

Пришельца наконец достал этот зазнавшийся человечек. Ехал бы себе, так нет же. Катано повернулся к машине и стал обходить её спереди.

— Да ты просто псих! Ну что дальше?! — орал разозленный Джерри, лихорадочно набирая номер телефона.

Генерал ударил ногой по одной горящей фаре. Разбитое стекло разлетелось во всё стороны. Та же участь постигла и вторую фару. Катано спокойно положил меч на плечо и подошел к дверце водителя.

— Черт! Вечно этот передатчик не работает — теперь уже дрожащей от страха рукой таксист набирал позывные. Чувство самосохранения подсказало ему закрыть дверцу изнутри. На мгновение даже показалось, что в машине он вне опасности.

— Успокойся… Ладно… — почти уверенно проговорил водитель, продолжая вызывать помощь. — Алло! Центральная! Центральная…

Катано, опираясь на крыло машины и немного присев, поравнялся лицом с водителем и издевательски поскреб пальцами по стеклу.

— Черт!.. — проговорил Джерри, испуганно почувствовав, что сейчас будет делать этот сумасшедший. С круглыми от ужаса глазами он быстро отклонился подальше от окна.

Генерал резким ударом локтя высадил стекло и, довольный собой, решил, что с таксиста достаточно. Но не удержался и острием длинного меча пробил заднеё колесо машины.

— Это лично для тебя, мой капитан.

У подножия статуи он задержался.

— Да!!! — проорал пришелец в подтверждение каких-то своих мыслей и решительным шагом направился к входу.

Джерри больше не пытался дозвониться. Он откинулся на сиденье и тихо радовался, что всё обошлось.

Вызванных в Центральное управление депешами «Срочно!» директоров Корпорации встречали аккуратными прическами и непроницаемой вежливостью молодые люди из внутренней охраны. Открывая проход, и четко вытягиваясь в приветствии, просили:

— Пожалуйста, пройдите через контрольный отсек. Мера была чрезвычайная. Обычно особ такого ранга ей не подвергали. Ругая и проклиная всё на свете, а особенно неугомонных декабристов, приглашенные выкладывали из карманов металлические предметы, потом покорно брели между рядами детекторов. Со вторника в Корпорации действовал режим строжайшей секретности. Его ввели сразу после нападения на установку «Декабрь».

Ожидая начала заседания в просторном холле 39-го этажа небоскреба Центрального управления, директора недоуменно гадали, что заставило Ричарда Блейка срывать их с места, требуя немедленного прибытия

— Не знаю, что они себе тут думают. Я бросаю таких девочек, лечу сюда, а теперь полчаса торчу в коридоре…

— Да брось ты своих девочек. Эта Луиза Маркес десятка стоит.

— Господа, говорят, её уже взяли. Неплохо было бы познакомиться. Джек, она ведь у тебя работала. Как деваха в постели, кусливая?

— Да ну вас. Какая с этой Луизы постель? Я с ней инфаркт чуть не схватил…

Все сходились во мнении, что будет обсуждаться последнеё нападение на реактор. Дело, конечно, важное, но вряд ли требующеё такой спешки. Судя по сообщениям, носило оно пропагандистский характер. Вполне можно было бы обсудить всё на очередном заседании. Ричард Блейк, похоже, начинал зарываться. А эта унизительная проверка на входе?!

В холле появился заместитель главы Корпорации Генри Берч и объявил, что заседание состоится не в конференц-зале, как обычно, а в рабочем кабинете Блейка. Пресса может быть свободна.

Недоуменно переглядываясь, директора вслед за Берчем потянулись по длинному коридору. Он был ярко освещен, у дверей настороженно застыли охранники. Два телохранителя Блейка торчали в его прихожей. Судя по всему, разбирательство предстояло нешуточное.

Приглашенные примолкли, с лиц слетели улыбки. В кабинете всё директора быстро заняли свои места за сдвинутыми в виде буквы «О» столами, закопошились в папках, доставая блокноты. Блейк приподнялся со своего места и предложил оставить ручки в покое:

— Все, что вы сегодня увидите и услышите, должно остаться в тайне.

Дождавшись, когда смолкли шорохи и стуки, глава Корпорации опустился в кресло, погладил подлокотник. В гулкой тишине директора напряженно ловили привычно сухой и спокойный, с нотками непонятной угрозы голос:

— Я полагаю, всё вы знаете, что начала просачиваться кое-какая информация, нежелательная для нас. Конечно, я уверен, что никто из вас не повинен в этой утечке информации. Не случайно вы приглашены на совещание. И тем не менее, — Блейк опустил глаза, перебирая бумаги на столе. Взяв один из листов, продолжил: — Уже сегодня, когда я решил проверить установку…

В это время за дверью раздались непонятные выкрики и стоны. Дверь широко распахнулась, а мелькнувшую полоску яркого света заслонила чья-то могучая фигура. Навстречу незнакомцу из полумрака противоположного угла кабинета, из-за спины главы Корпорации, в ярко освещенный квадрат центра комнаты рванулись не видимые до того стрелки личной охраны Блейка.

Под пристальными взглядами присутствующих незнакомец остановился в метрах четырех от стола. В ярком свете он не казался таким огромным, может, чуть выше шести футов. Пренебрежение к людям долгие годы ваяло лицо вошедшего. Чувство уверенного превосходства застыло в складках губ, в морщинах высокого лба, замерзло в холоде пронзительного взгляда.

Небрежно вскинув руку, незнакомец приветствовал совет директоров Корпорации:

— Хей!

Блейк знаком остановил телохранителей, с интересом разглядывая наглеца: «Колоритный тип. Раньше я его не встречал. Что не из Корпорации — точно. Но именно такие сейчас нужны — уверенные, решительные». С ленивой грацией уставшего повторять азбучные истины, глава Корпорации бросил незнакомцу спасительное:

— Простите, но вы пришли в неподходящеё время. Вы, наверное, просто ошиблись зданием?

Вошедший явно не собирался сбавлять обороты и ловить свой шанс на спасение. Задирающе дрогнул мягким движением его подбородок:

— Йес!

Блейк пожал плечами. Жалко, конечно, парня — но ведь сам нарывается на скандал.

Уловив жест шефа, вскочил с места и бросился к незнакомцу Генри Берч. Желая блеснуть освоенными недавно приемами айкидо, попытался заломать руку нахалу. Тот спокойно протянул свободную руку, взял напавшего за шею, оторвал беднягу от пола и, не замедляя шаг, понес на вытянутой руке. Генри захрипел и забился в смертных судорогах.

Ставший непослушным голос Блейка рвался ужасом из горла. Глава Корпорации хотел и не мог остановить своих слов.

— У нас здесь совещание Корпорации! Никто не смеет мешать совещанию Корпорации…

Блейк сам понимал нелепость фразы в момент, когда пальцы незнакомца ломали горло его помощнику. Но выдержка, хваленая выдержка изменила Ричарду. Неведомая сила бездонных глаз незнакомца заставляла забыть, что он, Блейк, руководит всемогущей империей, что за спиной застыли готовые ко всему телохранители! Казалось, его собственное горло охватили безжалостные пальцы незнакомца, трещат его ломающиеся шейные позвонки. Внешне глава Корпорации оставался спокоен, но он чувствовал предательскую дрожь в коленях и выступающий на лбу холодный пот.

Катано начинала выводить из себя нерешительность людишек. Он пришел предложить свое сотрудничество этим трусам? Бездарная охрана истошно кричит, предупреждая, — а надо стрелять, стрелять сразу. И очередью по шее. Главный, похоже, вообще сейчас обделается, замочит штаны, которые ему, да и всем здесь мужикам давно пора сменить на юбки. С виду этот Блейк держится, но Катано не проведешь непроницаемостью застывшего спокойствия на лице. Рушились расчеты на то, что Корпорации по силам справиться с Горцем.

С хрустом свернув шею недоделку, пытавшемуся за рукав, как малыша, выпроводить его из комнаты, Катано бросил мертвое тело к ногам Блейка:

— Корпорация! Господа, я как раз сюда и стремился, — Катано с наигранным удивлением обвел взглядом впечатавшихся в кресла директоров и главу Корпорации. — Что это вы здесь такие… странные?

Катано развернулся и хотел уже уйти, но вдруг с радостью услышал выстрелы. Они расстреливали его!

Как только незнакомец отвернулся, страх, липкой волной захлестнувший волю Блейка, прошел. Бездна взгляда вошедшего таила в себе неземной ужас, никогда ранеё не охватывавший главу Корпорации. Противный хруст ломающейся шеи еще стоял в ушах, но многолетняя привычка повелевать позволила шефу взять себя в руки:

— Ну нет, с нас, пожалуй, хватит.

Он подал знак. Один из телохранителей мгновение открыл огонь. С каждым попаданием в широкую фигуру незнакомца крепла уверенность главы Корпорации в себе. Наглец был сражен первым же выстрелом. Рефлекторно он повернулся, и теперь пули терзали его могучую грудь.

Видно, даже телохранителя покинуло хладнокровие. В упор дырявя замершеё на полу тело, он с каждым выстрелом отбрасывал его на полметра к стене. Обойма закончилась, а телохранитель всё нажимал и нажимал на курок.

Блейк на волне облегчения почувствовал в себе дар артиста. Глава Корпорации молитвенно склонял голову:

— Прощай, друг!

Повернувшись к телохранителю, успокоил его:

— Да, да, да. Я доволен! Браво!

Растянутые хлопки шефа согнали омертвение застывшего в напряженном молчании кабинета. Директора, словно оттаявшие, повскакивали с кресел, оживленно жестикулируя. В поднявшейся сумятице всё забыли о двух мертвых телах, страшно раскинувшихся у ног.

Катано мысленно аплодировал «застрелившим» его людям. Он уважал смелость. Оказывается, среди них встречаются еще такие, с которыми можно поладить: «Исполнителя, к сожалению, придется прикончить. Он осмелился поднять руку на священную особу и заслужил смерть. Шеф же на удивление быстро оправился, пригодится». Катано медленно поднялся с пола:

— Да! Знаете, ребята, я не хочу вас пугать, но таким способом вам со мной не справиться.

Воскрешение незнакомца вызвало шок. Никто и не пытался преградить ему дорогу. Завороженные спокойной уверенностью голоса, всё оцепенело наблюдали, как оживший мертвец неторопливо подошел к застрелившему его охраннику, не обращая внимания на неперезаряженный пистолет. Незнакомец двумя руками поднял обидчика за шею, в два движения бросил на стол перед Блейком. В затылок несчастному телохранителю впились острые грани стаканов, теснившихся близ продолговатых бутылок с минералкой. С садистской улыбкой незнакомец вдавил голову в острые края, раздался хруст стекла и костей. По мореному дубу стало расплываться пятно крови. Глядя прямо в глаза главе Корпорации, пришелец свернул шею уже мертвому телохранителю. Тело охранника мягко скользнуло вниз, безжизненно упало на заглушивший звук мягкий ворс персидского ковра. Незнакомец вырвал страничку из ближайшего блокнота, вытер кровь с перчаток. Пропитавшийся красным шарик он бросил на пол. Одной рукой, как пушинку, незнакомец взял ближайшеё кресло, переставил поближе к Блейку, вдавился в сиденье с уверенностью произведенного впечатления.

— Э-хе-хе!

За плечо притянул застывшего в трансе главу Корпорации к себе:

— Компаньоны… Я полагаю, что вы не можете вести свой бизнес без компаньонов. Ведь это бизнес?

Услышав, что речь зашла о бизнесе, Блейк ожил. Глава Корпорации принадлежал к типу людей, которых предложение выгодной сделки могло поднять и со смертного одра. Потухшие было в ужасе глаза Ричарда вспыхнули огоньком неистребимой предприимчивости:

— Конечно! Смею вас заверить — хороший бизнес!

Незнакомец явно пришел предложить нечто весьма опасное, но и крайне выгодное для Корпорации. Может, именно он сумеет разогнать сгущающиеся над самим существованием всемогущей империи тучи? От сотрудничества отказываться не стоило. Да, судя по поведению пришельца, он и не позволит этого сделать.

— Но что вам угодно?… Компаньон…

Катано пристально взглянул на шефа. Судя по всему, этот малый может многое. Генерал перестал чувствовать, где находится ставший бессмертным Мак-Левуд, а искать его по всей планете не имело смысла. Горец обязательно появится в Корпорации. Здесь его надо встретить и уничтожить. Лучше всего чужими руками, избегая обвинений в том, что он, Катано, уклонился от вызова на схватку. На Зайсте нарушение священного обычая поединков вызовет взрыв. Пусть Корпорация убьет врага, так будет лучше для спокойствия Зайста.

— Горец нужен.

Незнакомец предлагал «отдать» ему Горца. Насколько помнил Блейк эту давнюю легенду Корпорации, Горца надо было искать на Тибете. Мак-Левуд в интервью обычно неохотно делился сведениями о таинственном отшельнике, встреча с которым подтолкнула его на поиск витано. Бессмертного старца с мечом, хранителя сосуда небесного огня, искали в горах многие, но безуспешно.

— Ну что ж…

Блейк поднялся со своего места и бросил торчавшим в нелепых позах директорам:

— Господа, можете быть свободны.

Когда кабинет опустел, глава Корпорации деловито бросил незнакомцу:

— В таком случае нам необходимо «расколоть» Мак-Левуда.

«Ничего себе история. Мистика какая-то. Горец — это сам Мак-Левуд, бессмертный и всемогущий. Если незнакомец не псих и не врет — он-то, честно говоря, псих, но, похоже, говорит правду — и многое становится ясным». Блейк стремительно шагал по длинному тоннелю. Телохранители едва поспевали за главой Корпорации, то и дело поправляя съезжающие с плеча автоматы. Корпорация полчаса назад объявила себя на военном положении, а её руководитель неожиданно пожелал лично осмотреть камеру, в которой под арестом более суток содержался Алан Нейман.

— Вольно, — бросил вытянувшемуся у дверей охраннику Блейк, отметив про себя, что тот еще не успел получить автомат. «Корпорацию погубят медлительность и неповоротливость. Никто, видимо, не понимает, какая угроза нависла». Решив после заварухи лично заняться дисциплиной в отрядах внутренней охраны, Блейк не стал задерживаться. Широко распахнув дверь, глава Корпорации из ярко освещенного коридора ворвался в темноту камеры. Глаза не сразу привыкли к полутьме, и Блейк остановился, отчаянно заморгал, пытаясь разглядеть узника.

Сзади застыли, с трудом переводя дыхание, взмыленные телохранители.

Наконец Ричард Блейк стал различать прояснившиеся очертания небольшой и довольно уютной комнатушки, которая стала временной камерой заключения для Алана. Старый физик мог еще пригодиться, и поэтому его не бросили сразу в мрачный сырой Макс. Узник, видимо, спал на уютном мягком диване, и неожиданное вторжение разбудило его. Недоуменно вглядываясь в пришедших, Алан подался чуть вперед, отгоняя остатки сна.

— Ты, пожалуйста, не беспокойся, Алан, — Блейк успокаивающе взмахнул руками, — сиди, сиди. Я хотел позвать тебя в свой кабинет…

Старый физик сделал попытку встать, но ослабевшие ноги не удержали тело, и Алан снова откинулся на подушки.

— Да, да, конечно… — поспешил он скрыть следы своей слабости и сел, ногами стараясь нащупать свои мягкие тапочки.

Блейк поспешил сесть за стол, чтобы не вынуждать старого ученого делать вторую попытку подняться. Сел, но, чтобы подчеркнуть разницу в их положении, закинул ноги на стол.

— Я помню, ты ведь беседовал с Мак-Левудом тогда, в тот день, — Блейк стремился ошеломить собеседника, заставить его говорить правду. — Ну что, старик?

Алан явно не ожидал, что разговор пойдет о Мак-Левуде.

— Что ты имеешь в виду?

Увидев, что даже седоватые усы старого физика выразили удивление, Блейк подумал: «Неужели прав незнакомец и я напрасно теряю время? Похоже, Алан Нейман ничего не знает о бессмертии Мак-Левуда. Наверное, он до сих пор верит в легенду о Горце».

Решив играть в открытую, Блейк впился взглядом в лицо старого физика, пытаясь уловить хоть проблески смятения:

— В нашей Корпорации достаточно энергии, чтобы расправиться со всем миром, или наоборот, если нас лишат этой энергии… Так вот, нам нужен этот Горец, этот Мак-Левуд. Я знаю, что вы разрабатывали проект Экрана вместе с ним. И вчера вы интересовались Экраном.

— Но я просто думал о том времени, когда Экран не понадобится.

Похоже было, что Алан действительно не лгал. Инициатором вчерашней встречи был Горец, и Блейк пошел по ложному пути. «Почему я решил, что Алан вызвал Мак-Левуда, пытаясь использовать его неземную силу? Нет, определенно старый физик ничего не знает», — с досады на себя глава Корпорации вскочил, с размаху хлопнул по столу кулаком:

— Ах вот как! Ах вот о чем ты думаешь!

Злость, закипевшая в душе, вырвалась нервным криком, разрядилась на беспомощном старике. Обычно такие вспышки гнева помогали Блейку быстреё взять себя в руки, и он не стеснялся срывать свой гнев на сотрудниках Корпорации. В конце концов Алан лишь мелкая рыбешка, наживка. Как сказал этот незнакомец: «Посади наживку на крючок, и акула сама приплывет к тебе в сети».

— Теперь, впрочем, это не имеет значения, не так ли?

Успокойся, Алан, потому что это же бизнес, обычный бизнес. И это навсегда! Я вижу, ты начал становиться предателем. Ты, конечно, знаешь, как мы поступаем с изменниками.

Блейк коротко приказал телохранителям, кивнув на Алана:

— В Макс!

Мак-Левуд вернулся домой в четыре. Еще в прихожей позвал Луизу, но ответа не услышал. Неторопливо разделся, заглянул в кабинет. Луиза крепко спала на диване. Она и во сне была милая и привлекательная. Конор присел у её ног, погладил рукой пышные светлые волосы. Горец вспомнил, как ночью, когда она склонялась над его лицом, он оказывался в великолепном пахнущем свежестью шатре, образованном её роскошными локонами.

«Как прекрасна жизнь на Земле», — подумал Конор с сожалением. Но на Зайсте его ждут, в него верят. Он должен выполнить свою миссию, и вскоре придется оставить Землю, где ему очень нравилось. Пятисотлетнеё проживание здесь Горцу совсем не наскучило. Вокруг него всегда были замечательные люди. И хотя их жизнь чрезвычайно коротка, земляне любят жить, умеют жить и умирают с достоинством. «Люди, — продолжал размышлять Мак-Левуд, — сами не понимают, на какой прекрасной планете им посчастливилось родиться. Если бы не Экран…» Его собственное изобретение, которое давало спасение, но, возможно, слишком дорогой ценой.

Необходимо всё изменить. Если озоновый слой восстановился, значит, Экран стал для Земли неудобным и тесным скафандром. 25 лет назад люди сбрасывали с себя панцири от «Эбен Ружа», теперь настала пора освободиться от оков серого существования. Надо дать возможность голубой планете снова купаться в теплых лучах солнца. Так было прежде, так будет всегда.

Мак-Левуд подумал, что напрасно многие считают их врагами человечества. Они, группа Неймана, спасли планету от полного вымирания. Сейчас, когда Экран стал не нужен, надо попытаться избавить от него человечество.

— А что это за девушка на картине? — прервала ход его мыслей Луиза. Она только что проснулась и счастливо улыбалась. Мак-Левуд заметил, что она спала с картиной в руках. Это был потрескавшийся масляный портрет, выполненный на холсте. «Все-то тебе хочется знать», — смеясь про себя, подумал Конор, а вслух ответил:

— Это Хезер, моя первая жена. Она умерла в Шотландии, в 1542 году.

— Какая она была?

— Жизнерадостная, полная любви. Я держал её в своих объятиях, когда она умирала. Я любил её — и сейчас люблю, — Конор опять убедился, как мало можно передать словами. Кажется, всего несколько слов, а за ними целая жизнь.

— А другая? — Луиза показала на фотографию.

— Это Бренда — моя последняя жена. Она прекрасна… была. Она умерла в Нью-Йорке 29 лет назад. Это достаточно долгий срок для одиночества.

— Ты и сейчас один?

— Нет! — Мак-Левуд многозначительно посмотрел на Луизу.

Женщина замерла, готовая выслушать самые важные слова.

Непонятный металлический лязг донесся до слуха Мак-Левуда. Услышала шум и Луиза. Разговор прервался. В следующеё мгновение Горцу показалось, что кто-то в обуви с жесткой подошвой прыгнул на пол с достаточно большой высоты. Мак-Левуд настороженно замер, потом рванул меч из механизма, вскочил и огляделся. Тишина. Конор еще постоял мгновение, потом осторожно начал пробираться к окну.

— Что это?! О нет, только не снова, только не всё сначала, — испуганно прошептала Луиза.

— Иди наверх, — коротко отрубил Горец. Он был готов во всеоружии встретить любую опасность. Однако вокруг царила успокаивающая тишина. Минуту Мак-Левуд прислушивался, потом успокоился. Вполне вероятно, что ветер сбросил с крыши одну из пластин обветшавшей антирадиационной защиты. Горец упрямо отказывался продать заводу пивной тары по соседству эти титано-сурмиевые полоски. Не хотелось пускать в свой дом посторонних. Пришли бы рабочие, застучали пневмо-молотками над головой, довелось бы прибирать тайники свидетельства пятисотлетней жизни его на Земле. Кроме того, не было желания потом где-нибудь в баре пить пиво в банке, сделанной из металла собственной крыши.

Выглянув в окно, Конор осмотрел двор. Действительно, две ячейки, сорванные первым порывом приближающейся грозы, валялись у забора. Мак-Левуд расслабился и хотел уже позвать Луизу, но на всякий случай решил проверить прихожую. Живи Конор один, он посчитал бы это излишним. Но с ним была женщина, любимая женщина.

Опустив меч, Мак-Левуд двинулся вперед, не скрипнула ни одна половица, тень клинка бесшумно скользила у ног Горца. Конор умел ходить бесшумно, но обладатель кравшегося сзади силуэта тоже не выдал своего присутствия ни единым шорохом. Он только неосторожно оставил сзади окно, и Мак-Левуд терпеливо наблюдал за крадущейся за ним тенью. Вот её меч поднялся — и в воздухе встретились два клинка, дождь искр разлетелся в темноте.

Ну, конечно, это был Рамирес. Только Учитель мог так бесшумно красться, не скрипнув ни одной дощечкой паркета в незнакомом доме и неосторожно забыть про окно. всё же Рамирес никогда не был хладнокровным автоматом, счетной машиной, вычисляющей возможные ходы соперника и учитывающей всё составляющие искусства боя. Он скореё походил на поэта фехтования, вдохновенно чувствующего симфонию поединка.

Мак-Левуд по сконфуженному лицу Рамиреса понял, что сорвал ему какой-то веселый розыгрыш сцены встречи двух старых друзей. Но Санчес не долго переживал за свою неудавшуюся шутку и открыто улыбнулся:

— Приветствую, Горец! Ты звал?

Конор не пытался скрыть своей радости и легкой обиды:

— Невероятно! Ты чего так долго задержался? Они могли меня убить.

Рамирес пожал плечами. Горец мог и не говорить ему о посланцах Катано. Учитель давно догадался, что ученику пришлось драться. Ясно, что сразиться Мак-Левуду пришлось с двумя соперниками. Энергии хватило на материализацию его, Рамиреса, после долгих лет отсутствия. Обо всем Санчес догадался еще в театре. Ну, и совсем уж элементарно вычисляется, кто победил в бою. Ведь Горец жив, а его соперников нигде не видно.

— Не будь нелепым.

Внимание Рамиреса привлекла винтовая лестница, ведущая наверх. Учитель приятно удивился: Горец не забыл их первое жилище на Земле — деревянную башню с такой же аккуратно сбитой защитной лестницей. Проследив за витками ступенек, Рамирес с удивлением заметил затаившуюся наверху женщину. Незаметно подмигнув Конору, Санчес бросил вопросительный взгляд на нее. Мак-Левуд, обернувшись по направлению взгляда Учителя, усмехнулся. Рамирес явно предлагал размяться в тренировочном бою «покорение замка королевы». Давним, забытым повеяло на Конора из глубины столетий. Сколько раз в своей деревянной башне они начинали битвы за воображаемую красавицу, ждущую победителя наверху. Побеждал тот, кто первым наносил двадцать один бесспорный удар сопернику или быстреё добирался до верхних ступенек винтовой лестницы.

Только однажды Мак-Левуд выиграл партию у Рамиреса: когда тот предложил сразиться за обладание Хезер.

— Ну что ж, сразимся!

Они застыли в стойках, символически скрестили мечи — и, понемногу наращивая силу ударов, пустились в фехтовальный перепляс. Очень скоро Конор вошел в заданный Санчесом темп разминки, азартно повторяя знакомые с детства позиции, обманы и отбивы. Кровь живеё потекла по жилам, мышцы уловили привычный ритм боя. Мак-Левуд кивнул Рамиресу.

Разминка закончилась, и оба закрутились в энергичных попытках достать соперника. Техническое мастерство позволяло безопасно вести азартную игру. Если удар проходил, меч послушно застывал в миллиметре от тела напарника, и Рамирес показывал счет.

Учитель, чувствовалось, не утратил свое прежнеё мастерство. Но Мак-Левуд с той поры, как не видел наставника, здорово прибавил. Если раньше бои обычно кончались с разгромным счетом, редко Конору удавалось «изобразить» более десяти ударов, то теперь схватка шла упорнее. В былые годы Горцу трудно давалось преодоление мертвого пространства, но теперь железные мускулы позволяли удлинять и выпад, и замах. Он часто доставал уходящего в третий эшелон Рамиреса. Избавился Конор и от вредной привычки при сближении стараться отбить клинок противника, который чисто психологически мешал ему. Борьба шла «укол в укол», и Рамирес одобрительно заметил:

— Ты помнишь почти все, чему я тебя учил!

Конор пожал плечами:

— У меня было много практики!

— Практика практике — рознь. Дело не только в опыте. Важно, какой опыт.

По блеску в глазах Рамиреса Мак-Левуд догадался, что тот сейчас выкинет один из своих коронных фокусов. По движению ног, по мягким полуотводам меча Конор сразу понял, какая именно западня ему готовится, и внутренне усмехнулся. В попытках разгадать секрет «капкана» Рамиреса Мак-Левуд провел не один спарринг, и теперь отлично понимал, почему всё и всегда попадались в ловушку.

На атаку противника Санчес как бы шарахался в испуге, отклоняя назад голову и туловище, в то время как рука с оружием оставалась вытянутой вперед. Создавалось ложное ощущение, что Рамирес чуть отступил, и нужно удлинять атаку, чтобы все-таки достать его. Нападающий начинал подбирать ногу, готовя новый выпад — и эта заминка соперника давала Рамиресу выигрыш во времени. Он всегда отлично использовал свой шанс.

Учитель опережал противника не потому, что делал контратаку быстрее, а как раз наоборот — позже, чем ожидалось. Просто пугливое шарахание вызывало ответное замедление у соперника. Не зная секрета, Мак-Левуд первый раз столкнувшись с ловушкой, решил, что во всем виновата его медлительность. Конор стал бросаться в атаку быстреё — и всё глубже проваливался в защите Рамиреса.

Открыв секрет ловушки, Конор нашел и противоядие. Обычно атаку начинают из основной стойки прыжком, уже в полете выдвигается вперед стоявшая сзади нога. После приземления на эту ногу надо «затягивать» атаку небольшой пробежкой. Получалось, что удар наносится из положения, когда ноги скрещены. Он теряет силу и инерцию, требуя перестройки для дальнейших действий. Горец отработал другое начало атаки «стрелой», и теперь решил проверить его на Рамиресе.

Он начал с выпада ногой, стоящей спереди. Резко притопнув и набрав инерцию, Конор перешел в бег. Этим он выиграл требуемые полтемпа — и буквально расстрелял ударами уходящего Рамиреса. Тот в паузе на пальцах показал счет: Мак-Левуд вел 18:17.

Учитель восхищенно покачал головой, потом неожиданно вытянулся в прыжке, достал-таки Мак-Левуда. Меч от удара Санчес удержал, но по инерции влетел в месиво металлических труб. Растерянно улыбаясь, Рамирес застыл, зацепившись за крючок на одной из колонн:

— Это что?

Мак-Левуд усмехнулся. Учитель имел неосторожность застрять в «Стальной конструкции» Герица.

— Это скульптура…

— Это скульптура?

Удивлению Рамиреса не было предела, он с интересом стал разбираться в мессиве прутьев и труб. Потом Санчес попытался освободиться и ненароком сбил дощечку с подписью. Учитель поднял упавший указатель и прочитал: «М. Гериц. 1952–1953 гг.». Расшифровав надпись как «Мак-Левуд Горец», Учитель едва не лишился дара речи:

— Если это скульптура, то ты действительно нелеп. Конор усмехнулся и помог Санчесу выбраться из «конструкции». Они снова закружились в грозном вихре. Оставалось по три укола до окончания боя. Оба снизили темп и успокоили дыхание. Беготня затягивалась. С трудом каждый из соперников набрал еще по очку.

Конор решил применить прием, освоенный им на Земле и наверняка незнакомый Рамиресу. При попытке Учителя атаковать он вдруг завертелся на месте, как волчок, быстро сделав два оборота вокруг собственной оси. Как и ожидал Мак-Левуд, Рамирес растерялся. Горца научили этому фокусу французы. Секрет был прост: психологически сопернику по тренировочному бою тяжело заставить себя рубить вращающегося противника, возникает рефлекторное торможение, оружие опускается к ноге. Напарник ждет, когда прекратится вращение. Рамирес, как и предполагал Мак-Левуд, застыл. Остановив «волчок», Конор отбил клинок и рубанул со всего размаху.

Рамирес, используя последний шанс выиграть партию, бросился к лестнице. Мак-Левуд почувствовал, что не желает проигрывать ни за что на свете. Как лев, бросился он на соперника, заставил его остановиться. Отбивая град ударов, Рамирес оступился. Тут же его шею к ступенькам прижал острый клинок. Мак-Левуд выиграл игру — второй раз за всё время.

— Помни, Мак-Левуд, ведь ты сам позвал меня.

Горец вслушался в себя. Ведь был, был — он не мог отрицать — момент, когда он хотел убить Рамиреса. Долгая ссылка могла закончится. Противник был беззащитен. Он никогда бы не простил себе потом смерти Учителя! Мак-Левуд без сожаления опустил меч, они с Рамиресом обнялись после долгой разлуки.

Конор с веселым удивлением рассматривал Санчеса. Хорош… Давно ли на Земле воплотился, а уже костюм наимоднейший, и одеколоном за версту разит, и следы помады на белоснежной рубашке какая-то женщина успела оставить при трогательном прощании. Да, Учитель не любит менять свои привычки.

Отыскав в баре запыленные бутылки «Иеровоам» с любимым «Шато-Лафитом» Рамиреса, Мак-Левуд наполнил бокалы. Оглядевшись, Луизы мужчины на лестнице не обнаружили. Как только женщина убедилась, что опасность её Конору не грозит, она вспомнила о своей растрепанной прическе, помятом во время сна платьице — и умчалась в спальню.

Подняв бокалы, Рамирес и Мак-Левуд секунду пристально вглядывались друг в друга:

— За волшебство!

— Хорошо!

Отпив глоток, Учитель благодарно заметил:

— Все-таки приятно, что за эти годы что-то прекрасное все-таки осталось.

Конор, увидев спускающуюся по лестнице Луизу, замер. Да, ему всегда везло с женщинами. Луиза в гардеробе отыскала вечернеё платье Бренды. Она в нем выглядела неповторимо. Горец представил Луизе Санчеса:

— Это мой старый друг Рамирес. Друг и Учитель.

— Как неожиданно встретить прекрасную женщину.

— Это Луиза Маркес…

Рамирес уже торопился с двумя бокалами в руках к даме, и, дабы охладить его пыл, Конор добавил:

— Вообще-то её разыскивает полиция.

Но Рамиреса, конечно, это не могло остановить. Побежденный в бою на мечах, он отыгрывался теперь предупредительной любезностью, в которой Конор далеко отставал от своего наставника.

— Вот уж не думал, что у полиции может быть хороший вкус.

— Я так понимаю, вы знакомы очень давно, — Мак-Левуд подумал, что многолетняя жизнь в террористическом подполье женщину не красит. Командирские нотки в голосе Луизы исчезнут, пожалуй, не ранеё чем через полгода. Пока с этим придется мириться.

Конор с Санчесом переглянулись: что ж, придется пока уступать этому террористу в юбке:

— Кажется, целую вечность…

Луиза продолжала допрос, теперь терзая Рамиреса:

— А вы тоже… Ну…

— Боюсь, что да.

Все трое весело засмеялись. Мак-Левуд пригласил жестом всех к столу.

После ужина Рамирес пожелал принять ванну и попросил свежую прессу. «Давно ли из шестнадцатого столетия, а уже к газетам пристрастился», — с сочувствием подумал Мак-Левуд. Он отдал Санчесу левую из трех стопок выписываемых газет.

Помолодевший после душа Учитель вышел и налил себе бокальчик «Шато-Лафита». Неторопливо прогуливаясь по комнатам, он отыскал Конора в его рабочем кабинете. Подойдя к окну и показывая на струящийся сверху сероватый свет, изредка вспыхивающий далекими зарницами уходящей грозы, тоном леворадикальных обозревателей Рамирес заворчал:

— Мак-Левуд! И ты создал это чудовище? Зачем?

Конор оторвался от расчетов, отпил апельсиновый сок и подумал: «Надо было дать ему официальную прессу Корпорации из правой стопки».

— Это было необходимо в то время.

— Ну, конечно… Всегда что-то делаешь с определенное целью, а потом это приносит зло в мир.

Мак-Левуд встал из-за стола, потянулся. Значит, Рамирес поможет ему, а помощь друга в предстоящем деле была необходима. Расчеты показали, что остановки «Декабря» будет достаточно для разрушения Экрана. На одном реакторе сейчас плановый ремонт, два других еще не заработали после акций террористов. Мак-Левуд подвел Учителя к глобусу, который ему подарили стеклодувы в Йене. Они умудрились поверх земного шара выдуть купол, закрепив его в двух местах тоненькими лучиками стекла. Один из лучиков Мак-Левуд и задумал обрубить. Человечество, убедившись, что угроза миновала, не даст вновь заковать себя в душный панцирь.

— Вот здесь!

Рамирес склонился над глобусом, разглядывая указанную Горцем ярко-красную точку, обозначающую на стекле «Декабрь». От созерцания глобуса обоих отвлек взволнованный голос Луизы:

— Алан Нейман, его увезли в Макс!

Рамирес удивленно обернулся и спросил у вбежавшей в кабинет женщины:

— Макс… Что это?

— Это тюрьма. Самая охраняемая тюрьма, — Мак-Левуд покачал головой. Значит, его записка так и осталась лежать в баночке с молотым кофе.

— Мак-Левуд. Пока ты не выполнишь всё свои обязанности здесь, не раздашь долги, ты не сможешь вернуться на Зайст, — голос Рамиреса стал сух и суров.

— Я и не собираюсь оставлять свои долги.

— Что ж, в этом случае мое возрождение было не напрасным, и твое время наступило!

Рамирес повернулся к глобусу, еще мгновение он рассматривал яркие кровавые пятна реакторов на стеклянном колпаке — и вдруг с размаху ударил кулаком по шару. Осколки стекла со звоном посыпались на пол.

— Меня зовут Санчес Белолобос де Рамирес, я личный помощник короля Филиппа II, — уверенно ответил чистую правду друг Мак-Левуда на вопрос дежурного оператора.

Машина с двумя пассажирами стояла на КПП по дороге к реактору.

— Кончайте шутить, ребята!

Дежурный хорошо знал свое дело и уже был готов перекрыть путь.

— Да успокойтесь! Мы просто заблудились в пустыне. Вообще-то, мы просто ищем путь к Вегасу, — Конор, забыв подготовленную фразу, всё равно проговорил первое, что пришло в голову. Потом, виновато улыбаясь, повернулся к Рамиресу, как бы ища поддержки у спутника.

Оператор на секунду расслабился: похоже, это действительно непутевые туристы.

Машина завизжала покрышками, рванула с места и скрылась в клубах поднятой пыли. Мак-Левуд внимательно вглядывался в дорогу и вел машину к установке. всё было продумано и подготовлено заранее. В багажнике, в специально сваренном стальном ящике, лежала Луиза. Мужчины вчера дома были вынуждены признать убедительные доводы, что обойтись без её помощи будет сложно.

Рамиреса мучило странное предчувствие. Не раз ему приходилось попадать в достаточно сложные ситуации. Но теперь почему-то казалось, что события могут стать роковыми. Он с любовью поглядывал на сосредоточенного Мак-Левуда.

— Приготовились!

Конор волновался скореё за любимую женщину, чем за себя и Рамиреса. Автомобиль на огромной скорости пробил шлагбаум и влетел в огромное помещение, где обычно останавливались автобусы с обслуживающим персоналом и грузовики. Охранники уже четыре минуты назад узнали, что через КПП прорвалась машина, и были готовы встретить нарушителей. После недавней удачной попытки террористов в руководстве подразделений произошли значительные перемещения, и вновь назначенные командиры излишне волновались. Это было их первое ЧП. Может, от того, как всё сложится сегодня, будет зависеть их служебная карьера.

Такой наглости не ожидали даже старые вояки: форд на огромной скорости мчался в направлении спецподъезда, ведущего к административному корпусу. Автоматные очереди слились в сплошной гул. Дымом от выстрелов заполнилось всё помещение. Через пять секунд в машине не осталось живого места. Она на спущенных колесах по инерции прокатилась метров десять и остановилась. Команды прекратить огонь никто не услышал. Поэтому тела сидевших в машине долго вздрагивали от многочисленных попаданий. Создавалось впечатление, что трупы всё еще шевелятся: раскачивают руками, двигают головами, пытаются встать. Наконец стало понятно, что больше терзать тела нет смысла, а то от них вообще ничего не останется. Стрельба прекратилась.

Почему-то до сих пор неуверенные солдаты во главе с сержантом подошли к предмету, который раньше назывался автомобилем. Преступники явно больше не представляли собой опасности. Передние дверцы были похожи на сито с бесчисленными пробоинами от пуль 45 калибра. Задние были не так изуродованы, что говорило о неплохой меткости автоматчиков.

Солдаты обошли машину кругом, ни к чему не дотрагиваясь, после чего открыли багажник, предусмотрительно направив туда дула автоматов.

— Привет, в меня вы не будете стрелять?! Спасибо!

Вояки могли ожидать увидеть что угодно, только не ослепительной милой улыбки Луизы. Женщина наконец-то смогла сесть. Направленные на неё дула заставили инстинктивно поднять обе руки. Оторопевшие военные наконец расслабились. Сержант, гордясь своей догадливостью, протянул женщине руку и помог ей выбраться.

— Вы знаете, я ехала, а эти ребята напали на меня, засунули в багажник и… О черт! — Луиза не договорила, заметив безжизненно валявшиеся на сиденьях тела Рамиреса и Конора. Хотя женщина знала о бессмертии обоих, ей стало не по себе. Не верилось, что эти груды мяса могут снова ожить.

Через тридцать минут Луиза сидела в больничном коридоре. Она только что прошла медицинское освидетельствование, и теперь ждала его результатов. Доктор вынырнул из своего кабинета и, пораженный красотой женщины, несколько растерянно сообщил:

— Должен вас обрадовать! После обследования выяснилось, что у вас, кроме пары синяков, никаких повреждений нет. Через день вы сможете покинуть это помещение… С вами ничего не случилось.

Произнося эти слова, мужчина в белом халате посчитал возможным дотронуться до красавицы. Пальцами он аккуратно и быстро приподнял ей веки и проверил состояние зрачков. Пока он раздумывал, что бы еще осмотреть, Луиза оборвала предприимчивого врача:

— А что с этими ребятами?

— Ну, с ними всё покончено. У них по сотне пуль в теле.

В это время за ширмой, недалеко от беседующих Конор поднял голову и огляделся, стараясь сориентироваться. Почти одновременно с ним очнулся от вынужденного сна и Рамирес.

— Сто восемь, — тихо уточнил слова врача Конор.

— А у меня сто двенадцать, — обиженно проговорил Санчес.

— Да брось ты, не обращай внимания на эти царапины…

— Царапины… Ты посмотри, что они сделали с моим костюмом, — сокрушался Рамирес.

Оба чувствовали, как их тела быстро приходят в норму.

Стоящие у самой ширмы солдаты услышали загадочный шепот и недоуменно переглянулись. Не веря своим ушам, отдернули занавески, за которыми лежали изрешеченные тела двух преступников. Два сильнейших удара почти одновременно удовлетворили любопытство солдат. Охранники мешками съехали на пол. Из-за шторок появилась ожившая и невинно улыбающаяся парочка. Глаза у врача тут же вылезли на лоб. Он не понятно кому показал на стоящих и проговорил:

— Минуточку, это невозможно… Ребята, вы что?… Карри… — позвал на помощь свою любимую медсестру. Изумление врача было так велико, что организм не выдержал перегрузки, и он растянулся без сознания на полу.

Луиза обрадовалась: они действительно живые! Перед глазами еще стояла картина, которую она видела в растерзанной машине.

Давать волю чувствам времени не было. Трое без препятствий добрались до лифта. За долгие две минуты езды никто не проронил ни слова. Каждый думал о своем, обсуждать было нечего: кто знает, как сложатся события.

Лифт замер на третьем этаже. Луиза неожиданно взяла на себя роль руководителя. Возможно, именно потому, что больше всех волновалась:

— Хорошо. Здесь нам придется разделиться. Пойдем в разные стороны, для того чтобы надуть службу безопасности. Ну и еще по некоторым причинам. Вы, Рамирес, идите в эту сторону, а мы с Конором — туда, — Луиза жестами показывала направление.

Возле лифта охранников не было. Рамирес удивленно поводил глазами по сторонам: «Где служба безопасности?» Они уже пять минут разгуливают по реактору и не встретили ни одного вооруженного человека. Луиза и Конар тем временем побежали по правому коридору. Санчес, недовольно покачав головой, двинулся в свою сторону.

Без препятствий Луиза и Конор добежали до Макса. Два раза пришлось использовать электронную пластинку. Двери послушно открывались.

Потерявшие человеческий облик узники Макса с животной ненавистью осмотрели вбежавших, потом постепенно расползлись по углам. Они опасались любого незнакомца.

Мак-Левуд быстро увидел лежащего на высоком жестком топчане старого друга и, торопясь, затеребил его за плечо. Лежащий с невероятным трудом оторвался от грязной подушки, повернул голову и заплывшими кровью глазами взглянул на Конора.

— О Боже мой! — Горец поразился страшному виду Алана.

— Мак-Левуд, это ты? — с трудом прохрипел чуть живой человек. — Послушай, мы ведь правильно сделали, что построили этот Экран?! Мы ведь защитили людей?!

Слезы подступили к глазам Конора. Он с ненавистью подумал о тех, кто изувечил его друга.

— Да! — твердо ответил Мак-Левуд на вопрос старого физика.

Алан обессилено упал. Он знал, что Мак-Левуд его не обманет. А сказанное Мак-Левудом было самым важным для старого ученого. Теперь он мог спокойно умереть.

— Я не забуду тебя! — старый физик вряд ли услышал слова Горца. Алан потерял сознание, и Конор на секунду растерялся. Луиза заторопила Мак-Левуда, потянула за рукав.

Они выбежали в длинный коридор, ведущий к генераторному залу. Сзади уже гремели шаги Рамиреса. Луиза прекрасно знала комплекс и указала Санчесу более короткую дорогу.

В это время в кабинете у Ричарда Блейка царило тревожное ожидание. Хозяин кабинета и генерал Катано внимательно следили за событиями на мониторе. Бровь генерала нервно подергивалась: слишком многое должно было решиться в ближайшие минуты. Должно было решиться все! Проклятая троица наконец забежала в ту комнату, куда их хотели заманить Блейк и Катано. Они точно рассчитали, что Горец обязательно зайдет к Алану. Оттуда только одна прямая дорога вела к генераторному залу. На этой дороге и была приготовлена западня.

— Так, так, так. Смотри-ка! Прямо как школьники под ручку, — прокомментировал действия Мак-Левуда и Луизы глава Корпорации. Он, как и генерал Катано, больше всего на свете хотел сейчас одного — смерти проклятого Горца и его товарищей. Ведь если секрет раскроется, и люди узнают, что радиация в норме, тогда прощай всемогущество, прощай власть. Кроме того, он серьезно побаивался и своего союзника, похожего на дьявола.

— Сейчас мы, кажется, с ними справимся, — подавляя в себе преждевременную радость, прошептал Катано. Рамирес, Луиза и Конор заскочили в комнату, через которую напрямую можно было попасть в компьютерный зал. Санчес вбежал последним. Дверь за ним с шумом захлопнулась, и он с тревогой оглянулся.

— Осторожней, сейчас дверь захлопнется! — это чуть-чуть запоздавшеё предупреждение Учителя стало лишь комментарием к уже случившемуся событию.

Луиза, еще не понимая, что произошло, хотела открыть электронной карточкой выход. С ужасом она увидела, что шифр замка сменен.

— Комбинация! Нам нужно знать набор цифр, что бы открыть дверь и спастись, — к концу фразы она уже догадалась, что всё трое попали в ловушку.

Сверху послышалось странное жужжание. «Какой странный вентилятор? — удивилась Луиза форме вращающихся над головой лопастей. Машина набрала рабочие обороты и теперь, ритмично ухая, медленно опускалась вниз. всё стало совершенно ясно. Круглая комната, без единого угла — и приближающиеся неумолимые ножи. Настоящая мясорубка. Значит, вот как в Корпорации расправляются с изменниками.

— Черт… — прошептала Луиза.

Мак-Левуд понял, что тут не обошлось без Катано. Он абсолютно не боялся сразиться с врагом на мечах, но такой подлости от него никак не ожидал. Эти лопасти, вращающиеся на первый взгляд достаточно медленно, превратят их тела в фарш. Головы уж наверняка отделятся от тела. Мак-Левуд решил использовать витано. Потом энергии может не хватить, но сейчас решался вопрос жизни и смерти.

— Не подходи! — понял намерения Конора Рамирес.

— Я смогу помочь?

— Нет, на этот раз нет!

Рамирес с силой воткнул меч в пол, поднял глаза к надвигающейся махине.

— Тот, кто познал меру жизни, тот может справиться и со смертью. На этот раз мне понадобятся всё мои силы… Кто знает, чего ты сможешь достичь, если не познал самого себя.

Рамирес, стоя уже на коленях, поднял руки к несущим смерть остриям. Сгусток энергии засветился между ладонями Санчеса и наконечником вентилятора. Двигатель ножей был настолько мощным, что ритм его вращения не нарушился даже тогда, когда махина начала послушно отступать. Опасность миновала, Конор посмотрел на Учителя.

— На этот раз для меня всё закончено. В этом времени меня больше нет. Иди. Ты должен разобраться с экраном, — проговорил неестественно спокойно Рамирес. Он сделал все, что мог.

— Увижу ли я тебя?

— Кто знает, Горец, кто знает? Иди же!

Луиза наконец поняла, что происходит, и с горечью наблюдала за мужским, без лишних эмоций, прощанием друзей. Какая сила чувства скрывалась за этими скупыми словами.

Когда Луиза и Конор отбежали достаточно далеко от наконец-то открывшейся двери, странный звук заставил их обернуться: всё тело Санчеса светилось. Потом раздался оглушительный взрыв и Рамирес исчез в неизвестных глубинах времени и пространства.

Блейк отвел глаза от монитора и с деланным безразличием сказал:

— Да, кажется, ты потерпел неудачу. Не правда ли?

Катано рассвирепел: не слишком ли много позволяет себе этот нахал.

— Ты действительно так думаешь? — проговорил генерал, имитируя растерянность.

— Ну возможно… — Ричард Блейк не успел договорить. Страшная боль отключила сознание. Изо рта вы летел животный крик — Катано стальными пальцами вырвал чресла у бывшего союзника. Потом легко, как пушинку, поднял скорчившееся тело человека и бросил его в окно. Крик падающего замер где-то далеко внизу.

— И всё сначала! А может быть и нет… — улыбнулся и уверенно проговорил Катано. Он и сейчас не потерял самообладания.

Генерал вышел из кабинета. Добравшись до реактора, остановился у края балкона и в очередной раз поразился грандиозности сооружения. Ему не хотелось думать о предстоящем бое. Кто знает, как распорядится судьба. Но другого выхода уже не оставалось. Катано решительно запахнул свой черный плащ и стал подниматься по лестнице. Было во всем виде генерала что-то бесовское.

— Я сделаю это! — подбадривая самого себя громким криком, Катано настраивался на сражение.

В это время Луиза и Конор отстреливались от наседавших охранников. Их было так много, что Луиза не успевала менять магазины. «Как же мы не догадались сразу о ловушке?» — с досадой думала она. Где-то совсем рядом грохотал автомат Конора. Горец выглянул из-за вентиляционного патрубка и подбодрил любимую женщину:

— Не беспокойся, всё будет хорошо.

— Но нас же могут убить с минуты на минуту, — рядом с Конором Луиза всегда чувствовала себя слабой и беззащитной.

— Всё будет хорошо! — улыбаясь, повторил Горец и поцеловал женщину в губы.

Луиза вдруг поверила словам Мак-Левуда, и страх исчез.

— Задержи их, — скореё попросил, чем приказал Конор. Это прозвучало так просто, как будто женщину он просил приготовить чашечку кофе. Луиза улыбнулась.

Конор понимал, что самое главное сражение впереди. Он не оглядываясь, быстро пошел к реактору.

«У Луизы осталось два магазина», — с тревогой думал Мак-Левуд, слушая частую стрельбу сзади. Конор остановился среди мрачных колонн кожуха установки. Он внимательно дома изучал проект саркофага, но без помощи Луизы сразу сориентироваться было трудно. Ужасный вопль заставил Горца вскинуть глаза. Прямо на него сверху летел черный, отчаянно визжащий силуэт. Конор не успел отскочить, но в полуметре от головы Мак-Левуда тело застыло, закачалось на длинном тросе. Катано любил обставлять вызов на поединок мрачными эффектами, стараясь заранеё запугать соперника.

Времени на размышления не оставалось, бой не должен затянуться. Мак-Левуд рванулся и гулко застучал по пролетам. На верхних ступеньках Конор чуть приостановился, успокоил дыхание.

Рамирес объяснил, почему он хотел напасть на Горца сзади. Учитель проверял бдительность Мак-Левуда, зная, что генерал Катано обязательно попытается подкрасться со спины. Конор был настороже и легко отразил наскок неосторожно громыхнувшего врага. Мало того, заранеё приготовленная контратака сработала. Катано замешкался, меч его был высоко в руках, и Конор. присев, достал генерала, широким махом полоснул по корпусу.

— Неплохо! — Катано застыл, меч легко скользнул в его руках. Генерал не любил оставаться в долгу. Ударом обуха своего клинка по клинку Мак-Левуда он легко отбросил меч Горца — и лезвие легко чиркнуло по щеке Мак-Левуда.

Встречались достойные соперники. Отскочив подальше друг от друга, оба застыли в стойках. Разница в позициях сразу бросалась в глаза. Мак-Левуд опустил меч к ноге и держался прямо, Катано острие угрожающе протянул к врагу и низко держался на полусогнутых, широко раздвинутых ногах.

Бой затягивался. Противники успели добраться до самого основания луча. Конор уже с минуту с тревогой прислушивался к наступившей тишине. Вероятно, у Луизы кончились патроны. В честном бою соперники не уступали один одному. И тут Мак-Левуд вспомнил «Махабхарату». Запрещенный правилами поединков удар Бхимасены ниже пояса поверг могучего Дурьодхану. Сейчас у Горца не было другого выбора. Он обманным движением удара мечом по голове «вытянул» оружие противника в защитное движение вверх, — и сразу перевел клинок, бросил вниз и глубоко располосовал бедра Катано. Тот упал на колени, выронил меч и с укором посмотрел на Мак-Левуда. Горец задержал на секунду удар, потом вспомнил, как в ужасной ловушке вынужден был пожертвовать собой Учитель — и резко рубанул по открытой шеё диктатора.

Луиза теперь не боялась, наблюдая, как энергия убитого Катано терзала тело Горца. Это не причиняло ему вреда. Конор поднялся с колен. Трудно передать то, что он почувствовал, впитав в себя энергию. Казалось, энергия выплескивается из него как из переполненного сосуда при каждом движении. Он словно перешел в другое измерение, и то, что ранеё казалось непосильным, неподвластным, теперь было доступным и покорным.

Величественная красота потока витано, огненно рассекающего сумрак реакторного зала, наполнила сердце Мак-Левуда гордостью за человечество. Люди сумели воплотить в жизнь грандиозный проект Алана Неймана, они смогли объединиться для достижения великой цели. Надо открыть землянам новый мир, убрать панцирь, закрывающий звезды от их дерзновенных помыслов!

Мак-Левуд шагнул в светящийся поток. Его силуэт растворился в бушующем море плазмы. Он может — и он сделает это.

Ужасный крик Горца заставил замереть сердце Луизы. Она на секунду засомневалась, что всё закончится счастливо. Вдруг там, где стоял Мак-Левуд, образовался огненный шар, и миллионы искр разлетелись в стороны. Через мгновение Конор снова появился на месте исчезнувшего луча.

Ретранслятор, который по проекту Неймана невозможно было остановить, быстро исчерпал резервуары витано. Минутой позже луч перестал питать спутники-излучатели. Серую мрачную пелену на Земле сменила непривычно яркая чернота неба.

Над всей планетой стремительно рассасывались шапки облаков. Звезды удивленно всматривались в забытую ими за 25 лет Землю. Познавшая свои силы планета уверенно ловила их далёкий свет, дышала полной грудью. Она пока спала, но недалек уже был новый день.