Петр Кедров, лицензированный специалист широкого профиля по вызову, свернул крышку с бутылки пива и замер на тридцать секунд. Ровно тридцать секунд, не больше и не меньше. Сначала раздались уже навязшие в зубах аккорды, потом хор спел короткую песенку, заканчивающуюся ударным «Пиво пьешь — ума не будет!», и одновременно с этим лениво полз дымок из горлышка.
Когда-то кто-то посчитал, что культура пития сама собой заставит пить меньше, но красивее. Вот и полагалось теперь из бутылки наливать в высокий пивной бокал, наклонив его под углом и следя, чтобы шапка пены не перевалила через край. А если какой-то быдловатый гопник припадал от утреннего сушняка сразу губами, чтобы «из горла, по-пацански», то сначала получал порцию раздражающего газа. Не ядовитого, до этого не додумались ещё. Все же демократия и гуманизм… Но все равно ужасно противного, мерзкого — не отплюёшься. При этом, что интересно, само пиво оставалось вкусным и ароматным. Как придумали, где там эта капсула — так мужики до сих пор и не разобрались. Пытались даже экспериментировать, сбивать горлышко, скалывать его. Все равно будто из самой глубины пива шёл газ, запахом и вкусом своим убеждающий — лучше из бокала. Ну, ничего, ничего. Тридцать секунд — и пей на здоровье, как нравится.
Петру нравилось пить из бутылки. Это напоминало детство, школу, курилку-угол за ней, где старшеклассники в перемену успевали не только курнуть, но и чуток выпить. Курнуть теперь не удавалось. Для «курнуть» надо было идти в специальный курительный салон, платить за вход, а потом сидеть в дымном тумане, от которого слезились глаза, и курить кальян, который, как говорили, меньше вредит здоровью. А здоровье человека — общенациональное богатство. Сигареты же теперь выдавали только в армии — и то потому только, что не станешь же отпускать солдат каждый день в салон! Или даже каждый час.
Песня лилась, дымок курился, крышка ещё летела в урну по крутой дуге, медленно переворачиваясь и поблескивая жёлтой внутренней поверхностью…
Время как будто замерло на миг. Жёлтая! Золотая!
Говорят, в некоторые моменты перед глазами человека проносится вся его жизнь. Ну, вся — не вся, а вот задолженность по кредиту, два года без отпуска, старая машина, которой не похвалишься в кругу друзей, самая низкая по табели престижности должность среди тех же друзей — опять не похвалишься, никотиновая зависимость, которая лечилась, но «задорого», вкусные и сочные натуральные шашлыки, которыми угощал на прошлой декаде Васька — друг детства, Шуркины рассказы взахлёб о путешествиях, о реках, сплавах, встречах восходов и закатов, песнях вокруг костра, красавица Варька из соседнего подъезда, недавно расцвётшая из незаметной серой мышки-школьницы в упругую и со значением посматривающую на него студентку престижного вуза, зубы, наконец, те самые зубы, что давно пора было менять, потому что гарантия на них закончилась, а новые-то ставят теперь гораздо красивее и крепче — но и дороже, сильно дороже…
Примерно так. Очень примерно. На самом деле — гораздо больше, и не словами, а яркими образами, вспышками, кадрами, потому что вот — так как оно есть сейчас, а вот — что обещает золотая крышка.
Петр никогда не играл в лотерею. Все играли, а он — принципиально нет. Потому что ещё его отец говорил, что все лотереи — это игра богатого с бедным. А кто помнит, чтобы бедный выиграл у богатого? Вот потому играть в лотерею — это просто добавлять богатства богатому. Ну, подкинет он кому-то одному или двум подарок, «презент». Может, даже дорогой и красивый… Но кто сказал, что именно тебе? Ты в школе учился? Вот сам и посчитай вероятность выигрыша.
Потому и не играл Петр в лотереи.
Но в последнее время, если верить государственному головидению, элементы лотереи по новому закону ввели во всю торговлю. Для поддержания устойчивого спроса и для поощрения потребителей — так было сказано полуобнажённой дикторшей с прозрачного двустороннего экрана ещё месяц назад, до государственных летних каникул, введённых с признанным изменением климата. Кстати, и головизор-то у Петра был старый…
И вот теперь по тому самому закону любая покупка любого товара позволяла оказаться участником государственной лотереи. А «золотая покупка» дарила главный приз этой лотереи. Главный, самый суперский, самый… Ну, слов нет, одни слюни.
Все это только еще мелькнуло в голове, а Петр уже летел, прыгнув прямо из положения сидя на краю скамейки с бутылкой в руке в воздух, распластавшись, отбросив в полете открытую бутылку в сторону. Если крышка упадёт в урну — значит, все. Эти, новые-то, не отдают ничего, что туда попало. Плавят сразу, клеят, прессуют, а потом перемалывают в красивый цветной песок, которым позже специальные уборочные механизмы засыпают все аллеи в парках.
В голофильмах это специально показывают дискретно, чтобы уследить за движением героя. Раз-два-три — повернулся, раз-два-три — взлетел над дорожкой, раз-два-три — подставил обе ладони ковшиком под падающую крышку, раз-два-три — поймал!
Поймал!
И упал, блин, зубами на самый край урны. Жёсткой крепкой металлической блестящей урны. Да и черт с ним, теперь зубов не жалко! Тяжёленькая, жёлтенькая изнутри крышка с выпуклой надписью по кругу «Главный приз» лежала в ладони Петра.
А перед ним уже стоял полицейский и, укоризненно поглядывая сверху на лежащего Петра, тыцал стилусом в экран считывателя.
— Добрый день, гражданин Петр Кедров, специалист низшей категории! — козырнул он, когда Петр поднял глаза. — Я, старший уполномоченный внешнего надзора Иванов Иван, произвёл расчёт санкций за нарушение общественного порядка и государственной дисциплины. Прошу ознакомиться.
Ага, как же… Иванов Иван… Это он ещё не назвался Джоном Смитом — для смеха. Им можно кем угодно называться. Главное — представиться, это в законе прописано, а уж кем — это дело третье, тем же законом не определённое.
Петр, встал, сжимая в одном кулаке пивную пробку, взял в другую протянутый считыватель. Электронная бумага показывала ясно, с выделением цветом, что с него полагается и за распитие в парке, и за «из горла», и за разлитие алкоголесодержащей (что за слово?) жидкости, и за лежащую теперь на песке бутылку, и за прыжки и ужимки, и за мусор, который не достался урне, и за кровь из губы, шокирующую отдыхающее население…
Сколько-сколько? Итоговая сумма была выделена красным и подчёркнута два раза. Ого, ну и расценки у них стали! А, плевать! Петр согласно приложил большой палец к тексту, соглашаясь с суммой. Ничего. У него — крышка, чудесная пробка, главный выигрыш. Вот!
И он, не удержавшись, подмигнул полицейскому и предъявил ему золото на раскрытой ладони.
— Ого, — уважительно сказал старший уполномоченный, наклонившись слегка, чтобы рассмотреть. — Поздравляю. В первый раз такое вижу.
— Так, вероятность-то какая! Не сосчитать!
— Повезло, выходит. Вам теперь надо сразу в пункт выдачи. Знаете что, давайте-ка я вас провожу. Чтобы ничего больше с вами плохого не случилось. Надеюсь, вы не возражаете?
Какие могли быть возражения? Петр шагал в сопровождении полицейского, идущего чуть сзади и справа, как какой-нибудь известный артист, или даже ещё круче — как видный преступный авторитет, приглашённый в органы для профилактической беседы. Такое показывали иногда в новостях.
Пункт государственного призового фонда находился прямо у входа в парк в отдельно стоящем здании, в котором раньше был какой-то супер, потихоньку закрывшийся в связи с развитием продаж через сеть. Через сеть ещё и дешевле выходит все покупать, и удобнее намного — с доставкой до порога. Супер тут закрылся. Зато открылся пункт призового фонда. Очередей там не было, но зато были огромные склады, на которых лежало все то, что можно было выиграть в лотерею покупателей.
Полицейский вежливо открыл дверь перед Петром, придержал её и кинул ему в спину негромко:
— Я тут на крыльце постою, подожду. Может, провожу до дома, если что…
Настоящий полицейский, правильный — сразу видно.
…
Через час, заполнив все формы, ответив на все вопросы и доказав своё право на главный приз, Петр вышел на крыльцо с ощущением, что его обманули.
— Ну, как? Гляжу, штраф-то ваш уже аннулирован?
— Все расходы, связанные с покупкой призового товара аннулируются и возмещаются в натуральной форме, — машинально процитировал Петр пункт из закона.
— А что дали-то, а? Главный — какой он?
— Вот.
В непрозрачном бумажном пакетике, чтобы не нарушать ничего и не оскорблять общественность, лежала бутылка пива. Точно такая же, какую купил, но так и не выпил Петр. В другом пакетике — вторая. И все.
— И это все? Это как? Или что?
— Это вот — возмещение затрат. А это вот, выходит, сам приз.
— Главный приз? Это как же так посчитали?
— Все просто, говорят. Стоимость главного приза пропорциональна стоимости затрат на приобретение товара. А также вероятности выигрыша. Две пробки подряд — другое дело. Три подряд — ого-го! Вот если бы я купил океанскую яхту… Или, скажем, космический корабль… А то — бутылка пива, их же миллионы. Нет, правильно папа мне говорил: все лотереи — в пользу богатых! Деньги — к деньгам! А мы тут…
— Всё-всё-всё… Закончилось уже все. Не ругайся. Пойдём, пойдём…
Полицейский под руку увёл Петра в тенёчек, на скамейку. Усадил. Помахал перед лицом форменным бордовым беретом с золотой эмблемой, успокаивая. Опять — золотой!
— Эх-ма, да и ладно! — махнул рукой Петр и протянул ему один пакет. — На вот, служивый. Выпей со мной за выигрыш, Иван Иванов, старший уполномоченный.
Он свернул пробку, кинул её в урну. Попал, не глядя. Урна вздрогнула, зажужжала, перерабатывая полученные отходы. Петр поднял бутылку, чтобы чокнуться с собутыльником и замер. Полицейский глядел, раскрыв рот, на урну.
— Ты что, Вань? Что случилось-то?
— Золотая! Она опять была золотая!