Альбина Нури Гиблые земли

Пролог

Он не позволял себе думать, что давно заблудился. Это была вредоносная, ядовитая мысль, которая могла парализовать, лишить возможности двигаться и соображать.

А двигаться надо. Нельзя стоять на месте, кто-то умный сказал, что движение – это жизнь.

«Но что, если ты всего лишь бестолково кружишь по лесу, всякий раз возвращаясь на то место, где был парой часов раньше?»

Он постарался отогнать и это опасное предположение. Невозможно, так ведь? Он всегда шел по прямой, двигаясь на запад, в сторону деревни. Значит, рано или поздно лес должен закончиться.

«Будь Липница в той стороне, это давно случилось бы», – заметил скептик в его голове.

Хватит. Хватит!

Да, поначалу он запаниковал. А кто на его месте не впал бы в панику, увидев такое? После того, что предстало его взору в заброшенном поселке, немудрено, что он бросился прочь оттуда, не разбирая дороги, повернул не в ту сторону. Но ведь потом постарался успокоиться, пошел, следуя нужному направлению.

«Ты уверен, что верно сориентировался, что это было действительно нужное направление?»

Недавно прошел сильный дождь, и ноги вязли в земле, в куче мокрых грязных листьев и шишек, слипшихся в кашу. С веток то и дело срывались хрустальные капли, брызги падали на лицо, а иной раз, когда заросли были особенно густыми, за шиворот проливались широкие потоки холодной дождевой воды.

Идти было тяжело, с каждым шагом все тяжелее. Тело ныло и болело, он устал и постоянно царапался о какие-то шипастые кусты, спотыкался о корни растений, трухлявые пни и почерневшие стволы упавших деревьев – что-то словно пыталось удержать его, сбить с ног, тянуло к нему руки со всех сторон и из-под земли. Поначалу он злился и чертыхался, колотил по ветвям, преграждавшим ему путь, топтал хилые поганки, но потом настолько вымотался, что перестал реагировать, просто старался не упасть.

«Лес вот-вот кончится, – твердил он, как молитву, – я выберусь, ясное дело! Я не мог уйти далеко».

Но лес стоял темной стеной. Не было никаких примет, знаков, указывающих на то, что он скоро кончится. Всюду виднелось лишь бесконечное однообразие набухших от сырости кустов и деревьев.

Он шел, опустив голову, распихивая ладонями и локтями жесткие колючие ветки деревьев, хлеставшие, ранящие его. Ветви трещали под ногами, и звук напоминал хруст костей. Это пугало, заставляло съеживаться, особенно если прибавить сюда все чаще появляющееся ощущение чужого присутствия. Разум говорил, что в чаще нет никого, кроме него, но чувства нашептывали, что это ложь.

Чьи-то глаза наблюдали за ним, чьи-то голоса шептали в кронах, чья-то злая воля не давала выбраться отсюда, уводя все глубже в лес, все дальше от человеческого жилья…

Иногда казалось, что впереди показался просвет, что лес расступился и явил ему открытое пространство. Поверив, он устремлялся вперед, ломился сквозь ветки, как лось. Но вскоре понимал, что заросли не становятся реже. Иллюзия. Обман.

Наручные часы показывали пять часов вечера. Сотовый телефон он выронил где-то, потерял, когда фотографировал дома в поселке. До того, как увидел, что они скрывают.

«Кто сумеет помочь? Кто спасет?»

Что за жалкий вопрос! Сформулировав его, он почувствовал себя слабым и ничтожным. Внезапно накативший страх был таким сильным, что он не мог сдвинуться с места. Стоял и ждал, что из леса выскочит нечто жуткое, накинется на него и разорвет. И это будет…

Нет-нет, не нужно думать об этом. Перебороть себя и идти дальше, прочь из чащи – только так можно выжить. Он стиснул зубы и ринулся вперед, превозмогая судороги в измученных мышцах. Убегая из поселка, он подвернул ногу, и теперь ее постоянно грызла боль, но он послал боль к черту. Нельзя сдаваться!

Горло горело, хотелось пить, но пластиковая бутылка с водой давно опустела. Он взял с собой лишь одну бутылку, а из еды – пару яблок, шоколадку и бутерброды. Припасов катастрофически мало, но ведь он рассчитывал вернуться обратно уже к вечеру.

Есть пока не хотелось, но вот жажда усиливалась с каждым шагом. Что за ирония! Это лес буквально сочился влагой, но не пить же из лужи!

Однако через два часа он опустился на четвереньки и принялся лакать мутную воду, которая собралась в маленькой ямке. После того, как понял, что невозможно утолить жажду, слизывая капли с листьев.

На зубах скрипели песчинки, вода отдавала гнилью, но все равно ему стало легче. Стараясь не думать, сколько микробов было в каждом глотке, он встал на ноги и побрел дальше.

Скоро стемнеет, наверное. В этом лесу и днем-то было темно, плотный полог листвы почти не пропускал солнечный свет, а уж ночью…

«Интересно, водятся ли здесь дикие звери? Кабаны, медведи, рыси?»

Он понятия не имел. Скажи ему кто-то еще вчера, что он будет бояться хищников, живущих в этом лесу, он бы расхохотался ему в лицо.

Это же не глухая сибирская тайга! От Быстрорецка – немногим больше часа езды на машине до Липницы, а от этой деревни – рукой подать до заброшенного поселка. Как он умудрился заплутать, непонятно. Но еще непонятнее, почему здешние месте такие дикие, нехоженые…

Если он сядет под одним из этих деревьев, закрывающих небо, и больше не двинется с места, найдут ли когда-нибудь его тело? Он ясно представил, как сквозь него прорастают кусты, крапива, ползучие травы, как его кости обгладывают животные, как насекомые кишат в его плоти, как догнивают кроссовки, одежда и рюкзак – и вот уже ничего от него не осталось, только желто-бурый череп, скалящийся безумной улыбкой.

И те создания, что брели за ним, выглядывали из-за стволов, нашептывали, хихикали, заманивали в чащу, выйдут из укрытий и спляшут от радости на его останках.

«Уймись! Нет тут никого! И ты не умрешь, поживешь еще!»

Поднявшись, поковылял дальше. Казалось, он идет по тоннелю, лишь кое-где высоко-высоко проглядывали кривые ломти потемневшего от дождя неба. Неба, которое совсем скоро, точно ватное одеяло, впитает в себя жалкие крупицы солнечного света.

Неужели придется ночевать тут – улечься на мокрые листья и хвою, свернуться калачиком, чувствуя, как стылая земля вытягивает, выпивает из его измочаленного тела остатки тепла?

Может, стоит подумать о том, чтобы развести костер? Плестись по лесу ночью означает заблудиться, это же ясно.

«Ты уже заблудился!»

«Хорошо, – нервно ответил он сам себе, – это означает заблудиться окончательно, безо всякой надежды выбраться».

Итак, он разожжет костер, обогреется, поест, отдохнет, поспит, а утром двинется дальше. Перед этим влезет на дерево, посмотрит, в какую сторону идти. Впрочем, и лезть не придется, достаточно выяснить, с какой стороны взойдет солнце, и направиться в противоположную, ведь ему же надо на запад, он точно это знал.

Ему удалось немного приободриться: всегда полезно планировать, это дает ощущение того, что ты владеешь ситуацией (даже если это и не так).

Но планы полетели в тартарары, потому что лес внезапно оборвался, словно бы дав ему пинок под зад и выбросив на поляну – широкую поляну, заросшую высокой травой, доходившей ему почти до колен.

На поляне стояли три дома, и при взгляде на них ему остро захотелось развернуться и броситься обратно в чащу неприютного леса. Но ноги не шли, он стоял и смотрел на дома, на провалы окон, на покосившиеся стены и криво висящие двери.

«Что-то привело меня сюда, – вяло, сонно, словно бы теряя сознание, подумал он. – Что-то, у чего есть на меня планы».

Он смотрел на лесные дома.

А дома смотрели на него.

И он точно знал, что ничем хорошим это не кончится.

Загрузка...