Желтый кот

Все это началось с того момента, когда за Грэем по дороге домой увязался, непонятно по какой причине, незнакомый ему заморенный желтый кот. У кота были большие немигающие глаза, мерцавшие, словно кусочки янтаря, в одиноком свете фонаря на углу улицы. Кот находился там, когда Грэй, уныло посвистывая, проходил мимо, уже в который раз полностью проигравшись у Грэнни. Кот жалобно мяукнул и посмотрел на Грэя. Затем он, крадучись, будто ожидая бесцеремонного пинка, двинулся вслед за Грэем.

Грэй в самом деле, когда оглянулся и заметил позади желтого кота, сделал наполовину угрожающий жест.

— Если бы ты был черным, — пробормотал он, — я бы с удовольствием взял тебя с собой, а так… Пошел вон! Кот никак не прореагировал на это, лишь сверкнул своими меланхоличными янтарными глазами и продолжил свой путь. Это могло бы вызвать у Грэя раздражение, ведь он уже был в достаточно дурном настроении, но он нашел какое-то дикое удовлетворение в том, что ему было отказано даже в таком маленьком утешении, как добрый знак. Как все игроки, он был крайне суеверен, несмотря на то, что его опыт в полной мере подтверждал тщетность всех талисманов, приносящих по общему мнению, удачу. Он носил зашитый в подкладку кармана его жилета обезьяний коготь, не имея достаточно храбрости его выбросить. Но этот жалкий желтый кот, которому вообще положено было быть черным, вовсе не раздражал его, как он мог бы ожидать.

Он тихо засмеялся. Засмеялся тем натянутым, отталкивающим смехом, какой обычно бывает у людей, борющихся с невзгодами. — Ну ладно, желтый дьявол, поужинаем вместе.

Он вынул из кармана пальто руку — перчаток у него не было — и поманил животное к своим ногам, но оно проигнорировало этот дружелюбный жест, так же как до этого не обратило внимания на угрожающее движение ноги Грэя. Оно лишь соскользнуло с раскисшего тротуара и, бесшумно ступая по земле, ни на сантиметр не отклонялось от того невидимого пути, который оно себе наметило.

Ночь была пронизывающе холодной и туманной, кругом было влажно и сыро. Грэй вздрогнул и поспешил спрятать руку в карман. Он повел плечами и весь сжался под своим тонким пальто, которое практически не спасало от холода.

Дрожь облегчения пробежала по телу Грэя, когда он укрылся от непогоды во дворе, расположенном между промерзшей улицей и лестничным пролетом, который вел в комнату Грэя. Когда онемевшими от холода ногами он споткнулся о грубые булыжники, которыми был вымощен двор, он вдруг заметил, что желтый кот исчез. Грэй не удивился и даже не задумался об этом, но несколькими минутами позже на самом верху ветхой лестницы в слабом свете фонаря-«молнии» он увидел это существо, сидевшее или, скорее, лежавшее у двери на пороге его комнаты.

Грэй невольно сделал шаг назад. Он сказал себе: «Странно». Кот безмятежно глядел на него задумчивыми угрюмыми глазами. Чтобы открыть дверь, Грэю пришлось вытянуться во весь рост, иначе он бы задел животное, и нажать на разболтанную ручку.

Кот бесшумно встал и вошел в темную комнату. Что-то жуткое или даже зловещее было в его плавных, бесшумных движениях. Немного трясущимися пальцами Грэй поискал спички, чиркнул одной из них и, закрыв за собой дверь, зажег свою единственную свечу.

Он жил в этой одной комнате, расположенной на самом верху дома, некогда служившего конюшней, но переделанного для жизни людей. Дом слыл чуть ли не фешенебельным, в особенности с тех пор, как в него заселились жильцы хоть и бедные, но со звучным для буржуазной среды именем. Таким образом, дом представлял из себя этакую тихую заводь с ярмарочной атмосферой. Грэй искусно этим пользовался, когда с небрежным безразличием замечал, что живет в «соседней с леди Сьюзан Тиррел квартире».

Несмотря на то что Грэй никогда этого не признавал, он был карточным шулером и профессиональным игроком. Но даже шулеру необходимо немножко самой обыкновенной удачи. Каждый вечер он наблюдал, как деньги шли прямо в руки к «шляпам» — невежественным, безрассудным юнцам и глупым старухам, у которых денег куры не клюют и которые, по всем правилам игры, должны были бы проигрывать. И играя с ним, с Грэем, человеком, уважаемым даже среди той потрепанной братии, которая привыкла кое-как изворачиваться в этой жизни, они выигрывали. Он обратился к рулетке, но, даже с учетом процентов в банке, он проигрывал. Репутация его была подорвана. Сама Грэнни сказала ему, что он законченный неудачник. Он чувствовал холод, голод и был доведен до отчаяния.

Скоро и одежда, последнее, чем он обладал, подведет его, и он даже не сможет занять той пустяковой суммы, которая каждый вечер заставляла его испытывать непередаваемое волнение в отчаянной схватке с удачей.

Всю мебель в комнате составляла деревянная кровать и стул, между которыми находился шаткий стол. Стул служил Грэю гардеробом; на столе стояла свеча и несколько уже использованных спичек, чтобы с их помощью можно было прикуривать дешевые сигареты, лежа в постели. Ведь когда Грэй прикуривал с помощью свечи, воск капал на табак, а он был очень привередлив. На стенах и вдоль них не было ничего, кроме буфета, календаря скачек из «Спортинг лайф» и двух дешевых репродукций мидинеток Кирхнера. Ковра на полу не было. Промежуток между пустым камином и кроватью был покрыт линолеумом.

Сначала Грэй не мог разглядеть кота, но вскоре его тень причудливо отразилась на стене в свете разгорающейся свечи. Грэй зажег одну из спичек и с ее помощью включил газовую горелку, которая была единственным предметом роскоши в комнате. Пользование газом включалось в те несколько шиллингов, которые он еженедельно платил за комнату, поэтому Грэй и пользовался горелкой как обогревателем. Он редко использовал ее для приготовления пищи, так как ни виски (которое он получал по договоренности с одним из официантов Грэнни), ни хлеб, ни сыр, составлявшие его обычный рацион, как известно, в особом приготовлении не нуждаются. Кот шевельнулся и, бесшумно спрыгнув на пол, осторожно приблизился к горелке и устроился возле нее, потянувшись своим тощим желтоватым телом. Затем он начал тихо, но очень жалобно мяукать.

Грэй выругался. Потом он повернулся к буфету и достал надтреснутый кувшин. Он положил на тарелку хлеб для себя и вылил остатки молока из кувшина на блюдце.

Кот начал лакать молоко, но не то чтобы жадно, а с какой-то неистовой быстротой, которая выдает голод и жажду. Наливая в чашку виски, Грэй праздно наблюдал за ним. Выпив, Грэй снова наполнил чашку. Затем он стал очень аккуратно раздеваться, чтобы продлить жизнь своего заношенного смокинга.

Кот взглянул вверх. Снимая рубашку, под которой он носил еще одну шерстяную рубаху, не имея майки, Грэй внезапно с неловкостью почувствовал, что за ним следят желтые немигающие глаза. Охваченный каким-то безумным порывом, он выплеснул виски из своей чашки в блюдце с остатками молока.

— Поровну так поровну! — закричал он. — Пей, ты…

В этот момент желтый кот зарычал на него: злобный, отвратительный звук, и Грэй на мгновенье испугался. Затем он засмеялся над самим собой за то, что позволил себе потерять самообладание, и продолжал раздеваться, бережно складывая олежду и вешая ее на спинку стула.

Кот вернулся на свое место у подножия кровати, опасливо поблескивая глазами в сторону Грэя. Грэй, в свою очередь, поборол желание вышвырнуть кота вон из комнаты и забрался под грубоватое одеяло, не потревожив животное.

При дневном свете кот представлял собой противное бесформенное существо. Он даже не сдвинулся со своего места у кровати. Грэй презрительно посмотрел на него, правда, с некоторой заинтересованностью.

Обычно по утрам Грэй просыпался в глубокой депрессии и раздражении. Сегодня же по какой-то необъяснимой причине настроение его было чуть ли не беспечным.

Он оделся, пересчитал деньги и решил позволить себе роскошь в виде кое-каких дешевых покупок на близлежащем Уорвикском рынке, который был известен тем, что поставлял для владельцев самых дорогих ресторанов самую дешевую продукцию. Тем не менее на рынке обслуживались и такие познавшие все в этой жизни личности, как Грэй.

Кот, сидевший на кровати, не выказал желания последовать за ним, и Грэй, ощущая на себе непрерывный взгляд кошачьих глаз, постарался закрыть дверь настолько мягко, насколько позволяли разболтанные дверные петли.

На рынке он поддался порыву купить что-нибудь из пищи для кота и добавил к своим покупкам порцию сырой рыбы стоимостью в несколько пенсов. Однако по дороге домой он проклинал себя за глупость и готов был уже выбросить рыбу, из-за которой противно намокла оберточная бумага неуклюжего свертка, когда его окликнул голос, который он почти забыл:

— Грэй! Вот кого я хотел увидеть!

Грэй поприветствовал его со средней степенью дружелюбия. Судить по внешности, человек, которого повстречал Грэй, был еще менее преуспевающим, чем он сам.

Когда-то и он был завсегдатаем у Грэнни, но давным-давно его затянуло в бездну неудач. Несмотря на свою потрепанную внешность, он повернулся к Грэю и спросил:

— Не хочешь выпить? — И затем, заметив сомневающийся взгляд Грэя, добавил: — Со мной все в порядке, я поймал удачу за хвост.

Через некоторое время Грэй вышел из пивной на углу, разбогатев на пять фунтов, которые его собеседник дал в долг в счет былых заслуг. Что это были за заслуги, Грэй не спросил, слишком потрясенный происходящим. Насколько он помнил, он всегда обходился с этим человеком не очень-то любезно. Он даже не помнил его имени.

Грэй все еще пытался вспомнить, поднимаясь по лестнице в свою комнату, кто же был этот человек. Он знал его достаточно хорошо, ведь Грэй принадлежал к числу людей, которые никогда не забывают лица. И когда его глаза остановились на желтом коте, он внезапно вспомнил. Этого человека звали Феликс Мортимер. И этим летом Феликс Мортимер застрелился!

Поначалу Грэй попытался убедить себя, что он ошибся. Стараясь рассуждать здраво, он уверял себя, что это было лишь внешнее сходство. Но в глубине души Грэй знал, что этот человек был Феликс Мортимер.

Как бы там ни было, пятифунтовая банкнота была вполне реальной. Грэй положил рыбу в кастрюлю и зажег газ. И на этот раз кот ел так же странно и осмотрительно, как прошлой ночью лакал молоко. Тощее тело кота доказывало, что он привык голодать, тем не менее он весьма методично поглощал рыбу, будто был уверен, что обрел постоянный источник пищи. Грэй, повертев в руке пятифунтовую бумажку, подумал, не кот ли прервал полосу его неудач. Но мысли его раз за разом возвращались к Феликсу Мортимеру…

Через несколько дней у него уже не осталось сомнений. Прошлой ночью у Грэнни маятник удачи определенно качнулся в его сторону. Он выигрывал все подряд. После рулетки он, окрыленный удачей, обратился к chemin de fer, и обнаружил, что и здесь ему продолжало везти.

— Удача вернулась к вам, и с лихвой! — заметил один из постоянных посетителей этого потрепанного светского салона.

— С лихвой, — повторил Грэй и промолчал.

С суеверием прирожденного игрока он спрашивал себя, было ли в этой фразе какое-нибудь особое значение.

От Грэнни он ушел с выигранными двумя сотнями фунтов в кармане.

Этот успех послужил лишь началом еще большей, по собственному выражению Грэя, полосы везения, которую он когда-либо имел. Играл он по-научному, не теряя головы и тщательно подсчитывая доходы каждое утро. Он прогнозировал, планировал игру и прилагал все усилия, чтобы достичь той высшей планки доходов, на которой, как он говорил себе с безнадежностью опытного игрока, он остановится и никогда больше не будет играть.

Грэй никак не мог решиться покинуть свою бедную комнатушку в фешенебельной конюшне. Он ужасно боялся, что перемена квартиры повлияет на полосу его удач. Он попытался получше обустроить комнатку, сделать ее более комфортабельной, но примечательно, что он первым делом купил корзинку и подушку для желтого кота.

Он сделал это, потому что не сомневался, что именно кот стал причиной его неожиданного перехода от бедности к процветанию. В эксцентричном, очень суеверном мозгу Грэя желтый кот прочно занял место талисмана, приносящего счастье.

Грэй регулярно кормил кота, сам прислуживал ему, как старательный официант. Иногда он делал судорожные попытки приласкать кота, но тот лишь свирепо рычал в ответ, и испуганный Грэй оставлял кота в покое. Если когда-либо кот и выбирался из комнаты, то он этого не видел. В какое бы время Грэй не заходил или не выходил из комнаты, кот всегда был там, наблюдая за ним отливающими янтарем глазами.

Грэй воспринимал сложившуюся ситуацию философски. Он рассказывал коту о себе, о планах на будущее, о новых людях, с которыми он встречался, а деньги сразу же открывали ему двери более приличных домов, чем казино Грэнни, и все свое красноречие, исходившее от вина и одиночества, он изливал в неподвижные уши кота, сидевшего возле кровати. И затем, не смея говорить об этом, он думал о Феликсе Мортимере и его подарке, который стал точкой отсчета всех его будущих удач.

А существо безмятежно смотрело на него, демонстрируя презрительное безразличие как к его воодушевленным рассказам, так и к молчанию. Такое странное положение вещей сохранялось, а Грэй продолжал выигрывать. Проходили дни, и амбиции Грэя выросли. Сейчас он располагал суммой, которая, как он с радостью отмечал, позволит ему оставить то жалкое существование, которое он до сих пор влачил. Он убедил себя в безопасности теперешнего положения и решил переехать в более цивилизованные и подходящие для него условия.

Грэй подыскал плетеное приспособление, в котором он собирался перевезти желтого кота из мансарды в свою новую и действительно роскошную по сравнению со старой квартиру. Меблирована она была весьма безвкусно, но переход от абсолютной бедности к роскоши все равно возымел свое действие. Он начал пить в больших количествах, чем это требовалось для человека, которому нужен был трезвый ум и крепкие нервы для игры в казино по вечерам.

Однажды у него появилась причина искренне поздравить себя с тем, что он обзавелся новым домом. Ведь впервые за свои тридцать с лишним лет он стал встречаться с женщиной. На данном этапе Грэй делил женщин на два вида. Одни были так называемые «завсегдатаи» игорных заведений — бездушные создания, зараженные игорной лихорадкой и интересующиеся лишь азбучными приемами шулерства. Других он называл «голубями». Это были глупые женщины, иногда молодые, а в основном старые, которые выставляли напоказ свое глупое, но дорогое оперение лишь для того, чтобы его оценили такие люди, как Грэй.

Элиза Дайер была не такой. Она возбуждала в нем какое-то странное, острое чувство. Ее невероятно красивые льняного цвета волосы, напоминавшие колышущуюся на ветру пшеницу, ее белая кожа, ее темные глаза, похожие на фиалки, и изящный ярко-красный ротик вызывали у Грэя состояние непривычного замешательства.

Однажды вечером они завели разговор о талисманах. Грэй, никому в жизни не рассказывавший о желтом коте, прошептал, что если она захочет, он покажет ей свой добрый талисман, который и принес ему легендарную удачу. Девушка с живым энтузиазмом откликнулась на его робкое предложение поехать к нему домой, и Грэй, запинаясь, просто сказал, что этим она окажет ему честь. Он забыл, что Элиза Дайер знала его как человека богатого.

Воодушевленный своим триумфом, Грэй оплатил ее проигрыш и заказал шампанского. Девушка усердно потчевала его вином, и вскоре он был более пьян, чем в начале эры своего процветания.

На такси они отправились на квартиру Грэя. Он чувствовал, что находится на вершине счастья, что наступил его триумф. Жизнь была изумительна, великолепна! Какое значение теперь имело все остальное?

Грэй зажег свет, и девушка переступила через порог. Комната, в которую они вошли, была великолепно освещена: свет множества светильников приглушался дорогой тканью абажуров. В комнате, богато украшенной и переполненной мебелью, как в зеркале, отражались деньги. Девушка онемела от восхищения.

Кот с самого начала почувствовал что-то неладное. Он медленно потянулся и встал, глядя на них со свирепым огоньком в глазах.

Девушка вскрикнула.

— Ради бога, уберите его отсюда! — закричала она. — Он отвратителен. Я не могу даже стоять рядом с ним. Уберите отсюда этого проклятого кота! — И она начала громко и жалобно рыдать, отступая к двери.

В этот момент Грэй потерял над собой контроль и, неистово ругаясь, стал швырять различными предметами в приближающееся животное. Затем он схватил кота за горло.

— Не плачь, не плачь, дорогая, — проговорил, задыхаясь, Грэй, удерживая кота в руках, — я разберусь с этой свиньей. Подожди меня! — И, пошатываясь, он вышел за дверь.

Грэй бежал по опустевшим улицам. Кот притих и не шевелился под пальцами Грэя, лишь желтоватая шерсть его изредка подрагивала. Грэй с трудом осознавал, куда идет. Его мозг был охвачен огромным желанием поскорее избавиться от тирании жалкого существа, которое он сейчас держал за горло.

Наконец он понял, куда идет. Недалеко от нового дома, в который он вселился, находился канал под названием Канал Принца с очень темной, почти стоячей водой. Канал пересекал фешенебельный жилой квартал и протекал дальше на запад. Грэй бежал к каналу. Без малейших колебаний он бросил желтого кота в воду.

На следующий день Грэй понял, что он совершил. Сначала он испугался, сохраняя все же надежду, что этот приступ суеверного страха со временем пройдет. Но перед его глазами неотступно стояла эта картина: взволнованная поверхность воды в канале…

«Ты трус, — дразнила она Грэя, — покажи, что ты мужчина. Сядь за игорный стол и убедись, что ты можешь выигрывать сам, без всяких дурацких кошачьих талисманов!»

Сначала он наотрез отказывался от этого намерения, но постепенно он осознал, что в этом и могло быть его спасение. На следующий вечер он был шумно встречен в Грин Бэйз Клаб. Однако случилось то, чего он и боялся. Он проигрался вчистую. И вдруг в голову ему пришла идея: «А что если кот еще жив?» Почему он не подумал об этом раньше? Ведь говорят же, что у кота девять жизней! В конце концов, он мог благополучно выплыть на берег и убежать.

Этот лихорадочный порыв Грэя вылился в действие. Он поспешно покинул клуб и нетерпеливо помахал проезжавшему мимо такси. Через целую, как ему показалось, вечность он добрался до того места, где бездумно выбросил кота. Неподвижная вода в канале отрезвила его. За дело нужно было браться по-другому. Мысль о поисках кота преследовала его все последующие дни. Самые тщательные расспросы не помогли обнаружить ни малейшего следа желтого кота.

Ночь за ночью он просиживал в клубе, привлекаемый сюда одной сводящей с ума мыслью, что, как только он выиграет, муки его прекратятся, и он обретет спокойствие. Но он проигрывал…

А потом произошла странная вещь.

Однажды ночью, возвращаясь домой через пустынную часть парка, он почувствовал непреодолимое желание сойти с травы и направиться к дорожке, посыпанной гравием. Это желание вызвало у него отвращение, и он попытался побороть его. Ему было холодно, и он чувствовал усталость; срезая расстояние по траве, он бы сэкономил много времени. Но загадочный слепой инстинкт победил, и, в конце концов, Грэй обнаружил, что он бежит, мягко ступая по мокрой траве.

Он не понимал, что с ним происходит.

На следующий день Грэй встал с постели, когда уже было далеко за полдень.

Он ходил по комнате в поисках халата и случайно посмотрел в зеркало. С ужасом увидел он свое отражение: голова его находилась у самого ковра, а сам он полз на четвереньках по полу. С трудом он выпрямился и дрожащей рукой потянулся за бренди.

Одевание заняло два мучительных часа, и когда он был готов, уже почти стемнело. Он вышел на улицу. Магазины уже закрывались. Он не замечал ни одного из них, пока не дошел до угла улицы, где внезапно остановился, чувствуя приступ сильного голода. На холодном мраморе перед ним лежали неаппетитные куски сырой рыбы. Все его тело затряслось от сдавившего горло желания. Еще секунда — и ничто не смогло бы остановить его в диком стремлении схватить рыбу, но в это мгновение ставни лавки шумно упали прямо перед покатым мраморным прилавком. Грэй понимал, что с ним что-то произошло, что он очень сильно заболел. Больше у него перед глазами не стоял желтый кот, в его голове была абсолютная пустота. Кое-как он добрался до своей комнаты.

Бутылка бренди была там, где он ее и оставил. Свет он не включил, но видел бутылку очень хорошо. Грэй с трудом поднес ее к губам.

Бутылка с грохотом упала на пол, а Грэй высоко подпрыгнул, обезумев от приступа тошноты. Он чувствовал, что задыхается. Огромным усилием воли он взял себя в руки и понял, что никак не может прекратить отвратительный скулящий звук, срывающийся с его губ. Он попытался взобраться на кровать, но это ему не удалось, и в полном изнеможении он забился на полу, а потом притих в какой-то нечеловеческой позе.

Утренняя заря давно осветила комнату и новый день подходил к концу, когда существо на полу начало шевелиться. Ясность зрения, которая обычно приходит к людям, страдающим от голода, овладела им. Он посмотрел на свои руки. Пальцы, казалось, уменьшились в размере; ногти практически исчезли, превратившись в узкие роговые полоски. Обезумев от страха, он рванулся к окну. В угасающем свете он мог разглядеть, как ладони его покрывались тонким, почти незаметным слоем жесткой желтоватой шерсти.

Невообразимый ужас охватил его. Он понял, что рассудок его висит на волоске. И сейчас эта тонкая нить оборвется… Если только… если только желтый кот не спасет его. Он уцепился за эту последнюю мысль.

Не осознавая, что он делает, Грэй стремительно выполз на улицу, вглядываясь бесформенными глазами в темноту, окружавшую его. На ощупь и украдкой направился он к месту, где, как подсказывали остатки его сознания, могла укрываться причина его агонии.

На берегу канала, окруженный со всех сторон тишиной, он подполз лицом прямо к неподвижной воде. В тусклом свете восходящего солнца тень, отбрасываемая Грэем, приняла причудливые очертания. Когда он остановился на краю канала, руки его вонзились во влажную, рыхлую землю, голова тряслась, а глаза в отчаянном призыве что-то искали в толще неподвижной воды.

Грэй припал к земле, пытаясь что-то увидеть… Он вытянул то, что когда-то было его руками, и зеркало воды задрожало, когда в ответ желтый кот протянул свои когти, и они соединились в объятии.