Genius loci

Жара стояла такая, что осы, лениво залетая в комнату, ястребами пикировали на виноград на столе, впивались в ягоды и так замирали, и тогда Денис брал их, одурелых, двумя пальцами за крылья и выкидывал вон.

Он сторожил виноград, а Наталья ходила из комнаты в комнату, потрошила шкафы и полки, вываливая все грудами на пол. Из развалин она выуживала то одну вещь, то другую, какую-то тряпку, какую-то книжку. Избранники летели в бегемотовы пасти двух чемоданов, недостойные оставались на полу.

Пойми, говорил Денис, вынимая из винограда очередную осу, она слабо цеплялась жвалами за мякоть, рвала хоть кусочек напоследок, пойми, я не могу отказываться от призвания. Если бы у меня был выбор, но ведь и выбора-то никакого нет, если я это могу, я должен это делать, такой дар не дается в растрату, это же не просто так.

Его голос разносился по маленькой квартире, был отчетливо слышен в каждой комнате и в кухне, он даже не поворачивал головы вслед ее перемещениям. Она не отвечала, только с грохотом обрушивала вещи.

Я же не предлагаю им решать, говорил он, я все беру на себя, и, главное, ничего сам с этого не имею, ты же знаешь. Это очень важно, что я ничего с этого не имею, тогда у меня, наверное, был бы выбор, а так его нет и не было, с того самого первого чернильного пятна — не было никакого выбора.

Чернильное пятно он посадил на Лидкино белое платье. Оно лежало на кресле, раскинувшись обморочной барышней, сама Лидка наводила последний глянец на ногти, а Денис с Наташкой надписывали гостевые карточки вишневой затейливой вязью — серебряная свадьба родителей, снятый зал в ресторане при казино, не то что бы пыль в глаза, так, золотая пыльца. Чернила не шли, Денис царапнул глянцевую поверхность, тряхнул ручкой под столом — и огромная, цвета вишневой крови капля шлепнулась и расплылась на кисейной барышне в кресле, прямо на лифе, как выстрел в сердце. Платье было убито. Лидка глянула и тихо завыла. Денис так и замер с пером в руке, а Наташка быстро сказала: «Наденешь мое выпускное». Наташкино выпускное было таково, что вой немедленно перешел в визг, о мертвой белой барышне больше никто и не вспомнил. Лидка укатила на бал, а вернулась с принцем — проиграла в рулетку свою сотню баксов и выиграла пять штук чужих. Владелец выигрыша, не то нефтяной магнат, не то хозяин сети точек канцтоваров, честно выделил ей десять процентов, а через три дня они выкроили минутку между двумя ставками и поженились.

Наташка с Денисом посмеялись и рассказали эту историю Денисовой тетке, вздорной больной старухе, у которой они ежемесячно отбывали повинность визита. Обычно эти визиты сопровождало неловкое молчание между короткими репликами, а тут случилась свежая сплетня, веселая и безобидная. Рассказывали бойко, перебивая друг друга, Денис взялся показывать, как он убил платье, — и смахнул со стола теткину чашку, последнюю из дворцового сервиза, предмет вожделения двух музеев и пяти антикваров. Следующую ежемесячную повинность Наталья отбывала одна. А вернувшись, с загадочным видом сказала: «Она тебе эту чашку до сих пор поминает, я еле до врача досидела, но надо же было знать. Так вот, старый гриб говорит, что это чудо и что он видит такое впервые в жизни».

После чашки в ящике рабочего стола появилась тетрадка, обычная зеленая тетрадка в клеточку, исписанная каллиграфическим Денисовым почерком. Записи в тетрадке выглядели четверостишиями некой поэмы: первая строка — число; с новой строки — имя или описание внешности; с новой строки — тот больший или меньший ущерб, который был причинен; с новой строки — тот эффект, который последовал за причиненным ущербом.

Досады были невелики: украденный кошелек, разбитое стекло в машине, три часа в застрявшем лифте. Взамен люди получали немного житейского счастья, того самого, которого желают за столом, когда не знают, за что поднять тост, — денег и здоровья.

Очень скоро выяснилось: чем ближе к сердцу лежала потеря, тем больше бывала награда, сама же потеря могла быть сущей мелочью. Воздействовать на любого человека разрешалось лишь однажды, дальше попытки улучшить судьбу выходили пустышками. Удивительно было то, что злодея ни разу не поймали на месте преступления, он словно превращался в невидимку, привидение, морок. Веселясь от души, он заходил вместе с людьми в квартиры, бил пыльные вазы, прятал вещи, резал одежду в шкафу — словом, играл в полтергейст.

Однажды он даже прикупил баллончик краски, чтобы написать где-нибудь на зеркале: «С приветом, Гнум», но постеснялся и истратил краску на старом кладбище недалеко от дома. В том же месяце центральный проспект оброс тротуарами из гранитной плитки и новыми фонарями. Город отозвался с такой охотой, будто только того и ждал.

Он перебил все окна в первом этаже бело-голубого собора на круглой площади, — в подвале этого собора тут же нашли черную от множества слоев лака икону, под лаком и записью оказался чуть ли не Рублев.

Он разорил самую красивую клумбу в Ботаническом саду — и так и не понял, какое из городских улучшений стало ответом на его вандализм, потому что последовал целый залп. Денис начал много ходить пешком, отмечая на карте города новые точки приложения своего странного таланта. Город хорошел на глазах.

В одной из таких пеших прогулок он увидел мальчика в инвалидном кресле. Мальчик сидел в сквере с книгой, вокруг носился беззаботный, золотой на солнце кокер-спаниель. Денис смотрел на них и отчетливо видел одну мертвую собаку и одного здорового мальчика. У него и раньше бывало некое предчувствие, что-то вроде видений тех перемен, которые принесет его вмешательство, но никогда ему не давали понять так внятно, что именно будет наградой. Он маялся несколько дней, а потом изловил собаку, доверчивый пес сам пошел на имя. Через неделю мальчик снова сидел на скамейке в том же сквере, но уже без кресла. На коленях у него лежал поводок. Он сидел, засунув руки в карманы курточки, а потом встал и пошел, лишь слегка загребая ногами. В тетради добавилась новая запись. А спаниеля Денис закопал под кустом сирени у себя под окнами, — что еще можно сделать с мертвой собакой? Потом он приходил несколько раз смотреть на мальчика. Мальчик держался все увереннее. В начале лета Денис увидел его со щенком лабрадора на руках и больше в тот сквер не ходил: надобности не стало.

После этого в тетрадь были занесены несколько котов, породистых и беспородных, потом морская свинка, потом две собаки и еще один кот. Денис бродил по городу, вдыхал запах цветущих лип, болтал с голубями и только что не пел. А потом на город навалилась жара, и могильник под сиренью нашла стая бродячих псов. Они подрыли сирень и растаскали кости и клочья шерсти по всему двору. Денис подбросил им отравы, и псы пропали, а на одной из городских площадей появился фонтан с музыкой и подсветкой. Но тут Наташка сказала: всё, я так больше не могу.

Они и раньше ссорились из-за его ночных вылазок: какой жене понравится, что муж по ночам топчет клумбы и бьет стекла. Она затевала ссоры, даже пару раз не ночевала дома. Денис сначала отвирался, потом уговаривал, сколько мог, а когда уговоры действовать перестали, показал тетрадку. Наталья долго листала страницы, а потом спросила, почему он не допускает мысли о совпадении. Почти сотня совпадений? удивился Денис. А как-нибудь иначе ты действовать не можешь? спросила она. Как тут иначе действовать, пожал плечами Денис, я же уже вижу: сделаю так — получу одно, сделаю иначе — получу другое. Только и остается, что выбирать из двух зол меньшее. Иногда, конечно, приходится делать наугад. Но это же несерьезно все, подумаешь, клумба, ее снова высадили. А я уже не могу иначе, я два мира вижу, понимаешь? Тот, который до вмешательства, и тот, который после. Когда четко, когда не очень. И пока не выберу, они не срастаются, так, знаешь, и свихнуться недолго. А ты не боишься? сказала Наташка неожиданно тихо. Чего? спросил Денис. Ну, что растратишься на все это. Сотрешься. Это же все чего-то стоит, сказала Наташка, на каждый выбор мира уходит кусок тебя. Денис рассмеялся, нет, он не боялся, что сотрется. Если он чего и боялся, то внезапной отмены своего дара. Ну ладно, сказала Наташка, посмотрим, что будет дальше. Дальше случилось сиреневое кладбище домашних животных, Наташка споткнулась у подъезда о растерзанную тушку, и ее стошнило на месте. Дома она первым делом открыла тетрадь — и ее тошнило без перерыва еще два дня.

— У меня не было выбора с самого начала, понимаешь?

Наталья дважды жжикнула молнией на чемоданах, распрямилась и наконец посмотрела в его сторону.

— Выбор есть всегда, — сказала она. — Ты мог перестать вмешиваться. Мог притормозить, а не тратить себя каждый день. Мог хотя бы попытаться делать не гадости, а что-нибудь хорошее. Почему ты не спросил этих людей, хотят ли они быть здоровыми и богатыми ценой жизни своего кота?

— Да они моментально все забывают! — заорал Денис, досадуя, что она все-таки вывела его из себя. — Всех своих котов и собак! Они заводят новых и живут дальше как ни в чем не бывало!

Она отрицательно покачала головой.

— Дело не в них. Дело в тебе. Сегодня собаки и кошки. А кто будет завтра? Нищий на углу? Старуха-процентщица?

Денис подошел к ней вплотную. В пальцах у него были зажаты осиные крылья, оса вяло извивалась.

— Я могу наставить на тебя палец, сказать «б-бах!» — и ты упадешь замертво, — сказал он. Рот дергался и кривился набок, словно он был насекомое, чьи крылья зажаты Денисовыми зубами.

— Идиот, — тихо сказала Наташка. — Питекантроп с пулеметом. Нельзя убивать. Никогда нельзя убивать. Будешь убивать — начнешь убывать, да не так, как сейчас, а по-настоящему. Выворачиваться наизнанку. Вывернешься наизнанку — заблудишься навсегда.

Ее зловещий тон показался Денису настолько театральным, что он шаркнул ножкой и описал в воздухе дугу осой.

— Всю жизнь мечтал заблудиться навсегда! — заявил он, дурачась.

— А я — нет, — отрезала Наталья. — Так что я ухожу.

Под окном резко просигналила машина.

— Это Костик, — сказала она. — Не провожай меня.

И ушла, подпрыгивая колесиками чемоданов.

Денис дождался, пока машина уедет со двора, и только после этого вышел на балкон выпустить осу. Внизу по асфальтовой дорожке бежал по своим делам черно-белый кот. Денис наставил на него палец и тихо сказал: «Б-бах». Кот повалился на бок, заскреб лапами по асфальту, но Денис уже ушел с балкона.

В середине осени в дверях пустой квартиры повернулся ключ, и в дом вошла молодая женщина. Она прошлась по комнатам, заглянула в кухню и на кухонном столе нашла тетрадь с записями, похожими на четверостишия. Кое-где строфы перемежались отдельными строчками.

убивать могу иногда просто пальцем, по-прежнему никто не видит

Именно после этой записи ее тошнило летом два дня, и она решила: надо уходить, пока не поздно, ничего она здесь не добьется, только сгинет вместе с ним, и очень скоро. Даже сейчас, когда все уже кончилось, она почувствовала собственный желудок у самого горла: ведь едва не прошляпила, еще и радовалась, что похудела.

наташка права, во дворе нехорошо, буду отвозить на свалку, или тогда нужно учиться испепелять на месте

Потом еще несколько десятков записей, уже в две строки — дата и жертва вмешательства: люди, звери, снова люди, городские бродяжки всех мастей, припозднившиеся прохожие. Записи о результатах отсутствовали — либо их не было, либо они перестали интересовать Дениса. Четкий почерк превратился в едва различимые каракули, еще одна строчка это объясняла:

вижу собственные кости сквозь пальцы, скоро не смогу писать, ручка тонет в руках

И под всеми записями, крупными буквами, напоследок:

призрак могу все наташка ты дура

Молодая женщина издала звук, который мог быть смехом, а мог им и не быть. Закрыла тетрадь, пометила угол обложки номером 21, поставила черточку, за нею надписала имя «Денис», а ниже — сегодняшнее число, месяц и год. Отодвинула тумбочку рядом с кроватью, ощупала паркетные щиты. Нашла нужную доску, подцепила и сдвинула в сторону. Из образовавшейся щели вынула целую стопку тетрадок и сразу стала похожа на учительницу начальных классов с контрольными в руках. Присоединила к стопке тетрадь с кухонного стола, закрыла тайник и вышла из квартиры.

Дома ее встретил Костик, он курил и размахивал руками.

— Ты представляешь, нет, ты представляешь! — кричал он. — Я третьего дня Толяну по темноте дверь на его «шахе» обтер, ну, такая серая «шестерка» у него, помнишь? Вроде разошлись, я тебе и говорить не стал. А сегодня встречаю его: цветет мужик, прям сияет весь. Они трехкомнатную квартиру выиграли в лотерею, утром был розыгрыш по телику. Нет, ну ты представляешь, а? Вот нет чтоб нам бы кто так машину помял, а, Ташка?

Наташка поставила сумку с тетрадями и сказала:

— Давай-ка заведем собаку.

— Я не очень люблю собак, — неловко ответил Костя.

— Тогда тем более заведем.