Газлайтер. Том 26

Глава 1

На выходе нас встречает группа гвардейцев Семибоярщины. Они уже открыли остальные камеры, как я и приказал через мысленный канал. Оттуда, один за другим, начинают вываливаться другие твари — боломуты, зибаны и всё те же скорпионусы. Также поднятые мной заранее. Запах крови и агонии манит их, как огонь манит мотыльков.

Они мчатся к шестому контейнеру, туда, где сейчас вопит и отбивается Паскевич.

Гвардейцы выстроены по периметру, автоматы наизготовку, взгляды напряжённые. Молча, в полном офигевании, наблюдают за бойней внутри шестой камеры.

— Боевая готовность, — бросаю, проходя мимо.

Я подключаюсь к Ломтику, который уже прокрался внутрь контейнера. Картинка в голове отчетливая: Паскевич сражается с хрипами и бешеными рывками. Он уже успел нарастить ледяной доспех и сыплет ледяными техниками ранга Мастер — всё из арсенала княжича Паскевича, то есть тела, в котором теперь ютится Демон.

Но сам Демон, похоже, не добавляет ничего своего. Техники неплохие, да. Но всё-таки — это всего лишь Мастер. А своего набора для ближнего боя у Попутчика, выходит, и нет. Только некромантия и телепатия?

Кстати, один из боломутов еще сохранил в жвалах яд и делится им с Паскевичем через укус в щеке — сразу же голова княжича распухает как гелевый шар. А зибан откусывает ему левую руку. Но всё же княжич держится. Перемалывает туши одну за другой — в ход идут ледяные клинки. Его регенерация отлично работает, позволяя держаться на плаву. Наконец Паскевич вываливается наружу. Весь в крови, кожа разодрана, доспех рассеялся. Голова раздулась как воздушный шар. Левая рука отсутствует, вместо правого глаза — дыра. Живота почти не видно — одни рваные мышцы, явно кто-то пытался добраться до позвоночника.

Княжич шатается. Из глотки вырывается сиплый рык:

— Филинов! Твою мать, что это было⁈

Я делаю лицо, полное искреннего изумления. Даже руками развожу, театрально.

— Без понятия, Дима. Видимо, кто-то охотится на тебя. Как и на банкете. Некромант какой-то. Опять поднимает тварей — и они идут туда, где ты. Это ж, по всей видимости, личное. Вы в большой опасности, Дмитрий Степанович.

Он шипит, пытается заговорить — и срывается в кашель. А я стою рядом с Машей. Княжна спокойно держит меня за руку. Как будто мы просто вышли из магазина и мимо нас проехала скорая.

Я, конечно, мог бы попробовать закончить всё прямо сейчас. Добить раненого Демона, пока он ранен. Но при Маше — слишком рискованно. Телепортировать ее прочь? Тоже не вариант — засвечу лишнее. Здесь гвардия Семибоярщины. Да и сам Демон — мощнейший телепат. Если почувствует угрозу, может накрыть всех одним импульсом. Лучше его на сегодня отпустить.

— Дима, может, тебя домой отвезти? — предлагаю.

Паскевич поднимает раздутую как арбуз голову.

— Иди ты нахрен, Филинов… — хрипит он и бредет прочь из ангара.

Я улыбаюсь вслед. Ну топай, топай.

Ставка Семибоярщины, Междуречье

Семибоярщина вновь собралась на одной из своих проверенных баз в Междуречье. На местах сидели Трубецкой, Лыков, Шереметьев, Хлестаков и Годунов. Каждый — в дорожной шинели с нашивками гербов, каждый — с большой кружкой кофе. У многих кофе было с коньяком, а у кого-то и вовсе чистоган.

Не было лишь Воробьёва. Он выбыл из игры ещё до начала охоты на гулей — бесславно сдав всё своё оружие Филинову под каким-то идиотским предлогом, а затем просто исчез из радаров.

Мрачный, круглолицый Годунов озвучил то, что все и так знали:

— Господа, гулей физически осталось слишком мало. Нам уже никак не обойти Филинова. Ни одной орды нет больше. Фактически мы проиграли гонку.

Повисло тягучее молчание. Бояре вздыхали, чесали бороды, пили, кто-то негромко хрустнул костяшками пальцев. Терять земли никто не хотел, но гонка, задуманная как парад мускулов, обернулась финансовой катастрофой. Боеприпасы — дорогие, как мех ламии, — летели в гулей, не принося дивидендов. Люди отвлечены от производств, логистика встала, поля зарастают. Приходилось платить огромные деньги наёмникам. А гули даже тушами были бесполезны. Мясо — жилистое, почти без витаминов, не годится ни для развития Дара, ни для магических субстанций.

Особенно громко посапывал Шереметьев — он потерял не только доходы, но и шевелюру и сейчас блестел лысиной. А Мстиславские, ну, они и вовсе попали. Их юный дебил — младший сын — решил устроить покушение на Филинова прямо на Авиарии. Это было сродни публичному харакири. Мстиславским пришлось откупаться предприятиями.

Филинов же выжимал из гонки всё: заполучил оружие Воробьевых, отжал предприятия у Мстиславских, а теперь, по всем прогнозам, вот-вот получит и само Междуречье— свои древние родовые земли.

Трубецкой, худой и нервный, с глазами загнанной ласки, стиснул кулак:

— Да как он это делает, чёрт подери⁈ Это же просто мальчишка!

— Кто-нибудь слышал про голема-гиганта? — вдруг подал голос Лыков, не отрывая взгляда от полированной поверхности стола.

— Ты предлагаешь ещё раз дать Филинову повод стать героем⁈ — подскочил Трубецкой, скрипнув стулом. — Да о нём и так уже «Новостной лев» поёт дифирамбы каждое утро! Я скоро начну думать, что у них там секта. Репортажи Ольги Валерьевны — это уже не журналистика, это хвалебные оды.

— Хочешь сказать, княжна втюрилась в этого телепата? — едва слышно уточнил Лыков, будто бы сам удивившись тому, что сказал.

Годунов резко вскинулся, аж пот потёк по виску:

— Прекратите нести чушь о царской семье. Мы и так по уши в дерьме, а вы ещё хотите нарваться на царский гнев? Не наше дело — что у Ольги Валерьевны в голове. Не наше.

Он шумно отпил коньяк из кружки и с грохотом поставил её на стол.

— Лучше думайте, — продолжил Годунов уже тише, с нажимом. — Как выбираться из этой ямы, пока нас всех окончательно не закопали.

Шереметьев выглядел необычно. Лысый, без бровей, в мешковатом камуфляже, он напоминал не знатного боярина, а списанного прапорщика. Последствия недавнего инцидента с уисосиками, которых кто-то «доброжелательно» подбросывал ему даже в баню. И все равно отмытый и отбритый боярин попахивал.

Шереметьев недовольно покосился на остальных и процедил, мрачно и с нажимом:

— Итак, господа. Мы что в итоге, отдаём Филинову Междуречье? А потом ещё и идём в Антарктику воевать за него?

Рядом с ним, устало опираясь на подлокотник, сидел Хлестаков. Когда-то этот боярин был полным и румяным, с пышными усами. Теперь — кожа да кости, обтянутые серым костюмом, который висел на нём, как на вешалке. Всё из-за злополучных слабительных капель, которыми Ломтик заправил его напитки. С тех пор Хлестаков стал меньше говорить и больше страдать.

Он тяжело вздохнул и ответил:

— Похоже на то. Если уж нам всё равно придётся влезть в эту авантюру с Антарктикой, то, может, лучше сделать это сейчас. Чем раньше — тем дешевле. Потому что Междуречье, по сути, мы уже потеряли. Мы просто не хотим это признать. Гонка сожрала всё — и резервы, и репутацию. А если мы застрянем в Антарктике надолго, то от наших родов останется только надпись на мраморе.

В комнате повисла пауза. Каждый мысленно перебирал остатки активов, прикидывая, насколько долго они ещё смогут воевать без краха.

Годунов вздохнул:

— Что ж, если возражений нет, тогда я свяжусь с Филиновым.

Паскевич убыл. С грохотом опустился в свой чёрный лимузин, завалился внутрь, как мешок с мясом, и тяжело затряс своей вздутой головой. Дверца хлопнула, и машина уехала.

Я оборачиваюсь к гвардейцам склада «Звериный». Парни стоят по стойке смирно, явно не зная, как реагировать на произошедшее.

Киваю:

— Спасибо за службу. Передавайте привет своим господам-боярам.

Один из них, молодой, с неуверенной щетиной и глазами слегка смущённого хаски, виновато мотает головой:

— Ваше Сиятельство, мы не общаемся с боярами. Мы просто охрана.

Улыбаюсь, шаг уже в сторону машины, но оборачиваюсь через плечо:

— Сегодня вы были не только охраной. Сегодня вы были зрителями.

И вот мы уже едем. Везу Машу домой. Она сидит рядом, расплывшись в довольной улыбке, но видно, что внутри неё бурлит огонь. Не выдерживает — взрывается смехом. Смех чистый, звонкий, как у девчонки, впервые увидевшей клоуна в цирке.

— Даня, боже мой! — хохочет княжна Морозова, хлопая ладонями по коленям. — Я думала… ну, я даже представить себе не могла, что этот кровожадный Демон может быть таким… таким жалким! Ничтожным! Ха-ха-ха!

— То ли ещё будет, — усмехаюсь. — Вечер не окончен.

Едем недалеко от кортежа княжича. Паскевич ещё в пределах досягаемости — я чувствую его, будто он в поле зрения. Его машина маячит в мысленной карте. Самое время добавить Темному Попутчику десерта.

Из внутреннего кармана пиджака вытаскиваю кольцо Буревестника. Тёплое, будто его кто-то недавно надевал. Натягиваю на палец.

Маша удивлённо смотрит:

— Красивый перстень. А зачем ты его надеваешь?

— Сейчас увидишь, — говорю, и захожу в синхрон. Подхватываю Машино сознание и увожу вместе с собой. Плавный переход — и мы уже не в салоне машины.

Мы смотрим глазами Ломтика, который устроился у обочины, наблюдая за машиной проезжающей Паскевича.

Я ментально тянусь вперёд. Щупами касаюсь водителя. Его щиты — базовые, гражданские, слабо заземлены.. Скользящим движением накрываю их ментальной иллюзией.

Перед его машиной возникает лось. Вроде бы обычный лось — если не считать драконьих крыльев, пламени из пасти и змей, извивающихся из копыт.

— Ого, — говорит Маша сбоку, даже не испуганно, а скорее заинтересованно. — Какой оригинальный лось!

Пожимаю плечами:

— Первое, что в голову пришло.

Водила орёт, визжит, чуть ли не рыдает. Резко дёргает руль, пытаясь уйти от столкновения, но, увы — не туда. Машина юзом летит в сторону лесополосы и врезается в дерево.

Я уже заранее всё рассчитал. Из сиденья вырастают лианы, мягкие, гибкие и крепко хватают водителя за грудь и плечи, гасят инерцию, не давая ему впечататься в стекло. Зачем гробить обычного водилу? Он же не виноват, что везет арбузоголового Демона.

А вот и кульминация.

Паскевич, как истинный самоуверенный княжич, не пристегнулся. Видимо, полагал, что его тушу бережёт сама судьба. Авария застала его врасплох — и уже в следующую секунду его вышвыривает из салона, как пробку из бутылки шампанского. Вот только раздувшаяся от яда голова не пролазит и намертво клинит в перекошенном окне.

— Вытащите меня! — орёт он так, что у воробьёв на деревьях, наверное, начинается паническая атака. — Я застрял! Чёртова машина! Дрянь!

Я усмехаюсь. С такой головой придется пилить дверь автогеном. По-другому княжича не выковырять. Но это уже род Паскевичей пускай решает.

Ментально я отпускаю Ломтика — и мы с Машей возвращаемся в свои тела. Глаза снова видят салон моей машины.

Маша откидывается в кресле, снова захлёбываясь смехом. Да что же за день сегодня у княжны? Второй раз уже прорывает на хохот!

— Господи, Даня! — сквозь смех говорит она. — Я никогда бы не подумала, что мое свидание может закончиться тем, что я буду угорать над Демоном, застрявшим в машине! Он как пробка в бутылке! А этот лось с крыльями! С змеями из копыт! Как ты вообще такое придумал?

Пожимаю плечами:

— Воображение — сильная сторона телепата.

Она вдруг притихает. Смотрит на меня не просто весело, но с загадочными искорками в глазах. Медленно придвигается ближе и, обвив мою шею, целует.

— А это тебе… — шепчет она. — За то, что ты пожалел и спас того беднягу-водителя. Это было по-настоящему мило.

Ещё один поцелуй. Глубже и дольше.

— А это, — добавляет она с мягкой улыбкой, — спасибо за вечер. Один из самых веселых в моей жизни.

— Мне тоже понравилось, — улыбаюсь.

Я везу Машу домой. Затем вместе с ней поднимаюсь до самого крыльца. А потом и дальше, в холл. Думаю, князь Морозов захочет со мной перетереть итоги вечера.

Из-за поворота выходит Юрий Михайлович — встревоженный не на шутку.

— Слава богу, доча, ты вернулась! — восклицает он, быстро подходя ближе. — Вы не пострадали? Всё в порядке?

Маша смеётся. Сначала коротко, а потом уже не сдерживается — вспоминает, видимо, того самого лося, вопли Паскевича, его застрявшую башку.

— Ранена? Папочка, я же с Даней была! — сквозь смех отвечает она.

Морозов удивленно смотрит на дочь. А Маша тем временем поворачивается ко мне.

— Даня, спасибо тебе, — целует в щёку, — за то, что я замечательно провела время.

Потом разворачивается и уходит по лестнице вверх.

Морозов стоит растерянный.

— «Замечательно провела время»? Я думал, вы отправляетесь в ловушку к опаснейшему Демону…

Улыбаюсь, чуть пожимаю плечами:

— Одно другому не мешает, Юрий Михайлович.

Он качает головой и одновременно теребит бороду:

— А что с Паскевичем?

— Отрастил себе башку размером с бочку и потерял левую руку, — спокойно отвечаю. — Но сомневаюсь, что это надолго. За ночь он наверняка всё обратно нарастит. Регенерация у него бешеная. Я даже подумывал добить, но, во-первых, заживает слишком быстро… а во-вторых, при Маше — не комильфо.

Морозов кивает, вздыхает:

— Жаль, конечно, что уцелел проклятый. Но ты правильно сделал, Данила, что учел Машеньку в этом урванении. Думаешь о своих женщинах в первую очередь.

Улыбаюсь краем губ:

— Я думаю о своём роде в первую очередь.

Он хмыкает, усмехаясь в бороду:

— Слова настоящего дворянина. Ну что ж… Кстати, а как насчёт свадьбы? Когда, по-твоему, проведём?

— Хм. К слову про свадьбу — я пригласил на неё Паскевича.

Морозов подаётся вперёд, на лице — абсолютное охренение:

— Его то за каким хреном, прости господи⁈

— Надо было его разозлить, чтобы потерял бдительность и полез первым. Так он и попал в ловушку. Но на самой свадьбе он мне, конечно, не нужен. Придётся немного подождать, пока не устраню его окончательно. А уж потом — жениться на Маше, как положено.

Морозов качает головой, тяжело, с грустью:

— М-да… А я-то думал, мы с тобой раньше успеем замутить что-то по объединению бизнеса…

Спокойно отвечаю, даже немного примиряюще:

— Нам никто не мешает начать это делать уже сейчас, Юрий Михайлович. Присылайте предложения моему гендиректору. Или Лене — она у меня в роде за экономику отвечает. Всё обсудим. Я готов работать с вами, объединяться, выстраивать проекты. Тем более, мы с вами уже родственники — благодаря принцессе Ненее.

Морозов оживляется:

— Конечно, Данила. Дело ты говоришь. Я всё подготовлю.

На том и еду домой, расслабленно откинувшись в кресле. За окном проплывают ночные улицы, как будто сам город решил немного отпустить поводья. Но я — не отпускаю.

Набираю Красного Влада. Он берёт почти сразу — видимо, ждал.

— Владислав Владимирович, — говорю весело, — думаю, вам будет интересно узнать, как прошла моя встреча с княжичем Паскевичем.

В трубке слышен облегченный выдох.

— Раз ты такой бодрый, Данила, значит, Демон не слишком расстроил тебя и княжну Морозову.

— Вовсе нет, — отвечаю. — Думаю, вам интересно, что Тёмный Попутчик владеет ледяной магией в ранге первого Мастера. Наследство тела княжича.

— Вот как, — отзывается он. — Значит, ледяная в копилку к некромантии и, предположительно, телепатии. Но это не так уж и страшно, наверно.

А он еще что-то рассуждает, но я подустал и сейчас не настроении.

— До скорого, Владислав Владимирович.

Разрываю связь — и тут же переключаюсь на гвардию. Интересуюсь, как там обстановка в особняке Паскевича. Моя прослушка всё ещё работает, спрятана в обивке кресла с монограммой. И вот поступает свежий отчёт: Паскевич, судя по всему, уже догадывается, что я его раскусил. Но предпочитает и дальше играть в «тёмную», не раскрывая карт. Ну что ж. Раз он решил продолжать спектакль — я куплю билет в первый ряд. Пусть пляшет дальше. Может, даже прикончу его под шумок.

Вспоминаю, как он орал, застряв в дверной раме. Башка, как арбуз, застряла намертво — только лоб наружу торчит. Смешно же.

Отправляю воспоминание жёнам. Пусть поугорают. Особенно кадр, где он орёт «ВЫТАЩИТЕ МЕНЯ» фальцетом. Ну и, конечно, мой эксклюзивный огнедышащий лось — крылатый, с копытами-змеями. Прямо из моего воображения, а теперь — в их голове. Наслаждайтесь.

Когда подъезжаю к дому, вхожу — и слышу смех. Захожу в гостиную — и сразу понимаю, что воспоминание зашло как надо.

Светка уткнулась в Камилу, та чуть не падает от хохота. Даже Гепара улыбается уголком губ — для скромной избранницы это уже почти истерика. А Олежек — тот вообще пищит на руках у Лакомки. Малыш получил только образ крылатого лося, без бонуса-Демона. Но и этого хватило.

Прикольно, что мои жёны— такие же, как и я. С чувством юмора у нас полный порядок — и это, пожалуй, главное. С благоверными мне действительно повезло. Ведь что страшнее Демона?

Жена без чувства юмора.

Мобильник в кармане завибрировал настойчиво. На экране — Годунов. Ну конечно.

Вздыхаю, выхожу из гостиной, чтобы не мешать семейному веселью. Поднимаю трубку:

— Слушаю, Федот Геннадьевич.

Годунов говорит без тени энтузиазма, даже мрачно как-то.

— Данила Степанович, мы с боярами посоветовались. Семибоярщина готова немедленно отправить войска в Антарктиду, как мы с вами и договаривались.

Усмехаюсь, но беззлобно. Почти с пониманием:

— Хотите поскорее отстреляться, да? А как же Междуречье? Вы его мне уступаете?

— Ох, не надо только строить из себя неумного, Данила Степанович. Вам это точно не идет, — вздыхает боярин. — Вы прекрасно знаете, что гонку мы по факту проиграли. Кучка гулей ничего уже не решит.

Тут боярин дело говорит. Даже удивительно, что Семибоярщина переборола свою жадность и решила сдаться, пока совсем не поздно.

— В принципе, вы правы. Гулей там осталось немного. Моих альвов хватит, чтобы зачистить всё без лишнего шума. Так что да, можно считать, что вы «сдали участок». Я принимаю. Можете заняться разгромом Обители Мучения. Готовьтесь к высылке войск в Невинск, — даю распоряжение. — Оттуда перебросим силы в Антарктиду через мой портал.

Секундная задержка, будто Годунов внутренне переваривает это новое подчинённое положение. Потом, неохотно:

— Принято. Начинаем логистику.

Скоро разберусь с Обителью, а там и до Короля Теней рукой подать. Когда упокою этого Демонюгу, мой род наконец заживёт без подпрыгиваний на каждом шорохе.

Ну и, само собой, монахи-гомунклы не уйдут в мир иной просто так. Своими секретами они поделятся — даже если сами этого пока не знают.

И вот сижу в кабинете. Тишина, только ритмично тикают старинные часы, а в кружке остыл чай. Пора собираться — и пора кое-что прояснить.

— Лакомка, зайди ко мне, — бросаю мысленно, и через пару минут в дверном проёме появляется альва, да не одна. Рядом Камилла, чуть смущённая, и Светка, как всегда уверенная, будто хозяйка не только этого дома, но и всего материка.

Я поднимаю взгляд на жен:

— Собираемся в Невинск. В Москве пока делать особо нечего. Ну, вам точно. Мне — частично. У меня ещё хвост с Паскевичем, но это уже будет без вас. Разберусь сам.

Лакомка молча кивает, уже всё поняла. А вот Камилла переминается с ноги на ногу, глаза прячет, как школьница, попавшаяся с дневником.

Лакомка смотрит на брюнетку, потом поворачивается ко мне:

— Камила хочет остаться в Москве и записаться на курсы интерьерного дизайна. Вполне полезное решение — нам как раз не помешает обновить обстановку в Шпиле Теней, Невском замке и ещё в паре резиденций. Работы для неё точно хватит.

Я перевожу взгляд на Камиллу. Та стоит чуть в сторонке, будто ждёт приговора.

— Конечно, оставайся, — говорю мягко.

— Правда?.. Можно, Даня? — глаза у неё моментально загораются.

Улыбаюсь:

— А почему нет. Всё равно Золотой пока на диете. Как только долечится и вернётся в форму — приедешь в Невинск ненадолго и сделаешь ему Одарение.

Камила вся светится. Мечтает, красотка. Ну и пусть мечтает — она у нас не про битвы, а про красоту.

Светка фыркает:

— А я не буду стесняться. Скажу сама! Хочу к родителям, Даня. На месяцок. Можно же?

— Конечно. Только пей зелья Лакомки и не забывай докладываться ей о состоянии здоровья по мыслеречи, дважды в день.

— Трижды в день, —…