ГАРРО VI: Сигиллит

Халид Хассан сидел в приёмной, пытаясь не потеть, силясь унять дрожь в руках, стараясь не совершить ничего такого, что навлекло бы ещё больший позор на его звание и полк. Он принуждал себя сохранять неподвижность — спина прислонена к полированной мраморной стене, ладони давят вниз, вжимаясь в ткань брюк его парадной формы. Высокий жёсткий воротник колол его шею, раздражая свежевыбритую кожу. Он чувствовал себя нелепо — вычищенный, разукрашенный и накрахмаленный, будто живое кушанье, которое готовятся подать на стол на некоем дьявольском пиру. [тяжело дыша] "Это абсурд, мне не было так тяжело на самой операции". Он заставил себя проделать стандартные шаги, прикинуть текущую схему развития событий, перебрать возможные варианты. "Держи себя в руках".

Приёмная была обширной, всего лишь одна из комнат в веренице роскошных помещений, которые он пересёк одно за другим. Его сопроводил внутрь мужчина в чёрной сорочке и бархатных туфлях, который ступал бесшумно, как кот. Он не произнёс ни единого слова, лишь пристально смотрел на Хассана своими непроницаемыми глазами под тяжёлыми веками. Он оставил его в одиночестве в самой последней комнате — отвесил лёгкий поклон и ускользнул прочь столь же ловко, как и появился, закрыв за собой две отделанные бронзовыми панелями створки с тихим щелчком запоров. Ещё одна пара запертых дверей точно такого же вида размещалась на противоположной стене. Согласно золотому хронометру на каминной полке напротив, Хассан просидел в одиночестве семь минут. По его ощущениям, это больше походило на вечность.

По крайней мере, окружение было комфортным. Воздух, сочащийся сквозь закрытые ставнями окна, был прохладным и чистым. Снаружи, из внутреннего двора, доносилось ленивое журчание фонтана. Центр комнаты занимал низкий столик, на котором устроились серебряный кувшин, салфетка и единственный стакан из гранёного хрусталя, поблёскивающий в мягком свете. Хассан не притрагивался к нему, он так и сидел всё в той же выпрямленной позиции с тех самых пор, как был препровождён в это место распорядителем с кошачьими повадками. Он следил за игрой солнечного света, пробивающегося сквозь ставни, вдыхал растительные ароматы древесины, слушал тихие переливы фонтана. Ему довелось это увидеть. Даже если это было последним, на что он смотрел, ему всё-таки довелось это увидеть. Сколько людей может сказать то же самое? Ему довелось увидеть замысел бессмертного Императора, рукотворное создание тысяч архитекторов, оборонительный шедевр примарха Рогала Дорна. Вид, открывшийся из подлетающего посадочного катера, был ошеломительным, величественным, раскинувшись во все стороны феерией из камня и адамантия, гранита и золота.

Защитные башни сражались за место с обсерваториями и висячими садами; ракетные батареи и бункеры с узкими амбразурами протискивались вверх среди украшенных колоннами библиотек; блистающие памятники гордости и устремлениям человечества сполна вырисовывались под лазурным небом гималайских вершин. И сейчас, затерянный в самом сердце этой необъятности, слушая умиротворяющее струение воды, он мог пробежаться по событиям прошедших нескольких дней. Капитан Халид Хассан из Четвёртого Тайного Подразделения, имеющий самое большое количество наград среди всех действующих офицеров своего полка, человек, который настолько полно любил свою работу, что у него не было вне её ни жизни, ни семьи, с откровенной обречённостью размышлял над фиаско, из-за которого он попал во Дворец Императора.

Воздух был горячим и наполненным пылью, его броня — чёрные панцирные доспехи, закрытый шлем с матовым визором и трубками дыхательного аппарата, наспинный ранец-климатизатор с регуляцией внутреннего давления — была покрыта её слоем. Его фильтры теряли эффективность, и он слышал в наушнике отзвуки собственного тяжёлого дыхания. Впереди виднелся укреплённый комплекс, чьи очертания, расплывчатые в режиме ночного зрения, уходили вверх в пропылённую мглу. Некрасивый, приземистый, массивный, это был удобный для обороны бастион в гиптском стиле. Во мраке моргало и трепетало несколько огоньков, в остальном комплекс был тёмным и угрюмым. Его окружала сплошная стена, достаточно широкая, чтобы по ней можно было ходить парами.

Хассан лежал притаившись, чувствуя, как тощая земля окраин пустыни впрессовывается в его броню. Он устроил локти на гребне выступа перед собой. Крошечные магнокулярные линзы скользнули вниз по внутреннему изгибу визора его шлема и с жужжанием навелись на фокус. Он слегка повёл головой, пробегая взглядом вдоль стен. Каждая видимая деталь фиксировалась и соотносилась со внутренней схематикой, которая содержалась в когитаторном ядре его комплекта. "Последняя орудийная башня... в двух метрах от того, где должна быть... поправлено... караульные на виду... двигаются вдоль внешней границы... они нас не видели, — он подавил улыбку, — и не увидят".

К его боку змеёй подполз Фарук, вжимаясь телом в пыль.

(Фарук): Только скажи слово, капитан.

(Халид): Все на позициях?

(Фарук): Все готовы начать.

Хассан переслал отделению поправленные тактические накладки. Пятнадцать значков подтверждения пробежали вниз по дисплею его шлема. Он переключился на схематический вид сверху, который показывал позиции его бойцов. Они были размещены вдоль периметра группами по пять человек; все пока что пребывали в укрытии. Две из трёх групп находились на дальней стороне комплекса по отношению к позиции Хассана, готовые напасть на зенитную вышку и генераторы атмосферных щитов. Их невоспринимаемая датчиками броня сохранит их присутствие в тайне. Пока они не вломятся внутрь, они будут практически невидимы.

(Фарук): Так что мы здесь делаем, капитан?

Хассан натянуто улыбнулся.

(Халид): Сейчас? Ты спрашиваешь меня сейчас?

(Фарук): Ты не собираешься мне рассказать?

Хассан покачал головой.

(Халид): Ты знаешь, как это устроено.

Они все знали, как это устроено. В этом была соль тайных бригад: закрытые приказы, особые задания, операции в обход имперской командной цепочки. Фарука это раздражало до крайности, но с другой стороны, он пришёл из обычной воинской части и привык воевать менее... незаметным способом. Что же касалось этого задания, то Хассан и сам мало что знал. Приказы были внедрены в полковой когитатор шесть дней тому назад под прикрытием строгих мер безопасности. Его бойцов перебросили с рутинного прочёсывания ульев. С того самого момента, как начался мятеж, крупные населённые пункты стали рассадниками подрывной деятельности. Хассан даже слышал, как по сети болтали про норовистых легионеров, устроивших побег из тюрьмы. Он в это не поверил.

Об этих бронированных сверх-людях всегда ходили фантастические байки, и их только прибавилось с тех пор, как новости о безумстве Воителя просочились наружу. Как бы то ни было, Хассан не особо уповал на космодесантников. Их репутация, безусловно, была на высоте, но он сомневался в доброй половине того, что о них говорилось. Империум был создан смертными мужчинами и женщинами, миллиардами и миллиардами их, вкалывающими ради будущего, избавленного от ужасов Древней Ночи. В нём не было места генетически-усовершенствованным монстрам. Они были варварскими, грубыми инструментами, и их время пройдёт, открывая дорогу более изощрённым видам оружия.

Он сверился со своим хронометром.

(Халид): Начали.

Две другие команды по-прежнему находились вне его поля зрения, и единственным, что он видел, были отмечавшие их руны, которые беззвучно двигались через дисплей его визора. Фарук сохранял неподвижность; остаток его собственной группы позади него оставался в укрытии. Хассан вёл обратный отсчёт секунд, чувствуя, как учащается пульс.

(Халид): Двинули.

Он вскочил на ноги и потрусил на открытое пространство, держась низко к земле. Сзади, прямо за спиной, слышалась мягкая поступь его бойцов. Они преодолели гребень и перемахнули через открытую площадку, которая подводила к стенам. Пока они бежали, земля неожиданно закачалась от серии мощных, пронзительных взрывов на дальней стороне комплекса. Ночное небо заполыхало, став красным и гневным. Вспыхнули дуговые лампы, к ним присоединился надсадный рёв охранной сигнализации. Караульные на стене впереди исчезли с краёв парапета, привлечённые взрывами на противоположной стороне комплекса. Хассан достиг подножия стены и приготовил крюки-кошки.

(Фарук): Больно легко.

Фарук присоединился к нему и прицелился.

(Халид): Пока что.

Хассан прищурился, нажимая на спуск. Верёвка взмыла вверх, фиксируясь намертво и натягиваясь струной. Он начал подъём. Вскоре вся их пятёрка добралась до верха и перемахнула через кромку парапета. Они подняли оружие — стреляющие пулями винтовки, такие же гладкие, чёрные и превосходно сработанные, как и всё, что при них было. К тому моменту, как караульные их заметили, было слишком поздно, и точные смертельные выстрелы уже сверкали в ночи. Снизу, из комплекса, раскатились звуки новых взрывов. В отдалении взметнулся фонтан жёлтых искр, заставив воздух на короткое время запахнуть серой.

(Фарук): Первому генератору хана.

Хассан крякнул: Фарук был хорошим солдатом, но его тактические комментарии быстро начинали утомлять.

(Халид): Давай просто сосредоточимся на нашей задаче, боец.

(Фарук): Как скажешь.

Внизу раскинулись просторы комплекса — разрозненное скопление ангаров и рокритовых бункеров, все до единого уродливые, мрачные и ободранные гонимым ветром песком. Из тех, что находились на дальнем краю, вырывалось пламя, занявшееся от зажигательных мин, которые заложили две другие группы. Хассан мог видеть силуэты охранников, которые пересекали открытые места. Их движения были торопливыми и плохо скоординированными. Они всё ещё пытались подкрепить силы на северной стене, где были организованы самые очевидные свидетельства проникновения. Пока всё шло хорошо.

(Халид): Это тот, где объект.

Хассан сместился вдоль парапета и указал на один из бункеров внизу. Это было ничем не примечательное строение, всего лишь одно из дюжины схожих размеров и формы.

(Фарук): Уродская штука.

(Халид): Какие-то минуты, и станет ещё уродливее. Сохраняй молчание.

Один за другим, они спустились вниз по верёвкам и побежали пригнувшись, держась низко к земле. Прежде чем они добрались до цели, погибло ещё трое караульных; каждый был уложен одним-единственным выстрелом. Они достигли тени у входа в бункер и скрючились на корточках, незаметные, словно призраки. Противовзрывные двери бункера были заперты и заложены засовом. Хассан прикрепил вдоль стыка шесть капсул с гипер-кислотой, затем отступил и взорвал заряды. Толстые металлические двери истаяли в облаке клубящегося пара. Хассан услышал хор быстро оборвавшихся криков — охранники на том конце вдохнули токсичную смесь разлагающегося пластила и распылённых в воздухе химикатов. Во всём остальном прорыв был практически бесшумным, замаскированный продолжающимися взрывами и перестрелкой, которая протекала вдоль северной стены. Всем, что осталось после, был курящийся рваный прогал. Его стальные края разъело в вытянутые слезинки. Хассан поднялся на ноги. Недра бункера, чернильно-чёрные, пахнущие разъеденными плотью и металлом, манили внутрь.

(Халид): Теперь входим.

(Голос): Теперь входи.

Хассан вынырнул из воспоминаний. Он не мог увидеть того, кто это сказал. Он решил, что это был тот же мужчина, что препроводил его в приёмную. Он поднял глаза и увидел, что второй комплект дверей был открыт. Он не заметил, как они отперлись, — ход механизма, должно быть, был необычайно гладким. Хассан неуклюже поднялся. Он чувствовал, что под мышками и по окружности воротника мокро от пота, и надеялся, что этого не видно. Его конечности одеревенели, словно бы забыв, как нужно ходить, и нуждаясь в напоминании. Миновав двери, он прошёл в огромную комнату, залитую солнечным светом. Одна из стен была полностью отдана под обширное окно из цельного стекла. Горизонт за ним был взломан окружьем горы, сверкающей белизной под солнечным светом. Пол был сделан из полированного паркета; внутреннее пространство, похожее на пещеру, усеивали разношёрстные предметы обстановки. Гардероб в стиле Людовика XV стоял рядом с гололитическим проектором эпохи Объединения, над которым возвышался шкаф с бесценной керамикой внутри. Это напомнило ему сорочье гнездо, какую-то берлогу коллекционера, что выглядело показушным, учитывая обстоятельства.

Хассан был один, в комнате стояла тишина. Двери синхронно закрылись за его спиной столь же бесшумно и грациозно, как раньше отворились. Какое-то недолгое время он стоял неподвижно, слушая звук собственного дыхания, спрашивая себя, существовали ли вообще те вещи, что он видел вокруг себя. Возможно, это был тест? Быть может, ему оказывали последнюю почесть, прежде чем он умрёт? Хассан знал, что решение могли огласить в любой момент. Он уже предоставил всю информацию, какую только мог. Он был щепетилен по максимуму в этом вопросе, заботясь о точности всех подробностей. Даже потерпев неудачу, он ничего не придержал, как и не пытался себя оправдать. Так у него всегда было заведено — быть честным даже в бесчестьи. Таковы — конечно же — были ценностные ориентиры Империума, те основы, из которых всегда произрастала его верность.

Время шло, в комнату не входил никто другой. Мрачные предчувствия, которые вяло шевелились в душе Хассана, начали рассеиваться. Он прошёл к окну, встав у стекла и положив на него кончики пальцев. Перед ним раскинулась ошеломительная панорама, охватывающая западные пределы Дворца. Так много золота! Так много всего! Головокружительные стены с зубчатыми парапетами водопадами вонзаются в заросли тонюсеньких башен; колоссальные контрфорсы вздымаются вверх из остовов гор, массивных и вечных. Даже значительные переделки, которые лорд Дорн произвёл вдоль внешних стен, не уничтожили всей древней, присущей самой природе Дворца красоты. Окидывая взглядом подобную необъятность, было сложно не ощущать себя до странности ничтожным. Эти стены уже простояли века, и они выдержат ещё столетия, сияя путеводной звездой величия посреди расширяющейся империи возвышения смертных.

(Голос): Он нравился мне больше до того, как Рогал по-настоящему взялся за дело.

Голос раздался как гром среди ясного неба. Хассан крутнулся, шаря взглядом по комнате. Он по-прежнему был один, голос словно бы возник из окружающего воздуха, отражаясь эхом от панелей и впитываясь в материю тканых ковров.

(Халид): Я вас не вижу, лорд.

(Голос): Нет, пока что нет. Я не могу быть во всех местах одновременно. Так мы можем сэкономить некоторое время. Тебя это смущает?

(Халид): Ничуть.

(Голос): Хорошо. Тогда продолжай смотреть на пейзаж. Сохраняй его в памяти. Он будет становиться чуть уродливее с каждым проходящим днём. Чуть дряхлее. Как и мы сами, а?

Хассан развернулся обратно к окну. Ему было интересно, мог ли хозяин голоса его видеть. Он предполагал, что да, хотя как скажешь наверняка? Перебросить голос было до тривиальности легко. Подобные театральные эффекты, как Хассан прекрасно знал, были целиком и полностью частью процедуры.

(Голос): Ты не из тех людей, что склонны к легкомыслию. Об этом говорят все донесения. С серьёзным складом ума, старательный. Я и сам могу это в тебе ощутить. Ты олицетворение всего, что Император стремится привить человечеству. Думаю, что будь он здесь с нами, ты бы пришёлся ему по сердцу.

В голосе не было высокомерности. Хассан мог слышать в нём жёсткость — жёсткость, порождённую целой вечностью пребывания у власти, — но также и прочие вещи: толику симпатии, по большей же части — смирение. Всё это было до крайности неожиданным.

(Халид): Я всегда стремился служить.

(Голос): Я знаю. Но сейчас ты здесь, со мной, в этом месте. То, кем ты был в прошлом, то, что ты совершил в прошлом, — это воздаяние за эти вещи. Ты знаешь, кто я такой, капитан Халид Хассан?

(Халид): Думаю, что да, лорд.

(Голос): Я тот, кто подводит счета. Я судья. Я деловодитель Империума, оценщик его океана душ.

Хассан не мог решить, зачем ему это говорят. Из хвастовства? Возможно. Хотя это не звучало как хвастовство. Оно звучало почти как сарказм — холодный, осознанный сарказм.

(Голос): Я Сигиллит, я Регент Терры. По моей команде решается судьба миллионов миров. И всё же вот он я, беседую с тобой, пока ты смотришь в моё окно и не одобряешь мои коллекции. Жизнь полна сюрпризов, разве нет?

Хассан обнаружил, что едва ли не кивает в знак согласия.

(Халид): Это так, лорд.

(Сигиллит): И ты знаешь, почему ты здесь очутился?

(Халид): Из-за того, что случилось в Гипте?

(Сигиллит): Верно. Вспоминай, Халид, возвращайся мыслями к тому, что ты там делал. Я вскоре к тебе присоединюсь. И когда я приду, я захочу знать всё.

Свет уже перегорел. Хассан моргнул, настраивая усиление прибора ночного видения своего шлема, и осторожно двинулся вперёд. Бункер уходил глубоко под поверхность. По всей его длине шёл центральный коридор протяжённостью где-то в пятьдесят метров, от него ответвлялись помещения помельче. Каждое было запечатано свежим комплектом запертых дверей.

(Халид): Есть что-нибудь?

(Фарук): Никаких признаков жизни.

(Халид): Это пока что.

Их группа чуть продвинулась по центральному коридору. Хассан не слышал ничего, кроме слабых звуков сражения, которые доносились снаружи. Другие группы добросовестно трудились, отвлекая внимание, но им надо было уложиться в короткий срок. Он активировал маячок сканера окрестностей на ауспике, который был смонтирован у него на ладони, и с некоторым облегчением увидел вспыхнувшую руну обнаружителя объекта.

(Халид): Третий поворот справа.

Хассан махнул рукой в сторону пары раздвижных дверей в тридцати метрах впереди. Двое его бойцов остались у входа в бункер, погрузившись в тень и нацелив оружие, чтобы снять любого, кто вторгнется внутрь. Хассан, Фарук и третий агент крадучись пошли по коридору. Пробираясь вперёд, Хассан уловил слабый шелест, похожий на статический треск аппаратуры. Он остановился.

(Халид): Вы это слышите?

Фарук посмотрел на него.

(Фарук): Слышим что?

(Халид): Ничего. Глюк датчика.

Они добрались до комнаты. Она была заперта и заложена засовом точно также, как и остальные.

(Халид): Приготовиться.

Хассан снял с пояса новые баллончики с гипер-кислотой. Уже двигаясь, он услышал глухой стук и затем шипение затхлого воздуха. Хассан стремительно обернулся кругом, держа оружие одной рукой.

(Халид): Что за...

Он замолк, увидев на полу неподвижное тело своего сослуживца.

(Фарук): Цель!

Фарук открыл огонь. Льдисто-белые выстрелы судорожным градом разбрызгались по коридору, пули звякали о металлические стены и выбивали из них осколки. Хассан тоже начал палить во тьму. Тесное пространство взорвалось бурей выстрелов.

(Халид): Прекратить огонь!

Стихли последние отзвуки очередей, бункер снова погрузился во мрак. С развороченного пола поднимались струйки дыма. Фарук загнал в винтовку свежий магазин.

(Халид): Что это было?

Хассан по-прежнему ничего не видел на своём сканере окрестностей.

(Фарук): Так и не разглядел.

Хассан бросил взгляд на тело убитого агента. Его горло пробороздил один-единственный чистый разрез. Кровь под телом была густой и тёмной.

(Халид): Быть наготове, сохранять позицию.

Его мысли понеслись вскачь в попытках сообразить, как что-либо смогло очутиться так близко, не будучи зарегистрированным его датчиками. Он поднял руку к шлему и нажал на защёлку фиксатора.

(Халид): Убери свой визор.

(Фарук): Что? Это безумие!

(Халид): Выполняй!

Шлем открылся, и Хассан ощутил на своём лице касание горячего пыльного воздуха. Без псевдоцветового изображения прибора ночного видения всё было чёрным. Он по-прежнему не замечал ни единого признака того, кто на них напал. Он чувствовал себя уязвимым, почти что слепым, он застрял под землёй вместе с чем-то, что он не мог обнаружить. Он услышал, как открывается визор Фарука.

(Фарук): Ну здорово! Теперь мы слепцы!

(Халид): Когда всё остальное подводит,..

Хассан достал маломощный фальшфейер и перевёл его в режим зажигания.

(Халид): ... используй глаза, данные тебе при рождении.

Он зашвырнул фальшфейер в длинный коридор и услышал, как он беспорядочно отскакивает от стен. Сигнальный факел вспыхнул, отбрасывая тусклое красное зарево на окружающие поверхности. За то короткое время, что он прогорал, Хассан успел разглядеть что-то тёмное и сгорбленное, плотно вжавшееся в противоположную стену где-то в десяти метрах дальше по коридору. У него были человеческие очертания, и оно носило какую-то разновидность противо-датчиковой брони в оплётке серебристых проводов и узлов. Как только фальшфейер погас, оно скакнуло от стены и ринулось к ним.

(Халид): Немедля! Стреляй!

Противник нёсся к ним прыжками, со сверхъестественной скоростью кидаясь между длинными плевками выстрелов. Фарук зацепил его, пробив броню и левое плечо, но он всё приближался. Хассан отступил назад, стреляя в движущиеся очертания. Фарук вскрикнул. Хассан увидел, как сверкнувшие во тьме стальные когти рвут защитный панцирь бойца, словно тот был сделан из бумаги.

(Халид): Фарук!

Хассан услышал, как щёлкнуло опустевшее оружие, и метнулся обратно, сокращая дистанцию. В следующий момент противник уставился прямо на него; рваные вспышки из дула на какой-то миг выхватили его закрытое маской лицо. Хассан увидел глубоко посаженные глаза с воспалёнными веками, расширенные из-за боевых стимуляторов зрачки, туго натянутую кожу. Он ткнул в это лицо капсулой с гипер-кислотой, которую всё ещё сжимал в левом кулаке, раздавив её, прежде чем броситься прочь.

Крики были жуткими. Коридор наполнился запахом разъеденной плоти, к которому прибавился аккомпанемент шлепков крови, когда кислота проела себе дорогу к артериям. Хассан поспешно отполз, ухватив истекающее кровью тело Фарука и оттаскивая его прочь. Шатающийся противник поковылял в противоположную сторону, схватившись за своё распадающееся лицо. Затем он рухнул... сжался в комок. Его истерзанные лицо и шея курились и пощёлкивали.

Хассан поднялся на колени, тяжело дыша. Два агента, оставленные им у дверей, достигли его позиции. Они уставились вниз на перекрюченное тело вражеского бойца, затем на Фарука. Тот закашлялся, разбрызгивая кровь по броне Хассана.

(Халид): Насколько серьёзно?

Хассан захлопнул свой визор.

(Фарук): Существенно.

Хассан чувствовал вес тела Фарука, тяжело обвисшего в его руках. Он больше много не навоюет.

(Халид): Мы почти закончили.

Хассан осторожно опустил Фарука на пол и пошёл к запечатанным дверям.

(Халид): И тогда двинем наружу.

Хассан взвёл заряд, закрепил его и отступил. Вся их четвёрка подалась назад, прочь от дверей. Крак-граната сработала с резким хлопком, пробив в металле рваную дыру.

(Халид): От этого они бегом примчатся.

Хассан поднялся на ноги и направился к разрушенному входу, на ходу перезаряжая оружие.

(Халид): Забираем объект и уходим отсюда, пока нас не поймали.

Хассан не заметил, как Сигиллит вошёл в комнату. Только что он был один, а в следующий момент уже смотрел прямо на пожилого человека с накинутым капюшоном, стискивающего посох. Он собрался.

(Сигиллит): Прости, что заставил тебя ждать, капитан. У лорда Дорна благие намерения, но он так и не овладел умением быть кратким.

Хассан сцепил руки за спиной и вытянулся по стойке смирно. Он чувствовал, как набирает темп его пульс, стуча по венам его шеи. В человеке, который стоял перед ним, было что-то нервирующее. Он ощущал необъяснимое желание отвести глаза.

Сигиллит был тщедушным, его сутулость делала его малорослым, а его руки стискивали мерцающий посох словно бы в поисках опоры. Но несмотря на всю хрупкость этого человека, Хассан ощущал излучаемую им спокойную силу, словно бы идущую из глубокого и леденящего колодца. "Он её не скрывает. Он может уничтожить всё вокруг нас одним мановением руки".

Сигиллит поднял костлявую руку к своему капюшону и откинул ткань назад. На свет появилось старое-старое лицо с желтоватой иссохшей кожей, изрезанное глубокими морщинами. Из измождённой плоти выпирали кости, да так сильно, словно это был лик самого Голода. Но его глаза были полны жизни, это были глубокие, подвижные глаза, которые двигались едва ли не с птичьей стремительностью. Хассан на короткий миг был пойман их взглядом, и почувствовал, как у него пересыхает во рту. Затем Сигиллит отпустил его. Он прошёл к низкой софе и опустился вниз. Он двигался с запинками, как человек, когда-то натренированный до пика физической формы, но с тех пор перенёсший ужасные ранения. Это было до странности трогательное зрелище.

Малкадор откинулся назад, его мрачное лицо чуть смягчилось, напряжённые черты расслабились. Он отложил посох в сторону и устроил свои морщинистые руки на костлявых коленях.

(Сигиллит): Сядь.

Хассан сделал так, как ему было сказано, пройдя к кожаному креслу, которое стояло напротив софы. Он чувствовал, что у него дрожат руки.

(Сигиллит): Выпьешь?

Малкадор бросил взгляд на графин, который стоял на столе между ними. Как только он об этом упомянул, Хассан почувствовал, что у него в горле горит от жажды.

(Халид): Нет. Благодарю вас.

Малкадор налил себе бокал чего-то, по виду похожего на вино. Он поднял его к своему ястребиному носу, давая напитку поблагоухать какое-то время.

(Сигиллит): Я помню времена, когда во Франкии имелись вина.

Он отпил малую толику, покатал во рту и сглотнул.

(Сигиллит): Настолько же сейчас проще. Оно даже такое же хорошее на вкус. Хм. Или нет? Откуда бы нам знать? Кто ныне жив из тех, чья нога ступала по виноградникам старины?

Он задумчиво поджал свои тонкие губы.

(Сигиллит): Кое-кто из нас помнит.

Затем его глаза вскинулись вверх, немигающие, как у хищной птицы.

(Сигиллит): Чем ты занимался в Гипте?

(Халид, после паузы): Тайное задание, лорд. Приказы, полученные из Дворца, секретность и войсковой приоритет самого высшего уровня. Нам дали координаты, сроки, доступ к армейскому транспортнику. И затем мы отбыли.

(Сигиллит): Это было всё?

(Халид): Мне было сообщено... местоположение одного бункера... Я его проверил, точно также, как всегда... Я до самого конца думал, что всё идёт правильно.

Малкадор кивнул.

(Сигиллит): До самого конца.

Хассан почувствовал, что у него вспыхивают щёки. Тот удар по самолюбию ещё не забылся.

(Халид): Возможно... если бы мы знали, что мы разыскиваем...

(Сигиллит): Но это убило бы саму идею, разве нет? При твоей профессии осведомлённость опасна, она опасна при любой профессии. Если бы это зависело от меня, знания строго нормировались бы, они отмеривались бы тем, кто в состоянии с ними управиться, — дюжине душ, не более того. Двенадцать достойных людей способны руководить безграничной империей, если только они сохраняют верность своему призванию.

Его лицо помрачнело.

(Сигиллит): Хотя этого никак нельзя гарантировать, не так ли? Даже у сильнейших есть свои изъяны — такова уж трагедия нашей расы.

Хассан пытался слушать, угнаться за мыслью. Ум Малкадора, казалось, свободно блуждал, переходя от текущих дел к далёким проблемам управления Галактикой. Хассан начал задаваться вопросом, был ли старик полностью в своём уме. И тогда на губах Сигиллита неожиданно заиграла улыбка. Как и все его телодвижения, она несла в себе компромисс, сочетая и горечь, и веселье.

(Сигиллит): Император и я ведём полемику. Она продолжается уже долгое время, и сейчас, когда он исчез, мне недостаёт наших дискуссий. Такой могучий интеллект! Прямолинейный, но могучий. И — совсем редко — даже чувство юмора... в некотором роде. Можешь в это поверить?

Хассан настороженно слушал, он не понимал, что Малкадор имел ввиду, когда сказал, что Император исчез. Это не так, конечно же нет — куда бы ему исчезнуть? Хассан хотел спросить, но Малкадор продолжал говорить, словно отлучка Повелителя Человечества с извечного престола власти была каким-то пустяком, вряд ли стоящим того, чтобы на нём задерживаться.

(Сигиллит): Вот суть нашей полемики. Он полагает, что задача правителя состоит в том, чтобы вывести себя из употребления, так что его место займут его подданные — когда они достигнут достаточной зрелости. Я не согласен. Я не думаю, что нам вообще когда-нибудь хватит зрелости для этой задачи. Я считаю, что ни одному человеку, кроме него, никогда не достанет сил, чтобы сплотить человечество, пусть даже на один миг. Он, знаешь ли, совершенно исключительный, причём, возможно, в таких аспектах, что он даже сам этого не понимает.

Малкадор искоса смотрел на Хассана острым взглядом.

(Сигиллит): Так что думаешь, Халид? На чью сторону встанешь — его или мою?

Хассан помедлил, делая глубокий вдох. Он не знал, то ли считать себя польщённым тем, что его спросили, то ли оскорбиться.

(Сигиллит): Не мнись! Выбирай!

(Халид): Я собирался сказать... Я собирался сказать, что Император всегда будет вести нас. Это то, чему нас учат... то, во что я верю!

(Сигиллит): А... Хорошо сказано... Тогда ты со мной. И ты прав, конечно же. У него такие высокие устремления в отношении нашей расы. Слишком высокие, возможно, поскольку он не всегда отдаёт себе отчёт в собственной незаменимости. Но... Всегда ли он будет рядом? Это огромный вопрос. Это нынешнее испытание.

Сигиллит свёл руки вместе, соединяя кончики пальцев. Вид у него был отсутствующий.

(Сигиллит): Война за Трон уже началась. Даже сейчас я чувствую на нас взгляд Архипредателя, он давит на мой разум, как раковая опухоль. Я слышу голоса его братьев вокруг него, плетущих заговор вместе с ним... и против него... Я помню, какими они были, каждый из них, и в замысле, и в действительности. Я вижу, кем они стали сейчас, и иссыхание их душ наполняет моё сердце болью. Они высвободили силы, которыми не могут управлять. Их обманывали... и не только враги. Меня сокрушает быть этому свидетелем.

Хассан не знал, продолжать ли ему слушать. Он внезапно почувствовал себя так, словно бы совал нос в чьё-то глубоко личное горе.

(Сигиллит): Знаешь, из них всех, если бы я мог спасти лишь одного, то это был бы Лоргар. Даже при том, что он меня презирает, даже при том, что он... причинил мне боль. Он был такой хрупкой душой, такой нежной и такой ранимой. Мы могли бы обойтись с ним получше. Совершили ли мы ошибки в отношении некоторых из них? Наверняка. Хотя я чувствую, что время их исправлять уже давным-давно прошло...

Хассан наблюдал. Он выжидал. Мало что из сказанного Сигиллитом имело для него смысл. Он спрашивал себя, не было ли происходящее частью испытания или каким-то замысловатым способом его подловить. Если так, то это выглядело таким надуманным, таким... ненужным, безжалостнее, чем ему требовалось быть. Сигиллит поднял на него глаза с выражением терпения на лице.

(Сигиллит): Я чувствую, что твой ум блуждает. Ты думаешь, что эти вещи мало тебя касаются. Ты неправ. Они имеют к тебе самое прямое касательство. Они имеют самое прямое касательство ко всем нам.

Хассан почувствовал, что начинает выходить из терпения. Он хотел быть послушным долгу, но не имел ни малейшего представления о том, чего этот долг от него требовал.

(Халид): Я не понимаю, зачем я здесь нахожусь, лорд.

(Сигиллит): Пока что нет. Но ты поймёшь.

Он с усилием поднялся на ноги, подволакивая к себе посох.

(Сигиллит): Следуй за мной.

Хассан встал.

(Халид): Куда мы направляемся?

(Сигиллит): В катакомбы, где всё это началось. Приготовься — путь вниз будет долгим.

Путь вниз был недолгим. Хассан прыгнул через пробоину и жёстко приземлился на грязный рокритовый пол метром ниже разнесённого дверного проёма. Пока он обводил помещение винтовкой, готовый открыть огонь, он услышал глухой стук и судорожный вздох Фарука, приземлившегося рядом с ним.

(Халид): Потянешь?

(Фарук): Ты и я, прямо как всегда. Давай покончим с этим делом.

Комната была маленькой, меньше десяти метров в поперечнике, с низким потолком и стенами из грубо обтёсанных каменных глыб. В ней не было ни души и пахло затхлостью, точно в гробнице. Лишь один предмет располагался по её центру — грузоперевозочный контейнер из ребристого адамантия, который был закреплён на железном транспортном поддоне. Он не был особенно большим, — два метра в длину, метр в высоту и в ширину, — но его загораживало энергетическое поле, которое наполняло помещение гулом и пляшущим мертвенным светом.

(Фарук): Сигналы всё ближе.

(Халид): Сколько у нас?

Хассан убрал оружие и приблизился к ящику.

(Фарук): Минуты, не больше.

Хассан покачал головой: немного времени на работу.

(Халид): Быстро очухались, будь они прокляты!

Он извлёк из загашника своих доспехов четыре перебивающих маячка и аккуратно разместил их по одному у каждого угла ящика. Затем он отступил назад, тщательно проверил их расположение и включил излучатель интерференционных волн. Воздух перед ним словно бы задрожал, пойдя рябью, точно потревоженная водная гладь. Он ощутил неприятное шевеление в желудке. Энергетическое поле сопротивлялось какое-то мгновение, потрескивая и изгибаясь, потом издало резкий треск. Хассан прошёл к контейнеру и начал прикреплять к нему анти-гравитационные пластины, по четыре на каждую сторону. Они фиксировались намертво и оживали, помаргивая красным в тенях.

(Халид): С ПВО разделались?

В том, что касалось получения новых сведений от двух других групп, Хассан полагался на Фарука.

(Фарук): Так точно.

(Халид): А боковой заслон?

Хассан установил последнюю пластину.

(Фарук): Всё отключено. Всё чисто, транспортник может приблизиться.

Хассан бросил взгляд на свой хронометр. Время поджимало.

(Халид): Тогда вызывай.

Он активировал анти-гравитационные пластины. Грузоперевозочный контейнер вырвался из своих оков и поднялся над землёй, зависнув на средней высоте. Он был тяжёлым, и Хассан слышал натужное завывание репульсорных полей, бьющихся за то, чтобы удержать его на весу. Фарук прохромал вперёд и неуклюже втянул своё тело обратно в пробоину. Две пары рук протянулись вниз, чтобы протащить через дыру контейнер. Ящик шатко пошёл вверх, поддерживаемый на весу пластинами, и Хассан последовал за ним. Перегруппировавшись в коридоре, их четвёрка спешно двинулись через бункер в обратном направлении. Хассан был во главе, тяжело дышащий Фарук шёл замыкающим. Ящик двигался между ними, гудя и пыхтя, как злобный бык. Хассан оглядел толстое листовое покрытие. Контейнер был того типа, что использовались в трюмах космических кораблей, — с массивными рёбрами выступов, чтобы выдерживать сильные удары.

(Фарук): Это оружие?

(Халид): А чего ты ждал? У нас война.

(Фарук): Они пытались вывезти его с планеты. Должен чего-то стоить. Унесём отсюда ноги вместе с этой штукой, и кто-то страшно расстроится, это уж как пить дать.

Хассан невольно улыбнулся.

(Халид): Не спускай с него глаз. Ударит что-нибудь в этот контейнер, и Трон знает, что тогда будет.

Они приблизились к прожжённому кислотой входу.

(Фарук): Капитан, дорогу наружу придётся пробивать с боем.

Фарук в последний раз сверился с показаниями ауспика.

(Халид): Ничего меньшего не ожидаю.

Хассан проверил счётчик патронов на своём оружии. Он следил за дисплеем своего шлема, по которому привычно плыл обнаружитель целей.

(Халид): Выберите себе мишени и высматривайте транспортник.

Их четвёрка выскочила из разъеденных противовзрывных дверей и засела в обломках. Хассан устроил ствол своего оружия на торчащей пластиловой шестовине. Ящик парил поблизости, практически беззащитный. К этому времени горел уже весь комплекс, и бушующее со всех сторон пламя заливало его ярким светом. Из уничтоженных генераторов щитов и орудийных башен зениток вырастали столбы густого дыма. Обводя глазами эту картину, Хассан заметил членов двух других групп, которые с боем прокладывали дорогу к их позиции. Лазерные выстрелы, пронзительно щёлкая и треща, взрезали землю вокруг него. Неприятель начинал пристреливаться. Хассан чертыхнулся, открывая ответный огонь и теснее вжимаясь телом в край бункера.

(Фарук): Ну так и где же он?

Ещё до того, как Хассан успел ответить, раздались грохочущие раскаты мощных двигателей. Вокруг него начали расти завитки пыли, и он услышал, как вражеские бойцы на стенах выкрикивают друг другу панические предупреждения.

(Халид): Точно в срок.

Ещё секунда, и кряжистый силуэт армейского транспортника перемахнул через внешнюю границу, взбивая вверх ещё больше дыма и отгоняя его клубы прочь. Сдвоенные орудия открыли огонь, выкашивая оставшихся караульных с беззащитных парапетов и разнося их рокритовые края на разлетающиеся осколки.

(Халид): Пошли, пошли, пошли!

Хассан выскочил из обломков бункера бок о бок с шатающимся Фаруком и парящим контейнером. Другие группы выпрыгнули из укрытий и рванули через двор комплекса. Транспортник спустился к самой земле, его четырёхгранные двигатели били в грунт струями тяговых выбросов. Главный люк откинулся вниз с шипением поршней, открывая залитый красным светом экипажный отсек. Охранники отреагировали, начав целить вверх, в зависший летательный аппарат. Лазерные лучи трещали о бронезащитные плиты, некоторым удавалось ужалить. Транспортник мотался, как пьяный, под молотящим в него градом мелкокалиберных выстрелов, лишь с трудом удерживая своё положение.

(Голос): Быстрее!

Хассан со своими бойцами бросился к ожидающей их рампе. Он был последним из тех, кому удалось добраться. Он затащил контейнер, который волок за собой, в зев ждущего грузового отсека.

(Голос): Мы получаем попадания!

Фарук пристегнулся, морщась от боли. Его броня до сих пор была влажной от крови. Хассан загнал на место последний из пристыковочных крепежей.

(Халид): Поднимай нас вверх!

Двигатели набрали тягу, наращивая бьющий вниз поток, и потащили транспортник прочь, унося его ввысь. Погрузочная рампа закрылась, запечатывая их внутри. Приглушённые звуки выстрелов стихли, сменившись негромким громыханием маневровых двигателей, изменяющих ориентацию. Хассан чувствовал, как транспортник набирает скорость, взмывая вверх и разворачиваясь на курс, который унесёт их из Гипта и прочь от опасности. Он прислонился спиной к стенке экипажного отсека, тяжело дыша. Какое-то время он не делал ничего другого. Затем он огляделся вокруг. Из трёх групп, что были вначале, смогло выбраться лишь девять человек. Уцелевшие устало опирались о трясущиеся стенки транспортника, пока тот набирал высоту. Ни один из них не смотрелся победителем. Атмосфера была откровенно подавленной.

Объект операции располагался в центре отсека. Грузоперевозочный контейнер был цел и невредим, он не получил ни единого попадания. Он стоял между двумя шеренгами бойцов, тёмный и тяжёлый, как гроб-переросток. Вдоль его ребристой поверхности ритмично вспыхивали огоньки. Он выглядел едва ли не воинственно. Хассан проковылял к нему.

(Фарук): Что ты делаешь?

Фарук смотрел на него встревоженным взглядом. Хассан начал отключать запорный механизм.

(Халид): Из-за этой штуки мы потеряли людей. Мы имеем право увидеть, ради чего они умерли.

Хассану встречались имперские придворные, разодетые в наряды киноварного и шафранно-жёлтого цветов, учёные с бледными лицами и искривлёнными работой позвоночниками, техножрецы с золотыми масками лиц, на которых светились скопления зелёных глаз. Каждое помещение имело свой запах, своё звучание, свою атмосферу. Эти комнаты вмещали саму сущность различных фракций человечества, срезы того, чем стала их раса, во всей их пестроте. Хассан нашёл их завораживающими, ему хотелось задержаться, изучить их, порасспросить о том, над какими задачами они работают. Малкадор, казалось, прочёл его мысли.

(Сигиллит): Не обращай на них внимания. Они эфемерны в сравнении с тем, что я тебе покажу.

Они продолжали идти, освещение и роскошь постепенно сходили на нет. Хассан и Сигиллит спускались с уровня на уровень, путешествуя вниз древними лифтовыми шахтами в серых прорезных кабинах, которые были подвешены на цепях диаметром с мужскую талию. Стало теплее, причём до степени дискомфорта. У Хассана начало появляться ощущение, что на него наваливается сверху что-то огромное и древнее. Там, где оправленные в бронзу люмы давали озерца света, виднелись неприкрашенные корни горы, тёмные от прожилок гранита и полевого шпата.

(Сигиллит): Когда мы достигнем места нашего назначения, держись рядом. Пока ты со мной, тебя никто ни о чём не спросит. Отбейся от меня, и ты умрёшь. Не позволяй увиденному тебя одурачить. Не вся охрана здесь, внизу, находится на виду.

Хассан не сказал ничего, лишь кивнул.

В конце концов они добрались до низа, до самого сердца горы. Кабина со скрежетом остановилась, двери скользнули в стороны. Перед ними тянулась вдаль сводчатая пещера. Её пол был гладким и блестящим, как оникс. Необъятная пустота её пространства нарушалась огромными колоннами из тёсаного камня. Она разверзалась вдаль, во мрак подземного мира, настолько же тихая и жуткая, насколько верхние уровни были шумными.

(Халид): Необъятная... и всё это время у меня под ногами... Как такое место удалось скрыть? Как много людей об этом знает?

По гладкому, как стекло, полу двигалось лишь несколько фигур: старшие адепты Механикум в кроваво-красных одеждах; безмолвные женщины с каменными лицами в богато украшенных комплектах боевой брони и длинных, подбитых мехом плащах; исполинские часовые, одетые в вычурные доспехи из золота и вооружённые древковым силовым оружием, которое гудело неистовыми энергиями. Эти последние — Хассан это знал — были Легио Кустодес самого Императора. Он обнаружил, что снова покрылся потом. Сигиллит пошёл через пещеру, клацая на ходу металлическим концом своего посоха. Никто из прочих не подавал виду, что его заметил. Они казались занятыми своими мыслями. У тех, чьи лица были видны, их выражения выдавали решительный настрой, на некоторых были написаны признаки крайней усталости. Хассан последовал за Малкадором. Всё это место от начала и до конца было странным почти до непереносимости — аскетичный склеп, царство шёпота и теней, упрятанное под ключ под основаниями этого мира.

(Халид): Что это за место?

Хассан обнаружил, что ему на диво сложно поспевать за шагом старого человека.

(Сигиллит): Начало. И, возможно, конец.

Они продолжали идти. Хассан замечал ответвляющиеся тоннели, которые уводили прочь, глубже в тело горы. Некоторые были всего лишь проёмами размерами с человека, другие — зияющими проспектами, чьей ширины хватило бы для прохода Титана. Хассан чувствовал едкий запах фимиама и слышал сейсмический рокот, доносившийся откуда-то глубоко из-под ног. Иногда пол содрогался, словно бы сотрясаемый далёкими подземными толчками, однако никто из безмолвных людей вокруг них не выказывал никакой реакции.

(Халид): Они такие тихие.

Хассан не имел намерения болтать, его мысли, казалось, сами изливались из его рта, словно им не терпелось нарушить гнетущую тишину. Сигиллит остановился, чтобы обдумать эту реплику. Он наклонил голову, наблюдая за людьми вокруг себя.

(Сигиллит): А какими они, по-твоему, должны быть? Они пребывают в забытых залах богов. Но у каждого есть своя задача. Они не могут стоять в раздумьях... как ни один из нас.

Он тускло улыбнулся.

(Сигиллит): Что, конечно же, может быть источником всего этого. У нас никогда не было времени на раздумья... Прекрасная эпитафия для не в меру дерзкой расы.

Он пошёл дальше, и Хассан поспешил вслед за ним. Наконец Сигиллит остановился перед проёмом в стене пещеры. Из отверстия сочился запах химикатов. На низкой гранитной притолоке были высечены двадцать эмблем, по большей части лишь полуразличимых в тенях. Хассан разобрал волчью голову, змею, ангела и иные, менее понятные значки. Два символа, судя по их виду, то ли соскоблили, то ли они истёрлись сами по себе. Сигиллит изучал их какое-то недолгое время. Его лицо было печальным.

(Сигиллит): Это где мы их планировали. Архивы всё ещё там. Его заметки. Первые исследования. Некоторые из ранних генетических банков тоже, насколько мне известно, до сих пор могут находиться там... Было заброшено, когда мы создали основной комплекс. Грустно, на самом деле.

Хассан бросил взгляд вдоль длинного тоннеля. Он не мог видеть далеко вглубь.

(Халид): Это куда мы идём?

Сигиллит покачал головой, его посох снова заклацал.

(Сигиллит): Теперь туда не ходит никто.

Они продолжали движение, минуя всё новые сводчатые проходы, каждый из которых утопал глубоко в вечном сумраке пещеры. По мере того, как весь размах подземных владений становился очевидным, Хассан начал испытывать странное чувство сожаления. Над комплексом явно трудились много столетий, это был подземный город, скрытый от глаз планеты и погребённый под милями сплошной скалы. Так много всего в нём было заброшено, оставлено тлеть среди отзвуков эхо, подобно гробницам древних царей. Так много другого осталось незавершённым. Что-то когда-то пошло очень сильно наперекосяк. Хассан спрашивал себя, какое место во всём этом занимает Император? Его нога всё ещё ступает по этим залам? При одной мысли об этом по его спине скатывались холодные мурашки. Хассан в первый раз задумался над тем, не существуют ли вещи похуже гражданской войны с мятежником Воителем. Эти вещи спали в полуразрушенных комнатах, погребённые глубоко в коре Терры, и Хассан не был уверен, что ему хочется выяснить, что они из себя представляют.

(Сигиллит): Мы на месте.

Сигиллит неожиданно остановился перед огромной, окованной железом дверью. Она была усеяна шипами и заперта на амбарный замок, словно вход в какую-нибудь камеру пыток из прошлого, скрытого завесой веков. Хассан посмотрел на неё и с трудом подавил дрожь.

(Халид): Мы должны идти внутрь?

(Сигиллит): Пока нет. Сначала расскажи мне, как ты потерпел неудачу.

...Хассан отодвинул стопорные штифты. С нарушенными запорами они вышли без всякого труда. Фарук и остальные не произнесли ни слова, но внимательно смотрели с края трясущегося экипажного отсека. Хассан отцепил последние крюки, и крышка сдвинулась у него в руках. Верхняя плита шла по всей длине контейнера и была толщиной с его ладонь. Хассан просунул под неё пальцы и осторожно подвинул, чувствуя запах застарелой пыли, которым пахнуло из зазора. Он ощутил первый всплеск беспокойства. Хассан отпихнул крышку ещё дальше. Внутри контейнера находился один-единственный громоздкий предмет, обёрнутый чем-то вроде мешковины. Он вытащил из ботинка нож и начал резать. Он продолжал это делать, даже когда увидел, что было внутри. Он не останавливался до тех пор, пока не отогнул и не откромсал самый последний клочок мешковины, — просто ради того, чтобы быть уверенным. Наконец он выпрямился, уставившись вниз, на дело рук своих. Ему было дурно, кружилась голова. Он протянул руку, чтобы найти опору.

(Фарук): Что там?

Хассан не смог откликнуться сразу. На него навалилось чувство мучительной опустошённости, помешав дать ответ. Когда он всё-таки заговорил, его голос звучал вымученно.

(Халид): Ничего. Вообще ничего.

Тогда Фарук отстегнулся и докарабкался до контейнера. Он заглянул внутрь и увидел то, что уже видел Хассан.

(Фарук): О.

Внутри ящика находился огромный кусок камня, вероятно, гранита, — точно такой же, как тысячи тех, что усеивали полупустыню вокруг комплекса. Он был перепачкан наметённой бурями грязью и был сколот вдоль одной из сторон. Он занимал бо́льшую часть внутреннего пространства контейнера и был достаточно тяжёлым, чтобы создать ощущение правдоподобия, — наверное, весом с демонтированную платформу "Рапиры". Он слегка заострялся у одного конца, в остальном же выглядел как плита с грубой поверхностью. Возможно, когда-то это был строительный блок, который бросили среди обломков какого-нибудь сооружения, давным-давно пущенного под снос, оставив его разрушаться под ветром пустыни. Прошло много времени, прежде чем Фарук заговорил снова.

(Фарук): Они знали, что мы идём.

Хассан кивнул.

(Халид): Одурачены. С самого начала.

(Фарук): Мы захватили тот бункер?

(Халид): Да.

(Фарук): Ты уверен? Может...

(Халид): Мы захватили правильный бункер!!!

Фарук отшатнулся. Никто другой не произнёс ни слова. Двигатели транспортника сердито постукивали, унося его прочь.

(Фарук): Так что ты собираешься делать?

(Халид, со вздохом): Что ты предлагаешь?

Хассан посмотрел на погрузочную рампу.

(Халид): Мы должны выбросить его отсюда. Вышвырнуть наружу, отправить обратно в пустыню, из которой он взялся!

Он уронил подбородок на грудь.

(Фарук): Ты серьёзно?

Хассан мрачно улыбнулся и покачал головой.

(Халид): Не волнуйся. Нам было сказано привезти его назад, так что именно это мы и сделаем.

(Фарук): Этого так не оставят.

Хассан откинулся назад на стенку грузового отсека, чувствуя, как на него накатывает сильная головная боль.

(Халид): О, я это знаю. Но кто не оставит? Кто отдал приказ?

Транспортник продолжал лететь вперёд, спеша доставить их на встречу с последствиям провала.

(Халид): Полагаю, что мы достаточно скоро это узнаем...

(Сигиллит): Камень?

(Халид): Да, лорд.

Хассан почувствовал, что у него вспыхивают щёки.

(Халид): Они нас одурачили.

(Сигиллит): Понимаю.

Сигиллит повернулся обратно к дверному проёму. Замки с лязгом открылись. Огромная шипастая дверь распахнулась внутрь, скрежеща на своих петлях. Малкадор поднял длинный костлявый палец, и с уровня пола засветило мягкое сияние люм-планок.

(Сигиллит): Идём.

В сравнении с тем, что Хассан уже видел, зал по ту сторону двери был маленьким — наверное, всего лишь сотню метров в длину, с низким потолком и грубыми, неотделанными стенами. На равных расстояниях друг от друга стояли прямоугольные контейнеры. Каждый отличался от других размером и формой, и был водружён на мраморный пьедестал. Некоторые были ростом с Хассана, иные же не превышали размером его кулака. Все контейнеры были тёмными, мягко поблёскивая, как гранёный хрусталь.

(Сигиллит): До Объединения, до Раздора...

Малкадор двигался между контейнерами, словно старый, сгорбленный призрак.

(Сигиллит): ...строили мы эти стены. Мы строили их на века. Лишь затем другие возвели вокруг них и над ними свои шпили, погребая наши секреты под своими собственными. Это последнее хранилище Сигиллитов. За нами следят недрёманные стражи, нас окружают древние обереги от порчи. Здесь хранятся самые опасные и могущественные творения нашей расы. Ты должен чувствовать себя в привилегированном положении, Халид. Немногие из людей видели эти вещи.

Двигаясь, Сигиллит делал жесты в сторону некоторых контейнеров. Их стеклянные поверхности озарялись светом, показывая предметы, которые содержались внутри. Хассану удавалось бросить на них беглый взгляд, когда они проходили мимо.

(Сигиллит): Оно до сих пор нет-нет да и вызовет у меня чувство гордости. Дворец, конечно же, принадлежит ему, он всегда был его, но! Он возведён поверх куда более древнего строения — колыбели моего ордена. Это последние основания первоначальной крепости, сохранённые в недрах, реликт другой эпохи. Я помню, какой она была. Сколь немногие ныне могут это сказать. Лишь те, кто сохранился, кто вынес круговорот веков. Но мы — раскиданное братство.

Хассан увидел длинный изогнутый меч с выгравированной на нём вязью букв; книги с толстым слоем многовековой окиси на металлических переплётах, которые были заперты на замок и стянуты цепями; доспешные комплекты, висящие на железных каркасах. Некоторые были невероятно древнего образца — пластины полированной стали, переслоенные кольчужной сеткой. Другие выглядели более современно, как например, громоздкая полуразобранная силовая броня Астартес. Сигиллит задержался перед ней.

(Сигиллит): Самая первая. Такие простые принципы в сравнении с теми, что появились позже. Но насколько же эффективная!

Хассан обежал глазами другие контейнеры.

(Халид): Это оружие. Инструменты войны...

(Сигиллит): Некоторые из них.

Малкадор снова пошёл, направляясь к дальнему концу помещения.

(Сигиллит): Суть расы определяется множеством вещей. По мере своей жизни, по мере своего взросления она создаёт предметы материальной культуры. Она вкладывает в эти вещи свой гений. Они становятся частью её души, живым памятником её духу. Мы созидаем, мы мастерим, мы формируем, мы конструируем. В этом наша суть, это то, что ставит нас особняком от животных, которые этого не могут, и от богов, которые до этого не снисходят.

Сигиллит указал на контейнер меньшего размера слева от себя. Он содержал в себе одну из тех книг, которыми изобиловала комната.

(Сигиллит): Было время, когда этот том управлял жизнями триллионов. Теперь он не нужен никому. Но его влияние всё ещё сохраняется, запертое глубоко в в нашем бессознательном. Я изучал его не один раз. Не будь он столь опасным, я порекомендовал бы тебе сделать то же самое.

Он улыбнулся во тьме.

(Сигиллит): "Всё суета", — сказал Проповедник[1]. Вероятно, величайшая истина из всех.

Малкадор наконец остановился перед ещё одним большим прямоугольным контейнером. Он был с него ростом, хотя и шире, и оставался неосвещённым и непрозрачным.

(Сигиллит): Если Дворец над нами разрушат, сколько же будет потеряно. Дворцы появлялись и исчезали во множестве, не перечесть случившихся войн, но эти вещи — это они богатство нашего рода. Без них мы как дети, затерянные в ночи. Брошенные на произвол судьбы... Воистину бесприютные.

Стоявший перед ними контейнер озарился светом, являя своё содержимое. Там находился камень из Гипта. Но он изменился? С него счистили пыль, оставив блестеть мягким глянцем полировки. Хассан мог видеть на плоской поверхности слова и иероглифы, сотни их, высеченные убористыми, частыми строчками.

(Халид): Не оружие?

(Сигиллит): Нет. Не оружие. Их цель — не просто разрушить наши твердыни и наши космические корабли. Они стремятся уничтожить те вещи, которые делают нас тем, что мы есть. Они выискивают любое достижение и любое свидетельство успеха, и они сбрасывают их с пьедестала, стирая прошлое, ввергая нас в беспамятство.

Он устремил свой взгляд на камень.

(Сигиллит): Я — хранитель подобных вещей. Дорн более чем способен выстроить нашу физическую оборону, моя же задача — сохранение души нашей расы.

Хассан подошёл ближе к стеклу. Он мог разобрать контуры пиктографических значков у верхушки каменной грани. Некоторые из них походили на те, что он видел на пустой притолоке.

(Халид): Что здесь сказано?

Сигиллит улыбнулся.

(Сигиллит): Это запись о древнем покорении. Некоторые насмешки судьбы дожидались нас тысячелетиями.

Малкадор повёл кончиком пальца вдоль строчки текста, громко зачитывая вслух.

(Сигиллит): "...воплощённый бог охраняет всех тех, кто пребывает под его царской властью. Он, будучи богом, сыном бога и богини, подобно Хорусу, сыну Исиды и Осириса, кто защищает своего отца..."[2]. Хм. Подобно Хорусу, кто защищает своего отца... Подходяще, нет?

У Хассана не получилось улыбнуться.

(Халид): Значит, вы этого и хотели?

Сигиллит кивнул.

(Сигиллит): Ты сделал то, что от тебя просили. Это то, что древние называли "Розеттским Камнем". Я желал его заполучить. Враг желал его заполучить. Твои действия подарили нам одну маленькую победу в противовес девятому валу поражений. Оно того стоит, думаю, несмотря на цену.

Хассан прищурил глаза.

(Халид): Зачем он им потребовался?

(Сигиллит): О, это просто. Он служит символом восстановления потерянных знаний, преемственности цивилизаций. Если бы его захватили, он был бы уничтожен. Ничтожная потеря, ты можешь подумать, на фоне грядущих смертей миллиардов людей... Но я бы её почувствовал.

Малкадор не отрывал глаз от камня. Они влажно блестели во тьме, словно в его груди теснилось какое-то могучее чувство.

(Сигиллит): Когда это закончится, и если победа будет за нами, то нам понадобятся эти предметы. Нам надлежит помнить орудия Просвещения, чтобы ни в коем случае не забыть, на какой волосок мы разминулись с дикарством деспотизма. Я прослежу за этим, это станет моей задачей. Как это всегда было моей задачей — не дать нам забыть.

Он повернулся к Хассану.

(Сигиллит): Ибо чего же мы достигнем, если победим в войне и всё же упустим из виду причину, по которой мы в ней сражались? Просвещение, понял? Прогресс! Рост, развитие во что-то лучшее! Вот то, что мы изо всех сил стараемся сохранить!

Хассан отвернул лицо и оглянулся назад, на собрание предметов.

(Халид): Вы так и не сказали мне, что я здесь делаю.

(Сигиллит): Нет. Ещё нет.

Сигиллит двинулся обратно ко входу в зал.

(Сигиллит): Идём. Есть ещё одна вещь, которую я хочу тебе показать.

По мере их продвижения подземное громыхание, которое Хассан слышал прежде, раздавалось всё чаще. Временами складывалось ощущение, что весь пол ходит ходуном, будто тугая, готовая лопнуть мембрана барабана.

(Халид): Что это?

Сигиллит остановился.

(Сигиллит): Я тебе говорил. Началась война. И ты невдалеке от самого её очага. Ты слышал вымыслы о том, что Император отсутствует, что он пренебрёг своим долгом. Это не так. Он не забудет о нём никогда. Но он не может отлучиться, не сейчас, когда нарушена Печать.

Он стиснул губы, выражение его лица стало жёстче.

(Сигиллит): По правде сказать, я ещё не научился винить Хоруса. Возможно, что и не смогу, пока не увижу его вновь, преображённого теми силами, которыми он был поглощён... Но кого я виню, так это Магнуса. Из всех них именно он должен был понимать, что к чему... Он возлагал на Магнуса так много надежд...

Он с горечью покачал головой и снова пошёл вперёд.

(Сигиллит): Поистине, так много надежд...

Они продвигались вглубь, спускаясь по спиральным лестницам, вырубленным в девственной скале. В воздухе появился запах раскалённого металла. Они миновали новых кустодиев; на сверкающих доспехах некоторых из них имелись горелые отметины и глубокие пробоины. Содрогались сами стены. В конце концов они вошли в ещё один циклопический зал, который затмевал все встреченные до этого. Он уходил вверх в вековечную тьму, теряясь в тенях. Чаши массивных курильниц, подвешенных на железных цепях, сияли красными углями, источая едкий запах фимиама. Здесь скопилось ещё больше кустодиев вместе с безгласными воительницами. Хассан не задержал внимания ни на ком из них. Он прикипел взглядом к главному атрибуту далёкой противоположной стены — паре массивных золотых дверей высотой с титан "Полководец", которые покрывал умопомрачительный ковёр астрологических и мифологических символов, переплетающихся друг с другом в буйстве позолоченных изображений несметного множества змей, волков и ангелов. Из-за дверей доносились громоподобные удары. Временами казалось, что створки едва держатся, несмотря на свой колоссальный размер. Хассан отпрянул, напуганный размахом творившегося по ту сторону.

(Сигиллит): Это самый дальний рубеж. Ты отделён от того кошмара дюжиной подобных дверей. И всё же ты его чувствуешь.

(Халид, напряжённо): Я не смогу туда войти.

(Сигиллит): Нет, не сможешь.

Прикрытое капюшоном лицо Малкадора смотрело на двери, и его глаза сияли во тьме.

(Сигиллит): Даже я не смогу. Эти двери не откроются до самого конца.

Хассан не мог отвести взгляд. Шум, что стоял на дальней стороне, был чудовищным. Ему представилось, что он уловил отголоски совершенно неземного визга и приглушенный звук разряда ужасных, нечеловеческих энергий.

(Сигиллит): Ничто из оружия, что ты мог бы мне привезти, не сравнится с задействованным там. Не было войны беспощаднее этой, и всё же никто никогда не узнает о том, что она случилась. Каким бы ужасам ни уготовано произойти в материальной вселенной, все они бледнеют в сравнении. Ты стоишь в преддверии, капитан. Вот это и будет истинная битва за душу человечества.

Хассан попытался взять себя в руки.

(Халид): И он... Он внутри?!

(Сигиллит): Да.

Хассан отшатнулся. Мысль о том, что что-то может выжить в том незримом светопреставлении, сама идея этого, казалась невозможной. Его воображение пасовало, это не умещалось в голове.

(Сигиллит): Тебе никогда не придётся пройти через эти двери, Халид. Я показываю их лишь для того, чтобы ты понял.

Через какое-то время он отвернулся и пошёл прочь. Хассан следовал за ним по пятам.

(Сигиллит): Пока что я тоже остаюсь на этой стороне, предпринимая всё, что должно быть предпринято для сохранения наследия нашей расы. Но придёт время, и мне придётся отложить эти вещи в сторону и совершить выбор. Когда этот момент наступит, моё дело подхватят другие. [вздыхает] Итак... Позволь рассказать, зачем я в действительности призвал тебя в это место.

Сигиллит посмотрел на Хассана. Его взгляд был едва ли не мучительным в своей пронзительности.

(Сигиллит): Наряду с камнями я собираю людей. Я собираю чистые души, способные восстановить то, что непременно будет утеряно. Некоторые из них воины, другие — мастера по части псионических возможностей, иные же... просто смертные. Они все будут нужны. Им предстоит стать моими Избранными, сердцем грядущих великих дел. Я нуждаюсь в адептах Хранилища, в последователях, которые защитят сокровища, когда этого не смогу сделать я. Мне требуются люди, которые сберегут пламень Просвещения и сдержат натиск зла. Извечная цепь не должна прерваться! Даже если так будет с моей жизнью!

Сигиллит остановился.

(Сигиллит): Ты присоединишься ко мне, Халид? Вступишь в это братство?

Когда вопрос был задан, Хассан удивился сам себе. Он не колебался. Внезапно пришло ощущение правильности, словно этот вопрос дожидался его всю его жизнь.

(Халид): Это мой долг. Я сделаю всё, что вы скомандуете.

(Сигиллит): Это не приказ, капитан. Приказы — это для воителей и примархов, я же просто создаю возможности. Но я рад.

Малкадор двинулся было прочь, но Хассан остался стоять на месте.

(Халид): Прошу прощения...

Хассан оглянулся через плечо на сотрясающиеся золотые двери.

(Халид): ... вы сказали, что вам придётся совершить выбор. Позвольте... Могу я спросить...

(Сигиллит): Каков он?

Сигиллит улыбнулся, но изгиб его губ был горьким, словно он размышлял над целой жизнью напрасных надежд.

(Сигиллит): У всех нас свои страхи, Халид.

И тогда, поглядев на старческое лицо этого человека, Хассан в первый раз не ощутил ни излучаемой им гигантской мощи, ни груза сокровенной мудрости. Он видел уязвимость. Он видел ужас.

(Сигиллит, вздыхая): Но ничего не предрешено. По-прежнему остаётся надежда. Надежда остаётся всегда.

Затем он двинулся прочь, вышагивая обратно в катакомбы, клацая о камень концом своего посоха. Хассан следил за тем, как он уходит — Регент Терры, повелитель бессчётных миллиардов Империума и карающая длань Императора. И в этот миг, по крайней мере для него, Сигиллит не был похож ни одну из этих персон. В этот миг Халид Хассан, ранее член Четвёртого Тайного Подразделения, ныне же — Избранный Малкадора, видел в нём всего лишь старика, измотанного целой вечностью служения, который ковыляя уходил во тьму. Хассан ощутил мимолётный укол жалости, затем он встряхнулся и поспешил вслед за Сигиллитом. Он не оглядывался назад, на запечатанные врата в ад, а держал курс наверх, к золочёным террасам Дворца Императора. Там, наверху, получится забыть рваный визг ужасной битвы, что свирепствовала в недрах. Там, наверху, по-прежнему будет светить солнце — по крайней мере, ещё какое-то время.