Галатея

Мой возлюбленный оставил меня. Он был сильфом, духом воздуха, ласковым, как майский ветерок, и таким же непостоянным, а я – всего лишь духом земли. Он покинул меня ради юной дриады – души стройной березы, но потом оставил и её – ему улыбнулась прелестная наяда, душа ручья. Но и с ней он не остался надолго. Уж такой он был, всегда его манило что-то новое, а что, он и сам не знал…

Я могла бы иссушить землю, на которой росла береза. Могла забить илом источник. Могла… но ничего не сделала. Я предпочла удалиться в свою скалу. Я и раньше нечасто покидала своё обиталище, теперь же выходила не чаще раза в год. Капли росы на траве отражали моё лицо и волосы – белые, как моя скала…

Не знаю, сколько прошло времени – для камня оно летит незаметно. В наших краях появились люди. Один из них подошел к обломку скалы, служившей мне домом, внимательно оглядел его. Потом сказал:

– Это то, что нужно. Грузите.

Я была удивлена – мой валун погрузили на повозку, запряженную быками, и повезли куда-то. Люди срубили стройную березу – им нужно было починить повозку. Русло ручья мимоходом завалили камнями и землей – тяжело груженная тележка не могла иначе его преодолеть. Я долго ещё слышала плач наяды…

Мой камень привезли в город. Установили в большом зале. Ко мне подошел невысокий человек с внимательным взглядом. Он долго ходил вокруг камня, разглядывая его. Потом произнес:

– Внутри этого камня сокрыта прекрасная статуя…

Кто-то из сопровождавших его недоверчиво усмехнулся, но скульптор не обратил внимания. На следующий день он принес инструменты и принялся за работу.

Мне не было больно, когда он умело откалывал куски от моего обиталища – камень ведь не чувствует боли. Но мне было интересно – впервые за долгие, долгие годы. Иногда по вечерам, когда становилось слишком темно для работы, скульптор зажигал свечу и делал наброски. А я покидала свой камень и, невидимая для человеческих глаз, заглядывала ему через плечо.

Он работал долго. В его темных волосах появилась седина, а лицо покрылось морщинами. Но наконец настал день, когда он завершил работу. Отступил на шаг и тихо сказал:

– Ты – лучшее моё творение. Я прожил жизнь не зря.

Я увидела своё отражение в его глазах, и поразилась: на меня смотрело то же лицо, что отражалось в каплях росы. Моё лицо. Может быть, не для всех людей я невидима?

Скульптор повернулся и ушел, не оглядываясь. Больше я никогда не видела его. А меня установили на невысоком пьедестале на одной из площадей, и люди приходили посмотреть на меня. Весной девушки танцевали на площади, украсив себя цветами, и иногда какой-нибудь шутник надевал пышный венок и на мою голову.

Годы шли. Для меня – незаметно, но менялся город, менялись и люди…

Однажды случилось что-то странное. Люди стали угрюмы. Они говорили: "война". Я не знала, что это такое, и ничего не могла понять из разговоров. Все боялись этой "войны", плакали женщины, а мужчины – мужчины уходили куда-то и больше не возвращались.

Как-то ночью в город ворвались чужие. Их было много, но жители города отчаянно сопротивлялись. Бой шел на площади, вокруг горели дома, и ночь стала багровой от отблесков пламени и пролившейся крови.

Последнего защитника города убили у самых моих ног. Чужой воин, высокий и светловолосый, замахнулся мечом и на меня, приняв за живого человека, но остановился в изумлении. Потом указал на меня своим людям…

Меня долго везли на тряской повозке, бережно укутав в звериные шкуры. Потом, когда кончилась дорога, меня потащили на руках. Светловолосые завоеватели пришли с севера. Здесь было холодно, но не для меня – ведь камень не чувствует холода.

Они установили меня в большой пещере, и их вождь сам надел мне на шею драгоценное ожерелье. Они называли меня Снежной Девой и поклонялись мне. Женщины приносили мне цветы и осенние листья. А вождь с глазами цвета стали, возвращаясь из похода, торжествующе смотрел на меня и складывал к моим ногам груды трофейного оружия и драгоценностей.

Они молили меня об урожае, и я помогала им по мере сил – ведь я была духом земли. Но когда кто-то из потомков великого вождя решил приносить мне в жертву головы врагов, я безжалостно лишила его народ и без того скудного урожая. Северяне не были глупы и отныне приносили мне только бескровные жертвы…

А время шло, и однажды снова началась война. И настал день, когда от северян остались считанные единицы. Там, далеко на юге, люди придумали новых богов, и теперь старались заставить остальные племена верить в них – это все, что я сумела понять из обрывков разговоров. Северяне же остались верны своей Снежной Деве. Они перенесли меня в другую пещеру и замуровали вход. И ушли – навстречу гибели… Я знала, что они не вернутся ко мне.

…И снова незаметно шло время. Там, наверху, раз за разом наступала весна. В моей пещере было темно и одиноко. Я соскучилась по солнечному свету…

И однажды камни, закрывающие вход в пещеру, кто-то разобрал. В пещеру вошли люди – другие, не привычные северяне. Они и одеты были совсем иначе. Когда их глаза привыкли к полумраку пещеры, они увидели меня и долго ещё стояли, не в силах отвести глаз…

…И снова я оказалась на юге. Теперь – в огромном зале великолепного дворца. Здесь был сверкающий пол, мозаичные потолки и высокие стрельчатые окна с разноцветными стеклами, сквозь которые на гладкие плиты пола лился солнечный свет. Ко мне приходили люди: прекрасные хрупкие женщины в пышных платьях, с высокими прическами, мужчины со шпагами, в кружевных кафтанах и завитых париках. И по-прежнему кто-то приносил к моему пьедесталу цветы. Девушки просили меня о счастливой любви, но тут я ничем не могла помочь – я ведь была всего лишь духом земли.

И жил во дворце один человек, что чаще других навещал меня. Его называли поэтом. У него были глаза цвета неба, умный и немного печальный взгляд. Он в самом деле писал стихи и иногда читал их мне, когда знал, что никто не сможет его услышать. Он посвящал свои творения прекрасной даме, и никто так и не догадался, кто она…

А одной из душных летних ночей в зал пробрались чужие. Я никогда не видела этих людей. Они вытащили меня в сад, где уже поджидала крытая повозка. И снова я оказалась в пути. Теперь – на корабле.

Когда сняли узорчатые ткани, которыми я была укутана, я увидела смуглого мальчика лет пяти. Он смотрел на меня восторженными темными глазами, и я поняла, что меня привезли ему в подарок.

Это тоже был дворец, только, как я могла понять, он находился ещё дальше к югу от той страны, где жил поэт…

…Черноглазый мальчик вырос и стал правителем своей страны. У него было множество жен и наложниц, но он не забывал меня. Он приходил ко мне каждый вечер, подолгу смотрел на меня своими загадочными тёмными глазами. Иногда касался моей щеки. Я не знала, о чем он думал – он никогда не говорил со мною, а читать мысли людей я не умею. Одна из его жен пыталась меня разбить. Конечно, не смогла – мой камень очень тверд, потому и скульптор так долго работал над ним. Женщину, я слышала, сбросили со скалы в море – здесь царили жестокие нравы…

…Люди не могут жить без войны, это я уже поняла. Однажды дворец наполнился шумом и криками – под стенами появился враг. Штурм длился недолго, и нападающие вскоре ворвались во внутренние покои. Стража защищала своего правителя столько, сколько могла, но их было слишком мало… Его убили у моих ног, и его кровь брызнула на моё лицо.

Высокий рыцарь с непонятным знаком на когда-то белом плаще поднял на меня мрачный взгляд… И изменился в лице.

– Здесь… – прошептал он. – В стране язычников…

Он обернулся к своим солдатам и воскликнул, указывая на меня:

– Смотрите! Она плачет – плачет кровавыми слезами, как и было предсказано!

И они склонились предо мной. Но на моём лице были не слёзы – камень ведь не может плакать, – просто кровь. Чужая…

…Меня снова везли морем. Теперь – обратно на север.

Меня поставили в полутемном величественном здании, увенчанном тем же знаком, что был на воинских плащах. Здесь, невидимые за высокими колоннами, чистыми и высокими голосами пели дети. Этот хор заставлял забыть обо всем, и невольно думалось о вечности. Не о земле, из которой я вышла и в которую когда-нибудь вернусь, ибо мой камень – часть ее, а о небе, бесконечном и бездонном, куда заказан путь духам земли. И еще отчего-то о солнце в этом бездонном небе, ослепительном и безжалостном солнце…

Сюда часто приходили люди. Они молили меня о разных благах, но я была всего лишь духом земли и не могла помочь им – для этого в самом деле нужно было быть богиней. Приходил иногда и тот суровый рыцарь. Он подолгу стоял передо мной, склонив голову. Наверное, тоже о чем-то просил, только про себя, а я ведь не умею читать мысли людей… И в глазах его, когда мне удавалось поймать его взгляд, я замечала странный огонь…

Время шло. Менялись люди, их одежда, их мольбы. Не менялся только сам храм. И я не менялась. Другие статуи – их было немало в храме –от времени дряхлели, истирались, рассыпались, – но мой камень был слишком прочным. Даже время ничего не могло поделать со мной.

Как-то ночью здание вздрогнуло, словно от удара. Снаружи раздавался ровный грозный гул, грохот и крики. По этим крикам я догадалась, что снова идет война – во все времена люди на войне кричат одинаково.

В высокие узкие окна проникало зарево пожаров. В храм, оказавшийся на удивление прочным, приходили люди, сюда же приносили раненых. Все они просили о защите, молили о помощи, но я была всего лишь духом земли и ничем не могла им помочь. Разве что не позволяла зданию обрушиться и похоронить под обломками всех, кто был в нем.

А потом наступила тишина. Здание опустело. Потом внутрь вошел мрачный человек в черной военной одежде – теперь люди называли это "формой". Он поднял на меня безразличные глаза, и на лице его внезапно отразилось удивление. Он махнул рукой своим солдатам.

– Грузите, – велел он. – Остальное – сжечь.

…И снова дорога. Только на сей раз меня везли в большом деревянном ящике, набитом соломой. Куда-то привезли. Да так и оставили.

Я не знала, сколько прошло времени. Может, несколько дней, а может, целая вечность. Для камня это не имеет никакого значения… Но однажды послышались голоса.

– А здесь что? – спросил кто-то, и от ящика оторвали крышку. Чьи-то руки разворошили солому, и я увидела изумленных людей в тёмно-зеленой форме.

– Вот уж не ожидал наткнуться на такое, – как-то смущенно сказал один из них. – Упакуйте как следует и отправляйте первым же рейсом…

На этот раз меня везли по воздуху, что немало меня удивило. Неужели люди научились летать? А мой совсем уже позабытый возлюбленный, сильф, утверждал, что им никогда не оторваться от земли…

Так или иначе, но что-то случилось. Прервался ровный гул, закричали люди… А немного позже я оказалась в воде. В морской воде…

…Снова шли годы. Деревянный ящик истлел в соленой воде и развалился. Я лежала на дне, а вокруг шныряли яркие разноцветные рыбы, росли кораллы, похожие на невиданные цветы. Иногда меня навещали нереиды и тритоны, духи моря. Рассказывали о странных существах, иногда появляющихся на глубине. Говорили, что в море стало тяжко жить – воду словно отравили.

А как-то раз неподалеку от меня появились непонятные создания. Они были похожи на людей, только плавали, как рыбы. Они счистили с меня водоросли, обменялись взволнованными жестами и уплыли, а через некоторое время вернулись с большой сетью и, осторожно уложив меня в неё, подняли на поверхность.

Там, наверху, вокруг меня долго ходили разные люди. Они бережно очищали поверхность камня, которую когда-то так долго шлифовал скульптор, от ракушек и кораллов.

Наконец меня поставили в огромном зале. Собралась огромная толпа, люди громко разговаривали между собой, сверкали странные вспышки. "Уникальная находка! – говорили люди. – Божественно! Восхитительно! Открытие века!" Так продолжалось несколько дней, а потом меня отвезли в большое унылое здание посреди огромного серого города и оставили в полупустом зале с пыльным ковром на полу. Раз в несколько дней пожилая женщина в сером платье сметала с меня пыль. Иногда появлялись любопытствующие, но их больше занимала табличка на моём постаменте, чем я сама. Впрочем, случались и исключения…

Как-то раз меня навестил мой прежний возлюбленный, сильф. Он как будто состарился, хотя мы, духи стихий, неподвластны времени. В его кудрях мелькала седина, да и сам он выглядел как-то серо. Так же, как и небо за мутным окном.

– Ты всё так же красива, – грустно сказал он.

Я промолчала. Я уже очень давно не разговаривала с себе подобными.

– Прости меня, – сказал он. – Может быть, начать всё сначала?

– Слишком поздно, – все-таки ответила я. – Мир изменился. И мы изменились…

Он не понял, а я не стала объяснять. Вскоре ему стало скучно – духи воздуха слишком непостоянны, – и он упорхнул. А я снова осталась одна…

…Шли годы, и я затосковала. Мне не нравился пыльный безмолвный зал, не нравились мрачные картины на стенах и редкие посетители. Мне не нравилось одиночество. А ведь когда-то меня называли Снежной Девой и Белой Дамой! Мне поклонялись, меня молили о защите. За меня убивали. Мне посвящали поэмы. Мной восхищались. Меня боготворили. А теперь обо мне просто забыли…

В один из унылых дней, похожий на прочие, в зал вошли люди.

– Смотрите, какое чудо, – произнес один из них, высокий худой юноша.

– Неужто она и впрямь такая древняя? А как сохранились – ни единого скола. Хотя неудивительно – очень твердый камень, – сказал второй, низенький и плотный. – Какие прежде были мастера… Посмотри, как скульптор использовал дефекты в камне – кажется, что у неё тёмные глаза…

– Интересно, как её звали при жизни? – задумчиво спросил высокий.

– Наверно, Галатея! – презрительно фыркнула пришедшая с ними девушка.

– Смотрите-ка, – сказал полный юноша. – Цветы.

Он указывал на маленький букетик фиалок. Его оставила сегодня утром милая женщина с грустными глазами.

– Фу, как на кладбище! – Девушка сморщила остренький носик.

– Да нет, это скорее языческое подношение, – сказал полный юноша. – Ты, может, читала, дикари её когда-то почитали, как богиню.

– Сколько она повидала на своем веку, – произнес высокий. – Если бы статуи могли говорить, мы узнали бы немало интересного…

– Если бы она могла говорить, ты бы всё равно её не понял, – заметил второй. – На древних языках никто уже не говорит…

Он не знал, что я понимаю любой язык, как и все духи стихий, а я, конечно, не могла ему об этом сказать: мы не можем говорить с людьми.

– Она красивая, – задумчиво сказал высокий. – Это-то я понимаю.

– Что вы в ней нашли? – вмешалась девушка. – Тоже мне, красавица!

Я пристально посмотрела на неё. Больше всего девушка напоминала мышь. Впрочем нет, мыши, что в незапамятные времена жили под моей скалой, были не в пример симпатичнее. В девушке не было ничего ни от строгой простоты современниц создавшего меня скульптора, ни от гордой, величественной, немного холодной красоты северянок. Не было в ней ни утонченной хрупкости и изящества красавиц в пышных кружевах, ни гибкости и чувственной грации женщин далекого юга. Она была бы совершенно бесцветной, если бы не яркая одежда и не менее ярко раскрашенное лицо. Небольшого роста, довольно худая, с короткими волосами… И тем не менее оба юноши из кожи вон лезли, добиваясь её внимания.

– Ну ведь я права, верно? – не унималась девушка. – Она совсем не красивая!

– Верно, она не красива, – сказал кто-то, невидимый в тени. – Она – прекрасна.

Он подошел ближе. Мы встретились взглядами. На мгновение мне показалось, что я вижу перед собой усталые глаза скульптора, окруженные сеточкой морщин… нет, это глаза северного вождя цвета холодной стали… Или на меня снова смотрят умные и насмешливые синие глаза поэта в завитом парике? Да нет, это ведь загадочный и печальный тёмный взгляд восточного владыки… мне показалось, или сверкнул мрачный огонек взгляда сурового рыцаря в белом плаще? Мелькнули сумрачные глаза человека в черной форме, удивленные – другого, в тёмно-зеленой…

Я опомнилась. Их уже нет. Слишком много времени прошло, а только для камня оно летит незаметно…

А глаза человека, стоящего передо мной, были золотыми. Как солнце, которого я так давно не видела…

– Пойдешь со мной? – спросил он, протягивая руку.

– Пойду, – ответила я и шагнула со своего пьедестала.

Мы вышли из пыльного зала. Недавно прошел дождь, и в каждой капле воды на траве я видела своё отражение. Сияло солнце, и в ослепительном синем небе раскинулась великолепная радуга…

Я обернулась. Там, позади, ещё смутно виднелся унылый зал, двое изумленных юношей и упавшая без чувств девушка. И мой пустой пьедестал, конечно. Вскоре всё подернулось туманом, серым, как покинутый нами город…

…А над нами сияло солнце, громадная радуга отражалась в каплях дождя, и казалось, будто по траве рассыпаны бесчисленные самоцветы…

Я повернулась к своему спутнику, посмотрела в его глаза, золотые, как солнце у нас над головами.

– Как твоё имя? – спросила я.

Он улыбнулся и ответил:

– Называй меня просто – Пигмалион…