Фулкрум

Всозвездии Ориона можно отыскать отражательную туманность[2] NGC 1999,[3] освещенную яркой звездой № 380 Орионис, и «homo sapiens» глобулу Бока,[4] хорошо известную в истории астрономии. Этот звездный инкубатор — видимый участок области Буонаротти, которая в четырехмерном пространстве имеет форму креста. Это «отмеченное крестом место» известно астронавтам и другим романтикам как Фулкрум или Точка опоры. Для одних оно является запретными воротами в Эльдорадо; для других — источником нашего сознания и оракулом, предсказывающим наше будущее, расположенным, как Дельфы, в самом центре пространства-времени…

Чужаки вернулись в свою каюту и обнаружили, что в ней снова все перевернуто. В прошлый раз разграбили их аптечку. Теперь они лишились велосипедов. Чужаки сидели посреди разгромленной каюты, чувствуя, как страх и бессильная злоба захлестывают их. Конечно, утрата припрятанных запасов рыбьего жира — вещь малоприятная, но туристы-экстремалы должны понимать, что их считают богатыми и будут грабить. В данном же случае дело обстояло иначе. Никому на станции, кроме них, велотренажеры не требовались. Их компаньоны-старатели почти все были исключительно астронавтами-ветеранами. Несколько часов в день активной работы на велотренажере не помогут решить проблемы с гравитацией.

В конце концов чужакам наскучило созерцание разоренного жилища, и они решили пойти к Эдди-суперкарго.[5] Эдди, конечно, помочь ничем не мог, но о расовой травле стоило заявить. Они надели куртки и, слегка подпрыгивая, направились по тускло-коричневому коридору — два робких чужака-гуманоида, оба около двух метров ростом, светлокожие и с гривами жестких рыжих волос. Разнополые, они казались людям похожими, как близнецы, но, в отличие от человеческих близнецов, не возражали, когда их путали. По дороге им никто не встретился. От отелей на околоземной орбите станция на Поясе Койпера отличалась отсутствием панорамных видов на парки и магазинов. Большинство старателей, если они в данный момент не готовились к нуль-переходу, покидали свои каюты только для того, чтобы завалиться в салун.

Существовали планы по превращению «Ковша с Ручкой» — так называлась станция — в центр интернационального города астронавтов, поэтому в ней было так много свободного места. На данный момент станция имела форму асимметричной гантели с корпусом из керамоволокна и двигалась по орбите, на которой вероятность столкновения с астероидом была минимальна. В «Ковше» жили старатели и персонал службы обеспечения, в «Набалдашнике Ручки» — он же служил Центром управления — осуществлялся некий правительственный проект, а между ними был полый переход с гофрированными стенками — «Ручка», соединяющая «Ковш» с «Набалдашником», как пуповина. ИИ решали все основные проблемы работы станции. Единственным человеком, облеченным властью на борту «Ковша с Ручкой», был Эдди, не слишком обремененный обязанностями. Как Орландо и Грейс удалось выяснить, на дежурстве он не делал ничего, кроме как сидел в своем кабинете в Центре управления и раскладывал «солитер». В свободное время он спускался в салун, поболтать с разными негодяями. Его скафандр и официальный статус выдавали в нем непрофессионала, но он просто преклонялся перед астронавтами.

Жилище Эдди выглядело комфортнее обычных кают. Для улучшения теплоизоляции его каюту снабдили двойной обшивкой, кресла, стол, шкафы, выступающие из стен, пол — все выдержано в скучном, официальном стиле. Здесь не было вещей, которые как-то характеризовали бы хозяина каюты, не было никакого оборудования (помимо самого Эдди), только настольный экран, который он использовал для своего бесконечного «солитера». Суперкарго был худой; с редкими растрепанными темными волосами, облаком лежавшими на плечах, грустными глазами и пристрастием к экстравагантной одежде. Сегодня он обулся в высокие, до колена, сапоги на платформе, усыпанные серебряными блестками. Жесткий скафандр, предохраняющий кости от воздействия повышенной гравитации, скрывался под тонкой, как паутина, рубашкой из золотистого шелка и черными неопреновыми брюками; вокруг шеи невесомо подрагивал тонкий шарфик в медно-серебристых тонах. Пленники гравитации предпочитали легкие аксессуары: это был своего рода черный юмор, и Эдди изо всех сил стремился походить на них.

Он радостно приветствовал чужаков, но жалобы их выслушал без энтузиазма.

— Послушайте, — прервал он их наконец, — мне жаль, что вы лишились своих велосипедов, но вы знаете правила. Они заключаются в том, что никаких правил нет. Вы берете все, что захотите. Мы так живем, и вы получили тому подтверждение. Здесь, в открытом космосе, вам придется к этому привыкнуть.

— Это-то мы понимаем, — закатывая глаза, произнес Орландо.

— Все это было бы просто прекрасно, — протянула Грейс, пожимая плечами, — если бы у этих мошенников нашлось хоть что-нибудь, что нам захотелось бы украсть. А так просто несправедливо все время воровать только у нас.

Эдди просиял, успокоенный тем, что они не требовали расследования инцидента и визит превратился в дружеский. Просто так же страстно, как он восхищался астронавтами, Эдди их боялся, и тот факт, что (теоретически) он мог надеть на них наручники и вышвырнуть со станции, не имел никакого значения. В подобных ситуациях все зависит от человека Чужаки прекрасно понимали это: они были в значительной степени в таком же положении. Если делами заправляют самые отъявленные сумасброды, туристы-экс-тремалы всегда пытаются вести себя как ни в чем не бывало.

— Знаете, — доверительно сказал Эдди, — предыдущего суперкарго зарезали в салуне, в качестве бонуса от заведения. Вам не следует принимать это на свой счет; наши парни — всего лишь взбесившаяся дикая свора…

Они знали эту историю и полагали, что все это вранье и что старатели режут исключительно друг друга. Но чужаки понимали, что Эдди хотелось придать значимость своей дрянной работенке: его карьера исследователя космоса, очевидно, не задалась.

— Благодарю, — сказала Грейс. — Нам уже намного лучше. Эдди распечатал капсулы с виски и шоколадом, хранившиеся в кармашках у него на ремне, и все трое болтали, вспоминая далекую голубую планету, перенаселенную и давно превратившуюся в свалку, на которую им скоро предстояло вернуться (Эдди—в конце своей вахты, а Грейс и Орландо — на следующем рейсовом корабле «Рогатка») и которая для забытых героев из космического салуна была недосягаемым раем. Внезапно суперкарго замолчал, прислушиваясь к сигналу вызова, неразличимому для посторонних. Гости вежливо сидели, пока хозяин с отсутствующим взглядом принимал сообщение, и пытались сообразить, что он получает — обновление базы данных системы искусственного интеллекта или команду из далекого Хьюстона.

— Ну вот, — сказал он. — Труба зовет. Пора доить чужака.

— Вы хотели сказать, еще одного чужака, — поправила его Грейс.

Эдди покачал головой, волосы и изысканный шарфик качнулись, как экзотическая водоросль в пруду.

— Ха-ха-ха! Сообразили, смотри-ка! Ну вы-то здесь не такие уж и чужаки.

Эдди слепо верил любым идиотским выдумкам астронавтов. Пространственно-временные путешествия, разумные камни, алмазы размером с Техас — боже мой, он все принимал за чистую монету… Орландо и Грейс выказывали свои избирательные культурные предпочтения, которые были в полной мере приемлемы дома, а здесь над ними просто глумились.

— Все зависит от настроения, — сказал Орландо.

— Эй, — застенчиво сказал Эдди, — не хотите ли присоединиться? Это, конечно, против правил, но я доверяю вам, и вы как-никак лишились своих велосипедов и все такое. Думаю, вы не пожалеете.

Он поднялся, слегка покачнувшись (его сверкающие ботинки были с утяжелением), и принялся сосредоточенно цеплять свои припасы обратно на ремень. Грейс и Орландо быстро переглянулись. Они полностью отдавали себе отчет в том, какую ужасную вещь собирались совершить.

Эдди не воспользовался пластиковой карточкой, он явно не приближался ни к какому устройству для считывания кода и не проходил никаких идентификационных силовых полей. Он просто приблизился к голой стене в конце «Ручки». Непробиваемая стена открылась, и он остановился в проеме, пропуская чужаков. Они оказались в Центре управления, космическом Форт-Ноксе, — несокрушимом сейфе, где содержалось, по слухам, самое удивительное сокровище известной Вселенной.

— Центр распознает вас? — спросил Орландо, очень натурально изобразив удивление. — Или у вас есть ключ, или вшитый чип, который он считывает?

— Не-е-т, он считывает меня самого. У меня, конечно, есть чип…

— Мы заметили.

— Это необходимо для работы. Мой информационный профиль записан в Центре управления на время моей вахты. Имплантат не обеспечил бы достаточной защиты от взлома.

Центр управления представлял собой уменьшенную копию «Ковша». Они продвигались по спиральному коридору, разделенному переборками из зеленоватого керамоволокна. Чужаки сразу оценили чистоту воздуха, в котором не чуствовалось пыли, отшелушившихся частиц и испарений многих человеческих тел. Здесь было также теплее и неплохо пахло. Переборки открывались перед Эдди, он останавливался в проемах и пропускал своих попутчиков вперед. Суперкарго походил на ученого кота, проводящего своих гостей через намагниченный кошачий лаз. Стены смыкались за ними с пугающей неотвратимостью.

— А что, здесь всегда есть воздух, тепло и гравитация? — тотчас же поинтересовалась Грейс.

— Всегда, — подтвердил Эдди. — Но не специально для этой твари, я не думаю, что ей нужен воздух. Не думаю, что она вообще дышит. Просто было бы дороже каждый раз включать и выключать систему жизнеобеспечения, вот и все. Защита от радиации — дерьмо, — добавил он, — кроме той, что в моей каюте. Компьютеры экранированы автономно, им эта защита не требуется. Но за полчаса ваши яйца не поджарятся.

— А ваши?

Эдди пожал плечами:

— У меня есть каюта, и потом, мне уже хватит детей.

После этих слов жесткие рыжие волосы чужаков встали дыбом. Они как-то сразу почувствовали, что станция Пояса Койпера вовсе не вращается бесцельно на одном месте, а двигается вперед полным ходом. Они отдалялись от родных берегов (единственное возможное здесь направление), пересекали Испанскую Америку, плыли вокруг мыса Горн и дальше к Северо-Западному проходу… Наконец Эдди ввел их в маленькую комнату с такой же напоминающей по форме грибы мебелью, какая была у него в кабинете: стол, стулья, экран и сенсорная панель. Одна стена служила окном, очевидно выходящим в соседнюю каюту.

— Итак, вы здесь, — объявил суперкарго. Он весь дрожал. — Теперь вы сможете сказать, что видели это. Только не надо снимать, пожалуйста. Вы же не хотите, чтобы у меня были неприятности.

— Нам бы и в голову не пришло.

Эдди стоял покачиваясь, приглаживая свои непослушные волосы. Чужаки вели себя, как посетители в зоопарке, разглядывая камеру с голыми стенами, на полу которой копошилось нечто: темная, жилистая, багровая туша, по виду напоминающая кусок конины фунтов на сто. Туша была неопределенных очертаний, будто ее размеры постоянно менялись, с четырьмя тупыми отростками. Часть ее покрывал тонкий слой спутанной бледной паутины, как сгусток жира на куске бифштекса.

— И это на самом деле прямо здесь, за дверью? — небрежно спросила Грейс.

— Я полагаю, так, — ответил Эдди. — Никогда не думал об этом. — Его взгляд затуманился. Эдди просканировал внутреннюю структуру Центра управления; он кивнул. — Да, прямо за дверью. Черт, я никогда не подозревал, что… — Он дрожал все сильнее.

— Оно выглядит так, будто его освежевали заживо, разрезали на куски и отрубили ноги и руки, — выдохнул Орландо.

— А вот эта штука могла бы быть его мозгом, — прошептала Грейс. — Похоже на кору мозга, вывернутую из чьего-то черепа.

— Не понимаю, почему вы говорите шепотом, — сказал Эдди. Он забегал взад и вперед, ломая свои длинные, изящные руки, как будто с нервным нетерпением ожидал чего-то. — Оно не слышит вас. Вы не можете знать, как они хотели, чтобы оно выглядело. Вы его очеловечиваете. Может быть, оно самое привлекательное и самое счастливое существо из всех, что вы знаете.

— Мы не очеловечиваем его, — возразила Грейс. — Мы же чужаки.

Эдди тихо застонал:

— О, называйте это как хотите, смысл один и тот же. Вы думаете, что оно одушевленное. Это не так.

Испытывая ужас, каждый гуманоид в глубине души ощущает тайное наслаждение: Орландо и Грейс не были исключением. Они внимательно разглядывали существо по ту сторону окна, очарованные и плененные зрелищем. Они знали, что Эдди лгал им для собственного успокоения. Они почти не сомневались, что существо когда-то было гуманоидом. Что бы там ни утверждало правительство, этот гусь, несущий золотые яйца, был почти наверняка кем-то, кто совершал нуль-переход и не смог вернуться невредимым… Но откуда он свалился в эту западню? Откуда? Где он побывал, одинокий путешественников какой стране изобилия?

— Не могу поверить, что они действительно держат его здесь, — пробормотал Орландо. — Я думал, что астронавты просто болтают всякий вздор.

— А где же еще его держать? — с сарказмом отозвался Эдди. — В подвалах Пентагона? Дайте мне передохнуть. Это нечто кра-крайне мистическое и невероятно оп-пасное.

Теперь существо зашевелилось. Оно начало содрогаться и извиваться по полу камеры, всем видом передавая свои мучения и свой ужас.

— Оно показывает, что настало время доения, — прошипел Эдди. — Сейчас вы кое-что увидите… — Он выглядел как безумный. Кровь прилила к его лицу, он как-то странно улыбался и тяжело дышал.

Панель стены отошла в сторону, открывая нишу с парой колец уолдо. Затем явились правительственные агенты в виде двух мощных рук робота-манипулятора. Чудовище теперь явно пыталось приблизиться к этим рукам. Как только ему это удалось, одна рука робота сомкнулась на толстом отростке чудовища, а другая тщательно прицелилась и исчезла в расщелине, открывшейся в темной сырой плоти. Существо билось и корчилось от боли, содрогаясь в грубых объятиях робота с ужасающей, почти сексуальной покорностью. Рука робота появилась из недр темной плоти, сжимая металлическими пальцами что-то серебристое, густое и липкое, напоминающее жидкую ртуть. Затем рука исчезла в нише и возвратилась в камеру уже опустевшая. Орландо и Грейс наблюдали, как эта операция повторилась пять раз, из недр чудовища было добыто пять полных горстей вещества (все это время Эдди тяжело дышал у них за спиной). Потом руки робота исчезли, и панель камеры закрылась.

— Да, это впечатляющее зрелище, — сказал Орландо. — Тысяча благодарностей, Эдди.

— Но оно хочет, чтобы его подоили, — прошептал Эдди, все еще не в себе. — Оно хочет, чтобы это произошло. Как скорпион. Оно должно подчиняться своей природе.

— Это были кубиты?[6] — спросила Грейс, стараясь не выдать волнения в голосе. — Или гелий?[7]

— Да, — ответил Эдди, моргая и потирая бровь изысканным шарфиком. — Они используют гелий, на это уходит половина всех запасов Земли. И препятствующие слипанию частицы для создания кубитов. Это все помогает снизить загрязнение, дети получают чистую воду, кото… — Он взял себя в руки. — Черт, я не знаю. Эта липкая дрянь переправляется прямо на Землю, весь процесс полностью автоматизирован. Я работаю только на этом этапе. Идемте, я отведу вас обратно.

Обратный путь не принес ничего нового, за исключением того, что настроение Эдди сильно ухудшилось. Чужаки тоже хранили молчание. Суперкарго расстался с ними у дверей своего кабинета.

— Я загляну к вам позже, — пообещал Эдди и скользнул в свою уединенную обитель.

Им не хотелось возвращаться в разгромленную каюту, и они направились в салун.

По стандартному времени, принятому на станции, день подошел к концу, и в темном, холодном баре было тихо и пусто, если не считать завсегдатаев — пьянчуг и игроков, которые зависали здесь от одного часа скидок (на выпивку) до следующего. Двое работников станции из службы обеспечения пытались справиться с непокорным автоматом для разморозки пищи. Болезненно тучная леди в инвалидном кресле, с золотистыми волосами, спадавшими волнами по обе стороны лица, держала банк за одним из игровых столов. (Чужаки, помешанные на голливудских фильмах, между собой называли ее Лейки.) Высокий неуклюжий малый с визором на глазах — его они звали Слепой Пью — поднял на них взгляд своего мерцающего темного экранчика, который служил ему глазами. «Дергай ручку», — произнес он и снова погрузился в игру. Чужаки взяли тубы с пивом и устроились за столом рядом с игровыми стойками, за которыми никто не играл, потому что они запрашивали кредит в земной валюте, а у астронавтов его не было.

— Ну? — выдохнул наконец Орландо. — Что скажешь?

— О боже!

— Теперь я понимаю, почему они настаивают на том, что это пришелец.

— Ворота в Эльдорадо, — пролепетала Грейс. — Боже мой, я думала, они… почему бы им не… Хотелось бы думать, что они будут что-нибудь делать…

— Ты имеешь в виду, почему интернациональные власти не исследуют эту штуку? Потому что они не посмеют, Грейс. Они наркоманы. Они полностью зависимы. Они не посмеют сделать ничего, что может прервать поток этого богатства.

За без малого четыреста лет с момента начала освоения звездного пространства человеческая раса в космосе не пошла дальше орбитального туризма, правительственных научных станций и жалких, скудных разработок месторождений в Поясе. Открытие нуль-транспортировки повлекло большие изменения, но загвоздка была в том, что пока только люди, одушевленные человеческие существа, могли совершить переход Буонаротти. Вы могли взять только то, что могли унести с собой, и среди этих вещей не должно было оказаться ни одного процессора. В результате возникла Лотерея, которую устроили здесь, как можно дальше от Земли, во избежание непредсказуемых катастроф, которые могли последовать за манипуляциями с пространством-временем. Правительство дешево предоставляло возможности зондирования планет в этом рукаве Галактики любому, кто был готов отправиться на Пояс Койпера. Вы получали право на пакет данных, содержащих инструкции по подготовке вашего багажа к переходу, и некий шанс, что номер вашей заявки на участок выпадет на богатую ископаемыми планету, подобную Земле, с хорошей атмосферой, — четырехмерные координаты золотой жилы.

Затем вы должны были испытать свою удачу: улечься в капсулу Буонаротти в отсеке нуль-перехода со скудным набором старателя и отправиться неизвестно куда.

Старатели пропадали без вести на многие месяцы; старатели возвращались мертвыми, или искалеченными, или смертельно больными. И все же достаточно часто какому-нибудь астронавту удавалось вернуться невредимым, гордым обладателем превосходного месторождения: достаточно богатый, даже после продажи его со значительной скидкой и уплаты по медицинским счетам, он отправлялся домой на Землю героем. Но однажды, давно, в те первые дни, кто-то или что-то материализовалось в камере перехода, принеся с собой не просто информацию, но сокровище…

Орландо и Грейс прилетели сюда На сверхбыстром корабле «Рогатка» с форсированной тягой, которому в описываемые времена требовалось девять месяцев на дорогу — при благоприятном взаимном расположении Земли и станции, конечно. (Вещество, добытое от чудовища в Центре управления, переправлялось быстрее; оно не нуждалось в жизнеобеспечении и могло выдерживать намного большие ускорения.) Они знали, что, независимо от того, выиграют их номера или нет, им придется сидеть на месте в течение года и затем еще шесть месяцев им предстоит добираться обратно. Они знали, что Лотерея была предназначена для списанных на берег астронавтов — своего рода смертельно опасная доля пенсии для человеческих развалин обычного возраста астронавта. Но дерзкая, великолепная возможность разбогатеть подтолкнула чужаков к этому рискованному предприятию.

Они продумали все. Они взяли правительственную ссуду, запаслись витаминами и заплатили непомерную дополнительную сумму за прокат велосипедов. (Они провели исследования и знали, что жесткие скафандры служили только протезами; чтобы сберечь кости от деформации, требовались реальные физические нагрузки.) Они не сошли с ума. Они не собирались сами совершать нуль-переход. Их план состоял в том, что они получат какие-нибудь хорошие координаты и продадут их консорциуму развития (это не запрещалось, и такие консорциумы во множестве вились вокруг старателей, подобно стервятникам). Консорциум нанял бы астронавта для рискованной разведывательной экспедиции, а Орландо и Грейс вернулись бы домой с хорошим кушем. Но они прожили в Поясе Койпера уже девять месяцев, пялясь в обзорные экраны, а их заявки все время оборачивались безнадежными пустышками. Сплошные газовые гиганты, раскаленные камни, замерзшие скалы. Потеря велосипедов стала последней каплей. Еще пару часов назад они представляли, как потащатся домой, став за время своего большого приключения Тремя годами старше, с прогнившими костями и с отвратительным долгом правительству на всю оставшуюся жизнь.

Теперь-то у них было кое-что, что можно выкинуть на рынок!

Оно было большое. Оно было очень большое…

— Знаешь, — сказал Орландо, — когда мы обнаружили пропажу велосипедов, я подумал, не попытаться ли нам запудрить Эдди мозги. Я имею в виду, мы ему симпатичны. Может быть, он крутанул бы ручку компьютера Лотереи и переключил нас на лучшую ставку…

Они смотрели друг на друга и смеялись, глаза их сияли ярким, немного шальным блеском.

На появление туристов никто и внимания не обратил. Когда же в салун завалились Джек Одиночка и Дракон Фухима, волоча за собой своих неизменных подружек, все завсегдатаи встали чуть ли не по стойке «смирно». Чужаки почувствовали озноб и знали тому причину. Это были самые крутые парни на станции, известные скандалисты и задиры. Но Джек и Дракон слыли заклятыми врагами. Они ненавидели друг друга; что они делали вместе? Орландо и Грейс съежились на своих сиденьях, потупившись и гадая, кого на этот раз ждут неприятности. Здешние потасовки частенько заканчивались смертельным исходом, но чужаки могли не волноваться: в бандитских разборках самое главное — не оказаться на линии огня.

К их ужасу, Дракон и Джек направились прямо к стойке игровых автоматов. Они дружно вытянули стулья на присосках и уселись прямо перед носом у чужаков. Костлявая подружка Джека, Анни-ма, присела в ногах у своего приятеля, приняв свою обычную странную позу. Коренастая малышка Дракона — ее грудь сильно выдавалась вперед за счет гипертрофированных мышц плечевого пояса — стояла рядом с ним, ее огромные голубые глаза ничего не выражали, ротик привычно морщился в слащавой улыбке.

Когда Орландо и Грейс впервые увидели этих бандитских подружек, они решили, что это настоящие люди, хотя и со странными привычками и неверным представлением о том, как должна выглядеть хорошая фигура. Но, конечно, они были виртуальными игрушками, визуальными проекциями программы. Строго говоря, они были контрабандным товаром, потому что на борту станции запрещалось использование FX-генераторов или других видов персональных цифровых устройств. Но никто не собирался вступать в пререкания с этими двумя — и, уж конечно, не Эдди-суперкарго.

Джек Одиночка был седым гибким коротышкой, пилотом-ветераном космических трасс, который, должно быть, решительно и твердо боролся со своими недугами. Вы не увидели бы на нем никаких следов увечий, обычно присущих астронавтам, никакого экзоскелета для ходьбы, никаких удаленных из-за тромбоза подкожных вен, и он сумел сохранить нормальное зрение. Но потом вы заглядывали в его глаза и понимали, что он не так легко отделался. Джек постоянно носил информационную перчатку, которая знавала лучшие дни, и перехваченный трубками поношенный гермокостюм — форменное обмундирование пилотов, которое должно было свидетельствовать о его положении. Дракон Фухима ничем не походил на него — это был пухлый юнец с простоватым лицом, в жестком скафандре под ладно скроенным дорогим радиозащитным комбинезоном. Сразу бросалось в глаза, что в Космосе он недавно. Как Грейс и Орландо, он был здесь просто мимолетным гостем. Отслужив свой срок оператором дистанционного управления миротворческого контингента ООН и покинув вооруженные силы в шестнадцать лет, Дракон сам выбрал Лотерею частью своего выходного пособия.

Это был единственный турист, к которому астронавты относились с чрезвычайным уважением. Хотя сумасшедший Джек мог зарезать вас просто для развлечения, его жертв можно было пересчитать по пальцам. Дракон убивал от имени правительства, и официальное количество смертей на его счету зашкаливало за все возможные пределы.

Никто не связывался с солдатами, которым по возрасту впору играть в песочнице.

Крутые парни пялились на них, всем своим видом выражая презрение. Чужаки пытались изобразить циничную, расслабленную самоуверенность — вдруг да удастся выйти отсюда живыми.

— Вы сегодня ходили к Эдди, — сказал Джек.

— Откуда ты узнал? — поинтересовался Орландо. Дракон подался вперед:

— У нас свои методы. Вы нам не нравитесь, поэтому мы всегда знаем, где вы находитесь. Так зачем вы ходили к Эдди?

— Наши велосипеды, — с улыбкой пояснила Грейс. — Их украли. Вы смекалистые ребята, может, знаете что-нибудь об этом деле?

Орландо пнул ее под столом: нельзя же так зарываться! Дико сверкнув глазами, Джек едва не выскочил из-за стола, как черт из табакерки.

— Слушай сюда, ублюдки! — рявкнул он, нервно подергивая свою перчатку. — На хрен ваши велосипеды, нам не нравится, что вы с ним якшаетесь. Вы двое и Эдди, мы это видим, и нам это не нравится. И вы расскажете нам, что за хрень здесь происходит.

— Мы ему симпатичны, — сказала Грейс. — Что мы можем с этим поделать?

— Это называется эмпатией, — набравшись смелости, объяснил Орландо. — Вам это могло бы показаться какой-нибудь внутренней силой, но для нас это естественно. У вас таких способностей просто нет.

Джек одной рукой схватил Орландо за горло и резко тряхнул запястьем другой, той, что в перчатке. В его руке появился нож, гладкое тонкое лезвие заблестело у бледной шеи Орландо. Анни-ма захныкала:

— Ой, ну пожалуйста, не трогай его!

Джек не сводил глаз с Орландо, продолжая удерживать его одной рукой, другая рука, в перчатке, сжимавшая нож, скользнула вниз, и он привычным жестом похлопал по виртуальным окорокам своей подружки.

Его сноровке можно было позавидовать — движение выглядело совсем естественным.

— О да, о, ударь меня, большой мальчик, — хныкала Анни-ма. — О, сильнее, пожалуйста…

Малышка Дракона просто стояла рядом; она была могучей и неболтливой.

— Послушай, — невозмутимо проговорила Грейс, — когда ты закончишь махать руками… Ты все неправильно понял. Мы подружились с Эдди случайно, и это ничего не значит. Мы просто чужаки, мы путешествуем…

— Заткнись, сука! — сказал Джек. — Все это туфта, никакие вы не гребаные чужаки, и сейчас я разговариваю с твоим дружком.

Дракон заржал. Джек медленно отпустил Орландо, по-прежнему не сводя с него свирепого взгляда.

— Слушай, урод, — сказал Орландо с достоинством, поправляя комбинезон. — Мы чужаки для тебя, потому что ты — жалкий, никому уже не нужный тупой мужлан, и у тебя нет никаких шансов понять, откуда мы. Усек? И, между прочим, сука — это я, спасибо огромное.

Те, кто боялся вида крови, уже потихоньку улизнули из бара. Остались лишь завсегдатаи, поглощенные зрелищем. Это было странное ощущение, и не такое уж неприятное, — стать объектом подобного пристального внимания. Чужаки чувствовали, что это бессмысленное запугивание служило чем-то вроде обряда посвящения. Может быть, теперь наконец туристов признают своими.

Джек снова уселся на стул. Рукоять ножа была обтянута мелкозернистой светлой кожей, и чужаки знали историю происхождения этой «кожи». Усмехаясь про себя, он поигрывал оружием, потом приставил острие к столу, слегка нажал, и нож глубоко ушел в керамическую столешницу. Чужаки думали не столько о своей уязвимой плоти, сколько о тонкой обшивке станции, сделанной из того же материала, что и столешница, и о холодной, гнетущей, безвоздушной тьме, что могла ворваться сюда…

— Вы — не астронавты, — сказал Джек уже спокойно и миролюбиво. — Вы чужие здесь.

Дракону надоело быть на вторых ролях.

— Внутри Центра управления, — заявил он, — есть камера, охраняемая фанатичными ИИ-киллерами. В этой камере содержится живое обвинение в преступных зверствах, которые совершали повсюду те, кто считают себя нашими правителями. Мы должны услышать, мы должны пропитаться этой болью, мы должны вернуть попранной, искромсанной и раздавленной плоти уважение, уважение, которого заслуживают стоящие парни, смельчаки, защитившие гуманизм. Мы знаем, знаем, что заслуживаем большего, и ВЫ знаете, где мы можем получить это…

— Не слушайте его, — вмешался Джек. — Он ни черта не понимает. Существо из той камеры попало сюда с Эн Джи Си тысяча девятьсот девяносто девять, звездного инкубатора в созвездии Ориона. Все это знают, но я — единственный, кто знает, что оно пришло за мной. Десятки тысяч лет Орион был священным для всех древних мировых религий. Никто не понимал причины, пока космические телескопы не обнаружили, что возраст звезд в той глобуле Бока — только сто тысяч лет. Теперь вам ясно, придурки, что те звезды — одного возраста с homo sapiens. Существо в той клетке — человеческое сознание, свернувшееся само в себя в какой-то невероятной размерности. Мы держим его в неволе, чтобы мучить себя самих, но я знаю… Я знаю, понимаете? Там, за пятнадцать сотен световых лет отсюда, находится источник всеобщего разума, всеобщих знаний, и оттуда, из того магического взрыва космического джизина, явился мой Бог, чтобы найти меня, Он пришел за мной.

Нож втыкался в столешницу вновь и вновь. Анни-ма хныкала что-то — то ли «не бей меня», то ли «ударь меня», но глаза Джека были спокойны. С легким испугом чужаки поняли, что старый пилот абсолютно владеет собой. Это было его нормальное состояние.

— Пятнадцать — это пять раз по три. Так написано в Великой пирамиде.

— Я с-слышала об этом, — с готовностью закивала Грейс. — Туманность, которая напоминает эту штуку,[8] и древние египтяне полагали, что это было, м-м… что Орион был Осирисом…

— Египтяне понимали кое-что, девочка моя. Они знали, что космос сотворен из божественной сущности, естества Единого Бога. Но я — помазан, я — избранный.

— Он сотворен из антиинформации, — перебил его Дракон, решая внести свою лепту. — Это вас удовлетворяет? Это вас достаточно пугает? Почему, вы думаете, они держат его здесь, с такой мразью, как эти проходимцы, чужие для меня! Почему, вы думаете, они заманили меня сюда? Они говорят, что я — морально неустойчивый, гребаные психи, они еще и не то скажут, но вы еще узнаете, на что я способен. Они мечтают, чтобы я заболел и не смог достать хороших лекарств. Да тут вообще заговор на заговоре…

— А теперь вы расскажете нам, — сказал Джек. — Вы расскажете нам, что вам удалось разузнать.

— У этого женоподобного прилипалы, педика, кормящегося с правительственного стола… Грейс почувствовала, как Орландо пихает ее в бок. Она еле заметно кивнула, и они отодвинули свои стулья. Пиковый момент благополучно миновал; можно было уходить.

— Конечно, конечно мы расскажем. Но сейчас нам нужно идти…

Анни-ма жалась и дрожала. Малышка Дракона продолжала стоять.

Чужаки нашли убежище на обзорной палубе, где, как всегда, было пусто. Настоящие астронавты повидали за свою жизнь немало подобных пейзажей. Туристы стояли и смотрели, держась за перила, чтобы не кружилась голова, пока не перестали трястись.

— Думаю, просто была наша очередь, — проговорил наконец Орландо. — Они ничего не знали.

— Надеюсь, ты прав.

Перед ними за большим прозрачным куполом палубы разливалось сияние туманности Ориона,[9] сверкал драгоценный камень на Мече Охотника. Они легко определили Трапецию — четыре яркие звезды, связанные общим гравитационным полем, — в границах которой можно было найти пресловутую глобулу Бока — газовое облако, смутно напоминающее по форме мужские гениталии, внутри которого рождались новые звезды. Убежденность Джека имела некоторые основания, хотя кое в чем он заблуждался. Действительно, постоянно ходили слухи (которые правительство было не в силах пресечь) о том, что «существо» происходило именно из того самого звездного инкубатора. Из напыщенной тирады Дракона им не удалось почерпнуть ничего значимого для себя: да и чего ожидать от психа, который по-настоящему убил тысячи реальных живых людей, нажимая на кнопки дистанционного пульта. Ему не было и пятнадцати, когда он осознал, что ему нравится убивать, наградой за убийства всегда служило колоссальное чувственное удовлетворение.

Грейс обняла Орландо за плечи, и они погрузились в созерцание красоты этой неизведанной Вселенной. Хоть они и притворялись, что полетели в космос, чтобы нажить себе состояние, все же они были по-своему сумасшедшими.

— Грустно, что мы не можем подойти ближе, — тихо сказала Грейс.

— Мы никогда не сможем добраться туда. Космос разрушает людей.

— Космос напоминает мне прозябание в каком-нибудь гре-баном туннеле подземки, где приходится питаться всякими отбросами. А нуль-переход будет похож на…

— Это как сесть на «Евростар»[10] на вокзале Ватерлоо и сойти в Аделаиде.

— Только быстрее, и вместо Южного Креста другие созвездия над головой.

— Это даже не выглядит реальным, — вздохнул Орландо. Вот этот вид… Это просто картинка в телевизоре.

— Это — как бы реальность. Азот — зеленый, кислород — голубой. Все цвета спектра что-то означают. Если бы мы были там, мы бы определили, что мы сейчас видим.

— Ты говоришь, как Джек Одиночка. Давай вернемся в нашу каморку и посмотрим кино.

Они немного привели в порядок разгромленную каюту и слегка перекусили. Им не хотелось возвращаться в салун, но, к счастью, их неприкосновенные запасы остались нетронутыми. Один из гамаков оказался достаточно удобным, когда они постелили на него коврик. Меню развлечений станции было обширным (настолько же разнообразным, насколько скудной была еда); они отыскали прекрасную коллекцию черно-белого кино, причем с таким великолепным качеством звука и изображения, будто это были первые копии с оригиналов, давно утерянных на Земле. Они поставили «Теперь путешественница»[11] и устроились в своем странном, но уютном гнездышке — два потерявшихся шотландских воробья далеко-далеко от Клайда. Неожиданно удачно свалившаяся на них информация могла подождать. Отрезвленные встречей с крутыми парнями, они теперь опасались, что у них ничего не выйдет: горячий товарец нелегко продать.

— До чего дошло, — проворчал Орландо. — Мы проделали весь этот путь, чтобы ютиться в холодном гостиничном номере, глядя, как Бэт Девис пытается с кем-то переспать.

— Вот тебе и экстремальный туризм. Не важно. Нам ведь нравится Бэт Девис.

Бэт сбросила оперение гадкого утенка и отправилась в путешествие, которое изменит ее жизнь. Орландо тихо спросил:

— Что бы это значило — антиинформация, а, Грейси? Я никогда не слышал об этом раньше.

— Это должна быть какая-то сверхинформация, как, э-э… как отрицательные числа…

— Это не похоже на антивещество? Когда можно взорваться, только прикоснувшись к нему?

— Но руки робота не взор… Эй, мы же не собирались говорить об этом. — Но тут же с содроганием Грейс добавила: — О боже, я боюсь. Дракон рассуждает, как серийный убийца. Его слова напоминают тексты записок, которые маньяки присылают в полицию.

— Он такой и есть. Продающийся за большой куш, поддерживаемый правительством сын Сэма.

Изображение на экране задрожало.

Перед черно-белой картинкой материализовалась высокая, широкоплечая фигура, минимально прикрытая военной формой. Это была Сара Коменски — виртуальная подружка Дракона.

Чужаки застыли в изумлении. Малышка сложила руки на базуках своих мощных грудей — гротескный образ реальной живой девушки, до слез стыдящейся излишеств своей плоти.

— Привет, — сказала она. — Э… Дракон не знает, что я здесь. Чужаки кивнули.

— Да, — хрипло проговорил Орландо. — Разумеется.

Воительница, казалось, огляделась вокруг, и ее ротик округлился в немом удивлении. Жилище Дракона располагалось в первом классе, и, возможно, там было несколько наряднее.

— У нас побывали грабители, — пояснила Грейс. — Обычно у нас уютнее.

— Круто, — сказала красотка. Потом пожала плечами. — Видывала я бункеры и похуже. Я с Драконом, вы знаете сколько. Мы… Мы бывали в разных таких местах. Джунгли, разбомбленные города, вулканы, ледяные поля Узбекистана, грязные нефтяные платформы… Насмотрелась разного дерьма.

— Да, досталось тебе.

Сара прошагала по комнате туда и обратно, что при ее росте не заняло много времени, и повернулась к ним снова, мощными руками обхватив свои базуки, мускулы на руках напряглись.

— Вы должны помочь мне. Понимаете… Дракон… Он не в себе. Это все боевые наркотики, они разрушили его мозг. Он не может понять, что это — наш последний шанс. Он выбрал Лотерею, потому что это ему внушили. Он станет рисковать жизнью на каких-нибудь паршивых координатах сомнительной пригодности и убьет себя; вот что нам предназначено. Правительство официально не увольняет в запас солдат-детей; это выглядело бы некрасиво. Они просто чертовски точно уверены, что в реальной жизни он долго не протянет.

— Какая жестокость! — воскликнул Орландо. — Я уверен, что он действительно хороший человек, где-то очень глубоко внутри. Но что мы можем сделать? У нас нет никаких выигрышных номеров. М-м-можете проверить.

— Он не хороший человек, — сказала малышка. — Но если он куда идет — я с ним.

— Что?

Мелкими жемчужными зубками Сара закусила свою пухлую нижнюю губу.

— Послушайте, идиоты, вы же такие же, как я. Вы же сделаны из информации, разве не так? Разве вас никто не может включить или выключить? Я живу от щелчка до щелчка, так же как и вы. Или вы считаете себя такими до хрена свободными? — В ее огромных голубых глазах застыло отчаяние. — Ладно, ладно, понимаю, что вы не можете мне доверять. Но вы оба что-то знаете о Фулкруме.

— Мы ничего не знаем, — торопливо возразила Грейс. Огромные кукольные глаза сузились, насколько позволял графический алгоритм.

— Нет, знаете. Я связана с сис-опом[12] станции. Мы с ним во как живем… — Куколка отпустила свои орудия и для наглядности сцепила указательные пальцы. — Я не могу забраться в ваши головы, но я знаю, что вы были там, куда сис-оп попасть не может. Все, что потребуется, — всего одна капля того серебряного джизина. Один кусочек этой дряни, и он станет нормальным, и вам никогда не придется ходить, оглядываясь. Я не сказала ему, клянусь. Это — между нами. Теперь я должна вернуться. Подумайте об этом, это все, о чем я прошу. Мы еще поговорим.

Она исчезла.

Орландо и Грейс выскочили из гамака, откопали в своих вещах радиодетектор (устройство, которое часто помогало им в экстремальных туристических путешествиях), потом судорожно запрыгали по комнате, обыскивая карнизы, щели, туалет — все. Они ничего не нашли. Поразительно, как Дракон сумел использовать свою куколку таким образом, посылая сигнал с другой палубы, если здесь не было приемника? Кино продолжало крутиться.

— Проектор! — взревел Орландо.

Они метнулись к пульту, отключили блок центра развлечений и выставили его в коридор, потом вырубили всюду свет и вдобавок ко всему — дверной замок. Они решили, что отключение вентиляции и гравитации не улучшило бы ситуацию, даже если бы они знали, как это сделать. Вконец обессилев, они плюхнулись на пол. Из груды разбросанных по полу вещей Грейс извлекла фляжку с виски, из старательского набора.

— Что мы можем сделать?

— Мы в дерьме, — пробормотал Орландо, выхватывая у нее драгоценный резервный запас «Хайленд Парк» и делая большой глоток. — Мы в дерьме по самые уши. У нас на руках набитый кокаином чемодан, украденный у мафии!

— Нет, это не так. Он наш!

— Н-нет, не наш! Чемоданы, полные кокаина, долларовые чеки, антиинформация — это всегда принадлежит мафии. И они все навалятся на нас. Мы ничего не можем сделать, кроме как свалить товар в какую-нибудь яму и бежать, спасая свои гребаные жизни.

— Но мы не можем бежать. Мы не сможем убраться отсюда до прибытия «Рогатки».

— М-может, попытаться угнать-за-шестьдесят-секунд[13] один из астероидных транспортов астронавтов?

— Да, правда, мы не умеем управлять ими, а если бы и знали, они все равно не предназначены для возвращения на Землю. Мы просто прожили бы немного дольше.

На станции не было спасательных шлюпок. Большинство старателей и вся служба обеспечения полностью зависели от «Рогатки», которую ждали только через три месяца. Где-то должен быть отделяемый спасательный отсек для суперкарго, который открывался его идентификационным ключом… но об этом можно забыть. Он наверняка одноместный. Вдруг перед Грейс мелькнула слабая надежда.

— Может быть… Может быть, Дракон не знает? Может быть, куколка сказала правду?

— Возьми себя в руки. Это была интерактивная видеограмма, Грейси. Тот, с кем мы говорили, и был Дракон, гребаный ублюдок! А ты как думала?

— Ты уверен? Я согласна с тобой, но не знаю, это просто не… Кто-то постучал в дверь. Они замерли, не дыша, и уставились

друг на друга. Грейс бесшумно поднялась и включила свет.

— Войдите, — откликнулся Орландо.

Дверь открылась, и появилась Лейки — тучная леди в своем инвалидном кресле.

— У вас сломан замок, — сообщила она. — Вам следует пожаловаться Эдди.

— Он не сломан, — пояснила Грейс. — Мы отключили его.

Лейки огляделась, золотой водопад озера Вероника закачался. Ее, казалось, не так сильно, как куколку Сару, удивил разгром в каюте.

— Чем обязаны? — спросила Грейс.

— Я здесь потому, что мы хотим поговорить с вами.

— Все хотят поговорить с нами, — сказал Орландо. — Ваше кресло — тоже?

— У моего кресла мозгов не больше, чем у хомяка. Я имею в виду некоторых из нас. — Кресло зашипело. — Сегодня утром вы оба исчезли с экрана системного оператора. Мы думаем, Эдди водил вас за стену, и теперь вы знаете кое-что, и, если никто вам не поможет, за это кое-что вы поплатитесь своими хорошенькими туристскими шкурками.

— Что такое Фулкрум? — спросила Грейс.

Тело Лейки превратилось в развалину, но ее отечное лицо все еще сохраняло следы былой красоты, особенно когда она улыбалась.

— Вы только что раскрыли все свои карты, маленькая леди.

— Я правда не понимаю, что вы хотите сказать.

— Дайте мне точку опоры, — сказала Лейки, — и я переверну мир.

— О чем вы говорите?

— Для меня Фулкрум не значит ничего. Для вас же он — жизнь или смерть. У вас, ребята, хватило наглости заявиться на «Ковш». Разве вам есть дело до того, что нуль-переходы сотворили с нашей культурой, с нашими людьми? Мы здесь живем, на этом гребаном обломке, это единственное, что у нас осталось. На станции есть ремонтный отсек, через коридор от обзорной палубы к центру, там разбирают на части отслужившее свой срок пищевое оборудование. Вам лучше быть там в ноль четыреста по стандартному времени, а то как бы чего не вышло. Вы знаете, что такое «похороны в море»?

Когда астронавты голышом выбрасывали какого-нибудь негодяя из шлюза прямо в вакуум, это называлось «похороны в море».

— Ладно, — сказала Грейс. — Поговорим. Но мы хотим получить обратно свои велосипеды.

Лейки одобрительно усмехнулась:

— Я посмотрю, что можно сделать.

Шесть часов спустя станция погрузилась в ночной цикл. Тусклые лампочки в ореолах пылевой взвеси едва освещали темные коридоры. Вздыхали воздухообменники. Чужаки пробирались к месту встречи, стараясь издавать как можно меньше шума. Как только они допрыгали до последнего пересечения коридоров, Орландо тронул Грейс за руку. Она кивнула. Они оба слышали скрип подошв на липучках. Какой-то ветеран космических трасс крался следом за ними, и это определенно была не Лейки. Не говоря ни слова, они подпрыгнули — вот где пригодились гимнастические тренировки в условиях повышенной гравитации — и понеслись вперед, отталкиваясь от стены коридора и пролетая вперед некоторое расстояние до следующего толчка.

Не осмеливаясь схватиться за что-нибудь, они ввалились в ремонтный отсек, чудом не врезавшись в здоровенный остов синтезатора мясных продуктов, и залегли позади него под брезентом. Скрип шагов приближался, будто кто-то в сапогах тихонько прогуливался по свежему снегу. Чужаки едва дышали. В ремонтном отсеке было темно, как в могиле, но в этой темноте они не чувствовали себя в безопасности. Их окружали бесчувственные машины системы жизнеобеспечения, тайные хозяева станции, они казались чужакам глухими, слепыми, злобными чудовищами. Потом кто-то пронзительно вскрикнул. Что-то упало, раздалось несколько жутких, захлебывающихся человеческих стонов…

— Это Лейки, — прошептала Грейс прямо в ухо Орландо.

Наступила тишина. Они пробирались вперед, пока не увидели в тусклом свете, льющемся из прохода, перевернутое и сломанное инвалидное кресло. Лейки лежала рядом, ее золотистые волосы разметались, она выглядела так, будто повышенная гравитация наконец добралась до ее большого тела, раздробив кости и раздавив лимфатические сосуды.

— Лейки? — беспомощно прошептала Грейс. — Эй, э… ты в порядке?

Послышалось слабое всхлипывание. Рядом с телом Лейки, как рисованная картинка на темном фоне, на корточках сидела куколка Джека Одиночки в своей обычной замусоленной ночной сорочке.

— Джек не делал этого, — жалобно скулила Анни-ма. Она потирала голые руки и съеживалась от ударов, которые существовали только в ее виртуальном мире. — Это не Джек! Его здесь не было! О, ударь меня сильнее, да…

Окровавленный нож с запястья легендарного пилота валялся рядом на полу. Орландо и Грейс подошли ближе к месту страшного события. Лейки получила множество ударов ножом. Раздувшиеся капли крови покрывали все ее тело и обшивку на полу, как нелепые черные пузыри. Взгляды чужаков встретились. Безумец, должно быть, находился где-то очень близко и в совершенно невменяемом состоянии. Конечно, у него было еще оружие. Джек Одиночка носил при себе не один только нож.

— Анни? — прошептала Грейс, стараясь говорить как можно мягче. — Где бедняга Джек?

— Здесь Джек, — отозвался незнакомый голос.

Они повернулись. К ним приближались белые огоньки. От скопища погибших машин отделился долговязый человек с визором, которого они звали Слепой Пью; руки и ноги у него были сильно искривлены от множественных переломов. Его поддерживал под руку пучеглазый парень по кличке Джо Каир. К ним присоединились другие действующие лица: однорукий Грязный Гарри, надменная женщина, которую называли Джин Харлоу[14] за ее платиновые космы, еще двое из службы обеспечения в серо-коричневых комбинезонах. Сейчас они как раз обеспечивали доставку Джека Одиночки. Пилот рассеянно смотрел на чужаков, будто с трудом осознавая, где он находится, и все бормотал: «Джек не делал этого».

— Это он убил Лейки? — спросила Грейс. — Мы слышали шум борьбы.

— Лейки?

— Леди в кресле. Долговязый безразлично кивнул:

— Похоже на то.

— Мы должны были встретиться с ней здесь. Она сказала, что может помочь вернуть наши велосипеды.

— А, велосипеды. Идемте. Оставьте это. — Он резко дернул подбородком в сторону трупа. — Роботы все уберут. Ее звали Лана. Она была моей женой, — добавил он буднично, проводя их к обзорной палубе под руку с Джо Каиром. — Это было много лет назад, когда я еще был пилотом. Но мы разошлись.

Купол все еще заполняла собой огромная, молчаливая и величественная туманность, усыпанная сияющими молодыми звездами. Остальные старатели и те двое из службы обеспечения собрались вокруг долговязого. Джек Одиночка все еще что-то бормотал про себя.

Позади, как беспокойное привидение, маячила Анни-ма. Долговязый повернулся спиной к звездам, прислонился к перилам и повернул голову, нашаривая визором чужаков.

— Меня зовут… хотя это не важно. Они кличут меня Либу, что означает «филин». Когда-то давно я был франко-канадцем. Эти добрые люди уполномочили меня выступать от их имени. Нам нужно поговорить с вами о тех сведениях, которыми вы располагаете касательно Фулкрума, и о том, как вы собираетесь ими распорядиться.

— Лейк… Лана называла это слово. Мы не знаем, что оно означает, — сказала Грейс.

— Фулкрум, мои юные друзья, — это закрепленная ось, вокруг которой вращается рычаг. Можно сказать, неподвижная движущая сила. Но reculons-nous, pour mieux sauter.[15] Восемьсот лет назад первопроходцы отправились бороздить не отмеченные на карте моря; так родилась могущественная цивилизация, которая до сих пор вершит судьбы человечества. Четыреста лет назад человек полетел в космос. И что в итоге?

Орландо и Грейс не знали, что сказать. У Либу был готов собственный ответ.

— А ничего, — сказал он с безмерным отвращением. — Только флажки да следы в безжизненной пыли! Да, в конечном итоге несколько придурков ухитрились кое-как наскрести себе на жизнь работой в космосе. Но полеты на гравитяге доконали нас. Мы не смогли стать новым миром. Там нечего было качать из недр, не было ни специй, ни золота, ни новых рынков; сырья было так мало, что возить его оказывалось себе в убыток.

Астронавты дружно загалдели, поддерживая оратора.

— Открытие Буонаротти все изменило, — продолжал Либу. — На его фоне все наши старания выглядели, как попытки Леонардо да Винчи изобрести летательный аппарат. Трогательное, бесполезное, преждевременное развитие. Жалкое заблуждение! Но что, собственно, нуль-переход дает человеческой расе? Планеты-тюрьмы, мои юные друзья. Сточные канавы для слива избыточного населения Земли, люди будут отправляться туда, имея при себе кирку, лопату и мешок семян. Вот каковы намерения международного правительства. И пусть так и будет, нас это не касается. Но пятнадцать лет назад здесь, на станции Пояса Койпера, кое-что произошло. Во время одного из первых экспериментов Буонаротти открылось «окно» в другое пространство, и обратно вернулось что-то чужое, что-то из другой Вселенной. Тогда погибли все: и люди, и системы искусственного интеллекта. Записи стерлись. Не выжил ни один свидетель события, и подобные эксперименты больше не проводились никогда, исследования космоса с помощью нуль-перехода свелись к известной схеме. Но мы сообразили, что к чему в той давней истории. Они очень боялись. Они достали из приемной камеры это существо, окруженное силовым полем, в котором оно до сих пор находится. «Набалдашник» — Центр управления — построили вокруг этого поля, а затем присоединили к «Ковшу», чтобы его тюремщику было где развеяться и чтобы в случае необходимости он имел средства спасения. Там оно и остается, выделяя свои драгоценные слезы.

— Спасибо, — сказал Орландо. — Мы прочли путеводитель.

— Это скорпион! — прошипел пучеглазый коротышка. — Скорпион, который жалит, потому что для него это естественно, скорпион, который свалит могучего охотника.

Долговязый криво усмехнулся:

— Мой друг Худышка Джонни такой же сумасшедший, как и Джек. Он убежден, что эти серебряные слезы способны разрушить мир под нами так же, как мексиканское золото погубило могущественную Испанию. Это как медленно действующий яд.

— Ха-ха-ха. Когда боги хотят уничтожить нас, они дают нам то, чего мы желаем.

— Успокойся, Джонни. — (Коротышка затих.) — Истинное значение слез в том, что они прошли сквозь. Что происходит при переходе Буонаротти, друзья-туристы? Ну, вы же читали путеводитель!

— Ничего не движется, — ответила Грейс. — Тело путешественника и старательский набор — я имею в виду аварийный комплект — исчезают, как требует закон сохранения фазности пространства в начальной точке нуль-перехода. В э… заданной точке элементы, составляющие основу тел и которых везде навалом, притягиваются к поступившей в эту точку информации, и тогда появляется тождественное исчезнувшему тело и э… комплект. При возвращении происходит то же самое, только наоборот. Результаты анализов всегда неполны, они могут только показать, что путешествие осуществимо, но не дают информации о том, все ли элементы наличествуют в точке выхода. Но когда астролетчик-испытатель возвращается…

Астронавты, все как один, издали громкий протяжный вздох возмущения.

— Она имела в виду бессловесную тварь, — торопливо поправил Орландо. — Обезьянку, не важно кого…

— Несомненно, — холодно согласился долговязый. — Но ситуация ясна. Материю переместить невозможно, но серебряные слезы — материальны. Они — то самое доказательство, они — подтверждение, ворота в империю, которая должна была бы стать нашей, и поэтому правительство никогда, никогда не будет проводить исследования в этом направлении. Корабли, мои юные друзья. Если бы у нас были пробы тех слез, мы были бы на пути к строительству кораблей, способных совершить переход…

— Уверена, что вы правы, — сказала Грейс. — Но чего вы хотите от нас?

— Нам известно, что у вас есть ключ от камеры узника с Фулкрума.

Чужаки переглянулись, чувствуя сухость во рту.

— Допустим, вы правы, — сказала Грейс. — Но что толку в знании комбинации шифра, если у вас все равно нет шансов бежать?

— Согласен. Однако можно уговорить какого-нибудь сумасшедшего. Какого-нибудь опасного психа.

Чужаки посмотрели на Джека Одиночку, все еще висящего на руках парней из обеспечения. Эмблемы Пояса Койпера на их комбинезонах слегка поблескивали в тусклом свете. Джек был где-то не здесь, что-то нашептывая куколке, которая сидела у его ног в своей грязной розовой ночнушке. Либу поднял руку:

— О нет. Джек наш. О своих мы заботимся.

— У Дракона Фухимы есть lettres de cachet,[16] — прошептал Худышка Джонни и вздрогнул.

— «Lettres de cachet»? — Повторила Грейс. — Что это?

— Это мой термин, — сказал Либу. — Достаточно сказать, что у этого подонка есть связи, и каждый из нас успел его каким-нибудь образом оскорбить. Он угрожает лишить нас званий и выгнать со станции.

— И мы знаем, что он не шутит, — угрюмо добавил Грязный Гарри. — Если мы не сможем подкупить его.

— Только это должно быть что-то стоящее, — тряхнув головой, вставила Джина. — На мелочь он не согласится.

Астронавтов не страшила насильственная смерть. Быть высланными обратно на Землю, прозябать в бедности, медленно умирать в какой-нибудь богадельне было равносильно для них последнему проклятию.

— Мы бы хотели получить обратно свои велосипеды, — сказала Грейс. — И несколько выигрышных номеров Лотереи.

— Договоритесь с этим солдатом из песочницы, и мы о вас позаботимся.

Чужаки вернулись в свою каюту, трясясь от страха, и объединили свои головы — фигурально и буквально — для большей безопасности. Если им предстояло вступить в сговор, то они предпочли бы заключить сделку с Джеком Одиночкой, который казался не таким отпетым негодяем… несмотря на его нож. Виртуальные секс-игрушки (поэтому такие куколки на Земле представляли собой только промежуточный этап) неизбежно отражают подсознательные устремления владельцев. Безумному Джеку, таскающему повсюду хнычущую Анни-ма, как флаг своего поражения, оставалось только посочувствовать. От подсознательного представления о себе Дракона как о здоровенной малышке их просто выворачивало. Но Анни-ма не могла договориться с сис-опом.

— У нас нет выбора, — сказала Грейс наконец. — Мы знаем, что нужно сделать. Тебе придется рисковать жизнью, флиртуя с солдатиком.

Орландо кивнул:

— А тебе придется оттрахать мозги Эдди.

Проходили дни. «Лейки» просто ушла. В любом случае никто ничего не расследовал бы: правило такое — никаких правил нет. Какой-то неприметный астронавт, с мизерной ставкой, не имея, на первый взгляд, никаких шансов, совершил удачное путешествие. Другой старатель продал несколько хороших номеров разработчикам, и несколько сильно задержавшихся «путешественников» были официально объявлены пропавшими без вести. Дистанционно управляемые работы, направленные на то, чтобы приспособить станцию на Поясе Койпера для массовой ускоренной переброски людей, — и тогда объект превратится в новый остров Эллис,[17] — быстро продвигались вперед. Планы включали в себя также перемещение гуся, несущего золотые яйца, в еще более тайное и уединенное место, но никто из астронавтов, даже Эдди, об этом не знал. «Рогатка» подходила все ближе, но была еще в неделях пути от дока.

В один скучный, холодный полдень по стандартному времени у двери Эдди раздался звонок, и вошла Грейс. Она села в грибовидное кресло, и они немного поболтали. Джек Одиночка вел себя так, будто ничего не случилось, но куда он ударит в следующий раз?

Эдди понимал, что это бестактно, но он видел, что она чем-то огорчена, поэтому в конце концов спросил прямо:

— Где Орландо? Грейс пожала плечами:

— На самом деле мне это безразлично. Хотя я знаю, с кем он.

— И с кем же? Если, конечно, ты хочешь говорить об этом.

— С Драконом Фухимой, — печально призналась Грейс. Эдди заморгал. Он открыл доступ к сис-опу у себя в голове и просмотрел список пассажиров: это было нетрудно, и он иногда позволял себе запретное развлечение. Он не мог получить движущееся изображение, но в любое время мог выяснить, кто в данный момент находился, так сказать, не в той каюте. Увы, Грейс оказалась совершенно права. Орландо был с Драконом.

— О Грейс, мне очень жаль.

— Пустяки. У нас свободные отношения. Это просто… Мне просто не хотелось бы, чтобы это был Дракон.

— Я могу чем-нибудь помочь? Она потерла увлажнившиеся глаза.

— Эдди, вы такой милый. — Грейс смело улыбнулась. — Да, раз уж вы заговорили об этом… Эдди-суперкарго, могли бы мы пойти к вам?

— Вы имеете в виду прямо сейчас?

— Если вам не запрещено, то да. Прямо сейчас.

Эдди понимал, что его используют. Он совсем не возражал против этого. Зачем еще нужны друзья?

Чужаки несколько дней вели свою игру в полной безопасности, но Дракон наблюдал за ними и умело рассчитал момент начала успешной операции. Он поймал одного из парочки на обзорной палубе и сделал свой ход. Номинально они с Джеком Одиночкой были партнерами, но черт с ним. Джек был обузой для него, а он, Дракон, заслужил, чтобы ему хоть немного повезло.

Он слегка прижал чужака на пути к своей каюте первого класса.

— Вот так примерно, — пояснил он. — Я делаю тебе больно, ты поёшь. Если мне не нравится твоя песня — я делаю тебе больнее. Усек?

— Ты н-не можешь так поступать, — запротестовал Орландо. — Я — н-не астронавт. Я европейский гражданин. Если… если со мной что-нибудь случится, тебе это не сойдет с рук!

— Эй, на это особо не рассчитывай. Мы очень далеко от дома, и я — ветеран-инвалид. У меня может случиться временное помешательство. В суд меня никто не потащит.

Для войны Дракон Фухима еще годился, он не утратил способности просчитывать варианты.

С целью ускорить процесс он показал туристу пистолет, который ему удалось протащить на борт, и это заставило Орландо (а может быть, это была Грейс — он не знал, и ему было это безразлично) стать более сговорчивым. В стране слепых одноглазый будет королем. И лучше всего, когда этот глаз — темное маленькое отверстие на конце ствола.

— А теперь я расскажу тебе, что происходит, — заговорил Дракон. — У тебя и твоей партнерши вшиты имплантаты. Предполагалось, что вы избавитесь от них, но вы решили рискнуть — вы ведь не планировали совершать переход Буонаротти и поэтому не захотели лишиться своих «жучков». Вы думали, что никто не станет это проверять, и оказались правы. К тому времени, когда астронавты попадают сюда, мозг у них уже слишком поврежден для того, чтобы в нем мог прижиться имплантат. Когда Эдди в тот день провел вас сквозь стену, вы рискнули еще раз и просканировали его частоту. У тебя в голове код, который поможет нам попасть в камеру и приведет в действие доильного робота. Теперь расскажи мне, как это работает.

Сара Коменски стояла за плечом Дракона и улыбалась.

— Хорошо, хорошо, — задыхаясь, сказал Орландо. — Правительство не могло доверить ИИ управление тем, что происходит в Центре. Оно бы не осмелилось и на дистанционное управление, потому что команды могли быть перехвачены террористами или государствами-изгоями. Эдди — ключ ко всему. Он делает вид, что он здесь только для красоты, но на самом деле он — ходячий ключ.

— И вы заполучили его, просканировав двоичный код Эдди.

— К-как ты?..

— Скажем так, существует куча способов взлома компьютерной системы, а вы оба слишком болтливы. И мне кажется, что твоя партнерша сейчас с Эдди и ты ждешь от нее сигнала, чтобы начать действовать.

— Нет! Я тебе ничего не скажу!

— Они, должно быть, как-то отвлекают внимание, Дракон, — сказала Сара. — Мы не знаем, что они делают с Эдди, но определенно что-то делают. Мы тут не совсем разобрались.

— Лучше бы вам удался этот трюк, — сказал Дракон. — Лучше для тебя, задница!

Орландо счел, что протянул достаточно долго, чтобы не вызвать подозрений.

— Хорошо, ладно, я дам тебе код. Я могу загрузить его тебе, только покажи свое устройство ввода.

Дракон ухмыльнулся:

— Не-е-т, задница, это не прокатит. Когда я увольнялся, военные забрали мой чип. Ты сам проведешь меня туда.

Грейс и Орландо знали, как повлияла на Эдди ужасная ответственность, которую на него взвалили. Может быть, это было абсурдно с человеческой точки зрения, но в области извращенных удовольствий чужаки были экспертами, и они сумели его понять. Эдди не мог спокойно выносить то, что происходило с существом в камере, он не мог выносить роли, которую ему приходилось играть, — роли кодового пускового механизма для этого бесчеловечного эксперимента. Поэтому его реакция оказалась непредсказуемой. Все огромное чувство вины и бессильное сострадание трансформировались у него в сексуальную энергию. Когда чужака доили, бедный мягкосердечный Эдди получал сексуальное удовлетворение.

Но не Эдди придумал человеческий мозг, и не он первый задействовал парадоксальную близость между центрами возбуждения сексуального и иного сильного нервного возбуждения. Как ни странно, Грейс испытывала неловкость, обманывая его. Но она знала, что Эдди простил бы ее. Правило такое, что нет никаких правил. Но что теперь? Где путь к сердцу Эдди? Не может быть, чтобы он получал удовольствие, лишь глядя, как робот сжимает в кулак тело изувеченного существа с содранной кожей. Он не был похож на такого.

— Не хотите ли присесть? — застенчиво спросил Эдди.

Она огляделась. Каюта выглядела восхитительно, даже невзирая на скучное убранство. Все было изысканным, утонченным и — о, вот это играет важную роль — определенно бесполым. Орландо и Грейс действительно довольно хорошо владели эмпатией: это было дополнительной опцией, которую они сознательно выбрали, когда их делали близнецами. Ее взгляд упал на плавно изогнутую секцию полок, хорошо защищенных от сотрясений при возможных перепадах гравитации, и там она заметила очень милый чайный сервиз, расписанный в синих и рыжеватых тонах.

— Не выпить ли нам чаю?

Щеки Эдди порозовели, глаза сияли.

— Да, конечно! Индийский, китайский, есть немного «Эрл Грей», а может быть, вы предпочитаете фруктовый или травяной?

— Я бы с удовольствием попробовала ваш «Эрл Грей», — с готовностью ответила она. — О Эдди! Неужели это ранний «веджвуд»?[18]

Красиво очерченные губы Эдди раскрылись в улыбке неподдельного удовольствия. Его дыхание участилось.

Дракон подвел Орландо к стене, Сара Коменски держалась в нескольких шагах позади. Дракон прятал одну руку в набедренном кармане раздутого комбинезона. Время от времени он подталкивал Орландо в поясницу дулом пластикового пистолета.

— Давай, Орландо. Ключ только у тебя.

— Я не могу, я боюсь, — протестовал Орландо, слабо сопротивляясь. — ИИ засекут нас, так еще никогда не действовали. — Дуло пистолета ткнулось ему в спину. — Ладно, ладно!

Он вызвал в сознании виртуальный образ Эдди. Стена открылась, и Орландо с Драконом и куколкой прошли сквозь нее. Они добрались до отсека с окном, выходящим в соседнюю камеру.

Дракон жадно уставился на корчившийся там ужас:

— И что теперь?

— Оно показывает, что хочет, чтобы его подоили, — сказал Орландо. Пот градом катился по его лицу, и он не осмеливался вытирать его. Ему не нужно было притворяться напуганным. — Эт-то значит, что Г-грейс… Это значит, она на правильном пути. Теперь мы должны войти в соседнюю дверь. Чужака доят раз в день. Эдди… его мозг напрямую связан с роботом. Копия двоичного кода Эдди в моем имплантате — это ограниченный набор команд, которого достаточно для того, чтобы мы смогли попасть сюда, но сейчас мне нужно восстановить полную программу виртуального Эдди, и для этого он должен прийти как бы в особое настроение. Ты помнишь, Дракон, когда ты был маленьким? Военные завербовали тебя, потому что у тебя были ментальные способности и тобой можно было управлять, и они могли пользоваться этим, они методично раздражали твой мозг, вызывая в нем все более ненормальные реакции, и поэтому, убивая всех тех людей, ты чувствовал огромный прилив наслаждения, наслаждения, наслаждения…

— Заткнись, ублюдок! — рявкнул Дракон. — Проводи меня в отсек с роботом.

Теперь Орландо, заполнив свой мозг сознанием Эдди, которое сидело у него в голове, подобно дрожащему, трепетному ментальному паразиту, вел Дракона к отсеку с роботом. Жесткие рыжие волоски вставали дыбом у него на затылке от понимания того, что, если в следующие несколько минут все пойдет хоть немного не по плану, он — Орландо — окажется прямо на пути извращенных рефлексов удовольствия Дракона. А он не хотел умирать. Зачем-то он оглянулся и посмотрел назад, за плечо Дракона. Его полный ужаса взгляд встретился с огромными голубыми глазами куколки, и, хотя он знал, что она была всего лишь только виртуальной сексуальной игрушкой, она, казалось, говорила: «Держись, мы сможем сделать это».

— А в чем смысл понятия «антиинформация», Дракон? — спросил он, просто чтобы что-то сказать. — Странная концепция. Разве информация может быть отрицательной?

— Существо с НОКа тысяча девятьсот девяносто девять попало сюда из другой Вселенной, — сказал Дракон. — Там, откуда оно прибыло, в понятиях реальности и виртуальности все наоборот. Так говорит чертова наука.

— Ты имеешь в виду, что диковинное вещество, которое они собирают здесь, отправляется оттуда в нематериальном виде, просто цифровым кодом без материального носителя, в виде чистой идеи?

— Твою мать! Прекрати засерать мне мозги этой болтовней. Теперь — это сокровище.

Отсек с роботом открылся, и стена за ними встала на место.

Орландо ощущал волны сладкого, влажного, чувственного счастья, проходящие сквозь него, которые смешивались со страхом смерти в очень странный коктейль. В какое-то мгновение ему стало интересно, что на самом деле сейчас делает Грейс, для того чтобы заставить суперкарго испытывать такие чудесные эмоции. Но у них были свободные отношения, и он ничего не имел против.

— Теперь смотри, — сказал он, отступая назад. — В тот желоб будет скатываться герметично запечатанный контейнер. Ты должен успеть схватить его, как багаж с багажной ленты.

Смотреть было особо не на что. Добытое манипуляторами робота вещество оказывалось в аккуратном гладком ящике на стене. Маленький, герметично запечатанный контейнер попадал на ленту-транспортер, расположенную прямо под ящиком, и поступал в желоб, откуда начинался уже полностью автоматизированный процесс доставки вещества в секретный пункт назначения на Земле. Все происходящее в камере передавалось на черно-белый экран системы видеонаблюдения. Процесс доения начался. Дракон убрал пистолет в карман комбинезона. Потом открыл карман сумки с набором инструментов, пристегнутой к поясному ремню, и достал моток тонкой иззубренной проволоки.

— Что ты делаешь? Эй, не открывай ее. Просто хватай контейнер!

Дракон не обращал на него внимания. Он продолжал собирать мощную электропилу, специально разработанную для применения в самых сложных боевых операциях. То, что он работал на кнопках, еще не означало, что у него не было доступа к секретным арсеналам.

— О черт, Дракон, ты ненормальный!

— Отвали, придурок. Ты думаешь, я стану довольствоваться несколькими каплями сока, когда есть возможность заполучить всю жилу?

Пила зудела, как комар. Черно-белое существо на экране содрогалось, и все измерения реального пространства-времени вокруг него рвались на части.

— Сара! — в панике заорал Орландо, от ужаса ноги у него подкосились. Он сполз по стене с криком: — Останови его! О боже, он убьет нас!

Но куколка только улыбнулась своей слащавой улыбкой и исчезла.

Если кто-нибудь на Земле и наблюдал все это, он ничего не смог бы сделать. Земля была слишком далеко. Дракон Фухима проложил себе путь, пропилив керамическое волокно, а машины ничего не заметили. Эдди-суперкарго был наверху блаженства: это все, что нужно было знать машинам… Сара Коменски просочилась в программу, связывающую воедино все компьютерные системы станции, и материализовалась в каюте Джека Одиночки. Пилот спал: в салуне ему что-то подсыпали в выпивку, чтобы вывести из игры на этот судьбоносный день. В углу каюты, на холодном жестком полу жалась Анни-ма в своей рабочей униформе «грязная ночнушка» — этот наряд больше всего нравился Джеку. Она тоже спала, как и хозяин, и время от времени похныкивала во сне: «Джек не делал этого, бедняга Джек, о, ударь меня сильнее, большой мальчик, да, да…»

— Эй, — позвала Сара. — Эй, Динь-Дилинь,[19] просыпайся. Анни открыла затуманенные глаза и автоматически сжалась от удара, который, согласно программе, она всегда ждала с тупым вожделением.

— А?

— Слушай, детка, у меня мало времени. Я даже не знаю, черт возьми, зачем я это делаю, но что-то мне подсказывает, что ты сможешь справиться с переменой обстановки, так что, если там хоть что-нибудь может работать автономно, давай пошли. Бери руку. Куколка посмотрела на Джека, потом на перчатку, в которую был встроен FX-генератор, постоянно включенный, где хранилась ее программа. Потом она перевела взгляд на Сару.

— Джек слетел с катушек, — прошептала она. — Он не виноват.

— Это его проблема. Ты берешь меня за руку или нет? Анни-ма протянула свою тощую виртуальную руку и влилась в воительницу; и они потекли назад, через компьютерные системы, туда, где находился генератор Сары.

Дракон пропилил стену и столкнулся с невероятным сопротивлением силового поля, но это не остановило его. Он полз на четвереньках к той измученной болью, изувеченной, стофунтовой глыбе мяса. Воздух в камере неистово дрожал, виртуальные молнии плясали вокруг.

— Дракон, нет! — стонал Орландо, неуклюже растянувшись у стены в отсеке для робота и рукой прикрывая лицо. — Не делай этого! Не трогай его!

В четырех измерениях физической Вселенной ничего не происходило; был воздух, чтобы дышать, была гравитация. Но его разрывало на части, тянуло вслед за Драконом в какую-то жуткую черную дыру, каким-то образом разверзшуюся в этой крошечной камере.

Ворота в Эльдорадо, — прохрипел Дракон Фухима.

Послышался треск, похожий на мощный электрический разряд, промелькнула ослепительная вспышка. На мимолетное, невозможно короткое мгновение Орландо показалось, что он видел, как мир раскололся и две фигуры — это были не люди, они никогда не были людьми — уходят от него… в другую Вселенную, в мир наоборот.

Он никогда не узнал, что означало это видение.

В реальном мире Орландо на мгновение потерял сознание и пришел в себя в отсеке робота. Он не мог пошевелиться. Он так и пролежал, едва дыша, пока не пришли Эдди и Грейс.

— О боже! — выдохнул Эдди. — О безумцы, что вы наделали?

Но ничего не было сломано, только появившаяся дыра в стене требовала каких-либо объяснений. Никто не тронул контейнер, который собирался украсть Дракон; и глыба агонизирующего мяса оставалась там, где ей и следовало быть. Возможно, чуть большая, чем прежде, но никто никогда не пытался добиться правды у Орландо.

Эдди-суперкарго сразу же простил Орландо и Грейс. Он гордился тем, что они нарушали закон, и никогда в своей жизни не получал такого удовольствия от чаепиия. Совершенно случайно ему в голову пришла блестящая идея представить проникновение в отсек как запланированные, но секретные учения сил безопасности. ИИ было несложно убедить согласиться с этим утверждением. Немного найдется организаций, которым нравилось бы признавать, что их компьютерные сети были взломаны, и международное правительство не представляло исключения. Если они и подозревали, что произошло на самом деле, то все равно делали вид, что ничего не поняли. Доение пришельца продолжалось без перерывов. Дракон Фухима просто пропал… исчез. Но примерно такая судьба и была ему уготована правительством, поэтому там никаких проблем с его исчезновением не ожидалось. Никто даже не поинтересовался, что случилось с куколкой Дракона или с Анни-ма Джека Одиночки, которые, как оказалось, прекратили функционировать в тот же самый день. Куколки были контрабандой, и правительство не несло ответственности за побочные эффекты на борту станции, где нуль-переходы Буонаротти постоянно коверкают пространство-время.

Джек никак не мог утешиться, но, возможно, так было лучше для него.

Орландо и Грейс получили обратно свои велосипеды и несколько выигрышных номеров, которые они продали через сис-опа и неплохо обернули вложенные средства. Большую часть оставшегося времени они проводили в своей каюте: выставляли на велотренажерах режим движения по гористой местности и, стараясь не отскакивать от стен, смотрели фильмы. В салун они заходили нечасто и никогда не бывали у камеры нуль-перехода. Незадолго до отбытия на «Рогатку» они совершили прощальную экскурсию на обзорную палубу.

И вот они, звезды Ориона. Красная Бетельгейзе, сверкающий голубой Ригель, Беллатрикс и Саиф; Минтака, Альнилам и Альнитак в Поясе Охотника. С этой точки драгоценный камень в мече был едва различим, и нужно было иметь натренированное зрение, чтобы отыскать V380 Орионис… и отражательную туманность, где содержится вещество, из которого рождаются звезды, названное глобулой Бока, — «плотное черное облако, напоминающее букву „Т", лежащую на боку», и, как утверждают, звезды в ней очень молодые, такого же возраста, как homo sapiens.

— Мы не будем намного дальше от них, — сказал Орландо. Они услышали нетвердые шаги за спиной, и у ограждений к ним присоединился Либу.

— «И не в полнейшей наготе, — продекламировал он. — А приходим по небесов сиятельной дороге».[20] Если звезды рождаются, мои юные друзья, есть ли у них жизнь до рождения и после смерти?

— Мне очень жаль, но этот вопрос остается открытым, — сказал Орландо. — Полагаю, вы не получите свои звездные корабли. Но я не знал, что он так поступит.

Грейс покачала головой.

— Я не могу вообразить все это, — сказала она. — Световые годы, уравнения гравитации, время и вероятность, наука о нуль-переходах… Я не умею мыслить такими категориями. Как только я начинаю думать об этом, меня одолевают всякие фантазии.

— Да и сама наука может не больше. Здесь, в открытом космосе, мы переживаем те же «мыльные оперы», что и вы там, внизу.

— Может быть, оно и к лучшему, — предположил Орландо. — Может быть, лучше для всех, когда ворота остаются закрытыми, а империи заперты на разобщенных планетах, как в старые времена.

— Ха. Это ненадолго. Звездные корабли появятся. Гм. Визор, за которым скрывались израненные глаза Либу, смотрел на звезды; но чужаки знали, что он готовился сделать одно из признаний, которые только и можно сделать на пороге расставания.

— Когда вашего партнера убивают, — наконец заметил он, от вас ожидают какой-нибудь реакции. Мы с Ланой были вместе долгое время. Я не очень-то ее любил, но она по-прежнему оставалась моей супругой. Одиночка не был ее настоящим убийцей, и это не только мое мнение. Это Дракон сказал Джеку, что вы той ночью уговорились встретиться с Ланой в ремонтном отсеке и что она собиралась вернуть вам велосипеды. Дракон знал, как свести с ума беднягу Джека, — Джек ненавидел те чертовы велосипеды. И я знал, что, если представится случай, Дракон попытается пройти в ворота. Я хотел, чтобы убийца был наказан. Вот и все.

Астронавт повернулся и заковылял обратно в тускло освещенные коридоры.

Орландо и Грейс вздрогнули, представив себе участь Дракона Фухимы. Однако если правила таковы, что нет никаких правил, то Дракону не на что было жаловаться.

— Однажды, — сказал Орландо, — мы совершим переход, которого никто не сможет избежать.

— Да. И тогда, может быть, мы пойдем туда, где рождаются звезды.

Но кто может сказать наверняка?

В греческой мифологии Орион был сыном брата Зевса-громовержца — Посейдона. Когда Орион вырос, он стал великим охотником. Но богиня Гера рассердилась на Ориона за его слова о том, что он может победить любое животное, и наслала на него Скорпиона, от ядовитого укуса которого Орион погиб. Гера перенесла Скорпиона на небо. Богиня Артемида просила Асклепия оживить Ориона, но сам Зевс помешал этому. Тогда Артемида попросила Зевса перенести на небо и Ориона. Зевс пожалел великого охотника и разместил созвездия Ориона и Скорпиона на небе так, что охотник всегда может уйти от своего преследователя. Действительно, созвездие Орион видно зимой, а созвездие Скорпион — летом.