Пролог
Входная дверь хлопнула не сразу. Стас поморщился: если она впустила не одного человека, значит, на горизонте очередная пьянка Ритки. Правда, в дом она таскает не бичей, а вполне себе… публику. С претензией на звание приличных в отдельных областях жизнедеятельности. Но, кому от этого легче? Эта дрянь опять разведёт в квартире хламник, а утром смоется. Стасу же корячится очередная уборка: долгая и трудная. Пусть он и перебрался жить в кабинет отца — и запирается там от гостей тётки — в остальных трёх комнатах те гадят… скоты. Не всегда с одинаковым успехом, но всегда. От кухни вообще воротит. А убирать это засранство в инвалидном кресле…
Губы предательски затряслись. Зубы свело чуть не до хруста. Изнутри наружу рвалась тошнотная злобная дичь. Хотелось орать и ломать всё подряд. Он обвёл помутневшим взглядом книжные полки. Зацепился за полку любимых книг мамы — слегка полегчало. Один раз это уже было. Но, тогда он только-только вернулся из реабилитировки. Слабый, потерянный… И к креслу ещё не привык — разгром не получился. На мебель силёнок не хватило. А полетевшие с полок книги мигом привели в чувство. Книги — это нельзя. Книги в их доме почти иконы.
— Ста-ас! Ты дома?!
А где он ещё может быть?! Ты же, сучка, так ни разу его и не вывезла на улицу. Перед врачами выламывалась, строя из себя любящую тётку. Рекомендации записывала: чем кормить, сколько гулять… Тварина грёбанная! А сама даже лекарства перестала покупать. Да и продукты… самая дешёвка: яйца, куриные потроха, хлеб, молоко да макароны. Причём, Стас готовит себе сам. Хорошо хоть кухня большая, а то бы в этом кресле…
— Стасёныш! — зацокало ноготком в крепкую натуральную дубовую дверь кабинета. — Ну, не будь букой! Отопри! — насквозь фальшиво взмолилась эта дрянь.
Значит, точно кого-то притащила. И теперь его будут доставать. Недолго, но будут. Какими бы свиньями не были приятели тётки, по трезвяку они ещё потряхивали чем-то человеческим. Рвались посочувствовать «бедному парнишке», навечно усевшемуся в инвалидку. Стаса трясло от одного вида этих рож. Даже самых интеллигентных из них. Впрочем, неинтеллигентных Ритка почти не таскала — выпендривалась, изображая москвичку с приличной родословной.
— Э! Стас! Это Гера! — забухало в дверь кулаком. — Открой! Мы тебе тут тортика притаранили!
— Подавитесь! — прошипел Стас.
И накинул на голову любимый мамин плед. Обхватил голову руками, стараясь отрезать себя от начинающегося бедлама. При жизни родителей такого дерьма в их доме не было даже в самые поганые годы, когда началась эта сраная перестройка. Как учинили перестроечный гон с перетрахом страны, так все мигом познакомились с революционной разрухой. Вспомнили, как это здорово: жрать бесделикатесно, но трижды в день. Удивились, что можно остаться без работы, которую прежде, как только не полоскали матерно. И всем-то она сразу понадобилась, невзирая на душевный апломб с запросами. Любой рады, лишь бы живые деньги в руках помять. А у отца дела — и прежде неплохие — в гору пошли. В Штаты его целых два университета заманивали, но он остался. Нашлись покупатели на его голову и дома. Отец был настоящим мужиком. Коренной москвич, а хваткой не уступал настырным провинциалам-завоевателям столицы.
— Стас! Это неприлично! — деланно строго попеняла ему Ритка, вновь застучав в дверь костяшкой пальца, как дятел. — Тебя ждут несколько взрослых занятых людей!
Этот тон она всегда принимала на публике, изображая попечительницу недоросля племянника. Ну, как же! Родители бедного мальчика погибли в автокатастрофе! А сам сиротинушка получил травмы не совместимые с прямохождением. До тошноты знакомая песня. Свою арию Ритка умудрялась вставлять в любой трёп с гостями или телефонными подружками. Эта сука даже заоблачно дорогой сотовый прикупила: доллар за минуту. Раньше была рада любому подарку мамы. На купленную ей два года назад дублёнку чуть ли не молилась. А теперь спускает деньги Стаса, и никакие тётки из всяких там опек ей не указ. Тоже все насквозь купленные твари. Им до безногого сироты столько же дела, как ему самому до крестьян Камбоджи.
— Что бы сказала твоя мама?! — добавила в укоризну картинной горечи Ритка, настырно царапаясь в дверь. — Стас, ты уже взрослый человек. А ведешь себя, как капризный ребёнок, — попыталась она взять его на слабо.
За что Ритка так ненавидела мать? Что она ей сделала? Ведь Ритка и моложе, и красивей. Да и по всяким тусовкам московских бар её водили поохотиться на мужа. Но, те крутые тусовщики на провинциальную шаболду лишь носы морщили. Даже в постель редко тянули. А если кто из них и лоханулся, перебрав, так потом резко и грубо рвал любые попытки установить более продолжительную связь. Ритка психовала. Даже пыталась обвинить маму в каких-то кознях против неё — полный бред! Мама об этом никогда не поминала, но Стас был уверен: она и сама хотела поскорей сбагрить с рук сестрёнку-хабалку. Но, её поразительная врождённая интеллигентность не позволяла просто вышвырнуть эту дрянь из своего дома. Кооперативная двушка в Марьино — родители успели наскрести на неё до перестройки — для любого провинциала почище пентхауса. Но, Ритка предпочитала вечно крутиться у них — точила зубки на высокопоставленных друзей отца.
Маме — московской студентке из дремучего захолустья — достался муж-профессор. Вот такая вот подляна. Шикарная четырёшка в центре Москвы, дача в Кратово — Риткины борзые жеребчики таким добром не обременены. А если кому и повезло родиться в «правильной» семье, то с провинциальной шалавой счастливец пропиской не поделится. И связи у отца были крутые — гебешнику не стыдно иметь. И две машины, и работа за границей, с вытекающими из этого обстоятельства шмотками да техникой. Пережить такое гадство Риткина зависть не могла. Эта курица даже не сознавала, что маме всё это досталось не за красивые глазки. Мама… Она была настоящей леди. Просто удивительно для её Задрапездовки. Нет, бабуля с дедом тоже приличные челы: душевные и работящие, хоть и простые, как… Нормальные старики. Но, Ритка…
— Стас! Нотариуса время поджимает! — прогудел новый Риткин хахаль Гера и долбанул в дверь…
Кажется, ногой. Стас стянул с головы плед. Повторил про себя: нотариус. Он точно не ослышался: в его дом притащили нотариуса. А тот нужен… Это уже было, когда он валялся по больничкам да реабилитировкам. Тогда Ритке некуда было деваться. В смысле, подсунув Стасу бумаги на продажу Марьинской двушки, почти все бабки она была вынуждена потратить на него. Лечение в новой стране стоило дорого. А хорошее лечение — вместе с навороченным забугорным креслом — вообще заоблачно. Правда, пациента очень старались не разочаровать: носились с ним и сюсюкали, как с дебилом. Полгода этой водевильной возни довели Стаса до состояния бешеной собаки, что бросалась на любое умильное кряканье. Так из его жизни ушли все старые знакомые родителей. У них никогда не было приятелей: несколько друзей, а все остальные просто знакомцы.
Из близких друзей за ним приглядывали трое. Но и их он отчаянно гнал от себя. Однако те не сдавались. Навещали сиротку, проверяя: не подох ли он ещё? Стас жутко стыдился своего положения никчемушника, перечёркнутого жирным крестом. Его не радовали даже периодические трёпки, что устраивали эти трое Ритке. Тётка ненадолго пугалась, заваливая дом продуктами и приходящими уборщицами. Но, потом всё возвращалось к скудной еде и борьбе за чистоту. Один на один с тёткиными загулами. Это Стаса устраивало гораздо больше, чем предложения поселиться у друзей отца. Лучше быть калекой в собственном доме — тут, по крайней мере, его никто не жалеет — чем терпеть… всякие там сопли. Да и быть кому-то обузой — лучше застрелиться.
Он отшвырнул плед. Развернул кресло. Подкатил к двери и повернул в замке ключ. Пихнул тяжёлую дверь обеими руками — та чуть не снесла Геру, хорошенько приложив его по плечу. Смазливый качок зашипел, хватаясь за ушибленное место. Явно хотел обложить убогого придурка с ног до головы. Но, поднатужился и захлопнулся. Стас толкнул кресло в дверной проём. Выкатился в коридор, привычно разворачиваясь в сторону гостиной. Покатил по коридору — Ритка, пискнув, вжалась в стенку. Его тяжёлое кресло с электроприводом могло здорово покалечить. Жаль, не вышло — эта дрянь вывернулась.
В гостиную Стас практически ворвался и… встал, как вкопанный. Ему вдруг стало по-настоящему страшно. Может, тот лощёный мужик в стильной тройке и был нотариусом. А вот второй костюмоносец напоминал опасного зверя. Весь какой-то подобранный, напружиненный, хотя сидел вполне себе расслаблено. На широком лице нормального русского мужика налёт чего-то чужого, нерусского. Он не корчил «конкретных» рож. Не рисовался приблатнёнными манерами. Однако… Было в нём то самое, что моментально выделяло нынешних братков из общей массы населения. Зверь смотрел на семнадцатилетнего инвалида, как на вещь, которой сейчас приискивалось место в шкафу. А может, и на помойке. Стас перевёл взгляд на двух его шестерок — точно на помойке. Эти шкафы с монструзными физиономиями не предназначены для всяких там благотворительных акций. Нотариус… Неужели?.. Нет, Ритка не посмеет!
— Нет! — вырвалось у него позорно пискляво.
Стас инстинктивно дёрнулся назад, ткнувшись спинкой кресла в подоконник. Мелькнула дурацкая мысль схватить цветочный горшок с торчащими из него сухими былинками, да высадить стекло. А потом орать благим матом, чтоб люди вызвали милицию. Ещё не успел осознать, что никому он на хер не нужен, что никто даже не почешется, как один из амбалов резво прыгнул к нему. Стас зажмурился, вдавив голову в плечи. Но, никто ему в морду не засветил. Кресло мягко подкатили к столу. Остановили рядом со Зверем и остались стоять за спиной.
— Итак, Станислав Андреевич, предлагаю познакомиться, — преувеличенно по-свойски предложил нотариус, глянув на часы.
— Нет! — неожиданно зло выпалил Стас, начхав на грызущий его страх.
Потому что назло страху внутри закипала злость, замешанная на обиде. Он струсил! Повёл себя, как… как… Он всё понял. Ритке было мало продать вторую квартиру, обе машины и дачу — она решила отнять у него самое главное: его дом. Каких только страшилок о чёрных риелторах не носилось по стране. Это нормальным людям есть, чем заняться по жизни. А инвалиду весь мир заменяет телевизор — этому монстру есть, чем запугать семнадцатилетнего сопляка, лишившегося привычной защиты взрослых… Он идиот! Какого хрена выкаблучивался, когда предлагали помощь?! Выделывался, изображая из себя круто самостоятельного. Допрыгался, дебилоид! Теперь всё. Теперь никакие друзья отца не подоспеют на помощь, как в кино. У его кина не будет хэппи энда — просрал он свой хэппи энд…
— Не стоит так разбазаривать нервы по пустякам, — холодно предложил Зверь, так же поглядывая на часы. — Да и время. Я понимаю твою реакцию, Станислав, — даже не усмехнулся он, демонстрируя превосходство сильного, ибо не перед кем. — И рад, что ты всё понял сам. Эту квартиру мы забираем. Не даром. Мы ж не звери. Ты получишь другую. В Чертаново. Однокомнатную. Больше такому, как ты, не нужно. Лишние хлопоты, — с ледяным равнодушием рубил он фразы и саму жизнь Стаса на корню. — Кроме того, немного бросим на твой счёт. На проценты с этого не разгуляешься. Но с голоду не загнёшься. Пособие ему оформили?
— Да-да! — с похвальной поспешностью заверил нотариус.
— Смотри, — с неприкрытой угрозой предупредил его Зверь. — Мне чужие грехи не в жилу. Свои бы отмолить. Короче, Станислав, крыша у тебя будет. Отсюда можешь забрать всё, что захочешь.
Нотариус кашлянул. Ну да, в этой квартире было немало ценного по представлению такого хорька.
— Своё он заберёт! — чуть поднажал голосом Зверь. — Своё, — повторил, придавив подползшую к столу и присевшую на стул Ритку.
— Но…, - вякнула, было, та.
— Понятно, — не разочарованно, а, скорей, констатируя наличие её жабы, бросил Зверь и слегка обернулся: — Стёпа, эта лахудра уйдёт отсюда впереди нас. С пустыми руками.
— Сделаем, — глухо бухнуло за спиной Стаса.
— Но, мы же договаривались! — с пинка жабы завелась Ритка, подпрыгнув на стуле.
Зверь чуть заметно повёл башкой. Один из шестёрок дотопал до перепугавшейся тётки и цапнул её за руку выше локтя. Что-то там с ней сделал и сдёрнул сучку со стула. А затем выволок загнутую кренделем сучку в коридор. Верещать Ритка не посмела — только ойкала да всхлипывала. Белый, как покойник, Гера сам пополз туда же вдоль стеночки. Долбанулся о старинную горку, сохранившуюся в семье отца с времён царя Гороха. Обтёк её и сиганул в коридор. Хлопнула входная дверь. Зверь удовлетворённо прикрыл глаза, а затем перевёл их на Стаса:
— Не будешь лохом, твоя новая квартира останется тебе. Ты единственный её владелец.
— Этой тоже! — вновь вырвалось у Стаса.
Да ещё и с издёвкой, которой он никак не мог себе позволить.
— Если мужик не может защитить свой дом, у него нет дома, — бесстрастно преподал ему урок Зверь. — Этот ты не защитил. Попробуй защитить хотя бы новый…
Но, Стас его уже не слышал. Что-то такое сорвалось в нём с резьбы. Горячечное муторное ожесточение ударило в голову, затопив её нестерпимым жаром. Тело само собой забилось, пытаясь оторваться от стола — кресло прилипло к полу намертво. Это ещё больше поддавало жару в голову. Зрение как-то смазалось. Руки болтались отдельно от тела, ища, кого бы огреть побольней. Он что-то орал, не слыша сам себя — глотка надсадно вибрировала. Чуть остудило пойманное краем глаза лицо Зверя. Тот равнодушно кивнул головой кому-то за спиной Стаса. Он дёрнулся обернуться, но что-то жёсткое впечаталось в лицо. Прижало к нему что-то дико вонючее. Знакомый запах… Он не заметил, как отъехал.
Очнулся в темноте. Даже не по-настоящему очнулся — вынырнул из ниоткуда кусочком спутанного сознания. Тело задубело. Стас попытался двинуть головой — нос и щёки ткнулись в холодный… полиэтилен… Бред какой-то… Стас поднажал — голова почти не сдвинулась. Но лицо упёрлось во что-то твёрдое. Он отчаянно таращился в темноту. Голова гудела и явно готовилась отключиться. Жутко хотелось спать. Кажется, было очень холодно. И на тело давила страшная ледяная тяжесть… Значит, оно живое!
Стас попытался пошевелиться — руки вдруг реально ощутили мёртвый холод этого полиэтилена. С боков по нему что-то зашуршало. Что-то такое… вроде, знакомое. Стас с трудом разжал застывший кулак. Надавил непослушными пальцами на плёнку — рука никак не могла помочь. Её прижимало к телу непонятной силой. Верней… всё тело сжимало, будто в тисках. Стас изо всех сил даванул, и пальцы проткнули полиэтилен. Зашевелились, возясь в какой-то массе… Он сразу понял, что это такое. Понял, но отказывался верить. Совершенно.
Ни за что! Такого просто не может быть! Так… оно бывает только в кино. А с ним… Нет, это невозможно. Это чудовищно… Нечестно… Зверь же сказал… И новая квартира… Его не хотели убивать… Им было не надо… Он бы ничего не сумел им… Воздух! Тут сейчас кончится воздух… Надо выбираться…
Начинающаяся паника забуксовала. Всё больше клонило в сон. Стас пытался барахтаться, но тело его окончательно предало. Даже давящая тяжесть пропала. Пальцы так и завязли в проткнутых дырах. Сомкнулись на холодном комке земли, что подгребли под себя. Голова плавно и безболезненно тонула в приятном мареве бесчувственности. Он не ощутил, как окончательно вырубился.
Глава 1
Первые инопланетяне и сразу сволочи
Сознание возвращалось так, словно желало его окончательно прикончить. То всплывало, то отчаливало. Муторная болтанка по-хозяйски расселась внутри и пугала накатывающимися приступами. Хотелось, наконец-то, проблеваться, чтоб отпустило. Но отпускать его явно не собирались. Не наигрались ещё c безногой игрушкой. Злоба всколыхнула мозги, подарив несколько секунд просветления. Стас поспешил им воспользоваться и выяснить: стоило выживать, или зря ему так повезло?
Видимость, как в бабулиных плюсовых линзах. Понятно, что стены вокруг белые. Странно, что не грязная кладка подвала. А какого… тащить его в подвал, если убили? Хата уплыла в чужие руки, а кому нужен труп бывшего хозяина? Ритка… Сука! Тварь жадная. И как так получается, что в одной семье родились его мать и такая вот падаль? Одна выросла настоящей леди, а вторая цепным псом. Рита, Рита. Как была провинциальной жмудью, так и Москва тебя не облицевала. Осталась ты мелочной паскудой… И всё такой же нищей! Лишь такая темень, как ты, могла поверить, что хату погибшей сестры тебе дадут продать за деньги, которые тебе дадут. Тебе дадут, Ритуля — штопай карманы. Жаль, не удалось досмотреть, в какой яме закопают тебя. Засада, если в одной могиле с ним. И полный отстой, если тебя оттуда тоже откопали…
Размышляя, Стас не заметил, как в белом киселе наметились контуры конкретных объектов. Хотел, было, поднапрячься да ознакомиться с обстановкой, но что-то помешало. Стопор внутри сработал: никакой щенячьей инициативы. Он прикрыл глаза, собираясь с силами. Полежал так, готовясь, не понять к чему. Но явно к серьёзному — печёнкой чуял. Натренировалась его печёнка на подляны, покуда он прозябал беспомощной тушкой под опекой ведьмы-людоедки. Пожалуй, даже готовился услыхать её дребезжащий от пьянства голосок. Но, вот такого уж точно не ожидал.
Спокойный приятный мужской голос подкрался льстивым котом, намекающим на сметану. Но, это ещё прелюдия к сюрпризу. А вот и сам сюрприз: Стас не опознал язык, на котором его домогались. Он, понятно, не стахановец-полиглот. Но предки свободно владели шестью языками на двоих. Не захочешь, а нахватаешься шпионских инязов. Тремя языками он владел свободно. А ещё двумя корявенько, но сносно. Всякие там японские с китайскими тоже можно опознать на слух. А это мурлыканье ни разу в жизни слышать не приходилось. Хотя… Что-то такое смутно знакомое различалось. Вроде «тейбла» с «лэйблой», которые переведут даже тётки со швабрами.
Стас поднапрягся, но единого смысла в льющейся на него информации так и не уловил. Зато, открыв глаза, различил самого выступающего. Бородка. Ниже неё что-то белое до самого низа. Сомнительно, что над откопанным трупом склонился повар — стопудово врач. Странно, что анамнез он сочиняет на неведомом языке, который хрен вышепчешь. Другая страна? Много чести для калеки-сироты: везти его за кордон ради криминального захоронения. А в ближайшем зарубежье так не говорят. Да и в дальнем.
Отчаявшись добиться ответной речи, мужик плюнул на пациента и уплыл туда, откуда возник. Стас ещё разок поднапрягся: столкнул гранитную глыбу башки с затылка набок. Она нехотя скатилась, хлопнувшись виском о прохладную твёрдую поверхность. Зрение набирает обороты, и ему уже можно почти верить. Если мужик — врач, то весьма преуспевающий. На нём не мятая униформа, а… Костюм — фирмА. «Сидящая» и немнущаяся. Граф, а не терапевт районной поликлиники, что на руку гипотезе о загранице. Вывезли, закопали, а местные откопали. Голливуд. Другая гипотеза: один из трёх отцовских друзей, что присматривали за ним — гебешник в чинах — просёк замыслы тётки-людоедки пришить законного наследника жилплощади. Даже почти успел к развязке. По горячим следам откопал преданного земле живым младенца. Припёр его в правительственную лечебку подлечиться. Полная хрень… В рот те ноги, как говаривал мамин папа: слесарь «золотые руки» и спец по всяким таким национальным ругательствам.
Стас равнодушно взирал на спину остановившегося графа. Рядом с ним плешивый Санчо Панса в жёваном белом чехле. Стоят у длинного стола — Стас скосил глаза — такого же белого, что и под ним. На столе… Он проморгался и прищурился: лежит девчонка. Где-то чуть старше него. Длинные чёрные волосы свисают с края стола. На другом конце раскинуты по сторонам ноги. Неподвижна, глаза закрыты. Значит, тоже пациент-полудохлик, как и он. Скорей всего… В его грёбанном детективе — вяло усмехнулся Стас — не хватало лишь извращенцев-насильников. Пускай и дальше не хватает —…