Father you!!!

Сергей Шведов FATHER YOU!!!

В Саяно — Алтайских горах красота не скупа, а горделиво высокомерна. Даже на пасмурное небо можно любоваться бесконечно, с таким вот завораживающим чувством маленький ребёнок вертит самую примитивную игрушку — калейдоскоп, которая каждый миг рисует перед ним всё новые узоры. Обилие полутоновых переходов в красках даже самого мрачного неба не даёт отвести глаз, завораживает.

Но сегодня небо было голубым от края до края, без единого облачка. Вертолёт прошёл совсем рядом с горным пиком. Неповторимой прозрачности горный воздух позволяет тут получать на сетчатке глаза изображение такой высокой чёткости, что, кажется, можно свободно обозреть всю эту чудную горную страну от края до края. Линия горизонта словно выгибается параболическим зеркалом, чтобы сделать обзор всеохватывающим, а чувство свободного парения над миром роднит тебя со всем ангельским, что заложено в тебе от начала творения. И ещё больней щемит сердце ужас от того, во что может превратить эту землю человек, способный извратить не только живую и неживую природу, но и своё собственное естество.

* * *

Вацлав приник к иллюминатору и вгляделся в почти правильные каменные уступы, что лежат повыше зоны альпийских лугов. Даже тут, среди острых обломков скал, можно отыскать крошечные букетики почти микроскопических цветиков. А уж красочное убранство гор чуть ниже в альпийской зоне взрывается буйством цветения всего и вся — праздничное пиршество для лучших в мире пчёл, дающих несравнимый по целебности мёд.

Ещё ниже даже без электронного бинокля чётко вырисовывается таёжный ландшафт, иссечённый бирюзовой голубизной горных речушек, водопадов и озёр в котловинах, обрамлённых изумрудными пихтами. На южных скатах столь же горделиво красуются кедровые леса, высоко вздымающиеся по долинам рек. Они опять же чередуются со светлыми альпийскими лугами, где уже вызревает черника и завораживают взор фиалки.

Роскошный рогач изюбрь, марал с целебными пантами и маленькая безрогая кабарга тут в извечно неразделимом единстве и противостоянии с красным волком, снежным барсом и вроде бы неуклюжим косолапым мишкой, который на спринтерской дистанции запросто может обогнать оленя. Копытных спасают от полного истребления полосатые бурундуки и тонкохвостые попрыгунчики–тушканчики, которые и составляют основную кормовую базу зубастых хищников от миниатюрного горностая до громадины–медведя. Они–то, маленькие и безответные, безропотно несут эту тягостную повинность, чтобы своими коротенькими жизнями продлить существование тем, кто зубами и когтями вскарабкался на высшие звенья пищевой цепочки.

* * *

Вертолёт сделал манёвр по плавному снижению перед вертикальным спуском. С северной стороны распахнулась величественная панорама открытого всем ветрам горного плато, укрытого жёстким ковром кустарничков и трав с глянцевыми листочками и стебельками.

Тут уже можно отыскать эдельвейс, если уж очень повезёт. Бархатисто–ворсистую звёздочку светло–салатового цвета, увенчанную соцветием из нескольких свёрнутых в плотные комочки слегка приоткрытых корзинок с белыми или желтовато–золотистыми цветками внутри. Символ чистой и светлой любви, отыскать которую в наше время так же трудно, как и этот экзотический цветок. Любви, дарующей самый прекрасный плод в мире — детей, которые возродят этот блуждающий золотой огонёк горного эдельвейса в твоих внуках и правнуках, которых ты, возможно, никогда не увидишь.

Вацлав сжал зубы и со свистом выдохнул:

— С–с–суки…

Пилот вертолёта понимающе кивнул и вздохнул как–то странно:

— Вот таки дела–а–а…

Конвоирша вынула из ушей наушники плеера:

— Ну, чо ишшо?

Вацлав снова приник к иллюминатору.

Загородная резиденция президентши Конфедерации независимых государств Нижней Сиберии Мучку — Самдык расположена среди массивных обломков скал, которые складываются в естественную линию оборонительных сооружений на случай штурма правительственного бункера группой спецназа горных стрелков даже при огневой поддержке из мортир, атаке ракетами класса «земля–земля» и бомбардировке бетонобойными бомбами с вертолётов.

Вацлав Огинский нерадостно усмехнулся — он, пожалуй что, до сих пор единственный представитель «подлого люда» Нижней Сиберии, кто удостоился чести побывать на аудиенции у правящей президентши Конфедерации Намжалмы Анзановны Батожабай (по негласному соглашению элит всегда — бурятка). На аудиенцию приглашена также премьер–министерша Алчымай Херелевна Алаш–оол (по негласному соглашению элит — только тувинка). Вице–президентша Алтыной Адыджаховна Ултургашева (по негласному соглашению элит — хакаска) согласно конституции не могла присутствовать в одном месте и в одно время с главой государства. Из сибиряков с русскими корнями четвёртым высшим государственным лицом могла быть только спикерша Национального хурала, но Хаюня Исраэловна Киршенцвейг находилась с государственным визитом в братской Монголии. Алтайцы, шорцы и представители малых народов по конституции могли занимать должности только на уровне глав аймаков и сомонов. Поэтому судьбу полковника Огинского решали только два первых лиц государства.

* * *

Полосатый чулок ветрового конуса безжизненно поник на шесте. Ветра почти не было. Вертолёт без труда сел в центр круга, обозначавшего посадочную площадку. Конвоирша невнятным рыком приказала Огинскому стать на ноги, прошлась щёткой по его слегка помятому официальному костюму, бархоткой — по туфлям, расчёской — по волосам. Опрыскала одеколоном из баллончика. Только после этого она сняла с него наручники и кандалы.

— Шагай ходчей, чучело!

У трапа Огинского встретили две офицерши из роты почётного караула, чести ему не отдали, а отвели его до самой резиденции, выстроенной в стиле китайской храмовой архитектуры, но не из дерева, а из красного полированного гранита. Почётная красная ковровая дорожка была намертво сцеплена с брусчаткой из красного гранита латунными полосами, скатать её было обременительно, поэтому опального полковника повели в стороне от неё.

* * *

В «розовом» зале резиденции пол был уложен розовым мрамором. Офицерши отконвоировали Огинского на середину зала и замерли у него за спиной мраморными статуями.

Из–за бархатной портьеры строевым шагом с оттянутым носком вышла грудастая девица в гусарском кивере и мини–юбочке над высокими ботфортами. Под звуки фанфар из динамиков она вытащила из позолоченных ножен саблю и приложила клинок к лицу, словно собиралась отчекрыжить себе напудренный носик. Протокол предписывал все встречи в резиденции проводить на государственном языке, поэтому девица звонко заголосила:

— Пердизентша Кампедерация неподъярёмных осударств Нижней Сиберии, дружбанистых республик Алтай, Красеняр, Бурятии, Тывы и Хакасии, ейное высокопревосходство сударыня Намжалма Анзановна Батожабай!

Огинский вытянулся в струнку, держа руки по швам, хотя был в гражданской одежде. Луноликая президентша в строгом синем костюме с платиновой брошью в виде змейки на лацкане жакета вынесла своё многопудовое достоинство из глубины резиденции и опустилась на диванчик с позолоченными поручнями. Её сопровождала сухопарая премьерша, вся в чёрном, с брошью в форме тарантула, но из золота. По этикету она не могла присесть без приглашения президентши.

— Ваше высокопревосходительство, полковник запаса Огинский прибыл по вашему приказанию!

— Етто што такова дееца? — насмешливо кивнула президентша премьерше. — Пылковник Огинский не хочеть балакать с нами на осударственным языке? За петнадцеть годов осударевой службы в нашем войске рызвыкся на родную балачку, и свыкся с матерным и строевым языком, что то ись одно и тож?

— Вухи иму за етто оборвать! — покачала головой премьерша. — Чой хочеть, той дееть.

— Не хочешь аль не могешь балакать по–сибирски?

Огинский молчал.

— А вот мы хочем и могем, потому как научены служить сибирскому люду.

— Служу сибирскому люду! — выкрикнул Огинский, как на строевом смотру.

— Вот так–от баско, пылковник, — милостиво улыбнулась президентша. — А чой–то он башконькой–то кручеть? Не ндравица вишь ты.

— Он личнось звестная — выпендряется, — съязвила премьерша. — Никак национальный ерой! На влась, видать, забижаеца.

— А чо йму забижаца на влась? — развела руками президентша. — Сам во всём виноватый, а влась отправила йго на полную пензию, а не в тюрьму. И все евойные погадки и прошибки позабыла.

— Ага, токо через некоторо времё стал–от он у нас крутоват–то чой–то замест кабыть спасибки сказать.

— Етто всё было не водин раз, — сокрушено покачала головой президентша. — Ить зеньки–от вылупил! Дико–от слушать правды–то?

Президентша ленивым кивком руки услала двух офицерш роты почётного караула и гусарку в кивере, демонстрируя тем самым, что не боится остаться одна лицом к лицу с национальным супергероем. Огинский еле заметно усмехнулся. Чего бабе бояться? С десяток замаскированных снайперш не сводят с него лазерных прицелов своих винтовок, стреляющих из спецпатронов для ведения огня в закрытых помещениях. То есть пулями со смещённым центром тяжести, чтобы не было поражения навылет со случайными жертвами.

— Ли не похавкать нам кой–чо, сударыни и сударики? — с лёгким поклоном предложила премьерша. — Я шшытаю, чо час приспел.

— Агась, в брюхе моёй чтой–то урчеть, — милостиво согласилась президентша. — Ну, пойдам до столу, чоля?

Все трое степенно проследовали к широкому, но невысокому столу из ценных пород дерева с замысловатой инкрустацией, изображавшей легендарного багатура, оседлавшего дракона. Президентша с премьершей уселись на мягкую скамью, укрытую ковром. Огинскому указали на жёсткую банкетку, но на словах присесть не пригласили. Поэтому он остался стоять по стойке смирно.

— Ты, пылковник, предавшшик нам али враг упёртый? — пронзила его взглядом президентша.

— Я патриот своего отечества, ваше высокопревосходительство, — с достоинством ответил Огинский.

— И за тышшу мильёнов не продасси?

— Да чоб мне как псу издохнуть, сударыня пердизентша! — громко отчеканил Вацлав на сибирском языке.

— Ить оно–тко как! И на осударственном языке балакать можешь. Чож ты от москальщины никак не отстанешь?

Премьерша подпёрла щёку рукой, как бы пригорюнилась:

— Агась, матушка. Скоко есь в белым свете сволочных москалёв, всяк з них на Сибир наш зырица. Нет веры йму, матушка–пердизентша. Вопосля схочет жахнуть через границу до супостатов, от гля–ка сама, какой он.

— Ты погодь–ка! — осадила её президентша. — Не твой черёд по протоколу.

— Звиняйте, ваше высокопревосходство! — покорно склонила голову премьерша и отступила на шаг.

Президентша вытащила из бумажного колечка салфетку и расстелила перед собой.

— Ономнясь чуяла я чой–то непотребное про тя, пылковник. Аль брешут люди? На кой ты в летнем лагере для деток погром устроил?

Огинский опустил глаза, чтобы не выдать гнева.

— Мне нанесли личное оскорбление, ваше высокопревосходительство. Мало того, что мою жену и детей насильно отняли от меня…

— Йо ужо распытали, жонку–от твою бывшую. Да толку–то! Мы–ста ничо так и не скумекали до энтих пор то ись. Чой–то стало понятно опосля, тока тада ваще не заставалася походу уж ничо другова изделать, как тя на пензию услать.

— Воля ваша, экселленц.

— Ить–ты какие ерои у нас — и на пензию в молодых годах согласен! Кто–то за них бут осударево дело делать, пектися в жару, а они бут в студёнки на пензии потаиваца?

Огинский на этот раз осторожно помалкивал, чтобы лишний раз не раздраконить власть.

— Я коли я тя на дыбу вздёргну?

Огинский, еле сдерживаясь, опять перешёл на государственный язык:

— Свою вольготу всё одно не продам! Мёртвые страму не имуть.

— Вумный дюже?.. Ладно, можете сесть в моём присутствии, полковник, — устала балакать госпожа президентша на государственном языке, когда уже язык себе сломала на родной нижнесибирской «балачке». — Можете говорить по–великорусски, нас тут всё равно никто не слышит.

Она царственно хлопнула в ладоши. Тут же появились угодливые лакеи–официанты с подносами. Они разлили целебный чай саган–дайля.

— Священная трава основы ян, чай мужской силы, полковник. В переводе означает «трава продлевающая жизнь». Омолаживает организм и повышает потенцию. Эту траву использовали все шаманы, колдуны, кочевая знать и даже китайские мандарины.

Огинский кивнул. Он знал, что чай саган–дайля заваривают спецназовцы и киллеры вместо амфетаминов. Президентша многозначительно выгнула бровь:

— Как москали встречают гостей хлебом и солью, так сибиряки — чаем с молоком. Недаром говориться: «Чай с молоком — для друга!»

Вацлав поклонился и приложил правую руку к сердцу в знак благодарности. Президентша самолично поставила перед ним пиалу с чаем.

— По сибирскому обычаю, гостям подают неполную чашку обеими руками. Напиток может вам не понравиться из–за непривычного вкуса, но не попробовать его — значит выказать неуважение.

— Спасибо, ваше высокопревосходительство, — склонил голову Огинский и быстрыми глотками выпил всю чашку.

— Сибирский чай обязательно должен быть зелёным, жирным и солёным. Вы как патриот своего государства должны знать наши национальные блюда, — с насмешливой улыбкой продолжала президентша. — Вот, например, перед вами сушёная спрессованная творожистая масса — хурут, которая заменяла кочевым скотоводам хлеб.

— Или курут… Его выдают диверсантам на многодневных заданиях, — тактично дополнил сообщение Огинский.

— А вот это что, знаете?

— Знаю, это позы, огромные пельмени на пару. Самое главное при поедании поз — не дать вытечь драгоценному мясному соку. Поэтому их едят только руками.

— Да, бууза едят только так. А это что за сакральное блюдо?

— Саламат из сметаны и муки.

— Верно — шаначан зоохэй, просто очаровательный по вкусу сметанный крем. Это приветственное блюдо. Обязательно сопровождается благопожеланиями уважаемым гостям. Его подносят и едят только правой рукой. Угощайтесь в знак уважения перед вашими заслугами.

— Премного благодарен, экселленц.

Огинский застыл, неподвижно, чтобы погасить предательские живчики на скулах, готовые вот–вот задёргаться на скулах. Экскурс в национальную кухню не предвещал ничего хорошего.

— А как вам наши сибирские пельмени и мясо по–сибирски? В старину охотники, уходя в тайгу зимой, брали с собой в холщовых мешочках замороженные пельмени, которые достаточно было бросить в кипяток и после их всплытия блюдо с крупными и ароматными пельменями уже готово.

— Наши горные стрелки тоже берут с собой пельмени, — согласился Огинский.

— А в чём изюминка нашего мяса по–сибирски?

Огинский глупее глупого выпятил глаза и мотнул головой.

— Особенностью приготовления мяса по–сибирски, или по–таежному, являются приправы из молодых побегов папоротника и черемши, которые закатываются в мясной рулет. К мясу подаются запечённая в духовке картошка и замороженная ягода, чаще брусника или клюква.

— Мои предки живут в Сибири с 1863 года, экселленц, — скромно напомнил Огинский.

— Ну и, конечно, национальный стол немыслим без сибирских пирогов — с брусникой, рыбой, черемшой, рисом, грибами и яйцом. А вот насчёт горячительного…

— Кумыс, — вздохнул Огинский.

— Разумеется, cэгээ — прекрасное лечебное средство и чудесный тонизирующий напиток. Кумысом тоже встречают почётного гостя.

Огинский выпил широкую плоскую чашку:

— Спасибо, очень вкусно.

Президентша умолкла, потому что налегла на пирожки. Разговор на кулинарную тему подхватила сухопарая премьерша:

— На десерт — наша национальная гордость. Кашу из кедровых орешков сибиряки готовили для отощавших людей. После употребления этого блюда даже сильно заморённые охотники поправлялись в течение двух недель.

— Какие тонкие приправы! — причмокнул от удовольствия Огинский.

— Моду на пряности переняли из Китая наши сибиряки–землепашцы. А вот у сибиряков–кочевников пища, как правило, пресная и вообще бедна вкусовыми оттенками — они почти не используют специй. Кочевая жизнь народа не способствовала развитию гастрономических изысков. Зато они готовят отличный хойтпак, — причмокнула фиолетовым языком премьерша и блаженно наполовину прикрыла глаза.

— Или айран, — похвастался Огинский знанием национальной кухни. — Из него гонят молочную водку арака. Алкоголя там немного — примерно 20 %. Чтобы получить более крепкую водку, её перегоняют вторично и доводят до 70–80 градусов.

— Угощайтесь, полковник, — пододвинула премьерша к нему объёмистый бокал.

— Пью за процветание нашего отечества!

Огинский ещё по срочной службе знал, что молочная водка имеет не слишком приятный на вид цвет, а запах её вполне соответствует цвету. И вкус у неё такой, что лучше пить араку одним махом, чтобы не выблевать.

Президентша покончила с пирожками и махнула лакею с набором дымящихся трубок на подносе.

— Выбирайте на свой вкус, полковник, — предложила президентша, а сама взяла полированную трубку из вишнёвого корня. — Мы в нашей стране, разумеется, боремся за здоровый образ жизни, но табак, как и арака, — любимая пища горных духов. Так мы воздаём должное культу предков. У нас ведь в нашей родной Сиберии мультиконфессиональность, разумеется, с преобладанием…

— Буддизма? — прикинулся простачком Огинский.

— Нет, традиционного сибирского язычества. Буддистских лам в красочных дацанах мы используем для представительских целей. Многие видные западные деятели увлечены экзотическим буддизмом, а наши шаманы и колдуны им почему–то не очень симпатичны.

Выкурить трубку с отрыжкой после сытного обеда — неотъемлемая часть светского этикета. Именно с этого момента дипломаты Сиберии начинают подступать к главной теме переговоров. Премьерша неудачно выбрала трубку с длинным чубуком и большой фарфоровой чашкой для табака.

— Милочка, — ласково положила ей руку на плечо президентша. — Мы уже с полковником покурили, а вашу трубку ещё можно с удовольствием потягивать целых полчаса. Мы с полковником не станем лишать вас этого удовольствия и предлагаем вам уединиться в курительной комнате, чтобы наш разговор не мешал вам наслаждаться ароматным дымом.

Премьерша поклонилась в пояс и попятилась к выходу, чтобы не показать повелительнице спину. Оставшись наедине с гостем, президентша сразу задала беседе деловой тон:

— Полковник, я пригласила вас на неофициальную беседу, можно сказать, разговор по душам. Давайте отбросим обиды и условности, а приступим к конструктивному диалогу, конечным итогом которого должна стать обоюдная уверенность в нашем взаимном благорасположении. А–а–а, сидите! Не вставайте… Это не выволочка, а просто разговор по душам. Договорились?

Президентша прищёлкнула пальцами, и лакей принёс ей на подносе очки и листок с текстом, отпечатанным очень крупным шрифтом.

— Вот что мне подготовили мои референтки. Простите, что я буду читать с бумаги, а не говорить своими словами.

«Национальный герой Конфедерации независимых государств Нижней Сиберии — бывший главком войск специального назначения и подразделений быстрого реагирования полковник Вацлав Константинович Огинский. 38 лет от роду.

Принимал участие в 138 боевых операциях, в том числе и в качестве командира. Восемь огнестрельных ранений, три контузии, двенадцать ран от холодного оружия. Последнее медицинское заключение — годен к строевой службе без ограничений».

— Ого! — восхищённо воздела на него глаза президентша и продолжила чтение.

«Кадетский корпус, юнкерское училище по специальности командир горнострелкового батальона, академия войск специального назначения и адъюнктура академии генштаба. Кандидат военных наук, диссертация на тему проведения тайных силовых операций по свержению реакционных антидемократических режимов в сопредельных странах.

Мастер спорта по альпинизму, боевому пятиборью, неоднократный чемпион страны по самбо и дзюдо.

Обладает необычайною физическою силою, беспредельно отважен в бою и единоборстве. Его личные рекорды в прыжках в длину и высоту, в том числе и с места, в беге на короткие и длинные дистанции до сих пор не побиты среди личного состава вооружённых сил Конфедерации.

Умственные способности и физические доблести в соединении с феноменальной силой делают его крайне опасным для любого противника. На территории одной из сопредельных стран при проведении спецоперации в рукопашном бою полковник был ранен пулей в грудь навылет, получил сквозное ранение ножом в шею и черепномозговую травму, но сумел отбить атаку, а сам скрылся в лесу. Солдаты противника не стали прочёсывать зелёную зону в полной уверенности, что раны Огинского смертельны. Меж тем ему через месяц удалось добраться по пересечённой местности до государственной границы и полуживым вернуться на родину…»

— Читать дальше? — спросила президентша.

— Ваше высокопревосходительство, даже после трёх контузий я пока ещё не страдаю провалами памяти.

Дальше президентша читать не стала ещё и потому, что там шли такие строки:

«Обладает непререкаемым авторитетом в войсках и харизмой полководца. В случае военного мятежа способен возглавить правящую хунту и удерживать власть в стране на протяжении нескольких десятков лет».

Госпожа президентша положила выкуренную трубку лакею на поднос и просто как–то по–бабьи вздохнула:

— Ну и что будем с вами делать, полковник?

Огинский недоумённо пожал плечами.

— Так что же случилось в летнем детском лагере?

— Я, ваше высокопревосходительство, как отец двух мальчиков…

— Фи, полковник, какие солдафонские словечки в присутствие дамы!

— Простите, экселленц. Я, как родитель номер один…

— Вацлав Константинович, весь мир давно отказался от этого неполиткорректного термина. Если вы родитель номер один, но ваша бывшая жена, получается, родитель номер два. Логично?

— Логично.

— Но женщина в свободном мире не может быть на втором месте. Поэтому для мужчин с детьми принят термин «псевдородитель». Ведь мужчина на самом деле не может родить ребёнка?

— Согласен… Я, как псевдородитель двух мальчиков…

— Простите, полковник, но и тут неувязка… Мальчик в современной медицинской и педагогической терминологии обозначается как «недодевочка». Ведь если быть последовательным, то с точки зрения физиологии, мужчина — просто недооформившаяся женщина.

— Как вам будет угодно… Я, как псевдородитель двух недодевочек, по закону имею право на еженедельную встречу с ними для общения в течение часа. Но мои права ущемляются со стороны моей жены.

— Простите, полковник, помимо закона имеются ещё и подзаконные акты, которые дают матери свободу решать, достоин ли псевдородитель в данный момент встречи с детьми? Он ведь может быть выпивши. Ведь все мужчины пьяницы, разве не так?

Огинский поборол непроизвольную судорогу в плечах и кивнул.

— Так что с вами случилось в летнем лагере для деток, полковник?

— Не сдержался, ваше высокопревосходительство. Моих детей ко мне вывели в девчоночьих платьицах, с бантиками в волосах и белых колготках.

— Ну и что такого? Просто воспитательный момент — ваши недодевочки должны вникнуть в мир ощущений своих гендерных партнёрш — настоящих девочек, натянув кружевные трусики с гигиеническими прокладками.

— Но так ваши воспитатели могут вызвать у них наклонности гомиков!

— Ай–ай–ай, полковник! От гомофобии всего один шаг до антисемитизма. Вы разве не понимаете, что тем самым можете испортить нам отношения с глобальной банковской системой. Она может понизить кредитный рейтинг нашей страны, где никогда прежде не бывало проявлений антисемитизма. А наш великий сосед и покровитель Китай, между прочим, является крупнейшим вкладчиком международного банковского союза.

— Не понимаю, какая тут взаимосвязь с моими детьми?

— Вы солдат, поэтому многого не понимаете. Что вам растолковать?

— Почему меня разлучили с женой и детьми?

— В этом вы сами виноваты, полковник. Кто настоял на том, что в графе национальность у ваших детей во всех документах должно стоять — «великоросс»?

— Но ведь это так и есть на самом деле.

— Ах, Вацлав Константинович! Вам мало быть мужчиной, вы ещё хотите стать русским? А вы садомазохист, полковник.

— Не понимаю, о чём вы.

— Вы не русский, а потомок древнего польского аристократического рода. Ваши предки были сосланы в Сибирь за участие в восстании поляков против гнёта москалей. Вы чистокровный поляк и католик по своим корням!

— Огинские — прямые потомки древнейшего русского рода рюриковичей. По вашему, если у кого–то несколько сот лет назад в предках завелись шизофреники или параноики, то и их потомку следует приписывать тот же диагноз? Я — великоросс и православный!

— Тогда пеняйте сами на себя. По нашему законодательству высшие командные должности запрещено занимать представителям национальностей, которые являются государствообразующими во враждебных нам странах.

— Причём тут мои дети?

— А притом, что в Конфедерации Нижней Сиберии право жить семьями с несколькими детьми числом вплоть до десяти имеют только государственные служащие высших рангов и люди, чьё личное состояние превышает миллион прожиточных минимумов. Для остальных граждан у нас только такая формула семьи: «одна мать плюс один ребёнок минус псевдородитель». Потеряв высокий ранг, выйдя на досрочную пенсию как нелояльный гражданин, вы автоматически потеряли право жить со своей семьёй и воспитывать детей. Закон суров, но это закон! Скажите спасибо, что в порядке исключения за вами оставили право раз в неделю видеться с детьми, хотя остальные псевдородители имею лишь право выплачивать алименты.

Холодный пот заливал веки Огинского, но он не позволил себе пошевелиться, чтобы достать носовой платок, а сидел каменным изваянием.

* * *

Мадам президентша воспользовалась замешательством оппонента и перешла в наступление:

— Вы, кажется, сторонник патриархального домостроя, полковник? Мир находится в состоянии непрерывных перемен. Институт брака тоже ожидают перемены, он должен измениться и уже изменяется на глазах во всём мире. И этот объективный процесс будет продолжаться, пока брак не исчезнет совсем. Так называемое отцовство — выдумка злонамеренных сексистов и мужских шовинистов. 99 процентов своей истории человечество не знало института отцовства.

Президентша перевела дух и продолжила изрекать свои наставления:

— Новый матриархат положил конец мужскому деспотизму. Мифический господь не сотворил Еву из ребра Адама, а сама матушка–природа из части женщин сотворила мужчин для ускорения эволюции путём разделения полов для более эффективной передачи генетической информации. Если уж на то пошло, то мужской член — всего–навсего гипертрофированный женский клитор.

— Простите, экселленц, мне трудно судить об этом. Я анатомию изучал лишь с целью более эффективного поражения живой силы противника.

— Понять это совсем не сложно. Роль мужчины в современном мире — быть донором спермы и обслуживающим персоналом для женщины. Вы, как мне кажется, несколько иного мнения?

Огинский прикинулся совершенным кретином:

— Я человек военный, у меня не может быть собственного мнения, а только приказы командиров. Но в чём выигрыш новой общественной системы?

— Женский мир несёт доброе начало «инь», справедливость, терпимость и душевный покой для всего человечества. Больше не будет кровопролития и социальной несправедливости, семейных склок и домашнего насилия. Мы рады, что давно сломаны комфортабельные тюрьмы, в которых томились за запорами квартир и частных домов миллиарды несчастных подневольных женщин. И под конец феминистической революции наши борчихи за равноправие полов вытребовали принятия закона, где было черным по белому написано о юридической несостоятельности отцов в силу их принадлежности к мужскому полу.

— Простите, но и матери бывают разные и всякие.

— Мать может быть проституткой, наркоманкой, алкоголичкой, последовательницей какой–нибудь секты душегубов, но это для закона не имеет значения. Она мать — только ей принадлежит ребёнок. Кто такой отец? Пьющий, гуляющий недоумок, не принимающий никакого участия в воспитании своего чада, который рано или поздно бросает свою жену с детьми и не платит алиментов. Что может быть страшней образа брошенной матери как несчастной жертвы мужского вероломства. А ужасный образ отца–совратителя? Мужская педофилия, что может быть страшнее! Дочка постоянно должна дрожать от одной мысли, что ей надо будет делать, если тебя изнасиловал папа.

Огинский с трудом проглотил слюну из–за спазмов в горле:

— Что, отцов больше не будет?

— Мы сохраним небольшую популяцию мужчин в качестве поставщиков генетического материала и для выполнения заданий особой опасности и физической трудности, но будем содержать этих опасных зверей в запертой клетке. И никто не в обиде. По сути, мужчины только выиграли от матриархата. Ведь среднестатистический мужчина это идиот, которому не только ребёнка, но и котёнка нельзя доверить на воспитание. Взамен вашей власти над женщиной вы получили полную свободу.

Под конец своего спича разгорячившаяся президентша победным взглядом окинула Огинского и потрепала его по щеке:

— Я убедила вас, полковник?

— Так точно, ваше высокопревосходительство!

— А–а–а, сидите, не вставайте… Вы не на строевом смотре. Вот вам в знак нашего полного взаимопонимания!

Президентша протянула ему обеими руками уже не бокал, а немалую чашу тошновторной араки и с затаённым ехидством в узких прорезях заплывших жиром глазок в упор глянула на полковника.

— За здравие сибирского люда! — гаркнул полковник и втянул в себя вонючее, мутноватое содержимое до последней капли.

Его спасло от рвоты колечко мочёной черемши, которое поднесла ему мадам президентша.

* * *

— Ну а теперь можно и поразмыслить на трезвую голову, — усмехнулась властительница Нижней Сиберии.

От семидесятиградусной молочной водки у Огинского первое время пол заходил под ногами, но выручил опыт лихих солдатских попоек в молодости. Через пару минут шум в ушах затих, в глазах перестало двоиться.

— Ваша высокопревосходительство, могу ли я теперь воспользоваться вашим благорасположением?

— Вполне, — милостиво кивнула президентша. — Чего вы просите?

— Внеочередного свидания с моими детьми.

— По закону мне дано право миловать даже приговорённых к смерти преступников. Я организую вам встречу, полковник, и даже в порядке исключения разрешу продлить общения с детьми до двух часов, но лишь в том случае, если вы согласитесь на моё предложение.

Огинский изобразил на лице полную покорность.

Президентша грузно поднялась и включила экран с картой.

— Это совершенно секретная информация, — строго предупредила она.

— У меня высшая категория допуска к секретным материалам особой важности, ваше превосходительство.

— Меня предуведомили, полковник… Перед вами военный полигон в живописной котловине у озера Кыс — Холь. Что вам о нём известно?

— Центр специальной подготовки младших командиров для подразделений быстрого реагирования, экселленц, — привстал Огинский, чтобы лучше разглядеть карту.

— Садитесь, полковник. С завтрашнего дня вы — командующий полигоном.

— Я снова в строю? — снова попытался подняться Огинский, но президентша мягко, но властно придавила его плечо мягкой лапищей.

— Не совсем. Официально вы будете числиться в запасе, но кроме пенсии у вас будет удвоенное денежное содержание и полное материальное довольствие на уровне генералитета.

— Служу сибирскому люду!

— Рада слышать слова отважного защитника отечества, идущие от самого сердца! Но вы ещё не ознакомились с вашими функциональными обязанностями, — как–то игриво улыбнулась президентша и даже подщипнула Огинского за подбородок. — Скажите, полковник, как поощряются в вашей системе отличники боевой и политической подготовки?

— В войсках — увольнением на воскресенье, в закрытых спецподразделениях — свиданием с приглашённой девушкой в зоне рекреации на территории части.

— А офицеры?

— Отличившиеся имеют право поселиться на месяц в отдельном номере гостиницы для офицеров с приглянувшейся ему девушкой.

— Вот мы подошли к главному пункту нашего разговора, полковник, — жеманно замялась президентша, ну совсем как юная гимназистка. — Помимо специальной подготовки у личного состава вашего полигона будет совершенно иная, хотя и нельзя сказать, что неведомая военным функция.

— Простите?

— Функция репродукции элиты. Мы против хаотического смешения генов в результате каких–то там неведомых любовных порывов и роковых страстей. Института брака больше нет. Зачем позволять рождаться тысячам каких–то дефективных недоносков от юношей по вызову с сомнительной наследственностью? Пусть лучше от элитного мужчины родится тысяча полноценных детей. А сексуально озабоченные недоноски останутся для ублажения свободных женщин без оставления потомства.

— Ну а как вы в будущем сумеете избежать инцеста, если от каждого отца родится тысяча детей?

— Сразу видно, что вы военный. В наше время у каждой коровы в стойле вывешена её родословная до пятого колена. Мы с вами живём в эпоху полной компьютеризации. Вычислить родственников до третьего колена не составит никакого труда. Рождение ребёнка будет подвергаться государственному лицензированию с предварительной генетической экспертизой. Мы бы… в том числе и я, — стыдливо опустила ресницы президентша, — хотели бы получить от вас не менее тысячи великолепных детей.

— То есть вы предлагаете мне должность элитного жеребца в запертом загоне.

— Жеребец в древнесибирской мифологии — символ мужской силы, красоты и доблести. Так вы согласны?

— У меня нет выбора, ваше превосходительство. Ради права на воспитание моих детей я готов на всё. Надеюсь, мне не придётся обслуживать клиенток на дому?

— Что вы! Полигон у озера Кыс — Холь расположен в курортной зоне с термальными источниками, окружёнными сосновыми борами. Элитные дамы и гламурные девушки с радостью будут приезжать туда сами на отдых зимой и летом. Военные всегда пользовались у женщин неизменным успехом. Все связи будут сугубо конфиденциальными, а сам полигон сохранит статус секретного объекта. Итак, вы даёте своё согласие?

— Так точно! — вытянулся Огинский по стойке смирно.

— Тогда пройдёмте в храм, где вы дадите клятву верности новому призванию.

— Я не буддист, а православный.

— Неважно. Бог любит даже атеистов.

* * *

После жуткого обряда торжественного и клятвенного обязательства со сдиранием шкуры с живого барашка, на мездре которой Огинский должен был расписаться собственной кровью, вся процедура закончилась раскручиванием молитвенных буддистских барабанов — хурдэ.

— Почему у вас в дацане Будда с женской грудью? — спросил Огинский у бритоголового ламы.

— Все живущие ныне существа в прошлых жизнях были когда–то нашими матерями, как и сама Просвещённая Будда.

— Он разве гермафродит?

— Не он, а она. Будда — имя женского рода.

Тут–то Огинский заметил на облачении монаха выточки для груди.

— В ламы уже берут женщин?

— Слово «лама» тоже женского рода, если следовать строгой логике.

— Сумасшедший дом, а не дацан.

— Полковник, попридержите язык, вы во храме господнем, — одёрнула его президентша. — Подойдите к этой седовласой ламе и попросите у неё благословение–адис.

Огинский поклонился монахине, и она позвонила над его головой серебряным колокольчиком.

— Что теперь?

— Теперь ступайте к чайнику с аршаном.

— А что это такое?

— Освящённая вода. Плесните чуть–чуть в левую ладонь, отпейте три маленьких глотка для очищения тела, языка и мозгов. Потом омойте остатками воды лицо и голову.

После омовения Огинскому немного полегчало. На выходе из дацана президентша взяла его под руку и улыбнулась:

— Когда вы сможете принять командование нашим секретным полигоном?

— Сразу же после встречи с моими детьми, ваше высокопревосходительство.

— Договорились, полковник. О времени и месте встречи вас уведомят чуть позже. Но непременно пообещайте мне, что вы на свидании с детьми будете точно следовать всем инструкциям, которые сообщат вам представители спецслужб и органов государственной безопасности.

— Всенепременно, ваше высокопревосходительство, — покорно склонил голову Огинский. — Теперь я весь в вашем распоряжении.

* * *

В Тангайском скверике в полдень было непривычно малолюдно. В остальном обстановка тут мало отличалась от будничной, только вот среди прогуливающихся было как–то уж слишком много беременных и молодых мам с колясками.

Огинский вышел на встречу со своими детьми в майке–борцовке и трикотажных шортах в обтяжку, как и было обговорено заранее, чтобы нельзя было замаскировать оружие под складками одежды. На ногах у него были пластиковые шлёпанцы модели «ни шагу назад», в которых далеко не убежишь.

— Папа! — издалека кинулись к нему мальчишки.

Оба были одеты в попугайского цвета рубашки–распашонки с оранжевыми и жёлтыми квадратами и шорты со штанинами разного цвета — одна красная, другая голубая.

Это гэбэшные спецназухи позаботились, чтобы цели для преследования были видны издалека. В такой одёжке с пацанами в городской толпе не затеряешься даже на самых многолюдных улицах.

— Привет, мужики! — сгрёб мальчишек в охапку Огинский и присел, чтобы внимательно оглядеть отдыхающих в сквере.

Мужчинам вход в места массового отдыха населения был строго запрещён. Все мужики — пьяницы и сквернословы. Пусти их в сквер, они тут же развалятся на скамейках с бутылками пива, оскверняя воздух, облагороженный ароматами цветов, матерной руганью. Но и без невоспитанных мужиков тут было что–то не так. Ни бабушек–пенсионерок, ни женщин среднего возраста. Или беременные, или молодые мамы с колясками. Просто цирк — бойчихи президентского спецназа запаслись в колясках целым арсеналом стрелкового оружия по его одинокую душу. Вот же боятся мужиков, суки!

Осыпая поцелуями мальчишек, Огинский прошептал:

— Пацаны! Ни о чём меня не спрашивайте, ничему не удивляйтесь, а выполняйте мои приказы.

— Это игра в войнушку? — заговорщицким шёпотом спросил младший.

— Ага, игра, но всерьёз и по большому счёту.

Он подхватил обоих под мышки и закружил «самолётиком».

Так они дурачились и кружились по газону до самой чугунной оградки сквера, высотой по пояс.

— А вот теперь прыгаем через ограду и быстро бежим вон к той машине с приоткрытой дверцей!

До парковки было всего–те метров пятнадцать, но и на этом коротком отрезке пути им наперерез бросилась толстенная беременная баба. Огинский закрутил её руку за спину, сорвал с неё накладной живот и с быстротой карманника сорвал с «беременной» короткоствольный китайский «калаш» незнакомой модификации и двинул прикладом спецназухе под челюсть.

— Па, а стрелять они будут? — спросил младший, который испуганно глядел, как толпа недавних «беременных» и молодых мамочек гнались за машиной с оружием в руках.

— Нет, меня будут брать только живым. Вас тоже. Так что это просто игра в войнушку понарошку, пацаны. Нам некого бояться.

* * *

Он рванул машину не в лесопарк, к которому вплотную примыкал скверик, а в фешенебельный район «старинной» застройки в стиле провинциального классицизма. Все дома тут были новостроями, не деревянными, а каменными, но их фасады скопированы по фотографиям позапрошлого века. Тут проживали государственные чиновники высших рангов и состоятельные сибиряки, нажившиеся на распродаже природных богатств, впрочем, как наживались и госчиновники. До недавнего времени тут жил и Огинский.

Он отчаянно вертел головой по сторонам, но настоящей погони не заметил. За ними увязалась только одна полицейская машина, да и та не включила сирену и агрессивные проблесковые фонари на крыше, чтобы рёвом и грозным сверканием заставить остальным участникам уличного движения уступить ей дорогу.

Всё логично. Спецназ оцепил по периметру гору Мохнатку в лесопарке. Операцию готовили задолго и всерьёз. Личный состав «озадачен» и расставлен по местам. Так быстро маховик силовых структур не остановишь. А тут ещё и бабы командуют. В оперативном штабе наверняка бабская грызня похлеще, чем на общей кухня в коммунальной квартире прошлого века.

Наверняка ещё за сутки гэбэшники установили запретительные знаки на всех подъездных дорогах к горе. А потом выгнали оттуда взашей всех загорающих, грибников и спелеологов–любителей.

Вся Мохнатка — это как бы высокий храм с подземными криптами в виде целого каскада карстовых пещер, по которым можно незаметно выйти за пятнадцать километров от города в буреломы таёжного массива чащобного типа Ахторбаш, куда в прямом смысле ни одна собака не сунется. Речь идёт, разумеется, о служебно–розыскной собаке. А вертолёты с тепловизорами там совершенно бесполезны. В чащобе такая плотность крупного зверья, что ни один компьютер не обработает информацию об обнаруженных объектах, а просто свихнётся от избытка данных.

Стратеги и тактики из оперативного командования подразделений быстрого реагирования верно рассчитали, что Огинский попытается скрыться в подземельях под Мохнаткой. Анфилада широких входов в пещеру открывается прямо в склоне горы в двухстах метрах за сквериком.

Ближняя и самая известная для туристов и спелеологов–любителей пещера начинается с двух небольших гротов с очень низкими потолками. Свод первого грота резко понижается в противоположной от входа стороне, поэтому в следующий грот придётся пролезать через довольно узкое отверстие. Бойчихе спецназа в полной экипировке туда никак не протиснутся. Второй грот значительно больше, чем первый. Состоит он из одной большой камеры и двух маленьких, одна из которых выходит к подводной реке без порогов и водопадов. Знающему спецу на надувной лодке можно спокойно добраться до выхода на противоположном конце пещерного комплекса всего за несколько часов безо всякого напряга. Там главное, не прозевать воронку, куда в конце маршрута подземная река уходит под землю и теряется с концами.

Наверняка боевая операция была разработана «на ять». Все две тысячи спецназовок и триста натасканных дворцовых стражниц оцепили каждый вход и выход в карстовые пещеры, а вот дорога в город осталась неперекрытой. Огинский усмехнулся — бабы есть бабы, долог волос, ум — короток.

* * *

Элитный район псевдоисторической застройки располагался на холмах, поэтому улицы тут повсюду была вымощены брусчаткой для лучшего сцепления колёс с дорожным полотном. Сами улочки были узкие, как в старину, чаще всего с односторонним движением. Поэтому когда путь на вершину холма перегородил квадратный автозак внутренних войск с зарешеченными окошками, Огинский опять процедил сквозь зубы:

— С–с–суки!

По краям улочки с двух сторон шёл заборчик из дикого камня, в проулок не свернёшь. Огинский отрывисто скомандовал:

— Пацаны, выскакивайте из машины!

Отец с сыновьями побежали с прискоками и подскоками по крутым ступенькам вихляющей лестницы, с парапета которой спрыгнули на плоскую крышу четырёхэтажного коттеджа.

— Папа, мы недалеко от нашего дома! — крикнул на бегу старший Владик.

— Туда и бежим, только этот дом теперь не наш.

Снизу уже доносился вой полицейских машин, но бойчихи спецназа наверняка ещё не перегруппировались у пещер. К ним едва только подогнали машины, а уж рассаживаться по подразделениям они будут ещё минут пятнадцать.

Хоть фасады коттеджей и были скопированы с фотографий старинных купеческих домов, зато современные архитекторы отвели душу на крышах. Они были выполнены в фантасмагорическом стиле, когда кривые плоскости и геометрические фигуры пересекаются самым причудливым образом.

Все трое беглецов ползком вскарабкались на вершину наклонной трёхгранной призмы из стеклопакетов, речным утёсом нависавшей над стеклянным кругом зимнего сада соседнего дома.

В небе застрекотал и завис полицейский вертолёт. Всё, теперь жди военных. Засекли, суки.

— Папа, это же наш дом.

— Уже не наш.

— Там наша мама.

— Уже не наша. Прыгаем пацаны!

Все трое спрыгнули с крыши–утёса вперёд ногами и пробили стеклянное «небо» зимнего сада. Упали на клумбу с рыхлой чернозёмной почвой.

— Все целы, пацаны?

— Па, я, наверное, ногу подвернул, — жалобно проскулил младший Стасик.

— А ну–ка попрыгай!

Ребёнок сначала с опаской, затем уверенно запрыгал «зайчиком».

— Все в порядке. Побежали!

— Куда?

— В подвал.

* * *

— Вацик, стой!

На балюстраде второго этажа стояла жена с телефоном в руках.

— Вацик, ты должен оставить мне детей и немедленно сдаться на милость властям.

Огинский строго сказал своим парням:

— Стоять здесь! Ждать меня!

И взлетел по ступенькам к жене.

— Как ты смееешь! — едва успела крикнуть она, как её телефон полетел со второго этажа на плиточный пол у бассейна и разбился вдребезги. — Не радуйся, у меня ещё один есть. Я уже им сообщила, что ты взял моих детей в заложники, бандюга!

— Зачем ты дала согласие на смену пола нашим детям?

— Вацик, это всё для их блага. Иначе у них не будет никакой надежды сделать карьеру. Да и с девочками меньше хлопот. Мальчишки ведь такие непредсказуемые и агрессивные.

Огинский, не обращая внимания на истошный женский визг, запихнул жену в тёмный чулан без окон, запер дверь, а ключ выбросил в бассейн. Потом свернул на пол мраморное кашпо с цветами, а ажурной кованой подставкой напрочь заблокировал ручку двери в кладовку.

— Выпусти меня, изверг! Тебя всё равно поймают и осудят на урановые рудники, — стучала жена руками и ногами в дверь. — Ты жизнь мою загубил и детей погубить хочешь.

Огинский в три прыжка слетел по лестнице на первый этаж.

— Зачем ты так с нашей мамкой! — захныкал младший Стасик. — Ей же больно.

— Это не мамка, а обманка.

— Её подменили инопланетяне? — недоверчиво скосился на него Стасик.

— Угадал. Теперь бегом в подвал по лестнице чёрного хода!

* * *

В прачечной он откинул крышку решетчатого люка.

— Что это? — спросил старший Владик.

— Это люк для стока воды в случае, если подвал затопит во время ливня или бури… Раздевайтесь оба догола!

— Зачем?

— Без вопросов.

Детская одежда полетела в люк.

— А мы что, голыми останемся? — нахмурился старший Владик.

— Пока — да.

Огинский нашёл на полке перед зеркалом ножницы.

— Отрастили кудри, как девчонки.

— Мама сказала, что так теперь модно, — буркнул младший Стасик.

— Я вас помодней постригу.

Схватывая двумя пальцами пряди детских волос, Огинский обчекрыжил им обоим головы. Дети стали похожи на маленьких взъерошенных ёжиков. Остриженные волосы Огинский тоже выбросил в люк.

Выдвинул ящик комода, вытащил пластиковую коробочку.

— Для чего это, па?

— Камуфляжный грим.

Отец измазал чёрными и коричневыми пятнами не только лица, но и все тело сыновей с ног до головы. Теперь рядом с ним стояли два сто лет немытых бомжонка.

— Теперь слушайте внимательно, пацаны! Сливной колодец неглубокий, метра три. Спускаться надо, уперев локти, колени и пятки в стенки. Сначала малыш, потом — старший.

— А куда мы плюхнемся? — спросил старший Владик.

— В канализацию.

— Там крысы бегают? — испуганно передёрнул плечами младший Стасик.

— Мужики крыс не боятся, понял? Вам нужно пробраться по широкой канализационной трубе вон в ту сторону, запомнили? Если потеряете ориентацию, то знайте, что вам нужно ползти в ту сторону, где мерцает свет. Туда, где мерцает свет, запомнили?

— Мы замёрзнем под землёй голяком, — рассудительно заметил старший.

— Не успеете. Выберетесь в большом подземном зале, который называется тепловой коллектор. Там живут бомжата, настоящие пацаны и девчонки. Старший у них Кирчик. Повторите его кликуху!

— Кирчик! Кирчик!

— Он вас ждёт, он же вас оденет в тряпьё и накормит. Вы у него поживёте, покуда за вами не придёт из тайги дядя Маркел Иванович. На поверхность и носа не казать, пока он не придёт!

— А кто этот Маркел Иванович?

— Охотник–промысловик, мой старинный друг.

— А как мы его узнаем?

— У него бородища по пояс и нет левого уха. Медведь когтями снёс. Он проведёт вас горными тропами через границу в Верхнюю Сиберию. Там он вас и вырастит. Там вы женитесь и родите себе сыновей. А потом погибнете в бою, как погибают настоящие мужики.

— А ты куда собрался? — набычился старший.

— Я сейчас у вас на глазах погибну, как погибают настоящие мужики. Но чур, смотреть смело на мою гибель и глаз не закрывать! И чтоб ни слезинки не проронили, понятно?

Отец вывел их в выступающий эркер на первом этаже. Сквозь тонированные стекла парадное крыльцо было видно как на ладони, снаружи детей никто не смог бы заметить.

— Сразу же, как я упаду убитый, вы тут бегите в подвал, ныряете в люк, только чтоб ты, Владислав, на забыл крышку за собой закрыть. А то они вас быстро найдут.

— И убьют?

— Нет, уложат под нож.

— Где–е–е? — испуганно протянул младший

— На операционный стол в больнице.

— Зачем?

— Чтоб кастрировать.

— А что это такое?

— Яйца вам отрежут, вот что.

— А на кой? — пробасил старший.

— Чтоб девчонок сопливых из вас сделать… Всё, мужики, убийцы по мою душу уже подтянулись. Обнимемся и поцелуемся на прощание, и я пошёл на выход.

Младший Стасик закапризничал и вырвался:

— Я с мамой хочу попрощаться!

Старший Владик дал ему подзатыльник:

— И девчонкой хочешь стать?

Младший насупился и мотнул головой:

— Не хочу.

Отец снова обнял обоих:

— Ну, мир? Теперь успокоились и сразу повзрослели. Запомните, ныряете в подвал и спускаетесь через люк под землю, как только я упаду на землю!

— Ясно, па, — опустил глаза Владислав.

— Что поделать, — тяжело вздохнул Станислав.

— И моё вам отцовское слово на прощание. Вместе с каждым одновременно рождается его личный герой, который до поры до времени прячется внутри. Главное, не заморить его в тесной грудной клетке, а вовремя выпустить на волю. Прощайте, мужики!

Огинский вскинул почти игрушечный автомат и огромными прыжками побежал в вестибюль к массивной входной двери.

* * *

Снаружи уже орали громкоговорители:

— Огинский, сначала выпускай детей, а потом сам выходи сдаваться добровольно! Дом окружён. Штурма не будет. В случае сопротивления по зданию будет нанесён ракетный залп во избежание невинных жертв среди мирного населения. Две минуты на размышление! В доме остались твои жена и дети. Дорогие тебе люди. Подумай о них.

Огинский толкнул ногой парадную дверь и вышел на крыльцо. Лёгкие бронетранспортёры выстроились полукругом у ограды дома машина к машине. За ними прятались стрельчихи–снайперши, наставив стволы винтовок на одинокую фигуру на крыльце богатого дома.

— Огинский! — разрывался мегафон. — Медленно положи оружие на землю. Стань лицом к войскам, руки за голову!

— А хера моего не хотели?

Он дал короткую очередь, пробуя неизвестную модификацию «калаша» китайского производства. Автомат без пламегасителя при стрельбе сильно уводило в сторону.

— Вы должны для начала сообщить мне условия сдачи на милость властей! Что мне зачтётся, если я сложу оружие? Мне разрешат встречаться с моими детьми и участвовать в их воспитании?

— Никаких условий не принимаем! Мы не идём на поводу у террористов. Сдача только безусловная! Огинский, ты никто, ты ноль, не тебе диктовать нам условия.

— А кто со мной говорит? — насмешливо выкрикнул Огинский и вразвалочку прошёлся по крыльцу. — Пусть она выйдет вперёд и скажет мне это всё в лицо.

Электроматюгальник на некоторое время смолк. В наушниках у командирш прозвучала команда: «Приказ президентши — не стрелять, брать только живым! Ведите переговоры до тех пор, когда можно будет наверняка направить парализующий газ в преступника».

— Вот он я, барышни! — издевался Огинский. — Вооружён и очень опасен. Кровожадный женоненавистник и мужской шовинист. Стреляйте же в вашего кровного врага мужчину, который веками держал в домашнем рабстве прекрасную половину человечества. Я такой же пьяница, домашний насильник и растлитель малолетних, бездельник и недотёпа, как все на свете мужчины. Не сдерживайте праведного гнева, девочки. Отведите душу. Ваша цель перед вами. Огонь!

Неуклюжая фигура в защитном костюме сапёра для обезвреживания взрывоопасных предметов протиснулась между бронетранспортёрами и остановилась сразу за машинами.

— Привет марсианам! — крикнул Огинский. — Рыцарский доспех что надо! Рыцари перед поединком обычно открывали лицо перед противником, так что снимай свой чугунный горшок со смотровыми щелями из поликарбоната. Хотя, если ты дама, то имеешь право оставаться в головном уборе.

Бронированная живая статуя сапёрши навела на Огинского штуцер с газовым соплом в форме раструба, шланг от которого уходил к баллону за спиной.

— Огнемёт или пена нервнопаралитического действия? — крикнул Огинский. — Ну, шагай смелей, броненосная черепаха! Ты же ничем не рискуешь. У меня нет гранатомёта.

В душной машине передвижной студии телевидения ассистентки обливались потом у мониторов.

— Убрать голос преступника! — кричала телережиссёрша. — Наложить на звуковую дорожку музыку и улюлюканье разгневанной толпы. Не давать лицо террориста крупным планом, я кому сказала? Покажите толпу испуганных горожан за углом. Дать крупным планом женщину с плачущей девочкой на руках! Третья камера — выхватить из толпы старушку, хватающуюся за сердце.

Когда над местом преступления завис штурмовой вертолёт, переговоры с преступником прекратились. Шум двигателя и свист винтов заглушал любой голос из громкоговорителя. В наушниках спецгазовок в кевларовой броне с ног до головы прозвучал приказ: «Группа захвата — пять шагов вперёд вслед за сапёром!»

Бойчихи, похожие на инопланетян в своих диковинных шлемах с пуленепробиваемым тонированным стеклом, выставили вперёд автоматы, напряжённо вглядываясь в прицелы. Дурёхи, не понимали, что эта позиция атакующего натовского солдата наиболее уязвима.

Броненосная черепаха с газовым баллоном за спиной продолжала медленно приближалась к крыльцу, чтобы с близкого расстояния наверняка парализовать преступника.

— Ну, не хотите по–хорошему, так получайте, суки!

Огинский одиночными выстрелами точно под шлем уложил всю первую цепь наступающих. Никого из бойчих, разумеется, не убил, но травма горла — веский повод лечь в госпиталь с последующей комиссией на предмет возможности дальнейшего прохождения военной службы.

И тут началось! В одиночную цель на крыльце палили со всех сторон из всех видов стрелкового оружия. За грохотом пальбы спецназовки не слышали истошного вопля командирши в наушниках: «Прекратить огонь! Отставить стрельбу!»

Потная телережиссёрша орала в микрофон своим операторшам:

— Не снимать картинку с корчащимся в агонии террористом! Давайте общие планы бойчих и панорамные кадры насмерть перепуганных лиц мирных обывателей в толпе зевак.

Истерика спецназовок выдохлась только тогда, когда закончился боекомплект. Но зловещей тишины, какая всегда наступает после шквального огня по забаррикадировавшимся террористам, никто не услышал из–за рёва двигателя и свиста лопастей вертолёта.

Злющая дурища за штурвалом опустила машину так низко, что у зевак за углом снесло шляпы и взвились вихри мусора с мостовой. Штурмовой вертолёт повихлял из стороны в сторону рулевым винтом, прицеливаясь, затем грохнул короткий залп из шестиствольного скорострельного авиационного пулемёта.

На крыльце взметнулся фонтан мясного фарша и дроблёных костей.

* * *

— Операторши, не снимать окровавленные стены! Давать только общие планы чистой стороны фасада, — орала в микрофон охрипшая телережиссёрша. — Где освобождённые и перепуганные дети?

— Детей пока не нашли.

— Тогда давайте крупным планом их несчастную мать, жертву мужа–террориста.

Жена Огинского с перекошенным лицом появилась на экране монитора перед телережиссёршей.

— Что это она у вас на смерть похожа? Немедленно гримеров к ней! Не жалейте румян на щёки и помады на губы. Цвет? Ярко–красный или даже алый. Переоденьте эту чумичку в платье с рукавами–фонариками и отложным белым воротничком. И домашний фартук подберите понарядней. Лучше с рюшами.

Минуты через три ассистентки снова вытолкнули жену Огинского перед камерой.

— Так пойдёт. Что у ней с волосами? Дыбом встали? Натяните на неё парик покудрявистей. Сделайте из неё матрешку. Хорош–ш–шо… Только что это она у вас все кривится как среда на пятницу?

— Нервный тик.

— Вколите ей что–нибудь потяжелее, чтобы улыбалась в камеру, как блаженная дурочка. И трясущиеся руки пусть спрячет под фартуком.

Улыбающаяся домохозяйка с глупо вытаращенными глазами раскрывала рот, как вытащенная из воды рыба, и одним горлом булькала: «Мы-а… мы-а».

— Она не может членораздельно говорить, а несёт всякий бред.

— И не надо ей говорить. Твой репортаж пойдёт по каналам ведущих мировых агентств теленовостей. Сунь ей под нос микрофон, но не включай звук. У меня есть синтезированная фонограмма речи несчастной жертвы благополучно обезвреженного мужа–террориста.

— Пять, четыре, три, два, один! Эфир пошёл.

На экранах телевизоров во всех домах страны и половины мира глупо улыбающаяся идиотка щебетала писклявым голоском:

— Я счастлива, что мир может вздохнуть с облегчением — уничтожен изверг рода человеческого, мой бывший муж. Нет ни одного тяжкого и даже смертного греха, в который бы не вляпался этот монстр. Он буквально извергал из себя зло, как дракон пламя из зубастой пасти. Теперь я могу жить без страха за судьбу моих детей, которых бы непременно совратил бы этот вечно пьяный педофил. Женщины, сёстры и подруги! Мы с вами обретём свободу лишь тогда, когда наши извечные угнетатели и поработители будут загнаны в клетку, посажены на цепь или на каждого из них наденут прочный намордник.

Телережиссёрша вздохнула с облегчением и отёрла лицо занавеской с окошка телевизионного автобуса.

— Хорошо, выбрасывайте эту придурошную из кадра навсегда, она своё отработала. Где её дети?

— Как сквозь землю провалились! — сообщили телережиссёрше динамики.

— Ладно, нет, так и не надо. Быстренько подберите двух девчонок покудрявей и поголубоглазей. Нарядите их куклами и поставьте перед камерой. И обязательно повяжите им пышные бантики.

— Какого цвета?

— Только белые.

— А что им говорить? У нас не заготовлен текст.

— Говорить им ничего не надо. Вколите им чего–нибудь, что полегче, дети всё–таки. Пусть улыбаются, хлопают ресницами перед камерой и лепечут бессвязную чушь. Микрофоны не включать — я пущу свой текст.

Телережиссёрша обернулась к ассистенткам за мониторами:

— Где эта ненормальная пародистка?

— В туалет отпросилась.

— Вытащите её из кабинки в любом виде. Дайте ей в руки текст. Пусть выдаст по нему звуковую дорожку синхронно с движением губ этих маленьких дурочек. Главное, чтобы девки невпопад губами не шлёпали.

Две куколки в длинных баварских платьицах и белых гольфах с кутасиками на шнурочках крутились перед камерой. Талантливая актриса–пародистка блестяще проговорила за них текст:

— Наконец–то исполнится наша заветная мечта!

— Тётеньки врачи сделают нам операцию и мы превратимся в настоящих девочек.

— Мы не хотим вырасти вонючими и волосатыми мужиками.

— Пусть добрые тётеньки–военные поубивают всех мужчин–террористов.

— Отец — теперь для нас навсегда бранное слово.

* * *

— Дуры! Дуры! Дуры набитые! Ничего нельзя поручить — любое дело испортят.

Президентша выключила экран, на котором она наблюдала весь ход операции, подошла к бару, налила себе в бокал коньяка (она терпеть не могла вонючую молочную водку) и выцедила его до капли медленными глотками. И всё никак не могла успокоиться:

— Ай, какие дуры! Загубили мне такого производителя.

В динамиках прозвенел голосок секретарки:

— Госпожа президентша, на связи главкомша спецназа.

— Скажи этой мужикоподобной громиле, что мне противно с ней разговаривать после сегодняшнего. Я следила за операцией от первой до последней минуты, от первой до последней ошибки оперативного командования.

Президентша снова плеснула в бокал коньяку, но призадумалась, грея коньяк в ладонях.

— Кругом одни идиотки!

— Где? — прозвенела секретарка из динамиков.

— Не болтай, пока тебя не спросили. Языкастая больно стала. Кто там ещё на связи?

— Министерша госбезопасности, ваше высокопревосходительство.

— Подожди пока, Катюша. Я думаю.

Президентша с облегчением сняла туфли и прошлась по ворсистому ковру, массируя затёкшие варикозные ступни.

— Ты ещё на связи, Катя?

— Да, ваше высокопревосходительство.

— Такую госбезопасность надо сразу посылать в задницу. Хотя нет… Вот что ещё… Передай моё распоряжение главе администрации, чтобы та подготовила преставление о награждении командирши штурмового подразделения орденом «За мужество» первой степени. Я подпишу.

Президентша подошла к стене, сплошь увешанной мониторами. Каждый из них показывал свой сегмент охранной территории вокруг резиденции Мучку — Самдык, которая уходила вглубь горы на восемь этажей, от каждого из которых шла штольня для выхода на поверхность на случай непредвиденной ситуации.

— Вот и полагайся на таких защитниц. Туча баб с одним мужиком не смогла управиться.

Госпожа президентша приподняла подол, сунула руку себе под юбку, ощупала мокрую промежность и брезгливо понюхала пальцы.

— Катька! Ты слышишь меня?

В динамиках молчание.

— У главы государства есть личная секретарка или нет её?

В динамиках тут же зашелестело:

— Простите, ваше превосходительство, я…

— Что, со страху после увиденного по телевизору бегала штаны менять?

— Я… я работала с документами.

— Напоминаю, куколка, в этом дворце по–великорусски разговариваю только я. Изволь–ка обращаться ко мне на государственном нижнесибирском языке.

— Простить–ко, ваше высокопревосходство, я чуток забавилася!

Президентша с отвращением вытерла мокрые пальцы салфеткой и спрыснула их духами.

— Срочно сообщи через шифровальное отделение министерше обороне по линии спецсвязи, чтобы она сегодня же подготовила приказ о внесении в перечень вещевого довольствия военнослужащих женского пола подгузников для взрослых. Я его сразу же завизирую. Но сначала распорядись, чтобы мне подготовили ванну и свежее бельё.

Конец