Фантомная боль [СИ]

Орсис, 961 год после РР

Красный узор был нарисован на белом фоне кровью. Кровью иридонийского забрака, лучшего студента Академии Боевых Искусств Орсиса, юного ситха-ученика, которому было суждено обрести титул Темного Лорда. Родителями, которых он не знал, ему было дано имя Мол — под стать будущему могуществу и великим свершениям, которые они пророчили своему сыну.

Эти стихи читала Далин — темноволосая девушка человеческой расы. Музыка девичьего голоса, пропахший морем туман и призрачный свет луны превращали в ритуал или мистерию то, что происходило в зеленоватых сумерках Орсиса. В центре площадки перед Академией, просто под открытым небом стоял стул. Юный Мол сидел на этом стуле; глубокие вечерние тени с четкостью гравюры подчеркивали рельеф мускулов на его оголенном торсе. Забраку было только пятнадцать стандартных лет, но он уже обладал закаленным телом воина, выкованным строгим режимом тренировок и испытаний. Рядом с Молом стояла его однокурсница, статная черноглазая наутоланка Килинди Матако. Она, чуть склонившись над забраком, делала что-то с его левым ухом. На белоснежной ткани полотенца, которое покрывало левое плечо и шею иридонийца, рдел узор мелких кровавых пятен. Далин, приковав взор к датападу, ходила кругами по площадке вокруг этой странной пары и продолжала зачитывать чувственные строки:

Килинди сделала шаг в сторону от Мола. Холодно-зеленая кожа ее рук была покрыта следами его крови. Наутоланка сняла полотенце с плеча парня и краем ткани протерла ухо забрака. Потом она протянула ему небольшое квадратное зеркало — и Мол смог увидеть небольшую серебряную серьгу в хряще своего уха.

— Ну как? — спросила его Килинди.

— Тяжелый изотоп, — сдержанно проговорил забрак.

— Теперь ты не посмеешь говорить, что забудешь меня? — произнесла наутоланка, кладя руки ему на плечи.

Ответом на ее вопрос было молчание. Или строки, которые читала Далин, нарушая вечернюю тишину:

Странной меланхолией были пронизаны сумерки Орсиса, хотя причин для этого не предвиделось. По крайней мере, их не могли ощутить те, кому не суждено было познать пути Великой Силы.

Из тени на площадку вышел крупный, рослый, хоть и столь же юный, как все студенты, абиссин. Белый свет луны, отражавшийся в его глазу с узким зрачком, выхватывал из мрака особенности его грязно-зеленого лица — шрамы на носу и скулах. Шрамы были крайне редким явлением для расы абиссинов, отличающейся быстрой регенерацией тканей. Имя этого студента было Далок, и семь лет назад он стал первым в Академии Орсиса, кто сразился с Молом. Забрак показал себя абсолютно бесстрашным, самоуверенным не без причины и в некотором смысле диким. Этот иридониец сумел наградить молодого абиссина уродливыми боевыми отметинами! Тем не менее, в тот день Далок глубоко зауважал Мола.

— Вы совсем с ума сошли? У нас завтра стрельбы, — обратился к однокурсникам Далок с некой иронией, тоже пропитанной мрачностью этой ночи.

— Что тебе нужно? — ответила Далин так, чтобы он понял, что его здесь никто не ждал, он был здесь лишним. Двое других присутствующих вовсе не хотели замечать абиссина.

— Да так, — вздохнул Далок, — хотел напроситься к вам в команду. На завтра.

После этих слов произошло то, чего абиссин хотел бы избежать, но все же он знал, что столкнется с этим. Мол посмотрел на него, просто сжигая его глазами. Этот забрак ненавидел командную игру как таковую — об этом знали все в Академии. И если уж ему приходилось мириться с системой обучения, принятой на Орсисе, то он не пускал в свою команду кого попало, хотя формальным лидером учитель Трезза назначал Килинди, чтобы умерить самомнение юного иридонийца. И словно саркастично смеясь над этим фактом, Мол обернулся к наутоланке и нехотя произнес:

— Ну что, капитан, нам на стрельбах нужен циклоп?

Далока передернуло.

— Вообще-то у нас за такие слова убивают, — показывая зубы, заявил он.

Он, конечно, имел право злиться, но не собирался диктовать свои законы на чужой планете — он просто сообщил факт, пусть и с некой просьбой в будущем уважать нравы его расы. Но Мол воспринял его слова как серьезный выпад. Забрак встал и сделал шаг вперед. И как он смотрел на абиссина, который был в полтора раза выше его! С таким вызовом и чувством собственного превосходства. Со сдержанной яростью. Как ему удавалось это, обычные существа не смогут понять никогда.

— Попробуй, — сказал Мол твердо и бесстрастно. — Не зря же нас здесь учат этому.

— Ой, да пошел ты! — без злобы ответил Далок, отказываясь от своих слов.

При всей гордости он не хотел ругаться и тем более драться с тем, кого уважал. И кого, если быть полностью откровенным с собой, немного боялся.

— Думаю, мы можем взять тебя в команду, — попыталась сгладить эту ситуацию Килинди.

— Да, — кивнул, соглашаясь с ней, Мол. — А Далин сейчас расскажет тебе нашу стратегию, да? — это прозвучало как приказ, распоряжение уйти с площадки. — И заберите операционное кресло, — он поддел ногой стул и удержал его на весу так, что одна ножка стула опиралась на носок его ботинка, остальные были без опоры. Выдержав пару секунд этот хрупкий баланс, забрак сделал выпад ногой вперед, стул упал на землю и проехал по площадке почти до ног Далока.

Далин послушала его. Уходя, она бросила заинтересованный взгляд на Мола, заострив внимание на серьге в его ухе.

— Операция прошла успешно, — улыбнулась она на прощанье. — Тебе идет.

Забрак ничего не ответил. Далин ушла, абиссин последовал за ней, захватив с собой стул, как его и попросили. Когда они ушли, Килинди вздохнула полной грудью. Она ждала этого момента. Она смотрела в горящие во тьме глаза Мола. В этих глазах цвета расплавленного золота было что-то необъяснимое: яростная воинственность и степенная гордость. Такая гордость, что будь Мол в ином одеянии, его манеры были бы восприняты как царственные. Великой загадкой было происхождение этого забрака, его противоречивого характера и надменного взгляда. И все это было для него органично, а не выглядело простым бахвальством. Килинди Матако настолько восхищалась Молом, что могла бы много чего сказать ему о своих чувствах. Но сейчас, имея возможность сделать это наедине с ним, в тишине, смягченной сладострастным шепотом прибоя, она молчала. Наедине с Молом ее покидал дар речи.

Забрак обратил взор в сторону моря. Он чеканным шагом пересек площадку, легко перелез через ограждение и начал спускаться по скалам вниз, к пляжу. Здесь были ворота и оборудованный спуск к морю, но Мол проигнорировал этот путь. Ему нравилось преодолевать препятствия, и потому он во всем предпочитал находить вызов. Иридониец любил трудные пути. А еще тьму. И быть как можно дальше от посторонних глаз. Килинди, направившись за ним к морю по живым камням, поняла это: он выбрал то место на берегу, где за скалами мало кто сможет заметить их двоих.

Изумрудное небо Орсиса темнело, а туман поднимался, обращаясь в тучи. Ночное море казалось какой-то непрозрачной черной жидкостью. Вдоль берега на мели в воде вспыхивали синие огни — это светились медузы и косяки рыб. Они словно заменяли звезды, которых уже не было видно в хмуром обложном небе.

Вверху теперь была непроглядная тьма. Такая же, как в душе юного забрака. Сердца его были черными, словно остывшее ядро мертвой звезды. Он сам окрасил их в этот цвет, с малых лет отдавшись Темной Стороне Силы.

Великие ситхи — те, кому действительно положено быть истинными хозяевами Галактики — таились вот тьме уже тысячу лет. Но это вовсе не был растраченный впустую миллениум: приверженцы Темной Стороны копили силы и разрабатывали Великий план отмщения своим врагам — Ордену Джедаев. Джедаи — самопровозглашенные защитники мира и справедливости, слабаки, возомнившие, что знают Силу! На самом деле они не знали ее никогда! Они всегда боялись тех необъятных возможностей, которые она могла открывать. Лишь ситхи познавали Силу в полной мере, они хладнокровно смотрели в самую глубину тьмы, они подчиняли Силу себе, преумножая собственное могущество. И их победы Сила вознаграждала абсолютной свободой.

Первое правило, которое касалось Ордена Ситхов, гласило, что их может быть только двое. Учитель и ученик. И никого более. Двое на всю Галактику. Сложно даже вообразить, насколько исключительными должны быть те, кто удостаивался чести познать этот путь. И юный Мол был учеником Лорда Ситхов. Он постигал Темную Сторону, и вся его жизнь, все его действия и помыслы строились на Ее фундаменте. Поэтому он был тем, кем он был. Подобный мертвой звезде — темный и холодный внешне, но величественный и притягательный для тех, кто имел храбрость приблизиться на достаточное расстояние. А в глазах прочих — жалких обывателей — он был просто высокомерным и безразличным к окружающим, что было ему на руку.

Ситх должен жить страстями, но быть притом хозяином своих страстей. Если же они возьмут верх над ним, из них не получится черпать силы. Ситх ценит превыше всего свою свободу, и потому не формирует привязанностей. Кроме как к учителю, но лояльность к нему — это лояльность к Темной Стороне, просто в одном из тысяч Ее обличий и воплощений, до той поры, пока Ей это нужно.

Мол не смог бы сказать, что его привязанность к учителю — Дарту Сидиусу — выходит за эти рамки. Ему вовсе не с чем было сравнивать эти отношения до его прибытия на Орсис. А связи, которые он формировал здесь, не были столь прочны, так что все казалось закономерным.

Сильных чувств забрак здесь не питал ни к кому. Даже будь то ненависть — его ненависти были достойны только джедаи. Вечные враги, которых он даже видел, но пока не имел возможности сойтись в битве с кем-либо из них. Как он рвался скрестить клинки с лучшими из них, пожалуй, знал лишь Дарт Сидиус. Это была именно та страсть, что питала юного ситха.

Из тех же, кто вызвал у Мола некоторый интерес, можно было назвать двух существ. Первым был Трезза, директор Академии, фаллиин солидного возраста. Отменный боец, которому не было равных среди преподавателей Орсиса, к тому же исполненный жизненной мудрости. Фаллиин, конечно, уступал во всем этом великому Дарту Сидиусу, но все же заслуживал уважения. А второй…

Второй была эта наутоланка.

Килинди Матако с удивительным упорством пыталась разрушить барьер, который Мол выстраивал между собой и окружающими. И он даже поддавался ей, уважая ее отчаянное стремление и нежелание сдаваться, когда ему была нужна команда. Правда, внимание наутоланки к забраку родилось из сочувствия, когда она испугалась за него в ходе поединка с Далоком. Но он четко дал ей понять, что не приемлет ни сочувствия, ни помощи, ибо не является слабым или недостаточно осведомленным существом, нуждающимся в заступнике. Хорошо, что Килинди услышала его и смогла перестроиться, но в чем-то она изменила и Мола. Она раскрыла ему секреты нескольких заданий, желая посмотреть на реакцию своего покровителя, коим был сам Трезза. Она заставила иридонийца играть в команде, и он даже однажды заступился за нее перед двумя дерзкими родианцами. И она впервые показала ему наслаждение, которое могло дарить море Орсиса, навстречу которому они пришли этим вечером.

Ночной воздух над морем был прохладен, отчего было действительно приятно бросить свое уставшее тело в объятья теплой воды. Но Мол сидел на берегу, неспешно расшнуровывая ботинки. Взгляд его был направлен на Килинди, которая снимала одежду. Он мог бы сказать, что она была красива — гибкая, сильная, со шрамами, узором сверкающими на ее коже. Но есть ли смысл в столь непостоянном, бренном явлении, как красота?

Забрак встал и зашел в воду по пояс. Он ждал ее. И когда она, извившись телом, словно рыба, мягко вошла в воду, а вокруг засветились живые синие огни, казалось, что она нырнула в небо. В бездну космоса, отчего ярче вспыхнули звезды! Если Мол действительно полюбил море Орсиса, то, скорее, за это зрелище.

Но все время, пока они были здесь вместе, насупившееся черное небо словно следило за ними. Призрачный, сияющий сквозь завесу туч диск луны напоминал огромный глаз. Темная Сторона шептала о своем присутствии.

Поглощенный этим ощущением слежки, Мол в какой-то момент даже не замечал Килинди. Хотя как можно было не видеть ее, когда она стояла у скалы на песке в мокром белом белье. Забрак не мог врать себе — блестящие складки на его кожаных штанах выдавали все, что он испытывал. Его огрубевшие пальцы заскользили по гладким плечам наутоланки, ощущая рельеф шрамов, которые так ему нравились, затем коснулись ее майки. Их губы сблизились, но ее ладонь коснулась его лица, оказывая ему сопротивление.

— Мне сложно с тобой, — прошептала Килинди, видя недовольство в глазах Мола. — Я так часто не понимаю, хорошо тебе или нет.

Она смотрела в его глаза, взгляд которых не менялся никогда, пугающий и притягивающий.

— Если что-то было бы не так, я бы это не терпел, — заявил Мол.

— Но почему ты никогда не расслаблен до конца?

Если бы он мог сказать ей… Он давно догадывался, чем закончится его обучение здесь. Он будет лучшим и единственным выпускником Академии. И по той же причине будет первым и единственным для Килинди. Ситх всегда стремится ничего ни с кем не делить. Поэтому Килинди будет всецело принадлежать ему. Только она останется для него никем. Для него значима лишь Темная Сторона, которой он станет приносить жертвы, чтобы доказать свою лояльность. Килинди — ничего не подозревающая жертва. Но если бы она что-то знала… Мол был уверен, что она бы не стала ничего менять. Конечно, за это он и выбрал ее здесь.

Эта наутоланка уже давно была на опасно близком расстоянии. И станут ли они теперь еще ближе — это не имело значения. Уже ничто не изменит уготовленного исхода — печального для нее. Мол, как ему казалось, довольно легко примирился с этой мыслью…

И повалил ее на песок. Его разгоряченное тело накрыло ее тело, омываемое холодной водой прибоя. В сине-зеленых сумерках Орсиса сливались вода и пламя. Но вода и пламя никогда не могут быть едины…

Желание обладать, желание чувствовать наслаждение, страсть были не только приемлемы, но и естественны для Темной Стороны. Но принятие помощи, отступление от своего эгоизма — это не путь ситха.

Холодная волна окатила горячее тело иридонийца. Вода… или прозрение? Мол неотрывно смотрел в пропасть черных глаз Килинди. Он хотел убить ее! С первого дня, с первой встречи! За ее сопереживание, за ее подсказки, за то, что заставила его вступиться! За это нужно убивать! Это верное решение, которому Темная Сторона улыбнулась бы в одном из тысяч своих обличий и воплощений.

С этим осознанием огонь в крови забрака угас в одночасье. Наутоланка чувствовала это, даже не касаясь его тела. Продолжение не имело смысла.

— Только молчи! — сквозь зубы прорычал он и ушел, забрав ботинки.

Она еще сидела на берегу, обдумывая, что можно было бы сделать для него особенного, чтобы все вышло. В то время как он сделал окончательный выбор в пользу своей единственной — Темной Стороны.