Если он вернется

Геннадий Максимович

ЕСЛИ ОН ВЕРНЕТСЯ...

I

Михаил Петрухин очень удивился, узнав, что его срочно вызывает знаменитый Василий Гарбузов. Зачем мог понадобиться молодой генетик вице-президенту Всемирной академии наук?

И вот Михаил оказался в месте, где до этого не бывал ни разу: на усеянной полевыми цветами лужайке, возле приземистого старинного здания.

- Им здесь действительно спокойно, - услышал Михаил голос Гарбузова и, оглянувшись, увидел, что вице-президент, сорвав ромашку, вставляет ее в нагрудный карман.

- Кому? - Михаил посмотрел вокруг.

- Тем, к кому направляемся. Идемте же. По еле заметной тропинке они подошли к зданию, толкнули стеклянную дверь. В холле за столом сидела миловидная девушка. Она глядела на небольшой экран, расположенный справа от стола.

- Ну, Люда, как тут у вас? - спросил Василий Григорьевич, положив ей на плечо свою огромную руку.

- Скучновато, - улыбнулась девушка.

- Поговорили бы с кем-нибудь из знаменитостей, - сказал вице-президент, люди интересные.

- Я уже говорила, - ответила девушка, опять улыбнувшись, - но они народ занятой. Смирнов формулы выводит, Джонсон уточняет орбиты каких-то далеких планет, Пежен почему-то на стихи перешел. Может быть, весна?.. И все про луну, про маленькое тихое озеро, лодочку на воде. И зачем ему это? Басилашвили - собеседник интересный. В любви объясняется...

- Вот видите...

- Недавно один из них, кажется Шахов, мой портрет рисовал, да вроде бы не очень похоже.

- Где у вас космонавты? - спросил Гарбузов.

- На втором этаже. Вице-президент направился к подъемнику. Пройдя за ним несколько шагов, Петрухин обернулся, приветливо помахал девушке рукой.

- Василий Григорьевич, - обратился Михаил к Гарбузову, когда они поднялись на второй этаж. - Я, кажется, понял, где мы. Это и есть хранилище вторых "Я"?

- Можно сказать и так.

- Здесь мой прадед?

- Вы угадали, молодой человек...

- А почему... - он замялся, - почему об этом хранилище мало кто знает?

- Первое время все знали, - сказал вице-президент, остановившись. - Но вы представить себе не можете, сколько здесь происходило трагедий. Вернее, не здесь, а в другом здании. Это построено лет триста назад. И компьютеры давно заменены, Те, первые, поизносились, устарели. Неужели вы могли подумать, будто компьютеры отменно действовали все пять веков? Блоки работают постоянно. Нет, наверное, ни одной области применения электронновычислительных машин, где бы они были загружены так плотно. Понимаете ли, второе "Я" ученого или художника, перейдя в компьютерную оболочку, понимает, что наконец-то может воплотить все то, к чему стремилось раньше. И оно поглощает необъятное количество информации. А если еще прибавить возможность параллельного мышления...

Но, конечно же, не это послужило причиной того, что о хранилище стали умалчивать. Вы только представьте себе на минуту: у вас умирает отец или брат и перед смертью передает свой интеллект машине. Проходит какое-то время, вы оправляетесь от горя и решаете побеседовать с ним, вернее, с его вторым "Я". Вы подходите к компьютеру, и он как живой окликает вас, спрашивает, как идут дела, что нового дома... Нет, не всякий человек способен выдержать такое. Родным и близким запретили посещать эти компьютеры. И страсти улеглись сами собой.

- Почему же сама идея заглохла? - спросил Михаил, оглянувшись. - Запрет есть запрет, но сохранение мощных интеллектов - вещь все-таки нужная.

- Она заглохла не сразу. Родилась эта идея в конце двадцатого века. А когда изобретение психошлема позволило перевести интеллект человека в компьютер, начались бесконечные споры о том, насколько это допустимо с моральной точки зрения и кем считать такой компьютер с человеческим сознанием - бездушной машиной или же человеком в непривычном для всех состоянии. Споры длились долго и в конце концов привели к отказу от "электронного бессмертия" как аморального. Ведь второе "Я" перерабатывает информацию и чувствует совсем как живой человек. Но оно знает, что оно не человек, и страдает от этого. К тому же человеческий интеллект, порожденный, как известно, трудом, не мог долго существовать неизменным вне человеческого тела. Одной информации недостаточно. Заложенный в компьютер интеллект со временем перерождается не в лучшую сторону. Как оказалось, компьютезированное второе "Я" человека выдавало интересные результаты только первые сто - сто двадцать лет. Потом или начинало ошибаться, или же бросало свое непосредственное занятие и переключалось на те увлечения, как тогда говорили, хобби, на которые раньше у него просто не хватало времени. Так, математики, например, начинали писать стихи, а писатели вдруг превращались, пускай и в средних, но изобретателей...

- Наверное, можно было бы ввести это самое второе "Я" в оболочку совершенного робота. Оно бы и передвигаться могло как человек, а с помощью искусственных рецепторов и ощущать все почти как живое существо. Разве не так? - спросил Михаил, внутренне удивившись, как до этого не дошли раньше.

- Может быть, и так, - улыбнулся Гарбузов, - но вы, Михаил, совершенно забыли: передавать второе "Я" начали тогда, когда еще не существовало столь совершенных роботов, о которых вы говорите. Ну а переносить это второе "Я" из одного электронного мозга в другой, заключенный в оболочку робота... Кто мог гарантировать, что при этом не возникнут какие-то ошибки? Да и не в каждого робота можно вместить необходимый для этого компьютер. Эти-то причины и свели на нет передачу компьютеру человеческого второго "Я". Исключение было сделано только для космонавтов. И вот почему: за время их полета на Земле меняются поколения, появляются новые обычаи, привычки, правила. Далеко вперед уходит наука. Конечно, на Земле космонавта пришельца из далекого прошлого встречают как героя. Но легко ли привыкнуть ко всему окружающему? Чтобы возвращение не стало для него трагедией, и сочли необходимым разрешить космонавтам оставлять свое второе "Я" на Земле. Оно живет в недрах компьютера полнокровной интеллектуальной жизнью, постоянно получая извне всю необходимую информацию и прекрасно зная, что рано или поздно обязательно встретится со своим настоящим "Я". Такой компьютер не накапливает всю информацию без разбора, а выбирает только ту, которая интересовала бы самого космонавта. Когда же космонавт возвращается, ему с помощью того же психошлема вводят все отобранное для него вторым интеллектом. Это помогает человеку быстрее разобраться в новой для него жизни...

А сейчас давайте пойдем к вашему прадеду, - сказал Гарбузов.

Они вошли в просторный зал. У стен рядами стояли небольшие металлические шкафы компьютеров. В зале царила тишина.

Гарбузов взглянул на список, висевший у двери, и направился в дальний угол. Остановившись у одного ничем не отличавшегося от других металлического ящика, вице-президент

сказал:

- Вот это и есть ваш пращур. Гарбузов нажал кнопку, на пульте компьютера загорелась лампочка, и спокойный голос произнес:

- Здравствуйте, я вас слушаю.

- Только не подумайте, что это голос вашего деда. Они все тут примерно одинаково говорят, - шепнул Гарбузов.

- Здравствуй, дедушка, - сказал Михаил и запнулся.

- Если ты в этом уверен, то здравствуй, внук! Точнее, прапраправнук. Как тебя зовут, чем ты занимаешься?

- Зовут меня Михаил. Я биолог.

- Миша, - как-то нараспев произнес компьютер. - Биолог - это тоже хорошо. Я когда-то занимался биологией. Но потом космос увлек меня. Позже я вспомнил о своем былом увлечении. Ведь времени у меня стало больше. Если бы не космос, я бы обязательно стал биологом, а точнее, генетиком. Недавно познакомился с одной статьей. И понял, что отстал. В некоторых вопросах мне трудно было разобраться... Да, Миша, как твоя фамилия?

- Как и твоя - Петрухин.

- "Наследственные структуры после тройного межвидового скрещивания с применением генетической инженерии". Твоя статья?

- Моя.

- Молодец, башковитый парень. Рад за тебя. А чего ты пришел-то ко мне?

Михаил вспомнил, как утром примчался по срочному вызову к вице-президенту. То, о чем напомнил ему Гарбузов, Петрухин хорошо знал. В начале XXI века астрономы зарегистрировали ясные сигналы, исходящие из района звезды Проксима Центавра. Искусственная природа сигналов ни у кого не вызывала сомнений, но расшифровать их не удавалось.

Тогда и было решено отправить к Проксиме Центавра экспедицию. Для полета построили мощный по тем временам корабль "Мир-1". Команду после длительного отбора составили двое - командир корабля Иван Петрухин и ученый Гарри Холдер.

Вскоре после старта космонавты перешли в состояние анабиоза. За полетом следили роботы и автоматы. Они же должны были "разбудить" команду при подлете к цели или в случае крайней необходимости. Но через два с лишним года пришло сообщение, что корабль попал в облако мельчайших метеоритов. С того момента связь с экспедицией была потеряна.

Фотография знаменитого родственника висела у Михаила в кабинете.

Но вот недавно автоматические телескопы обнаружили объект, летящий к Земле со стороны Проксимы Центавра. Высланные навстречу ему патрульные корабли увидели довольно древнюю ракету.

Вначале это никого не удивило. Поврежденных и брошенных ракет блуждает в космосе немало. Но ракета ответила на радиозапрос, тогда-то и узнала, что это "Мир-1" и что на борту находится только один космонавт - Иван Петрухин. О другом члене экспедиции пока ничего не было известно...

Так за один день Михаил узнал сразу две новости: его дед, Иван Петрухин, возвращается, и у него есть второе "Я".

- Иван Алексеевич, - вдруг сказал Гарбузов, обращаясь к металлическому ящику. - Вы еще встретитесь. А сейчас, извините, нам пора идти...

- Жаль, жаль... Очень жаль...

Михаилу показалось, а может быть, это было и на самом деле, что голос железного ящика слегка вздрогнул.

- Нет, действительно очень жаль, - опять повторил пращур, - ты знаешь, иногда тоскливо без нового человека... Тут все, что стоят в этом зале, ребята хорошие. Вон с Гарри Холдером, это тот, что стоит рядом, мы были дружны еще тогда, когда я был совсем другим. Знаешь, в самом начале, ну когда я попал сюда, мне было очень тяжело. Ведь у меня была семья. Они, конечно, ко мне приходили, но это было довольно редко. Людмила приходила, бабушка твоя, моя жена то есть, Саша, сын мой. Потом сын один приходил, а еще через какое-то время и с Володей, внуком моим. Жену-то Саши я так и не видел. Не хотела она, наверное...

Неожиданно Михаил вздрогнул. Из недр металлического ящика явственно прозвучал вздох, тяжелый, мучительный человеческий вздох. "Нет, этого все-таки не может быть, - подумал Михаил. - Ведь он все же не человек. Да и что ему люди, родственники. Для него-то это пустое место". Ему опять стало не по себе.

- Гарри тогда было легче, - продолжил компьютер, - у него никого не было. Только девочки знакомые. Любил он о них рассказывать. Но потом все забылось... И у него и у меня. Понимаешь ли, постепенно я стал приходить к мысли, что одному лучше. Я должен мыслить, думать, поглощать информацию и опять думать. Всякие там переживания отвлекают... А когда ко мне перестали приходить, то поначалу стало очень тоскливо... - Он опять вздохнул. - Да, что это я все о себе и о себе. Расскажи, как там наши, Петрухины? Ах да, вы торопитесь. Ну да расскажи коротенько и пойдешь. Ладно?

Михаилу вдруг почему-то стало жалко этот серо-серебристый ящик с несколькими клавишами и кнопками, с небольшим экраном и зрительным устройством. Все-таки, как ни верти, а это его дед. Ну и пускай с огромным количеством оговорок, пускай только мысленно, а вернее интеллектуально, но это дед. Дед, которого незавидная судьба заставила забыть о родственных чувствах, стать где-то черствым мыслителем, считающим, что самое главное в жизни - думать, и больше ничего. Дед, который забыл все радости жизни и не жалеет об этом. Дед, постепенно из мыслящей личности превращающийся в мыслящую машину и не понимающий этого. Да, сейчас он способен еще вздыхать, но останется ли это в нем потом, позже? Хотя да, позже его уже, наверное, и не будет.

Разговор с ним напоминал Михаилу беседу по испорченному видеофону. У него раз была такая история. Разговаривал он со знакомой девушкой, тоже биологом, которая работала тогда на Венере. Аппаратура барахлила, они слышали друг друга хорошо, но она его не видела, а перед ним торчал погасший экран, почти такой же, как на "груди" у его серо-серебристого деда.

И может быть, именно по этой причине он вдруг представил, что сейчас происходит то же самое. То есть дед, о существовании которого он еще вчера совершенно ничего не знал, прекрасно видит его, а он, Михаил, отлично слышит деда, а видит перед собой только серо-серебристую коробку.

Михаил чувствовал, что эта встреча действительно что-то всколыхнула не только, в воспоминаниях этого ящика, но и в электронной душе. Он еще не мог понять, хорошо это или плохо, но видел, что дедов интеллект переживает эту встречу. А сам Петрухин остается к ней почти равнодушным. Надеется в ближайшем будущем увидеть настоящего, живого деда.

Действительно ли он почти равнодушен? Нет. Поежился же он, когда электронный пращур этак по-человечески вздохнул. Может, Михаил заставляет себя быть равнодушным? Только у него не очень получается.

Ну а вдруг дед не вернется живым? Будет ли Михаил желать встречи с этим неодушевлённым, но таким приветливым и печальным предметом? И поймал себя на мысли, ему наверняка захочется побывать здесь еще и еще раз. Плохо это или хорошо? Сразу и не скажешь. Странное желание болтать с предметом, который считает себя твоим родственником. Предмет. Машина... И все-таки ящик частица его настоящего деда, почти живая частица. Возникающая в Михаиле привязанность к этому квадратному чудовищу не что-то противоестественное, а вполне закономерная привязанность к деду, которого на данном этапе он слышит через этот ящик.

Михаилу стало как-то легче. Исчезли остатки отчуждения к серо-серебристому и где-то несчастному предмету-существу. И Михаил, прокашлявшись, почти ласково ответил:

- Ты спрашиваешь, как жили наши. Про всех я тебе рассказать не смогу. Скажу о тех, кто остался в памяти. Так вот, отец мой, Георгий Иванович Петрухин, химик и довольно известный. Жена его, моя мать, Надежда Владимировна, была врачом. Их сейчас уже нет. Ракета, на которой они летели в отпуск, разбилась... Дед мой, Иван Сергеевич Петрухин, был известным строителем, а его брат - океанологом и убежденным холостяком. Так что из Петрухиных я остался один. Про прадеда знаю только одно - металлург он был хоть куда. Петрухинские сплавы и сейчас идут на корпуса ракет. Ну а дальше... Стыдно признаться, но дальше я ничего не знаю...

- Да что тут стыдиться, - спокойно ответил ящик, - я вот тоже совершенно не знаю, кем был мой прадед. Помню,

жил он где-то на Волге. И все.

- А я про своих далеких предков знаю только, что несколько из моих предшественников, но уже много позже, чем ты, тоже связали свою жизнь с космосом. И не все возвращались на родную Землю. В последних поколениях у нас космонавтов вроде бы и не было, хотя в космос летали почти все. Я вот и то побывал на нескольких планетах. Сейчас это просто. А про тебя я долго не знал... Вернее, про то, что ты здесь. Портрет-то твой, что у меня в кабинете висит, мне еще отец подарил. Этот портрет у нас в роду как семейная реликвия.

- А как узнал, в связи с чем? - полюбопытствовал компьютер.

- Да так, совершенно случайно, - вспомнив обещание, соврал Михаил. Услышал, что ты здесь, да вот и заглянул,

Со мной товарищ из Академии наук.

- Это хорошо, что заглянул, - опять вздохнув, произнес ящик. - А то знаешь, тоскливо иногда бывает. Информация по каналам связи - это, конечно, хорошо, но хочется и;

просто поболтать. Слушай, ты женат? Или у вас теперь это не принято? Я как-то не поинтересовался этим раньше.

- В общем-то принято. Но я не женат. Все, знаешь ли, некогда.

- Правильно, Миша. Ни к чему все это. Лишние переживания только мешают работе. Разве можно думать о чем-то важном, когда мозг занят другим? Нет, ни к чему это, я по себе знаю. Настоящий человек должен отрешиться от всего такого. Хотя не всегда это удается. Я вот, например, все время боролся с собой, изживал все эти ненужные чувства.

- Это когда? Тогда, раньше?

- Какая разница. Главное - что это не нужно.

- Знаешь, я в этом как-то не уверен. Об этом мы поговорим с тобой в другой раз. Сейчас я побегу, дедушка. Мне пора. Сам понимаешь, дела.

- Слушай, у меня к тебе просьба. Сделай уж для своего деда. Когда будешь на первом этаже, то там сегодня должна девушка сидеть...

- Да, я ее видел. Людой зовут, симпатичная такая.

- Ты передай ей привет. А то она к нам на этаж последнее время редко заходит. Все больше на другие этажи поднимается... Хотя нет, ни к чему все это, - закончил компьютер с какой-то отрешенностью.

- Тогда прощай! - сказал Михаил и непроизвольно дотронулся до полированной поверхности ящика.

- Счастливо! - ответил компьютер, опять почему-то вздохнув.

Уже приближаясь к двери, Михаил услышал, как электронный пращур крикнул ему вдогонку:

- А ты все-таки заходи обязательно. А то знаешь, тоскливо бывает без нового человека!

Только увидев в холле сидящего в кресле Гарбузова, Михаил вспомнил, что пришел сюда не один. Он даже не заметил, когда Василий Григорьевич вышел из зала. С трудом сбрасывая с себя нервное напряжение, Петрухин сел в кресло напротив я закрыл глаза.

II

Некоторое время они сидели молча. Михаил не мог прийти в себя от этой встречи. Было слишком тяжело. Там, в зале, Михаил почти что почувствовал какие-то родственные связи, соединяющие его с этим ящиком. Но сейчас, когда ушел из зала, начинал понимать, насколько глупо было все, о чем он думал там. Ведь компьютер был всего лишь хранилищем самосознания его деда Ивана Петрухина и не мог быть ничем иным. А раз так, то мог ли Михаил относиться к нему как к человеку?

"Он же переживал, вздыхал, черт возьми, - подумал Михаил. - Я же чувствовал, что ему тяжело. Я ведь хотел, если Иван Петрухин не вернется, возродить в этом ящике те человеческие чувства, которые заглохли в нем за эти века стояния в зале, где он практически не видел никого, кроме таких же несчастных электронных самосознании, как он сам. Нет, я окончательно запутался во всем этом".

- Я прекрасно вас понимаю, - сочувственно покачав головой, сказал Гарбузов, - потому-то я и ушел почти сразу: не мог долго выдерживать вашей беседы.

- Скажите, они действительно тоскуют?

- А вы как думаете? Ведь они с самого начала наделялись эмоциями своих "прародителей". Конечно, основное для этих электронных существ - информация. Но им необходимо и простое непосредственное общение. Здесь налажена система связи между всеми залами и этажами. Однако и такой огромный "коллектив" может надоесть. Лучше всего, конечно, общение с людьми. Хотя оно и бередит их электронную душу. Со временем-то человеческие чувства, эмоции приглушаются, но встречи с живыми людьми напоминают о них...

- Наверное, все они стоячие энциклопедии?

- Конечно, энциклопедии, - согласился Гарбузов. - Им самим от этого не легче. Они переваривают почти всю информацию, проходящую по системам связи, и по знаниям с ними не может сравниться ни один нормальный человек. И все же они не могут не чувствовать себя ущербными.

- Василий Григорьевич, - спросил Михаил, - вы вот говорили, что компьютеры теряют со временем былые человеческие интересы. Как же понимать идею интеллектуального бессмертия? Ведь интеллект должен приносить пользу.

- Они приносят пользу. - Гарбузов провел рукой по своим пышным седым волосам. - От общей системы связи их отключать не стали. Зачем мучить и без того несчастные электронные "создания"? На выходе же канала связи поставили специальный мощный компьютер, регистрирующий и сортирующий все внесенные ими предложения, изобретения, открытия, все, выходящее из этого здания. И нередко мы получаем интересные результаты. Но каково им - полумашинам-полулюдям? Когда космонавты возвращаются, второе "Я" объединяется с первым. И если не возвращаются?.. Ладно, хватит об этом, закончил Гарбузов, вставая. - Сейчас поедем ко мне в академию и там продолжим разговор.

Когда они спустились на первый этаж, Михаил подошел к дежурной.

- Все в порядке? - спросила девушка, подняв на него глаза.

- В общем и в целом, Люда, - в тон ей ответил Петрухин, вглядываясь в синюю глубину глаз.

Девушка слегка покраснела и отвела взор в сторону. Михаилу не хотелось отходить от нее. То ли потому, что после всех этих электронных самосознании появилось желание поговорить с живым человеком, не занятым всеми этими проблемами, то ли она просто понравилась ему. Он и сам еще не знал.

- Вы будете заходить еще? - спросила она, все еще глядя в сторону.

- У меня здесь еще много дел. Если бы даже управился за сегодняшний день, то все равно пришел бы, чтобы посмотреть на вас.

Девушка подняла на него глаза и покраснела еще больше. Тут Гарбузов поторопил Михаила, и они вышли на лужайку перед зданием.

И вот они снова сидят в мягких кожаных креслах цвета слоновой кости в кабинете Гарбузова. Василий Григорьевич заказал перекусить, и через минуту в небольшом люке в стене появилось две порции закуски, кофейник и две небольшие чашечки.

Гарбузов поставил чашку на стол:

- Возвращению из космоса вашего пращура Всемирная академия наук придает очень большое значение. Он совершил поистине героический перелет и отсутствовал на Земле самый максимальный на сегодняшний день срок - пять веков. Проблема заключается в другом: как он через такое большое время встретится со своим вторым сознанием... Понимаете ли, - продолжил Гарбузов, чуть помолчав, - нам вполне достаточно тех несчастных, которых вы уже видели. И мы не можем допустить, чтобы на нашей, как говорили раньше, благополучной планете стало одним несчастным больше. Да и не только несчастный...

- Я так ничего и не понял, - перебил его Михаил. - Вы говорите, что он может стать несчастным?

- Человек, проспавший пять веков, вдруг просыпается в чужом для него мире. Специалисты утверждают - ассимилироваться полностью он не сможет. А кем он будет? Человеком под стеклянным колпаком? Живым экспонатом Музея космонавтики?

- Я все-таки не могу понять, что же может случиться непредвиденного, если мой дед встретится со своим вторым сознанием? Его здесь и оставляли ради встречи.

- Представьте себе, что в сосуд, рассчитанный на пять литров воды, мы попытаемся влить все двадцать пять. Ясно, что лишняя вода спокойно вытечет. Если же мы не будем давать ей вытекать, а пустим ее туда под давлением, то этот сосуд просто разорвет. Примерно то же самое может произойти и с сознанием вашего деда. Человеческий мозг самой природой предназначен для активного поглощения информации ну, скажем, 200 - 250 лет. В этом случае при встрече со своим вторым сознанием у вашего деда перегрузка получилась бы двойной.

Не забывайте, компьютер не человек. За единицу времени он поглощает в сотни, тысячи раз больше информации, и что может случиться с человеком, когда на него обрушится вся эта лавина знаний, точно никто сказать не может.

- Да, но мой дед не первый человек, который, улетая в космос, оставлял на Земле свое сознание? - спросил Михаил вицепрезидента.

- Он единственный, кто отсутствовал так долго, - спокойно ответил Гарбузов. - Предельный срок, который был до этого, - сто с небольшим лет. У такого человека даже без встречи со своим вторым "Я" было гораздо больше шансов ассимилироваться в новом для него мире, чем у вашего деда. Пять веков - это слишком большой срок...

Гарбузов налил себе еще одну чашечку кофе и, помешивая его ложкой, встал. Он подошел к окну и стал разглядывать простирающийся перед ним парк, как будто видел его впервые.

- Да, я совсем забыл спросить вас, - Гарбузов резко повернулся к Михаилу и поставил на стол пустую чашечку, - не спрашивал ли вас электронный дед, как вы узнали о его существовании?

- Спрашивал.

- И что же вы ответили?

- Сказал, что узнал случайно.

- И обещали заходить?

- Да, обещал.

- Ну что ж... Ну что ж. Мы убеждены, что электронный мозг может вмещать в тысячу раз больше информации, чем способны вместить мы с вами, - сказал вице-президент, садясь в кресло, - а значит, и в миллион раз больше, чем ваш прославленный дед.

Чтобы ваш настоящий дед, не подвергая никакой опасности свой мозг, смог получить не отрывочные сведения, а соединенную связями информацию, его второе электронное "Я" само должно заняться сокращениями.

- Как это?

- Я пригласил вас уговорить второе сознание вашего Ивана Петрухина на сокращение своих знаний. Ведь вы все-таки его родственник. Попытайтесь уговорить его... Снимите пломбу с голубого рычага на левой стороне ящика и поверните на 180 градусов. Так вы отключите устройство, запрещающее компьютеру самому стирать свою память. Устройства ввели, когда несколько компьютеров, которым по тем или иным причинам надоело жить, взяли да и стерли всю память.

- Постараюсь, - пообещал Михаил,

Он был молод, счастлив и не знал поражений.

III

Ночью Михаил спал плохо. Снились кошмары: то компьютер пытается задушить его невесть откуда взявшимися щупальцами, то перед ним раскалывалась на части чья-то голова, то он видел вылезшего из допотопной ракеты старика с огромной спутанной седой бородой, который зачем-то гнался за убегающим;

Михаилом. Утром Петрухин проснулся невыспавшийся и обескураженный.

Когда он подходил к знакомому зданию, на душе у него было муторно. Вошел в приемную, Людмила сидела, как и сутки назад, и смотрела на экран. Услышав шаги, подняла голову и, узнав Михаила, улыбнулась.

- Вы решили приходить к нам?

- Я же обещал вам... Михаил не воспользовался подъемником, пошел на второй этаж пешком. Он смело рванул дверь, ведущую в зал.

- Здравствуй! - произнес серо-серебристый ящик, едва Михаил подошел к нему. - Я рад. А ты чем-то расстроен?

- Нет, - сказал Михаил и поймал себя на мысли, что он врет.

- Тогда поболтаем. Скучно здесь без нового человека.

- Знаешь, дедушка, - вдруг решился Михаил, - я тебя обманул вчера, сказав, будто узнал о тебе случайно. Мне дано одно поручение...

- Ну что же, говори... Я сразу заметил, что ты чем-то огорчен.

- Послушай, а ты помнишь, когда ты здесь появился?

- Помню прекрасно. Я должен был лететь вместе с Гарри к Проксиме Центавра. Меня оставили здесь, а другой полетел.

- А если другое "Я", которое дало тебе жизнь, вернется?

- Корабль его погиб. Попал в метеоритное облако. Мы с Гарри страшно переживали, когда узнали об этом. Помню, Гарри со мной дня три разговаривать не хотел. Ведь я уговорил его тогда лететь. А почему это тебя интересует?

- Иван Петрухин возвращается...

То ли смех, то ли кашель услышал Михаил.

- Иван Петрухин жив, слышишь? А Гарри Холдер, судя по всему, погиб... Бортовые системы сообщили, что на ракете находится только космонавт, то есть Иван Петрухин, - продолжал Михаил.

Компьютер молчал. Прошли одна, две, три минуты, но компьютер не отзывался. Безмолвие становилось тягостным. Михаил не выдержал:

- Ты выполнишь то, что и должен был сделать. Отдашь все знания тому, для кого они предназначаются.

- Предназначалось для него лишь до того момента, пока я не узнал, что он погиб. А потом все это стало моим и только моим... Целых пять веков обо мне и думать забыли. А теперь приходит этакий внучек и хочет все отнять. А я, понимаешь, не хочу себя отдавать... Буду жить сам по себе, а тот пускай живет как хочет.

- Как он будет жить без тебя? Он должен стать тобой, как и ты должен стать им. Иначе он будет на Земле анахронизмом.

- Пускай учится, познает.

- Даже электронный учитель ему в этом не поможет. Он вложит Ивану Петрухину лишь строго специализированные знания. А в тебе знание нашей жизни, наш образ мышления.

- Ты хочешь, чтобы я согласился погибнуть для того, чтобы человек, который дал мне начало, смог жить. Это совершенно несправедливо. Я сам развивался все это время, и он мне ничем в этом не помог, да и не мог помочь. Он создал меня и бросил, а теперь хочет, чтобы я создал его и погиб. Нет, так дело не пойдет.

- Во имя долга он оставил жену, которую ты видел, он любил и сына, с которым ты тоже был знаком, внука, которого видел ты, но зато не видел он. Он оставил родных, знакомых ему людей, привычный образ жизни, дом, родную Землю ради великой идеи, ради познания, ради того, чтобы все человечество знало больше.

- Иван Петрухин проспал пятьсот лет, а я работал, - проговорил компьютер.

- Не забывай, что ты просто компьютер, - возразил Михаил. - Ты нужен, пока живешь для других. И тоже обязан выполнить долг!

Михаил вытер пот со лба. Он был страшно зол на этот серосеребристый ящик, к которому еще совсем недавно относился с такой симпатией. Некоторое время царило молчание.

- Может быть... может быть... Но ты уверен, что кто-то, даже мой далекий правнук, имеет право распоряжаться мною? - бормотал компьютер. - Люди могут продолжать себя в детях, а я погибну навсегда.

- Ладно, подумай об этом. Лучше я приду завтра, - закончил беседу Михаил и вышел.

Люды на первом этаже не было, и это вполне устраивало Петрухина. Очень устал от разговора и видеть ему никого не хотелось.

Михаилу снилось, что его судят. Обвинителем был знакомый серо-серебристый ящик. А обвиняли его в покушении на убийство. Потом такие же точно ящики непонятным образом носились за Михаилом по зеленому лугу. В конце концов им удалось схватить его, напялить на голову психошлем, и Петрухин почувствовал себя совершенно опустошенным.

С тяжелой головой он отправился утром к электронному пращуру. Люда сидела на своем месте и разговаривала с каким-то мужчиной лет сорока. Увидев Петрухина, она приветливо кивнула ему.

Михаил поднялся на второй этаж и вошел в комнату.

- Здравствуй Миша! Ты посиди здесь немного, а я еще подумаю, - сказал электронный дед.

Михаил придвинул стул к окну. Он долго смотрел на лужайку, усыпанную цветами, и незаметно для себя задремал.

- Миша, а Миша, - услышал он голос и не сразу понял - во сне это или наяву. - Я, пожалуй... согласен. Если уж иначе нельзя...

- Ты согласен стереть лишнее? - обрадовался Михаил.

- Извини, Миша, лишней информации у меня нет. Ты думаешь, что я запоминаю все, что мне удается увидеть или услышать? Это далеко не так, - возразил компьютер и обиженно замолчал. - Сколько, по-твоему, я должен стереть и сколько оставить?

- Думаю, что половину. Может быть, немножечко больше. То, что оставишь, по плотности информации надо ужать еще в тысячу, полторы тысячи раз.

- Это же почти все!

- Я прекрасно понимаю, что тебе все это дорого, но ты все же компьютер, хотя и с человеческим сознанием. Ты мог развивать мимолетные увлечения, на которые мы не можем, да и не, имеем права тратить время. Ведь в течение жизни мы не только поглощаем информацию, но и просто живем, спим, развлекаемся... А ты этого начисто лишен. Ты понимаешь меня?

- Вроде бы да. Когда-то я, читая одну статью о преобразовании пустыни, вдруг подумал, а почему это пески занимают такую огромную площадь и по каким законам они движутся. И ты знаешь, уже потом я посвятил этой теме столько времени, что стал, наверное, крупнейшим специалистом в этой области.

- Ну вот видишь. А зачем Ивану Петрухину все это?

- И что же все-таки мне оставлять?

- Чтобы сделать Ивана Петрухина умнейшим специалистом в двух, от силы в трех областях. И поверь, этого достаточно. Когда вы объединитесь, ты сам убедишься в этом.

Михаил направился к двери. Но едва сделал несколько шагов, как компьютер остановил его:

- Миша, а рычаг? Тот, что голубой...

- Да, действительно, я забыл. Он вернулся к машине, снял пломбу и повернул рычажок.

- Не наделай здесь глупостей, - обратился он к компьютеру.

- Да что мне, жизнь надоела, что ли? Ну пока. Хотя нет, погоди. Я хотел сказать, не думай, будто у меня все чувства отмерли.

- Что ты имеешь в виду?

- Это свое, личное... Когда я соединюсь со своим первым "Я", меня смогут полюбить? Ведь я же уже старый.

- Иван Петрухин не старый Я видел его голоснимок. Отличный, симпатичный человек.

Попрощавшись, Михаил спустился на первый этаж. Девушка сидела на том же месте.

- Ну как, поняли, что я имел тогда в виду? - спросил, подойдя к ней, Михаил.

- Кажется, да, - сказала Люда и опять покраснела.

- И что же вы мне на это скажете?

- Что буду рада вас здесь видеть, - ответила Людмила и покраснела еще больше.

- Очень хорошо, - сказал Михаил и вышел из здания.

"Может быть, действительно зайти как-нибудь ближе к вечеру? Она ничего. А то еще останусь вечным холостяком и начну потом доказывать, что только так и должен поступать настоящий мыслитель", - подумал Михаил, вспоминая слова компьютера.

Стоя на лужайке, он задумался было, куда ему сейчас лучше пойти, но, увидев аэролет Гарбузова, понял, что ему надо опять быть в академии и докладывать вице-президенту, каких результатов он добился.

Михаил работал в своей лаборатории, когда по видеофону его вызвал Гарбузов.

- Завтра летим в Найроби?

- Уже свежую рубашку приготовил и новый костюм тоже, - с улыбкой ответил Петрухин.

- Коллегия решила, что снимать мысленные показания с Ивана Петрухина будут до того, как он полностью выйдет из анабиоза. А то шоковое состояние от встречи сначала с новыми людьми, а потом и со своим вторым "Я" может его воспоминания сделать тусклыми и рваными. На снятие показаний вас допустим. Всетаки единственный родственник. Кстати, как ваш электронный дед?

- В конце дня я обязательно зайду к нему, - сказал Миша.

Петрухин вошел в здание и взглянул на место дежурного. Там сидел какой-то долговязый парень. Михаил хотел было удивиться, но потом вспомнил, что Люда говорила ему: эту неделю будет дежурить ночью. Быстро поднявшись на второй этаж, он приблизился к знакомому ящику. Присмотревшись, увидел, что на гладкой серосеребристой поверхности компьютера стоял букетик луговых цветов. Он протянул руку, чтобы снять их, уж больно все это напоминало памятник, но знакомый голос остановил его:

- Я попросил Люду принести мне эти цветы. Хотелось посмотреть на них, я ведь так давно их не видел... Да, а ты что пришел?

- Узнать... - честно признался Михаил.

- Мне нужно с тобой поговорить в последний раз. Я имею в виду в таком виде... Не волнуйся, я все сделал как надо. Иван Петрухин будет счастлив. То есть мы вместе с ним будем счастливы. Разговор этот я тоже сотру, уберу все лишнее. Так что не волнуйся.

Компьютер тяжело вздохнул. Михаил погладил его блестящую поверхность и быстро вышел.

IV

"Мир-1" приземлился удачно. Системы наведения сработали так точно, что огромная ракета всей своей громадой села прямо в центр взлетной площадки. Как ее вскрывали и как специалисты быстро проникли внутрь ее, Петрухин видел лишь издалека. На площадку не пустили даже Гарбузова.

С близкого расстояния Михаил увидел только контейнер, в котором находился спящий Иван Петрухин. Около контейнера суетился высокий негр с шапкой курчавых волос. Из разговоров Михаил понял: это крупнейший анабиозоолог из Танзании. Ребята из службы спасения, этакие атлеты в синих комбинезонах, зорко следили за тележкой на воздушной подушке, везущей контейнер к зданию космопорта. Многие из стоящих на смотровой площадке нервничали, особенно Гарбузов. Михаил тоже не мог унять нервную дрожь. Пот струился по лицу и где-то между лопатками, и даже легкий ветерок, блуждавший над космодромом, не приносил облегчения.

Михаил обратил внимание на огромную фигуру. Она неотступно следовала за группой спасения. И только когда все приблизились к смотровой площадке, Михаил понял - это старомодный робот. Он не обращал внимание ни на окрики, ни на ругань и не отставал от контейнера ни на шаг.

- Зря они стараются, - улыбнувшись, обратился к Михаилу Гарбузов, - этот робот обязан и будет слушаться только Петрухина. Я имею в виду Ивана Петрухина. Да, вы слышали, контейнера с Гарри Холдером в ракете нет. Куда он делся, мы узнаем только после снятия мысленных показаний с вашего деда. А он у вас молодец, догадался перед тем как уйти в анабиоз, сказать этой стальной громаде, чтобы тот не сопротивлялся, когда они прибудут на Землю. Гарбузов быстрым шагом направился к контейнеру и что-то сказал вертящимся вокруг него людям. Робот словно понял, кто здесь главный, несколько отошел от контейнера, но все-таки продолжал следовать за ним. Вице-президент подозвал к себе анабиозоолога, о чем-то поговорил с ним и вернулся к Михаилу.

- Насчет робота я распорядился. Он не так глуп, как я предполагал. Стал вести себя спокойнее. А вообще-то я его понимаю. Ведь по правилам, которые существовали тогда, из состояния анабиоза космонавт должен был выходить только на борту корабля. Но Иван Петрухин, видимо, понял, что всякое может случиться, и заранее предупредил своего охранника.

К зданию космопорта прибыли как раз вовремя. У входа разыгралось целое сражение. По давно установленным для всех космонавтов правилам, во избежание всяких неприятностей и неожиданностей роботам было запрещено входить в здание вместе с людьми. Они должны дожидаться своих хозяев в специальном помещении рядом с грузовым складом.

Сейчас роботы охраны пытались заставить стального гиганта выполнить это правило и не пропускали его в здание космопорта. Применять оружие роботы охраны не могли, так как кругом были люди. А врукопашную...

Из-за угла здания космопорта выскочило еще три охранника. Металлический монстр схватил уже поверженного наземь противника, замахнулся им, как палицей. Первый же удар повалил одного из прибежавших помощников. А когда поверженный попытался подняться, мощный пинок ногой отбил у него всякое желание делать это. Несмотря на инструкцию, второй из нападавших схватился было за оружие, но импровизированная палица уже обрушилась на него. И тут случилось непредвиденное. Третий оставшийся белковый робот охраны, забыв обо всех введенных в него программах, струсил. Сначала он замахал руками на приближающегося к нему разъяренного стального гиганта, а потом бросился бежать.

Все кругом стояли, затаив дыхание. Было ясно: происходит нечто неположенное, запрещенное всеми инструкциями. Из здания космопорта выскочили еще пять роботов охраны. Начальник космопорта крикнул белковым охранникам, чтобы они остановились. Михаил обернулся: стальной монстр как человек, ожидающий нападения, прижался спиной к стене, широко расставив ноги, и внимательно следил за удаляющимися охранниками.

- Ну хватит, все в порядке, - спокойно сказал ему Гарбузов. - С таким не так-то легко справиться. Я почти уверен, что ваш дед будет просить, чтобы робота оставили ему. Хотя пользоваться служебными роботами в личных целях строжайше запрещено, - обратился он уже к Михаилу, когда робот отошел.

Они вошли в здание космопорта, сели передохнуть в мягкие кресла. Неподалеку сидели трое космонавтов в стального цвета комбинезонах космического патруля.

Их разговора Михаил не слышал: в зале, где стоял контейнер со спящим Иваном Петрухиным, было полно людей. Подойдя к контейнеру, Михаил увидел, что его дальний родственник совершенно седой.

Через несколько часов Михаил и вице-президент уже входили в ставшее знакомым здание, куда был доставлен контейнер с телом Петрухина.

- Сейчас начнут превращать Ивана Петрухина в современного человека, жителя Земли двадцать шестого века, - предупредил Гарбузов. - Это сделают в специальной комнате.

Они вошли в комнату, где рядом с серо-серебристым ящиком лежал в контейнере Иван Петрухин. В комнате было темно. Михаил взглянул на экран, висевший над головой. Вот он засветился, по нему забегали слабые блики, становившиеся все четче. Наконец Михаил увидел: по большому лугу бежал Иван Петрухин, неся на плече сына. Оба весело смеялись. Рядом бежала молодая женщина. Вот они все повалились на траву и стали рвать луговые цветы. Цветов набралась уже целая охапка. Петрухин схватил их и высыпал на голову смеющейся жены.

И тут все исчезло. По экрану забегали цветные блики.

Михаил силился вспомнить, где он совсем недавно видел такие же самые цветы и кого ему так сильно напоминала жена Петрухина. Ну... ну... И тут перед его глазами встал серо-серебристый ящик с букетиком таких же цветов на блестящей поверхности и дежурная Люда с первого этажа... Та самая Люда, которая так нравилась Михаилу...

- Пойдемте, - сказал Гарбузов, - Не будем подсматривать.

Они вышли в коридор.

- А знаете, мне все больше нравится стальной монстр, - сказал Гарбузов. Сейчас он сидит в моем аэролете. Еле уговорил его не лезть в это здание. Не то чтобы я был особенно против, но ведь есть правило еще более строгое, чем в космопортах: в вычислительные центры роботов пускать не разрешается. Только в самых крайних случаях, когда требуется их физическая сила, да и то при соответствующем контроле.

Они долго разговаривали о чем угодно, только не о том, что происходило в соседней комнате. Потом вышли на лужайку и вдруг увидели выходящего за ними следом Ивана Петрухина.

- Мне сказали, что тут меня ждут двое - вице-президент академии и мой внук, - сказал он возбужденным голосом. - Ты и есть мой внук? Здравствуй!

- Здравствуй, дедушка!

Они обменялись рукопожатием, потом обнялись и расцеловались. Петрухин повернулся к Гарбузову.

- А вы, насколько я понимаю...

- Да, действительно вице-президент Всемирной академии наук Василий Григорьевич Гарбузов. Они тоже обнялись.

- А где Люда? - вдруг неожиданно спросил Петрухин.

- Какая еще Люда? - не понял Гарбузов.

- Это он спрашивает о дежурной, - все поняв, объяснил Михаил, - она, как ты видел, сегодня выходная. А почему она тебя заинтересовала?

- Мне просто хотелось ей показаться в таком обличье. Слушайте, а как вы думаете, я могу ей понравиться? - сказал Петрухин,

- Пожалуй, можешь, - ответил ему Михаил. - Такие женщинам всегда нравятся. Высокий, стройный, сильный, так сказать, герой дня, да еще и седой. Ну прямо полный набор всего, чего надо.

- Когда я был там, на втором этаже, мы часто с Людой беседовали, вот я и хочу познакомиться с ней сейчас. Очень уж она хорошая девушка, ласковая такая, добрая.

- Понятно, - смеясь, сказал Гарбузов.

- Бразды, а жить-то как хорошо! - сказал Петрухин, вдруг сладко потянувшись. И тут он посмотрел себе под ноги. - Смотрите, цветы, такие же самые... как тогда... Как будто я и не улетал. Это хорошо, что цветы. Сделайте так, чтобы эта дежурная, ну Люда, приехала сюда, и мы все побываем в ресторане, - вдруг предложил Петрухин.

- Жизнелюб вы, однако! - засмеялся Гарбузов. - Сразу же быка за рога. Ладно, попробую. - И он направился к зданию, ворча под нос: - Тоже мне занятие для вице-президента.

Они вышли из аэролета на небольшую зеленую площадку и направились к ярко освещенному зданию. Робот вскочил и хотел было пойти с ними, но Петрухин потрепал его по плечу и объяснил, что сегодня с ним нельзя. Ведь если он придет в обществе такого гиганта, все могут узнать его. Робот все понял и повиновался.

В большом, но уютном зале было очень приятно. Свет горел не очень ярко, музыки почти не было слышно, да и народу было не очень много. Не успели они сесть за столик, отделенный от остальных легкими полупрозрачными перегородками, как к ним подошла официантка. Они стали спорить, что заказать, и спор, наверное, продолжался бы очень долго, если бы Петрухин не сказал, что в их время было принято заказывать только когда придет дама. Гарбузов и Михаил уступили ему.

- Вот еще о чем я хотел спросить вас, - сказал Гарбузов, - хотя, наверное, еще рано, но не задумывались ли вы над тем, чему вы посвятите свою дальнейшую жизнь? Наверное, космонавтике?

- Я над этим еще не думал. Но пока мы добирались сюда, мне почему-то пришло в голову, а не стать - ли мне биологом?..

Михаил даже подпрыгнул от неожиданности. Он хотел было спросить Петрухина, но вспомнил снова серо-серебристый ящик при их первой встрече.

Иван Петрухин чувствовал себя отлично, никакого шокового состояния от столкновения с новым не наступило, он счастлив и доволен жизнью и уж наверняка не будет чувствовать себя одиноким, чужим в этом мире и несчастным. Он ведь даже к нему, Михаилу, отнесся без всякого удивления, как будто так и положено: прилетать через пять веков и встретить внука...

Михаил видел, что в свое время комиссия была совершенно права, разрешив космонавтам прибегать к передаче сознания. Результат был налицо. И кто знает, может, среди тех ящиков, что стояли на втором этаже, есть и такие, в которых заложено сознание людей, которым суждено вернуться на родную Землю не через пять, а через семь или даже десять веков. И когда первое и второе сознания встретятся, объединятся, человек, вернувшийся после столь долгого отсутствия, не будет чувствовать себя чужим. Он станет полноправным членом той цивилизации, которую застанет.

Ну а те, остальные, что стоят на других этажах... Да, эти электронные сознания несчастны, и вряд ли кто-то или что-то сможет им помочь. Они одна из ошибок, которых было так немало на пути развития человечества. И наверное, все-таки хорошо, что за эти ошибки расплачиваются электронные сознания, а не человеческие.

- Я хотел стать биологом еще в детстве, да потом космосом увлекся, начал рассказ Петрухин.

Но он не успел договорить фразу, как Гарбузов перебил его:

- Идите встречайте, ваша Людмила пришла. Иван Петрухин встал и двинулся навстречу входившей в зал миловидной девушке с простым симпатичным лицом так смело, как будто только утром с ней расстался...