Мой ветер перемен. Часть 2. Если любишь — солги

Глава 1. На крыльях ветра

— Верити.

Что-то застилало взгляд, лежало на лице, невесомое, как паутина. Я махнула рукой и уставилась на клок тонкой ткани, зажатый в пальцах.

— Это моё, — в голосе Фалько прозвучала улыбка. — Чтобы у тебя лицо не обгорело.

Наконец сообразила: его кашне. Серое, в мелкую крапинку.

— Долго я спала?

Протянула ему шарф, он взял, слегка коснувшись ладони, и это прикосновение я ощутила отчётливей, чем все наши вынужденные объятья во время перемещений.

— Пару часов. Приготовься, пора делать пересадку.

Мы прильнули друг к другу, как любовники. Или как брат с сестрой после долгой разлуки. Во взгляде Фалько не было ни грана похоти. Поэтому я легко позволила обнять себя и сама без стеснения обвила руками его шею. Сделала вдох, и...

Розы! Море роз. Мы очутились в цветочном раю. Алые и кремовые, белые и нежно-розовые, малиновые, тёмно-красные, почти чёрные, розы стояли вплотную друг к другу в одинаковых высоких коробках и оглушительно пахли. Коробки, в свою очередь, помещались в открытых контейнерах, а контейнеры и мы вместе с ними — то ли в каком-то брезентовом шатре, то ли…

Пол под ногами дрогнул, меня качнуло, и если бы Фалько не поддержал, добрая сотня роз оказалась бы смята и поломана.

— Мы в грузовике? — догадалась я. — А эти розы...

Он усмехнулся:

— Наши будущие попутчики.

Мы стояли в тесном проходе у металлической стенки, которая, должно быть, граничила с кабиной. Фалько попробовал раздвинуть контейнеры, но их крепко держали особые направляющие, проложенные по полу. Вдоль стен тянулись узкие световые полоски. Без них фургон утонул бы во мраке. Для чего этот свет — для роз? Кто-то не пожалел магнетического кристалла, чтобы цветам не было темно?..

Фалько снял с себя пальто.

— Надень и садись. Ехать не меньше часа.

Только сейчас я почувствовала, что под тентом зябко и сыро, как в пещере. Странно, ведь снаружи теплынь.

— А ты?

— И я.

Он помог мне устроиться на полу и сел напротив, скрестив ноги. Я подтянула колени к груди. Полупальто было достаточно большим, чтобы спрятаться в нём, как в домике, целиком.

— Почему здесь так холодно?

— Магнетизм, — он пожал плечами. — Для сохранности цветов.

Я присмотрелась к фирменным надписям на коробках — и внутренне похолодела. Под крупным и затейливым: «Цветущий Ветгель. Свежесть утра. Аромат весны» мелким шрифтом значилось: «Цветоводческое предприятие семьи Карассис». Дальше следовал местный лофрентский адрес.

— Не знала, что Карассисы выращивают цветы на продажу.

Фалько внимательно посмотрел на меня. В полумраке его глаза отливали янтарём. Стало не по себе. Вспомнилось, как светились глаза Дитмара и что случилось потом. Всё-таки Фалько магнетик. С очень странными талантами, но — магнетик, тут сомнений нет. Хотелось надеяться, что он не станет испытывать свои чары на мне.

— У них неподалёку ещё и фармацевтическая фабрика, — сказал он. — Дирижабль повезёт розы и медикаменты.

— Дирижабль? Откуда здесь дирижабль? Надеюсь, мы на нём не полетим?

В Ветгеле было три аэродрома, способных принимать пассажирские дирижабли — в Лофренте, Полиане и приморской Циневии, я выясняла.

— Тише, — нахмурился Фалько. — Не кричи.

Помолчал, прислушиваясь. Мобиль производил негромкий глухой шум — скорее всего, электросолнечный гибрид. Кузов понизу был оцинкован, стенка, отделяющая нас от кабины шофёра, выглядела прочной и толстой. Вряд ли она пропускала голоса. И всё же я поёжилась. Опять сглупила. Все мои беды — от нехватки благоразумия. Если бы я отказалась знаться с Карассисами... Они бы нашли другой способ добраться до меня, только и всего.

— Тут есть частный грузовой аэродром, — тихо сказал Фалько. — Эти розы отправят на север, в Никсихель.

— Откуда ты знаешь?

— Я всегда изучаю пути отхода.

— В каком смысле?

— В самом обыкновенном, Верити, — терпеливо отозвался он. — Если знаешь, что предстоит уносить ноги, имеет смысл осмотреться заранее, чтобы потом не свернуть себе шею на бегу.

— А куда мы бежим?

— Туда, где тебя не достанут жандармы.

Было ясно: больше он ничего объяснять не намерен.

Повисло молчание. Казалось, Фалько думал о своём. Время от времени его взгляд обращался ко мне, в глазах вспыхивали искры, и я пыталась угадать, что происходит у него в голове.

Неужели так трудно сказать: «Меня послал сьер Б. К. Он ждёт нас в таком-то городе». Мне стало бы легче. Впрочем, тогда я ломала бы голову над тем, действительно ли мой двоюродный дед жив, или под инициалами Б. К. скрывается кто-то другой, изводила бы себя миллионом вопросов, страхов и сомнений — совершенно так же, как сейчас. А если Фалько не связан со сьером Б. К.?

Так или иначе, пока я видела от этого человека только хорошее. Даже когда он появился в моей спальне, напугав до полусмерти, и вырвал из рук брелок Дитмара, он был прав — брелок представлял опасность. Но почему бы просто не рассказать, что к чему?..

Глава 2. Вершина мира

Потом я долго лежала на траве, прохладной и густой, теребила пальцами жёсткие стебельки и глядела в зеленоватое вечернее небо, распахнутое над горами. Лиловые вершины в сахарной пудре снегов уходили к горизонту, теряясь в сероватой дымке.

Перед глазами всё ещё роились огненные мошки, в висках бухала кровь, а лёгкие никак не могли насытиться воздухом. Колючим и свежим, как первый снег. Я дышала медленно и глубоко, стараясь не вспоминать, как несколько минут назад огонь разрывал грудь и голова грозила лопнуть, будто спелый кокос…

Фалько сидел чуть в стороне, согнув ноги в коленях, и глядел вдаль, прямой и спокойный. Ветер трепал его волосы, заставляя рубашку то облеплять широкие плечи, то вздуваться пузырём. Казалось, он создан для этого места, сам часть этого простора, этой суровой, ясной, безлюдной красоты. Не принц сумерек, а принц гор и ветра.

— Полегчало? Встать сможешь? Жаль, воздух здесь разреженный, — он протянул руку, помогая мне подняться.

Мышцы дрожали от слабости, голова кружилась.

— Больше на такое не соглашусь ни за что на свете. Лучше сразу умереть.

Он скупо улыбнулся:

— Я этого не допущу, ты же знаешь.

Вокруг плескалось травяное море. Или всего лишь озеро? Берегами ему служили обрывы, помеченные обнажениями скальной породы. От мысли, что там, за этой границей, отвесные стены и пропасть глубиной, может быть, в километры, потемнело в глазах.

— Ты позволяешь своим страхам быть сильнее себя, — сказал Фалько. — Это плохо.

Его поучительный тон всколыхнул в душе остатки гордости.

— Я не позволяю. Две недели назад я летела на «кондоре». Потом чуть с ума не сошла.

— Потом можно, — отозвался он. — Потом — это не беда.

Зелёная волна катила под уклон. Спускаться было легко, но колени то и дело подламывались, и я мешком висла на руке Фалько, а он даже не сбавлял шага, направляясь к нагромождению скальных глыб под стражей пары кустиков, непонятно как уцепившихся за голые камни. Трава там сходила на нет, уступая место серому базальту. Слишком близко к краю, к пустоте, отделяющей нашу вершину от других.

В тени щербатых выступов пряталась дверца, заметная лишь тому, кто подойдёт вплотную. Старое дерево приобрело серебристый оттенок и почти сливалось с цветом окружающей горной породы. Но настоящим сюрпризом стала солнечная панель, распластанная на макушке этого странного сооружения. Фалько помог мне взобраться наверх и показал бак с дождевой водой, обложенный валунами и обломками камня почти до самых краёв.

Вокруг простиралась горная страна, пьянящая и пугающая своей беспредельностью и равнодушной первобытной свободой. Островерхие хребты походили на драконов, уснувших вековечным сном, пики у горизонта пронзали облака, окрашенные вечерним светом в синие и лиловые тона. Только орлы парили над этим диким привольем. Фалько следил за ними, не отрывая взгляда, а я вцепилась в его руку, как кошка в обломок дерева, подхваченный потоком, вышедшим из берегов.

— Что это за место?

— Восточные Отиры, — ответил он, не поворачивая головы.

Всего-то. Недалеко же мы улетели за полдня. Но меня интересовало другое.

— Я имею в виду всё это, — указала на бак и солнечную батарею. — Здесь кто-то живёт?

— В данный момент — мы с тобой. Надеюсь, нам никто не помешает. Подняться на эти утёсы сможет только опытный альпинист. Если повезёт. Сюда даже горные козы редко забираются. Хорошее было убежище. Жаль, придётся его разрушить.

— Почему?

— Смотри, — Фалько взял меня за плечи и развернул в противоположную сторону. — Вон там, справа.

Над верхушками гор густели синеватые сумерки, скрадывая детали рельефа. Фалько указал направление, и я наконец различила на одной из вершин что-то странное... неправильное... Гигантские силуэты, похожие на спящих цапель или причальные мачты для дирижаблей, какие-то кургузые тени поменьше — природа не могла создать такие формы.

— Это строят «Ночное зеркало». Скоро доберутся и сюда.

Я вгляделась изо всех сил, но гора находилась слишком далеко, а тьма опускалась слишком быстро. Очертания возведённых конструкций и строительной техники размывались, как акварельный рисунок, залитый водой. Месяц назад я с ума сошла бы от нетерпения и досады: видеть стройку века собственными глазами и не иметь возможности приблизиться, рассмотреть подробности! Но сейчас испытала лишь лёгкое сожаление.

— Ты дрожишь, — сказал Фалько. — Идём вниз.

Меня и правда знобило — от страха, усталости и холодного ветра, который прорывался даже сквозь толстую ткань пальто.

Мы сошли вниз, к основанию каменной груды. Фалько отворил дверцу, вынул у меня из кармана фонарик, щёлкнул кнопкой.

— Осторожней, здесь крутой спуск.

Жёлтый луч высветил каменную лестницу, уходящую в темноту. Неглубоко, всего на семь ступеней. Мы оказались в низком помещении размером с комнату в дешёвой гостинице. Грубо сколоченный стол, табуретки, лежак у стены, в углу то ли ларь, то ли сундук. В оконца под потолком пробивался тусклый вечерний свет.

Фалько усадил меня на лежак, застеленный шерстяным одеялом. Было зябко, и я плотнее укуталась в просторное полупальто, чувствуя, что сроднилась с ним, как улитка со своей раковиной.