Фарит Ахмеджанов Эней

Земные леса встречают тенью, звуками и запахами. Леса на небесах иные. Они тоже могут быть тенисты, более того — порой их тень непроглядна и способна поглотить кого угодно. Но порой деревья сами испускают свет.

Запаха там почти нет — деревья и кусты состоят из потоков силы, а они слишком дороги, чтобы дарить часть себя окутывающему их воздуху.

А вот звуков там много. Деревья разговаривают между собой, разговаривают на сотне разных языков. Иные поют, иные ведут свою историю — долгую, как вся их жизнь. Обмениваются новостями, жалуются на потери, хвастаются приобретениями. Иной раз два дерева решают объединиться — и срастаются ветвями, вливаются одно в другое; иной раз ссорятся и между ними простирается полоса голой земли. Есть такие, что обижают слабых, есть такие, что защищают их. Все как у всех.

У того, кто поставлен следить за таким лесом всегда много работы.

* * *

Митра, медленно и осторожно ступая, вошел в полуразрушенную беседку. Огляделся по сторонам, вздохнул. Зашуршали листья, мелькнула быстрая тень. Из леса вышла Тромера, в два прыжка очутилась рядом. Улыбнулась.

— Великий Митра!

Митра плюхнулся на камень, вытянул ноги.

— Я получил весточку от тебя. Извини, раньше выбраться не мог.

— Ничего. Он приходит каждый день.

Митра кивнул, то ли ее словам, то ли собственным мыслям.

— Тогда подождем.

Кряхтя, он откинулся на камень, поерзал, устраиваясь подобнее. На колени легла схимма.

— Ты устал.

Вопросом это не было. Тромера стояла рядом, ее руки пришли в движение, она словно перебирала над головой Митры невидимые струны.

— Постой… что ты делаешь!?

— У тебя тут все перепутано.

— Что перепутано? — Митра вскочил на ноги.

Тромера смотрела на него без страха.

— У тебя… вокруг тебя… не знаю, как объяснить. Как волосы. Растут, вьются, рвутся. Я это недавно увидела. Можно распутать, расчесать. Я так раньше делала, когда водила воду.

— Водила воду?

— Да. Мы, нимфы, умеем это делать. Над водой, над ее течением всегда есть еще одно течение. Если с водой что-то не так, то там все перепутывается. И надо расправить, тогда все будет хорошо. Ручей будет здоров. У деревьев, травы, цветов — то же самое. Даже у камней. У меня была подруга, ее звали Меропа, она ухаживала за морем. Там еще интереснее, там можно эти волосы укладывать по-разному, и море будет разным. Даже его цвет можно менять!

— Ну, мне цвет менять не надо.

— Да! А когда ты меня спас, я увидела то же самое вокруг всего. Тебя и других. Вот, у тебя сейчас все-все перепутано. Садись, я поправлю! Я умею!

Митра, с опаской поглядывая на нее, уселся.

— В первый раз такое слышу…

Он погрузился в задумчивость. Быстрые пальцы Тромеры вырисовывали над его головой какой-то сложный узор. Из-за камня неподалеку показалась голова Галги. Он одним прыжком преодолел разделяющее их расстояние и развалился неподалеку, широко улыбаясь. Тромера недовольно цыкнула на него, Галга в ответ ухмыльнулся еще шире.

— Вон тот стебель выпрями, тогда узел сам собой распадется.

Тромера посмотрела на него косо, но ее руки последовали его совету. Одно движение — Митра вздрогнул, Тромера благодарно кивнула Галге.

— Так ты тоже это видишь?

— Ага.

— А чего раньше молчал?

— А ты не спрашивал. К тому же я, кгхм, больше не по распутыванию, а наоборот. Помнится, мы с Фесеем один раз…

— Байки свои оставь для другого раза, — обрывает его Митра. Потом обращается к Тромере: — Очень хорошо. Как ты научилась этому?

Тромера пожимает плечами.

— Всегда умела.

— Расскажи.

— Я же когда-то была ручьем. До сих пор помню это. Недолго, но это лучшее, что я помню. Сразу и родник, и поток, струящийся по камням, и заводь, и склонившиеся над тобой цветы. Все сразу. Жизнь — как искры. Потом пришло ощущение себя, пришел поток. Сначала как дождь, как ветер, он дал мне верх и низ, дал мне меня. Но я могла возвращаться к ручью и быть им — просто искры ушли. Но стало полнее. Все вокруг стало тугим. Можно было трогать, гладить. А потом вдруг ветер иссяк. Это было страшно, я искала и звала его. Я словно заканчивалась. Становилась тонкой, таяла. Металась, пыталась вернуться к ручью — но он пересыхал, не мог снова меня вобрать, и мне не хотелось обратно. Хотелось трогать. Ощущать. И я пошла на поиски. Заметила, откуда дует ветер. Начала искать места. Впервые ушла далеко от ручья. Страшно, ново, дико. Но я нашла. Не только ветер. Но и воду. Ее можно было пить. Не ручей, не то, что в ручье. Другое, тяжелое, сильное. В соцветиях, между листьев — крохотные капли, но они такие сладкие. И такие свежие.

Потом поняла, что могу двигать ветки. Раньше касалась всего я. Теперь касались меня. Ветки, камни, капли. Бабочки. Я играла с ними. Они меня слушались. Потом я увидела таких же, как я, они танцевали, я пришла к ним. А потом пришел кто-то… я не помню. Он дал нам всем имена. И дал нам кубок с той водой. До того мы пили по капельке, и нам хватало. А тут целый кубок. Это так тяжело. Я болела. Мне казалось, что я исчезаю. Но потом я, наоборот, появилась. Ирка, такая, как была. Все, что нужно, знаю. Водила воду, кружила траву и деревья, это было совсем не трудно. Мне так нравилось.

Митра расслабленно внимал ей, пальцы Тромеры плясали над ним. Вдруг она замерла.

— Вот он! Пришел!

Митра медленно встал. На опушке леса, на самом краю видимости виднелась странная фигура — дымный столб, в котором едва угадывался силуэт воина.

— Ничего не разобрать, — пробормотал Митра. — Подойди к нему!

Тромера подчинилась. Когда она приблизилась к силуэту, тот качнулся — сначала к ней, потом от нее. Она замахала руками, что-то протараторила. Потом, вытянув руку, словно вела кого-то, пошла обратно. Фигура плыла вслед за ней.

Вблизи быстрой Тромеры дымный силуэт словно прояснялся. Четче выступали детали — старинный полуоткрытый шлем с невысоким гребнем, абрис лица с густой бородой, широкие плечи, мускулистые руки.

Митра приблизился, изо всех сил вглядываясь в едва очерченное лицо. Фигура слегка поклонилась, прижав руку к груди.

— Покажи мне его руку.

Пальцы Тромеры пробежались от плеча вниз. То, что открылось, заставило нимфу вскрикнуть. Галга зашипел.

В могучие руки в трех местах — бицепс, предплечье и тыльная сторона ладони — врезались толстые цепи. Руки выглядели бесплотными, а цепи — словно налитыми тяжестью.

— Ничего не вижу, — зло сказал Митра.

Руки Тромеры пришли в движение. Она водила ими по телу воина, и там, где пробегала ее ладонь, туманная картина оживала, словно с зеркала стирали пыль. Но ненадолго — почти сразу образ сурового воина начинал рябить и размываться.

— Остановись, — сказал Митра. — Ты так себя растратишь. Лучше попробуем по-другому.

По его команде Галга, пыхтя, притащил большую и плоскую каменную плиту в полтора своих роста. Митра достал из пояса кисть, тщательно отмерил ингредиенты из двух флаконов и развел в чаше тушь. Быстро покрыл верхнюю часть плиты письменами, похожими на бегущих муравьев. Затем они втроем помогли воину улечься.

Письмена зажглись, сначала они просвечивали через тело воина, но оно скоро стало набирать цвет. Он менялся, по лицу, рукам, по всей фигуре пробегали волны, то красные, то зеленые. Но сейчас их можно было видеть.

Митра долго вглядывался в открывшееся лицо, потом медленно проговорил:

— Я приветствую тебя, о великий Эней.

Губы воина изогнулись, но с них не слетело ни звука. Тромера бросилась рядом с ним, вслушиваясь.

— Ему очень тяжело говорить!

Митра кивнул.

— Надо думать. Через эти цепи он теряет себя. Все, что в него приходит, все его силы — все тут же уходит. То, что мы видим — просто оболочка, созданная, чтобы ловить его славу. Ведь его помнят, о нем поют песни, о его подвигах рассказывают истории. Мало было среди людей равных ему славой. А сейчас он, наверное, и сам себя не помнит.

Губы воина снова зашевелились. На этот раз его шепот был слышен всем.

— Я. Все. Помню.

Фигура задрожала, размываясь. Бесплотные пальцы сжались в кулаки, мускулы всего тела напряглись.

— Я. Эней. Вождь. Дарданов. Я…

Договорить он не смог — из него словно мгновенно выдули воздух, он высох, потемнел и замер. Тромера отчаянно вскрикнула и начала делать пассы над его лицом. Через секунду к ней присоединился Галга. Со стороны казалось, что они выдирают из головы воина огромный гвоздь.

Митра отошел в сторону, задумчиво глядя на распростертое на плите тело.

— Эта штука, — прошипел Галга. — Она не просто выкачивает из него все, что только можно. Она еще и помереть ему не дает.

— Галга!

— Чего тебе?

— Тромера справится без тебя. А ты проследи, куда ведут цепи. Только осторожно, понял! Тут явно не шутки шутят.

Галга шмыгнул носом, кивнул, подпрыгнул, описал в воздухе восьмерку и, вытянувшись в струнку, скользнул в траву вдоль цепей.

— Тромера, он не умрет, ему не дадут. Но все, что ты ему передашь — тут же заберут. Так что успокойся. Лучше слушай, что он говорит.

— Он говорит, что хочет умереть!

— Ага, так ему и дали.

Тело воина выгнулось. Тромера изо всех сил обняла его, крича:

— Не надо, не надо, не надо! Это Митра, великий Митра! Он тебе поможет!

Воин замер. Потом стал слышен его шепот — почти неотличимый от шелеста травы.

— Мне. Не. Поможет. Даже. Прометей.

— Никто не знает, где сейчас Прометей, — откликнулся Митра.

— Я. Знаю.

Митра сел в траву.

— Что!!! Откуда!!!

Воин не ответил, только губы его изогнулись в горькой усмешке.

* * *

Галга вернулся через несколько часов, вылетел из щербины в старой колонне. Митра сидел поодаль, задрав ноги на камень, на его коленях лежала схимма, стило над ним так и мелькало. Эней лежал на плите, вокруг него хлопотала Тромера. Она нарвала травы, листьев, все это тщательно перетирала в ладонях, смешивала с глиной и получившимся составом натирала распростертое на плите тело. Выглядел сейчас воин весьма причудливо, но лицо его было спокойно. Он, казалось, спал.

— Тебя никто не видел? — озабоченно спросил Митра.

— Нет, я далеко не стал ходить. И так все ясно.

— Кто?

— Двое. Аполлон и Афина.

Митра покачал головой, но ничего не ответил. Галга пошел было к Тромере, но нарвался на ее неприязненный взгляд и обиженно отошел.

— Че решили-то? — несмело обратился он к Митре.

— Пока ничего. Тромера за ним присмотрит.

— И что, он так тут и валяться будет до скончания века? Неужто способа нет?

— Нужно что-то… — Митра описал стилом в воздухе замысловатую кривую. — Что-то такое, что привлечет к Энею внимание людей. Много внимания. И тогда, в тот момент, когда через него будет проходить много силы, только тогда можно попробовать это все порвать. Не раньше и не позже.

— А потом что?

Митра пожал плечами.

— Представления не имею.

Он снова углубился в образы, что роились над схиммой. Галга шмыгнул носом и уселся на траву.

— Он что-то говорит! — громко прошептала Тромера.

— Чего?

— Непонятное что-то.

Она наклонила голову к самым губам воина, прикрыла глаза, потом начала декламировать, повторяя за ним:

— Битвы и мужа пою, кто в Италию первым из Трои — Роком ведомый беглец — к берегам приплыл Лавинийским… Дальше не разобрать!

— Бред какой-то, — проворчал Галга.

— Может, и бред, — негромко, словно сам себе сказал Митра. — А может, и нет. Ты, Тромера, запиши это все на всякий случай. Пригодится.

Загрузка...