Энцелад Титан.
Рессат.
Континуум. Второй Галактический закон.
Итиус вздрогнул от отвращения, но скрыл свое отношение к вошедшему. Только глянул на него исподлобья, поправляя волосы, выбившиеся из под капюшона и кутаясь в длинный до пят плащ. Похожий на тень, он и чувствовал себя так же. Его потенциальный собеседник, одетый в форму Коммандоркапитана третьего ранга, не здороваясь равнодушно прошел мимо него, и, подойдя к панорамному окну, принялся рассматривать проплывающие за окном четверки истребителей.
– Забавно, что ты почему-то решил встретиться в Звездном Зале Рессатской Станции, – усмехнуся Коммандоркапитан, – Символично. Особенно, если знать заранее, что именно должно произойти через полчаса. И то, что мы, по сути, поменялись местами.
– Ты что, не мог за четыреста лет получить звание повыше?– раздраженно бросил Итиус в надежде уязвить.
– Зачем? – Коммандоркапитан пожал плечами. – В этом нет необходимости. Мы оба знаем, что я мог бы стать главою цивилизации третьего уровня, но зачем мне это? Меня вполне устраивает возможность летать, не привлекая внимания к моей персоне. Люди забыли за четыреста лет, кто я такой. Меня это устраивает.
– Но ты пришел, – голос Итиуса был едва слышен, – Ты же знаешь о чем я хочу спросить тебя, – Если бы Итиус хотел, они могли бы общаться c Коммандоркапитаном телепатически, но ему было всё равно, как продолжать разговор. Тем более, что затянувшаяся пауза не располагала к телепатической беседе.
– Да, конечно, – шутливо ответил его собеседник, – Пришел. Кто же осмелится отказать во встрече официальному наблюдателю на Земле? Тем более тому, кто со временем станет управлять вашей замечательной цивилизацией вне классификации, – в его голосе звучала легкая ирония, когда он сделал ударение на «вашей». – Ведь ты способен превратить Солнце в сверхновую и теоретически обосновать необходимость уничтожения человечества. И будешь прав. Мы действительно не самая послушная из созданных вами цивилизация. И Древних заставляем постоянно отвлекаться на наши проблемы. Сейчас вот опять война намечается. Между Солнечной Системой и Империей. Мы, люди, несколько драчливы. Не вписываемся в идеальный мир Древних, спасающих Вселенную от коллапса схлопывания пространства, – иронично добавил Коммандоркапитан.
– Я буду управлять нашей цивилизвцией, – поправлил его Итиус слегка раздраженно.
– И не смей иронизировать над огромной ответственностью, стоящей перед нами!
– Ошибаешься. Ты будешь править вашей цивилизацией. Я уже четыреста лет, как считаюсь человеком, – Коммандоркапитан улыбнуся своим мыслям, не поворачиваясь к собеседнику. Это был не просто удобный способ избежать наказания. Я действительно принадлежу цивилизации людей.
– Человеком? Четыреста лет? Тогда почему семь лет назад ты не захотел помогать людям? Я думал, что это твой долг, ведь эта цивилизация защитила тебя. Почему не захотел вмешаться? Почему спасать Рессат пришлось одиннадцатилетнему мальчишке? – презрительно и горько спросил Итиус.
– А ты сам? – ответил Коммандоркапитан устало, – Почему ты отказался помогать тогда? – и не дождавшись ответа тихо произнёс: ”Я просто не осмелился вмешиваться еще раз”– От его иронии не осталось и следа, – Ты не представляешь, через что я прошел в прошлый раз, прежде чем Континуум стабилизировался.
– Я не обязан помогать этой цивилизации. В отличие от тебя, я не причисляю себя к людям, – в голосе Итиуса снова послышалось едва сдерживаемое раздражение.
– Да, я знаю, – Коммандоркапитан коротко кивнул, соглашаясь с собеседником, а затем добавил жестоко усмехаясь, – Зато к людям причисляет себя твой сын.
Итиус вздрогнул. Он не думал, что вопрос, который его интересовал, так легко поднимет его бывший подопечный, которого он проверял на предмет следования галактическим законам. Да еще так цинично. Этот сектор действительно проклятый, если он, Итиус, вынужден просить поделиться информацией преступника, чудом избежавшего наказания. А теперь он должен униженно просить о помощи и содействии у этого бывшего «соотечественника». И все из-за глупого мальчишки, наплевавшего на закон о невмешательстве!
– Я уничтожу человечество, если мой сын погибнет, – Итиус посчитал, что бесполезно пытаться играть в кошки-мышки с тем, кто всего лишь четыреста лет назад находился полностью в его власти. Тем более, что на этот раз кошкой, видимо, был не он. – Лишь один процент из ста, что мальчишка уцелеет.
– Так используй этот процент, на все сто, – сердито ответил Коммандоркапитан. То, что Итиус сразу перешел к угрозам вывело его из себя.
– Ты же сам работаешь с Континуумом не хуже меня, и знаешь, что нужно сделать. Так зачем же спрашиваешь меня? То, что твой мальчишка – полукровка, ничего не значит, галактические законы распространяются и на него. Поверь, я собирал истории Земли о таких, как он. И защищал полукровок, если мог. И даже тогда, когда не мог. Но я узнал о твоем отпрыске, когда было уже поздно останавливать его. Твой сын уже успел создать Континуум, отличный от исходного. И он не первый, кто вмешался. Человеческая цивилизация чужда Древним, но внешняя идентичность людей и Древних завораживает. Если ты снимешь этот дурацкий плащ и оденешь обычную человеческую одежду, тебя никто не отличит от людей. Ты ведь заметил, что мы, люди, похожи на вас, Древних. И одновременно настолько непохожи. Но со временем отличия перестаешь замечать. А еще некоторые из нас умеют любить. И мы знаем, что такое дружба, Коммандоркапитан усмехнулся воспоминаниям.
Итиус просто молча стоял и ждал, что скажет этот бывший Древний, однажды уже прошедший через ад.
– Ты что, правда спрашиваешь у меня совета? – Коммандоркапитан видимо только сейчас понял, что Итиус попросил о встрече чтобы узнать, что думает бывший нарушитель галактических законов и он действительно не знает, что предпринять.
– Мне нужна твоя информация о возможности параллельного изменения Континуума в пределах Солнечной Системы. А также о способах избежать наказания в случае нарушения второго галактического закона, а возможно и первого. А еще информация о том, как ты добился того, что цивилизация людей четыреста лет тому назад захотела тебя адоптировать?– ответил Итиус.
– Ты спросил меня, что делать, потому что не способен сам принять решение. Ну так я отвечу. Тебе прийдется остановить эту войну в зародыше. Возьми с собой всех Древних, до кого сумеешь докричаться. Иначе параллельные изменения Континуума пройдутся по тебе самому. А наличие стольких мишений сразу даст необходимый тебе импульс.
– Сейчас твой сын нарушил лишь второй галактический закон. Если начнется война, Император своей идиотской бойней не ко времени подведет твоего мальчишку под нарушение первого галактического закона. Попытайся донести до Императора специфику галактического законодательства Древних. Он же тоже по большему счету всего лишь человек, – Коммандоркапитан вздохнул, и впервые за их разговор повернуся к собеседнику лицом.
– Я конечно виноват в случившемся. Мог бы и раньше сообразить, что если Раи Стар пропал на столько лет, то это как-то связано с Древними или с кем-то из полукровок Древних. Из всех Коммандоркапитанов лишь он и Андрей знали, кто я такой. То, что оба стали избегать меня всеми мыслимыми и немыслимыми способами, должно было насторожить меня. А мальчишка помогал технологиями обоим сторонам, и Солнечной Системе и Империи, как и я когда-то, ещё на Земле. И твой мальчишка не избежит наказания. Созданный им Континуум может стабилизировать лишь он сам, но если ты успееешь изменить вектор трансформации уровней, парень сможет избежать смерти.
– Если это можно назвать жизнью, – тихо ответил Итиус.
– Я сам платил почти сто лет, – пожал плечами Коммандоркапитан, – Эта цивилизация того стоила.
Итиус презрительно усмехнулся, не соглашаясь.
– Я не думал, что он начнет вмешиваться. Лучше бы я оставил его у себя, – с тоской ответил Итиус.
– Тогда твой сын вырос бы таким же, каким стал Антарианиус, – усмехнулся Коммандоркапитан, – Не способным сражаться и летать, как летает сейчас. Тебе же нравилось, что он отважнее Антарианиуса. И отважнее тебя. Ты просто надеялся, что ему не прийдется платить за изменение Континуума.
– Но я должен буду сбить его сам! Это – единственное возможное параллельное изменение его Континиума, когда он остается в живых. Лан не знает, что я его отец и навечно возненавидит меня! – выдохнул Итиус.
– Знаешь, вечность – слишком долгий срок. Я прикрою от травли твоего мальчишку здесь, на станции Коммандоркапитанов. Прослежу, чтобы в Совете не началась обычная истерия, которая, к сожалению, всегда стартует в случае отстранения от полетов по медицинским показателям одного из восьми планетарных Коммандоркапитанов. Особенно, если основание для отстранения от полетов – действительно серьезное ранение, а не блажь раздраженного медиколога. За звание Рессатского Коммандоркапитана Системы Сатурна рано или поздно будет драка среди «достойнейших» преемников. Я попрошу Андрея отправить в годовое патрулирование всех снобов уже сегодня, чтобы никто не посмел даже вопрос поднять в Совете. Ты ведь знаешь, что для бывшего Древнего это не сложно. Я знаю, что можно ожидать от каждого из Коммандоркапитанов Солнечной системы. Считай это моей платой за то, что ты не стал добивать меня четыреста лет тому назад. И передай привет от меня своему мальчишке, когда его увидишь, – Коммандоркапитан усмехнулся снова и, кивнув Итиусу на прощание, телепортировался прочь из Звездного зала.
Рессат
Проснулся я от боли. За окном темень. До рассвета еще часа два. Не меньше. По крайней мере, если верить часам на стене. К сожалению, я все равно проспал, и если попытаюсь добраться до колледжа на монорельсе – непременно опаздаю. Так что вся надежда на то, что Сэм догадается взять флаер, когда придет за мной. Если он появится под окнами РРЦ, Рессатского реабилитационного центра на своём «Энцеладе», боюсь что Ольга решит оставить меня здесь на весь день. «Энцелад» можно пилотировать не только в атмосфере. Это боевой космический истребитель, пусть и такой же старый и потрепанный, как и «Серебряная молния». Запрет на полеты в альфе и гамме, несмотря на частичный допуск к полетам, приводит меня в отчаяние, но нарушать распоряжения Ольги я больше не осмеливаюсь. Давид из-за своего наплевательского отношения к ограничениям остался вообще без допуска. А ведь он был ранен семь лет тому назад. Так что из нашей четверки полный доступ остался лишь у Сэма, который пока никаких проблем себе не нажил и у Раи Стара. Но Рикард Артур Ингвар Стар слишком высоко стоит по иерархической лестнице. Отобрать у него допуск осмелится не всякий медиколог. Да и повода пока не было.
Желание разнести здание РРЦ, Рессатского реабилитационного центра настолько сильное, что мне приходится сжимать кулаки, чтобы ничего не натворить. Я обещал Ольге не устраивать истерик, если мне вернут частичный допуск к полетам. И телекинетику моего уровня лучше держать эмоции под контролем. А кроме этого, даже если я разнесу здание на субатомарном уровне, велика вероятность, что потом мне же и придется всё ремонтировать.
Неподвижно застывший на сером мраморном подоконнике зеленый дракончик расправляет крылья и планирует на больничную койку. Так, чтобы можно было вцепиться когтями мне в правое плечо. Хорошо хоть не в левое, как он делает обычно. Видимо понимает, что левое плечо после ранения не выдержит его когтей. Иссин. Интерактивная игрушка, прячущая модификацию программы-супервируса. Мой первый друг в человеческом мире. Но у него отвратительный характер и его когти острые, как скальпель.
– Иссин! Только твоих коготков мне и не хватало, мысленно говорю ему.
Иссин – уникален, он настроен телепатически принимать мои мысли и отвечать в режиме диалога. Он телепатически общался со мною самого начала нашего с ним знакомства. Мне тогда было пять лет и я творил, что хотел. Мог угнать флаер и летать двое суток, а мог и супервирусу помочь сбежать. Так что когда Раи Стар вычислил, что это я действовал на нервы пилотам, ответственным за безопасность полетов в Стокгольме и Вестеросе, ему пришлось заодно со мной спасать и Иссина. Право Иссина на существование и самоопределение и его независимость от компании, его создавшей, Раи Стар доказывал в суде, просто потому, что я тогда считался несовершеннолетним. А реакция моей мамы на Иссина была абсолютно предсказуема: «Выкинь это немедленно!» Сколько проблем это создало для всех! Зато у меня появилось сразу два друга. Впрочем, Иссин вполне может сердится на меня несколко дней подряд, у него неуживчивый и строптивый характер, он любит дразнить всех, включая меня когда того хочет, и способен игнорировать любого если не в настроении общаться. А его любимое развлечение – вцепиться в руку или плечо своими коготками. Пожалуй, лишь для Раи Стара он делает исключение и ведет себя в его присутствии относительно спокойно.
– Скажи лучше мне спасибо за то, что вообще летаешь, – раздраженно сопит Иссин в ответ на мои мысли, но когти втягивает.
– Ольга и те медикологи, хирурги, главврачи и психологи которые подписали твой частичный допуск к полетам рискуют из-за тебя не только своим положением и работой. Но и головой. Ты хоть понимаешь, насколько ты должен быть благодарен тем людям, что разрешили тебе летать? С такой медицинской картой как у тебя, кто угодно годами был бы заперт в каком-нибудь медицинском центре. А у тебя – частичный допуск к полетам. Если бы не я, заперли бы тебя на Астре-2. Безвылазно, – мстительно добавляет он.
– Спасибо, Иссин, – вздыхаю я, так как знаю, что он прав. Без телекинеза я даже двигаться сейчас не осмеливаюсь – больно. Я обещал Ольге не ругаться с ее персоналом. И не создавать проблем. Но не создавать проблем пока не получается, а поругаться я еще ни с кем просто не успел. Если не считать разговора с Йораном. И того, что я заставил ее персонал, а точнее Емму и Линду, собирать зависшее в воздухе оборудование и все, что не было привинчено или заперто, начиная от перевязочного материала и кончая предметами, назначение которых мне совершенно неизвестно. Причем то, что было привинчено и заперто я тоже мог отправить в полет, но решил, что это, пожалуй, уже слишком.
Только это все мелочи в сравнении с тем, что я устраивал медицинскому персоналу раньше. Однако Иссину я ответил на полном серьезе: хотя никому из медиков РРС за исключением Ольги я всё равно не доверяю, но действительно благодарен всем тем, кто подписал мой частичный допуск, разрешение на полеты. Так как прекрасно понимаю, что это исключение из правил. Привилегия.
Белые стены процедурной выгледят в темноте темно-серыми. У окна, в углу стоит стеклянный витраж, до потолка. И стол справа от витража. Несколько навесных шкафчиков по обе стены от окна довершают картину. От Астры-2 РРЦ только тем и отличается, что нет экранов во всю стену и вся мебель Астры-2 вмонтированна в стены. Но ведь Ольга, как и Сэм, выросла на Астре-2. Для нее такие комнаты и интерьер – сродни дому.
Ольга заснула в кресле, которое она поставила почти вплотную к больничной койке. И заснула она, наверное, заполночь, укутавшись в плед. Даже не могу себе представить, как нужно устать, чтобы уснуть полусидя. Перенести ее спать в кровать? Я теперь все равно не усну. Нет, пусть спит, где заснула. Телекинетическое перемещение ее разбудит, а перенести ее на руках я сейчас просто не могу.
Я осторожно встаю, помогая телу принять вертикальное положение с помощью телекинеза. Без телекинетической составляющей этого процесса вставать не получается. Я уже не раз пробовал. Впрочем, даже с помощью телекинеза каждое движение все равно причиняет боль. Я стараюсь блокировать свое состояние, ну и не стонать. Чтобы не разбудить Ольгу. Она эмпат и почувствовать чью-то боль может даже во сне. А уж тем более, когда больно мне. И это, к сожалению, может привлечь ее внимание к вопросам, которые я обсуждать не желаю. Эта девочка – медиколог и хирург. И шеф РРЦ.
В тот день, который мне пришлось провести на Астре-2, я старался скрыть от окружения, что я даже встать без помощи телекинеза не могу толком. И у меня это неплохо получается до сих пор. Правда, Ольгу долго обманывать не получится, она – эмпат. Зато всех остальных – запросто. Я подхожу к окну, просто чтобы хоть как-то отвлечься от боли. Мое отражение в окне меня раздражает. Серый халат до колен, серые брюки больничной пижамы и фиксируящая повязка на груди бесят, так как напоминают, что я здесь не по своей воле, и ничего вообщем-то не решаю.
– Перепуганный мальчишка, – констатирует Иссин, прочитавший мои мысли, – Правда красивый, добавляет он с сожалением, словно этот факт его расстраиваетю
– И как так получилось что весь Рессат считает тебя самым отчаянным и отважным Коммандоркапитаном Солнечной Системы?
– Не знаю я, – огрызаться с Иссином себе дороже.
– Ну то, что отчаянный может и правда. И Сэм, и я успели столько всего натворить за семь лет, что, пожалуй, с этим эпитетом можно согласиться. Но отважный? Вот Иссин, в отличие от меня, совсем ничего не боится, с того момента, как стал находиться под моей защитой. Хотя от Раи Стара в деле защиты Иссина толку было больше, чем от меня. А от скольких проблем Иссин меня спас, за тринадцать лет… Даже то, что у меня частичный допуск – его заслуга. Ни Ольга, ни я не знали о том, что для получения частичного допуска к полетам достаточно, чтобы этот допуск подписали десять медикологов ну или врачей, хирургов.
Я сжимаюсь от боли и впервые понимаю, что долго я так не выдержу. Но кричать я не осмеливаюсь. Это воспримут как слабость. Мой социальный статус подразумевает, что я должен уметь владеть собой. Это определение включает в себя правила приличия для телекинетика: например не подвешивать с помощью телекинеза в воздухе и не телепортировать на неопределенное расстояние медицинский персонал РРЦ.
Некоторое время я пытаюсь решить, что мне делать. Позвать ночного дежурного и попросить обезболивающее? Нет, я никого из них не хочу видеть. Иссину совсем не обязательно напоминать о том, что многие из тех, кто работает в РРЦ за меня поручились. Я итак это помню. Поэтому и не хочу привлекать их внимание по собственной инициативе. С почти стопроцентной вероятностью я лишь добьюсь того, что какая-нибудь медсестра прийдет делать уколы и препирательства с нею разбудят Ольгу. Боль останется. Даже если мне повезет телепатически связаться с кем-нибудь вменяемым из ее персонала, кто поймет, что мне просто нужны таблетки, все равно этот человек должен будет записать сам факт того, что я попросил обезболивающее. Сам. Ночью. Так что то, что Ольга разрешила мне с сегодняшнего дня летать в Рессатском колледже пилотов, проводя в РРЦ только вечер и ночь, ну и выходные, кто-нибудь может оспорить. Тот же Йоран. Да и Ольга может пересмотреть свое решение касательно полётов, если получит утром раппорт о том, что я сам позвал ночной персонал и попросил дать обезболивающее. Она же в курсе, как я обычно отношусь ко всем, кто хоть немного медик. Исключение из этого правила я делаю лишь для нее.
Остальной персонал меня боится почти так же сильно, как я боюсь их. И это не секрет ни для кого в Рессатском реабилитационном центре. Но если Ольга поймет насколько мне больно, я не только свободы приходить и уходить когда вздумается из РРЦ лишусь. Опять встанет вопрос о следующей операции. Эта мысль пугает меня настолько, что я не осмеливаюсь позвать кого-нибудь телепатически и попросить таблетки. Орать от боли мне не полагается по званию. Будить Ольгу мне не хочется. Единственное, на что я осмеливаюсь, это почти неслышно застонать.
А ведь на плече у меня все еще сидит Иссин, который вполне может поставить в известность и Ольгу, и Йорана о моем состоянии. Хотя медицинский браслет у меня на запястье тоже вполне себе незримый свидетель. Вчера мои игры с этим браслетом стали известны Йорану с подачи Иссина. Иссин сердито расправляет крылья. Я вижу что он не может решить дилемму – с одной стороны он уже год работает вместе с Ольгой в РРЦ и сейчас беспокоится за меня. С другой стороны, он летает со мной уже тринадцать лет и по опыту знает, как именно я обычно реагирую на попытки непрошенных доброжелателей или врачей диктовать мне условия. Он уже семь лет – главная программа на «С…