Ехиднаэдрон - решето джамблей

Глава 1. Поэтическая медитация для похищенного хиппи

Маленькая светло-серая чистая комната без окон и без мебели, где неяркий свет идет сквозь полупрозрачный (тоже серый) потолок — это концептуально. Это архетип арт-стереометрии для постмодернистских историй о могущественных службах, тайных правительствах, инопланетных захватчиках, виртуальной реальности и загробном мире.

Такой дизайн в НФ-кино 1970-х выглядел оригинально, но в 2020-х это уже пошлость.

Если бы Юлиан Зайз попал сюда в 18 лет, ему было бы любопытно. Но к 36 годам уже пропал щенячий восторг от новизны впечатлений, и происходящее казалось несколько скучным — хотя ранее с ним не случалось такого, как сегодня. Говоря конспективно: в процессе вечерней пробежки по парку Юлиан был похищен неизвестными персонами с повадками коммандос, загружен в микроавтобус с тонированными стеклами, увезен в неизвестность и брошен в серую комнату. Но иные экстремальные события случались с Юлианом нередко, так что сегодняшнее не выходило за рамки уже имеющегося опыта.

Работа независимого консультанта по яхтенному дизайну (ЯД) полна неожиданностей. Обычно имеешь дело с более-менее адекватными клиентами, но встречаются персоны из «элиты», мнящие себя полубогами. Фрики, чьи дедушки всплыли из супермаркетного или офисного планктона в верхние ярусы финансово-бюрократической пирамиды. Быстрое всплытие не изменило их унылого планктонного мышления, а лишь обременило этакой психической кессонной болезнью — невротическими амбициями. В их представлениях, полубоги — это такие же унылые особи планктона, только занявшие главные кабинеты в престижных офисах с видом на Уолл-Стрит (на лондонский Сити, на центр Токио). Там, усевшись во главе длинного T-образного стола, они наслаждаются подобострастными взглядами аналогичных особей планктона с предыдущего яруса пирамиды.

Настоящие языческие полубоги, бросая взгляды из Вальхаллы, наверное, смеются, если случайно узнают про амбиции, роящиеся в примитивных ганглиях у этих разжиревших офисных членистоногих. От этой мысли Юлиан Зайз улыбнулся, и посмотрел в сторону скрытого неба, где за столом Одина настоящие полубоги пьют пиво и обсуждают свои прошлые и будущие битвы, приближающие мир к Рагнареку на равнине Вигридр.

Затем, решив, что Рагнарек еще нескоро, а в ногах правды нет, он выбрал угол из двух равноудаленных от двери и уселся на пол. Кстати, пол тут был пластиковый, умеренно теплый и не слишком жесткий. Делать было решительно нечего. Можно рассуждать о резонах заказчиков похищения (совершенного персонажами типа коммандос в ходе его, Юлиана Зайза, вечерней пробежки по периметру маленького парка), но это пустая трата мыслительной энергии. Заказчики сами объявятся и сами назовут свои резоны. Так что нечего сейчас гадать, лучше заняться поэтической медитацией.

Некий старый хиппи, помнивший еще Первое Лето Любви в 1967-м в Сан-Франциско, покатавшийся по всей планете, и осевший на время в хорватской Риеке, по соседству с Юлианом, научил его такой медитативной практике. Не так сложно занять позу сидя по-индийски на скрещенных ногах, выбрать нравящегося поэта, вспоминать его стихи и мысленно строить мини-вселенную из рождающихся образов. Сейчас Юлиан выбрал Эдварда Лира, и приступил:

Картинка получилась сюрреалистическая и актуальная, чем-то похожая на нынешнее положение самого Юлиана, находившегося сейчас почти в мешке (ведь если тюрьму в романах о средневековье принято называть «каменным мешком», то данную комнату позволительно по аналогии назвать «пластмассовым мешком»).

В картине не хватало позитива, и Юлиан стал достраивать ее снова из Эдварда Лира.

Теперь воображаемая мини-вселенная стала более симпатичной. Но ей еще не хватало ширины, поэтому следовало раздвинуть горизонты, тем более, что обстановка, кажется, способствовала. Пол слегка (еле заметно) ритмично покачивался. Наверное, это было с самого начала, но Юлиан только сейчас обратил внимание. Значит: комната — каюта на корабле. Вероятно, микроавтобус после захвата Юлиана направился в порт и въехал по аппарели на частный паром. К ситуации подходило еще одно творение Эдварда Лира — наиболее любимое независимым консультантом по ЯД, поскольку оно посвящалось еретическому яхтенному дизайну. Может, Эдвард Лир имел в виду не это, но все-таки:

Юлиан продолжил бы строить свою мини-вселенную, но…

Открылась дверь, и в проеме возникла туша дюжего охранника. Будучи субъектом немногословным, как это принято в данной профессии, он скомандовал: «На выход!»

Юлиан, логично полагая, что сопротивление бессмысленно, молча поднялся из угла, прошагал через комнату и вышел в коридор — мимо посторонившегося охранника. В коридоре (тоже сером пластмассовом) стоял второй охранник, будто примерная копия первого. У Юлиана уже давно крутилась идея, что такие парни — это особый вид: Homo Broilers (человек бройлерный), с соответствующим уровнем интеллекта — как у мясных пород домашней птицы. «Уроды, птичьего гриппа на вас нет», — подумал Юлиан.

Охранники проводили его в очередную серую комнату, отличающуюся тем, что в ней присутствовал конторский стол, скамья (с одной стороны от стола) и кресло (с другой стороны). Кресло занимал персонаж на несколько лет старше, чем Юлиан, и одетый в аккуратный черный костюм, причем с галстуком. Как «мистер Смит» из «Матрицы».

«Присаживайтесь, мистер Зайз», — бесцветным тоном предложил этот персонаж.

Юлиан молча устроился на жесткой скамье, и «мистер Смит» властным жестом велел охранникам убираться вон. Когда те выполнили приказ, он продолжил общение.

«Меня зовут Вальтер Штеллен, я полковник INTCEN».

Юлиан не стал реагировать. Пока у него не было причин отвечать что-либо. Врет этот человек или нет, зовут его Вальтер Штеллен или нет, действительно ли он полковник INTCEN (Intelligence and Situation Centre — главной спецслужбы Евросоюза) или нет — неясно пока. Ясно только, что ему или его конторе что-то надо от Юлиана, тогда как Юлиану от него и конторы ничего не надо. Поэтому пусть этот субъект говорит сам.

После паузы, субъект, не дождавшись реакции невольного гостя, спросил:

— Мистер Зайз, понятно ли вам, что я сказал?

— Да, — лаконично подтвердил Юлиан.

— Очень хорошо. Тогда можем ли мы перейти к делу? Кстати, хотите кофе-романо?

— Нет на оба вопроса, мистер Штеллен.

— Вы сказали «нет»? Странно. Допустим, вы не хотите кофе-романо, хотя в вашем досье отмечено, что вы везде употребляете этот напиток. Но вы деловой человек. Что мешает перейти к делу?

— Мешает отсутствие дела. У меня нет совместных дел с вашей спецслужбой.

— Это нетрудно поправить, мистер Зайз. Вы ищете и выполняете контракты по вашей специальности и близким темам, не так ли?

— Нет. Сейчас у меня остались деньги от прошлого контракта, и я ничего не ищу.

— Тем не менее, из вашего досье видно, что вы не отказываетесь от контрактов, даже в случаях, когда у вас остались деньги. INTCEN предлагает вам контракт с достойной оплатой. Ваши расценки известны, они указаны в вашем досье.

— Я не вижу контракта, — спокойно сказал Юлиан.

— Читайте текст, — ответил Штеллен и подвинул к нему сшитую тонкую стопку листов распечатки с четким штемпелем «Top-secret» в верхнем правом углу.

Юлиан отрицательно покачал головой.

— Я не прикасаюсь к документам с государственными идентификаторами секретности.

— Мне очень жаль, мистер Зайз, но ситуация исключительная, поэтому вам придется.

— В таком случае, это не контракт, — холодно произнес Юлиан, — поэтому я предлагаю сэкономить время. Вы говорите, к чему ваша спецслужба решила принудить меня, а я начинаю делать это, поскольку очевидно, что сила на вашей стороне.

— Мистер Зайз, так не пойдет. Нам необходимо подписать контракт с вами.

— ОК, дайте пишущий инструмент, и покажите пальцем, где расписаться.

— Гм… Может, вы, все-таки, прочтете?

— Нет, — Юлиан снова покачал головой, — поскольку я не могу отказаться от контракта, отсутствует смысл тратить время на чтение.

— Гм… А как вы тогда узнаете, что от вас требуется?

— Это просто. Вы расскажете. Или тот в вашей спецслужбе, чья это функция.

— Что ж, как знаете, — проворчал полковник, передал невольному гостю авторучку, и листая контракт, начал тыкать пальцем в поля для подписи. Юлиан, не глядя, рисовал вензель. Вскоре ритуал был завершен, и подписанный контракт отправился в папку.

Еще минуту оба за столом молчали, затем полковник спросил:

— Вам что, вообще неинтересно, что это за место, и зачем вас привезли сюда?

— Абсолютно неинтересно, — подтвердил независимый консультант по ЯД.

— Что ж… — полковник вздохнул. — Я надеюсь, ваше отношение изменится, когда вам объяснят ситуацию. Следуйте за мной, я познакомлю вас с рабочей группой.

Глава 2. Теневая хроника чужого звездоплавания

Рабочая группа, собранная в помещении вроде гибрида кают-компании и экстремально компьютеризированной университетской аудитории, состояла из десяти человек (если считать вместе с полковником Вальтером Штелленом и теперь — с Юлианом Зайзом).

Из остальных восьмерых четверо были военными:

Генерал Курт Тауберг из ВВС Германии.

Контр-адмирал Петер Ниллер из NASA.

Бригад-генерал Анри Рюэ из французской РЭБ (радиоэлектронной безопасности)

Майор Томас Корнс из ВВС Британии.

Далее — цивильные персоны:

Майкл Стефенсон, американец из отдела SETI Университета Беркли.

Жози Байо, француженка из ESA (европейского аэрокосмического агентства)

Эдуаро Линсано, итальянец, профессор астрономии из Университета Падуи.

Аслауг Хоген, голландка из Центра Космических Технологий в Ноордвийке.

Средний возраст в этой группе составлял примерно 40 лет, но генерал Тауберг, контр-адмирал Ниллер и бригад-генерал Рюэ были лет на 10 старше, Аслауг Хоген лет на 10 моложе, а Майкл Стефенсон вовсе студенческого возраста. Именно Майкл Стефенсон (оказавшийся почти гением астрофизики) ввел нового участника группы в курс дела.

Группа работала на 200-футовом катамаране «Гулливер» — плавучей радиофизической лаборатории. Эта плавучая лаборатория являлась частью распределенного комплекса итальянской обсерватории Чима-Экар. Задача — комплекса: обнаружение и мониторинг астероидов, опасно сближающихся с Землей. Конкретная группа на «Гулливере» была сформирована для мониторинга астероида 5I/Каимитиро.

«5I» значит: пятый межзвездный объект. После ввода в действие в 2010-м гавайского телескопа Pan-STARRS были найдены несколько предполагаемых необычных малых объектов — межзвездных бродяг: астероидов и комет, не принадлежащих к Солнечной системе, а летящих сквозь нее. Первый такой объект, 1I/Оумуамуа, нашелся в 2017-м. Поведение Оумуамуа выглядело странным. Во-первых, он имел переменную яркость отраженного света, как случается у искусственных объектов, которые при вращении пускают солнечные зайчики гладкими фрагментами поверхности. Во-вторых, после сближения с Солнцем Оумуамуа, улетая обратно к звездам, терял скорость не столь энергично, как если бы он был инертным камнем, движущимся по гиперболической траектории. Говоря прямо, этот объект вел себя так, будто обладал движителем типа светового паруса. Но исследовать этот феномен не удалось: Оумуамуа ушел — вопрос остался. Ученые не пришли к единому мнению об искусственном или естественном происхождении Оумуамуа. Команда SETI (Search for Extraterrestrial Intelligence) по результатам исследований объявили: нет данных об искусственности Оумуамуа…

В последующие годы были открыты еще три межзвездных астероида, но все они двигались по гиперболическим траекториям без существенных отклонений. И они не реагировали на радиосигналы. Камни как камни. Затем, телескоп Pan-STARRS нашел пятый межзвездный объект: 5I/Каимитиро. Вначале казалось, что он не преподнесет сюрпризов. Типичный примерно сферический астероид, размерами как олимпийский стадион. Но, по ряду причин, к нему был направлен лазерный сигнал, и…

Каимитиро ответил. Хотя не лазером, а гелиографом — серией изменений яркости отраженного света. Можно было счесть это игрой природы, но дальнейшие маневры межзвездного мнимого астероида не оставили места для разумных сомнений. После сближения с Солнцем, Каимитиро при помощи какого-то движителя плавно сменил исходную гиперболическую траекторию на комбинацию параболы и эллипса. Схема эволюций движения Каимитиро стала ясна, когда, отдалившись за орбиту Марса, он вернулся и был захвачен суммарным притяжением Земли и Луны. Он лег на одну из «троянских точек» (точку треугольной либрации) в 400 тысяч километров от Земли, немного выше орбиты Луны, и теперь вращался вокруг Земли, с опережением Луны примерно на 60 градусов по орбитальной фазе.

Можно удивляться, что лишь мизерное число людей в мире заметили это. Но, если учитывать схему современного инфо-пространства, то удивление исчезнет. Любая сенсация удерживается в фокусе массового внимания не более двух недель. Дальше внимание отвлекается новой сенсацией. Каимитиро ответил на радиосигнал и стал сенсацией, но до момента, когда он завис между Землей и Луной, прошло три года. Первая сенсация забылась, а спецслужбы доминирующих государств мира, даже не сговариваясь, позаботились, чтобы новые данные не очень распространялись в СМИ. Конечно, астрономы-любители и прочие, интересующиеся физической реальностью, оказались в курсе, однако их наберется порядка десяти миллионов из миллиардного населения развитых стран. Выражаясь языком PR: «они не влияют на погоду». Для остальных 99 процентов жителей достаточно краткого сообщения в разделе разных курьезов: Луна захватила мини-астероид, прилетевший из межзвездной среды. Это затеряется среди сообщений о том, что в шотландском озере снова видели монстра, коралловые рифы Австралии под угрозой, а на Амазонке найдено племя дикарей.

Типичный потребитель фастфуда и мобильных приложений к смартфонам ничего не заметит, а если заметит, то через день забудет. Это не ухудшит сбыт ширпотреба, не вызовет падения цен на недвижимость, не изменит котировки на фондовом рынке, не повлияет на рейтинги политических партий. В общем, ничего не случится. Но факты никуда не денутся, а они таковы, что по соседству с Землей завис чужой звездолет, и наверняка не просто так. Экипаж или бортовой кибер намерен что-то предпринять в отношении Земли и землян. Если не разобраться вовремя, что именно, то…

Дальше много длинных архаичных слов вроде Апокалипсиса, Армагеддона и т. п.

Вообще-то Юлиан, принадлежащий к классу «прочие, интересующиеся физической реальностью», знал о межзвездном мини-астероиде 5I/Каимитиро. Он помнил даже объяснение в популярном астрономическом журнале, что Каимитиро при пролете по Солнечной системе, будучи приторможен гравитацией Солнца, случайно оказался на траектории захвата парой Земля-Луна. Даже приводился притянутый за уши пример межзвездного астероида Bi-Zed, ставшего одним из малых спутников Юпитера. Хотя Юлиан был лишь эрудированным дилетантом в астронавигации, он ясно видел, что пример негодный. Скорости межзвездных астероидов превышают 25 километров в секунду. При такой скорости невозможен захват системой Земля-Луна, для которой скорость убегания (вторая космическая) 11 километров в секунду. Для Юпитера эта скорость — 60 километров в секунду, и захват возможен. Еще в 2017-м (когда в СМИ появились сообщения об 1I/Оумуамуа) Юлиан сделал для себя выводы, полностью укладывающиеся в персональную материалистическую картину мира. Теперешняя история с 5I/Каимитиро лишь подтверждала эту картину.

Майкл Стефенсон оказался несколько раздосадован слабой эмоциональной реакцией собеседника. Он явно рассчитывал на wow-эффект, и потому спросил:

— Вас что, совсем не заинтересовало это?

— Вообще-то, — ответил Юлиан, — из сообщенного вами я не знал только о том, что этот чужой зонд завис в троянской точке. Хотя, если подумать, то такое поведение логично.

— Чужой зонд? — быстро переспросил контр-адмирал Ниллер, — Откуда вам известно?

— Оттуда, что если отбросить все невозможное, то останется только это. Хотя любители экзотики могут думать, что оно живое. Космическая медуза-физалия, которая летает от одной планетной системы к другой, используя звездный ветер. Но зонд, вроде, ближе к реальности, чем космическая медуза. Люди менее чем за сто лет послали полдюжины зондов в межзвездное пространство. Вероятно, все цивилизации так поступают.

— Какие полдюжины зондов в межзвездное пространство? — удивился генерал Тауберг.

— Парень прав, — заметил контр-адмирал Ниллер, — два зонда «Voyager», еще два зонда «Pioneer», затем «New Horizon» и «Far Eagle».

— Но, — возразил Майкл Стефенсон, — зонд «Far Eagle» не ушел за гелиопаузу.

— Начинается, — добродушно проворчал майор Корнс, — сейчас ты еще вспомнишь, что аппараты «Pioneer» потеряли связь с Землей еще до выхода за орбиту Нептуна.

— Томас, а зачем мне это вспоминать, если ты уже вспомнил?

— Майкл, просто признай факт: полдюжины наших зондов летят к звездам.

— Если ты так ставишь вопрос… — сосредоточенно протянул Стефенсон.

Контр-адмирал Петер Ниллер постучал авторучкой по столу.

— Джентльмены! Так или иначе, хорватский эксперт прав.

— Вообще-то, мистер Ниллер, я не эксперт по таким вопросам, — сказал Юлиан.

— Хе-хе! — хмыкнул американский контр-адмирал, — Мы все тут не эксперты по таким вопросам, поскольку таких вопросов раньше не было, и все думали: никогда не будет. Полвека жевали сопли, но оно случилось, и придется выкручиваться на ходу. Думать. Просчитывать варианты. Принимать оперативные и превентивные меры. Ясно?

— Вообще-то, мистер Ниллер, пока не очень ясно, зачем я тут.

— Что за чертовщина? — удивился контр-адмирал и повернулся к генералу Таубергу.

— Мм… — отозвался тот, недовольно посмотрел на полковника Штоллена, поманил его движением ладони, и пояснил для остальных, — …Мы с Вальтером выйдем ненадолго.

Когда за ними закрылась дверь, молодая голландка из Ноордвийка объявила:

— Наблюдается внезапная клизма в чью-то задницу.

— Опять ты про задницу, — прокомментировала француженка.

— А про что еще, как не про то, что вокруг нас? — весело отозвалась та.

— Знаешь, Аслауг, каждый видит вокруг то, что хочет видеть.

— Чудесно, Жози! Может, научишь меня видеть цветочки и бабочек вместо задницы?

— Что ж, — француженка улыбнулась, — во-первых, найди себе нормального парня.

— Классная идея! — тут голландка взмахнула руками. — Может, ты знаешь, где? Или мне спросить у Каимитиро? Алло! Межзвездный разум! Встречал ли ты по дороге каких-нибудь нормальных парней? А то в этой заднице их давно нет.

— Уф! — громко выдохнул бригад-генерал Рюэ. — Извините, мисс Хоген, мисс Байо, но в текущей ситуации мне придется прервать вашу интеллектуальную пикировку. Работа требует несколько иных интеллектуальных упражнений, к сожалению.

— Иных упражнений, ты слышала? — иронично спросила Жози у младшей коллеги.

— О, да! — голландка хихикнула. — Интеллектуальных упражнений. Так это называется у военных. Наверное, у них есть инструкция, как делать интеллектуальные упражнения.

— Между инструкциями по маршировке и по рытью окопов, — добавила француженка.

— Прекрасные дамы, генерал прав, — вмешался итальянский профессор астрономии.

Две женщины переглянулись. Юлиан, наблюдавший происходящее, как бы немного со стороны, сделал три любительских психологических вывода.

Во-первых, Жози и Аслауг, несмотря на 10-летний интервал в возрасте и совершенно разную внешность (француженка — высокая и тонкая смуглая брюнетка, а голландка — невысокая плотно сложенная круглолицая блондинка), превосходно ладят.

Во-вторых, именно профессор Эдуаро Линсано из Падуи (а не кто-либо иной) является авторитетом для цивильной части группы. Этот невысокий полненький дядька, чем-то похожий на провинциального булочника, кажется, был очень неординарной персоной.

В-третьих, в группе не сложились добрые отношения между военными и цивильными. Только майор Корнс и отчасти контр-адмирал Ниллер нашли общий язык с учеными.

Между тем, игра взглядов завершилась, и Аслауг сказала:

— Конечно, многомерная частотная свертка сама собой не расшифруется.

— Не факт, что свертка расшифруется даже при помощи нас, — заметила Жози.

— Скоро мы с Томасом подкинем вам еще, — сообщил Майкл Стефенсон.

— Ты умеешь поднять настроение, — проворчала голландка.

— Но, Аслауг, мы не виноваты, что эта штука сигналит, — сказал майор Корнс.

— Да, как обычно. Никто ни в чем не виноват, но вокруг полная задница.

— Опять ты про задницу, — проворчала Жози. — Ладно, идем работать.

Профессор Линсано тронул ладонью за плечо Юлиана Зайза и предложил:

— Пройдемся, посмотрите корабль, и заодно поговорим.

— ОК, — коротко согласился Юлиан.

Глава 3. Мезальянс многогранника с ехидной

Хвостовой сектор галереи 200-футового катамарана «Гулливер» была самым удобным местом, чтобы поговорить на открытом воздухе при движении в открытом море. Около минуты Юлиан оценивал формы дизайна, доступные взгляду. Это было непросто из-за довольно узкого сектора обзора и из-за того, что дело было поздним вечером. Корабль освещался лишь минимальным количеством бортовых огней. Итальянский профессор молчал и не мешал. Через минуту независимый консультант по ЯД произнес:

— Извините, мистер Линсано, просто мое профессиональное любопытство.

— О! Не извиняйтесь, мистер Зайз. Мне тоже любопытно: что вы скажете о корабле?

— Я скажу, это напоминает Dani-Explorer-SWATH, модель 2016 года. Профиль с малой площадью ватерлинии. Погруженные поплавки на пилонах. Это объясняет, что качка в открытом море почти незаметна: ценное свойство для корабля с точной аппаратурой.

— Что ж, мистер Зайз, вы дали лаконичную и четкую характеристику «Гулливера».

— Но, — сказал Юлиан, — наверное, меня привезли сюда не ради характеристик корабля.

— Вы ошибаетесь! — объявил итальянец, — Дело именно в вашей способности определять характеристики корабля. В частности, чужого межзвездного корабля 5I/Каимитиро.

— Я не понял, о чем вы, мистер Линсано.

— Я о вашем блоге «Еретический яхтенный дизайн», мистер Зайз, — вы там выложили несколько альбомов с эскизами яхт. Есть морские яхты. Есть воздушные яхты вроде дирижаблей. И есть космические яхты с парусами на солнечном или звездном ветре. Космический альбом называет «Решето джамблей». Странное название, кстати.

— Название из Эдварда Лира, — пояснил Юлиан.

Итальянский профессор покачал головой.

— Разумеется, из Эдварда Лира. Но в этой поэме не джамбли ходили по морю в неком решете, а яхтсмены-люди шли по морю в решете к Стране джамблей.

— Однако, мистер Линсано, по тексту поэмы это было непростое решето. Может, оно казалось решетом только посторонним наблюдателям, но было инновационной яхтой с еретическим дизайном. Например, современная гоночная яхта-тримаран на подводных крыльях, с аутригерами на сетчатых консолях и жесткими узкими парусами-крыльями, выглядела бы для современников Эдварда Лира этаким взбесившимся решетом. И это позволяет предположить тайную часть сюжета поэмы о джамблях. Какие-то яхтсмены подобрали в океане бутылку с картой Страны джамблей, и с эскизами джамблийского скоростного решетоморфного парусника. Это мотивировало яхтсменов к действиям, о которых повествует опубликованная поэма сэра Эдварда.

— У вас фантастическая фантазия, мистер Зайз. Извините за случайный каламбур.

— Это мое ремесло, — невозмутимо ответил Юлиан, — без такой фантазии независимому консультанту нет места на рынке ЯД, поделенном между брендовыми яхт-верфями.

— Что ж, я понял. А теперь я поясню, какая связь вашего альбома «Решето джамблей» с межзвездным объектом Каимитиро. У вас там есть эскиз старсейлора «Ехиднаэдрон». Звездный парусник — правильный звездчатый многогранник. Опять вышел каламбур.

— Жизнь сплошной каламбур, — тоном скучающего философа заметил Юлиан.

— Итак, — продолжил профессор, — вы нарисовали эскиз звездного парусника в форме ехиднаэдра, звездчатого 180-гранника с 270 ребрами и 92 вершинами. В этой фигуре, напоминающей морского ежа или свернувшуюся ехидну, вершины расположены на виртуальных поверхностях трех концентрических сфер. При этом…

Тут Юлиан слегка удивленно выдохнул: «У-упс» — поскольку за кормой «Гулливера» внезапно пропали буруны от работы гребных винтов. До этого они были видны в свете хвостовых огней.

— Мы ложимся в дрейф, — пояснил Линсано, — через полтора часа — сеанс наблюдения за Каимитиро. Нам необходимо стабилизироваться на определенных координатах.

— ОК. Я понял. А вы говорили о трех концентрических слоях вершин ехиднаэдра.

— Да, мистер Зайз. Я продолжаю. На внутреннем слое из 20 вершин можно построить правильный выпуклый многогранник — додэкаэдр, на среднем слое из 12 вершин — икосаэдр, и на внешнем слое из 60 вершин — усеченный икосаэдр, как футбольный мяч, сшитый из правильных пятиугольников и шестиугольников. Как вы догадались?

Независимый консультант по ЯД выразительно развел руками:

— Это не я. Это Макс Брюкнер в 1900-м году. И он же предложил название.

— Мистер Зайз, я знаю, что геометрически ехиднаэдрон или ехиднаэдр был придуман Брюкнером. Вопрос: как вы догадались придать парусному звездолету эту форму? И какими идеями вы руководствовались, изобретая схему маневрирования для такого старсейлора в потоке солнечного или звездного ветра?

— Это, — напомнил Юлиан, — лишь одна из двух дюжин идей на эскизах. Я подумал: в космической среде, одинаковой по любому курсу, резонно базироваться на формах, вписанных в сферу. Отсюда идея звездчатого каркаса для размещения разнородных треугольных парусов под разные виды космического излучения или силовых полей. Технологически ехиднаэдр наиболее удобен, как схема мачт и вообще рангоута для старсейлора. Такелаж для постановки и уборки этих парусов я не продумал. Мне не хватило бы знания современной физики для этого.

Эдуаро Линсано сделал паузу, довольно длинную на этот раз, затем сообщил:

— При компьютерной обработке сигналов локаторов, исследовавших 5I/Каимитиро, получилась странная объемная картинка. Три концентрические сферы с размытыми поверхностями. При этом характер отражения сигналов указывал, что поверхности жесткие. Мы не догадались, что это значит практически, пока Аслауг не наткнулась случайно на ваш блог, на альбом «Решето джамблей», и на этот эскиз старсейлора.

— Ясно, — сказал Юлиан, — симпатичная голландка подложила мне огромную свинью.

— Послушайте, мистер Зайз! — воскликнул итальянский профессор, — Вы разве еще не видите, какая удача вам выпала? Вы вошли в группу, исследующую online наиболее значимое событие в истории человечества!

— Я не вошел, меня привезли. Пока я вижу, что мне выпала ненужная работа вместо хорошего отдыха, который я планировал после завершения апрельского подряда на дизайн 70-футовой шхуны для некого романтичного миллионера. Кстати, важнейшим событием в истории человечества было эволюционное появление человека, как вида. Следующим событием той же значимости, будет исчезновение человека, как вида. А события, которые между — лишь глупая игра в бисер. В прошлом веке были варианты будущего с вертикальным прогрессом, но теперь они протухли. Точка.

Произнеся этот монолог, консультант по ЯД стал смотреть на звезды, которые будто перемигивались в черном небе над Адриатикой.

— Странно, — произнес Эдуаро, — если вы так думаете, то почему рисуете эти чудесные межзвездные парусники?

— Не знаю, почему. Может, потому, что надежда умирает последней. Или потому, что человеку свойственно чем-то занимать время. Рисование парусников кажется мне не настолько скучным занятием, как смотреть футбол и мыльные оперы по TV.

— Мистер Зайз, а если я скажу, что Каимитиро может изменить ситуацию в мире?

— Если вы это скажете, то я не поверю. Вы, наверное, умнее и образованнее, чем я, но практические тренды вы не чувствуете. Мышиная возня вокруг Каимитиро сводится, вообще-то, к одному: как сделать, чтобы это событие ни на что не повлияло.

— А почему вы так думаете?

— Потому, что это очевидно. Секретность. Куча военных всех мастей. И монолог контр-адмирала Ниллера. Мол, надеялись, что оно не случится, но оно случилось, и придется принимать меры, чтобы все выглядело так, будто оно не случилось.

— Минутку! На самом деле Ниллер так не говорил.

— Да, он так не говорил, но очень громко так думал.

Профессор Линсано задумчиво уперся взглядом в свою ладонь на поручне галереи.

— Ладно, мистер Зайз. Допустим, вы правы, что политики хотят сделать бывшее — не бывшим. Но они вынуждены организовывать работы по коммуникации с внеземным интеллектом Каимитиро, ведь иначе другие политики, например, в Китае, смогут их обогнать, расшифровать внеземные технологии, и начать доминировать в мире.

— Очередная глупая игра в бисер, — прокомментировал Юлиан.

— Глупая или нет, но работа идет, — сказал Эдуаро, — и результаты этой работы могут изменить мир помимо желания политиков. Секретность не бывает абсолютной.

— Да, — Юлиан кивнул, — секретность не бывает абсолютной. Но деградация бывает. В прошлом веке изобретено столько технологий, что если их развивать, то они бы уже изменили мир. В общем, мистер Линсано, ваша группа занимается ерундой. Это мое обоснованное мнение. Но не беспокойтесь, я не стану саботировать работу. Просто объясните, что от меня требуется, и я займусь этим, поскольку так уж сложилось.

— Ладно. Я надеюсь позже переубедить вас, а пока просто воспользуюсь…

Случилась пауза. Эдуаро не мог подобрать адекватное продолжение фразы. Сказать «воспользуюсь вашим согласием» означало бы заявить, будто Юлиан на что-то тут соглашался. Сказать «воспользуюсь тем, что вы не будете саботировать» означало бы признать, что Юлиан тут на положении каторжника или военнопленного. Так что итальянец не стал договаривать эту фразу, а перешел к сути дела.

— …Хочется, чтобы вы взглянули на Каимитиро с позиции яхтсмена. Ведь в каком-то смысле, это исследовательская яхта в океане звезд. Не так важно, кто там на мостике: живые разумные существа или какой-то искусственный интеллект, созданный этими существами. Важнее то, что яхта путешествует по некоторой части галактики, где-то ложится в дрейф, и исследует какие-то планетные миры в звездных системах. Что вы думаете о такой аналогии?

— Я попробую, — пообещал независимый консультант по ЯД, — но только завтра утром. Сейчас мне хочется спать. Где на «Гулливере» арестантский кубрик?

— Вообще не смешно! — возмутился Эдуаро. — У вас тут такая же каюта-сингл со всеми удобствами, как у других научных сотрудников. Не хуже чем на круизном лайнере. Я провожу вас. Кстати, подъем в 7 утра, и завтрак в 7:30.

Глава 4. О чем поют джамбли?

Следующий день доставил независимому консультанту по ЯД букет впечатлений по практической ксенокоммуникации — т. е. по контактам с инопланетным интеллектом. «Гулливер» при ночном сеансе сформировал внушительный файл радиоэлектронных данных. Сейчас эти данные, уже рассортированные и первично обработанные, были представлены в виде диаграмм на нескольких широкоформатных мониторах.

— Вы разберетесь, — убежденно сказал профессор Линсано.

— Может быть, — ответил Юлиан, — но это займет много времени.

— Не так много, мистер Зайз. Ведь вам помогут. Я бы сам помог, но меня ждут в штабе проекта. Так что мне придется провести время до обеда в компании генералов. Жози, я надеюсь, вы не откажетесь…

— Конечно, никаких проблем, — ответила француженка из ESA.

— Весьма благодарю! — Эдуаро Линсано махнул ладонью и скрылся…

Юлиан остался в коллективе, состоящем из Жози Байо, Майкла Стефенсона, Аслауг Хоген, и майора Томаса Корнса. Эта интернациональная четверка четко сработалась, и прекрасно разбиралась в применяемой аппаратуре, в софтвере, и в небесной механике. Примерно за пару часов они объяснили гостю, как организован мониторинг и условная коммуникация с I5/Каимитиро. Именно условная коммуникация, поскольку «чужой» отвечал понятным образом лишь на простейшие сигналы (вроде серий чисел из ряда Фибоначчи, переданной двоичным кодом — «морзянкой»). На более сложные сигналы иногда тоже получались ответы «чужого», но непонятные. Может не ответы вовсе.

Непонятно было даже как «чужой» выбирает длину электромагнитных волн сигнала. Оптический диапазон (гелиограф или лазер), микроволновый диапазон, или типовой радиодиапазон. «Чужой» сигналил не только в ответ, но также по своей инициативе. Неясно было, что значат сигналы «чужого», и какая корреляция сигналов «чужого» с земными сигналами, направленными к нему. Задача затруднялась изрядным числом «неавторизованных» земных сигналов. Хотя, как уже отмечалось, лишь около одного процента жителей развитой части планеты помнили о Каимитиро. В рекламном или в политическом смысле это «ни о чем». Но это миллионы людей. Некоторые из них не просто помнили, а живо интересовались межзвездным пришельцем. Кому-то из них пришло в голову попробовать самостоятельно связаться с межзвездным кораблем. В техническом смысле это не потребовало запредельных трудов и расходов. Телескоп (любительский) и радиостанция, либо модулируемый лазер (тоже любительские, по схемам, доступным в интернете, из электронных модулей, продаваемых в интернет-магазинах). Они передавали всякое. Может, «чужой» отвечал им, а может — нет.

Вот и все. Больше никаких данных. Хотя, если взглянуть с позиции яхтинга…

Юлиан Зайз попросил таймаут на размышления и уселся за одним из мониторов (которых тут было более чем достаточно). Кроме того, он прихватил лист бумаги и авторучку. Такие устаревшие средства записи порой помогают искать решения. По итогам первой стадии размышлений он записал:

1. Позиции в троянских точках — стабильны лишь теоретически, в приближении для задачки о гравитации в изолированной системе звезда-планета или планета-спутник.

2. В обеих троянских точках системы Земля-Луна скапливаются мелкие объекты (а проще говоря — космическая пыль и камешки), известные как Облака Кордылевского.

3. Значит, чтобы сохранять позиционирование и избежать столкновений с объектами Облака Кордылевского, «чужому» требуется радиолокация и маневры.

4. Радиолокация и маневры порождают сигналы, причем сочетанные. После локации следует маневр. Это позволяет отфильтровать сигналы, связанные с этим фактором.

5. «Чужой» это зонд, вероятно, посылающий регулярные рапорты домой. Его дом во многих световых годах отсюда, значит, сигнал рапорта, вероятно, направленный. По регулярности и постоянной одинаковой направленности можно отфильтровать его.

Для проведения двух таких фильтраций Юлиану не хватало навыков, но с этим легко справились британский майор Томас Корнс и голландка Аслауг Хоген. И параллельно Майкл Стефенсон (почти гений астрофизики) решил задачу о расположении дома — т. е. звездной системы, откуда явился 5I/Каимитиро. Это потребовало изрядного времени: результат получился лишь к позднему вечеру следующего дня. Это был первый яркий результат «Гулливера» за неделю работы с данными межзвездного объекта. Результат, достойный спонтанного корпоративного мини-банкета — как решил коллектив. Что же касается Юлиана, то он (после длинной вспышки охотничьего азарта) припомнил свое правило: «мне это неинтересно», поэтому пожелал всем хорошо повеселиться и ушел. Недалеко, разумеется (куда денешься с корабля) — на заранее присмотренный пятачок сигнального мостика. По дороге он прихватил на камбузе пакет лимонного сока, а в маленькой корабельной бумажной библиотеке — томик Артура Кларка. Возможно, он выбрал бы для вечернего чтения что-нибудь иное, но его планшетник со ссылками на предпочитаемые сетевые библиотеки лежал в сейфе у полковника Штеллена. Режимом секретности на борту «Гулливера» запрещались персональные коммуникаторы. Таким образом, Юлиан, устроившись на длинном пластиковом ящике со всяким аварийным и сигнальным барахлом, листал «Одиссею-2001». Очень в тему реальных событий…

А примерно через час на сигнальный мостик вдруг зашла Аслауг Хоген.

— Что читаешь? — невозмутимо и запросто спросила она.

— Кларка, — сообщил он, — а что, пьянка с безалкогольным пивом уже завершена?

— Нет, просто приперся генерал Тауберг, и я ушла, чтобы не сказать ему, что он дебил. Понимаешь, я обещала профессору Линсано не говорить такого ни этому генералу, ни другим генералам. Локальное правило толерантности, или что-то вроде.

— Ясно, — Юлиан махнул рукой.

— Слушай! — продолжила голландка, — Я хотела извиниться. Вроде, с моей подачи тебя втянули в этот проект. Профессор, вроде, проговорился тебе, что это я нашла твой блог.

— Наплюй, — посоветовал консультант по ЯД, — что сделано, то сделано.

— Вроде неловко, — пояснила Аслауг, — если бы я знала, что это поперек твоих планов, то сделала бы вид, что не заметила ехиднаэдрон на твоем блоге.

— Я ведь сказал: наплюй, — повторил он.

Голландка тряхнула головой, и уселась на пластиковый ящик рядом с ним.

— ОК, я наплюнула на это. Но у меня в мозгах крутится, вроде как, вопрос к тебе.

— Спроси, если хочешь. Все равно делать нечего.

— Вот, спрашиваю: неужели тебе реально по фигу такое событие?

— Какое — такое? Ты про инопланетян, что ли?

— Да! Мы нашли их…

— Они нашли нас, — поправил Юлиан.

— Ладно! — Аслауг снова тряхнула головой, — Не важно, кто кого нашел! Важно, что мы установили контакт с ними. Это поменяет ход истории. Прекратится задница, которая засасывает человечество с середины 1970-х, с тех пор, как была свернута полноценная пилотируемая астронавтика. Теперь мы знаем, что «чужие» существуют и совершают межзвездные экспедиции. Мы даже знаем, что их планета в системе Эпик Водолея на расстоянии примерно 40 световых лет от нас. Хотя, конечно, у них несколько планет, возможно — в разных звездных системах… Вроде, теперь все стало иначе.

Независимый консультант по ЯД глотнул лимонного сока и равнодушно отозвался:

— Ничего не стало иначе. Все было иначе, но недолго, и этого больше нет. Значит, уже ничего не станет иначе. Разве что, какой-то идеальный шторм снесет с лица Земли эту пирамиду из говна и палок, которую принято называть Современным Миропорядком. Может, тогда остатки человечества получат второй шанс. А может, нет.

— Диагноз: радикальный социал-пессимизм! — припечатала Аслауг. — Мне уже рассказал профессор Линсано. Вы с ним, вроде, общались об этих вещах, верно?

— Нет. Мы не общались об этих вещах. Он спросил меня, а я ответил, вот и все.

— Это и есть общение… — заметила она, взяла пакет, и тоже сделала глоток, — …О, черт! Кошмарная кислятина! Как ты пьешь такое?

— Просто пью. В привычной обстановке я добавляю лимонный сок в кофе, но на борту «Гулливера» не кофе, а помои без кофеина. Это логично. Кофе без кофеина. Пиво без алкоголя. Работа без смысла. Короче: модель современного состояния цивилизации.

— Так! — произнесла голландка. — А если подробнее твое мнение о цивилизации?

— Если подробнее, то это займет время, — предупредил Юлиан.

— Время не проблема, ты ведь сам сказал: все равно делать нечего.

— Ладно, если тебе интересно, то вот мое мнение о цивилизации… — тут независимый консультант по ЯД повернул книжку обложкой к собеседнице, чтобы ей было видно название «Одиссея 2001», и приступил:

Глава 5. Монолог о муравьиной плесени

Артур Кларк придумал свою космическую «Одиссею» в 1948 году. Тогда астронавтика была еще беспилотной суборбитальной. Орбитальные пилотируемые полеты, и затем — пилотируемые полеты к Луне и другим планетам были перспективой, точнее, научным прогнозом — всесторонне обоснованным. Как и большинство прогнозов Кларка:

— Смартфоны, планшетники, прочие гаджеты и электронные сетевые СМИ.

— Компьютерная имитация интеллекта с широким применением.

— Возвращаемые ракеты-носители для более экономичных космических стартов.

— Геостационарные спутники коммуникации.

Это все сбылось.

Но важнее то, что не сбылось, несмотря на явную возможность:

— Комфортабельно-обитаемые орбитальные станции.

— Колонизация Луны и рейсы Земля-Луна в стиле рейсов обычных авиалайнеров.

— Пилотируемые экспедиции к другим планетам.

— Повсеместная ядерная энергетика, включая ядерные двигатели для ракет.

— Повсеместные биотехнологии — вплоть до искусственных живых существ.

— Обнаружение артефактов инопланетных цивилизаций.

Но об инопланетянах отдельно, а сейчас — о земной НТР.

Согласно прогнозам, все должно было произойти очень быстро.

И действительно: все произошло очень быстро. В начале 1960-х — первые орбитальные пилотируемые полеты, а в конце 1960-х — первая высадка человека на Луну. Дальше, за три года шесть пилотируемых полетов на Луну с экспедициями по лунной поверхности.

После этого: у-упс… Финансово политическая элита увидела, что эти прогнозы быстро сбываются. Истеблишмент пришел в состояние осознанного или неосознанного ужаса, футурофобии — страха перед НТР-будущим, в котором такого истеблишмента нет. Вот просто нет и все. Такой истеблишмент был обречен на исчезновение.

Как рыцари-феодалы в латах и на боевых конях были обречены на исчезновение, когда случилась Первая Индустриальная революция. Янки при дворе короля Артура означает неизбежный крах средневековой сословной пирамиды. Как в реальности: янки при дворе японского императора в XIX веке привели к краху пирамиды самурайского сегуната.

Западный истеблишмент XX века знал про янки, про короля Артура, и про сегунат. Вот почему в 1970-х этот истеблишмент нажал на тормоза, чтобы остановить НТР, и очень увлеченно занялся решением задачи: сделать все, как раньше. Футурология Кларка по мановению финансовой волшебной палочки, сменилась футурологией Римского клуба. Перспективы Вертикального прогресса сменились перспективами Пределов роста. Или Устойчивого развития. В общем — тотальной стагнации, по возможности — вечной. От достижений НТР была оставлена только информационная электроника — чтобы более тщательно следить за недисциплинированными людьми, которые не верят в идеалы и ценности стагнационного болота, необходимого финансово-политической элите. У информационной электроники потрясающие возможности и в плане слежки, и в плане промывания мозгов народным массам. В начале XXI века средний гражданин Запада мечтал уже не о вертикальном прогрессе, а о болоте, в котором надо просто следовать рекомендациям, получаемым через персональный электронный гаджет. Проживешь обыкновенную среднюю жизнь, после чего станешь дымом из трубы.

Конец истории.

«Конец истории и последний человек»: статья Фукуямы, где он в середине 1990-х воспевал наступающую эпоху Тысячелетней стагнации.

Хотя, с Тысячелетней стагнацией случилась такая же ерунда, как с Тысячелетним рейхом примерно за полвека до того. Социальная экономика — это такая штука, которую нельзя остановить. Если перекрыть движение вверх, то начнется падение вниз. Когда Фукуяма собирал восторженные отзывы о своем «Конце истории», социальная экономика как раз исчерпала остаточную инерцию НТР, и перешла от взлета к падению.

В 2010-х западная общественность вдруг осознала, что живет беднее, чем в 1980-х.

Конечно, электронные СМИ не дремлют, они навязчиво объясняют:

— Так надо.

— Зато мы спасаем биосферу.

— Экология это гуманизм.

— Стагнация это прогресс.

— Бедность это богатство.

— Невежество это сила, — сказал Оруэлл в то время, когда Кларк готовил к публикации первую часть «Одиссеи-2001».

Просто следуйте рекомендациям, получаемым через персональный электронный гаджет.

Человечество проживет обыкновенную среднюю жизнь биологического вида, после чего станет дымом из трубы.

Конец истории, и последний человек, спасаясь от мороза ледников, наступающих в ходе очередного циклического оледенения, тихо подохнет от жажды в пустыне под Каиром, созерцая тройку дурацких Великих пирамид, с которых начался Миропорядок. Нелепой цивилизации — нелепый финал.

Еще через несколько тысяч лет прилетят инопланетяне из системы Эпик Водолея, что в 40 световых годах от Солнечной системы, высадятся на Землю, изучат местную флору и фауну, затем займутся археологией… Астроархеологией… И откопают наши руины.

Они будут сортировать остатки ржавых гаек и потрескавшихся стекляшек, дискутируя о специфике этого вида голых обезьян, размножившихся после Вюрмского оледенения и вымерших в начале Брюссельского оледенения.

Некоторые эпатажные эпико-водолейские ученые будут отстаивать позицию, что у этих голых обезьян был разум, и даже машинная цивилизация. Большинство ученых примет рационально-скептическую точку зрения, что у земных голых обезьян был комплекс инстинктов, аналогичный тому, что наблюдается у земных социальных насекомых — муравьев, термитов, ос и пчел, переживших Брюссельское оледенение. Такие существа создают впечатляющие жилые и аграрные сооружения и некоторые машины, однако не обладают разумом в смысле способности к научно-техническому развитию. Такая игра природы. И соответствующей табличкой будет снабжена экспозиция «Флора и фауна третьей планеты Солнечной системы» в музее ксенобиологии у инопланетян.

Так вот об инопланетянах.

В 1950-м Ферми за чашкой кофе сформулировал свой парадокс из двух слов «Где все?».

В смысле: где иные цивилизации во Вселенной?

Тогда, перед стартом Космической эры, казалось, что инопланетяне и их технология, в общем, должны быть похожи на людей и человеческую технологию. Такие мелочи как количество ног или геометрическая форма машин — не в счет.

Программа SETI, стартовавшая в 1960-м, искала в космосе то, что похоже на нас.

Заведомая ошибка в вероятностном плане.

Просто возьмем радиус 100 световых лет вокруг нас. Это 10 тысяч звезд, из которых у каждой четвертой есть планетная система, и каждая пятая планетная система имеет в своем составе хоть одну планету в зоне возможной химической эволюции. Исходя из общности термодинамики, можно предположить пятьсот цивилизаций в этом радиусе. Разброс возрастов цивилизаций — более миллиона лет. Значит, между двумя случайно выбранными цивилизациями вероятная разница в возрасте более тысячелетия.

Если учесть стагнацию нашей земной астронавтики (мы никуда не летим и никого не ищем), то получается, что вероятный контакт у нас случится с цивилизацией, которая обогнала нас в развитии значительнее, чем мы обогнали античность и средневековье.

Между прочим, античность и средневековье — это огромная разница.

Астронавт эры НТР нашел бы общие темы с философами античности, жившими за 25 веков до него, но не с теологами средневековья, жившими за 10 веков до него.

Современный популярный деятель культуры, одержимый многочисленными оттенками серости — напротив, нашел бы общие темы только с теологами средневековья.

Представим себе инопланетян, уровень которых соответствует земному 45-му веку (при условии, что у них НТР не тормозилась). Возможно, что они нашли бы общие темы с земными инженерами НТР и Космической эры 20-го века, но не найдут общие темы с деятелями Устойчивого развития — стагнации 21-го века.

Эти рассуждения кажутся умозрительными, но имеют практическое значение для темы первого контакта.

Что происходит в НФ-романах Кларка, когда обсерватории Земли обнаруживают в Солнечной системе какой-то объект, похожий на чужой звездолет? Новость попадает в мировой топ. Все жители развитых стран эры НТР — в курсе. Никто не хочет упустить шанс на контакт. Снаряжается космическая экспедиция…

Что происходит в реальности эры Устойчивого развития, когда телескоп Pan-STARRS обнаруживает в 2017 году межзвездный объект 1I/Оумуамуа, обладающий аномалией движения, которая указывает на возможное наличие движителя? Новость остается на периферии мировых СМИ. Те издания, которые публикуют что-то насчет Оумуамуа, отрицают любую возможность, что это чужой корабль. Все хотят избежать контакта. И никакой космической экспедиции. Через год мир практически забывает об Оумуамуа.

Это выглядело бы дико в эру НТР, но это очень логично в эру Устойчивого развития.

Ведь все подарки от более высокоразвитой цивилизации, которые возникали в мечтах фантастов XX века, теперь, в XXI веке, выглядят как проклятие Троянского коня.

— Неисчерпаемый источник энергии.

— Бессмертие и выбор любых сменяемых биофизических форм для своей жизни.

— Рог изобилия любых благ: пища, жилье, транспорт, и роботы на все случаи жизни.

— Возможность путешествий к звездам в десятках и даже сотнях световых лет от нас.

Но что в этом станет главным для истеблишмента?

Вот что: полный слом существующего жизненного уклада людей.

В мире сбывшейся НФ-мечты мало кому интересна успешная карьера в политике или финансах. В таком мире грош цена всем ценностям, на которых построена социальная пирамида богатства и власти. Тщательно построенная схема управляемой стагнации — рассыпается в пыль. Это даже не янки при дворе короля Артура. Это целый китайский технополис, упавший на голову древнеегипетскому фараону. Тотальная катастрофа, в сравнении с которой термоядерная война выглядит мелким недоразумением.

Мы разобрались, что такое для современных фараонов первый контакт с межзвездной цивилизацией. А что такое для межзвездной цивилизации первый контакт с землянами? Решающая сторона — они, а не мы, важнее не кто они для нас, а кто мы для них.

Эти рассуждения тоже не умозрительные, а практически важные, поскольку ясно, что парадокс Ферми «Где все?» вызван не отсутствием «всех» (в смысле инопланетян), а ошибочным представлением о том, как выглядят «все» и какие у них мотивы. Когда Ферми формулировал свой парадокс, кругозор науки был слишком узким. Но деятели, ссылавшиеся на парадокс Ферми при наличии знаний НТР, морочили людям голову.

К концу XX века стало ясно, насколько антинаучны представления о единственности разумного вида во Вселенной, насколько «чужие» могут отличаться от нас, и насколько технология «чужих» может превосходить нашу. Вопрос не «где все?», а «кто мы?»

Мы привыкли считать себя безусловно разумными высокоразвитыми существами. Но с точки зрения внешнего наблюдателя, разумность людей вовсе не безусловна.

Мы сами с легкостью отрицаем разумность социальных насекомых (и объясняем их деятельность некими инстинктами), хотя их аграрные и строительные технологии по уровню соответствуют нашим технологиям 1000-летней давности.

Что, если «чужой» искусственный интеллект беспилотного звездолета-исследователя примерно с той же легкостью объяснит все наши технологии — инстинктом? Они ведь отстают от технологий «чужих» тоже на 1000 лет, или даже на больший интервал.

Что, если для «чужих» мы — особый род социальных насекомых? Это не противоречит нашим (а не «чужим») представлениям о потенциале эволюции насекомых. В сценарии «Звездного десанта» Ноймейера и Верховена в 1990-х фигурируют такие насекомые: напоминающие огромных термитов, освоившие межпланетные полеты, но не имеющие индивидуальности и разума в человеческом понимании.

Конечно, это не значит, что «чужие», определив наш род, как насекомых, обработают Землю межзвездным инсектицидом, и присвоят зачищенную территорию. Такой сюжет только для беллетристики.

Межзвездная раса, в которой срок жизни индивида неограничен и, во всяком случае, превышает время существования нашей цивилизации.

Межзвездная раса, для которой полеты на расстояния в десятки световых лет даже на досветовой скорости не является проблемой ни технически, ни по длительности.

Межзвездная раса, не встречающая ограничений ни в плане доступной энергии, ни в плане доступных новых территорий в космосе (ведь в радиусе 100 световых лет более тысячи планетных систем, не говоря уж о возможности строить орбитальные города).

Такая раса не будет мараться сомнительным поступком — уничтожением некого рода социальных насекомых ради расширения своей мультипланетной территории.

Тем более, что нашу планету (если она приглянулась им) можно взять без этого через несколько тысяч лет, когда Брюссельское оледенение сотрет нас естественным путем.

Проблема не в том, что «чужие» могут определить нас, как род насекомых.

Проблема в том, что мы становимся все больше похожими на социальных насекомых.

Процесс нашей искусственной стагнации — «Устойчивого развития» — постепенно лишает нас индивидуальности и разума не в представлении неких «чужих», а в нашем, человеческом представлении.

Средний человек все сильнее срастается со своими персональными гаджетами. Причем срастается уже отчасти в прямом смысле: гаджеты — импланты входят в обиход. Такие гаджеты, включенные в глобальную информационную сеть, управляющие решениями людей-носителей, делающие за них выбор в разных ситуациях и контролирующие их доступ к благам и сервисам, уже не являются персональными коммуникаторами. Это искусственные симбионты — причем не ведомые, а ведущие в созданном симбиозе.

Существует плесневый грибок — кордицепс. Споры этого грибка попадают на муравья, прорастают в его организме и, путем выделения психотропных веществ, контролируют поведение муравья. Под воздействием кордицепса, муравей перестает чувствовать свои потребности и стремится устроить благоприятные условия для роста и размножения ведущего симбионта (или точнее — паразита). Причем кордицепс — не какая-то разумная форма гриба, раскинувшая сеть грибницы — оккупационной власти над муравьями. Эта плесень не умнее, чем шампиньон. Но в ходе эволюции у нее возникла такая биохимия.

Если сравнить поведение муравья, зараженного кордицепсом, с поведением человека, зараженного персональным коммуникационным гаджетом, то аналогия очень близкая, почти полная. Человек начинает вести противоестественный образ жизни (в труде, в потреблении, в способе отдыха), создавая режим благоприятствования для ведущего симбионта. Различается только происхождение.

Плесневый кордицепс — это продут естественного отбора в среде грибков — по свойству эффективно размножаться в биосфере.

Плесневые гаджеты — это продукт искусственного отбора среди товаров — по свойству эффективно размножаться в техносфере (принуждать людей к производству данного товара — как вирус химически принуждает живую клетку производить вирусы).

В принципе, плесневые грибки — полезная штука. Эти быстрорастущие организмы культивируются в пищевой и фармацевтической промышленности. Из них делаются вкусные пищевые добавки, и натуральные антибиотики, такие, как пенициллин (не сосчитать, сколько жизней он спас). Это прекрасно, пока плесневые грибки растут под контролем человека-пользователя. Если процесс выходит из-под контроля человека, то плюсы грибков, как культурной биомассы, становятся их минусами, как паразитной и патогенной микрофлоры. Они портят продукты и вызывают тяжелые заболевания — микозы у людей, домашних животных и культурных растений.

В принципе, электронные гаджеты — полезная штука. Информационные сети (включая интернет) тоже полезная штука. И доступность информационных сетей через гаджеты — опять-таки, полезная штука. Карманная дистанционная (даже межконтинентальная) голосовая, текстовая и графическая коммуникация плюс доступ к любой библиотеке планеты. Это прекрасно, пока гаджеты и сеть — инструменты под контролем человека-пользователя. Если человек-пользователь оказывается в роли носителя под контролем гаджета, включенного в сеть, через которую диктуются настоятельные рекомендации пользователю и транслируется специально искаженная информация — все заявленные огромные плюсы превращаются в такие же огромные минусы.

Посмотрим на среднего современного человека со стороны (глазами «чужих»), чтобы определить, по каким мотивам он действует.

— Где его мнение и его индивидуальность в принятии решений по любым вопросам — от семейных отношений, бытовых покупок и выбора профессии до политического выбора?

— Как часто он принимает решения на основании внушенных стереотипов (так надо, так принято, все так делают, все к этому стремятся) и под действием мнений «авторитета» (транслированных через TV или интернет)?

— И как часто он решает по своим собственным суждениям, основанным на своем индивидуальном опыте и здравом смысле, исходя из своих индивидуальных желаний?

Если ответы на эти вопросы:

— нигде,

— всегда,

— и никогда…

То дело труба. Средний человек аналогичен даже не просто муравью, а муравью, зараженному кордицепсом.

Вообще-то ничего принципиально нового. Человеческая цивилизация уже попадала в подобную ловушку. Это было в поздней античности. Тогда в процессе искусственного отбора среди религий — по свойству эффективно размножаться в социосфере — появился продукт религиогенеза, который рос и размножался так эффективно и отнимал столько ресурсов, что уронил Западный мир в Темные века.

В тот раз, упав до уровня неолита, человечество затем выкарабкалось из этой ловушки собственной социальной структуры.

Выкарабкается ли оно на этот раз? Может да, а может — нет.

Если да, то попадет ли человечество затем в очередную подобную ловушку?

Или человечество выработает все-таки иммунитет к таким симбионтам-паразитам?

Будущее туманно. А число попыток ограничено, потому что Брюссельское оледенение никто не отменит — оно произойдет точно по природному солнечно-земному графику.

Будет это оледенение концом истории вида homo sapiens или останется забавным эпизодом в будущей эволюции этого вида, как межзвездной цивилизации?

Вообще-то от нас зависит, какая из альтернатив реализуется. ПОКА зависит.

Глава 6. Пьяный реднек, как межзвездный фактор

Юлиан Зайз замолчал и занялся лимонным соком. Аслауг Хоген прокомментировала:

— Если яхтенный дизайнер произносит такие монологи, то мир в глубокой заднице.

— А какие монологи мне произносить, если я влип в эту историю? — спросил он.

— Ну, дела! — воскликнула она. — То ты утверждаешь, что тебе все это неинтересно, то произносишь монолог в стиле «от нас зависит…»

— Тут, — сказал он, — нет противоречия. От нас зависит, помогать или не помогать кучке политической элиты в PR-возне, направленной на то, чтобы широкая публика забыла о решете джамблей, зависшем в троянской точке на расстоянии лунной орбиты от нас.

— Решето джамблей? — переспросила голландка.

— Метафора, — пояснил консультант по ЯД, — из поэмы Эдварда Лира о джамблях.

— Ладно! — Аслауг тряхнула головой, — Джамбли неплохое название. Но о публике я не поняла: ты что, думаешь, такое событие можно навсегда утопить в инфо-мусоре?

— Все можно утопить в инфо-мусоре, — ответил он, — нынешняя широкая публика слабо отражает, и не отличит триллер про зомби-апокалипсис от реального события. А если рассказ о событии содержит больше букв, чем принято в твиттере, то широкая публика неспособна воспринять это. Тема Каимитиро, кстати, уже пропала из СМИ. Мне неясно только, кто отправил тот первый лазерный сигнал к этому объекту. Официоз совсем не заинтересован привлекать внимание джамблей. Они испортят социальную пирамиду.

Аслауг Хоген удивленно округлила глаза.

— Ты что, не знаешь, с чего началось?

— Понятия не имею. А с чего началось?

— С пьяного реднека в Пуэрто-Рико! — объявила она, и уточнила, — Это, вроде, слухи, но выглядит сравнительно достоверно.

— Расскажешь? — спросил Юлиан.

— Запросто! — она опять тряхнула головой. — Некий реднек, назовем его Билл, владелец маленькой кое-как обустроенной фермы в Джорджии, разбежался с женой и решил, по обычаю, напиться. Но сделал это не в ближайшем пабе, а полетел в Пуэрто-Рико. Для пьянки нужна хоть какая компания, и Билл напился с Джеком, научным сотрудником тамошней обсерватории Аресибо. Дело было сразу после обнаружения Каимитиро, и астроном Джек по пьянке поведал реднеку Биллу нечто, из-за чего Билл решил хоть в лепешку разбиться, но послать сигнал… Э-э… Джамблям.

— Странный идефикс для реднека, — удивился Юлиан.

— Да, но еще более странно, что Джек пообещал помочь ему. Это было не так сложно: обсерватория Аресибо имеет огромный мощный радиотелескоп, который отслеживал координаты Каимитиро с точностью до угловой миллисекунды.

— Но, — заметил Юлиан, — мало иметь координаты, нужен еще передатчик.

Голландка многозначительно округлила рот и произнесла:

— Точно! Тут самое интересное. Вернувшись на свою ферму, Джек взял бочонок пойла, называемого там домашним виски, или попросту moonshine, и направился к приятелю, тыловому офицеру Нику на армейской свалке неподалеку от городка Рисборо. Там на огромной площадке собраны всякие реликты Первой Холодной войны, среди которых нашелся экспериментальный боевой лазер Mithell 1978 года на шасси грузовика, давно ненужный, но обслуживаемый, как техника на консервации. Билл и Ник заправили эту реликтовую машину топливом, связались по интернет с Джеком в Аресибо, получили координаты Каимитиро, ввели в старинный управляющий процессор и дали серию 60-киловатных импульсов, отправив фрагмент ряда Фиббоначи из школьного учебника.

— Так, они отправили этот сигнал, и что?

— И все, — ответила Аслауг, — после этого события, Камитиро начал маневры перехода в троянскую точку. Реднеком, астрономом и офицером занялось FBI, однако дело скоро спустили на тормозах, чтобы не привлекать внимания.

— Это ясно, — сказал он.

— Вроде, это только слухи, — напомнила она.

— Что мы знаем о политике, кроме слухов? — риторически отметил он. — А дальше что?

— Дальше, — ответила голландка, — поскольку квашня вылезла из горшка, и по расчетам астрономов стало видно, что через конкретный интервал времени, Каимитиро придет в троянскую точку, начались секретные политические игры. В акваториях разных краев планеты легли в дрейф исследовательские корабли, подобные «Гулливеру», имеющие скоростную спутниковую связь с крупными наземными обсерваториями. Легенда для мировых СМИ: это очередной тренинг International Asteroid Warning Network (IAWN).

Консультант по ЯД глотнул еще лимонного сока.

— Значит, считается, будто это тренинг по защите планеты от астероидов.

— Да. Такие тренинги проводятся каждые два года, начиная с 2013-го.

— Опять ясно. А почему ты сомневаешься, что событие можно утопить в инфо-мусоре?

— Просто интуиция, — сказала она.

— Так, а может тебе просто не хочется верить, что событие будет утоплено?

— Может, так… — она взяла пакет с соком и тоже сделала глоток. — …Уф! Вроде, жуткая кислятина, но что-то в этом есть.

— Мне нравится, — сказал он и поинтересовался, — а какими они могут быть?

— Они в смысле джамбли? — уточнила она и, после его утвердительного кивка уверенно сообщила: — Они очень непохожи на нас.

— Это ясно, — отозвался Юлиан и процитировал: «А вдали, а вдали От знакомой земли, — Не скажу, на какой широте, — Острова зеленели, где Джамбли живут, Синерукие Джамбли над морем живут».

Голландка покачала головой.

— На какой широте, как раз скажу. Ты ведь слышал Майкла Стефенсона. Он определил вектор направления регулярных рапортов с Каимитиро. Их звезда: Эпик Водолея, в 40 световых годах от нас. Красный карлик, чуть больше нашего Юпитера, но массивнее примерно в 80 раз. Соответственно, в 13 раз легче Солнца. По звездным меркам, Эпик Водолея довольно холодный: 2300 Цельсия. Для сравнения, Солнце — 5500 Цельсия. Но планеты системы Эпик Водолея в полста раз ближе к своей звезде, чем мы к Солнцу, поэтому они получают достаточно тепла. Там возможны три обитаемых планеты. По размеру, массе и температуре поверхности они похожи на Землю, но год на них длится всего несколько дней. Система Эпик Водолея похожа на систему нашего Юпитера со спутниками. Только при условии, что Юпитер — горячий. Ты ведь читаешь Кларка.

— Да, — Юлиан улыбнулся, — я уловил мысль. Там во второй части «чужие» активируют термоядерную реакцию на Юпитере, и он становится реальной маленькой звездой для своих спутников. А ты намекаешь, что Эпик Водолея тоже искусственно зажжен?

Аслауг снова покачала головой.

— Нет. Эпик Водолея довольно типичный естественный объект в семействе красных и коричневых карликов. Майкл считает, что это родная планета… Э-э… Джамблей, а не вторичная колония.

— Аргументы? — спросил Юлиан.

— Аргументы вот, — сказала она, — во-первых, система Эпик Водолея очень удобна для развития космической цивилизации. Несколько похожих планет, которые разделены малыми расстояниями. Представь, что Марс похож на Землю, и он близко, как Луна. История астронавтики шла бы совсем иначе. В 1969-м у людей появилась бы вторая обитаемая планета, а затем, почти сразу — третья. Астронавтика развилась бы так же стремительно, как авиация после первого аэроплана. Все было бы иначе. Но нам не повезло с планетами-соседями. Поэтому джамбли в космосе, а люди в заднице.

Голландка снова приложилась к пакету с лимонным соком и повторила:

— Джамбли в космосе, а люди в заднице. Именно это главное отличие между нами. Физические условия на трех планетах Эпик Водолея похожи на земные, и возможно, джамбли состоят из примерно таких же химических веществ, что земная фауна. Или точнее: состояли. Сейчас джамбли состоят, из чего хотят. Но 50 тысяч лет назад…

— Какие 50 тысяч лет? — не понял Юлиан.

— Майкл убежден, — пояснила Аслауг, — что Каимитиро был отправлен джамблями на раннем этапе их астронавтики. Тогда джамбли опережали земную Космическую эру примерно на тысячелетие. 50 тысяч лет это время полета Каимитиро от них к нам.

— Ух, как! 50 тысяч лет. На Земле в Северном полушарии тогда наступила очередная короткая межледниковая эра, и кроманьонцы начали миграцию в Европу. Там жили неандертальцы, там гуляли мамонты, шерстистые носороги и саблезубые тигры…

— Вроде того, — согласилась голландка, — Майкл считает: нам повезло. Тысяча лет это интервал, через который возможно взаимопонимание. А с теперешними джамблями, вероятно, контакт не получился бы. Мы для них голые мартышки, как ты говорил.

— Я говорил: голые обезьяны.

— Не важно, — она махнула ладошкой, — если Майкл прав, то мы общаемся с кибером джамблей, опережающим нас по развитию примерно на тысячу лет.

Юлиан сделал удивленное лицо:

— А мы что, уже общаемся с Каимитиро?

— Э-э… Вроде, мы близки к этому.

— Как Ахиллес к черепахе? — пошутил консультант по ЯД.

— Мы действительно близки, — сказала она, — утром Жози и профессор Эдуаро займутся поиском витражных структур в регулярных рапортах Каимитиро. Если эти структуры найдутся, то майор Томас применит военную программу дешифровки, и дело в шляпе.

— А что такое витражные структуры?

— Это вроде медиа-презентации. Фото-видеографика плюс поясняющий текст.

— А как майорская программа расшифрует текст на языке джамблей?

— Томас утверждает, что программа расшифрует любой символьный текст, если к нему приложена ассоциируемая графика. Для программы это просто двоичный код.

— Допустим, майор расшифровал. И что?

В ответ Аслауг сделал жест ладонями в стиле «это же очевидно» и сказала:

— Дальше отправка сообщения, уже подготовленного в проекте SETI.

— Сообщение? Что мы можем сообщить джамблям? Правила игры в покер?

— Наверное, что-то можем. Так говорит Майкл, а у него котелок варит.

— Конечно, — согласился Юлиан, — у Майкла котелок варит. Но начальство Майкла — это обычные бюрократы, значит сообщение — чушь. Каимитиро классифицирует это, как космический спам, отправит в мусорку и улетит искать кого-то более адекватного.

— Пари? — предложила голландка.

— Условия? — спросил он.

— Условия такие. Если Каимитиро улетит, не вступив в диалог, то я угощаю тебя обедом. Соответственно, если Каимитиро вступит в диалог, то ты угощаешь.

— А где обедаем?

— В Таранто. Там хаб «Гулливера», поскольку он относится к учебному центру военно-морского флота Италии.

— Я принимаю! — сказал Юлиан.

— Первое в истории пари на инопланетян! — объявила Аслауг.

Глава 7. Крылатые коровы сверхцивилизации

Следующий экспедиционный день сложился в формате «работа по секциям». Эдуаро Линсано и Жози Байо протаскивали гигабайты перехваченных «домашних рапортов» Каимитиро через десятки разнообразных программ. Майкл Стефенсон почти вручную разбирал получившиеся производные блоки данных, пытаясь угадать, который из них содержит упакованную графику. Аслауг Хоген качала для него из сетевой библиотеки Свободного Университета Амстердама какие-то визуализирующие преобразователи, и демонстрировала результаты на голографическом 3D-дисплее. Эта процедура отлично смотрелась бы в каком-нибудь фэнтези-фильме о магии.

Что касается Юлиана Зайза и британского майора Томаса Корнса, то они, по особому заданию американского контр-адмирала Ниллера, занимались анализом маневровых технологий Каимитиро. Цель была понять, какие эволюции претерпевает геометрия «чужого» звездолета при корректирующих перемещениях в районе троянской точки.

Сам Ниллер все время после завтрака и до ужина провел в компании трех европейских старших офицеров (генерала Тауберга, бригад-генерала Рюэ и полковника Штеллена) в штабной рубке. Похоже, они обсуждали что-то еще более секретное, чем само задание «Гулливера». Но после ужина Ниллер не вернулся с ними в штабную рубку, а пошел в кафетерий. Там Юлиан и Томас вместе пытались сварить на кофе-машине напиток, не оскорбляющий вкусовую эстетику любителя кофе.

Некоторое время контр-адмирал наблюдал за ними, а затем высказался:

— Зря возитесь, парни! Молотый кофе с извлеченным кофеином — это дерьмо по сути.

— Да, сэр, — удрученно согласился Томас.

— Мы хоть сделали попытку, — пробурчал Юлиан, и глотнул из стаканчика тот вариант черного зелья, который вышел чуточку ближе к кофе, чем все остальные.

— Правильно! — одобрил Ниллер. — Нельзя сдаваться без боя. А как успехи с заданием?

— Выполнено на 82 процента, сэр! — ответил британский майор.

— Что это значит, на 82 процента?

— Это значит: из двадцати двух записанных маневров мы разобрались в восемнадцати. Остальные четыре, по мнению мистера Зайза, были с применением неизвестного нам физического принципа, сэр.

— Неизвестного физического принципа? — переспросил контр-адмирал и повернулся к консультанту по ЯД.

— Неизвестного майору Корнсу и мне, — уточнил тот, — если показать профессионалам фундаментальной физики, то они, возможно, разберутся.

— ОК. А ваш файл-отчет где?

— Уже в штабном компьютере, как положено, сэр, — ответил Корнс.

Контр-адмирал одобрительно покивал головой и снова повернулся к Юлиану.

— Я слышал, вы негативно относитесь к миссии «Гулливера». Это так?

— Да, — коротко ответил консультант по ЯД.

— Негативно… — в легкой задумчивости повторил американец, и спросил: — …Это из-за жлобства полковника Штеллена, или есть еще какие-то причины?

— Есть еще какие-то.

— Так… Интересно знать: какие?

— Извините, мистер Ниллер, но, возможно, я не имею права обсуждать это.

— Что? Вы не имеете права обсуждать? Какой вздор! Почему не имеете?

— Возможно, не имею. Дело в том, что я, не читая, подписал полковнику Штеллену ряд документов, где кроме контракта еще несколько форм секретности.

— Не читая??? — изумился контр-адмирал.

— Видите ли, мистер Ниллер, я был не в той позиции, чтобы выбирать, что подписываю.

— Так… Прямой вопрос, мистер Зайз. Если я устраню эту нелепость, то согласны ли вы подписать контракт с NASA в качестве эксперта по яхтингу, на пристойных условиях? Обещаю: в контракте не будет форм секретности, лишь обычный пункт о непередаче конфиденциальных данных, полученных в процессе работы. Что скажете?

— Мм… В каком смысле вы устраните эту нелепость?

— В прямом смысле, — сказал контр-адмирал, — будет официальный документ из Общего Департамента Внутренних дел Евросоюза, о том, что на вас нет никаких форм.

— Ладно, а какой график и срок контракта?

— График обычный для свободного консультанта. Срок полгода. Срок последействия конфиденциальности еще год. Оплата по стандартному тарифу NASA.

— Меня это устраивает, мистер Ниллер. Но я не понимаю, зачем вам эти сложности?

— Просто Майкл Стефенсон говорит, что вы нужны ему, а Стефенсон в NASA и SETI — ведущий ученый по чертовым астероидам и чертовым инопланетянам. Ясно?

— Ясно, — подтвердил Юлиан.

— Значит, мы договорились, мистер Зайз?

— Да, мистер Ниллер.

— ОК, значит, вернемся к этому завтра, — сказал контр-адмирал и покинул кафетерий.

Майор Корнс посмотрел ему вслед, и глотнул кофе из первого попавшегося стакана.

— А знаешь, Юлиан, ты только что круто насрал полковнику Штеллену.

— Он первый насрал мне, — ответил консультант по ЯД.

— Ладно, черт с ним, — майор глотнул еще кофе, — а что не так с миссией «Гулливера»?

— Многое. Хотя бы то, что цель не определена.

— Как это не определена? Установить первый контакт — вот цель.

— Ну, установили… — Юлиан придал своему тону максимум безразличия. — …И что?

— Как — что! Мы установим отношения с джамблями! Кстати, ты заметил, что Майкл со вчерашнего дня называет «чужих» джамблями, а Каимитиро — Ехиднаэдроном?

— Да, я заметил.

— Это с твоей подачи, — продолжил британец, — и я говорю к тому, что Майкл чертовски уважает тебя. Было бы здорово, если бы ты это… Сделал шаг навстречу.

Юлиан Зайз поставил бумажный стакан на стол и развел руками.

— Я тоже уважаю Майкла. Просто я не разделяю его энтузиазма по вопросу контакта.

— О, черт! Что тут можно не разделять? Мы с джамблями установим дипломатические отношения, как дружественные страны, и будем сотрудничать!

— В чем сотрудничать, Томас? Даже этот межзвездный дрон джамблей обогнал нас на тысячелетие. А ведь он запущен еще во времена неандертальцев.

— О, черт! Это действительно очень круто. Но мы ведь как-то сотрудничаем с земными племенами, которые живут сейчас в джунглях, почти как неандертальцы.

— Как-то сотрудничаем, — отозвался Юлиан, — меняем плееры на фенечки из перьев.

— Но, — сказал Томас, — мы еще помогаем этим племенам развиваться, чтобы они когда-нибудь влились в нашу цивилизацию.

— Ты определись: мы обсуждаем дипломатические отношения с джамблями, или обмен наших фенечек на джамблийские плееры, или вливание нас в цивилизацию джамблей?

Британский майор задумался и пробурчал:

— Вот ведь как ты это повернул…

— Нет, Томас, я не поворачивал. Оно всегда было повернуто так, и никак иначе.

— Ладно, Юлиан, а знаешь, что сболтнул вчера бригад-генерал Рюэ?

— Не в курсе. А что?

— Вот что: есть, мол, вероятность, что джамбли решат захватить нашу планету.

— Захватить? Зачем?

— Мало ли… — британец пожал плечами, — …Может, на родной планете джамблей такое ухудшение экологии, что дышать нечем. А у нас на Земле еще пока более-менее.

— Томас, это даже не смешно. Цивилизация джамблей развивается 50 тысяч лет по той экспоненте, которая была у нашей НТР в прошлом веке. Это прирост 50 процентов за десятилетие. Возведи полтора в пятитысячную степень.

— А ты что, уже сосчитал?

— Да. Получилось примерно гугол в десятой степени.

— Так… Гугол это десять в сотой… А тут еще в десятой… О, черт!

— Вот и я об этом, — сказал Юлиан, — если джамблям понадобится новая планета, то они слепят ее из космической пыли, сделают сплошным парком с речками и цветочками, и поселят там крылатых коров, которые летят на свист и доятся текилой прямо в рюмку.

— О, черт! А почему текилой?

— Ну, Томас, я так и думал, что по другим пунктам у тебя не будет вопросов.

Возникла короткая пауза, затем Корнс заржал и дружески хлопнул Юлиана по плечу.

— Крутой зацеп! Я, пожалуй, расскажу это Жози, а то бригад-генерал Рюэ чертовски ее расстроил этой своей вероятностью. Они ведь оба французы, а она впечатлительная.

— Расскажи, — отозвался консультант по ЯД.

— Знаешь, Юлиан, ты чертовски позитивный парень! — подвел итог британский майор.

Весь следующий день группа «Гулливер» продолжала прокручивать массивы данных радиоперехвата «домашних» рапортов звездного пришельца. Лишь после обеда у них случилась пауза: полковник Штеллен попрощался «в связи с отбытием на новое место службы». Его увез вертолет, забросивший на «Гулливер» другого спец-офицера. Этого персонажа звали Эрно Родригес, он оказался изумительно веселым дядькой — шведом испанского происхождения. Он провел инспекцию по секретности объекта настолько тактично, что не обидел никого из научного состава группы. В общем, стало ясно, что Родригес гораздо лучше годится для этой работы, чем отбывший Штеллен.

Между тем, Юлиан ознакомился со справкой Общего Департамента Внутренних дел Евросоюза о том, что Юлиан Зайз (гражданин Хорватии) не связан никакой формой секретности ни с одной из национальных служб государств, входящих в ЕС, а также с наднациональными службами Союза. Идентификационные номера справки были, как полагается, зарегистрированы в центральном банке данных ОДВД ЕС.

В общем, контр-адмирал Ниллер выполнил свое обещание — и поэтому теперь Юлиан выполнил свое: подписал предложенный полугодичный контракт с NASA. За ужином Петер Ниллер представил Юлиана группе уже в новом формальном качестве. Больше ничего особенного в тот день не произошло. Озарение выбрало для себя завтра.

Когда обработанных данных становится достаточно, озарение практически неизбежно, причем оно случается, как правило, внезапно. Жози Байо за обедом слегка флиртовала с профессором Линсано и майором Корнсом одновременно. Это был ее обычный стиль: выбрать двух мужчин за столом и оттачивать свое обаяние на них. Фоном для флирта послужило шутливое обсуждение экспромта Юлиана о сверхцивилизации и крылатых коровах, доящихся текилой. Аслауг Хоген ляпнула, что если по такому сюжету снять мультсериал и прокрутить по TV, то культовый «My little pony» со всеми франшизами провалится под землю от зависти. Внезапно Майкл Стефенсон воскликнул: «Стоп!!!».

Немая сцена.

На Майкла рухнуло озарение.

Он понял, на что похожа одна из диаграмм-сверток «домашних» рапортов Каимитиро.

На амплитудно-частотную характеристику трансляции спутникового TV.

Обед был по-быстрому завершен, и проведенная проверка показала: это действительно фрагменты трансляции спутникового TV, разделенные фрагментами «чужого» кода.

Глава 8. Гоблины, стрекозы и математические головоломки

Почти на двое суток майор Корнс стал главным героем группы. Лишь у него был опыт работы с армейской программой дешифровки. При такой сложности задачи программа требовала гигантских вычислительных ресурсов. Компьютер на борту «Гулливера» не справлялся, и пришлось организовать дистанционную синхронизацию с компьютером обсерватории Университета Падуи. Даже при этой мощности расшифровка шла очень медленно. Корнс пояснил: язык джамблей, вероятно, очень сильно отличается от всех человеческих языков. Фрагменты «чужого» кода уже удалось поделить на кластеры по сопоставлению с TV-фрагментами, однако не получалось выделить из этих кластеров элементарные смысловые единицы: базовые корни (или базовые иероглифы, если язык джамблей — иероглифический)…

После двадцати часов работы научная кают-компания «Гулливера» была похожа на берлогу хиппи, добывших стог конопляной соломы. Помещение завалено бумажными стаканами, банановой кожурой и скомканными черновиками. Столы заляпаны кофе и фруктовыми соками. Среди этого безобразия слоняются шесть человек — будто пифии Дельфийского оракула (произносившие пророчества, обкурившись галлюциногеном).

Очередной раз заглянул матрос вахтенной команды и спросил:

— Извините, можно я уберу тут бардак?

— Нельзя, — ответил Майкл Стефенсон, — где-то тут может лежать разгадка.

— Эх… — матрос вздохнул и обратился к майору Корнсу, — …Извините, сэр, можно, вы напишете записку старпому, что запретили тут уборку?

— Да, — откликнулся британец, черкнул несколько слов на первом попавшемся листе и пихнул в руку матросу.

— Спасибо, сэр, — сказал тот, козырнул и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

— Тупик, — сказал профессор Эдуаро Линсано, оглядев поле интеллектуальной битвы.

— Тупик, — согласилась Жози Байо, — по-моему, мы в чем-то критически ошиблись.

— Это эволюция критически ошиблась, породив нас, — иронично отреагировал Юлиан, устроившийся непосредственно на полу в позе индийского заклинателя кобр.

— Ну тебя совсем, — слегка обижено буркнула француженка.

— Где-то тут может лежать разгадка, — повторил Майкл и обратился к Аслауг, — что ты рисуешь?

— Гоблина, — ответила голландка.

— Зачем? — спросил он.

— Так, просто вспомнила Саймака «Заповедник гоблинов». Опять фигня получилась…

Она смахнула рукой со стола листок с незавершенным рисунком. Юлиан поймал этот листок, машинально сложил его трапецией, оторвал лишнюю боковую полоску, затем развернул получившийся бумажный квадрат с линией складки по диагонали.

— Книга как специально к нашему случаю, — продолжила Аслауг, — там был артефакт чудовищно древней цивилизации, на вид просто большой черный кирпич.

— …А на самом деле плотно упакованный летающий дракон, — договорил майор Корнс.

— Слушайте, — произнесла Жози, — а может, Каимитиро — это просто игрушка, домашний питомец, искусственно созданный кем-то в сверхцивилизации джамблей, как дракон в Заповеднике гоблинов? Тогда никакого смысла в этих сообщениях нет.

— А фрагменты TV-трансляций? — спросил профессор Линсано.

— Это объяснимо, — сказала она, — если Каимитиро как попугай. Он чирикает, и иногда воспроизводит услышанные фразы. Мы не можем расшифровать его чирикание — оно бессмысленно. Мы не можем понять принцип его подборки TV-фрагментов — это тоже бессмысленно. Попугаю случайно понравилась фраза, и он включил ее в чириканье.

— Тогда мы в окончательной заднице, — резюмировала Аслауг.

— А у тебя еще были сомнения? — снова иронично поинтересовался Юлиан, продолжая складывать бумажный квадрат так и этак, создавая некую угловатую скульптуру.

Майкл сфокусировал взгляд на этих действиях консультанта по ЯД, и спросил:

— Это что, оригами?

— Точно, — подтвердил тот.

— А какое именно оригами?

— Еще минута, — отозвался Юлиан, произвел последние манипуляции с этой бумажной скульптурой и бросил ее в сторону молодого американского эксперта по SETI.

— Стрекоза… — произнес Майкл, поймав оригами, — …Почему именно стрекоза?

— Я не задумывался. Может, навеяно темой о чудовищно древних сверхцивилизациях. Стрекозам 300 миллионов лет, но наши дроны в сравнении с ними говно по всем ТТХ. Маневренность, энергетическая экономичность и эффективность схемы глаза-мозг.

— Я думал, у стрекозы не мозг, а ганглии, — сказал британский майор.

— У стрекозы мозг, а у людей вторая задница в черепе, — отреагировала Аслауг.

— Опять ты про задницу, а я серьезно спросил.

— Если серьезно, — включился профессор Линсано, — то интегральная схема глаза-мозг — прекрасное эволюционное изобретение стрекозы. Время эффективного срабатывания порядка миллисекунды, в сто раз быстрее, чем у млекопитающих, включая людей. По существу, каждый из десятков тысяч автономных элементов ее фасеточного глаза — это сопроцессор мозга, получающий и сразу обрабатывающий поток оптических сигналов сенсора под шестиугольной линзой-фасеткой. Такая шестиугольная мозаика, а точнее двойная шестиугольная мозаика двух глаз, прорисовывает объемную картинку мира с частотой 500 герц и сразу предлагает центральным ганглиям альтернативы действий.

— Двойная шестиугольная мозаика? — переспросил Майкл.

— Да, — профессор кивнул, — если вы приглядитесь к глазам стрекозы, то различите эти шестиугольные ячейки фасеточных линз.

Майкл воскликнул что-то вроде «wow!», и хлопнул ладонями по столу.

— Слушайте! До меня дошло! Мы принимали само собой разумеющимся, что базисом информационной системы джамблей являются двоичное счисление и прямоугольные реляционные таблицы. Казалось, что они образуют наиболее простой и естественный метаформат представления данных, который должен быть универсальным для любых цивилизаций во Вселенной. Мы не ошиблись с двоичным счислением, но ошиблись с прямоугольными таблицами. У джамблей приняты двойные шестиугольные таблицы, наподобие тех, что, согласно рассказу Эдуаро, формируются парой глаз стрекозы!

Сделав такое заявление, эксперт по SETI схватил лист бумаги и двумя фломастерами (красным и синим) изобразил две сетки из шестиугольников. Эти сетки — одна поверх другой со сдвигом на полшага — порождали двухцветный ромбический орнамент.

— А такая штука разве не изоморфна реляционной таблице? — спросила Жози.

— Конкретно такая штука — изоморфна, — ответил он, — но если это шестиугольники на сферических поверхностях, и сдвиг произвольный, то изоморфизм пропадет, и случай получится именно тот, что у нас: смысловые кластеры есть, смысловых единиц нет.

— Кажется, будто нет, — поправила Аслауг.

— И что теперь делать с этой головоломкой? — спросил майор Корнс.

— Я знаю человека, который нам нужен! — объявил профессор Линсано. — На японском исследовательском корабле «Уреширю», включенном в проект, есть чудесный дядька Татаока Окинари. Ему почти 90 лет, он самый эрудированный математик из всех, кто известен мне хотя бы понаслышке. Томас, нам нужен многоканальный сеанс с бортом «Уреширю» прямо сейчас.

— Ясно, проф, я все устрою, никаких проблем! — майор был искренне рад, что ситуация начинает проясняться.

Глава 9. Намек на обвинение в межзвездном шпионаже

Пословица «хуже нет, чем ждать и догонять» четко характеризовала общее настроение научной группы «Гулливера» следующим утром. Татаока Окинари оказался настолько аккуратен в расспросах, что телеконференция с ним продлилась до рассвета. Когда же объяснения завершились, почти 90-летний японец извинился, что годы все-таки слегка тормозят мысль, поэтому решение задачи будет готово лишь завтра к вечеру. Это было сказано с такой спокойной уверенностью, что даже капли сомнения не появилось, что Окинари за полтора дня найдет ключ к языку джамблей.

Так сложилась утренняя ситуация. Если прошлые несколько дней группа «Гулливер» догоняла, то теперь ей оставалось ждать. От такой резкой смены стиля возникло некое неосознанно-тревожное ощущение — как после кошмарного сна о падении в пропасть. Кстати: хотя участники мозгового штурма двое суток спали лишь урывками, у них не возникло желание сейчас (в условиях ничегонеделания) просто лечь спать.

Кто-то потянулся на открытую палубу, кто-то — в столовую, кто-то — в библиотеку…

Юлиан выбрал бы открытую палубу, но его перехватил вахтенный старшина.

— Мистер Зайз, вас ждет генерал Тауберг в курительной комнате.

— Что-что? Я думал, на «Гулливере» вообще запрещено курить.

— Там тоже запрещено курить, сэр. Просто название такое: курительная комната.

— Тогда понятно. Курительная комната, в которой запрещено курить — это превосходное дополнение к безалкогольному пиву, бесконтактному сексу и бесполезной работе.

— Простите, сэр, я слабо знаю философию, — дипломатично ответил старшина.

— Представьте, я тоже слабо знаю философию. Ладно. Куда идти?

— Я провожу вас, сэр.

Униформа ВВС Германии сидела на генерале Курте Тауберге почти идеально. Бывают персонажи, как специально рожденные и выращенные под фасон мундира.

— Доброе утро, мистер Тауберг, — приветствовал Юлиан, закрыв за собой дверь.

— Присаживайтесь, мистер Зайз, — предложил генерал, и дождавшись, пока гость удобно устроится в кресле напротив, спросил: — Зачем вы так обошлись со Штелленом?

— О чем вы, мистер Тауберг?

— Об этом, — генерал толкнул к Юлиану распечатку на бланке NASA. Текст в основном закрыт черными полосами, но читается фрагмент диалога, сделанный с аудиозаписи:

Сейчас Юлиан прочел эту часть своего разговора с американским контр-адмиралом и подвинул распечатку обратно к германскому генералу.

— Ну, и что? Ниллер спросил — я ответил. С чего бы мне выгораживать Штеллена?

— Но вы ведь соврали. Штеллен предлагал вам прочесть бумаги, прежде чем подписать.

— Штеллен сразу объявил, что у меня нет выбора. Это я сказал затем Ниллеру. Я мог бы сказать еще, как коммандос захватили меня в парке и запихнули в микроавтобус.

— Но вы ведь понимаете, что не было другого способа привлечь вас к теме «Гулливер», соблюдая требования секретности.

— Нет, я не понимаю и не намерен вникать в это. Если спецслужба не умеет соблюдать законы при работе, то она не отличается от террористов. Вообще, что мы обсуждаем?

— Я хочу понять, — сказал генерал. — Вы любознательный эрудированный человек, и вам представилась возможность проявить себя в уникальном проекте. А вы так отомстили офицеру, организовавшему вам эту возможность. В официальной ноте NASA, лист из которой я дал вам прочесть, европейская спецслужба обвинена в фашистских методах работы с учеными. При этом вы без капризов подписали контракт с NASA. Почему?

Консультант по ЯД вздохнул (он не любил такие мутные расспросы).

— Мистер Тауберг, я не просился в этот проект, меня втянули силой, и я искал способ избавиться хотя бы от форм секретности. Ниллер обещал аннулировать эти формы в случае, если я поработаю с NASA. Ниллер выполнил свою часть сделки, я — свою.

— А это? — генерал толкнул к нему лист бумаги с фразой, напечатанной четырежды.

— Это Штеллен приказал мне составить месседжи моим близким, чтобы они не стали разыскивать меня.

— Штеллен не мог приказать, ведь вы не военный. Он мог предложить. И почему текст одинаковый: «Я задерживаюсь на корабле без связи, позвоню, когда вернусь»?

— Мне запретили сообщать правду, и я не видел смысла врать разными способами.

Генерал задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Вы не видели смысла и отправили одинаковые тексты отцу, матери, и двум каким-то женщинам. Кто эти женщины?

— Я объяснял Штеллену. Одна мой коммерческий агент, другая мой арендодатель.

— В досье на вас отмечены интимные контакты с арендодателем studio-flat — Кристиной Вучич. Она старше вас на 2 года, у нее двое детей от мужа, с которым она разведена.

— Я не знаю, что у вас отмечено в досье на меня, и я не обязан комментировать это.

— Да, мистер Зайз, вы не обязаны. А это вы знаете? — и генерал разложил на столе веер качественных фотографий мужчины и женщины, занимающихся любовью на балконе.

— Знаю. Это балкон мансарды в доме, где я живу. Моя studio-flat ниже по диагонали.

— Мистер Зайз, я говорю не о доме, а об этой парочке.

— Тоже знаю. Это Кристина Вучич и Дитер Бейст, австриец, арендатор мансарды.

Курт Тауберг явно заинтересовался результатом этой фото-демонстрации. Он еще раз побарабанил пальцами по столу, и спросил:

— Вам что, все равно, с кем еще спит ваша женщина?

— В общем, да, если он соблюдает правила гигиены. И Кристина просто женщина, без притяжательных местоимений.

— Странно, — произнес генерал, — вы живете в арендованной studio-flat. Вы спите с дамой, которая старше вас и спит еще с другими мужчинами. Между контрактами, вы просто бездельничаете. У вас сомнительная финансовая биография: ваши отношения с банком сводятся к квартирным платежам, мелким покупкам, налогам и переводу части ваших контрактных доходов в наличные франки. У вас нет автомобиля, только скутер. Вы не отвечаете на предложения банковских сервисов, и ни разу не брали кредит. Почему?

— Мне так удобнее, мистер Тауберг, и опять-таки, я не обязан комментировать это.

— Да, вы не обязаны, — снова согласился генерал, — но ваш образ жизни выглядит очень подозрительно. Вы можете хорошо зарабатывать, купить жилье по ипотеке, содержать нормальную семью. Но вы живете, как нелегал, готовый просто исчезнуть. Почему?

— Мистер Тауберг, сколько раз я должен повторить «no comments», чтобы вы перестали задавать вопросы, отвечать на которые я не обязан, не хочу и не буду?

Генерал в третий раз побарабанил пальцами по столу:

— Ладно, мистер Зайз, я спрошу иначе. Вы живете так, поскольку что-то знаете, причем знаете довольно давно. Сопоставляя это с тремя подряд вашими догадками по природе Каимитиро и джамблей, я делаю выводы. Быстрые действия Ниллера по заключению контракта с вами показали, что у NASA те же выводы относительно вас. Итак: что вам известно о джамблях, из какого источника, и насколько давно?

— Ух! — искренне удивился Юлиан. — Это что, намек, будто я шпион джамблей?

— А это так? — моментально отреагировал генерал.

— Вы будете смеяться, мистер Тауберг, но нет, к сожалению, я не шпион джамблей.

— Почему «к сожалению»?

— По ряду причин. Во-первых, джамбли — сверх-цивилизация, значит: сверх-зарплата.

Снова побарабанив пальцами по столу, генерал сердито проворчал:

— Все шутите, мистер Зайз.

— Ну, извините, трудно было удержаться.

— Ладно. Но все-таки, остаются вопросы. Почему вы живете, как нелегал? И откуда три догадки… (тут генерал начал загибать пальцы)…

Что форма Каимитиро — ехиднаэдр.

Что его сигналы делятся на пять видов, включая «домашние рапорты».

Что джамбли похожи на стрекоз в смысле зрения.

— Знаете, мистер Тауберг, по первому вопросу: в Европе тысячи фрилансеров живут по аналогичной схеме. В текущую эпоху нет смысла много работать и лезть в кредит ради покупки дома и обзаведения семьей. Это лишнее. По второму вопросу: я рисовал эскиз ехиднаэдрона исходя из опыта дизайна парусных яхт. Видимо, джамбли рассуждали в похожем стиле. Деление сигналов — просто здравый смысл. Идея о стрекозах родилась в мозговом штурме, и не у меня, а у мистера Стефенсона.

— Мистер Зайз, я смотрел видеозапись. Началось с вашего оригами стрекозы.

— Да, но начаться могло с чего угодно. В этом смысл мозгового штурма.

Последовал очередной барабанный бой по столу. Генерал явно нервничал.

— Как-то очень гладко у вас получается, мистер Зайз. Там нет смысла, тут есть такой-то здравый смысл, а где-то этакий смысл чего-то еще. Вы говорите: в текущую эпоху нет смысла работать ради создания семьи. Мол, это лишнее. А почему это вдруг лишнее?

— По ряду причин. Во-первых, досье у вас на столе. Вряд ли моя персона интересовала спецслужбы до того, как мисс Хоген случайно нашла мой блог с галереей эскизов. Это значит: никто не следил за мной специально. Тем не менее, вы нажатием кнопки сразу извлекли из сети мою физическую и финансовую биографию, даже то, с кем еще спит женщина, с которой я эпизодически сплю, и как именно она это делает.

— Это наша работа, — сказал генерал.

— Работа ВВС Германии? — сострил Юлиан.

— Мистер Зайз, вы ведь эрудированный человек, и слышали про инфо-прикрытие. Если спецслужбе целесообразно действовать под эмблемой ВВС, то делается именно так.

Консультант по ЯД согласно покивал головой.

— Конечно! И если спецслужбе целесообразно следить за всеми шагами всех людей, то делается именно так. Если какого-то человека надо подцепить на крючок, то это очень просто, если у него дом, семья, дети и банковские кредиты, взятые на эту канитель. И подцепленный человек побежит делать то, что целесообразно для вас, иначе движение кнопки, и он лишится всего, ради чего трудился, как ломовая лошадь. Сложнее, если у человека ничего подобного нет. Приходится тащить силой, плюнув на habeas corpus и прочие декоративные узоры, в шутку называемые «правами человека».

— Мистер Зайз, вы увлеклись изложением гуманизма, а люди трудились, строили дома, заводили семьи и детей задолго до гуманизма. Жизнь была тяжелая. Если бы те люди рассуждали по-вашему, то вас бы сейчас вообще не было. Как вам такое?

— Лучше всего тому, кого не было, — ответил Юлиан.

— Чушь! — авторитетно заявил генерал.

— Библия, четвертая глава Екклесиаста, — невозмутимо сообщил консультант по ЯД.

Генерал досадливо скривился.

— Примите мои извинения, мистер Зайз, если я оскорбил ваши религиозные чувства.

— Никаких проблем, мистер Тауберг. Но я не понимаю: к чему весь этот разговор?

— Ладно, — произнес генерал, — просто скажите: что джамблям надо от человечества?

— Вообще-то, — сказал Юлиан, — джамбли тут ни при чем. Мы имеем дело с их кибером, отправленным в полет полста тысяч лет назад.

— Что ж, я слышал эту версию от мистера Стефенсона. Ладно, а что их киберу надо?

— Вообще-то, я не знаю.

— Допустим, вы не знаете. Но что вы думаете о целях этого чужого кибера?

— По ряду причин, я думаю, что его цель исследовать нас, примерно как мы исследуем экзотическую фауну. Птички, рыбки, всякое в этом роде. Кибер понаблюдает за нами, построит теорию, что мы такое, и проведет эксперимент. Если получится совпадение с теорией, то кибер полетит дальше. Если нет, то он построит новую теорию.

— И что, опять эксперимент? — спросил генерал.

— Да. По здравому смыслу так.

— Черт бы побрал этих джамблей вместе с их кибером и здравым смыслом!

— Это не ко мне, — заметил консультант по ЯД.

— Разумеется, не к вам… Благодарю, что уделили мне время, мистер Зайз.

— Никаких проблем, мистер Тауберг, — повторил Юлиан, поднялся из-за стола, коротко поклонился в формальной японской манере и покинул курительную комнату

Глава 10. Пальмовые воры и планета невезения

Юлиан думал погулять туда-сюда по открытой части палубы — как он собирался, пока вахтенный старшина не перехватил его для общения с Таубергом. Конечно, катамаран «Гулливер» — не круизный лайнер с большой открытой прогулочной палубой, но поле размером с волейбольную площадку под открытым небом — тоже неплохо. Юлиан без спешки прошелся вдоль внешнего ограждения, глядя, как на волнах играют солнечные зайчики, и собирался развернуться, когда сверху прозвучал вопрос:

— Юлиан, скажи, ты не ханжа?

— Нет, — ответил он, повернув голову на звук (более конкретно: на голос Аслауг Хоген, донесшийся с радио-мачтовой платформы, самой верхней плоскости на корабле).

— Отлично! Иди сюда. У меня есть адский коктейль, может, тебе понравится.

Мотив предварительного вопроса о ханжестве стал ясен, как только консультант по ЯД взобрался по трапу на радио-мачтовую платформу. Голландка из Центра Космических Технологий была одета лишь в трусики, причем леопардовой расцветки. Она сидела на широком толстом листе мягкого пенопласта, где могла поместиться еще одна персона.

— Падай, Юлиан, если я не смущаю.

— Все ОК, тебе идет такой стиль, — сообщил он, усаживаясь на пенопласт, — а что насчет адского коктейля?

— Ананас пополам с перцем халапеньо и со льдом, — она хлопнула ладонью по литровой кастрюле, на крышке которой лежала суповая поварешка, — у тебя нет предубеждений в смысле пить что-либо из общей поварешки с компаньоном?

— В прошлом году, 17 марта на Халкидиках я пил греческую брагу из общего бочонка с полудюжиной ирландцев за святого Патрика, — с этими словами Юлиан черпнул желто-зеленого зелья поварешкой из кастрюли и сделал пробный глоток. Он был готов к тем ощущениям в ротовой полости, которые за этим последовали, так что даже не скорчил гримасу изумленного ужаса.

— И как оно тебе? — с любопытством осведомилась голландка.

— Годное пойло, советую попробовать, только аккуратно.

— О! Как ты догадался, что я еще не пробовала?

— Так, немножко знаний по практической психологии, — небрежно ответил Юлиан.

Аслауг улыбнулась, забрала у него поварешку и осторожно отхлебнула.

— О!.. Черт!.. Резкая штука, но вроде, вкусно.

— Я же говорю: годное пойло.

— Ты прав… Кстати, извини, что я проверила сначала на тебе.

— Все ОК, — ответил он, — это инстинктивная стратегия: в до-палеолитие мужчины были намного менее ценными особями, чем женские, для размножения и сохранения вида.

— Инстинкт играет человеком, а человек играет словами, — откликнулась она, — иногда я думаю, что некоторые слишком увлекаются поисками объяснений в инстинктах.

Юлиан взял поварешку, сделал глоток зелья, и возразил:

— Большинство слишком увлекаются обратным: поисками объяснений без инстинктов. Изобретают какие-то человеческие идеалы, высокие устремления и прочую чепуху.

— Ты, значит, вообще не веришь в идеалы и высокие устремления?

— Я не верю ни в какие вещи, проявления которых отсутствуют на практике.

— Так по-твоему, такие вещи отсутствуют на практике?

— По крайней мере, я не видел таких вещей, — ответил он.

— Возможно, ты не видел потому, что не хотел видеть, — предположила Аслауг, приняла эстафетную поварешку и глотнула немного оттуда.

— Да, возможно, поскольку я субъективен, как и ты.

Голландка сделала еще глоток, передала ему поварешку и констатировала:

— Бесплодная тема… Эх!.. Прилетела бы крылатая корова, которая доится текилой.

— А! Томас уже раззвонил про мою алкогольно-сверхцивилизационную фантазию.

— Конечно! И про корову, и про гугол в десятой степени. У него отличная память. А ты действительно думаешь, что джамбли достигли такого энергетического уровня?

— Вообще-то нет. От этого предостерегал еще Станислав Лем, говоря, что троглодиты представляли себе богов — троглодитами, зажигающими костры размером как моря.

— Вот и я о том, — сказала Аслауг, — и такая энергетика не влезет в нашу Вселенную.

— Да, — Юлиан кивнул, — и поэтому я думаю, что джамбли освоили энергетически более экономичную работу с материей. Энергозатраты джамблей не так грандиозны, однако практически их возможности превосходят наши на коэфицент гугол в десятой.

— Значит, ты настаиваешь на экспоненциальном прогрессе?

Консультант по ЯД снова кивнул.

— Да. Я думаю, контр-прогрессивные периоды в истории человечества — это дефект, а не общее правило для цивилизаций.

— Значит, по-твоему, люди — это порченный вид разумных существ, или вроде того?

— Аслауг, ну откуда мне знать это?

— Знать тебе неоткуда, — согласилась она, — но если ты строишь гипотезу, то там должно присутствовать какое-то объяснение-классификатор полноценности и дефектности.

— Во-первых, — сказал он, — возможно, человечество еще выкрутится. Нынешний период стагнации по ряду признаков последний.

— Гм… Интересно, по какому ряду признаков?

— Это идея Жози Байо, она расскажет лучше, чем я.

Голландка энергично тряхнула головой.

— ОК, я спрошу у нее. А что во-вторых?

— Во-вторых, люди эволюционно появились как-то криво. Социальные насекомые тоже появились криво. Такая у нас планета невезения.

— Ладно, Юлиан, а что было бы не криво?

— Например, те же социальные насекомые, только размером хотя бы с кошку, как краб — пальмовый вор. Очень продвинутое членистоногое, кстати.

— Продвинутое? — переспросила Аслауг. — Вроде, просто большой сухопутный краб.

— Пальмовый вор не так прост, — возразил консультант по ЯД, — это существо, имеющее фасеточное зрение, превосходную моторику и способное благоустраивать себе норы в скалах. Их мозг похож на мозг у насекомых, но намного крупнее. Эти крабы одинаково приспособлены к жизни на берегу и на мелководье и довольно сообразительны.

— Тогда, — заметила она, — вроде, ничто им не мешало стать цивилизацией. Или как?

— Я не знаю. Я ведь яхтенный дизайнер, а не ученый-биолог.

— Юлиан! Не надо прибедняться и сползать. Просто, скажи: что ты думаешь?

— Я правда не знаю. Предки пальмовых воров произошли 540 миллионов лет назад при Кембрийском биогенетическом взрыве. Хороший старт, но что-то остановило их.

— Девонская катастрофа? — предположила голландка. — Нечто непонятной природы 370 миллионов лет назад. То ли падение астероида, то ли извержение супервулкана.

Юлиан выразительно развел руками.

— Я слабо представляю, что тогда могло быть. Может, у нас просто планета невезения. Представь: эволюционировавшие потомки пальмовых воров — крабы сапиенс могли бы создать космическую цивилизацию треть миллиарда лет назад. И если родная планета джамблей — везучая, то там жизнь на треть миллиарда лет моложе, чем земная жизнь.

— Даже как-то обидно… — пробормотала она. — У нас такая красивая планета, но если исторически приглядеться, то задница. Черт! Мы сползли на рабочие темы, а я даже не спросила: с чем генерал Тауберг прицепился к тебе?

— Аслауг, ты не поверишь: он заподозрил, что я джамблийский шпион.

— Джамблийский кто!!??

— Шпион, — повторил Юлиан, — так что, генерал хотел расколоть и перевербовать меня.

— У-у… У него что, последние мозги провалились в задницу?

— Я думаю, нет. Ведь его действия бюрократически логичны.

Аслауг Хоген изумленно выпучила глаза.

— Это как?

— Это вот как: Тауберг ведь не из ВВС, а из какой-то евро-контрразведки. Там имеется регламент раскрытия преступлений в сфере военного и промышленного шпионажа. По регламенту полагается выявить тайных агентов противника, расколоть их, провести их перевербовку, получить от них ценную информацию, и разработать план мероприятий. Никаких иных вариантов. Нарушение регламента — это бюрократическое святотатство.

— Так, значит, Тауберг думает, будто джамбли — вроде китайских коммунистов, которые собрались напасть на евро-банкиров, чтобы завоевать рынок финансовых пузырей?

— Пойми, Аслауг: по регламенту, генерал не имеет права думать иначе.

— Я поняла… И что он спрашивал у тебя?

— Всякое о планах джамблей. Что им надо от людей, и как они намерены достичь этого.

— Так, а ты что ответил?

— Я ответил, они понаблюдают, построят модель человечества, затем будут ставить над людьми всякие научные эксперименты, пока не приведут модель к адекватности.

— Wow! А генерал что сказал?

— Генерал грубо выругался, и мы расстались, довольные общением. Генерал выполнил параграф регламента, а я помечтал о сверх-зарплате шпиона сверхцивилизации.

— Позитивный пример мультикультурализма, — резюмировала голландка, — а я вот о чем подумала. Что, если вечером в кафетерии я раскручу Жози на лекцию.

— На лекцию о чем?

— О том, что ты говорил. Что, возможно, человечество еще выкрутится, что нынешний период стагнации — последний, и что из этого следует. Как-то так.

— А ты думаешь, что Жози согласится? — с сомнением в голосе, произнес Юлиан.

— Когда это Жози отказывалась от удачного повода эпатировать коллег? — задала Аслауг риторический вопрос.

Глава 11. Лекция эксперта ESA о кризисах адекватности

У Платона в знаменитом диалоге «Тимей» приводится фраза, произнесенная жрецами древнеегипетского храма в Саисе: «вы храните память об одном потопе, а ведь их было много до того». Мы знаем, что в 5-м веке Новой эры рухнула античная цивилизация, и наступили Темные века. И мы знаем, что примерно в 13-м веке до Новой эры рухнули древние цивилизации Средиземноморья. Есть данные о двух древнейших катастрофах. Климатические скачки 8-го — 5-го тысячелетий до Новой эры разрушили первые аграрные цивилизации, что отразилось в мифах о Всемирном потопе. Наиболее ранняя историческая катастрофа это резкое кометное оледенение 11-го тысячелетия до Новой эры, в котором исчезла часть кроманьонской цивилизации. Рисунки падения кометы сохранились в некоторых наскальных пещерных росписях.

Важно, что и после двух древнейших природных катастроф, и после разрушения древних цивилизаций Средиземноморья ренессанс начался, как только обстановка более-менее стабилизировалась. Но после античности было более тысячелетия упадка, и лишь затем начался ренессанс. В отличие от охотников палеолита или аграриев неолита, античные жители зависели от своей социальной инфраструктуры, и чтобы начать ренессанс, им требовалось заново освоить до-инфраструктурное хозяйство. Это значило откат далеко в прошлое. Лишь откатившись назад, они начали восстанавливать хозяйство, а сделав это, немедленно занялись строительство новой инфраструктуры.

Современное общество во многом напоминает кризисный Римский мир 4-го века. Но у современных людей неизмеримо выше зависимость от инфраструктуры. Причем сама инфраструктура стала:

— монополной во всех аспектах,

— бюрократичной и неспособной к развитию,

— глобальной по разделению труда и потребления.

— избыточно интегрированной, застывшей и хрупкой.

На охрупчивании цивилизации надо остановиться особо.

Развитие технологии требует разделения труда, а значит, согласования и контроля ряда процессов. Но нет прагматического смысла превращать это согласование и контроль во всемирную производственно-экономическую матрицу до уровня каждого предприятия, каждого домохозяйства и каждого индивида. Глобальная стандартизация, глобальные многопараметрические оценки каждого индивида в системе из нескольких миллиардов индивидов, глобальный контроль над индивидуальной жизнью — это очевидная ошибка.

При количестве индивидов порядка десяти тысяч этот контроль не нужен, поскольку действуют естественные механизмы самосогласования. К этому мы еще вернемся.

При количестве индивидов порядка ста тысяч и выше этот контроль невозможен, что доказывается в комбинаторной теории многошаговых игр.

Тем не менее, бюрократия упорно стремится совершить невозможное.

Ресурсы общества перераспределяются из сферы материального производства в сферу иллюзорного контроля. Несмотря на очередное усложнение контроля, он оказывается неэффективным, и бюрократия требует новых ресурсов для усложнения и дополнения. Более того, бюрократия требует ограничить жизнедеятельность индивидов — рамками контрольных форм. Контроль оказывается в приоритете по сравнению с практически важными жизненными процессами, для которых этот контроль предназначен.

Смысл общественных отношений переворачивается.

Все меньше ресурсов вовлекается в жизнь, и все больше тратится на контроль.

Экономическая монополия лишь снижала общественную эффективность.

Бюрократическая монополия сводит общественную эффективность к нулю.

Глобальная бюрократическая монополия убивает всю цивилизацию.

Ничто новое не может родиться, ничто старое не может исчезнуть.

Ведь при глобальной всепроникающей бюрократии любое качественное изменение в практической жизни требует такого же качественного изменения системы контроля, а система контроля слишком сложна, громоздка, переплетена и запутана.

Механизм общества становится всеобъемлющим, жестким и хрупким, как фарфор.

Например, наводнение во Вьетнаме может нарушить производство пуговиц, которые потребляются швейной фабрикой в Турции, использующей текстиль из Бангладеш для выпуска в Бразилии огромных партий штанов для США, Канады, Англии и Франции.

Итого:

— В четырех странах персонал без работы и денег.

— В других четырех странах потребители с деньгами, но без штанов.

Схема универсальна, в нее можно подставить вместо штанов любой товар.

Кризисный Римский мир 4-го века был похож, но там возможности бюрократической монополии ограничивались медленным транспортом, медленной почтовой связью и медленными канцелярскими технологиями. Кроме того, Римский мир был ограничен географически. За римскими границами находились соседние страны сопоставимого экономического уровня. Когда Римская империя стала трескаться от хрупкости, они переключили материальные потоки на себя, а затем заняли по сути бесхозные земли.

Современный глобальный мир экипирован скоростным транспортом и компьютерами высокой канцелярской производительности, связанными по интернету. Современный глобальный мир граничит лишь с мировым океаном, экваториальными джунглями и полярными льдами. Хрупкость глобального миропорядка это хрупкость современной человеческой цивилизации. Хрупкость усугубляется цифровизацией — искусственной бюрократической усложненностью производственных, сбытовых и платежных цепей, искусственно созданной для компьютерного бюрократического контроля. Фактически существует два современных мира:

— Материальный мир из фрагментов, не имеющий адекватной локальной регуляции.

— Неадекватное цифровое отображение мира, откуда исходит глобальная регуляция.

В такой обстановке у людей, охваченных глобальным миром, пропадает элементарное понимание практических вещей. Известен случай, когда некое маленькое тропическое государство на время лишилось канала глобального снабжения товарами. Почти сразу начался голод, хотя в джунглях на расстоянии шаговой доступности от поселков росли бананы и кокосы, а в море обитала рыба и моллюски. Раньше жители этой маленькой тропической страны много веков кормились из джунглей и моря или с огородов около хижин. Благодаря теплому климату и плодородию у них никогда не бывало голода. Но современные жители не понимали, что пищу можно добывать помимо супермаркета.

Такова предельная модель последствий охрупчивания современного глобального мира.

Отсюда следует вывод: если мир пойдет по накатанному пути древних империй, то его кризис с высокой вероятностью станет последним в истории. Человечество не вымрет до последнего homo sapiens, но рухнет так глубоко в до-инфраструктурное прошлое, что превратится в малые разрозненные популяции тропических обезьян-собирателей.

Теперь о том, почему такое случалось с древними империями и может случиться опять.

Напомним тезис: при количестве индивидов порядка десяти тысяч бюрократический контроль не нужен. Теперь дадим приблизительное объяснение, почему это так.

Зоопсихология человека определяет возможные структуры продуктивного коллектива.

Эмпирически известен ряд характеристических чисел биквадратной модели адекватности.

— Число Паркинсона, модельно равное 13, а фактически между 10 и 20. Это предел для количества индивидов в микро-группе с общей кассой. Например, это большая семья.

— Число Данбара, модельно равное квадрату числа Паркинсона, т. е. 169, однако обычно принимаемое за 150. Оно определяет предел эффективного взаимодействия в группе, собранной из микро-групп Паркинсона. В современном обществе число Данбара — это количество людей, с которыми данный человек поддерживает стабильные отношения.

— Число Деметрия, модельно равное квадрату числа Данбара, т. е. 28561, однако обычно принимаемое за 21000. Примерно столько граждан было в античных Афинах согласно переписи 117-й Олимпиады в 4-м веке до Новой эры. Число Деметрия это предельная численность коллектива-сообщества, построенного на самоорганизации с минимумом табличного регулирования. Иначе говоря, для регулирования там достаточно простых записей об экономических связях людей. Профессиональная бюрократия не нужна. В современном мире число Деметрия это примерно население городского микрорайона.

Теперь ключевой пункт. Число Деметрия это предел количества жителей под единым контролем. Можно сказать: это предел населения эффективной автономии. Если будет больше жителей, то единый контроль претерпит бюрократизацию, а эффективность и адекватность резко упадут и продолжат падать при дальнейшем росте населения. Это зоопсихологический факт в отношении homo sapiens.

В древности обстоятельства существования коллективов-сообществ были таковы, что превышение числа Деметрия требовалось, например, для совместной военной защиты. Намного позже, в 18-м веке Новой эры, превышение числа Деметрия требовалось для концентрации рабочей силы вокруг мануфактур. Но вот после Второй Индустриальной революции, тем более после Научно-Технической революции, уже нет экономического смысла так концентрировать людей. Никакое современное предприятие, даже вместе с жилищно-социальным благоустройством, не требует больше, чем 20 тысяч людей. По современной логике, такие автономные коллективы-сообщества могли бы прекрасно развиваться, обмениваясь материальными благами через горизонтальные связи.

Централизованные государства с многомиллионным населением и наднациональные институты глобального мира практически избыточны, вредны, а в перспективе просто убийственны для цивилизации. Тем не менее, эти структуры существуют и углубляют контроль над людьми. Они — порождение социально-параноидной тяги бюрократии к тотально-пирамидальному контролю и тотальной стандартизации ради контроля. Вот современное состояние, в котором уже все глобальные институты контроля сползли в неадекватность и приносят больше явного вреда, чем хотя бы какой-то пользы. Весь глобальный миропорядок поддерживается либо финансовым, либо прямым силовым принуждением. Он контрпродуктивен и убыточен для всех, кто вне бюрократии.

Из сложившейся ситуации существуют лишь два пути: в небо или в землю.

— Или внутри человечества найдутся некие конструктивные силы, которые вытащат из бюрократического штопора сначала какой-то регион, затем соседние регионы, а затем последовательно демонтируют все монструозные структуры бюрократии.

— Или такие конструктивные силы не найдутся. Глобальная бюрократия продолжит, по правилу неадекватного контроля, тащить человечество к пределу охрупчивания, после которого любая встряска разобьет цивилизацию, как старую фарфоровую чашку.

Первый путь: человечество продолжит свою историю, в перспективе — межзвездную.

Второй путь: цивилизация станет черепками для чужой межзвездной археологии.

Глава 12. Проект приобретает черты сумасшедшего дома

Следующий день, казалось, был обречен пройти в нервном ожидании, когда японский эксперт Татаока Окинари сконструирует (если сконструирует) ключ к коду джамблей. Действительность, однако, внесла свои коррективы, и вскоре после завтрака в научную кают-компанию заявился спец-офицер Эрно Родригес.

— Леди и джентльмены, у нас экстренная ситуация: Каимитиро скачивает интернет.

— Что, весь интернет? — скептически полюбопытствовала Аслауг.

— Не весь, но достаточно для «красной тревоги».

— Странно, что только сейчас, а не раньше, — заметил Майкл Стефенсон.

— Вы так думаете? — спросил спец-офицер. — А вот у начальства иное мнение. В штабе стараются разобраться, как межзвездная штука вообще узнала про интернет.

— Это просто, как задница, — сказала Аслауг, — спутниковый интернет замусорил своим сантиметровым радиообменом весь ближний космос. Каимитиро разобрался в формате спутникового TV, и ясно было, что затем он разберется в интернет-протоколе.

Эрно Родригес с сомнением покачал головой.

— Может, это так в отношении открытого интернета. Но кто научил межзвездную штуку приемам хакеров по взлому сайтов под паролем?

— Это тоже просто, как задница. У джамблей, вероятно, нет концепта секретности. Если Каимитиро получает от сайта предложение «введите логин и пароль», то понимает это буквально. Почему бы не ввести логин и пароль, если его просят?

— Но, — возразил спец-офицер, — откуда межзвездная штука берет логин и пароль?

— Тоже мне, квадратура круга! — голландка фыркнула. — Неужели вы думаете, что кибер сверхцивилизации не может того, на что способен даже сопливый школяр, купивший китайский диск с хакерскими утилитами?

— Я, — добавил Юлиан, — вообще не понимаю суеты вокруг этого. Допустим, Каимитиро скачает даром миллион терабайт порно с платных сайтов. И что? Мнение джамблей о землянах не станет хуже, чем уже стало после ознакомления с контентом земного TV.

— Возможно, — добавила Жози, — наш порно-жанр это единственное достижение нашей унылой цивилизации. У нас появился шанс попасть в галактическую энциклопедию.

Спец-офицер вздохнул и опять покачал головой.

— Межзвездная штука скачивает не только порно, но также секретные файлы военных департаментов и иную информацию высшей государственной секретности.

— Тут нет причин беспокоиться, — заметил профессор Линсано, — для Каимитиро это не больше, чем просто одна из граней нашей цивилизации. Джамбли не будут заниматься земной политикой, как вы не будете заниматься грабежом скворечников в парке.

— Может, вы так думаете, проф, — сказал Родригес, — а мое начальство думает иначе.

— Но это абсурд! — Эдуаро Линсано взмахнул руками.

— Действительно, это абсурд, — поддержал Майкл Стефенсон.

— Начальство думает иначе, — повторил Родригес, — поэтому, леди и джентльмены, мне приказано усилить меры контроля безопасности. Для цивильного научного персонала остаются доступными свои каюты, спортзал, а также столовая в часы приема пищи по бортовому распорядку. Прошу не обижаться, это приказ штаба.

— Мы не обижаемся на вас лично, — сказала Жози, — однако, передайте штабу, что…

После такой преамбулы француженка из ESA выдала двухминутный текст, который можно было бы считать белым стихом с нецензурной лексикой в каждой строке. Спец-офицер внимательно выслушал ее и ответил:

— Простите, мэм, но офицерский этикет запрещает ругательства. Если вы не против, то я передам штабу, что вы назвали их приказ неадекватным и вредным для проекта.

— Я не против, — сказала она.

— А что, научная кают-компания теперь закрыта для нас? — спросила Аслауг.

— К сожалению, да, мэм. Поэтому я прошу всех перейти в свои каюты или в спортзал. Мистер Линсано, мистер Стефенсон, у меня приказ проводить вас в штаб.

— На этом корабле не спортзал, а дырка от задницы! — заявила она.

— Да, спортзал маленький, зато будет в вашем исключительном пользовании на время контроля безопасности, — сообщил спец-офицер, — там хорошие тренажеры, мини-бар с фитнес-напитками, и душевые колонки с контрастным и игольчатым режимом.

— Как в сумасшедшем доме, — прокомментировала голландка.

— Почему «как»? — сказал Майкл. — «Гулливер» уже превратился в сумасшедший дом.

— Мистер Стефенсон, мистер Линсано, вас и меня ждут в штабе, — напомнил Родригес.

Такой сюрприз принесло утро. В итоге три персоны: Жози Байо, Юлиан Зайз, и Аслауг Хоген угнездились в маленьком спортзале, где не было ничего интересного для людей научно-скептического круга. Жози окинула взглядом ряд тренажеров и объявила:

— Одни орудия превратили макаку в человека, а другие превратили человека в быка.

— Хотя бы мячики есть, — заметила Аслауг и с изящно-небрежной точностью забросила баскетбольный мяч в кольцо на единственном щите, торчавшем из стены.

— Красиво! — оценил Юлиан.

— Я играла в университетской команде, — пояснила голландка. Между тем, француженка открыла в углу мини-бар с фитнес-напитками, оглядела содержимое, и выругалась.

Аслауг повернула голову и спросила:

— Что, все НАСТОЛЬКО плохо.

— Нет, все НАМНОГО хуже. Поздравляю, коллеги! Мы перешили на новый уровень, и теперь вместо пива без алкоголя и кофе без кофеина у нас кока-кола без сахара.

— Э-э… И что, ничего больше?

— Еще изотоническая минеральная вода и морковный сок, тоже без сахара.

— Понятно… Кажется, я хочу убить кого-нибудь, — с этими словами, голландка еще раз забросила мяч в кольцо.

— Юлиан, — окликнула Жози, — как ты думаешь, за каким дьяволом штаб объявил такое усиление безопасности?

Консультант по ЯД пожал плечами.

— Они не могут иначе. Это бюрократический инстинкт спецслужб: если дела идут хуже некуда, то надо объявить меры усиления безопасности и рассадить всех цивильных по камерам. Это только ухудшит дела, зато позволит отчитаться перед начальством.

— Логично, — согласилась она, — а где ты учился психоанализу бюрократии?

— Где попало, на жизненных ситуациях.

— Каких, например?

— Например, — ответил он, — однажды меня пригласили независимым экспертом, чтобы разобрать обстоятельства въезда патрульного корвета в борт туристического лайнера.

— А-а! — сказала Жози. — Это когда утонуло двадцать человек, а полста тонн дизельного топлива оказалось выброшено на популярный пляж.

— То самое. В общем, я перестал удивляться подобным бюрократическим решениям.

— Что, по-твоему, будет дальше? — полюбопытствовала Аслауг.

— Зависит от Татаоки Окинари, — сказал Юлиан, — если японский корифей расшифрует джамблийский код к вечеру достаточно детально для возможности составить на нем сообщение, то бюрократы на борту радостно выпихнут ситуацию наверх. И старшие бюрократы сделают свою фигню, за которую бюрократы на борту не отвечают.

Голландка снова забросила мяч в кольцо и с сомнением произнесла:

— Допустим, японец расшифровал. Что с этим могут сделать бюрократы?

— Это как раз понятно, — ответила Жози, — бюрократы составят текст, умный с их точки зрения, переведут в джамблийский код, и отправят к Каимитиро.

— Какой текст? — спросила Аслауг.

— Я же говорю: текст, умный с их точки зрения. Это несложно. Образцы разработаны в программе MITI (Messaging to Extra-Terrestrial Intelligence). Самый изумительный был реализован в 1977-м на золотой пластине «Вояджеров». Много чепухи, из которой мне запомнилось: «Это дар из маленького, далекого мира, знак наших звуков, нашей науки, наших образов, нашей музыки, наших мыслей и наших чувств — мы пытаемся выжить в наше время, чтобы мы могли жить в ваше время». Такое придумал президент Картер.

— Гм… Что, просто такой текст на английском?

— Да. Удачу в щупальца инопланетянам разобраться в этом экзистенциальном бреде.

— Гм… Это ты намекаешь, что другие послания не лучше?

— Нет, я намекаю, что другие намного хуже.

Вот за такими позитивными разговорами, перемежаемыми ленивой игрой в баскетбол, нечувствительно прошел день, наступил вечер, пора было разбредаться по каютам. И именно тогда в спортзале возник спец-офицер Родригес.

— Доброй ночи, леди и джентльмены. Я надеюсь, вы не очень скучали.

— Что вы, мы безумно веселились, — съехидничала Жози, — особенно нас развлекло, что напитки в этом сраном мини-баре не содержат сахар. Это даже смешнее, чем послание президента Картера к инопланетянам.

— Почему вы сказали о послании к инопланетянам? — насторожился спец-офицер.

— Потому, что ваше начальство фатально предсказуемые дебилы, — встряла Аслауг.

— Людям свойственно ошибаться, такова жизнь, — загадочно отреагировал он, шагнул к Юлиану, и добавил: — Мистер Зайз, вас хотят видеть в штабе.

— Ладно, идем.

— Это, — заметила Жози, — напоминает песенку «Десять негритят». Сначала Эдуаро и Майкл. А теперь еще Юлиан.

— Не драматизируйте, — строго сказал Родригес.

— Хэй, Юлиан, — окликнула Аслауг, — береги себя, помни про обед в Таранто.

— Конечно, я помню, — ответил он, и двинулся вслед за спец-офицером.

Глава 13. Эталонный топ-бюрократ, влипший в непонятное

В штабной рубке предсказуемо заседали три старших офицера «Гулливера»: Тауберг, Ниллер и Рюэ. Но кроме них там присутствовал новый субъект: цивильный пожилой мужчина среднеевропейского типа, одетый в дорогой деловой костюм. Юлиан сразу отметил, что внешность цивильного знакома. Секундой позже он вспомнил, почему. Между тем, контр-адмирал Ниллер произнес:

— Мистер советник, разрешите представить Юлиана Зайза, того самого консультанта.

— Здравствуйте, Юлиан, — сказал новый субъект, энергичным жестом протянув руку.

— Здравствуйте, мистер Олендорф, — ответил Юлиан, выполняя рукопожатие.

— Юлиан, вы знаете меня в лицо? — немного удивился советник.

— Да, мистер Олендорф, я смотрел по TV ваше выступление на межправительственной конференции «Всемирная информационная безопасность».

— Называйте меня Филипп. Итак, Юлиан, вероятно, вы следите за политикой.

— Вообще-то, Филипп, я слежу за ней несколько меньше, чем она следит за мной.

— Вы остроумны, — заключил Олендорф, — давайте поговорим тет-а-тет. Спец-офицер, проводите нас в кофетерий и отключите там все системы наблюдения.

Эрно Родригес с готовностью встал из-за стола, и тут вмешался Курт Тауберг.

— Простите, мистер Олендорф, но регламент требует наблюдения во всех точках.

— Генерал, — холодно произнес советник, — усвойте раз и навсегда: если я даю некоторое распоряжение, то это значит, что оно согласовано на более чем высоком уровне, и вам следует выполнять это, не отвлекая меня от работы, согласованной также на более чем высоком уровне. Я надеюсь, вам понятно, как вам следует действовать сейчас и далее.

— Да, мистер советник, — ответил генерал Тауберг таким тоном, что Юлиан убедился в правильности своего недавнего прогноза, что бюрократы на борту радостно выпихнут ситуацию наверх, и старшие бюрократы сделают свою фигню, за которую бюрократы на борту не отвечают. Именно такая фигня сейчас уже происходила, судя по всему.

Как затем (на старте разговора в кофетерии) оказалось, советник Олендорф просмотрел запись с точки наблюдения за спортзалом, и сейчас он прокомментировал тот прогноз.

— Похоже, Юлиан, вы и ваши ученые коллеги крайне невысоко оценивают адекватность официальных лиц вообще, высших официальных лиц в частности и всей политической конструкции в целом. Я не ошибся?

— Вы не ошиблись, Филипп, — ответил консультант по ЯД, не видя смысла отрицать.

— Я понимаю вас, — продолжил Олендорф, — ваше мнение вызвано тем, что современный политический мир сверхсложен, значит, идеально-адекватные решения в нем требуют сверхинтеллекта, которым не обладает никто из людей. Возможно, когда-нибудь нам удастся построить суперкомпьютерную систему, способную на это. Но пока решения принимаются коллегией людей, избранных в правительство, и такие решения не могут соответствовать научному идеалу адекватности. Вы следите за моей мыслью?

— В общем, да.

— В таком случае, я продолжу. Появление Каимитиро, или Ехиднаэдрона джамблей, как некоторые ваши коллеги, с вашей подачи, называют этот межзвездный кибер-зонд… Я правильно строю цепь событий, как по-вашему, Юлиан?

— Вероятно, да, Филипп.

— Итак, — произнес советник, — появление Ехиднаэдрона, особенно его информационная активность, еще более усложнили сверхсложные задачи современной политики. Из-за отсутствия исходного взаимопонимания между людьми и джамблями, этот кибер-зонд сформировал превратное мнение о нашей цивилизации. Это наша общая проблема. Вы согласны, Юлиан?

Консультант по ЯД, успевший налить себе кофе, сделал глоток и ответил:

— Извините, Филипп, но научная группа с сегодняшнего утра фактически под арестом, поэтому я не в курсе, у кого и какие проблемы возникли в течение дня.

— Я понимаю вас, Юлиан. Тем не менее, вы владеете некоторой информацией об этом. Недавно вы в разговоре с мисс Хоген отметили, что джамбли могут счесть нас некой местной фауной, обладающей лишь видимостью разума, как муравьи, например. Ваша догадка подтвердилась, когда военные, применив ключ профессора Татаоки Окинари, расшифровали тексты их «домашних» медиа-рапортов Каимитиро. В этих текстах мы, земляне, указаны как промежуточная форма между ранней машинной цивилизацией разумных существ и высокоорганизованной популяцией социальных животных. Эта досадная ошибка распознавания стала проблемой. Кибер-зонд исследует человечество примерно по той схеме, по которой биологи исследуют муравейник: без всякого учета интересов нашей цивилизации. Эта проблема касается всех людей, вы согласны?

Юлиан выразительно пожал плечами.

— Я не знаю, как в смысле политики, но по науке этот кибер-зонд не ошибся. Люди это популяция социальных животных, которая строит кое-какие машины, собирает из них производственные цепочки, но разумность всего этого под большим вопросом.

— Под большим вопросом? — переспросил советник, — Вы, вероятно, намекаете, на такие неразумные и деструктивные действия, как войны и загрязнение окружающей среды?

— Нет, как раз войны и загрязнение среды тут несущественны.

— Как это несущественны? Юлиан, разве вы не понимаете, насколько опасны подобные действия для самого существования человечества?

— Я не знаю, как в смысле политики, — повторил консультант по ЯД, — но по науке такие действия не указывают на неразумность.

— Странное мнение. А какие действия тогда указывают на неразумность?

— Нет, Филипп, не действия, а схема организации действий. Война и загрязнение среды может выглядеть для внешнего наблюдателя, как случайные ошибки разумной расы в процессе накопления опыта. Метод проб и ошибок. Для внешнего наблюдателя может оказаться важным другое. То, что люди организованы не как разумные существа.

Олендорф задумчиво потер лоб ладонью. Мысль собеседника явно казалась ему очень странной, поэтому он задал вопрос:

— Как, по-вашему, должны быть организованы разумные существа?

— Я не знаю, как они должны быть организованы, но они не окажутся организованы по аналогии с муравьями, у которых действия каждой особи диктуются преимущественно простым инстинктом подчинения центру муравейника. Причем центр муравейника не обладает каким-то интеллектом. Это матка, которая откладывает яйца и инстинктивно сигналит рабочим муравьям, подчиняя их задаче обслуживания кладки яиц. Эта схема воспроизводится из поколения в поколение. Сигналы матки меняются лишь при таких переменах в окружающей среде, которые учтены инстинктом. Новые виды перемен не анализируются, а просто игнорируются. Любой отдельный муравей имеет достаточно развитый мозг, чтобы обнаружить неадекватность сигналов, но инстинкт подчинения заставляет его выполнять сигналы-приказы несмотря на замеченную неадекватность. Биолог объяснит это более точно и доходчиво, но я могу изложить только вот так.

Юлиан Зайз замолчал и занялся своим уже слегка остывшим кофе. Советник еще раз задумчиво потер лоб. Монолог собеседника задел его, и последовало возражение.

— Вы утрируете. Наше общество… Я имею в виду, развитую часть мира… Все-таки не муравейник, где индивиды беспрекословно выполняют приказы, отдаваемые каким-то субъектом, на которого не могут повлиять. У нас есть демократические процедуры.

— Это вы так шутите? — спросил консультант по ЯД.

— Юлиан, вы слишком протестно настроены, — заявил советник, — конечно, демократия неидеальна, но вы ведь не станете отрицать, что уровень жизни людей при демократии впечатляюще возрос, и что демократическое управление достаточно успешно решило наиболее острые проблемы, такие как предотвращение ядерной войны. Нами созданы достаточные предпосылки, чтобы к началу нового века стабилизировать численность населения Земли, снизить промышленные загрязнения, устранить потребительское и региональное неравенство и гарантировать каждому человеку достойное социальное обеспечение. Эти задачи уже почти решены в Европе, и теперь можно действовать по успешному образцу. Что вы можете возразить?

— Филипп, при чем тут я? Ведь ваша цель — убедить не меня, а джамблей.

— Да, но чтобы убедить джамблей, мне надо проверить силу аргументов на человеке, у которого стиль мышления близок к джамблийскому. Судя по ряду ваших догадок, вы именно такой человек. Поэтому я снова спрашиваю: что вы можете возразить?

— Так это что, деловая игра такая?

— Да, — подтвердил Олендорф, — считайте это деловой игрой.

— Ладно. Возражение такое. Централизованное стабилизирующее, ограничивающее и распределяющее управление, которое глобальные политики, по вашим словам, сейчас реализовали в Европе и в текущем веке намерены распространить на всю планету, — это экологический процесс, который есть даже в школьном учебнике. Любой вид фауны в первой фазе после эволюционного появления быстро размножается. Затем, когда его экологическая ниша близка к насыщению, включаются механизмы регуляции. Так вид приходит в равновесие с биосферой, а при изменении условий среды вид вымирает.

Советник посмотрел на собеседника с явным непониманием.

— Но человечество — не фауна. Человечество достигает этого равновесия сознательно.

— Филипп, вы смотрите изнутри. Джамбли смотрят снаружи, и видят у человечества ту фазовую диаграмму, которая свойственна любому виду фауны.

— Что они видят? Их кибер-зонд прибыл в Солнечную систему несколько лет назад!

— Да, но он уже выпотрошил интернет, где есть базовые данные о человечестве.

— Но, Юлиан, в таком случае само существование нашего интернета доказывает: мы не просто фауна, а разумные существа.

— Не доказывает, — ответил Юлиан, — у муравьев есть интернет: пунктиры феромонов.

— Задача, — произнес Олдендорф, — сложнее, чем я предполагал. Юлиан, а вы бы как доказывали джамблям, что люди это не фауна, а разумные существа?

— Это вопрос умозрительный или практический? — спросил консультант по ЯД.

— Это вопрос практический.

Такой поворот разговора стал для Юлиана неожиданным. Он покрутил в руке пустой бумажный стакан от кофе, и пробурчал:

— Вот так дела… Если это вопрос практический, то надо знать: что уже предпринято в общении с Каимитиро при использовании ключа Татаоки?

— С Земли было отправлено всего одно сообщение, — ответил Олендорф.

— Так, а что содержало это сообщение?

— По существу, лишь приветствие. Мы сообщили: земляне видят кибер-зонд, знают о происхождении кибер-зонда из иной звездной системы, надеются на сотрудничество, взаимно-полезное землянам и разумным существам из этой иной звездной системы.

— Тут более чем приветствие, тут предложение сделки, — заметил консультант по ЯД.

— Но так всегда делается в дипломатии.

— Делается у людей, а не у джамблей. Кстати, как они отреагировали? Или это тайна?

— Это тайна, но вам, Юлиан, следует знать. Они спросили о себе в земных топ-СМИ.

Консультант по ЯД налил себе еще кофе, успев заодно подумать, и сказал:

— Со стороны кибер-зонда весьма резонный вопрос. Если люди видят его, знают о его происхождении и надеются на сотрудничество, то почему на ведущих каналах СМИ настолько мало места отведено этому кибер-зонду? По TV почти ничего. В интернете предельно урезанная информация на научных сайтах и хаос на любительских сайтах. Картина в СМИ абсолютно не соответствует сообщению о надежде на сотрудничество.

— Юлиан, вы ведь понимаете: информирование публики о кибер-зонде джамблей могло вызвать социальную дезорганизацию или даже панику.

— Филипп, дело не в том, что понимаю я, а в том, что понимает кибер-зонд.

— Да. Но следует двигаться шаг за шагом. Вам сначала надо понять необходимость мер ограничения информации, а затем объяснить это чужому кибер-зонду.

Юлиан сделал жест, будто поднес к глазам воображаемый бинокль.

— Что объяснить, если кибер-зонд видит противоречие вашего сообщения и фактов?

— И, по-вашему, как нам устранить это противоречие? — спросил советник.

— По-моему, снять тормоза с информации. Сюжеты о Каимитиро сразу появятся на TV. Таким образом, ваше сообщение станет соответствовать фактам.

— Я уже говорил: это неприемлемый риск социальной дезорганизации. Должен найтись другой метод, как устранить противоречие.

— Другой метод, — ответил Юлиан, — передать кибер-зонду корректирующее сообщение: читать первое сообщение с отрицательной частицей «НЕ» перед каждым глаголом.

Олендорф сделал недовольное лицо.

— Ситуация слишком серьезна, чтобы шутить насчет нее.

— Филипп, если серьезно, то я не вижу другого метода устранить противоречие.

— Понятно, а если мы просто игнорируем вопрос, как отреагирует кибер-зонд?

— Вероятно, он повторит вопрос. Возможно, он уточнит формулировку. Возможно, он поменяет канал передачи. В общем, я не знаю.

— Юлиан, а возможно ли, что он предпримет агрессивные или враждебные действия?

Юлиан Зайз равнодушно пожал плечами.

— Наверняка он не расстреляет Землю лучом Звезды Смерти, но может передать какие-нибудь технологии вашему вероятному противнику. Не знаю, кто у вас в этой роли.

— Вероятный противник исключается, — сказал Олендорф, — ни одна мировая держава не станет связываться с этим фактором нестабильности. Об этом достигнуто всестороннее соглашение, предоставлены гарантии, выполняется взаимный контроль. Беспокойство вызывает лишь вероятность самостоятельных атакующих действий Каимитиро.

— Я могу лишь повторить: наверняка он не расстреляет Землю лучом Звезды Смерти.

— Это главное! — объявил советник. — Благодарю вас за познавательный разговор.

— Взаимно, — ответил Юлиан вполне искренне, ведь это был для него первый контакт с представителем глобальной политической элиты. В общем, Юлиан подозревал, что эти субъекты неадекватны, теперь же узнал, насколько и как именно они неадекватны.

Глава 14. Первый контакт успешно слит, все свободны

Следующие два дня прошли в неопределенности и безделье. Научная группа осталась разделенной по тому же принципу. В одном секторе «Гулливера» — профессор Эдуаро Линсано и SETI-эксперт Майкл Стефенсон. В другом секторе — эксперт французского департамента ESA Жози Байо, инженер Норвикского Техноцентра Аслауг Хоген и независимый консультант Юлиан Зайз. Виделись две подгруппы за завтраком, обедом и ужином, причем даже в столовой их рассаживали за столы в противоположных углах.

А утром третьего дня «Гулливер» вошел в порт южно-итальянского города Таранто. Там старшие штабные офицеры поблагодарили четверых цивильных специалистов за работу, вернули им смартфоны (хранившиеся в сейфе) и проводили на берег. Так из ученых на борту «Гулливера» остался только Стефенсон, зачем-то необходимый контр-адмиралу Ниллеру. Кстати, американский контр-адмирал очень тепло попрощался с Юлианом и напомнил, что контракт с NASA продолжает действовать. Прозвучал даже намек, что в ближайшее время кто-то из главного офиса NASA или британского филиала (вероятно, майор Корнс) свяжется с Юлианом по теме космических парусников. Итогом изучения технологии маневров Ехиднаэдрона Каимитиро кто-то всерьез заинтересовался. И это, похоже, осталось единственным прикладным результатом работы группы «Гулливер».

На берегу четверка распалась пополам после завтрака в ближайшей пиццерии и очень осторожного обсуждения произошедших событий — ведь все были связаны условиями конфиденциальности. Эдуаро Линсано и Жози Байо отбыли на север, в Падую. Что же касается Юлиана и Аслауг, то они оказались предоставлены сами себе. У них не было ничего: ни дел на ближайшее время, ни даже багажа, который своим весом настойчиво требует размещения. У Аслауг личные вещи помещались в вело-рюкзачке. У Юлиана вообще не было личных вещей (из-за специфики его попадания на борт «Гулливера»). Примерно такое состояние называется «быть свободным, как ветер»…

И настало время подвести итог межзвездного перво-контактного пари.

— С меня обед, — признала голландка, — я не представляла, насколько ты будешь прав.

— Вообще-то, — ответил консультант по ЯД, — вопрос спорный. Каимитиро в некотором смысле вступил в диалог.

— Получился не диалог, а дырка от задницы! — припечатала она. — Ты выиграл.

— ОК, — сказал он, — но, поскольку, все-таки был одиночный акт обмена сообщениями, я считаю, что с меня выпивка. Всяко сейчас рано для основательно питания. К тому же, завтрак пока не переварен.

— Принимается! — Аслауг тряхнула головой. — Тогда ищем самый прикольный бар в этом средневековом городе!

— В античном, — поправил Юлиан, — ведь Таранто основан колонистами из Спарты.

— Не вижу ничего античного. Если было, то не осталось. Архитектура — средневековье с примесью безвкусного провинциального ультра-модерена.

— Античное осталось, — возразил он.

— Гм… Что именно?

— Огромный похрен на все! — объявил консультант по ЯД. — Этот город родился в ходе Спартанско-Менссенских войн. Он рос в ходе Греко-Персидских, Римско-Эпирских и Римско-Карфагенских войн. Его история создала особый локальный характер людей.

— А-а, — сказала Аслауг, — если ты знаешь кроме здешней истории еще здешние бары…

Юлиан знал здешние бары. Выбор маленькой остерии «Таласса-Инферно» напротив рыбацкого порта позволил оценить «безакцизную граппу» (короче: самогон) и кофе по архаичному рецепту (сваренный в медной джезве). То и другое способствовало легкости восприятия действительности. Очень кстати с учетом гадко слитого Первого Контакта.

Позже, когда они гуляли по набережной Старого канала, соединяющего внутреннюю и внешнюю бухту Таранто, любуясь пальмами и корабликами, Аслауг вдруг произнесла:

— Сейчас с трудом верится, что это случилось с нами.

— Однако, это факт, — ответил Юлиан, — у тебя зарегистрированная командировка, у меня контракт с NASA, и я могу по памяти нарисовать схему маневрирования Каимитиро.

— Каимитиро… — эхом отозвалась Аслауг, — …Самое значимое событие в нашей жизни. Единственное по-настоящему значимое. Как ты думаешь, что он будет делать дальше?

— Как я думаю? Наверное, он покрутится еще немного в троянской точке, окончательно убедится в бесперспективности голых обезьян, населяющих планету, и поднимет свои звездные паруса. Он будет удаляться от нас в сторону Юпитера и где-то через полгода совершит гравитационный маневр. Через следующие полгода он будет между орбитами Сатурна и Урана. И земные обсерватории потеряют его, как было с Оумуамуа в конце прошлого десятилетия. Финал пьесы о том, как человечество само на себя забило …

Консультант по ЯД не стал договаривать, что именно оно забило. Аслауг помолчала немного, затем спросила:

— Оумуамуа, по-твоему, тоже был чьим-то межзвездным зондом?

— По-моему, да. Мне кажется, что он был чудовищно старым. Не десятки тысяч, как Каимитиро, а многие миллионы лет.

— Значит, — сказала она, — если принять гипотезу Майкла, то Оумуамуа был отправлен не джамблями, а кем-то другим, ведь джамбли еще не были космической цивилизацией.

— Значит, да, — согласился Юлиан.

— Мне трудно представить машину, работающую миллионы лет без сбоев, — призналась голландка, — хотя, так же трудно представить машину, работающую 50 тысяч лет.

— По-моему, — сказал он, — никакая машина не может работать так долго. Видимо, кибер-зонды таких развитых цивилизаций в человеческом понимании ближе к примитивным живым существам. Например, как медуза или губка.

— Губка? — удивилась Аслауг.

— Да. Полярные губки вообще не умирают, если их не убить. Однажды у Лофотенских островов заказчики убедили меня на дайвинг, хотя я не фанат этого дела.

Голландка, еще больше удивившись, даже выпучила глаза.

— У Лофотенских островов? Это ведь норвежское заполярье.

— Да. Я не стал бы нырять там, но эти два заказчика дизайна яхты — чудесные дедушка и бабушка, состоятельная парочка из Копенгагена, сначала убедили меня пойти с ними в двухнедельный тест-драйв, а в ходе тест-драйва убедили нырнуть с аквалангом. Если честно, то мне было стыдно отказываться. Им обоим по 70 с плюсом лет.

— Бывают же такие люди! — восхищенно прокомментировала голландка.

— Да, я и говорю: чудесные дедушка и бабушка. Так вот, на глубине полста футов была колония губок-аноксикаликсов, которые старше всех египетских пирамид.

— Обалдеть можно… А ты что, проектировал яхту этим дедушке и бабушке?

— Да. Любопытный заказ: недорогой 40-футовый мотокруизер для высоких широт. Это, вообще-то, моя фишка: укладывать необычный дизайн в небольшую смету.

— Отличная фишка! — одобрила она. — Слушай, а где тут ближайший пляж? Меня как-то мотивировали твои разговоры про дайвинг. Я бы искупалась.

— Примерно в километре слева от канала, — ответил он, — можно пешком дойти.

Оставшуюся часть дня до захода солнца они валялись на пляже, бултыхались в воде у волнолома, дурачились по-всякому, играли в мяч с какими-то студентами, обсуждали парусные яхты — классические морские и фантастические межзвездные… Хотя, после открытия Каимитиро — ехиднаэдрона уже не фантастические…

Так планируемый обед переместился на время ужина. А после обеда-ужина случилась прогулка по вечернему городу, которая как-то сама собой привела их к старому отелю. Настолько старому, что казалось: сантехника и мебель — ровесники основания Таранто. Принимая душ, Аслауг и Юлиан слушали утробное пение водопроводных труб, затем занимались любовью под скрип деревянной кровати, напоминающий стрекот цикад.

Субтропическая ночь перевалила через середину, когда двое насытились энергичными эротическими играми, и снова послушав под душем жуткие серенады доисторических водопроводных труб, улеглись спать. Это тоже эротическая игра, хотя не энергичная, а очаровательно-ленивая. Китайские сплетенные драконы Chii (часто изображаемые на черепашьих стелах Bixi) символизируют фазу сообразного завершения любого дела. В китайских манускриптах о любви встречается тема сплетенных драконов. Люди менее изящны, чем драконы, но в определенном эмоционально-физическом состоянии люди способны отчасти сплетаться. Учение одной из психоаналитических школ нью-эйдж с тантрическим уклоном утверждает, что мера сплетения женщины и мужчины во сне отражает меру их сексуальной гармонии. С данной точки зрения, у Аслауг и Юлиана сексуальная гармония этой ночью была в полном порядке.

Затем, ночь, согласно законам астрономической неизбежности, сменилась утром, и в определенный момент (на полпути к полудню) лучи субтропического солнца проникли в комнату сквозь щели в старых деревянных шторах-жалюзи. Какой-то лучик пощекотал левую ноздрю Аслауг и вызвал срабатывание фотореспираторного рефлекса.

— Ап-чхи! — первый звук, услышанный Юлианом в это утро.

— Будь здорова, — отреагировал он, — ты не простудилась?

— Нет… — она задумалась, зевнула и прислушалась к себе. — …Определенно, нет.

— Отлично, поскольку есть идея позавтракать в траттории «Пескарелла-Мариус». Там открытое пространство, ландшафтный обзор, но по утрам бывает ветрено.

— Принимается! — Аслауг хлопнула ладошкой по его животу. — Моемся и идем. Кстати, организационный вопрос: какие у тебя планы на ближайшее будущее?

— На ближайшие полмесяца — никаких планов. Перед недобровольным попаданием на «Гулливер» я намеревался бездельничать месяц. Я обычно так делаю после получения презренного металла за очередной материализованный полет дизайнерской фантазии. Впрочем, у меня теперь полгода контракта с NASA, это вносит неопределенность.

— У меня три выходных после служебной командировки, — сообщила голландка, — я бы провела эти выходные в таком же стиле, что вчерашний день и прошлую ночь.

— Я бы тоже, — сказал Юлиан.

Глава 15. Внезапный виртуально-сетевой троянский конь

Траттория «Пескарелла-Мариус» соответствовала исторически-аутентичному смыслу термина траттория, обозначавшему не любую коммерческую точку питания, а простую домашнюю кухню, где подают, что нашлось, плюс грубоватое добродушие в качестве бонуса. Сегодня нашелся мессинский суп из смеси рыбы и моллюсков, и пицца с разной колбасой и сыром. Теоретически у этой траттории отсутствовала лицензия на алкоголь, однако практически, наряду с чисто безалкогольным ассортиментом, тут имелся некий «composta abbandonato» (по лексике: заброшенный компот, по вкусу: предельно легкое фруктовое вино). Все названное вместе отлично подходило для плотного завтрака. Или точнее, исходя из формального времени, для завтрака-обеда.

В субтропических широтах прием пищи перед полуднем вызывает у человека эффект необоримой лени. Потому, собственно, и возник обычай сиесты. Наличие в траттории «Пескарелла-Мариус» плотного солнцезащитного навеса и шезлонгов прямо на песке, недалеко от необорудованного берега моря, делало сиесту особенно привлекательной. Парочка предсказуемо устроилась в шезлонгах и, отвоевав у поглощающей лени узкий плацдарм, синхронно занялась просмотром электронной почты на смартфонах.

Тут-то обоих ждал сюрприз. Аслауг пробежала взглядом письмо, пришедшее, согласно заголовку, в 4:50 утра по рассылке журнала «Новости радиоастрономии».

— Гм… Юлиан, хочешь прикол? Мне по подписке на отраслевой журнал упало научно-прикладное описание холодного термоядерного синтеза, ни больше, ни меньше.

— Как называется? — спросил он.

— Называется: «Инициация твердотельного элепротонного синтеза в туннельном диоде (кристадине) на основе гидрированного кремния». Хочешь посмотреть?

— Я уже смотрю. Мне пришло такое же описание.

— Что? Разве ты тоже подписан на «Новости радиоастрономии»?

— Нет. Мне это пришло по рассылке журнала «Навигатор».

— Гм… Навигатор, это ведь про мореходство.

— В общем, да, хотя там есть колонка естественных наук в популярном изложении.

— Это, блин, не популярное изложение, — хмуро произнесла голландка, — это детальная инженерно-технологическая схема настольной машинки термоядерного синтеза. Если машинка работающая, то это грандиозная задница.

— Почему? — спросил Юлиан.

— Расчет на второй странице, — сказала она, — там порядка 100 гигаджоулей на грамм по водороду при неконтролируемом коротко-импульсном процессе.

Консультант по ЯД задумчиво почесал в затылке.

— Это много. И формула… Напоминает что-то из научно-популярной книжки о космосе.

— Начало протон-протонного цикла в звездном нуклеосинтезе, — подсказала Аслауг, — два протона превращаются в ядро дейтерия и позитрон. Но в этой статье немного иначе: два протона и электрон превращаются в ядро дейтерия.

— Верно. Так и есть.

— Еще, — продолжила она, — это зверски напоминает карманную водородную бомбу. 100 гигаджоулей значит примерно 25 тонн в тротиловом эквиваленте.

— Опасная штука, — констатировал он, — хотя, возможно мирное применение, так?

— Да. Процесс на третьей странице. Генератор тепла из кремния и водорода. Недорогая энергия из песка и воды, или недорогая водородная бомба из тех же материалов.

— А насколько сложно сделать такой туннельный диод?

— Как тебе сказать? Эта штука построена на кристадинном эффекте, открытом Олегом Лосевым. В 1922-м году Лосев собрал радиоприемник, использующий такой эффект.

— Ясно, — сказал Юлиан, — вопрос о сложности снят.

Аслауг Хоген тряхнула головой.

— Да. Остается вопрос: не фейк ли это? Вроде, изложено серьезно, только вот перебор эффективности. Большинство статей, обещающих так много, оказываются фейком.

— Эта — нет, — коротко возразил Юлиан.

— Почему нет?

— Потому что просто глянь имя автора.

— Имя автора? Так… Автор: Пента Интерстеллар Каимитиро.

— Точно, — Юлиан кивнул.

— Вот блин черт! — протянула она. — Не может быть!.. Это глупый розыгрыш… Или?..

— Или!

Сказав это «или», Юлиан повернул к ней экран смартфона с подборкой новостей.

СМИ пестрели заметками о масштабной и необъяснимой хакерской атаке на журналы научного, научно-популярного, инженерно-прикладного и хозяйственного профиля.

Неизвестный шутник вставил в сетевые выпуски журналов странную статью о, якобы, простой доступной технологии холодного термоядерного синтеза за подписью: Пента Интерстеллар Каимитиро.

Подпись, как нетрудно заметить, означает полное название астероида 5I/Kaimitiro…

В ведущих «серьезных» мировых СМИ приводилась краткая история Каимитиро — его прилет из межзвездного пространства, его странная траектория и затем его зависание в «троянской точке» на том же расстоянии от Земли, что Луна.

После краткого изложения истории следовали всяческие «авторитетные заверения»:

— Что Каимитиро выглядит странно, однако это безусловно естественный объект.

— Что статья, подписанная Пента Интерстеллар Каимитиро, выглядит профессионально, однако это безусловно фейк.

— Что некоторые издания, отказавшиеся убирать «заведомо фейковую статью» со своих интернет-сайтов, ведут себя безответственно.

СМИ «желтого сектора» не поддерживали версию о «заведомом фейке», а напротив, с энтузиазмом обсуждали последствий публикации схемы элепротонного синтеза.

Журналисты не брезговали вульгарной игрой слов: троянская точка — троянский конь.

Весьма широко была представлена идея, будто древние существа с планеты Нибиру из шумерских легенд решили все-таки уконтрапупить земное человечество. Дождавшись очередного периода мировой политической нестабильности, злокозненные нибируйцы подсунули людям рецепт карманной термоядерной бомбы, так что теперь все пропало. Апокалипсис, Армагеддон, Рагнарек и Пополь-Вух — неизбежны.

Независимые научные СМИ давали более спокойные взвешенные комментарии:

— Что версия о естественной природе Каимитиро выглядит довольно слабо, поскольку неспособна объяснить некоторые элементы движения этого объекта и странности его геометрической формы. Гипотеза о росте кристаллов-дендритов в вакууме при микро-гравитации, якобы образовавших ехиднаэдрическую форму, очень сомнительна.

— Что параметры элепротонного синтеза соответствуют расчетам одной из туннельных триплетных альтернатив обычной первой фазы протон-протонного цикла звезд.

— Что кристадинный эффект (он же — эффект Лосева, он же — эффект отрицательного электрического сопротивления, он же — диодно-квантовый тоннельный эффект), хотя применяется более 100 лет, еще не объяснен во всех нюансах. Элепротонный синтез — триплетная протон-электрон-протонная реакция, рассмотренная в статье, относится к теоретически возможным феноменам и требует экспериментальной проверки.

— Что хотя гидрированный кремний считается пока экзотикой в полупроводниковой технологии (типичная присадка к кремнию — не водород, а бор или фосфор), многие научные группы уже занимаются исследованием конфигураций кремний-водород. Это значит: проверка процесса из статьи П-И Каимитиро произойдет в ближайшее время.

В статьях политических аналитиков приводились разные аспекты возникшего казуса. Прежде всего, аналитики указывали, что попытка властей стереть всю информацию о элепротонном синтезе выглядит глупо и беспомощно. Статья П-И Каимитиро попала в рассылки десяткам миллионов пользователей и уже рассматривается учеными.

Далее, аналитики излагали прогнозы для случая, если элепротонный синтез — не фейк.

Особое внимание привлекла двойственность этого ядерного процесса.

Во-первых, это ликвидация энергетической олигополии топливных концернов. Любая страна (даже маленькая) сможет построить свою независимую дешевую энергетику.

Во-вторых, это универсальное ядерное сдерживание. Любая страна (даже маленькая) сможет создать свое дешевое оружие огромной разрушительной силы.

В сумме, двойственный эффект этой новой ядерной технологии полностью перестроит политический ландшафт, лишив т. н. «великие державы» возможности доминирования.

«Мы проснемся в совершенно новом мире» — таков был вердикт политологов.

Глава 16. Зачем прогрессорам джамблей чужой новый мир?

Аслауг и Юлиан увлеклись изучением новостей, лента которых росла быстрее, чем они успевали читать со своих смартфонов. Но настал момент, когда колоритный апулиец — хозяин траттории «Пескарелла-Мариус» подошел к ним и тактично спросил: если уж молодые люди устроились тут на весь день, то не желают ли они заказать что-то еще? Вопрос (точнее намек) выглядел резонным: ведь траттория — заведение коммерческое. Клиенту полагается не просто занимать место, а кушать и приносить прибыль.

После короткого совещания, парочка заказала фирменное ассорти из разной рыбы под картофельной корочкой и напиток (также фирменный) из цикория с пряностями. Для форсирования аппетита, пока это блюдо готовилось, они нырнули с пирса и совершили получасовой заплыв. Метод — полезный и безотказный. Причем форсируется не только аппетит, но также интеллект. К моменту, когда парочка вернулась на берег, у хозяина траттории возникла мысль, что вопрос о заказе был, все-таки, не вполне тактичным. В качестве компенсации Аслауг и Юлиан получили бесплатно по рюмке «безакцизной граппы» — дополнительный форсаж аппетита и интеллекта перед обедом-ужином…

Проглотив граппу, голландка поинтересовалась:

— Как, по-твоему, зачем Каимитиро вбросил этот элепротонный синтез в интернет?

— Вообще-то, я не знаю, — честно сказал Юлиан.

— Ты, вроде, всегда не знаешь, но довольно часто угадываешь, — заметила она.

— Ладно, я попробую рассуждать вслух. Ясно, что кибер-зонд реализует какую-то цель джамблей, пославших его на поиски иных цивилизаций. Если бы цель состояла лишь в поиске, то кибер-зонд не вмешивался бы в нашу жизнь. Нашел, исследовал, определил свойства нашей цивилизации, передал «домашний» рапорт и полетел дальше.

— Но он вмешался, — сказала Аслауг.

— Да, — Юлиан кивнул, — кибер-зонд вмешался, причем экономично и эффективно. Один точечный научно-прикладной вброс, и глобальная политическая система, четверть века обеспечивавшая стагнацию, затрещала по швам.

— А ты уверен, что она затрещала по швам?

— Вообще-то я не знаю, но политологи уверены, следовательно, система затрещала.

Аслауг тряхнула головой.

— Что-то я сейчас не поняла твою логику.

— Логика такая, — пояснил он, — современные ведущие политики — это тупая протоплазма, принимающая решения по сумме записок обслуживающих политологов. И если сумма указывает, что система затрещала, то эти политики действуют так, как если бы система затрещала, значит, система затрещала. Треск ведь не физический, а символический.

— А-а… ОК, теперь я сообразила. Треск символический, но результат реальный.

— Вот! — Юлиан щелкнул пальцами, — Я хотел сказать примерно это. Кибер-зонд не стал анализировать земную политическую систему, а выбрал из TV-потока те ситуации, на которые политическая элита реагирует наиболее тревожно.

— …Это, — подхватила Аслаун, — цены на энергию и распространение ядерного оружия.

— Вот! — повторил Юлиан. — Хотя, возможно, кибер-зонд оценил еще фактор глобальной монополии, как источник стагнации. Это тоже отражается в TV-потоке.

— А ты помнишь лекцию Жози Байо? — спросила голландка.

Он задумался, и через полминуты хлопнул в ладоши.

— Точно! Биквадратная модель адекватности коллективов. Число Паркинсона, число Данбара, и число Деметрия. И если кибер-зонд джамблей вычислил предельные числа адекватности коллективов для человеческой расы…

— …То, — продолжила голландка, — воздействие на эту расу путем передачи технологии направлено на снижение экономически-достаточного размера коллектива сообщества примерно до числа Деметрия.

— Возможно, — произнес Юлиан, — у этого зонда отработанный метод прогрессорства.

— Метод чего?

— Прогрессорства, — повторил он, — термин из братьев Стругацких. Это…

— …Советские фантасты эры НТР, — договорила Аслауг. — Я читала. Прогрессоры, это эксперты, подталкивающие застывшие цивилизации. Если кибер-зонд это прогресор, значит, он моделирует причину стагнации, выбирает такую технологию, которая во-первых, будет понята и вероятно реализована существами данной цивилизации и во-вторых, реализация которой вытолкнет этих существ из стагнации в прогресс.

Тем временем, хозяин траттории притащил рыбу под картофельной корочкой и очень внушительный керамический кувшин с горячим напитком из цикория. Все выглядело настолько привлекательно в пищевом отношении (или, может, аппетит был настолько форсирован морским купанием и «безакцизной граппой»), что парочка будто забыла о джамблях, межзвездных кибер-зондах, и (опять-таки межзвездных) прогрессорах.

Лишь когда от рыбы остались лишь косточки, а уровень напиток в кувшине примерно уполовинился, Юлион Зайз задал вопрос, вертевшийся у него в сознании:

— Интересно, зачем им это надо?

— Прогрессорам Стругацких или джамблям с Эпик-Водолея? — спросила Аслауг.

— И тем, и другим, — сказал он.

— Вроде, с прогрессорами просто, — сообщила она. — Там у Стругацких земное общество коммунистов с идеологией, что одни разумные существа должны помогать другим. С джамблями намного сложнее. Почему-то мне кажется, что у них даже слов таких нет: коммунисты, идеология. У них какя-то прагматика, скорее всего.

— Гм… — Юлиан сделал глоток цикория. — Что прагматичного в подталкивании чужой цивилизации, которая уткнулась в глобальный тупик на своей планете?

— Может, джамблям просто одиноко, — предположила Аслауг.

— Это вряд ли, — сказал он, — ведь они не находятся в плену парадокса Ферми, будто во Вселенной нет высокоразвитых цивилизаций, кроме них.

— ОК, — она тряхнула головой, — тогда, может, есть какое-то правило об интерференции цивилизаций. Каждая новая цивилизация, ставшая реально космической, дает импульс прогресса всем другим цивилизациям. Вроде как она подталкивает их снизу на новый галактический уровень.

— Притянуто за уши! — припечатал Юлиан.

— Тогда вся философия притянута за уши! — возразила голландка.

— Нет, не вся, — возразил он, — например три правила диалектики…

— …Писаны по воде трехзубыми вилами, — съязвила она.

— Тогда, Аслауг, как ты объяснишь факт, что эти три правила практически работают?

— Практически, не факт, потому что это как шаманизм… — начала она.

Но в этот момент требовательно запищал смартфон. Она посмотрела на экран, ткнула пальцем кнопку, и произнесла: «Goeden avond… Wat is er gebeurd?».

Дальнейший четвертьчасовой разговор шел также на голландском.

Затем она попрощалась с абонентом, положила смартфон на стол, и сообщила:

— Это звонили с работы, из Ноордвийка.

— Я понял, — ответил Юлиан, — и кажется, я слышал слово «Каимитиро».

— Да, — подтвердила она, — попробуй, угадай: что случилось?

— Каимитиро улетает, — предположил он.

— Каимитиро улетает, — очень спокойно подтвердила она.