Двойной фантом

Глава 32

в которой я нежданно не нахожу понимания

— Как я понимаю, настало время удивительных историй, — проводив задумчивым взглядом Князя, проговорила Милана. — Скажи сразу: Бестужев-Рюмин с Перовской тоже живы? — потребовала она, усаживаясь в кресло у окна и закидывая ногу на ногу.

— Увы, нет, — мотнул головой я. — Они погибли.

— Ты уверен, чухонец? А то ведь про тебя то же самое объявили.

— Уверен. Живым оттуда выбраться было невозможно. Меня спас Фу, Наталье с Евгением помочь было некому. Но это даже не главное. Корнилову с Романовым они нужны были мертвыми, а не живыми: покойники не распускают языки.

— Второй раз уже слышу про Корнилова, — заметила Воронцова. — При чем он тут вообще?

— Так он-то все и подстроил! — с пылом заявил я. — По поручению Романова, надо полагать!

— Что — все?

— Покушение на Цесаревича! И обвинение в оном Бестужевых-Рюминых, Разумовских-Перовских и прочих… Гагариных! — последнюю фамилию я брякнул от балды: Тао-Фан не говорил мне, какие еще знатные семьи притянули к заговору.

— Гагарины как раз чисты, как аура младенца, — хмыкнула молодая графиня. — И они всегда ходили в подпевалах у Романовых… Чего, кстати, никак не скажешь о нас, Воронцовых, — добавила она после короткой паузы.

— Так ты тоже в опале? — только сейчас мне пришло в голову, что репрессии запросто могли коснуться и рода Миланы.

— Типун тебе на язык, чухонец! — нервно передернула плечами молодая графиня. — Была бы в опале, мы бы с тобой сейчас так запросто не разговаривали!

— Но все же, как я понимаю, ты под арестом…

— Под домашним арестом — не путай! Это из-за Школы и патронажа над ней царевича Дмитрия. Временно изолировали всех наших — ну, кроме Златки, она благополучно в свою солнечную Болгарию свалила. Даже Даня Гагарин — и тот, говорят, нынче сиднем в отчем доме сидит. А ребят попроще, без громких титулов, собрали в отеле в Севастополе — и там заперли до поры. У Заикина, правда, ходят слухи, память отшибло…

— Как отшибло память? — опешил я.

— Вроде бы магическая травма — подробностей не знаю.

— Кирилл притворяется! — подала нежданно голос Светка — и тут же испуганно прикрыла рот ладонью: — Ой! Он просил его не выдавать…

— Нам-то рассказать можешь, — с любопытством повернулся я к Каратовой.

— Он заскакивал к нам с Юлей — еще туда, в твой московский дом, — помявшись, сообщила Светка. — Это же Кир меня предупредил, что надо перебраться к Милане, — кивнула она на Воронцову. — Ну и сказал, мол, если что — мы его не видели. Типа, официально у него амнезия. «Заставили нарушить технику безопасности при прыжке, — так он объяснил. — Хорошо, что не убили». При этом улыбался во все тридцать два зуба — я поэтому еще подумала, что он просто шутит…

— Что еще за технику безопасности? — спросила молодая графиня.

— Долго объяснять: связано с его уникальным талантом, — бросил я, торопливо соображая.

Ну да, благодаря Тао-Фану, Кирилл может теперь прыгать, не рискуя утратить память. Но Корнилов-то об этом ни сном ни духом! Зато Юрий Константинович прекрасно понимает, что раз «Заикин» участвовал в нашей первой африканской миссии, то знает, зачем ставилась метка на пушечное ядро — и, при случае, без труда сможет сложить два и два. А значит, Кирилла надо убрать, как убрали Чубарова. Но второй Машки у начальника Школы под рукой нет. Ликвидировать курсанта самому — возникнут ненужные вопросы. Но можно же и не убивать! Пусть «Заикин» потеряет память! Кому положено, в курсе, что с ним такое уже бывало. Не подкопаешься!

— В общем, домашний арест — чепуха, — вернулась между тем к прежней теме Милана. — Как в столице все устаканится — ограничения с нас снимут… Надеюсь. Разве что самурая нашего в Японию теперь вышлют — ведутся, вроде бы, такие разговоры.

— А его-то за что? — удивился я.

— Понятия не имею. Новая восточная политика, наверное… Ладно, — тряхнула Воронцова своей толстой косой, — так мы утонем в мелочах. Давай по сути: как ты спасся, и что это за инсинуации, будто Корнилов причастен к покушению на Цесаревича? — я заметил, что фамилию «Романов» в этом контексте она деликатно опустила.

— Это ни разу не инсинуации, — покачал головой я. — Это факты. Вот, сама посуди…

— …Такой, короче, расклад, — закончил я свой рассказ. — Теперь надо решить, что мы будем делать! — заявил запальчиво.

— Что делать, что делать… Как ты там в Федоровке говорил? Снимать трусы и бегать! — мрачно буркнула Милана.

— Вова так говорил? — не без удивления посмотрела на нее Светка.

— Он у нас вообще… разговорчивый.

— Это было в переносном смысле, — вынужден был пояснить я.

— Ну-ну, — усмехнулась Воронцова.

— Баранки гну! — нетерпеливо бросил я в ответ. — Шутки шутками, а решать что-то нужно!

— Ну и что ты предлагаешь? — прищурилась на меня молодая графиня.

— Разоблачить этих негодяев, что же еще?! Как-нибудь по-умному, конечно. Не просто выйти на площадь и проорать: «Романов убил Цесаревича!», — при этих моих словах Милана недовольно скривилась. — Например, рассказать все Петрову-Боширову… — вспомнил я свою, уже высказанную однажды Тао-Фану, идею.

— И подставить под раздачу еще и ротмистра, — едко прокомментировала молодая графиня.

— Что значит подставить? — ощетинился я. — Это, вообще-то, его работа — предотвращать заговоры!

— С предотвращением он уже малость запоздал, — резонно заметила Милана. — А теперь… Даже если все и впрямь обстоит так, как ты рассказал…

— Ты мне не веришь? — нахмурившись, перебил я ее.

— Верю, — проговорила Воронцова — все же малость помедлив. — Но это мало что меняет. Случившееся — случилось. Слитую ману назад не втянуть. Романов уже у власти — и так просто ее никому не отдаст. И никакой самый честный-пречестный жандармский ротмистр ничего тут не сделает. И генерал не сделает! Даже пытаться не станет — если не дурак. Наоборот, сразу же тебя сдаст Конвою. Или спровадит прямиком в Пустоту — для надежности. Чтобы не отправиться туда с тобой за компанию!

— Хорошо… — пробормотал я, хотя ничего хорошего тут, понятно, не было. — Что тогда посоветуешь ты?

— Сидеть тихо, как мышь под веником — что же еще?! Тао-Фан совершенно прав: тебе сейчас лучше всего скрыться за кордон. Но не хочешь связываться с Князем духов — могу пока спрятать тебя у себя.

— Зашхериться — и не рыпаться?

— Именно так!

Ни духа себе! Я просто не верил своим ушам: и это говорит Милана, которая совсем недавно, ничтоже сумняшеся, пошла против собственного отчима — выручать из беды Златку? Которая затем бросила вызов Ростопчину — и победила всесильного графа Василия? И кто еще из нас двоих тут мимикр!

— Серьезно? — хмыкнул я. — Ладно, духи с ним, с Цесаревичем, и на Младшего Царевича Дмитрия мне, в общем-то, плевать — но погибли наши товарищи — я про Перовскую и Бестужева-Рюмина! Их подло подставили, убили — а после оклеветали! И, по-твоему, мы можем это вот так оставить?

— Наталью и Евгения я Корнилову не прощу, — на миг глаза Воронцовой сверкнули прежним огнем, но тут же снова потухли. — И придет срок — припомню. Но не теперь, когда он в полной силе. Выжду. Спешить мне некуда: как говорят на южном острове Сицилия, а там знают толк в подобных вещах, месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным!

— Ну да, остывшим, заветренным и с душком, — саркастически проговорил я. — Самое то будет! Вот только Корнилов — всего лишь пешка! — воскликнул в голос. — За всем стоит Романов! И, возможно, Огинский: подставы — его конек!

— Ну стоит, и что?! — патетически воздев руки к потолку, возопила в ответ Милана. — Ты хоть понимаешь, насколько несоизмеримы наши ранги — наш с тобой — и Светлейшего князя, Главы Кабинета министров, заведующего Императорской канцелярией?! Да мы против Романова — как чернь против опытного мага!

— Может быть, — кивнул я. — Вот только и чернь, если припечет, способна задать жару чародеям! Взять тех же нигилистов! Да и помнится, супротив графа Анатолия мы тоже сперва смотрелись слабовато! А в твоем поединке с Ростопчиным все зрители ставили на графа Василия! Тогда тебя это как-то не смущало! Что изменилось?!

— Ну, сравнил: какой-то граф Анатолий — и сам Всеволод Романов, — резко сбавив тон, буркнула Воронцова. — А насчет того, что изменилось… Тогда я не несла ответственности за целый род. Славное было время! — вздохнула она.

— Так вот оно что… — пробормотал я.

Ну, конечно же: Милана не за себя боится — такого за ней вовек не водилось. Но понимает, что, бросив вызов Романову, поставит под удар свою древнюю фамилию — родственников, манников, слуг. Что называется, клан. Тут и впрямь трижды подумаешь, прежде чем бросаться на амбразуру. И в итоге, скорее всего, предпочтешь не дергаться.

— Прости, — выговорил я, не зная, что еще сказать.

— Нет, это ты меня прости, — грустно произнесла молодая графиня. — Я, по ходу, и тебя подвела — не только память несчастных Бестужева-Рюмина с Перовской. Но с тех пор, как официально возглавила дом, я себе более не хозяйка. Не сразу это поняла, но постепенно до меня дошло. Прости, чухонец… — повторила она. — Воронцовы этого боя не примут.

— Думаешь, за это Романов оставит тебя в покое? — уже скорее по инерции спросил я.

— А зачем ему поступать иначе? — пожала плечами Милана. — Влияние на расклад сил в Петрополисе у меня, почитай, нулевое, а в Первопрестольной я покамест чего-то значу. Но если не стану никому создавать проблем — а я не стану… Как говорится, не трогай — не пойдет запах.

— Ничего так ты сравнение себе подобрала, — не удержался я.

В ответ молодая графиня лишь молча развела руками.

В этот момент откуда-то из-за моей спины послышался ритмичный перезвон. Я обернулся, ожидая увидеть там отбивающие очередной час ходики, но звук издавал неприметный ящичек на стене — ни стрелок, ни цифр на нем не имелось.

«Сигнальный артефакт», — подсказала мне Оши, пользуясь случаем оказаться полезной.

«Нападение?» — мгновенно подобрался я.

«Вероятно, просто деловой визит», — успокоила меня фамильяр.

Между тем Воронцова уже поднялась из своего кресла.

— Прошу меня извинить, я вас ненадолго оставлю. Нужно кое-кого по-быстрому принять. Как только выпровожу гостя — сразу же вернусь сюда.

— Заботы фамильного клана? — подчеркнуто-понимающе уточнил я.

— Они самые, — непритворно вздохнула Милана и быстрым шагом вышла из комнаты.