Двенадцатые звездные войны

1

Тусклая лампа распространяла по большой приемной запах горелого животного жира. Рааб Джеран стоял у прикрытого сеткой окна и всматривался в ночь. Единственная лампа снаружи (единственная, потому что животный мир, как и многое другое, был теперь в недостаточном количестве) отбрасывала мерцающий призрачный свет на пожухлую, увядающую траву лужайки.

Откуда-то из темноты донесся звук вялых и запинающихся шагов часового, и кулаки Рааба, стиснутые в карманах его белого офицерского мундира, сжались еще сильнее. Он был на грани того, чтобы окликнуть невидимого часового и приказать ему подтянуться и пройти так, как полагается представителю Флота! С тех пор как блимпы вражеской блокады стянулись вокруг в готовности напасть на них, атмосфера поражения распространилась даже здесь, в Штабе Флота.

Из-за закрытой двери офиса адмирала Клайна снова донеслись возбужденные голоса. Рааб подавил искушение подойти ближе к двери и попытаться подслушать, но он и так мог слышать достаточно, чтобы знать, что адмирал Клайн все еще давит на собравшихся, пытаясь пробить предложение Рааба, и встречает горячее сопротивление некоторых из них. Такое сопротивление не явилось неожиданностью. Главная причина была не в том, что Раабу всего двадцать два года и он имел только звание Алтерна — кто-то из Штаба неистово доказывал, что Рааб слишком искренне защищал своего покойного отца от абсурдных обвинений в измене.

Гнев, тлеющий в душе Рааба, вспыхнул с новой силой. Он сильнее сжал кулаки в карманах, повернулся и, не глядя на закрытую дверь, широким шагом пересек приемную. Он остановился перед портретом своего отца, который еще висел на одной стене, так как адмирал Клайн запретил убирать его.

Это был хороший портрет, хотя некоторые детали были преувеличены. Роул Джеран, адмирал Флота Столовой Горы Лоури, на самом деле не был таким высоким — его рост был такой же, как у Рааба, шесть футов и полдюйма — и кроме того, Рааб никогда не видел на его липе такого надменного, подавляющего выражения. Но портрет передавал общий внешний вид худощавого и жилистого Роула Джерана. Коротко подстриженные жесткие прямые волосы черного, но слегка поблекшего цвета; лохматые брови домиком; горящие голубые глаза (поразительные на смуглом от темного загара лице) пылали над длинным узким носом; крепкий выступающий подбородок. «Старое вытянутое лицо с выступающими скулами и резко очерченным носом», говорили о нем за его спиной. Он знал это и, уединившись, частенько посмеивался. Это было единственное, чего Рааб никогда не мог понять в своем отце — как такой сердечный, гуманный и веселый человек, никогда и ничего не делающий из ложного благородства, мог выдержать такую жестокую, безжалостную насмешку. Это волновало Рааба, потому что такое отношение казалось ему почти лицемерным.

Размеры рук бывшего адмирала тоже были преувеличены (на самом деле в таком преувеличении не было никакой нужды). Рааб разжал кулаки и рассеянно, не вынимая рук из карманов, пошевелил пальцами. Его руки были такими же большими, как и у отца, правда, не такие волосатые и искривленные. Он знал, что выглядит очень похожим на отца, и полагал, что с годами, под жестоким солнцем Дюрента, сходство может увеличиться, если ему — думал он, ощущая пустоту в своей диафрагме, — удастся достаточно долго прожить под этим солнцем. Флот Мэдерлинка, захвативший преобладающее большинство свободного жизненного пространства Дюрента, делал будущее офицера Флота Лоури очень сомнительным.

Он услышал скрип стульев в кабинете адмирала Клайна, повернулся и, вытащив руки из карманов, опустил их вдоль туловища, заставляя усилием воли не сжиматься в кулаки. Маленький палец его левой руки (полуперерубленный оснасткой блимпа, когда ему было одиннадцать лет) пульсировал, как это было всегда, когда он волновался. Он знал, что его жесткие черные волосы сейчас сбились набок — он ничего не мог с ними поделать — зато настойчиво пытался убрать со своего лица выражение угрюмости и пренебрежения. Хотя он не во всем соглашался с некоторыми из своих начальников, но не желал выказывать им неуважения.

Они выходили по одному, сначала гражданские (в Штабе находились два члена Совета), затем старшие офицеры, а потом более младшие. Некоторые бросали на него явно враждебные взгляды, некоторые просто холодно смотрели на него, а один или два посмотрели с любопытством и не особенно враждебно.

Но что самое поразительное, человек, дольше всех остальных пристально рассматривавший его, был одним из гражданских. Член Совета Ольвани даже приостановился, вытаращив глаза на Рааба, так что остальным пришлось его обходить. Рааб, старающийся ни на кого не смотреть, все же не сумел избежать встречи с заторможенным взглядом этого человека.

Ольвани был невысокий, плотный, совершенно лысый человек с оливковым цветом кожи, который выглядел моложе своих шестидесяти лет. Его маленькую, лопатообразную седую бороду давно требовалось подровнять. Он был в строгом сером костюме простого покроя, но плохо проглаженном, словно его владельца не волновало общественное мнение. Его рубашка могла бы быть немного свежее, а черные ботинки вычищены получше.

Конечно, Рааб не успел заметить всего этого, бросив на него единственный короткий взгляд — просто Ольвани всегда выглядел одинаково, а Рааб видел его довольно часто. Но в данный момент он заметил только абсолютно ничего не выражающий, напряженный взгляд человека, словно Рааб был каким-то официальным документом, который необходимо прочитать полностью и быстро, чтобы заучить за одно прочтение. Только единственный долгий изучающий взгляд, затем Ольвани повернулся и последовал за остальными к двустворчатым дверям, ведущим из приемной.

Рааб внимательно посмотрел им вслед. Он мог слышать скрежет гравия под их ботинками; мог слышать их затихающие голоса, некоторые из которых были довольно сердитые.

Эмоциональная напряженность, возникшая в результате этой неприятной очной ставки, которая ожесточила его, теперь спала, так и не выплеснувшись наружу. Он повернулся и взглянул на еще открытую дверь кабинета адмирала Клайна.

Внезапно появившийся в дверном проеме адмирал Клайн бросил ничего не выражающий взгляд на Рааба, подошел к двустворчатой двери, которую самый младший из офицеров закрыл за собой, и толкнул ее, чтобы открыть снова.

— Фу! Давайте здесь немного проветрим! — Он постоял некоторое время, всматриваясь в ночь, как совсем недавно Рааб, затем с утомленной улыбкой повернулся к Раабу. — Приступайте, юноша.

Клайн был рослым человеком в возрасте, очень широким, в плечах, но не широким в поясе. Китель его белой формы хрустел так, словно адмирал за весь день не нашел возможности переменить его. Абсолютно седые волосы были еще густы, и он, как большинство офицеров Флота, носил их зачесанными назад, хотя они были несколько длиннее, чем у остальных офицеров. (Как адмирал Флота, кем он стал после смерти Роула Джерана, он, конечно, мог позволить себе такую привилегию.) Его глаза были светлосерыми. Солнце Дюрента оставило на его лице скорее красноватый, чем коричневый загар, но в морщинах, собравшихся в уголках его глаз, можно было различить естественный оттенок кожи. Его зубы были белы и ровны. На широком лице сверкала улыбка, (так, по крайней мере, он улыбался друзьям, и сейчас Рааб мог видеть на его лице такую улыбку), занимающая всю ширину лица.

— Садись, Рааб. Как поживает твоя мать? После похорон твоего отца я собирался съездить в Востокоград, чтобы навестить ее, но все идет так… — конец предложения утонул в утомленном вздохе.

— С ней все нормально, — немного нетерпеливо ответил Рааб. — Вы знаете, она осталась у своей сестры. — Он всматривался в его лицо, которое знал очень хорошо; почти так же хорошо, как лицо своего отца. — Сэр, Штаб решил…

Клайн обошел вокруг стола и с ворчанием опустился на стул так, словно тот был несколько жестче, чем обычно.

— Ты действительно вызываешь у них враждебное отношение, Рааб. По крайней мере, ты не облегчил мою задачу.

Рааб почувствовал, что слегка краснеет.

— Я очень сожалею об этом, но что вы хотите от меня? Эта ложь, которой они, кажется, верят… — его горло сжалось, и он не смог закончить фразу.

Утомленный Клайн откинулся на спинку стула и нахмурил брови.

— Я надеюсь, что в дальнейшем ты будешь более сдержан. Я знал твоего отца немного дольше, чем ты, и, возможно, в некоторых вопросах гораздо лучше, а обвинения, выдвинутые против него, меня тоже раздражают. Но я не бегаю по всей Столовой Горе, неистово ораторствуя и порождая новых врагов, — он сделал паузу и усмехнулся. — Однако я сомневаюсь, что это, в конечном счете, составит большую разницу. Такие вещи забываются, — он вздохнул. — Да, я ухитрился получить их согласие, но не знаю, хочешь ли ты сейчас заниматься этим, или нет. Точнее, я не знаю, должен ли я разрешить тебе это.

Рааб бросил на него быстрый взгляд, чувствуя, что в нем снова зашевелился гнев.

— Почему нет, сэр? Мы… вы же признали, что это должно быть сделано!

Клайн повернулся на шарнирном стуле и уныло посмотрел в затянутое сеткой окно кабинета. Слабый ветерок, проникающий внутрь, едва колыхал натянутую сетку. Этот ветерок, прошедший через всю Столовую Гору, принес с собой запах теплой осенней ночи — запах мяты, пожухлой и высохшей больше от недостатка удобрений, чем из-за позднего времени года; немножко горьковатый — так пахли флейтовые вязы, роща которых находилась в полумиле вверх по реке (Рааб мог даже слышать слабые звуки труб, возникавшие, когда ветер продувался через странно закрученные листья); запах апельсиновых деревьев, земная разновидность которых сумела выжить в долгих скитаниях корабля колонии. Эти деревья, как и большинство растений, растущих на Столовой Горе Лоури — все они не были местными, а попросту хорошо адаптировались к высоте и изначально бедной почве вершины Столовой горы — могли погибнуть, если блокада, введенная Мэдерлинком, исключавшая ввоз гуано, который являлся единственным отвечающим требованиям естественным удобрением, продолжится сколько-нибудь дольше.

Клайн со вздохом снова повернулся к Раабу.

— Да, я согласен с тобой, что некоторые действия необходимы как знак некоего сопротивления и что ни один другой молодой офицер не имеет такого хорошего шанса прорваться через блокаду, кроме тебя, если, конечно, ты помнишь все, чему научил тебя отец касательно блимпов и навигации. Но дело вот в чем: Штаб не хочет рисковать людьми Флота. Если ты всё-таки решишься на это предприятие, можешь набрать экипаж из восемнадцати гражданских, которые подпишутся под этим из-за все более усиливающегося голода или по каким-либо иным причинам, не оставляющим им никакой надежды. Плюс второй офицер и два триммера.

Рааб недоверчиво Посмотрел на него. — Восемнадцать?

Клайн сделал жест, который показал его отношение к Штабу и, возможно, к некоторым другим решениям, которые ему пришлось поддержать.

— Это будет маленький экипаж даже для «Пустельги». Но ее газовый баллон наполнен только наполовину, так что поднять полный экипаж она не в состоянии.

Внезапно Рааб осознал, что вскочил на ноги и дрожит от гнева и досады. Он шагнул к старому, покрытому царапинами столу, напомнив себе на всякий случай, что адмирал Клайн был его другом, а не врагом.

— «Пустельга»? Учебный корабль? Почему… почему… она не способна поднять больше, чем… наперсток груза, даже если мы все-таки прорвемся! Какая чепуха…

Клайн нетерпеливо махнул рукой.

— О, конечно, конечно, но это все, чем они согласились рискнуть. В любом случае, главный вопрос не в размерах груза. Самый большой блимп, который мы могли бы послать, не сможет доставить столько гуано, чтобы изменить ситуацию. Это будет только символом. Во всяком случае, все, на что мы надеемся — символ, — он сделал паузу и мрачно взглянул на Рааба. — Теперь ты понял, почему я колеблюсь, посылать тебя или нет? Для тебя это может равняться самоубийству.

Рааб приложил все усилия, чтобы хотя бы наполовину контролировать себя. В. конце концов, хотя его маленький палец еще пульсировал, он понизил голос и жестко сказал:

— Дайте мне ваше слово, сэр. Клайн усмехнулся без тени юмора.

— Я уже дал слово твоему отцу, когда он лежал на смертном одре, что присмотрю за тобой и твоей матерью. Я думаю о ней так же, как и о тебе. Я не хочу, чтобы она, кроме всего прочего, еще лишилась единственного сына. Но я не знаю, имею ли я право в данной ситуации беспокоиться о таком вопросе, как мое слово, или о тебе и твоей матери как отдельных личностях. Это возвращает нас к нашему первоначальному спору между мной и тобой. Если мы хотим, чтобы Столовая Гора Лоури выдержала — а мы единственные, кто остался стоять между Мэдерлинком и полным господством, которое он хочет получить, — необходимо предоставить что-нибудь в поддержку морального состояния народа. Вот что ты должен сделать, Рааб: провести «Пустельгу» в страну ущельев, собрать гелий, чтобы полностью накачать ее газовый баллон, проскользнуть к морю и, добравшись до одного из островов, загрузить в нее столько гуано, сколько сможешь — возможно, даже тонну, если ты используешь его вместо балласта, — а затем вернуться домой, не давая себя перехватит Если откровенно, то только сумасшедший может думать, что он удачливее других может сделать это, — Клайн еще раз вздохнул. — Хорошо… если этот сумасшедший ты, я не стану останавливать тебя.

Рааб безмолвно поднялся. Гнев медленно покидал его, но вместе с ним его покинули и другие эмоции. Почему он ничего не чувствует сейчас? Он так тревожился и в то же время был так решительно настроен, пока Штаб решал судьбу этого предприятия. Рааб снова сел, безвольно опустив руки.

— Такой окольный путь. Я думаю… надеюсь, это может занять три-четыре дня, чтобы обойти блокаду, самое большее один день на каком-нибудь маленьком острове, чтобы собрать гуано, возможно, пару дней, чтобы дождаться благоприятной погоды, а затем с попутным ветром быстро вернуться назад…

Клайн снова улыбнулся своей безрадостной улыбкой.

— Вероятно, будет более выгодно, я имею в виду с политической точки зрения, если ваше путешествие займет больше времени. До выборов осталось не так долго. Если вы опоздаете или, предположим, будете взяты в плен, оппозиция выставит это как доказательство бесполезности дальнейшего сопротивления, поэтому вам лучше вернуться перед самыми выборами. Если, по мнению народа, у нас остался какой-нибудь шанс, то он в твоих руках: Такая попытка, в конечном счете, не может рассматриваться как обязательство с нашей стороны. На данном этапе положение таково, что Президент Вольфан может удержать минимальное большинство голосов. И я думаю, если ничего не случится, мы сможем обеспечить ему это. — Клайн кисло поморщился и внимательно посмотрел на Рааба своими поблекшими, но ясными серыми глазами. — Ну?

Рааб глубоко вздохнул.

— Я… я хочу попробовать сделать это, сэр.

— Тогда все нормально, — выдохнул Клайн. — Первое, что я сделаю завтра утром, пошлю кого-нибудь собрать ваш экипаж.

Он взглянул на Рааба, размышляя о чем-то, рассеянно отвернулся, затем тяжело поднялся на ноги и, обойдя вокруг стола, облокотился на руку.

— Кстати, Рааб, ты случайно не связывался с членом Совета Ольвани, или, возможно, передавал через своих друзей какие-нибудь просьбы?

Рааб на некоторое время задумался. Вопрос заинтересовал его.

— Нет, сэр. Но когда он уходил, как-то странно посмотрел на меня, хотя я никогда не говорил с ним ни на улице, ни здесь или в Столице. А почему вы спросили об этом?

Клайн подошел к двери, открыл ее и придержал, пропуская Рааба.

— Он поддержал твое предложение, что очень странно. Мы были абсолютно уверены, что он возглавляет движение капитуляции. Он выступал перед народом с речью о «соглашении» с Мэдерлинком. Хотел бы я знать… Ладно, завтра у тебя будет много дел. На тот случай, если я перёд твоим отъездом не смогу поговорить с тобой наедине, хочу пожелать тебе удачи, Рааб. И побереги себя!

2

Адмирал Клайн стоял в дверях приемной и смотрел вслед Раабу, удаляющемуся по гравиевой дорожке. Как Рааб похож на своего отца! Даже его нетерпеливая походка была в точности как у его отца. И, конечно, он унаследовал такой же вспыльчивый характер, который был одним из недостатков Роула Джерана, пока тот не научился контролировать себя.

Клайн закрыл дверь, вернулся в свой кабинет и с ворчанием снова опустился на стул. Уже миновала полночь и ему пора было идти домой отдыхать, но он знал, что не сможет уснуть, во всяком случае, с таким настроением. Он предпочел остаться здесь, в своем кабинете, который знал более, счастливые времена.

Он рассеянно потянулся за трубкой, лежавшей на его столе, но вспомнил, что табака нет уже много дней, и раздраженно отдернул руку назад. Затем он положил руки ладонями вниз на крышку стола и посмотрел на них. Какой сухой и морщинистой стала его кожа! И когда появились на ней эти коричневые пигментные пятна? Или годы его долгой жизни оставили на нем эти отметины?

Куда ушли эти годы?

— Я снова начинаю жалеть себя, — с кривой усмешкой пробормотал он. В последнее время, когда все было так плохо, он часто испытывал такие ощущения, особенно, когда был утомлен, а сейчас, после завершения всех дел, возникших в течение дня, и последующего долгого и неприятного спора со Штабом, он был очень утомлен.

Ладно, он справился со своей задачей и протащил предложение Рааба, хотя это отняло ужасно много сил. Интересно, имеет ли мальчик хоть какое-то представление о. том, чего это ему стоило — ему пришлось просить поддержки у своих друзей в Штабе; требовать возвращения старыхполитических долгов; и даже в одном или двух случаях фактически прибегнуть к шантажу. Да поможет ему бог, если в ближайшем будущем он попытается протащить еще какой-нибудь проект через Штаб!

Но он также не чувствовал и торжества победы; рассматривая мотивы, побудившие его сделать это, он сомневался, что все сделал правильно. Определенно, он не был счастлив от того, что Рааб подвергнет себя такому риску. Сможет ли он найти какие-нибудь оправдания для себя, если Рааб погибнет в молодые годы?

Но, как он уже заметил Раабу, в его положении он не имел права позволить себе, чтобы безопасность и счастье нескольких человек оказывали воздействие на его решения. Нет, даже если бы они были так дороги ему, как сестра, племянник или внук.

Он усмехнулся, вспомнив ту давнюю ночь, когда Роул встретил Лайлу. Он, Клайн, сам привел ее на бал. Его и Роула выпускной бал из Академии Флота. Она была тогда очень красива и привлекала взоры и внимание каждого молодого офицера на балу. Отблески в глазах этих молодых мужчин были не совсем джентльменскими. Возможно, в его глазах отражалось такое же распутство, как и в любых других — он помнил, что в его мозгу рождались дикие идеи, хотя он знал, что она была порядочной девушкой.

Но между ними не было любви, и когда он увидел, какое чувство вспыхнуло между ней и Роулом в то мгновение, как он их познакомил — эта невероятная вспышка заставила обоих безмолвно и неподвижно стоять и неотрывно смотреть друг на друга, словно детей, пораженных каким-то пышным великолепием, — немедленно выбросил все неприличные мысли из головы. И такие отношения сохранялись между ними троими все долгие годы. Он так и не женился, так как считал, что вряд ли был бы счастлив с кем-нибудь, кроме Лайлы. Конечно, у него были женщины и о некоторых из них он иногда вспоминал с грустной ностальгией, но у него не возникало никаких сомнений в том, что, если бы он мог заново прожить свою жизнь, не смог бы жениться и в этом случае.

Сейчас Лайла была вдова. И постаревшая. Страшная магия лет и здесь внесла свои изменения!

Но хотя он отошел в сторону в ту ночь на балу, не все жеребцы сделали так же. Прежде чем ночь подошла к концу, Роул принял участие в двух кулачных боях, и оба выиграл, хотя получил небольшой синяк и несколько царапин. Даже сейчас дыхание Клайна немного участилось, когда он вспомнил пару этих кулаков. Это было чудо! Его вызвал Бен Спрейк, имеющий примерно такое же телосложение, что у Роула, но, в отличие от темноволосого Роула, он был белокурый. Эта пара, сошедшаяся в драке, была незабываемым зрелищем, и Клайн очень ясно помнил ее сейчас. Он почти слышал крики молодых людей, собравшихся в тесном кругу вокруг дерущихся, пронзительный визг девушек, глухой звук ударов; почти ощущал запах от жировых ламп и запах крови! Там было совсем немного крови.

Лайла рассвирепела тогда, но затем слегка остыла и позволила Роулу увидеть ее дом, и потом рассеялись все сомнения. Они поженились, как только Роул (и Клайн, и Бен Спрейк, и многие другие, кого Клайн мог отчетливо вспомнить сейчас) вернулся из своего первого воздушного плавания.

Бен Спрейк извлек довольно хороший урок из своего поражения, правда, впоследствии он и Роул так и не стали близкими друзьями. Бен стал квалифицированным, но немного упрямым офицером. Но сейчас его тоже уже не было: он пропал во время того гибельного сражения, в котором Роул получил свои смертельные раны. С тех пор не было никаких подтверждений того, что он попал в плен к врагу, и вполне вероятно, что он тогда погиб.

К тому же сын Спрейка, Бен Спрейк-младший, покинул Флот, так как из него не получился хороший офицер, да и вряд ли мог получиться.

Роул, разумеется, был настоящим офицером, с самого начала он был одним из лучших и полностью заслужил тот успех, которым пользовался. Во всем, кроме его трагического конца — смертельно раненный, он продолжал командовать в безнадежно проигранном сражении, организовал отступление и этим сохранил несчастные остатки Флота. Он умер через два дня после приземления.

Клайн снова бездумно потянулся за трубкой и на этот раз коснулся ее пальцами прежде, чем вспомнил, что табак, выращенный на Лоури, уже кончился. Он что-то пробормотал себе под нос. Кажется, человек должен отказаться от своих немногих привычек!

Возможно, политическая оппозиция права. Зачем терпеть такие безнадежные лишения? Здесь могут возникнуть только худшие и худшие испытания для каждого, прежде чем окончательно истощенная Столовая Гора в конце концов капитулирует. Он оборвал свои мысли и почувствовал, что его кулаки крепко сжаты. Он никогда не проголосует за капитуляцию! Странный… ироничный человек… каким он был, который всю свою жизнь с отвращением избегал политики, теперь обнаружил себя всунувшим свою старую морщинистую шею в подобную чепуху. Это не заставило его относиться к политике сколько-нибудь лучше, к тому же он знал, что это было необходимо для почти лишившегося физической силы, но еще сплоченного Флота, который собирал вокруг себя отчаявшихся людей. Пока Президент и многие другие общественно-политические фигуры колебались, Флот непоколебимо оставался на посту. Если он, Клайн, отступит или внезапно умрет, вся коалиция может развалиться.

Большинство из гражданских, а в этом он был уверен, намеревались придерживаться выбранного курса, но их мнение могло измениться, если положение еще ухудшится.

Полгода назад…

Он сердито выругался; дав себе душевную встряску. Это было глупо и неубедительно — бормотать и жалеть себя. Сейчас у него было две причины держаться так долго, как он сможет. Первая — приближающиеся выборы, а вторая удостовериться, что Рааб вернется домой на Столовую Гору, если только мальчик сделает это.

Если мальчик сделает это… С чувством какой-то вины, он понимал, что в глубине его памяти, кроме всего прочего, затаилась непростительная тревога за «Пустельгу». Этот жалкий, незначительный по сравнению с образцами современного флота, устаревший корабль мог быть давно списан за ненадобностью. Главным образом это была его заслуга, что «Пустельга» и ее сестра «Сова» остались в строю, хотя во всем этом чувствовались сплошные эмоции. Непростительная, но очень характерная для него вещь. Он, Роул и многие другие выпускники Академии совершали свои первые рейсы именно на этих кораблях. В то время они были гордыми боевыми кораблями приграничья.

Теперь, когда «Сова» исчезла (внесенная в списки как «пропавшая без вести», она, несомненно, была уничтожена), «Пустельга», казалось, была вдвойне дорога ему.

Старик, угрюмо думал он, пытающийся цепляться за несколько трогательных лоскутков своей жизни.

Он застонал и ударил по столу кулаком. Как могла Столовая Гора Лоури, гордая и неприступная прежде, оказаться сейчас в такой ситуации? Ох, он знал как это началось: восемь, десять или двенадцать лет назад. Какой-то чуждый вид циничной пассивности распространился среди населения. Кто может сказать, почему это случилось? Возможно, потому, что здесь на протяжении многих лет не было трудностей и лишений, и каждый человек был свободным, процветавшим и нравственно слабым. В любом случае, люди не хотели замечать дальнего прицела Мэдерлинка на расширение жизненного пространства. Люди выражали недовольство налогами — видит бог; по сравнению с всеобщим изобилием налоги были довольно низкими — и требовали ответить, почему Правительство желает сохранить Флот в полном составе. Некоторые даже говорили, что Столовая Гора Лоури сама виновата в возникновении трений с Мэдерлинком. А пропаганда Мэдерлинка разворачивалась умно и неутомимо. Но как какой-нибудь свободный гражданин, наслаждающийся правом выбора своего правительства, мог примкнуть к чуждой диктатуре, явно склоняющейся к захвату жизненно важных озер с плывунами и гуано островов, принадлежащих другим столовым горам…

В то время как гроза усиливалась, Флот сокращался. Но кто скажет, почему все произошло так ужасно несправедливо, так внезапно? Разве он, Роул и другие офицеры ошибались, когда в полном составе решили вступить в бой с врагом? Хотя блимпы Мэдерлинка, включая и боевые блимпы, все дальше вторгались в жизненно необходимые свободные зоны, еще_: можно было продолжать вид пассивного полусопротивления, время от времени совершая вылазки на конвоируемых грузовых блимпах, которые могли бы доставлять гуано и собирать гелий. По крайней мере, такая политика могла задержать поражение.

Но как показывало нынешнее положение, к поражению мог привести также и голод на Столовой Горе. Нет — сражение было единственной стратегией, оставляющей надежду! И планы были хорошие; они давали прекрасный шанс на победу. Флот Лоури мог извлечь выгоду из внезапного нападения и, создав временный перевес силы в определенном месте, мог ударить по главному корпусу вражеского Флота; атака сконцентрированных сил должна была разметать вражеские блимпы и уничтожить их поодиночке.

Но в чем была ошибка? Уже не в первый раз Клайн мучился, пытаясь ответить на этот вопрос. Курицы Лоури (большие раздутые блимпы, которые поднимали на высоту и запускали планеры) не смогли соединиться наверху. Почему? Что с ними произошло? С тех пор это оставалось тайной, но все-таки все обстоятельства указывали на предательство. Когда Роул повел блимпы в атаку, он обнаружил, что его ожидают силы вдвое превосходящие те, что должны были находиться там. И там были курицы, вражеские курицы, с планерами, налетевшими на них и опустошающими все вокруг, так что Роул смог спасти только жалкие остатки. Флота. Как бы я хотел быть там, устало подумал Клайн. Я скорее умру, чем разберусь во всем этом. Он сердито отогнал от себя, эти мысли.

— Что есть, то есть, — пробормотал он, поднимаясь со стула.

Постояв некоторое время на онемевших ногах, он начал тушить лампы. Единственная вещь, которую он отметал прочь безо всяких оговорок, было обвинение в измене, воздвигнутое против мертвого Роула. Он допускал, что кто-нибудь, кто не знал хорошо Роула, мог найти значительные основания для этого. Кто-то ложно рапортовал, подтверждая прием их приказов курицами, и этот кто-то занимал довольно высокий пост в командовании Флота. И еще были показания уцелевших, которые утверждали, что гарпуны врага, казалось, сторонились флагманского корабля Роула и только рассеянная атака планеров нанесла ему ранение. И вполне естественно, после такого поражения должен был найтись козел отпущения.

Клайн сердито нахмурил брови. Этому должно было быть какое-то объяснение, и, если проживет достаточно долго, он найдет его. Кто-то другой, но только не Роул, был предателем…

Он потушил последнюю лампу в своем кабинете, прошел в приемную и погасил лампу там, затем закрыл и запер двустворчатую дверь, и только после этого медленно, с трудом передвигая ноги, пошел по дорожке. Гравий скрипел под его ботинками. Он надеялся, что в конце концов получит пару часов крепкого сна. Завтра надо будет многое сделать и встретить множество политических препон; много льстить, требовать, заставлять и убеждать по разным вопросам; и он хотел быть в лучшей форме, которая, вяло думал, вряд ли когда-нибудь будет лучшей.

3

Рааб позавтракал в Офицерской столовой на Северной Стоянке, затем, перед тем как выйти на поле и принять командование над «Пустельгой», поднялся по двум маршам лестницы и вышел на плоскую крышу, чтобы определить погоду на ближайшее время. Он внимательно осмотрел небо, отыскивая точки вражеских блимпов, которое время от времени нагло пролетали на высоте над Столовой Горой. В последнее время, когда погода была благоприятна и ветры попутны, случалось несколько подобных примеров. Нет, они не отваживались спускаться достаточно низко и не представляли никакой физической угрозы, но сегодня он должен принять «Пустельгу» с ее разношерстным экипажем, чтобы повести корабль в первое плавание над Столовой Горой, и поэтому он не хотел, чтобы глаза врагов шпионили за ними.

Большое солнце Дюрента висело над восточным горизонтом Столовой Горы. В этом направлении, точно так же, как в северном и западном, небо было чистым и темно-голубым. Далеко на юге над горизонтом неясно вырисовывалось образование облаков, ослепительно белых в лучах утреннего солнца. Эти облака отмечали обращенный к морю край Столовой Горы Лоури. Когда какой-нибудь ветерок дул с моря, а это было почти все время, там постоянно собирались облака. Это и не удивительно. Влажный ветер вдоль крутого утеса резко поднимался вверх на высоту полных четырех миль, и вполне естественно, что на более прохладных высотах формировались облака. Иногда, перевалив через отвесный край столовой горы, они покрывали часть ее территории, а в сырые сезоны — всю, но чаще влага выпадала в виде дождя или тумана в пределах десяти миль от края. Только когда солнце действительно прогревало вершину столовой горы, туман отступал, но даже тогда он задерживался в узкой зоне, тянувшейся вдоль южного края.

Сегодня утром туман покрывает большую территорию на юге, решил он, не собираясь вести «Пустельгу» так далеко.

Столовая Гора Лоури была третьей по величине столовой горой (она уступала только Мэдерлинку и Оркету) в изученной зоне планеты Дюрент, но довольно большой и имела полный спектр климатических условий. Представьте себе громадный продолговатый кекс с довольно ровной, имеющей только несколько холмов, вершиной и с отвесными сторонами. Она была ста двадцати с лишним миль длиной, тянувшейся главным образом параллельно морскому побережью, и чуть более пятидесяти миль шириной в самом широком месте. Почти три из четырех миль ее высоты составляли отвесные скалы. Ниже по всему периметру ее окаймляли склоны крутого утеса. Понижаясь, они все больше и больше выравнивались и в конце концов расплескивались песчаным передником, тянувшимся на многие мили во всех направлениях, исключая побережье, где ландшафт был изрезан на лоскуты низкими утесами и пляжами береговой линии. Множество маленьких речек стекали с этого склона, разбегаясь от того места, куда величественно и с оглушающим ревом падал с северного края вершины столовой горы водопад. Здесь, на Северной Стоянке и на мили вокруг, приглушенный грохот пробивался через край столовой горы и всегда слышался на полтона ниже всех других звуков.

Самая большая Внутренняя река, протекающая по девяностомильной зоне столовой горы, и многие другие реки завершали свой путь в этом длинном водопаде. Когда Рааб был ребенком, ему казалось странным, что река текла к северу, удаляясь от моря. Но в конечном итоге упавшая со скалы вода извилисто огибала столовую гору и присоединялась к более величественной реке, вытекающей из страны ущелий, и вместе с ней неслась к морю. Он представлял себе тогда, что вода, выпадающая в виде дождя, пыталась вырваться от моря. Он думал, что это было мучительной и жестокой несправедливостью, когда такие героические усилия воды, в конечном итоге, проваливались. Он помнил, что был очень сердит на море.

Он подошел к западному краю крыши офицерской столовой и задумчиво посмотрел в направлении Внутренней реки, где она лениво несла свои воды к водопаду. В этот сезон воды было мало, но здесь всегда было течение, хотя иногда почти незаметное, и это было одной из причин, почему база Флота была построена в этом месте.

За рекой был город, где персонал Флота, который не хотел жить на базе, нашел себе квартиры. Кроме того, здесь был фермерский центр, хотя в последнее время сельское хозяйство пришло в упадок. Он мог видеть немногих людей, бредущих в тупой безнадежности по улицам города, и это раздражало его. Конечно, его гнев был направлен главным образом на Мэдерлинк. Или должен был быть, сказал он себе. Вся эта столовая гора с полуторамиллионным населением, что составляло одну шестую часть всего населения Дюрента, страдала и разваливалась только потому, что олигархия, правившая Столовой Горой Мэдерлинк, хотела стать крутыми парнями, стоящими выше всех! Это было единственное объяснение, которое он мог видеть. Здесь были люди, которые не хотели замечать ни этого, ни социальных пороков, существующих на Столовой Горе Лоури и других столовых горах, включая и Мэдерлинк, словно не было никаких социальных пороков и ничего более худшего! И еще были некоторые гражданские, говорившие, что Столовая Гора Лоури сама «спровоцировала» данную ситуацию, и Рааб рассматривал этих людей как презренных лицемеров.

Его отец предположил однажды, что демократия на Лоури и Оркете заставляет олигархию Мэдерлинка сильно нервничать. Возможно, так оно и было. Два года назад они ухитрились свергнуть законно выбранное правительство на Оркете.

Он отбросил эти размышления и повернулся к противоположному краю крыши.

Стоянка простиралась в восточном направлении на три четверти мили. В сотне ярдов от него располагалось одноэтажное здание Штаба Флота, где он прошлой ночью разговаривал с адмиралом Клайном. Его беспокоило, что во время встречи адмирал выглядел таким постаревшим и утомленным. Несомненно, он испытывал значительное напряжение в эти дни.

Позади Штаба Флота стояло меньшее здание штаба командования Северограда. Между офицерской столовой, где он стоял, и зданиями штабов находились бараки, ряд за рядом. Большинство из них сейчас пустовали, но наверху находились установленные на шарнире метатели гарпунов. Поставленные для защиты базы, они были способны держать вражеские блимпы на расстоянии и даже отбить внезапную атаку планеров. Конечно, на Дюренте не было сколько-нибудь действенных взрывчатых веществ, которые описывались в старых книгах о Земле, поэтому для того, чтобы более или менее эффективно сбросить зажигательный снаряд, враг должен был приблизиться к цели на расстояние выстрела установленных на крыше метателей гарпунов.

Интересно, лениво подумал он, может ли какой-нибудь другой колониальный корабль с Земли обнаружить Дюрент? Едва ли. Космос огромен, и после первых нескольких лет космического путешествия его предки перестали отмечать свой блуждающий курс и сообщаться с Землей.

С южной стороны бараков вдоль длинной гравиевой дорожки были пришвартованы уцелевшие блимпы.

Глядя против солнца, он смог различить на дальнем конце пришвартованных блимпов «Кондор». Это был флагманский корабль его отца. Он был гордым и грозным блимпом, но сейчас его газовый баллон был сморщен, словно шкура оголодавшего животного, и смят так, что ребра внутренних газовых камер выступали наружу; восемь поворотных шарниров по бортам его корзины были пусты; метатели гарпунов были сняты и подняты на крыши для защиты базы. Рааб снова вспыхнул от гнева.

Рядом с «Кондором» стоял «Павлин», старейший корабль, темно-серая прорезиненная ткань которого была закрашена местами облупившейся от времени и штормов краской, поверх которой один из его прежних экипажей намалевал его имя. По крайней мере, его газовый баллон был наполнен; он использовался для доставки личного состава Флота в разные точки столовой горы — пока такие рейсы еще совершались.

В этой линии находились и другие корабли более иди менее способные летать, но заплаты, поставленные на их газовых баллонах, заставляли педантичного офицера морщиться: ни один из них не имел достаточно гелия, чтобы взмыть вверх более чем на, скажем, две тысячи футов над столовой горой. Определенно, этого было мало для того, чтобы принять бой с хорошо накаченными газом вражескими блимпами, или для того, чтобы поднять планеры на достаточную высоту. И кроме всего прочего, в этой линии было гораздо больше свободных швартовочных мест, чем занятых.

В конце концов, словно это было неприятным долгом, он перевел взгляд на «Пустельгу».

Она была крошечной. Ее газовый баллон был всего двести тридцать футов в длину и шестьдесят футов в диаметре, когда он был накачан газом полностью, но сейчас этого не было. В сравнении с большими боевыми блимпами, ее корзина выглядела хрупкой и незащищенной. В корзине находился только один метатель гарпунов, поставленный для защиты от огромных летающих хищников, которых она могла встретить на низких высотах. Эти плотоядные бестии могли плавать, летать и передвигаться по суше, за что их прозвали вездесущими. Кроме метателя гарпунов, в подставках стояли обычные ручные луки. По крайней мере, они заменили ее старые простые весла на новые, лопасти которых напоминали ставни, автоматически открывающиеся и закрывающиеся в воздухе, так что гребцам теперь не требовалось выставлять свои запястья за пределы корзины с каждым взмахом весла. Ох, когда-то она и сестра «Сова», теперь погибшая, были боевыми блимпами. Но это было много, лет назад, а в последнее время она выполняла обязанности учебного судна.

Пока он рассматривал ее, два человека в серых боевых комбинезонах Флота вышли из ближайшего служебного ангара и направились к «Пустельге». Это были передний и кормовой триммеры, Эммет Олини и Соле Хэмпел.

Позади них брели гражданские гребцы, записавшиеся в экипаж. Рааб задержал на них свой заинтересованный взгляд. Все они выглядели как оборванцы, и только двое из них были действительно сильными людьми. Большинство были истощены, а один, тощий неуклюжий коротышка лет сорока, выглядел так, что Рааб даже засомневался, сможет ли он работать веслом наравне со всеми.

Во всяком случае, тот, кто набирал этот экипаж, заставил их надеть серую и темную одежду, которая не выделялась бы ночью или во мраке глубоких ущельев.

И в заключение младший Алтерн, второй офицер в команде Рааба, вышел из ангара, неся книгу в кожаном переплете — это был вахтенный журнал. Рааб с беспокойством посмотрел на него. Конечно, он давно знал Бена Спрейка-младшего, так как оба они были сыновьями офицеров Флота и, судя по тому, как Бен учился, тренировался и вел себя в жизни, Рааб со всей определенностью не должен был брать его для этой миссии. Он был белокурый, невысокий, слегка полноватый, но совсем не сильный. Большинство офицеров не признавали его; именно поэтому он имел звание только «Младший Алтерн», хотя был на два года старше Рааба. В последнее время, когда они встречались, он не был настроен дружелюбно. Несомненно, он негодовал из-за быстрого продвижения Рааба.

Рааб надеялся, что в этом рейсе он не будет таким угрюмым. Хотел бы он знать, почему назначение к нему получил худший офицер. Возможно, мрачно подумал он, они решили, что Бен больше не вернется. Еще раз взглянув на пустое небо, он большими шагами направился к лестнице.

— Отдать швартовы!

Два триммера, Олини впереди около Рааба и Хэмпел на корме, сворачивали в бухты освободившиеся буксировочные концы. Стояночная линия скользнула вниз, и «Пустельга» мягко поднялась в воздух. Ее нос поднимался немного быстрее, чем корма, но не потому, что она была плохо сбалансирована, а из-за того, что Хэмпел, освобождая узлы на корме, немного замешкался.

Рааб поморщился от досады. Хэмпел был опытным триммером и мог бы действовать лучше. Рааб взглянул на угрюмое лицо кормового триммера, резко вздохнул и чуть было не сделал выговор замешкавшемуся человеку, но остановил себя. Он не хотел, чтобы у экипажа из незнакомых гражданских лиц сложилось впечатление о капитане как о придирчивом солдафоне. Вместо этого он приказал немного более резко, чем было необходимо:

— Сбалансировать корму!

Это, в данном случае, значило, что требуется немного ослабить канаты, стягивающие газовый баллон на корме. Чтобы сделать это, Хэмпел взялся за штурвал, расположенный на уровне его головы, освободил тормозной храповик и немного повернул штурвал. Это позволило деревянной оси, выступающей за корму примерно на тридцать футов, тоже немного повернуться. Стягивающие канаты с завязанными через равные промежутки узлами были навиты на эту ось. Даже такое минимальное ослабление сжатия кормовой секции газового баллона увеличило плавучесть кормы настолько, что она начала догонять нос, Рааб внимательно следил за Хэмпелом. На мгновение он подумал, что триммер упустит момент и блимп накренится на нос, но Хэмпел, покрасневший под испытующим взглядом Рааба, в нужное время усилил сжатие, и «Пустельга» теперь парила в воздухе с выровненным килем.

Рааб взглянул на Олини. Передний триммер выглядел так, словно происходящее слегка забавляло его. Рааб очень хорошо знал Олини и был уверен, что с этого края корзины неприятностей не будет.

Он снова посмотрел. на корму, туда, где. стоял. Бен Спрейк. Теперь, когда они были наверху, можно было перейти к обычной процедуре и управлять блимпом через него.

— Бен, разверни нас и возьми направление точно на юг, ты понял?

Бен, выглядевший слегка рассерженным, вместо того, чтобы выкрикнуть подтверждение получения приказа, пробормотал что-то себе под нос, но занялся его исполнением.

— Гребцам правого борта держать удар! Гребцам левого борта пол-удара на ритм, — он начал отсчитывать ритм. — Обратно… стоп… тяни! Обратно… стоп… тяни! — его голос слегка дрожал, словно он сомневался в своих действиях.

Рааб вздохнул и отвернулся.

«Пустельга» продвигалась вперед и медленно поворачивалась. Сейчас они была в четырехстах футах над землей и все еще продолжала медленно подниматься. Нет, это еще был не предел для ее слабо накачанного газового баллона. Рааб оглянулся назад и посмотрел вниз, на базу. Дюжина людей в форме Флота, которые составляли боевые расчеты метателей гарпунов, установленных на крышах бараков, неподвижно стояла и смотрела вслед поднимающемуся блимпу. На таком расстоянии Рааб не мог различить выражения на их лицах, но то, как они молча наблюдали за их отправлением, было весьма красноречива Хотя в этот день новый экипаж должен был совершить только пробное путешествие над столовой горой, они рассматривали «Пустельгу» как блимп, который ожидает плохая судьба.

Он посмотрел в направлении Штаба и сначала не заметил адмирала Клайна, и его диафрагма сжалась от досады. Затем он увидел приземистую беловолосую фигуру, стоявшую в дверях и смотревшую вверх. Он не махал им вслед рукой (приличия Флота запрещали проявление личных чувств), но было достаточно того, что. адмирал подошел к двери и наблюдал за его отплытием. Он не стал бы делать этого ни для кого другого.

Рааб вернулся мыслями к «Пустельге», наклонился вперед и обеими руками оперся о перила. Голос Бена монотонно отсчитывал ритм. Гребцы с обоих бортов сейчас работали в полную силу, и блимп, двигающийся на юг в слабом попутном ветре, развил скорость, как заключил Рааб, до трех узлов.

— Бен, проведи нас за реку. Мы пойдем вдоль того берега. Не очень сердечно Бен ответил:

— Да, сэр, — приказал: — Веслам правого борта — пол-удара!

Стоянка, оставшаяся позади, исчезла из поля зрения. Под ними вдоль песчаной поймы тянулась узкая коричневая лента осенней реки. По обоим берегам расположились фермы: в этой относительно сухой зоне столовой горы в основном выращивали, урожай местного зерна, которое люди называли «фарэ», но все-таки здесь были также и сорта земной пшеницы. Овощеводческие фермы и фруктовые сады обосновались ближе к краю, тянувшемуся вдоль побережья моря, в то время как овцеводческие ранчо (коровы не смогли пережить период ранней колонизации) располагались на западном конце, где Лоури отступала от моря, и где климат был теплее и суше.

Снизу, едва слышно, донесся собачий лай. Рааб перегнулся через перила и посмотрел вниз. Сначала он не видел животного, но потом разглядел темношерстного эрдельтерьера, мчавшегося стрелой среди пыльно-зеленой поросли, укоренившейся в песчаной пойме. Пока он наблюдал за собакой, что-то поднялось из кустов в воздух и, совершая волнообразные движения, быстро двинулось в сторону реки. Это был сущ — «вездесущий» — местная форма жизни с телом, напоминающим очень толстую змею или угря. У него было шесть мясистых треугольных крыльев, выстроившихся вдоль тела тремя парами, и четыре коротких ноги, наподобие птичьих. Этот экземпляр был приблизительно пяти футов длиной, а размах его передних крыльев достигал почти длины его тела. Эрдельтерьер, заморенная голодом собака, преследовал его до тех пор, пока сущ не нырнул в воду, плюхнулся за ним следом, с минуту тщетно и неистово разбрызгивал воду, а затем вброд пошел к берегу. Отряхнувшись, он удрученно постоял некоторое время и пошел к роще флейтовых вязов, которые росли в пойме. Это была довольно глупая собака, решил Рааб. Вместо того, чтобы лаять на суща и загонять его в воду, надо было наброситься сразу. Вездесущие имели зубы, но для истощенной собаки такая еда могла с лихвой оплатить несколько небольших царапин.

Он взглянул в направлении вверх по реке. Здесь и там он мог видеть ловивших рыбу людей. На этом участке реки, вероятно, еще остались некоторые виды земных рыб. Столетия назад колониальный корабль, остававшийся на орбите около Дюрента в течение нескольких лет, снабдил Лоури, так же как и другие столовые горы, рыбой из корабельных аквариумов, но довольно смышленые вездесущие быстро научились добывать эту рыбу.

Однако, если правильно действовать, сущи тоже могли попасть на крючок и составить хорошую пищу, тем более, что еды сейчас катастрофически не хватало.

Волшебные звуки, доносившиеся из рощи флейтовых вязов, постепенно затихали позади. Он посмотрел вокруг, окидывая взглядом небо, насколько это позволял газовый баллон, нависающий сверху и, конечно же, скрывающий все, что творилось над головой, а затем двинулся на корму корзины, чтобы получше ознакомиться с экипажем.

Корзина «Пустельги» — хрупкая конструкция из похожего на бамбук дерева, добываемого (с определенным риском) в стране джунглей, расположенной немного выше уровня моря — была девяти футов шириной и около сорока — длиной. Сидения для гребцов по обоим бортам, включая дополнительные два фута со стороны перил для того, чтобы тяжелые весла имели достаточный рычаг для работы, оставляли между рядами в середине корзины узкий проход, едва достигавший двух футов. С одной стороны этого прохода от носа к корме тянулись перила для того, чтобы во время сильной качки стоявший в проходе человек мог держаться за них. Сейчас корзина раскачивалась слабо, отклоняясь от центра не более пяти футов в каждую сторону, поэтому Рааб держался свободно.

Он остановился за спиной худого, загорелого, темноволосого молодого человека, который с легкостью тянул свое весло.

— Рад видеть вас на борту. Вы Вайнер, правильно?

Человек задумчиво и довольно добродушно повернул свое лицо к Раабу.

— Правильно, капитан. Вилли Вайнер. Перед тем как блокада стянулась вокруг нас два года назад, я нанимался на грузовые блимпы.

— Очень хорошо, — сказал Рааб. — Насколько я могу видеть, у вас крепкие руки и запястья.

Вайнер смущенно посмотрел на него и усмехнулся.

Рааб двинулся дальше и остановился за спиной самого сильного человека в экипаже. По его мнению, этому сильному человеку было около тридцати пяти, его тяжелое лицо с маленькими, глубоко посаженными серыми глазами могло быть мясистым, если бы его владелец питался лучше. Он посмотрел на Рааба ничего не выражающим взглядом.

— Я Джон Кадебек, капитан.

— О! — Рааб чувствовал себя несколько неудобно под этим прямым взглядом. — Вы представитель экипажа. Гражданского, я имею в виду.

Рот Кадебека слегка изогнулся, что могло означать улыбку.

— Да, капитан, гражданского.

Рааб почувствовал на лице тепло от прихлынувшей крови, кивнул и двинулся дальше.

Коротышка, которого он заприметил раньше, испытывал некоторые затруднения, толкая свое весло! хотя «Пустельга» шла с небольшой скоростью. У него была седоватая короткая и клочковатая бородка, покрасневший от солнца и почти лысый череп, напоминающие кувшин уши, сломанные зубы и выцветшие голубые глаза, которые с изумлением смотрели на окружающее. От усилий, прилагаемых к каждому взмаху веслом, он высунул кончик языка из уголка рта и тихо покрякивал. Когда Рааб остановился за его спиной, он с беспокойством оглянулся, а его весло чуть не столкнулось с тем, что было впереди.

— Привет, капитан, — нервно сказал он. — Меня зовут Поки Рэйджер. Я понимаю, что не самый сильный человек на Дюренте, но в подобном путешествии имею одно преимущество над остальными — я много не ем!

Послышался смех. Рааб, ограничившийся только улыбкой, крикнул Бену Спрейку:

— Остановись на минутку, понял? Бен недовольно и с сомнением посмотрел на него и приказал:

— Все весла — стоп!

Быстро, пока небольшой бриз не отклонил блимп от курса, Рааб перегнулся через коротышку Рэйджера, поднял весло, освобождая паз из опорной щели, продернул его на шесть дюймов внутрь корзины и вставил следующий позиционный паз в опорную щель.

— Удлиненный рычаг немного облегчит тебе работу. Все нормально, Бен.

Спрейк снова начал отсчитывать ритм. Рэйджер посмотрел на Рааба глазами заблудившегося щенка.

— Благодарю, капитан!

Они двигались вверх по течению реки до тех пор, пока она не превратилась в большой ручей. Солнце клонилось к зениту. Гребцы, которых Рааб мог хорошо видеть, были в разной степени утомлены. И он не нашел ни одного, кого мог бы отбраковать сразу. — даже Поки Рэйджер держал удар, хотя он не ожидал этого — но им было очень далеко до способностей экипажа регулярного Флота.

— До столицы осталось совсем немного, всего час полета, — сказал он им, — затем мы повернем, и попутный ветер будет нам помогать. Бен, проведи нас к Горе Купола, ты понял? Там наши планеры, и я хочу убедиться, что полеты продолжаются.

— Весла правого борта — пол-удара, — приказал Бен. «Пустельга» начала поворачивать вправо. Изменять направление

горизонтального плавания она могла, только изменяя силу взмаха весел по бортам, так как не имела поворотной лопасти, зафиксированной на корме, которыми оснащались новейшие блимпы. Сейчас, когда ветер дул перпендикулярно ее курсу, она немного отклонила нос к наветренной стороне, чтобы противодействовать этому ветру. Гора Купола, высочайшая точка Столовой Горы Лоури, неясно вырисовывалась чуть левее ее носа.

В данный момент Рааб мог видеть только два планера, круживших на такой же высоте около горы, но он знал, что еще, по крайней мере, два планера летают выше, скрытые газовым баллоном «Пустельги». Конечно, они находились наверху в роли наблюдателей. Поднимаясь в восходящих потоках на высоту восьми — девяти тысяч футов над уровнем столовой горы, они, при благоприятной погоде, могли заметить вражеские блимпы на значительном расстоянии; например, над скоплением облаков, тянувшимся вдоль Южного Края. Но сейчас Рааба интересовало другое: какие блимпы поднимали их на стартовую высоту? Если местная База Командования перекачала гелий из нескольких блимпов в одну курицу, то в критическом положении эти разграбленные блимпы окажутся бесполезными.

Когда «Пустельга» приблизилась к горе, он увидел огромный сферический баллон, пришвартованный на склоне горы примерно на тысячу футов ниже ее вершины.

— Oго! — удивленно воскликнул он.

Джон Кадебек, сидевший лицом к корме, как и полагалось гребцам на веслах, оглянулся через плечо.

— Что-нибудь не так, капитан? — спросил он с заинтересованностью в голосе.

Рааб восхищенно улыбнулся.

— Нет. Просто я увидел, что здешняя база для подъема планеров использует баллон с нагретым воздухом! Должно быть, они сами смастерили его. Это старая идея, но мы, насколько я помню, ее никогда раньше не использовали. Вы увидите все это, когда мы продвинемся немного вперед.

Баллон, наполняемый горячим воздухом, был, вероятно, ста пятидесяти футов в диаметре; огромная сфера из прорезиненной ткани, которая должна быть гораздо тоньше той, что использовалась на блимпах, была вся оплетена веревочной сетью. Горячий воздух в баллон поступал через широкую трубу десятифутовой толщины, основание которой упиралось в грубо сделанную печь, выстроенную из необработанных, скрепленных глиной камней. Внизу, около ее основания, располагалась топка. Рааб мог видеть дым и колебания поднимающегося вверх горячего воздуха, а иногда вырывающиеся из трубы языки пламени. Когда они подошли ближе, он даже услышал потрескивание огня. Туго натянутый баллон возвышался над этой конструкцией и рвался в высоту, но удерживался веревками, в которые вцепились две дюжины, а может и больше, человек. Пока он наблюдал, эта команда, словно в плохо отрепетированном балете, шатаясь из стороны в сторону, оттащила огромный баллон от огня. Затем они начали сходиться в одну плотную группу (было забавно наблюдать, как они, почти поднятые баллоном в воздух, танцуют неистово на кончиках пальцев ног). Когда их веревки были собраны вместе, два или три человека отбежали и начали растягивать связанные вместе веревки в ровную линию. Эта прочерченная на земле линия тянулась к грациозному тонкокрылому планеру, пилот которого поднял одну руку в знак одобрения. Словно игрушка на нитке, планер начал подергиваться и раскачиваться, когда освобожденный баллон устремился вверх. Но от первого планера тянулся вниз еще один отрезок веревки; когда слабина этой веревки вытравилась, под первым планером повис второй. Разумеется, это была обычная практика: курицы обычно поднимали по шесть — восемь планеров, подвешенных парами один под другим.

Этот баллон с горячим воздухом поднимал только пару. Он поднимался около двадцати минут, может, немного больше, замедляя подъем по мере того, как остывал воздух. Теперь баллон слегка сморщился, и наконец подъем прекратился. Пилот нижнего планера освободил буксировочный конец, и его планер нырнул в пикирующем полете, набрал полетную скорость и плавно перешел в горизонтальное планирование. В это время баллон, сбросивший половину груза, поднялся немного выше. Газовый мешок «Пустельги» закрыл то, что происходило дальше, и Рааб больше ничего не видел.

Но то, что хотел, он уже увидел.

— Разверни нас, Бен, и держи направление по ветру.

«Пустельга» медленно развернулась, и, когда они встали на курс и двинулись в выбранном направлении, медленно опускающийся остывший баллон снова появился в поле зрения. В конце концов шар, опустившись примерно на тысячу футов, сложился и потерял свою форму. Рааб видел, как он быстро опускается на Наветренный склон горы, где его, несомненно, ждали люди, чтобы расправить, перетащить, а возможно, перевезти на тележках к печи и снова наполнить горячим воздухом.

По его оценке, планеры находились примерно на милю ниже вершины горы. Теперь, когда «Пустельга», отошла на довольно приличное расстояние, Рааб мог видеть оба планера и то, как они совершали серии S-образных поворотов, отыскивая теплые восходящие потоки воздуха. Эти потоки могли исходить от темных проплешин открытого грунта, что было хорошо известно пилотам. Но восходящие потоки были непредсказуемы: если пилот не сможет быстро найти какой-нибудь из них, он имеет возможность вернуться к горе, зайти с наветренной стороны и подняться вверх по склону с дующим ветром, хотя такой умеренный бриз, какой был сегодня, не позволит набрать хорошую высоту.

Когда «Пустельга» удалилась от горы примерно на четыре мили к югу, им навстречу попался низко летящий планер, очевидно, направляющийся на базу для отдыха и ленча после того, как провел патрульный полет и потерял высоту. Они старались облететь как можно большую территорию и обычно возвращались на предельно низкой высоте. Заметив их, он сменил курс и на всех парусах понесся к блимпу. Не долетев до него, планер резко накренился в крутом повороте и некоторое время летел параллельным курсом, не заботясь о том, что может потерять немного высоты. По сравнению с тяжелыми боевыми планерами, эта облегченная разведывательная модель без метателя гарпунов могла составить пропорцию потери высоты как один к пятнадцати. Рааб увидел глаза пилота, который с любопытством рассматривал слабо накачанный газовый баллон и разношерстный экипаж в гражданской одежде. Он посмотрел на Рааба и начал в приветствии поднимать руку, но вдруг сдержал этот жест. Рааб увидел, как приветливость на его лице сменилась враждебностью. Естественно, являясь сыном Роула Джерана, он был известен в самых широких кругах Флота, и, очевидно, этот пилот относился к немногим людям, верившим в обвинения, выдвинутые против мертвого адмирала.

Разворачиваясь, планер снова резко накренился и поспешил к подветренной стороне горы.

Рааб вспыхнул от гнева. Хотя он сохранял контроль над своим лицом, его маленький палец пульсировал.

Очень медленно гнев начал, затихать.

Он смотрел на проплывающий внизу ландшафт. Река с восточной стороны была еще видна, но все мелкие детали уже стерлись.

— Бен, ты хорошо знаешь этот район, чтобы доставить нас к столице?

— Думаю, я смогу найти столицу… сэр!

Рааб удержался от резкого ответа и сказал: — Прекрасно, но вы, по-моему, держите курс на пять градусов восточнее.

Бен проигнорировал это замечание и продолжал отсчитывать ритм.

— Весла назад… стоп… тяни! — но после нескольких весельных взмахов приказал: — Весла правого борта— ослабить удар на три четверти.

Столица Столовой Горы Лоури лежала в ущелье между двух ручьев, впадающих в Озеро Индиго (такое название оно получило из-за цвета воды, отражающей чистое небо), из которого брала начало река Пограничная. Озеро было узким, но длинным, и его длина составляла семь миль. «Пустельга» медленно двигалась вдоль его восточного берега. На озере находилось несколько лодок, люди в которых занимались важным делом — рыбной ловлей, то есть добыванием пищи. Казалось, никто теперь не имел ни времени, ни настроения для обычных человеческих развлечений.

Рааб бросил взгляд на Правительственный Центр. Главное четырехэтажное здание было самой большой постройкой на столовой горе и самой претенциозной по архитектуре. В этом году его не перекрашивали. Почва вокруг него из-за недостатка удобрений истощилась, и лужайки с настоящей земной травой погибли; кустарник, исключая некоторые местные виды, адаптировавшиеся к бедной почве столовой горы, выглядел не лучше. На ровной крыше здания были установлены метатели гарпунов, и Рааб с мрачной угрюмостью подумал, что здесь от них мало пользы, ибо они пригодны разве что для поддержания морального состояния людей. Мэдерлинк пока не планировал вторжение. Было вполне достаточно и блокады.

Внезапно Рааб понял, что не хочет пролетать над городом, не хочет видеть почти пустые улицы, обветшавшие дома и увядшие газоны, а также истощенных собак, которые могли скитаться внизу (если — до него доходили такие слухи — их всех не съели).

— Поверни на правый борт, — резко приказал он Бену.

Бен с удивлением посмотрел на него, но подчинился. «Пустельга» повернулась носом на девяносто градусов вправо и поплыла над озером. Большинство людей, насколько им позволяла их нелегкая работа на веслах, пристально разглядывали Столицу. Рааб отвернулся.

Достигнув противоположного берега, он резким жестом указал направление движения вниз по течению. Бен, слегка покраснев, снова повернул направо, так что теперь они двигались точно на север. Рааб почувствовал себя несколько пристыженным. Это было мальчишеством, недостойным офицера Флота — так явно проявлять свои собственные настроения. Он решил сказать экипажу что-нибудь бодрое, чтобы немного встряхнуть их, и начал подбирать слова. Но прежде чем он нашел их, его взгляд остановился на расположенном внизу старом двухэтажном доме, прилегающая территория которого с одной стороны граничила с озером. И передний триммер, Эммет Олини, который мог проговорить от силы дюжину слов, включая подтверждения полученных приказов, мягко спросил его:

— Капитан, это ваша ферма внизу? Пораженный Рааб быстро взглянул на Олини.

— Я… да, думаю так оно теперь и есть.

Он оглянулся на фермерский дом, в котором появился на свет. До сих пор ему даже не приходило на ум, что теперь, как единственный наследник своего отца, он унаследовал эту ферму. Никто до сих пор даже не напомнил ему об этом.

В этом сезоне зерно никто не сеял, но из просыпанных ранее зерен вырос очень редкий урожай. В нормальные годы едва ли кто стал бы его собирать, но в теперешней обстановке это следовало бы сделать. В проплывающих внизу очертаниях фруктового сада еще можно было заметить немногие созревающие плоды, но на клочке земли, отведенном под огород, не было видно ничего, кроме местных сорняков. Дядя Рааба хотел приглядывать за фермой, хотя без необходимых удобрений едва ли можно было вырастить хороший урожай. Мать Рааба осталась в Востокограде, городе по соседству с Восточной Стоянкой Флота и, конечно, тоже не стремилась на ферму. И Рааб с удивлением понял, что она, испытывая такие же чувства, как и он, просто спряталась от затруднений, которые могли возникнуть в общении с соседями, наполовину поверившими в ложь о ее погибшем муже.

Внезапно перед глазами Рааба мелькнуло что-то малиновое. Мгновение он пристально всматривался в это пятно и задохнулся от гнева. Кто-то нарисовал большую красную букву «М», несомненно означающую Мэдерлинк, на дверях дома. В этот момент он ничего не хотел, кроме того, чтобы уничтожить все, что могло попасть ему под руку. Его большие и сильные руки до боли сжали перила. С большим усилием он заставил себя расслабиться; сейчас он едва ухитрялся контролировать выражение лица. Он не знал, заметил ли кто-нибудь еще из находящихся на борту этот малиновый знак. Отвернувшись, он выпрямился, глубоко вздохнул и заставил себя полностью расслабиться, после чего повернулся назад и снова положил руки на перила. Но он не мог остановить ни их дрожь, ни пульсацию, пульсацию, пульсацию в виске.

Внезапно он вновь обрел способность говорить ровным голосом.

— Ну что, ребята, вы уладили все свои дела?

К нему полуобернулись головы, и мгновение спустя Джон Кадебек тихо ответил:

— За последнее время у нас было не много дел, капитан.

— Хорошо, — коротко произнес Рааб. — В таком случае, мы уходим на две ночи раньше.

Воцарилась тишина, затем послышалось неясное ворчание, к которому присоединился Бен Спрейк. Наконец Джон Кадебек сказал:

— Следовательно, до завтра мы не отдохнем и не получим приличной еды? Ну ладно, если говорить от своего имени, то я не возражаю. Не знаю, много ли хорошего принесет нам это путешествие, но, во всяком случае, чем быстрее оно начнется, тем быстрее я получу об этом представление. На моих руках восьмилетняя племянница, и я уже устал смотреть, как она худеет с каждым днем.

4

Меньшая и более удаленная луна Дюрента давала очень слабый свет, но все же он был более ярким, чем Рааб предпочел бы сейчас. Напрягая глаза, он всматривался вперед, пытаясь разглядеть малейший намек на движение или более темное пятно в темноте, что могло оказаться вражеским патрульным блимпом. Несколько разбросанных по Северной Стоянке ламп остались за кормой «Пустельги» и теперь представляли некоторый риск, поскольку на фоне этих ламп мог быть виден ее силуэт. Но этот риск был необходим, потому что необычная светомаскировка неизбежно привлечет внимание вражеского патруля, не говоря уже о шпионах, которых Мэдерлинк несомненно имел на столовой горе.

Хотя весла в щелях были тщательно обернуты пропитанными жиром тряпками, Рааб сейчас не беспокоился о производимом ими шуме. Мощный гул Внутренней реки, сорвавшейся с утеса и. превратившейся в длинный водопад, полностью заглушал все обычные звуки. Теперь, когда «Пустельга» перевалила через край, гул стал больше, чем шум; это был гром, который сотрясал воздух, который так же ударял по коже человека, как и по его барабанным перепонкам; это был оглушающий грохот, сочетающий в себе гром огромных кузнечных молотов, тарелок и басовых барабанов. Рааб, опершийся рукой на передние перила, ощущал дрожь даже в них.

Он едва слышал ломающийся тонкий голос Бена Спрейка, отсчитывающего ритм. Он почувствовал рядом плечо триммера Олини, наклонился ближе к его уху и крикнул:

— Сжатие на один оборот!

Он почувствовал, как Олини потянулся вверх, освободил тормозной храповик и повернул штурвал, хотя не мог слышать, скрип оснастки. Но зато он ощутил, как «Пустельга» накренилась и опустила нос. Он уловил едва слышный ритм и присоединил свой более твердый голос к хриплому голосу Бена. Он не пытался ясно произносить слова, потому что гребцы все равно улавливали только ритм, зная, что они безо всякого принуждения тянут весла, прикладывая все силы. Этот ужасный грохот, бомбардирующий людей, действовал на них сильнее, чем какой-нибудь хлыст. Даже он, проходивший над этим краем много раз, чувствовал, как первобытный инстинкт толкает его на паническое бегство ради спасения.

Теперь, перейдя в небольшое пике, «Пустельга» брала дополнительную скорость. Это было превосходно. Он был готов пожертвовать целой милей высоты, лишь бы набрать скорость, прорваться; через блокаду; как можно дальше уйти на север от столовой горы, прежде чем взойдет вторая большая луна. И как можно дальше уйти от этого ужасного грохота.

Пролетели секунды, минуты, час… Шум водопада еще казался самым могущественным звуком во вселенной, но теперь он затихал позади них. Сейчас он мог ясно слышать охрипший, надтреснутый голос Бена. Он думал о том, что в баллоне «Пустельги» слишком мало газа, и надеялся, что выбранная траектория спуска не слишком крутая. Он не знал точно, до какой высоты они могли, не опасаясь, спускаться в постоянно увеличивающемся давлении воздуха, прежде чем достигнут критической точки, когда внешнее давление на баллон превысит внутреннее, что могло привести к крушению блимпа. Он начал сжимать баллон так, что плавучесть стала отрицательной, и блимп вошел в необратимое погружение.

— На корме — сжатие на пол-оборота. Убрать пол-оборота впереди, — и услышал подтверждение в получении приказа с кормы от триммера Хэмпела.

«Пустельга» постепенно выровняла киль.

Он предоставил гребцам десятиминутный отдых, затем они двинулись дальше. Прошел еще час. Шум водопада сейчас доносился до них едва слышным ворчанием. Это даже удивило его: что стали слышны обычные звуки — слабый стук складывающихся лопастей, шепот самих весел, рассекающих воздух (здесь он был заметно плотнее, чем на столовой горе), скрип оснастки и учащенное дыхание людей. Он напряженно прислушался к крикам какого-то маленького вездесущего, который вылетел на ночную охоту. Если он начнет преследовать «Пустельгу» и привлечет других своих сородичей, как это часто случалось, стая может своими криками выдать их какому-нибудь затаившемуся в темноте и находящемуся довольно близко вражескому блимпу.

Но вездесущий направился в какое-то другое место.

Рааб оглянулся и посмотрел в направлении Лоури. Не было видно ни огней Северной Стоянки, ни каких-либо других огней, но он различил чуть более светлое небо над абсолютно черной массой столовой горы. Он еще мог слышать водопад, но сейчас это был только шепот. Он посмотрел в сторону восточного горизонта, чтобы с помощью хорошо знакомых звезд определить время, но ничего не увидел.

— Бен… раскачай немного корзину, ты понял? Бен ничего не ответил, но затем хрипло приказал:

— Весла левого борта — удар с запозданием. Назад… назад… стоп… стоп. Тяни… тяни.

Даже хриплый голос не мог скрыть его мрачной угрюмости. Рааб усмехнулся в темноте. Не совсем удобно отсчитывать ритм, когда твое горло сорвалось от крика.

Благодаря разрозненным ударам весел, «Пустельга» начала раскачиваться из стороны в сторону, и, когда корзина начала отклоняться на двенадцать-тринадцать градусов от вертикали, Рааб увидел на востоке знакомые красноватые звезды. Бетельгейзе. Земля, подумал он, находилась где-то за этим отдаленным гигантом. Времени прошло гораздо больше, чем он думал. Большая луна могла взойти меньше чем через час.

— Все нормально, Бен. Выравнивай киль.

Бен прекратил двойной отсчет, и качка перешла в обычное мягкое раскачивание.

Спустя четверть часа Рааб услышал впереди что-то такое, что заставило его насторожиться. Он сжал перила, повернул голову и тихо сказал:

— Все весла стоп! — Прислушавшись, он услышал подобный звук немного западнее. — Встать к балансировочным штурвалам! — Затем он спросил Олини голосом, который даже ему самому показался взволнованным: — Эммет, ты слышал это?

— Да, сэр, — спокойно ответил Олини. — Свистки с блимпа. Рааб вздрогнул.

— Я думаю так же. Если они создали звуковой барьер, они должны были отодвинуться подальше, чтобы водопад не заглушал все… Проклятье! Вместо того чтобы двигаться на север в горизонтальном полете, мы сможем пройти только спускаясь под углом вниз.

— Не сомневаюсь, — сказал Олини, — что они установили звуковые барьеры на разных уровнях. Они могли разместить здесь много блимпов, включая корабли связи и даже грузовые суда. — Я тоже так думаю.

Рааб обдумывал свои дальнейшие действня, и его маленький палец пульсировал. Что он должен сделать, если учесть, что в баллоне «Пустельги» было так мало газа? Он не мог подняться вверх и пройти над линией заграждения. Он прислушался к свисткам, следующим через равные интервалы. Они были едва слышны, поскольку. «Пустельга». пока находилась на некотором удалении. А если он подойдет ближе и начнет пересекать звуковой барьер? Эхо отразится от баллона «Пустельги» и скажет близко затаившемуся в темноте врагу о их присутствии. Но он также не мог и поднырнуть под звуковой барьер, потому что….

Но «Пустельга» довольно легко и быстро выровнялась на этой высоте. К тому, же она несла небольшой экипаж, облегченную оснастку и более чем скудный запас пищи. Значит, она должна выдержать еще один небольшой спуск…

— Сжатие на один оборот впереди!

Он услышал затрудненное дыхание Бена.

— Сэр…

— Замолчи! — резко приказал Рааб, зная и без этого боязливого карканья, в какую рискованную авантюру они влезли. — Всем веслам — пол-удара. Назад… стоп… тяни.

Он примерно с минуту отсчитывал ритм, а затем приказал заняться этим Бену.

Они двинулись вниз, но на этот раз не так быстро, как в прошлый, потому что гребцы ослабили удары веслами. Он не имел балласта: мешки, висевшие по бортам корзины, были пусты. Также они не имели никакого груза, который в случае крайней необходимости можно было выбросить за борт. Принимая это решение, он взял на себя большую ответственность.

— Убрать четверть оборота впереди, — приказал он и услышал скрип штурвала Олини.

В темноте была невозможно определить, насколько они спустились. Он действительно ощущал возрастание давления, или только представлял себе, что ощущает это? У него заложило уши, и, чтобы избавиться от этого, он несколько раз резко вдохнул и выдохнул воздух через нос.

— Все весла — стоп.

Если не считать слабый скрип дерева и веревок, в корзине стояла полная тишина. «Пустельга» продолжала медленно скользить вниз. Свистки теперь доносились с обеих сторон, но они не очень беспокоили его — «Пустельга» была слишком маленькой целью, чтобы отразить эхо. Но, если они пересекут звуковой барьер точно или почти точно между двумя блимпами, заглушит газовый баллон свистки или нет? Он мог представить себе, как вражеский офицер, держа в руке деревянный молоток, наклоняется к свистку и ударяет по отполированной пластине природного кварца, некоторые из которых доходили до ярда в диаметре, а затем неподвижно и не дыша стоит, напряженно вслушиваясь в эхо. Опытный свистун по эху мог различить довольно много вещей: направление движения, размер судна и даже сколько газа в баллоне.

Спуск «Пустельги» не замедлялся.

Внезапно все инстинкты Рааба пронзительно заверещали.

— Хватит! — крикнул он громким шепотом. — Убрать сжатие впереди. Оставить четверть оборота на корме!

— Джеран, надеюсь, ты знаешь, что делаешь? — спросил Кадебек. Его низкий голос дрожал так, словно в этих словах он выплеснул все чувства, которые скопились в нем за последние полчаса.

— Если даже не знаю, уже слишком поздно, — ответил Рааб, чувствуя, как все пересохло у него во рту. — Хэмпел, оставь четверть оборота.

— Но сэр… — пропищал Бен. Рааб проигнорировал это.

— Все весла — полный удар! Назад… стоп… тяни! Бен…

Бен, вероятно, вспомнивший о флотской дисциплине, начал дрожащим голосом отсчитывать ритм. Рааб крепко сжал руками передние перила. Свинцовая тяжесть опустилась в его желудок. «Пустельга» понемногу выравнивалась, но ему казалось, что она все еще теряет высоту. Окружающий воздух казался плотным и удушливым.

— Эммет, помоги мне перенести все пожитки на корму! Эммет безмолвно спустился вниз. Рааб нащупал свой ранец и потащил его по узкому проходу между рядами гребцов. Блимп сейчас медленно раскачивался, но качка усиливалась. Он положил ранец на корме и пошел за другими вещами; отступил в сторону и пропустил Олини; подхватил чей-то чемодан и понес на корму.

— Убрать сжатие на корме!

Казалось, что Хэмпел, исполняя приказ, очень торопился освободить тормозной храповик и повернуть штурвал.

Когда все вещи были перенесены на корму, Эммет Олини, не говоря ни слова, остался там вместе с Раабом. Корма была переполнена, и Рааб, стоявший около Бена, мог чувствовать дрожь белокурого офицера. Рааб постоял там некоторое время, затем с трудом перебрался на свободное место и двинулся туда, где Поки Рэйджер, задыхаясь и. кряхтя, тянул весло, стараясь не отстать от ритма.

— Подвинься! — сказал он и взялся за рукоять весла.

Он не ожидал, что вымотавшийся коротышка, а так, казалось, и было, оставит руки на рукоятке весла и будет помогать Раабу тянуть его. Раабу казалось, что почти осязаемый плотный воздух создает вокруг них угнетающую атмосферу. Свистки, доносившиеся до них, были явно сзади и сейчас едва слышались. Но были и другие звуки, которые посылали волны беспокойства по его вспотевшей спине: снизу слабо, но отчетливо доносились пронзительные крики и рев обитателей джунглей, хлопки крыльев, когда они перемещались над невидимыми джунглями И вели свой вечный бой ради жизни и пищи. Боже, как низко опустилась «Пустельга»!

Но она больше не опускалась, он был почти уверен в этом! Он знал наверняка, что они достигли и проскочили критическую точку для такого немощного блимпа. Но все же, немного задрав нос кверху, она еще держалась в воздухе, а удары весел, противодействуя отрицательной плавучести, медленно, но верно проталкивали ее вверх. Сейчас возник другой вопрос (он занял все мысли Рааба и колотился в его пульсе, словно трубы Судного Дня), как долго обычные люди, полуголодные, многие из которых не казались слишком сильными еще до начала путешествия, смогут продолжать тянуть весла. Уже сейчас корзина была наполнена шумом задыхающихся в мучениях людей.

Но люди, знающие, что их жизни брошены на чашу весов, выдержат эту муку — выдержат сырость, обжигающую их легкие, боль, ощущаемую в каждом мышечном волокне, тошноту в пустых желудках, сжавшихся под напряженными брюшными мускулами. Двоих или троих из них действительно рвало; их ужасное рыгание смешалось с мучительно тяжелым дыханием и всхлипываниями от безнадежности усилий. В голове Рааба сверкнула мысль, что воздух, которым они сейчас дышали, обладает одним ценным качеством. Да, он усиливает их пытку, приносит им ощущения, словно они заживо похоронены, заставляет их первобытные инстинкты визжать от негодования, но дает возможность их истощенным легким получать больше кислорода.

Казалось, они невероятно долго боролись со своими инстинктами, пытающимися заставить их остановиться. Спустя две или три вечности, Рааб, все еще не веря себе, понял, что окружающий воздух стал чуть-чуть реже и немного прохладнее, а затем он почувствовал, что из его носа течет тонкая струйка крови. Он был абсолютно вымотан, и, чтобы его голос был услышан, ему пришлось ужасно потрудиться. Но он справился с этим и кое-как проквакал:

— Все весла стоп!

Он резко упал и с минуту лежал на грани обморока, почти надеясь, что он все-таки лишится сознания, чтобы на время не чувствовать невыносимую боль В легких и мускулах. Затем он с огромным усилием поднял голову и заплетающимся языком пробормотал:

— Мы сделали это. Мы… остались на плаву.

— Все весла — пол-удара.

Слова все еще отзывались болью в его легких. Сейчас, собравшись с силами, он стоял на своем обычном месте около передних перил, зная, что после двухчасового сна снова будет в полном порядке. Кровь из иска больше ни у кого не текла, и все, кроме Бена, который все таким же ровным голосом отсчитывал ритм, ухитрились проглотить один или два сэндвича. Вместо этого Бен промочил свое горло фруктовым соком. Никто сейчас не находился в сколько-нибудь серьезном состоянии.

Первая из больших лун сейчас полностью вышла из-за горизонта. Рааб рассеянно посмотрел в ее направлении и вспомнил, как однажды, путешествуя со своим отцом, он видел какой-то далекий блимп, вырисовывающийся четким силуэтом на фоне такой луны. Это был тот самый момент, когда он впервые узнал, что ощущают люди, посвященные в жизнь летающих блимпов, и впервые почувствовал, что любовь, вспыхнувшая между ним и Флотом, останется на всю жизнь. Так или иначе, черный силуэт медленно двигался на фоне луны, выкристаллизовывая в его сознании понятия о том, какое огромное небо было в действительности и как далеко оно могло завести человека, и что блимпы могли сделать из человека гораздо больше, чем просто человека. И с тех пор до сегодняшнего дня он никогда не ощущал себя живым и счастливым, если его ноги стояли на земле.

Конечно, это луна — или ее подруга, которая должна взойти пару часов спустя — могла выдать «Пустельгу», если удача отвернётся от них. С блимпа, находящегося в пределах мили к востоку от них или висящего над головой; можно было ясно их видеть; и кроме того, всегда оставался слабый шанс, что силуэт их корабля может четко выделяться на фоне луны, как тот неизвестный блимп в его отрочестве. Но все-таки больше говорило за то, что сейчас они далеко ушли от зоны блокады. И вероятность этого требовала от него большей решимости.

Он повернулся и взглянул на корму корзины. Усталость экипажа проглядывала в каждом мучительном взмахе весел.

— Все весла стоп. — Он устало усмехнулся, услышав вздох облегчения. — Ребята, уберите весла и повесьте их за бортом, но не забудьте проверить веревки. Здесь можно спать в такой же безопасности, как и в любом другом месте. Триммеры Олини и Хэмпел, сделайте и раздайте сэндвичи, вы поняли? А фруктовый сок давайте в неограниченном количестве.

Рааб не давал себе расслабиться до тех пор, пока не удостоверился, что все накормлены и удобно устроены. Два триммера спали на подстилках, которые они постелили на своих концах корзины. Бен Спрейк расположился около Хэмпела. Гребцы свернулись в клубки на прокладках своих собственных сидений. Кому не хватало сорока пяти дюймов длины сиденья, выставили ноги в проход, а некоторые отвязали прокладки и расположились на досках под сиденьями. На такой высоте в такое время года никто не беспокоился о том, чтобы укрыться чем-нибудь.

Горизонтальная площадка с верхней части метателя гарпунов, который занимал восемь футов с правого борта на носу корзины, служила кроватью Раабу. Эта площадка, ширина которой составляла три с половиной фута, со стороны, примыкающей к борту, была обита доской, препятствующей ему выпасть за перила. Человек, повернувшись во сне, мог упасть за борт, и кто-то позаботился о его безопасности. Но сейчас Рааба это не волновало. Пока не успели уснуть последние несколько человек, он сказал:

— Первую двухчасовую вахту я отстою сам, а для второй разбужу Бена Спрейка и Эммета Олини. Через два часа после этого мы двинемся дальше.

Вторая большая луна (ее назвали «Золотистая», потому что она была желтее первой — «Серебристой») поднималась сейчас, и это означало, что ему осталось стоять на вахте около пятнадцати минут. Он лежал на левом боку и лениво наблюдал восход луны через свисающую над корзиной веревочную петлю. Конечно, Золотистая была сейчас в меньшей фазе, чем Серебристая, что являлось следствием угловых соотношений между Дюрентом, двумя лунами и солнцем Дюрента.

Он еле-еле приподнялся и сел, так как после погружения осталась боль во всем теле и усталость, затем слез с метателя гарпуна, используя в качестве лестницы бортовой шкафчик, подошел к передним перилам и посмотрел вниз. Пятнистое море тумана, призрачно вырисовывающееся в двойном свете лун, скрывало раскинувшиеся внизу джунгли. Раньше, когда он совершал путешествия в дневное время, то пролетал над этим районом довольно низко и поэтому ясно представлял себе природу джунглей — толстые ветви деревьев, словно змеи, расползались во всех направлениях и были покрыты изрезанными по краям листьями, достигающими четырех-пяти футов в поперечине; здесь и там торчали из листвы множество скал, в проплешинах болот виднелись темные лоскуты открытой воды. Чтобы поглощать солнечный свет, профильтрованный густым воздухом нижних высот, листва в основном имела темно-зеленый цвет.

Иногда, в дневное время, когда туман не очень густой, вы можете увидеть громадных вездесущих, греющихся на солнышке. Они взбираются на торчащие скалы, сворачивают кольцами свои шестидесятифутовыё тела, а мясистые крылья раскидывают в разные стороны. Ночью, подобной этой, когда особенно сильные вспышки хищничества, спаривания или просто жестокости порождали в джунглях бедлам из визга, криков и мычания, вы можете увидеть, как некоторые большие особи выныривают из тумана в чистый воздух и на всех парусах удаляются в волнообразном полете к более тихим территориям. Но сегодня джунгли были безмолвны.

Протиснувшись между метателем гарпунов и передними перилами, он перешел к противоположному борту и посмотрел вниз с этой стороны. Словно какой-то жирный темный слизень, на поверхности тумана лежала тень «Пустельги». Конечно, если бы наверху был какой-нибудь блимп, это могло бы погубить их, но если такой блимп находился близко или приближался, его собственная тень была бы видна так же ясно.

Рааб устало поднял голову и посмотрел в направлении восточного горизонта. Море тумана простиралось до самого горизонта. Как ночь стирает все краски, так туман почти всегда покрывал эти незначительные высоты.

Где-то вдали за белым горизонтом был расположен Мэдерлинк. Почти девятьсот миль джунглей лежало между самой западной точкой Столовой Горы Лоури и восточным краем большого Мэдерлинка. Покоренный, если не прочно завоеванный Мэдерлинком, Оркет находился на две третьих ближе к Мэдерлинку, но южнее прямой линии между Мэдерлинком и Лоури. Так же как и Лоури, он находился вблизи морского побережья, которое в этой части южного континента тянулось почти по прямой линии, и от него до Мэдерлинка была, добрая сотня миль. Западнее и восточнее Лоури были другие столовые горы, но Оркет, Мэдерлинк и Лоури — единственные обитаемые, потоу что все другие находились слишком далеко от зоны, называемой страной ущелий, и от гуано-островов.

Он повернул голову и снова посмотрел на Золотистую. Его два часа истекли; даже немного больше, потому что во избежание ошибки он всегда давал припуск. И, устало оторвавшись от перил, он тихо разбудил Эммета Олини. Затем он двинулся на корму по проходу между рядами спящих людей, среди которых некоторые даже храпели, здесь и там перешагивая или обходя торчавшие ноги, и, разбудив Бена Спрейка, вернулся к своей постели, чтобы моментально погрузиться в сон.

— Два часа, капитан.

Рааб проснулся сразу, едва Олини коснулся его, но в его глазах было такое странное ощущение, словно в них насыпали песок. Ворча, как старик, он медленно поднялся на ноги и заглянул за перила. У «Пустельги» теперь было две тени, одна под ней, а вторая с правой стороны, и обе не слишком темные. Он глубоко вздохнул и подумал, что экипаж сейчас чувствует себя не лучше и поднимать его было равносильно садизму. Но он должен был сделать это, и сделал. Он прошел между рядами и поочередно будил людей, стоя около них некоторое время, пока не убеждался, что человек очнулся и вспомнил, что находится в корзине блимпа.

Когда все были разбужены, он обратился к экипажу.

— Теперь, когда мы довольно далеко ушли от Лоури, я могу рассказать вам наши ближайшие планы. В страну ущельев есть путь, который в течение двух поколений был секретом Флота Лоури. — В тусклом свете он всматривался в их лица. — Вы все знаете, что большая Песчаная река протекает по широкому и пригодному для судоходства Ущелью Хаузер. Но большинство из вас не знает, что по ущелью, где протекает приток Большой Песчаной, тоже можно пройти. — Он подождал, пока Солс Хэмпел кончил раздавать сэндвичи. — По этому ущелью пройти почти невозможно; к тому же оно слишком узкое и во многих местах обвалы, заблокировали его. Но там есть довольно большой туннель, по которому может пройти маленький блимп. Очевидно, в половодье, когда воды очень много, приток Большой Песчаной нашел узкую щель и расширил ее, — он услышал тихое ворчание и усмехнулся. — Нам потребуется полтора дня, чтобы добраться до входа в это ущелье. Я намерен войти в него после полудня, если к тому времени нас никто не заметит. Часть, пути мы пройдем ночью, но даже среди дня там почти нет света. Путешествие не будет комфортабельным, но раньше я уже дважды, проходил через него, а триммер Олини был там несколько раз. — Он дал им время обдумать услышанное, пока они жевали свои сэндвичи. — Будут какие-нибудь вопросы?

Казалось, ни у кого не возникло вопросов относительно их дальнейшего пути, хотя Бен Спрейк пробормотал что-то Солсу. Хэмпелу. Но спустя минуту Джон Кадебек тихо сказал:

— Капитан, возможно, это не имеет отношения к делу, но мне кажется, что блокада осталась далеко позади.

Рааб ждал, что представитель экипажа продолжит говорить, но тот молчал, и спустя некоторое время он ответил:

— Да, так оно и есть, но я не сомневаюсь, что шпионы предупредили врага о нашем появлении. В противном случае, они должны были ожидать, что кто-то попытается прорвать блокаду со стороны морского побережья, чтобы как можно быстрее собрать груз гуано, — он сделал паузу, задумавшись. — Но мне все-таки кажется, их действия были слишком шаблонными, чтобы стать действительно эффективными. Они действовали, словно на простом посту наблюдения.

Послышалось перешептывание, а потом Кадебек сказал с усмешкой:

— Выходит, мы не зря ушли раньше срока. Рааб улыбнулся в ответ.

— Лучше скажи, что счастье было на нашей стороне.

5

Член совета Ольвани внимательно посмотрел на своего посетителя.

— Ну, садись. — Хотя Джергенс был его главным информатором во Флоте, он не любил этого офицера. Ему нравилось видеть, что Джергенс одет в поношенную домотканную одежду (посетитель, конечно же, не мог прийти сюда в форме). — Садись! — повторил он. Джергенс был высок, и Ольвани раздражало, что на него приходится смотреть снизу вверх.

Слегка покраснев, тот сел.

Более минуты Ольвани смотрел на него молча, стараясь, чтобы его чувства не отражались на лице.

— Ну?

— Плохие новости, — сказал Джергенс. — «Пустельга» ушла на два дня раньше срока и проскочила через блокаду. Этот молодой дурак Джеран сам принял такое решение. По крайней мере, они по крутой траектории снижения на довольно большой скорости проскочили через линию заградительных блимпов. Там так и не узнали, потерпела «Пустельга» крушение или нет.

Ольвани проконтролировал выражение лица. Иногда ему казалось, что он имеет дело только с бездарями, включая некоторых тайных союзников на Мэдерлинке.

— Потерпело крушение? А что ты сам думаешь об этом? Что они сделали, проскочив вниз? Спустились за ними на кораблях заграждения?

Джергенс снова покраснел.

— Нет. Я уже говорил, что в баллоне «Пустельги» было слишком мало газа; она пролетела мимо, них словно раненый вездесущий. И конечно, они не ждали его так быстро.

Внутренне разгневанный Ольвани не позволил своим чувствам проявиться внешне. Он не хотел показать этому человеку, что расстроен. Он мечтал о дне, когда не будет иметь вообще никаких дел с персоналом Флота, а также с большинством других людей, которые сейчас стояли у власти на Лоури. Разве что только подписывать приказы с поручением выполнять работу…

Все еще возбужденный Джергенс продолжал:

— Мое личное мнение таково, что «Пустельга» не могла выжить. Когда в блимп закачано так мало газа, как в этот…

Ольвани холодно сказал:

— Все это ты объяснял мне четыре дня назад. Ты и тогда не был уверен, но блимп могли накачать перед самым уходом. Если они. ушли на два дня раньше срока, значит, ты целых два дня держал эту важную информацию при себе и не передавал ее мне. Почему?

Джергенс угрюмо посмотрел на него.

— Вы знаете, я не гражданский и не могу приходить сюда, когда захочу! Вы запретили мне пользоваться посредниками. Кроме того… я сам получил эту информацию только сегодня.

Ольвани потер руки и, сложив их перед собой на столе, посмотрел на них. Он не мог позволить себе лицо назвать этого человека дураком и поставить под сомнение его способности. Источник информации не должен иссякнуть. Он заметил, что кожа на его руках сморщилась больше, чем это было совсем недавно, и нахмурился. Он не стар! Возможно, ему надо питаться немного лучше. Естественно, он не мог позволить себе явную роскошь, если хотел сохранить политическую поддержку населения. Но немного тайно переправленных продуктов… Джергенс продолжил:

— Во всяком случае, это наш шанс, или нет? Я имею в виду, если «Пустельга» потерпела крушение. Думаю, я смогу навязать определенное мнение и объявить…

Ольвани, скрывая холодный гнев, произнес:

— Мы не сможем этого сделать. Полагаю, это может оказаться ошибкой. В том случае, если они все-таки вернутся или, по крайней мере, если они как-то сумеют передать сообщение, тогда твое мнение рикошетом ударит в нас.

— Вы ничего не знаете о блимпах и действиях Флота, — сказал Джергенс. — Даже если, «Пустельга» уцелела после этого спуска, Джеран должен пробраться а страну ущелье в, чтобы получить гелий. Блимпы Мэдерлинка почти наверняка перехватят его там. Но даже если он перехитрит их и доберется до одного из гуано-островов в открытом море — при таком положении вещей у него остается шанс сделать это, если, конечно, он выдержит достаточно долго — шансы на то, чтобы еще раз проскочить блокаду и вернуться на столовую гору, практически равняются нулю. Возможно, вы даже не представляете, какая плотная блокада окружает нас. Курицы Мэдерлинка несут на себе, по крайней мере, четыре дюжины планеров, способных держаться в воздухе часами.

— Вопреки тому, что среди некоторых из вас Джеран не пользуется популярностью, — сказал Ольвани, — до меня дошла информация, что он очень компетентный офицер Флота. И если, я не ошибаюсь, в безлунную ночь блимп сможет найти какой-нибудь способ, чтобы вернуться на Лоури.

Джергенс снова нахмурился.

— Через блокаду, подобную этой…

Ольвани едва сдерживал свое раздражение.

— У меня больше нет доверия к офицерам Флота Мэдерлинка… — он остановился и начал заново: — Я предупреждаю, мы не должны распускать никаких слухов. Как ты объяснишь знание того, что они проскочили? Может, ты хочешь рассказать им, из каких источников ты получаешь подобную информацию?

Джергенс стал совсем багровым.

— Вы считаете, что я полный идиот? Я говорил только об определенным образом сформулированном мнении. Мы знаем, что «Пустельга» имеет очень мало газа. Мы знаем, что в то время, когда она отправилась в рейс, корабли вражеской блокады стояли около Северограда. Единственное, что они могли сделать, это быстро скользнуть вниз и попытаться пройти под ними!

— Ты снова пытаешься напомнить мне, что я слишком мало знаю о блимпах, — сказал Ольвини. — Теперь я хочу напомнить тебе, Джергенс, что ты абсолютно ничего не знаешь об общественном мнении. Определенный процент людей — должен признать, что этот процент не маленький — довольно глуп и полон надежды, что «Пустельга» вернется прежде, чем будут заключены какие-нибудь соглашения с Мэдерлинком. Они никогда не признают логику, даже если будут находиться на грани голодной смерти. Между прочим, они упрямо не станут верить никаким плохим известиям о «Пустельге», пока не получат неопровержимых доказательств. Но ты сам признаешь, что дать их мы не можем. — Он снова потер руки и, не мигая, уставился на офицера Флота. — Во всяком случае, ты думаешь, что старый Клайн, услышав это, не заметит, что ты действуешь нечестно? Ты думаешь, что сможешь перехитрить его?

Джергенс снова покраснел и отвернулся.

— Клайн не будет жить вечно.

Ольвани почувствовал, что его губы скривились от отвращения к Джергенсу, но снова овладел собой.

— К несчастью, мне приходится действовать в настоящем, а не в будущем. А сейчас извини меня… И пожалуйста, в дальнейшем постарайся доставлять мне важные новости побыстрее. Я не могу платить деньги за плохую работу.

Джергенс покраснел еще больше, встал и, не говоря ни слова, вышел.

Ольвани задумчиво посмотрел ему вслед. Он очень сильно давил на Джергенса, но все же не думал, что тот наберется храбрости и начнет бунтовать. Было бы неглупо подготовить что-нибудь… Он устало вздохнул. Эти вынужденные интриги отнимают так много времени. Кажется, что Ольвани сам должен планировать все от начала и до конца. Даже среди его полных приверженцев было так мало тех, кто мог абсолютно все продумать и действовать как надо.

Он рассеянно потрепал свою маленькую остроконечную бородку. Люди слишком ленивы и невнимательны. Конечно, в большинстве случаев само общество было виновато в этом.

Даже общественность Мэдерлинка не была так… так логична и эффективна, как дол лена была быть. Но судьба, размышлял он, благосклонна к нему, и, когда придет время, после того как Мэдерлинк послужит его намерениям, он сможет, перехитрить своих бывших союзников. Он не будет торопиться и все тщательно спланирует; и, конечно, он начнет с того, что полностью разоружит военных Лоури. Некоторый период, после того как люди Лоури низко поклонятся Мэдерлйнку, он будет вилять хвостом перед высокомерным правительством Мэдерлинка: заплатит определенную сумму дани, которую они, несомненно, потребуют; отдаст им господство над гелием и гуано-островами; будет упрашивать и умолять их, когда ему что-нибудь потребуется. Все это будет продолжаться до тех пор, пока они не сочтут целесообразным поручить ему управлять Лоури.

Нет, Мэдерлинк не сможет долго держать превосходство. Нет никаких сомнений, что такое высокомерное империалистическое общество в конце концов развалится от разъедающего его сонного яда. И между тем, последовательно вводя в жизнь свои тщательно разработанные планы, свою разумную систематизацию населения Лоури, свою умелую переориентацию школ, промышленности и системы распределения, свой крепкий, но благосклонный контроль над распространением новостей, он намеревался вырвать с корнем всю ерунду, которая сейчас вводила в заблуждение народ… В этом построенном им обществе, освобожденном от раздутых до огромных размеров бесполезных расходов, усилия каждого будут посвящены сельскому хозяйству, промышленности и их общим целям. Да, Лоури должна будет продвинуться вперед со скоростью света!

Конечно, на некотором этапе здесь, в той или иной форме, установится временное могущество военных, чтобы они могли сбросить кандалы приходящего в упадок Мэдерлинка. Точные детали он разработает в будущем, в зависимости от развития событий. Сначала Лоури должна выпустить бутон начала процветания; люди должны фантазировать в своих коллективных усилиях. Каждый обязан служить Государству, чтобы в один прекрасный день Государство могло лучше служить людям…

Он нахмурился и снова посмотрел на свои руки. Эти морщины не могут быть признаком старости. Нет, он не состарится — его судьба не допустит этого! Несмотря ни на что; ему было всего тридцать четыре года (равноценно пятидесяти девяти земным) и он еще совсем не стар. Он чувствовал себя абсолютно здоровым. Его живот был втянут и на нем не было даже признаков дряблости; его мысли были отточены, а память надежна, как никогда раньше. Нет, он выдержит и закончит свою работу. Это ему гарантирует его предназначение.

6

Держась одной рукой за вертикальную стойку, Рааб сидел на передних перилах и наблюдал, как колеблющаяся тень «Пустельги» мягко ползет по холмистой земле. Джунгли остались далеко позади них, и кроме того, они уже миновали зону прямых высоких деревьев, где добывали не уступающий в прочности бамбуку строевой лес. Покрывающая Землю трава грелась в теплых лучах осеннего: солнца Дюрента. Ее цвет был чуть зеленее, чем у светло-желтой соломы. Огромные стада жвачных животных с толстой рыже-коричневой шкурой, напоминающие рогатых гиппопотамов, тихо паслись по беретам ручьев и множества озер, разбросанных друг от друга на небольших расстояниях. Вездесущие, словно толстые крылатые угри, хлопали; крыльями и, извиваясь, перелетали от озера к озеру, совершая свои таинственные миграции. Здесь, на сотню миль севернее джунглей, крупные крылатые хищники, способные побеспокоить жвачных животных, встречались крайне редко, хотя иногда какой-нибудь вездесущий монстр бросал свое насиженное место я, набрав три иди четыре тысячи футов высоты, добирался сюда за легкой добычей.

Стадо; насчитывающее около дюжины быстроногих пожирателей травы, напоминающих лошадей с лосиными головами, изо всех сил убегало от тени «Пустельги». Они бежали по открытым лужайкам, не приближаясь к воде, и наконец, резко свернув и сделав круг, остановились, задрали вверх головы стали смотреть на блимп. Рааб знал — раньше они видели множество блимпов и сейчас не были сильно возбуждены. Только инстинкты заставляют их бежать, даже если их никто не преследует.

Он остановился западнее Большой Песчаной реки, в то время как обычные северные маршруты от Платформы проходили по территории, лежавшей дальше к востоку, где их могли ожидать враги. За слишком большой риск иногда приходится расплачиваться.

Далеко впереди, с запада на восток, вдоль горизонта вытянулась толстая серая линия, выглядевшая с расстояния туманной и мерцающей. Через неровные промежутки эту серую линию прорезали тонкие к черные вертикальные линии, напоминающие нитки (хотя не все эти нитки были одинаковы по толщине). Толстая серая линия образовывалась обрывистым южным краем страны ущельев, а вертикальные черные нитки обозначали выходы из ущельев. Когда-то эта широкая линия обрывистых скал омывалась волнами моря, довольно мелкого в этой зоне; и лужайка, находившаяся под ними, тогда тоже являлась морским дном. Но позднее море отступило к своим настоящим позициям, где и находится уже многие миллионы лет.

Все знали предполагаемую теорию образования страны ущельев и то, что Рааб видел в свои прежние путешествия, казалось, подтверждало ее. В далеком прошлом, когда морская вода покрывала всю планету, ужасные приливы и подводные течения делали наносы, наслаивающиеся друг на друга в течение долгого времени и впоследствии превратившиеся в континент, который занимал площадь в четверть миллиона миль и имел выходы вулканических пород. Первоначально этот континент полого спускался от каменных образований, ставших потом столовыми горами, к морскому побережью. Но со временем, возможно, благодаря пагубным осадкам поверхности планеты, эта огромная подошва перед каменными образованиями исчезла, и вершины столовых гор оказались изолированными от окружающего мира двумя сотнями миль неприступных отвесных скал.

Необъятный древний прилив магмы, расплавляющей камни, выплеснулся на поверхность; охлаждаясь, магма, словно высыхающая в поле грязь, образовала ажурные пилообразные трещины; скальные структуры, лежавшие в основании, так и не расплавились, поэтому остались неповрежденными; и теперь, скрытая под толстыми отложениями, в некоторых местах достигающими более тысячи футов, бывшая поверхность превратилась в скальное основание страны ущельев. Вертикальные и расширяющиеся у основания ущелья были ни чем иным, как острыми трещинами. Некоторые были частично завалены, некоторые вертикально уходили вниз, на глубину полных трех миль от вершины и упирались в скальное основание. В некоторых местах обвалы образовывали темные пропасти, которые никогда не знали воды, если не считать дождевой, выпадающей в определенное время года, и не знали света, кроме мельчайших лучей, что смогли прорваться вниз от вершины. Эрозия, землетрясения и небольшая вулканическая деятельность в течение долгих веков в некоторых местах расширили эти ущелья, в некоторых сузили и образовали большие или меньшие пустоты, которые позднее покрылись участками почвы.

В отдельных ущельях обрушившаяся верхняя часть стен не упала на дно, а застряла где-то посредине и образовала различные по величине черные тоннели, по одним из которых текли реки, а по другим нет.

К северу от страны ущельев располагалась зона, где несущие от моря влагу ветры сбрасывали воду в виде снега, который, растаяв, снова устремлялся к морю, поэтому в стране ущельев насчитывалось огромное количество рек и озер. Весной некоторые реки превращались в могучие гремящие потоки и, заполняя ущелья, могли достичь тысячи футов глубины. Напоровшись на завал, реки останавливались и образовывали озера, пока не находили нового стока, который впоследствии углублялся и расширялся течением. Внушающий благоговейный страх ежегодный прилив воды приносил с собой ил, гравий и камни, создавая временами изумительные скульптуры.

Терпеливо вторгаясь туда на протяжении веков, жизнь внесла свои изменения в страну ущельев. Местность, где было достаточно открытого пространства, солнечного света и воды, была усеяна плодородными долинами. Животная жизнь следовала за травой и деревьями до тех пор, пока там не собралась вся экология, происходящая, несомненно, от одного вида, особенно приспособившегося к местным условиям. Благодаря своей врожденной приспособляемости там преобладали вездесущие; они могли летать, плавать и ползать, а все это было необходимо в стране ущельев. Там не было огромных видов, которые наполняли джунгли ужасом ночных кошмаров, потому что для шестидесятифутовых монстров с их мускулистыми, но относительно небольшими крыльями, воздух был недостаточно плотный, так как страна ущельев находилась на высоте полутора миль над уровнем моря. Но все-таки там были достаточно большие, чтобы представлять определенную зубастую угрозу, вездесущие, длина которых достигала двадцати футов.

Каким-то образом — абсолютно непостижимым, если не верить, что жизнь обладает крайне неумолимой магией — менее приспособленные животные нашли свой путь даже в самые глубокие ущелья этой страны. Там, где на открытые пространства проникали солнечные лучи, существовали дюжины различных видов травоядных, включая и гиппопотамов — Рааб сейчас лениво наблюдал за их непрерывно жующими сородичами. Создания, напоминающие грызунов, скрывались в темных расселинах. Другие, как кролики, передвигающиеся прыжками, наполняли ущелья. Живущие на деревьях четвероногие, очень похожие на земных кошек, о которых Рааб читал в книгах, выискивали на ветвях гнезда вездесущих или спрыгивали сверху на спины опрометчиво зазевавшихся существ, живущих на земле.

Среди растительной жизни, большинство представителей которой были уникальны, королями Дюрента были плавуны-растения, что росли на длинных извилистых озерах средних высот, где световой поток, если не прямые солнечные лучи, создавал благоприятные условия.

Плавуны, хотя и существовали в других областях Дюрента, особенно хорошо приспособились в стране ущельев. Они росли в спокойной воде, глубина которой могла достигать двадцати футов, а их длинные корни тянулись ко дну и словно якорем цеплялись за грязь.

Над единственным, утолщающимся книзу, корнем плавал толстый и пористый (и поэтому плавучий) лист, достигающий пятнадцати футов в диаметре. На этих мягких растительных полях вертикально, на рост человека, поднимались зеленые ветви с маленькими листьями. Ветви располагались довольно близко друг к другу, но все-таки человек мог пролезть между ними.

В определенные сезоны в середине плавучего листа появлялся прямой толстый стебель, поддерживающий семенную коробочку растения. На Дюренте существовали и другие растения, размножающиеся воздушным путем, когда ветер уносил их семена, но это были маленькие растения; их семена уносились ветром за счет массы пушистых и шелковистых прядей. Семена плавунов достигали размеров головы человека, поэтому природа позаботилась о них и наделила большими, наполненными гелием шарами восьми футов в диаметре, которые поднимали семена над озером и уносили прочь из ущелья.

Как плавуны забирали гелий из воздуха (атмосфера содержала только четыре процента гелия) было загадкой ботаники. Одна теория, которая вполне удовлетворяла Рааба, предполагала, что в процессе роста растение использует другие составляющие воздуха, а гелий откладывает в шар. Газ, насыщающий клетки плавучего листа, был тем же гелием, хотя не таким чистым, как в шаре. Кроме того, в шаре газ находился под давлением, поэтому стенки непроницаемой растительной материи не сморщивались даже тогда, когда это хитроумное приспособление природы поднималось в более разреженный воздух.

В любом случае, плавуны вырабатывали гелий и наполняли им шар, который после созревания семян отрывался от пересохшего стебля и уносился в небо. Шар поднимался к солнечному свету на тысячу футов над краями ущельев и дрейфовал в воздухе пару сотен миль, пока через какую-то способность световое приятия или восприимчивость к восходящим воздушным потокам, а может, каким-нибудь чувством, что присущи животным, не находил новое озеро, подходящее для воспроизводства.

Эти шары плавунов и были источниками гелия. Конечно, блимпы могли отлавливать в воздухе освобожденные шары, но это было слишком утомительно, а для «Пустельги» вообще невозможно. Обычно блимп (в нормальные времена это были курицы или другие большие грузовые корабли) отыскивал озеро с созревшими семенами и, используя ручные меха, перекачивал гелий из шара в свой газовый баллон.

Рааб сомневался, что Мэдерлинк обладает такими же знаниями о стране ущельев и озерах плавунов, какие собрал он сам. Он думал, что, когда придет время собирать урожай плавунов, он сможет избежать встречи с вражескими блимпами.

Первую часть своего плана он все-таки выполнил.

Он повернулся и посмотрел на корму корзины. Усталые руки и спины гребцов двигались сейчас быстро и согласованно, только взмахи маленького Поки Рейджера были несколько вялыми и неуверенными. Для разношерстного, набранного с таким трудом экипажа они принимали все более приемлемый вид, и он надеялся, что они выдержат до конца. Продовольствие, находящееся. на борту «Пустельги», нельзя было назвать превосходным, но теперь они добрались до страны ущельев, и Рааб хотел попытаться поохотиться, потратив день-два на это, а также насобирать орехов, зерен и зелени. В таком рейсе люди должны питаться гораздо лучше, чем они могли позволить себе на Столовой Горе Лоури.

Он посмотрел в южном направлении. Едва видимая в тумане, Лоури выделялась над самым горизонтом. Вы могли бы различить ее очертания, если бы знали точно, куда смотреть. При постоянной работе веслами и попутном ветре, скорость которого в среднем составляла два узла, за два дня «Пустельга» покрыла довольно большое расстояние.

— Хорошо снова оказаться в воздухе, Рааб, — сказал Эммет Олини. Рааб, горло которого немного сжалось от волнения, посмотрел на триммера и кивнул.

— Да. Но нам еще надо добраться до входа в ущелье и пересечь его. — Он посмотрел вперед, где неясно вырисовывались потрескавшиеся стены обрывистого края страны ущельев. — Я думаю, мы подойдем к утесу и двинемся вдоль него на восток. Мы находимся примерно на сорок миль западнее Большой Песчаной Реки, и, по моему мнению, приток протекает где-то в семнадцати милях восточнее нас.

— Это точно, капитан.

Они закончили свой путь к востоку вдоль утеса. Здесь не было никаких признаков находящихся вблизи вражеских блимпов или планеров.

«Пустельга» сейчас двигалась на высоте около пятисот футов над основанием утеса и примерно на таком же расстоянии от края страны ущельев. Внизу были разбросаны осыпавшиеся камни. На таком фоне она выделялась едва заметным пятнышком, ползущим в воздухе.

Тем не менее руки Рааба вспотели; хотя вероятность того, что блимп будет перехвачен здесь, прежде чем капитан введет это создание чистого неба в черную дыру, была небольшой, он не мог не испытывать волнения.

Чистый ручей, покрытый пятнышками бурунов над подводными камнями, вытекал из этой черной дыры в основании утеса. Своеобразное узкое ущелье над этим ручьем раскалывало утес и уходило вверх так далеко, как позволял разглядеть глаз. Рааб ждал, когда солнечные лучи осветят эту трещину, достигающую ширины двадцати футов; нет, Рааб не надеялся рассмотреть что-нибудь, в самом ущелье, просто на входе ему надо было хоть немного света, так как Шустельга» не могла сразу окунуться в абсолютную темноту.

Время приближалось. Он тяжело вздохнул.

— Бен, я сам поведу ее. Весла левого борта — четверть удара. Назад… стоп… тяни! — Он взглянул на Олини. — Сжатие впереди на пол-оборота. — Он выждал, пока накренившаяся вперед «Пустельга» не нацелилась носом на ущелье. — Весла правого борта — четверть удара, — некоторое время он отсчитывал ритм, затем приказал: — Все весла стоп! — Теперь, по мнению Рааба, они точно направлялись в ущелье, учитывая поправку на слабый бриз с правого борта. Когда «Пустельга» войдет в ущелье и углубится на несколько ярдов, этот ветерок исчезнет, должен исчезнуть. — Сжатие на четверть оборота на корме и впереди.

Храповики щелкнули, веревки заскрипели, и «Пустельга» немного опустилась.

В своем обычном состояний она хорошо слушалась руля на этих высотах. Сейчас они были точно над ручьем.

— Убрать четверть оборота сжатия впереди. Все весла — четверть удара! Назад… стоп… тяни!

«Пустельга» медленно приближалась к черному отверстию.

Она теперь выровнялась, и у дары весел больше не отклоняли ее ни вверх, ни вниз. Достаточно ли они опустились вниз, чтобы пройти свободно под каменным потолком? Да… лучше больше не спускаться и оставить резерв высоты, потому что в ущелье могли произойти новые обвалы во время последнего половодья.

Они ровно скользнули в отверстие. Глаза Рааба всматривались в расстилающийся впереди мрак. Он был рад, что рядом с ним находится Олини; опытный представитель Флота, который управлял наклоном корзины, знал, как избежать опасностей. Кроме того, что острейшие камни могли проткнуть слабый баллон «Пустельги», она могла зацепиться оснасткой и сломать что-нибудь, а это значило, что им придется испытать несколько неприятных моментов, остановиться для ремонта и…

— Мы прошли точно, капитан, — сказал Олини, словно угадав беспокойство Рааба.

Рааб с благодарностью посмотрел на него.

— Все весла — стоп.

Они прошли довольно далеко внутрь ущелья, и свет от входа едва пробивался сюда, а он хотел, чтобы их глаза привыкли к темноте. Он думал предостеречь гребцов, что «Пустельгу» может снести к той или иной стороне и что они должны быть готовы вовремя оттолкнуться веслами, но решил этого не делать — пока все шло нормально, а ближайший отрезок пути проходил по прямой.

Впереди, где наклонный тонкий луч света пронзал ущелье, поблескивала поверхность ручья. Все-таки свет, проникающий в ущелье, давал тусклое освещение, и он мог видеть пространство, тянувшееся до первого плавного поворота. Он с облегчением вздохнул.

— Бен, ты будешь отсчитывать ритм? Пока всем грести в полсилы.

Входное отверстие осталось далеко позади и было не видно. Зажженные лампы были развешаны на перилах под газовым баллоном. Чтобы получить больше направленного света, одна сторона каждой лампы была закрашена белой краской. Рааб мог видеть проплывающие по обеим сторонам каменные стены (хотя на некотором расстоянии впереди и за кормой, насколько это позволял слабый рассеянный свет, можно было разглядеть и потолок).

— Сохраняй наблюдение, — сказал он Олини и, обойдя метатель гарпунов, подошел к борту, чтобы проверить привязанные длинные тонкие щупы. Затем он проверил их на противоположном борту. Он не думал, что они понадобятся прямо сейчас — он чувствовал, что в этом проходе лампы обеспечат безопасность — но в дальнейшем, на особенно темных участках ущелья эти щупы могли пригодиться. Привязанные к перилам на носу и на корме, они торчали в разные стороны, словно усы ночного вездесущего.

Казалось, до сих пор все шло нормально. На поверхности солнце должно было уже клониться к западу.

— Бен, через несколько поворотов с правого борта будет довольно большая пещера, чтобы «Пустельга» могла войти в нее. Когда мы доберемся до нее, ты свернешь туда. Мы встанем там на якорь, поедим и час отдохнем.

Спрейк что-то пробормотал, подтверждая получение приказа. Рааба уже утомило его мрачное настроение, но он не стал заострять на этом внимание и вернулся к передним перилам.

Пока Бен Спрейк довольно уверенно проходил повороты, Рааб всматривался в расстилающуюся впереди темноту. Еще несколько ярдов, и передние лампы выхватили вход в пещеру.

Что-то внезапно заставило Рааба напрячься.

— Все весла — стоп! — Он услышал вздох Бена и ворчание экипажа. — Триммерам приготовиться!

Некоторое время он, напрягая глаза, всматривался в неопределенную темную массу, которая с одной стороны частично запруживала маленькую подземную речку. Белая вода, едва видимая (и слышимая) отсюда, раздраженно огибала это препятствие. В этой темной массе, которая могла оказаться гигантским вездесущим, хотя Рааб даже не представлял себе, что он мог здесь делать, не было даже намека на движение.

«Пустельга» сошла с курса и начала рыскать по сторонам.

— Все весла — четверть удара! — он начал отсчитывать ритм, затем крикнул: — Бен! — и младший алтерн подхватил счет.

Очень медленно «Пустельга» повернула нос. Свет ламп постепенно высветил темную массу впереди. Рааб глубоко вздохнул:

— Эммет, тебе ничего не напоминает эта?..

— Да, Рааб. Это пустой газовый баллон, упавший на корзину. Небольшой блимп…

— Это «Сова»! — голос Рааба был взволнован. — Она не прошла здесь! Сражение… убиты… но она просто не прошла здесь!

— Капитан, — спокойно спросил Олини, — может, на ней есть сообщение для наших куриц?

Рааб выдохнул и снова глубоко вздохнул.

— Возможно.

Он дрожал так, словно искупался в самом холодном ручье страны ущельев. Он попытался взять себя в руки. Очень ярко он представил себе, как «Сова» двигается в темноте по этому ущелью, и ее лампы, как у «Пустельги», светят вперед, а затем внезапная засада! Свист стрел и гарпунов, и труп «Совы» падает вниз. Предательство… Измена…

Он вытер вспотевшие ладони о свои брюки. Если сейчас их тоже поджидает засада, он уже ничего не сможет сделать. «Пустельга» представляла из себя прекрасную невооруженную мишень; у них даже не будет времени взять луки и достать из бортовых шкафчиков стрелы для обороны.

— Убрать четверть оборота сжатия впереди и на корме! — Едва ли враги (даже если им известно это место, а все говорило за это) успели добраться сюда раньше «Пустельги», подумал он. Но если он ошибается… — Все весла — четверть удара — хрипло приказал он.

«Пустельга» медленно двинулась вперед. Теперь он ясно видел обломки потерпевшего крушение блимпа.

— Сжатие на четверть оборота впереди и на корме, — он сурово и прямо стоял у передних перил, готовый принять на себя первые стрелы, если они все-таки прилетят. Черная пустота пещеры зияла почти у самого борта. — Весла правого борта — стоп! Триммерам приготовиться! Мы входим и встаем на якорь.

Тихо, если не считать слабого скрипа весел и оснастки, а также шума крови, пульсирующей в висках Рааба, старая «Пустельга» медленно проплыла над поверженной сестрой и повернула в пещеру. Рааб взял лампу и наклонил ее, чтобы свет шел под углом вниз. Осыпь гравия может представлять хорошее место… Опустив корму, корзина слегка наклонилась… Надо приготовиться перепрыгнуть через перила и перебежать к линии больших валунов…

— Все весла — стоп! Сжатие на один, оборот впереди и на корме!

Рааб поставил часовых вверху и внизу по течению речки, так что пещера оставалась посредине, и это было все, что он мог сделать для безопасности.

Несколько минут ушло на то, чтобы стащить пустой газовый баллон «Совы» с ее корзины.

Этот прорезиненный саван не позволил вездесущим и другим обитателям реки забраться в корзину. Рааб подавил подступившую к горлу тошноту и заставил себя снова посмотреть туда.

— Стрелы Мэдерлинка, все точно! В засаде здесь, вероятно, было не менее пятидесяти лучников. И, по крайней мере, два метателя гарпунов, установленных в пещере. Никто на борту «Совы» даже не получил шанс взять лук в руки!

— Я знал обоих триммеров и большинство членов экипажа, — тихо сказал Олини. — Они были хорошими парнями. Но все-таки некоторые из них должны были выбраться со своих мест!

Рааб мрачно покачал головой.

— Они были утыканы стрелами прежде, чем смогли понять, что происходит. Они представляли из себя прекрасную мишень — не гребли и сидели в ожидании очередного приказа. «Сова» вообще не двигалась.

Олини бросил на него быстрый взгляд.

— Откуда ты это знаешь, Рааб?

Палец Рааба неистово пульсировал. Широким шагом он подошел к передним перилам корзины, перегнулся через них и открыл дверку маленького шкафчика, приткнувшегося в правом углу. Такой же шкафчик был на борту «Пустельги», и Олини, когда не был занят, сидел на нем. Одна сгнившая кожаная петля отвалилась и дверка обвисла.

— Кто-то на борту знал, что должно произойти, — мрачно сказал он. — И стрелы не попали в него. Прежде чем газовый баллон обрушился на корзину, он успел выбраться из нее. И, кроме того, он прихватил с собой лаг и вахтенный журнал «Совы»!

Экипаж безмолвно смотрел на него. Спустя некоторое время Олини сказал:

— Возможно, ты прав, Рааб, среди экипажа нет его капитана. Кто был командиром? Ты знаешь?

Рааб кивнул.

— Капитан Мэйкл. — Некоторое время он стоял, опустив руки вдоль тела, кулаки сжаты и маленький палец пульсировал. — Нам лучше позаботиться о своих делах. Я не думаю, что после этого мы останемся здесь!

Бен Спрейк, который больше молчал после этого ужасного открытия, вдруг подал взволнованный голос.

— Один из триммеров на борту «Совы» был моим двоюродным братом. — Он посмотрел на тело одного из них и быстро отвернулся. — Наименьшее, что мы можем сделать для них, это похоронить с почестями. Там, в глубине пещеры, есть песок, а потом сверху мы можем навалить камни…

Рааб почувствовал, как гнев закружил ему голову, и повернулся к младшему алтерну.

— Ты не понимаешь, что враги, напрягая все силы, разыскивают нас? И ты хочешь задержаться здесь, чтобы похоронить трупы годичной давности?

Бен немного замялся.

— По крайней мере, мы можем сбросить их в реку.

— Ты думаешь, что один такой умный? — огрызнулся Рааб. — Как ты считаешь, что решит капитан вражеского блимпа или пилот планера, увидев плывущие вниз по реке трупы? — И тут же, пожалев о своей легкомысленной вспышке, добавил: — Большинство мужчин, которые погибли в бою, остались не похоронены.

— Здесь было другое, — упрямо сказал Бен, — они двигались к морю. Я не думаю, что ты отрицаешь право на уважение…

Рааб, стараясь не выйти из-под самоконтроля, шагнул к Бену.

— Это глупое замечание. Вспомни, что мой отец — так же, как и твой — погиб в бою!

Бен свирепо посмотрел на него, на его пухлом лице появились признаки мятежа.

— Во всяком случае, — с дрожью в голосе сказал он, — я уверен, что мой отец не был предателем.

Даже если он и пытался, Рааб не смог сдержать свои рефлексы. Его правая рука поднялась, согнулась в локте и отвелась назад, а потом рванулась вперед к челюсти Бена. Удар, в который он вложил все бешенство, кипевшее в нем и сдерживаемое в течение года, принес некоторое облегчение, переходящее почти в экстаз. Бен пошатнулся, отступил назад и тяжело упал на гравий. Приподнявшись, он оперся на локти, но так и остался лежать, глядя снизу вверх на Рааба. На его лице появилось выражение удивления, обиды и, возможно, след раскаяния. Со сжатыми кулаками. Рааб шагнул вперед и некоторое время стоял над ним. Только одна мысль сжигала его полуконтролируемый мозг. «Если он поднимется, я убью его… Я буду бить его, пока он не превратится в бесформенную массу…»

Но долго жаждать крови своего товарища отрочества, который, к тому же, не проявлял ни малейшего желания продолжать драку, было невозможно. Наконец Рааб справился с обуревающими его чувствами.

— Все на борт, — коротко сказал он, повернулся и зашагал к «Пустельге»; взявшись за свисающую веревку с узлами, он начал подниматься, используя для этого только слабо дрожавшие руки, которые, казалось, стали вдвое сильнее.

Через некоторое время, когда они были уже в пути, он пожалел, что ударил Бена. Это ничего не доказывало, а только показало его уязвимое место и ненависть ко лжи об отце. Но что еще он мог сделать?

Сжимая перила обеими руками, он стоял чуть наклонясь вперед, и всматривался в ту сторону, куда носовая лампа отбрасывала тусклый свет. Бен на корме мрачным голосом отсчитывал ритм, стараясь показать себя более обиженным, чем есть на самом деле. Когда он поднялся на борт, Рааб заметил, что в одном уголке его рта была маленькая струйка крови. Но в прежние годы Рааб и большинство других молодых людей получали много подобных ударов в юношеских играх или полусерьезных драках.

Конечно, Бен не часто принимал участие в таких приключениях.

Гребцы покрякивали от прилагаемых усилий. Казалось, они тянули весла на пределе своих возможностей. «Пустельга» была слишком уязвима, слишком беспомощна в ловушке этого длинного тайного прохода. Он спросил экипаж, не хотят ли они остановиться и поесть сэндвичей, но оказалось, что все, как и он сам, хотели скорее выбраться отсюда.

Выход из тоннеля был, по крайней мере, импозантный: не очень широкое вертикально поднимающееся отверстие, возникшее в результате каких-то катаклизмов, в котором протекающий здесь ручей падал вниз на милю глубины. Шум водопада был таким оглушающим, что Раабу приходилось отдавать свои приказы жестами. Слабые гребки веслами очень медленно — в три раза медленнее, чем должно было быть при нормально накачанном газовом баллоне — поднимали «Пустельгу» вверх.

Рааб постоянно думал о том, что может случиться, если наверху их поджидают вражеские блимпы. В свете второй, самой яркой луны (когда они приблизятся к выходу, он, конечно, погасит лампы) «Пустельга» станет жалкой мишенью. Если гарпуны сразу пронзят ее газовый баллон, им не придется даже тратить стрелы — падение вниз по этой черной оглушающей трубе, по которой они в данный момент поднимались, успешно завершит начатое ими дело.

Но врагов не было. Они медленно поднялись в лунном свете и прежде чем дали себе возможность расслабиться, выровнять дыхание, предоставить отдых болевшим спинам и пожевать сэндвичи, полчаса неистово гребли, стараясь как можно дальше уйти от этого места. Рааб тоже сидел на весле рядом с Поки Рейджером. Немного отдохнув, они продолжили свое путешествие, но в более терпимом ритме. На этой высоте воздух был примерно такой же, как дома.

К восходу солнца они почти добрались до известного Раабу укрытия, где можно было отдохнуть, постирать одежду и пополнить свои запасы.

7

Держась в тени каменного утеса, Рааб внимательно изучал долину, к которой привел «Пустельгу». Крутые стены, которые, вероятно, были кратером древнего вулкана, образовывали яму около полутора миль в диаметре и почти полмили глубиной. Река, когда-то пробившаяся сюда, образовала озеро, принесла слой почвы, осевший на дне, а когда нашла себе другое обходное русло, предоставила озеру возможность подпитываться из небольших местных ручейков. Озеро сжалось до нескольких сотен ярдов в диаметре и обнажило плодородную почву, которая в избытке получала солнечное тепло, если не считать участка вдоль южного утеса, где почти всегда лежала тень.

Здесь в неторопливой поступи времени природа воссоздала траву, деревья и другую растительность. Возможно, этому содействовали и вездесущие, которые неумышленно переносили прицепившиеся к лапам семена растений, насекомых и всякую всячину из других районов. В конце концов на этой щедрой экологической базе обосновалась другая местная фауна, приспособившаяся к этой высоте и к здешнему климату. Рааб знал, что здесь были, по крайней мере, два земных вида, одичавших после первой высадки колонии и выживших в конкуренции с целым спектром вездесущих форм жизни Дюрента. Это были полосатые кошки и чайки, которые, очевидно, нашли здешнее окружение более гостеприимным, чем морское побережье (правда, на маленьких островках вдали от берега чайки тоже нашли пристанище). К разнообразной фауне Дюрента чайки добавили недостающие ей перья.

Сейчас в эту долину Рааба привлекало не обилие животной и растительной пищи, а то, что здесь было укромное место, не видимое с воздуха, куда он мог спрятать «Пустельгу». Это была каверна, расположенная в основании бросающего глубокую тень южного утеса. Высота ее от пола до каменного свода потолка составляла шестьдесят — семьдесят футов и, по крайней мере, на сотню футов она углублялась в утес, что позволяло укрыть здесь гораздо больший блимп. Высокие деревья с прямыми стволами и круглыми листьями росли так близко к каверне, что полностью закрывали ее своими вершинами; они создали такой эффективный экран, что даже ночью там можно было разводить огонь, не опасаясь быть обнаруженным.

Он в последний раз окинул взглядом долину; кроме медленно передвигающегося по открытому большому лугу стада пасущихся животных, здесь и там перелетающих вездесущих различных размеров, он не заметил никакого движения. Он вытянул шею, чтобы осмотреть как можно больше неба, скрытого газовым баллоном, встретил взгляд триммера Олини, усмехнулся и пожал плечами.

— Насколько я знаю, здесь нет другого способа произвести разведку, кроме как спуститься на землю и пройтись ножками. Все весла — пол-удара. Триммерам приготовиться.

«Пустельга» выползла из тени и двинулась над долиной.

— Сжатие впереди на полтора оборота. — Она опустила нос. — весла левого борта — стоп! — «Пустельга» начала поворачивать, продолжала снижение, встретила тень южного утеса и пересекла ее. — Все весла — пол-удара. — Теперь она прекратила поворот и мягко заскользила вниз вдоль утеса. — Все весла — стоп.

«Пустельга» шла по инерции, медленно теряя высоту. Рааб всматривался вниз, пытаясь определить местонахождение скрытой за экраном деревьев каверны. Даже находясь так близко, он не видел ее, но надеялся, что узнает характерную выпуклость утеса над ней.

— Все весла — реверс! Четверть удара — реверс! Назад… стоп… толкай. Назад… стоп…. толкай.

Экипаж не имел большой практики в таком виде передвижения, и поэтому взмахи были короткими и несильными. Но это уже не решало дела: «Пустельга» перестала двигаться вперед и медленно оседала вертикально вниз.

— Убрать впереди пол-оборота сжатия. — Он ждал, чувствуя мягкое покачивание корзины и наблюдая, как уплывающий вверх утес двигается все медленнее, медленнее… — Убрать впереди одну восьмую оборота сжатия. — Она все еще не выровнялась… Он подождал еще, давая ей возможность медленно принять горизонтальное положение, и вдруг заметил старые пни, где много лет назад срубили деревья, расчищая вход в каверну. — Убрать четверть оборота сжатия впереди и на корме. Весла — вперед. Назад… стоп… тяни.

«Пустельга» начала входить в каверну, и ветви деревьев заскребли по газовому баллону, пощелкивая время от времени, когда сучки задевали оснастку. Рааб приостановил ее движение и позволил спуститься почти к самой земле, а затем приподнял ее нос и ввел под защиту каменного потолка.

— Сжатие на один оборот впереди и на корме. Мы должны срезать столбы, вбить их в землю и закрепить блимп.

«Пустельга» была закреплена. Рааб собрал высадившийся экипаж и сказал:

— Вы можете купаться и стирать одежду в ближайшем ручье, но остерегайтесь приближаться к озеру — там могут оказаться большие крепкие зубы, — он сделал паузу. — Лучше всего ловить рыбу в озере на заброшенный линь. Если для приманки вы используете насекомых, на крючок, вероятно, не попадется что-то слишком большое, но на всякий случай держите под рукой дубинки. Оставайтесь- вблизи укрытия и не бросайте вокруг ничего, что может быть замечено с воздуха. — Он в некотором замешательстве посмотрел на Бена. — Младший алтерн, если хочешь, можешь пропустить первую вахту, но оставь глаза открытыми и следи за общей безопасностью.

— Мы получили мыло? — спросил Джон Кадебек. — Большинство из нас не смогли принести его с собой.

Рааб кивнул.

— У нас есть мыло, но не очень много, поэтому постарайтесь, не расходовать его зря. — Он повернулся к Олини. — Ты, Эммет, и триммер Хэмпел проверьте всю оснастку блимпа. Так как вы первыми заступите на вахту и будете находиться поблизости, вам это не составит особого труда.

— Конечно, капитан. Во всяком случае, прежде чем я искупаюсь, пусть солнце немного прогреет этот ручей.

Рааб немного покраснел и усмехнулся — на самом деле он не взял на себя первую вахту совсем по другой причине. Он вынул из бортового шкафчика сигнальную флейту.

— Я собираюсь сходить в разведку и хочу, чтобы со мной пошли еще два человека. Вайнер, ты выглядишь не очень усталым — не желаешь пойти со мной? — Он посмотрел вокруг, отыскивая следующего претендента.

— Я тоже хочу идти, — сказал маленький Поки Рейджер прежде, чем Рааб сделал свой выбор. — Я тоже не собираюсь купаться в холодной воде и хочу немного размять ноги.

— Прекрасно. — Рааб достал три лука и колчан со стрелами. — Если у нас будет возможность, мы принесем немного мяса, но главное, что мы хотим разведать, это, известно ли врагу это место и появлялись ли они здесь. — Отойдя от экипажа, он добавил: — Не разбредайтесь далеко друг от друга и слушайте сигналы флейты. Один долгий звук будет означать, что мы нашли признаки посещения врага — в этом случае, каждый должен соблюдать особую осторожность. Два длинных звука — появление в небе блимпов или планеров. Серия коротких нот будет означать, что мы попали в беду и нуждаемся в помощи. Вы поняли?

Кадебек подтвердил это.

— Капитан, на сколько времени вы уходите?

— Мы вернемся еще до полудня.

Когда они вышли на открытую площадку, солнце уже пригревало, но предутренний холод еще чувствовался в тени утеса и в затененных рощах.

Рааб держался поближе к рощам и поэтому заметил планер, когда он был над серединой долины.

Он вытянул руку и затащил Вилли Вайнера под прикрытие. Они стояли и смотрели вверх сквозь редкую листву. Планер над ними держался на высоте около трех тысяч футов, сохраняя высоту, чтобы перескочить через окружающие утесы, и лениво двигался по кривой S-образной линии. Рааб нерешительно потянулся за сигнальной флейтой, но снова засунул ее в карман. Любой звук, способный преодолеть расстояние между ними и лагерем, мог быть так же услышан пилотом планера.

Поки Рейджер спросил тихим голосом:

— Капитан, это враг?

— Это образец Флота Мэдерлинка, — ответил Рааб. — Если в лагере его сразу заметили, он не будет представлять реальной угрозы, но он находится очень низко, а это значит, что курица недалеко.

— Почему, капитан?

Рааб посмотрел на тощего коротышку.

— Поблизости нет ни одного места, где мог бы приземлиться планер, поэтому курица будет ловить его в воздухе. Воздух здесь почти неподвижен, и на такой высоте он не сможет уйти в дальний планирующий полет.

— Сколько отсюда до ближайшего озера плавунов? — спросил Вилли Вайнер. — Вы — я имею в виду Флот — не устраивали базу в этой зоне?

— Около шестидесяти миль. Мы предполагали его занять. Но курица этого планера находится гораздо ближе — вероятно, не более десяти миль. Это значит, что нас активно ищут!

— Голого человека в ручье можно легко заметить, — сказал Вайнер.

Рааб вздохнул. Он и сам прекрасно знал об этом.

— Если это открытый ручей. Тот, что протекает вблизи «Пустельги», в основном, закрыт листвой. Хотя она не очень густая, но этого хватит, чтобы замаскировать находящиеся под ней предметы. Я только надеюсь, что они были осторожны. В данный момент я не могу воспользоваться флейтой.

Больше они не говорили и смотрели, как планер завершил очередной разворот над долиной и скрылся в северном направлении. Рааб с тревогой думал о возможном местонахождении курицы. В пределах десяти миль не было площадок, пригодных для планеров, но курица могла принести их с базы и послать в различных направлениях. Из этого вытекало, что некоторое количество куриц могло действовать в различных точках. Он мог наглядно представить себе принцип их действий: база является ступицей колеса, а вдоль каждой спицы расположены курицы. Он попытался припомнить местность в зоне поисков. Хотя он не собирался планировать что-нибудь прямо сейчас, но знать о существующих поисках было лучше, чем не знать.

— Капитан, раз они находятся так близко, — спросил Поки Рэйджер, — значит, мы вообще не получим гелий?

— Мы не пойдем к лучшим источникам, — рассеянно ответил Рааб. — Там есть дюжины маленьких озер с небольшим количеством плавунов, некоторые из них я хорошо знаю. Они расположены поблизости. Нас может удовлетворить одно из них, когда мы туда доберемся. На наше счастье, «Пустельга» так мала, что ей не требуется много гелия.

— А они знают это, как ты думаешь? — спросил Вайнер. — Или они ждут большой блимп?

Рааб почувствовал пульсацию своего маленького пальца. — Если учесть все, что случилось, — мрачно ответил он, — мы можем предположить, что. они точно знают, какой блимп прорвался через блокаду и его технические особенности.

Пилот планера не проявил никаких признаков того, что заметил нечто важное в долине. Возможно, он пытался их обмануть, но на это было не очень похоже. По крайней мере, один раз он снизился и сделал круг, чтобы рассмотреть все получше. В любом случае, исходя из того, как Рааб представлял себе систему поиска, здесь не должно было появиться вражеских планеров в пределах следующего часа, и с некоторым риском он, Вайнер и Рэйджер могли потратить на пополнение их небольших запасов это время.

Они пошли вокруг наибольшего открытого луга, чтобы ближе подобраться к пасущимся животным, которые были меньше большеголовых, напоминавших Раабу виденных им на картинках земных гиппопотамов, но, вероятно, это были родственные виды. У них были широкие морды, и поэтому они, набив полный рот, могли щипать десятидюймовой высоты луговую травку, не теряя ее, но все же не шли ни в какое сравнение с ходячими пожирателями травы, обосновавшимися в стране низких холмов. Вместо тяжелых и широко закрученных рогов у них были короткие и тонкие дуги. У них была рыжевато-коричневая шкура. Захватив полный рот травы, они то и дело вскидывали голову, и Рааб предположил, что эта привычка служила для стряхивания почвы с корней травы. По прежним путешествиям он знал, что эти животные весьма подвижны и очень быстро бегают, если их вспугнуть.

Он поставил Вайнера и отошел от него на пятьдесят ярдов, оставив Рэйджера посредине, не надеясь, что тот сделает хороший выстрел. Они уже выбрали молодого самца, который по только ему известным причинам отошел от стада на несколько ярдов в сторону рощи. Возможно, животное хотело за счет осторожности получить больше сочной травы.

Надеясь, что зверь подойдет ближе, Рааб выждал десять минут, но когда этого не произошло, вынул лук и, поскольку расстояние было большим, послал стрелу по слегка изогнутой траектории. Прежде чем она попала в цель, в воздухе уже была стрела Вайнера. Рааб признал, что это был хороший выстрел, хотя не сомневался, что у Вайнера крепкие руки. Обе стрелы попали в цель, но не совсем удачно: стрела Рааба застряла в правой лопатке, а стрела Вайнера пронзила грудь, не задев сердца.

Зверь испуганно взметнулся в воздух, повернулся и умчался прочь, прежде чем Рэйджер успел выпустить свою стрелу. Его запоздалый слабый выстрел поразил траву много ближе и на двадцать ярдов левее того места, где стояло животное.

Рааб посмотрел вслед быстро перебирающему ногами стаду и затем, забрав по пути Рэйджера, подошел к Вайнеру.

— Теперь, после того как одного ранили, мы начнем преследовать их.

Рэйджер выглядел слегка ошеломленным, словно впервые в жизни стрелял по живой мишени, а Вайнер лишь пожал плечами.

— А если они свернут в лес?

— Я так не думаю. Но все-таки мы снова обойдем их вокруг.

Так они и сделали. Когда они наконец под прикрытием деревьев осторожно приблизились к стаду, раненый зверь лежал в окружении других животных. Его бока тяжело вздымались. Даже если они не убьют его раньше, он умрет в течение нескольких часов, подумал Рааб, поэтому он не мог позволить ему страдать так долго, тем более у них не было времени ждать.

— А что случится, если я пройду вдоль той опушки и выбегу с той стороны? — нерешительно спросил Рэйджер. — Может быть, они побегут в вашу сторону?

Рааб посмотрел по сторонам. Во всяком случае, стадо может побежать боком к нему и Вайнеру.

— Хорошо, попробуем это сделать.

Они ждали. Рэйджер шел довольно тихо, и они не видели его до тех пор, пока он не выбежал неуклюжей рысью на луг, крича и размахивая руками. Стадо снова затопало ногами и под небольшим углом понеслось в сторону Рааба и Вайнера. Раненое животное немного замешкалось, пытаясь подняться на ноги, и они выпустили в него еще по стреле. Пошатываясь, зверь сделал несколько шагов и упал.

Испытывая слабую тошноту, которая всегда подступала, когда он убивал живых существ, Рааб выбежал на луг и перерезал животному горло своим кремниевым ножом. После этого они вытащили тушу под прикрытие, пронеся ее около четырехсот футов, содрали шкуру и разрезали на куски так, чтобы каждый из троих мог взять посильную ношу.

Не успели они отойти на достаточное расстояние, как увидели извивающихся вездесущих, которые слетались к точке, где они оставили останки животного.

Рааб отошел от каверны, где Олини развел два костра и поджаривал филе пойманного в озере вездесущего. Чтобы зажарить большие куски мяса, принесенные трио Рааба, он насадил их на вертел и пристроил над огнем.

Рааб пошел к устью ближайшего ручья, где, как сказал ему Олини, находились наиболее удачливые рыболовы. Их довольно потрепанная одежда, которую трудно было заметить с воздуха, была развешана на кустах для просушки. Четыре или пять человек продолжали забрасывать свои лини. Решив искупаться, Рааб начал было раздеваться, но, услышав низкий голос Кадебека, пошел вдоль берега озера, пока не наткнулся на представителя экипажа.

Кадебек сидел на корточках и чистил вытащенного из озера четырехфутового вездесущего. Он поднял глаза и кивнул.

— Олини сказал мне, что ты первый заметил тот планер и довольно быстро увел всех под прикрытие, — сказал Рааб.

Не разгибаясь, Кадебек сел на землю и вытянул вперед затекшие ноги.

— Один или двое купались на открытом месте, и я действительно предупредил их, но это было до того, как я заметил планер. Уверен, когда он проходил над нами, они уже скрылись.

— Хорошо, — несколько рассеянно ответил Рааб, наблюдая за ножом, которым пользовался крепыш. — Это металлический нож?

Кадебек поднял нож, лежащий около полу очищенной добычи, дважды воткнул в землю, чтобы очистить лезвие от крови, и ручкой вперед протянул Раабу. Рааб взял нож и стал рассматривать. Костяная ручка не представляла особого интереса, но лезвие… переходящее в рукоять под костяными накладками, оно было из единого куска темной бронзы. Рааб провел пальцем вдоль десятидюймовой режущей кромки. Это был великолепный металл; довольно толстый кусок шириной в один дюйм и длиной в восемнадцать дюймов. Если срезать металл, к которому крепилась рукоятка, можно было сделать еще одно маленькое лезвие. Цена такого ножа составляла годичный заработок гребца.

Рааб вернул нож хозяину.

— Спасибо. Я слышал много доводов за и против, а что ты можешь сказать, исходя из своего опыта?

Кадебек, казалось, обдумывал ответ и одновременно разрезал на ломтики крыло своей добычи. Это был обычный серебристо-серый вид вездесущих, у которого были немного короткие крылья, поэтому они, даже когда вырастают, не могут перелетать на длинные расстояния. Каждое крыло, насаженное на вертел и зажаренное, могло насытить взрослого человека. Кадебек взглянул вверх.

— У этого ножа есть и хорошие и плохие стороны. Лезвие твоего… — он кивнул на кремниевый нож с кожаной рукояткой, висевший на поясе Рааба, который имел каждый офицер Флота, — …может резать веревки, рубить деревья и не затупиться. Но бронза не ломается и не откалывается так легко, как кремний, и может быть заточена в несколько минут. Главная неприятность в том, что лезвие надо постоянно очищать и смазывать жиром, чтобы защитить от коррозии, и еще надо знать, какой жир можно использовать. — Он перевернул вездесущего, и вспорол ему живот. Острота лезвия была очевидна. — Кроме того, металлический нож тоньше кремниевого и его удобнее носить.

— Что правда, то правда, — сказал Рааб. — Это металл с Земли или местный?

— Местный, — усмехнулся Кадебек. — Чтобы достать столько земного металла, надо ограбить музей Оркета. А это местная бронза, неоднократно переплавленная, чтобы избавиться от слишком большого содержания цинка или чего-то еще. — Он аккуратно вырезал потроха вездесущего и ответил на так и незаданный вопрос Рааба: — Четыре или пять лет назад, когда был моложе и глупее, я истратил на него все свои сбережения. Позднее были времена, когда я находился на грани того, чтобы его продать, но всякий раз находил выход из положения и он оставался висеть на моем поясе. Возможно, я стал еще глупее, хотя уже не так молод.

Рааб пожал плечами,

— Я бы не стал так говорить, поскольку это превосходная вещь. — Он почти повернулся, чтобы уйти, но остановился. — Олини уже обеспечил всех мясом, а ты только собираешься жарить этого суща.

Ближе к полудню Рааб помылся и закончил стирать свою одежду. Он развесил ее на кусты там, где она была бы не видна. В затененном ручье вода была еще холодной, но солнце, пробивающееся через листву, было теплым, И он вспомнил счастливые времена, когда дважды был здесь со своим отцом. Ходили разговоры об основании здесь базы отдыха Флота, но к тому времени, благодаря общественному мнению, Флот лишился дотации и начал приходить в упадок.

Надев еще сырые брюки, Рааб пошел к каверне, где в деревянных чашах была приготовлена горячая вода для бритья, побрился и подсел к экипажу, жующему куски вездесущего (мясо травоядных, посоленное, зажаренное и завернутое в тонкую кожу, могло дольше пролежать в пищевом шкафчике «Пустельги», находившемся на носу перед сидениями гребцов).

Позднее, когда впервые со времени отъезда с Лоури экипаж охватило веселое настроение, он решил из небогатых запасов выдать немного вина. Этого, разумеется, было слишком мало, чтобы кто-нибудь захмелел, но вполне достаточно, чтобы добавить немного веселья. Неожиданно Вилли Вайнер ухитрился извлечь из сигнальной флейты что-то, напоминающее музыку, кто-то начал стучать по пустым Деревянным, чашам, и возникло нечто похожее на хорнпайн.[1] Один из людей замычал старинную песню — бессмысленную и абсолютно немелодичную, которую привезли с Земли первые колонисты, и которая пережила многие поколения: «Джонни, твоя собака кусается, собака кусается, собака кусается…»

Рааб задумался о Земле. Само название — Земля — несло им сознание могущества, славы и неописуемой красоты. А может, это внушал чужой и негостеприимный мир Дюрента, остававшийся таким для многих поколений людей? Или это сохранившиеся инстинкты, вызывавшие ностальгию по земным видам деревьев и животных, которые ни один человек, живущий на Дюренте, даже не видел? Что, например, заставляло сильнее биться сердце Рааба, когда он видел гибкую грацию кошек, осторожно покидающих укрытия в этой долине? Такие чувства не возникали у него, когда он наблюдал за небольшими, совсем непохожими на них местными хищниками, живущими на деревьях.

Вероятно, нет — просто он слишком много разглядывал старые земные картинки и немного свихнулся на этом. Возможно, никто из его товарищей не чувствовал того, что смутно беспокоило его сейчас. После веселья, шумевшего полчаса назад, а теперь затихшего, такое настроение могли принести воспоминания о Столовой Горе Лоури, которую они могут больше никогда не увидеть.

Он почувствовал некоторую неприязнь к себе. Вероятно, единственный глоток вина сделал его слезливым; да и других тоже.

8

Подъем «Пустельги» был заметно медленнее, потому что взятые на борт запасы продуктов сделали ее гораздо тяжелее. Они погрузили более тонны мяса, полтонны клубней и других богатых крахмалом растений, несколько сот фунтов фруктов, ибо Рааб знал, что люди нуждаются в витаминах, а в десять балластных мешков были насыпаны орехи. Кроме этого они взяли почти сотню караваев плоского, испеченного на горячих камнях хлеба, так как хлеб, выпеченный из клубней на жире вездесущих, который они взяли на Лоури, почти кончился. На выпечку нового хлеба и приготовление подсоленного мяса ушли практически все запасы соли. Но сейчас им необходимо хорошо питаться.

Низко, над почти голой, каменистой вершиной древнего пласта магмы «Пустельга» двигалась к северу.

Сверху светила только одна луна, отдаленная и маленькая, но ее свет был таким слабым, что Рааб вообще не видел тень от «Пустельги». Когда взойдет одна из больших лун (первой должна взойти Золотистая), блимп станет заметен для глаз возможных наблюдателей.

Шутливо переговариваясь, люди легко тянули свои весла.

— С моральным состоянием нет проблем, Рааб! — заметил Олини.

Рааб всматривался в темноту.

— Пока нет, но довольно скоро у нас наступит подавленное настроение. Даже сейчас мы не можем позволить себе беззаботность. Факт, что над долиной больше не появлялись планеры, еще не говорит о том, что поиски прекращены.

— Если бы они знали, как мало газа в нашем баллоне, — сказал Олини, — были бы очень удивлены, что мы вообще уцелели после того спуска. По свисту, исходившему от нашего блимпа, они должны были определить, что мы спускались на довольно большой скорости!

— Да, — согласился Рааб»— Они предполагают, что мы провалились и потерпели аварию, я в этом не сомневаюсь, но поступая благоразумно, они могут только надеяться на это — не больше. Во-вторых, если только их шпионы не забрались выше, чем я думаю, они не могут быть уверены, что через блокаду пытался прорваться только один блимп. Кроме того, они не могут исключить вероятность, что мы просто выполняли отвлекающий маневр. Так что все правильно, они сохранят наблюдение!

— Думаю, ты прав. — Олини выглянул за правый борт и на минуту затих. — Куда мы пойдем сначала?

— К маленькому озеру в пределах мили, где, как я подозреваю, находится ближайшая курица, — ответил ему Рааб. — Это озеро даже названия не имеет, и я не надеюсь собрать там урожай больше пяти-шести плавунов, а это меньше одной десятой того, что нам нужно. Но зато даже такое количество гелия увеличит нашу плавучесть и улучшит маневренность, а сам блимп не будет выглядеть истощенной дворняжкой.

Олини заметил, что полдюжины плавунов не сделают погоды.

Медленно поворачивая голову, Рааб всматривался в каменистую поверхность, пытаясь рассмотреть знакомые ориентиры. Он внимательно высматривал узкое ущелье, которое могло вывести их прямо к маленькому озеру без малейшей необходимости снова подниматься в открытый воздух. Ему нельзя было проскочить это ущелье — до восхода Золотистой оставалось меньше часа. Он прислушался к голосу отсчитывающего ритм Бена. Даже младший алтерн после двухдневного отдыха был в довольно хорошем настроении.

Прошло еще четверть часа, может, больше, а может, меньше. От беспокойства, что он мог не заметить ущелья и пройти мимо, Рааб начал покрываться потом, когда вдруг увидел черную линию, по диагонали пересекающую темную поверхность.

— Все весла — стоп!

В корзине стало так тихо, что он услышал, как сглотнул Бен. Веревки слабо скрипели. Рааб повернулся лицом к экипажу, хотя, судя по тому, что он видел только смутные пятна в темноте, они не могли видеть его лицо.

— Ущелье, в которое мы сейчас спустимся, такое узкое, что нам потребуются щупы. В конце этого тяжелого ночного путешествия мы получим несколько плавунов. В течение следующих четырех часов мы будем двигаться медленной с небольшими остановками на отдых, потому что к озеру мы должны добраться чуть после полуночи. Чтобы собрать плавуны, нам потребуется еще четыре часа. Затем до восхода солнца — который мы, кстати сказать, не увидим — я хочу уйти от него не менее, чем на десять миль. После этого, если не возникнет никаких неприятностей, мы сможем отдохнуть.

Послышался низкий голос Кадебека.

— Мы успеем собрать весь урожай за ночь?

— Успеем. Мы не знаем, сколько маленьких озер с плавунами враг уже обнаружил сейчас и какие из них находятся под наблюдением. Я знаю несколько озер, которые лунный свет заливает в очень короткие промежутки. В течение этого времени мы должны будем быстро осмотреть озеро, определить созревшие плавуны и выбрать маршрут от одного к другому. Мы будем передвигаться, сколько потребуется, но, чтобы нас никто не заметил сверху, будем оставаться глубоко в ущелье.

Около минуты стояла тишина, а затем заговорил Кадебек.

— Как я понял, ты хочешь сказать, что мы будем двигаться по ущельям в течение восьми — десяти дней, не видя солнца? Если не больше….

— Это примерно то, что я хотел сказать. Вы, вероятно, заметили, сколько кислых фруктов мы погрузили на борт. Они будут необходимы, потому что мы будем находиться в темноте и сырости так долго, сколько потребуется. До тех пор, пока мы не покинем страну ущельев и не направимся к побережью, солнечные лучи, вероятно, не коснутся нашей кожи.

— А затем, — воскликнул Кадебек, — ночами мы будем усиленно грести против ветра, а в течение дня скрываться в тумане или в облаках, чтобы нас не заметили вражеские блимпы!

— Ты точно оценил, обстановку, — сказал Рааб с некоторой досадой в голосе. — Может, для тебя было бы предпочтительнее умереть на Лоури от истощения?

Снова установилась тишина, которую первым нарушил Кадебек.

— Думаю, мы переживем то, что ты спланировал для нас, — усмехнулся он, — хотя и не говорим, что это очень нам нравится.

— Нет, — ответил Рааб и начал спуск в ущелье.

В узком ущелье было так темно, что Рааб не видел даже вездесущих, которые пролетали в нескольких ярдах от «Пустельги», издавая пронзительные крики. Рааб знал, что они находят дорогу в темноте, прислушиваясь к эху, отражаемому твердыни объектами. Где-то далеко внизу недовольно шелестела река, выбирая извилистый путь вокруг беспорядочно, разбросанных и ещё не покрытых илом камней. Оснастка Олимпа скрипела. Но Рааб не прислушивался к этим звукам. С напряженным вниманием он прислушивался к тому, как концы щупов скребут по крутой каменной стене. Ориентируясь по этим звукам, Рааб вел свой блимп вперед, хотя Бен Спрейк еще пытался неуверенным, запинающимся голосом отсчитывать ритм. Рааб сам отдавал все команды.

Какая все-таки упрямая штука эта жизнь, думал Рааб. Он и его экипаж, борясь за жизнь в кромешной темноте, испытывая неудобства и тревогу, делали свою тяжелую работу — и, надо сказать, неплохо справлялись с этим. Но и другая жизнь в ущелье боролась тоже. Стены ущелья покрывал похожий на лишайник мох. Он не был виден в темноте, но исходивший от него залах сырости не позволял забывать о его присутствии. На этом мху жили насекомые; вездесущие, извиваясь, двигались в воздухе и, отыскивая насекомых, хватали их; еще большие сущи терзали меньших. На такой высоте, в полумиле от вершины древней лавы шести футовые вездесущие едва ли смогли бы летать, и оптимальный размер хищников составлял четыре фута. Пожиратели насекомых были в два раза меньше.

Во всяком случае, кто-то считал, что здесь можно жить — и жил. Громкий скрежет щупа с левого борта резко оборвал его размышления.

— Весла правого борта — стоп!

Щуп, зацепившийся за какой-то выступ на стене, издал жалобный звук. От страха, что он может сломаться, Рааб почувствовал пустоту в желудке. Затем согнувшийся щуп высвободился, и он снова услышал скрежет по камню. Он с облегченней вздохнул, усмехаясь в ответ на такую свою реакцию. Сломанный щуп не являлся катастрофой — у них были запасные, которые можно было заменить за пять минут — но ощущение слепоты в этом сыром ущелье приводило его в такое смятение, что он не желал даже минимально кризисной ситуации.

Было бы гораздо легче, подумал он, если бы эта проклятая магма, остывая, треснула по прямой линии…

Они медленно ползли вперед. Дыхание гребцов становилось все более тяжелым и прерывистым. Наконец Кадебек проворчал:

— Джеран… сколько еще до перерыва? Рааб вздохнул.

— Все весла — стоп! — Некоторое время он сидел неподвижно, давая своим нервам немного успокоиться. — Сейчас мы с успехом можем съесть сэндвичи и немного фруктов. Олини, достань полдюжины караваев хлеба, ты понял? Кэмпел, нарежь мясо, которое мы заготовили, — распорядился Рааб, а сам двинулся по середине корзины и начал раздавать фрукты. Подойдя к Кадебеку, он сказал: — Не видя луны и поддающихся распознаванию звезд, невозможно точно определить время. Если бы у. меня был Флотский экипаж и блимп с нормально накачанным баллоном, я мог бы сказать, сколько времени займет это путешествие. Но при таком положении дел, по самым точным подсчетам, я могу лишь сказать, что до озера мы доберемся через час-полтора, плюс-минус несколько минут, потому что я не учитываю слабый бриз, который мы можем встретить в ущелье. Движение воздуха здесь не имеет ничего общего с направлениями ветров на поверхности. Еще час работы веслами…

Он прошел на корму, отвязал концы щупов и, опустив, оставил вертикально висеть за бортом, чтобы они не сломались, если блимп начнет дрейфовать в сторону. «Пустельга» могла повернуть в ту или иную сторону и застрять, уткнувшись носом и кормой в противоположные утесы; но в таком положении она не будет рыскать носом вверх и вниз и сноситься ветром назад, а это было то, что нужно Раабу.

Дав экипажу возможность дожевать сэндвичи и подождав еще несколько минут, он сказал:

— Ну ладно, здесь мы плавунов не найдем. Бен, ты возьмешься вести блимп дальше? Я хочу ненадолго сесть за весло.

Бен взялся, по крайней мере, попробовать. Механически, как можно идти пешком, Рааб тянул весло (Рэйджера) и прислушивался к скрежету щупов, чтобы в случае необходимости помочь Бену.

Он думал, что прошло уже полтора часа, прежде чем Олини, стоявший около передних перил, тихо крикнул:

— Капитан, впереди очень тусклый свет, Возможно, это выход к озеру.

Историю возникновения этого озера, как и любого другого узкого озера в стране ущельев, можно было легко проследить: две остывшие трещины проходили близко друг к другу в слое магмы; через некоторое время подрезанная водой узкая перегородка разрушилась. Могла пройти вечность, прежде чем терпеливые реки унесли большую часть щебня, но они сделали это; затем они придали форму озеру и нанесли ил. Ширина этого озера составляла всего пятьсот футов, а длина — почти три мили. Очевидно, озеро было мелким и его глубина не превышала двадцати футов, потому что плавуны росли не только по краям, а и в середине.

Когда «Пустельга» осторожно приблизилась к слабо светившейся вертикальной линии, которая отмечала выход, Рааб, отдавая команды, повысил голос, чтобы перекричать шум водопада — вода озера, переваливаясь через естественную плотину из обвалившихся камней, падала на дно ущелья и снова становилась рекой; Рааб слышал ее бормотание внизу. Как далеко было до водопада, он мог только предполагать. Возможно, миля.

Он скорее почувствовал, чем услышал, что щуп с левого борта проскрежетал по камню.

— Весла правого борта — стоп!

Двигаясь вперед, «Пустельга» медленно повернула, затем они медленно выплыли из промежутка между двух стен, которые в течение долгих часов так угнетающе действовали на них.

— Все весла — стоп!

Озеро представляло прекрасное зрелище. Одна из двух больших лун — Золотистая — взошла, и, хотя ее свет еще не коснулся поверхности воды, на западном утесе высветилась широкая полоса яркого шафрана, отражающаяся в озере. Поверхность в озере рябила, и листья плавунов мягко двигались. Над большинством пористых листьев висели различных размеров шары. С этого места Рааб смог рассмотреть несколько, достигших нужных размеров, и, по крайней мере, один из них был рыжего цвета, что говорило о полном созревании.

На озере или вокруг него не было никаких признаков человеческой деятельности. Здесь и там маленькие вездесущие перелетали с места на место, но из-за шума водопада, находившегося под «Пустельгой», Рааб не мог слышать их пронзительные крики.

— Все весла — на пол-удара! — крикнул он, перекрывая шум, и блимп двинулся вперед.

Как только они перевалили через край, шум начал быстро затихать, хотя еще слышалось глубокое эхо.

— Весла правого борта — стоп. Сжатие воздуха впереди на пол-обррота. — Он подождал, пока «Пустельга» опустила нос и повернула вправо. — Все весла — пол-удара.

Она закончила поворот и начала медленно снижаться, планируя в глубокой тени вдоль восточного утеса.

Когда они находились менее чем в пятидесяти футах над уровнем озера, он снова остановил ее. На фоне отражающегося от утеса лунного света, он хорошо видел силуэты плавунов. Он принюхался к ветру. В нем еще чувствовался сырой запах лишайника; еще к нему добавился смолистый запах, исходивший от веток плавунов; но в воздухе не было и намека на запах горящего дерева.

Он выдержал паузу чуть больше минуты, и в этот момент Бен Спрейк нервно сказал:

— В тени на нашей стороне может быть засада. Я думаю, нам надо подождать.

Рааб попытался скрыть свое раздражение.

— Здесь сотни озер, подобных этому, на которых они могут устроить зacaдy. Если учесть, что один единственный планер появляется здесь раз в день, то шансы могут равняться — все против ничего. В любом случае — мы не можем ждать, пока поверхность воды зальется лунным светом! Мы должны начать сбор урожая прямо сейчас!

Возникла пауза, затем Кадебек тихо спросил:

— А если лунный свет зальет поверхность прежде, чем мы кончим? Что, если на этой стороне действительно есть засада?

— В таком случае, — жестко ответил Рааб, — мы можем только жалеть, что не остались на столовой горе. Но поверьте мне, прикрывая такую зону, они должны быть ясновидящими, чтобы поставить блимп именно здесь!

Следующий донесшийся с кормы голос принадлежал триммеру Хэмпелу — и в нем слышались нотки насмешки.

— Капитан, а какая это зона?

Рааб почувствовал, как к его лицу приливает кровь, но сдержал свой голос.

— Зона включает все точки, где мы можем сейчас находиться. — Он повернулся и около минуты всматривался в озеро. Признаков беды не было… — Все весла — пол-удара!

«Пустельга» как можно ниже опустилась над первым созревшим плавуном, который Рааб заметил от самого выхода к озеру.

С этого места он увидел еще два, находящихся на небольшом расстоянии.

— Бен, опусти нос и постарайся удерживать нас на одном месте.

Через передние перила он начал спускать шланг от насоса, стараясь не запутать его в балластных мешках и веревках, затем привязал веревочную лестницу и сбросил ее свободный конец за борт.

— Олини, ты приготовил меха? Вайнер, я хочу, чтобы твои крепкие руки занялись этими мешками. На случай, если ты этого никогда не сделал, должен предупредить, что это тяжелая работа.

— Я имел с ними дело, капитан.

— Хорошо, — Рааб посмотрел на корму корзины. — Рэйджер?

— Я, капитан?

— Ты. Я хочу, чтобы ты спустился со мной. Ты самый легкий.

— Конечно, капитан! Пористый лист плавуна может выдержать десять таких, как я!

Рааб перебрался через перила и спустился по раскачивающейся лестнице. Ногой он оттолкнул в сторону ветви с листьями и попробовал, насколько крепка поверхность плавучего листа. Он шагнул на лист и посмотрел, как Рэйджер начал неуклюже спускаться вниз. Олини только посмеивался.

— Спускайся только по одной стороне лестницы, — посоветовал Рааб Поки, — тогда веревки не будут раскачиваться. — Он придержал лестницу, а затем отодвинулся в сторону, уступая место тощему коротышке.

Под двойным весом край листа прогнулся, и холодная вода лизнула их ноги. Испуганный Рэйджер что-то пробормотал. Рааб начал пробираться к середине листа..

Внезапно Рэйджер сказал тихим голосом:

— Замри, капитан!

Рааб замер, так как в голосе коротышки слышались нотки приказа. Неужели он увидел другой блимп? Но тут из корзины послышался голос Олини.

— К вам плывет десятифутовый вездесущий. Я достал лук и, если он полезет на лист, я его подстрелю.

Рааб (он знал, на что похожи зубы десятифутового суща, и не хотел быть убитым или покалеченным, даже не видя атакующего) очень медленно повернул голову в том направлении, куда смотрел Рэйджер, и потянулся за ножом. Через некоторое время он дотянулся до него и тут увидел подобную угрю голову, двигающуюся к листу и оставляющую позади S-образный след. Вездесущий двигался слишком быстро.

Он тверже сжал кремниевый нож.

Внезапно существо подняло голову выше, а затем погрузилось под воду. Над взбаламученной водой то и дело появлялись поблескивающие различные части тела нырнувшего суща. Лунный свет придавал им зеленоватый оттенок.

— Это не озерный вид! — резко крикнул Олини. — Такие сущи водятся на столовых горах! Что он здесь делает?

— Не знаю, — ответил Рааб, — но я хорошо вижу его. Он поднимается на поверхность! — Не успел он договорить, как развивший необходимую скорость в коротком подводном броске вездесущий взломал поверхность воды и взвился в воздух.

Размахивая крыльями, сущ по сжатой спирали поднялся вверх и спланировал в направлении Олини! И в этот момент Рааб увидел то, что заставило его поспешно крикнуть:

— Не стреляй… он ручной!

Олини что-то недоверчиво и негодующе проворчал, но стрелу не выпустил. И теперь вездесущий кружил вокруг корзины, издавая особенно скрипучие звуки, что было выражением его симпатии. Теперь и Олини заметил кожаный ошейник, плотно стягивающий его шею, отложил лук со стрелами и выпрямился.

— Иди, сапожник! Иди!

Вездесущий, извиваясь, двинулся к тому краю корзины, где стоял Олини, неуклюже сорвался с потока воздуха, таким способом все сущи совершают посадку, и, издавая счастливые звуки, где-то устроился, но где, Рааб не видел.

— Проклятье! — удивленно воскликнул Олини. — Он приземлился на крышку метателя гарпунов так, словно там вылупился из яйца! — Через мгновение он резко сказал вездесущему: — Не двигайся, идиот, я сниму эту шутку с твоей шеи! Как только ты до сих пор не задохнулся!

Ошейник сидел так плотно, что Олини пришлось подсунуть под него лезвие ножа и разрезать. Возбуждение вездесущего теперь стихло, и он спокойно посвистывал.

— Все нормально, на нем был футляр для сообщений! — довольным голосом сказал Олини, а через мгновение, вероятно, открыв его, он добавил: — В нем кусок бумаги с каракулями, но при таком свете его невозможно прочитать.

— Зажги лампу! — сказал Рааб.

В тусклом лунном свете он увидел, как Олини перегнулся через борт и посмотрел на него.

— Рааб, я не ослышался? Несомненно, этот сущ — талисман вражеского блимпа!

— Нет, — ответил Рааб, — этот — нет! Если бы над озером появлялись какие-нибудь блимпы, его бы здесь уже не было. Ты не понял, почему у него был такой тесный ошейник? С тех пор, как ему его надели, вездесущий здорово вырос. Это талисман «Совы»! Зажги лампу и прочитай записку!

Экипаж затаил дыхание. Рааб услышал, как Олини высекает искры из огнива; увидел слабо мерцающую ожившую лампу. Дрожа от волнения, он ждал; его маленький палец пульсировал. Он мог видеть, как Олини искоса рассматривает записку, отведя руку в сторону. Наконец триммер посмотрел вниз.

— Здесь ничего не разобрать. Я полагаю, тот, кто писал, здорово торопился. Кроме того, она слишком долго была в воде, — он затих на момент. — Ты думаешь, что сущ находится здесь со времени гибели «Совы»?

— Да, я так думаю, — голос Рааба немного дрожал. — Кто-то на борту «Совы» — только не капитан — положил записку в футляр для сообщений и отпустил вездесущего. Возможно, он притворился мертвым и получил шанс написать записку, возможно, он прыгнул в реку и сделал это прежде, чем враги нашли и уничтожили его, — он сделал паузу и некоторое время стоял на листе плавуна, сжав кулаки. Пульс стучал в его висках. — Все ясно. Кто-то написал записку в надежде, что талисман доберется до нашей курицы. Можете считать, что сообщение было, — он снова умолк; размышляя, что бы изменилось, если бы сообщение дошло до флотилии Лоури. — Вы не можете ожидать слишком много от вездесущего, даже если ему, как и талисману «Совы», три-четыре года. Он не понял, что от него требовалось, и остался в стране ущельев. Из того прохода очень легко добраться до этого озера. В ранние рейсы «Совы» он, вероятно, был здесь и запомнил дорогу. С такими размерами он едва ли набрал нужную высоту и поэтому остался здесь. Он ждал, пока кто-нибудь не заберет его отсюда.

Олини тихо выругался. А спустя минуту Бен Спрейк воскликнул:

— Мы можем послать его на Лоури с сообщением!

— Чтобы его перехватила блокада? — резко спросил Рааб. — Нет, мы оставим его. Он еще пригодится. В темноте вездесущие действуют лучше людей, а старый талисман гораздо раньше почувствует приближение другого блимпа, и мы сможем быстрее уйти от него. Запомните, «Пустельга» — сестра «Совы»!

Рааб вернулся к прерванному занятию добычи гелия из шара плавуна.

Пока Поки Рэйджер болтался на веревке, поддерживая шар, чтобы тот не улетел в воздух, если сломается его. стебель, Рааб выбрал место около основания, сжал конец шланга и протолкнул сквозь прочную кожуру. Прежде чем он наложил резиновую прокладку, улетучилось совсем немного гелия. Закрыв отверстие, прокладка прочно и плотно прижалась к плавуну, и послышалось слабое шипение, когда газ двинулся вверх по шлангу. Затем он услышал, как в корзине заработали ручные меха. Когда он услышал шипение газа, поступающего в вялый баллон «Пустельги», у него возникло ощущение победы.

Около четверти часа Вилли Вайнер неутомимо перекачивал гелий. Рааб чувствовал, как тугой, достигающий восьми футов в диаметре шар постепенно увядает под его руками. Теперь Рааб и Рэйджер, которым больше нечего было делать, надавливали на шар, чтобы выдавить остатки гелия. Наконец пустой шар лег среди ветвей с листьями. Рааб наклонился, чтобы срезать стебель ножом, но этого не потребовалось — стебель сломался в его руках. Еще день, и освободившийся шар поднялся бы в воздух, отдаваясь воле ветров. Рааб поднял пустую оболочку шара и засунул под край пористого листа, стараясь протолкнуть подальше, чтобы его нельзя было заметить с воздуха. В другое время ей нашлось бы применение, но на борту «Пустельги» она была не нужна.

Приободренный успешно выполненной работой, Вилли Вайнер сказал:

— Могу поклясться, капитан, что я закачал газ в баллон, но почти никакого сопротивления не чувствовал. Ты уверен, что нигде нет утечки?

Несколько гребцов застонали, но Кадебек серьезно спросил:

— Сколько еще ты надеешься собрать на этом озере, капитан?

— Возможно, полдюжины, — ответил Рааб, подождал, пока Рэйджер поднялся по лестнице, и затем полез сам. Встав на перила, он с минуту всматривался в озеро. Когда Рааб и Поки Рэйджер поднялись на борт, Олини убрал сжатие, но нос «Пустельги» остался наклоненным вниз. — Убери крен, Олини. — Рааб оставил шланг и лестницу висеть на перилах. — Все весла — пол-удара.

Когда они откачали гелий из шестого плавуна, прошло примерно столько времени, сколько предполагал Рааб.

Ущелье в верховьях озера было немного шире, чем то, через которое они вышли к нему. Это значило, что даже на такую глубину, на какой двигалась «Пустельга», проникали узкие полосы дневного света, позволявшего видеть каменистые стены утесов. В полумиле над ними тянулась то сужающаяся, то расширяющаяся бело-голубая полоска неба. Далеко внизу в кромешной темноте протекала река, и иногда можно было слышать ее бормотание.

В течение дня они несколько раз могли наблюдать, как изнывающий от безделья вездесущий, свернувшийся на крышке метателя гарпунов, развертывался и с едва слышным зубовным скрежетом бросался в воздух, чтобы поохотиться. Через некоторое время до них доносились короткие взволнованные кряки, в которых слышался смертельный ужас небольших сущей, потом наступала тишина, когда талисман начинал есть. Затем десятифутовый хищник, извиваясь, возвращался назад, делал пару кругов вокруг «Пустельги» и снова усаживался на крышку метателя гарпунов. После четвертого раза Олини посмотрел на него и усмехнулся.

— Рааб, ты, кажется, лишился своей кровати.

— Это точно. Ладно, на борту есть запасные подстилки. Я устроюсь в проходе между рядами.

За день они прошли гораздо больше миль, чем ночью, когда направлялись к маленькому озеру с плавунами, потому что теперь им не надо было пользоваться щупами и они двигались быстрее. Щупы были убраны и снова привязаны вдоль перил. Полоска неба над головой была уже не такая яркая. Рааб решил, что время давно перевалило за полдень. Он остановил блимп и накормил экипаж. Когда они снова двинулись в путь, полоска неба приобрела пурпурный оттенок.

Все шло по плану — Рааб не хотел приближаться к очередному озеру до темноты. Последние несколько миль они двигались с вновь установленными щупами и очень медленно. Гребки весел составляли только четверть удара на ритм. К следующему озеру они подошли в сумерках. Он задержал «Пустельгу» на выходе из ущелья, откуда мог видеть все веерообразное озеро,

Талисман проявил к нему определенный интерес, и Рааб импульсивно решил попробовать его в роли разведчика.

— Дружище, — хотел бы я знать твое имя, но, вероятно, мы станем звать тебя «Совой» — иди! Смотри! На разведку! — он попытался вспомнить другие слова, использующиеся в командах для вездесущих. — Смотри вражеские блимпы. Блимпы — врага! Скрытно, незаметно — ты понимаешь? Скрытно. Смотри. И возвращайся назад.

Среди экипажа слышались смешки. Это был спорный вопрос о том, насколько вездесущие могут понимать человеческую речь. Сейчас талисман лежал, свернувшись кольцами, и, подняв голову, внимательно смотрел на Рааба. Тот снова повторил инструкции, а затем просто махнул рукой в сторону озера.

Сущ издал скрипучий звук, словно пружина взмыл в воздух и, извиваясь, полетел прочь.

— Он здесь летает гораздо лучше, — заметил Олини, — чем любой другой таких же размеров на вершине столовой горы. На Лоури я никогда не видел, чтобы десятифутовый сущ пролетел более четверти мили!

— Он прожил целый год на этой высоте, — ответил Рааб. —

И, кажется, в основном ему приходилось добывать пищу в воздухе. Надо учесть, что мы примерно на полмили ниже, чем вершина Лоури. Если я не ошибаюсь, разница в давлении воздуха составляет около полутора фунтов на квадратный дюйм. Но в любом случае, он летает. — Рааб проследил за силуэтом суща, выделяющимся в поздних сумерках, что стояли над озером.

— Держу пари, — сказал Кадебек, — что мы никогда больше не увидим его. И что будет, если он обнаружит вражеский блимп? Ты уверен, что он не сядет к ним на борт? И не приведет ли он их потом сюда к нам?

Рааб немного покраснел. Теперь его самого терзали запоздалые сомнения.

— У талисманов Флота есть одна интересная особенность, Кадебек. Никто не знает, что творится в их головах, но есть все основания полагать, что они имеют понятие о вражеском флоте и вражеских блимпах. Даже если у них не было никакого боевого опыта, за исключением учебных маневров, — некоторое время он задумчиво помолчал. — Есть свидетельство, что талисман моего отца сорвался с флагманского корабля и атаковал вражеский планер, идущий в гарпунную атаку. Согласно отчетам, подобные вещи случались и раньше. И вспомните, этот сущ видел, как его корабль наткнулся на засаду и как были убиты его хозяева. Я могу поспорить, что он даже близко не подойдет к вражескому блимпу.

Кадебек в ответ что-то скептически проворчал.

В небе взошла маленькая луна, но над озером установилась полная темнота, Рааб вывел «Пустельгу» из ущелья и посмотрел вниз на воду. Он надеялся, что сможет заметить созревшие плавуны…

Послышались скрипучие звуки, и талисман, выписав причудливую воздушную фигуру, с безвольным глухим стуком опустился на свое место отдыха.

Кадебек выругался и усмехнулся.

— Джеран, по крайней мере, в одном я оказался неправ. Но теперь, когда он вернулся назад, я хочу послушать, как он будет докладывать об обстановке!

На корме фыркнул триммер Хэмпел, но Рааб проигнорировал это.

— Действительно, сущ не очень красноречив. Думаю, именно по этой причине их не обучают для ведения разведки. Но если вы не знаете, я скажу вам, что такая идея рассматривалась. Также рассматривалось предложение об использовании их, после соответствующего обучения, в сражениях. Но на Дюренте очень долго не велись войны, пока… — он решил не заводить разговор о Мэдерлинке. — Его рапорт вполне удовлетворяет нас: «На озере нет вражеских блимпов!»

Шесть маленьких озер с плавунами, которыми в обычное время они пренебрегали, наполнили баллон «Пустельги». Теперь она несла нормальный вес, а висевшие за передними и кормовыми перилами балластные мешки были наполнены щебнем. Когда триммеры на корме и впереди убрали сжатие, она легко начала подъем.

Закончив сбор урожая, Рааб дал экипажу отдохнуть. Усталые, но ликующие, они парили в залитом лунным светом укромном уголке, который находился в сотне миль к востоку от места их первой стоянки в стране ущельев.

Кадебек жевал сэндвич.

— Джеран, в последние несколько дней я делал кое-какие скептические высказывания. Теперь я признаю, что недооценивал твои знания этой части страны ущельев, и твои планы относительно вывода отсюда «Пустельги». Каковы дальнейшие планы? Ты не знаешь какого-нибудь места, наподобие той солнечной долины, до которого можно было бы добраться за день или два? Я уже начинаю чесаться!

Рааб колебался. Он признал (с некоторым стыдом за свою неискренность), что получил шанс составить у них определенное мнение о своей памяти.

— Ладно, мы можем воспользоваться одним местом, где сможем выкупаться и немного побыть на солнце. Но дело в том, что сейчас мы находимся на окраине зоны, которую я знаю в совершенстве. Кроме того, мы не знаем, сколько вражеских сил брошено на наши поиски. Хотя мы ничего пока не видели, небо может быть заполнено блимпами и планерами.

Установилась тишина, а затем Бен Спрейк угрюмо сказал:

— Я не думаю, что нам следует сейчас возвращаться к морю.

— У меня нет таких намерений, — с некоторым беспокойством ответил Рааб. — Я думаю, самое лучшее для нас сейчас двинуться на восток и пройти вокруг, — он сделал паузу и подготовил себя к тому, что приближалось к лицемерию. — Но если приложить к нашим планам здравый, смысл, мы сможем немного больше узнать об их действиях в этом районе. Мы почти уверены, что они оккупировали наши собственные главные базы в зоне, но не знаем, какими силами. Я думаю, что. этой ночью мы можем провести очень осторожную разведку. Я знаю чудесный путь от этого места до базы, — он замолчал, а когда в тишине появилось почти осязаемое недоверие, добавил: — Мы сможем встать где-нибудь на день или два для отдыха, но все зависит от того, что мы обнаружим.

Замечаний не последовало, даже от Кадебека. Рааб снова испытал стыд. Он намеренно не был откровенен с ними. По его личному мнению, не было никакой, необходимости приближаться к предполагаемой концентрации врага. Просто захват базы был частью истории разгрома (хотя иле полного уничтожения) Флота, в котором погиб его отец. Он горел желанием хотя бы украдкой посетить это место и узнать все, что мог.

КАК ЛЕГКО, подумал он, Я ПОШЕЛ НА ОБМАН, ТОГДА КАК ВСЕГДА ИСПЫТЫВАЛ ПОТРЯСЕНИЕ И ГОРЕ, КОГДА ЭТИМ ПОЛЬЗОВАЛСЯ КТО-НИБУДЬ, ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО БЫЛИ ЛЮДИ, КОТОРЫХ Я УВАЖАЛ — ДАЖЕ ЕСЛИ ЭТО БЫЛИ ОТЕЦ И АДМИРАЛ КЛАЙН.

Он сидел в темноте, отвернувшись так, чтобы даже Эммет Олини не мог видеть его лицо. Сначала он хотел хотя бы в неопределенных выражениях выложить им правду — но отбросил. такое решение. Командовать людьми — непростое и нелёгкое дело. Дисциплина всегда далека от простоты и легкости. Когда вы хотите сделать то, от чего люди вполне благоразумно могут отказаться, то воспользуетесь любыми средствами, лишь бы это сработало. Вы обманете их. Если сможете, вы сделаете так, чтобы их собственный эгоизм работал на вас. А если придет время и вы не сможете сделать ничего, кроме как приказать, вы прикажете так уверенно и непреклонно, что у них даже не возникнет мысли о бунте. Даже если вы не уверены в своей правоте, или знаете, что многим рискуете, вы не должны ни на секунду показывать свою нерешительность; ни одного неуверенного взгляда.

Он вспомнил старую шутку, распространенную в Академии. Когда курсант становился особенно груб, кто-нибудь мог заметить: «Ну, кто, несмотря ни на что, чертовски хочет стать офицером?» Но ни один не бросил Академию добровольно. Даже Бен Спрейк-младший, который, вероятно, страдал больше, чем остальные.

9

Одна из двух больших лун, Золотистая, полностью вышла из-за горизонта, так что по западному краю ущелья тянулась постепенно сгущающаяся полоса позолоты, Рааб держал «Пустельгу» всего на пятьсот футов ниже вершины ущелья, но такой глубины было достаточно, чтобы ее невозможно было увидеть даже как серую тень, а от уровня развернувшегося впереди большого озера ее высота составляла чуть более мили.

Он протянул руку и успокаивающе похлопал взволновавшегося вездесущего, издававшего какие-то возбужденные звуки, потом тихо сказал Олини:

— Он почувствовал дым от костра.

Более пяти минут он стоял, сжимая передние перила и сосредоточенно прислушиваясь к любым доносившимся звукам, игнорируя только крики небольших вездесущих, летавших ночью в ущелье и над озером.

— Все весла — четверть удара!

«Пустельга» на несколько дюймов продвинулась к выходу из ущелья. Обвалившиеся камни образовали перемычку выше уровня озера, поэтому шум водопада сюда не доносился. Рааб знал: когда они выйдут из ущелья, вражеский блимп может оказаться ближе чем в тысяче футов, Но. все-таки лучше было сохранить движение «Пустельги», чтобы она могла плавно повернуть в тень, тянувшуюся вдоль восточного берега озера. Он рассчитывал, что блеск западной стены немного ослепит наблюдателей, если только сейчас на них не наткнется какой-нибудь дикий вездесущий… Он протянул левую руку к талисману и мягко сдавил его мускулистую шею.

— Дружище, если хочешь, то иди на охоту. Преследуй их! Только оставайся поблизости. Оставайся близко!

Замершее существо внезапно дернулось, словно шланг, когда в нем создалось давление, и бросилось в темноту.

Когда «Пустельга» начала выползать на открытое пространство, нос, глаза и уши Рааба были заняты. Здесь должен быть сделан довольно крутой поворот…

— Весла правого борта — стоп! Весла левого борта — полудара! — Сейчас он мог оценить крики летающих над озером вездесущих, полностью заглушающих его тихие команды. Он не ожидал, что его волнение будет таким напряженным — волнение и бессмысленный гнев.

Теперь они были над озером, и он мог видеть огни лагеря, усеявшие остров, который располагался ближе к восточному утесу в семи милях к верховьям озера. Их было не очень много — возможно, чуть больше пятидесяти — и они тянулись на протяжении всего острова, который, автоматически вспомнил он, был много меньше полутора миль длины и трех четвертей миль ширины.

И хотя эта часть озера была еще в глубокой тени, огни хорошо освещали ряд жирных куриц, пришвартованных вдоль западного пляжа острова. Курицы Мэдерлинка! Их баллоны так распирало от закачанного гелия, что складки, образованные стягивающими веревками, были видны даже с такого расстояния. Он сосчитал их. Четырнадцатькуриц! А на другом краю острова шесть — нет, семь больших крейсерских блимпов. Он узнал их силуэты. Корзины вдвое длиннее и в полтора раза шире, чем у «Пустельги». Двадцать гребцов с каждого борта, хотя «гребцами» их называли только по привычке, так как их экипажи крутили кривошипный механизм, приводящий в движение огромные воздушные винты. За последние несколько лет Мэдерлинк построил большое количество блимпов, и поэтому они обладали последними нововведениями в конструкциях.

Рассматривая эти вражеские баллоны, Рааб вздохнул, дрожа от напряжения. Конеч. но, они были хорошо наполнены газом! Это озеро было одним из лучших среди всех озер Лоури, и плавуны здесь были в изобилии. Только за одно лето это единственное озеро могло, снабдить гелием десять флотов и…

Гелий ЛОУРИ!

Он заставил себя расслабить руки, с убийственной силой сжимающие перила, но не смог остановить пульсацию в деформированном маленьком пальце. Внутренний голос шипел на него: «ТЫ ВООБЩЕ НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ ПРИХОДИТЬ СЮДА! ТЫ СЛИШКОМ МОЛОД, ЧТОБЫ БЫТЬ КАПИТАНОМ. КАК ТЫ СМОЖЕШЬ СОХРАНИТЬ ХОЛОДНУЮ ГОЛОВУ, ЕСЛИ В ТЕБЕ ПОЛЫХАЕТ ТАКОЙ ГНЕВ?» Но он не прислушивался к нему. Слишком громкий стук в висках заглушал тихий внутренний голос.

Сейчас «Пустельга» подошла на расстояние двух миль от острова, и он мог видеть на песчаной отмели выстроившиеся в линию планеры. Он услышал, как дрожащий Бен сбился с ритма, и прорычал:

— Младший алтерн, держать ритм!

«Пустельга» скользила вблизи- восточного утеса, и Рааб всматривался в темноту. Он не мог рассмотреть утеса, но крики вездесущих говорили, что до него было еще, по крайней мере, сто футов. — Весла правого борта — четверть удара! Он подвел «Пустельгу» ближе к утесу. Ему не хотелось, чтобы какой-нибудь вражеский патрульный блимп оказался между ней и утесом, откуда мог заметить ее силуэт на фоне лагерных костров или золотистой полосы, которую лунный свет прочертил по западному утесу.

Теперь они подошли очень близко к острову, и гребцы, повернув головы, могли рассмотреть его. Кто-то тихо бормотал. А затем сдали нервы Бена Спрейка. Он бросил отсчитывать ритм и прошептал:

— Мы не думали… это гораздо больший риск, чем…

— Замолчи! — Прежде чем овладеть собой, Рааб даже сделал несколько больших шагов к корме, сжав кулаки. — Все весла — стоп! — Звук сталкивающихся в воздухе весел мог узнать любой человек, имеющий какое-нибудь отношение к блимпам.

Но паника Бена сломала последнюю плотину, сдерживающую гнев Рааба.

— Послушайте, вы все. Там, внизу находится половина (флотилии вражеских куриц и полная флотилия крейсеров, а сколько там планеров, вы можете подсчитать сами. Я могу заключить пари с каждым из вас на сумму, равную плате за этот рейс (глупое предложение, где бы он взял даже десятую часть такой суммы?), что, поравнявшись с островом, мы увидим наши собственные курицы в линии блимпов, которые, как и «Сова», были застигнуты врасплох и захвачены. Возможно, никто из гражданских не сможет отличить планер Флота Мэдерлинка от нашего, но я могу, и третья часть находящихся внизу планеров когда-то принадлежала нам. Враг использует их, чтобы следить за нами; с такой концентрацией силы они имеют прекрасный шанс обнаружить нас быстрее, чем мы сможем удалиться от страны ущельев хотя бы на сто миль. — Его удивляла настойчивость собственного голоса и то, как легко текли слова. Его пульс успокоился; мускулы слабо дрожали. Подобная речь, когда мгновенно приходится высказывать то, что едва родилось в мыслях, каким-то образом действовала успокаивающе на людей. Так же, как физическое действие сжигает адреналин. — А теперь они, жирные и нахальные, расположились внизу и даже представить себе не могут, что на Дюренте есть маленький устаревший учебный блимп, который отважится напасть на них. Но мы в самом деле можем ударить по курицам! Мы можем сделать так, что две или три из них не смогут подняться в небо в течение десяти-двенаддати дней!

В корзине установилась тишина. Затем из носовой части послышался тихий смешок Олини, триммер Хэмпел на корме что-то пробормотал, что могло быть недоверчивой руганью. Бен Спрейк был слишком потрясен, и Рааб полагал, что тот сидит, открыв рот от изумления.

Когда прошло первоначальное парализующее действие, послышался низкий спокойный голос Кадебека:

— О небеса! Я слышал, как о твоем отце говорили, что при виде врага он становился сумасшедшим. Кажется, ты унаследовал от него не только внешнее сходство!

Рааб почувствовал короткий приступ гнева, но легко с ним справился.

— Нет, мой отец не был сумасшедшим, он был боец! И умный. Он бы никогда не упустил подобный шанс; и любой другой компетентный офицер тоже. Нет, только идиот может упустить такой шанс!

— Даже если ценой этому будет блимп и экипаж? И своя собственная жизнь? — с некоторой издевкой спросил Кадебек.

Теперь относительно их шансов Рааб мог лгать убедительно. По любой самой поверхностной оценке риск был ужасный. Но если люди решатся на бой и их тела и мысли будут действовать в унисон — нет вероятностей!

— Пойми, — сказал он Кадебеку, — я не собираюсь посылать им самоубийственный вызов и вести бой по правилам! Я говорю о том, чтобы один-единственный раз пробежать над островом! Мы сбросим камни из балластных мешков на парковочную зону планеров, а затем гарпунами и стрелами ударим по линии куриц.

Стрелы, выпущенные под углом вниз, сохранят достаточную скорость, чтобы проткнуть ткань баллонов. У нас на борту шесть луков. Один возьмешь ты, второй — Вилли Вайнер, по одному возьмут триммеры. Я беру на себя гарпуны, — он хотел остановиться на этом, но решил добавить немного убеждения, сейчас уже без лжи. — Я знаю узкое ущелье в верховьях озера, в которое мы углубимся быстрее, чем они смогут поднять в воздух какой-нибудь крейсер.

Кадебек продолжал спорить, хотя издевка исчезла из его голоса.

— Послушай, Джеран, ты хоть знаешь, на каких условиях мы подписались на этот рейс? Никакого риска, если его можно избежать! Безопасность экипажа стоит на первом месте во всем, кроме получения груза гуано!

— Ты хочешь сказать, что чувствуешь себя в безопасности, когда в небе парит три десятка планеров, брошенных на твои поиски? — спокойно спросил Рааб и, не дожидаясь продолжения спора, прошел вперед! направляясь к метателю гарпунов, наклонился и нащупал запор крышки. — Эммет, помоги мне подготовить метатель к бою, ты понял?

— Два оборота сжатия впереди!

Олини потянулся к штурвалу и тихо спросил:

— Рааб, это погружение?

— Я хочу сбросить весь носовой балласт на эти планеры, — ответил Рааб.

Он потянулся к штурвалу, чтобы помочь Олини. Когда баллон так туго натянут, как сейчас, сделать два оборота сжатия было нелегко. Выдержат ли веревки? Они были довольно новые, сплетенные из восьми полосок кожи, и прежде чем разорваться, должны немного вытянуться. Но древко… Вал был старый, высохший, немного покоробленный, и его поверхность покрывали небольшие изломы…

Оснастка пугающе скрипела, но держала. «Пустельга» круто опустила нос.

— Все весла — полный удар! — Без Кадебека, Вайнера и еще двух сильных мужчин экипаж был значительно ослаблен. Лучше пока не заставлять их прилагать все усилия. В любом случае, скорость увеличится за счет погружения. — Все весла — пол-удара. Восстановите дыхание и будьте готовы тянуть эти весла, словно черти!

Бен отсчитывал ритм дрожащим громким шепотом. Рааб надеялся, что он не сломается в критический момент — через несколько секунд он, Рааб, будет очень занят. Он взялся за рукоять метателя, повернул оружие на шарнире и удостоверился, что оно поворачивается легко; нащупал гарпун, проверяя правильность установки; звякнул обеими резиновыми тетивами, по звуку определяя силу натяжения. Затем, держась одной рукой за метатель, он вытянул вторую руку и нащупал веревки свисавших за перилами балластных мешков. Все нормально — он может дотянуться до них. Момент атаки быстро приближался.

— Убрать пол-оборота сжатия впереди!

Он понизил голос — враг был близко, и он мог уже видеть экипажи вражеских блимпов, пирующих вокруг костров. Он надеялся, что вино уже вскружило им головы и они немного замешкаются… Его взгляд устремился на приближающуюся линию планеров. Сейчас! Он выдернул нож из ножен, резанул по балластному мешку, почувствовал, как посыпались камни. Проклятье! Чтобы дотянуться до следующего, он должен отойти от метателя.

— Я займусь этим, капитан! — сказал Олини, словно прочитав его мысли.

Когда балласт был сброшен, нос «Пустельги» подпрыгнул вверх.

— Все весла — полный удар! — хрипло прошептал Рааб. Полурыдающий Бен был не в состоянии связать двух слов, но все же белокурый офицер кое-как отсчитывал ритм. «Пустельга», набравшая скорость в погружении, быстро двигалась над островом. Рааб воткнул нож в ножны и наклонился к метателю; повернул и нацелил на первую курицу в линии. Какую он должен сделать поправку, чтобы скомпенсировать уменьшающуюся скорость «Пустельги»? Какой должна быть траектория полета гарпуна? При таком крутом угле атаки она не должна быть большой. Корзина качнулась, когда тяжелый гарпун, словно гигантская стрела, устремился вперед. Он потянулся назад, и Олини вложил ему в руку древко второго гарпуна. Он ощутил наплыв благодарности за то, что рядом с ним находится настоящий человек Флота. Он воткнул гарпун в паз; взвел метатель рукоятью, пока резина снова не натянулась. Несомненно, что каждый находившийся внизу мог слышать скрип заводящегося механизма! Он увидел лица, внезапно повернувшиеся к небу, но, очевидно, «Пустельга» была еще не видна, хотя они неизбежно увидят ее силуэт на фоне звездного неба, когда она окажется непосредственно над ними. Он торопливо наклонил метатель; навел с опережением в несколько ярдов на вторую курицу, пришвартованную на туго натянутых веревках. Боже, эти высокомерные служаки Мэдерлинка швартовали свои блимпы в двадцати футах над землей! Нацелив метатель, он инстинктивно нажал большим пальцем на тяжелый спуск. Снова дребезг резины, и гарпун затерялся внизу. Время позволяло сделать еще один выстрел! Он схватил гарпун из рук Олини, вставил на место, взвел рукоятью… Сейчас он мог слышать вопли, доносившиеся с острова, видеть разбегающиеся в свете костров фигуры. Он пропустил третью курицу — она была слишком близко — и прицелился в четвертую. Одно мгновение он наблюдал за полетом гарпуна, затем бросил рукоять метателя и схватил лук, который предварительно положил на палубе. Четыре других лука уже звенели; даже триммер Хэмпел, независимо от отношения к Раабу, был настоящим представителем Флота. Кадебек и Вайнер были превосходны, превосходны! Рааб выпустил свою первую стрелу почти отвесно вниз, вторую даже немного назад. Последняя курица сейчас находилась прямо под ними. Рааб торопливо послал в нее две стрелы, затем снова повернулся вперед. Люди уже карабкались по веревочным лестницам в корзины крейсерских блимпов. Грубый смех вырвался у него. Они даже не оставили дежурные экипажи на борту боевых блимпов! Низким и резким голосом он крикнул своим лучникам:

— Огонь — вперед! Теперь сосредоточьтесь на крейсерах! Нет, несколько стрел не смогут вывести из строя боевой

блимп — большинство из них, вероятно, вообще не сможет пронзить сверхпрочную ткань баллонов — но стрелы, мелькающие вокруг пытающихся взобраться на борт экипажей, могли немного задержать их внизу и на некоторое время дезорганизовать их.

Но экипажи добрались до корзин. Люди, как фантастические муравьи, еще прилагали все усилия, карабкаясь вверх по лестницам, когда веревки, удерживающие первый боевой блимп, были обрезаны, и он прыгнул вверх. Теперь остров разразился криками и проклятиями. И Рааб внезапно понял, что пришло время прервать атаку.

— Все весла — полный удар, Кадебек, Вайнер — займите свои места! — Сам Рааб побежал и сел около Рэйджера. Таща на себя тяжелое весло, он внимательно всматривался вниз сквозь переплетения корзины. Последний костер лагеря сейчас исчез за кормой… — Весла правого борта — пол-удара!

Ему не требовалось говорить гребцам левого борта, чтобы они продолжали тянуть весла изо всех сил, они задыхались и покрякивали от усилий. «Пустельга» быстро повернула.

Взглянув на остров, он определил, что теперь она двигается к восточному утесу под углом в сорок пять градусов.

— Еще пол-оборота сжатия впереди!

Сбросив балласт с этого края корзины, «Пустельга» теперь почти выровняла киль, но он хотел спуститься еще ниже, к воде, чтобы войти в ущелье на высоте не более ста футов от поверхности. Сможет ли он найти эту узкую расселину в темноте? На короткое время беспокойство охватило его — он действительно не подумал о том, что после лагерных огней его глаза должны довольно быстро привыкнуть к темноте. Но теперь уже слишком поздно менять планы!

Он поднялся и, оставив весло в полное распоряжение Рэйджера, торопливо подошел к передним перилам и устремил глаза в темноту. Когда в нескольких футах от него возникло движение воздуха, он быстро схватился за нож, но это был только талисман, вернувшийся к блимпу из облета озера. Извиваясь, он приблизился к корзине, которую считал своим воздушным стойлом и, шипя от возбуждения, с глухим стуком опустился на крышку метателя гарпунов.

Рааб боролся с искушением оглянуться на остров, так как это снова могло ослепить его глаза! Он всматривался в темноту и почти на траверзе увидел чернее черного вертикальный разрез.

— Все весла — стоп!

С минуту он дал «Пустельге» возможность подрейфовать, а сам напряженно всматривался туда, убеждая себя, что это именно то ущелье, которое им было нужно. После этого он приказал:

— Весла левого борта — полный удар!

«Пустельга» быстро развернулась. Рааб сделал дважды небольшую корректировку курса, и «Пустельга» медленно вплыла носом в узкий разрез. Он посмотрел через перила и увидел отражавшиеся в озере звезды. Они были немного выше, чем ему хотелось бы, но это уже не имело значения.

Сейчас он мог слышать крики, доносившиеся откуда-то сверху, и с беспокойством прислушался. Видят ли с этого поискового блимпа расселину? По-видимому, нет. Внезапно голоса стали почти не слышны, значит, невидимый корабль прошел мимо; несколько секунд спустя голоса снова стали громче и вновь затихли, удаляясь к верховьям озера.

— Привяжите щупы! — приказал он напряженным шепотом. На выполнение этого ушло две или три минуты, и теперь он мог позволить себе посмотреть назад на пришвартованные курицы.

Какое-то мычание с примесью глупого хихиканья сформировалось в его горле. Два баллона полностью выпустили газ и лежали поверх корзин, баллон третьего блимпа, самого последнего в ряду, был заметно меньше других. Курицы, для того чтобы поднимать больший вес, не имели в баллонах внутренних перегородок. Он повернул лицо в сторону Джона Кадебека.

— Кадебек… ты заметил какие-нибудь повреждения планеров?

— Я видел дыры в шести или семи крыльях, — ровным голосом ответил Кадебек. — Но в других могли быть меньшие пробоины. Когда я получил возможность посмотреть на них, мы уже миновали песчаную косу.

Рааб дрожал от возбуждения и дикарской радости от того, что сумел нанести урон врагу. Он глубоко вздохнул и приказал:

— Все весла — пол-удара!

«Пустельга» вдвинулась в ущелье, и их окружила абсолютная темнота. Рааб уменьшил взмахи весел до четверти удара. Последние отдаленные неистовые крики замерли позади и сменились на обычные успокаивающие звуки — скрип оснастки «Пустельги», крики ночных вездесущих и даже редкий скрежет щупов по каменным стенам ущелья. Рааб знал, что эта расселина была заблокирована сверху и имела проход только над уровнем озера, и сомневался, что враг будет искать их в этом направлении. В ближайшем будущем, не имеющие никакой уверенности, что их атаковал только один блимп, они почти наверняка сконцентрируют свои яростные поиски по краям вокруг озера и попытаются удостовериться, что атаковавший их блимп не ускользнул. И, конечно, они перекроют вход и выход озера, куда, ориентируясь по свету звезд, могли бы устремиться спасающиеся бегством блимпы.

Он почувствовал уверенность, что они ускользнули чисто. Но не успели они пройти и мили, как с кормы послышался низкий сердитый голос Кадебека.

— Джеран!

Рааб повернул голову, и в его голосе чувствовались признаки гнева.

— Ну?

— Возможно, нам следовало бы поторопиться и уйти в более безопасное место, но я хочу зажечь лампу и тщательно обыскать блимп. Кто-то украл мой нож!

Недоверчивый и безмолвный Рааб словно прирос к одному месту.

— Держи здесь ухо востро, — наконец сказал он Олини и двинулся на корму корзины. Он остановился около крепыша, который с такой злобой тянул свое весло, что даже опережал ритм. — О чем ты говоришь? Что заставляет тебя думать, что нож не выпал, когда ты стрелял из лука? Или когда пробирался к своему месту? Ты пытался поискать вокруг?

— Я ощупал всю палубу, куда смог дотянуться. Что еще я могу сделать без света! Я никогда не оставляю ножны расстегнутыми, когда в них находится нож. Пока я стрелял, кто-то расстегнул их и вытащил нож.

Удары весел пошли вразброд, и Рааб приказал:

— Все весла стоп! — Мгновение он колебался. — Будь благоразумен, Кадебек! Я знаю, что твой нож имеет большую ценность, но кто станет красть его, зная, что мы останемся на борту в течение дней, если не недель, без малейшей возможности покинуть корзину? Если бы кто-нибудь захотел украсть его, он бы выждал, пока мы вернемся домой!

— Я хочу обыскать все и всех в этой корзине! — огрызнулся Кадебек.

Маленький палец Рааба начал пульсировать. Он удержался от грубости. Ладно, если какой-то дурак украл нож, его обязанность выяснить, кто это сделал, а если Кадебек ошибается (что выглядело более правдоподобным), он должен убедить его в этом. Вероятно, в те лихорадочные мгновения нож просто, выпал из ножен.

Хотя рукоять ножа не могла проскользнуть сквозь щели плетеной палубы, но он легко мог вывалиться через широкие отверстия в бортах. Рааб не хотел даже рассматривать такую возможность — но должен был. Кадебек стоял, навалившись на перила грудью и поставив колено на свое сидение… Рааб вздохнул.

— Ладно. Я сожалею, что такое могло случиться, но сейчас мы не можем стоять. Я думаю, через час. Во всяком случае, нам понадобится перерыв для отдыха и еды. И все-таки, пусть каждый очень внимательно ощупает палубу вокруг себя. Только осторожнее, не столкните его за борт. Кадебек, я обещаю, во время следующей остановки мы осмотрим всю корзину!

Рааб вернулся к передним перилам. Какие звуки он слышал в корзине во время короткой атаки на вражеские блимпы? Он слышал, что весла не один раз сталкивались в воздухе, и это могло означать, что кто-то на короткое время покинул свое место, подкрался к Кадебеку и вытащил нож из ножен. Но это не казалось ему правдоподобным.

— Все весла — четверть удара! — приказал он.

Пока они, словно слепые, ползли по узкой расселине, какая-то часть его мозга была отвлечена от утомительной, нервной работы прокладки курса и пыталась разрешить вопрос о загадочном исчезновении ножа.

10

Две лампы висели на перилах — одна впереди, другая на корме. Они довольно хорошо освещали корзину и нижнюю часть баллона «Пустельги», но окружающая темнота действовала угнетающе. Стены ущелья, куда попадал свет, выглядели словно стены сырого каземата. Небольшие вездесущие, извиваясь, влетали в освещенный круг, смотрели На них круглыми и блестящими, как бусинки, глазами, показывали свои зубы и враждебно кричали, на что талисман отвечал низкими и резкими угрожающими звуками.

Рааб молил бога, чтобы газовый баллон полностью перекрыл свет так, чтобы случайно пролетающий над ущельем вражеский разведчик не заметил зарево. Что касается возможного появления вражеского блимпа в самом ущелье — он старался об этом не думать. На озеро выходило много ущельев, и большинство из них было гораздо шире, чем это. Враги едва ли предпримут такой тщательный поиск ночью.

Экипаж сидел по своим местам и безмолвно наблюдал, как Рааб и Джон Кадебек смотрят в лицо друг другу. Кадебек смотрел угрюмо. Рааб чувствовал, что его лицо выглядит окаменевшим.

Крепыш прорычал:

— И не надейся, что я поверю, будто кто-то расстегнул ножны, взял нож — а затем выбросил его за борт!

— Я и не ждал, что ты поверишь во что-нибудь, кроме того, во что хочешь верить, — холодно ответил Рааб. — Я не собираюсь больше спорить. Мы обыскали всю корзину, все шкафчики, ощупали все узлы с личными вещами и с продуктами, обыскали всех без исключения — ножа здесь нет. Скажу больше, я очень сожалею, что ты потерял его, но сейчас поиски пора прекращать! Теперь каждая минута промедления увеличивает опасность для наших жизней, не говоря уже о нашей миссии. Сядешь ты на свое место или мне рассматривать тебя как мятежника?

Мгновение Кадебек смотрел на него свирепо, затем сделал широкий шаг в сторону и занял свое место.

— Если мы когда-нибудь вернемся на Лоури, Джеран, я потребую компенсацию за этот нож — а кроме того, возможно, несколько иное удовлетворение!

Рааб проигнорировал его слова и крикнул Бену:

— Погаси лампу на корме, ты понял? — Сам он потянулся ко второй лампе и погасил ее. Затем подошел на ощупь к передним перилам и крепче, чем было необходимо, обхватил их руками. — Все весла — пол-удара!

Ночь затянулась. Спустя несколько вечностей она все-таки подошла к концу, и затем они стали ждать, когда перевалит за полдень. Даже в середине дня узкая яркая полоска света оставалась далеко наверху и впереди, насколько позволял его видеть баллон «Пустельги» — но здесь были только мучительные сумерки. Монотонность путешествия сводила с ума. Рааб готов был завыть и полагал, что экипаж чувствует себя не лучше. Во время остановок почти не разговаривали. С тех пор как они не смогли найти нож Кадебека, тот вообще не говорил ни слова; на его окаменевшем лице застыло хмурое выражение. Рааб несколько раз был на грани того, чтобы извиниться и заверить его, что Флот как-нибудь заменит его драгоценный бронзовый нож, но его останавливала гордость.

Тяжелое испытание продолжалось, и Раабу уже начало казаться, что в мире не существует ничего, кроме замшелого ущелья с запахом сырости и криками небольших сущей, скрипящей оснастки «Пустельги» и усталого хриплого голоса Бена Спрейка-младшего, отсчитывающего ритм. Внезапно талисман поднял голову и издал короткий шипящий звук. Рааб напряженно всмотрелся в расстилающийся впереди мрак. — Все весла — стоп!

В этот момент лампы не горели, хотя за последние несколько часов он не одни раз использовал их, когда впереди оказывался крутой поворот или завал из щебня. Положив руку на шею талисмана, Рааб прислушался. Но вездесущий не пытался покинуть корзину, что, как думал Рааб, произошло бы, если бы он услышал что-то, говорящее о присутствии вражеских блимпов.

А затем и его уши уловили отдаленный слабый звук. Он с облегчением вздохнул.

— Мы прошли гораздо большее расстояние, чем я думал. До соединения с широким ущельем, в котором протекает река, осталось около мили. Там будет достаточно света в дневное время, и — если так решит большинство из вас — мы сможем остановиться там на день и устроить баню. — Он поколебался и решил воспользоваться случаем, чтобы сломать затянувшееся молчание между ним и представителем экипажа. — Кадебек, что ты об этом думаешь? Вероятнее всего, враг просто не поверит, что мы можем добраться сюда, не поднимаясь в открытый воздух. Ты хочешь рискнуть?

Голос Кадебека был ровным и голодным.

— По крайней мере, ты обещал нам, что если мы атакуем врага, то сможем немного погреться на солнышке. Мы атаковали — и теперь попробуй доказать, что мы были не так эффективны, как ты надеялся! Я бы лучше продолжил путь до тех пор, пока мы не увидим солнечный свет. Моя шкура еще не покрылась сыпью, и я не чешусь до такой степени, что не хочется жить. Какие-нибудь возражения?

Послышалось бормотание, но определенных возражений не было.

— Чудесно, — сказал Рааб, удовлетворенный благоразумием Кадебека. — Это ущелье с рекой проведет нас на шестьдесят или семьдесят миль к востоку, а затем мы оставим его, потому что оно свернет на север. Дальше я не могу планировать, но, если удача не отвернется от нас, мы сможем найти какую-нибудь открытую долину, где сможем расположиться на день. — Он немного поколебался. — Триммеры, убрать один оборот сжатия на корме и впереди. Мы приблизились к широкому ущелью и теперь, я думаю, можем рискнуть и подняться вверх, где больше Света. Все весла — пол-удара!

«Пустельга» двинулась в ровном подъеме. Утомленный Рааб еще некоторое время прокладывал курс по слуху, пока в расселине не появился слабый свет. Затем, чувствуя, что снова оживает после долгого существования в преддверии ада, он хрипло приказал:

— Опустить щупы!

Теперь он мог видеть перелетающих с места на место вездесущих — слегка отличающихся от тех, что обитали внизу, так как на этой высоте требовался больший размах крыльев — и проплывающие мимо покрытые мхом стены. Но день уже клонился к вечеру. Он надеялся, что в широком ущелье их ничего не задержит. В противном случае, когда взойдет Золотистая, они смогут подняться в открытый воздух.

Чувствуя потребность выговориться, он обсудил это с Эмметом Олини.

— Это будет здорово, если мы снова внизу увидим открытую почву!

— Аминь! — сказал Олини. — Ты думаешь, это уже безопасно, Рааб?

— Думаю, да. Когда взойдет луна, любой блимп, находящийся западнее нас, будет хорошо освещен и мы сразу его заметим, в то время как обращенная к ним сторона «Пустельги» останется темной. А мы находимся далеко к востоку от их базы.

— Скорее к юго-востоку, чем к востоку, — поправил Олини, — но я понял, что ты хотел сказать. Они ожидали, что мы рванемся на юг или юго-запад. — Триммер потянулся и позволил храповику штурвала щелкнуть один раз. — Ты говоришь, что мы остановимся на один день, чтобы отдохнуть и побыть на солнце, а затем повернем к морю и двинемся с такой скоростью, с какой только сможем, да?

— Правильно, — сказал Рааб. — Я думаю, что чесотка, возникшая у меня на данном этапе путешествия, пройдет после купания, — он сделал паузу. — Надеюсь, что там не будет сильных встречных ветров. С таким кукареканием, как у нас сейчас, даже умеренный ветер может принести неприятности.

— Сезон штормов еще не наступил, — усмехнулся Олини. — Если бы это было не так, мы смело могли бы взять отпуск и провести его в стране ущельев!

Рааб, прислушиваясь к шуму реки, рассеянно кивнул. Но звук не становился громче, потому что хотя они и приближались к ущелью с рекой, но в то же время поднимались.

Но сейчас впереди появился каскад интенсивного, если не ободряюще яркого света. Когда они вплыли в широкое ущелье и повернули на восток (это было вверх по течению реки), там опускались сумерки, так как небо уже приобретало пурпурную окраску. Но все же этот каскад индиго впереди «Пустельги» словно предоставлял им какую-то передышку после долгого наказания.

Утомленный Рааб с облегчением приказал:

— Все весла — стоп! Триммеры, сделайте сэндвичи, вы поняли?

Он послал талисман вперед на разведку. До того как вездесущий вернулся, они отдыхали около получаса. Он вернулся, не проявляя никаких признаков возбуждения, и со скрипящими звуками его собственного облегчения шлепнулся на бывшую постель Рааба. Длинный полет на такой высоте требовал от него определенных усилий. Но в то время как экипаж возобновит свое путешествие, он сможет отдохнуть.

Через некоторое время, когда свет Золотистой позолотил один край ущелья, они покрыли такое расстояние, какое планировал Рааб. Но затем возникло препятствие.

Рааб сидел на передних перилах и старался не выказывать напряжения. «Пустельга» без движения висела в неподвижном воздухе ущелья. Сейчас она примерно на двадцать градусов наклонилась на корму, потому что там, сбившись в тесную группу, собрался весь экипаж. Весь, за исключением Поки Рэнджера и Эммета Олини. Олини оставался на своем посту около Рааба, а Рэйджер сначала присоединялся к собравшимся, но затем смущенно вернулся на свое место.

Рааб ощущал сухость во рту и очень хотел знать, как будет звучать его голос, когда придет время говорить. Он знал, как обходиться с явным бунтом, по крайней мере, можно драться, с успехом или без такового. Но эта ситуация призывала действовать сдержанно и с умом. Экипаж через представителя команды Кадебека спросил разрешения, и это не противоречило закону, провести совещание и соблюдал все правила, установленные на Флоте (хотя это был гражданский экипаж и в том, стоило ли им соблюдать все формальности, было сомнете).

Совещание распустилось. Кадебек, тащившийся за Беном Спрейком, вышел вперед. Наклон «Пустельги» изменился, когда большинство членов экипажа собрались, на носу. Триммер Хэмпел тоже сделал нерешительную попытку перейти вперед, но Рааб резко сказал:

— Триммер, я полагаю, ты останешься на своем посту!

Его голос звучал нормально. Не говоря ни слова, Хэмпел вернулся к перилам на корме.

Бен прочистил горло, издал пару непонятных звуков и снова умолк. Не ожидая, когда белокурый офицер возобновит свои попытки, Кадебек проговорил:

— Джеран, мы все, за исключением тебя, триммера Олини и Поки Рэйджера, который оказался слаб в коленках, провели голосование и пришли к мнению, что ты превышаешь свои полномочия, подвергая излившему риску блимп и его экипаж.

— Вы уверены, что я превышаю своя полномочия? — спокойно спросил Рааб, удивляясь холодности в своем голосе.

Кадебек коротко засмеялся.

— Ты хочешь, чтобы за обещанную плату мы получали достаточно страданий, а теперь пытаешься противоречить себе?

Прежде чем ответить, Рааб выждал минуту.

— Нет, я буду придерживаться собственной версии. Во всяком случае, я не думаю, что мог бы сделать что-то еще лучше. Я полагаю, что сейчас самый уместный вопрос такой — был ли в нашей атаке на превосходящие силы врата излишний риск или нет? В свое время я говорил вам, что предполагаю немного ослабить врага ятем самым уменьшить давление поисков. Мы это сделали. Но на это можно взглянуть я с другой точки зрения: теперь единственное желание врага — узнать, сколько наших блимпов находится в стране ущельев. В дальнейшем они будут сомневаться в эффективности шпионов, обосновавшихся на Лоури.

— О, всё это мы допускаем, — нетерпеливо сказал Кадебек. — Допускаем также, что ты все блестяще спланировал, проявил смелость и другую формальную ерунду. Но мы утверждаем, что наш риск не уменьшился — вместо этого он увеличился. Мы не уничтожили превосходящие силы и не нанесли никакого ущерба, который нельзя было бы исправить в несколько дней, а только раззадорили их и даля ясно помять, что находимся в стране ущельев, — крепыш сделал паузу. — И мы, Джеран, подвергаем сомнениям твои побуждения. Учитывая наше задание, быка ли оправдана эта атака? Или ты действовал по другим причинам, как, например, вынудить врага сделать ответный удар? Что ты на это скажешь, капитан? Ты не хочешь сказать всем нам, что решился на атаку, следуя своей особой миссии?

— Я не думаю, — сказал Рааб, — что смогу ответить на этот вопрос прежде, чем получу шанс обдумать его и все, что вы подразумеваете. Я также не буду спрашивать тебя, какая взаимосвязь между потерей очень ценного металлического ножа я занимаемой тобой позицией. Конечно, оба эти вопроса могут подождать до официального расследования на Столовой Горе Лоури, если мы когда-нибудь вернемся туда. Сейчас я спрошу вас другое — ты знаешь, что говорится в уставе Флота об отношениях с командиром, смене командования и мятеже в воздухе?

— Думаю, что мы знаем это. Даже если мы никогда не уделяли этому особого внимания, младший алтерн кратко проинструктировал нас об этом.

Рааб холодно улыбнулся и получил время все обдумать.

— Тогда все нормально. Я полагаю, вы достаточно хорошо ознакомились с уставом, но еще хочу напомнить, что здесь, кроме меня, находится только один офицер Флота — Бен Спрейк-младший. Если экипаж намерен незаконно захватить командование, то он единственный, кто уполномочен сделать это. Как вы заметили, он кратко проинструктировал вас. Он упоминал об этом?

Представитель экипажа колебался. Видит ли он, чего хочет Рааб?

— Он не делал на это упор, Джеран, но мы все знаем. Я думаю, он готов сказать сам за себя.

Возникла неловкая тишина, в течение которой Рааб даже почувствовал что-то, напоминающее симпатию к Бену. Наконец Спрейк глубоко вздохнул и выдавил:

— Сэр, в соответствии с уставом и согласно результатам голосования, в котором, как уже упоминалось ранее, принимало участие девяносто процентов экипажа, я… я утверждаю, что вы грубо нарушили данный вам приказ и… и подвергли опасности блимп, исполнение миссии и жизнь экипалса. Я, эхм, — он сглотнул. — Таким образом, я признаю свое право принять командование до завершения нашей миссии или до тех пор, пока сам добровольно не откажусь от этого!

В корзине стояла напряженная тишина. Талисман заволновался и обеспокоено пошевелился. Рааб расслабил руки, смертельной хваткой обхватившие перила за спиной, и успокаивающе похлопал по шее суща… Он ощутил в себе странный холодный гнев, который заставлял его маленький палец бешено пульсировать.

— Я признаю результаты вашего голосования и доводы, — спокойно сказал Рааб, — отказываюсь вести с вами споры, но сохраняю за собой право опротестовать ваши обвинения в будущем. От командования я отказываюсь. Бен, принимай блимп.

Он двинулся на корму. Теперь тишина стала более глубокой, но Бен вздохнул и сломал ее.

— Я… эх… Рааб, тут нет ничего личного…

Рааб остановился и снова повернулся к ним лицом.

— Я так и не думал, Бен. Признаю, что подверг вас всех излишнему риску, который мы могли избежать. Сейчас я не отрицаю, что превысил свои полномочия или даже нарушил данный мне приказ — пусть в этом разбирается Правительственная Комиссия по Расследованиям, если мы когда-нибудь вернемся на Лоури. Я говорю, принимай командование!

Теперь послышалось бормотание и, по крайней мере, один тихий смешок. Рааб подумал, что он исходил от Вилли Вайнера. Со слезами истерики в голосе, Бен спросил:

— Сэр… Рааб… Я хочу спросить, какие были твои дальнейшие планы? Я не знаю… ты понимаешь… там не было много…

— Давай лучше забудем о моих планах, даже если они и были, — сказал Рааб. — Они могут вовлечь нас в такой риск, которого можно избежать. Если ты спрашиваешь совета, ладно, я скажу. Мы должны прямо сейчас подняться из этого ущелья, пока луна не поднялась выше, и в открытом воздухе двинуться в направлении моря. Должны ли мы опуститься в другое ущелье до восхода солнца или после него — это спорный вопрос. Затем, когда мы достигнем края страны ущельев, мы должны будем пересечь свободное пространство и выйти, наконец из зоны блокады, — он предоставил им возможность подождать продолжения. — Ну и, конечно, там есть другие проблемы. Вы знаете, что это очень старый блимп, и, несомненно, ткань баллона ослабла и стала хрупкой. После того, как мы полностью накачали баллон газом, мы ни разу не поднимались выше, чем на полмили от открытой почвы. Я не ошибся? Если мы поднимемся выше, выдержит баллон или лопнет? Сможем ли мы прокладывать курс на такой высоте? Если мы все-таки решимся на это — сможем ли мы там в случае необходимости вести бой? И что, если нам потребуется подняться, скажем, на милю над уровнем столовой горы? Можем мы быть уверены, что баллон не лопнет? И…

Послышались явные смешки и ругань.

— Рааб… сэр… я хочу, чтобы ты прокладывал курс блимпа! — отчаянно сказал Бен.

— О нет, Бен! — вздохнул Рааб. — Ты знаешь устав. Если ты законно принял командование, а это так и было, то должен командовать во всем!

Кадебек выругался. Рааб повернулся к нему.

— Все в порядке, представитель экипажа. Вы хотели, чтобы младший алтерн Спрейк попытался командовать в этой миссии? Может, ты сам хотел попробовать? Я могу временно назначить тебя на офицерскую должность. Подумай! Если я поведу блимп, значит, я отметаю всякий вздор и оставляю за собой полное командование! В противном случае, что бы ни случилось, я избавлю вас от своих советов!

Кадебек посмотрел на него в сумеречном свете и вдруг засмеялся.

— Ладно, Джеран. Я думаю, ты раскусил наш блеф. Мы согласны, чтобы ты командовал нами, только хотим, чтобы ты обещал нам, что больше не будешь вовлекать нас в подобные стычки!

— Я обещаю это, — холодно ответил Рааб, — но с одной оговоркой: если возникнет какая-нибудь ситуация, в которой я должен буду превысить свои полномочия или просто она может быть так истолкована, попрошу вас всех проголосовать и подчинюсь вашему решению. Согласны?

Кадебек снова засмеялся.

— Согласны! — Его голос звучал почти с восхищением — вероятно, он ожидал худших результатов.

Послышалось одобрительное ворчание, а некоторые гребцы просто поняли плечами в сумеречном свете.

— Капитан, — заунывно спросил Поки Рэйджер, — если мы не можем подняться из этого ущелья, как же мы доберемся до солнечного света, который ты обещал нам?

— Я думаю, что мы можем подняться не очень высоко над открытая почвой, — ответил Рааб. — Баллон старый! Но, как бы трудно нам ни было, мы доберемся до края страны ущельев и найдем какое-нибудь солнечное местечко, где сможем спрятать блимп. «Пустельга» не очень большая, так что для ее маскировки много листвы не понадобится. Мы отдохнем один день, а потом быстро, как только сможем, двинемся к побережью. Возможно, во время этой пробежки нам для маскировки на день придется раз или два использовать траву, и, надеюсь, этого будет достаточно. А может, найдем место, где можно будет наломать веток. И если удача не отвернется от нас, когда мы приблизимся на сотню миль к побережью, утренние туманы скроют нате продвижение.

11

Член совета Ольвани стоически терпел холодную сырость узкой полоски на южном краю Столовой Горы Лоури, где почти никогда не было ни людей, ни солнца. Определенно, южный край был жалким местом. На голых камнях не росло ничего, кроме напоминающих мох губчатых ростков. Эти растения — единственные, сумевшие выжить под мелким непрекращающимся дождем. Зато никогда не рассеивающийся над южным краем мрачный сырой туман был хорошим прикрытием для заговора. Когда Ольвани и алтерн Джергенс отошли на двадцать шагов от доставившего их сюда флотского блимпа, туман полностью поглотил обоях.

Ольвани в очередной раз поправил поднятый воротник своего плаща я без выражения посмотрел на Джертенса,

— Ты уверен, что экипаж не заподозрит вас? Рукой в перчатке Джергенс сделал жест возражения.

— Мы осторожно проверили их взгляды, хотя они даже не знают этого. Вся эта команда согласна на компромисс с Мэдерлинком. Во всяком случае, наше прикрытие довольно убедительно — мы доставили вас сюда, чтобы проверять слухи о якобы хранящихся здесь запасах гуано, которые не хотят использовать. Наша двухчасовая прогулка не вызовет большого любопытства.

Ольвани посмотрел под ноги на скользкую поросль лишайника. Несколько лет назад они вообще не обращали внимания на грязь в здешних ручьях, на которой не росло ни одной травинки. Когда он пришел к власти, один из его проектов предполагал вывозить эту грязь с южного края. Он думал, что бесплодная здесь, в солнечном месте она должна стать плодородной. По крайней мере, в нее можно добавить немного гуано.

— Трудно поверить, что морские сущи могут существовать здесь, — сказал он Джергенсу. — Во всяком случае, им нужен другой климат.

Джергенс покачал головой.

— В начале лета, когда ветры дуют с внутренней территории, здесь бывает несколько солнечных дней. Вы знаете, в то время туман собирается над северным краем. Небольшие морские сущи поднимаются сюда, чтобы спариться и высидеть яйца. Но их немного, поэтому отложения гуано не привлекали большого внимания. Я был здесь в ясную погоду и видел место, где первые колонисты забирали старые отложения. Они забирали все, и с тех пор почти ничего не накопилось.

От блимпа, который они покинули, послышался свисток.

— Мне кажется, — сказал Ольвани, — что нашим гостям придется подойти довольно близко, прежде чем они услышат сигнальные свистки!

Джергенс усмехнулся.

— Сэр, возможно, вас это удивит, но они очень легко найдут это место. Они прекрасно видят стены утеса ниже уровня тумана, и компетентный капитан, побывавший здесь хоть один раз, легко определит место, где надо подниматься. Я уже четыре раза встречал их именно здесь, — он снова усмехнулся. — Свистки — штука полезная, но мой младший алтерн посылает их для нас, чтобы мы знали, где находится блимп.

Ольвани почувствовал приступ раздражения на собеседника. Неужели этот дурак думает, что он, Ольвани, мог пойти на такую рискованную вылазку, не изучив и не обдумав деталей? Он только кивнул толовой.

— Я надеюсь, что гости не опоздают. Даже представить себе не могу, что здесь можно провести больше нескольких минут и остаться здоровым!

— Они могут появиться в любой момент.

Ольвани заставил себя быть терпеливым. Действительно, не прошло и пятнадцати минут, как кружившийся темный туман потемнел еще больше и превратился в баллон большого блимпа. Боже! Как близко он подошел, прежде чем они смогли его увидеть!

Джергенс пронзительно крикнул, и в ответ с вражеского блимпа донесся тихий голос. Ольвани услышал приказ о сжатии впереди и на корме, об остановке весел, и блимп Мэдерлинка приостановил движение, а затем опустился на поверхность. Люди в чужой форме выпрыгнули из корзины и, рассыпавшись в цепь, начали прочесывать местность. Такая стремительность рассердила его. К чему такая охрана, если они не ждут никаких неприятностей?

Как только отделение прочесало несколько ярдов тумана и вернулось, из корзины выбралось трио и двинулось к ним. Трое в плащах. Лицо Ольвани застыло от удивления. Тройку возглавлял адмирал Норва — главнокомандующий силами блокады!

Под холодным хмурым взглядом адмирала лицо Ольвани снова стало невыразительным. Он не любил людей, которые из-за своего роста смотрели на него сверху вниз, даже если его визави надо было встретить радушно. Они встречались уже не первый раз, и он не хотел показать открыто свою враждебность, решив, что должен сказать что-нибудь дипломатическое.

— Я сожалею, сэр, что наша встреча проходит под таким отвратительным мерзким дождем!

Норва ответил с усмешкой в голосе:

— Я не буду говорить долго. Мне надо сказать совсем немного. Ты простофиля! Ты уверял нас, что со столовой горы выскользнул один-единственный маленький учебный блимп с недоукомплектованным экипажем и со слабо накачанным баллоном. Ты клялся, что все остальные единицы боевого Флота под твоим неусыпным взором. Не сомневаюсь, что теперь ты понимаешь глупость такого утверждения!

Ольвани, выбитый из колеи таким началом, покраснел. Когда-то…

— Адмирал, если не считать «Пустельгу», за последние семьдесят или восемьдесят дней столовую гору не покинул ни один блимп, даже торговый! Я не могу вообразить, почему вы… — Он повернулся и заметил усмешку в глазах Джертенса. — Алтерн, можешь ты или нет перечислить все блимпы Флота, находящиеся в удовлетворительном состоянии, и их точное местонахождение на данный момент? — он улыбнулся Норве. — Что касается торговых кораблей, сэр, то я могу заверить вас…

Норва непристойно выругался и перевел взгляд на Джергенса. Алтерн покраснел и весь дрожал, но, как расценил Ольвани, больше от страха, чем от гнева.

— Я могу перечислить весь список, сэр! Не было ничего заслуживающего внимания, кроме той нелепой экскурсии «Пустельги». Штаб…

Ольвани сдержанно прервал его.

— Алтерн, разреши напомнить тебе, что я сам принимаю участие в работе Штаба и не пропустил ни одного совещания, так что ни одно важное сообщение не прошло мимо моих ушей. — Он снова повернулся к адмиралу. — Адмирал, я никак не пойму, что вас так беспокоит. Ни один корабль не покинул столовой горы, кроме одного небольшого блимпа. И если вы помните, в последнем полученном от вас сообщении о «Пустельге» говорилось…

Адмирал свирепо прервал его.

— Ты дурак? Я как раз и втолковываю тебе, что отдельные блимпы Флота Лоури организовали действия против нас! Я не знаю, «Пустельга» это была или нет, мне безразлично — хотя я еще не забыл, что донесение об ее отправке пришло с запозданием. Но ради наших будущих отношений, мы не будем это обсуждать! Сейчас я говорю о мощных боевых блнмпах — по-видимому, их было немного, но то, что их было несколько, не вызывает никакого сомнения — действующих в стране ущельев! По моим здравым рассуждениям, этот молодой хулиган Рааб Джеран покинул Лоури не для того, чтобы привезти груз гуано, а для того, чтобы объединить силы, сделавшие налет в стране ущельев! Если он хотя бы наполовину такой человек, каким был его отец, я я сам выбрал бы его для подобного налета, несмотря на то, что он молоди не дослужился до высокого звания, — он остановился, бросил подозрительный взгляд на Джертенса и холодно продолжал обращаться к Ольвани. — Мне кажется, ты не совсем мудро подбираешь своих информаторов!

Ольвани попытался сдержать гнев.

— Адмирал, разрешите заверять вас, что всю сомнительную информацию от нашего Флота я подвергаю тронному контролю. Положение такое, как мы говорим вам, — ни один боевой блимп, если вы не захотите отнести к ним «Пустельгу», не покидал Лоури. И если, а я это «если» подвергаю большому сомнению, по вашему мнению, удар нанесли наши блимпы, то они, вероятно, выжили после того сражения. Но я абсолютно не понимаю, как…

Норва взорвался фонтаном ругательств.

— Послушай, ты, государственный деятель, — мы знаем, сколько блимпов насчитывал каш Флот перед сражением, сколько мы уничтожили и сколько вернулось на Лоури. Отсюда ускользнуло больше, чем одна жалкая «Пустельга»!

Теперь мысли Ольвани заработали более интенсивно. Командующий вражеской блокадой, даже доведенный до такого бешенства, не стал бы появляться здесь только для тога, чтобы высказать все это лично. Норва хочет чего-то другого… Но было бы не совсем умно показать адмиралу, что он повял это! Выиграв время, Ольвани нерешительно проговорил:

— Возможно, это были блимпы Оркета… Норва презрительно усмехнулся.

— Оркет не представляет опасности. Поэтому я приказал, чтобы ты лично явился на встречу со мной. Нас не удовлетворяет, как ты выполняешь своя обязанности. Мы хотим, чтобы ты принял на себя кое-какие обязательства. Если хочешь, можешь назвать это ультиматумом.

Ярость Ольвани, вспыхнувшая после слона «приказал» и усиленная страхом на перспективу увеличивающихся требований, почти не поддавалась его контролю, тем не менее он победил в борьбе с собой и далее ухитрялся улыбнуться. Остановив руку на полпути к бородке, он тихо сказал:

— Я не думаю, что правительство Мэдерлинка хочет, чтобы я перед самыми выборами начал действовать опрометчиво.

Теперь Ольвани был уверен, что, во крайней мере, часть гнева адмирала была симулирована.

— Ольвани, — сухо сказал Норва, — мы не собираемся вести переговоры. Мы пока не собираемся компрометировать тебя перед этими глупыми выборами Если твоя партия победит, прекрасно — мы будем придерживаться прежних соглашений. Если нет — мы начнем вторжение!

Ольвани изумленно моргнул. Он не смог сдержать этого. Вторжение? Не ожидая, пока голод сломает последнее сопротивление? Вероятно, на Мэдерлинке возникая какие-то проблемы, или на Оркете! Но он не сказало своей догадке Норве.

— Адмирал, я не военный человек, но имею доступ ко всем планам Флота и Разведки. Лоури разваливается, как блимп в сражении, и с каждым днем блокады положение становится все хуже и хуже. Но торопиться с вторжением, особенно если результаты выборов покажут, что народ поддерживает программу продолжения сопротивления…

— По нашей оценке, а ваш кроме вас имеем я другие источники информации, выборы пройдут с небольшим перевесом в ту или иную сторону, — сказал Норва. — От вас требуется следующее: с началом вторжения, а если точнее, на день-два раньше, ты должен поднять восстание. Мы не надеемся. что вы захватите всю столовую гору, и не ждем этого. Мы хотим, чтобы вы захватили базу и удерживали зону для приземления наших блимпов. Мы понимаем, что наиболее сильны вы на западе.

Теперь Ольвани пытался побороть внезапное, почтя непреодолимое желание засмеяться. Дураки! Он все продумал на годы вперед; но он даже не предполагал ничего подобного! Они были орудием для исполнения его одиноких мечтаний, а теперь оказывается, у них есть собственные мысли? Он сосредоточился на своем лице, затем голосе и, запинаясь, сказал:

— Я… восстание? Но почему, адмирал, я…

Норва презрительно ответил:

— Если у тебя нет мужества, чтобы сделать это, мы найдем кого-нибудь другого. — Он дал Ольвани время обдумать эти слова, с презрительней усмешкой послушал, как Ольвани, заикаясь, выражает согласив, и вяло прервал его: — Детали будут разработаны в ближайшие, скажем, десять дней. Единственное, что от тебя требуется — абсолютная гарантия, что об этом никто не узнает раньше времени.

Адмирал посмотрел на Джергенса, и Ольвани увидел глаза холодного и расчетливого убийцы. Интересно, как Мэдерлинк может утихомирить Джертенса, если Норва решит, что алтерн представляет излишний риск?

Все еще заставляя свой голос дрожать, Ольвани сказал:

— Алтерн полностью на нашей стороне. Вы можете спокойно говорить при нем.

Норва неуверенно произнес:

— Я уже все сказал. — Затем снова нахмурился. — Но все-таки, я хочу, чтобы ты выяснил, сколько и каких кораблей пробралось в страну ущельев! Они не нанесли большого вреда нам — весь причиненный ущерб произошел по глупости моих отдельных командиров — но этот пустячок меня смущает. Я должен получить сообщение, которое поможет найти их и уничтожить. Ты сделаешь это?

Такая постановка вопроса несколько испугала Ольвани. В этом не было слишком большой необходимости. Он смиренно ответил:

— Адмирал, я клянусь, что использую каждую возможность, чтобы собрать эту информацию. Я не могу поверить, что это были блимпы Лоури, и не стану держать при себе то, что сумею обнаружить. Это я вам обещаю!

12

«Пустельга» медленными толчками двигалась в нескольких футах над слабой зыбью моря. Где-то за тонким облачным покрывалом солнце Дюрента совершало свой утренний моцион. Рааб несколько раз взмахнул руками, стараясь немного согреться. По утрам, когда еще сохранялась ночная прохлада, густой воздух на уровне моря буквально вымывал тепло из тела! Кроме того, после временного пребывания в стране ущельев его дыхание еще не приспособилось к этому воздуху. Они добрались до края страны ущельев, отдохнули один день в долине с большими деревьями, помылись и постирали одежду, а затем, ночью двинулись в южном направлении. Дважды в следующие четыре дня они делали еще остановки, когда погода становилась ясной и несла опасность быть замеченными. В первый раз они укрылись в роще бамбукоподобных деревьев, а в другой — в довольно глубокой лощине почти на краю джунглей. Всю последнюю ночь им пришлось грести против ветра, достигающего четырех узлов, и к рассвету они только приблизились к побережью. Но сейчас над ними было тонкое покрывало из облаков, и поэтому, очень усталые, они продолжали свое продвижение вперед За время путешествия на юг они видели восемь идущих в парах вражеских блимпов. Они также видели несколько планеров, и у них были неприятные моменты, но враг их не обнаружил.

Эммет Олини закончил проверку оси и сжимающих веревок, а затем заметил:

— Я думаю, мы сейчас уже близко подошли к тому острову, до которого ты хотел добраться.

Рааб кивнул.

— Я надеюсь, что мы окажемся там прежде, чем рассеются облака. Хотя мы забрались далеко на восток, здесь все равно должны быть патрульные блимпы.

Он снова вернулся к изучению горизонта. На острове, к которому они сейчас двигались, Рааб был всего один раз. Это был небольшой и не очень высокий островок, который не имел даже названия, но Рааб не сомневался, что сумеет его обнаружить.

Двигающаяся точка с левого борта вынырнула из облаков и привлекла его внимание. Он напрягся. Планер? Нет, он рассмотрел волнообразные движения длинного тела и вялые взмахи похожих на обрубки крыльев. Большая разновидность морских вездесущих — если он захочет, может доставить им неприятности. Но вездесущий, вероятно, спешил по своим делам, перебираясь в другую зону, где море хранило лучшие запасы фуража, и не стал отклоняться от курса.

Внезапно впереди и немного справа на горизонте появился низкий горб.

— Весла правого борта — на пол-удара! — Нос «Пустельги» повернулся на несколько дюймов. — Все весла — полный удар! — Послышалось ворчание, но утомленные люди продолжали свою тяжелую работу.

Темный горб вырос. Рааб посмотрел на облака. Солнце почти пробивалось через них, но прикрытие должно продержаться достаточно долго….

— Все весла — пол-удара! — Он был уверен, что прямо перед ними находится нужный им остров. — Все весла — четверть удара! — Они еле двигались, пока он вглядывался вперед, высматривая признаки возможной опасности.

Но нет, опасность себя не проявляла, и он слегка изменил курс, приблизившись к острову со стороны солнца.

Остров около четырех миль длиной и почти милю шириной, слетка изгибаясь, тянулся с юго-запада на северо-восток. Насколько Рааб помнил, со стороны открытого моря должна быть небольшая бухта… Точно, она там есть! Ее окружает роща похожих на бананы деревьев. Он медленно направил «Пустельгу» в направлении чистого ручья, впадающего в бухту. В широком устье его вода была слегка солоноватой. Нервы Рааба звенели от напряжения. Засада могла так легко…

Нос «Пустельги» углубился в джунгли, расступившиеся около ручья, но это не принесло ничего, кроме криков разлетающихся вездесущих, длина которых была менее трех футов.

Он завел блимп в небольшой изгиб, чтобы тот не был виден со стороны моря, и с усталым облегчением сказал:

— Все весла — стоп. Пол-оборота сжатия впереди и на корме.

Когда утомленный экипаж покончил с ленчем, более аппетитным благодаря сорванным с деревьев зрелым, но слегка кисловатым фруктам, солнце уже вробилось сквозь облака.

— Первое, что мы должны сделать, — сказал Рааб, — это нарезать веток и замаскировать блимп, затем до полудня мы можем отдохнуть, искупаться и постирать одежду, а после этого разделимся на две группы. Я возьму первую и поведу к дальнему концу острова, другую, в противоположном направлении, поведет Бен. За исключением гребня горы, тянущегося по середине острова, весь он покрыт растительностью, но на обоих его концах есть площадки с голыми камнями, где мы и соберем гуано. Больших отложений там нет, но их хватит, чтобы погрузить на «Пустельгу» столько, сколько она сможет поднять на столовую гору. Каждый человек наполнит свой мешок, и в итоге мы получим нужное нам количество. Если хорошо поработаем, то до темноты соберем полный груз. — Он сделал паузу. Ему не терпелось побыстрее доставить груз на Лоури, но это было бы неправильно — не дать экипажу отдохнуть после того, как он героически почти выполнит свою задачу. — Когда мы закончим погрузку, сможем немного расслабиться; вылетим завтра после захода солнца.

— Капитан, — вклинился Поки Рэйджер, — мы будем сидеть с наваленным вокруг этим веществом?

Послышался смех.

— Мы засунем мешки под сиденья, но большинство груза заполнят балластные мешки, — ответил Рааб. — Когда вы будете собирать гуано, выбирайте старые отложения и сухие, чтобы до них не доставала вода прибоя. Если вы так сделаете, то поймете, что вещество доставит неприятностей не больше, чем солома. В любом случае, мы не хотим, чтобы гуано было слишком тяжелым из-за воды. — Он повернулся к Олини. — Эммет, мы все будем следить за небом, так что тебе не надо будет беспокоиться об этом. Ты не будешь возражать, если тебе придется остаться одному около «Пустельги»?

— Разумеется, нет, Рааб. Когда вы вернетесь, ужин будет уже готов!

— Прекрасно! — оставляя Олини на вахте, Рааб даже не подумал, что тому придется готовить ужин.

Они занялись маскировкой блимпа.

Солнце прошло уже половину пути к западному горизонту.

Растительность острова в равнинной зоне, тянувшейся от небольшой бухты (это зона, вне всякого сомнения, когда-то была залита морем), состояла из колючего кустарника с бледными желто-зелеными листьями и другой его разновидности, чьи листья были круглыми и темно-зелеными; плюс несколько других видов, которых никто и никогда не видел на столовой горе или в стране ущельев. Небольшое количество вездесущих, извиваясь, перелетали от куста к кусту, хватали насекомых и общипывали листву. Это были сухопутные виды, которые гнездились на остроконечных каменных пиках острова. Другие виды кружились над прибоем и следили За морскими формами жизни, которые время от времени выплывали на отмель. Иногда один из них резко пикировал, хватал что-то парой небольших когтистых лап и снова набирал высоту для очередного пикирования. Это был маленький морской вид, откладывающий гуано на камнях по обеим сторонам острова. Точно также, только более щедро, поступали их двоюродные братья и сестры на больших островах, которые составляли действительно заслуживающие внимания источники.

Густой, прогретый солнцем воздух нес смолистый и немного пряный запах кустарника, но не такой, как исходил от флейтовых вязов на Столовой Горе Лоури. В пределах двухдневного перелета блимпа от Лоури были разбросаны сотни таких островов. У Рааба мелькнула мысль, что, если Мэдерлинк все-таки покорит их столовую гору, группы граждан могут бежать и какое-то время существовать на островах. Но это было бы тяжелым и голодным существованием с постоянной угрозой нападения больших морских вездесущих и других существ, живущих на небольших высотах. Он отбросил эти мысли. Лоури еще не побеждена!

Он отдал приказ своей группе и остановился, осматривая небо со стороны моря. Они спустились с покрытого кустарником косогора и пошли по кромке открытого пляжа, обходя каменистый мыс. Небо оставалось пустым. Ведя за собой группу, он позволил себе некоторое время полюбоваться глубоким пурпурно-голубым цветом моря.

Они пересекли открытый пляж, пройдя по самой, кромке прибоя, чтобы волны смыли их следы, и с другой стороны мыса снова стали взбираться по косогору.

Внезапно впереди раздался крик человека. Рааб напрягся и приготовил лук, который прихватил с собой. Но через мгновение он расслабился и с неприкрытым изумлением воскликнул:

— Это люди нашего Флота!

Маленькая группа людей, выскочившая из чащи и бегущая к ним, была одета в обтрепанные остатки серой формы. Двое или трое были вооружены стандартными флотскими луками; у остальных были корявые луки, очевидно, согнутые из местных деревьев. Все одиннадцать были истощены; их лица закрывали клочковатые растрепанные бороды. Но несмотря на худобу, выглядели они вполне здоровыми.

Когда они приблизились, кто-то узнал его.

— Рааб! Рааб Джеран!

Теперь Рааб перешел на бег, и его группа последовала за ним. Две группы встретились, и посыпались беспорядочные ругательства, громкий полуистерический хохот и шлепки по спине. Рааб пожал руку тому, кто возглавлял встреченную группу.

— Ник Рус! Проклятье, триммер, ты числишься погибшим! Как ты, умудрился вычеркнуть свое имя из Небесных списков?..

Ник Рус, черноволосый парень, на дюйм ниже Рааба, черноглазый, с начинающей лысеть макушкой и с выбитым передним зубом, улыбнулся в ответ. Как результат какого-то старого несчастного случая, его нижняя челюсть была слегка перекощена на левую сторону.

— Очень жаль, что мне пришлось опровергнуть официальные данные, сэр! Когда мы падали, вражеские планеры — двухместные аппараты с открытой кабиной для лучников — раз десять облетели вокруг нас и перестреляли часть экипажа. Но тринадцать человек укрылись под разрушенным баллоном до ночи, а затем из обломков корзины мы сплели плот. До этого острова, который я помнил по ранним рейсам, мы добрались за четыре дня. Один человек умер по пути сюда, а другой уже здесь. — Он повернулся и махнул рукой. — С этой стороны острова есть пещеры, в которых мы скрывались, когда над островом проходили патрульные блимпы.

— Значит, здесь проходят патрули! — сказал Рааб.

— Да, это точно! Каждый второй день, по крайней мере, один блимп проходит над островом утром и возвращается вечером. Во всяком случае, это говорило нам о том, что Лоури еще держится. — Он посмотрел в глаза Рааба. — Как там дела, алтерн? Флот еще сражается? Мы сумели восстановить его?

Рааб мрачно покачал головой.

— Запасов гелия хватит только для того, чтобы поднять несколько блимпов. Мы даже не могли наполнить газом такой маленький блимп, как наш — чтобы полностью закачать баллон, нам пришлось сначала лететь в страну ущельев. Ник, блокада действует эффективно! Моральное состояние на столовой горе очень низкое; а теперь приближаются выборы…

— Мы видели, как вы подходили, — сказал Рус— Это «Сова»?

— Нет, «Пустельга». А «Сова» попала в засаду и… — Бицепс на его правой руке напрягся. — Скажи, Ник… во время сражения ты не видел никаких доказательств предательства? Было там что-нибудь, что ты мог бы…

Ник нахмурился.

— О, предательство там действительно было, это точно! Наша курица скрытно подошла к месту сражения, но враги, казалось, точно знали о перемещениях каждого нашего блимпа… Я скажу больше, капитан одного из наших блимпов оказался предателем! В критический момент он сломал боевой порядок и всю линию отдал на растерзание. Кроме того, он вообще не передавал приказы, поступающие с флагманского корабля!

Рааб схватил его руку, и Рус наморщился от боли.

— Триммер! — прорычал Рааб. — Ты уверен в этом? Другие уцелевшие утверждали, что враги даже близко не подходили к флагманскому кораблю…

Рус непристойно выругался.

— Абсолютная чепуха! Мы стояли с его левого борта. Ты знаешь, мы все ушли под прикрытие облака и ждали, когда подойдут наши курицы. Этот блимп — мы так и не смогли его хорошо рассмотреть, чтобы опознать впоследствии — слишком далеко выдвинулся из линии, если, конечно, он вообще собирался поддерживать боевой порядок, и поэтому мы не слышали его сигнальных свистков. А затем он вывалился из облака и метнул дюжину гарпунов во флагманский корабль…

Рааб задохнулся.

— Ты уверен в этом, Ник? Ты уверен?

Потерпевший кораблекрушение удивленно посмотрел на него.

— Конечно, уверен! Мы были довольно близко, выпустили ответный залп и заставили их сменить направление. Затем кое-кто из экипажа, по-видимому, понял, что они натворили, и блимп снова ушел в облака, но мы слышали крики, словно в его корзине кто-то спорил. Мы решили, что капитан попытался притвориться, что совершил ошибку. Но мы видели все от начала до конца, и я скажу, что это было сделано намеренно!

Рааб почувствовал, что люди вокруг них застыли словно статуи и прислушиваются к разговору. Так ровно, как только мог, он сказал:

— Ник, в измене обвинили моего отца! Он привел свой блимп на Лоури, но через день умер от ран. Донесения уцелевших в сражении содержали обрывочные данные, но кому-то показалось, что враги умышленно берегли Флагманский корабль.

Рус нахмурился и мрачно улыбнулся.

— Я не знаю, ошибся ли кто-то или это надуманная ложь, но тот блимп — боже, как бы хотел я подойти к нему ближе и рассмотреть его — несомненно помогал врагу. В любом случае, мы сражались бок о бок с флагманским кораблем до тех пор, пока не провалились вниз. Последнее, что мы заметили, флагман был атакован двумя вражескими блимпами. Эх, значит, он добрался домой? Мы даже не представляли себе, что они смогут это сделать! Мы вообще не думали, что кто-нибудь сможет!

Рааб тяжело вздохнул.

— Ну, это совпадает с рассказом его экипажа, но все эти люди были под подозрением. Они говорили, что просто обстреливали врагов всякий раз, как вражеские блимпы подходили слишком близко, — он задумался на минуту. — Ник, что еще ты можешь сказать о сражении? Действительно ли бой вели большей частью планеры, как об этом говорилось в рапортах?

— Все правильно, в основном это были планеры. Каждый раз, как мы выходили из-под прикрытия облаков, они набрасывались на нас с гарпунами. А в облаках мы не могли вести бой. Но твой отец ухитрился собрать несколько блимпов сверху — мы видели это, когда уже опустились на воду, хотя не могли точно определить, какие это были блимпы — и организовал отступление. Именно в этот момент мы видели, как флагман атаковали два вражеских блимпа. Он был последний в линии, — я думаю, твой отец приказал остальным идти вперед — а враги вынырнули из облаков чуть позади него и завязали бой. А затем снова все скрылось из вида.

Рааб заговорил отрешенно, словно извлекая слова из своей памяти.

— Мой отец говорил своему экипажу, что единственная имеющая значение вещь, которую надо было сделать после поражения, это привести домой как можно больше блимпов и экипажей, Чтобы сохранить для Лоури хотя бы небольшие боевые силы… Силы действительно были небольшие, но этого оказалось достаточно, чтобы сплотить вокруг себя людей… Я не знаю, что… — Он внимательно посмотрел на Ника. — Приближаются выборы. Мы хотим взять здесь груз гуано. Теперь, учитывая, что мы возьмем с собой еще одиннадцать человек, количество полезного груза уменьшится. Но возвращение группы представителей Флота тоже может поднять моральное состояние народа! Ник на минуту затих.

— Рааб, ты хочешь оставить нас здесь?

— Нет, черт возьми! — взорвался Рааб. — Вы можете сесть за весла, и мы доберемся домой гораздо быстрее. — Он внезапно понял, что эти одиннадцать человек в течение последнего года питались только мясом вездесущих и их яйцами. Не имея пшеницы, других земных растений и мяса травоядных, им пришлось сидеть на не совсем здоровой диете. — Послушай, мы сейчас соберем гуано. Почему бы тебе и твоей группе не пойти к «Пустельге» и не попробовать приличной пищи? Мы спрятали ее в небольшой бухте, в устье ручья, что протекает в середине острова. На вахте триммер Олини. Я думаю, что ты его знаешь.

Рус улыбнулся и смачно выругался.

— Эммет Олини? Знаю ли я его? Мы вместе с ним делали свои первые рейсы!

— Отлично, тогда идите! — сказал Рааб. Он стоял в окружении своих людей и наблюдал, как потерпевшие кораблекрушение бегут рысью по направлению к мысу.

Когда оборванная команда скрылась из виду, он повел своих людей дальше.

— Капитан, — сказал Вилли Вайнер, — их общий вес будет близким к тонне, а это почти столько, сколько мы хотели взять гуано!

— Да, — ответил ему Рааб, — но я не собираюсь поднимать их и груз гуано на вершину столовой горы одновременно. На скале, обращенной к морю, я знаю пещеру. Мы можем ночью Подойти к ней и оставить там часть груза, а позднее снова пробраться вниз и забрать остальное!

Вайнер скептически посмотрел на него и пожал плечами.

Они дошли до покрытых слоем гуано камней на конце острова. Но едва они стали наполнять мешки, как Рааб услышал отдаленные крики.

— Спрячьте и уберите мешки с открытого места! — приказал он своей группе. — Не оставляйте ничего, что можно заметить с воздуха!

Но как оказалось, крики не имели никакого отношения к патрульным блимпам врага.

Когда они приблизились, Рааб узнал голос триммера Руса, а затем и сам Рус с одним из своих бородатых товарищей отрешенно и запинаясь вошли в поле зрения.

— Рааб, — задыхаясь произнес триммер. — Олини убит! Баллон «Пустельги» весь изрезан, и в нем не осталось ни капли газа!

Несколько гражданских гребцов, плюс Бен Спрейк и триммер Хэмпел угрюмо сидели, прислонив спины к корзине «Пустельги». В красноватом прыгающем свете лагерного костра их лица, казалось, покраснели от гнева. Рааб торопливо и мучительно решал вопрос о том, должен ли он их связывать — решил воздержаться от этого, потому что не мог даже представить себе, что все они действовали заодно. Кроме того, физическое насилие могло привести к большим неприятностям (если, мрачно думал он, вообще что-нибудь может быть хуже, чем уже случилось). Но как бы то ни было, он мог рассчитывать на верность тех, кто определенно были невиновны в этом.

Он сказал Нику Русу, другим потерпевшим кораблекрушение и тем гражданским, кто собирал гуано вместе с ним, чтобы они действовали без колебаний, если кто-нибудь попьи^,аётся взбунтоваться. Он внутренне содрогнулся, представив себе, как стрелы, нацеленные на этих угрюмых людей, вдруг сойдутся в одной точке, но все же выдал оружие и расставил людей полукругом по другую сторону костра, чтобы огонь не слепил им глаза.

С тихой яростью Джон Кадебек сказал:

— Джеран, теперь я знаю, что ты настоящий сумасшедший. Я думаю, что самым вероятным кандидатом в трупы являешься ты!

Свой гнев, слабо пульсирующий где-то глубоко внутри него, Рааб в этот момент держал под контролем; возможно, частично, потому что устал и был ошеломлен охватившим его отчаянием.

— Мы ограничимся тем, что выслушаем все факты, какие сможем. Вы должны уяснить для себя, что Олини, вероятнее всего, был убит вскоре после того, как мы оставили его одного, — он сделал паузу и попытался подавить запоздалое раскаяние за глупую и пагубную ошибку — он оставил Олини одного. — Когда его обнаружили, стекшаяся в лужицу кровь еще не свернулась. Он еще даже не приступил к разведению костра.

Кадебек усмехнулся.

— Ну а что мешало тебе на минуту отлучиться от своей группы, вернуться и убить его?

Рааб посмотрел на Вилли Вайнера, сидевшего в стороне от костра, прислонясь к стволу дерева. Он был так же угрюм, как и любой из подозреваемых, но крепко сжимал свой лук. Наложив стрелу на тетиву, он был готов без колебаний выпустить ее, если возникнет необходимость.

— Со мной было десять гражданских — это половина тех людей, которых ты представляешь, Вайнер. Скажи, я покидал свою группу на какое-нибудь время?

Вайнер выразительно покачал головой и сказал Кадебеку:

— Не говори ерунды, Джон. Капитан все время был с нами. Никто из нас не уходил из поля зрения других, более чем на секунду или две.

Кадебек нахмурился еще больше и на мгновение задумался.

— Ладно… Джеран, почему ты предполагаешь, что кто-то из нашей группы мог…

Рааб оборвал его.

— Я бы предпочитал, чтобы от имени своей группы говорил младший алтерн Спрейк. Бен, — после, всего случившегося ему казалось странным называть Бена по имени, — можешь ты рассказать, что делал каждый из твоих людей в определенный момент времени? Бен побледнел, с трудом сглотнул и сказал:

— Я… Рааб, ты разрешил нам искупаться по дороге. Я полагаю, там были… были моменты, когда… некоторые из нас были вне поля зрения остальных, и…

Рааб не дал ему договорить.

— Но вы ушли группой. Двигаясь к концу острова, вы так и оставались в группе? Никто из вас не отстал от группы?

Бен старался не смотреть в глаза Рааба; он с мольбой взглянул на Кадебека. Рааб раздраженно проворчал:

— Хорошо, Кадебек — в таком случае, ты отвечай на этот вопрос!

Он напряженно всматривался в лицо крепыша представляющего экипаж, почти безсознательно передвигая свою правую руку ближе к ножнам. Тем не менее он горячо надеялся, что это окажется не Кадебек. Этот человек во многом вызывал сомнение, но Рааб рассчитывал на его благоразумие и большую силу, которая. не помешала бы в критическом положении.

Кадебек перенес вес тела на левую руку, словно готовясь быстро подняться на ноги.

— Джеран, с абсолютной уверенностью я могу говорить только за себя. Так как я не предполагал, что мы можем оказаться в роли обвиняемых, поэтому не особенно следил за остальными. Там было много моментов, когда я не знал, где находятся отдельные люди из нашей группы. Младший алтерн сверху показал нам место, куда мы направляемся, и все разошлись в разные стороны, когда пробирались через кустарник. Нет, я не могу сказать о действиях каждого человека в любую минуту.

Один из гражданских, сидевший через два или три человека от представителя экипалса, крикнул:

— Кадебек, я тоже не могу сказать ничего определенного о тебе! Кадебек посмотрел на него, затем перевел задумчивый взгляд на Рааба. В его глазах еще чувствовался гнев, но теперь он утихал.

— Джеран, ты уверен в людях, которых вы встретили? Рааб взглянул на Ника Руса.

— Может, ты сам ответишь, триммер? Прежде чем заговорить. Рус немного подумал.

— С моей точки зрения, здесь не должно возникать вопросов. Олини и я долгое время оставались друзьями, близкими друзьями. И если кто-то, воспользовавшись задницей вместо мозгов, подумал, что мы изрезали баллон «Пустельги» и уничтожили свой собственный шанс снова попасть домой… ну, он просто не знает, что может чувствовать человек, который провел целый год на таком острове!

Кадебек перевел взгляд на Руса.

— Я полагаю, мы можем поверить в искренность такого заявления. Но ты абсолютно уверен, что никто из вас не сломался за этот год?

Триммер посмотрел в глаза представителю гражданского экипажа.

— Даже если такое случилось — а я допускаю эту возможность — во время убийства мы находились все вместе в верховьях острова. Твоя теория справедлива только в том случае, если мы все сговорились и теперь выгораживаем друг друга. Но мы все еще хотим вернуться домой!

Кадебек усмехнулся.

— Или вернуться куда-нибудь в другое место. У меня складывается такое впечатление, что предатель или предатели уверены, что блимпы Мэдерлинка подберут их, как только потребуется.

Рус непристойно выругался.

— Ты думаешь, что мы целый год дожидались здесь «Пустельгу» для того, чтобы организовать диверсию?

— Кадебек, то, о чем ты говоришь, мне тоже приходило в голову. Но более логично применить это к тем, кто пришел на «Пустельге».

Послышалось ворчание. Кадебек пожал плечами.

— Ну ладно, давай предварительно исключим тех, кто был с тобой, и тех, кого вы там встретили. И еще некоторых из нас — как ты думаешь, один человек, два или даже три могли убить Олини, чтобы на них не остались следы борьбы? И еще вопрос, где был талисман, когда это случилось? Вероятно, тот человек пользовался его доверием.

Рааб посмотрел на нос корзины, где поднятая голова вездесущего едва виднелась в тусклом свете. Он вернулся из какой-то своей экскурсии перед заходом солнца, когда Олини был уже похоронен, и с тех пор не привлекал к себе внимание. Определенно сейчас он чувствовал напряженность обстановки и поэтому беспокоился.

— Я полагаю, — сказал Рааб, — он улетал на охоту. Я абсолютно уверен, что он стал бы драться за Олини.

Один из подозреваемых грубо сказал:

— А почему Олини не дрался сам за себя? Рааб вздохнул.

— А вам разве не ясно? Он знал того, кто приближался к нему, и ничего не подозревал. — Он снова взглянул на Ника Руса — Расскажи им все; что ты рассказал мне. О том положении, в котором вы нашли его.

— Ладно, — вздохнул Рус. — Я был очень потрясен, и теперь на мои воспоминания может наложиться то, Что я услышал после. Мы хотели удивить его и поэтому приближались очень тихо. Олини мог оценить такую шутку. Мы нашли его свернувшимся на боку в десяти футах от корзины и примерно на одну треть ближе к корме, но на перилах тоже была кровь, — он посмотрел в направлении корзины. — Когда мы снова вернулись сюда, перила были уже чистыми. Баллон был разрезан с другой стороны. А теперь о том, как я представляю себе случившееся. Кто-то появился здесь и попросил его достать что-нибудь из шкафчиков на борту. Олини подошел к корзине и перегнулся через перила чтобы достать это… и… и убийца воткнул нож ему в почки, сначала с одной, а потом с другой стороны позвоночника. Затем, когда Олини выпрямился и отшатнулся назад, он перерезал ему горло!

Послышалось несколько тяжелых вздохов, потом снова воцарилась тишина. Рааб подавил дрожь в теле.

— Ник, ты еще говорил, что он закрыл ему рот рукой, чтобы тот не закричал.

Ник Рус рассеянно пожал плечами.

— Да, говорил, но теперь, когда у меня было время подумать, я решил, что убийца, вероятно, был не один.

Гражданский, который перед этим рычал на Кадебека, добавил:

— Либо это был действительно сильный человек.

Все глаза устремились на Кадебека. Крепыш сказал деревянным голосом:

— Все нормально. Я скажу даже больше. Эти раны, как и разрезы на баллоне, выглядят так, словно они были нанесены очень острым ножом. Возможно, металлическим нож ом, — он сделал паузу и вызывающе посмотрел на всех. — Но когда все это случилось, я был единственным, кто шел вместе с младшим алтерном Спрейком. Мы обсуждали определенные вопросы.

Рааб быстро взглянул на Бена. На полном лице офицера было такое выражение, словно он заболел.

— Я… это правда. Мы с Кадебеком были вместе. Мы…

Но Рааба не интересовали вопросы, которые они обсуждали.

Кадебек посмотрел на Рааба.

— И вспомни, Джеран, когда мы обыскивали корзину в поисках украденного ножа, ты и меня тоже обыскал. Кажется, это была твоя идея.

Рааб быстро кивнул головой.

— Это полусерьезное предложение исходило от Олини, но я решил, что в общем смысле это была неплохая мысль. — Он повернулся к Нику Русу. — Триммер, какое твое мнение, могли эти раны и разрезы на баллоне быть сделаны кремниевым ножом?

— Да, Рааб, могли, если он был наточен так остро, как возможно. — Он поколебался некоторое время. — Но меня поразило другое — кто бы ни был убийцей Эммета, это был не любитель! И он точно знал, где надо разрезать наружную, ткань баллона, чтобы легче было испортить внутренние элементы. Он перерезал все три перегородки. И как он порезал баллон сверху? Может, взобрался туда по оснастке?

— Гораздо проще влезть на стоявшие поблизости деревья, — сказал Рааб. — Мы довольно плотно загнали ее между этих деревьев. — Некоторое время он сидел задумавшись. — Ну ладно, теперь мы должны подумать о будущем. Я пока еще не решил, что мы будем делать, но с этого времени придется постоянно следить друг за другом. Ни один человек — поддерживает он это решение, или нет — не должен ни на минуту уходить куда-то без сопровождения.

— Почему? — спросил Кадебек и, когда Рааб посмотрел в его задумчивые глаза, продолжил: — Ты даже не хочешь еще больше прояснить обстановку?

Рааб нетерпеливо поднялся на ноги, обхватил деформированный маленький палец и успокоил пульсацию.

— Я не хочу говорить да или нет прямо сейчас, но, если произойдет еще что-нибудь, мы должны точно знать, кто где находился.

Бен Спрейк, заикаясь, спросил:

— Ты… ты думаешь… баллон пустой, что еще… Рааб нетерпеливо оборвал его.

— Тут есть еще одно дьявольское намерение, которое он, вероятно, захочет воплотить в жизнь. Он может подать сигнал вражеским блимпам, когда они будут проходить над островом.

Кадебек пренебрежительно усмехнулся.

— Ты уверен, что это сделает обязательно предатель и убийца? Не захотят ли некоторые из нас узнать, что лучше — сдаться в плен или гнить на острове, как Рус и его группа?

Кровь застучала в висках Рааба, и он шагнул к крепышу. Но, взглянув на лица людей, он понял, что они не относят на свой счет высказанное предложение. Просто Кадебек хотел рассмотреть все возможные варианты.

— Мы не будем гнить здесь, — сказал Рааб. — На острове может случиться что-нибудь непредвиденное!

Рааб отвернулся и почувствовал, что покраснел от глупости своего высказывания. Ну что может случиться? Даже если бы столовая гора была способна выслать спасательный блимп, на Лоури понятия не имеют, где они находятся. Хотя Ник Рус со своей группой добрался до острова в приспособленной под плот корзине, идея добраться таким образом до материка казалась смехотворной. Даже если они уберегутся от вражеских патрулей и морских монстров и доберутся до побережья, вершина столовой горы останется для них недосягаемой. Кроме того, песчаный пляж граничил с непроходимыми джунглями.

Он чувствовал себя так, словно наполненные камнями балластные мешки опустились в его желудок. Возможно, он должен пересилить себя и разрешить, по крайней мере, гражданским, если они захотят, подать сигнал вражескому блимпу и сдаться. Он и другие представители Флота могут спрятаться или драться до конца, если их выдадут.

Внезапно он вспомнил, что его предки пришли на Дюрент — а если точнее, на столовые горы — из другого мира.

Ник Рус и Рааб сидели напротив друг друга около костра и жевали мясо травоядного животного из запасов «Пустельги».

— Рааб, я даже представить себе не мог, что когда-нибудь буду так ненавидеть мясо вездесущих! И моллюсков. Где вы взяли это?

— В стране ущельев, перед тем как закачали гелий. Послушай, Ник, ты говоришь, что патрульный блимп проходит здесь утром и возвращается ночью?

— Да.

— Ты когда-нибудь задумывался о зависимости времени и направления этих блимпов?

Рус вытер руки о землю, затем отряхнул их и потер одну о другую.

— Конечно. Сначала мы даже, составили их расписание. Они приходят с запада или с юго-запада, над островом поворачивают на север и затем уходят в этом направлении. Ближе к побережью находится другой, немного больший остров. Ты помнишь его?

— Да. Я даже сначала хотел направиться на тот остров, но потом решил, что на пути от этого острова к Лоури будет больше прикрывающих облаков, чем от того.

— Правильно. Они, вероятно, проверяют эти острова, а потом возвращаются на базу, которая находится где-то на западе в открытом море. Так как здесь обычно проходит только один блимп, мы решили, что это самая восточная зона блокады. Рааб немного возбужденно сказал:

— Это имеет смысл. Мы тоже подозревали, что они устроили базу где-то в открытом море. Но мы считали, что она гораздо восточнее. А теперь смотри — если они проходят утром и возвращаются на базу вечером…

Рус кивнул.

— По-моему, база находится на Медовом острове.

Рааб нахмурился.

— На Медовом? Это почти напротив Лоури. Но мы знаем, что перед сражением они даже не пытались пробраться туда.

— Регулярное патрулирование началось дней через двадцать после сражения, — сказал Ник. — У них было время расчистить площадку и построить бараки. А впоследствии они могли перенести туда главную базу блокады.

— Это не единственная база, — сказал Рааб. — В стране ущельев они заняли нашу основную базу. — В его мозгу зародилась сумасшедшая идея. Но сначала он должен выяснить кое-что еще… — Ник, они приземлялись здесь когда-нибудь? На какой высоте они обычно проходят? Этот остров для них обычный штурманский ориентир? Я имею в виду…

Рус усмехнулся.

— Я точно знаю, что ты имеешь в виду, Рааб! Мы сами думали об этом тысячи раз! Как-нибудь заманить их вниз и захватить блимп. Нет, Рааб, они в патрулировании или идут на патрулирование. Это всегда боевой блимп с четырьмя метателями гарпунов, а около гребцов находится, по крайней мере, дюжина лучников. — На какой-то момент их взгляды встретились. — Но… у меня создалось впечатление, хотя, возможно, это просто безумная идея потерпевшего кораблекрушение, что этот блимп проводит смену экипажей на кораблях блокады. Одно из двух — либо они проводят учения на том острове, либо двигаются дальше к побережью.

— Возможно, ты прав, — мрачно сказал Рааб. — То немногое, что мы знаем или предполагаем об их планах, говорит, что рано или поздно, если только Лоури не капитулирует быстрее от голода, они начнут вторжение. Ты думаешь, что даже с большим количеством людей, собравшихся сейчас на острове, мы не сможем заманить этот блимп вниз и захватить его?

Рус с долей скептизма пожал плечами.

— Возможно, это сработает, если мы сможем заставить их спуститься, не вызывая подозрений. Но они очень подозрительны, Рааб.

Рааб поднялся на ноги: его маленький палец снова пульсировал.

— Все нормально. Возможно, что мне в голову пришла лучшая идея. Ты помнишь историю с «Бумажным Змеем»?

Рус посмотрел на него снизу вверх.

— Конечно, я читал об этом. Они сделали лодку из корзины и ткани баллона, а затем на ней доплыли до одного из гуано-островов, где их позднее подобрали. А почему ты спрашиваешь? Ты думаешь, что мы сможем сделать нечто подобное и добраться до побережья? Ты говорил, что с Лоури больше не будут посылать блимпы на гуано-острова.

Рааб сделал два шага и вызывающе посмотрел на триммера.

— Нет… не к побережью! Это бесполезно. Рус взглянул на него.

— Ну, значит, к другому острову, где они приземляются в каждом патрульном рейсе? И где проводят ученья?

Рааб скупо улыбнулся Нику.

— К черту этот остров. Гораздо ближе находится Медовый! И если ты прав, там будет много пришвартованных блимпов, готовых подняться в любую минуту!

Ник Рус удивленно посмотрел на него, вздохнул и покачал головой.

— Рааб, это сумасшедшая идея. Чтобы захватить блимп, тебе придется захватить всю базу — даже если она тебе не нужна.

— В этом нет необходимости! — нетерпеливо сказал Рааб. — Сейчас они слишком самонадеянны. Если бы ты был с нами, когда мы сделали налет в стране ущельев; одна «Пустельга»… — теперь Рааб широко улыбался. — В любом случае, нам лучше попытаться сделать это, чем сидеть здесь или сдаться в плен.

Рус внезапно вскочил на ноги. Сейчас он тоже был возбужден.

— Знаешь, Рааб, я согласен! Остальные из моей группы тоже согласятся. Черт, чтобы сдаться, у нас было достаточно времени. Целый год! Но как быть с гражданскими? По крайней мере, один из них предатель!

— Об этом мы как-нибудь позаботимся, — сказал Рааб. — Все будет нормально, если мы сможем убедить двух гражданских: Джона Кадебека и Вилли Вайнера. Эти двое самые сильные физически и пользуются у других заслуженным авторитетом. Если они согласятся, то смогут убедить и остальных!

13

Адмирал Клайн степенно рассматривал обвиняемого, стараясь, чтобы его подозрения в чудовищном преступлении не проявились на лице.

— Алтерн Джергенс, ты не совершал рейсы под командой капитана Линдера, когда был еще молодым младшим алтерном, а он алтерном?

— Да, сэр.

Долговязый человек с впалой грудью не мог оглянуться на двух охранников, стоявших позади. Он вел себя так, словно его могли вызвать по более важному вопросу, чем Пренебрежение Долгом.

ХОРОШО, думал Клайн, Я НЕ СТАНУ ЕМУ ПОМОГАТЬ. Я ПОПЫТАЮСЬ СКРЫТЬ…

— Джергенс, ты довольно давно служишь офицером и знаешь, что грань между твоими правами гражданина и долгом перед Флотом почти незаметна. Особенно в вопросах политики. А в нашей сегодняшней ситуации политики более обидчивы, чем когда-либо прежде. Я не стану говорить тебе, что в эти дни Флот остался единственной организованной силой, вокруг которой сплотился народ; или то, что некоторые стремятся ослабить Флот, что очень плохо для Лоури.

Джергенс на мгновение встретился с ним взглядом и отвернулся. — Сэр, если меня обвинят в том, что я ставлю Лоури впереди Флота — а я действительно так думаю — то признаю себя виновным. И если вы меня спросите, я скажу, что я не единственный офицер, кто не согласен с вами — я имею в виду вашу политику, категорически отрицающую любые соглашения с врагом. Сэр, мне кажется совершенно ясно, что эта война безнадежно проиграна и, отказываясь от капитуляции, мы доставляем все худшие и худшие страдания нашим людям. Я чувствую, и многие со мной согласны, что мы добьемся более терпимых условий, если достигнем каких-нибудь соглашений прямо сейчас!

Несколько месяцев назад такое заявление простого алтерна привело бы Клайна в ярость, теперь он только внутренне напрягся, ибо слишком часто слышал такое. Даже мучаясь от бессонницы, он лежал и в течение долгих часов размышлял, не могло ли это быть правдой.

Он посмотрел в лицо алтерна, пытаясь заметить признаки страха или хитрости. Он подумал, что страх скрывается за этим показным смелым заявлением. Он не знал Джергенса близко, но у него был рапорт от человека, который знал его гораздо лучше. В рапорте говорилось, что у Джергенса есть слабости.

Клайн улыбнулся.

— Джергенс, откуда ты знаешь, что сейчас ведутся переговоры? По твоему положению ты можешь знать об этом или нет? — Он заметил испуг, промелькнувший в тусклых глазах алтерна.

Нет, подумал адмирал, сейчас лучше не упоминать о подозриг тельном путешествии к Южному краю. Он не хотел вспугнуть добычу прежде, чем сумеет натянуть лук…

— Джергенс, я даже не думал, что ты хорошо знаешь, какие условия предлагает нам Мэдерлинк сейчас — и какие предложит потом. Ты был на Оркете после того, как его оккупировали?

Джергенс сверкнул глазами, Клайн видел, что теперь он испуган, хотя отчаянно старается это скрыть.

— Я… нет, сэр. После того, как Мэдерлинк оккупировал Оркет, я там не был.

Это была заведомая ложь. Даже в таком неофициальном расследовании человек не станет лгать, если не почувствует, что вынужден сделать это. Клайн сдержал вздох. Значит, он прав: здесь есть что-то важное. Он не хотел упоминать Ольвани, хотя знал вполне определенно, что Джергенс связан с членом совета.

— Алтерн, возможно, наступит время, когда мы капитулируем. Когда оно придет, мы будем надеяться на лояльность даже тех, кто всем сердцем ненавидит капитуляцию. И, как ты уже не без основания заметил, я отношусь к их числу. Но в день капитуляции я и все остальные, как я надеюсь, изменим свои взгляды и приложим все усилия, чтобы содействовать возможному сотрудничеству с Мэдерлинком. Случалось, я думал о наших врагах гораздо хуже, чем ты и некоторые другие, но, если Лоури капитулирует, я капитулирую вместе с ней, и с этого времени не буду делать ничего, что может нанести ей вред. Как ты думаешь, это благоразумно? И патриотично?

Джергенс с подозрением взглянул на него.

— Ну… да, сэр. Я думаю, это благоразумно. Клайн кивнул.

— А теперь я попрошу тебя рассмотреть это с другой стороны. До тех пор, пока мы придерживаемся теперешней политики, не будет ли для офицера Флота благоразумным и патриотичным относиться к этой политике с лояльностью? Особенно такому молодому офицеру, который даже понятия не имеет, что делается на секретных совещаниях в Штабе.

Облегчение человека было таким сильным, что послало целый спектр эмоций на его лицо. ОН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НАПУГАН, подумал Клайн. ТАК НАПУГАН, ЧТО ЕГО МЫСЛИ ВООБЩЕ ЕДВА РАБОТАЮТ. ЕСЛИ ЭТО ЛУЧШИЙ ШПИОН, КОТОРОГО СМОГ ЗАВЕРБОВАТЬ ОЛЬВАНИ, ВОЗМОЖНО, ВСЕ НЕ ТАК ПЛОХО, КАК Я ДУМАЛ.

Джергенс слегка заикался.

— Ну, я… все так много говорят об этом… если переговоры продолжаются, мы…

Конечно же, этот человек знал, что ничего этого небыло. Ольвани не стал бы брать его в свое путешествие к южному краю, если бы этот человек не знал или не догадывался о тайных делах Ольвани. Клайн заставил себя улыбнуться так мягко, как только мог в таком состоянии. Пусть Джергенс идет к Ольвани и скажет, что старый колченогий адмирал совершенный простофиля…

— Значит, алтерн, в будущем ты будешь доставлять нам меньше неприятностей? Приближаются выборы. Между прочим — поменьше говори среди своих товарищей о капитуляции. Хорошо? Больше говори о единстве Флота! — Он некоторое время смотрел на человека. — Ты обещаешь это?

Джергенс, почти танцующий от нетерпения поскорее выскочить из этого кабинета, неистово закивал головой.

— Я… да, сэр! Я… мне очень жаль, сэр! Я полагаю, мне теперь не стоит открывать свой рот прежде, чем подумаю…

Клайн благосклонно улыбнулся и махнул рукой, отпуская его. Он дал время этому человеку и двум охранникам покинуть здание, затем с ворчанием тяжело поднялся со стула. Он видел людей, но не хотел, чтобы они сюда входили. Перед тем, как он оставит свой кабинет, ему надо бы съесть свой ленч, а затем он найдет Линдера.

Кабинет капитана Линдера располагался на втором этаже. Линдер был на восемнадцать лет моложе Клайна, но адмирал во многом полагался на него, стараясь, правда, не слишком это показывать.

Линдер поднялся со стула и пожал ему руку.

— Я собирался спуститься вниз и зайти к вам, адмирал. У нас ушло двенадцать дней на то, чтобы, не вызывая подозрений, разъединить экипаж того блимпа и допросить их по отдельности. Но теперь…

Клайн опустился в мягкое кресло.

— Мэт, для меня большая ценность — подняться наверх и посидеть в твоем кресле. Ты не заметил, что у тебя гораздо больше посетителей, чем у любого другого в этом здании?

Линдер усмехнулся.

— Адмирал, вы не знаете, что я, когда ожидаю посетителей, задвигаю это кресло в соседнюю комнату и ставлю обычный деревянный стул с прямой спинкой. — Его улыбка медленно угасла. — Что-нибудь серьезное?

— Довольно серьезное. — Клайн сунул левую руку в карман белого кителя и нащупал трубку, которую все еще носил с собой. Старый рефлекс, хотя он не мог использовать ее без табака. Сможет ли он когда-нибудь снова почувствовать вкус табака, прежде чем умрет? — Мэт, что вы узнали от этого экипажа?

— Они все за капитуляцию. Я не думаю, что кто-то из них знал, что они идут на встречу с вражеским блимпом. Они все рассказывали сказку, которую для них придумали — Ольвани проверял слухи об отложениях гуано. Он и Джергенс вместе ушли в моросящий дождь и вместе вернулись. Младший алтерн, оставшийся на борту, все время посылал сигнальные свистки, чтобы они нашли обратную дорогу. Вот и все.

— Были свистки или нет, — сказал Клайн, — капитан вражеского блимпа здорово рисковал, придя туда. Ты еще говорил, что с ним был Норва?

Линдер кивнул,

— Я могу спросить об этом. Баллон горячего воздуха на Горе Купола работает превосходно — пилоты планеров сейчас довольно хорошо изучили тепловые восходящие потоки и поэтому могут уходить на несколько миль от южного края, двигаясь над туманом. Какой-то пилот заметил приближающийся вражеский блимп. Когда вблизи появляется адмирал, они начинают так суетиться, что вы можете определить весь его путь.

Клайн усмехнулся.

— Да, именно так они и делают. Но мы не можем быть уверены, что в моросящий дождь вошел блимп с адмиралом. Если быть точным, у нас есть показания часового, что в туман вошел какой-то вражеский блимп.

— Правда, правда — но он с этого места слышал свистки с нашего собственного блимпа. Адмирал, это была ваша личная идея, чтобы вдоль южного края поставить гражданских наблюдателей и скрыть это от персонала Флота. Тогда я подумал, что из-за своих подозрений вы стали… ну… почти шизофреником. — Линдер посмотрел на Клайна. — Я слышал, что сегодня- утром вы встречались с Джергенсом и отпустили его.

— Я обвинил его в нелояльных разговорах и в Пренебрежении Долгом, но хочу, чтобы ты продолжал следить за ним так скрытно, как это возможно. Как только немного успокоится, он сразу побежит к Ольвани. — Некоторое время Клайн сидел тихо. Он достал свою трубку и не спеша сунул чубук между зубами. Несомненно, в ней еще оставался слабый вкус табака. — Как ты преуспел в сборе гелия?

— Лучше, чем ожидал, адмирал. Вы снова оказались правы. Хозяева торговых блимпов так же голодны, как и все остальные, й большинство из них потеряли надежду когда-нибудь подняться в воздух, во всяком случае, в ближайшем будущем. Они продали нам каждый литр гелия, какой только смогли собрать.

— Я чувствую себя чертовски виноватым, — проворчал адмирал, — когда собираю налоги в виде продуктов питания, а затем обмениваю их на гелий. Но я не вижу другого способа… Мэт, я чувствую, что перед началом выборов у нас будет шесть хорошо накачанных блимпов!

Линдер со странным выражением посмотрел на него.

— Конечно, мы будем иметь их, сэр, но не хотите же вы сделать вылазку, или?..

— Нет. — Клайн вынул изо рта холодную пустую трубку и положил ее в карман. — Мэт, если бы ты был Командующим врага и решил начать вторжение, где бы ты начал высадку десанта на Лоури?

Линдер снова посмотрел на него.

— Ну… я полагаю, начал бы с Западограда! Это ближе к Мэдерлинку и Оркету. И сейчас мы убрали оттуда Флот. И местность там не очень заселенная. Они совершат большую глупость, если рискнут начать с Югограда. Думаю, они способны увидеть, что: мы можем хорошо укрыться там! Я имею, в виду… На западе они смогут контролировать направление к взморью; кроме того, там более ясный климат и они могут более эффективно использовать превосходство в блимпах для поддержки наземных сил с воздуха.

— Правильно, — сказал Клайн. — Судя по всему, мы должны ожидать начала вторжения именно там. Мы не станем посылать в Западоград никаких дополнительных сил — даже не будем увеличивать гарнизон базы — чтобы все выглядело так, словно мы ожидаем их где-то в другом месте. Но, если мы сможем, мы должны удержать проход к взморью.

Линдер недоверчиво посмотрел на него.

— Адмирал, вы говорите так, словно мы даже не попытаемся отразить их вторжение на западе! Если мы переправим туда большинство наших сил…

— Мы не сможем удержать Западоград и прилегающую к нему территорию, — сказал Клайн.

Потянувшийся за блокнотом Линдер прервал движение и взглянул на Клайна.

— Вы хотите сказать, что не примете бой? Я не думаю… О, извините меня, я имел в виду, не думаете же вы, что они бросят на нас всю свою огромную армию? Я думал, что вы говорите просто о жесте, который они хотят сделать в политических или пропагандистских целях! Почему они должны завоевывать нашу землю акр за акром, когда все, что им надо, это продолжать блокаду? Это нелогично!

— Это действительно нелогично, — сказал Клайн, — если о происходящем судить только по тому, что мы можем видеть отсюда. Я могу тебе кое-что доверить, но не хочу, чтобы это стало известно кому-нибудь еще. Столовая гора пока сохраняет внешние связи; мы получаем информацию от подпольной группы сопротивления Оркета. Им еще много надо организовывать — ты знаешь, Мэдерлинк основательно проводит чистку — но рано или поздно, вероятно, после наступления зимы, когда холод снизит эффективность блимпов, там поднимут восстание. И если мы до того времени продержимся, Мэдерлинк будет вынужден отвести часть блокадных сил для подавления восстания.

Медленно и отвлеченно Линдер все-таки дотянулся до блокнота и подвинул его к себе. В нем было немного чистого места — даже бумага на Лоури составляла сейчас, дефицит.

— Сэр, вы хотите сказать, что на Мэдерлинке ожидают этого? И поэтому они сначала хотят покончить с нами?

— Совершенно верно. Те, кто правит Мэдерлинком, напуганы. Если им придется направить армию на Оркет и в то же время удерживать нашу блокаду, у них не останется силы дома. Есть ли организованное подполье на Мэдерлинке или нет, правительство боится этого. Нет никакого сомнения, что Верховное Правительство прилипает хвосты тем, кто стоит на нижних ступенях лестницы Флота Мэдерлинка, и Норва относится к их числу. У меня есть причины считать, что Ольвани почувствовал запах жареного.

Линдер с недоумением посмотрел на него.

— Я не совсем вижу связь между этим и нашей способностью отбить вторжение.

— Возможно, это потому, что ты еще не знаешь, что Ольвани получил задание организовать что-то вблизи Западограда. Как я понимаю, если он проиграет на выборах, то должен будет на западе организовать свое собственное восстание. Вот почему мы не сможем отбить вторжение. Он будет работать, чтобы предотвратить это. Я могу гарантировать, что Норва приходил на встречу не для того, чтобы послушать последние сплетни о совещаниях Штаба Флота.

Линдер изумленно взглянул на него и покраснел от гнева.

— Но тогда мы со всей определенностью сможем подготовиться к драке на западе!

— Но не так, как ты это представляешь себе, Мэт. Мы не можем вывести туда армию и держать ее в поле. У нас слишком мало припасов, особенно пищи. Мы не можем надеяться, что наземные силы смогут прокормить себя в полузаморенной голодом, малонаселенной зоне. Мы позволим Ольвани и армии Мэдерлинка захватить эту зону и рассеять по ней свои силы. Затем мы пошлем туда небольшие партизанские отряды; они будут контактировать с фермерами, большинство из которых остались верными нам. На время мы потеряем много акров земли, но земли, которая не используется, во всяком случае сейчас, — он сделал паузу. — Шесть боевых блимпов нам понадобятся, чтобы предотвратить любые попытки головных отрядов пробиться из зоны. А кроме того, для доставки запасов партизанам, для разведки и просто для того, чтобы осложнить жизнь врага. — Он некоторое время смотрел на капитана. — Мэт, не в традициях Флота вести такие сражения, но мы должны сделать нечто подобное. Это единственное, что мы можем сделать.

Линдер смотрел на него через стол.

— Вы думаете, что Ольвани может зайти так далеко?

Клайн потянулся за трубкой, но переменил свое намерение. Трубка только мучила его и не приносила облегчения.

— Я уверен, так будет; и будет в том случае, если он проиграет на выборах! А мы надеемся выиграть.

Линдер мрачно посмотрел на него.

— Это означает, что на Лоури начнется гражданская война, и Мэдерлинк будет поддерживать наших противников!

— Все идет к этому. Я думаю, что понимаю, чего хочет Ольвани. Он надеется с помощью Мэдерлинка получить здесь власть, а затем, спустя какое-то время, перехитрить их. Конечно, Мэдерлинк будет использовать его только до тех пор, пока он выполняет их желания.

Капитан медленно кивнул.

— Значит, мы временно отдадим им запад? А как быть с базой в Северограде? Мы будем ее защищать?

Клайн вздохнул.

— Мы не можем. Мы уберем оттуда весь гарнизон, во всяком случае, оставим там тех людей, на кого не можем положиться. Было бы неплохо послать туда Джергенса, если это не раскроет наши планы, и других, подобных ему людей. Мы образуем линию обороны вдоль Внутренней реки, а также попытаемся удержать Столицу и Гору Купола Мы не дадим покоя разношерстной армии Ольвани и силам Мэдерлинка, и пусть они попытаются выжить на истощенной земле!

— И сколько это будет продолжаться? — спросил Линдер. — Когда мы вернем западную половину Лоури?

Клайн посмотрел ему в глаза.

— Я не уверен, что мы даже попытаемся сделать это, Мэт. По крайней мере, не в ближайшем будущем. Но неприятности Мэдерлинка будут расти, и более чем вероятно, он поссорится с Ольвани; во всяком случае, у нас остается надежда.

Линдер был рассержен и упрям.

— Мне это не нравится! Мне это не нравится вообще! Клайн тихо сказал:

— Мэт, возможно, мне это не нравится даже больше. Я это ненавижу! Если что-то изменится, я переиграю свои планы. Я переиграю свои планы и в том случае, если кто-нибудь подскажет мне лучший выход из создавшегося положения. Ты можешь это сделать?

Линдер вздохнул:

— Нет, адмирал. Думаю, что я не могу. Вы были правы до сих пор, и боюсь, окажетесь правы и в дальнейшем! — Он поднялся со стула, подошел к затянутому сеткой окну и выглянул из него. В установившейся тишине Клайн мог слышать шум Внутренней реки и слабо доносившийся гром водопада. Там был небольшой ветерок, но не очень сильный, чтобы принести звуки из рощи флейтовых вязов, расположенной вверх по реке.

Линдер вдруг повернул к нему мрачное лицо.

— Адмирал, скажите только слово, и я быстро расправлюсь с Ольвани. Я доберусь до Столицы, приду к нему в офис и сломаю ему шею!

Клайн безрадостно усмехнулся.

— Возможно, это было бы не очень разумно перед самыми выборами. И чем мы будем отличаться от Мэдерлинка, если станем прибегать к подобной тактике?

Линдер кивнул коротко.

— Хорошо, я подготовлю те шесть блимпов и укомплектую лучшими экипажами. Есть еще что-нибудь, что вы хотели бы, чтобы я сделал?

— Да, есть, Мэт. ЕСть кое-что более необходимое — я хочу сказать, более срочное. Предсказать все, что планирует сделать Ольвани, я не могу, но он что-то замышляет также и в Востокограде. Он пошлет туда другую группу своих последователей — горожан, на которых он не во всем может положиться. Я подозреваю, что он хочет устроить в Востокограде ложную атаку и, насколько возможно, учинить беспорядки. Очевидно, в день выборов. Мне кажется, он захочет, чтобы мы отошли с запада. Выбранное им время ставит нас в щекотливое положение. Хотя мы и планируем убрать наши силы с запада, нам не нужны серьезные осложнения в Востокограде, потому что намереваемся использовать город как базу для одного из наших действующих центров. Фактически, я хочу оставить там вспомогательный Штаб. Оттуда довольно далеко до столицы. И мы хотим, чтобы в Востокограде выборы прошли спокойно. — Он сделал паузу и посмотрел на капитана. — Мы знаем несколько зачинщиков, которых он послал в Востокоград; я хочу, чтобы ты был готов нейтрализовать их. И, если потребуется, разгонял сборища. Мы не желаем начинать первыми, но ответ должен быть быстрым и четким — без щепетильности!

Клайн некоторое время колебался. Он очень хотел полностью довериться Мэту — человеку необходим, по крайней мере, один настоящий друг — но он не был уверен, что Мэт поймет это: что у него есть личные причины удерживать Востокоград и Восточную Стоянку. В этом городе жила Лайла, а на соседнюю стоянку должен был вернуться Рааб, если он, конечно, когда-нибудь вернется.

Но, хотя Мэт и был хорошим другом и даже больше, чем хорошим офицером, он не всегда разделял взгляды Клайна. В любом случае — имеет Клайн какое-нибудь право в данной ситуации на личные чувства?

Он решил, что не сможет довериться даже Мэту Линдеру.

— Это все, на чем ты должен сейчас сосредоточиться, Мэт.

14

Единственная вещь, которую Рааб запомнил на всю жизнь — плоскодонная, без киля корзина блимпа не может быть хорошей лодкой!. Так как поблизости не было отвечающих требованиям материалов, они установили на носу короткие мачты, придав им клиновидную форму. Фактически, после первого часа качания на морских волнах он почти решил повернуть назад к маленькому острову и перестроить конструкцию, но ужасное ощущение уходящего времени и увеличивающаяся возможность встречи с вражеским патрулем говорили за то, что надо оставить все как есть. Все, что было можно, они перенесли на корму, и неуклюжее судно высоко задрало нос. Результаты заметно улучшились, хотя данную конструкцию еще нельзя было назвать яхтой. Вместо того, чтобы зарываться носом в волну так, что все были вынуждены неистово вычерпывать воду, корзина теперь медленно вползала на гребень волны. Когда их импровизированная лодка срывалась с гребня и проваливалась вниз, это не доставляло приятных ощущений и даже первое время пугало их, но тем не менее сейчас их не заливало водой. К счастью, корзина блимпа была сплетена из гибкого и прочного дерева, так что на ней пока не было никаких признаков разрушения. Однако Рааб с сомнением посмотрел на нос и пробормотал Нику Русу:

— Если ударит встречный ветер, корзина может развалиться.

Тем не менее прорезиненная ткань баллона довольно хорошо прикрывала каркас.

Люди сидели угрюмые, но никто, увидев худобу Ника Руса и его парней, не захотел остаться на безымянном острове. Как Рааб и надеялся, Джон Кадебек и Вилли Вайнер склонили чашу весов на их сторону. Рааб говорил с ними по отдельности, но обоим сказал одно и тоже: уйдя с острова, группа нарушит планы находящегося среди них изменника подать сигнал вражескому патрулю. Конечно, оставался риск, что их могут заметить на открытой воде, но вероятность встретить вражеский блимп, блуждающий вокруг этих морских островов, была не очень большой.

Грести в воде было не тяжелее, чем в воздухе. Медленные взмахи весел не требовали большего применения мускулов. Как и в любом труде, с практикой становилось легче, Во время этой лихорадочной качки люди учились поднимать весла из воды, встречая волну, и делать гребки через равные промежутки времени.

Рааб, чувствовавший за собой вину за то трудное положение, в котором они оказались, сам взялся за весло. Он не требовал этого от Бена Спрейка, потому что его руки уже были в волдырях. Но даже сидя на веслах, Рааб вытягивал шею и осматривал небо. Утром оно было закрыто облаками, затем, где-то в середине дня, облачность разбилась на отдельные плывущие облака. Спустя четыре часа небо полностью очистилось, и море, словно по волшебству, из серого превратилось в светло-голубое.

За день они ели четыре раза, но понемногу, потому что никто не хотел испытывать свою сопротивляемость к морской болезни.

С восходом солнца немногочисленные вездесущие средних размеров словно для удовольствия перелетали над водой, иногда срываясь вниз к поверхности моря и разбрасывая во все стороны голубые искрящиеся брызги. Два раза огромные змеевидные головы поднимались из глубины в сотнях ярдов от лодки и свирепо смотрели вслед разбегающимся меньшим существам. Во второй раз морской монстр поднял над водой полные десять футов толстой шеи, чтобы рассмотреть неизвестный плавучий феномен, и даже немного приблизился, но затем, видимо, решил, что быстрее получит свой ленч, нырнув вниз, чем исследуя незнакомые обломки кораблекрушения.

В обоих случаях при появлении морских монстров талисман благоразумно оставался в лодке, лежа без движения. Хотя, проголодавшись, он поднимался в воздух, чтобы поймать себе пропитание, но склонности опускаться к воде не проявлял.

Остров опустился за горизонт и скрылся из вида, но тем не менее перед заходом солнца они довольно близко увидели огромный вражеский блимп, который совершал очередной патрульный рейс в этом районе. Рааб заметил, что его кулаки сжались, а маленький палец запульсировал. Он попытался рассмотреть детали блимпа.

— Весла не сверкают, — сказал он Нику Русу тихим голосом, — но отсюда я не могу увидеть и воздушные винты. Ты говорил, что на патрулирование ходят только весельные блимпы.

Рус пожал плечами.

— Судя по тому, что ты рассказал мне, они в последние дни могли внести изменения, — он тоже посмотрел на отдаленный блимп и усмехнулся. — Они делают круг. Возможно, они вообще изменили тактику и собираются приземлиться. Если они сделают это и обнаружат остатки «Пустельги», мы окажемся в затруднительном положении!

Рааб сидел и размышлял. На Лоури не только не использовались, но даже не построили ни одного блимпа с винтами, приводимыми в движение кривошипным механизмом. Некоторые энтузиасты несколько лет назад утверждали, что замена весел на пропеллеры даст блимпу большую скорость и маневренность, но это было не так. Хотя все-таки у них была одна выгода — практически любой человек с крепкой спиной и сильными руками без предварительного обучения мог сесть на сидение и крутить эксцентрический кривошип. И не нужен экипаж опытных гребцов. Из последних разведданных Рааб знал, что у Мэдерлинка насчитывается пятнадцать или шестнадцать подобных блимпов.

Он почувствовал, как расстройство и отчаяние окружили его. Неспособный сидеть спокойно, он поднялся и пошел к Поки Рэйджеру.

— Ты совсем вымотался, парень. Может, мне на время заменить тебя?

— Благодарю, капитан! — Рэйджер отодвинулся в сторону и облокотился на шкафчик, прикрепленный к борту корзины. Спустя минуту он угрюмо спросил: — Как вы думаете, сколько пройдет времени, прежде чем мы доберемся до нужного нам места?

— До Медового острова?

— Ну да.

Рааб почувствовал себя так, словно его стягивала петля из кожаной веревки. Только Ник Рус знал о его планах — возможно, это нелепая уловка, но он надеялся, что она выявит шпиона, скрывающегося среди его экипажа. Знал ли кто-нибудь из них, если не считать Руса и, может быть, одного или двух человек из его группы, где находится Медовый остров? И сколько времени может занять путешествие туда?

Он рисковал, хотя уже обсуждал это с Русом. Несколько громче, чем это было необходимо, он ответил Рэйджеру:

— Возможно, нам придется грести весь завтрашний день, но я надеюсь, что мы доберемся туда вскоре после захода солнца. Это даст нам возможность немного отдохнуть и провести ночную разведку.

Теперь все гражданские (включая и шпиона, кто бы он ни был) могли поразмышлять над этой ложью, которая так стесняла его. На самом деле Медовый остров был гораздо дальше; разница, учитывая, что они медленно плывут в неудобной плоскодонной лодке, могла составить два дня. Остров, к которому они сейчас направлялись (и он хорошо это знал), был меньше Медового. Еще один, не имеющий значения безымянный островок, который он несколько раз посещал в прежние времена.

Если шпион каким-нибудь образом обнаружит себя и ему придется вступить с ним в схватку, он не хотел, чтобы это случилось на занятом врагом острове! Если его план сработает, он оставит шпиона на необитаемом острове. Или… ладно, он еще не решил, что он с ним сделает. Вероятно, подумал он, когда придет время принимать решение, он будет способен сделать нечто большее, чем просто высадить его на остров.

Ночь и следующий день тянулись, тянулись и тянулись. Днем было хуже; когда облака рассеялись, неуклюжая лодка казалась такой же незащищенной (так, по крайней мере, думал Рааб), как насекомое на белой скатерти. Когда день миновал середину, в вышине пролетел планер. Рааб и его люди могли только неподвижно сидеть и безнадежно смотреть вверх.

Но планер, пролетающий на высоте около десяти тысяч футов над уровнем моря, высматривал блимп или блимпы. И хотя лодка была довольно большой и ее можно было заметить с такой высоты, вероятно, она затерялась среди волн. Планер в медленном зигзагообразном полете проплыл мимо них и скрылся в направлении берега.

С приближением ночи Рааб нервничал все больше. Работа на веслах хотя и помогала отвлечься, но немного. Солнце, тихо опускавшееся к горизонту, бросало золотистые ослепительные блики, отражающиеся на поверхности моря. Морские сущи сновали над морем и издавали пронзительные крики. Не беспокоясь, что может потерять равновесие, Рааб поднялся в середине лодки и посмотрел в южном направлении. Он мог отклониться от острова примерно на двадцать миль, и он знал это. С чувством внутренней пустоты он повернулся и посмотрел в других направлениях.

И он увидел его — низкий зубчатый выступ земли, почти потерявшийся в ярких последних лучах заходящего солнца. Он взял слишком далеко к югу! Ладно, все нормально, ему все равно придется сделать круг, чтобы подойти к острову со стороны небольшой бухты, которая, как он помнил, находилась со стороны открытого моря; а чтобы сохранить обман и подойти к острову в темноте, этот круг надо увеличить. Если находящийся среди них шпион знал Медовый остров или слышал о нем в разговорах, он мог знать, что бухта (где могла быть построена база со стоянкой для блимпов), обращена в направлении материка и что любую тайную разведку надо начинать с противоположной стороны.

Лучше не приближаться к острову до темноты. Каждый, кто был на Медовом острове или слышал о его размерах, мог заметить то огромное несоответствие, если посмотрит на этот остров при дневном свете. Но ночью — при свете единственной, самой маленькой луны, имел возможность увидеть остров, только приблизившись к нему…

Рааб неистово работал веслом, пытаясь удержать импровизированную лодку носом к берегу. Он даже не представлял себе, как это трудно — подходить к берегу во время отлива! Пока высоко поднятый нос еще мог вползать на волну, он держал направление; но теперь, вместо того чтобы подниматься, неуклюжее судно проявляло упрямую тенденцию повернуться широким бортом к волне и выйти, из-под контроля! Кроме того, это были не те вялые волны, а валы прибоя — длинные остроконечные волны, которые закручивались и со всей силой обрушивались на берег. — Мы проходим мимо бухты!

Рааб крикнул в ответ, что видит. Теперь слишком поздно беспокоиться об этом — доставить экипаж и груз к какой-то определенной точке берега было довольно тяжелым и трудным делом! Он всматривался в темноту, пытаясь предугадать приближение очередной волны. Луна, висевшая низко с левой стороны от него, не очень-то помогала. Он увидел белую шапку на гребне бросившейся на них волны, поднял весло и с отчаянием пытался выровнять накренившуюся лодку, и как только она поднялась на волну, согнулся и ухватился рукой за перила. Лодка поднялась, закружилась и, наклонясь, сорвалась с волны. Послышался треск дерева. Лодка, хотя и была наполовину залита водой, провалившись вниз, не опрокинулась, а глухо ударилась о песок.

Рааб выпрыгнул в кружащуюся воду, крикнул экипажу, чтобы они следовали за ним, и, не дожидаясь, пока все покинут лодку, боком начал тащить ее к берегу. Следующая волна догнала их, подняла й бросила дальше к берегу. Он увидел, как на берег выбросило оставленные весла, но одно все же осталось в воде. Он подбежал к нему и схватил, прежде чем его унесло в море. Ошеломленный, он еле волочил его и, подойдя к берегу, свалился в отступающую воду. Затем с усилием поднялся на ноги.

— Еще немного! — крикнул он. — Нужно оттащить как можно дальше…

Они нашли силы сделать это и протащили лодку вдоль линии кружащегося прибоя к бухте, которую назвать так можно было с большой натяжкой.

Маленький ручеек стекал с крутого каменистого гребня горы, тянущегося вдоль острова, и, приближаясь к морю, несколько расширялся в устье, создавая неширокий пролив с солоноватой водой. Но когда избитая лодка вошла в этот пролив, экипаж легко провел ее дальше, только немного подталкивая, чтобы сохранить движение.

Едва они достигли первых деревьев, укоренившихся в щелях среди камней, небольшие вездесущие, устроившие на них насест, сорвались в воздух и, описывая извивающиеся круги, прокричали протест на такое вторжение. Талисман «Совы», благоразумно поднявшийся воздух, когда они приблизились к берегу, сразу же приступил к охоте за своим поздним ужином.

Рааб дал себе и людям минутную передышку.

— Идемте! Мы должны убрать весла и выброшенный груз с открытого места и стереть все следы на песке!

Они устроили лагерь в пятистах ярдах от пляжа и в пятидесяти ярдах от маленького ручейка, на полянке, в чаще напоминающих пальмы деревьев. Они даже перенесли сюда лодку, не разгружая ее. Нежелание разгружать лодку Рааб пытался объяснить тем, что, возможно, следующей ночью им потребуется спешно эвакуироваться и в суматохе они точно ничего не оставят. Экипаж был сильно утомлен и удовлетворился этим объяснением.

Рааб проследил за разведением четырех небольших костров в хорошо укрытых местах для приготовления горячей пищи и расслабился — насколько можно было расслабиться при подобных обстоятельствах. В его мыслях кружился вихрь поспешных планов; его желудок напрягся от неизвестности. Теперь Раабу казалось, что его план выявления шпиона был смехотворным. Но он должен дойти до конца и сделать это один. Он мог доверять только Нику Русу и большинству, если не всем, из его парней, но, когда он уйдет, они должны будут контролировать ситуацию в лагере.

Он был слаб до изнеможения… Но это не могло ждать до тех пор, пока он отдохнет. Рааб собрался с силами и поднялся на ноги. Талисман, свернувшийся в клубок в полумраке, подобрался и издал мягкий звук.

— Останься! — сказал ему Рааб. — Ник, если кто-нибудь попытается идти за мной, останови его!

Ник, который был посвящен в его планы, с неподдельным удивлением спросил: — Ты куда, Рааб?

Рааб махнул рукой на запад.

— Вражеская база должна быть в двух милях отсюда за гребнем горы, на противоположной стороне острова. К тому месту ведет лесистая расселина, которая пролегает в трех четвертях мили западнее. Я хочу произвести разведку.

— Только не один, капитан! — возразил Рус. — Не лучше ли будет, если мы дождемся дня и выясним систему патрулирования острова?

Рааб покачал головой.

— Днем вдоль берега, вероятно, ходят пешие патрули, а над головой, несомненно, повиснут блимпы. Если я сегодня ночью смогу получить какое-нибудь представление о планировке базы, мы сможем более разумно осуществить свои планы на завтра. Мы не должны терять время. Подумай, патрульный блимп мог уже приземлиться на оставленном нами острове и обнаружить разрезанный баллон «Пустельги». Я думаю, они могут вычислить наше направление. В любом случае, мы не должны рисковать, — он сделал паузу и окинул взглядом группу полулежавших людей. — Кроме того, в одиночку это сделать легче. Если я пойду один, вездесущие не так сильно обеспокоятся и не устроят переполох. Я немного знаю этот остров, по крайней мере, лучше, чем кто-либо из вас.

— А если ты не вернешься, Джеран? — проворчал Джон Кадебек. — Мы доверились тебе, чтобы ты увел нас с этого острова!

— Если любой из нас будет схвачен или просто замечен, ни один из нас не получит шанса уйти, — ответил Рааб. Он специально затянул паузу, так как ему особенно хотелось, чтобы над его словами подумал шпион.

Внезапно Ник сказал:

— Рааб, если с тобой что-нибудь случится — не обязательно связанное с врагом, — мы не хотим сидеть здесь и ждать, когда умрем от старости. Если что-то случится, куда нам надо идти, чтобы найти тебя?

Рааб сделал вид, что задумался.

— Ну… я не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме меня, покидал лагерь до завтрашнего дня. Ни один, понятно? Если я попаду в переплет, я хочу, чтобы вы держались, все вместе. Но если я не вернусь до полудня — а я рассчитываю вернуться вскоре после восхода солнца, — вы можете начать думать, что я мертвый или схвачен в плен. В этом случае, удачи вам всем! — он помолчал. — Недалеко отсюда к западу есть утес, который выходит к самому берегу. Если человек не хочет делать тяжелое восхождение в гору, он должен по колено в воде обойти этот утес. Расселина, по которой я намереваюсь пройти, находится сразу за ним. Там протекает маленький ручеек, гораздо меньший, чем этот. Я пойду вверх вдоль этого ручья; он доведет почти до самого конца пути. Весь путь пройдет под прикрытием деревьев и только несколько ярдов на вершине горы надо будет пересечь по открытым камням. Я остановлюсь там, лягу в тени и посмотрю вниз, на противоположный берег острова. Даже если я не смогу многого рассмотреть, там наверняка будут огни, и я увижу где и как пришвартованы блимпы. И что еще они там построили.

— Раньше там была большая база? — без выражения спросил Кадебек.

Рааб попытался сохранить лицо и голос беспристрастными. Если Кадебек шпион, то он, возможно, совершил ошибку, слишком точно описывая Медовый остров. Но также он не мог допускать неточностей.

— Здесь была вспомогательная база, место, где мы могли приземлиться, пополнить запасы свежей воды, собрать фрукты и поохотиться на сущих. Постоянного персонала здесь не было. Я не думаю, что, когда Мэдерлинк захватил остров, здесь кто-нибудь находился.

Кадебек взглянул на него и пожал плечами.

— Я бы не стал винить тебя, если бы ты взял на разведку кого-нибудь еще. Но раз уж ты настаиваешь сделать все в одиночку, удачи тебе, Джеран. — Благодарю. Рааб проверил свой нож, вытащил веревку, связывающую мешки с мясом, повернулся и пошел через чащу пальмоподобных деревьев.

Одна луна, Золотистая, была уже за горным хребтом, но Серебристая, находившаяся довольно низко на востоке, обозначила серебристую дорожку на поверхности моря.

Была поздняя ночь, и большинство обитающих здесь существ уже шали. Только одинокий вездесущий кружился над прибоем и издавал резкие крики. Возможно, он лишился самки.

Утес появился с правой стороны от Рааба. Он выбрал трещину в камнях, где мог согнуться и укрыться от лунного света. С этого места он начал наблюдать за небольшой полоской открытого песка, которую только что пересек, выйдя из рощи вееролистных деревьев. Всякий, последовавший за ним, должен будет пройти по этому месту. Он мог видеть свои собственные следы, оставленные намеренно и идущие так, словно он действительно пошел вброд вокруг утеса. Конечно, шпион, ускользнувший из лагеря, сразу может быть выявлен, если кто-нибудь сделает перекличку — Ник Рус намеренно должен был воздержаться от этого, — но шпиона это не должно беспокоить. Если он поверил, что они находятся на Медовом острове в нескольких милях от базы Мэдерлинка, больше не будет заботиться о маскараде. По долгу службы он должен сразу добраться до этой базы и поднять людей на ноги.

Рааба беспокоило то, что он рассказал своим людям. Во-первых — что, если шпион знал Медовый остров? Намеренно неопределенное описание в общих чертах подходило к Медовому — точно так же, как могло подойти к любому другому острову. Медовый, как и большинство расположенных здесь островов, имел горный хребет, тянущийся посередине острова, но на нем было, по крайней мере, четыре расселины. Одно это могло возбудить подозрения у шпиона. И если хорошенько подумать, неужели берег Медового острова со стороны моря также не охраняется? Ну, возможно, нет. Даже если командование врага допустит такую вероятность, что «Пустельга» прорвалась к морю, по логике они не должны ждать ее здесь. Но если враги не поверили, что в стране ущельев их атаковал один маленький блимп — ну, это довольно далеко отсюда. Следуя логике, они должны продолжать поиски в стране ущельев, там, где находится гелий.

По любым благоразумным расчетам врага, даже если «Пустельга» миновала все опасности, она должна быстро добраться до какого-нибудь маленького острова, взять груз гуано и, не задерживаясь, отправиться на Лоури. И они, если бы могли, действительно так и сделали бы. Никто не мог предсказать их дикую, сумасбродную идею добраться до Медового острова на лодке; это было из области снов.

Рассуждая так, он пришел к выводу и надеялся, что не ошибся, что на обращенном к открытому морю берегу Медового острова не должно быть ночной стражи. Эти рассуждения так же подходили для шпиона, как и для любого другого. Рааб нисколько не сомневался, что шпион был ловким и отважным человеком. Кто это мог быть?

Предположительно, их было два или больше; и, возможно, один из них — Джон Кадебек? Или он был только один, и это был Кадебек? Представитель экипажа имел твердое, алиби, подтвержденное Беном. Но Бен Спрейк-младший был слабым человеком. Не могла ли сильная личность каким-нибудь образом изменить воспоминания Бена — или даже запугать его и вынудить солгать? Или, например, Бен просто не захотел сознаться в своей невнимательности?

Рааб изменил положение, чтобы не затекли мускулы; сжал и разжал кулак левой руки, чтобы сиять напряжение с пульсирующего маленького пальца. Если Кадебек сейчас внезапно появится здесь, чтобы захватить Рааба, что может сделать Рааб? Как и любой офицер Флота, Рааб хорошо владел различными видами ближнего боя — он мог использовать нож, дубинку или древний посох. Он мог драться голыми руками и ногами. Но, вероятно, шпион также обучался этому; а Кадебек — сильный и энергичный человек.

Мгновения тянулись. Маленький вездесущий все еще кружил над прибоем, издавая резкие заунывные крики. Рааб на несколько дюймов повернул голову, чтобы посмотреть в том направлении. За границей тени от острова море было хорошо освещено обеими большими лунами. Приближающаяся час назад к острову лодка могла быть хорошо видна с вершины горного хребта. Не могли ли там находиться хотя бы несколько часовых, если бы это был Медовый остров?

Час назад? Или уже прошла вечность с того времени, как Рааб привел сюда свою неуклюжую лодку?

Он почти беззвучно что-то пробормотал про себя. Где проходит граница, когда нервничающий человек еще считает себя человеком?

Проползло еще несколько секунд…

Внезапно его нервы зазвенели. Казалось, он не увидел, а почувствовал движение в черной кайме чащи!

Его пульс тяжело стучал в висках, так что казалось, будто этот стук разносится на многие ярды! Он очень медленно повернул голову. Касается ли его лунный свет? Он думал, что нет. В любом случае, его тело могло затеряться среди разбросанных вокруг зазубренных камней. Он на дюйм передвинул правую руку ближе к ножнам. Был ли кто-нибудь в тени? При подобных обстоятельствах гражданские, в соответствии с их примитивными чувствами, стараются все как можно больше запутать…

В темноте возникло движение, и на песок выскользнула почти обнаженная фигура.

На какое-то мгновение Рааб был так изумлен, что не мог сдвинуться с места — он совершенно не предполагал увидеть здесь этого человека. Но за это время человек успел тихо (и с гибкой грацией!) пробежать семь или восемь шагов.

Рааб внезапно вышел на открытое пространство и недоверчиво произнес:

— ПОКИ?

Он не мог поверить своим глазам, и это чуть не стоило ему жизни. Словно быстрейшая из живущих на деревьях, земных кошек, которые адаптировались в долине страны ущельев, коротышка повернулся и не разгибаясь, бросил что-то, сверкнувшее в лунном свете.

Только бессознательный натренированный рефлекс спас Рааба, заставив его подогнуть колени, упасть и откатиться в сторону. Этот же рефлекс послал его руки к ножнам, чтобы выдернуть нож, отвел правую руку за правое ухо… В воздухе засвистел нож. У него не было времени перехватить нож и взять его за лезвие! Он метнул его так, чтобы он летел острием вперед и не переворачивался в воздухе! Затем, перевернувшись, Рааб оперся на песок, быстро, словно кошка, вскочил на ноги, прыгнув вперед и немного в сторону, чтобы увернуться от второго ножа, если он вдруг появится в воздухе! И в тот же миг его ускорившееся сознание отметило, что кремниевый нож попал точно в середину грудной клетки противника, а какая-то другая часть сознания зарегистрировала раздавшийся сзади металлический стук, когда брошенный Рэйджером нож ударился о твердый каменный утес, едва задев плечо Рааба.

Но это был не кремниевый нож!

Рэйджер схватился за торчащую из груди рукоять, пробежал по инерции еще пару шагов, пошатнулся и упал.

Рааб — над ним море раскаяния — прыгнул вперед. Рэйджер, маленький Поки Рэйджер! И Рааб убил его так, словно перед ним был Джон Кадебек, действительно представляющий угрозу, физически сильный человек!

Но теперь было слишком поздно раскаиваться. Он стоял абсолютно безвольный и смотрел на поверженного человека. Рэйджер перевернулся на спину, не отпуская застрявшего в середине груди ножа — ох, как точно он попал в цель! Лезвие пробило грудину и полностью вошло в тело. Возможно, оно задело сердце или какие-то другие жизненно важные органы.

Рэйджер закашлялся, и на его лице появилась гримаса, напоминающая усмешку.

— Я должен… был… понять… — задыхаясь, произнес он и умер.

Рааб подождал немного, затем со странным оцепенением наклонился, ощущая внутри какую-то пустоту, и, взявшись за костяную рукоять, дернул, освобождая кремниевый нож. Он воткнул его один раз, затем второй во влажный песок, чтобы очистить от крови, потом выпрямился и с минуту неподвижно стоял, рассматривая смертоносный снаряд. Был ли это его нож; знакомый до мелочей флотский нож? Была ли это его рука, которая послала этот нож? Он отсутствующе сжимал и разжимал левую руку, успокаивая пульсацию в деформированном маленьком пальце.

Затем он вернул нож в ножны, снова наклонился и затащил маленькое тело Рэйджера под деревья. Вернулся к темным пятнам на песке и ногой забросал их чистым песком. Он подошел к утесу и нашел бронзовый нож, который Рэйджер бросил в него с такой силой и точностью, какую едва ли можно было ожидать от этого маленького человека. Рааб поднял нож и сунул под ремень.

Он убрал все следы с песка так хорошо, как только мог, и скрылся в темной чаще. Где-то над прибоем все еще кричал маленький вездесущий.

В слабом свете маленького костра Кадебек посмотрел на нож, который ему протянул Рааб, и на его лице смешались недоверие и удивление. Наконец, словно не веря своим глазам, он пробормотал:

— Как… Где…

— Я думаю, — сказал Рааб, — было только одно место, где мы не смотрели. Подумай сам. Рукоять весла ведь полая. Он мог привязать один конец ремня к ножу, а второй к ручке весла, и опустить нож туда, чтобы он провалился к лопасти. Он мог висеть там сколько угодно. Когда появился шанс, он мог наклонить весло, чтобы нож выпал обратно. Бог знает, где он прятал его потом — возможно, в узлах с пищей, или в своих собственных вещах, или где-то еще, что мы уже обыскали, — Рааб сделал паузу. — Одна мысль чертовски досадна мне. Возможно, он даже не видел его до тех пор, пока не вернулся один к «Пустельге» и не убил Эммета Олини. Он мог вернуться за чем-то своим или… Возможно, едва нож оказался в его руках, он что-то сказал, что заставило Олини повернуться к нему спиной и перегнуться через перила…

Если не считать потрескивания маленького костра, там установилась полная тишина. Кадебек медленно ощупал лезвие ножа.

— Кончик погнут, — он повернул голову и посмотрел на Рааба. — Ты говоришь, он. Кто это? И как ты… — он оборвал себя, как только понял, что произошло, быстро поднялся на ноги и осмотрелся вокруг. — Кто отсутствует?

Это был тот самый момент, который Рааб хотел видеть. Он попытался рассмотреть лица всех людей. Если на них и было что-то, кроме изумления, Рааб этого не видел.

Кадебек снова повернулся и посмотрел на Рааба. Его голос стал убийственным.

— Будь ты проклят, Джеран — что это значит? Мы все на месте!

Рааб холодно улыбнулся.

— Все? А где Рэйджер?

Кадебек сверкнул глазами и затрясся от смеха.

— Там… спит. — Он шагнул к лежащей ничком фигуре и слегка толкнул ее ногой. — Поки! Проснись! Наш капитан…

Он замолчал и на мгновение застыл, глядя на узлы одежды. В конце концов он искренне проговорил:

— Ну а я буду проклят трижды.

Рааб подошел ближе и увидел, что Рэйджер наломал веток, нарвал листвы и травы, набил всем этим свою одежду и сделал довольно убедительный манекен. Он выпрямился и повернулся лицом к Кадебеку.

— Ты бы никогда не назвал его снова маленьким Поки, если бы увидел, как он действовал. Словно молния! И ловкий — боже, какой он был ловкий! Всех нас он сделал дураками!

Ни один не спросил, что случилось с Рэйджером, только Кадебек спустя некоторое время задумчиво поинтересовался:

— А если бы он проскочил мимо тебя? Что, если… ну… он пошел другой дорогой? Все, что ему требовалось, добраться до базы и поднять крик…

— Ему пришлось бы здорово напрячь свои голосовые связки, предварительно проплыв около шестидесяти миль, — ответил Рааб. — На Медовый остров мы отправимся завтра ночью. Мы отдохнем здесь денек и понаблюдаем за небом, а также и друг за другом. Мы обнаружили шпиона но это не доказывает, что здесь нет других.

15

Адмирал Клайн поднял телескоп, сейчас побитый и поцарапанный, но когда-то превосходный инструмент с отполированными линзами из чистого натурального кварца, вставленными в трубку, вырезанную из ствола флейтового вяза, и снова посмотрел через него. Он понял, что еще не лишился навыка покачивать телескоп, чтобы компенсировать легкое раскачивание летящего блимпа.

— Что вы об этом думаете? — спросил капитан Линдер.

Клайн опустил телескоп и вздохнул.

— Все нормально, это наш планер. Он приподнял одно крыло так, словно оно пробито. Он не следит за тепловыми потоками — он только пытается спланировать на как можно большее расстояние и мастерски использует любые встречные восходящие потоки. Я не вижу, чтобы его кто-нибудь преследовал, но они могли отстать на пару миль, а с такой дистанции мы не можем их видеть.

Линдер тихо выругался.

— Значит, вы думаете, что Гора Купола взята?

— Да, и наземными силами. Если бы там появилась вражеская курица, они бы заметили ее на большом расстоянии и успели бы послать сюда планер с донесением, Здесь можно сделать только один вывод: Ольвани узнал, что мы восстановили полдюжины боевых блимпов и укомплектовали их своими лучшими экипажами. Но он не знает, где и как мы хотим их использовать. Он взял на себя обязательство обеспечить высадку врага вблизи Западограда — а это значит противодействовать любым контратакам с воздуха точно так же, как и наземным силам, которые мы можем послать туда. И для начала он решил устранить нашу маленькую разведывательную группу на Горе Купола, — Клайн вздохнул. — Жаль, что он пошел против нас. С военной точки зрения мне нравится образ его мышления!

— Да, — угрюмо сказал Линдер. — И это окажет большее воздействие, чем высадка врага. — Он посмотрел на запад и отыскал маленькую точку в небе. — Я начинаю верить, что вы были правы, когда предложили отвести большинство наших наземных сил на восточный берег реки. Я полагаю, нет никаких сомнений, что они ударили по Горе Купола.

Клайн нахмурился.

— Возможно, что мы лишились баллона горячего воздуха. Но, если я не совсем тупоголовый старый дурак, мы можем использовать Гору Купола как возвышенный наблюдательный пост. И поддерживать с ними связь световыми сигналами.

— Да, — сказал Линдер, — никто даже предположить не мог, что он открыто выступит перед выборами!

Клайн с отвращением проворчал:

— Черт, мы должны были об этом подумать. Я даже предполагал нечто подобное. — Он с минуту всматривался в западном направлении. — Кажется, пилот не дотянет несколько миль до реки… Ладно, Мэт, только одна вещь говорит за то, что мы не потеряем Гору Купола. Ольвани имеет достаточно сил, чтобы захватить ее, но силы его не безграничны. Если он пошлет людей туда, значит, ослабит позицию где-то в другом месте. — Он передал телескоп Линдеру. — Проследи за планером; твои глаза лучше моих. Есть на борту пара сигнальных флагов? Я хочу передать приказ в Коултерсвиль.

— Да, сэр… они в шкафчике для сообщений.

Клайн взял флаги и между двумя рядами отдыхающих сейчас флотских гребцов прошел на корму. «Павлин» висел над Внутренней рекой и медленно дрейфовал в слабом ветерке. По сентиментальным причинам он не захотел взять «Кондор», старый флагманский корабль Роула… Сигнализируя «Внимание», он дважды поднял и опустил флаги, получил подтверждение с крыши Административного Здания прибрежного города, где в этот момент размещался штаб наступления, и послал свои инструкции. Он хотел отправить небольшую группу партизан к подножию Горы Купола на случай, если враг (по его мнению, это должны быть только нерегулярные силы Ольвани) попытается использовать баллон горячего воздуха, пресечь его попытки; и вообще побеспокоить его там. Он хотел отправить посыльных к Северной Стоянке и Востокограду, чтобы передать сообщение о падении Горы Купола. Он подумал, не надо ли послать такое же сообщение в Столицу, но решил не делать этого. В верховьях реки и в самой Столице ситуация была слишком запутанной, так что лучше, по крайней мере, денек подождать…

Он передал приказы, вернулся на нос, положил флаги и снова присоединился к Линдеру, стоявшему около перил.

— Мэт, проведи блимп за реку навстречу планеру. Линдер быстро бросил на него взгляд.

— Вы хотите приземлиться и подобрать его? На борту нет лучников…

Клайн усмехнулся.

— Если флотские гребцы не станут защищать своего адмирала, кому нужен такой адмирал. В любом случае, есть только один шанс из ста, что Ольвани уже послал своих людей к реке. Ты знаешь, что он еще собирается победить на выборах.

Линдер пробормотал в ответ, что, по его мнению, Ольвани вообще забыл о выборах, но повернулся лицом к корме и приказал:

— Алтерн, курс на запад, навстречу планеру, ты понял?

Хотя одно крыло планера было сильно пробито, а второе слегка помято, у пилота не было ни царапины. Но он был очень истощен и испытывал сильную жажду. Клайн дал ему напиться.

— Да, адмирал… нерегулярные силы ударили на нас перед восходом солнца. Вместе со мной на ночном патрулировании было еще два планера. Но я один находился поблизости от Горы, когда это случилось. Я не знаю, что стало с теми двумя планерами. Я поймал край восходящего потока, поднялся как можно выше и двинулся на восток. Вероятно, в других местах тоже были подняты восстания — когда я пролетал, то видел бои в полдюжине городов — но я не знаю, как там развиваются события дальше. Я подумал, что для меня лучше попытаться добраться до реки. В худшем случае, здесь я мог укрыться в рощах и посмотреть, что творится вокруг, а потом попытаться доложить об увиденном!

— К счастью, мы оказались поблизости от реки, — сказал Клайн. — Мы разбили врага в Востокограде и в паре других больших городов, включая и Коултерсвиль. Кажется, в Столице тоже что-то происходит, но мы не знаем что. — Несмотря на болезнь и бушующую в нем злобу, он смог уверенно улыбнуться усталому и озадаченному пилоту планера.

— Сэр, я видел блимпы к северу… — сказал пилот.

— Вероятно, это были наши. Я послал, что мог к Столице, чтобы поддержать наших людей, — ответил Клайн и вдруг заметил, что вполне серьезно говорит этому пилоту, алтерну, о своих надеждах. — Если мы сможем удержать Столицу и зону к востоку от реки, все будет нормально. Я уверен, что Мэдерлинк и Ольвани надеются вовлечь в бой как можно больше наших регулярных сил и уничтожить их как боевые единицы. Теперь высадившийся на западе десант либо вообще ничего не будет делать — кроме как набивать желудки — либо двинется на помощь Ольвани. Когда люди оправятся от потрясения, они смогут противостоять сброду Ольвани.

Пилот с беспокойством прервал его.

— Сэр, сколько групп высадил Мэдерлинк? Клайн мрачно усмехнулся.

— Я не знаю, но полагаю, что Ольвани тоже хотел бы это знать! Знаешь ли, он хочет держать все в своих руках — но Мэдерлинк может обмануть его и высадить настоящую армию. Но я сомневаюсь в этом, потому что возникли проблемы где-то в других местах, хотя Ольвани все равно не сможет забыть о такой возможности. В любом случае, они не смогут быстро завоевать нас. Мы уже начали посылать партизан на западный берег реки, чтобы организовать там сопротивление. В частности, мы надеемся захватить там как можно больше зерна, овец и всего прочего, а затем вывезти это сюда. Мы хотим вывести в безопасное место фермеров и их семьи, а из мужчин сформировать новые партизанские отряды. — Он с усилием усмехнулся. — Я думаю, через десять дней враг почувствует это на своей шкуре.

Но, конечно, он не был уверен, что все так и будет, хотя не стал кричать о своих сомнениях, которые были близки к отчаянию при мысли о том, что верные Лоури горожане начнут голодать даже больше, чем сейчас. Он взглянул на Линдера.

— Мэт, думаю, мы узнали все, что хотели. Давай вернемся к Коултерсвилю и передадим в штаб новости, а потом отправимся к Востокограду.

На пути к востоку от речного города они не видели ничего примечательного. Клайн сидел на шкафчике сообщений и смотрел на проплывающую под ними пустынную местность. Завтра должен был быть день выборов. Но каждый сельчанин, каждый фермер, хоть и уединенный, вероятно, уже знали о случившемся. Здесь и там он видел кучки людей, задравших головы и смотревших на блимп; он поднял руки и. помахал им, словно сигнализируя, что готов им помочь. Но сейчас он ничего не мог для них сделать. И они не могли ничего сделать для себя, кроме того, чтобы выжить. В ближайшем будущем в этом районе не должно быть больших боевых действий — даже если Ольвани сможет собрать многочисленные силы и переправить их на восточный берег реки, он не станет их распылять по пустынной сельской. местности.

Блимп так же неуклонно двигался на восток, как солнце опускалось к западному горизонту. Поздно вечером, когда уже начал формироваться туман, впереди появился Востокоград. Адмирал озабоченно посмотрел на огороженную высоким забором Восточную Стоянку. Флаг Лоури все еще трепетал в слабом ветерке — боже, он даже в этом сомневался? — а на людях, которые приветствовали возвращающийся блимп, была форма Флота Лоури.

Его утомленные глаза блеснули влагой.

— Мэт, поднимись на высоту тысячи футов, ты понял?

С большой высоты он осмотрел все небо в восточном направлении, стараясь заглянуть как можно дальше за край столовой горы. Кроме облаков, тянувшихся над морем до самого горизонта, он не увидел ничего, но сквозь разрывы в облаках он мог видеть голубое море. К тому же, отсюда была хорошо видна белая змеившаяся линия побережья, а на севере виднелась темно-зеленая область джунглей. Он рассматривал это в течение десяти минут, пока его глаза не затуманились от напряжения. Он чувствовал, что завтра, в день выборов, Рааб сможет совершить чудо и вернуться. Если Рааб еще жив, он сделает все невозможное, чтобы вернуться…

Но он не видел ничего похожего на блимп.

Почувствовав, как старость и усталость навалились на его плечи, он повернулся к Линдеру и сказал:

— Мэт, пора спускаться, ты понял?

Сразу после того, как он доложил командованию местной базы известные ему факты и отдал необходимые приказы, Клайн со всей поспешностью, на которую были способны его старые хромые ноги, направился к Кварталу Офицеров Флота Северной Стоянки. Он отдал честь часовому, стоявшему у главного входа в общежитие, поднялся на второй этаж и подошел к столу дежурного по этажу.

Алтерн поднялся из-за стола и отдал ему честь, хотя это требовалось от него только во время парадов и официальных церемоний. Клайн нетерпеливо козырнул в ответ.

— Где она?

— Комната двести тридцать семь, сэр. Вас проводить?

Подавляя раздражение, Клайн покачал головой. Как будто он сам не знает, где и что располагается на Лоури! Он торопливо пошел к комнате с названным номером. Постучав, он услышал ее голос.

— Входите.

Клайн осторожно открыл дверь и вошел. Она сидела у выходящего на восток окна и смотрела в него. Сухой и теплый осенний ветерок слабо теребил натянутую на окне сетку. Она быстро поднялась на ноги и пошла ему навстречу. — Альберт!

— Лайла, — он взял ее руки в свои. — Дорогая, вы удобно устроились?

— О, конечно, — она мило улыбнулась. Он хорошо помнил эту улыбку, которая часто появлялась на ее спокойном, слегка полноватом лице.

— Надеюсь, — произнес он, — вы извините меня, что я без предупреждения и объяснений переправил вас сюда. Теперь вы знаете, что Ольвани усугубил наши неприятности. Я хотел… я должен был обеспечить вашу безопасность перед своим отъездом. Но я был вынужден подняться в воздух, так и не получив возможности встретиться с вами, чтобы объяснить ситуацию.

Она отмахнулась от его извинений.

— Они были очень вежливы и деликатны, доставили также сюда мою сестру, которая в данный момент вернулась домой, чтобы собрать кое-какие вещи. — Она посмотрела в его глаза. — Вы устали, Альберт. Вам нельзя так изводить себя!

— Я сейчас уйду, чтобы немного вздремнуть, — сказал он и стал ждать ее следующего вопроса, который, как они оба знали, она должна была задать.

И она спросила:

— Вы получили какие-нибудь известия о Раабе?

Он выдержал самое тяжелое сражение в своей жизни и заставил себя улыбнуться.

— Пока еще нет, Лайла. Путешествие, в которое он отправился, очень долгое. Даже если ветры были благоприятны — а я полагаю, что это не так — время возвращения еще не наступило.

Конечно, как вдова адмирала она хорошо ориентировалась в обстановке, но с благосклонностью приняла ложь.

— Я тоже полагаю, что время еще не пришло. — Затем она оставила этот вопрос. — Очень хорошо, что вы зашли узнать, как я устроилась. Пожалуйста, не надо больше тратить на меня свое время. Идите отдыхать! — Она говорила спокойно, по-прежнему улыбаясь, хотя он не строил иллюзий о ее действительном состоянии.

— Спасибо, Лайла, — поблагодарил он. — Ваша сестра вернется?

— Да. Она проведет здесь ночь.

— Превосходно. Спокойной ночи, Лайла..

— Спокойной ночи, Альберт. Она мягко закрыла за ним дверь.

16

Если в его неописуемом экипаже и остались шпионы, на пути к Медовому острову Рааб не замечал никаких признаков этого. За то время, что были на воде, они дважды видели вражеские блимпы, направляющиеся на северо-восток. Первый был курицей с комплектом свисающих за бортом планеров — это говорило Раабу, что остров, где «Пустельга» закончила свою долгую жизнь, а возможно, и остальные острова в этой зоне, не оставлены без внимания. Почему? Они нашли ее останки? Или другие причины заставили врага прийти к выводу, что «Пустельга» проскочила в эту зону? Шпионы на Лоури, так же как и их друзья, не могли знать, что «Пустельга» добралась до моря.

Возможно, они заметили брошенную одежду или какой-нибудь сверток с пищей, только эта неизвестность сводила Рааба с ума. И еще одно — хотя это больше внушало отвращение к себе — он потерял счет дням. Полагая, что выборы на Лоури должны начаться завтра или через день, он все же не был в этом уверен.

Кроме того, его волновал еще один вопрос: что делается на Лоури и что они увидят там, когда вернутся домой. Будет ли еще держаться изголодавшаяся, но непокоренная Лоури под управлением прежнего правительства? Или вновь выбранное правительство подпишет притворные «соглашения», а возможно, просто капитулирует?

Не получится ли так, что, вернувшись на Лоури, он — и Клайн, и многие другие — окажутся «преступниками»?

Он поднялся со своего места и пошел к гребцам, чтобы поработать веслом. Он думал, что только физическая нагрузка удерживала его от полного безумия.

— Тебе не кажется странным, что здесь больше нет Поки Рэйджера? — вяло спросил Кадебек.

Рааб утвердительно кивнул и взялся за весла.

Наступила ночь. Он никак не мог решить: должен ли он поторопить экипаж, чтобы добраться до Медового острова, пока одна или две большие луны находятся в небе? Или он должен дождаться полной темноты, если не считать света звезд? Если в небе будет луна (или обе, так как Серебристая и Золотистая находились сейчас под таким углом, что приближались к западу почти одновременно), он может приблизиться к берегу в тени, падающей от острова. Он хотел подойти к острову с юго-восточного направления, где около небольшой бухты стояла высокая скала, которая могла отбрасывать густую тень.

Рааб вздохнул. Ему нелегко было думать о намеренной задержке, но казалось, что это. предоставляет лучший шанс. Он использует тень от скалы; и кроме того, после полуночи часовые обычно более сонные й невнимательные.

— Давайте отдохнем. Времени у нас более чем достаточно; во всяком случае, я не хочу, чтобы мы появились там полностью обессиленные. Ник, ты не сделаешь нам сэндвичи?

Некоторое время они без движения дрейфовали на морских волнах, а затем отправились дальше. В основном звезды были скрыты за облаками; Рааб не любил прокладывать курс в таких условиях. Золотистая и Серебристая миновали зенит с разницей в час, после чего Серебристая медленно стала догонять приближающуюся к западу Золотистую. Они обе были немного ущербные, но в открытом море от ник было достаточно света.

За час до того, как Золотистая должна была скрыться за. горизонтом, Рааб начал волноваться. Как далеко он уклонился от острова? Он подумал, что сейчас остров уже должен показаться, и поднялся во весь рост, глядя во всех направлениях. Будет очень плохо, если они подойдут к острову со стороны материка — вокруг базы наверняка установлена охрана и некоторые из часовых наблюдают за морем. Если они находятся на возвышении…

Внезапно он увидел с левой стороны низкую темную массу и облегченно вздохнул.

— Мы подошли довольно близко. Теперь по дуге пройдем немного дальше к югу и остановимся напротив места высадки. Там мы немного отдохнем и перекусим, чтобы подойти к острову в хорошем состоянии.

И снова возникла проблема с прибоем. Но, исправляя повреждения после прошлого приключения, они сделали в дне что-то наподобие киля, и их не так сильно разворачивало бортом к волне. Кроме того, у них уже была практика! Тем более, что прибой здесь был гораздо слабее. Они подошли к берегу, втащили лодку на песок и быстро перетащили в укрытие.

Рассвет пробивался через листву джунглей. Это не были смертоносные джунгли, как на материке, и группа настороженных людей находилась здесь в относительной безопасности.

Рааб надеялся, что они надежно убрали в скалы лодку и убрали следы высадки. При дневном свете берег, наверняка, просматривается сверху.

Он встал на ноги и потянулся.

— Я видел этот каньон с воздуха, но нам от этого не легче. Я думаю, до полудня мы доберемся до вершины горного хребта, осторожно осмотрим противоположный склон горы и определим место для разбивки лагеря. Разведчикам необходимо быть очень внимательными. Прислушивайтесь к крикам маленьких животных. Если в том направлении, куда мы двинемся, они ведут себя спокойно и слишком тихо… Стоп! — он немного подумал и решил не напоминать, чтобы они следили друг за другом. Он не хотел, чтобы они забывали, но в то же время, у него не было причин постоянно напоминать им это.

Они двинулись вверх по каньону.

Во время одного из привалов Рааб нашел место, откуда можно было видеть оставленный ими берег. Около десяти минут он сидел и смотрел вниз, как вдруг увидел на берегу патруль. Несколько человек, забросив луки за спину, шли в шеренге по одному. На какой-то момент ему показалось, что это сон. Раньше он очень наглядно представлял себе, как может проходить такое патрулирование! Когда идущий впереди человек остановился и склонился над песком, у Рааба перехватило дыхание, но маленький предмет, поднятый им, не вызвал никаких подозрений. Ведущий показал своим людям то, что он поднял, и небрежно отбросил в сторону.

Они сделали еще пару привалов, прежде чем Рааб сквозь листву увидел впереди голые камни. На гребне горы солнце пекло очень сильно. Рааб вспомнил, как этот горный хребет выглядит с блимпа — словно гигантский кремниевый нож выставил острый край над растительностью. Теперь же, снизу, открытое пространство, которое они должны были пересечь, выглядело необычайно большим. Но там были неровности и тени. Люди, один за другим, не выпуская из виду двигающихся впереди и позади, перебрались через открытое пространство. Как только все снова оказались под прикрытием растительности, они быстро и тихо, без лишних разговоров, съели ленч. Рааб видел, как его собственное беспокойство отражается на лицах людей.

Два часа ушло на то, чтобы найти расселину, которая, как помнил Рааб, выходила к базе. Под прикрытием джунглей они лежали на склоне и наблюдали за вражеским лагерем.

Ровная расчищенная площадка имела форму овала с соотношением одна восьмая к четверти мили. С южной стороны и с восточной, между площадкой и джунглями были пятьдесят ярдов вырубленной мертвой зоны, которую, исключая несколько проплешин выветренного песчаника, покрывала молодая поросль. Со стороны моря от базы отходил пологий склон, постепенно переходящий в прибрежный пляж с рыжеватым чистым песком, ослепительно блестевшим на солнце. Прибой здесь был даже слабее, чем в заливе на другой стороне острова. Около тридцати человек купались в море.

Западный конец расчищенного овала упирался в голый каменный утес, почти вертикально поднимающийся вверх. Тень от него покрывала ровную площадку и почти упиралась в подножье восточного склона, заросшего джунглями. Склоны, окружающие базу, были довольно крутые и защищали построенные здания от морских штормов. Даже в расселине, по которой Рааб со своими людьми подошли к базе, склон опускался под углом около сорока пяти градусов.

Там находилось около дюжины зданий, построенных из свежевыструганных досок и множества больших и маленьких сараев. Два из них были огромны — очевидно, ангары. Низкое, занимающее большую площадь здание, вероятно, было кухней и столовой, потому что из трубы на ровной крыше уже поднимался дым. Другое здание, немного выше столовой, возможно, выполняло функции центра отдыха. Компактное, сильно укрепленное двухэтажное здание напоминало арсенал. Три длинных и узких сооружения около ангаров могли быть бараками. Рааб решил, что они могут вмещать койки на шестьсот человек.

Отдельно от всех зданий, стояли несколько бунгало, несомненно, дома для офицеров. И, наконец, вдоль западного утеса на сотни ярдов тянулась тюремная зона. Назвать это зданием, имея в виду сооружение со стенами и камерами, было нельзя; это была просто крыша, установленная на столбах, а пространство под ней открыто со всех четырех сторон. Крыша имела некрутой наклон к утесу.

Более полусотни людей сейчас сидели и лежали на крыше, устремив взгляды в сторону моря. По крайней мере половина из них носила обтрепанную форму Лоури, серую боевую и рабочую, но среди них не было ни одного белого кителя.

Рааб удивился. Неужели отсюда они могут видеть Столовую Гору Лоури? Морские туманы должны были скрывать ее даже в самую ясную погоду, хотя иногда могла быть видна белая шапка облаков над Южным краем.

Кроме формы Лоури там были мундиры Оркета. А еще там были люди, одетые в разнообразную гражданскую одежду, которая в равной степени могла относиться к Лоури, Оркету и самому Мэдерлинку.

Тюремную зону окружал прочный частокол. Вкопанные заостренные столбы торчали из земли на высоту двадцати футов и стояли так близко друг к другу, что человек едва ли мог пропихнуть между ними руку. С внутренней стороны к частоколу прилепилось некоторое количество грубо сколоченных навесов. Возможно, заключенным разрешили построить их, чтобы у них было что-то наподобие личного убежища.

Кроме тех, кто находился на крыше, большое количество людей сидело или вяло прогуливалось в огороженной зоне. Среди заключенных не было ни одного. заморенного голодом, но также не было ни одного слишком полного.

Рааб насчитал около двухсот заключенных, и по крайней мере половина из них, если не больше, были военными, среди которых больше было в форме Лоури, чем в форме Оркета. Его маленький палец начал пульсировать.

Насколько он мог видеть, на Медовом острове не было женщин. Он также не заметил, что заключенные имели постоянный запас воды, кроме того, что они могли собрать во время дождя. С вершины утеса, который образовал одну стену их тюрьмы, по покрытым зелеными водорослями камням медленно сочилась влага, а у подножия скалы были вырыты ямы, где и собиралась вода.

Рааб наклонился к Нику Русу.

— Они, наверное, держат здесь и политических заключенных!

Ник, лежавший на животе и опирающийся на локти, пожал плечами.

— Возможно. А может, это не совсем надежные для них люди, которых они используют для управления блимпами, заставляя их крутить кривошипные механизмы.

— Может быть, — согласился Рааб и перевел взгляд на то, что хотел увидеть больше всего — на швартовочную зону.

В линии стояло восемь кораблей, напоминающих «Кондор» с Лоури — пятнадцать весел на каждой стороне и складывающиеся щиты по бортам, за которыми во время боя могли укрыться лучники. На каждом блимпе было установлено по четыре поднятых над перилами метателя гарпунов. Газовые мешки были наполнены до отказа так, что удерживающие блимпы туго натянутые веревки едва не выдергивали из земли врытые под углом столбы.

В дополнение к этим восьми общепринятым блимпам, там стояло пять новых, приводимых в движение винтами. Он напряг глаза, пытаясь рассмотреть их устройство. Аккуратно скрепленные оси проходили через поддерживающие их подшипники. От общей оси к каждому сидению отходил коленчатый вал, который во время движения мог описать круг до двух футов. Толщина рукояти коленчатого вала была близка к двадцати дюймам (вероятно, для прочности). Очевидно, что человек не мог обхватить эту рукоять — надо думать, он просто проталкивал пол-оборота коленчатого вала и затем ждал, когда сидевший на противоположной стороне человек вернет рукоять в первоначальное положение. Рааб презрительно проворчал Нику Русу:

— Все это образует дополнительный вес, а сила человека используется не в полной мере! Кто, кроме идиота, мог построить подобный блимп!

Ник скривил губы.

— Ну вспомни о том, что они могут взять определенное количество людей из-за этого частокола, посадить их в блимпы и без всякой подготовки заставить крутить эти рукояти. Если во время сражения они грудью остановят несколько стрел — что ж, им придется кормить меньше заключенных.

— Возможно, и так, — сказал Рааб и переключил свое внимание на другие блимпы.

Там было шесть куриц. Их выводок был припаркован с противоположной стороны — по шесть планеров на каждую курицу. Еще там было восемь или девять крейсерских блимпов, какие Рааб видел в стране ущельев. Но в отличие от тех, высокоприпаркованных блимпов, курицы этих были почти у самой земли, чтобы экипаж мог легко взобраться на борт. Заметив, что крейсеры, как и курицы, управляются веслами, Рааб усмехнулся. Вероятно, строительство блимпов, приводимых в движение кривошипным механизмом, было данью навязчивой идее высоких чиновников.

Кроме боевых блимпов, там было несколько посыльных, слегка отличающихся от разрушенной «Пустельги», и несколько грузовых блимпов, предназначенных для подъемов возможного груза, которые не могли развить большую скорость. Но этого и не требовалось.

В самом конце швартовочной зоны было установлено более тридцати баллонов с запасами гелия — большие шары из толстой прорезиненной ткани, содержащие столько гелия, сколько могли закачать в них ручные меха.

— Боже, сколько здесь гелия! — пробормотал он Нику. — Можно подумать, что они собираются поднять в воздух часть этого острова!

Рааб начал подсчитывать, сколько персонала — верных Мэдер-линку экипажей и рабочих — находится на острове.

Механики, люди в широких брюках и в груботканых рабочих блузах, которые легко отстирывались, двигались среди блимпов. Некоторые из них с приставных лестниц осматривали и ремонтировали механизмы сжатия, другие здесь и там чинили корзины, а в одном месте накладывали новый слой лака на залатанный баллон блимпа.

Рааба заинтересовало, где этот блимп мог получить пробоину, около Лоури или какой-то огромный морской вездесущий решил поточить о него свои когти. Насколко он мог видеть, это было единственное свежее повреждение, хотя на некоторых блимпах были старые заплаты.

Кроме механиков, вокруг блимпов ходили люди в военной форме, вероятно, охрана. Рааб подвел общий итог.

— К тому же, пилоты планеров, — еле слышно пробормотал он. — И запасные…

Ник Рус усмехнулся.

— Запасные на все случаи! Вдруг кто-нибудь сойдет с ума! Я лучше выбрал бы тот остров, где находились мы. По крайней мере, нас никто не заставлял работать. — Он повернул голову и посмотрел на здания. — Они меняют часовых перед ужином. Как ты думаешь, куда направляется эта группа?

Рааб быстро осмотрел площадку. Под «группой» Рус подразумевал шесть отделений по четыре человека в каждом — они вышли из арсенала и широким шагом разошлись в шести различных направлениях, хотя все двигались к границе джунглей. Его маленький палец снова начал пульсировать.

— Ночной патруль?

— Возможно, — с сомнением сказал Ник, — или они выставляют караул на случай, если кто-то из заключенных надумает бежать.

Рааб нахмурился.

— У них нет луков. Но возможно, что они кого-то меняют и луки находятся на посту.

А вскоре появилось доказательство, что он был прав, по крайней мере, частично. Из джунглей вышли отделения по четыре человека и направились к зданиям. С растущим замешательством Рааб наблюдал за ними. Это был странный способ расстановки часовых…

Смененные отделения сошлись в определенной точке и скрылись в здании. И почти сразу послышался звук, объясняющий такую расстановку постов: Рааб услышал слабый звенящий звук, словно кто-то проверял натяжение толстой резиновой тетивы метателя гарпунов.

— Так вот это что! Они расставили среди деревьев полдюжины метателей гарпунов, чтобы отбивать атаки со стороны материка.

— Или, — предположил Ник, — вторжение громадных морских сущих.

— Да. — Рааб подобрался ближе к краю мелколесья, где скрывался с Ником. — Нам надо точно узнать, где стоит каждый метатель. И сначала мы возьмем их!

Рус кивнул.

— Я полагаю, мы попытаемся сделать это ночью.

— Нет, черт возьми. Ночью мы только проведем разведку, а весь завтрашний день будем наблюдать за действиями базы. Мы должны хорошо узнать их распорядок; мы подсчитаем людей и определим наши шансы. А завтра ночью, если ничего нам не помешает…

Ближе к полуночи Ник, Рааб и еще два человека ушли на разведку, чтобы определить точное расположение метателей гарпунов. Все обошлось без приключений, если не считать неожиданную встречу с восьмифутовым вездесущим. Они легко отогнали его, но тот в ответ поднял ужасный крик. Они бросились на землю и неподвижно лежали в течение десяти минут, ожидая пеший патруль врага, но никто не пришел. Очевидно, подобный шум был здесь обычным делом.

Весь отряд, за исключением расставленных Раабом часовых, спал ночью на импровизированных подстилках из сорванных листьев, а весь следующий день люди провели в наблюдении за базой.

Рааб и Ник делали зарисовки на остатках бумаги из запасов «Пустельги». За весь день случилась только одна непредвиденная вещь — это было действительно потрясающе! Это заставило наблюдателей замереть и, не говоря ни слова, наблюдать за происходящим. И, по крайней мере, для двоих, это перевернуло мир с ног на голову.

Это случилось в полдень. Группа блимпов поднялась в воздух, очевидно, для того, чтобы сменить корабли, поддерживающие блокаду вокруг Лоури. Там было четыре крейсерских корабля и четыре блимпа поменьше, два из которых приводились в движение кривошипным механизмом. Рааб наблюдал, как они исчезают в направлении материка, и завидовал их туго накачанным газовым баллонам и полностью укомплектованным экипажам. Спустя некоторое время появились другие восемь блимпов, сели и пришвартовались на стоянке.

Рааб торопливо записывал количество выгружающихся и спешивших к столовой людей. Блимпы укомплектовывались примерно так же, как на Лоури: на крейсере минимум двадцать, человек, не считая гребцов — два человека на каждый метатель гарпунов, плюс двенадцать лучников — а на других блимпах умещалось больше лучников.

Вероятно, на острове находились экипажи всех блимпов. Окончательный итог был пугающим, хотя он не включил сюда гребцов, механиков и всех прочих, среди которых могли быть люди, верные Флоту Мэдерлинка. Любой человек, имеющий отношение к Флоту, знал, как обращаться с луком… В желудке Рааба появилась свинцовая тяжесть.

Он продолжал наблюдать за происходящим и внезапно напрягся. Что-то хорошо знакомое показалось ему в капитане, шедшем от блимпов к офицерским бунгало. На нем была зеленовато-серая форма Мэдерлинка, но…

Он узнал его, и это словно гарпуном поразило Рааба. Овладев собой, он медленно повернул голову и посмотрел на Бена Спрейка. Пухлый младший алтерн безвольно лежал, глядя на того же человека. Рааб с изумлением почувствовал, что все остальные люди, имеющие отношение к Флоту, тоже смотрят на него.

Прошло три или четыре минуты, пока этот человек дошел до маленьких домов. Бен не отрывал от него пристального взгляда. Затем повернул голову и посмотрел в глаза Рааба. Выражение абсолютного шока и страдания, появившееся на полном лице, было таким, что Рааб не хотел бы увидеть его снова.

Бен поднялся на ноги и отрешенно пошел вверх по откосу. Впечатление было такое, что он вообще не остановится до тех пор, пока не погрузится в море на противоположной стороне острова. Но прежде чем скрыться из виду, он упал на подстилку из веток и зарылся лицом в пожухлые листья. Его плечи сотрясались от беззвучных рыданий.

Человек, носивший теперь форму офицера Мэдерлинка, был Бен Спрейк-старший.

Все безмолвно смотрели на Бена Спрейка-младшего. Фактически (и Рааб думал, что это могло послужить примером для гражданских), ни один даже не намекнул на тот обидный факт, свидетелями которого они стали. А позднее, когда Бен немного успокоился, на его застывшем лице появилось достоинство, что очень удивило и даже восхитило Рааба. Тем не менее выражение достоинства не могло скрыть красноту припухших век офицера.

Перед заходом солнца не оправившийся от потрясения и еле связывающий слова Рааб, начал обрисовывать свой план действий.

— Сначала мы должны захватить установленные в джунглях метатели гарпунов и повернуть их против обороняющихся. Я набросал карту и обозначил ориентиры в джунглях; мы выделили группы для захвата каждого метателя, атакуем одновременно, точно по расписанию. Когда мы возьмем их и укомплектуем своими людьми, другая группа попытается захватить два блимпа, пришвартованные вблизи аресенала. Конечно, сначала они организуют оборону около арсенала. Но в корзинах блимпов вы найдете луки и стрелы… а также восемь метателей гарпунов, обращенных к постройкам, — он сделал небольшую паузу и всмотрелся в напряженные лица. — Еще одна группа приложит все усилия, чтобы добраться до частокола. Если мы откроем ворота, освободим заключенных и приведем их на стоянку блимпов, там найдется лук для каждого! И гарпуны, нацеленные на здания… Туда пойду я, Ник, Кадебек, если он захочет, и еще пять или шесть добровольцев, — он снова сделал паузу. — Мы постараемся найти жир, чтобы сделать огненные стрелы. — Возможно, когда мы освободим заключенных, то сможем прорваться на кухню. Она находится в дальнем конце столовой, ближе к утесу.

Джон Кадебек с сомнением проговорил:

— Джеран, ты действительно думаешь, что горстка людей сможет сделать это? — он недоверчиво посмотрел вокруг.

Рааб не дал ему сказать больше.

— Запомни — гарнизон не знает, что нас только горстка! Конечно, нам потребуется удача… но если мы точно выберем время и точно ударим, удача будет на нашей стороне! — он остановился и дал им возможность обдумать его слова. — Какие-нибудь возражения? Кадебек?

Представитель экипажа поднял голову, саркастически выругался, а затем усмехнулся.

— Если у меня есть возражения, я оставлю их при себе. У меня нет альтернативного плана — а ты, Джеран, творишь чудеса. Я только надеюсь, что удача не отвернется от тебя в ближайшее время. Есть только одно сомнение — ты говорил, что атака на тюрьму будет самой отчаянной. Я не думаю, что ты должен участвовать в ней! Почему бы тебе не повести группу на захват блимпов? Там будет лучшая позиция, чтобы руководить боем.

Рааб энергично покачал головой.

— Нет. Большинство людей за частоколом — представители Флота. Они узнают меня, и я сумею организовать их быстрее, чем кто-нибудь другой. Если мы не сможем быстро освободить их и привлечь на свою сторону, то можем проиграть!

Кадебек вздохнул, пожал плечами и молча согласился. И тут внезапно заговорил Бен. Все глаза немедленно повернулись к нему. Его монотонный голос звучал ровно.

— Рааб, я хочу вести группу, атакующую блимпы.

Рааб с изумлением посмотрел на полного офицера. Эта часть плана тоже была важной — он хотел, чтобы это сделал тот, на кого он мог положиться…

Добавив немного страсти в голос, Бен заговорил снова.

— За моей спиной будут твои люди с нацеленными в меня гарпунами! Если я попытаюсь изменить… — Его лицо внезапно искривилось, и спокойствие исчезло. — Рааб, ты не понимаешь? Я… Я должен что-то доказать! Так же, как ты, когда все думали… — Он поднялся на ноги и с мольбой посмотрел на Рааба. — Сейчас я другой человек! Я знаю это! Я должен доказать…

Рааб глубоко вздохнул. Он знал, что не должен рисковать и ставить на Бена. Еще…

— Ладно, — сказал он, поддавшись непреодолимому импульсу, — ты поведешь эту группу, Бен!

17

Молодой офицер, принесший адмиралу Клайну плохие новости из Столицы, действительно засыпал на ходу. Его серая форма была заляпана грязью, и это было неудивительно, потому что, двигаясь вниз по реке, ему приходилось прятаться в различных болотистых местах.

— Садитесь, младший алтерн, — мягко сказал Клайн, давая возможность этому человеку опуститься на стул и немного перевести дух. — Через несколько минут для вас принесут сэндвичи, а пока скажите — в какой точке вы пересекали реку?

— Около Коултерсвиля, сэр. Я не думал, что ситуация в городе может быть…

Мрачно и больше себе, чем младшему алтерну, Клайн сказал:

— Во всяком случае, мы удерживаем Коултерсвиль довольно прочно! — Он о чем-то задумался. — Вы говорили, что по дороге сюда видели только одну вражескую курицу?

— Да, сэр, только одну. И мне кажется, что все планеры были с нее. По крайней мере, могли быть с нее. — Молодой человек подавил зевоту.

Клайн вздохнул. Если бы этот человек знал, что территория к востоку от реки находится в верных руках, он мог бы пройти по прямой. Но в любом случае, несколько сбереженных часов не могли изменить ситуацию.

— Не могли бы вы сказать, когда наши шесть блимпов подошли к Столице, они не были атакованы планерами, которые могли быть посланы с этой курицы на разведку территории вокруг реки? Или, например, для того, чтобы перерезать лодочное сообщение между Столицей и Северной Стоянкой?

— Сэр, когда я понял, что там только одна курица, у меня сложилось мнение, что они не станут этого делать.

Принесли сэндвичи, и Клайн дал возможность молодому офицеру поесть.

— На пути сюда вы не видели боев в прибрежных городах у реки?

— Нет, сэр! Я обходил их стороной. Как уже говорил, я не знал… Клайн кивнул.

— Вы не могли этого знать. Какая часть Столицы находилась в руках Ольвани, когда вы покинули ее?

— Ну, доклады были очень запутаны, сэр. Единственное, что я знаю точно, в его руках находилось Правительственное Здание и несколько прилегающих к нему кварталов. Большого боя там не было — когда туда подошли наши блимпы, там все было практически кончено. Мы высадили группу наземных сил, и они выставили кордон вокруг занятой зоны. Бунтовщики пытались один раз прорваться по Эрлингтон-Авеню, но наши люди успели занять позиции с южной стороны, и мы отбили их атаку. Спустя час мы узнали, что они даже не пытались двинуться в других направлениях. — Он зевнул, видимо, не сумев побороть это, извинился и немного покраснел. Клайн усмехнулся и махнул рукой, как бы говоря, что извинения излишни. Молодой человек откусил сэндвич, прожевал и продолжил рассказ. — Мы не могли сделать большего. В Правительственном Здании их слишком много. Они поставили людей к метателям гарпунов на крышах и кроме того расставили лучников. Капитан Эрлистон решил, что будет разумнее не ввязываться в бой, пока не подойдет подкрепление. Мы точно не знаем, помогает ли Мэдерлинк Ольвани, и решили на случай, если прибудут вражеские блимпы, оставить экипажи наших кораблей в воздухе.

Клайн вздохнул.

— Конечно, это было правильное решение. Например, вы не могли сбросить горящий жир на крышу Правительственного Здания. В нем находится слишком много заложников. Кроме того, гарпуны продажных бунтовщиков могли пробить баллоны блимпов, а мы с таким трудом набрали гелий. — Он на мгновение задумался. — Я бы много дал, чтобы узнать, знает ли Мэдерлинк, что Ольвани планировал захватить Правительственное Здание. По вашему мнению, если бы они это знали, они послали бы туда подкрепление! — Он сидел, сдерживая холодный гнев. Конечно, Ольвани обманул их, чтобы самому ударить по Столице. Кто ожидал, что Член Совета сделает подобный выпад в день выборов? Но в этом был здравый смысл! Едва ли что-нибудь могло изменить общественное и свергнуть законное Правительство. И несомненно, это, по мнению Ольвани, давало ему козырь в игре с его полусоюзником Мэдерлинком.

Клайна сейчас интересовало одно, как ему сплотить законно выбранных конгрессменов. Он почти не думал о президенте. Этот слабовольный человек… Но он должен узнать, где находится Вольфан, и, если Ольвани захватил его, попытаться спасти. И хотя в этом не было большой необходимости, молено было вернуть Правительственное здание… Ему не терпелось подняться на ноги; организовать экспедицию к Столице. Но он сдержал себя. Сначала необходимо собрать всю информацию.

— Сейчас я жалею, — полурассеянно сказал он, — что не приказал Эрлисону после высадки наземных сил вернуться сюда! Когда они, распыляя свои силы, двинутся на восток, мы должны сконцентрироваться здесь.

— Сэр, но мы надежно заперли бунтовщиков в Правительственном здании, — с воодушевлением сказал младший алтерн.

Клайн нахмурился.

— Конечно, конечно. Но не исключена возможность, что Мэдерлинк при достаточной поддержке с воздуха двинет свои наземные силы в глубь страны. А мы на их пути можем выставить только партизан. Мы должны знать… Молодой человек, на время мы укрылись в Востокограде! Но у нас нет транспортных блимпов! — Он мысленно встряхнулся. — Младший алтерн, вы сделали все, что нужно. Почему бы вам сейчас не помыться и не отдохнуть? — Он поднялся.

Молодой офицер тоже, но немного задержался.

— Мм… что мы будем делать дальше, сэр? Клайн угрюмо улыбнулся.

— То, что делали самые древние боевые организации — маршировать! Я сам поведу экспедицию к Столице. Думаю, это единственное, что мы должны сделать сейчас. Но боже, помоги Лоури, если я ошибаюсь!

Клайн спешил найти капитана Линдера. Надо было многое сделать. Возможность поражения и сомнения в своих действиях вызывали ощущение свинцовой тяжести в желудке. Сколько ошибок он сделал? И какая из них может стать роковой? Должен ли он во что бы то ни стало снова укрепить Гору Купола? Должен ли он собирать крупные силы в Столице, чтобы пресекать сумасшедшие идеи Ольвани? Было только два ярких пятна на сером гобелене происходящих событий: первое — выборы, где они прошли, показали, что большинство населения против Ольвани и против капитуляции; второе — Флот, сколь бы мало ни было у него блимпов и гелия, еще представлял силу. Верные люди, если в нужное их собрать в нужном месте, были готовы сделать свое дело!

Он нашел Линдера и, не заботясь об удобствах, сказал: — Мэт, мы должны довести до конца то, что решили организовать! Кроме этого, мы должны сделать кое-что еще, включая марш-бросок к…

18

Бен Спрейк-младший лежал на ковре сырых листьев, замаскировавших его среди свисающих со всех сторон ветвей. Стояли глубокие сумерки. Он пытался сдерживать дыхание, потому что он так близко находился от расположения одного из метателей гарпунов, что мог слышать вялый разговор четырех охранников и чувствовать запах табачного дыма. Но он не мог совладать с собой, потому что его сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Даже шум в висках, казалось, мог быть услышан врагами.

Послышалось низкое гудение, как будто кто-то из вражеского отряда задел взведенную резиновую тетиву метателя. Кто-то пошевелился около него, и его напряжение достигло такой точки, что он вообще некоторое время не мог дышать. В этих джунглях обитали довольно большие вездесущие, которые могли атаковать человека, а у него из оружия был только нож. Но атаки не последовало Чуть дальше снова раздался слабый звук. Вероятно, это один из его товарищей, пробирающийся на позицию, чтобы внезапно напасть на отряд около метателя гарпунов. БОЖЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ЕЩЕ НЕМНОГО! — безмолвно молил он. Ему требовалось время, чтобы справиться с подступающей к горлу тошнотой. Но он также боялся промедления — если он не справится с этой тошнотой и громко рыгнет, это может предупредить врага. Зачем он напросился на это? О, каждый знал причину — но все также знали, что Бен Спрейк-младший непригоден для этого. Люди, по крайней мере некоторые, всегда знали! Он очень ясно помнил презрение на лицах курсантов, когда отказывался от грубых игр и развлечений в Академии.

Но он взял на себя эту работу, и он сделает ее. Он проведет атаку на пришвартованные блимпы. ОН НЕ СТРУСИТ ВО ВРЕМЯ АТАКИ. Нет, или он не сможет жить после этого!

Нет, он сделает это, во всяком случае сейчас, когда он (и все остальные) узнал об измене отца. Было бы хорошо умереть сейчас и покончить со всем. Но, чтобы умереть, можно было просто утопиться в море — это было бы легче и быстрее, подумал он. Не как этот насильственный и кровавый способ! Все инстинкты пронзительно визжали внутри него, выступая против того, чтобы он бросился под град стрел или шел на врага, чей нож поднимется, чтобы поразить его… Подумав о ноже, он вздрогнул. Он не мог без содрогания думать даже о случайно порезанном пальце. Острый край отточенного кремня отрезает кусок плоти; чувство боли; отделяющаяся кожа; бьющая струей кровь…

Он закрыл глаза и вжался лицом в листву! СМОЖЕТ ЛИ ОН СДЕЛАТЬ ЭТО? Сможет ли он заставить свои дрожащие руки, которые, казалось, сейчас вообще не слушались его, оттолкнуть тело от земли? Сможет ли он заставить свои безвольные ноги нести его вперед, а руки действовать?

Я СМОГУ, Я СМОГУ, Я СМОГУ, безмолвно кричал он.

Но не сейчас, еще минуту, секунду, пожалуйста!

И вдруг он услышал впереди топот бегущих ног и первый испуганный вскрик около метателя гарпунов. Казалось, это тянулось вечность, пока он лежал там, и внезапно в его сердце возникла такая боль, что он захотел умереть прямо здесь и немедленно.

Но что-то щелкнуло в его голове, и все инстинкты заверещали против того, чтобы он оставался один. Что-то подтащило руки к плечам, заставило опереться их ладонями о землю, выпрямиться и оттолкнуться от земли. Что-то заставило его подняться на ноги. И затем, не веря себе, он сделал шаг по ковру из листьев и побежал, огибая едва видимые стволы деревьев и кусты. Он услышал свой собственный крик — бессвязный, но громкий. Он услышал позади, топот ног следующих за ним людей. Он мог слышать проклятья и крики вражеских солдат, не успевших подготовиться к бою и умирающих на маленьких, расчищенных площадках около метателей. Его желудок, словно помогая врагу, пытался остановите его, но ноги продолжали бег. Боль в груди и мучительные судороги, которые, как он понял, были вызваны смертельным страхом, не остановили работу легких. Он бежал.

Он выбежал из джунглей на открытое место, посмотрел вокруг и увидел задержавшихся около блимпов трех или четырех механиков, которые застыли и с изумлением смотрели в их сторону. Позади послышался звон тетивы, и мимо него просвистела стрела, скрывшаяся в груди изумленного механизма. Так быстро, как мог, он побежал к двум выбранным блимпам.

Теперь позади него послышался громкий звон метателей, посылающих гарпуны в сторону зданий, где в дверях появилось несколько человек. Стрелы дугой устремились по направлению к этим людям. Они сбились в кучу, ища укрытие и что-то крича.

Вокруг Бена сформировалась его группа. Кто-то — Вилли Вайнер — обогнал его и вырвался вперед, неистово топая ногами. В его группе ни у кого не было луков; они найдут их в корзинах блимпов. Дождь стрел, прикрывающий бросок Бена, пронесся над головой и устремился к обороняющимся.

Но вот появились первые стрелы со стороны зданий — вероятно, стреляли из большого арсенала, где полдюжины узких вертикальных бойниц создавали хорошее укрытие для лучников. Бен услышал крик вражеского офицера (слава богу, это был не его отец!), отдающего приказы и организовывающего оборону. Он увидел группы людей, которые, пригнувшись, перебегали к задней стене арсенала и, достигнув ее, быстро ныряли в укрытие. В мерцающем свете ламп они выглядели странно и неестественно. Кто бы ни направил их туда, он не мог укрыть все свои силы в арсенале!

От кромки джунглей, по высокой дуге, над головой проплыли горящие стрелы и упали на крышу арсенала. Их появлялось все больше. Некоторые втыкались, другие скатывались по крутой крыше и падали на землю, не успев зажечь дранку. На миг Бен удивился. Где они взяли для огненных стрел жир? Возможно, они воспользовались жиром, залитым в лампы около метателей гарпунов.

Его легкие горели, словно дранка на крышах, но он, пошатываясь, продолжал бежать. Вайнер — обогнавший его почти на двадцать футов — внезапно споткнулся и упал с криком, который состоял наполовину из испуга и наполовину из яростных проклятий. Мгновение он, корчась, лежал на боку, а затем Бен увидел, как он со злобой сломал древко стрелы, оставив наконечник в бедре. Он снова поднялся и, хромая, двинулся вперед. Бен догнал его, на мгновение приостановился, чтобы помочь, но поняв, что на это нет времени, задыхаясь сказал:

— Попробуй добраться до ближайшего! Я возьму второй! — и побежал дальше.

Он пробежал мимо первого блимпа; оглянулся назад и увидел, что Вайнер, пошатываясь, приближается к нему. Кое-как он заставил свои собственные ноги сделать еще несколько шагов. Он добрел до корзины блимпа, к которому стремился; слабо ухватился за перила и с трудом перебрался через них; его ноги подгибались. Он бросился к поднятому метателю; нащупал почти парализованными пальцами удерживающие его веревки; освободил их. Задыхающиеся люди из его группы сваливались в корзину. Натренированным движением он автоматически потянулся за гарпуном; вставил его в паз; начал взводить рукоятью.

Вражеский гарпун со свистом пролетел мимо, едва не задев край корзины. Бен перевел взгляд на арсенал. Кто-то додумался установить внутри тяжелое оружие и теперь стрелял через узкую бойницу. Задыхаясь, он крикнул своим людям:

— Сосредоточьте огонь на бойницах!

Он взвел рукоятью свой метатель; повернул его на шарнире и нацелил на одну из бойниц; нажал спусковой рычаг. Он даже не посмотрел, куда попал его гарпун — он заряжал другой. Стрелы, вылетающие из корзины обоих блимпов, сходились у арсенала.

Он бросил взгляд на берег. В свете ламп он увидел смутные фигуры людей, бегущих к частоколу. Он решил, что узнал среди них Рааба и Джона Кадебека. Слышались крики заключенных. Он увидел, как один из них взобрался на частокол, перебрался через остроконечные столбы и спрыгнул на землю. Он даже услышал, как вскрикнул этот человек, когда приземлился на полусогнутых ногах.

Теперь обороняющиеся, скрывшиеся в одном из ангаров, заметили группу Рааба. Раздались крики, и оттуда полетели стрелы. Бен закричал, чтобы привлечь к этому внимание своих людей, и, повернув на шарнире метатель, нацелил его на двери более ближнего ангара. Строевой лес остановит гарпун; но. если он попадет в маленькое окошко… Он сделал это и испустил торжествующий крик. Сейчас загорелись крыши и других зданий, но арсенал весь был охвачен огнем. Он слышал, как кто-то кричал внутри, требуя принести ведро воды. Он снова повернулся, чтобы увидеть, что делается около частокола. И в этот момент из арсенала вылетел гарпун и устремился к нему. Словно почувствовав это, он повернул голову и увидел его. Мускулы напряглись — если бы он сохранял равновесие, он мог бы увернуться. Но его ноги были широко расставлены и он, наклонившись, схватился за перила одной рукой. И несмотря на то, что он все-таки попытался сделать это, он знал, что не успеет увернуться вовремя; растянувшиеся секунды привели его в ужас, когда он увидел, что гарпун попадет точно.

Гарпун ударил на дюйм или два ниже пояса. Он почувствовал (ему даже показалось, что он услышал это), как острый конец безжалостного снаряда пронзил его тело, разрывая мускулы, и вышел с другой стороны. Он подумал, что гарпун перебил его позвоночник; в спине была невыносимая боль. Или это чувствовали оголившиеся нервы его тела и кожи. В любом случае, он был уверен, что прежде, чем удар отбросил его назад, конец гарпуна вышел из спины. Он почувствовал, как падая, ударился о сплетенное дно корзины. Тяжелое древко, словно рычаг, перевернуло его на левую сторону. Несколько секунд он лежал абсолютно без движения, понимая, что если он пошевелится, это принесет ему еще худшую боль. По тем же причинам, он даже старался сдерживать дыхание.

Но вскоре ему снова пришлось наполнить легкие и стон, вызванный ужасной болью, прорвался через сжатые зубы. Он в высшей степени осторожно двинул рукой, чтобы убедиться, что его мускулы еще действуют, но это слабое движение послало сигнал диафрагме и вернуло назад волну сильной боли.

Он почувствовал, как его горячая кровь пропитывает одежду. На мгновение он подумал: «Я ДОЛЖЕН ПОПРОБОВАТЬ», и обеими руками взялся за древко. Но легкое прикосновение вызвало такие ужасные ощущения — не столько боль (хотя и она тоже), сколько невыносимый ужас от сознания, что в твоем теле пробита дыра и торчит инородный предмет — что он быстро отпустил гарпун.

Над ним склонились люди. Он едва слышно пробормотал, чтобы его оставили одного; и не прикасались, к нему. Спустя некоторое, время он прислушался к шуму боя. Его уши, казалось, с каждым мгновением слышали все хуже, но он услышал крики, ругань и одобрительные восклицания, свист стрел и стук ударяющих в дерево гарпунов. Он понял, что ужасный бой продолжается. По-видимому, все заключенные уже вооружились; а обороняющиеся, вероятно, отчаянно пытались вырваться из зданий. Мерцающий свет, проникающий сквозь переплетения корзины, говорил о том, что многие здания охвачены огнем. Ему казалось, что он даже слышит шум и треск огня; но этот шум мог родиться в его ушах. Он знал, что потерял, уже много крови, а его сердце старается перекачать каждую оставшуюся каплю от легких к мозгу и обратно. Но не к-его конечностям. В его руках и ногах было ощущение холода. И онемения.

В его потускневших глазах все расплывалось. ТАК ВОТ КАКИЕ ЭТО ВЫЗЫВАЕТ ОЩУЩЕНИЯ, притупленно подумал он. Боль сейчас не была такой ужасной, как вначале — он чувствовал ее, но она была отдаленной.

Он подумал: «Я УМРУ РАНЬШЕ, ЧЕМ РААБ ПРИДЁТ СЮДА». И затем: «А МОЖЕТ, ОН ВООБЩЕ НЕ ПРИДЕТ СЮДА. ВОЗМОЖНО, ОН СЕЙЧАС ТОЖЕ УМИРАЕТ».

Все это было слишком мучительно. Он слабо зарыдал, и каждое рыдание пробивало дыру в стене между ним и болью. Он закашлялся, и это отозвалось такой сильной болью, что он, совершенно обессиленный, лежал, дрожа от презренного страха, что снова может закашляться. Теперь ему осталось недолго ждать; он надеялся, что как-нибудь выдержит это. Но он желал, чтобы Рааб успел прийти вовремя. Он был несправедлив к Раабу; он поступал, как мерзкий ублюдок. Он не винил Рааба за то, что тот ударил его, хотя ни один офицер не должен бить другого, когда вокруг люди… Но он же не знал! Все думали, что отец Рааба был предателем. Ну, почти все… Он едва сдержался, чтобы не разрыдаться снова.

А затем он услышал, как люди дрожащими, наполненными гордостью голосами говорили: — Капитан! Рааб! Мы сделали это!

Кто-то упомянул имя Бена, кто-то что-то еле слышно пробормотал, и внезапно над ним склонился Рааб. Большая рука мягко опустилась на его плечо. Он попытался сказать:

— Рааб, я… — но слова застряли в его горле.

— Помолчи, парень! — грубовато сказал Рааб странным, словно издалека доносившимся голосом, какие сейчас были у всех.

Затем Бен понял, что он пытался долгое время удерживать в себе что-то, что пыталось вырваться; он мысленно пробормотал этому последнее «прощай» и отпустил. Он почувствовал, как это выскользнуло из него, и почувствовал облегчение.

У него промелькнуло сожаление — было много вещей, которые он хотел бы увидеть, услышать или попробовать хотя бы еще один раз — но затем сменилось слабым испугом. Но больше всего его наполняла гордость. Он сделал свою работу, как надлежало офицеру Флота. И Рааб был здесь; и между ними все было нормально. И люди стояли тихо и почтительно; после случившегося его не считали трусом! Совсем нет…

19

Бывший талисман «Совы» свернулся на горизонтальной крышке ящика, предназначенного для хранения гарпунов. Он пошевелился, поднял голову, посмотрел через перила правого борта большого незнакомого блимпа и издал звук, напоминающий сталкивание камней. Рааб, всматривающийся вперед, протянул руку и рассеянно похлопал его по чешуйчатой спине между первой парой крыльев.

— Да, дружище, мы возвращаемся домой! Ты понял это, или нет? — Затем, когда тело вездесущего подобралось, словно он намеревался броситься в воздух, он сказал более властно: — Останься! Ты давно не летал на такой высоте. Ты можешь не долететь до края столовой горы!

Сущ с мягким полупротестующим ворчанием затих. Рааб поднялся, подошел к передним перилам и обеспокоено всмотрелся вперед. Он был уверен, что впереди, в тусклом свете раннего рассвета, неясно вырисовываются очертания зданий Востокограда и построек Восточной Стоянки. Но почему не видно огней?

Он шагнул в сторону, нащупал свистун захваченного блимпа, взял из зажима деревянный молоток и, стукнув по пластине, извлек одну длинную ноту. Он выждал десять секунд и стукнул еще раз. Вилли Вайнер (из-за полученной раны он не мог работать на весле, сидя на корме, отсчитывал ритм) крикнул: — Все весла — стоп!

Рааб взглянул на корму. Он мог слышать приглушенные голоса людей, которых он поставил командовать другими блимпами, повторяющие этот приказ, потому что ясно поняли его сигнал остановиться. Он уже мог видеть в слабом свете рассвета ближайшие блимпы. Остальные двигались сзади в свободном построении, но люди в их корзинах были готовы взвести метатели гарпунов и схватить луки, если им встретятся блимпы вражеской блокады. (Хотя, если учесть количество захваченных блимпов и то, что другая часть находится далеко в стране ущельев, он сомневался, что силы блокады могут составить серьезную угрозу.)

Но сейчас он находился близко к восточному краю Лоури и не исключал возможности встречи с вражескими блимпами — кроме того, Востокоград, обычно довольно оживленный город, сейчас был безмолвен и, по-видимому, покинут. Он выждал несколько минут; затем, понимая, что силуэты блимпов могут быть хорошо видны на фоне рассвета, тихо приказал:

— Убрать пол-оборота сжатия впереди и на корме!

Лучше подняться выше и подойти к городу на недосягаемой для гарпунов высоте, а также, если его наихудшие предположения окажутся правдой, исключить возможность внезапной атаки вражеских планеров. Высоко в небе могли парить невидимые курицы! На Медовом острове он забрал все курицы, но, по его подсчетам, у Мэдерлинка оставалось еще пятнадцать куриц, о местонахождении которых он не знал. Некоторые могли быть в стране ущельев, другие — на Мэдерлинке; но, по крайней мере, четыре, если не больше, могли входить в силы блокады.

Его маленький палец начал пульсировать. Пытаясь снять внутреннее напряжение, он глубоко вздохнул. Неужели Лоури уже завоевана? Он привел десять грузовых блимпов, нагруженных гуано; балластные мешки остальных тоже были наполнены этим веществом. Хотя это была только часть того, что требовалось Лоури, но не презренная часть. Он имел боевые корабли, укомплектованные людьми и вооружением, которые способны прорвать блокаду, если нанесут удар прежде, чем Мэдерлинк успеет собрать здесь все остатки своего флота. А главная база блокады находилась сейчас в надежных руках — в руках Кадебека.

Но неужели он пришел слишком поздно?

Благоразумно это или нет, но он не мог больше ждать.

— Все весла — полный удар!

Они все еще поднимались, и теперь, под сильными ударами тридцати весел, двинулись вперед. Он стукнул по пластине свистуна, передавая очередное сообщение, и услышал голоса, отдающие сменившийся приказ. Светало. Теперь он мог видеть Востокоград; он присмотрелся и заметил отблеск плохо закрытого фонаря.

По крайней мере, в городе был кто-то живой! Но на Восточной Стоянке он не видел признаков присутствия гарнизона. Не было никакого сомнения, что своя или вражеская, если город занят врагом, охрана заметила его блимпы. Но люди пока не показывались.

Как бы он хотел увидеть кого-нибудь, чтобы удостовериться, что внизу нет врагов.

Талисман забеспокоился, и у Рааба появилась идея. Сигнальные свистки могли вызвать сомнение, а спускаться слишком низко, чтобы люди могли узнать его лицо и его голос, он не отваживался. Но он мог послать письменное сообщение! Если стоянку оккупировали враги, он не передаст им ничего нового.

Поспешно открыв шкафчик, он достал бумагу и обожженную палочку и написал: «Рааб Джеран привел захваченный флот. Есть в городе адмирал Клайн?» Несмотря на то, что это был довольно серьезный момент, он усмехнулся.

Как закрепить сообщение на вездесущем? Проклятье, он должен был подумать об этом раньше… Шнурок! Он наклонился и расшнуровал ботинок; нетерпеливо выдернул шнурок. Обломил необожженный конец пишущей палочки, обернул вокруг него записку и привязал к шее талисмана.

— Ты должен это сделать, дружище — я не могу отправить сообщение другим способом. Иди! Иди домой! Постарайся не упасть!

С возбужденным криком вездесущий бросился за перила и круто спланировал, набирая скорость. Он мог бы не беспокоиться — существо, рожденное летать, не разобьется при старте с такой высоты. Он слышал его удаляющиеся радостные крики. Как его встретят? Это сейчас беспокоило его, но было уже слишком поздно звать его назад… Прошло несколько минут. Солнце скоро покажет свой край над горизонтом. Проклятье, он должен подняться выше; сверху он увидит все вокруг! И он вдруг приказал:

— Весла правого борта — стоп!

В корзине послышалось вопросительное бормотание, но гребцы правого борта прекратили работу, и блимп начал поворачиваться. Рааб дал ему развернуться на сто восемьдесят градусов.

— Один оборот сжатия впереди! — Нос наклонился вниз. — Триммеры — спускайтесь до той высоты, на которой мы приближались к столовой горе, а затем выровняйте блимп!

Два блимпа медленно сблизились. Когда расстояние между ними стало такое, что можно было переговариваться, он приказал:

— Все весла — стоп! — и крикнул: — Ник! Ник Рус!

— Да, сэр? — послышался ответный крик.

— Возьми все боевые блимпы, поднимись на максимальную высоту и оставайся там! В городе и на стоянке творится что-то странное!

После небольшой паузы послышался обеспокоенный голос Ника:

— Да, сэр. А как быть с грузовыми блимпами?

— Пусть остаются на своем месте в пределах слышимости звуковых сигналов.

— Будет сделано, Рааб!

Рааб услышал, как Ник отдает необходимые команды, а некоторое время спустя — сигнал свистуна с блимпа Ника. Он снова развернул свой блимп и направил его вниз, к стоянке.

Никто все еще не показывался, но сейчас Рааб увидел, что от кухни, где повара должны были готовить завтрак, дым не поднимается. Ощутив внутреннее напряжение, как и на Медовом острове, он подошел ближе, ожидая выпущенных навстречу гарпунов и стрел.

Но вот из здания Штаба вышли две фигуры в серой форме Флота Лоури и остановились, глядя вверех на приближающийся блимп. Пульс Рааба участился. Кажется все нормально! Но…

— Рааб Джеран? — донесся до них слабый крик. — Рааб?

— Да! — крикнул в ответ Рааб и приказал триммерам: — Убрать четверть оборота сжатия! Спуск до высоты тридцати футов!

Заскрипела оснастка, и блимп медленно опустился. Теперь Рааб узнал одного человека, который смотрел вверх, задрав голову.

— Линдер! — Он почувствовал, что немного покраснел от смущения. Прошло так много времени с тех пор, как он обращался к старшему… — Извините, капитан Линдер! Есть в городе адмирал Клайн, сэр?

На лице Линдера отразилась смесь изумления, недоверчивости и подозрительности.

— Что… — Затем он всмотрелся в лица других, узнал некоторых, и его подозрительность сменилась еще большим изумлением. — Милостивый боже! Это вы! И… ради бога, скажите, что вы имели в виду, написав «захваченный флот»?

Рааб, способный только улыбаться, как последний идиот, махнул рукой вверх: — Разве вы не видите его там, сэр? — Он ощутил трепет удовлетворения, какой испытывал однажды на Рождество, когда был еще мальчиком. По каким-то причинам он не надеялся получить подарки, а когда увидел их…

Линдер посмотрел в небо, вздохнул и снова перевел взгляд на Рааба. На его лице было какое-то замешательство.

— Мы видели, но подумали, что это атакующие силы врага! Вы захватили все эти?.. — Он снова перевел ошеломленный взгляд на Рааба, а затем на его лице проступило напряжение. — Рааб — они все укомплектованы людьми и вооружены?

— Так точно, сэр! Но почему вы спрашиваете? — Рааб не видел никакого несоответствия.

— Адмирал Клайн взял все наземные силы, какие мы смогли собрать, и повел их к Столице, — объяснил капитан Линдер. — Ольвани захватил Правительственное здание! Западоград тоже в руках врага. Еще они взяли Гору Купола и… Сейчас мы прочно удерживаем только зону к северу от Горы Купола и восточнее Внутренней реки!

Рааб с изумлением посмотрел на него, и в его желудке возникло ощущение холода. — Столица пала?

— Нет, Рааб, только Правительственное здание и несколько кварталов вокруг. Но адмирал боится, что Мэдерлинк пошлет туда войска и займет Столицу полностью! И этот упрямый старик, чтобы удержать и укрепить положение, сам повел туда наши наземные силы! Он собирается прохромать весь путь пешком!

В этот момент Рааб даже не заметил непочтительность капитана к адмиралу Клайну. Его пульс бился в висках. Столица!

— Линдер, можете вы зажечь сигнальные огни или как-нибудь еще сигнализировать моим блимпам, чтобы они следовали за мной? Я прямо сейчас отправляюсь на юг, а по пути попытаюсь подобрать адмирала. О, да, здесь есть десять грузовых блимпов с гуано. Мы уйдем, а они пусть приземлятся здесь. Вы, надеюсь, позаботитесь, чтобы их разгрузили, а затем посадите на борт всех, кого сможете собрать — если понадобится, даже гражданских, кто сможет держать лук в руках — и отправьте вслед за мной! — Внезапно Рааб покраснел. — Сэр, я имею в виду… если вы одобряете это!

Линдер с удивлением- посмотрел на него и усмехнулся.

— Разумеется, одобряю. Выше звание или нет, но я не собираюсь спорить с колдуном! Но… что будет, если силы вражеской блокады вздумают атаковать здесь?

— Существует вероятность, — ответил Рааб, — что враги больше не имеют сил блокады, если не считать тех, что они держат на западном крае. Но они не решатся оставить свои наземные силы без прикрытия с воздуха. Я почти уверен, сэр… у меня достаточно гарпунов, стрел и планеров, чтобы позаботиться обо всем, что может случиться здесь в течение ближайших восьми или десяти дней!

20

Впоследствии воспоминания адмирала Клайна об этих лихорадочных днях были немного запутаны. Вероятно, это произошло потому, что он был слишком утомлен.

Он помнил, как начал свой отчаянный марш-бросок по стране, делая только короткие остановки в городах, чтобы собрать больше людей, годных к бою. Его воспоминания об этом были особенно четкими из-за отчаянной боли в ногах.

И он помнил момент, когда мускулы его ног начали сводить судороги так, что он, несмотря на всю силу воли, не мог хромать дальше. О помнил, как бушевал, ругался и чуть не плакал; и в конце концов передал командование экспедицией офицеру, который, как он думал, был способен довести до конца задуманное и который имел пару более молодых ног.

Он помнил, как ушел его отряд… Видел, как они достигли гребня горы, расположенной южнее маленького городка, в котором отказали его ноги, видел, как они один за другим поднимались туда, останавливались и бросали прощальный взгляд на север. Кто-то помог ему подняться на крышу, и он безвольно стоял там, и отчаяние наполняло его старое сердце, когда оН увидел то, что; как он думал, было Флотом Мэдерлинка, посланным, чтобы помешать его последней попытке спасти положение. Он удивился, что такая концентрация сил была послана к Восточной Стоянке — это казалось слишком даже для такого высокомерного противника, как Мэдерлинк. Но, увидев эти блимпы, он узнал корабли Мэдерлинка!

Но после этого он вообще запутался. Он помнил, что довольно долгое время не мог понять, почему на лицах жителей маленького городка появилась радость. Даже когда он увидел в корзине вражеского блимпа лицо улыбающегося Рааба, долго не мог поверить, что это был не выверт сломавшегося наконец сознания или что это не было последней жестокой шуткой Судьбы или всемогущего врага.

И до самого конца компании, пока ситуация полностью не прояснилась, его не покидало чувство совершенного изумления.

Бой в Столице был коротким и жестоким. Окруженные на земле и атакованные с воздуха дьяволом во плоти, который привел блимпы Мэдерлинка, бунтовщики быстро поняли, что сопротивление бесполезно, и сдались.

Но каким-то образом — они так и не узнали как — небольшая группа людей, возглавлявших бунт, ухитрилась просочиться через линию обороны вокруг Правительственного здания. Среди них был и Ольвани. Они взяли с собой заложника — президента Вольфана.

Они так и не узнали, кто на следующий день убил Ольвани. Возможно, это был один из его последователей, по горло насытившийся фантастическими планами Ольвани. Вольфан, которого вскоре отпустили, тоже этого не знал. Тело обнаружил офицер Флота, обыскивавший пустые дома на Эрлингтон-Авеню. Клайн (его ноги снова служили ему, хотя в них еще чувствовалось онемение) ходил туда, чтобы увидеть труп.

Несколько дней спустя он рассказывал об этом Лайле Джеран, навестив ее, чтобы порадовать вестью о сыне, который увел Флот к Оркету для поддержки вспыхнувшего там восстания, пока Мэдерлинк был еще слишком дезорганизован, чтобы подавить его.

— Ольвани закололи в спину, — говорил он, — но никаких признаков борьбы не было. Он лежал лицом вверх с открытыми глазами. На его лице было странное выражение. На нем читалось изумление, недоверчивость и… ну, обида, что ли, словно он внезапно почувствовал, что Судьба изменила ему, но никак не мог этому поверить.

Лайла маленькими глотками пила чай, а Клайн пускал клубы дыма из своей трубки (перед уходом на Оркет Рааб сунул в руки адмирала два маленьких пакета, — чай и табак — обнаруженных им на борту одного из захваченных блимпов).

— Странно, — продолжал Клайн, — но на его лице не было даже признаков гнева или вины, только болезненно недоверчивый взгляд мертвых глаз. — Он снова выпустил клуб дыма. — Я даже посочувствовал ему. Проклятье, он лежал такой маленький и беспомощный!

Лайла поставила чашку на стол и посмотрела на него с некоторым беспокойством.

— Альберт… вы знаете, что он однажды делал мне предложение?

— Нет, — он ошеломленно взглянул на нее. — Он? Вам? До того как вы вышли замуж?

— Конечно, глупый! Раньше, чем я встретила Роула, и даже раньше, как я думаю, чем встретила вас.

Он покачал головой.

— Ну, тогда, вероятно, он был только студентом, не имеющим за душой ничего, кроме крошечной фермы, которую в какой-то день он мог унаследовать у своего отца. А вы были, ну… Королева Столовой Горы! Как же вы отреагировали?

Она вздохнула.

— Конечно, я пыталась быть вежливой, но боялась, что он заметит, что это для меня только развлечение. Я не смеялась над ним, Альберт, честно, нет, но… ну… — Она медленно потянулась за чашкой и сделала глоток чая. — Хотела бы я знать наверняка, что не это послужило причиной, почему он так возненавидел Флот. Мы никогда больше не говорили об этом, хотя не однажды встречались на правительственных приемах. И он… он ненавидел Роула.

— Я не думаю, что вы должны винить себя за это, моя дорогая, — проворчал Клайн. — Он лелеял свою честолюбивую мечту, и кроме этого ничто другое его не занимало. Он, вероятно, даже не помнил, что вы отвергли его когда-то. Ну ладно, я пришел сюда не для того, чтобы говорить о нем. Полагаю, до вас уже дошли сплетни, что Рааб ушел на Оркет?

— Мне кажется странным, что он ушел туда сразу после нашего чудесного спасения. Это было необходимо, Алберт? Как вы думаете, там будет много боев?

— Да, это было необходимо, но я не думаю, чтобы там вообще были бои. На тяжелом грузовом блимпе с Оркета прислали сообщение, что на столовой горе организовано восстание, которое свергло марионеточное правительство, поставленное Мэдерлинком. Вскоре они могут оказаться в такой же ситуации, в какой были мы, то есть будут испытывать недостаток гуано и гелия, а Мэдерлинк находится к ним гораздо ближе, чем к нам. Им потребуется много грузовых блимпов, и они получат их, если предотвратить установление блокады Мэдерлинком. Сейчас для этого самое время. На самом Мэдерлинке тоже возникло что-то вроде восстания — правда, мы не знаем как оно проходит, — и все боевые единицы Мэдерлинка отозваны домой. Разве что в стране ущельев остались небольшие силы, до которых еще не дошло сообщение.

— Выходит, мы остались без защиты? Я слышала, что на Оркет ушли почти все захваченные блимпы и плюс наши собственные, которые еще сохранили способность летать.

— Это не совсем так, моя дорогая. Мы не остались голыми! Но Рааб повел большие силы. — Он попыхивал своей трубкой. — О, в любом случае, вы сейчас мать командира. В его возрасте и с его званием я даже не мечтал о таком. Хотя некоторые офицеры Штаба — те самые, которые раньше выступали против него — предлагают проигнорировать устав и назначить его вице-адмиралом. Они трусливо чувствуют за собой вину и пытаются сделать все, чтобы отмыться. — Он с минуту наблюдал за ней. Она хорошо восприняла это, подумал он. — Лайла, какие планы на будущее? Вы вернетесь в Столицу?

Она посмотрела на него настороженным взглядом, который, как он помнил, всегда появлялся у нее при особых обстоятельствах.

— Я не думаю, что вернусь туда. Во всяком случае, в ближайшее время… Брат Роула сам может управиться на ферме; думаю, что мы с сестрой останемся здесь, в Востокограде. Знаешь, Алберт… здесь есть и другие причины… только вы должны мне пообещать, что не будете вмешиваться.

— Не вмешиваться? Лайла, почему… Она улыбнулась и сказала:

— Настоящая причина, почему я хочу остаться со своей сестрой — в том, чтобы Рааб не чувствовал, себя связанным заботами о своей бедной, старой вдовствующей матери. Сейчас для него самое благоприятное время найти какую-нибудь хорошую девушку и остепениться. Кстати, та девушка, с которой он был на Балу…

— Дочь Мэта Линдера. Почему вы думаете, что я стану вмешиваться; и как?

— Алберт, я не хочу указывать вам, что делать, а хочу только, чтобы вы не отговаривали его от женитьбы.

Он схватил трубку и, скрывая смущение, снова раскурил ее. Представляя себе блестящее будущее Рааба, он не имел в виду жену и детей.

— Лайла, меня немного обижает, что вы думаете…

— Ерунда. Обещайте мне это, Алберт!

Он раздраженно запыхтел трубкой и пробормотал несколько слов так, чтобы она не расслышала. Затем вздохнул и положил трубку.

— Ладно, все нормально. Но будь я проклят, если понимаю, почему женщины всегда помышляют женить мужчину! Вы не можете спокойно смотреть на парня, уши которого находятся в нужном месте и число рук и ног соответствует норме…

Она посмотрела на него лукаво.

— Алберт, вас я никогда не пыталась заманить в ловушку. Он почувствовал, что краснеет.

— Лайла, вы прекрасно знаете, что среди нас самый последний зеленый младший алтерн мог…

Она засмеялась.

— Не надо так выкручиваться, чтобы быть галантным! Я знаю, что вы не были женаты. Признайтесь, Алберт — венчальные колокола не звучали в вашу честь, или я ошибаюсь?

Он почувствовал, как теплая волна прокатилась по его липу, и покраснел еще больше, но тут же заставил себя усмехнуться.

— Ну, в таком случае, вы тоже должны признать кое-что. Вы были наиболее привлекательной девушкой на столовой горе!

— О, в вашей голове всегда было больше гелия, чем в курице, — сказала она. — А теперь серьезно, Алберт — некоторые из вас не хотят связывать себя; и большинство женщин не думают о вас из-за этого хуже. Но муж и семья — самое важное дело в жизни женщины. Если Рааб не захочет, я не стану даже пытаться толкать его на это, но я должна быть уверена, что он не чувствует себя связанным из-за меня. И не хочу также, чтобы вы переманивали его в свой лагерь.

Он вздохнул.

— Я не буду, Лайла, Если быть честным — ну, свобода превосходна и, если бы я получил еще один шанс, то, вероятно, не смог бы жить по-другому, но дожить до старости и не иметь сыновей или дочерей — это не сахар и не пирог с джемом. Человек должен понимать, что единственный путь к бессмертию — дети. Я полагаю, этого достаточно, чтобы составить определенное мнение. Я не буду оказывать влияние на Рааба.

Она улыбнулась и положила руку поверх его руки.

— Благодарю вас, Алберт.

Клайн медленно шел к Восточной Стоянке, размышляя и попыхивая своей трубкой. Он надеялся, что чувства Лайлы не во всем совпадают с ее словами, но в одном она была права — вдова не должна цепляться за своего сына. В любом случае, Рааб, вероятно, много времени проведет вдали от столовой горы. Вместе с сестрой ей будет лучше.

Все складывалось довольно хорошо. Президент Вольфан освободился теперь от давления и стал благоразумнее, а население Лоури, по крайней мере, нынешнее поколение, получило поддержку сильного Флота. Многое надо было переделывать, и у него было несколько новых мыслей, заслуживающих внимания. На следующие несколько лет он, Клайн, мог дать событиям правильный толчок.

Во-первых, они должны более внимательно отнестись к внешним базам столовой горы, как, например, на Медовом острове. Мэдерлинк доказал, что им нужны такие базы. И еще три-четыре базы в стране ущельев. И, возможно, какие-то модернизации в строительстве блимпов — хотя идея кривошипного механизма уже скисла.

Он прошел через ворота, рассеянно ответил на приветствие часового, подошел к административному зданию и по ступенькам поднялся в свой офис. Его ноги сейчас были в довольно хорошем состоянии. Он вообще чувствовал себя хорошо и решил, что отставку можно отложить на пару лет.