Две стороны. Грань правосудия

Глава 5

До отдела мы с Леоном ковыляли, наслаждаясь косыми взглядами прохожих. Точнее, ковыляла я, а Леон восседал на руках, рассыпая землю из чуть треснутого горшка.

Даже не представляю, что могут подумать, глядя на нас: устряпанная с ног до головы девушка-следователь, с подбитым подбородком и стекающей к шее дорожкой крови, которая гордо несет в руках спатифиллум, тоже, кстати, измазанный в земле и грязи. Надеюсь, они посчитают, что я вырвала Леона из лап флородёров. Ну или древнейшего драконообразного на крайний случай. Хотя если вспомнить, на что способны флородёры, то даже самый кровожадный дракон – милая ящерка по сравнению с этими извергами.

Мы с Бираном вели одно дело, в котором группировка с ярким названием «Лилия Смерти» орудовала по району и с особой жестокостью истребляла и без того редкие живые растения. Они не чурались забираться в чужие дома, высыпать землю из горшков в форме причудливых знаков, а у самой зелени вырывали корни, один за одним – чтобы жертва оставалась в сознании и чувствовала боль каждой веточкой, каждым отростком, каждым бутоном.

Возле отдела стояла высокая синяя повозка с замутненными магией стеклами. Видимо, к нам пожаловала какая-то важная шишка. Стараясь не привлекать лишнего внимания, я шмыгнула внутрь и, стремительно проскочив мимо связиста, попыталась незаметно проникнуть в кабинет. Спатифиллум, словно все понимая, тоже сжал все свои лепестки и старался казаться крохотным кустиком, а не пышным цветком.

До кабинета я умудрилась добраться, не напоровшись на начальство и посетившую наш отдел шишку, – сидят, наверное, чаи гоняют. Только хотела перевести дух, отряхнуться от грязи, избавиться от пореза и насыпать новой земли Леону, как вдруг услышала ледяное:

– Доброго вечера, Кира Форн.

Испуганно ойкнув, я развернулась к углу, что справа от входа, и увидела Леннарта Арне собственной персоной. И что только забыл в нашем клоповнике?!

– Здравствуйте, – неуверенно пробормотала я. Леон замер, словно был обычным цветком.

– Не знал, что в районных отделах все настолько плохо, что следователи позволяют себе расхаживать в подобном виде по улицам, – процедил он, пройдясь по мне взглядом. – Или вы не знаете простейших чар очистки?

Да знаю я, все знаю. Просто срабатывают они у меня очень криво. Ошибись я хоть в одном векторе, щеголять мне с огромной дыркой на самом неудобном месте. Ведь с вышивкой у меня все куда хуже.

– Виновата, – вместо этого ответила я, пристыженно опустив взгляд. Вот на кой дладж он приперся к нам в отдел, еще и без предупреждения?! Неужели допроса меня и Бирана с использованием зелья искренности было мало?

– Гляжу, порядком в кабинете вы тоже порадовать не можете? – вскинув темные брови, поинтересовался он.

Еще один воспитатель на мою голову. Привыкший к личной секретарше и протиранию брюк, сидя за бумажками! Поносился бы он сломя голову по району, позаполнял бы бесчисленное количество протоколов, рапортов и прочей макулатуры – узнал бы, что с такой занятостью не до порядков. Вот если бы в сутках было на пару часов больше, а для сна требовалось времени меньше, то кабинет бы был вылизан! Наверное. Но это не точно. Вслух же ничего не сказала, только прошла к собственному столу и водрузила на него Леона. Тот все еще активно косил под неживого.

– Я позволил себе чуть покопаться в ваших делах… – серьезно произнес он. Я хмыкнула, но вовремя осеклась и попыталась скрыть это за кашлем. Вышло, похоже, не очень, – Я сказал что-то смешное?

– Нет-нет, что вы, продолжайте, – ответила я, стараясь не представлять, как Арне выписывает сам себе ордер, сам же оставляет подпись и сам себе предъявляет, чтобы углубиться в наш с Бираном рабочий бардак.

– И не нашел протокола и рапорта о сегодняшнем преступлении с участием отшельников. Где он?

Дладж! В тот момент было немного не до протоколов, а составлению рапорта я предпочла здоровый сон. Ну или болезненное подремывание…

– Более того, – тем временем продолжил Леннарт Арне, – почему мне не было доложено лично об этом, хотя что вам, что Бирану отлично известно, что я курирую все происшествия с участием отшельников?

– Простите, я не думала… – попыталась оправдаться я.

– Вас никто не просит думать! – резко перебил лорд. – Вам просто надо делать. Если уж сами не в состоянии справляться с обязанностями, позвольте другим!

– Простите, мне хотелось уточнить… Если меня никто не просит думать, а лишь делать, то откуда мне надо узнавать о том, чем именно мне предстоит заняться? – очень хотелось заткнуть себе рот обеими руками, но, кажется, меня понесло. – Более того, в следователи берут тех, кому это самое «думать» не пригодится?

– Выговор, – процедил Леннарт Арне, – с занесением в личное дело.

– Прекрасно, – пробормотала я, скрывая раздражение. Интересно, если выговор от настолько высокого начальства, то я вообще смогу задержаться на работе?

– Именно из-за вашей халатности, – продолжил Арне, – безалаберности, безответственности, неряшливости и непроходимой глупости я до сих пор не могу распутать то дело, которое вы вели!

– То есть распутать не можете вы, а глупая я? – сорвалось с языка раньше, чем я его отрезала, искромсала и выкинула куда подальше. Ведь лишь спустя секунду до меня дошел весь смысл сказанных слов. Ужас удушливой волной припал к горлу, ноги стали ватными, а голова – чугунной. Я затравленно ожидала реакции Арне – еще один выговор? Увольнение? придушит своими портками прямо тут? И будет прав, между прочим! Не про портки, конечно, но про выговор как минимум. Не умеешь ты, Кира, язык за зубами держать! Особенно когда вообще надо притвориться тряпочкой! Вот Леон, молодец, даже не шелохнулся ни разу! Вот с кого пример брать надо.

Лорд Арне крепко стиснул губы и прожигал меня взглядом.

– Кира, я вер… – в кабинет влетел Биран, – …нулся. Доброго вечера, лорд Арне. А?..

– Доброго, Биран Лорш. Позвольте узнать, где вы так долго пропадали? Вызовов не было.

– По личным вопросам, – спокойно ответил Биран.

– По личным вопросам в рабочее время? – ехидно поинтересовался Арне.

– Рабочее время бесстыдно забирает время личное, потому я иногда себе позволяю подобную вольность. – Напарник улыбнулся.

– Вы тут совершенно распоясались! – рыкнул Арне. – Следователи непонятно где шляются, после чего появляются в весьма отвратном виде, дела раскиданы, словно драконье дерьмо по полю, половины документов вообще не хватает!

– Мы не были готовы к приходу гостей, – пробормотал Биран. Ну он-то что творит?! Почему не может просто опустить голову в пол и принять все претензии? Буквально в пол.

– Еще и хамство! Неприкрытое хамство… – выдохнул Арне.

– Если речь о деле с детьми, то вот протокол, – внезапно произнес Биран. Я удивленно посмотрела на бумажки, что он протягивал Леннарту. Тот оперся на стол Бирана, вознамерившись прочитать. Пожалуй, если Жорж Жоржастик сейчас укусит лорда за задницу, то я прощу суккуленту все грехи, начиная с сожратых улик и заканчивая постоянным подтруниванием.

– Учитесь, Кира, – кивнул Леннар. – И при этом вы еще и старший следователь? Ваш напарник многим умнее и предусмотрительнее.

Это он сейчас нас стравить пытается? Не выйдет. Слишком просто. Биран тем временем обеспокоенно разглядывал мой костюм и подбородок, взглядом пытаясь спросить, что со мной стряслось.

– Вы же, – продолжил он, – документацию не умеете вести от слова совсем. Лишь парочка верно составленных протоколов по кражам и изнасилованиям. А изнасилование – преступление, придуманное женщинами. – Леннарт недовольно поморщился. – Сперва раздвинут ноги, спровоцируют, а потом кричат «караулбатюшки»!.. Тьфу.

Ярость обволакивала медленно. Проникала в самое сердце. Заливала глаза алой пеленой. Заставляла ногти впиваться в ладони, до крови. Я с ненавистью смотрела куда-то сквозь…

«Не преступление» …

Тук. Тук. Тук.

Сердце заглушало окружающие звуки, вырываясь из ребер, играющих роль тюрьмы.

«Придуманное женщинами» …

Краска приливает к щекам. Такое чувство, что, прислони я к ним палец, тот расплавится.

«Сперва провоцируют» …

Пелена становилась все гуще и гуще, разделяла границу между реальностью и воспоминаниями…

– А еще, а еще… – протянула я, – я с мальчиком теперь дружу! Он бы тебе понравился, Танг очень-очень добрый. Только вот Диране не по душе. Говорила, что скользкий он и взгляд нехороший. Я тогда на нее обиделась…

В ответ тишина. Даже птицы уже не пели свои песни со стрекозами в дуэте. Разве что филин ухал где-то вдалеке. Я говорила на протяжении нескольких часов, без остановок. Язык заплетался, очень хотелось пить, но я рассказывала и рассказывала, глядя на гладкий камень, как в глаза собеседнику. Мне казалось, Она слышит. Слышит и отвечает, просто я глухая.

– Эх, мама-мама, не хватает нам тебя… – я шмыгнула носом, стараясь побороть возникший в горле ком. – Диранка заставила в лицей пойти, говорит, что учиться очень важно. А сама на трех работах впахивает. И так умаялась, что даже сегодня не пришла, с температурой свалилась… Нет-нет, соседи помогают, кто чем может. Но… уже год прошел. Надо как-то привыкать к самостоятельной жизни…

Вдали снова заухал филин. Дладж! Уже так поздно! Сестра, наверное, заждалась…

– Ладно, мамочка, – я с нежностью погладила холодный камень, – я пойду! А то Диранка заругает.

Смахнув слезу, я действительно ушла. Расшвыривая мелкие камушки по тропинке, побрела сквозь лес. Страшно не было, ведь мама наверняка рядом и оберегает. Это только тела перестают существовать, но духи все равно подсказывают верную дорогу. Луна светлой дорожкой освещала путь. Сверху редкими ветками нависали кроны деревьев, создавая замысловатые тени. Одна похожа на злого колдуна в длинной шляпе, а вторая – на чудаковатое животное с горбом.

Внезапно вдали показались три фигуры. Дернувшись от испуга, я попятилась к кустам – лишь бы не приметили. Нечего честным людям так поздно у погоста делать. Я – другое дело…

Напрягая зрение, я увидела, кто именно шел по тропинке.

– Танг! – я с радостным воплем выскочила из кустов. Все трое на секунду отпрянули, испугались. Но, увидев меня, расслабились. Тех двоих, с которыми шел Танг, я не знала. Может, из соседней деревни. Но если сам Танг тут, то бояться мне нечего.

– К-и-ира? – сощурившись, спросил он. – Ты-ы тут что-о делае-ешь?

– Танг, ты пьян? – удивленно прошептала я. Никогда еще не видела любимого в таком состоянии.

– Хех, – глупо усмехнулся Танг. – Ну-у что сра-азу пья… ик… н?! Вы-ыпил маля-ям-с.

– Ладно. – Я помотала головой, отгоняя дурные мысли. Лучше с ним завтра поговорить, а сейчас бежать, а то Диранка заждалась. – Я домой пошла!

– Танг, – внезапно подал голос второй, с длинными темными волосами, собранными в хвост. Не ходят деревенские с такими прическами… – Это что, твоя девушка?

Черноволосый подошел ближе и вперился в меня взглядом. Сердце екнуло, но я постаралась успокоиться. Танг рядом, он не даст меня в обиду.

– Хорошенькая, – он цокнул и ущипнул меня за щеку, – Шарни, ты глянь…И волосы такие длинные…

Второй приятель Танга, похожий на гору, тоже подошел поближе. Густые брови недовольно нависали над глазами, а челюсть ходила туда-сюда, словно тот что-то жевал.

– Ну ничо такая, – низким басом произнес Шарни.

– Танг, а с хорошим что надо делать? – усмехнулся длинноволосый.

– Оберега-ать? – пошатываясь, ответил Танг.

– Делиииться! – торжественно поправил длинноволосый.

Все произошло быстро, больно, страшно, холодно и горько. Танг не помог, просто стоял в стороне и поглядывал с кривой усмешкой. Ни криков, ни мольбы о помощи не услышал никто. Даже мама… Хотя мне так хотелось верить, что она поможет. Раскидает этих мразей. Или позовет на помощь.

Глотая слезы, я кое-как доковыляла до дома. Горел каждый участок тела, но самая разрывающая боль была внутри. Танг… Как ты мог?!

Окна дома смотрели на меня безжизненными пустыми глазницами – свет не горел, а значит, Диранка спит. Не дождалась. Но, может, оно и к лучшему…

Дорога расплывалась от слез, а всхлипы потревожили дворового пса. Но, по запаху узнав меня, он завилял хвостом и вывесил набок язык. Уйди, Лёки, не до тебя сейчас…

Войдя в сарай, я доковыляла до ящика с инструментами. Тугая веревка лежала сверху. Не хочу жить… Танг… Как ты мог?! Чем я это заслужила?! Что я сделала не так?..

Руки не слушались, веревка выпадала из рук. Разозлившись, я с силой кинула ее в стену и вновь разрыдалась. Сильно укусив себя за руку, я пыталась заглушить звук. Не хотела, чтобы Дирана знала. Не хотела, чтобы вообще кто-либо знал… Этот темнявый наверняка из знати, ему вообще ничего не будет! Скажут, что сама виновата, нечего ночами шастать! Ненавижу! Его и его дружка! Но больше всех ненавижу Танга!

Бессильно выдохнув, я опустилась на корточки. Не хочу жить… Откинувшись назад, ударилась головой о стену. Боли не почувствовала – да и хватит ее с меня на сегодня. Ударилась еще раз, но намеренно.

Не хочу! Не хочу! Не хочу!

Он стоял и смотрел. И эта усмешка… Вовек не забуду эту усмешку.

С ненавистью стиснув губы, я почувствовала, как по подбородку что-то потекло. Вспоминая, как его трогали эти грязные пальцы, эти мерзкие слюнявые губы, я вскочила. Выбежав во двор, я двинулась к огромной бочке с водой и принялась умываться. Ледяная вода опалила кожу свежестью, но я с остервенением черпала и поливала себя.

Я грязная.

И лишь когда черпалка стукнулась о дно бочки, а я сама уже наполовину туда залезала, чтобы достать воду, нахлынуло спокойствие.

Вдали показалась тонкая линия рассвета. Уже подкукарекивали первые петухи…

Нет, никто не должен узнать о моем позоре. Но… тогда они останутся безнаказанными? Впрочем, они и так останутся безнаказанными… В прошлом году Шона плакалась, жаловалась, но все равно сказали, что она сама виновата. И тут так будет, и осуждать будут, и за спиной шептаться, а может, кто осмелится и вслед плюнуть. Да и что сестра почувствует, уйди я за матерью?..

Ну уж нет…

Тихонько зайдя в дом, я проскользнула в свою комнату и стянула вещи. Напялив дурацкий свитер под горло и длинную юбку, вывесила мокрую одежду за окошко. Когда она подсохнет, можно будет ее сжечь. Насухо вытерев полы, направилась на кухню и принялась за готовку. Нет, сестра не узнает. Никто не узнает. Но… но я хочу наказывать таких мразей.

– Ты чего так рано вскочила? – раздался сонный голос сестры позади. От неожиданности вздрогнув, я уронила нож. – Вот кулема!

– До… доброе утро! – тихо поздоровалась я, оборачиваясь.

Вглядевшись в мое лицо, Дирана произнесла:

– Ты что, вообще не ложилась? И опять рыдала?!

– Не рыдала я, – поспешно ответила я.

– А то я не вижу, – буркнула сестра, присаживаясь за стол. – Прости, что с тобой не сходила. Я тоже по маме скучаю…

Мама… Кажется, с нашего с ней разговора там, у могилы, прошла целая вечность.

– Угу, – все, что я смогла из себя выдавить.

– Что у тебя с губой? – внезапно спросила сестра, расчесывая пальцами длинные темные волосы с завитками книзу. Такие же, как у мамы были.

– За ветку зацепилась, – тихо ответила я, стараясь никак себя не выдать. – Диран… Я больше не хочу в лицей ходить…

– Опять ты начинаешь, – поморщилась сестра. – Это даже не обсуждается! Если ты не получишь образование, то так всю жизнь и просидишь в этой дыре!

– Нет, нет… Ты не поняла, – пробормотала я. – Я хочу в столицу ехать… В академию поступить. От меня тут все равно никакого проку, да и тебе мешаю с Ларком. Я ж знаю, что вы давно уже обвенчаться хотите, но из-за меня…

– Не мели чепухи, – строго одернула Дирана. – То есть… Если ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочешь в академию, но не ради меня, а ради себя, то хорошо… Но если…

– Ради себя, – закивала я, – хочу стражем стать, или следователем, или судьей… Куда поступить удастся. Я понимаю, что это затратно. Потому давай я пока оставлю лицей, буду работать, готовиться к поступлению…

– Кир, – мягкая теплая рука коснулась моей. Я инстинктивно дернулась. – Что с тобой?

Внимательный взгляд Бирана напротив.

– А? Прости, задумалась, – ответила я. – А куда этот делся?

– Этот забрал протокол осмотра и ушел, – мрачно усмехнулся Биран. – Кажется, его сильно смутил твой ступор. Так что возьми на вооружение.

– А протокол-то откуда? – поинтересовалась я, унимая дрожь в руках и проходя к столу.

– А я к отделу подошел и повозку увидел. Решил, что по нашу душу. Уж слишком плотно лорд Арне взялся за отшельников. Забежал в подворотню и начеркал по памяти, стараясь вспомнить все возможные детали.

– Здорово… – протянула я. Внезапно на мою руку опустился тонкий зеленый стебель. Леон ласково поглаживал пальцы, всеми бутонами источая сочувствие. Кажется, он чувствовал себя виноватым. Глупый, ты-то тут при чем?