Дверь за Майклом закрылась. Я не стал оборачиваться ему вслед или выглядывать в приоткрываемый проём, чтобы выяснить, что происходит там, в коридоре, а, пока не пришёл дежурный коп, решил воспользоваться свободной минуткой и наскоро переосмыслил своё положение.
Итак, что мы имеем?
Обо мне знают спецслужбы, однако руки не крутят и вообще, делают вид, будто я им не слишком интересен. Враньё. Посёлок, в который меня привезли — не того пошиба, чтобы иметь отдельного безопасника, а уж тем более целый отдел СБН. Тут — периферия, задворки, окраина, о которой вспоминают только во время выборов, край простоватых реднеков(*) и безамбициозных людей. Прочим здесь душно и тесно.
Получается, Майкл сюда приехал сознательно и целенаправленно, едва прослышав о происшествии на дороге и узнав из сводок мой позывной. Имя и фамилию я никому не называл, в воинском ID они не фигурируют, а этот гражданин прекрасно осведомлён, кто прячется под кличкой «Маяк».
Крот в «Титане»? Вряд ли... Иначе бы так открыто со мной не общались. Крот — это первое, на что можно подумать. Ну или провокация. Ладно, оставлю эту загадку бригадным умникам. Майкл прав — о разговоре я однозначно доложу, в подробностях...
Перейдём к следующей непонятности: зачем он упомянул Хлюпу? Продемонстрировать информированность? Намекнуть, что факт избиения незадачливого торговца оружием зафиксирован, задокументирован и ждёт своего часа? Использовать рычажок, чтобы подтолкнуть несговорчивого Вита Самада к нужному выбору? Завуалированно поугрожать?
Скорее всего, всё вместе. Сказано по принципу: «умный поймёт».
Я понял, спасибо. Намёк оценил, возможные последствия учту обязательно.
Дальше ход его рассуждений вывернул к тому, что меня могли подставить свои же. На это безопасник особо упирал, разжёвывая, нагнетая, анализируя, и делая, в общем-то, верные выводы по одним лишь косвенным данным. Их всего-то — расписание моей службы за последние сутки да хронология телефонных переговоров с ответственным.
По логике Майкла, торчание у якобы поломанной фуры, как и краткие беседы с начальством, не позволяли мне получить достойного инструктажа и все мои действия происходили вслепую, основываясь исключительно на полученных приказах. Взяли ублюдки-титановцы молоденького новобранца, посадили в машину безмозглой наживкой, и принялись творить злодейство, провоцируя неизвестно кого на нападение.
В пользу этой версии говорило и то, что ехал я в полной форме, с шевроном подразделения на плече, который прекрасно просматривался в боковое стекло. Кому надо — разглядел бы без особого труда.
Можно, конечно, приплести в качестве контраргумента Стана с Минусом. Будто бы они передали мне распоряжение на словах и всё такое, но я бы на подобное не рассчитывал. Ранее мы знакомы не были, служим в разных батальонах, общего — ничего. С какой радости Маяк их должен слушаться? Потому что они так сказали? Нет, такие схемы работают по-другому, и Майклу об этом известно.
Опять же, безопасник бил практически вслепую. Ничего не утверждал, ничего не требовал, просто освещал происшествие слегка предвзято, стремясь посеять сомнения в моей душе. Верить или нет — моё право и мой выбор. Однако красиво разложил, не спорю. Стройно, без пробелов.
Но не полностью... Кое-чего он не смог узнать и просчитать.
Только я ему об этом не расскажу.
***
... Закончив инструктировать, Махао подобрался, пристально посмотрел мне в глаза.
— Маяк, — необычно серьёзно начал он. — На машину могут напасть бандиты. Ты можешь погибнуть. Это не шутка, не проверка и не плод моего воображения. Потому предупреждаю честно и заранее. Боишься — не садись. Уходи из «Титана».
Я опешил.
— Мне сказали...
— То, что можно говорить по коммуникатору, — перебил вербовщик. — А я передаю подробности. Да, по подписанному тобой контракту ты обязан прыгнуть в эту тачку и ехать в расположение. Да, бригада тебе ничем не обязана и да, имеет все основания требовать безоговорочного подчинения. Всё так. Но мы — не уроды, людьми не разбрасываемся. Честно предлагаем отказаться, если не готов собой рискнуть.
— Кто нападёт?
— Могут напасть, — поправил меня Махао. — Могут. В соотношении два к трём.
— То есть, с большой вероятностью?
— Да. Поэтому спрашиваю — ты готов? Если нет — то едешь с нами, сдаёшь мне оружие и валишь ко всем чертям. Если да, то забрасывай барахло в салон.
Вилка... Уходить мне некуда, но и в машину лезть не хотелось до трясущихся поджилок. И о подробностях не спросишь. Сказано предельно чётко — от меня ждут или "да", или "нет". Остальное потом, в зависимости от озвученного ответа.
Из минивэна, напоминая о себе, посигналил Минус. Убедившись, что привлёк внимание, он призывающе взмахнул рукой, рекомендуя вербовщику поторопиться.
— Маяк, определяйся, — потребовал Махао, игнорируя пожелание моих бывших попутчиков.
Спокойно потребовал, без давления. Будто устал ждать.
Куда я денусь... С момента подписания контракта я себе не принадлежу, да и сбежать всегда успею. Переклинит в пути — брошу машину, и в поля. Винтовку утоплю. А скрываться — мне не привыкать, кое-какие навыки приобрёл.
В полном молчании закинул рюкзак на заднее сиденье. Повернулся к вербовщику. Тот прищурился с непонятным выражением на физиономии — то ли одобряющим, то ли разбойничьим, но, в общем, однозначно бодрым.
— Запоминай. Наша машина поедет следом, слегка приотстав. Камера заднего вида и регистратора твоей тачки связана с моим коммуникатором, так что при попытке тебя догнать или подрезать — заметим, примем меры. Если такое случится — не вздумай гонки устраивать. Уводи автомобиль в поле. На его сохранность забей. Твоя задача — уцелеть и отдалиться от преследователей. Хоть на колёсах, хоть бегом. Начнут палить — постарайся пригнуться, а лучше до этого не доводи. Сваливай сразу.
Тогда я не понял, для чего мне нужно отдалиться. Дошло позже...
— Самый опасный участок перед прифронтовой линией. Но бдительности не теряй, всякое может случиться и на более раннем отрезке... Двигаться будешь со скоростью сто — сто двадцать, больше системы безопасности автомобиля разгоняться не рекомендуют. После ста пятидесяти рискуешь потерять управление на съезде. Дальше постарайся спрятаться за кузовом. Остальное — наше дело. Главное, следи, чтобы не подрезали и не вели прицельный огонь. Ну и выживи. Вроде бы всё... Удачи!
Дружески хлопнув меня по плечу, Махао уже сделал шаг к минивэну, когда я поинтересовался:
— Это из-за меча?
— Нет. Но так надо, — ограничился он невнятным полулозунгом и рыкнул, давая понять, что более я ничего не добьюсь. — Поезжай, Маяк. Жарко становится.
***
О ходе поездки я честно рассказывал всем заинтересованным лицам. Ни капли не соврал, особенно в эпизоде, когда неподалёку от меня начали взрываться машины. Страху натерпелся — не передать...
Но упустил ещё кое-что, незначительное. Всего лишь две минуты из моей жизни.
***
... В носу пекло от шваркнувшей по нему подушки безопасности, на губы струйкой побежала солоноватая, тёплая кровь.
— Покиньте автомобиль. Если у вас нет такой возможности, не впадайте в панику. Необходимые службы уже оповещены, тревожный сигнализатор включён. Сохраняйте спокойствие... — умная программа, убедившись, что движение транспортного средства закончено, сама отстегнула ремень безопасности и разблокировала двери, давая водителю дополнительную возможность выбраться из салона.
— Ё... — вырвалось из лёгких, когда я боком выпал на траву и на всех парах пополз за спасительный кузов, создавая защитную преграду между собой и проезжей частью.
Про винтовку не забыл. Однако, несказанно обрадовавшись, что моя попорченная легковушка стоит как ей и положено — на колёсах, предпочёл извлечь оружие с пассажирской стороны, а не маячить филеем в чужих прицелах, рыская по салону.
Для успокоения зажал одну из гранат в ладони. Теперь можно и голову от земли поднять, и с особо надоедливыми в войну побаловаться. Кидаю я неплохо, кого-то да задену осколками.
— Маяк! Цел?!
Кричали от дороги, но кто — не разобрал. Да и не особо старался, если честно, сконцентрировавшись на оставшемся внутри оружии.
Пассажирская дверь, как и водительская, оказалась открыта согласно какому-то из аварийных протоколов автомобиля. Едва взялся за ручку, и на меня практически упала моя винтовка, пристрелянная и надёжная. Гранату — в карман, приклад — к плечу. Не высовываясь, попробовал осмотреться из-под днища автомобиля. Чепуха получилась. Дорожное полотно выше уровня земли, потому через ограниченное по высоте пространство удалось разглядеть лишь гравий откоса.
Перекатился, опасаясь подолгу задерживаться на одном месте.
— Маяк! Ты живой?! — снова донёсся голос. — Это я, Махао!
Сомневаясь, я осторожно высунулся из-за багажника. Действительно, он. Рядом с незнакомой, большой машиной с тонированными стёклами. Стоит, смотрит в мою сторону, напряжённый.
— Не вздумай стрелять! — вербовщик развёл руки в стороны, и, заметив меня, с облегчением добавил. — Жди копов! Про нас — молчок! Про нападение — рассказывай! Требуй руководство! Побольше скандаль! Медицинская помощь нужна?
— Нет!
— Тогда мы валим! — выкрикнул он, впрыгивая в автомобиль.
Кто сидел за рулём, сколько народу скрывалось внутри — я так и не узнал.
***
— Проходите, — дежурный полицейский впустил в помещение двух лощёных мужчин в великолепных костюмах, белоснежных рубашках с галстуками в тон, и с кожаными, дорогими портфельчиками в руках. — Если что-то понадобится — зовите.
— Разумеется, — мило улыбнулся один из визитёров, по-хозяйски занимая свободный табурет и доставая навороченный планшет с выдвижной клавиатурой.
Второй остался стоять, изучая мою потрёпанную фигуру.
— Мы представляем адвокатскую контору, обслуживающую интересы добровольческой бригады «Титан», — назвался сидящий. — Для начала предлагаю устроить сеанс видеосвязи с вашим командованием, где вы получите все необходимые подтверждения для дальнейшего ведения нашей деятельности.
Пока он проговаривал это, на экране повёрнутого ко мне планшета появился лично комбат, кратко подтвердивший полномочия людей в костюмах.
А дальше началась невообразимая карусель из официальных заявлений, умных формулировок, ссылок и отсылок на законы, инструкции, подзаконные акты, уставы, правила, дополнения, параграфы, подпункты, и прочие невообразимые порождения юридического крючкотворства. При этом адвокаты запретили мне даже чихать без согласования с ними, настойчиво рекомендовав сидеть в уголке и не отсвечивать. Я слушался.
После прибыла военная полиция, на которую сходу накинулись платные защитники, требуя справедливости с признанием невиновности для вполне конкретного меня. Те сомневались, но потихоньку шли на попятную. Пара в костюмах своё дело знала на «отлично» — не давала никому продохнуть, засыпая всех вокруг сложнопроговариваемой казуистикой и беспрестанно тормоша уточнениями да придирками.
Особенно доставалось полицейским экспертам.
Расходившиеся мужчины чуть ли не силой вытряхнули из них заключение о том, что в смывах с моих рук остатков, а равно и следов, пороховых и взрывчатых веществ не найдено; что оружие не применялось и что боекомплект по численности и наименованиям соответствует цифрам в справке, полученной из штаба бригады. С этим документом они, словно с флагом, допекали всех и каждого. Выбили и протокол осмотра моего бронежилета, осатанело тыкая пальцами в след от пули. Их обличительные, безапелляционные голоса заставляли ёжиться весь участок.
Даже задержанные сидели в своих камерах, боясь лишний раз вздохнуть.
— Откуда наш клиент может знать, почему сгорели чьи-то автомобили?! — возмущались адвокаты. — Вот документ, что он к этому не может быть причастен! Он к ним и близко не подходил! Ведите следствие! Ищите!.. Мы не допустим!.. Что значит «мог видеть»?! Кого? Каких нападавших? Вы, господин полицейский, наверное, плохо понимаете, что случилось! Откройте протокол осмотра автомобиля «Титана», посчитайте количество пулевых отверстий!..
От их кипучей деятельности разыгрывалась мигрень.
... Ближе к обеду меня перевели в один из рабочих кабинетов полиции, угостили кофе из стоящего в холле автомата.
Ну а ещё через часок, к всеобщему удивлению, прибыл командир батальона. Суровый, подтянутый, решительный. Переговорив с адвокатами, он наведался к начальнику здешних копов, вскользь пообщался с военными представителями правопорядка, внимательно осмотрел мою подлеченную ногу и почти матом, на грани приличий, высказался по поводу отказа в госпитализации раненому бойцу.
Вокруг словно торнадо бушевал. При этом я находился в самом его эпицентре, целый и почти невредимый. «Титан» добросовестно отрабатывал постулат «своих не бросаем и не сдаём». Я, похоже, свой.
***
В расположение вернулись к самому ужину. Ехали с комфортом, на командирском внедорожнике — большой и угловатой машине с пулемётным куполом на крыше. Мой автомобиль самостоятельно добраться не смог — что-то повредилось в ходовой, и его должны были потом притащить на эвакуаторе.
В прошлом остались и адвокаты, прибывшие, оказывается, на дорогом частном вертолёте (эта новость только подняла градус моего уважения к бригаде), и протоколы, и прочая суета. При явном давлении юристов и неявном «Титана» меня отпустили «под личное обязательство», согласного которому я был обязан примчаться в полицию или к судье по первому требованию.
Ага, всё брошу и побегу. Наплевав на приказы со службой. Об этом, похоже, подумали все, подсовывая мне документ на подпись, но вслух никто ничего не сказал. Исполнили обязательную процедуру — и с облегчением избавились от меня, точнее, от защищающих меня сил.
С мечом, правда, некрасиво получилось. Вместо торжественного вручения подарка, вместо приличествующих моменту поздравлений и пожеланий всё свелось к тому, что начальник местечковых копов, плюхнув на стол перед командиром батальона футляр, для протокола вытребовал у него подпись о получении. Комбат в положенной графе оставил автограф, молча забрал презент и, едва взглянув на него, приказал убрать оружие в багажник автомобиля.
Даже мне стало обидно за подобную несправедливость. Полицейский, сука, знал ведь, кому предназначается подарок. Мог бы и мне отдать, по-тихому. Тем более, что изымал он меч как раз у добровольца Маяка. Мстил за то, что руки коротки и не может спихнуть дурно пахнущее, бесперспективное дело военным коллегам? Наверняка. Вооружённые нападения в немилитаризованных зонах — чистой воды уголовщина, подследственная полицейскому ведомству.
Визитку, полученную от Майкла, я передал, едва забрался в командирскую машину. С пояснениями. Выслушав краткий доклад о беседе с безопасником, комбат молча убрал карточку в карман, активировал рабочий терминал и погрузился в текущие дела, сосредоточенно морща лоб при чтении служебных файлов. На этом общение с руководством и закончилось. Водитель помалкивал, музыку не включал. Я тоже старался не мешать начальственным мыслям.
Уже на подъезде к пункту дислокации комбат отвлёкся от экрана, взглянул на меня:
— Сдашь оружие, зайди к медикам. Потом к психологу. Расскажешь ему все детали.
Так и поступил, не забыв заскочить в столовую и прихватить с собой пачку галет. Перед сном съем, с утра во рту ни крошки.
Мозгоправ уже ждал меня.
— Входи, Маяк, присаживайся, — он добродушным кивком указал на стул для посетителей. — Как самочувствие?
— В норме, — скупо отреагировал я на заботу, присовокупив. — Надо к интенданту зайти, брюки новые получить. И броник чтобы посмотрели.
Взгляд хозяина кабинета скользнул по моей подпорченной ноге, а губы изобразили подобие улыбки:
— С утра получишь, поздно уже. Бронежилет оружейники тоже завтра глянут… Кофе хочешь?
— Лучше чаю. Я кофе за сегодня обпился.
Аппарат для напитков стоял тут же, на отдельной тумбе, и пока психолог возился с чашками, я наблюдал за процессом, попутно изучая собеседника в привычной для него среде обитания.
Худ, строен, форма сидит ловко, по уставу, кулаки крепкие. Не молод, но и не стар. Морщин почти нет, однако возраст чувствуется. Движения точные, выверенные, экономные — в этом он здорово напоминал сержанта Бо, человека тёртого и самодостаточного. Полностью спиной ко мне не поворачивается, постоянно держит в поле зрения. Тоже половину жизни в погонах провёл?
А почему нет? Слишком много в нём от профессионального офицера. Того самого, строго-основательного, неуловимо отличающего военных со стажем от остальных мужчин, пусть и наряженных в форму изворотливыми причудами судьбы. Такому в бригаде самое место, если с предыдущей службой пришлось расстаться. Слишком органично он вписывается в общую атмосферу, будто продуманная конструкторами деталь сложного механизма.
Ни имени, ни фамилии не использует, прямо как я. Только позывной, да и тот необычный — Кано. Что это слово обозначает — узнать не удалось, хотя из любопытства и искал ответ в сети. Скорее всего, понятная только ему аббревиатура или пустой набор звуков, понравившийся из-за звучности произношения.
— Принимай, — горячая чашка возникла перед моим носом. — Осторожно. Горячее.
— Благодарю.
Чай зашёл на ура. Терпкий, душистый, с примесью чуть горьковатых трав и мятным ароматом.
Вернувшись за стол, на законное место, мозгоправ понемногу прихлёбывал свой кофе, храня молчание. Не торопил с расспросами, давал расслабиться. Когда чашка показала дно, я сам завёл беседу:
— С чего начинать?
— С того, как выехал с заправки, — немедленно ответил Кано. — Постарайся ничего не упустить...
***
Обсуждение моих коротеньких приключений надолго не затянулось. Собственно, там и рассказывать особо было нечего: ни в чём не участвовал, почти ничего не видел. На безопаснике задержались подольше. Психолога не то чтобы слишком взволновал факт вмешательства СБН во внутреннюю кухню «Титана», но настороженность вызвал. Беседу с Майклом пришлось пересказывать чуть ли не в лицах.
— Визитку вручил? — после третьего повтора рассеянно переспросил батальонный мозгоправ, думая о чём-то своём.
— Да. Комбату отдал.
— И историю рассказал про то, как мы из тебя мишень делали?
— Рассказал.
— Ты поверил?
— Не совсем. Я в ту машину сел сам, без принуждения.
Отвечал чистую правду, ни на мгновение не забывая, кто сидит передо мной и какой властью он наделён. Врать — себе дороже.
— Почему? — тон Кано не менялся, оставаясь всё таким же невнимательным. — Адреналин любишь?
— Не-е... — я отрицательно замотал головой. — Мне допинг не нужен. Приказ выполнял.
— Да ты что! — неискренне поразился он. — И сбежать не хотелось? От страха?
— Поначалу. Потом поуспокоился.
Палец хозяина кабинета начал отстукивать мерную дробь по краю давно остывшей чашки.
— По существу, этот Майкл не врал... Про деньги, подготовку и дальнейшие события сообщил довольно точно. Деньги поехали в другой машине. А тебе, Маяк, действительно отвели скромную роль мальчика для битья. Удивлён?
— С чего бы? Я ещё на вербовочном пункте прекрасно понял, во что вписываюсь. Там подробно объясняют. С картинками.
— Идеальный рекрут, — в голосе мозгоправа зазвучал неприкрытый цинизм. — Сказали — пошёл, приказали — умер... У тебя что, мозгов совсем нет?!
— Есть.
— Тогда вернёмся к ранее заданному вопросу, на который я хочу услышать предельно честный ответ. Почему ты сел в машину?
Въедливый какой...
— Мне некуда идти. Меня ищет полиция. Мне нужна новая жизнь, чистая. Она для меня важнее любых денег. Бригада может предоставить такую возможность. За это, как я понимаю, надо платить преданностью и смелостью, — от количества произнесённых личных местоимений запершило в горле, помогли остатки чая. — Поэтому я и сел в автомобиль.
— Достойная мотивация, — Кано, наконец-то, отвязался от чашки. Признаться, постукивание уже начинало бесить. — Понятная. Будем считать, что убедил... Отомстить хочешь?
— Кому?
— Тем, кто приказал тебя убить.
— Зачем? — я действительно не понимал, к чему подталкивает меня психолог. По заверениям безопасника, «Титан» получит свои деньги в любом случае, а устраивать кровавую вендетту — не в стиле бригады. У этой организации в приоритете целесообразность поступков и практическая выгода. Сейчас же — не пойми что.
— Ты серьёзно? Всех прощаешь? Пацифист, что ли? Или сторонник теории непротивления злу?
— Я ни на кого и не злился. Исполнители мертвы. Заказчики, сдаётся мне, сильно пожалеют о содеянном.
— А если прикажут?
— Прикажут — выполню.
Сделав брови домиком, Кано вернулся к постукиванию по чашке и надолго замолчал. Явно анализировал меня и моё поведение. Классифицировал, структурировал, проводил аналогии с основными человеческими типажами, фиксировал отличия. Параллельно делал выводы из открытого намёка СБН на их осведомлённость.
Неожиданная передышка пошла мне на пользу. Пока психолог размышлял, не надоедая расспросами, я как-то незаметно осознал главное: меня беззастенчиво загоняют в угол, заставляя… так сразу и не скажешь, что. Условия или требования пока не озвучены.
И отвертеться не получится. Майкл станет нагибать со своей стороны, подбирая ко мне ключик. Зря он, что ли, приезжал в участок? Мозгоправ — со своей поднадавит. Он же не просто так про месть интересовался. Проверял, насколько далеко я готов зайти и умело оставлял лазейку, намекая, что пришла пора становиться по-настоящему нужным бригаде, а не болтаться вооружённым экспедитором. По большому счёту, Кано говорил открытым текстом, без околичностей, просто не до конца раскрывал конечную цель.
Готовит к чему-то. Определяется.
Могу спорить, что он вот-вот скопирует приём безопасника — ничего не предлагая, повернёт расклад так, что я окажусь по уши в дерьме. Потом — новая пауза, для закрепления впечатлений. Следом — капля понимания, долька сочувствия, кусочек отеческой поддержки. Но без конкретики.
Дальше начнётся импровизация чистой воды: мне, разумеется, по доброте душевной, укажут спасительную лесенку из зловонной жижи, ненавязчиво уточнив о пустяковой оплате за эксплуатацию. Если учесть, что я тоже умею финтить и что эпизод с моим узнаванием остался несколько в стороне от ушей Кано (не стоит на этом акцентировать внимание, слишком значимой персоной получаюсь), то придётся принимать именно его «помощь» ...
— Прикажем — выполнишь, — прерывая тишину, почти нараспев повторил за мной психолог, шлёпнув при этом ладонями по столу. — Приемлемо. Свободен. Завтра действуешь по штатному расписанию.
Тело отреагировало самостоятельно. Вскочило, заурчав пустым брюхом.
— Можно идти?
— Вали. Мне подумать надо, что с тобой, таким непрошибаемым, делать.
Что же, предложение лесенки, как и байки про яму, пока откладываются. Подождём...
***
С утра я преспокойно вернулся в батальонную колею, вполне довольный собой. Пулевую царапину на ноге признали достаточным основанием для временной отмены занятий по физподготовке, в сопровождение тоже не погнали, пристроив дежурным на КПП.
По армейским понятиям — пост беспокойный, по здешним — почти синекура. Вскакивать при появлении старших по званию не требуется, за исключением комбата или доклада ответственному, визор можно смотреть. Сидишь себе за столом, визуально фиксируешь проходящих, иногда автомобили. На том должностные обязанности и заканчиваются. Разрешения на выход-вход сканирует автоматика, дублируя все действия в бригадную сеть; она же управляет турникетом с воротами, предоставляя проезд с проходом. При любых нештатных ситуациях — уведомляй руководство, снимая с себя ответственность.
Единственный недостаток — отлучаться никуда нельзя. Еду из столовой приносят, посещение санузла только при предварительной блокировке пропускной системы. Но с этим я легко смирился и с наслаждением сидел до отбоя на стуле, кивая проходящим мимо поста. А ещё руководство бригады премировало меня боевыми надбавками за историю с перегоном автомобиля и дополнительным увольнением в ближайший уик-энд, чтобы прогулялся, сменил обстановку.
***
… Жара допекала. Увольнение, едва начавшись, успело поднадоесть и частично потерять освежающий эффект долгожданной свободы. Куда ни пойди — духотища. Прохлада только в оборудованных кондиционерами супермаркетах и прочих местах общественного пользования. На улицах пусто, лишь редкие прохожие торопливо, перебежками от одного заведения к другому, создают хоть какую-то видимость жизни.
Праздно шатаясь и ротозейничая, посетил парикмахерскую, с полчаса проторчал в маленьком кафе, где слопал две порции мороженого. Проторчал бы и дольше, но в помещение начали набиваться суетливые мамаши, договариваясь о проведении Дня ребёнка для их чад.
Дамы, оказались натурами увлекающимися. Не успев как следует поздороваться, они развили такую кипучую деятельность по подбору детских угощений с высчитыванием калорий и согласовыванием меню, что внутри стало жарче, шумнее, чем снаружи.
Ушёл, кисло поблагодарив персонал заведения. В ответ получил вымученную улыбку от администратора и полный боли взгляд повара, вытащенного из кухни для обсуждения пирожных и кремов.
Перебрался в торговый центр. Он тут маленький, в два этажа. Под его гостеприимной крышей уместились продовольственная лавка, магазинчик с косметикой, пяток магазинов с разновозрастной одеждой да стойка кофейни. Народу — не протолкнуться. В подавляющем большинстве — такие же прячущиеся от жары бедолаги, как и я.
У стойки свободных стульев не оказалось, потому, купив себе двойной эспрессо с молоком, отошёл в уголок и, привалившись спиной к прохладной стене, расслабился, лениво размышляя, чем заняться дальше. В расположение возвращаться не хотелось, чего я там не видел? Однако и куда пойти — не придумывалось.
— Привет, Маяк, — негромко донеслось сбоку.
Опачки... Хлюпа, собственной персоной. Помятый, весь какой-то импульсивный, нервозный, с бесновато горящими глазами на небритой роже. Отмазался, выходит, от мамкиных питомцев? (**)
Только тебя здесь не хватало.
— Чё надо? — тихо, чтобы не выглядеть скандалистом, прошипел я.
— Разговор есть.
— Иди на хер, — это было самое мягкое, что вертелось на языке. — Не о чем нам разговаривать.
— Есть! — он без предупреждения вцепился в моё запястье.
Одноразовый стаканчик с кофе дрогнул, и горячая жижа выплеснулась на пол, чудом не угодив на брюки.
— Маяк, прошу, выслушай! — крепкий хват бывшего сослуживца дрожал, точно он припёрся с перепою. — Всего лишь выслушай!
— Не хочу.
— Нет, ты выслушаешь! — получилось громко, на нас стали оборачиваться. Хлюпа, скривившись от собственной горячности, перешёл на полушёпот. — Мне нужно сказать тебе кое-что. Давай отойдём.
Признаться, я заколебался. Как поступить? Устроить безобразную сцену с вырыванием руки, воплями, мордобоем и призывом полиции? Стыдно. Я в форме, при отличительных знаках «Титана», краса и гордость патриотов Нанды... Нужно соответствовать.
А если он меня ножом пырнёт?
А что помешает ему сделать это прямо здесь? Вон, какой он нервный. На грани адекватности.
— Пойдём, — решился я, направляясь к выходу. — На улице пообщаемся.
Коммерсант-неудачник пристроился рядом, не выпуская моей руки. Озираясь, он постоянно сглатывал, дёргая чернявым от щетины кадыком.
Выйдя под палящее солнце, инстинктивно поискал взглядом спасительную тень. Есть! Маркизы над окнами торгового центра. Белые, с декоративными тканевыми свесами. Под ними — никого. Ну, хоть макушку прикроют.
Недопитый кофе отправился в урну вместе с моим добродушным настроением.
— Говори.
— Я тебя искал, — зябко поведя плечами, объявил Хлюпа. — Ждал, когда в город выйдешь.
— Зачем?
— Попросить хочу.
У меня от злости аж челюсти свело. Эта мразь, пытавшаяся замазать меня в своих грехах, ещё и просить смеет? А не жмут ли ему зубы? Клал я на копов, отмажусь... За разбитую харю сильно не накажут.
Наверное, мои намерения слишком явственно читались на лице. Бывший сослуживец сделал шаг назад, выставляя перед собой раскрытые ладони.
— Я заплачу, Маяк. У меня есть деньги.
— Не интересно, — я презрительно сплюнул под ноги. — Ты — последний человек, с кем мне хотелось бы связываться.
— Восемьсот кредитов Федерации!
Уверен, для него это большая сумма.
— Насрать!
— Убедил, — ещё шаг назад, а голос добренький такой стал, мягкий... — Разбегаемся. Но не удивляйся, когда тебя из бригады вышвырнут. Ты меня вынуждаешь...
Блефует, гнида.
— Устанешь выгонять.
— Я и не буду. Болт тебя прогонит. Или кто-то другой из начальства. Хочешь, поклянусь?
Не дожидаясь моей реакции, он щёлкнул ногтем большого пальца по верхнему клыку, а после, этим же пальцем, провёл поперёк горла. — Во! Мне терять нечего, кого смогу — за собой утащу!
Я хмыкнул. Пошёл он, вместе со своими угрозами и обещаниями, по известному адресу.
Тугодумно осознав, что меня не проняло, любитель подпольной торговли сбавил обороты:
— Маяк, дай выговориться. Я крепко влип... Только ты можешь помочь. Больше мне просить некого.
Отчего-то зубоскалить, додавливая морально поверженного врага, не тянуло. Тут или в челюсть, или... Мимо нас прошёл пожилой мужчина, напомнив своим появлением, что мы находимся в центре города и что потенциальных зрителей вокруг более, чем достаточно.
Ограничился банальным:
— Отвянь. Видеть тебя не могу.
— Ты подохнешь, если откажешься, — удручённо протянул он, не двигаясь с места. — И я сдохну.
Угу, прямо ошарашил откровением... Детский сад! То пугает, то просит, то грозит. Окончательно свихнулся?
Истолковав моё молчание как замешательство, Хлюпа осторожно приблизился.
— Я не вру, Маяк. Ты или поможешь мне, или умрёшь.
— Каким это образом? — скептицизм сам пёр наружу. — От старости? Я, вообще-то, с детства в курсе, что все мы смертны.
— Не знаю. Но не так — точно. Тебя убьют.
— С какой радости?
— Видишь ли, дружище, — от такого панибратства покоробило. — В расположении лежит свёрток. Необходимо, чтобы ты его вынес оттуда и передал мне. В противном случае я всё свалю на тебя и скажу, что ты его выкрал. Если побежишь стучать к командованию — мои слова только подтвердятся. И тебе крышка, — он неуклюже ощерился. — Содержимое свёртка стоит столько, что не простят, служи ты хоть в охране президента. Спрятаться не получится. Будут искать. И не только те, кого ты можешь себе представить. Вот так. А теперь, если хочешь, уходи. Я уже пропащий, терять нечего.
Горечь в голосе угреватого недобарыги сменилась равнодушием. И у него получилось меня заинтересовать.
— Что в свёртке?
— Наркотики, — буднично ответил Хлюпа. — Я получил за них предоплату... С меня требуют товар.
Я чуть не прыснул со смеху.
— Откуда у тебя наркотики? Косячок припрятал? Или два?
— Почти. Только в таблетках. На сумму с пятью нулями, — ему тоже стало весело, но как-то не по-доброму.
— Где взял? — в моём понимании, глуповатый Хлюпа и упомянутые цифры не вязались никак. Слишком большая между ними разница.
— Спёр. Из машины комбата. В сопровождение ездил, без тебя, на металлоприёмку. Сунулся в багажник — там сумки. Рядом — никого. Я цапнул пакет, сам не знаю, что на меня нашло... После рассмотрел, что внутри. Несколько таблеток на родину передал, имеются у меня связи... Получил частичную предоплату. Поручились за меня... Только денежки те — тю-тю. Нет их больше. Долги раздал. Товар спрятал в казарме, в душевой. Собирался в ближайшем увольнении передать кому надо, но не успел. Сам помнишь, последние три недели из фур не вылезали, за территорию не выходили... Когда меня прогоняли — хотел забрать. Сунулся к тайнику — а там мужики, из старослужащих, моются после пробежки. Подождать не дали, взашей из казармы выгнали. Теперь ты знаешь... и понимаешь, что будет, если нажалуешься бригадным. Они тебя пришьют только за то, что ты слышал эту историю. Как лишнего свидетеля. Выгонят и шлёпнут, подставят, отправят на передок, а дальше...
Он не договорил, всхлипнул.
— Почему не сбежишь?
— Куда? У меня только родных братьев с сёстрами четверо.
— Обратись в полицию.
— Добровольно всех выдать? С именами и фамилиями? И сколько я проживу?
На риторический вопрос отвечать не стал. Советовать каяться бывшему начальству — тоже. Если это правда, то по головке его не погладят. Ребята в «Титане» жёсткие, к сантиментам не склонные. Вон, как лихо операцию с подставной машиной провернули. Без жалости и моральных терзаний.
Но наркота... Откуда?
— Я каждый день буду ходить у торгового центра, — Хлюпа мазнул тыльной стороной ладони по влажным глазам. — Опасаешься подставы — спрячь, где угодно, сообщи, как угодно. Только выручи. У меня шесть дней осталось... Потом начнётся... Я тебе всё отдам, — он вытащил из кармана смятую пачку кредитов, протянул мне.
Разумеется, не взял.
Недолго думая, достал коммуникатор, быстренько нашёл номер этого дебила, по забывчивости до сих пор хранящийся в памяти устройства. Внёс его в «чёрный список». Начнёт ещё по ночам надоедать.
— Маяк, я не шучу, — Хлюпа тянул на одной ноте, уныло. — На тебя всё свалю.
— Шантажируешь?
— У меня выбора нет, — в который раз прозвучало за последние пять минут. — Я должен.
Вся злость, презрение и отвращение к этому человеку куда-то ушли, сменившись дичайшей усталостью, точно из меня все соки выпили. Даже морду бить расхотелось.
— Иди в жопу.
Посчитав общение завершённым, я отвернулся от бывшего сослуживца и молча пошёл по улице, напрочь позабыв про жару. В спину донеслось:
— У ближней к входным дверям кабинки. Потолочная панель. Она сдвигается.
Ни «извини», ни «так получилось», ни изначально-лживого «буду должен» в конце не прозвучало. Оно и к лучшему, честнее... Даже в такой, коленопреклонённой жизненной позе, Хлюпа сохранил свой жлобский имидж, оставаясь верным древнему лозунгу всех подлецов: «Наш девиз четыре слова: тонешь сам — топи другого».
Хорошая рифма, много объясняющая, особенно когда знаешь, что другой — это я.
(*) Реднек — жаргонное название белых фермеров, жителей сельской глубинки. Примерно соответствует русскому «деревенщина» или «колхозник», но в оригинале может применяться и как ругательное слово наподобие русского «жлоб» или «быдло», и как гордое самоназвание
(**) Мамины животные/питомцы — игра слов в вольном переводе автора: «Mama’s pets» — шутливое прозвище военной полиции, а точнее расшифровка аббревиатуры «M.P.» (military police)