Два шага назад

Глава 22

— Псих! — мозгоправ говорил негромко, уверенно. — Ты что устроил? Проход зачем завалил?..

— Кано, — оборвал его первый номер, морщась, точно вступил в дерьмо, — завязывай. Ты знаешь меня, я знаю тебя. Я тебе не верю. Скажи коротко, что нужно. Да... Не поможет тебе твой диплом психолога. Иногда с людьми следует просто разговаривать, а не изученные методики на них оттачивать. Доходчивей получается.

— Вон ты как... — интонация гостя не изменилась, оставаясь ровной, без агрессии. — Уговорил. Сдавай оружие, разбирай завал, ползи сюда. В штабе к тебе и твоему дружку полно вопросов.

Слушая Кано, сослуживец улыбался, качая головой в такт его словам. Неспешно так, будто комедийное шоу по визору смотрел, оценивая юмор.

Напомнил о себе и Молот.

— Не дурите! Вам же деваться некуда!

— Некуда, некуда, — эхом повторил первый номер, плотнее прижимаясь к мешкам и держа винтовку наготове. Забавный такой: брови домиком, рот приоткрыт — вслушивается. Головы не поднимает, опасаясь пули.

Я хотел составить ему компанию, полагая, что два ствола лучше, чем один, однако выставленная в мою сторону ладонь заставила остаться на месте, сторонним наблюдателем.

Трудно сидеть, не видя говорящего о твоей судьбе человека. Мне нужны его мимика, его жесты, его лицо. По ним я, быть может, увижу свою судьбу, рискну предугадать... что угодно! Пусть ошибусь, пусть сполна рассчитаюсь за ошибку, лишь бы не неведение и глумливо-придурковатая улыбка Психа.

Щелчок пальцев.

— Тихо, — одними губами прошептал товарищ, не отрывая взгляда от тянущегося к водонасосной окопа. — Они скоро уйдут, — и перешёл на нормальную громкость. — Кано!.. Кто? Или как?

К моему удивлению, тот понял, о чём спрашивал батальонный чудик с авторитетнейшей репутацией.

— Командир бригады приказал тебя задержать. Срочно. По непроверенным данным, ты, вроде как, агент безопасников. Больше ничего не знаю. Честно... Это правда?

— Правда, — отозвался сослуживец.

— Почему?

— Из-за наркоты. Тебе не понять. Личное.

— Узнал, получается, — в голосе мозгоправа проскользнуло замешательство. — И про производство?

— В насосной станции?

Вдали засопели, досадливо сплюнули.

— Куда же ты влез, Псих... Выходит, не договоримся?

— Нет. Потому прошу, уходи. Я не хочу тебя убивать.

— Не могу, — донеслось из глубины траншеи. — Приказ чёткий. Живого или мёртвого... Псих, пацана пожалей. Маяк и не жил толком.

Поразительно, но мозгоправ не давил на жалость. Он просто разговаривал со старым знакомым, оказавшимся по ту сторону баррикад и не перечеркнувшим общее прошлое.

Первый номер кинул выразительный взгляд на меня, как бы предлагая обдумать намёк Кано. Я отрицательно хмыкнул. Вместе так вместе. До конца.

А ещё перед глазами встал призрак Ежи Брока. Циничный, жёсткий, хищный, нисколько не испорченный врождённой лопоухостью. Он словно сбросил опостылевшую маску заучки, вздохнул полной грудью, позволяя себе стать самим собой.

На меня бывший товарищ смотрел с несвойственной ему жалостью, как бы осуждая за наивность и желая вдолбить в несмышлёную голову сослуживца азбучную истину бытия: «Люди умеют врать, и убедительно — в том числе. Так-то, придурок».

Да, Брок, ты снова прав. Никто меня не отпустит, потому что мы — проиграли.

Такое случается.

— Не пойду никуда, — ответил я на немое предложение друга. — Мне здесь нравится.

Это услышали и гости.

— Маяк! Не будь идиотом! — вмешался с увещеваниями взводный. — Пообщаемся — и вали на все четыре стороны.

— Боюсь в пути потеряться... До какого кустика доведёте? Лоб дезинфицировать? Или затылок?!

Рассказывать, что я всё не так понял или убеждать меня в обратном никто не стал.

— Ну, как знаешь, — донеслось из окопных глубин. — Предлагаю без глупостей. Гранат у всех полно. Начнём бодаться — поляжем. Мы отойдём, у вас пятнадцать минут на раздумья. Последние!

Обозначив отведенный срок, гости свалили, по-военному отказавшись от долгих прений. Нет — значит нет, и нормально. Результат получен: батальонный художник и его ученик взбрыкнули, поругавшись со здравым смыслом. Можно переходить к следующему этапу.

Прекрасно понимая спокойствие прибывших, я разложил ситуацию по виртуальным полочкам.

Куда отсюда можно уйти, если идти некуда? Впереди — враг с минным полем, сзади — команда по усмирению взбунтовавшихся бойцов, и, опять же, минное поле. Справа и слева — тоже ничего хорошего. Ловушка чистой воды. Посади снайпера повыше да жди, пока головы над мешками покажутся. Никаких рисков.

— Не будут они ждать, — опытный Псих развернулся ко мне полубоком. — Стрелять побоятся. Оттуда, — кивок в сторону вражеских позиций, — ответка себя ждать не заставит. И скандал может случиться. У нас вроде как договорённость о перемирии.

— Тяжёлых пришлёт? В десантной броне?

— Минут через пять. Им пофиг мины. Идти далеко не надо. Метров с двухсот забросают слезоточивым газом — сами выползем. Не сомневайся, припрутся. Детекторы помогут дотопать. По окопу в такой махине не пройти, габариты не те. А побеседовать с нами начальнички, как ты уже догадался, очень хотят. Буквально мечтают узнать всевозможные подробности.

Я, припомнив почти квадратные фигуры Стана и Минуса в битве «при заборе», как прозвал для себя ту провальную операцию, тут же согласился, что в траншее таким махинам не развернуться. Разве что бочком пробираться, попутно выламывая ограждающие проход строительные щиты.

— Тогда почему сразу не пригнали?

— Светить запрещённое вооружение без крайней необходимости? Эти комплекты вроде как под санкциями. Сам же слышал — Кано для начала пытался миром решить... Ты молитвы знаешь?

— Нет.

— А я забыл, — вздохнул первый номер. — Грустно. Нам бы не повредила помощь высших сил. Ладно... запоминай. Вдоль траншеи, слева, имеется полоса шириной в метр. Сапёры оставили на случай, если стенки при обстреле обвалятся, а драпать придётся срочно. Про неё все знают. По ней и убежишь.

— Вдвоём рванём, — угрюмо воспротивился я, переполняясь решимостью.

— Молчи! Доберёшься до насосной, никуда не сворачивай, чеши исключительно по дороге. Зигзагом, приплясом... Дальше сам определишься, как поступать. Наших тут почти нет, позиции вояки держат. Пока разберутся, кто да что — имеешь реальные шансы проскочить. Когда выберешься, в сети войди в облачное хранилище. Логин АртиПсих, без пробелов. Пароль Логоя. Там все файлы, что я назаписывал, пока ты в домике отсыпался по ночам. И номер мамы. Она поможет. Скажешь ей, что я её очень люблю... Держи мой боекомплект.

Он отстегнул от бронежилета штатные магазины, протянул мне.

Я не взял.

— А ты?

— Буду расчищать тебе дорогу. Возможно, умру. Я не боюсь. В конце концов, я на войну за этим и припёрся. Рассказывал же. Не переживай, — Псих попытался говорить мягко, однако получалось у него так себе, на «удовлетворительно» с большой натяжкой, — выжить я всё же попробую. Недаром ты укрытие строил. Если повезёт — отсижусь.

— Допустим... Дальше?

— Не знаю. Так далеко я не заглядывал. Ты о себе думай. Как проскочить, куда спрятаться. Основная цель — добраться до тыловых позиций регуляров. Там затеряешься.

— Оптимистично... Извини, дружище, но сам не пойду. Только вдвоём с тобой. В задницу такое самопожертвование.

В этом я готов поклясться. Не пойду.

По физиономии сослуживца пробежала тень.

— Включи мозг, Маяк! Из нашей пушки я отработаю на «отлично». Накрою по всем правилам — носа не высунут. Тебе проход...

— Нет! — демонстрируя упорство, я уселся на землю и всем видом показал — не сдвинусь.

Псих закусил губу, напряженно о чём-то размышляя. Потом цыкнул с несвойственной ему лихостью:

— Эх... попробуем. Может, на что и пригожусь. Но на многое не рассчитывай.

— Вдвоём нас больше. Вдвое.

Примитивная арифметическая тавтология заставила наставника и друга обозначить слабую улыбку.

Едва я заткнулся, система наблюдения, замерцав сигнальным диодом, вырубилась. Приёмопередатчик отключился, планшет моргнул экраном и доложил, что из электроники ни черта не работает.

Начинается.

Всё по инструкции: любой силовой операции предшествует блокировка или отключение каналов связи у противника, включая стороннюю аппаратуру.

— Ну что, готов? — риторически поинтересовался Псих, передавая мне винтовку, и переместился к лафету, первым делом убрав ограничители угла поворота орудия. Имеются там такие, для безопасности. Без них наша ручная пушка крутится как вертлюг, на триста шестьдесят градусов. — Будем шуметь, насколько сможем.

— Предлагаю, для начала, влупить по насосной.

— Зачем?

— А чего она стоит? И вообще, тебе её жалко?

— Конечно. Людей без воды оставлять — преступно.

Даже сейчас первый номер оставался добряком...

— Тогда возьми чуть в сторонку. Первый залп положи перед нашими, с недолётом. Там Стан с Минусом, неплохие люди. Печально будет их угробить. Пусть спрячутся. А вот машины порти на здоровье. Там нормальных нет.

Сослуживец провёл ладонью по стволу пушки — гению неизвестных оружейников, умудрившись вложить в это простейшее движение массу нежности и надежды. Я всё ждал, что он обратится к ней, как к живой, но настолько далеко его любовь к штатной автоматической стрелялке не распространялась.

— Пр-р-риступим!

Увесистая сталь развернулась на станине в сторону того самого государства, которое мы трудоустраивались защищать с оружием в руках.

— Какие снаряды готовить?

— Никакие. Забирайся в уборную. И мне местечко оставь. Двоим тут делать нечего. Не успеем мы перезарядиться... Когда бежать — поймёшь. Не прощаемся.

Вякнуть что-то в ответ я не успел. Псих, почти не целясь, выпустил вдоль траншеи пять снарядов подряд.

Пушка плевалась исправно, бодро, словно разминалась после долгого бездействия.

— Прячься!!! Ща начнётся!

Орудие уже прокручивалось на сто восемьдесят градусов, начиная ещё в пути отрабатывать по позициям противника.

Залп, залп, залп...

Грохот разносимого кирпича многострадальных двухэтажных домиков, в которых обычно находились наблюдатели из «Юга».

Новый полувиток.

Я перемахнул через груду мешков, совершенно не заметив её, и не придумал ничего лучше, чем приземлиться прямо на брюхо, едва успев откинуть вбок винтовки.

Как же первый номер прав... Лучшего укрытия нам не придумать.

Узкая траншейка, где можно стоять в полный рост, накат сверху, единственный вход завален на восемьдесят процентов. Почти бункер. При неадекватной реакции организма на происходящее имеется биотуалет.

Что ещё надо для счастья? Разве, чтобы этого всего никогда не было.

Залп, залп, залп...

— Псих!

А дальше разверзлись страх и ужас.

Весь мир вздрогнул, возмутился нашей беспардонной пальбой, одновременно ударив в неисчислимое множество барабанов и наковален, но это ему почти сразу надоело.

Играть вразнобой оказалось увлекательнее. Каждый инструмент перешёл к своей, неповторимой партии вселенской какофонии, стараясь выделиться на фоне других собратьев.

Стены тряслись, сверху сыпалась земля, пыль словно материализовалась из ниоткуда, в одно мгновение покрыв спасительный кусочек огневой позиции пыльным туманом.

В горле запершило, дышать стало нечем. Язык будто высушило под здешним злым солнцем. Безудержно тянуло свернуться в три погибели и выхаркать, вырвать из себя саднящее горло.

— Бойся! — через мешки прямо в меня влетел Псих, неудачно впечатавшись каской в мои зубы. Чумазый, с раскрытым ртом, на скуле — кровь.

Я не обиделся. Зубы — это чепуха. Новые можно вставить.

— Цел?!

— Цел!

Облизывая хрустящую от пыли, солёно-вязкую кровь, отполз вглубь, к коробочке биосортира. С тревогой прислушался.

Грохот сменился шелестящими завываниями чего-то, связанного с «залповым огнём». Откуда летит, куда — не поймёшь. Зато с общей топографией — полный порядок. Мы посередине.

Над головой дробно, сливаясь в один непрекращающийся поток ударов, застучали молоточки войны.

Удар — звон в ушах — земля за шиворот, скрипуче стонущие щиты стенок, уют биотуалета, невозмутимо покоящегося на своём месте и будто подмигивающего: «Ну, кто первый не выдержит?»

Прорвавшийся наружу кашель, сопровождаемый грязными, плотными комочками мокроты. Прижатая к себе винтовка, подрагивающий от взрывов земляной пол…

Мою щиколотку дёрнуло — первый номер, не пытаясь перекричать царящий вокруг апокалипсис, хотел мне что-то сообщить.

— А?! — проорал я, разворачиваясь к Психу и пуча глаза от абсурдности происходящего. Тут смерть вокруг, тут...

В ладонь мне ткнулся влажный, измятый кусок ткани, бывшей в недалёком прошлом майкой товарища, а палец другой руки указал на подобие платка, защищающего его дыхательные пути.

Дошло!

Сложив пополам, набросил пахнущую потом и гарью тряпку на рожу, упрятав под неё нос и рот. Дышать стало тяжелее, но рассудок подсказывал: лучше стабильно-тяжело, чем вновь полное горло пыли.

Шарахнуло совсем рядом. Мешки, закрывавшие вход в убежище, подпрыгнули вместе с нами, запахло горелым, слух исчез, пугая до жути ватной тишиной и сменой восприятия.

Что могло гореть в нашем изуродованном обстрелом обиталище — я и близко не представлял. Может, какая-то проводка?

Псих показал на уши, после развязно взмахнул ладонью, рекомендуя этим жестом «забить и не париться по пустякам».

Внезапная неполноценность показала мне во всей красе, что бывает, если человек лишается одного из органов чувств. Глаза, привыкшие работать в неразрывном тандеме со слухом, почти ни на чём не могут задержаться, постоянно перемещая фокус зрения в хаотичном порядке. Словно утерянное ищут, и никак не найдут.

Похожее я уже испытывал. Давно, в столовой, вместе с Ежи, Сквочем и Чжоу... Но разница есть. Теперь я боюсь, по-настоящему боюсь, а не трясусь от страха.

Наверное, с возрастом и таким ненормальным образом жизни я постигну секрет, как вообще не бояться. Научусь контролировать себя, усилием воли подымать с душевного дна отвагу и смелость, максимально корректно вздрагивать при очередном разрыве, не истеря и не царапая ногтями грунт.

Наверное... Но пока всё, на что меня хватает — бояться молча, не позориться перед товарищем и не скатываться до постыдного паникёрства.

Прогресс налицо, биосортир тому свидетель. И контузия. Лёгкая.

Я попытался встать на четвереньки, чтобы осмотреться и оценить возможные повреждения нашего укрытия.

— ... баный в ро... — пробилось сквозь заложенные уши, а мощный удар в челюсть, сопровождающийся прыжком Психа прямо на меня, окончательно помог вернуться из внутренних дебрей подсознания в санитарный тупичок.

Он навалился сверху, со всей дури прижимая пятернёй мою голову к своей груди, точно заботливая мать, стремящаяся уберечь ребёнка от неминуемой угрозы.

Взрыв, на ноги падает что тяжёлое, нечленораздельный крик Психа, более походящий на завывание сумасшедшего, пробившийся сквозь накат столб света с танцующими в нём пылинками, кусок чего-то тяжёлого, рухнувшего сверху почти у моей шеи...

Почуял, значит, куда прилетит. Полезный талант. Вот и убедился.

— Двигаться можешь? — проорал в ухо первый номер.

— Могу!!!

— Тогда готовимся!!!

— Куда?!

— Скоро затихнет!!! Командование порешает!!! Попробуем проскочить в окошко! Пока там ещё не определились, а наши с позиций не высунулись! У насосной будем прорываться!

— Встретят!

— Обязательно! Но тут нам не пропетлять!!! Противник по пристрелянным квадратам отработал, позиция у здания в приоритете! Если тебе станет легче, то у насосной дела похуже!

— Мне ноги придавило!

— Мешок упал! Нормально! Спихнёшь!!! Гранаты при тебе?!

Пальцы пробегают по кармашкам на бронежилете.

— Комплект!

— При приближении к позиции готовься применить! И делай, как я!

— Ясно! Башку отпусти!

Псих, обернувшись к выходу, наконец-то сваливается с меня в сторону. Отчего-то липкие пальцы нехотя отпускают моё лицо. Н-да... Худой, худой, а тяжёлый.

Глаза слезятся. И до них пыль добралась.

***

Рукотворный тарарам понемногу шёл на спад. Разрывы звучали всё реже, серая взвесь, заволакивающая небосвод, не смогла устоять против природы и нехотя рассеивалась под порывами жаркого ветерка.

— Вроде стихает, — неуверенно сказал я, сомневаясь.

— Стихает, — подтвердил первый номер, поправляя повязку на лице. — Нам пора. Пересидим лишнего — верхи окончательно разберутся, что к чему, подкрепление подтянется. Наше солдатское счастье — мы как бы на выступе. Позади — пост бригады. А уж за ним официальный передок... Слава большому бизнесу! Бабло даже географию войны способно менять.

— Нам на пользу.

— Должно же хоть где-то повезти?

Он встал, осторожно выглянул за мешки. Понюхал воздух и довольно кивнул, приставляя винтовку к стене.

— Выходим? — предположил я, наблюдая за действиями товарища.

— Вылазим... Первым пойдёшь! — сосредоточенно выдал тот, подставляя сложенные «лодочкой» ладони в качестве дополнительной опоры для старта.

Мешки, обзавёдшиеся множеством дыр с просыпающимся сквозь них песком, выглядели ненадёжно. Осколки и многочисленные ударные волны будто встряхнули их, сместив центры тяжести относительно друг друга.

Щель между разлохмаченным перекрытием и верхней границей мешочного бруствера тоже смущала неправильной голубизной неба, пробившейся сквозь оседающую пыль. Ошмётки травы, земли, коптящего сизым окопного щита, холмик чего-то обгрызенного холодно очерчивали нижний небесный край, рисуя удивительно завораживающее полотно, основанное на контрастах.

Названия этой картины у меня пока нет, но оно появится. Простенькое, маловразумительное для несведущего, и моё, только моё.

Выберемся — попрошу сослуживца нарисовать. В подробностях. Для памяти. Повешу... там, где будет мой дом. И стану смотреть на неё всякий раз, когда захочется прихвастнуть прошлыми впечатлениями перед приятелями.

Ведь у меня будут приятели?

И буду молчать, слушая чужие байки и истории. Притворюсь до мозга костей штатским, никогда не видевшим всего этого кошмара. А потом, разгоняя депрессивность паузы после последнего слова, обязательно стану поднимать рюмку или пивной бокал, неуверенно произнося какой-нибудь скромный тост о тех, кто ушёл навсегда. Или смеяться — в зависимости от сюжета с финалом.

Додумывал я уже приземляясь на перепаханное, бугристо-отвратительное дно огромной воронки, бывшей ещё недавно самым спокойным местом на всём театре боевых действий. От навеса с топчаном — одни руины. Хана моим сбережениям... Да похер! Вперёд!

Перекатился, вскочил, схватил протянутую руку товарища и выдернул его из санитарного тупичка будто пробку из винной бутылки.

С приземлением ему повезло меньше. Псих упал на колени, разодрав костяшки пальцев о присыпанную землёй железяку, в которой я без проблем опознал искорёженный пушечный ствол.

— По окопу! Сколько пройдём! Не бежать! Я замыкающий! Дальше по ситуации. Увидишь наших — падай. Но не стреляй первым, иначе обнаружишься. Выжди. Может, и проскочим без драки, — не теряя присутствия духа, распорядился первый номер, целеустремлённо уставившись в полуосыпавшийся проход к бывшим «своим».

В знак согласия меня хватило лишь на то, чтобы сплюнуть скопившиеся на языке горечь и грязь. Неудачно. Намотанный на лицо кусок майки исправно работал в обе стороны, отчего слюна, вместо положенного полёта вдаль, оказалась на подбородке.

Тьфу ты... Слизко.

Провёл рукавом по физиономии, размазывая тёплую жижу, перехватил винтовку поудобнее, согласно методике упражнения по «действиям в ограниченном пространстве в составе группы», и, полусогнувшись, засеменил в указанном направлении.

Окопу тоже досталось неслабо. Местами приходилось прыгать через завалы, местами проползать под отслоившимися и непостижимо не рухнувшими пластами земли, довелось неоднократно колоться о поразительно острые ошмётки щитов.

Псих не отставал.

Ни я, ни он и не подумали сетовать на изменённый, труднопроходимый рельеф. Лучше так, чем поверху, в открытую.

Без приключений удалось пройти не более сотни метров. Уткнулись в холм. Конический, почти правильной формы, с рыхлыми, изборождёнными склонами и вершиной повыше естественного уровня земли.

Как он здесь появился, какими баллистически-огневыми причудами возник — оставалось только гадать.

Края траншеи выглядели хоть и вязкими, но проходимыми.

— По левой? — осведомился я у сослуживца?

— Пробуем, — холодно отрезал он. — По очереди. Пробегаешь пять шагов — падай, прячься в землю. Потом ползком. Эта горка не может длиться вечно... Далеко не отбегай. Смотри под ноги. Помни про мины. Могло что-то не разорваться и упасть на пути.

— Пять... Под ноги... Мины, — повторил я за товарищем, собираясь с духом. — Не перепутаю! Но переменных много! В следующий раз задачу упрощай! У меня же образование базовое, без научных степеней!

Тупая шутка, сорвавшаяся с языка, была призвана подбодрить нас обоих. Психу нужна вера в меня, вера в то, что у его единственного подчинённого ум не зашёл за разум и он ещё вполне способен действовать самостоятельно, без дополнительного понукания.

— Постарайся, — с издёвкой прилетело в спину. — Иначе тебя больше не будет, а я «незачёт» поставлю.

— Сурово!

Пробравшись по постоянно осыпающейся земле почти до бывшего верхнего края окопа, я закусил губу, сам себе скомандовал: «... Алле-Гоп!», и выскочил наружу. Туда, где открытое пространство и летает смерть.

Раз!

Ботинки вязнут, обрывок майки лезет в рот, вокруг пятна зелени и коричнево-чёрные щербины боя.

Два!

Под ногами не разберёшь, где что. Сплошь вывернутые куски дёрна с перемешанным грунтом.

Три!

Холм заканчивается!!! Он — короткий! За ним...

Четыре!

Щиты, ограждающие стенки прерванного окопа, практически не пострадали, а утоптанное дно так и манит своей основательностью, удобством. На мой неискушённый взгляд — это почти проспект. Или...

Небо устало наблюдать за мной. Оно подумало, и вновь обиделось на устроенный беспредел. Вычислило виновного, взорвавшись свистом, треском, даже отдалённым шипением, призванным наказать своенравного, стремящегося улизнуть от ответственности человека, посмевшего уродовать смертоносными играми её обожаемые пейзажи.

Пять!

Прыжок вниз, в нежное окопное нутро!

Не достанешь!

— Беги! — завопил товарищ, перекрывая расходившийся грохот обстрела.

И спорить не буду! Тебе тоже место для приземления надо! Бегом! Со всех ног! Нас засекли, потому начнут шмалять не по площадям, а по конкретной точке!

Ноги едва не путаются от скорости. Каска куда-то делась, позволяя встречному ветерку трепать отросшие волосы. Голове хорошо... Винтовка по-прежнему в руках.

Чем не жизнь?! А дальше — посмотрим!

И новый завал. Почти до подбородка. Но перебраться можно, только сначала выгляну, что там, дальше. Теперь пусть наставник стартует, его очередь.

— Псих!

Молчание.

— Псих! — повторно позвал я и обернулся.

Никого. Не понял...

Особо удачливый снаряд рванул совсем близко, заставив втянуть голову в плечи и пакостно швырнув сверху землю, осточертевшую за этот день. Не поскупился, отсыпал изрядно. И снова за шиворот, в уши, густым градом по затылку.

Сука... В груди ёкнуло. Мой первый номер, мой друг мог отсутствовать только по одной причине. Паскудной. А значит, ему наверняка нужна помощь. Немедленно, срочно.

Другие идеи, из разряда «присел отдохнуть» или «пошёл погулять», я отмёл сходу.

— Псих! — отчего казалось важным орать его позывной не переставая, как спасительную молитву или мантру. — Псих! Псих!!!

Но я не слышал себя. Начиналась очередная серия набившего оскомину ситкома: «Артобстрел и неудачники». (*)

Комедия положений, бля... Неинтересная. В умиралки играем.

До приснопамятного холмика возвращался перебежками, регулярно пережидая новые взрывы. Наши бьют, или со стороны посёлка — по-прежнему не представляю. А может, и те, и эти. Мстят за испорченную синекуру с выплатой боевых, оптимистично объединившись по столь вескому поводу.

На этой стороне Психа нет. Рухнув на брюхо и, загребая ботинками рассыпчатое крошево, ползу ввысь, забирая вправо, к ранее левой части дорожки по минному полю.

Осторожно приподнимаю голову, старательно игнорируя окружающий мир.

Э-э-э...

Тело товарища лежит за холмиком, там, где мы планировали старт нашей пробежки. На краю окопа, присыпанное коричневато-серым. Обездвиженное, обмякшее, являя худые, бледные конечности, прикрытое бронежилетом туловище, его любимые шорты. Винтовка валяется впереди, строго перпендикулярно плечам, точно преграждающий путь шлагбаум.

— Это как?!

Наверное, я проорал своё неверие вслух, достучавшись до сознания Психа. Иначе объяснить, почему первый номер не поднял, полуповернул голову, не могу.

— Бе-е-г... — тусклые, резиновые губы выдохнули так просто расшифровываемый набор неуслышанных из-за канонады букв.

Из-под каски на меня смотрел скорбный, влажный глаз со стеклянной пустотой в зрачке. Вокруг глаза — кожа, бумажная, неродная, словно её одолжили у трупа. Нос с запачканным кончиком, подбородок — неумелая работа начинающего скульптора, прячущего отсутствие таланта и врождённую лень за модным нынче авангардизмом с его гротескной свободой пропорций.

Закрывающая лицо повязка сползла на шею, обнажая тонкогубую щель рта.

— Бе-е-ги!

Он пока жив. И он знал, куда будут стрелять.

Потому и пустил меня первым, давая проскочить. Сам не успел. Грёбаный талантище, будь ты... не хочу за чужой счёт!

До пяти! Теперь обратно!

Пять!

Отпускаю ненужную винтовку. Побегали, подружили — хватит. Мне руки свободными нужны. Расходимся…

Четыре!

Не выпрыгиваю — переваливаюсь на этот проклятый метр вдоль окопа.

Три!

Вскакиваю, бросаясь вперёд, точно в воду с самой высокой вышки.

А дальше считать не буду! Тут рядышком.

Человеку, чтобы полностью потерять себя, надо сделать всего два шага.

Первый шаг — отойти от привычного окружения цивилизации с её законами и ценностями. Недалеко, можно даже на обочину, где размываются врождённые и навязанные правила.

Второй — стать зверем, поддавшись инстинктам, созданным эволюцией ради выживания.

Выживание — оно вкусное, манящее, заставляющее видеть шкурой и слышать затылком. Оно — природное, родное, впитываемое с самого рождения и неуклонно зовущее туда, где не стреляют.

Всего два шага назад...

И я вновь окажусь в окопе, наедине с эфемерной возможностью выкрутиться из всей этой заварушки. Свалить все грехи на товарища, обелить себя, рискнуть прорваться, если сложится так, как мечталось совсем недавно.

Или отказаться от шанса спастись, не предавая последнее, что осталось на этой сраной планете у рядового первого года службы Виталиса Самадаки — дружбу.

Что-то я расфилософствовался…

Боец Маяк!

Не спать! Бегом! Зачёт по выжившим!!!

Геройствовать и пытаться оказать первую помощь вне укрытия я не стал. Заденет осколком или приголубит пулей — какой из меня тогда спаситель? Вдвоём здесь ляжем.

Не замечая ничего вокруг, прыгнул в окоп с той, прикрытой от позиций условно «наших» холмом, стороны, и, схватив Психа за шорты и бронежилет, потащил его за собой, под ненадёжную защиту земляных стен.

Любой медик приговорил бы меня к расстрелу за подобное обращение с раненым, но делать было нечего. Или так, или никак.

Тело товарища, безвольное, неожиданно окрепло, пытаясь ударить меня кулаком по носу.

— Беги, — хрипело оно, не находя в себе сил поднять голову и посмотреть в глаза. — Пока обстреливают — имеешь шанс прорваться! Брось! Вдвоём не уйти... Брось! Мне не страшно.

— Пасть захлопни, — поражаясь самому себе, я не орал от переполняемых эмоций, а действовал точно на учениях. — Я тебя отсюда уберу. Осмотрю. Перевяжу. Дальше разберёмся.

Правая рука первого номера намертво сжала ремень винтовки, а та, в свою очередь, зацепилась за вывернутый корень толщиной с запястье.

— Вот зараза! — на мгновение я позабыл о наших пререканиях, проводя филигранный трюк по удерживанию раненого на весу и освобождению личного оружия, для чего пришлось частично высунуться над уровнем поверхности планеты.

Еле смог. Лишённый «якоря» Псих обмяк, зажатый между стенкой окопа и моим брюхом. Винтовка, издеваясь, выпала из его ослабевших пальцев.

— Куда укусило?! — пришлось рычать во всю мощь глотки, перекрывая окружающее светопреставление.

— У позвоночника... Ливер тоже задело. Брось!

Вот почему крови не видно... Под броником она, если вообще есть, а не вся хлынула внутрь.

— Отвянь, зануда! На спине поедешь, — пристраивая раненого на загривок, огрызнулся я. — И постарайся ботинками не цепляться за всё на свете!

— Маяк, не пори чушь, — продолжал упрямствовать тот. — Куда мы денемся? Скоро всё успокоится, и нас зачистят.

Я знаю, дружище. Знаю... Но дать тебе подохнуть, как последней твари, выше моих сил. Мне тоже уже не страшно. Вернёмся назад, закроемся в родном тупичке, повоюем, сколько сможем... Куда я отсюда пойду? Снова скрываться, пугаясь каждой тени до трясучки? В жопу. Хватит. Надоело. С тобой я — человек.

А вслух громко сказал:

— Давай о смерти потом поболтаем?! Тема скучная.

— Придурок...

— Не придурок, а второй номер. Кано не ошибся с назначением... Ты ругайся. Можешь даже плевать мне в затылок. Только не молчи, тогда мне станет тоскливо, одиноко и вообще, я остановлюсь, чтобы посмотреть, живой ты или не очень. И-и-эх! Побежали!!!

Не выпуская рук сослуживца, я носком ботинка подцепил винтовку и подкинул железяку вверх, второй раз за сегодня проявив чудеса ловкости. На лету зацепил пальцем ремень, перехватил его зубами, ближе к прикладу. Оружие мне понадобится, а другого поблизости нет.

— Эй... Би... Си... — сквозь сцепленные зубы чёткость звуков давалась трудно, но на произношение я чихать хотел. Лишь бы Псих не отключался. — Фомохай! (трансформировалось обычное «помогай» из-за засаленного брезента в зубах, но товарищ об этом догадался)

— Ди...

— И дальфе, по алфафиту...

— Е...

— Эф... Дши...

— Поиграть-ка выходи... (**) Стой...

Замерев, я без лишней впечатлительности пронаблюдал, как метрах в десяти, за очередным фортификационным изгибом окопа, взлетел грунт от прямого попадания в нашу тропку. Забарабанило комьями, запылило.

— Аш...

И так шаг за шагом, не особо прячась и почти не кланяясь порхающему металлу.

***

Пока мы отсутствовали, на передовой позиции «Титана» многое изменилось. Обстрел повторно переработал рельеф бывшего полевого укрепления, за исключением санитарного тупичка. Его почти не коснулось, лишь в мешках добавилось новых дыр да край наката опасно обвис тёмными от грязи лохмами.

Не рассуждая, я перекинул почти потерявшего сознание сослуживца внутрь, перебрался сам.

— Ну, вот мы и дома.

— Ага, — блаженно улыбнулся тот, не поднимая век. — Дома... Толчок не украли?

— Пусть попробуют. Порву.

Биотуалет на нашу перепалку вежливо промолчал.

— Дай гранату, — попросил лежавший поломанной куклой Псих и повернул ладонь вверх. До кармашка на бронежилете он дотянутся не смог, не хватило сил.

— Держи.

Ощутив в пальцах тяжеловатый кругляш, раненый улыбнулся ещё шире, почти до ушей, как тогда, при первой нашей встрече.

— Друг — это хорошо... Друзья нужны...

— Повернись, посмотрим, что там у тебя.

— Пустое. Доктор не приедет.

Ну да...

— Тогда к бою! — скомандовал я, проверяя винтовку и пересматривая прикреплённые к бронежилету магазины. Комплект. — Пока ждём гостей, расскажи-ка о Логое.

Бог войны расходился во всю, круша мир направо и налево.

(*) Ситком — разновидность комедийных радио и телепрограмм, с постоянными основными персонажами и местом действия.

(**) — Вит использует старую английскую считалку:

A, B, C, D, E, F, G Поиграть-ка выходи. H, I, J

Не жалей K, L, M

Поскорей N, O, P

Рядом иди Q, R, S, T, U, V Как же счастливы мы W, X, Y, Z Мы играем, водишь ты!