Два шага назад

Глава 13

Я молчал всю дорогу, переваривая случившееся. Позади остались и лихорадочная, из всех стволов, отработка расположенного неподалёку лесочка, в котором, по мнению армейцев, прятался снайпер-диверсант; и следователь прокуратуры, почти сразу прибывший и наскоро состряпавший нужный протокол о «жертве среди мирного населения»; и волонтёрский автомобиль, в который Хлюпу закинули без всякого пиетета, точно мешок с овощами, прикрыв голову грубой холстиной в бурых пятнах, хранимой у здешнего интенданта как раз для таких вот случаев.

Солдаты, навидавшиеся всякого, быстро забыли о покойном, о возможном снайпере и разбрелись кто куда, почти не обсуждая смерть новенького волонтёра. Следователь, опросив для скорейшего списания дела двоих свидетелей, тоже свалил, напоследок поболтав с водителем в такой же, как у покойного, жилетке. Дневальный с ведром песка присыпал оставшуюся на земле кровь.

С нами, «добровольцами», никто не разговаривал, а мы и не настаивали. Попрыгали в грузовик, захлопнули борт, сумрачно ощущая, как двигатель колымаги набирает обороты.

И всё. Следы пребывания человека в этом мире стёрты.

***

В расположение вернулся в полном молчании, ни с кем не общаясь. Взвинченный, раздражённый от неожиданной выходки товарища и наставника. Зачем он Хлюпу убил? При всех?

— На кой?! — выпалил я, едва закрылась дверь в наше обиталище.

— Ты о чём? — Псих отозвался безмятежно, с непониманием.

Захотелось его прибить. Тут же. Не за поступок. За спокойствие.

— О том, что ты человека завалил!

— Я помню.

Нет, он точно напрашивается, чтобы его если и не прибили, то хотя бы стукнули. Или терпение моё проверяет?.. Схватил чайник, прямо из носика напился невкусной, застоявшейся за время нашего отсутствия воды.

— Псих! Ответь! Хлюпа, конечно, мразь редкостная, но при всех, прямо посреди чужой части!..

— Так надо. Он плохой. Я тебе помогал. Ведь я же обещал что-то придумать. Теперь ты можешь сообщить в СБН, что это сделал я.

Из меня будто бы стержень вытащили. Ноги безвольно подкосились, тело обмякло, чайник с пластиковым грохотом упал на пол. Выручила койка, весьма удачно оказавшаяся рядом. Без стеснения выматерившись, я уселся на край, а ладони сами обхватили голову, словно она могла взорваться от столь наивных ответов.

У него с головой вообще плохо стало? Грохнуть ради того, чтобы я красиво тому самому Майклу доложился? В тюрьму захотел пойти?

— Ты совсем?.. — закончить не получилось. Подходящего эпитета не нашлось.

— Нет. Я в порядке, — участливо отозвался наставник. — Правда. Это ты немного не понимаешь.

— Чего? Того, что ты из-за меня подставляешься под статью о преступлении первой степени?!

Бросив рюкзак на стул у своей койки, Псих присел рядом и поднял руки, как бы желая меня обнять, но, не решившись, опустил. Пожевал губами, скорчил скорбно-участливую физиономию. Наверное, он ждал от меня каких-то поступков или слов, но не дождался. Всё, на что меня хватило — уставиться на носки собственных ботинок. На него я смотреть не мог.

— Поясняю, — сослуживец говорил бесцветно, словно произносил этот набор букв тысячи раз и бесконечно от него устал. — Тебе необходима информация для Службы Безопасности. Я тебе её предоставил. Сдержал обещание помочь. Друзья всегда должны помогать друг другу. Ты про это забыл?

— Но не так!

— И так тоже. Вижу, вся картина тебе не видна. Убедил... Перейдём к первопричинам, — голос его стал жёстким, шершавым, почти материально способным причинить боль. — Ты рассказал мне о наркотиках в душевой. Рассказал об этом засранце. Рассказал о том, что он ухитрился впутать кого-то ещё в своё дерьмо. Такие люди всегда себе на уме, у них нет ничего святого и понятий честности.

— На улице в каждого первого пальцем ткни — для кого-то он обязательно окажется уродом и сволочью. Включая нас.

— Мне неинтересны сравнения, — Псих отодвинулся, после встал и подошёл к окну. — Это всё наносное. Придумали болтуны, чтобы было о чём языки чесать. Не уподобляйся им. Станешь скучным... Я про того волонтёра, бывшего бойца. Его смерть решает сразу множество проблем. Для тебя — повод выиграть месяц-другой. Для «Титана» — пропажа основного свидетеля в дурацких обвинениях. И тут опять всплывешь ты. Не нужно особо скрывать эту историю. К тебе в автобусе подсела женщина, молола чушь. Хлюпа, если я правильно называю кличку убитого, теперь не подтвердит и не опровергнет. Соответственно, из общей картины его можно выбросить. В сухом остатке видим лишь чудаковатую даму, делающую молоденьким бойцам престранные предложения. О таком редко кто докладывает. Насмешек боятся.

— Но там же были пакеты! — решительность Психа меня пугала, как и его умозаключения. Смешать столько всего в кучу — надо суметь.

— Кроме нас об этом никто не знает. Пока... Неужели ты считаешь, что история с таблетками никогда не всплывёт? — он сделал шаг ко мне и постучал пальцем по моему затылку. — Смотри на меня! Мне нужны твои глаза...

Стук отозвался головной болью.

— Будущего не вижу, — оторвать взгляд от ботинок оказалось нелегко, но я справился.

— Никто не видит. Пользуйся логикой. Этот Хлюпа при малейшей угрозе сдал бы всех и подписал бы любой документ, обеляя себя. Как с гранатами. Не надо ему жить, потому что дурак. Был бы умнее — тёрся бы в другом месте. Подальше от передовой, в частности, и от войны в общем. Хочешь скажу, зачем он в волонтёры подался?

— Зарабатывать.

— Да. Ты умный, Маяк. Только медленно думаешь. Мне кажется, он собирался травкой заниматься. Её все любят. И командование сквозь пальцы смотрит, если в хлам не упарываться. Взамен можно брать деньги. У солдат они есть, а тратить их особо негде. Или женщин бы возил. Тоже хороший товар. В микроавтобусе — матрац, пропуска можно купить. Непритязательным сойдёт...

— Псих, к чему ты ведёшь? — я окончательно перестал понимать выверты его логики.

— К тому, что я одним выстрелом решил массу проблем. Когда на тебя надавит человек, с которым ты встречался на берегу — с чистой совестью можешь рассказать про импульсный пистолет и смерть Хлюпы. Он усомнится. Выводы баллистической экспертизы, если её вообще сделают, покажут, что угол попадания соответствует возможному выстрелу из той самой рощи, при помощи контрабандной винтовки Федерации. Снайперской, конечно. Поскольку принцип работы и у пистолета, и у снайперки совпадают, разница лишь в силе первоначального импульса и некоторых пользовательских настройках, то доподлинно определить, из чего шмаляли, не представляется возможным. Физических следов в виде гильз и прочих предметов, способных помочь в идентификации оружия убийцы, не остаётся. Баллистическая экспертиза частично отпадает. Импульс рассеивается, не изменяя траектории... Идём дальше. У покойного попадание выразилось в открытой травме верхней левой половины черепа, что, при некоторых примитивных расчётах, тоже подтверждает теорию о том, что враг, жутко ненавидящий наших волонтёров, работал издали. Я подкрутил настройки в ущерб дальнобойности и в угоду площади поражения. Совсем как из винтовки с изрядного расстояния, когда рассеивание началось. Бойцы, в свою очередь, подтвердят, что мы во время выстрела находились на виду и залегли вместе со всеми. Камер поблизости я не заметил. Если и направлены издалека, то вряд ли они что-то увидели из-за выбранной мной позиции... — наставник после столь длинной, выданной на едином дыхании, тирады, перевёл дух и, шумно сглотнув, закончил. — Данную хитрость вполне способны раскусить профессиональные судмедэксперты из региональных полицейских центров, но вряд ли к ним попадёт труп. А даже если и так — пистолета у меня нет, — он радостно ухмыльнулся. — Я его спрятал. Глубоко-глубоко... Вывод: доказать мою причастность практически невозможно, но тема для доклада у тебя есть. Крепко безопасники в затылках почешутся.

— Херасе... — только и смог выдавить я, остолбенело таращась на наставника.

Псих, дружелюбный и рассеянный Псих предстал передо мной в ином свете. Солдат, безжалостный, привыкший к смерти и не видящий в ней ничего такого, что заставило бы его вспомнить о ценности человеческой жизни. И он искренне считает, что поступил правильно — ликвидировал угрозу для друга.

— Тут война. Тут убивают, — сослуживец словно подчеркнул жирной линией мои сомнения, отделяя процесс от результата. — Обычное дело.

— Как ты это провернул?

— Матчасть учил, — равнодушно ответил он. — Импульсное оружие имеет особенность — у него нет гильз, нет затворной рамки, оно почти бесшумно в работе и всегда готово к бою. Сделал я вот так, — правая рука исчезла в подмышке, и наружу выставился палец, обозначая ствол. — Траекторию выстрела прикинул по ходу. Для того и отходил в сторону. Да, на глазах у всех. Внаглую. Поэтому никто и не заметил. Что скажешь?

Фигура наставника подалась вперёд, выражая крайнюю степень заинтересованности.

... Уникально вытанцовывается, если подойти к ситуации непредвзято: мне сделали подарок, от которого нельзя отказаться. И выбросить нельзя, и забыть, и потерять... Он всегда при мне. Вроде и от чистого сердца, но... не знаю. Не так всё. Неправильно. И правильно. Одновременно.

— А что тут говорить... Наверное, спасибо.

— Но ты до конца не уверен, — сослуживец понимающе кивнул. — Это из-за юности. Тебе необходимо повзрослеть, определиться с приоритетами. Друзья — это друзья. Остальные... их надо беречь, защищать, но никогда не ставить выше себя и товарищей.

— Да. Спасибо, — уже твёрдо произнёс я, протягивая ему раскрытую ладонь. — Дошло, о чём ты...

И тут же захотелось саркастически рассмеяться, в полный голос. Еле удержался.

Псих с чувством пожал мою ладонь, посоветовав:

— Подними чайник. Надо его помыть и вытереть разлившуюся воду.

Я рассыпался в извинениях. Действительно, неудобно вышло.

Пока убирался, пока сбрасывал пропахшее потом и пылью обмундирование, мой первый номер возился с рюкзаком, бережно раскладывая на тумбочке рисовальные принадлежности.

— Карандаш... — бормотал он, — вот... Удивительно, — без всякого перехода обратился ко мне Псих. — Тебя не беспокоит, что я выстрелил в того парня со спины. Обычно это считается неприличным.

— Ты издеваешься? Или дуэльный кодекс вспомнил?

— Дуэль... — с придыханием прошелестело в воздухе. — Дуэль... «Загадка дуэльных пистолетов»! Смотри, Маяк! Ло находит на чердаке старого дома шкатулку, в которой хранится древняя тетрадь...

И его понесли волны творчества, стремительно увлекая усталого, взрослого дядьку в придуманный мир мультяшных персонажей.

Самому, что ли, в социопаты податься? Надоело думать о проблеме — выбросил её из головы, и счастлив. Мой мир — мои правила. Сожаления, стыд, чувство вины можно пустить побоку.

— И колдун ка-ак пульнёт файерболом! — от эманаций безудержного энтузиазма задрожали стены. — Маяк! Ты — колдун! Бери подушку! Это огненный шар...

***

Навоевавшись подушками, до вечера мы практически не общались. Пользуясь положенным по прибытии отдыхом, Псих, переодевшись в шорты с тапками, оккупировал любимую скамеечку у входа, увековечивая в карандаше новый комикс, а я валялся на койке, прогоняя из головы всякую хрень, связанную с убийством, сослуживцем и с тем, что красивые слова о выигранном сроке остаются лишь доверчивой верой в хорошее.

Никогда я не настучу на товарища. Не до такой степени стал гнидой. А уж после того, на что он пошёл ради меня — и подавно.

Про Хлюпу подобных дум не было. Его вообще не жалко. Так, досадный эпизод. Он сам виноват в таком паскудном финале, проиграл судьбе. Говно-человек, редкостное говно... Где всплывал — вокруг тут же воняло.

Понемногу накатывала апатия. Сказывались потраченные на поиски выхода из патового положения нервы, расстроенные, словно старая гитара с пыльного чердака. Поверх, толстым слоем, ложилось ощущение полнейшего тупика, выбраться из которого у меня не хватало ни мозгов, ни духа.

Овощеобразное состояние, затягивающее своей безнадёгой и обманчивым покоем. Отец называл подобное «Голова в песок. Сколько от проблемы не прячься, а она найдёт».

Через силу, переступая через собственное «я», заставил себя подняться и сделать чаю. На койку даже коситься запретил — слишком силён оказался горизонтальный магнетизм для Вита Самада.

Пакетик с заваркой, кипяток, несколько капель лимонного сока, ворвавшийся в двери Псих с растерянной физиономией, с порога выдавший:

— У меня есть мысль!

— Делись, — нагревшаяся ручка чашки приятно раздражала подушечки пальцев.

— Я предлагаю доложить о той даме, из автобуса.

— С какой радости? — ну что ему неймётся? Вроде же обсудили. — Хлюпа мёртв, свидетелей нет, сам же говорил...

— Забудь! — он не мог найти себе места. Бегал и бегал по комнатке, шлёпая резиновыми подошвами тапок по полу. — Я в сомнениях... Когда ты мне рассказал про наркотики, я тебе поверил. Потому что слышал правду. Но я ничего не знаю об этом! Понимаешь?!

— Нет.

Псих резко взмахнул рукой, досадливо скривил рот. Вскинулся, замер, провёл пальцами по шкафу, у которого остановился.

— Я в бригаде давно. Видел такое, за что пожизненное дают... или медаль. Однако я ничего не слышал о наркоте! Большие, кстати, были пакеты? — в своей манере перепрыгивать с пятого на десятое, уточнил сослуживец, нервно барабаня по дверце.

— Примерно такие, — разведя руки в стороны, попытался изобразить нечто размером с большую банку ананасов. — По весу не помню. Лёгкие.

— Большие, — удручённо закивал он. — Много таблеток.

— Это что-то меняет? — я, демонстрируя спокойствие, отставил чашку с чаем. Тут, главное, не спешить с расспросами. Сам поделится.

— Конечно! — Псих снова пришёл в движение, проносясь челноком от двери к дальней стене и обратно. — Я хотел рассказать командиру о твоей беседе с безопасником и поручиться, что всё происходило с моего ведома. Там ведь не только тебя касается, а и Минуса со Станом, хотя ты и молчишь про них. Но... — заткнулся он на полуслове.

— Но? — эхом повторил я.

Сослуживец дёрнулся, бросился к окну, прижавшись лбом к его прозрачной поверхности и упёршись ладонями в подоконник.

— Я не знаю, как правильно. Не хочу тебе навредить. Или парням. Наркота меняет многое.

От его сбивчивой речи мне стало легче, прибавилось уверенности в себе. Пора заканчивать представление с уклоном в многосерийную мелодраму. Пора определяться.

— Да ничего это не меняет, Псих! Забей на таблетки, не нашего ума эти секреты! Дело в другом... — я необъяснимо ощутил себя в роли наставника, а сослуживца — вторым номером, которому мало объяснить понятные всем вещи, а необходимо их ещё и разжевать, для полной доступности. — Мы ходим по кругу. О разговоре с безопасником докладывать надо? Надо!.. И о пакетах тоже. Я струсил, а ты меня покрываешь. Сколько так может длиться? Неделю? Месяц? А потом? Что потом? Мне всё равно придётся уйти из бригады. Тот сраный Майкл не отцепится... А я, пока служу, всё больше и больше погружаюсь в дела «Титана». Перегон машины, история с мотоциклом — на этом же не закончится, могу на месячное жалование поспорить! Кано меня проверял не просто так, от скуки. Он кадры подбирает, на будущее. И файлы с моими похождениями в отдельную папочку копирует. Опять же, на будущее, чтобы не взбрыкнул... Кто первым меня сожрёт — бригада или СБН — задачка так себе, бесперспективная. Так что лучше сейчас разрубить этот клубок... И я тебя не сдам.

— Уйдёшь? — глухо произнёс сослуживец, не оборачиваясь.

— А что остаётся? — наверное, излишне резко ответил я, отметив, как у первого номера вздрогнули плечи. — Нет в этом ничего такого, эпохального... Всего лишь поставлю точку на очередном жизненном этапе. Наглухо валить меня, вроде бы, не за что, а очередной пинок под жопу я как-нибудь переживу. По крайней мере, у меня появится шанс избавиться от чужих поводков.

Худая спина художника из относительно сутулой медленно превращалась в знак вопроса, а лоб сползал по стеклу, оставляя на гладкой поверхности мутный, влажный след. Упёршись локтями в подоконник, он тихо, но твёрдо попросил:

— Не горячись. Чтобы уйти, тебе надо проведать медчасть, сдать ID. После каким-то образом выбраться за двухсоткилометровую зону, не попадаясь на глаза полиции и СБшникам. Там тоже нужно куда-то голову преклонить. Давай поступим умнее. Сходим к начальству, расскажем о случившемся. Мне поверят. Я, всё-таки, не последний в бригаде человек и это я подтолкнул тебя на ту встречу. Чем бы ни закончилось, ты только в выигрыше. Перед «Титаном» останешься честен. Если уволят, то я организую машину и вывезу тебя в глушь, где ни одна падла не найдёт. Да, — убеждённо завершил он любимой присказкой, оторвался от окна и принялся стаскивать любимые шорты. — Так будет лучше.

— Как скажешь.

***

Забив на субординацию и правила доклада по инстанциям, Псих потащил меня к заместителю командира бригады по личному составу. Шёл первым, постоянно кусая нижнюю губу и всем видом выражая решимость.

Попутно инструктировал, хотя я в этом и не нуждался:

— Больше помалкивай. Сам разберусь. Повоюем...

«Повоюем» за наш краткий маршрут прозвучало раз пятнадцать, может, больше. Кого пытался убедить мой первый номер этой примитивной мантрой, для чего бормотал её без устали — осталось загадкой. Если для меня — то лишнее, я уже всё решил. Для себя — не в его стиле вести долгие, тяжёлые переговоры, заставляя противника по миллиметру сдавать позиции в ходе словесной битвы. Натура не та. И Психу это прекрасно известно.

Кабинет высокого начальства встретил нас недружелюбно. Хозяин, подслеповато моргая покрасневшими от долгой работы с компьютером глазами, поначалу хотел выгнать вон поздних визитёров, однако взбудораженный вид моего сослуживца заставил его изменить первоначальные планы.

— У тебя три минуты, — очертил критерии доклада замком.

Псих зашёл с козырей:

— Маяка СБН завербовало. За восемь дней до нашей командировки на передок. Приезжал человек. Переговорил с ним, — кивок в мою сторону. — Уехал.

— Та-ак... — сидящий за столом подобрался.

— Я был в курсе, — поспешно добавил мой плешивый друг. — Я предложил пойти на встречу, не ставя никого в известность. Дело вот в чём...

Тремя минутами мы не ограничились.

***

... Про операцию с гранатами, прокол с мотоциклом и запись моей трескотни в эфире я сообщил лишь после разрешения начальства. Сослуживец, фривольно привалившись к подоконнику единственного в кабинете окна, слушал вполуха, больше наблюдая за реакцией замкома. В руках он суетливо вертел блокнот, с которым практически никогда не расставался.

Подробности шли за подробностями, без вреда для хронологии событий. Меня фактически не переспрашивали. Научился докладывать, под чутким руководством сержанта Бо и мозгоправа.

Внимательно слушая, хозяин кабинета на представленное видение событий реагировал ровно, с нейтральным выражением лица. Когда я закончил, он лишь спросил:

— Ещё что-то есть?

Компенсируя моё замешательство, Псих перехватил инициативу:

— Какая-то женщина просила Маяка вынести пакеты с таблетками из расположения третьего батальона. Хранились они якобы в душевой. Предлагала шесть процентов от оптовой стоимости содержимого.

— Что за пакеты? Что за женщина?

— С наркотой. Она так сказала. Маяк и забыл почти. Решил, что ненормальная. Он и мне об этом в качестве анекдота рассказал. Ну посуди, — по-приятельски обратился сослуживец к замкому, — подходит на улице неизвестная...

— В автобусе, — поправил я ради истины, не понимая, для чего Псих вообще приплёл это происшествие.

— Где? — непритворно удивившись, переспросил высокий чин.

— В автобусе. Я как раз выехал на встречу с Минусом. Подсела, на следующей остановке вышла. Наплела про какого-то товарища, который мне совсем не товарищ, указала тайник. Впоследствии не звонила, не показывалась, иными способами связаться не пыталась.

— Товарищ... — уцепился замком. — Имя?

Я развёл руками, присовокупив:

— Склоняюсь к тому, что подразумевался изгнанный из «Титана» Хлюпа. Мутный тип.

— Помню. Почему он?

— Больше некому. Все остальные мои знакомые в бригаде сидят. А Хлюпу я незадолго до этого в городе видел. Он ко мне подходил, — а вот тут можно обойтись и без длительный описаний, — предлагал заработать. Я послал. Морду, к сожалению, не набил, о чём очень сожалею.

Маленькая ложь, она такая... хорошо в правде прячется. Вывали я всю эпопею полностью, с упоминанием шантажа и угроз, наверняка повернулось бы по-другому, как недоносительство. А так... туман сплошной.

Заместитель бригадного командира подпёр щёку ладонью. Задумался.

— Маяк! — определился он. — Возвращайся к себе. Жди распоряжений.

Настала моя очередь виртуально чесать в затылке.

— Я... это... хотел бы покинуть «Титан». Не хочу в стукачах ходить.

— Похвально, — замком несколько оживился. — Мужской поступок и всё такое. А теперь выполняй приказ! — рявкнул он так, что у меня волосы дыбом встали. — Марш к закреплённой за тобой койке и жди!!! — и уже другим, усталым голосом. — Псих. При всём моём хорошем отношении, нам нужно поговорить...

***

После общения с начальством вернулась уже знакомая апатия с налётом фатализма. Будь что будет. Плевать. Допрашивать меня под химией, не продал ли я секреты «Титана» — да на здоровье! Сам плечо под укол подставлю, или что там у них требуется... Расстреляют? Агента СБН? Страшилка. Агентов убивают редко, и то больше в фильмах и в полудиких бандах. Тем более, меня ни на чём не поймали. Прогонят — вполне устроит, я за этим и ходил. В ухо двинут на долгую память — пустяк. Передадут через меня привет Майклу?

Да глубоко индифферентно... Я деньги из шкафчика забрал, вот они, под подушкой. Выберусь за территорию военной юрисдикции — спрячусь. В гетто каком-нибудь. Среди отребья и работяг. Без помощи Психа.

Выживу.

Сон не шёл...

По дорожке застучали каблуки форменных ботинок. Знакомая походка... Долго же его не было. Часы в углу общего визора отметили, что уже глубоко за полночь.

Воспитанно-аккуратно, чтобы не шуметь, дверь плавно приоткрылась и в комнату на цыпочках вошёл сослуживец. Думает, что я сплю. Чтобы ему не возиться в темноте, включил свет и без выражения поинтересовался у почти бывшего наставника:

— Для чего ты о покойном при начальстве сболтнул?

— Чтобы тебе помочь, — устало отмахнулся тот, заваливаясь на койку прямо в одежде. — Расчёт простой: если пакеты заинтересуют руководство, то ты нужен как свидетель для разбирательства. Вполне возможно, что кроме тебя эту женщину никто не видел и ты можешь её опознать. А это — большой плюс для меня. Замком, вроде как, и не против, чтобы ты остался под мою ответственность, но его слово не крайнее. Да и переменчив он. Надо, чтобы довели до командира бригады. Обязательно. С ним я тоже найду общий язык. Но он в отъезде, и когда прибудет — неизвестно. Хочу, чтобы ты до его возвращения тут остался. Уйти всегда успеешь. Не сдавайся.

— Ну а если таблетки не заинтересуют?

— Тогда без разницы. История умрёт окончательно. Пойду скандалить, если приказ без главного попробуют протолкнуть.

— И тебя послушают?

Зевнув, Псих повернулся на бок, физиономией ко мне.

— Дружище! Я с ними с первых дней. Они мне верят. Понимаешь... вера — это такая штука, без которой нельзя. В бою надо верить, что сосед прикроет, в столовой надо верить — что если поперхнёшься, то тебя похлопают по спине... Можно много примеров привести, но зачем? Главное ты уяснил. Если есть вера — тебе поверят, что бы ты ни рассказал и ни сделал. И помогут, если ты можешь обосновать.

— А наркота? — непроизвольная колкость, вырвавшаяся против воли, показалась мелочной местью за напоминание о том, кто я, и кто он в негласной бригадной иерархии. — Ты же сомневался, колебался, утверждал, что «меняет многое» ... Извини за прямоту.

— Не твоего ума дело, — разом посмурнел он и отвернулся к стене. — Свет выключи.