Два цвета неба

1

Резкий писк телефона врывается в сознание холодным ветром, раскалывая голову на части и вырывая из приятного сна. Мельком бросив взгляд на часы, с трудом сфокусировав мутный взгляд на крупных цифрах, издаю протяжный недовольный вздох, нашаривая рукой орущее чудовище. Восемь утра! Насколько нужно не иметь совести, чтобы звонить в такую рань, когда рассветные лучи и не думают проникать сквозь плотные шторы. С трудом справившись с непослушным аппаратом, хрипло произношу в трубку:

―Алее… Кто это? ―спрашиваю я, готовясь вновь провалиться в сон.

― Налана! — орет из телефона знакомый женский голос, но спросонья не могу сходу определить его обладательницу. ― Подъем! Звоню тебе больше часа! Почему трубку не берешь? ― сердится она.

―Сплю…―тихо отвечаю я. — Эльвира, ты что ли? — чувствую, как сон понемногу отступает.

―А кого ты ожидала услышать, Деда Мороза?! ― сердится Эльвира, привнося в голос нотки истерики. ― Ты должна быть уже в дороге, а все еще дрыхнешь! Больше не проси меня быть твоим персональным будильником! ― остатки сна слетели с такой скоростью, будто меня окатили ледяной водой из шланга на двадцатиградусном морозе. Резко сев в кровати, почувствовав, как при этом слегка закружилась голова, я крепче прижала трубку к уху, выпутываясь из одеяла.

―Черт! Прости, совсем ничего не слышала,…―отвечаю почти ясным голосом. ― Забыла, видимо, будильник завести…

― Налана, ты понимаешь, что самолетик ждать не будет? Без тебя улетит! ―издеваясь приторно сладким голосом, пропела Эльвира. ―И прощай Италия!

Черт! Черт! Черт! Сотню раз черт!!! И как только я могла проспать, сама не понимаю! Поездка в Италию, которую я так долго и тщательно планировала, чуть не сорвалась по нелепой случайности и моего крепкого сна. Самолет всего через два часа, а я до сих пор в кровати, и оставалась бы еще долго в царстве сновидений, если бы не Эльвирина настойчивость.

―Спасибо, что разбудила! ―нервно вскакивая с кровати, говорю я, нашаривая ногой тапки. ― Я бы точно не проснулась!

― Да ладно.… Не в первой…― устало сменяет она гнев на милость. ― Удачно съездить. Проверь, все ли взяла, чтоб не было как в прошлый раз. Деньги, документы, билеты!

Последнее слово она подчеркивает особенно, памятуя, как пять лет назад мы вчетвером, ближним кругом старых друзей, собрались лететь на Коста-Рику. Конечно, собирать чемодан я начала за неделю до назначенной даты, пару дней выбирала подходящий купальник, подчеркивающий достоинства, позаботилась обо всех глупых мелочах, и даже не проспала, но полчаса искала солнечные очки, которые оказались за вешалкой. Повезло, что рейс тогда задержали из-за нелетной погоды, и я успела на посадку буквально чудом.

То еще было зрелище, достойное дешевой комедии. Взмыленная блондинка с потекшей косметикой, в норковой шубе и солнечных очках на голове- было преддверие Нового года и снег валился мукой из сита, — пересекающая зал Пулково с грохочущим за спиной чемоданом, пытаясь на ходу вытащить из висящей на плече сумки необходимое, представляла собой комичное зрелище. Подлетая к стойке регистрации с криками «Задержите самолет!», вытряхнув на стойку все содержимое после минутных поисков билета, не обращая внимание, что мелкие предметы с грохотом покатились по полу под округлившимися глазами регистраторши, не каждый день такой цирк случается, я с ужасом поняла, что оставила билет на проклятой вешалке! Образ цветастого прямоугольника четко возник перед глазами, ослепляя яркостью красок. Оставалось только стукнуть себя по лбу и истерично рассмеяться, потому, как самолет в тропический рай покинул взлетную полосу через десять минут.

Это было тридцатого декабря и пришлось срочно искать компанию для встречи праздника, вместо того, чтобы нежиться под шум океанских волн, лежа на черном вулканическом пляже. Всему виной собственная невнимательность и чертовы очки! Зато через две недели я получила огромную ракушку и магнитик, привезенные заботливыми загоревшими до черноты друзьями, а Грег прихватил для меня шампуни и полотенце из гостиницы, как утешающий бонус. Не так было жаль выброшенных на ветер денег, как безвозвратно испорченного праздника.

― С тех пор я все проверяю дважды. ― Вспомнив тот случай, хохотнула я, укладывая бумаги в сумку, невольно скорчив недовольную гримасу. ― Все положила, не волнуйся. — проверив все в третий раз, отвечаю я. ― Паспорта, билеты, наличка, все на месте, отделение плотно закрыто, дырок нет, так что ничего не вывалится!

― Ладно, Нал, удачно съездить! Привези камешек из Колизея, а меня ждет работа, ― успокаивается Эл, поняв, что я включилась в активную деятельность.

― Непременно! ― коротко бросаю я, отключаясь, и уложив в сумку последний предмет, ― мобильный телефон, застегиваю молнию.

Быстро выпив чашу крепкого кофе, попутно одеваясь и чистя зубы, я собралась за считанное количество минут, нацепив легкое платье и балетки. За окнами начало сентября и стоит довольно жаркая погода, настоящее бабье лето, начнется с приходом дня. Да и в Риме сейчас выше двадцати пяти, ни к чему обременять себя лишней одеждой. Еще пара минут ушла на проверку выключенного света и электроприборов. Не хотелось бы вернуться на пепелище.

Мысленно пробежавшись по дому и удостоверившись, что все в порядке, тщательно запираю входную дверь, не забыв напоследок дернуть ручку на себя. Предосторожность не повредит. Еще две минуты ушло на то, чтобы дойти до гаража и открыть стальные ворота, минута — завести машину и покинуть территорию дома. В итоге, плюс-минус через двадцать минут, небывалой для меня быстроты сборов, кроваво-алый «Феррари» бороздил просторы пригородной трассы в сторону аэропорта.

Рассчитав примерное количество времени, я прикинула, что дорога займет максимум минут двадцать, ну максимум полчаса, если не буду разгоняться. Может, даже останется время выпить чашку кофе, если быстро пройду регистрацию. Ох, как же ненавижу эти ранние пробуждения! Угораздил же черт просидеть за работой до самого утра, но, как назло не могла оторваться от компьютера. Писательство требует вдохновения, как только стоящие мысли приходят в голову, их нужно ловить за хвост, подобно синей птице, вытягивая по жилам тонкие нити параллельной реальности, пока не иссякнет животрепещущий поток. В такие моменты полета забываешь о времени, и как назло, они случаются в самые неподходящие дни, вернее ночи, когда на следующее утро рано вставать.

Я писательница, зарабатываю на жизнь тем, что пишу фантастические романы. Хотя, это сложно назвать заработком, скорее хобби для души. Да я и не гонюсь за деньгами, они опошляют саму идею возвышенности творчества. Конечно, я не лауреат Пулитцеровской премии, и далека от популярности Джоан Роулинг, но и дешевым бульварным чтивом меня не назовешь. За последние три года крупное издательство выпустило две мои книги, заплатив хорошую сумму, которую считаю скорее бонусом, подтверждением собственной гордыни и таланта, чем заработком.

От мелькания дорожных столбов вдоль серебристой ленты шоссе, глаза начинают понемногу закрываться, а сознание затуманивается. Издав громкий протяжный зевок, включаю громче радио, чтобы немного взбодриться. Помог бы холодный душ, но на него не было времени.

―Не хватало только уснуть за рулем…― еще раз зевнув, протягиваю сама себе, вслушиваясь в мелодию веселой песенки. ― Хорошо, хоть дорога почти пустая, ― пробормотала я, мысленно предвкушая тихие улочки Рима, наполненные теплым солнечным светом, как буду гулять по ним, растворяясь в вечном городе, подобно капле дождя в реке.

Поток мечтаний прервал противный звонок телефона. Не обращать бы внимания, но настойчивая трель сводит с ума невыспавшийся мозг, истязая каленым железом открытые нервы. Пытаюсь одной рукой открыть непослушную молнию сумки, при этом удерживая руль, но попытка оказалась провальной, все равно, что обезьяну, жующую банан, посадить за пишущую машинку. Поэтому на долю секунды отрываю глаза от дороги, справляясь с молнией, вытаскивая на свет Божий противный телефон. Внезапный резкий писк резанул по мозгам, и нога сама собой нажала на педаль газа, ускоряясь от неожиданности.

Машину слегка занесло на встречку, но руки быстро справились с управлением, когда в нескольких метрах впереди раздался оглушающий звук приближающейся фуры. Огромная махина пронеслась в нескольких метрах от меня, поднимаясь с пригорка. Еще немного, и паркетная машинка могла угодить под двухметровые колеса. Остановившись на обочине, перевожу дыхание, руки невольно трясутся мелкой дрожью, а проклятый телефон продолжает звонить.

―Да! ― резко бросаю я в трубку, чувствуя, как по спине катится противный холодный пот. Смерть пронеслась в одном мгновении, на расстоянии вытянутой руки, обдав ледяным огнем.

― Налана, ты не спишь! ― затараторила в трубку Санна. ― Никуда не уходи, я сейчас приеду! Это срочно! ― переходит она на истерику. Мамочке и невдомек, что я чуть не поплатилась жизнью из-за ее телефонного звонка.

― Интересно, куда и зачем ты приедешь! Если забыла, у меня самолет через полтора часа и я уже еду! ― злобно говорю я, срывая накопившееся раздражение.

― Самолет никуда не денется! ― беззаботно отвечает она, не замечая моего гневного голоса, слыша лишь то, что пожелает, как разборчивый фильтр. ― А вот платье, которое я хотела купить на твою презентацию, может уплыть! Йоко Хиромото всего три дня в Питере! Но деньги нужно сегодня, там всего-то три тысячи! ― тараторит она.

― Санна, меня нет дома! ― по слогам, как маленькому не очень смышленому ребенку, объясняю я, с трудом сдерживая нахлынувшую ярость, чтобы не сорваться, вновь выезжая на трассу.

― А где ты? ― с неподдельным удивлением спрашивает она. «Так, Налана! Сосчитай от пяти до единицы, медленно и спокойно!» ―мысленно уговариваю себя. ― Сейчас восемь утра, ― она явно не слышала моих слов.

― Почти девять и я еду в аэропорт ― пять, четыре. ―У меня самолет в Италию, вспомнила? ― тррриии, двввваааа…мысленно протягиваю, успокаиваясь.

― Точно! ― восклицает она. ― Ну, ничего, сама возьму. Деньги по-прежнему в ящике, а запасной ключ под кадкой с фикусом?

―Да,― один, бросаю тяжело выдохнув.

―Хороша, Наланчик, удачно съездить! ― бросает она, отключаясь.

С силой швыряю ни в чем неповинный телефон на пассажирское сидение. Отскакивая, он с глухим грохотом падает на пол салона. Настроение окончательно испорчено. Достаю из бардачка пачку крепких сигарет и закуриваю, буквально уничтожив сигарету за пару минут мощными затяжками. Немного помогло снять напряжение. Мыслить об Италии больше не хотелось, перед глазами предстала картинка, как Санна будет по-хозяйски обшаривать мои ящики, трогать предметы, давным-давно занявшие свои правильные места, и от этого вновь передернуло. Ненавижу, когда трогают мои вещи, тем более Санна не будет особенно церемониться.

Дорога тем временем летит вперед, едва начавшие желтеть деревья проносятся перед глазами мельтешащей пеленой ярких пятен золотистого и алого. Не заметила, как встало солнце, освещая лучами сентябрьский лес, играя бликами на листьях и асфальте, переливаясь тонкой радугой. Мысли снова вернулись к кофе, лучше с коньяком.

Противный телефон зазвонил снова, перекрывая гулом веселую песенку. Почему-то показалось, что я слышала ее совсем недавно, слова не успели выветриться из головы. Неужели опять Санна? Наверное, не нашла фикус, или что хуже, сломала ключ в замке. Ей это раз плюнуть.

Рука уже обреченно потянулась под сидение в поисках закатившегося телефона, когда взгляд наткнулся на нечто невозможное, немыслимое, рушащее мою скромную логику. На пассажирском сидение лежит плотно закрытая сумка, и звук исходит из нее.

― Не может быть! ― произношу с кривой усмешкой, но внутри все похолодело. Через мгновение в глаза ударил яркий свет, а уши пронзил трубный гудок приближающейся фуры. Кроваво-алая машина летит прямо на нее. Чувствую, как глаза расширились от ужаса, страха в приближении опасности. Резко выворачиваю руль во второй раз за утро. Боковым зрением улавливаю, что мимо проезжает та же самая фура, что и несколько долгих секунд назад, превратившихся в растянутые часы. Только стоило перевести дух, успокоиться, что и на этот раз все обошлось, как затылок пронзает сильнейшая боль, и мир погружается в черноту.

2

Что это, смерть? Тогда почему так легко? Почему чувствую себя крохотной снежинкой, подхваченной ветром, летящей неведомо куда? Тело стало эфемерным, невесомым, не чувствуется ни единая клетка. Я словно птица, вырвавшаяся из клетки в долгожданную свободу, отдавшись потокам Вселенских ветров. Мир потерял значение, смысл потерял значение, нет ничего, кроме этого момента, длящегося одновременно и Вечность и долю секунды. Возможно, само Время и есть этот самый момент, разделяющий парящую душу и точку света в конце темноты, становящуюся ярче, приближаясь с каждым мгновением, с каждым оборотом Земли вокруг Солнца, с каждым взрывом Вселенной, одновременно стоящую на месте, ведь, это я лечу к ней.

Нет ни мыслей, ни чувств, только радость, бесконтрольная эйфория возвратившегося домой ребенка после долгого отсутствия. Звезды, планеты, сама ткань Вселенной проносятся в темноте черного туннеля, умирают и рождаются Галактики за микроскопические доли секунды, а может и за сотню веков. Время не имеет значения, ничто не имеет значения, кроме приближающегося света, становящегося ярче и настойчивее. И вот он уже режет глаза, из манящего став нестерпимым, проникая сквозь закрытые веки, как через тонкую тюль, обжигая лучами сетчатку. Нет возможности укрыться, зажмуриться, не чувствую ни рук, ни глаз, словно их никогда и не было. Остается только лететь к свету, повинуясь инерции неконтролируемого желания, подобно мотыльку на огонь, для того, чтобы сгореть, или возродиться. Неужели, это и есть смерть? — мелькает тонкая мысль.

На мгновение я застыла перед светом, подлетев к обжигающему краю сверхновой звезды, облако, не решающееся стать тучей, войдя в атмосферу. Чувствую себя точно песчинка в океане мироздания, но в тоже время в этом божественном свете открывается вся Вселенная. Одновременно все и ничто…

Обжигающая боль, накатившая резкой ядовитой волной, уничтожила эйфорию вместе со светом. Телу вернулась его тяжесть, но по ощущениям добавилось сотни две килограмм, словно я ожившая чугунная статуя, а не человек. А человек ли я теперь, после того, как бросилась в ослепляющий свет? Прощай, мотылек, ты сгорел в пламени свечи!

Через несколько секунд неимоверным усилием воли я смогла разлепить тяжелые веки. Тени пляшут перед глазами, образы начали фокусироваться, приобретая очертания осмысленной картинки. Вначале, показалось, что тело продолжает лететь внутри световой точки, настолько все вокруг белоснежно чистое, эталон самой пустоты, но вернув мыслям порядок, понимаю, что лежу на прочной основе. Сложно назвать это камнем или мягкой периной, нечто среднее, на границе с полу застывшей водой, превращенной в вязкое желе.

Глазам вернулась ясность, с тела удивительно быстро сошла чугунная тяжесть, и вот я уже стою на ногах, не веря собственным глазам. Разум отказывается верить в увиденное, мозг закипает, не в силах понять, а глаза вылезают из орбит, грозясь выпасть под ноги, повиснуть на нитках нервов, болтаясь под носом постукивающим маятником. Это было бы не столь неожиданно, как то, что сейчас передо мной. Восхитительная красота, совершенство, нереальная реальность.

― Этого не может быть,…― тихим шепотом говорю я, осторожно делая робкий неловкий шаг, осматриваясь вокруг. ― Я сплю. Точно! Ударилась головой и сплю, ― слабо пытается достучаться логика, ломаясь с хриплым хрустом сухого дерева под возникшей в ответ мыслью: «А что есть жизнь, если не сон?»

С каждой секундой, с каждым мгновением окружающее становится явственнее любой действительности, которую только можно вообразить. Белоснежные облака, сгущающиеся под ногами плотными кольцами стелящегося тумана, нежное голубое небо у призрачного горизонта, плавно переходящее в ночное, звездное, по мере того, как взгляд поднимается ввысь, и яркий полудиск золотого солнца на периферии, опускающийся за облака, отправившийся прогревать сонную землю. Поднимаю взгляд к чернеющему над головой небу, вглядываясь в свисающие застывшими льдинками звезды, искрящиеся переливающимися бриллиантами, рассыпанными по бархату небес, и не могу отвести взгляд. Такие яркие и крупные, как сочные сверкающие ягоды, только протяни руку и можно собрать целую корзину.

В отдалении видны яркие точки планет, все равно, что шары на высокой елке. Все планеты Солнечной системы, как на ладони. Ближе всего светятся яркие шарик Марса и Венеры. Интересно, как высоко я нахожусь? Эта мысль заставила оторваться от созерцания волшебного места, ожившего сна из смелых мечтаний, возвращая насущные проблемы. Что я имею? Стою одна посреди облаков под звездным небом за сотни километров от земли. Ни тебе Райских золотых ворот, ни Адской бездны. Вдруг я застряла между жизнью и смертью и останусь здесь навсегда? Можно, конечно, пойти вперед или назад, шестое чувство подсказывало, что свалиться не удастся, но рисковать не хотелось, животный страх смерти еще сидит в сознании. Поэтому остаюсь на месте, перебираясь с ноги на ногу. Вселенская тишина кажется вечностью, и я не нашла ничего лучше, чем громко крикнуть во всю мощь легких.

― Ээээй! Здесь есть кто-нибудь?! ―прокричала я, вслушиваясь в звенящую тишину. Ответа не последовало долгие секунды, даже эхо не отозвалось на призыв. Слова будто растворились в пространстве, улетев к далеким звездам, став новыми искрами в небесной черноте. — Бог! Ты здесь? — робея, спрашиваю я, повторяя попытку. ―Нда.… Было бы странно, если б мне ответили…,― удрученно говорю я, и в этот момент туман облаков под ногами едва ощутимо рассеивается, на мгновение, открыв золотистую дорогу, тут же утопающую в облаках. Сколько же еще загадок таит это место? Вот и ответ на заданный вопрос.

― Мне идти туда? ― спрашиваю, воздев глаза к небу, указывая рукой направление, в котором тянется дорога. ― Эй, Вселенная! Молчание — знак согласия! ― вновь выкрикиваю в пустоту. ― Значит пойду! Не испепелишь за это? Иисус, Аллах, Будда, ответьте! ― несколько долгих секунд томительного вслушивания, и ноги двинулись вперед по едва различимому силуэту золотой тропы.

Не знаю, сколько прошло времени, шла я вперед или оставалась на месте, передвигая ноги пустым болванчиком, картинка над головой не меняется, застыв в едином моменте. Хотя, не знаю, как звезды могут поменяться… Нужно пройти половину земного шара, чтобы увидеть другие созвездия, но я и не на земле. Туман под ногами начинает понемногу рассеиваться, все больше открывая золотую дорогу с каждым новым шагом. Видна кладка закругленных булыжников, отражающие неяркие солнечные лучи, а дорога тем временем поднимается вверх, постепенно увеличивая угол наклона. Чувствую себя Элли в стране Озз, бредущей к великому и ужасному Гудвину.

Тем временем пушистые облака растворились в пространстве, оставив только золотую ленту в черном небе, в потоке мыслей я не заметила, как это произошло, постепенно или в одно мгновение. Опустив глаза, вниз вижу, что пушистые облака остались далеко позади, подобие устойчивой земли отдаляется с каждым шагом. От этого стало не по себе, закружилась голова и паника подкатила к горлу. Страх нагнетает и то, что нет дополнительных опор, кроме собственных ног, ни перил, ни столбов. Золотая нить одиноко висит в воздухе, словно сверкающая река течет по черному песку в компании звезд. Ужасно захотелось спуститься вниз, почувствовать устойчивость под ногами, но что-то подсказывало, что этого ни в коем случае не стоит делать.

И я продолжаю дальше свой путь, только вперед, без оглядки. Не скажу, что я боюсь высоты, наоборот, люблю смотреть на открывающуюся панораму с высоты птичьего полета, даже прыгала с восьмидесятиэтажного небоскреба с привязанной к ногам резинкой, когда мы с Максом были в Эмиратах. Но это меркнет по сравнению с путешествием по узкой дороге, нависшей над бесконечной пропастью Вселенной. Шаг влево, шаг вправо и ты ничто, даже не атом, растворюсь в бесконечном пространстве, исчезну из истории всех миров и Галактик. Отчего-то, кажется именно так, такое родное, но чужое знание, словно давно забытая истина выплыла из мутных рек памяти. Эта дорога- испытание, которое нужно пройти, борьба с животными страхами.

Сколько я так шла, сотрясаясь от ужаса, балансируя на грани истерики, не имеет значения, время давно потеряло счет, сбившись с ритма, только на этом злоключения не кончились. К счастью, небо вновь стало голубым, звезды отдалились в положенную черноту. Видимо, золотой кирпич внял моим мольбам, смилостивившись над заблудшей душой. Под звездами идти приятнее, чем среди них, но это единственный бонус следующего отрезка пути. Дорога медленно превратилась в уходящую ввысь лестницу, теряющуюся в синеве.

Та же булыжная кладка, только теперь поднимающаяся вверх маленькими ступеньками, неимоверно низкими, вьющимися змееподобной лентой. Один плюс, они достаточно широки, и, нет страха упасть в пустоту, три человека спокойно могут разместиться. Я смело шагнула вперед, но как только нога коснулась первой ступеньки, свинцовая тяжесть пронзила все тело, распространяясь от пальцев ног до кончиков светлых волос, близких к оттенку дороги. Как будто небо всей своей тяжестью опустилось на плечи, пригибая к земле.

И нет пути назад, нужно идти только вперед, борясь с непреодолимой силой. Первые шаги удались с трудом, но дальше стало только хуже. Каждая ступенька выкачивала силы, иссушая без того пересохшую реку, и когда казалось, что больше не смогу сделать ни шага, открывалось второе дыхание, и вновь тяжелый удар, выжимающий последние соки, еще сильнее и больше, до дна осушая винный бокал. Ступеньки все не кончаются, яркий золотистый свет бьет в глаза, ослепляя. Тяжесть становится такой сильной, что чувствуется вес каждого мельчайшего волоска на голове, будто он выкован из железа. И вот, когда я почти потеряла сознание от усталости, увидела впереди бледную фигуру, спускающуюся вниз по лестнице.

Окруженная золотым сиянием, она приближается, увеличиваясь, проступают очертания. А когда мы поравнялись, дар речи впал в глубокую спячку. В фигуре я узнала себя, маленькой девочкой, не больше семи лет, такой, какой помню. Подняв голову, она впилась в меня взглядом, голубые глаза пронзили синим пламенем, впиваясь в душу цепкой хваткой.

― У тебя только один шанс, Налана! Используй его грамотно, ― сказала она, на секунду задержавшись, и продолжила свой путь.

― Постой! Что я должна сделать? ―крикнула я, но девочка скрылась под облаками, оставив без ответа. Понаблюдав, как она исчезает в белоснежной вате, я продолжила путь.

Теперь ступеньки стали выше, но и лестница чуть сузилась, зато пропало ощущение топтания на месте. Навстречу спускались люди, близкие и едва знакомые, все те, кто встретился на жизненном пути. Они что-то говорят, шепчут и выкрикивают, ярость и восторг смешиваются с ненавистью и злобой, превращая все это в бесконечный нескончаемый гул, разрывающий голову. Чувствую каждую эмоцию каждого призрака, и сердце то подпрыгивает ввысь от счастья, то сковывается ледяной броней. Их много, их слишком много, и все такие сильные, такие разные, все направлено на меня. Еще немного и взорвусь от переизбытка.

Толпа знакомых лиц медленно переросла в абсолютно чужие, но отчего-то близкие, будто раньше мы встречались, возможно, в других жизнях, а может только во снах. Разномастно одетые, словно выдернутые с исторического карнавала, только масок не хватает, ― есть и короли, и нищие, благородные дамы и вовсе непонятные персонажи в диковинных одеждах. И все они смотрят, пронзают глазами, отчего-то осуждающе, будто я совершила самый страшный грех на свете, не прекращая гомона голосов. Хочу спросить, что же здесь происходит, но страх парализует голосовые связки, боюсь, что они закричат все разом. А что они могут закричать, не хочу знать.

Внезапно призраки прошлого исчезли, растворяясь туманной дымкой. Наконец-то, а то еще немного и я сошла бы с ума под их пристальными взглядами и пчелиного роя тысяч голосов. И вновь уже знакомое чувство правильности происходящего― испытание чувствами. Откуда же это знание?

И вот третий этап. Теперь у лестницы появились полупрозрачные стены, делая ее похожей на обычный пролет, длинный коридор, ведущий на чердак самого высокого в мире небоскреба. Да что там, в мире, во всей Вселенной! Сотни черных экранов, как в кинотеатре, одновременно зажглись разномастными кадрами. Вся моя жизнь, от рождения до последнего момента, проносится по мере продвижения по лестнице. Огромные картины, повторяющиеся снова и снова. Возле некоторых, особенно приятных, останавливаюсь подольше- встреча с Максом, первая презентация книги, волшебные моменты из детства, другие пробегаю на одном дыхании, стараясь не смотреть, не видеть и не вспоминать. И вновь каждая сцена пропитана эмоцией — радостью, злостью, страхом, гневом, счастьем и отчаянием. Каждый момент, каждая секунда, даже каждая мысль, все, о чем когда- либо сказала или подумала, проявляется на этих зеркальных стенах.

Жизнь похожа на разрозненную мозаику, где перемешались кусочки, но в тоже время, создавая ощущение единства. Картинки прошли на удивление быстро, я словно пересекла огромную картинную галерею с живыми застывшими моментами. Странное чувство видеть себя со стороны, заново переживать давно забытые эмоции, и больно и радостно, будто сердце прокалывают тысячей иголок. Возле самой последней я задержалась, поддавшись искушению увидеть последнее, что помню, что видели глаза.

― Как банально… ― хмыкнула я, проследив взглядом, как алый автомобиль врезается в стоящее рядом с дорогой дерево. Подушки безопасности не срабатывают, и светлая голова с силой ударяется о руль, заливая панель кровью из разбитых губы и носа. Кажется, до уха донесся хруст ломающейся шеи и глухой удар в грудь, но не уверена. ― Значит, я действительно умерла,…― говорю обреченно-спокойным голосом, поднимаясь на последнюю ступеньку золотой лестницы. Ни чувств, ни эмоций, лишь принятие происшедшего, как свершившийся факт. К чему бить ногами и кричать, что это неправда, если так случилось, историю не перепишешь. Остается узнать, что будет дальше.

«Принятие» ― отозвался внутренний голос. ― «Ты справилась. Впрочем, как всегда!». Лестница осталась позади, продолжая сверкать золотым сияющим светом, скрываясь в пелене сгущающихся облаков, становясь очередным призраком, воспоминанием. Не знаю, что чувствую, словно все это было не со мной, с каким-то другим человеком. Если, стоя на лестнице, образы прошлого имели значение, то только не здесь и не сейчас. Они ушли, как переворачивается страница книги, а я начинаю новую главу с чистого листа.

3

Теперь уже уверенно, откуда только взялось, делаю шаг с небольшой золотой площадки, ступая в снежные облака, под которыми оказалась уже знакомая дорога. Интересно, это тоже самое место, или я все же поднялась на новый уровень поднебесья? Быть может, лестница была всего лишь галлюцинацией? Те же звезды в двухцветном небе, тот же полудиск Солнца, уходящего за горизонт. Появившееся в голове знание подсказывает, что нет. Это путь, который суждено пройти каждому, и кто не собьется, получает награду. А вот какую, узнаю, добравшись до конца дороги.

Пройдя пару десятков метров, я, наконец, оказалась у цели, дорога уперлась в золотые кованые ворота, стоящие в пустоте. Ни решетки, ни забора, обычные ворота посреди неба, окруженные облаками, насколько хватает глаз. Внутри вспыхнул огонек любопытства, и ноги сами понесли в обход ворот, попытаться пройти через облака. Но только рука коснулась пустого пространства, как ее обдало огненным жаром, а из глаз полетели искры, словно кровь внутри закипает обжигающей лавой, грозясь вырваться наружу. Резко отдернув руку, инстинктивно прижала ее к груди, пытаясь прощупать, не поджарилось ли сердце. Бьется, порядок. Боль такая, словно в тело одновременно попало не меньше десятка молний. Просто так не проберешься, понятно, почему забора нет.

Вернувшись к воротам, я клятвенно поклялась больше ничего не трогать, но тут же встала другая задача — как их открыть. Вероятность, что меня кто-то встретит, распадается с каждой секундой, а на испытание терпением это не похоже. Осторожно прикоснувшись к тонкой золотой решетке, чувствую, как ворота начинают вибрировать, оживая. Кованые завитки медленно задвигались, и я приготовилась к новой порции боли, внутренне сжимаясь и зажмурив глаза. Но ничего не последовало, ворота бесшумно открылись, пропуская внутрь.

Осторожно, с нескрываемым любопытством в расширившихся глазах, я пересекла черту, застыв на одном месте неподвижной статуей. Тем временем золотая решетка беззвучно заняла прежнее положение, отрезая путь назад. А к чему возвращаться, когда впереди такая красота!

Стоя на небольшом пригорке, вижу, как под ногами распластался белоснежный город, теряясь в пелене облаков. Восхитительный, само совершенство, нежный как безе и твердый, как камень, от него веет легкостью и надежностью, умиротворенным спокойствием. Над головой черное звездное небо, с огромными, нависающими планетами, а по линии горизонта проглядывается тонкая прослойка нежно-голубого неба. Контраст белого и черного слепит, но не ослепляет, превращаясь в поток света колоссальной силы, могуществу которой нет конца.

― Это Рай! Я в Раю! ― восхищенно прокричала я, сбегая вниз к чудесному городу. Эйфория, возвышенность, восторг, сложно подобрать слова, чтобы описать накатившую гамму чувств за эти короткие мгновения, пока приближался город. Будто вернулась домой после долгого путешествия, найдя свет во тьме. Удивительное чувство правильности становится все сильнее, вытесняя нахлынувшую детскую радость. Вот я на пороге и делаю шаг в небесный Эдем.

Здесь нет ни единого облака, словно невидимая преграда ограждает небесный город от любого вторжения, грозящего нарушить вековое спокойствие. Сила, поразившая на склоне холма своей мощью, усилилась во стократ. Каждый сантиметр холодного белоснежного мрамора пропитан ей, как губка, она витает в воздухе невидимыми молниями, и весь город дышит ей, попутно источая. Величественное место, чувствуется, что здесь свершаются судьбы миров.

Ноги сами несут вперед, не повинуясь сигналам разума. Ощущение трепета накатывает волной, вызывая в груди сладко-щемящее чувство, пока я медленно пересекаю древний город, беззастенчиво любуясь красотами. А засмотреться есть на что, глаза стараются разглядеть мельчайшие детали, отложить в памяти, запомнить само совершенство.

Стоящий на ровном гладком плато белоснежный город, похож на вырезанную из мрамора древнюю скульптуру. Цельной статуэткой на гладкой подставке сверкает он белизной на фоне чернеющего звездного неба. Огромные цветастые планеты нависают над ним гигантскими шарами, хаотически разбросанными по небосклону, практически касаясь окружностями, но на самом деле находящиеся за миллионы световых лет отсюда. «А может, совсем близко!» ― вспыхнул в сознании ответ на незаданный вопрос. Одинаковые здания в античном стиле, без единой щели и трещины, цельные куски монолита с множеством колонн, зеркально расположились по обеим сторона города, оставляя в центре широкую линию, скорее всего дорогу, расставленные в подобие шахматной доски. Широкие арочные окна, с играющими в них радужными бликами света, привлекают внимание манящими переливами. Ощущение, что античный мир Древних Рима или Греции сошел со страниц учебника истории, только здесь все гладкое и ровное, без единого изъяна, без налета древности, словно время остановилось, застыв в одном мгновении, добровольно законсервировалось, дабы сохранить этот город.

Но город не пуст, как может показаться с первого взгляда, под холодными стенами мрамора кипит жизнь. Чудесные люди, молодые и красивые, в легких одеждах, ходят из дома в дом, переговариваются, гуляют между однотипных домов, сложив за спиной белоснежные крылья, многие парят в небесах, подобно птицам, наслаждаясь небесной свободой. По лицам видно, что они счастливо улыбаются и смеются, но звуков веселья не доносится, словно мраморные стены поглощают голоса, сохраняя тяжелую тишину. При моем приближении смех и радость на лицах ангелов сменяются противоположными чувствами, гневом, ненавистью, презрением. Многие кривятся в брезгливых гримасах, отворачиваясь, или уходя в сторону. Наверное, виноват мой внешний вид — простое платье вряд ли подходит для встречи с Создателем.

Во всех мифах и легендах ангелы― воплощения добра и справедливости. Так почему эти так злы на меня? Чувствую кожей исходящую от них ненависть. Уверена, будь под ногами камни, меня бы дружно забили, как бешеную собаку. Это потому, что у меня нет крыльев? Несправедливая дискриминация! Пытаюсь не обращать на них внимания, продолжая вглядываться в красоту города.

И вдруг глаз замечает в белоснежной чистоте яркие пятна всевозможных цветов от оттенков радужного спектра до безумного слияния красок. И как я раньше не заметила, ослепленная абсолютной белизной? По обеим сторонам импровизированной дороги в глубине самого города возвышаются великолепной красоты фонтаны, в центре которых запечатлены невиданные животные. Многих помню по сказкам, слышанным в детстве — подобия гидр, грифонов и многих других, которых вижу впервые, например крылатые человеко-ящеры, запечатленные в камне, омываются восходящими разноцветными струями воды, искрящей и переливающейся, меняющей оттенки во всех гаммах цвета. Фиолетовые, зеленые, золотые, красные, все возможные и невозможные цвета пронзают идеально белый мир тонкими нитками. На удивление смотреть на них куда приятнее, чем на снежно-холодную белизну.

Мерно воспаряющие и опускающиеся струи воды танцуют под звук неслышной мелодии, играя фанфарами красок, и если прислушаться, можно уловить едва заметный ритм, что я и сделала, несколько мгновений наслаждаясь неведомой музыкой, которую вряд ли смогу повторить. Слишком она нежна и чудесна для слуха. Параллельно музыке начали проклевываться тихие голоса ангелов слабыми недовольными перешептываниями за спиной: «Уверен, что это она?… Как посмела здесь появиться!… Ей место на нижнем уровне… Предательница, осквернительница!» — по-змеиному шипят они.

Оторвавшись от созерцания фонтана, резко разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, грубо спрашивая у стоящей за спиной небольшой толпы, внимательно разглядывающей мою спину десятками цепких глаз.

― Почему вы так говорите? Я ничего не сделала! Ничего плохого! ― они тут же растворяются в мраморе, оставляя без ответа. Мне точно здесь не рады… Печально, видать, получить крылья не суждено.… Перестаю прислушиваться, сегодня хватило оскорблений и злобы на лестнице, но вместе с голосами стихает и музыка, возвращая тишину. Наверное, тут повсюду незримые барьеры, не позволяющие звукам проникать до слуха чужаков. Тем лучше, желание ближе познакомиться с ангелами отпало, как мертвый сухой отросток.

И вот, оставив напыщенных летунов позади купаться в радужных фонтанах, я подошла к границе города, у которой высится огромный дворец, опять же, не виденный ранее. Город лежит на ровной плоскости, и чтобы не заметить такое фундаментальное сооружение, нужно быть слепым кротом. Белоснежно чистый, как и весь город, именно он источает силу, пропитавшую камень и воздух, питая и подпитываясь, выполняя идеальный симбиоз. На вершине дворца сияет огромный золотой купол, источая свет и тепло, словно само Солнце, лениво распласталось на нем тонким блином. Вновь колонны, немыслимых размеров небоскребы, застывшие под античной крышей. Замечаю тонкую превосходную лепнину на барельефах, изображающую людей и животных, сценки из обычной людской жизни и кадры войн. Особо не вглядываюсь, мельком скользнув взглядом, обращаю внимание на дальние сценки, напоминающие полет человека в космос.

Но отчего-то внимание привлекают фигуры, застывшие на вершине Дворца, стоящие вокруг солнечного купола. Статуи людей, застывшие в царственных позах, величественно взирают на распростершийся город. Я насчитала восемь, и если все они находились на равном расстоянии друг от друга, то две центральные стояли очень близко. Кажется, мужчина и женщина, но лиц не разобрать. Я долго разглядывала их, но не затем, чтобы вглядеться в каменные черты, интерес вызвала странная деталь — эти статуи густо покрыты паутиной трещин. Единственные во всем идеальном городе, две центральные фигуры самого главного здания выглядят так, словно простояли уже сотни тысяч лет, древние, готовые рассыпаться в прах, стоит только прикоснуться, червоточина в снежном Абсолюте, ложка дегтя в бочке меда, рушащая идеальную картину.

― Интересно, кто они и почему так выглядят? ― тихо спрашиваю я, проникшись сочувствием к каменным изваяниям, забытым в этом идеальном пустом мире. И тут странное чувство накатило на меня, заставив вздрогнуть, пронося по телу холодный мандраж, чувство родного и знакомого, словно древняя статуя часть меня, отколотый кусочек души, замурованный в камне. ― Бред какой-то…― говорю с усмешкой, тряхнув головой, отгоняя странные мысли, и тяну на себя тяжелую дверь, поддающуюся с неимоверной легкостью, попадая в длинный темный коридор, внутреннюю артерию Дворца.

Дверь за спиной захлопнулась с жутким трескучим звуком, обдав могильным холодом, словно закрылась крышка гроба, отрезая путь к отступлению. Впереди только холодная мрачная темнота, скрывающая кошмарных монстров, липкое чувство тревоги опутало нервы, накрыло тяжелым саваном, вызывая иррациональный древний как мир страх. Пожалуй, каждый боится темноты в той или иной степени, пугает не сама тьма, а то, что скрыто за ее завесой, то, что человеческая сущность не смогла перебороть за века эволюции — страх неизвестности. А эта темнота живая, в ней притаилась сама смерть, готовая в любой момент схватить костлявыми пальцами, утянуть за собой в бесконечный холод.

Стоя на пороге длинного бесконечного во тьме коридора, я впервые за весь путь почувствовала неотвратимое желание повернуть назад, бежать, сломя голову сквозь мраморный город, под свист и улюлюканье ангелов, спрыгнув вниз с первого попавшегося облака. Никогда еще не было так панически страшно, горло сдавливает спазм, сердце колотится быстрее, выбивая чечетку, но самое ужасное то, что я не понимаю, от чего боюсь! От этого становится еще страшнее. Что это― дикий страх темноты или присутствие смерти рядом?

«Ты совсем близко, нельзя поворачивать!» ― истошно прокричал внутренний голос. Поддавшись его уговорам, делаю первые робкие шаги в густой темноте, предусмотрительно выставив руки вперед. Глаза ничего не видят, ноги перебирают по полу мелкими шажками, боюсь одновременно споткнуться и натолкнуться на какую-нибудь преграду, но больше боюсь того, что внезапно выскочит один из тех монстров, стоящих посреди фонтанов, разжевывая плоть и кости мощными зубами, с легкостью превращая в разбитые хрустальные осколки.

И тут рука коснулась холодного выпуклого камня, непроизвольно пытаюсь на ощупь найти обходной путь преграды, когда на стенах коридора зажегся тусклый свет висящих факелов. Резкий крик ужаса вырвался из горла, и я невольно дернулась назад, защищаясь, увидев перед собой ужасного монстра, тянущего вперед руки в злобной гримасе. Подавшись назад, чувствую, как холодные пальцы схватили плечо, и крик переходит в отчаянный визг испуганного животного.

Только через несколько секунд смогла взять себя в руки, привыкнув к мерцающему свету факелов, зажимая руками рот на всякий случай. Чудовищами оказались всего лишь статуи, расставленные вдоль коридора, в основном треснутые, покореженные, но некоторые идеально равные. Мужчины и женщины, застывшие в чудовищных неестественных позах, смотря пустыми каменными глазами, протягивая руки толи в мольбе, толи в защите. Печально, страшно, не понимаю, для чего нужны такие жестокие статуи, так резко контрастирующие с фигурами на куполе, подобно дню и ночи. Создавать для гостей гнетущее ощущение смерти и неминуемой расплаты за грехи? Возможно,… стараясь не вглядываться в посмертные маски, продолжаю путь.

Темнота не рассеялась, но отступила, под тусклым мерцанием огней. Темные чудовищные тени танцуют на стенах в колышущемся под тонким сквозняком пламени, протягивая нависшие когтистые руки с нереально длинными и тонкими пальцами, образуя в переплетении огромных многоногих пауков. Казалось, еще секунда, и они сползут со стен, выпрыскивая ядовитую паутину, наваливаясь на жертву всем скопом. Время тянулось, но ничего не происходило, пока иду вперед, ожидая атаки в любой момент, которой так и не последовало.

Уставшее сознание начало расслабляться, тени перестали пугать, и даже темнота перестала казаться густой и мрачной, потому как свет неожиданно стал ярче, словно в факелы добавилась сила. Легкий порыв ветра добавил жара огню, придав тому синеватый оттенок. Только я обрадовалась, что все, наконец закончено, как столкнулась с новой силой — Временем. В этом коридоре с ним творятся невиданные вещи, убыстряя и останавливая ход. Я- то проходила не меньше десяти километров за долгие тянущиеся минуты липкой патокой, в действительности сделав лишь несколько коротких шагов. То пролетала за одно мгновение сразу несколько статуй, чьи лица из испуганных превращались в желчные гримасы в бликах света. «Смотри на нас, запомни нас!» ― безмолвно говорят они, искажаясь в кривых усмешках.

Ориентация в пространстве тоже дает сбой. Коридор то сужается до размеров игольного ушка, то расширяется до бесконечного поля, мгновенно укорачиваясь и удлиняясь так внезапно, что его реальные размеры вылетают из головы. Понимаешь, что это игра воображения, но глаза отказываются верить, посылая в мозг тревожные сигналы. Изменения времени и пространства выбивают чувство реальности из-под ног, оставляя перепутанные местами Вечность и секунду, запутывая, сводя с ума постоянными колебаниями. Сколько прошло с того момента, как ноги пересекли порог этого проклятого коридора, ступив в темноту? Час, день, год? Сколько я прошла, пару десятков метров или сотни километров? Не помню,… разум отказывается воспринимать. Есть только бесконечная дорога, без конца и начала, на краю которой прячется смерть.

Забавно, но я больше не боюсь, абсолютно наплевать, что будет дальше. Суждено умереть среди этих каменных изваяний или превратиться в одно из них, пусть! Все, что угодно, лишь бы выбраться отсюда.… И, о чудо! Впереди показалась дверь. Обычная, деревянная, ничем не примечательная. Посреди темного холодного камня, она стала лучиком надежды, вселяя уверенность пробивающимся из-под нее холодным светом. Вот и все, наконец-то! Больше не будет испытаний, не будет страхов, все закончено, я справилась! Уверена! Полная предвкушений толкаю ее, застывая в немом ступоре.

4

― Здравствуй, Налана. ― пронзает тишину холодный властный голос, живой, настоящий. Отчего-то, кажется, что я не слышала человеческой речи тысячу лет, поэтому искренне обрадовалась и, не боясь, улыбнулась. ― Может, ты все же закроешь дверь? Ни к чему впускать сюда темноту, ― мягче говорит он, и я осторожно притворяю дверь, оставшись стоять на пороге, разглядывая помещение, в котором очутилась.

Огромных размеров круглый зал, находящийся под куполом здания, сверкает идеальной белоснежной чистотой, впрочем, как и остальной город. Вдоль стен высятся монолитные колонны, широкие арочные витражи под потолком пропускают радужные лучики света. То же чувство идеальности, словно зал и все, вплоть до мельчайших деталей, выдолблено умелым мастером из того же, единственного и неповторимого куска камня. Все, кроме людей, царственно восседающих за огромным круглым столом, в центре которого возвышается столп сине-голубого света, искрясь и переливаясь. Не могу оторвать глаз от холодного огня, смеси льда и пламени, такого зовущего и манящего, необъяснимо притягательного. Этот свет живой, он движется, циркулируя потоком энергии, пронзая пространство вокруг себя мельчайшими мощными частицами. Непреодолимое желание слиться с этим светом становится невыносимой пыткой искушения, невольно делаю несколько шагов вперед, протягивая руку и не сводя затуманенного взгляда, когда меня грубо одергивает резкий холодный голос.

― Может, прекратишь корчить из себя идиотку! ― надменно проговаривает мужчина с короткими каштановыми волосами, кидая в мою сторону брезгливый взгляд карих глаз. ―В прошлый раз мы уверились в твоих блестящих актерских способностях, второй раз не прокатит!

― Нолан, где твои манеры? ― осекает его обладатель первого голоса. ― Свет Силы чарует любого, а Налана так долго была лишена его! Не удивительно, что она залюбовалась его красотой, — приятный сильный голос с теплыми оттенками осенних красок внушает уверенность и спокойствие, располагая к себе. Кем бы ни был этот мужчина, чувствую, что он является главным среди собравшихся. ― Мое имя Дарен, Налана. Тебе это о чем-нибудь говорит? ― спокойно спрашивает он, не сводя с меня пристальных голубых глаз.

― А должно? ― тихо спрашиваю я, возвращая Дарену ответный взгляд. Повисает неловкое молчание, пока я откровенно разглядываю его.

На вид около сорока лет, волевое лицо, черные как смоль волосы и мудрые голубые глаза, смотрящие прямо в душу. Он гордо восседает по правую руку от главы стола, чье место пустует. Строгий белоснежный Трон без излишеств, Абсолют чистоты, немного возвышается над остальными. По левую же руку от Трона, напротив Дарена, стоит пустое кресло с вырезанной спинкой в виде оскалившего клыки тигра, готового к атаке.

― Привлекает? ― проследив мой взгляд, спрашивает Дарен, молча киваю в ответ. ― Может, присядешь? Так будет удобнее разговаривать, учитывая, что у нас мало времени, а у тебя много вопросов, ― мягко говорит он. Почему-то, кажется, что он видит во мне несмышленого ребенка, которому нужно объяснять прописные истины.

― И о чем будем разговаривать? Точно не о погоде…― спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие, подходя к пустующему месту с оскалившемся тигром, проводя ладонью по холодному камню, чувствуя, как тот оживает под кожей. На мгновение показалось, что пальцы коснулись густой шелковистой шерсти, под которой скрыта гора мышц. Невозможно, это всего лишь камень, но рука отчетливо чувствует тепло.

― Хватит играться с Троном! Сядь, наконец! ― визгливо выкрикивает женщина с копной рыжих волос и зелеными глазами, испепеляя меня взглядом. ― Нолан прав! Время уходит, а она строит из себя дуру! Проще вернуть ее назад!

― Помолчи, Лирана! ― жестом осекает ее Дарен, без намека на теплоту в голосе, дождавшись, пока я сяду. Стоило пятой точке прикоснуться к холодному камню, как синий столп небесного света полыхнул яркой вспышкой, и шесть пар глаз уставились на меня в немом молчании. Что-то произошло за эту долю секунды, что-то важное, не доступное моему скудному пониманию. Он вновь нарушает молчание, обращаясь ко мне, не обращая внимания на остальных участников беседы. ― Позволь представить тебе остальных. Это Лукреция — указывает он на девушку с длинными черными волосами, обрамляющими бледное лицо, — Никола — мужчина со светлым ежиком волос и холодным взглядом черных глаз, от которого мурашки бегут по коже, ―И Лукиан — молодой паренек с открытым жизнерадостным лицом, единственный, кто мне искренне улыбнулся, вызывая симпатию. Остальные похожи на оживших ледяных статуй, словно я попала в царство холода и презрения. Эта троица пока предпочитает молчать, обмениваясь друг с другом нечитаемыми взглядами.

― Очень приятно, ― тихо говорю я, вежливо кивнув. ― Могу я узнать кто вы, и что это за место?

― Ты, правда, ничего не помнишь? ― с искренним сочувствием спрашивает Лукиан.

― Она издевается, мальчишка! Играет на наших нервах, набивая себе цену! ― делает выпад Нолан, ударяя кулаком по столу. Дарен проигнорировал его выходку, переключив внимание на меня.

― Это место, как ты выразилась, Фабрика Душ― центр мироздания и колыбель всего сущего, а мы― обводит он широким жестом присутствующих― Совет Богов. Я, как ты поняла, по старшинству являюсь его безвременным председателем. Мы зададим тебе только один вопрос — как ты попала сюда, Налана? ― по-прежнему мягко говорит он, но в голосе проскальзывают стальные нотки. Он также рад меня видеть, как и остальные, только умело скрывает истинные эмоции за доброй улыбкой.

― Я умерла, попала в аварию на шоссе, ―отвечаю чистую правду, не понимая, о чем вообще говорят эти люди. ― Это какая-то проверка? Будите судить мои грехи? ― испуганно спрашиваю я, чувствуя, как по спине побежал холодок.

― Проверку ты прошла блестяще! Не каждая душа может попасть на Совет Богов! ― хитро улыбаясь говорит он, заговорщицки подмигнув. К чему бы это? ― Час близится, Налана, настало время вопросов и ответов. Твой ответ не полон. В твоих же интересах рассказать правду. Всю ПРАВДУ! ― настаивает он.

― Это и есть правда, чистая как ваша гребаная Фабрика! ― отвечаю я, начиная злиться. Трон подо мной странным образом оживает на несколько мгновений, чувствую, как тигриные когти заострились, готовя хищника к атаке. Злость сменилась изумлением, и тут же ощущения исчезли.

― Понимаю твои чувства, Налана. ― продолжает Дарен. ― Но ты здесь и отпираться бессмысленно. Как ты попала сюда?

― Да что вы заладили, как попала, как попала! ― передразниваю я, ощущая себя блондинкой на научной конференции физиков-ядерщиков, хотя и есть блондинка. ― Так же, как и все, думаю!

― Да, в этом ты права…― соглашается Дарен, выжидая. ― Все такая же дерзкая. Время тебя ничуть не изменило,…― задумчиво протягивает он. ― Не хочешь говорить? Зря! Я могу действительно помочь, Налана, замолвить нужные слова и скостить приговор на пару тысяч лет. Но при условии, что прекратишь упираться, спрячешь гордость подальше и скажешь нужные слова. Это не игрушки и второго шанса не будет! ― в его словах я краем уха улавливаю подтекст, скрытый смысл, который не понимаю, не могу прочитать.

― Вам, что, нужно рассказать всю жизнь от начала до конца? Как раз сегодня вспомнила все до мельчайших подробностей на золотой лестнице! С чего начать? ― спрашиваю я.

― Она еще и издевается! ― яростно выкрикивает Нолан. ― Где Люцион, стерва?! Отвечай, или Вечность проведешь в Аду! ― переходит он на зловещее шипение.

― А вот это не вам решать! ― дерзко отвечаю, осмелев от его наглого тона. ― И, между прочим, я никого не оскорбляла! А вы― перевожу внимание на Дарена― обещали ответы, но продолжаете засыпать вопросами! ― с упреком говорю я. ― Кто такой этот Люцион? Его место пустует во главе стола?

― Хвала Создателю, нет! ― подает впервые за всю беседу голос Лукреция, откидывая со лба черную прядь. ―Он преступник, принесший Фабрике Душ много горя, впрочем, как и…

― Это сейчас не важно, Лукреция. ― перебивает ее Дарен на полуслове. ― Пусть Налана задаст свои вопросы, если они есть. Я всегда держу свое слово!

― Две центральные статуи на крыше разрушены. Кому они принадлежат? ― спрашиваю первое, что приходит в голову. Из всех возможных вопросов меня волнует именно этот, видать сильно зацепил потрескавшийся камень.

― Фабрика― дом Богов. На крыше изображены его обитатели, то есть каждый из нас. Одна из центральных статуй действительно Люциона. ― разъясняет Дарен. ― Статуи своего рода показатель нашей жизненной силы. Как ты правильно заметила, его почти разрушена. Делай выводы.

― Еще бы ей не заметить! ― едко выплевывает Нолан. Дарен пропускает это мимо ушей, и я следую его примеру.

― А кто вторая? ― спрашиваю я. И тут смолчавший до этого Никола разражается громким заливистым смехом, через силу и икание выдавливая слова.

― Она не помнит! Она действительно не помнит! ― хохочет он, покрываясь красными пятнами. ― Только зря тратим время на глупую смертную! Что там она хочет, Великий Суд? Без проблем! Приговорим ее к тысяче лет огненной геенны, да разойдемся! У меня куча дел в Натисе!

― А может ты заодно с ним! ― вспылила Лирана, бросив в мужчину уничтожающий взгляд. ― Что он тебе обещал?

― Не надо огненной геенны, пожалуйста! ― восклицаю я. Пауза секундного затишья, а затем громовой смех пронзает тишину. Смеются все, кроме Дарена, испепеляющего меня холодным пристальным взглядом. Не пойму, что их так рассмешило, моя просьба или умоляющий тон. Злые, глумливые Боги, играют в свои жестокие игры, наслаждаясь человеческим страхом. Чувствую себя мышью, загнанную в клетку с тиграми. Острые когти схватили за тонкий хвост, подвесив вниз головой, сильные лапы швыряют из стороны в сторону, как мячик для пинг-понга, надеясь сбить семенящую лапками добычу. Я нужна, пока забавляю их, пока не надоем, а что дальше? Не хочу в огненную геенну, но и быть цирковой мышкой не намерена!

Злость закипает внутри пропорционально громкости их смеха, от которого слегка сотрясаются белоснежные стены Дворца и противно дребезжат стекла под потолком, грозя просыпаться дождем мельчайших осколков. Дарен продолжает неотрывно смотреть на меня, что-то есть в его глазах, помимо холода… интерес? Словно он выжидает, как хищник на охоте, играет с загнанной косулей. Почему он не остановит их? Куда подевались галантность и манеры? И тут в голове, подобно яркой вспышке среди темноты, раздается теплый мягкий баритон.

«Прекрасная игра, Налана! Просто блестяще! Ты заслуживаешь «Оскара»! С другой стороны, ты перестаралась. Невозможно настолько поглупеть всего за тысячу лет!» ― говорит в моей голове голос Дарена, пока голубые глаза приковывают к себе взгляд.

«Что вы от меня хотите?» ― также мысленно спрашиваю я под непрекращающийся смех, чувствуя, как ярость подступает к горлу.

«Вопрос в другом, что хочешь ты? Либо, ты действительно ничего не помнишь, либо ведешь свою игру, к чему я больше склоняюсь. Налана, мне можно верить», ― доверительно говорит он, прерывая контакт. Злость накатывает с новой силой. Понимание медленно уплывает из помутившегося разума. От этих людей, или существ зависит моя жизнь, дальнейшая судьба. По всем правилам выживания, попадая в опасную близость от голодных хищников, нужно сидеть тихо, как мышка, не издавая ни звука, ни шороха, или притвориться мертвой. Вот только я никогда не была мышкой, и не собираюсь ей становиться даже на Фабрике Душ. Жалкий человечек в окружении Богов тоже может показать когти! Не в силах больше выносить их издевательский смех, резко вскакиваю на ноги, ударяя кулаками по мраморной столешнице с такой силой, что костяшкам становится больно, но сдерживаю гримасу поджатием губ в кривую усмешку, старая привычка, сколько себя помню.

― Прекратите! ― громко реву я, срывая голосовые связки, искря глазами не хуже перегруженного энергией трансформатора. Шесть пар глаз вновь устремились в мою сторону дулами автоматов в стане врага. Прервав их безудержное веселье, замечаю в разноцветных радужках истинные эмоции, вызванные столь дерзкой неожиданностью. Изумление, восхищение, испуг, ненависть, презрение и… радость. Дарена последнего коснулся мой блуждающий взгляд, но затуманенный пеленой мозг не предал этому значения, а зря! Сколько проблем можно было бы избежать, запомни я эту незначительную сценку, когда простая смертная смогла вывести великих всемогущих Богов одним стремительным порывом. ― Прекратите ржать, как бешеные кони! — продолжаю я. Еще секунда и у самой от ярости вздыбится пена на губах. ― Думаете, раз вы Боги, имеете право надо мной смеяться? ― гневно выкрикиваю я, чувствуя, как задрожали стены с новой силой, а арочные окна над потолком напоминают трясущуюся на воде рябь. ― Да, я умерла, да, попала сюда, в ваш идеальный мир! И да, вам это не нравится, но это не повод унижать меня! ― выпаливаю я на одном дыхании, ожидая реакции. ― Если не хотите отвечать на мои вопросы, то к чему маните, как голодную собаку костью? Я ничего не знаю, не помню, кроме своей жизни, не знаю, кто такой Люцион! ― голос предательски срывается на истерику. ― Если думаете, что я мечтала оказаться здесь, то глубоко заблуждаетесь! ― предательские слезы готовы скатиться по щекам с силой Ниагарского водопада. Боль, обида, страх, унижение превратились в огромный снежный ком черного цвета, лавиной разрывающий грудь, и только неимоверным усилием воли я смогла сдержать себя в руках, не дать им нового повода для насмешек. — Я не знаю, как попала сюда,…― тихо заканчиваю пламенную речь, устало плюхаясь в кресло. Показалось, или тигр на каменной спинке издал тихий рык? Неважно, не хочу думать…

Гробовое молчание повисло в белоснежной пустоте холодного круглого зала, самое тягостное из всех возможных состояний бытия. Повиснув на опасной высоте, оно напоминает тугую склизкую пленку, лишающую кислорода. Нужно пробить, но никто не хочет пачкаться. Боги невольно потупили глаза, опять же все, кроме Дарена. Пройдясь по ним скользким взглядом, останавливаюсь на черноволосом мужчине, улыбающимся одними губами в нечитаемом выражении. Самодовольство? Нет! Стыд? Тоже не то… Тщательно скрытая радость, он доволен моей реакцией, словно ждал ее как глоток свежего воздуха. Еще одна игра, правил которой я не понимаю.

Если в первые мгновения Дарен показался оплотом чистоты и радушия, то по мере его реакции, этот человек превращается в холодного циника, безжалостного стратега, неглядя жертвуя пешками во имя удачного исхода боя. Но в его глазах есть нечто еще, скрытое, неуловимое, подобно волшебной эльфийской пыли. Интерес? Начинаю повторяться, но мысли не хотят развиваться, решив закупориться в плотный кокон отрешения. Он не так прост, как показалось вначале, за доброй улыбкой скрывается нечто неизвестное, заинтересовавшее Бога в простой смертной.

На удивление, тишину нарушил Лукиан. Откашлявшись и проведя рукой по светлому ежику волос, он тихо произнес, практически шепотом:

― Прости, Налана. Это было жестоко, нам не следовало. Просто ты…― далее он замялся, собираясь с мыслями. Глубина задумчивости и сострадания в красках отразилась на добродушном круглом лице парня.

― Не такая, как все, Налана! — продолжает за него Дарен, послав в парня убийственный взгляд. Остальные поддержали его одобрительными кивками. Чувствую, что он знает гораздо больше, чем говорит, словно играет на два фронта. Только не могу понять, какое место занимаю я посреди шахматной доски? И занимаю ли вообще, но его отношение явно заслуживает пристального внимания. ― Ты избрана Силой Фабрики и Создателя, ты та, кто сможет остановить зло. Не дать ему распространиться, и прорасти его гнилым отравленным плодам.

― Послушайте, Дарен… ― начала я, но властный голос прервал легкий поток слов, будто обрезав шелковую нить.

― Не надо слов, Налана. ― перебивает он. ―Скажи, только честно, хочешь ли вернуться в прежнюю жизнь? ― тихо спрашивает он. Неужели никто не видит интереса в его глазах, загорания искорок азарта? Или это часть неподвластной мне игры? ―Хочешь ли ты вернуться на землю, Налана? Продолжить то, что оставила, продолжить грешный путь по жизненному пути? ― спрашивает он, но вновь в словах скользит потаенный смысл, а я не могу спросить, чувствуя, как пересохший язык прилип к небу. ― Вопрос в том, что ты хочешь, Налана! ― знакомые слова, сказанные несколько минут назад резанули по сердцу. Ощущаю себя главной героиней театральной постанови, словно его вопрос не требует продолжения, и финал давно известен, отыгран тысячу раз. Он ждет ответа. С каждой секундой этот человек, Бог, становится все большей загадкой, незыблемой и непонятной, меняющей с легкостью направление, подобно ветру.

― Я хочу жить! ― дерзко отвечаю, глядя в холодные смеющиеся глаза, с крошечной толикой жалости. ― Если вы действительно Боги, то можете вернуть меня назад в обход огненных геенн! ― вновь повисшая пауза липкой тишины. Обдумывают мои слова, мысленно переговариваясь. Чувствую, как крошечные электрические частицы мерцают в пространстве, суматошно переносясь от одного участника разговора к другому. Незримо и нереально все, кроме их Взглядов, тяжелых и требовательных, проникающих до костей, расплавляющих мозг, превращая его в податливую массу. Не понимаю, что они хотят, почему так смотрят, словно я само сосредоточие Вселенского зла! Я всего лишь человек, неведомыми путями очутившийся в центре Вселенной!

Видимо, Дарен с легкостью прочел мои мысли, потому как его голос был тепл и свеж, напоминая яблочный пирог с корицей. Успокаивающие нотки приятно ласкают слух, унося прочь тревоги и сомнения, заставляя погрузиться в этот голос, прочувствовать его и раствориться в потоке безмятежности. Тепло и уверенность пронзили до кончиков пальцев ног, отчего-то я не чувствовала, что он может причинить мне зло, лишь гармония и спокойствие, заполняющие тело и голову невесомой дымкой пустоты.

― Хорошо, Налана! ― мягко говорит он. ― Есть два варианта развития событий. Первый ― ты возвращаешься в привычную жизнь, а второй― открываешь для себя новые грани. Что выберешь? ― спрашивает он, безмятежно откинув выбившийся темный локон со лба. Интересно, только я заметила скованность и нерасторопность движений?

―Я…я ― тихо повторяю, чувствуя, как с каждой секундой воздух выкачивается из легких, оставляя все более тяжелое удушье. Воздуха катастрофически не хватает, горло пережали стальные тиски, а на лбу выступила предательская испарина холодным потом, словно застывшие ледяные капли. ― Я…Что? ―тихо спрашиваю, переставая слышать свой голос.

― Прочисти уши, лапуля! ― сквозь вату доносится безмерное самодовольство Нолана, узнаю его по кусочкам огненного льда, но уже все потеряло значение. Адская обжигающая боль пронзает грудь, сердце выбивает невыносимые кульбиты, грозя разорвать грудную клетку неосторожным движением, горло обжигает густым огнем, словно внутри подожгли напалм и каждое неверное дыхание превращается в дьявольскую пытку. Не могу дышать, сердце выбивает адскую чечетку, заходясь на оборотах, воздуха чудовищно не хватает, и вот я уже задыхаюсь, упав на холодный пол с не менее холодного Трона, царапая горло и грудь острыми ногтями. Воздуха не хватает, я задыхаюсь, не могу вымолвить ни слова. Страх захватывает в густые объятия, крепко удерживая подле себя. Не могу бороться, боюсь до паники, отключается мозг и единственное, что бьется в голове, несусветная мысль: «Выжить! Любой ценой! Нельзя умереть здесь!»

Дальнейшее приобретает картину бредового сна. Чувствую, как теряю сознание, но в то же время сохраняются отголоски реальности. Бредовый сон, осознанная фантазия, ставшая явью. Не понимаю, что происходит, но очень страшно! Паника проникает до костей, превращая их в расплавленную массу под болевым натиском. Тело судорожно извивается, чувствую, как внутренние органы прекращают работу, замедляя свой бег. Кровь медленней течет по жилам и артериям, словно застопорилась на полпути гигантским шлаком, сердце бьется все тише, сводя на нет мелодию ритма, превращая в тихий перезвон церковных колоколов вдали. Почему думаю о них? Мне страшно! Безумный страх, отчаянна паника подступают все плотнее! Я не хочу умирать! Не здесь и не сейчас! Плевать на это место, на этих Богов, на до и после, я хочу здесь и сейчас!

Сознание покидает разум и сквозь завесы пелены доносятся приглушенные голоса:

― О, Создатель, что с ней? ― испуганно выкрикивает темноволосая девушка, когда моя рука машинально тянется к груди.

― Порядок, Лури, порядок! Наланчик хочет поиграть! ― выдает Нолан, одновременно испуганно сверля меня глазами. ― Все хорошо! ― в этот момент я закричала, громко и неистово, не слыша собственного голоса, перекрывая остальных. Крик пронесся по помещению подобно треску светлячков в безмолвную ночь. Отчаянный крик испуганного существа, стоящего на краю гибели, полный страха и страдания.

― Идиот! Она умирает! Дарен, в чем дело? ― выкрикивает рыжая голова, испуганно тряся копной волос. Чувствую их страх и смятение, но собственный страх превыше всего, он затуманивает разум, отключая эмоции, оставляя только панику.

― Не понимаю! ― выкрикивает Дарен, склоняясь над моим дергающимся на полу телом. ― Так не должно быть! ― в голосе явственно читается испуг. ― Налана! Налана, ты слышишь? ― кричит он, пытаясь удержать за плечи вырывающееся тело. Пелена закутывает сознание, слова доносятся обрывками, словно через вату, что-то бьет по груди с дробящей силой кувалды, выбивая последние частицы воздуха. Последнее, что помню― горячее дыхание возле уха и тихий, едва различимый шепот в затуманенном разуме: «Сорви маски и увидь истину! Жизнь не то, чем кажется.» ― сказал Дарен и сознание отключилось.

Дальнейшее приобретает вид размытых пятен перед глазами, вспышки диковинных цветов, волшебное чувство полета внутри темного туннеля― уже знакомые этапы. Но затем случилось то, чего ожидала меньше всего, с учетом обстоятельств.

Глухой шмяк падения рывком отдается в ушах, травянистый запах с оттенком земли приятно щекочет ноздри. Дыхание стало плавным и ровным за считанные доли секунды, сердце больше не выдает немыслимых кульбитов, закручиваясь в дьявольском танго, а в глаза ударил невыносимый зеленый цвет. Что случилось? Что произошло? Голова отказывается ясно мыслить, и тут до меня доходит, с быстротой жирафа― я вернулась.

С трудом поднявшись на ноги, ощущая невыносимую ломоту в теле, потираю нещадно ломящий затылок тупой болью. Все- таки мило со стороны Богов бескорыстно вернуть меня на землю. Возможно, не так они и плохи, как показалось.… Оглядываюсь по сторонам в некоем подобие транса, пытаясь свести мысли в одной точке. Сложно, безуспешно.… И как я оказалась на земле? Вновь вопросов больше, чем ответов. Повертев головой в стороны, замечаю боковым зрением кроваво-красную груду железа, нежно обнимающую толстое дерево располосованным надвое бампером. Двое мужчин в полицейской форме вытаскивают из него перепачканную в крови безвольную куклу, бывшую человеком несколько минут назад. Руки свисают плетьми, касаясь острыми пальцами ароматной осенней травы, нежно проводя по ней, светло — золотые волосы превратились в кровавую паклю, скрывая лицо. Легкое платье в кровавых разводах, начинающих подсыхать, превращаясь в темно-бурый оттенок крепкого вина, потому как в груди застряли мелкие кусочки стекла и железа, открывая раны.

― Это я? ― единственное, что смогла из себя выдавить, наблюдая открывшуюся картину, не веря в происходящее. Сюрреалистичный бред, безумная абстракция, все, что угодно, только не реальность. Они не могли так со мной поступить! Вернуть к мертвому телу слишком жестоко даже для самодовольных Богов. Не может быть правдой, обычный кошмар, сейчас открою глаза и…

5

― Ты не спишь, Налана. Это реальность, ― раздается за спиной приятный мужской голос. Резко оборачиваюсь, впиваясь взглядом в стоящего позади человека, и не могу отвести глаз, приковавшихся к нему тяжелой цепью. Могу только глупо ошалело моргать, утонув в бесконечности серого взгляда. ― Привет. ― тихо говорит он, опустив глаза к земле, чтобы вновь поднять, закружив меня в новом водовороте небесного танца.

― Привет…― слабо отвечаю я неслушающимися губами, откровенно разглядывая незнакомца. Высокий рост, слаженна стройная фигура, сквозь тонкую ткань черной рубашки прослеживается рельеф мышц, светлые волосы водопадом спадают на плечи, обрамляя немного бледное лицо с точеными чертами. Он безумно красив, идеален, словно Аполлон сошел с Олимпа, сверкая прожекторами глаз. Стоит в вальяжной позе, опираясь боком на ближайшее дерево, скрестив руки и ноги, словно мерзнет от холода в густую жару, пока тяжелый взгляд, цвета стального неба, приковывает к себе.

От него не хочется увернуться, не хочется бежать сломя голову. Хочется раствориться в безбрежных серых глазах, таких открытых и любящих, пронзающих до глубины сознания. Чувствую в них родное тепло, такое близкое и знакомое, сквозящее в каждом движении, в каждом полувзгляде, словно домой вернулась оторванная часть души.

― Ты так рада моему появлению, что не можешь членораздельно разговаривать, или повлиял удар головой? ― кривясь в усмешке, спрашивает он, отлепившись от дерева и делая шаг в мою сторону.

― Не знаю, что ответить… ― честно отвечаю я, продолжая рассматривать грациозно плывущего ко мне мужчину, игнорируя его саркастичный тон. ― Зайди через часик, тогда сможем более продуктивно поговорить! Сейчас у меня голова разламывается на части! — спокойно отвечаю я. Резкая пощёчина обожгла щеку пламенным огнем, заставив кровь трепыхать по венам огненным потоком.

Он оказался передо мной в одно мгновение, засадив резкий удар, не давая опомниться, и также стремительно отступил, оставив в недоумении потирать ушибленную щеку. Светлые волосы промелькнули в миллиметре от кожи, пройдя по ней жарким касанием, и горячий электрический ток пронесся до кончиков пальцев, возбуждая потаенные участки памяти. Я знаю его. Помню его, чувствую.… До боли знакомо, обжигающе привычно, но нечто в глубине головы блокирует воспоминания, словно ставя тяжелый заслон.

― Хватит играть в глупые игры, Налана. ― спокойно говорит он, отступая от меня на несколько шагов. ― Приходи в себя, у нас мало времени, чтобы размениваться по мелочам! — восклицает он, откидывая прядь волос с плеча, и я невольно залюбовалась переливами золотых солнечных лучей.

― Ты даже не сказал своего имени, красавчик! ― нагло отвечаю я, потирая щеку. — Поэтому и пальцем не пошевелю, а все аргументы можешь смело сливать в канализацию! ― заявляю я, копируя его первоначальную позу, приваливаясь боком к толстому дереву. Возможно, это было грубо, неуместно в данной ситуации, но я очень устала, и слова вылетали невесомой дымкой, независимо от сознания. Возможно, впервые в жизни, стоя рядом с этим слишком красивым парнем, я говорила то, что хочу сказать на самом деле. Хочется язвить ему, хочется провоцировать на импульсивные желания, отчего-то хочу заставить его выбраться из скорлупы.

Рука застыла в миллиметре возле щеки, перехваченная моими тонкими пальцами. Почему хотел вновь ударить? Злость, раздражение, возможно, я вывела мужчину из себя потоком наглости, а может, была другая причина.

Медленно опускаю его напряженную руку вдоль талии, чувствуя, как тонкие сильные пальцы несмело вздрагивают от прикосновений к скрытой тканью коже. Хочется несмелым движением прижать полностью его сильную ладонь, заставить проводить изгибы по ребрам и талии, приторное желание наполняет рот сладким томлением предвкушения. Я хочу его, не смотря на грубость и неизвестность, это добавляет большего азарта. Незнакомый мужчина, впервые увиденный, и тело не может справиться со жгучим томлением, он нужен мне, он мой! Знаю это неописуемым седьмым чувством смеси похоти и интуиции. «Мы должны быть вместе» ― бьется в голове непрекращающейся дробью.

― Очнись, черт возьми! ― резко вырывает он руку из крепкого зажима, довольно проследив, как мои пальцы нехотя отпускают его ладонь. ―Нам нужно поговорить, Налана! ― жестко отвечает он, но внимательный взгляд замечает, что блондинчик не против моих нежных касаний, следя затуманенным взглядом за перебиранием пальцев по телу.

―Прекрасно тебя слышу! ― резко говорю я, наигранно отворачиваясь от него. ― Прекрати меня бить и объясни, что здесь происходит! ― настаиваю я громким голосом.

― А ты не изменилась, Налана! ― мечтательно протягивает он томным голосом, не отводя от меня взгляд. ― Такая же дерзкая. Хотя мне нравится твоя жестокость, в ней есть нечто первобытное, дикое.

―Я уже слышала сегодня подобные слова, ― отвечаю я, надеясь вызвать какие-то реакции. ― Что все это значит?

― А ты не поняла, Налана! Оглянись вокруг! Что ты видишь? ― настаивает он, вновь загипнотизировав меня золотым переливом волос. Его слова заставили пульс биться учащенно, а дыхание заволакивать тугой пеленой. ― Вглядись, Налана, прочти скрытое между строк!

Серебристая гладь асфальта, удаляющаяся в пустоту густой тяжелой зелени деревьев, скрывающаяся бесконечной нитью во тьме густой листвы, медленно разносит по себе незначительное происшествие, одно из чудовищной сотни случающихся каждый день на цветастом шарике под названием Земля. Окровавленный безжизненный труп вытаскивают из покореженной машины. Время остановилось, раз за разом повторяя ненавистный момент.

― А что, должна? — глупо спрашиваю я, уставившись на вынимаемое из машины тело. — Здесь скрыт скрытый смысл. Ответ на вопросы Вселенной? Это же я! Действительно я! Мертвая! ― голос срывается на крик, слезы подступают к глазам, и больше не могу контролировать вырывающегося из глаз потока. Перед глазами красная пелена едва движущегося марионеткой тела, такая безвольная и абстрактная, нереальная в своем естестве. Нежная сказка, присыпанная тяжелой реальностью, колокольным набатом бьющая в ушах.

― Хм… Неважно, Налана. ― тихо говорит он, проведя тонкими пальцами по волосам. — Значение имеет только твое знание.

― Кто ты? ― тихо спрашиваю я, между переливов его голоса.

― Люцион. ― самодовольно отвечает он, дерзко растрепав золотые волосы. — Вижу, не помнишь, Налана. Но это не важно! Я пришел, чтобы помочь тебе сделать правильный выбор.

― Интересно, каким образом? ― отвечаю я, закатывая глаза.

― Читай между строк, Налана! Правда скрыта под тоонким слоем… Нужно открыть глаза! ― протягивает он.

― Не понимаю, я вижу каждую мелкую деталь, ― медленно говорю я, осторожно подходя к покореженной машине, погружаясь в запах зеленой травы и исчезающих отсветов света, впиваясь глазами в кровавый отблеск стали, соединяющий тело и металл. ― Не более, ― тихо отвечаю я, глядя на покореженное перед собой железо.

―Открой глаза, Налана, и ты поймешь! ― тяжелый удар разрывает грудь. Не могу дышать, не могу шевелиться. Его голос разрывает внутренние органы, сводя все к неестественному дисбалансу, тяжести, заполонившей существо. ― Открой глаза, Налана! — повторяет голос сквозь мысли и пространство, испепеляя расстояние, проносясь до головы тяжелой волной.

Мир потерял значение, улетучился приятный запах травы, а красивый блондинчик стал пеплом несбывшихся желаний. Чувствую его слова, как они проникают в молекулы тела. Отчасти знаю, но не могу принять, не могу понять.… Это дико, но знакомо, безумно знакомо. Не могу поддаться трепещущемуся телу. Не желание разрывает на части, а знание. Что так должно быть.

Мир превращается в осколки, холодные части разбитого стекла. А я стою посреди сверкающего пепла, не зная, что делать. Чувствую густой запах зеленой травы в ноздрях, и мир перестает существовать. Голоса притупляются тяжелой ватой между ушами, одиноко и гулко, краски сливаются в мелодичный перезвон, донося едва слышные слова: «Открой глаза, Налана! Ты должна открыть глаза!» ―и шепот, доведенный до безумия, неистовый крик покореженной души.

Слепящий цвет травы сменился густой темнотой, непроглядной и неистовой. Мир вновь потерял краски, оставив после неизвестность. Остается только поддаться на слепящий путь света, прожигающий голову. Холодная точка света, прожигающая мозг, кажется такой знакомой, доброй и верной, и нет альтернативы в зовущих лучах. Не хочу быть пешкой! Не хочу слепо лететь мотыльком на убивающий свет! Не хочу гореть в пламени чужих желаний! Нет! Да пошли вы все!

Холодный воздух пронзает легкие тонкими иголками, сердце бьется быстрее, грозя вырваться из груди, дыхание сбивается каждую минуту, мне холодно! Конечности леденеют, я живой лед, ожившая статуя, без права на прощение. Тепло медленно разливается по телу — счастье переходит в боль, радость в отчаяние. Не знаю кто я, потеряв себя. Дыхание замедляется, и тут густой поток воздуха пронзает диафрагму, вливая в легкие живительный кислород. Тяжелый удар острием заточенной сабли пронзает грудь, и мир теряет краски, сливая до и после в тяжелом потоке темноты.

1

Что произошло? Что случилось? А разве это имеет значение после тяжелой, всепоглощающей темноты! Когда смерть настолько близко, шепча в ухо тяжелые слова, что пора готовить белый саванн, унося за собой в густую пустоту тьмы и невозврата. Что может сделать грешная безвольная душа на пороге невозврата, когда в голове тяжелой кувалдой бьется мысль о невозвращении, хрупкости бытия и бессмысленности жизни в целом.

Только яркий хрупкий свет небесного цвета не дает уйти во тьму, зовя к себе немыслимым теплом, любовью, нежностью. Поразительно, как много может воплотиться в таком клочке света. В тонкой белоснежной точке могут проступить все чувства и эмоции, сверкая оттенками красок, от эйфории до ярости, окрашивая их в радугу чувств. Нет мыслей, нет желаний, есть только белоснежный холодный свет на дне глубокого колодца, свет в конце туннеля, одновременно открывающий и закрывающий жизненный путь. А что дальше? Пустота? Что лежит за пределами белоснежной точки, в которую на мгновение превратился весь мир? Цивилизации, время, сама ткань Вселенной соединились в чистейшем Абсолюте, преодолевая века и границы. Одна точка, заключающая в себе целый мир, миллионы миров, соединяя все и ничто, сводится до того, насколько хватает радиуса обзора.

Никогда не могла подумать, что буду безумно радоваться белоснежному потолку больничной палаты, нависающему над головой тяжелой нагнетающей плитой. Тяжелое казенное белье неприятно шебуршит кожу, словно голышом катаюсь по песчаному пляжу. Не по тому песку, в который хочется зарыться в прохладной тени, слушая шепот океанских волн, а по тому, который назойливо проникает в мельчайшие трещинки и впадины, неведомым образом оказываясь в самых потаенных местах жестко оскаливаясь на беззащитное тело своими крохотными кусачими частицами.

Что произошло? Что случилось? Не могу пошевелить ни единым мускулом… Непонимание, боль, мутный, скрытый густой пеленой тяжелый взгляд… Голову заволакивает странное чувство страха и радости. Мысли бьются в мозгу взбешенной стаей мелких птичек, сбиваясь с траектории, хаотично курсируя по сознанию, словно дикий хищник ворвался в их маленький мир, посеяв суету и панику.

Что произошло? Что случилось? Мысли отказываются выстраиваться в целостные цепочки, оставляя довольствоваться лишь обрывками фраз, воспоминаний, желаний.… Было ли все это на самом деле, или сознание выдало нереальную сказку. Золотая лестница в облаках, рассекающая небо, Фабрика Душ, выточенный город из белоснежного мрамора, Совет Богов, чем это было― сном, реальностью или неподвластной человеческому разуму истиной?

Странно, последнее, что помню― твердую кору дерева, стремительно несущуюся вперед со скоростью реактивного самолета, как инстинктивно закрыла лицо руками в слабой попытке защититься, а затем металлический привкус крови во рту. Дальнейшее кажется ярким сном, раскрашенным детским рисунком, слишком ярким и нереальным, но удивительно живым. Волшебным красочным миром, где трава имеет бирюзовые переливы, а солнце в виде огромного золотого самородка освещает сказочный мир, где принцы прискакивают к принцессам верхом на драконе.

Чем были эти несколько минут, часов, дней, а может долгих лет или столетий, которые я поднималась по золотой лестнице, все дальше уходя в небеса? Время потеряло значение, стало ничем, тонкой нитью в пространстве, едва уловимой паутиной, связывающей настоящее, прошлое и будущее. Удивительно, но именно золотая лестница, Фабрика Душ были отчетливой реальностью на тот момент, единственно важной жизненной точкой в безвременье, сохраняющей тонкую нить.

Сейчас ничего не понимаю… Веки налиты тяжелым свинцом, мышцы не хотят двигаться, даже самое незначительное движение кажется пыткой, словно в тело запихнули миллион саднящих осколков. Вдобавок, ужасный гул в голове разрывает сознание, не позволяя сконцентрироваться. Рот пересох настолько, что засушливые пески пустыни могут показаться тропическим пляжем, оставляя неприятный привкус кошачьего помета при каждом глотке, похожим на проталкивание теннисного мячика через игольное ушко. Хочу поднять руку, протереть заспанные глаза, но она кажется неподъемной частью великана. Странно… чувствую, как едва шевелятся тяжелые пальцы на руках, как медленно ощущаю ноги.

Приятное тепло волной прокатывает по телу, чтобы тут же смениться потоком боли, горящего адского пламени, разрывающего каждую клетку сознания, оставляя тупую боль и нестерпимые муки. Хочу умереть, но мысль подобна порыву ветра, не может долго задерживаться в голове. Белый потолок сквозь тонкие шторы век, ослепляюще слепящий, тяжелый шум в голове, словно после затянувшегося похмелья, и невыносимая боль, вот все, что осталось после чудесной сказки, волшебной иллюзорной картинки, мира Фабрики Душ.

― Открой глаза, Налана. Открой глаза. Посмотри на меня, Налана. Пожалуйста, посмотри, ― знакомый голос тлеющим угольком проникает в сознание, вырывая из пелены небытия, усиливая боль, но возвращая мысли к реальности. Он призрачный, облачный, но родной и знакомый. Он нужен, он связь, нить, которую нельзя упустить, только не сейчас. Нужно поднять веки, посмотреть, я должна. Нельзя терять шанса покинуть темноту! Как бы ни было больно, как бы ни было страшно, нужно это сделать, превозмогая отпущенные организму ресурсы. Последний рывок, второго шанса не будет. Если не выйду из темноты, останусь в ней навсегда, пока не кончится Время.

― Знаешь, Налана, я читала в каком-то журнале, что с больными в коме надо разговаривать, произносить имя.…Рассказывать о событиях, о любых…― тяжелая пауза, никакая боль не может сравниться с этими моментами густой повисшей тишины. Знаю, осознаю, но не могу поделать, только наблюдать сквозь тяжелые веки, не желающие открываться. ― Как назло не знаю, что тебе рассказать, Налана, все кажется полнейшей ерундой, ― тяжелый смешок, прорывающий сознание, заставляющий веки немного дрогнуть. С трудом пытаюсь пошевелить рукой. Кажется, пальцы начали содрогаться, чувствую, как жизнь возвращается в тело с каждым тяжелым вздохом, с каждым ударом сердца. Еще немного и очнусь, открою глаза. Вот сейчас… еще немного, последнее усилие и…

― Не знаю, что тебе рассказать. Прошло девять дней, девять долгих бессонных дней, превратившихся в бесконечность. Я много думала, Нал, за это время. Сидя в больничной палате надо чем-то убить время, чтобы перестать думать. Иногда приходили чудовищные мысли, но возможно, в них есть доля истины, ― вновь повисшая тяжелая пауза, но теперь я вижу, широко открыв глаза, сквозь резь слепящего света после долгой темноты, сидящую возле окна фигуру, разглядывающую голубое небо.

«Мама?! Это ты? Что за бред ты несешь?» ― хочу сказать, но слова застревают в горле тяжелым комком. Вроде бы двигаю указательным пальцем правой руки, вроде бы поворачиваю голову, скосив глаза на застывшую в ярком свете тень, сидящую в пол оборота, а может, показалось. Еще плохо чувствую тело. Она не замечает моих робких попыток движения, погруженная в свои мысли, медленно выпуская струйку сизого дыма в открытое окно, продолжая импровизированную исповедь.

― Может, так было бы проще, Налана, лучше. Может не стоит держать тебя здесь? К чему эти игры в Богов со смертью? Даже не знаю, слышишь ли ты… Жизнь овоща― это не жизнь, ее жалкое подобие. Очнешься ли ты когда-нибудь, и какой ты будешь? Хочу этого, но ужасно боюсь…

«О Боже! Начинаю понимать, к чему ты клонишь! Мама, не надо! Посмотри на меня, я живая!» ― хочу крикнуть, но не могу.

― Знаешь, Налана, это так просто.… Взять и выдернуть вилку из розетки поддерживающих тебя аппаратов. Освободить тебя, закончить эту безумную пытку. Так было бы лучше для тебя, для всех нас. Больше нельзя держать тебя, как бы они не старались… Ты уже понимаешь, начинаешь понимать. В конечном итоге, умирать не страшно, Налана, смерть лишь начало, ― она выбрасывает окурок в окно резким движением, решительно, как щелчок пальцев, медленно поднимается с низкого стула, тряхнув светлыми волосами, и осторожно подходит ко мне, не замечая открытых глаз, испуганно бегающих из стороны в сторону.

Она хочет отключить аппараты, поддерживающие во мне жизнь, остановить сердечный насос, прервать поток живительного кислорода. Рука уже тянется к панели управления, ведь, чтобы нарушить работу любого компьютера не нужно большого ума. Легким нажатием пары кнопок можно вывести из строя любую, самую сложную и совершенную систему, достаточно знать, на что нажимать или же не знать вовсе, словно обезьяна с ядерной боеголовкой в кармане.

Санна действительно хочет убить меня, она намерена это сделать! Не верю! Это горячечный коматозный бред, оживший кошмар, все, что угодно, только не реальность! На мгновение рука зависла над кнопками, словно в нерешительности. Последние колебания маятника в ее голове, раскачивающего на конце мою жизнь, последние крупицы сомнения. Мама давно взвесила за и против, приняла решение. Это чувствуется по уверенности голоса и движений, но почему? Девять дней не такой долгий срок.

Нужно что-то предпринять, и быстро, второго шанса не будет, мгновение промедления в буквальном смысле стоит жизни. Но как заставить ослабевшее тело слушаться, когда работают только глаза? Неужели она не видит, не замечает, списала на рефлекс?

― Так будет правильно, тебе не будет больно, ― тихо шепчет она. Внезапно удар молнии прошиб тело, яркая вспышка возникла в голове и рука схватила другую руку, впиваясь в запястье длинными ногтями. Не знаю, как сделала это, как остановила ее, где нашла силы на молниеносный бросок, но вот он― второй шанс. Две пары голубых глаз встретились. Что я почувствовала- страх, облегчение, отчаяние, уходящие с тяжелым выдохом, или набирающие силу катящимся по инерции поездом. Всю гамму эмоций можно описать одним простым словом― сожаление. ― Налана…― едва различимый звук собственного имени и вновь проваливаюсь в темноту.

2

Тем временем на Фабрике Душ разгорелась нешуточная баталия. Боги продолжают обсуждение неожиданной встречи, слишком разная буря эмоций назревающим штормом витает в воздухе. Впервые за тысячу лет шестеро Богов, правителей древних миров, не могут прийти к единому мнению, найти решение в сложившейся ситуации. Впервые за долгие годы на Фабрике воцарился страх.

― Что с ней произошло и главное, каким образом? Смертные не могут перемещаться по своему желанию! ― восклицает Лирана, нервно барабаня пальцами по гладкому столу. ― Дарен, ты был ближе всех. Может, успел что-то заметить, что-нибудь неестественное?

― Дорогая, прекрати искать подвох в любой мелочи, ― спокойно говорит Дарен, откидываясь на спинку стула, изображающую северного оленя с ветвистыми рогами. ― Произошло то, что должно было, самый естественный процесс из возможных― торжество жизни. Фабрика дала второй шанс, посчитав, что она еще не готова к Истине.

― Как все просто! ― саркастично язвит Нолан, скрестив руки на груди. ― И все же я не верю, что это она, настоящая Налана.

― Она не узнала нас, ничего не вспомнила! Возможно, это хитрый ход, желание запугать нас. Уверена, она готовит очередную диверсию! ― добавляет Лирана.

― Бред! Невозможно сыграть истинный ужас, это читалось в глазах, ― тихим голосом вставляет Лукреция.

― И ты поверила ей? Вновь? После всего, что произошло! ― выплевывает Нолан порцию яда. ― Тебе было мало одной войны? Нужно выяснить, что у нее на уме, пока Налана не перешла к действиям!

― Ты превращаешься в параноика, ― отвечает Лукреция, поджав губы. ― Налана продолжает пребывать в Лимбе, Люцион не выходил на связь, и мы не знаем, случится ли это в принципе.

― Не удивительно, что с таким пофигизмом, ты позволила Наланиным тварям занять свой мир. Как ты еще здесь-то держишься! ― язвит он, громко усмехнувшись. Лукреция бросила в сторону мужчины в троне паука уничтожающий взгляд, но промолчала.

― Стоило ей вернуться в нашу жизнь меньше, чем на минуту, а мы уже готовы перегрызть друг другу глотки! ― звонко выкрикивает Лирана. ― Нужно решить, что делать дальше. Дарен, твои предложения.

― Спасибо, что слово, наконец, дошло до меня. Позвольте кое-что разъяснить, друзья мои. Вы вновь неверно оцениваете ситуацию, чувство страха настолько затуманило разум, что вы не видите очевидных вещей, выдумывая несуществующие коварные планы!

― Но…― начал было Нолан, но Дарен оборвал того на полуслове указующим жестом.

― Я слушал вашу крикливую перебранку, теперь послушайте меня, как председателя Совета и старейшего Бога на Фабрике. ―Нолан виновато потупил взгляд, а Дарен тем временем продолжил. ― Давайте признаем очевидные факты. Во-первых, она попала сюда, пройдя испытание лестницей, значит, ее душа готова к возрождению…― медленно он начал загибать пальцы. ― Во- вторых — она не узнала нас, ничего не вспомнила и я верю ей. Возможно, в ней произошли кардинальные перемены. Третье― если Люцион и, правда, где-то поблизости, то он слишком слаб, не готов к открытым действиям. Четвертое― возвращение Наланы неизбежно. Вы же не думали, что она просидит Вечность в иллюзорном мире! И пятое― истинный враг скрыт в Севаре, но никак не эта девчонка. С ней не нужно бороться, а показать нужное направление, если не хотим повторения истории.

Тяжелое молчание повисло в белоснежном зале Советов. Безусловно, Дарен прав― в данный момент Налана не представляет угрозы, но ее возвращение сулит перемены, переустройство мирового порядка Вселенной. А значит, придется воскрешать разрушенный войной Севар, возрождая жизнь в сухой пустыне. Но до этого далеко, Налана вернулась в страну снов, реальный мир, и неизвестно, когда вновь переступит порог Фабрики Душ. Дарен нарушил затянувшуюся тишину, опасаясь, какие еще идеи могут возникнуть в головах остальных. Отчего-то Никола и Лукиан не принимали участия в разговоре, что вызывало некоторое волнение.

― Предлагаю оставить все как есть. Невмешательство сейчас лучшая стратегия. ― заявляет Дарен, выжидая реакцию.

― Она помнит Фабрику, помнит нас и что произошло здесь. Это может чревато повлиять на душевное состояние,…― протягивает молчавший до этого Никола. ― Встречное предложение― нужно прочистить ей память, как ив прошлый раз. Очередное воскрешение не повредит. Что такое еще одна жизнь, по сравнению с тысячью лет? ― хитро улыбается он. ― Я могу хоть сейчас дать приказ агентам. Команда зачистки сработает быстро.

― В прошлый раз они облажались, в результате мы имеем всю эту ситуацию, ―холодно говорит Дарен. ― Твоя забота о Налане весьма трогательна, уверен, однажды ей будет интересно это услышать. Мы не имеем права вмешиваться в ход вещей, все должно случиться естественным путем.

― Согласен с Дареном. Я голосую за! ― бодро поднимает руку Лукиан, ослепительно улыбаясь. Остальные несмело повторили, последним поднял руку Никола, продолжая улыбаться холодной улыбкой.

― Единогласно! На этом собрание можно закончить. ― объявил Дарен, поднимаясь с места. Боги медленно расходились, возвращаясь в свои миры к своим жизням, превращаясь в разноцветный радужный дым, исчезая в Портале Силы. Мало кому пришлось по душе решение Дарена, но откровенных возражений не последовало. Они не хотят ее возвращения, еще сильны незаживающие рубцы войны, закончившейся победой ценой разрушения целого мира. Теперь поздно спорить, кто виноват, остается лишь пожинать последствия.

― Дарен… ―тихий женский голос вывел мужчину их размышлений. В зале осталась только Лукреция, когда остальные уже разошлись. ― Время близко, планеты начинают выстраиваться в ряд. Что будет, если Налана не поймет, что делать, как выбраться из той западни, пока не ушло время?

― Ждать следующей возможности через тысячу лет. Мы не можем помочь ей, остается надеяться на удачу Люциона, и как выразился Никола, ее душевное состояние.

― Это жестоко. Остальные ни о чем не догадываются? ― с едва скрываемым испугом спрашивает она.

― Мы все еще живы. ― тепло улыбается Дарен. ― Без знаний Налана бесполезна, все, что мы можем ― это ждать. Для твоей же безопасности забудь об этом разговоре, неправильно сказанные фразы могут быть опасны, особенно сейчас.

― Понимаю,… ―отвечает она. ― И все же я волнуюсь. Ты действительно уверен, что она готова?

― Теперь я ни в чем не уверен, ―отвечает Дарен. ― Не хочу загадывать на будущее, нужно решать проблемы по мере их поступления. В этот раз должно получиться, Парад Планет особенное время, когда сотворяется новое…― повисла пауза недосказанности, но разговор так и не был продолжен. Поняв, что ничего больше не услышит, Лукреция покинула зал Собраний, став зеленым дымом. Дарен еще минуту постоял в одиночестве среди белоснежной пустоты Абсолюта, затем медленно прикоснулся к трону в виде оскалившегося тигра, посылая его хозяйке мысленный энергетический заряд.

―Ты должна открыть глаза, Налана!

3

Интересно, почему так нещадно болит голова, раскалываясь на миллион кусочков? Яркий свет нестерпим, режет глаза толченым стеклом, вызывая очередной приступ мигрени, поэтому в маленькой комнатке шторы плотно задернуты, стараясь не пропускать дневной свет в царства полумрака. Прошло уже две недели, как я очнулась, придя в себя после девятидневной комы. Говорят, что это большая удача, многие так никогда и не приходят в себя, а если и возвращаются к жизни, то с огромным трудом.

В моем случае повезло, выздоровление идет стремительными темпами, благо не задето жизненно важных органов, из серьезных травм только сильное сотрясение. Врачи говорят, что скоро выпишут, по сотню раз повторяют, что все в порядке и волноваться не о чем. Что меня пугает, так это непрекращающиеся боли в голове, но все объясняется тяжелым ударом. Остается только верить и надеяться на лучшее, больше ничего.

Также остается непонятным поведение Санны. Не верится, что она действительно хотела отключить меня от поддерживающих жизнь аппаратов, но картинка была такой четкой. Врачи объяснили это обычной галлюцинацией, в таких состояниях часто возникают разные видения. Скорее всего, приснился дурной сон наяву, пусть так. Я жива и это главное, а с реалиями подсознания можно разобраться и позже.

Хотя, к чему ждать? Нужно чем-то убить время. Долго читать по- прежнему не могу, а от висящего над головой телевизора рябит в глазах. Можно и повспоминать волшебные видения! Снова прокручиваю все в голове вплоть до мельчайших подробностей. Волшебная лестница, Фабрика Душ, выточенная из белоснежного камня, и странные люди, такие далекие, но знакомые, словно я впервые за долгие годы увидела старых друзей. Как же реально это было, реальнее всего, что когда-либо происходило в жизни. Это было… настоящим.

Осторожный стук в дверь оторвал от воспоминаний, возвращая на землю к больной голове. Дверь с тихим скрипом отворилась, впуская полоску яркого света, освещая темный силуэт на пороге.

― Привет, к тебе можно? ― тихо спрашивает Эльвира.

― Заходи, ― улыбаюсь я, искренне радуясь встрече с подругой. ― Только не включай! — одергиваю ее, когда та потянулась к выключателю. Эл понимающе кивнула, пересекая темную комнату, и устроилась в кресле возле кровати. Немного приподнимаюсь, чтобы лучше ее видеть. Темные волосы зачесаны назад, спадают волнами по плечам, карие глаза внимательно разглядывают бледное отощавшее тело на кровати с искренним сочувствием. Обычные джинсы и спортивная рубашка говорят, что она только из дома, потому как на работу Эльвира надевает строгий костюм, если не ошибаюсь. Воспоминания по-прежнему даются с трудом. Как мило, ради меня потратила выходной, и губы вновь расходятся в улыбке.

― Как себя чувствуешь, Налан? Принесла тебе апельсинчиков,… вот… ― кивает она на стоящий возле ног пакет.

― Не знаю,… Голова не прекращает болеть, в мыслях каша, а так прекрасно, ― отвечаю я. ― А ты как?

― Да все по старому, дом-работа — дом, ― отвечает она. ― А кроме головы что-то беспокоит?

―Эльвир, только не начинай меня допрашивать! ― закатываю глаза, показывая неудовольствие. ― Врачи это делают по сотню раз за день. Одни и те же вопросы, одни и те же ответы. Я тут со скуки подыхаю.

― Это дело поправимое, ― улыбается она. ― Разговаривала с твоим лечащим врачом, он безостановочно сыпал медицинскими терминами, я уловила только половину…― короткий смешок. ― Но смысл в том, что возможно уже сегодня тебя выпишут, если действительно, кроме головы нет жалоб. Ты очень быстро идешь на поправку, смысл тебе лежать здесь.

― Дома и стены помогают, ― отвечаю я.

― А как именно она у тебя болит? ― с интересом спрашивает Эльвира. ― Постоянно?

― Не знаю, сложно ответить. По большей мере стараюсь спать, а так.… Когда пытаюсь вспомнить о чем-то, напоминает приглушенный гул сотен поездов огромного вокзала, пытающихся пробиться сквозь завесу.… До твоего прихода я кое о чем думала, ― неожиданно говорю я. ― И боли не было. Странно, правда?

― И о чем же? О Максе? ― спрашивает она, в глазах зажегся неподдельный интерес.

― Об одном месте, оочень странном месте…― протягиваю я. — Как-нибудь расскажу.

Мы проговорили еще минут пятнадцать о бессмысленной ерунде, смысл которой не помню. После чего Эльвира удалилась, вернувшись, минут через сорок с доктором. Опрос, осмотр, рекомендации, очередное простукивание коленок, и спустя полтора часа я сижу на переднем сидение Эльвириного «Рено» черного цвета, нацепив на нос плотные солнцезащитные очки, не смотря на дождливый полумрак пасмурного октября.

― Лиана с Грегори тоже хотели приехать, но сама понимаешь, дела, ― говорит она. Если не возражаешь, мы завтра к тебе все вместе приедем проведать.

― Конечно, буду рада. А как ты узнала, в какой я больнице?

― Санна позвонила, рассказала о случившемся. Я была в шоке, ― говорит она. Отчего-то улавливаются тонкие нотки напряжения в ее голосе. ― Забавно, но она спросила меня, не знаю ли в каком состоянии твоя машина.

― Я люблю эту машину, купила на деньги от первой книги. А в каком? ― механически спрашиваю я, хотя ответ известен. Лично видела покореженную груду металла, встречаясь с Люционом.

― Не подлежит восстановлению, передняя часть в щепки, ― говорит Эльвира. ―У тебя не болит голова от музыки?

― Нет, включай, ― с улыбкой говорю я. ― Все равно говорить не особо хочется,…― отворачиваюсь к окну, погружаясь в разглядывание серого городского пейзажа. Высокие блочные небоскребы однотипной массой сменяют друг друга, неотличимые как однояйцовые близнецы. Люди спешат под мелким дождем взбешенными муравьями, каждый по своим делам, окрашивая серую мглу веером разноцветных зонтиков, хлюпая по начинающим скапливаться лужам. Обычный унылый питерский пейзаж, ничего примечательного. И мысли сами полетели неудержимым потоком на Фабрику Душ, к ярким всполохам цветных фонтанов посреди белого ничто.

Не замечаю, как проваливаюсь в сон, вновь оказываясь рядом с тем блондином. Шум в голове сменился четкими словами, повторяемыми раз за разом, отбиваемым ритмом заводной игрушкой. «Открой глаза, Налана! Открой глаза!» Водоворот кружит в радуге, подхватив теплым потоком ветра, а слова все повторяются сильнее и сильнее настойчивым приказом. Но внезапно все обрывается, вытаскивая из яркого сна — чья-то рука осторожно трясет за плечо.

― Налана! Проснись, приехали, ― будит Эльвира возле ворот моего дома.

― Что? Уже? Мне такой сон снился,…― сладко потягиваясь, говорю я, набирая код на электронном циферблате. Тяжелая решетка медленно отъезжает, пропуская автомобиль внутрь двора.

― Ну, уж извините! ― весело отвечает Эльвира, проезжая по усыпанной гравием дорожке к парадной двери. ― Кстати, тебя ждет сюрприз, ― удивленно поднимаю вверх брови, невидимо за широкими стеклами очков, но Эльвира догадалась о моей реакции. ―Иначе бы сюрприз не получился.

На крыльце нас встречает улыбающийся Макс.

4

О, да, Макс умеет быть серьезным и заботливым, когда это действительно необходимо. Под «действительно» я имею в виду ситуации, не вписывающиеся в границы понимания, как снег посреди жаркого июля или попадание любимой девушки в серьезную аварию. Конечно, наши отношения нельзя назвать идеальными, то ли виной его взрывоопасная вспыльчивость, то ли мой упрямый характер, но как-то мы смогли продержаться три года. Мы познакомились пять лет назад на той вечеринке в честь Нового года, на которую я напросилась вместо Коста-Рики. Тогда только начиналась моя писательская карьера, еще неизвестная, еще не успешная. Симпатичный парень подсел ко мне за барную стойку, протянув бокал шампанского, разговор завязался сам собой, все — таки праздники сближают одиноких людей, и остаток вечера мы провели вместе.

Дальнейшие два года были ни к чему не обязывающие встречи, все ночи мы проводили порознь, встречаясь только днем или вечером. Как только стрелка часов пересекала 23:00, я выпроваживала его или ехала к себе, объясняя тем, что наступает время творческой работы. Вначале его забавляло, затем злило, а после он привык, находя в этой странности немало плюсов — можно всю ночь перемещаться по клубам, клея девиц, а я даже не вспомню о его существовании, уйдя с головой в нереальный книжный мир.

Все изменилось три года назад, когда выпустили мою первую книгу. И, о чудо, она имела колоссальный успех — фантастическая сказка о волшебных животных чудо-страны, отражающая в аллегории жизненные проблемы. Тогда же, на презентации, он сделал мне предложение, и я естественно, согласилась, когда колечко с маленьким бриллиантом перекочевало на палец.

Он уговорил меня купить этот дом на деньги от гонорара и сумму, вырученную от продажи моей скромной квартирки, в которой раньше жила. Дом был не таким, как сейчас, многое пришлось переделывать, но это уже заслуга Макса. Я плохо разбираюсь в строительстве, поэтому положилась на мужские плечи.

Свершилось, мы стали жить вместе. Не знаю, была ли я обрадована на тот момент, понемногу начало приходить понимание, что теперь наш статус изменился — мы практически муж и жена, а значит, будем все время проводить вместе, и на мгновение захотелось сбежать из этого огромного дома. А потом дошло со скоростью медленно ползущего локомотива по темному туннелю — огромного! — дом действительно огромен для двоих! Два этажа, десяток комнат, четыре ванны и зимний сад на крыше — о таком можно только мечтать.

Выделив себе отдельный кабинет с видом на раскинувшийся перед домом сад, я поняла, что по сути ничего не изменилось. Да, мы стали больше времени проводить вместе, но ночами я также работала, а он, хотя и реже, но также уезжал, объясняя тем, что ему скучно пока я витаю в облаках. Я не виню его, иногда действительно не могу остановиться, работая до самого утра.

Странно, но об изменах я не задумываюсь, даже не приходят такие мысли. Если и есть какие-то грешки на стороне, то он очень аккуратен, старательно заметая следы. Возможно, не хочет рушить наш идеальный воздушный замок, возможно, действительно любит меня, не желая причинять боль. Причин может быть много. Но знаю одно, мне спокойно с ним, и нас обоих все устраивает.

― Зайка, как я рад тебя видеть! ― радостно восклицает Максим, нежно обнимая и целуя меня. Банальщина, но приятно. ― Эл, огромное спасибо, что привезла мое сокровище. Останешься на чашку кофе?

― Нет, спасибо, пора ехать, да и Налана, думаю, вымоталась, ― отвечает Эльвира, провожая меня до дома вместе с Максом, усадив в гостиной на широкий кожаный диван. — Завтра все вместе приедем, вот тогда и поболтаем, ― они обменялись еще несколькими словами, разбирая вещи. У Эльвиры в сумке оказался целый ворох таблеток, разномастных коробочек и пузырьков со сложными названиями. Краем уха слышу, как она методично тоном школьной учительницы объясняет ему, что и в каких дозах мне нужно принимать, параллельно чиркая что-то на бумаге.

― Вот это утром, по одной желтой, эти ― белая коробочка― обязательны три раза в день, и по две розовых на ночь, остальное…―дальше не слушаю, отключая сознание. Вновь вернулась тянущая боль в голове, гул сквозь вату, и инстинктивно вспомнилось волшебное место, ставшее спасением. И тут впервые наяву в голове послышались слова, пробивающиеся сквозь сплошной шум, тихие, едва уловимые, раздаваемые из глубины головы, словно со мной говорит внутренний голос: «Прислушивайся, улови истину».

Последовав совету неведомого голоса, я начала тщательно вслушиваться через силу в разговор Эльвиры и Макса, превозмогая шум в голове, ставший заметно тише. Обсуждение лекарств, но вдруг, неуловимо что-то поменялось. Их жесты, интонации приобрели нервозность, холодность. Обычно теплый дружеский разговор за мгновение стал обсуждением рабочих вопросов, а слова, словно стали наложением переводов иностранного фильма.

«― Тебя вызывали туда.… И что сказали? Есть дальнейшие указания к действию? ― отстраненно спрашивает Макс, косясь на исписанный листок.

― Невмешательство.… Но недавно я получила встречное предложение,…― говорит Эл.

― Какое же? ― нетерпеливо спрашивает Макс, краем глаза косясь в мою сторону.

― Задержать процесс, тянуть время сколько возможно.

― Это будет непросто, ― задумчиво протягивает он, почесывая подбородок. ― А кто предложил это?»

― Что? ― выкрикиваю я, резко вскакивая с дивана так, что закружилась голова, и неуклюже плюхаюсь назад. ― О чем вы говорите?! ―в глазах непонимание, в голосе испуг. ― Какой, ко всем чертям процесс вам надо задержать?! ― кричу я, не смотря на разбивающуюся вдребезги голову. Две пары непонимающих глаз, голубые и карие, коротко обменялись взглядами, уставившись на меня, с долей понимания, а затем Эльвира приторно нежным голосом произнесла, осторожно улыбаясь:

― Наланчик, я объясняла Максу, какие таблетки и сколько раз в день тебе принимать, потому что ты можешь забыть. Ни о каком процессе не было ни слова, ― секунды неловкого молчания, затем добавляет. — При травмах головы такое случается, тебе послышалось.

— Ты устала, зайка, вот и, кажется всякая ерунда. Пойдем, провожу, тебе надо прилечь, — осторожно берет Макс меня за руку, поднимая, и ведя к лестнице на второй этаж.

— Возможно, не знаю, я четко слышала… — несвязно бормочу я.

— Все в порядке. Эльвира, до завтра, — коротко бросает на ходу Макс.

— До завтра, — доносится снизу ответ.

— Поспи немного, потом будем ужинать, — мягко говорит Макс, укладывая меня на кровать. Могу только согласится, потому, как боль становится нестерпимой, проглотив пару таблеток, проваливаюсь в сон. Макс действительно умеет быть заботливым.

Ужинали мы в девять, достаточно поздно, но еще позволительно перед сном. Дождь смолк, уступив место промозглой октябрьской сырости. За окном давно опустилась темнота густыми шторами. Санкт- Петербург северный город, и начиная с конца сентября до середины марта, в его широтах темнеет достаточно рано. Иногда это бывает на руку, потому как ужин был при свечах. Романтичная обстановка, а мне кусок в горло не лезет. Для вида издеваюсь ножом над неплохо приготовленным мясом.

— Очень вкусно, Макси, — говорю, съедая маленький кусочек. — Скоро войду в норму и избавлю тебя от обязанности стоять у плиты, — шутливо говорю я.

— Не гони коней, Нала. Приятно за тобой ухаживать, чувствую себя джентльменом, — улыбается он. — По-прежнему хочешь свадьбу в Италии? — в эту несостоявшуюся поездку мы собирались выбрать город, где однажды скрепим брачные узы. К сожалению все сорвалось, так и не начавшись.

— Я всегда мечтала… — задумчиво протягиваю, отпивая воды. — А почему ты спрашиваешь сейчас?

— Подумал, а к чему тянуть? Жизнь так коротка, иногда неуловима. Сегодня ты есть, а завтра.… Прости… — потупляет он взгляд. Налан, Италия прекрасная страна, потребуется много времени, чтобы объездить ее всю. И не факт, что мы сразу сойдемся в выборе места. Потребуется полгода, возможно год… найти то, что понравится нам обоим. Это и мой праздник тоже, — осторожно берет он меня за руку.

— С каких пор тебя стало пугать время? — с нарастающим недоверием спрашиваю я, сегодняшний разговор не идет из головы.

— С тех пор, как чуть не потерял тебя. Зайка, ты даже представить не можешь, что я почувствовал, когда узнал. Будешь смеяться, но только в тот момент понял, насколько сильно тебя люблю, и как ты дорога, — отвечает он.

— Только что-то потеряв, понимаешь, насколько сильно это было дорого… — говорю я, задумавшись. — Макси, скажи честно, вы с Эл что-то скрываете? У меня все плохо, так?

— Не разводи паранойю, мы бы никогда не стали тебе врать! — открываю рот для возражений, но он опережает, быстро затыкая рвущийся в зачатке вопрос. — И даже не начинай про очередные видения. Это была галлюцинация. Ты ударилась головой, Нала! Или не можешь поверить, что я люблю тебя? Ищешь подвох в любом действии, перекидывая свою писанину на реальность! — моментально вскипает он, но также быстро остывает брошенным в ледяную воду угольком, заметив мою реакцию в неровном блике свечи. — Прости! Прости зайка! Не знаю, что на меня нашло! — тянется он через стол, нежно целуя в губы. Отчего-то привкус мясного соуса становится противным. — Не стоило так говорить, ты у меня умница…

— Я тоже тебя люблю. Если хочешь, давай поженимся здесь… — отвечаю я. Стало неудобно, тянущее чувство под сердцем, опускающееся склизкой змеей в низ живота. Ему столько пришлось пережить за эти дни, страх, отчаяние, неизвестность, а тут еще мое глупое недоверие. Макс замечательный, самый лучший, мне повезло с ним.

— Прекрасно! — радуется он. — Как только тебе станет лучше. А в Италию поедем на свадебное путешествие.

— Хорошая мысль, но давай не будем торопиться, — говорю я, через силу запихивая в рот очередной кусок. Не хочется его разочаровывать, он старался, приготовил вкусный ужин.

— Как скажешь. Нал, а ты видела что-нибудь там, за чертой? Свет в конце туннеля, золотые ворота, райские облака? — буднично спрашивает он, но в глазах читается явный интерес далеко не праздного любопытства, или так падает приглушенный свет. — Об этом столько пишут…

Хотела честно рассказать ему, поделиться, но в последний момент шестое чувство дало задний ход, в груди отчего-то бешеной птицей забилась тревога, ускоряя ритм сердца. — Нет, вернее, возможно видела, но не могу вспомнить. Была только темнота… — выдаю частицу правды.

— Я такое читал, что мозги в трубочку сворачиваются. Кто знает, есть ли там, что-нибудь, или кто-нибудь? — демонстративно поднимает он глаза к потолку. — Ладно, не будем.… Вот твои таблетки, Налана. — кладет он передо мной две маленькие розовые пилюльки. — Выпей прямо сейчас, при мне, — когда нужно, Макс умеет быть заботливым.

5

Назначенные таблетки помогают, словно по волшебству, растворяя боль пеплом в море гармонии и успокоения. Не могу взять в толк, что со мной делали в больнице, допускаю мысли, что кормили пустышками (хотя этого не может быть!), но дома совершенно другой эффект. Разительные перемены начались утром с проглоченных желтой и белой капсул. В гудевшей голове через считанные минуты наступила тишина долгожданного облегчения. Не пойму, в чем секрет, то ли помогают родные стены, то ли присутствие Макса рядом благотворно влияет на выздоровление, но державшая до этого тело слабость в каменных силках немного уменьшилась. Я даже попыталась помочь Максу по дому, почувствовав себя лучше, но он настрого запретил что-либо делать. Поэтому половину дня я пробродила по дому, маясь от безделья.

Заходила в комнаты, дотрагивалась до мебели, милых статуэток на полках, рассматривала висящие на стенах картины и фотографии нашей совместной жизни. Все такое знакомое, правильное и понятное, но отчего-то не покидает чувства чужеродности меня в этом доме, словно не вписываюсь в эту идеально нарисованную картину. Будто бы я пятно краски на сером камне, выделяюсь из этой паутины мира.

Забавное ощущение непринадлежности к реальности немного пугает. Почему в один неуловимый момент все стало казаться таким блеклым, серым, серым, серым…, карандашным наброском дождливого города. Со мной что-то происходит, ужасное и пугающее, но не могу понять, не могу осознать. Может, все проще, и это всего лишь легкий вид осенней депрессии, усиленный травмой головы? Решаю ничего не говорить Максу, не стоит его пугать. Как объяснить, что волшебный приснившийся мир кажется реальнее, чем его забота? Конечно, он поймет, не будет злиться, но теплота возникшего между нами доверия понизится на десяток градусов.

В голове созревает решение дождаться вечера и поговорить с друзьями, если конечно не возникнет очередного тревожного приступа. Решено, так и поступлю, а пока чувствуя неотрывное желание работать, отправляюсь в кабинет. Не уверена, что смогу выдержать у компьютера больше часа, но пальцы на автомате открывают документ, действуя самостоятельно от тела и мозга. Несколько секунд просто смотрю на чистейший вордовский лист цвета только что выпавшего снега, собираясь с мыслями, но как только касаюсь клавиатуры, слова полетели со скоростью автоматной очереди. Казалось, прошло всего несколько минут, когда суровый голос Макса вывел меня из забытья.

— Налана! Ты что здесь делаешь? — строго спрашивает он, разворачивая на себя крутящееся кресло, в котором я удобно устроилась.

— Да вот, зашла на секунду, хотелось поработать… — отвечаю я, состроив невинную гримасу.

— Это ты называешь на секунду? — во взгляде бушует ярость, смешанная с волнением. — Последний раз я видел, как ты бродила по дому около двух, сейчас почти семь. Тогда я не стал тебе мешать, нужно привыкнуть, все вспомнить.… Но зайка, я искал тебя больше часа, и даже не додумался заглянуть в кабинет! Я же четко сказал, никаких нагрузок! В том числе и работы! — сердится он.

— Макси, прости, я не думала, что напишу.… Ого! — округлившийся взгляд метнулся на горящий экран — восемь страниц! — даже в лучшие творческие ночи такое количество считается личным рекордом, а тут такой прорыв за какие-то несколько часов.

— Еще раз поймаю, заберу компьютер, — пренебрежительно фыркает он, но быстро сменяет гнев на милость. — Покажи, что хоть написала…

— Вот когда закончу, будешь первым. У меня правила, — добродушно говорю я, машинально опуская крышку.

— Помню- помню, уже наизусть выучил. Не давать читать недописанное. — закатывает он глаза. — Звонили ребята, сказали, скоро приедут.

—Пойду, переоденусь. Только не читай!

— Как можно… — шутливо говорит он, разводя руки в примирительном жесте.

Только я успела переодеться в джинсы и майку вместо домашнего халата, как послышался звук подъезжающего автомобиля, а через секунду в дверь ворвалась стрекочущая орава, состоящая из четырех человек: Эльвира и ее муж Арсений, Лиана и Грегори. Как хозяин дома, Максим встретил их на пороге, быстро что-то проговорив, и голоса заметно поубавили громкость.

Ожидая их в гостиной, раздумывала, следует ли говорить друзьям о своих опасениях. С одной стороны знаю, что нельзя держать переживания в себе, да и не умею этого делать, с другой пугает их реакция. Однако разговор между Эльвирой и Максом оставил странные двоякие ощущения. От мыслей снова вернулась густая боль, в пелене которой послышался голос, теперь не скрытый шумами гудящих поездов.

«Расскажи, посмотри на реакцию», — предложил он в голове.

— Ты вернулся? — неожиданно спросила я, тут же получив ответ, отчего невольно вздрогнула.

— Конечно, и не один! Смотри, кого привел! — весело сказал Макс, распахивая двери гостиной.

Последовали приветствия, объятия, вопросы о самочувствии, вновь объятия, только минут через пять мы расселись на параллельно стоящие кожаные диваны цвета молочного шоколада и Макс, как хозяин дома, разлил виски по бокалам, протянув немного и мне. Уловила непонимающий Эльвирин взгляд, но решила не заострять внимание. Потекла ничего не значащая дружеская беседа, которую можно изложить в паре предложений, дабы не нагромождать стены лишней информации. У ребят дела идут прекрасно, с ложкой дегтя, но без этого сложно обойтись в нашей жизни.

Маленький отельчик в центре города Эл и Арса процветает, хотя сейчас спад туристического сезона, но старший сын заболел ветрянкой, видно подхватил в садике. Грегори вернулся из очередной поездки в Америку, намеревается открыть в Лос-Анджелесе эзотерический салон. В амурных делах у друга жизнь покрыта приторным белым шоколадом — встретил милого блондина-бизнесмена, откуда-то из Айдахо. В следующем году они собираются пожениться в Лас-Вегасе. У Лианы все проще, месяца два назад рассталась с очередным то ли Валерой, то ли Виталей (вечно путаю имена), на деле оказавшимся Артуром, и, уйдя с головой в работу, создала новую компьютерную игру.

Вскоре Макс с Арсением переключились на тему автомобилей, покинув нашу компанию. И когда темы личной жизни подошли к концу, русло разговора вновь потекло в мою сторону. Неожиданно на излюбленную тему переключился Грегори, задав уже знакомый вопрос.

— Налана… — осторожно начал он. — Когда ты была в коме, то видела что-нибудь? — третий стакан виски непроизвольно оказался в моих руках, под молчаливо осуждающий взгляд Эльвиры.

— Возможно, видела… — задумчиво говорю я. — Только не знаю, как сказать об этом.

— Нал, говори, как есть, не тяни, — весело прострекотала Лиана, как всегда с натянутой улыбкой.

— Хорошо. — на несколько минут задумалась я, образовав долгую паузу, собираясь с мыслями под выжидательные взгляды, и тут вновь голова начала болеть— верный спутник появившегося в сознании чужого голоса. «Давай Налана, расскажи, только будь внимательна, следи за реакцией», — сказал он.

— Уверена, что тебе следует пить? — тихо спрашивает Эл, нарушая затянувшуюся паузу. — Голова не болит? У тебя сейчас такое лицо было… — поспешно добавляет она.

— Все в порядке. Бывает… — невольно отмахиваюсь, как от назойливой мухи. — Ты сама говорила, что это последствия. — беззлобно отвечаю я. — Так вот, что я видела— чудесное место, сказочное место— Фабрику Душ. — после этого рассказ полился мелодичной соловьиной песней. Я говорила без остановки около пятнадцати минут в полнейшей тишине, не прерываемой даже порывами ветра за окном. Создалось неуловимое ощущение, будто время остановилось в одном моменте, нажав кнопку паузы. Обо всем, что видела, что чувствовала, о лестнице, о Фабрике, о Совете Богов, рассказала даже о презрительных ангелах, по мере рассказа вспоминая успевшие позабыться детали. Словно опять попала туда, проживая вновь каждый момент на повторяющейся записи жизни.

Друзья слушали, не сводя с меня глаз, а я взамен, старалась подмечать их реакцию, как советовал голос. При упоминании Совета Богов Эльвира невольно дернулась, как от легкого электрического заряда. Грегори же мечтательно закатил глаза на части рассказа о золотой лестнице. Лиана старалась не выдавать эмоций, сидя с непробиваемо каменным лицом, но в смотрящих в никуда карих глазах прослеживался страх, точнее трепет перед чем-то волнующим, будоражащим кровь. Неподдельный интерес написан на каждом лице, с трудом сдерживаемое ожидание окончания, будто голодные хищники куском теплого мяса хотят вырвать последнюю фразу.

Когда я, наконец, закончила, вновь повисла звенящая тягостная, как липкая лента, тишина. Друзья погрузились в глубокую задумчивость, разом помрачнев, словно нахлынувший порыв ветра сдул веселье в открытое окно. Они обменивались короткими нечитаемыми взглядами, быстро отводя глаза, стараясь не смотреть в мою сторону. В то же время личная тревога внутри начинает разрастаться огнем в облитом бензином деревянном доме.

«Зачем рассказала! Не надо было, не надо!» — бьется в голове мысль барабанной дробью.

«Все правильно». — вторит вернувшийся голос. — «Смотри и увидь! Слушай и услышишь! Захоти и поймешь!» — загадкой говорит он.

Эльвира медленно поднялась с дивана, откупорив вторую бутылку виски, наливая больше положенной нормы, осушив бокал практически залпом. Мне показалось, или в ее движениях и походке за эти пятнадцать минут появилась неимоверная усталость, словно к ее шее прикован огромный валун. Подойдя к широкому окну, она уставилась в темноту, нервно перебирая сиреневую портьеру. Георг закурил вторую подряд сигарету, быстро стряхивая пепел через каждую секунду. А Лиана со скоростью летающего теннисного мячика переводила глаза с одного на другого. В каждом их движении просматривается напряжение, повисшее тяжелым сигаретным дымом, будто бы у нас не милая дружеская беседа, одна из тысячи, а печальные поминки. Я же выжидающе смотрю на них, и то, что вижу, не вносит радужной перспективы. Наконец, Эльвира заговорила тяжелым голосом, который я слышала раз или два за все время знакомства, пропитанным страхом.

— Что они сказали, Налана? Вынесли какой-то вердикт? Твои Боги… — не отрывая взгляда от окна, говорит она.

— Не помню.… Но нет, кажется, нет. Все исчезло, превратилось в яркий синий свет, опутавший тело, а затем сменилось темнотой. Хотя, постой, до этого они предложили выбор… — медленно добавляю я.

—И что ты выбрала? — спрашивает Грегори, затушив сигарету.

— Даже не хочешь спросить какой? — вопросом на вопрос отвечаю я, задумчиво прищурившись. Осознание неправильной поспешности в зеленых глазах рыбки, подловленной на пустой крючок. Словно он на чем-то прокололся, на маленькой важной детали. «Слушай и услышишь!»

—Раз Налана вернулась к нам, то правильный! — быстро добавляет Лиана, переводя на себя внимание. — Думаю, ты должна написать об этом книгу! Давайте за это и выпьем! — поднимает она вверх бокал с янтарным напитком. Удивительно, но этот маленький жест разрядил обстановку, подобно долгожданной грозе засушливую степь. Друзья очнулись после короткой мертвой спячки, разговор вернулся в привычное русло, словно не было нелепой паузы, дикой и непонятной.

— Этим и займусь! — весело произношу под звон бокалов. — Но знаете, что меня беспокоит… — молчаливый вопрос в трех парах глаз. — Иногда эта Фабрика Душ кажется реальнее настоящего. — «Захоти и поймешь!» Но что я должна понять?! Вошедшие Макс с Арсением не дали повиснуть очередной тягостной паузе тишины. Макс присел на подлокотник дивана, притягивая меня к себе одной рукой, и громко весело произнес:

— Наланчик не говорила радостную новость? — блестя глазами, спрашивает он. Видать, они с Арсом не теряли зря времени, как и мы, прикладываясь к виски. — Мы женимся!

— Поздравляю! — радостно выдает Арс, дружески хлопая Макса по плечу. — И когда же?

— В ближайшее время! — отвечает он. Смущенно улыбаюсь очаровательной улыбкой, невольно замечая, как в глазах друзей зародились кусочки льда.

6

Вечер плавно перешел в завершение, когда время давно перевалило за полночь. Полудиск выступившей за облаками Луны осветил серебристым светом прилегающую дорожку, отражаясь мерцающими бликами от дождевых капель на темных листьях кустов и деревьев, ставших черными под властью ночи, а на небо высыпалась гирлянда сверкающих звезд, не таких красивых и больших, как на Фабрике, похожих на горошины, но не смотря на это настолько же неимоверно притягательных. Мертвая тишина опустилась на дом, погружая в сон его обитателей.

Так как дружеская посиделка заметно затянулась, мы предложили ребятам остаться у нас, что было воспринято на ура, выделив им по комнате, благо место позволяет. Сегодня вечер пятницы, вернее первые часы субботы, завтра выходные, можно позволить себе расслабиться. За детьми Эл и Арса приглядывает мама, а Лиану с Грегори никто не ждет, поэтому от предложения остаться никто не отказался.

Удивительно, но спать мне не хотелось вовсе, не смотря на внушительную порцию алкоголя и заботливо протянутые Максом таблетки, осторожно вложенные в руку в конце вечера. Неожиданно вспомнились Эльвирины слова — «две розовые на ночь», а он дал мне только одну, видимо виски и его хорошо расслабило. Не став указывать на ошибку, покорно выпила протянутую пилюлю.

И теперь стоя у открытого окна, выпуская в морозный воздух струйки сизоватого дыма, медленно анализирую прошедший вечер. Сейчас голова не болит, на удивление даже не чувствуется присутствие алкоголя, мысли спокойны, как застывшая гладь пруда, но стоит бросить камешек, как по воде побежит густая рябь из переплетений, сомнений и домыслов.

Что я увидела? Что услышала? Что узнала? — вопросы без ответов. Странности в поведении друзей, безусловно, присутствовали, взять хотя бы реакцию на мой рассказ. Чувствую, что они не в меру серьезно к нему отнеслись, хотя еще год назад списали бы на обычную байку подружки-фантазерки. Странная реакция, странные вопросы, ощущается, что они скрывают нечто важное, словно карту к острову с зарытыми сокровищами, их объединяет некая тайна, которой я не должна коснуться. Взять хотя бы взгляды…касательные, но так много говорящие друг другу, словно мы с разных планет, а между нами распростерлась пропасть.… Так было всегда, или только сейчас стало заметным? Задаюсь также вопросом, отчего в их глазах промелькнули ледяные айсберги холодной отчужденности ко мне? Пусть на долю секунды, но цепкий взгляд поймал именно этот момент, и думаю не зря. Точно не от дешевого виски, Макс знает толк в благородных напитках, и в жизни не станет травиться дешевым пойлом. Что могло произойти за этот месяц, для того, чтобы так отстраниться? А еще покоя не дает голос, возникающий вместе с болью, но это другая забота.

Холодные звезды надменно свисают с небес колючими кусочками стекла, такие возвышенные и жестокие. Они зовут и манят к себе, будто имеют ответы на все вопросы, которые не вижу я— глупое человеческое существо. Взирают на нас сверху, вечные спутники небес, и смеются, громко заливисто хохоча над моей глупостью…

А может дело не в них, а во мне? Что, если голова все это придумала? После тяжелой травмы возникают разные последствия, в зависимости от индивидуальных особенностей психики. Может, это лишь игра буйного писательского воображения, а вымыслы стали реальностью, как и говорил Макс! Что, если я потихоньку схожу с ума? Нет, я слышала, видела, чувствовала пробежавший между нами холод, это не подделать! Хотя некоторые очевидцы встреч с пришельцами уверены, что в их заду космический зонд, шпионящий за планетой Земля. Голоса в голове нехороший признак, но уверена на миллион процентов, что увиденное было реальностью. Их странные слова, движения… Я должна узнать!

Закурив вторую сигарету, чувствую, как боль медленно надавливает на правую сторону головы ладонью великана, желающего превратить мозги всмятку. Невольно хватаюсь правой рукой за больное место, начисто забывая, что в пальцах тлеет уголек «Парламента», оставив тонкую черную полоску на толстых шторах. Проклятье! Макс будет ругаться.… У него пунктик на счет чистоты, в отличие от меня.

«Вот теперь узнаю Налану!» — ехидно проговорил Голос. — «К чему сомневаться, иди и выясни. Они еще не спят».

— Кто ты? Галлюцинация? — шепотом спрашиваю я.

«Слова не нужны, я читаю твои мысли. Ответ— нет. А мое имя слишком опасно, чтобы его называть».

«Ты с Фабрики? Один из тех Богов?» — уже мысленно спрашиваю я.

«О, Создатель, Налана! Ты и впрямь не изменилась! Давай действовать последовательно. Тебе нужны ответы, так получи их!» — показалось, или в Голосе пронеслась смешанная с раздраженностью веселость, будто ему и забавны и неприятны мои вопросы. — «Лучше потуши сигарету», — предупреждает он.

Следую совету и только огненные искры растворились в пепельнице, в спальню ввалился едва держащийся на ногах Макс. Черные волосы растрепаны, глаза блестят от излишков алкоголя, язык заплетается, с трудом ворочаясь, но пока голова мыслит связно. Тяжело сев на кровать он начал неловко расстегивать рубашку, словно медведь гризли, не сразу заметив меня.

— Зайка, ты не скучала? — спрашивает он пьяным веселым голосом. — Прости, заговорился с Сеней. Сеня даже меня переплюнул! — смеется он, поднимаясь, нетрезвой походкой подкрадывается сзади, обнимая за талию и смачно целуя в шею. — Я говорил, какая ты хорошая?

—Говорил… — раздраженно говорю, выскальзывая змеей из его нетвердых объятий. Макс редко позволяет себе надираться в хлам, но если такое происходит, то до потери пульса. Я не виню за это, у самой имеется подобный грешок. Но если у меня еще включена голова, то пьяные люди ужасно раздражают, как красная тряпка на быка, и не важно что это любящий и любимый человек.

— В чем дело, Нала? — устало — раздраженно спрашивает он. — Все прошло замечательно, вечер удался. Я развел их по комнатам, все прибрал, хотя они знают дом так же, как мы с тобой. Никто не наблевал на ковер, никто не утонул в ванне, так чем ты не довольна? — когда выпьет, он становится очень разговорчивым. — Просплюсь, и все вновь будет путем!

— Дело не в этом… — тихо говорю я. Макс с тяжелым вздохом садится на кровать, обреченно приготовившись выслушивать монотонную лекцию самобичевания. Иногда у меня бывают периоды говорливости, трещу как сорока в брачный период. Максим уже привык к прорывам словесного потока, приготовившись слушать очередную исповедь. В основном он быстро отключается, продолжая кивать уже на автомате, но бывают моменты, когда он действительно слышит, включая мозг на нужных словах. Так было, когда я говорила о том, что мне необходимо время для работы, когда ничего постороннего не отвлекает от процесса творчества. Тогда он посмеялся, но увидев серьезность моего лица, разгорелся крупный скандал, закончившийся диким примирением.

— Конечно! Всегда дело не в этом! — обиженным голосом протягивает он, выпуская алкогольные пары. — С тобой так всегда, Налана! «Дело не в этом» — любимая фразочка! Остается сидеть и догадываться, в чем косяк! Какие очередные тараканы забрели тебе в голову. Простите, что я такой тугодум, о, великая писательница, не понимаю с полунамека! Я привык ко всему, Нал! К тому, что чай и специи нужно расставлять в правильном порядке, иначе ты походишь на разъяренную тигрицу. Привык, что каждую ночь ты садишься за свой поганый компьютер, выдалбливая ногтями очередные страницы, в то время, как я хочу засыпать вместе с любимой женщиной, а не ждать ее в холодной постели. Я даже смирился с твоей отрешенностью по жизни, неинтересу к реальности и ненависти к технике, что странно, поскольку мы живем в двадцать первом веке. Я смирился со всем, но только не с «Дело не в этом!» — передразнивает он женский голос. — Чтобы тебя разговорить, нужно накачать до потери пульса и сознания, тогда да, ты хлещешь потоком горной реки… черт, даже говорю, как ты! — усмехается он, уткнув лицо в ладони, пьяно засмеявшись. — Я тоже могу устать, Налана!

Весь этот монолог происходил за моей спиной, пока глаза рассматривали безжалостные звезды, быстро смаргивая подступившие соленые слезинки. Конечно, Максим прав, я эгоистка, подчинила его жизнь собственным правилам, отчасти глупым, но нужным мне, сохраняющим шаткую стабильность. Для меня действительно важны мелочи, соблюдение их придает спокойствия, словно кирпичики, поддерживающие шатающееся здание на сваях. И за сосредоточением на собственном мире забыла о нем, о том, кто обеспечивает эту чудесную безбедную жизнь.

У меня есть средства к существованию в условиях мегаполиса, можно сравнить со среднемесячной зарплатой трудящегося человека среднего класса при ничего не деланье, мать в свое время потрудилась на славу, горя неистовым желанием сколотить капитал. Поэтому прекрасно смогу выжить в каменных джунглях, уж с голоду не помру! Жила же до Макса двадцать лет, и дальше проживу.… Пусть не будет «Феррари», не будет фешенебельных бутиков и новой шубки каждый год, но при большом труде я смогу самостоятельно обеспечить безбедное существование. Только дело не в этом, дело совсем не в этом… Я люблю Макса, а он любит меня. Его слова неприятны, но они истинны. Это то, что думает он, и с этим нужно считаться. Нужно идти на уступки, если хочу сохранить наш идеальный мир.

— Макс, послушай… — отворачиваюсь от окна, утерев кулачком капельки слез. Дальнейшие слова застревают в горле при виде распластавшегося тела на черном шелковом белье, в наполовину стянутых до колен джинсах. Подхожу и осторожно перетягиваю его тяжелые ноги на кровать. Стащив ботинки, закрываю одеялом, для спокойствия уверившись, что жених мирно дремлет.

«Сейчас самое время, Налана. Потом будет поздно!» — говорит Голос. Неосознанно, я стала так к нему обращаться.

— Только не говори, что все слышал! — непроизвольно начинаю закипать.

«Используй ментальную связь, не стоит привлекать лишнее внимание!» — словно маленькому ребенку разъясняет он прописные истины. — «К тому же мне не зачем смотреть моменты вашей близости!» — с усмешкой добавляет он.

«О чем ты?» — мысленно спрашиваю я, на что получаю жесткий ответ.

«Второго шанса узнать истину не будет, Налана. Ты сгинешь во тьме!»

— Почему ты повторяешь мое имя? — спрашиваю Голос, забыв о конспирации. Макс неровно дернулся во сне, удобней перевернувшись на бок.

«Иди в гостиную», — сказал Голос, исчезая вместе с болью. Поколебавшись секунду, следую его совету, надев мягкие тапки и сильнее запахнув черный шелковый халат, похожий в свете ночи на ожившую тень. Осторожно выхожу из комнаты на негнущихся ногах, чувствуя себя шпионкой в стане врага посреди собственного дома. Медленно бесшумно спускаюсь по ступенькам лестницы, стараясь не производить не единого шороха, боясь потревожить увлеченных разговором людей. Что это именно так в данный момент, не вызывает сомнений, знаю шестым чувством. Если нужны ответы, их нужно узнать. Осторожно, как притаившаяся мышь на кошачьем полигоне, прокрадываюсь к чуть приоткрытым дверям гостиной, выпускающим крупицу света. Встав возле косяка, надеясь, что меня не заметят, начинаю прислушиваться к тихим словам, приглушенные преградами стен и дверей. И чем больше слушаю, тем больше неконтролируемый страх пронзает каждую жилку, растекаясь по венам и артериям трупным черным ядом, убивающим живое.

«Ты должна услышать, Налана. Обязана, иначе, все насмарку! Тебе нужно понять!» — талдычит Голос в голове, настойчиво и упорно, отдавая приказ к действию. — «Увидь, услышь, узнай!»

—Что?! — одними губами отвечаю я, с неистовой силой вжавшись в деревянный косяк, надеясь раствориться в нем. То, что слышу, вводит в ступор, отталкивая от реальности на сотню шагов. Я провалилась в мир кошмаров, не видя выхода, мучающих всю жизнь. И пока не закричу, кошмар не прекратится, продолжит терзать разорванную душу, по-живому вырывая куски мяса из кровоточащей плоти. Крик не будет иметь силы, пока не перейдет в отчаянный визг того, кому нечего терять. Так кричат души на пороге Ада перед огненной геенной, и также закричу я… еще раз… знаю, что не в первый…

Неужели я боюсь всего лишь огненной геенны и телесных страданий?! Вечного огня и дьявола с вилами, тыкающего под зад? Нет, я знаю боль, и знаю, как ее приручить, проходила через это и никому не пожелаю.… Но то, что сейчас, не вписывается в собственные каноны добра и зла. Происходящее за дверью собственной гостиной не желает укладываться в голове! Их слова раздирают душу на части. Разве эти слова могут быть правдивы? Не верится. … Хочу закричать, но не могу, словно чья-то рука перекрыла кислород. И только Голос, маячок среди беспросветной тьмы, лучик надежды, вещающий с далекого маяка, помогает взять себя в руки. Остается только слушать покрытый тайной разговор лучших друзей, что я и делаю.

7

Темный полумрак тусклых светильников освещает довольно просторную гостиную, в которой расположились трое людей, чьи темные длинные тени распластались на стенах и мебели слугами ночи, нависая над присутствующими подобно дьявольским палачам. Время давно перевалило за полночь, погрузив дом в мертвецкую тишину. Сейчас лучшее время для подобного разговора, тем более, пока свежи воспоминания, чтобы не упустить ни малейшей, даже самой незначительной детали.

Три шпиона, три стражника, три друга или врага, кто они друг другу? Пожалуй, сами не смогут ответить. Слишком много утекло воды за долгие годы, слишком многое поменялось в однажды выстроенных воздушных замках, перемалывая чувства и эмоции Вселенской мясорубкой. Прошлое давно превратилось в пепел, бывшие радости и обиды давно забыты, вмурованные в стены некрополя древности. У них давно нет ни прошлого, ни будущего, остался только один бесконечный момент вечного колеса жизни, ни на секунду не прекращающего бег. Теперь у них только одна цель- сохранение призрачной иллюзии шаткого мира, начинающего рассыпаться как карточный домик на ветру. Отныне нет права на ошибку, поражение приравнивается к смерти.

— Черт! Черт! Черт! Проклятье! — Грегори быстрыми шагами нарезает круги вокруг стоящих в центре комнаты кожаных диванов, ставших еще темнее с наступлением ночи. Плотно задернутые тяжелые сиреневые шторы прекрасно сочетаются с цвета нежного шоколада стенами с тонкими вкраплениями золотого цвета, на полу распластался шкурой дикого зверя мягкий ковер с густым плотным ворсом. У Наланы хороший вкус, комната сосредоточие покоя и уюта, в меру броская и насыщенная, но эти плотные темные цвета вместе создают ощущение запертой клетки тюремной камеры, пусть и очень комфортабельной. Грег напоминает себе дикого зверя с подступающей ко рту пеной, ищущего недостижимый выход. — Что теперь делать? Что делать? — прижав пальцы к вискам, медленно говорит он.

— Для начала сесть и успокоиться, — размеренно протягивает Эльвира, позвякивая ледяными кубиками в практически пустом бокале… — Прекрати мельтешить, у меня уже рябь на глазах. Еще немного и ужин назад полезет прямиком на Налин ковер, — она старается немного разрядить тяжелую обстановку коротким смешком.

— Вижу, тебе весело… — фыркает он, немного сморщившись. — Конечно, такая трагедия, если утром обнаружится пятно!

— Если ты не забыл, то сейчас мы должны мирно дремать в кроватках, видя седьмой сон, а не накачиваться хозяйским вискарем. — примирительно говорит она, стараясь успокоить нервы друга, отвлекая от негативных мыслей.

— Эл, не переживай так! Они могут это позволить. На прошлый Новый год я привез Нале три огромных бутыля чистого, американского, настоящего! — выразительно говорит он, наливая почти полный бокал. — В этом году привезу четыре. К тому же никто не запрещал ходить по дому! — немного манерно отвечает он, закатывая глаза. Пока напоминает обычную дружескую беседу, нервозную и странную, но вполне миролюбивую. Интересное начинается дальше. — Даже если нас застанут, неужели может случиться что-то страшное?

— Дело не в этом, Грег. — встает Эльвира с насиженного места, подходя к окну, чуть приоткрывая плотные шторы, впуская в полутьму клочок звездного неба, освещенный лунным светом. — Ты на взводе… — тяжело вздыхает она. — Нужно принять ситуацию как данность, а не строить из этого трагедию. — сказала, посмотрев на далекие звезды, приоткрыв форточку, впуская свежий морозны воздух.

— За такое мы попадем в Ад, Эльвира! Как мне не быть на взводе! — наигранно смеется он, хотя в душе клокочет стая разъяренных фурий. — Этому нет прощения ни на одном уровне Фабрики… — подойдя вплотную к ней, прижавшись грудью к высокой тонкой спине, едва уловимо шепчет Грегори, положив голову на плечо подруги. — Мы станем эхом, солью в океане, порывом ветра.… И это, если повезет…

— И это, если провалимся, — холодно отвечает она, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов, устремив на мужчину холодный темный взгляд. — Что вы решили? — минутная пауза тишины застыла в воздухе, нависнув густым смогом.

— Я против! — резко говорит Грег, выпивая залпом половину стакана, слегка поморщившись. — Слишком рискованно идти против решения Создателя. Давай проясним еще раз. Некто предложил тебе выгодную сделку. Конечно, ни лица, ни имени ты не знаешь, — многозначительно смотрит на Эльвиру Грег. — При этом не дал никаких гарантий. Одним словом, если погрязнем по уши в болоте дерьма, выпутываться предстоит самим. А взамен, всего то, совершить маленькую революцию в отдельно взятом месте с отдельно взятым человеком, вопреки Высшей Воле и Совета! Рискнуть всем ради призрачного шанса! Я не подписывался на это… — выплескивает накопившиеся эмоции Грег.

— Не помню, чтобы, когда тебе предлагали эту работу, ты думал о нуждах снобского Совета, — плеская в стакан виски, жестко говорит Эльвира. — Этих вершителей судеб, правителей добра и зла, надменных Божков, восседающих на своих белоснежных тронах в оплоте чистоты и справедливости. Разве тогда ты думал о судьбе Вселенной? Каждый был рад этому заданию, как глотку свежего ветра в иссушенной солнцем пустыне, лишь бы выбраться со дна, подняться на новый уровень! В тот момент ты спасал свою шкуру, как и я, как и все мы. Готов был землю целовать, лишь бы дали этот призрачный шанс.

— Эльвира… — тихо говорит Грег, потупив взгляд, чувствуя, что подруга не на шутку разошлась.

— Нет уж, дослушай! — прерывает она его. — Призрачный шанс без гарантии на успех, по сути тоже самое. Вечное ожидание, вечное повторение… рядом с ней, — кивает она на косяк, за которым тихо притаилась я, невольно сжавшись в комочек страха. — Так чем одно лучше другого, Грег? Здесь все проще, либо победа, либо поражение, третьего не дано.… Зато есть шанс, что нас простят, пропустят дальше, стерев воспоминания, дадут реальный ШАНС! — убеждает она, сверкая карими глазами, с горящим внутри пламенем отраженной лампы. — Не будет притворства, ожидания, Вечности, мы станем свободны! — пламенно восклицает Эльвира, чувствуя, что еще немного и чаша уговоров перекочует на ее сторону.

— Согласна с Грегори… — подает тихий голос Лиана. — Нельзя вмешиваться, нельзя нарушать истинный ход вещей. Кто мы такие, чтобы пытаться изменить Судьбу? Неужели ты думаешь так же, как Они, Эл? Что ее можно удержать здесь вечно! В таком случае, ты еще глупее, чем Боги…

— Скажи, Лиана… — Эл медленно подходит к ней, вальяжно усаживаясь на широкий диван напротив, раскинув руки вдоль спинки над головой. — Сколько лет, ты здесь? Помнишь ли, кем была до задания? Кого любила, чем жила, о чем думала? Не навязанные образы фантома из обрывков памяти, а себя, настоящую? Помнишь ли ты свое последнее имя? — низкий голос Эльвиры действует властно, но успокаивающе. Я сильнее вжалась в косяк, наблюдая преинтереснейшую сцену сквозь тонкую дверную щелку, чувствуя, как тело начинает покрывать мелкий озноб. Да кто они такие? Страх засел в печенке, подкатывая к горлу навязчивой тошнотой. Вопросов больше, чем ответов…

—Нет, — четко отвечает она, выдержав баталию глазами. — Но помню, что мы совершили огромный грех, который позволили искупить, пусть таким путем. Мы расплачиваемся за то, что совершили, посмев поднять руку на Бога. Думаю, мы заслуживаем каждую секунду Лимба…

— Лимба? О ком они говорят? — одними губами спрашиваю я, чувствуя, как на лбу выступает испарина, а по позвоночнику стекает холодная капля пота.

«О тебе, Налана…» — грустно говорит Голос. — «Это твой мир, только услышь».

— Это не Бог, а чудовище. Мы совершали благородное дело, — холодно отвечает Эльвира, невольно вздернув подбородок горделивым жестом.

— Тогда не жалуйся на судьбу, — коротко отвечает Лиана. — Думаешь, плохо только нам? Подумай, каково ей?

— Твой альтруизм не доведет до добра, погубит всех нас. Как командир группы, и как старшая среди вас по званию, я могу просто приказать, — говорит Эльвира.

— Так вперед, вели нам! — взрывается вечно спокойная Лиана. — Минуту назад рассуждала о жестокости Богов, а сама ведешь себя также… — усмехается она. — Я считаю, есть третий вариант— рассказать правду. Пусть Налана сама решает свою судьбу. В конце концов, выбор есть у каждого.

— Исключено! — парирует Эльвира. — Вспомни, из-за чего она попала сюда, и представь, что будет, вернись она прежней. Сколько новых бед принесет ее правление, сколько еще погибнет невинных душ? Ты хочешь повторения Войны, еще масштабнее, еще кровопролитнее?

— Она изменилась, Эл. Теперь она другая. Тысяча лет большой срок для переосмысления, переоценки жизни. Кому, как не нам этого не знать. Не улучшившись, она не попала бы на Фабрику, продолжила бы гнить в череде бесконечности. В конце концов, неужели думаешь, что ее действительно можно удержать? Она как ястреб, закованный в непрочные цепи— гордая птица однажды вырвется наружу, почуяв ветер свободы! — мечтательно говорит Лиана, откинув со лба выбившуюся черную прядку.

— И чем позднее это произойдет, тем лучше. Она заслужила это также, как и мы, но с маленьким исключением — сами знаете каким… — констатирует Эльвира. — Согласен, Грег?

—Согласен с вами обеими. Вы по-своему правы… — дипломатично говорит он, переводя взгляд болотных глаз с одной на другую девушек.

— Грегори! — жестко настаивает Эльвира, призывая говорить конкретнее.

— Сложно судить.… Но послушав сейчас… я немного изменил мнение… Эльвира права, она спасется, а вот мы.… Эх,… что с нами будет? — тяжелый вздох вырывается из груди с потоком воздуха. — Хорошо! — звонко шлепает он ладонью по деревянной столешнице. — Принимаю предложение твоего анонима. Призрачный шанс лучше, чем пустота, — устало говорит он, поймав непонимающий взгляд Лианы, продолжает. — А что остается? Просидеть еще тысячу лет, и снова и снова, пока души не износятся от бесконечно проживаемых жизней, до тех пор, пока сами не попросимся обратно, служить живым топливом для дьявольского костра? Вы главная, командир! — обращается он к торжествующей Эльвире.

— Два против одного, перевес… Решено, Налана остается в Лимбе, и мы способствуем этому всеми доступными способами.

— Это жестоко… — отвечает Лиана.

— По-другому не выигрываются войны, всегда приходится жертвовать малой кровью, чтобы спасти миллионы, — отвечает Эльвира, сверкая глазами.

Я не слушала дальнейшее, хватило и этого содержательного непонятного рассказа, с трудом, укладывающимся в голове. С трудом отлепившись от косяка медленно бреду в свою комнату, еле ворочая окаменевшие под тяжестью ноги, переваривая услышанное. Они знают о Фабрике Душ, их послали ко мне, приглядывать? Держать в Лимбе, повторяющемся раз за разом сне? Но кто я такая, чтобы Боги прилагали такие усилия? И о какой Войне он говорят,… Что все это значит?! Хочется выть от усталости, недомолвок и непоняток. Я увидела, услышала, узнала, только что? Правда ли это, или очередная фантазия?

«Это первый шаг на долгом пути. Никто не говорил, что будет легко», — отвечает Голос на невысказанные вопросы.

— Исчезни! — кричу во всю мощь легких, тяжело приваливаясь к стене, медленно оседая на пол, утыкая лицо в ладони. — Оставь меня в покое! Так не может быть! Не может! — слезы густым ручьем стекают по щекам, попадая в нос и осушая губы, оставляя соленый привкус. Плачу от страха, неизвестности, злости, ненависти, отчаяния, спрятавшись маленьким ребенком в темном коридоре темного дома, и ничего не могу поделать.

Безмолвные рыдания медленно переросли в короткие всхлипы, превратившись в надрывную истерику, завывания попавшего в капкан ветра в глухой пещере. Не знаю, когда это произошло, в один момент собственный голос превратился в эхо доносимое прибоем, стал неслышной тенью, морской солью на губах, превратившись в отчаянный далекий вопль. Если так кричат грешники на пороге Ада, надрывая связки, но, не слыша доносящихся из горла звуков, то я их предводитель.

— Налана?! Что ты здесь делаешь? — донесся до сознания женский голос, исходящий от темной длинной тени, показавшейся в проеме тихо открывшейся двери. Тень приблизилась одним движением, настойчиво пытаясь оторвать мои руки от лица, обнимая за плечи, пытаясь поднять на ноги. А я извиваюсь склизким угрем на раскаленной сковороде, пытаясь выбраться из цепких не отпускающих объятий, продолжая безмолвно кричать. Горячая волна обжигает щеку, затем вторую, и еще раз, и еще сильнее, глухо доносится звук шлепка, но не чувствую боли, только расползающаяся теплота по лицу.

Что-то держит клешнями извивающиеся запястья, как стальными оковами, тиски сковывают плечи, зажимая поток воздуха в легкие. Трудно дышать, сердечный ритм вытанцовывает самбу посреди бразильского карнавала. Не понимаю, не знаю, что происходит! Мир сжался до точки, превратившись в белое пятно пустоты. Опять туннель, еще раз? Нет, не хочу! Только не это! Оставьте меня в покое! Снимите цепи, снимите оковы! Кем бы вы ни были, умоляю! Не хочу второй раз, только не это! Жестоко, неимоверно жестоко! Нечем дышать! Хватит! Хватит! Хватит!

Тени вращаются вокруг, то увеличиваясь, то уменьшаясь в бесконечном ритме, отступая и нависая. Кричу, но они не слышат, бью, но они не чувствуют, вырываюсь, но они сильнее. Страх захватывает сознание, паника подступает бурлящей водой к самому горлу, еще немного и утону, перестану бороться, поддавшись страху и отчаянию, погрузившись в ледяной поток. Сквозь нарастающий в ушах шум воды доносятся бессвязные звуки, вроде бы, собственное имя, звенящее воинственны маршем. Так знакомо и мелодично, что хочется слушать без остановки: « На-ла-на! На-ла-на! На-ла-на!»

Я слышала это раньше, они также кричали, но кто? Те же звуки, превращающиеся в мелодичную песню, ласкающую слух. Я помню, знаю.… А после была Война, лилась кровь, творилась смерть во благо высшей цели. Ради кого или чего? Не помню, не важно…« На-ла-на! На-ла-на! На-ла-на!» — повторяется вновь и вновь, с нарастающей силой, разрезая перепонки до боли.

На мгновение взгляд стал осмысленным, а тени приобрели четкие человеческие силуэты. Руки Грега сжимают плечи, прижимая к холодной стене, широкая ладонь Эльвиры, словно в замедленной съемке проносится в миллиметре от лица, после чего наступает обжигающая боль, без намека на теплоту. Тонкий халат развязался, открывая щуплое тельце девочки-подростка, перетянутое дорогим бельем. Даже не придет в голову, что перед тобой исхудавшая от долгой болезни двадцатипятилетняя женщина, скелет, обтянутый костями с выпячивающими ребрами. Какое к чертям стеснение, когда паника давит на горло тяжелым сапогом! К тому же мы друзья, да и Грега я вряд ли заинтересую.… Начинаю связно мыслить, хороший признак. Эльвирина ладонь вновь угрожающе занеслась над лицом для нового удара, беру в кулак остатки воли и тихим хрипящим голосом произношу, едва слышно:

— Больно… хватит!

Непонимающий испуганный взгляд карих глаз стоящей передо мной на коленях женщины, в то время как я сижу на полу, судорожно обводя глазами помещение, сменился истинным облегчением. Рука медленно опустилась на колени, в то время как второй она закрыла половину лица, попутно убирая за ухо взмокшие от напряжения прядки каштановых волос.

— Нал, ты очнулась? — тихий уставший испуганный голос чуть не вызвал очередного припадка, но инстинктивно я уткнулась в чье-то вовремя подставленное плечо, лишь медленно кивнув, на большее не хватало сил. — Хвала Создателю! — закатив глаза к потолку и распростерев руки, искренне радостно произнесла она, на мгновение, утыкая измученное лицо в ладони. — А ты чего встала? Буди Макса! — приказывает она пулей удалившейся Лиане, и вновь обращаясь ко мне. — Все хорошо, теперь все будет хорошо!

8

Яркий свет настойчиво проникает сквозь плотно сомкнутые веки. Медленно переворачиваюсь на другой бок, надеясь отогнать от лица слепящий свет попыткой закутаться в теплое одеяло, но каждое действие бесполезно. Свет чересчур настойчив, непреклонно вырывая из остатков сна. Стягивая с глаз плотную маску, перевожу мутный взгляд на стоящие рядом часы, фокусируясь. Почти пол пятого дня, интересно, сколько я спала? Невольно усмехаюсь этой мысли, и тут воспоминания стремительно подкидывают обрывки прошедшей ночи.

Яркие картины и заплывшие образы превращаются в единый цветной комок, наполненный мерцанием теней и звуков, без воссоздания четкой картины. Что вчера произошло? Плохо помню, вместо головы бесконечная черна дыра, питающаяся воспоминаниями. Помню, как спустилась вниз, стоя у двери гостиной вжалась в косяк, а дальше… разговор… Странный, непонятный и пугающий. Они говорили о Лимбе, Фабрике, настолько четко, будто бы сами были там. Разбросанные кусочки мозаики, не желающие складываться в целую картину — вот, на что похожи воспоминания прошлой ночи.

Осторожно потянувшись, чувствую тяжелую ломоту во всем теле, будто меня мешком скатили с крутой лестницы. Болят ребра, ноги, спина, ломит запястья и плечи. Посмотрев на руки, замечаю сквозь остатки сна проявившиеся следы от хватки длинных пальцев на белой коже, превращающихся в синяки. Что же вчера произошло? Помню, что в один момент ниоткуда взявшиеся тени обступили со всех сторон, нависая чернотой, звонко выкрикивая по слогам мое имя. А дальше? Была боль, смешанная с отчаянным страхом…

Осторожно встав с кровати, стараясь не совершать лишних движений, подхожу к огромному зеркалу широкого шкафа из черного дерева, как и вся мебель в комнате. В нежно-сиреневом цвете стен это смотрится эффектно с учетом черного гладкого пола, но сейчас заботит не интерьер, а собственное отражение в зеркале.

И что же вижу, впервые смотря на себя в одном тонком белье после аварии? Не хватало смелости, чтобы посмотреть на себя вот так, без одежды, без всяких прикрас, боялась увидеть то, во что превратилась. Хватало отражения в зеркале ожившей посмертной маски, к тому же свисающая местами одежда говорит лучше любых слов. Попробуйте не есть пару недель, внутривенно питаясь жидкой дрянью из витаминов и питательных элементов и поле этого подойти к зеркалу. Анарексичное подобие человека, живая мумия — вот, кто смотрит на меня из бесстрастного стекла. Не такой я себя запомнила в день аварии…

Бледная кожа пугает голубизной, на впалых щеках вытянутого лица нет ни капли румянца, бескровные губы сжаты в тонкую нитку, а нос стал выделяться наподобие клюва дятла. Только глаза сверкают яркой синевой под тяжелыми бровями, цвета облачного неба, да спадающие на плечи золотистые волосы радуют взор. Хоть что-то осталось неизменным,… но затем взгляд медленно опускается на худенькое невысокое тело, с тонкими длинными ногами и руками-ветками, и я невольно вскрикиваю, отстраняясь.

Начиная от плеч до лодыжек, тело покрыто густыми синяками, местами еще красными, местами приобретающими насыщенный сливовый цвет, под ребрами четко прослеживаются отпечатки ладоней, больших, чем на запястьях. Захваты на ногах, руках и плечах, гематомы на спине.… Словно всю прошлую ночь меня били бейсбольными битами парочка крепких парней, желая выбить душу из пяток, а потом спустили с лестницы, для надежности. Нужно выяснить, что вчера произошло, и чем скорее, тем лучше. Быстро одеваюсь в джинсы и майку, стараясь не потревожить особенно больные места, и тут вновь в голове появляется Голос, теперь тихий, словно приглушенный тяжелой заслонкой.

«Зачем тебе знать, что произошло? Главное, что теперь ты знаешь правду», — многозначительно говорит он.

— Я ничего не знаю. Не знаю, что видела и слышала, не помню, — резко отвечаю я — Почему бы тебе не оставить меня в покое, или нравится сводить меня с ума?!

«Я никогда тебя не оставлю, даже если захочу. У нас нет времени на игры, Налана. Час приближается. Не успеешь сейчас, придется ждать слишком долго. Ты увидела Истину, частицу Истины, но не веришь, потому что боишься».

— Прекрати! — выкрикиваю я, зажимая уши, надеясь отогнать навязчивого призрачного незнакомца.

«Бояться нормально, тебя страшит неизвестность. В глубине души ты знаешь, что я прав. Неужели, никогда не хотелось изменить этот мир? Неужели ты не ощущала чувства неправильности происходящего, словно ты главная актриса плохо поставленного спектакля?!» — настаивает он.

На мгновение дыхание перехватывает, словно в грудь запустили шаровую молнию. А ведь он прав. Кем или чем бы ни был этот Голос, он хорошо меня знает. С самого детства, сколько себя помню, иногда возникало чувство нереальности происходящего, мир казался гнусной жестокой выдумкой, от которой я сбегала в еще большую нереальность, мир грез и фантазий. Может, тогда и начали проявляться первые попытки писательского ремесла, перетекшие из детских сказок маленькой девочки в нечто большее. Иногда мир казался ожившим кошмаром, а я застрявшим персонажем. Нужно только одно — открыть глаза, прогоняя темноту.

— Полнейший бред, а ты— наглый лгун! — жестко говорю я, скорее из чувства противоречия, чем от неверия. Не могу принять то, что слышала ночью за закрытыми дверями. Легче поверить, что ходила во сне, заблудившись в перекрестке миров, чем принять это за правду.

«С тобой не может быть легко, Налана. Иначе ты не была бы той, кто есть». — смеется он. — «Ты должна поверить, открыть глаза.»

— Открыть глаза, открыть глаза! — передразниваю я. — Других слов не знаешь? Или тебя зациклило, как заезженную пластинку! — усмехаюсь в ответ.

«Ты уже знаешь, скоро увидишь больше. Пока ты слепа, не замечаешь бревна на носу, но скоро все изменится», — говорит он.

—Да кто ты такой? — выкрикиваю в пустоту, но Голос растворился также внезапно, как и появился, оставив чувство раздирающего беспокойства в тишине. Надеюсь, никто не слышал, как я говорила с пустотой? Представляю, как это выглядит со стороны, одновременно забавно и жутко, разгоняя мурашки по коже. Нужно успокоиться и взять себя в руки, кем бы ни был Голос, он не сможет причинить вреда. Забавно, из абстрактной галлюцинации он стал одушевленной сущностью, а я даже не заметила в какой момент. Аккуратно открыв дверь, выхожу из комнаты, невольно усмехнувшись, нужно принимать меры, только не возьму в толк, какие…

В это же время на кухне собрались пятеро человек, распивая не первую чашку кофе в нависшей тишине. Никто не хочет прерывать образовавшегося вакуума молчания, никто не хочет начинать тяжелого разговора. События прошлой ночи заставили по-другому взглянуть на ситуацию, оставив на каждом неизгладимый след. Осенний день за окном медленно уплывает песком сквозь пальцы, а у них до сих пор нет решения, как поступить. Каждый обдумывает свой вариант, находя в нем плюсы и минусы. Начавшийся меньше часа назад спор быстро прервался, ввиду накаленных за ночь нервов.

Не каждый день приходится видеть яростную истерику испуганного существа, мечущего глазами молнии. Такого давно не происходило за все время существования в Лимбе. Только один или два раза в первые годы после Войны, но тогда Налана была особенно сильна, тогда с ней было колоссально сложно. К счастью, постоянство притупляет бдительность, за долгие годы они добились нужного эффекта, наконец, расслабившись, немного сбросив груз постоянного напряжения. А теперь придется начинать все по- новой…

— Она опасна… — нарушает долгую тишину Эльвира, нарочито громко помешивая ложкой кофе, стуча о фарфоровые стенки. — По-моему все ясно…

— Ничего не ясно! — бросает на нее серьезный взгляд Макс. — Что произошло ночью? Отчего она вдруг превратилась в разъяренную тигрицу? — в его глазах читается неприкрытый страх опасности жертвы перед хищником. Эльвира, Грегори и Лиана обменялись коротким понимающим взглядом, быстро опустив глаза, но говорящим лучше любой заготовленной речи. Они знают, что происходит, уже сталкивались с этим много лет назад. Невозможно представить, сколько страха тогда натерпелись эти трое, пытаясь усмирить разбушевавшуюся бестию, запертую в подобие сна, бесконечном и повторяющемся.

— Налана прорывается сквозь барьеры, — отвечает Эльвира. — Могу предположить, она что-то увидела из-под завесы, или подумала, что увидела. Мы могли выдать себя.

— Это невозможно, Эл! — одними губами усмехается Грег, придав голосу сладкую приторность. — Завеса непробиваема, чтобы видеть реальность, нужна колоссальная сила, или хотя бы вера.

— Не стоит забывать, с кем мы имеем дело. Сам факт, что она помнит Фабрику Душ, что вернулась оттуда, уже вносит тревогу. Нужно предпринимать решительные действия, — холодно говорит Эльвира.

— Может, не все так плохо? — пытается разрядить обстановку Макс. — Она исправно пьет таблетки, они блокируют Силу, оставляют ее в реальности.

— Вот именно, что пьет таблетки! — вспыхивает факелом Эл. — Какого черта ты ей налил? Каждый дурак знает, что нельзя мешать лекарства с выпивкой! Эффект на лицо, вернее на голову.

— Как просто винить меня! Сама сидела и молчала! — огрызается Макс.

—Надо было из рук у нее вырвать? И как бы я объяснила? Налана, тебе нельзя ни капли спиртного, потому как мы боимся, что у тебя может поехать крыша! — зло усмехается она. — Не городи ерунду!

— Прекратите спорить, — вставляет Арсений. — По мне Налана в полном порядке. Ну, случилась небольшая истерика, с кем не бывает. Сейчас-то все хорошо.

— Ты не знаешь ее, это затишье перед бурей, — отвечает Грегори. — Думаю, Нала не одна, он где-то рядом и помогает ей.

— Ты говоришь о Лю… — начинает Макс, но Эльвира быстро осекает его резким окриком.

— Не произноси! — Макс обиженно замолкает. — Она никогда не была одна, гений, он всегда по близости, — отвечает Эл. — Возможно, так и есть…

— Отчего вы боитесь его имени? — непонимающе спрашивает Арсений.

— Никто не боится, просто Налана может вспомнить, и не знаю, что тогда произойдет, — тихо говорит Эльвира многозначительным тоном.

— Разве, у тебя нет приказов на этот счет? — впервые за время разговора спрашивает Лиана. — Или твой таинственный незнакомец не предположил такое развитие событий?

— В такой ситуации Протокол гласит только одно.… Но это означает полный провал всей операции. Это вариант на самый крайний случай. — отвечает Эльвира. — Пока возможно все исправить, мы не отступим.

— Так давайте применим этот крайний случай, и пусть другие с ней справляются! — миролюбиво говорит Арсений, но вызывает очередную вспышку гнева жены.

— В отличие от тебя, мы убили здесь больше тысячи лет, методично вбивая в ее голову реальность происходящего. Слишком много сил на это положено! Не собираюсь отдавать лавры другим, пришедшим на все готовенькое. Крайние меры на то и крайние, что применяются, когда нет другого выхода. Если она вспомнит, примет Истину, то окружающий мир рухнет, а от нас не останется даже кучки праха! Конечно, никто не исключает, что Нала может умереть, несчастные случаи не редкость.… Но это не должно произойти от наших рук, только если ситуация выйдет из-под контроля, — жестко говорит Эльвира, с пристальным вниманием рассматривая присутствующих. — Плюс в том, что она все еще доверяет нам, значит, нужно поддерживать иллюзию. Макс, считаю, нужно увеличить дозу.

— С ума сошла, женщина? — гневается он, откидывая со лба темную прядку. — Хоть знаешь, что это за препараты? На что воздействуют? Переборщим, и последствия могут быть плачевные!

— Ключевое слово могут быть! — отвечает Эл с тонкой улыбкой. — В любом случае, ее состояние нужно контролировать и не допускать повторных рецидивов. Следующий срыв может быть последним. Кто знает, что придет ей в голову…

Разговор им не дал закончить душераздирающий громкий крик, раздавшийся со второго этажа, смешанный со звоном бьющегося стекла и тяжелыми звуками падения. Так как кроме еще спящей Наланы в доме больше нет ни единой души, предположить можно только очередной приступ. Застыв на мгновение каменными истуканами, друзья вслушивались в пронзительные вопли, а затем, соскочив с мест поднятой стаей, пулей бросились наверх, толкая друг друга, стараясь придать большего ускорения.

— Вот, о чем я говорила! — тихим шепотом прошипела Эльвира, гневно сверкая ореховыми глазами. — Это только начало. Налана! Что случилось? — заверещала она, первее всех, взбегая по лестнице.

9

Отчего-то спускаться вниз к друзьям вовсе не хотелось, но и бесцельно бродить по дому желания не было, а занять себя чем-то необходимо. Может, сквозь потоки мыслей неведомому Голосу будет сложнее пробраться в сознание, чтобы мучить меня очередными неразрешенными загадками? Стоит проверить. Остановившись возле приоткрытой двери кабинета, я размышляю, смогу ли обойтись без традиционной чашки кофе. Решив, что утренняя встреча с взбудораженными друзьями непременно приведет к длинному разговору и новой череде вопросов, отвечать на которые нет ни малейшего желания, смело, распахиваю дверь, заходя внутрь. Пусть считают, что я еще сплю, как раз будет время собраться с мыслями.

Устроившись в удобном кресле за столом, обнаруживаю, что вчера в спешке забыла выключить компьютер. Мысленно ругаю себя за беспечность, открывая сохраненный последний файл. Ну, хоть на это мозгов хватило! Обычно, я крайне аккуратно отношусь к рабочему компьютеру, проверяя сохранение по десять раз, случалось, что по моей ошибке исчезали десятки только что написанных страниц, поэтому предпочитаю не рисковать. Но вчера Макс так стремительно появился, что абсолютно все вылетело из головы. Не знаю даже, о чем писала! Такого еще не случалось…

— Тааак… — медленно протягиваю. — И что же я вчера написала? — закуривая сигарету, спрашиваю сама себя. По мере прочтения чувствую, как глаза непроизвольно начинают вылезать из орбит, а разум жадно заглатывает каждое слово из восьми коротких страничек. — Интересно… — искренне удивленно говорю я, чувствуя, как холодные пальцы ужаса сдавливают плечи. Почему вновь накатывает страх? Все же в порядке, сейчас все хорошо, или это последствия ночи находят выход?

Написанное повергает в трепет, заставляя сердце биться чаще, а ладони покрываться липким потом. Может, спуститься к Максу за его чудодейственными таблетками, дарующими надежность и спокойствие, но я словно прилипла к креслу, не могу ни вздохнуть, ни пошевелиться. Единственное, что осталось в теле живого — бегающие по строчкам глаза и пальцы, прокручивающие колесико мышки. Чем больше читаю, тем страшнее становится.

Воистину, слово — величайшее изобретение человечества. Правильно подобранное, оно творит чудеса, разжигая войны и революции, оно может исцелять и убивать, подарить мир или разрушить надежду на лучшее. В умелых руках оно способно на все. Забавно, но мне всегда легче было что-то написать, чем толкнуть пламенную речь, оратор из меня так себе. Но этот текст, не пойму, что он напоминает. Другой стиль, чужие слова, будто написанные посторонним человеком, и в тоже время знакомые, правильные. Напоминает краткое изложение сухих фактов, но сама идея завораживает, такого я еще не писала. Коротко, это можно изложить так:

«Раз в тысячу лет наступает время обновления — момент, когда небесные светила выстраиваются в Параде планет, неся новую жизнь и устройство Вселенной. И было предсказано, что появится воин, который сумеет бросить вызов Создателю всего сущего, принеся новый порядок, изменить цвета Спектра.… И была Война, и небеса плакали от проливаемой крови, когда прошлое столкнулось с будущим посреди дня и ночи. И была великая битва добра и зла, длившаяся семь дней и ночей. Только не было победителей в этой Войне, ибо добро и зло поменялись местами.… Содрогнулись тогда вечные стены Фабрики под жестким напором воина, и свершен был страшный грех предательства.… Как гласит пророчество, воин вернется, когда вновь наступит Парад планет, поднимется из Ада, дабы завершить начатое, ибо Война еще не окончена. Только один должен остаться…»

Признаться честно, больше половины я не поняла, но сама идея захватила с головой.

— Вызов Создателю… — невольно усмехаюсь. — Это будет интересно написать. Только почему не придумала имя.… От лица мужчины будет сложновато, может сделать воительницей? — начинаю рассуждать вслух, когда первое оцепенение от прочитанного спало. И тут второй раз за короткое утро испытываю неподдельный шок, смешанный со страхом — рядом с прыгающей стрелкой курсива появилось мое имя: «НАЛАНА! » В том, то написала это не сама, уверена на сто процентов.

— Что за черт? — нервно усмехнувшись, спрашиваю я, чувствуя, как на спине выступил холодный пот. — Голос? Это ты?

«НАЛАНА! НАЛАНА! НАЛАНА! НАЛАНА! НАЛАНА! НАЛАНА!» — появилось в ответ на мониторе.

— Я знаю, как меня зовут… — медленно отвечаю я, борясь с накатывающим страхом. — Чего ты хочешь?

«ОТКРОЙ ГЛАЗА!» — два слова, которые начинаю медленно ненавидеть. — «Ничего не напоминает? Это случилось на самом деле! С тобой».

— Это всего лишь несколько страниц, написанных в полубреду! — отвечаю я, чувствуя, как голос начинает предательски дрожать.

«ПРАВДА! ПРАВДА! ПРАВДА! ПРАВДА! ПРАВДА! ПРАВДА! ПРАВДА!» — незамедлительно выскакивает ответ. — «Это тебя отправили в Ад, и ты должна вернуться!»

—Куда?

«Ко мне! Открой глаза и увидишь, что этот мир ложь. Они лгут тебе от первого до последнего слова!»

— Не верю! Кем бы ты ни был, оставь меня в покое! — выкрикиваю яростно и отчаянно.

«ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ! ЛОЖЬ!»

Бесконечно повторяющееся слово заполняет пространство листа подобно воздуху, появляясь снова и снова, отдаваясь в голове звенящим боем часов. Слова полетели все быстрее, смешиваясь, превращаясь в мутную рябь. Не могу, не выносимо, прыгающие буквы сводят с ума! Пытаюсь выключить компьютер, но монитор не гаснет, в порыве отчаяния жму на все подряд кнопки, дергая штепсель из розетки, ничего не происходит. Проклятое слово только увеличивает скорость появления.

Не в силах больше терпеть, вскакиваю с места, громя комнату с отчаянным криком, раздирающим голову и легкие, сбрасывая с полок статуэтки, запуская их в чудо техники неточными косыми бросками. Истерика накатывает неконтролируемой волной цунами, погружая с головой в бесконечный поток, и чем больше хочешь выбраться, тем сильнее затягивает. Блокноты, книги, листы исписанной бумаги скинуты на пол резким движением, перемешиваются со стеклянными осколками, топчутся ногами, разбрасываются в стороны, ударяясь о стены, создавая еще больший погром, а проклятые слова продолжают бежать по монитору, синхронно отражаясь в голове бесконечным звоном, сводящим с ума. Перед глазами полыхнула яркая вспышка, кажется, я закричала, не слыша звуков.

Несколько долгих секунд тишины, затем хлесткая пощечина, обжигающая лицо, острая боль от того, что сильные руки сжимают плечи, и появившееся из тумана обеспокоенное лицо Макса, не прекращающего трясти безвольно сидящее на полу тело.

— Наланчик, что тебя напугало? Что-то увидела? — спрашивает он, пытаясь скрыть охвативший ужас. Комната с хрустящими под ногами осколками стекла напоминает разрушения после урагана. Светлые обои на стенах кое-где содраны от попавших тяжелых предметов, а милые безделушки превратились в неподлежащий восстановлению мусор. И посреди этого великолепия сижу я, упираясь ногами и ладонями в осколки, с лихорадочно блестящими испуганными глазами и растрепанными волосами.

—Он говорил со мной… — сквозь всхлипы отвечаю я. — Голос из головы! На экране появились слова, и не прекращались… все быстрее и быстрее! Сами посмотрите!

Бросив в мою сторону испуганно-сочувствующий взгляд, Эльвира медленно подошла к столу, на котором чудом сохранился рабочий ноутбук, не слетев на пол вместе с остальным, пока друзья толпились в дверном проеме, не решаясь зайти. Тщательно осмотрев его, Эльвира тихо сказала:

— Он выключен, даже кабель не вставлен. Видно, разрядился еще вечером, Налана.

— Но я видела…! — чувствую, как новая волна страха медленно подбирается со спины, пробирая мелкой дрожью, но сильные руки Макса крепко сжали в объятиях, успокаивая.

— Зайка, все в порядке. Ты всего лишь забыла принять таблеточки. С сегодняшнего дня никакого компьютера… — мягко, но властно говорит он, утыкаясь лицом в мое плечо, осторожно поднимаясь со мной на ноги.

— Это было! Вы не верите? — готовясь сорваться в новую истерику, спрашиваю я.

— Конечно, верим… Ты права, Налана. — отчужденно говорит Грег, обводя взглядом беспорядок. В голове пронеслась мысль, что он говорит чистую правду. Они верят, но не показывают, что замечают, потому, как все замешаны в этом заговоре.

Макс отвел меня на кухню, налив крепкого кофе, бросив в него тонкий ломтик лимона, и дальнейшие пару часов Эльвира вместе с Грегори проводили со мной некое подобие беседы, больше напоминающее перекрестный допрос. Выведывали малейшие подробности, причины, сомнения, вытряхивая подсознание наизнанку. Протянутые Максом таблетки начали действовать расслабляюще, унося прочь Голос в голове и непрекращающийся шум, забирая тревоги и страхи. Стараясь говорить честно, анализируя вместе с друзьями произошедшее, в голове начала укореняться мысль, что это действительно было плодом воображения, также, как прошлая ночь, как потусторонний Голос, обычные следствия травмы. На избавление нужно время, придется с этим смириться, а пока еще один нейролептик отправляется в путешествие по желудку, даря безбрежную радость запутавшемуся мозгу.

Убедившись, что со мной все в порядке, ребята уехали ближе к вечеру, когда густая темнота накрыла двор густой вуалью. Сегодня темные низко нависшие облака полностью закрывали небо, лишая того малейшей прослойки света. Отчасти, к лучшему, не увижу жестоких ухмыляющихся звезд и угасающего диска Луны. Осталась только беспросветная всепрощающая темнота, поглощающая все оттенки, которой глубоко наплевать, что творится в моей голове. Что может скрываться под личиной темноты? Все мыслимые монстры, когда-либо придуманные человечеством. Так же и во мне сейчас, лишь беспросветная тьма, на удивление внушающая спокойствие, заполнившаяся нечто пустота…

Часть души подсказывает, что Голос прав, я видела то, что видела. Даже если взять в расчет таинственное подсознание, не с проста возникают именно эти картины и образы. Отчего я вижу ложь в каждой тени, не доверяю самым близким людям? Может, это скрытые страхи рвутся наружу личными демонами Апокалипсиса, предвещая конец реальной жизни и полное погружение субмарины с мозгами на дно вымышленных книг. А возможно, так подействовало предложение Макса, несущее очередные перемены, и день свадьбы, о котором я мечтала всю жизнь, начиная с детства, превращается в поглощающий разум кошмар.

Нда… копание в себе увлекательное занятие, никогда не знаешь, какие скелеты откроются, разрывая могилы давно погребенных мыслей. Стараюсь выбросить все из головы, но события уходящего дня не желают выветриваться, и не покидает фраза, настойчиво бьющаяся о стенки пустой головы: «ОТКРОЙ ГЛАЗА!»

Закрываюсь в отделанной черным мраморным кафелем ванной, убедившись, что Макса нет поблизости, несколько минут рассматриваю собственное отражение в зеркале со впалыми щеками и темными кругами под глазами, а затем осторожно спрашиваю пустоту, словно боясь услышать ответ.

— Голос! Ты здесь? Ответь мне, — спрашиваю я. Долгая минута тишины, превратившаяся в Вечность, уже знакомая тянущая боль в голове и едва различимый шепот сквозь гул сотен работающих станков.

— Я здесь Налана. — очень тихо отвечает он.

— Как открыть глаза? — решительно спрашиваю я.

— Уверена, что готова, что действительно хочешь этого? — с сарказмом вопрошает он.

— Ты же сам настаивал… — отвечаю непонимающе. — Уверена!

— Хорошо. Тебе нужно перестать принимать таблетки. — сухо говорит он.

— Это невозможно, Макс контролирует…

— Обмани! — резко обрывает он. — Только тогда, ты увидишь! Торопись, Налана, у тебя мало времени. Скоро представится шанс, нельзя его упустить.

— Шанс для чего? — спрашиваю я. — Что должно произойти?

— Сама увидишь…

— Как же ты мне надоел! — устало отвечаю я. — Открой глаза, открой глаза! Все, что можешь повторять, сам толком ничего не объясняя!

— До встречи, Налана. — исчезает он.

Что ж, сыграю по его правилам. Ведь ничего плохого не случится, не попей я таблетки некоторое время! Главное, спокойно себя вести и не устраивать истерик, чтобы Макс ничего не заподозрил. Интересно же, что может произойти, а вернуться можно всегда, если не понравится, это же не автострада, на которой не сдать назад. Приму двойную дозу и вновь погружусь в спокойные воды безмятежности. Нужно только держать себя в руках, чтобы я ни увидела, чтобы ни происходило.

Выйдя из ванной, натыкаюсь на поджидающего у дверей Макса, держащего на раскрытой ладони две маленькие капсулы. С улыбкой засовываю их в рот, тщательно пряча за щекой, осторожно выбрасывая их в открытое окно, когда жених отвернулся. Отныне никаких лекарств, и будь что будет.

10

Друзья приехали вновь только на следующей неделе. До этого не было ни звонков, ни сообщений, а тут вдруг свалились неожиданно, как снег на голову. Удивлению не было предела, когда знакомый Эльвирин «Рено» в середины пятницы подъехал к дому. Макса не было дома, отправился на работу, поэтому я была одна, медленно попивая кофе в гостиной с включенным телевизором. Состояние за эту неделю пошло на поправку, я набрала в весе, перестав быть похожей на оживший скелет, да и голова перестала постоянно болеть, поэтому приезду друзей была искренне рада, не смотря на ранний визит.

Проводив их в гостиную, вежливо предложила выпить, на что они дружно отказались, видимо, еще свежи воспоминания прошлого раза. Потекла неспешная беседа, по ходу которой я только внимательно наблюдала за их реакцией и поведением, отвечая на стандартные вопросы о самочувствии, и рассказывая, как все вокруг прекрасно, какой чудесный и заботливый Макс, и как мне помогают волшебные таблетки, беспощадно смываемые в раковину целую неделю. Они одобрительно кивают, смеются и улыбаются, искренне радуясь, что у меня все наладилось, и жизнь вошла в привычное русло.

Знали бы они, сколько сил мне стоит сидеть и мило улыбаться, изображая маску спокойствия, когда хочется завопить от страха, убегая прочь. Приходится держаться, я сама приняла правила игры, сама захотела открыть глаза, понять, что же происходит на самом деле! Теперь я вижу больше, все то, что было тщательно скрыто, разрушив, наконец, воздушные замки и проанализировав собственную жизнь, я близка к Истине, осталось открыть последнюю дверь.

Сказав, что неделя без психотропных лекарств была Адом, я солгу, она была хуже в сотню раз, особенно первые дни. Мир вокруг начал изменяться, вначале понемногу — только что вскипевшая вода в чайнике оказывалась ледяной, предметы переставлялись по дому с привычных мест, убранная в шкаф одежда разбрасывалась по комнате, словно рядом поселился полтергейст, устраивая мелкие пакости. В первый день казалось, что делаю это собственными руками, забывая о произошедшем, но увидев, как расческа медленно плывет по воздуху, отмела эту мысль. Было желание вернуться к таблеткам, но строго запретил Голос, объяснив, что это нормальная реакция, когда реальность сталкивается с воображением. Пришлось поверить и терпеть, так как нет другого выхода.

Дальше стало хуже — начали меняться вещи, меняло цвет постельное белье, а приготовленное мясо оказывалось рыбой, и все бы ничего, если бы вечером Макс не приготовил овощной салат, в котором ползали склизкой массой черные и белые черви. Наблюдая, как он накладывает эту гадость мне на тарелку, я чуть не сорвалась, но Голос вновь пришел на помощь, действуя лучше любого антидепрессанта.

«Ешь и улыбайся, Налана. Помни, что они не настоящие, всего лишь ожившие иллюзии страхов!» — мелодично сказал он, когда я брезгливо осмотрела наколотую на вилку помидорку, по которой полз противный тонконогий паук. — «Их видишь только ты, Налана. Ну же, смелей, не стоит разочаровывать Макса!» — настаивает он. Пришлось есть, как ни в чем не бывало, запихивая в рот на удивление реальных червей, неторопливо всасывая их, чувствуя противный комок слизи во рту, после чего провести десять минут в ванной. Макс не видит, ничего не замечает, для него это обычный салат. О, ужас, начинаю сходить с ума, долго не протяну такими темпами.

На третий день изменилась погода, становясь чем угодно, но только не дождливым промозглым октябрем. Ожившие за окном тропики через час превращались в метельную стужу, к вечере становясь иссушенной пустыней или тропическим ливнем с грозами. На небе среди солнечного дня появлялись звезды, или проскальзывал серебристый диск Луны. Один раз я заметила интересную картину, когда погода приобрела стабильное состояние— четыре сверкающие точки на небосводе, находящиеся близко друг к другу. В тот день Голос сказал только одну фразу: «Парад Планет близко, торопись!»

В четвертый день изменился дом- стены становились то дряблым желе, то бетонными блоками, то неотесанным камнем, изменяясь наподобие картинок мультика. Коридоры стремительно меняли размер и ширину, а пол проваливался под ногами, под стать зыбучим пескам. Потолок же походил на огромный пресс жуткой давилки, то улетающей на недосягаемую высоту, то замирающий над самой головой, касаясь волос. Я старалась как можно меньше передвигаться по дому, старательно делая вид, что все в порядке, но Макс начал что-то подозревать.

Пришлось сбить его с толку маленькими женскими хитростями, затащив в постель— первый роз с момента аварии, и думаю пока последний. Мне не понравилось, хоть Макс очень старался, это было неправильно, чужеродно… Голова улетала вдаль под действием меняющегося пространства, а отсутствие мыслей добавляло новый виток паники. Нельзя закричать, нельзя оттолкнуть, нужно только улыбаться, плевав на стыд и гордость, потому как их нет в этом мире. Я одна наедине с иллюзиями, рушащимися с каждой минутой.

Последний день вышел за грани разумного, пределы логики сошли на нет, растворившись в кислоте, в то время, как мир обернулся Адом. Прошлые испытания сошли на нет, обнулив уровень, став мощнее с рассветом Солнца. Кошмары увеличились в геометрической прогрессии, сводя меня с ума с новой силой, доводя страхи до предела возможного. Что были те четыре дня, по сравнению с сегодняшним— Чистилище, предвкушение настоящего кошмара, воплощения Дьявола во всех его ипостасях.

«Готовься, Налана, последний рубеж!» — сказал Голос. Я не успела задать вопроса, что-либо выяснить, оставшись наедине со своими страхами и чертовым меняющимся миром, как грани неправильного кубика — рубика начали стремительно изменяться. Только понимаешь одну сторону, как остальные пять становятся еще большей загадкой. Напоминает эту перевернутую с ног на голову неделю. Но через забавную головоломку невозможно открыть проход в Ад. Возможно, я давно стою на его пороге, сути от этого не меняет, жизнь превратилась в безвыходный дьявольский кошмар, во тьме которого нет места надежде.

Конечно, все прошлые изыски можно посчитать бредом разыгравшегося подсознания сумасшедшей девицы, а если учесть, что писатели, особенно фантасты, весьма странный народец, то сомнений в безумии не может возникнуть. Так может посчитать любой здравомыслящий человек в этом мире, в том числе близкие мне люди и лучшие друзья. Мать, жених, Эльвира, Грегори, Лиана— они уверены, что я свихнулась. Быть может, так и есть, но это лишь одна сторона медали, видимая глазу. Скрытое, куда чудовищней и страшнее. Убеждаюсь в этом с каждой секундой, разглядывая дорогих мне людей.

— Налана, все хорошо? — весело спрашивает Эльвира, но нотки тревожности проскальзывают в голосе. А глаза неотрывно следят за малейшим моим движением.

— Все замечательно, Эл… — тихо говорю я, переведя взгляд из точки в углу на подругу, вернее на то, что вижу вместо привычно Эльвиры и остальных. Голос говорил, что это последняя стадия, перед тем, как я окончательно прозрею, но даже в самых жутких кошмарах не думала, не могла вообразить, что последней стадией будут люди, близкие мне люди.… Уже не знаю, что есть реальность! Я запуталась в бесконечных коридорах грез. Не в силах найти выхода! Скорее всего, ищу лазейку, тонкую нить Ариадны, которая выведет к свету, не желающему показываться за толстой пеленой туч.

Эльвира и Грегори мирно сидят напротив меня, вальяжно распластавшись на темных диванах шоколадного цвета, широко раскинув руки в стороны, напоминая пару пикирующих аистов. За искренними заботой, радостью и сочувствием не замечаю их истинной сути. Милые, веселые друзья давно перестали быть самими собой, стоило им перешагнуть порог дома. Отныне остается один из двух возможных вариантов развития событий — либо я действительно открыла глаза, либо окончательно сошла с ума со всеми вытекающими последствиями. Второй вариант больше походит на истину, с точки зрения логики, с которой я всегда имела проблемы, может вследствие природных светлых волос, может от изначального ее отсутствия.… Но раскалывающиеся диким воплем мозговые рецепторы, на корню отвергают эту версию.

Как бы я ни хотела, как бы ни старалась, я не вижу ни Макса, ни Эльвиры, ни Лианы, ни Грегори. Вместо них пустота, оболочки с пронзительно черными глазами, поглощающими в себя все живое. Живые хитиновые скелеты, заменившие друзей, не имеющие наполнения, не имеющие сущности. Всего лишь пустые оболочки, принявшие знакомый облик, суррогаты с бездонными глазами, без намека на зрачок или радужку. Темнота в пустых глазах— отображение воплощенного зла, застывшего в мареве черноты, как только это может умещаться в пустых точках, не сводящих с меня пристального взгляда…

В глазах сидящих напротив людей сплошная чернота, без малейшего просвета, абсолютная и затягивающая все вокруг наподобие Черной дыры. Нет белков, зрачков и радужки, сплошная заволакивающая темнота. Но не это пугает до потери пульса и остановки сердцебиения. Черноту глаз можно пережить, с трудом преодолевая рвущиеся на свободу инстинкты самосохранения, и взяв себя в руки можно убедить мозг, что это лишь картинка, чудовищная галлюцинация. А на самом деле, это мои друзья, живые, реальные, настоящие, заботящиеся обо мне, любящие меня, желающие добра!

Так бы все и было, мир бы шел своим чередом, подсовывая новые образы, если бы не одно НО! Дело не в пустых глазах, а в том, кто они на самом деле— не люди и не монстры, не призраки и не живые, не демоны и не ангелы.… То, что вижу, ужасает, вводит в ступор, заставляя проглоченный несколько минут назад кофе искать путь через горло. Схожу с ума, но знаю это, я вижу то, что вижу, продолжая натянуто улыбаться сидящим напротив существам.

Нет ни Эльвиры, ни Грегори, ни сидящей рядом Лианы, медленно отпивающей горячий черный чай, предварительно сыпанув в маленькую чашку две ложки сахара, превратив благородный напиток в приторную жижу. Она пьет, и чай вытекает из дырки на горле, образуя на ковре едва заметную лужу, превращающуюся в белоснежный, поднимающийся к потолку пар. Некогда толстые пальцы крепко обхватывают чашку, отныне превратившись в обрубки, с которых гниющими пластами слезает зеленоватая плоть. Стараясь скрыть накатывающие спазмы, медленно перевожу взгляд, натыкаясь на более чудовищное зрелище.

Два обожженных скелета с остатками прогнившей плоти черно-зеленого цвета, не отрывают от меня взгляд пустых глазниц. Кости противно хрустят при каждом движении, напоминая звук ломающихся сухих веток. Гниющие ошметки плоти пластами падают им под ноги, костлявые стопы невольно наступают на них, и белые могильные черви показываются на свет из маленьких пор разложившегося мяса. Остатки волос топорщатся в разные стороны ощипанным веером, а кривые зубы напоминают черные угольки.

— В каких облаках ты витаешь? — недовольно спрашивает один из скелетов голосом Грегори. Сильно тряхнув головой, отгоняю от себя накатившее кошмарное видение, отрывая взгляд от пустой глотки ожившего трупа, в которой зияет просвет на месте языка. Мир вновь приобрел привычное состояние, а я с помощью концентрации, вновь вижу перед собой прежних друзей.

— Прости, о чем ты говорил? — смущенно спрашиваю я, переключая внимание на разговор под внимательно следящим взглядом Эльвиры.

— Вообще-то говорила ты…! — манерно протягивает он. — Затем резко отключилась, словно батарейки перегорели!

— Глупо, если спрошу о чем? — спрашиваю с самой милой улыбкой, на какую только способна.

— Для тебя нет, Нал… — саркастично отвечает Лиана, отрываясь от айфона (телефона???) Делаю вид, что не заметила ее выпада. — Обсуждали твою свадьбу, вернее предстоящую… Ты собираешься устроить настоящий фурор, но представь, как это будет хлопотно. Яхта, салют, стая белых голубей еще осуществимо, но Нала.… Раскрасить небо в цвета радуги.… Это реальность, а не твои книги! Жизнь не может быть волшебной сказкой каждую минуту.

— А если жизнь и есть сказка! — неожиданно для себя выпаливаю я, нервно передернув плечом. — Только не добрая, без счастливого хеппи-энда. Что если окружающий мир не более чем иллюзия, созданная самими нами? Когда-нибудь задумывались об этом? — перевожу взгляд с одного на другого, ожидая ответа.

— Если уж переходить на такие темы, то есть ли душа у огурца, который ты съешь на обед? — философски рассуждает Эльвира, беззаботно улыбаясь, но в ее карих глазах проскакивают полыхнувшие искры настороженности. Грегори задумчиво перевел взгляд на продолжающий тихо работать телевизор, делая вид, что его не существует в этой комнате, Лиана же недовольно пробурчала что-то под нос, закатывая глаза. — Углубляясь в это можно далеко зайти. А почему ты спросила? — спокойно спрашивает она.

— Не знаю… — с короткой усмешкой говорю я. — Иногда возникает чувство, что все это неправильно.… Словно, я не на своем месте.

— Ты принимаешь таблетки, и все равно возникает это чувство? — напряженно спрашивает Грегори, резко переведя на меня взгляд болотных глаз, получив в ответ утвердительный кивок.

— Поверь, Налана, ты на своем месте, там, где должна быть, — четко, но в тоже время мягко говорит Эльвира. Ее успокаивающий баритон действует наподобие теплого одеяла, нежно обволакивая, даря уют и покой.

«Осторожно, Налана, ты переходишь рубеж!» — ворвался в сознание Голос, звонкой трелью. — «Ты знаешь, кто они, не играй с огнем.»

«А что будет, убьют меня?» — искря сарказмом, мысленно отвечаю я.

«Есть вещи страшнее смерти…» — отвечает он.

— Пожалуй, ты права Эл… Мало кому выпадает второй шанс… — задумчиво протягиваю я.

— Рада, что ты, наконец, это поняла! Кстати, — щелкает она пальцами— хорошая тема для тоста! Только чокаться чаем будет не комильфо.… Так в чем проблема, Налана? — подавив тяжелый вздох, спрашивает она. — Подозреваю, дело в свадьбе, или в Максе, так? Не в Италии же, это дело поправимое!

— Расскажи, легче станет… — сочувственно протягивает Грег, напоминая уютного плюшевого кролика.

— Не чувствую, что он мой человек.… Знаю, звучит эгоистично. Макси чудесный, почти идеальный, о таком можно только мечтать. И не смотря на все, что-то не так, не могу это объяснить…

— Ты боишься, это естественно, — лениво протягивает Эл. — Новый виток несет перемены, а свадьба весьма серьезный шаг. Нал, вы прожили вместе три года, разве это не то же самое, за исключением штампа в паспорте? Упс… — мило смеется она. — Вынуждена покинуть вас на минутку.

— Я тоже, — резко подрывается с места Грег. — Это все чай. Не подумай, Нал, вкусно, но мочевой пузырь сейчас лопнет.

— Наверху тоже есть туалет, — коротко говорю я в спину покидающим гостиную друзьям.

— Мы знаем! — игриво отвечает Грег, прислонившись к дверному косяку, изображая стриптизера под дружный хохот, и стремительно исчезая из поля зрения. Мы с Лианой остались вдвоем в пустой комнате, чувствую, что она не собирается нарушать невольно повисшую тишину, погрузившись с головой в вездесущий интернет. Чтобы хоть чем-то себя занять, медленно подхожу к открытому окну, закуривая крепкую сигарету. Есть у меня такая странность— не могу долго находиться в тишине или рядом с молчащим человеком, что по сути приравнивается друг другу, это создает тяжелое напряжение, тугими тисками давящее на голову. Лучше займусь разглядыванием пустынного пейзажа за окном, вырисовывая в переплетении голых веток причудливые узоры.

— Ты права, Налана. — неожиданно говорит Лиана, глядя на меня в упор тяжелым взглядом.

— О чем ты говоришь? — непонимающе спрашиваю я. — О Максе, о свадьбе?

—Нет, — хмыкает она. — О том, что по одной из теорий вероятности, жизнь не более, чем фантазия чокнутой писаки, в данном случае тебя, — холодно отвечает она. В голосе сквозит лишь равнодушие холодным ветром в подземельях. Ни грани эмоций, ни на каменном лице, ни в пустых черных глазах, лишившихся зрачков за долю секунды. Играй она в покер, сорвала бы нереальный банк на блефе. — Скажи правду, как давно ты перестала пить таблетки, как давно размылись грани реальности?

— Ты пугаешь меня, Лиана, — жестко говорю я, чувствуя, как в голосе появляются стальные нотки, а губы невольно растягиваются в презрительной усмешке. — Я пью их каждый день, Макси жестко следит за этим…

—Что ж, я попыталась… Дело твое… — сухо говорит она, вновь утыкаясь в безграничный простор виртуальной жизни. Выбрасываю в окно сигарету, не заботясь об эстетической красоте лужайки, в один прыжок оказываюсь рядом с ней, упираясь руками в подлокотник дивана. Резким молниеносным движением, вырвав из ее пальцев телефон, злобно прошипела, поражаясь собственному голосу.

— Если это шутка, Лиана, то жестокая и не смешная! — протягиваю я, нависнув коршуном над добычей.

— На твоем месте, я бы села и успокоилась, переключившись на слух, — спокойно отвечает она. — У меня не будет второго шанса рассказать тебе. — видя мое замешательство добавляет. — Поторопись, скоро они вернутся, — секунда промедления, и вот я уже сижу напротив подруги, раскинувшись на холодном кожаном диване, буравя ее в ответ взглядом ледяных глаз.

— Слушаю, — коротко говорю я, скрестив руки и ноги.

— Ты не ответила на вопрос. Так как долго? — спрашивает она, вернув глазам нормальное состояние.

— Допустим, сегодня пятый день, — коротко говорю я, непроизвольно закатив глаза на мгновение. Еще не начавшийся разговор обещает быть тяжелым, и как назло, Голос упорно молчит в тот момент, когда больше всего нуждаюсь в его поддержке.

— И какими ты видишь нас? Во что мы превратились? — немного опешиваю от такого поворота событий, но честно отвечаю.

— Всего лишь зловонная куча костей… Тебе не кается, что вопросы должна задавать я — обиженно спрашиваю.

— И в них не будет смысла! — сухо усмехается Лиана. — Реально ли это? — криво передразнивает она мои интонации. — Ответ и да, и нет. Не обижайся, нет желания тратить время на пустую болтовню. Перейду сразу к делу.

— Лиана, а ты не перегибаешь палку? — начинаю сердиться я на не свойственный подруге жесткий тон.

— Найди в башке кнопку речевого аппарата и отключи на несколько минут. Прости, но по-другому с тобой нельзя, — коротко улыбаясь, говорит она, и на мгновение вернулась прежняя Лиана, заведя один из самых длинных в жизни монологов. — Дикая птица погибнет даже в золотой клетке, зачахнет сорванным цветком. Бороться против природы все равно, что пытаться удержать ветер. Я говорила им, Эл и Грегу, что так не может длиться вечно… Теперь вижу, что время действительно пришло. — она выдерживает долгую гнетущую паузу, после чего продолжает. — Налана, послушай очень внимательно и постарайся усвоить с первого раза, не могу разжевывать за тебя истину, так как на это нет времени. Фабрика Душ не была галлюцинацией, сном или ожившей фантазией. Ты плутаешь в ее лабиринтах очень долго, бродишь загнанным зверем из угла в угол. Я не настолько высокого уровня, чтобы объяснить механизмы ее работы, говорю только то, что знаю. Ты заперта в прочной клетке, но сейчас, совсем скоро, дверь откроется. Не пропусти ее.

— Ты знаешь о Фабрике? — невольно спрашиваю я, чувствуя, как глупо звучит вопрос с учетом того, что я сама рассказывала о ней в красках меньше недели назад.

— Мы все ее дети, только ты скатилась с Олимпа, а мы поднялись из недр, оттуда, где плетками стегает огонь, — скупо улыбаясь, говорит Лиана. — Эльвира права, каждый находится на своем месте, можно сказать, это плата за грехи… Этот мир твоя персональная клетка, в то время как ты- дикий зверь, жаждущий крови, смертельно опасный. Голос прав во всем, слушайся его, — в воздухе повисает напряженная пауза густым удушающим дымом, стелясь беспросветным болотным туманом. Напряжение замирает внизу живота обжигающим твердым комком, давя на мочевой пузырь. С трудом перебарываю естественное желание, задавая первый пришедший в голову вопрос.

— Почему ты говоришь это мне, если я зверь в клетке? — лучшего придумать не смогла.

— Каждый достоин второго шанса, и ты в том числе, настоящей жизни, а не ее жалкой пародии, созданной из воспоминаний. — сухо говорит она, отводя взгляд. — Опережая твой вопрос и бурю эмоций скажу, когда-то была Война Богов, после которой ты попала сюда, не победив и не проиграв. Не задавай вопросов, не смогу ответить.… Итак рассказала слишком много.

— Почему я попала сюда? — спрашиваю убитым голосом человека, которому нечего терять. Не каждый день привычный мир рушится в один момент. Если раньше сохранялись слабые надежды на игры разума, то сейчас они растаяли неуловимым дымом.

— Они боятся. Тебя, — говорит Лиана, закуривая сигарету, наблюдая немигающим взглядом, как плотный дым медленно поднимается к потолку.

— Почему? — тихо спрашиваю я.

— Почему? — из дверного проема раздается веселый беззаботный голос Грега. — Я пропустил что-то важное? — спрашивает он, со скрипом плюхаясь на диван, невольно краснея. Внезапно захотелось на него наорать, заставить признаться в неподтвержденной истине, напоминающей наркотический бред, но поймав испуганный взгляд Лианы, расслабленно отвечаю.

— Почему вы приехали? — вопрос крутился на языке с начала беседы, с момента замолкания двигателя перед воротами, но говорливая Эльвира не давала вставить ни слова, лишая нитей мыслей обволакивающим голосом.

— Для этого нужен повод? — притворно обижается Грег. — Мы просто соскучились… — говорит он, пристраивая голову Лиане на плечо, вытягиваясь мартовским котом.

— Так и подумала… — с улыбкой говорю я, поднимаясь с дивана. — Пойду, посмотрю, не утонула ли Эльвира, — удаляясь под дружеские улыбки, поверх которых пляшут настороженные глаза.

Стоило мне покинуть гостиную, как маска глупой веселости слетела с лица, обнажая кровоточащие нервы, бьющиеся под кожей. Воздуха катастрофически не хватает, в мозгу пульсируют Лианины слова готовой взорваться бомбой, разнося меня в кровавые ошметки. Если это правда, и я не сошла с ума, то, что же делать? Кто они, кто такая я, откуда этот Голос, и что, черт возьми, происходит? О, Создатель, вопросов больше, чем ответов! Не знаю, почему так сказала, знакомая фразочка из мира Фабрики, но на душе стало спокойнее и легче, словно тяжело больной получил долгожданное лекарство, снимающее горячечный бред.

Как я оказалась на втором этаже, не смогу вспомнить даже под пыткой. Мгновение, белоснежная вспышка, пшик, подобный распыленному облаку духов в воздухе. Лучшая фраза для отмазки обвиненных в особо тяжелых убийствах- не знаю, как это вышло… и бла-бла-бла.… Но с учетом того, что разум вернулся только тогда, когда рука поворачивала ручку двери кабинета, за которой прослеживалась тонкая полоска света, думаю, ее, возможно, применить ко мне.

Эльвира сидит спиной к двери за моим рабочим местом, уставив немигающие глаза в ярко светящийся экран, без остановки читая крупно написанный текст, видимо перечитывая по нескольку раз, потому как страница ползет вниз со скоростью улитки. Медленно подхожу к ней со спины, стараясь, чтобы шаги звучали как можно тише, но на счастье Эльвира так увлечена процессом, что ничего не замечает вокруг.

— Ааа, вернулся… — протягивает она, не отрывая взгляд от экрана, видимо услышав легкое шуршание шагов. — Только посмотри, что она пишет.… Вчитайся! — яростно говорит она псевдо Грегу, откинув темные волосы неловким движением. — Знаю, ты не читал ни одной Налиной книги, но это.… Здесь кончается грань добра и зла.

— Угу… — говорю низким голосом, тщательно вслушиваясь в каждое слово.

— Угу… — передразнивает Эльвира, устало откидываясь на спинку стула, так и не удосужив повернуть взгляд в мою сторону. — Знала, что с этой проклятой писаниной будут проблемы. Что поделать, творческая личность! — выплевывает она. — Только посмотри, она все написала! И о Фабрике, и о Пророчестве, даже Войну описала в красках… Я половины этого не знала! — тяжело вздыхает она. — О, Создатель, как просто все было раньше! Книги были всего лишь фантазией, воплощением скрытых переживаний, а по сути, крохотными кусочками прошлого, не собираемой мозаикой из тысячи осколков, бессмысленных без целой картины перед глазами. Но теперь… Грег, я боюсь… Что будет с нами, если она поняла? — почти шепотом спрашивает Эльвира, ее слова гулким эхом отражаются от стен, начинающих меняться с реактивной скоростью.

Обои, кирпич, бетон, грубый камень, и нечто сиреневое, застилающее глаза густой пеленой. Теперь нет страха, есть только пустота на месте души, на месте сердца. Черная или белая, цвет перестал иметь значения, мир превратился в ледяную точку, обжигающую сильнее Адского огня. Реально то, что вижу, реально то, что слышу! О, Создатель, какое же преступление нужно совершить, чтобы заслужить самый страшный на свете грех?

— Чего молчишь, Грегори? — спрашивает Эльвира, медленно разворачиваясь на крутящемся стуле. Вот он, апофеоз — карие глаза встречаются с голубыми холодными айсбергами, одиноко застывшими в вечной мерзлоте. Замечаю, как взгляд Эльвиры медленно превращается в наполненный ужасом загипнотизированного кролика, медленно сжираемого удавом, задыхающегося от гнилого запаха смерти. Последний шаг, и милое создание превратится в часть кишечника хладнокровной гадюки, разбиваясь на молекулы и разносясь по крови сумбурными атомами. Отчего Я чувствую себя чудовищем, смотря в испуганные карие глаза подруги? Будто бы являюсь животным с испачканной кровью младенцев мордой, застигнутом на месте преступления.

— Налана? — удивленно спрашивает она, быстро взяв себя в руки, натягивая безупречную улыбку, за которой таятся тщательно скрытые злость и ненависть, промелькнувшие на долю секунды. — Давно ты здесь?

— Достаточно, Эл, — сухо говорю я, чувствуя, как с каждой секундой голос покрывается новой коркой льда.

—Ты выпила таблетки, Налана? — сменив тон на розовую мягкость, говорит она.

«Теперь открой глаза!» — кричит Голос в голове, и белоснежная вспышка застилает сознание неясным маревом. Мир исчез, превратившись в кусок льда, а я вместе с ним.

11

Белоснежная яркая вспышка, не помню, что произошло потом. Только спустя довольно большой промежуток времени, память некстати начала подкидывать эти события, медленно, но верно становящиеся не более чем растворяющимся в воздухе дымом. О, Создатель, зачем ты наделил меня памятью! Или это очередное испытание на стойкость, еще одна прихоть в доказательство того, что я достойна ЗНАТЬ! Истину,… проклятую Истину.… Теперь я жалею обо всем, о том, что захотела открыть глаза, о том, что слушала Голос, о том, что захотела свадьбу в Италии, лучшее торжество столетия, чтобы утереть нос пафосным снобам-дружкам из творческой богемы, поразить воображение.… Как ничтожно все это было! Жалею даже о каждом вдохе и выдохе. Прошлое не имеет значения, будущее бесцельно, есть только здесь и сейчас, момент, длящийся секунду или Вечность.

Только здесь, стоя на краю бесконечного небоскреба, пробуя языком, грозовые облака понимаешь, что мир не имеет значения, ничто не имеет значения. Холодные снежинки касаются ресниц, мгновенно тая и смешиваясь со слезами, застилающими глаза плотным полотном. Мороз пронизывает до костей, заставляя дрожать щуплое тельце в тонкой кожаной куртке, едва прикрывающей летнюю майку.

Снизу, со стороны далекой земли, глухо доносится завывающий шум сирен полицейских машин, черные точки в форме молниеносно выкатываются на асфальт, подобно олимпийским фигуристам. Еще мгновение, и слышу за спиной приближающийся топот ног. Тяжелые сапоги гулко стучат по железной лестнице, ведущей на крышу, они близко, слышу их дыхание, чувствую.… Сейчас сюда ворвется десяток крепких парней, вооруженных до зубов. Они прикажут поднять руки вверх, уставив дула тяжелых автоматов на безоружную девицу, ловящую языком снежинки посреди крыши самого высокого небоскреба Санкт-Петербурга.

«Последний шаг, Налана, последняя черта! Открой глаза!» — приказывает Голос в голове.

— Не хочу! Только не так! Должен быть другой выход! — захожусь в приступе истерики, чувствуя, как снег холодит горячие щеки.

«К сожалению, только так. Прости.… По-другому ты бы не согласилась. Это нужно сделать самой», — грустно говорит Голос.

— Пошел в жопу! Я не хочу умирать! Не буду я прыгать с крыши! — истошно воплю в пустоту, оторвав глаза от стремительно приближающейся земли, стоило только посмотреть вниз.

«Так нужно, Нала! Открой глаза!» — вопит он.

— Пожалуйста, я не хочу умирать! — отчаяние захватывает сознание, парализуя разум. Страшно, чудовищно, безумно.

— Поднимите руки вверх! — холодный безжалостный голос разрезает тягостное ожидание, голос машины, робота, не может принадлежать живому человеку. Медленно оборачиваясь, выполняю приказ, растопырив пальцы, смотря в бездонный ствол нацеленного в грудь автомата, делаю шаг и… вспышка…

Что было до этого, до яркой вспышки, пронзающей голову насквозь ярким светом? Лишь стоя на краю пропасти, понимаешь истинную цену жизни. Теперь некуда бежать, больше нечего терять, вот он — последний рубеж, пришло время скинуть маски.

— Ты выпила таблетки, Налана? — спрашивает Эльвира, уперев в меня взгляд. — Чего молчишь, я с тобой говорю! — пытается подняться на ноги, но одним резким толчков возвращаю ее на место.

— Нужно поговорить, — сухо говорю я, читая в глазах непонимание.

—О чем же? — спрашивает она, насторожено следя за каждым моим движением, как медленно усаживаюсь в кресло напротив.

— О Фабрике Душ, — отвечаю я, заметив, как подруга невольно отвела глаза, найдя на полу нечто интересное.

— О, Налана… опять началось… — устало протягивает она. — Пойду, поищу твои таблетки, — говорит она, порываясь подняться.

— Давай не будем тратить время друг друга. Уже пять дней, как смываю их в канализацию! Мне нужны ответы, Эльвира. Отпираться бессмысленно, я все знаю, — твердо говорю я.

— Например? — стараясь сохранить спокойствие, спрашивает она, но замечаю, как голос невольно дрогнул. — В собственных сказках ты лучше разбираешься.

— Лиана все рассказала, что окружающий мир выдумка, а как ты говоришь сказки, на самом деле реальны. Почему я здесь оказалась и кто вы такие? Говори! — гробовое молчание, злость захлестнула сознание и внезапно стены комнаты начали дрожать, штукатурка на потолке покрылась мелкими трещинами, осыпаясь пыльными кусками, а пол под Эльвирой превратился в зыбучие пески, и она начала медленно оседать, проваливаясь. Искры страха и неверия в темных пустых глазах разгорелись лесным пожаром. Она держалась невозмутимо, сколько могла, но когда стул практически исчез в растворившемся полу, резко вскочила с места, отскакивая на несколько шагов с громким криком. — Не отрицай, что этого не было, — сухо говорю я, не сводя глаз с Эл.

— Твоих рук дело? — спрашивает она, гневно сверкая глазами.

— Думаю, это Голос… — отвечаю я. — Он-то все и показал, теперь хочу услышать твою версию.

— Хорошо… — сдается она. — Если хочешь, давай поговорим, только не вижу в этом смысла, ведь ты давно все решила, или нет?

— Мне нужны ответы.

— Значит, твой таинственный Голос ничего не объяснил? — усмехается она. — У него хотя бы есть имя?

— Тебе ни к чему его знать, — отвечаю я, чувствуя, как уверенность дает небольшую трещину.

— Это так на тебя похоже, верить незнакомому Голосу, раздающемуся в голове, — коротко улыбается Эл, но заметив мой тяжелый взгляд, вмиг становится серьезной. — Я расскажу, но вначале ответь, что тебя не устраивает в этой жизни, раз так рвешься к неизвестной правде? Сиди и пиши свои книги, наслаждайся жизнью…

— Это обман и ложь! — резко перебиваю ее, не давая зарождающимся сомнениям поселиться в голове. Стены вновь начали дрожать от повисшего напряжения, вещи полетели с полок, глухо ударяясь об пол, маленькие статуэтки рассыпались осколками, превращаясь в пыль, едва касаясь земли, растворяясь в пространстве, оставляя на своем месте пустоту. — Этого не существует… — глухо говорю я, наблюдая, как предметы медленно исчезают из комнаты. Статуэтки, ваза с кровавыми розами, которые на днях подарил Макс, и вот уже мебель начинает напоминать размытые пятна краски. — Не реально, — уверенно говорю я. Эльвира несколько секунд наблюдает за растворением в пространстве, не выдерживает и говорит.

— Прекрати, у меня мурашки бегут по коже! — восклицает она. Перестаю прилагать невидимые усилия, и комната приобретает прежний вид. — Ты должна была умереть, Налана, в той аварии, — тихо говорит Эльвира. — Не должна была возвращаться, видимо, что-то пошло не так, и сейчас ты здесь. Таблетки, что ты принимала, создавали иллюзию реальности из твоих воспоминаний и представлений об идеальной жизни. По сути все это один большой сон, длинною в жизнь, повторяющийся снова и снова. Ты в Лимбе, Налана, на первом круге Ада. На самом деле это один из нижних уровней Фабрики, но так легче понять.

— Ты сказала, это повторяется.… Сколько же я здесь? — неожиданная паника охватывает горячей волной, чувствую, как внутри прокатывается обжигающий шарик дрожи, замирая в районе солнечного сплетения. Моя жизнь— повторяющийся круг Ада! Осознание этого с трудом укладывается в голове.

— Тысячу лет, — отвечает Эльвира. Видимо в этот момент я выглядела неимоверно жалко и растерянно, потому как в бездонных черных глазах промелькнуло сострадание. — Поверь, это самое гуманное наказание, — успокаивающе говорит она. Порывистым движением поднимаюсь на ноги, подходя к шкафу, вытаскиваю из нижнего ящика бутылку виски и два стакана, щедро наполняя их. Протягиваю один прислонившейся спиной к стене подруге, или уже не подруге. Молча выпиваем, не чокаясь. В голове разом разнеслось приятное тепло, заволакивая мысли пеленой, в тоже время, помогая принять. Осознать.

— Откуда ты знаешь все это? Кто вы такие? — медленно спрашиваю, наливая вторую порцию виски под осуждающий Эльвирин взгляд.

— Начинаешь повторяться, раньше ты не лезла за словом в карман, — хищно ухмыляется Эл. — Образы, воспоминания, созданные по обрывкам памяти. Когда-то ты знала этих людей в другой жизни, — отвечает она, не сводя с меня взгляд.

— До Лимба? — уточняю я.

— Можно и так сказать, — неопределенно говорит она, задумчиво покрутив пальцами стакан. — Мы души, посланные наблюдать за тобой, помогать, скрашивать одиночество, созданные по прототипам твоих друзей.

«Шпионить и контролировать». — ядовито бросает Голос, внезапно появившийся в голове. — «Спроси, кто послал их в Севар? Тот же, кто отправил сюда?» — знакомое название разлилось по груди приятным теплом, всколыхнув нечеткие образы в сознании, словно давно забытые картинки пытаются пробиться сквозь время.

— Что такое Севар? — с неприкрытым интересом спрашиваю то ли Эльвиру, то ли Голос.

—Он не говорил тебе? — невольно смеясь, спрашивает она. — Почему же? — лицо Эльвиры приобрело озадаченное выражение, словно открылась постыдная тайна, похороненная давным-давно под плотным слоем земли. — Трус! Мы давно расплатились за ошибку, в отличие от тебя! — звонко выкрикивает она, глядя поверх моей головы. — Думаешь, мы врем тебе, Нала, это он скрывает правду!

«Она тебя запутывает, не верь!» — жестко говорит он.

— Севар— один из миров спектра Фабрики Душ, был основательно разрушен во время Войны. Твой мир, Налана.

— В каком смысле, мой мир? Я жила там? — непонимающе спрашиваю Эльвиру, вызвав тем самым истеричный приступ заливистого хохота. Отсмеявшись через несколько минут, Эл быстро смахнула выступившие слезы, оценивающе смотря на мое вытянувшееся от удивления лицо.

— О, Создатель, Налана! Не перестаешь поражать! — успокоившись, протягивает она. — Либо ты действительно задумала какую-то игру, либо ничего не знаешь, совсем ничего не знаешь! — новый приступ смеха внезапно накатил на нее, заставив согнуться, хватаясь за живот.

— Расскажи… — говорю я, чувствуя, как злость на ее смех закипает в голове.

— Как можно так глупо рисковать привычной спокойной жизнью ради неизвестности! Пусть это продлится хоть десять тысяч лет, этот мир спокоен и нерушим. Задайся вопросом, ради разнообразия, почему твой Голос… ничего не сказал о Севаре, твоем прошлом? Знал — Ты откажешься! — протягивает она со змеиным шипением, делая несколько шагов вперед, приближаясь все ближе. Образ Эльвиры медленно исчезает с каждым движением, и вместо подруги на меня уже шагает скрипящий костями скелет, с повисшими на ребрах клочками гниющего мяса. Пустые темные глазницы уставились прямо в душу, затягивая в ледяной омут страха, в то время как костлявый указательный палец уперся в основании шеи. — Думаешь, ты открыла глаза! — протягивает чудовище глухим могильным голосом, тряся клочками волос на остатках кожи. — Хрен собачий ты открыла! Поверь, когда это случится, то горько пожалеешь. Так что, бесплатный совет — пей свои чокнутые лекарства и отправляйся баиньки, и все это превратится в очередной сон, из которого вырастишь новую книгу, как цветок в горшке. Так будет лучше, для всех, — злобно протягивает существо, вновь превращаясь в Эльвиру.

«Надо бежать, Налана!» — отзывается Голос настойчивым перезвоном колоколов. — «Убей ее!»

«Что?! Я не могу!» — резко отвечаю я.

— Налана, так в чем дело? — невозмутимо спрашивает привычная Эльвира, доверительно положив руку на плечо, будто бы не было этого разговора меньше минуты назад, будто не она рассказывала мне о Фабрике. — У тебя снова видения? Ты сомневаешься в этом мире? Конечно, все расплывается, раз ты перестала принимать лекарства.

«Она врет, не дай запутать себя!» — настаивает Голос

— Да, ты поверила в эту Фабрику Душ.… Верь во что хочешь, я не против, только если это не будет вредить! — ее голос убедителен, слова и жесты искренни, так хочется ей поверить… но мешает некая преграда, сомнения. Я видела то, что видела, я не сошла с ума, черт возьми! Гниющий скелет был настоящим, слова были настоящими и Голос, отчего-то он реальнее всего… — Не хотела говорить, расстраивать, но Санна думала отправить тебя слегка подлечиться, в веселое место за желтым забором. Понимаешь, о чем я? С трудом удалось убедить ее, что с тобой все в порядке, — говорит она тоном, не терпящим возражений. На миг начинаю думать, что эти пять дней действительно были одной сплошной галлюцинацией, и все дело в отсутствии проклятых таблеток. — Если дальше будут продолжаться такие заскоки, придется принять меры.

«Ты уже знаешь правду, Налана. Она врет, каждое слово ложь! Они даже не люди! Убей ее, и ты свободна!» — властно настаивает Голос.

«Ты можешь ошибаться. Что, если ты плод воображения?» — испуганно спрашиваю я, переставая что-либо понимать. Переведя взгляд расширившихся глаз на открытое окно, вижу, как на землю повалил снег, закрывая осеннюю черноту белоснежным мягким одеялом.

«Спроси, что она видит за окном!» — настаивает Голос. — «Время уходит, Налана. Еще немного и будет поздно!»

— Эльвира, какая на улице погода? — спрашиваю я, идя на поводу у Голоса. Минута колебания в темных глазах, расширившиеся до черноты радужки, и через чур серьезный ответ с ноткой едва уловимого сомнения.

— Осень, — спокойно говорит Эл, повернувшись ко мне спиной. — Очередная проверка На… — договорить она не успела. Моя рука, не контролируемая телом, резко потянулась к стоящей на столе бутылке, с громким звоном опуская на затылок Эльвиры. Последнее четкое воспоминание— россыпь стеклянных осколков, ударяющихся о темный пол, вонь спирта, свербящая в носу, и кровь на руках.

Остальное пробивается нечеткими картинами сквозь густую пелену тумана. Не помню, что делала, зачем, почему, как, будто в тело вселился злой дух, дергая за ниточки подобно кукловоду. Я убила Эльвиру, размозжила голову о край стола после того, как оглушила. Помню, как треснули кости черепа, открывая среди сгустков крови сероватое склизкое нечто— кусочки мозга. Затем спустилась вниз, бесшумно пройдя на кухню, беря в руки нож, вонзив его по рукоятку прибежавшего на шум Грегори, заливая кровью пол. Помню, как глухо шмякнулось тело, обмякая мешком рядом с Эльвирой. Очередной провал в памяти, и вот я уже за спиной Лианы, продолжающей мирно сидеть на диване, сохраняя невозмутимое спокойствие, словно не ее друзей только что жестоко убили. Заношу острие, с которого тонкой струйкой капает кровь, и тут из черного затылка Лианы неожиданно раздается голос, развеявший остатки сомнений.

— Я позвонила Максу, он примет меры. Полиция прибудет через десять минут. Если не откроешь глаза, то много лет проведешь в психушке, твоя невменяемость сомнений не вызовет, — усмехается она. Сознание хочет опустить нож, но действующая наперекор разуму рука перерезает горло с другой стороны, будто жертвенному животному.

Дальнейшее размыто еще больше. Выбегая из дома на улицу, оставляю за собой кровавые следы. Кричащие о произошедшей беде на белоснежном снеге, сажусь в припаркованную рядом с домом машину Эльвиры, и, не различая дороги, несусь в город с бешеной скоростью. Не понимаю, что я сделала, как это произошло и почему, знаю только, что нужно бежать, нужно торопиться, иначе схватят некто ОНИ. Запрут под замком до конца дней, затем Фабрика и долгие годы повторений, снова и снова заезженной пластинкой.

Голос не прекращает говорить, подначивая, нагоняя страх и неконтролируемый испуг. Теперь пути отрезаны, мосты сожжены. Даже, если выйду из тюрьмы, сумею избежать психушки, они пришлют новых… наблюдателей. И все будет зря! Все повторится по бешеному кругу Ада бесконечным сном. Есть только одно спасение, единственный шанс все изменить, открыть глаза. Нужно решиться, сейчас или никогда…

Не помню, как бросила машину, как бежала по городу в Эльвириной куртке и только сегодня купленных сапогах на пару размеров больше моего, завалявшихся на заднем сидение, пытаясь скрыть кровь на руках и майке, не помню, как испуганно шарахались люди, давая дорогу сумасшедшей с безумными глазами… Мир потерял краски, превратившись в сплошную черно-серую массу, а в голове единственной мыслью бьется слово: «ОБМАН!» Все эти люди на улице, весь этот город, даже самые близкие— это бесконечная ложь!

Вот он, последний рубеж, точка невозврата. Поднимаю взгляд на небо, ни единого облака, ясный зимний день за мгновение сменился темной звездной ночью. Над головой выстроились в ряд три сверкающие точки, нависая яркими елочными игрушками. Вот он, момент Истины— Парад Планет.

Дверь на крышу с треском распахивается, влетают крепкие мужчины, замирая в шаге от меня, стоящей на краю пропасти.

— Медленно поднимите руки вверх и повернитесь, — приказывает сухой металлический голос. Выполняю, смотря на закрытые масками лица. — Теперь шаг вперед! — требует он. Не двигаюсь, застыв на месте, а они не решаются подойти, слишком близка пропасть. — Налана Лукко сделайте шаг вперед!

«Давай!» — командует Голос. Всего один шаг на краю бездны отделяет жизнь от смерти, повторение против бесконечности. Правильный ли выбор я сделала, шагнув в неизвестность с крыши небоскреба? Теперь не важно, все решено и нет пути назад. Что ждет впереди- новый мир, забвение, круги Ада… стоит умереть, чтобы это выяснить. Последнее, за что зацепились глаза, прежде чем тело достигло земли — выстроившиеся в ряд планеты на небосводе, а затем мир погрузился в беспросветную Тьму.