Я проснулся от легкого прикосновения к плечу.
— Ну еще пять минуточек, — проворчал я, перевернувшись на другой бок.
Открывать глаза мне решительно не хотелось.
В ответ раздался низкий вибрирующий гул, смутно похожий на речь. Я зарылся носом поглубже в одеяло, пытаясь отгородиться от этого звука, но он проникал даже сквозь толстую ткань.
В какой-то момент гул превратился в рычание, от которого мое нутро неприятно перетряхнуло, и я резко распахнул глаза.
И то, что я увидел в следующую секунду, заставило меня подпрыгнуть на кровати.
— Какого лешего⁈ — воскликнул я, выхватывая из-под подушки нож.
Посреди спальни стояла… стоял… стояло? Что, блин, это такое, вообще⁈
Нечто огромное, неопрятное, сотканное из серо-белых завитков дыма, в котором время от времени мелькали чьи-то перекошенные призрачные лица.
Оно нависло над кроватью и издавало то самое рычание. Звук исходил со стороны графитово-черной маски, от которой невозможно было оторвать взгляда.
У меня перехватило дыхание, сердце пропустило удар где-то в районе пяток, пальцы заледенели, но я все равно старался держать нож ровно.
— Твое время пришло! — низкий гул сформировался в понятные слова.
Оно еще и разговаривало!
Маска дрогнула и опустилась ниже, замерев над кроватью.
— Какого лешего⁈ — я отпрянул и уперся спиной в изголовье. — Ты что, вообще, такое⁈
— Я взываю к тебе! — проговорило нечто и увеличилось в размерах, уперевшись дымными всполохами в потолок. — Тебе уготована великая честь!
«Какая жесть⁈» — я не сразу понял, что именно оно сказало.
Видя, что я не очень-то рад этой чести, серое тело вдруг извернулось под немыслимым углом, расползлось завитками по всей комнате, а маска сместилась и теперь маячила совсем близко.
— Не подходи! — завопил я, ткнув ножом в ближайший вихрь, и он тут же развеялся, едва лезвие его задело.
— Загляни внутрь себя. Там ты найдешь ответы, — черная маска качнулась из стороны в сторону и снова застыла напротив моего лица.
Дымка сгустилась, и в тот же момент нож выскочил из ладони и вонзился в дверной косяк.
— Да иди ты… — зло начал я и коротко без замаха ударил кулаком, целясь меж двух прорезей-глаз, — туда, откуда…
Рука прошла насквозь неведомое существо, не встретив никакого сопротивления.
Но это заставило дым взвиться к потолку и раствориться, просочившись между досок. Маска же осыпалась на пол черной крошкой и исчезла, как и не было.
В наступившей тишине прошелестел тихий смешок, показавшийся мне громче набата.
И я снова провалился в темноту.
Утро, как всегда, началось с противной трели будильника, которому вторили первые петухи. Я приоткрыл один глаз, потом второй, после зажмурился и вздохнул. Мне что-то сегодня такое важное снилось… На языке вертится, а вспомнить не могу. Да и фиг с этим.
Я глянул на восходящее солнце и криво ему улыбнулся: никогда не любил ранние подъемы. Но дела никто не отменял, а их в деревне всегда много.
Подавив в себе желание накрыться одеялом с головой, я рывком спрыгнул с кровати, стряхивая сонливость.
Интересно, какое сегодня число?
Хотя какая разница, ведь каждый день уже два года подряд я делал одно и то же. Вставал, ел, то ходил в огород за овощами, то в курятник за яйцами, то на колодец за водой…
Я могу продолжать этот список очень долго! А что еще прикажете делать ссыльному бастарду на самом краю захудалой деревеньки?
Хотя, конечно, грех жаловаться. Даже сон на перине в отцовском доме, вкусная стряпня именитого повара, да горячая вода из кранов — не идут ни в какое сравнение с той свободой, которую я получил.
Здесь нет противных наставников, которые могут только бить по рукам линейкой, нет высокомерного взгляда отца, который признал меня сыном только по бумагам. Нету! Зато есть друзья, рыбалка, и возможность не следовать набившим оскомину правилам дворянского имения. Пусть я особо их никогда не соблюдал. За что меня часто наказывали.
Но, полно об этом думать, пора бы уже и делами заняться. Я быстро окинул взглядом дом, проверяя, не забыл ли чего и вышел во двор.
— Эй, графенок! Поди-к сюды! — крикнула бабка Анфиса, завидев меня.
Я обернулся и вопросительно посмотрел на нее через ограду. Что-то она сегодня больно празднично выглядит. На свиданку, что ли, собралась в свои семьдесят пять?
На ее обращение я уже давно не обижался. Да и смысл, если родителя не выбирают. Подумаешь, сын графа. Толку-то? В моей крови нет ни капли магии! За это я и оказался в этой деревне. Тут были совсем другие правила.
Поэтому и приходится бегать по поручениям бабки. Кстати, родной. Она тоже магией особо не вышла. Хотя при этом умудрялась держать всю деревню в кулаке. И как ее внук, мне приходилось соответствовать.
— Значится так, — понизила голос она, — зайдешь сегодня к Михалычу, скажешь, что от меня. Возьмешь у него… он сам знает, что именно. И сразу дуй ко мне, нигде не задерживайся. Ясно тебе, голова садовая?
Я кивнул и не спеша пошел в сторону маленького рынка. Там меня должен был ждать староста из соседней деревни. Он уже месяц обещал мне доставить глину, да все медлил. А мое терпение не безгранично.
Пока я привычно оглядывал разноцветные домики, думал о том, что же мне такого сегодня снилось. Что-то важное! И почему-то мне от этого было не по себе.
В тот же момент в ярком свете солнца мне вдруг чудились смутные тени, ровно возле таблички с гордым названием деревни «Васильевка». Пришлось проморгаться и протереть глаза, чтобы они исчезли. Не проснулся, что ли?
Впрочем, я быстро выкинул это из головы, потому что увидел старосту.
Встреча с ним прошла быстро, успели за десять минут утрясти все вопросы. Но мне все равно пришлось задержаться, так как оболтусы Лисицыных ради смеха решили умыкнуть у деда Корнея десяток яблок.
Пришлось учить их манерам и уважению к старшим. В прошлый раз я уже с ними разговаривал и обещал применить меры, если они не исправятся. Надеюсь, старый добрый фонарь под глазом научит их чему-то хорошему.
На обратном пути вспомнил, что нужно зайти к Михалычу.
Он, оглядываясь по сторонам, сунул мне в руки увесистый сверток и, хитро подмигнув, скрылся у себя в избе.
Я пожал плечами: тут у всех были свои тайны, и не все мне следовало знать. Пусть и очень хотелось.
Меня только заинтересовали, завихрения у Михалыча за спиной. Хотя это вполне могла быть тень от вешалки в прихожей.
Михалыч у нас известный плотник, руки у него золотые! Да еще и способность правильная, подходящая. Ходят слухи, что он может уговорить деревянную бочку лет пятьдесят не портиться, чтоб ты с ней ни делал.
Мысль о магии напомнила мне, что нужно спешить к бабке Анфисе. Едва она меня увидела, то быстро выхватила сверток, сунула мне в руку монету и буквально вытолкала за порог.
Точно магичить будет. Она у нас ведунья, будущее может увидеть. Правда, ее всегда, да и точность хромает, но время от времени, что предсказывает с пугающей точностью.
Не успел я повернуть к дому, как меня окликнули. Я обернулся, уже зная, кто меня зовет. Василий Петрович, будь он неладен! Он числился старостой нашей деревни. Хотя какой из него староста?
— Виктор Викторович! Есть минутка?
Особой любовью у меня он не пользовался. Да и с чего бы? Хитрый, пронырливый, но если что-то нужно найти, то он это мог и из-под земли достать. Наверное, поэтому вечно ходил с таким лицом, будто он здесь главный. Ага, конечно.
— Да, Василий Петрович, что случилось?
Если он опять про деньги, ей-богу, ругаться буду! Достал уже вечным нытьем. Но тут ничего не поделаешь, мне приходилось решать и такие вопросы. Шутка ли, единственный сын хозяина деревни. Хоть и бастард. Только вот как это родной бабке объяснить? Она негласно тут всех в своем сморщенном кулаке держала.
— Тут такое дело, не поймите меня неправильно, — староста снял с головы фуражку и смял ее в руках. — Батюшка ваш снова прислал письмо. Пишет, что мы не все деньги ему выслали. Мол, по новому указу, теперь на три процента больше надо. Но вы же сами знаете, мы тут и так впроголодь живем! Напишите ему. Вы же слова умные знаете. Он послушает вас! Родная кровь все-таки.
Мне захотелось сплюнуть. Родная кровь! Родная кровь, да без капли магии, графу Васильеву не нужна.
— Василий Петрович, деньги я вам достану, но Виктору Семеновичу писать не буду, — я сложил руки на груди.
Староста после моих слов бросился мне в ноги. Его морщинистое лицо исказилось, и из глаз потекли слезы.
— Спаситель вы наш! Какая же у вас душа добрая! Век не забудем доброты вашей!
— Встань уже, — угрюмо сказал я. — Сколько не хватает?
Василий Петрович ловко поднялся с колен, отряхнул штаны и, глядя мне в глаза, назвал сумму.
Я аж обалдел от такого заявления.
— Да граф там в своем поместье ополоумел уже⁈ Откуда в нашей деревне такие деньжищи-то⁈
— Вот, а я о чем, Виктор Викторович, — моргнув, ответил он.
— Постой, что-то не сходится, — я на мгновение задумался, а староста затаил дыхание.
В этот момент я понял, что он наврал мне с три котомки. Я недобро глянул на него и произнес:
— Ты же мне полную сумму сейчас назвал, а я спросил, сколько осталось собрать.
Поняв, что обмануть меня не получилось, староста начал многословно извиняться, сетовать на старость и плохую память. Резко оборвав его, я грозно рыкнул и сразу же получил новую цифру.
— Василий Петрович, ну вот зачем ты так? — с укором спросил я. — Думаешь, раз его сын, то можно обманом выпрашивать через меня деньги? Почему ты каждый раз пытаешься провернуть со мной такое? Будут тебе деньги. Но только после того, как покажешь письмо отца и новый приказ.
Староста что-то заблеял, но я его уже не слушал.
Я развернулся и пошел в сторону дома, но Василий Петрович не унимался и крикнул мне вслед:
— Виктор Викторович, всеми силами…
— Я все сказал, — зло бросил я, повернул голову и моментально забыл про старосту.
Потому что по дороге ко мне шла Лада, первая красавица деревни. На ней сегодня был легкий сарафан, плотно облегающий стройное тело. Светлые волосы выбились из-под косынки, сверкая в лучах солнца. До чего же хороша девчонка!
Сердце сразу сбилось с ритма, и я как завороженный залюбовался ее плавными движениями.
Она подошла ко мне, лукаво закусив губу. Но я не успел и слова ей сказать, как вдруг голова резко закружилась.
И мир погрузился в темноту.
Непонятно, сколько я был в отключке, но когда снова оказался посреди дороги, услышал, как Лада обиженно мне выговаривала:
— Как ты мог мне такое сказать⁈ Если не мила, то еще понятно, но зачем же оскорблять⁈
Я сморгнул набежавшие слезы и удивленно понял, что у меня противно горит левая щека.
Еще секунду Лада зло сверкала глазами, а потом резко развернулась и поспешила прочь.
Что вот это сейчас было? Ничего не понимаю!
Затылок медленно наливался свинцовой тяжестью, во рту пересохло, будто я выдал длинную тираду, а спину свело от напряжения. Да еще несуразные круги, как солнечные зайчики прыгали перед глазами.
Со мной что-то не так.
Додумать я не успел, как меня окликнул Санек, мой приятель и дальний родственник. Сын сколько-то юродного брата моего отца. Магия у Санька хоть и была, но очень слабенькая. Вполне хватало, чтобы мошек от лица порывом ветра отгонять. Собственно из-за слабых способностей, его родители и переехали в Васильевку.
— За что она тебя так? — спросил он, улыбаясь от уха до уха. — Опять поцапались?
— Сам не понял, — честно ответил я. — Перед глазами потемнело, моргнул, а она уже убегает.
— Потемнело? Моргнул? — заинтересованно спросил он, глядя на меня снизу вверх. — Может, это магия просыпается?
— Ой, брось, какая магия? — отмахнулся я. — Я уже и не надеюсь. В моем-то возрасте.
— Зря ты так, Вик. До двадцати одного смело можно надеяться, — философски заявил он. — Времени еще много. Считай, три года еще.
Здесь я даже спорить с ним не буду. Вторую инициацию способностей проводят как раз в этом возрасте. Хотя я за полгода пребывания в графском поместье отлично запомнил, что если я в шестнадцать ноль без палочки, то и в двадцать один результат не изменится. Мне об этом из каждого утюга кричали.
— Слушай, а бабка Анфиса опять колдовать собирается? — заговорщически спросил Санек. — Вдруг, что интересное? Можно хоть одним глазком посмотреть?
— Чтобы она нас потом опять через всю деревню с полотенцем гоняла? Нет уж. Магия — это дело личное. Ты сам бы тоже не совался.
Санек погрустнел и одернул рубашку, смахнув невидимую пылинку. Он всегда старался выглядеть, по его словам, достойно: начищенные ботинки, подстриженные ногти, чистые волосы.
Внешний вид хоть и производил на девушек впечатление, но они почему-то обходили его стороной. Может, из-за того, что Санек любил долго и вдумчиво рассказывать об истории этого края и семьи, в которую нас никогда не примут?
Я вздохнул, махнул рукой и направился в сторону родной избы. Солнце давно перевалило за зенит, а я еще собирался дров нарубить. Осень уже не за горами, а сарай не был заполнен даже наполовину.
Главное, чтобы я опять не отключился, но уже с топором в руках.
Я пораскинул мозгами, прикидывая, кого можно безопасно спросить об этом странном потемнении в глазах.
Однако все, кого я вспомнил, на эту роль совершенно не походили. Разве что Еремей. Он человек нелюдимый, живет отшельником на самом краю леса и единственный, у кого есть нормальная магия.
К нему-то я и отправлюсь ближе к ночи. А пока меня ждали двора и плотный обед, который придется самому готовить, раз бабка колдовать собиралась.
Следующий час прошел без приключений. Я ни разу не отключался, и никто больше мне пощечин не залепил.
Я даже подумал, что может и не нужно идти к отшельнику, пока не зашел в спальню, чтобы переодеться к ужину, и не увидел торчащий из дверного косяка нож.
Желудок тут же совершил неприятный кульбит, а перед глазами появилась картинка графитово-черной маски.
И как я мог забыть такое? Нет, точно надо к Еремею идти! Вдруг в деревне появилась кровожадная сущность? Отшельника точно нужно поставить в курс дел. А может, он еще и совет дельный даст.
Хотя насчет сущности я сильно преувеличиваю. Тут их уже лет триста никто не видел, но и просто отмахиваться от такого себе дороже.
Следом возник другой вопрос: а вдруг Санек прав, и во мне просыпается магия? Такой вариант тоже исключать нельзя.
Я покосился на зеркало и выпрямился, но даже так, нескладный подросток в отражении не очень-то походил на гордого мага. Наверное, все дело в торчащих черных волосах. Или в необычного цвета темно-синих глазах. Помню, отец часто говорил мне, что это признак сильного мага. Это уже потом, после неудачной инициации, он ставил цвет мне в укор.
Плюнув на это, я поспешил во двор. К Еремею нужно идти ближе к ночи, а до этого еще кучу дел сделать надо.
Как говорится, какие сущности, когда корм скотине на завтра не подготовлен⁈
Когда я почти закончил, из окна выглянула бабка Анфиса.
— Викто́р, сегодня тебе домой нельзя будет, — торопливо сказала она, оглядываясь себе за спину.
Мое имя она назвала, делая ударение на второй слог, а значит, дело задумала серьезное.
— Опять колдовать будешь? — скривив лицо, спросил я.
— Не твоего ума дела, — раздраженно ответила она. — Сказано тебе, домой не пущу. Переночуешь у Александро́.
Когда бабка Анфиса нервничала, в ней просыпался заграничный акцент. Зря, что ли, она полжизни там проучилась? Хотя ей это все равно не помогло. Силу-то почти всю растеряла.
Пожав плечами, я покачал головой. Точно, колдовать будет. Завтра придется половину печи отмывать от ее заклинаний. Каждый раз одно и то же! Я уже ей предлагал ей отдельный сруб поставить, но нет, ей охота дома этим заниматься.
С другой стороны, с Саньком можно и на ночную рыбалку сходить будет, давно уже собиралась.
Да, так и сделаю, как только от Еремея вернусь.
Мысли снова перескочили на черную маску. Надо будет потрясти Санька на эту тему, может, он вспомнит какие-нибудь местные легенды?
Но я ошибся.
Мы с Саньком проговорили больше часа, он пересказал все известные ему сказки и истории про чудовищ, что обитали тут раньше. И ни один не был похож по описанию на то, что я видел.
Придется, все же тащиться через всю деревню на поклон к Еремею. И если бы я сразу знал, что он мне ответит, пошел бы еще утром.
— Еремей? Ты дома? — громко спросил я, заглядывая в приоткрытое окно.
Я уже полчаса топтался на пороге его избы, отмахиваясь от атак комаров, которых на удивление было много в этом году. Санька сейчас бы сюда! Его сил вполне хватило, чтобы отогнать этих противных насекомых.
— Это я, Виктор, — сказал я чуть громче, дернув за ручку двери.
Заперто.
Из избы не доносилось ни звука. Спит, что ли? Или, может, заклятье какое плетет на дальней поляне.
Я передернул плечами. Мне было не по себе тут стоять. Погода начинала портиться, холодный ветер забирался под тонкую куртку. Вот-вот начнет накрапывать дождь. Хотя это меня не особо пугало. Но вкупе с появлением черной маски, ночи и густого леса за спиной, на душе было неспокойно.
Пока стоял и смотрел на закрытую дверь, раз за разом прокручивал в голове обрывочные воспоминания, и, кажется, пугал себя еще больше.
К тому же о Еремее по деревне ходят самые противоречивые истории. Будто он великий магистр, который растерял свою мощь или что получил свою силу, сожрав сердце могущественного чародея. В любом случае личность отшельника была для всех загадкой.
Я, конечно, отказывался верить всем этим слухам и частенько заглядывал к нему, то с продуктами, то с вопросами, то помощью по хозяйству.
На вид отшельник был совершенно безобидный и выглядел, как типичный ученый: круглые очки, потертая мантия и вечная книга подмышкой. Он всегда был готов помочь советом, говорил спокойно и никогда не принимал от меня деньги.
— Еремей? — снова крикнул я и прислушался.
В тот же самый момент мне на плечо легла тяжелая рука.
Я даже не успел толком отреагировать, как мир погрузился в темноту.
Когда я пришел в себя и открыл глаза, то обнаружил, что сижу на неудобном стуле. Мои руки были вывернуты за спину и накрепко связаны веревкой. Голова начала наливаться знакомой тяжестью. Свет горел где-то позади меня, и его было недостаточно, чтобы едва разогнать тени в углах.
Снова отключился?
Когда глаза привыкли к темноте, я огляделся. С моего места были видны многочисленные стеллажи с книгами, старый телефонный аппарат и большой кофейник. Я прекрасно знал, где нахожусь — в избе Еремея.
— Что за дела, Еремей⁈ Зачем ты меня связал? — зло крикнул я, стараясь разглядеть в потемках отшельника.
— Очнулся? — хриплый голос раздался совсем рядом, ровно поверх затылка. — Это ты или не ты?
— Что за вопрос, Еремей? Конечно же, я!
— Кто твой отец?
— А то ты не знаешь, — зло выплюнул я.
— Я-то знаю, а ты?
— Постой, о чем ты толкуешь? Почему я не должен знать своего отца? — я дернул плечами, пытаясь размять затекшие руки.
— Тот, другой не знал.
— Кто? — опешил я.
В ответ я почувствовал прикосновение холодного металла к запястьям, и через секунду уже вскочил со стула. Все тело болело, словно я не один час просидел в неудобной позе.
Обернувшись, я посмотрел на Еремея. Он уже усаживался за свой стол и открывал книгу, не глядя пролистывая страницы. И выглядел отшельник совершенно сбитым с толку.
— С каких пор ты встречаешь гостей с веревками? — с прищуром спросил я, растирая кожу на руках.
— С тех самых пор, дорогой Виктор, когда в их теле приходит кто-то другой.
Я не сразу нашелся что ответить. Да и что тут сказать? Виски стрельнуло острой болью, и я сел обратно на злополучный стул и внимательно посмотрел на Еремея.
— А кто это был? — тихо спросил я.
— А мне почем знать? — Еремей снял очки и стал их протирать.
Пауза длилась минуту, но в это время я успел напридумывать себе целую кучу различных вариантов, ни один которых из них мне не нравился.
— Ну хотя бы предположи, — с надеждой попросил я.
— Думаю, что в тебя пыталась…