На северную деревню Мэнгорна уже давно опустилась ночь. От былого шума детских голосов за окном остался лишь густой мрак и холодный ветер, что без устали покачивал макушки деревьев.
– Даже ветер словно другой, – неспокойно пробормотал магистр, одиноко сидящий у окна. – Точно затишье пред бурей.
Та же блеклая луна за окном, тот же безотрадный каменный подоконник, но ощущения совсем иные. Вместо былого спокойствия Елифан чувствовал, как страх душил его изнутри. Началось это со странного ночного кошмара, что возвращался каждую ночь. Там, выжившие остатки людей упорно пытались спастись, однако каждый раз их настигала смерть. Это были разные лица, разные истории, но с одним предсказуемым финалом. Магистр оказывался последним выжившим и с отчаянием наблюдал закат рода человеческого. На последнем издыхании он поднимал глаза вверх, с надеждой увидеть хоть немного солнечного света, но в небе витали лишь тучи пепла, а рядом был только чёрный клинок, который тут же обрывал последнюю человеческую жизнь.
– Что же этому положит начало? – со злобным отчаянием добавил старик.
Внезапно магистр взял светильник и быстрым шагом вышел из комнаты. Несмотря на свой «солидный» возраст, он ни на секунду не сбавлял темп. Даже когда пришлось спускаться по каменной винтовой лестнице, он летел, перепрыгивая по три ступеньки разом. Магистр уже не в первый раз спускался по этой лестнице ночью, все его спонтанные «озарения» приходят в основном во время бессонницы или поздно вечером, когда ещё не так далеки воспоминания ушедшего дня. Некоторые его ученики относят эту привычку к старческим «чудаковатостям», другие же верят, что именно благодаря внезапным озарениям их магистр создал множество алхимических формул и изобретений, которые впоследствии положили начало ордену познания. Шесть лет назад главе запада Иларону настолько понравились наработки старика Елифана, что он без раздумий построил для него крепость, которую и назвали орденом познания. Сюда мог прийти каждый, кто умел читать, обладал талантами, и тянулся к знаниям, если, конечно, был согласен после обучения посвятить себя целям ордена на пять лет, без права преждевременного ухода.
Спустившись по винтовой лестнице, магистр попал в основное здание ордена. Тут жили новоприбывшие ученики и некоторые давние последователи ордена, которым после пятилетнего срока выделили отдельные комнаты. И те и другие, скорее всего, спали, поэтому магистр слегка сбавил темп, чтобы не привлечь лишнего внимания к себе, а впоследствии и к архиву, куда он направлялся. Магистру, на старости лет, хотелось бы верить каждому из новых учеников, но, к сожалению, даже они иногда совершали кражи ценных книг и записи важных алхимических опытов, поэтому ещё при строительстве, Елифан построил подобие секретного хранилища в ордене. Вход туда находился в подвале под лестницей, за ни чем не примечательной маленькой дверцей. Сейчас в архиве хранятся не только переписанные копии абсолютно каждой книги, которая когда-либо завозилась в орден, но и найденные пергаменты древности, за которые любой бы получил кучу золота, найди он нужного покупателя.
Пройдя несколько десятков метров по коридору и остановившись у одной из дверей, магистр осторожно посмотрел по сторонам, а затем, убедившись, что никого нет рядом, бесшумно открыл дверь. В подвале, помимо входа в архив, хранились чернила, склянки для опытов, и разные алхимические ингредиенты, а значит, даже если бы магистра вдруг увидели, то максимум бы подумали что старику опять не спиться.
Вопреки расхожему мнению, чтобы хорошо спрятать комнату, необязательно искать самое укромное место в здании ордена. Достаточно оставить её на самом видном месте, прикрепить ржавый, большой замок, и поставить дверь, которая по виду даже безногого калеку не остановит. Такую дверцу разве что уборщик попытается вскрыть, подумав, что там заброшенная кладовая.
– Ничего себе, даже в темноте ты выглядишь хуже, чем я, – очередной раз оскорбил он дверь и торопливо зашел. – Ха... – добавил магистр искромётную улыбку на все восемнадцать зубов. – Сам себя не похвалишь, никто не похвалит.
Архив являл собой небольшую комнатку заставленную множеством полок для переписанных книг, древних пергаментов, свитков, и других рукописей. Только взглянув на эти горы бумаг, любой бы понял, что они лежат в полном хаосе, но старик как не странно ориентировался в этих «горах» довольно свободно и уже через десяток секунд нашел искомое. Неделю назад ему привезли очень интересный пергамент из ордена древнего учения на юге, хоть его и не удалось расшифровать, изображенный там рисунок до сих пор не давал ему покоя. Он уже не первый год изучает древние пергаменты: во многих из них рисовались древние рисунки, такие как корона, орёл или сова. Так как пергаменты собирались в разных частях света, магистр пришел к выводу, что рисунки играли какую-то важную роль, но какую, он начал понимать только неделю назад. По догадкам Елифана, на рисунке из ордена древних знаний изображено подобие иерархии, в самом низу находилась рука бирюзового цвета, держащая луну и солнце слитое воедино, а над луной и солнцем нависла корона, которую держали сова и орёл по разным сторонам.
Магистр начал рассматривать пергамент, в попытках понять, почему ему вновь так сильно захотелось взглянуть на этот рисунок. Хоть старик и находился в небольшом замешательстве, он знал, что найдёт в рисунке что-то важное, раньше его внутренний голос никогда не говорил с ним так сильно и, конечно же, никогда не подводил. Ещё когда Елифан сидел в комнате, в его мыслях внезапно предстал образ этого самого пергамента, а затем и желание взглянуть на него ещё раз. Более явного наставления от внутреннего голоса трудно даже представить.
Несколько минут магистр смиренно разглядывал символы на пергаменте, пытаясь снова и снова найти хоть какие-нибудь совпадения с современными правилами писания. Несмотря на десяток безуспешных попыток расшифровки, его не покидала уверенность, что разгадка совсем близко и нужно найти лишь недостающую деталь, зацепку, которая положит начало. По истечении пяти минут Елифан решил сравнить текст с более новыми пергаментами, однако не успел он подняться, как символы на пергаменте тут же засветились тёмно-синим цветом. Магистр к своим годам повидал многое, и ещё несколько секунд назад был уверен, что его уже ничто не удивит, однако, когда символы засветились, он тут же отскочил назад, с треском опрокинув стул и свитки. Из-за яркого света пергамента даже пришлось зажмурить глаза. В этот момент у старика ещё тлела надежда, что ему это всё почудилось, но эта надежда быстро испарилась, когда он неожиданно почувствовал холодный ветер, скользящий по коже.
Елеазар, недалеко от ордена короткого меча.
Пока кто-то искал разгадку посланий прошлого, наёмник, в это же время, готовился к своей работе, пряча метательные ножи в туго затянутую чёрную одежду со специальными тайниками для оружия. Елеазар явно не из тех, кто любил своё дело, но и как такового отвращения он тоже не испытывал, наверное, потому что в отличие от других он не привык забивать голову лишними мыслями, а привык делать то, что необходимо. На этот раз его целью выбрали магистра ордена короткого меча, бедолага осмелился перечить главному магистру на совете и теперь с ним должен произойти «несчастный случай». Наконец-то это последний, кто отказался признать полную власть главного магистра над орденами запада, остальные несогласные погибли при малопонятных обстоятельствах, а на их место пришли специально подготовленные марионетки.
В лесу, где находился наемник, уже давно стояла холодная тёмная ночь, дожидаясь пока стража начнёт терять бдительность от усталости, юноша провёл тут уже несколько часов. Обычно, перед делом он тщательно изучает слабые и сильные стороны противника минимум несколько дней, но этот заказ не мог ждать так долго. Елеазару пришлось обойтись поверхностным дневным осмотром что, конечно же, дало не так много знаний, как хотелось бы. Проникнуть в орден короткого меча и убить их магистра довольно сложная задача, воины короткого меча являются едва ли не лучшими воинами на западе. Вместо тяжелых доспехов они предпочли кожаные, дающие скорость, а вместо тяжелых мечей они предпочли два коротких, быстрых клинка и маленький лук.
Последний штрих в подготовке заканчивался на двух вещах: безэмоциональная чёрная маска на лице и железная перчатка до локтя. Как правило, маска на лице должна быть у каждого, кто обучался в ордене незримой тени, а вот железная перчатка это собственное изобретение Елеазара, не редко именно благодаря её прочности удавалось ловить и останавливать лезвия даже самых острых мечей. Гибкость столь тяжелому и крепкому предмету придавали плотные кольчужные кольца, расположенные во внутренней стороне. Но, пожалуй, главное преимущество - это три клинка над рукой готовые пронзить почти любой доспех при правильно-поставленном ударе.
Первым делом наемник, конечно же, надел маску; в перчатке трудно выполнять такую кропотливую работу, как затягивание маленьких ремней. Эти ремни буквально намертво прикрепляли железную чёрную маску, а значит, даже после сильного удара, она не могла припуститься и закрыть обзор. Кроме того, сокрытие лица не единственное предназначение маски, она также позволяла убийце чувствовать себя «отрешённым» от мира. Как раз для этого каждый новобранец ордена отрекался от своего имени, чтобы с маской, он был никем – призраком, что руководствуется лишь заученным сводом правил. Спустя годы тренировок, как правило, вся личность последователей ордена незримой тени отражается лишь в искусстве убивать. В этом они настолько хороши, что давно уже прославились по всему западу. Теперь, даже народ говорит о «стальных масках» как о бездушных, у которых нет ни эмоций, ни милосердия, вплоть до того, что их называют демонами воплоти. После таких слухов некоторые «особо внушительные» воины бежали прочь при одном только виде чёрной фигуры в стальной маске, особенно если это «знаменитая» маска с кровавыми слезами, о которой так много говорят, и под которой скрывался Елеазар. Он сам выбрал эту маску, и если не считать ранга, то это единственное, чем отличаются между собой последователи ордена незримой тени в глазах мастеров. У большинства последователей ордена даже поведение примерно одинаковое: ещё в детстве их вначале лишили надежды, потом сломили волю, а затем попросту превратили в орудие убийства без своего мнения. Так планировалось сделать и с Елеазаром, однако к тому времени, когда его привели ребёнком в орден, в нём уже не было ни воли, ни надежды, лишь ненависть, которую никто не смог побороть. С тех самых пор, как из-за войны он в одночасье лишился младшего брата и родителей, ненависть ни на секунду не уходила из жизни юноши, и спустя двенадцать лет после тех роковых событий её не убавилась, наоборот, помимо ненависти он начал чувствовать презрение к большинству людей, что его окружают. Бесчинство, несправедливость, разврат, невежество, и трусость, всё это видел Елеазар в детстве, и всё это он видит сейчас.
Наёмнику потребовалось меньше минуты, чтобы окончательно подготовиться и, наконец, приступить к делу. На его голове был пришитый к одежде и специально завязанный чёрный капюшон с маской, а на теле, поверх одежды, находилась накидка, чернее, чем сама ночь. На спине из накидки виднелись две рукояти; одна из рукоятей от излюбленной Елеазаром сабли из мягкой стали, которой он постоянно пользовался, а за вторую рукоять юноша не брался уже очень давно, этот меч был прибережен на «крайний случай».
Несмотря на кромешную ночную темноту, наёмник шел по лесу довольно свободно, не спотыкаясь об огромные корни и не пугаясь странных звуков, что издавались в чаще среди мрачных деревьев. Пожалуй, каждому нормальному человеку известно, что по лесу даже днём ходить опасно, а ночью такая прогулка смахивает на чистое самоубийство. Однако Елеазар не совсем «нормальный» человек, он столь сильно не переносит людей, что считает лес единственным спасением от их общества. Неспроста он так любит тишину, она помогает хоть немного отвлечься от мира, который его не устраивает с самого детства. К тому же помимо удовольствия от тишины, дорога через лес здорово сократила путь юноше, а также убрала вероятность лишних глаз.
Уже совсем скоро через окутанные мраком деревья начала виднеться та самая каменная стена, принадлежащая ордену короткого меча. Наёмник ещё днём понял, что стена сделана крайне неаккуратно; конечно, обычный человек не сможет взобраться на стену по едва торчащим камням, но у юноши на этот случай припасены специальные приспособления и сильные пальцы. Он не первый раз проникает в подобные места, поэтому и ждал так долго, зная, что когда за дозорными некому следить они начинают расслабляться, особенно во второй половине ночи.
Ночная темнота едва начала сходить с высоких гор вдали, Сандра всегда любила наблюдать за этим зрелищем. Свет медленно наступал на окутанные мраком леса, одновременно освещая небольшие каменные дома, где жили духовные последователи храма небесного света. Для Сандры рассвет всегда значил больше, чем просто восход солнца над горизонтом, она всегда сравнивала это с новым началом и новой жизнью, которая приходит вместе с первыми лучами солнца. Разве не чудо, когда деревья, способные навести страх в темноте, обретают красочный окрас самых разных цветов радуги, красивый окрас, способный вселить надежду на то, что в жизни каждого, как и в это утро, ещё настанет рассвет. Надежда действительно чем-то похожа на свет, если надежды нет, то во мраке постепенно будут исчезать все краски в душе, доброта и счастье скроются, смиренно дожидаясь пока в душе вновь засверкает хоть один лучик. Потому, как её учили в храме: нет человека, у которого бы не было светлых чувств, есть люди у которых попросту померк свет надежды в душе.
Внезапно, утреннюю тишину нарушила почтовая птица, судя по тому, как она едва двигала крыльями, скорее всего этот белокрыл заблудился в ночи или того хуже. Только заметив замученную птицу, настоятельница тут же поднялась и подставила руку, на которую бедная птица точно «упала», уж настолько она измоталась.
– Кто же тебя так отправил… – сочувственно проговорила настоятельница, прижав птицу к себе.
Белокрыл прижался, словно нашел спасение в объятьях Сандры, это настолько её поразило, что она даже забыла о письме на какое-то время. Только потом, когда бедная птица успокоилась, настоятельница начала понимать что если белокрыл прилетел утром, значит, отправили его ночью, а это делается только в крайнем и очень важном случае.
Внимательно рассмотрев футляр для писем, прикреплённый к когтистой лапе белокрыла, настоятельница заметила вычерченный синий крест. Она не знала значения этого креста, но что странно, на месте, где он изображен, всегда находился знак важности послания. Считалось, что три черты это крайне важное послание, а одна черта, это, конечно, тоже важно, но больше походит для обычной, не самой значимой новости. Можно предположить, что крест это неумело прорисованные две черты, но как не посмотри, на линиях нет ни одного лишнего изгиба, а пересекаются они ровно посередине.
Окончательно убедившись, что отправитель действительно хотел нарисовать крест, Сандра решила побыстрее показать послание главе. Хоть это и выглядело очень странным, её не покидало ощущение, что в письме написано что-то важное. Неспроста же птицу отправили именно ночью. Несмотря на свой ум и большой размах крыла, белокрыл мог с лёгкостью стать добычей для огромных хищных птиц, которые охотятся исключительно в темноте.
Храм небесного света хоть и находился на горе, но не являлся крепостью, тут не строили ни стен не ворот. Среди высоких небесных пустот виднелась лишь уложенная гладкими камнями земля, пару десятков маленьких каменных домов и большое святилище, в котором проводились трапезы, а также селились ищущие кров. Глава храма жил в одном из ничем непримечательных домов и для того, чтобы к нему добраться, настоятельнице потребовалось не больше минуты. Фадеон уже не спал, поэтому Сандра не стала лишний раз беспокоить белокрыла, пытаясь достать письмо, а отправилась к главе прямо с ним. Похоже, какое бы животное она ни взяла в руки, все как один к ней тут же «привязывались», и эта посыльная птица не исключение.
С самого утро в храм небесного света приходили люди со всей округи за лечением и мудрым советом, прихожан даже не останавливал трудный и долгий путь по лестнице. В последнее время их стало настолько много, что некоторые даже оставались на ночь, лишь бы дождаться своей очереди. Вот и сейчас, не успела настоятельница подойти к двери, как услышала чей-то незнакомый голос за дверью главы.
– Вы должны ему помочь, у меня нет ни одной монеты в кармане, но я отдам всё, что есть, если кто-нибудь из вашего храма спустится и посмотрит рану, – умоляющим тоном говорил кто-то за дверью.
– Успокойтесь и по порядку объясните, что случилось, – ответил глава, а затем, услышав стук в дверь, после небольшой паузы громко проговорил: – войдите.
– Извините Фадеон, я не помешала? – проговорила Сандра, торопливо перешагивая через порог.
Главный настоятель храма не только проснулся, но и уже оделся в свою бирюзовую мантию. Видимо, ему довелось проснуться даже раньше, чем Сандре. Он сидел напротив какого-то незнакомого мужчины среднего возраста в старой потрепанной одежде, и, несмотря на сонливость, пытался внимательно его выслушать. Похоже, этот мужчина столь торопился поговорить с Фадеоном, что тому даже пришлось отложить утреннюю трапезу, судя по одиноко стоящей миске еды на каменном неаккуратном столе. Кроме миски, в доме главы так ничего и не изменилось, всё такая же лежанка набитая сеном, такие же неухоженные каменные стены и такая же скрипучая дверь.
– А… это ты Сандра, – спокойно проговорил главный настоятель, а затем увидел белокрыла и тут же поменялся в лице. – Что случилось, откуда птица?
– Я не знаю, но, похоже, её отправили ночью, – торопливо отвечала Сандра. – А ещё у неё вместо знака важности нарисован какой-то крест.
– Что, крест!? Не может быть, – едва ли не моментально вскочил на ноги главный настоятель, а затем торопливо подошел к Сандре. – Это мог отправить только Елифан из ордена познания. Мне срочно нужно в закрытую комнату святилища, чтобы его расшифровать, – говорил Фадеон, аккуратно перенимая птицу. – Прошу прощения, – вновь обратился он к незнакомцу. – Мне придётся покинуть вас ненадолго, обратитесь со своей просьбой к сестре Сандре, она обязательно поможет.
– Фадеон, что-то случилось? – в недоумении спросила Сандра.
– Помоги нашему гостю, мне нужно, чтобы меня никто не беспокоил, – твёрдо ответил главный настоятель и торопливо ушел с птицей в руках.
– Неужели вы и есть та прорицательница Сандра, о которой я так много слышал? – с неподдельным восторгом проговорил незнакомец, торопливо приближаясь к Сандре.
Уже светало и столица запада всё больше начинала смахивать на муравейник, каковой её и считал наёмник. Всё больше людей выходило из своих домов, чтобы сделать очередное бессмысленное дело в своей жалкой жизни. Елеазар не первый год замечает, что большинство людей сами не знают, чего хотят, они делают то, чему их учили, замкнувшись в своём маленьком мирке. Причём самое забавное, они никогда не поймут, насколько ничтожно было их существование, пока не поумнеют и не поднимутся выше своего уровня. Однако в том то и ирония; будучи настолько замкнутыми от мира и выполняя годами однообразные действия они не только падают, как духовно, так и умственно, но и постепенно превращаются в человекообразных животных. Что может быть забавней и одновременно отвратительней, чем этот замкнутый круг. Хотя… наверное так и должно быть, своеобразный отбор общества, всегда есть лучше и есть хуже. Зачем жалеть дурака, если он сам виноват в том, что он дурак.
Наёмник никогда не приходил в город, если в этом не было нужды. Его всегда раздражало большое количество людей, особенно если эти люди суетились и куда-то торопились. На этот раз ему нужно отчитаться о выполненной задаче главмагистру, и он спешил для этого в верхний район, как мог. Причём торопился он не потому, что настолько уважал главмагистра, а из-за того, что его уже воротило от нижнего района города, слишком много людей. В верхнем, конечно, их тоже достаточно, но там явно будет поспокойней, чем в этом свинарнике. Тут жили в основном бедняки на тесно-наполненных улицах в каменных бараках, что похожи скорее на каменные гробы, чем на дома. К счастью, Елеазар шел утром, в полдень тут вообще невозможно даже протиснуться, бедняки наполняют улицы под завязку и всюду появляется ещё больше гнилой вони.
Единственное, что наёмника радовало, пока он продвигался по нижнему району, это то, что бедняки всегда старались обходить его стороной из-за зажиточного вида, они по своему опыту знали, что лучше к таким не приближаться, иначе можно в одночасье лишиться руки, если посмел её протянуть слишком близко. Тем более что Елеазар не отличался пониманием, особенно к беднякам, по его мнению, они достойны лишь голодной смерти. Почти каждый из них способен стать ремесленником или хотя бы наёмником, однако они предпочитают оставаться теми, кем являются. Каких бы они не строили из себя бедных и голодных, это их выбор, который они заслужили своим бездействием. Каждый раз, глядя на это представление, Елеазар всё больше хочет поговорить с главмагистром и законом запретить давать милостыню. Для бедняков это будет куда милосерднее, чем дать монету: половина из них лишатся своей жалкой жизни, а вторая половина, наконец, начнёт шевелиться. Наверняка потом те, кто останутся в живых ещё спасибо скажут, когда осознают, насколько жалкими были.
Чем ближе наёмник приближался к воротам в верхнюю часть, тем свободнее ему становилось дышать. Постепенно, однотипные бараки сменяли каменные дома, а на улицах появлялись мелкие ремесленники и купцы. Конечно, от них суматохи только прибавилось, но зато стало меньше бедняков. Что ни говори, но бедняки злят Елеазара больше всего, ремесленники и купцы хоть что-то делают, дабы не оставаться на дне, они борятся за своё место под солнцем, а это самое главное. По глубокому убеждению Елеазара, и по его собственному опыту, слабый не выживет в этом мире: либо ты будешь бороться, либо бесславно сгинешь. Тебя просто задавят в мире, где каждый сам за себя.
Район среднего сословия считался самым большим районом города, на нём находились кузницы, трактиры, множество рынков и торговцев. Сюда стекались люди со всего запада, поэтому уже утром вовсю кипела жизнь и суета. Даже при всём желании наёмник не мог обойти все эти районы и сразу попасть к главмагистру, каждый район окружал следующий, и так по возрастанию. Например, улицы среднего сословия окружали крепостную часть города, где жило высшее сословие, а улицы низшего сословия окружали весь средний район. Крепостная часть при этом являлась самой маленькой из всех частей города, глядя на нее, становится даже интересно, почему никто из людей не задумался, что там попросту не хватит на всех места во время нападения. Для Елеазара ответ всегда был очевиден: никому не нужны бедняки, особенно при долговременной осаде, когда еды и так мало. В этом наёмник полностью поддерживал магистра; глава должен руководствоваться только умом, никаких эмоций, поэтому несмотря на все минусы, и на то что постоянно приходилось тащиться через нищих, только чтобы дойти до верхнего района, такое «кольцевое» устройство города было вполне разумным решением. К тому же благодаря этому в центральной части нет грязи, суеты, и столь обыденной для большого города ужасной вони. Стоит отдать должное главмагистру, он так же додумался проложить дорогу, которая шла по прямой от края города до главных ворот, поэтому если нигде не останавливаться и идти быстрым шагом, то благодаря этой дороге «средний» район можно пройти всего за несколько минут, что Елеазар и сделал.
Ворота в район высшего сословия представляли собой огромное каменное строение, лишенное каких-либо излишков. Когда наемник до них дошел, ему, ко всему прочему, пришлось ещё и ждать в очереди, пока один из местных «громил» проверит пропуск купца. Несмотря на то, что ворота в «высшие круги» всегда открыты, пропускали туда далеко не всех; только главмагистр и его ближайший помощник мог выписать разрешение на постоянный вход, будь это купец, ремесленник, или ещё кто-либо. Причём тот, кто имел право входить в верхнюю часть города, сразу считался почетным горожанином, хоть и обязывался раз в месяц платить завышенную подать. Исключениями, конечно же, являлись высокопоставленные лица, солдаты, и приближенные главмагистра, они не платили подати и могли свободно передвигаться через ворота. Елеазар рад бы причислить себя хоть к одной из этих групп, но даже тут он был «особенным» прихожанином, одним из тех, кто занесён в красный список, заполняемый лично помощником главмагистра. Такие люди вроде как важны, но им ещё не доверяют, поэтому в верхней части они передвигаются только с охраной и только по делу.
– Теперь всё встаёт на свои места… – проговорил главный советник, заканчивая читать письмо. – Я не знаю, что задумал Назар, но если информатор не врёт, его предательство уже очевидно. Нужно срочно что-то предпринять…
– К слову… Елеазар уже занялся этим. Я хочу его проверить, поэтому отправил за ним слежку в лице трёх лучших солдат призрачного отряда. Если что-то пойдёт не так, они прикончат и Назара и Елеазара. Чёрт… у них даже имена похожи.
– Хочешь сказать, что тут тоже не был нарушен уговор!? – едва не вышел из себя советник. – Пусть даже он нарушил закон, тебе не кажется нужным поставить меня в известность, прежде чем предпринимать подобные меры?!
– Обещаю, впредь такого не повторится… – устало проговорил главмагистр. – Что там с новостями на сегодня? Думаю, пора приступать к работе.
– Надеюсь и правда больше не повторится, это первый и последний раз, когда я вхожу в твоё положение. Мне нужно сходить проверить посыльных, а затем я вернусь с новостями, – сдерживаясь, говорил советник, направляясь к выходу.
Злоба Андриана вполне понятна, Иларон дал слово, что не будет вмешиваться в дела ордена. После поражения, как глава клана Андриан искал возможность возродить былую славу семьи и отомстить братству святого слова, эти цели оказались почти полностью схожи с желаниями Иларона. С тех пор их объединяют узы, что даже крепче дружеских, их объединяет общая месть.
– Да уж, он ещё нескоро это забудет… – дождавшись, пока уйдёт Андриан, устало проговорил главмагистр, а затем обратился к своему охраннику из призрачного отряда. – А что ты можешь рассказать о Елеазаре? Ты должен был застать момент, когда он пришел в орден.
– Есть кое-что… – задумчиво начал «призрак». – Когда Мэнгорн потерпел окончательное поражение от войск Веленгельма, осиротевших от войны детей в ордене было столько, что в одном полутораметровом каменном доме спало более пяти человек. Тогда мастера решили брать не количеством, а качеством; еды на всех не хватало, поэтому они специально усилили нагрузки, чтобы остались только сильнейшие. Уже через полгода в домах жили по три человека, но в орден по-прежнему иногда приходили новые дети. Никто из них не выдерживал и месяца, так как обучали их наравне со всеми, мы даже начали делать ставки на то, сколько, кто, протянет. Елеазар пришел через полтора года после основного набора, я ему не дал и недели. Худой, измученный, избитый, казалось он ходячий мертвец, чёрт знает какими способами ему удавалось выживать и увиливать от солдат всё это время. Шли недели, месяцы, а он всё ещё стоял на ногах. Нелюдимость Елеазара и постоянное молчание сыграло с ним злую шутку, другие последователи примерно такого же возраста решили научить его «манерам», но на следующий день всех троих не стало. Видимо, после отбоя они напали, а затем у двоих оказались перерезанные шеи, а третьего, кому и принадлежала эта затея, вовсе было не узнать, на нём живого места не осталось... Учитывая обстоятельства, Елеазара приговорили к двадцати ударам плетью, и не за то, что убил, а за то, что носил с собой самодельный нож из камня. В отличие от убийства последователей в целях защиты, ношение оружия было запрещено. Я до сих пор не могу забыть его лица во время ударов плетью. Оно не показывало ни единой эмоции, словно он вовсе не чувствовал боли. Бесспорно, боль можно с лёгкостью скрыть, но в том то и дело, его лицо было полностью расслабленно, будто избивали мертвеца, которого сколько не бей, хуже ему уже не будет.
– Хм… – ухмыльнулся Иларон, и даже чуть не рассмеялся. – Да что с этим парнем не так, чёрт возьми... похоже на злую шутку, – с широкой улыбкой добавил он, а затем стал неожиданно серьёзен. – Если всё действительно так, то мне пора перестать играть с огнём.
– Главмагистр, ваш сын хочет войти, мне его пропустить? – послышался голос стража за дверью.
– Вот проклятье, совсем забыл… – пробормотал Иларон, а затем громко подал указ. – Пусть войдёт.
В последнее время происходит столько событий, словно весь мир проснулся после долгой спячки. Само собой Иларон не мог отказать в просьбе своей жены, когда она попросила уделять больше внимания девятилетнему сыну, но как это всё не вовремя...
Дверь открылась, и в главный зал вошел Гелеон, сын главмагистра. Для тринадцати лет он был в отличной форме, уже сейчас наследник умел фехтовать с мечом и почти свободно передвигаться в тяжелых доспехах. Иларон с самого детства не давал ему спуску и всегда говорил: «лидер народа должен быть лучшим во всём, если окажешься слаб, то я не смогу доверить тебе ответственность этого титула». Для кого-то родиться в выдающийся семье подобно дару небес, но для Гелеона это скорее проклятье, его судьба уже предрешена и как ни пытайся, от неё не уйти.
– Доброе утро, отец, – пытался как можно серьёзнее говорить Гелеон, несмотря на свой детский голос.
– О, привет Гелеон, я как раз хотел за тобой отправить, – не осталось и тени от хмурости главмагистра. – Как тебе новый учитель по картографии, нравится?
– А где Вардин? Почему ты его выгнал? – едва сдерживаясь, начал юнец.
– Сразу к делу значит, так даже лучше, – одобрительно проговорил Иларон. – Вардин говорил слишком много бреда, я не хочу, чтобы моего наследника обучал сумасшедший.
– Он не сумасшедший! Зачем его так называть!?
– Ещё раз повысишь голос и сильно об этом пожалеешь, – вновь стал серьёзен главмагистр. – Я тебе уже не раз говорил, лидер народа не может быть не добрым, не злым. В первую очередь идёт разум, даже столь восхваляемое Вардином милосердие не всегда бывает уместно и зачастую перерастает в проблемы.
– Только из-за того, что он рассказывал про доброту и милосердие, ты его выгнал? Он всего лишь сказал своё мнение, когда я спросил, в таком случае тут больше моей вины, чем его.
– Дело не в том, про что он рассказывал, дело в его глупом ответе. Такой глупец не может быть учителем моему сыну. А теперь закончим на этом, ты не хуже меня знаешь, что мои указы никогда не отменяются.
К тому времени, когда перед глазами, наконец, показались ворота в нейтральную гильдию охотников, молодой охотник уже не раз успел проклясть это утро. Он никак не мог определиться, что же хуже; тащить два тела с самой деревни или ловить на себе удивлённые взгляды проходящих мимо зевак. Впрочем, вскоре ответ нашёлся сам собой. Самое худшее, это пытаться объяснить произошедшее согильдийцам; вначале у них челюсть отпала от увиденного, а затем они не упустили возможности «подбодрить» парочкой шуток, прежде чем пропустить через ворота.
Нейтральная гильдия охотников представляла собой огромную крепость с множеством каменных строений внутри, помимо кузницы и дома лекарей, где собирались алхимики, тут построили даже свою библиотеку. Конечно, основную часть крепости занимали казармы, но что важно, казармы строились как множество отдельных комнат, где каждый охотник жил один. Нередко из-за хороших условий люди тут оставались даже после четырехлетнего срока обязательной службы. Севастьяну хоть и оставалось ещё три года, он уже точно знал, что поступит так же, ведь все люди в гильдии, как одна большая семья.
Только Севастьян зашел в крепость гильдии, как тут же начал вновь замечать на себе любопытные взоры. Охотники вставали рано, поэтому уже сейчас во дворе крепости кипела жизнь; кто-то собирался на заказ, а кто-то уже на него выдвигался. Так как Севастьян был самым младшим, многие пренебрегали его рвением. В отличие от других охотников он не побывал ещё ни на одном серьёзном задании, но что действительно выводило из себя, так это «шуточки» от согильдийцев по каждому поводу. Даже сейчас, двигаясь к дому лекарей, Севастьян ожидал услышать очередную «остроту». Как тут не подшутить, если на одной руке он тащит мальчика, а на другой настоятельницу храма.
– О, самый лучший трофей из всех, что я видел, – с ухмылкой проговорил встретившееся по дороге согильдиец, но затем понял в чём дело и серьёзно добавил. – Слушай, а она же из храма небесного света, во что ты опять вляпался?
– Да так… один псих её принял за принцессу Веленгельма и чуть не задушил, с ней всё в порядке скоро очнётся, – говорил на ходу Севастьян.
– Интересно… а можно взглянуть? – неожиданно спросил согильдиец.
– Ты что издеваешься? Я с самой деревни их тащил, обойдёшься.
– Так как я раньше жил в Веленгельме, родители с самого детства заставляли меня учить сказания о королевской семье. Может, взглянув на нее, я пойму, почему её спутали.
– Забудь… – проговорил Севастьян. – Тот человек был сумасшедший, тут и смотреть нечего.
– А вдруг она действительно принцесса? – с улыбкой сказал согильдиец – Между прочим, у принцессы тоже были светло-рыжие волосы. Ооо-чень редкий цвет, если подумать.
– Может именно поэтому её спутал тот сумасшедший... её тоже зовут Сандра, к несчастью для неё. Хоть тебе и третий десяток ты ведёшь себя как ребёнок, что принцессе делать в нейтральных землях? Да ещё и в храме небесного света.
– Ну ты сам подумай, когда она отравила отца и её отправили в изгнание, на караван напали, а сама принцесса исчезла. После такого самым умным решением было бы спрятаться в нейтральных землях, а ещё лучше за пустыней.
– Может, это ты лучше подумаешь? Насколько глуп должен быть человек, чтобы прятать бутыль яда у себя в комнате? – с усмешкой говорил Севастьян. – Больше похоже на подставу, причём не самую умелую.
– Из-за этих длинных волос даже лица не видно, – говорил согильдиец, пытаясь на ходу рассмотреть Сандру. – Дойдём до дома лекарей, я ради интереса всё же на неё взгляну, кто знает, а вдруг? Всё-таки она бесследно пропала, а более укромного места, чем храм небесного света в нейтральных землях и вовсе не найти.
– Да уж, ты похоже недалеко ушел от того сумасшедшего, которому везде чудятся принцессы. Если так хочешь взглянуть, то ладно, но на того, кто убивает своих родителей, она точно не похожа. По прибытии в нейтральные земли двенадцать лет назад, нам с Сильвией пришлось первое время жить в храме небесного света, у старика Камврита. Я до сих пор поддерживаю отношения с его сыном Фадеоном, и оба они всегда лестно отзывались о Сандре. В определённых кругах она очень знаменита.
– Получается, когда ты жил в храме её ещё не было?
– Ну да, а что?
– А когда она прибыла?
– Хм… где-то около восьми лет назад.
– А тебе не кажется странным, что как раз восемь лет назад произошла вся эта история с принцессой?
– Я особо этим не интересовался, – говорил Севастьян, перешагивая порог дома лекарей. – Слышал, что король Веленгельма умер, слышал об изгнании принцессы, но не более.
– Мало кто знает, как выглядела принцесса, книги о королевской семье были сожжены братством фанатиков, в нашей библиотеке осталась одна из немногих копий и в ней… – пытался продолжить говорливый согильдиец, но его перебил лекарь.
– Опять ты? – недовольно произнёс главный лекарь, только завидев Севастьяна. – В какую историю попал на этот раз!? – продолжал он говорить, мечась вокруг длинного стола заполненного склянками и повязками, видимо, он уже начал поиски «орудий» для врачевания. – Клади их на кровати и рассказывай.
На самом деле «дом лекарей» только по названию таковым являлся, в действительности для врачевания выделена всего одна комната с множеством кроватей, остальные использовались в качестве теплиц для редких растений, алхимических опытов, и для обучения основам врачевания. Что примечательно, почти во всех комнатах всегда стоял невыносимый запах, словно где-то за углом постоянно жгли протухшие растения, пожалуй, именно это являлось главным стимулом для охотников побыстрее выздороветь и выбраться отсюда.
– Не торопись так, с ними всё нормально, – говорил молодой охотник, раскладывая «ношу» по кроватям. – Мальчику перемотай ногу, а она скоро сама очнётся, какой-то псих пытался её задушить.
– Почему ты уверен, что она очнётся? – говорил лекарь, приближаясь к Сандре.
Среди среднего сословия существует негласное правило, тот, кто громче всех разговаривает, находясь в трактире, тот и считается сильнее и увереннее в своих силах. Иначе говоря, сильнее тот, кто доставляет больше всего неудобства окружающим, как бы намекая своим поведением: не нравится? Попробуй мне что-то сказать. Пожалуй, это главная причина, почему тень не любит подобные места, впрочем, хорошо еще, что он не зашел вечером, днём хотя бы большинство посетителей трезвые, а вот ближе к ночи тут даже свои мысли трудно услышать.
Пытаясь не задохнуться от обжитого трактиром «насыщенного» запаха эля, Елеазар медленно продвигался через множество столов, коими было заставлено почти всё свободное место. Шагая к стойке он старался никого не задеть, дабы не найти лишних конфликтов и побыстрее убраться с города. На этот раз причина крылась не только в том, что тень «недолюбливал» подобные сборища. Судя по тайному письму от Еворна, назревало что-то действительно важное, а значит, терять предназначенное для приготовлений время на этих недоразвитых будет как минимум глупо. К тому же, как только Елеазар вышел из района высшего сословия, за ним тут же незаметно увязались пару странных личностей, так как действовали они умело, разумно предположить что это «призраки» из призрачного отряда.
– Порцию риса и воду, – проговорил Елеазар, подойдя к стойке, а затем отправился за ближайший свободный стол.
Пока что ничего не предвещало беды, в трактире находились около десятка человек, из них трое сидели по отдельности, а те семеро что шумят, похоже, из стражи среднего района, пришли отдохнуть после ночной смены. Казалось бы, что может произойти, когда рядом сидят семеро стражников? Приезжие поначалу примерно так и думают, им только потом становиться понятно, что в районе среднего сословия свои правила, тут есть свои крупные торговцы, которые за деньги берут под свою защиту. Причём если кто-то отказывался платить, через некоторое время их лавку обворовывали или поджигали, при этом стража чудесным образом исчезала прямо в самый неподходящий момент. Таких людей называют аристократами, нередко у них в распоряжении находится целая армия вооруженных головорезов, набираемая преимущественно из бедных районов. Самое интересное, все знают, что аристократы в сговоре с местной стражей, но лишь единицы понимают, что они также в сговоре с Илароном. Как бы это бредово ни звучало, они очень важны для казны главного магистрата, мало того, что аристократы вполне честно платят подать, они «подстёгивают» население стремиться в верхнюю часть города, постоянно держа всех в страхе. До этого мало кто пытался попасть в крепость из-за огромной подати, но как только появились аристократы, выручка у всего главного магистрата поднялась выше небес. Так что стража «под боком» это скорее плохо, чем хорошо, они не вступаются за слабых и уж точно не являются защитниками справедливости, каждый, кто дослужился до высокого звания уже не один раз принимал горстку серебра с просьбой какого-нибудь аристократа.
– Вот рис и вода, с вас две платиновых, – неумело проговорила прислуга.
– Благодарю, – однозначно произнёс тень и положил монеты на стол.
Елеазар не видел смысла в том, чтобы баловать себя едой, он ел лишь чтобы утолить необходимость; какой смысл во вкусной еде, если чувство насыщения всё равно одно? То же можно сказать и о многих других вещах, будь то оружие, украшенное драгоценными камнями, либо же обычное качественное оружие, огромный замок или маленький комфортный дом. Люди говорят, что от замка они чувствуют больше удовольствия, но всё относительно… Нищий получит куда больше удовольствия от полуразрушенного дома, чем феодал от нового замка.
Очередные раздумья перебил странный звук за спиной, а точнее странное отсутствие звука, буквально несколько секунд назад стражи за столом неожиданно замолчали. Обернувшись, тень увидел, как они тихо разговаривали с каким-то громилой в потрепанной кожаной броне, и судя по множеству шрамов на лице, этот громила вышел явно не из интеллигенции. Более того, каким-то образом ему удалось уговорить стражей собраться и пойти отдыхать в другое место, притом, что неподалёку стояло больше дюжины свободных столов. Глядя на всё это, тень тут же понял, что дело нечисто. Сперва он повесил свою сумку на плечо, а затем торопливо начал доедать рис, ну не пропадать же еде из-за этих недоразвитых. Впрочем, Елеазар всё равно не успел доесть, совсем скоро трактир заполнился непонятными людьми в старой кожаной броне и они начали портить аппетит.
– Ты Елеазар? – приблизившись к столу «грозно» произнёс громила, что недавно разговаривал со стражниками.
– Да я, – лёгким, и даже немного издевательским тоном ответил Елеазар. – Ну ты присаживайся и излагай, а то аппетит портишь.
После слов тени громила убедительно плюнул в порцию риса и только потом продолжил, с дюжиной «бравых» бойцов за спиной.
– Ты, похоже, не понимаешь, как влип, даю тебе последний шанс осознать всю дерьмовость своего положения.
– Я осознаю, но чего мне пугаться? Я же не твоя мама, которая впервые тебя увидела при родах.
Ещё до того как договорил, Елеазар незаметно занёс руку во внутренний карман и взял горсть молотого перца специально для таких случаев. Едва громила успел измениться в лице, услышав слова тени, как тут же попал в облако перцовой пыли вместе со своими близстоящими соратниками.
– Ах ты пёс, я тебе голову откручу! – прокричал громила, держась за глаза. – Выбейте из него всё живое!!!
В это время тень находился уже на втором этаже трактира. Сразу после «перцового сюрприза» он, не теряя времени, запрыгнул на стол, а затем, оттолкнувшись от стены, забрался на одну из деревянных балок около потолка. Второй этаж не отделялся какой-либо стеной, поэтому Елеазару с лёгкостью удалось туда добраться даже без помощи лестницы, к слову, до которой пришлось бы бежать минимум секунд десять.
Второй этаж представлял собой длинную площадку балконного типа, с множеством дверей в арендуемые комнаты. Пока половина «дерьмонесущих» пыталась избавиться от перца в глазах, а вторая половина кучно бежала до лестницы, Елеазар выбил ногой одну из дверей, а потом через окно арендуемой комнаты выбрался из трактира. Всё, что успел увидеть случайный свидетель, до этого крепко спавший на лежанке, это силуэт, который открыл деревянные створки, а затем без капли сомнений выпрыгнул. Конечно же, после такого постоялец попытался взглянуть на улицу, но не успел он спросонья подняться, как в комнату моментально вломились преследователи.
По ощущениям казалось, что настоятельница пробыла без сознания минимум недели две, во всём теле чувствовалась слабость, болела шея, а голова и вовсе отказывалась работать. Последние воспоминания пришли на ум не сразу, вначале Сандра испытала полное недоумение, затем лёгкий испуг, и только потом начала вспоминать всё произошедшее, отчего почувствовала ещё больше страха.
– Проснулась? – тут же послышался чей-то голос, едва настоятельница начала подниматься. – Как себя чувствуешь? – всё ближе подходил незнакомец, похожий на лекаря.
– Где я? – стараясь не показывать страха, спросила Сандра.
– Ты в нейтральной гильдии охотников, а именно, в доме лекарей, – сел на соседнюю кровать лекарь.
– Простите, мне нужно срочно идти… – торопливо проговорила настоятельница и тут же встала с кровати.
– Подожди немного, – взявшись за плечи Сандры, вновь опустил её на кровать лекарь. – С тобой хочет встретиться глава гильдии. Не волнуйся, тут ты в безопасности.
– Зачем ему встречаться со мной?
– Понимаю… утро у тебя выдалось не самым удачным, поэтому буду краток. Ты осознаешь, что если тебя найдёт братство, то оно убьёт всех последователей храма за пособничество?
– О чём вы говорите!? За что?
– Это чудо что тебе до сих пор удавалось скрывать свой титул для окружающих, принцесса Сандра.
– Вы меня явно путаете, я обычный служитель храма, – как можно спокойнее произнесла Сандра.
– Сомневаюсь… – однозначно начал лекарь, но его перебила настоятельница.
– Сомневайтесь сколько хотите, я уже всё сказала и не намерена это слушать, – раздраженно произнесла Сандра и торопливо направилась к выходу, однако не успела она дойти, как на пороге показался Севастьян с каким-то мужчиной лет пятидесяти. Судя по ухоженной лёгкой броне и зелёному плащу с большим гербом, он являлся главой гильдии.
– Похоже, ты оказался прав Севастьян… – задумчиво произнёс глава, смотря прямо на Сандру. – Только этого нам ещё не хватало.
– Пропустите, мне нужно в храм, – из последних сил «держала себя в руках» настоятельница.
– Сандра позвольте вначале с вами познакомиться, – как можно спокойнее начал глава. – Меня зовут Агеон, и я являюсь главой нейтральной гильдии охотников.
– Агеон, я не знаю, что вы там надумали, но мне надо идти, – продолжала стоять на своём Сандра.
– Тогда может... присядем и всё обсудим?
– А если откажусь?
– Может мы и платим подать братству, но не думай, что наше подчинение беспрекословно. Честно говоря, я и сам не в восторге от братства, у гильдии попросту нет выбора, в противном случае сюда придут войска, разворовывая всё на своём пути.
– Мне это известно, но я тут причём!? – села на кровать настоятельница, всё ещё с надеждой закончить этот разговор.
– Скажи, ты правда принцесса Веленгельма? – сел Агеон напротив.
– Нет, неправда. Видимо, просто на неё похожа. Хотя мне кажется, чтобы я не сказала, вы всё равно будете думать иначе…
– Севастьян, покажи кулон, – сменил Агеон тон на более серьёзный.
– Вот он… – достал Севастьян кулон из кармана. – Нам очень повезло, что в нашей библиотеке сохранился один из немногих экземпляров книг о королевской семье Веленгельма, там есть портрет принцессы с точно таким же кулоном на шее. Видимо, он тебе очень дорог, раз уж ты его до сих пор не сняла.
После того как настоятельница увидела кулон, каждому в комнате стало очевидно, что дальнейшее отрицание бессмысленно, при виде кулона она внезапно утихла а затем, с лицом полным страха и растерянности молча проверила рукой шею, где должен был висеть кулон. Без преувеличения, даже ребёнок бы всё понял, учитывая, насколько плохой из Сандры лжец.
– Что вы со мной сделаете…? – почти дрожащим голосом спросила настоятельница.
– Всё ясно… – однозначно проговорил Агеон и поднялся с кровати. – Севастьян, отдай ей кулон и пойдем, выйдем. Нужно кое-что обсудить.
– Не переживай, всё будет хорошо, – с этими словами Севастьян отдал кулон, а затем вышел с Агеоном.
Сандра надеялась, что всё это осталось в прошлом, до этого не оставлявшие ни на секунду мысли о казни уже почти забылись, даже начинало казаться, что есть шанс на нормальную жизнь но: хуже отсутствия надежды, может быть только лживая надежда, которая прямо на глазах обернулась в прах. Теперь, когда её раскрыли, настоятельница поняла, что у неё нет ни шанса на выживание. За неё готовы заплатить несколько мешков золота в Веленгельме и даже если им не нужно золото, то теперь они не могут просто отпустить… Какой глава будет рисковать всей гильдией ради того, кто в глазах целого народа безжалостный убийца собственного отца?
– Пойдём, Сандра, – неожиданно послышался голос Севастьяна с порога, буквально «выбивший» Сандру из раздумий.
– Куда?
– Я провожу тебя до храма, мне нужно поговорить с Фадеоном.
– Пожалуйста, не впутывайте его в это! – торопливо подбежала Сандра к Севастьяну. – Он ни о чём не знал!
– Ты что, всё ещё думаешь, что мы сдадим тебя братству?
– У вас разве есть выбор? Если кто-то узнает, что вы меня отпустили то…
– Так, подожди, – перебил Севастьян и крепко взял настоятельницу за руку. – Во-первых, будь тише, во-вторых, пойдём. Как выйдем из гильдии я всё тебе объясню.
Настоятельница ничего не ответила и молча пошла за молодым охотником. После случившегося ей вообще не хотелось говорить, внутри появилось чувство, которое покинуло её много лет назад, словно вернулось то время, когда все на неё смотрели как на убийцу, а она чувствовала на себе ненависть всего народа Веленгельма. Пока решался приговор, Сандре пришлось провести несколько дней в темнице, она до сих пор помнит, сколько там было ненависти к ней, все только и твердили о подлом убийстве короля и о том, когда наконец убийца будет казнен. Вначале хотелось кричать во весь голос, доказывая, что её подставили, но всё, что хотели слышать это признание, и чем дольше это продолжалось, тем меньше у Сандры оставалось уверенности в своих же словах. После одного дня в темнице она уже ничего не отрицала и не возражала, ей просто хотелось спрятаться подальше от этого мира, исчезнуть как будто она и вовсе не рождалась. Не было ни одного человека, кто бы верил её словам, будто весь мир против неё и весь мир её ненавидит, в какой-то момент она даже начала верить, что действительно отравила своего отца. Три дня в темнице изменили её до неузнаваемости, ещё неделю назад её дух и волю было не сломить, но после, когда в ней разочаровались даже самые близкие люди, она потеряла главную опору. Дошло до того, что когда Сандру вывозили в открытой клетке из столицы, и народ в неё кидался всем, что только попадет под руку, она не злилась. Казалось, так и должны поступать с человеком, которого все ненавидят, может даже повезёт и какой-нибудь камень всё закончит.
Трудно уже вспомнить, когда в последний раз в тронном зале скапливалось столько народу. Сегодня сюда съехалась вся знать от юга до севера Веленгельма. Как и всегда, большинство из присутствующих не поскупились специально для этого случая обвесить себя золотом и надеть свои лучшие наряды, лишь бы только не упустить возможности очередной раз показать своё богатство и статус. Помимо знати в этот день поменялся и сам зал, повсюду весели знамёна Веленгельма, на столах красовалась позолоченная посуда с дорогими блюдами, а вместо привычной для стен замка тишины, слышался шум и гам. Кто-то из феодалов и знати впервые присутствовал на подобных торжествах, а кто-то ещё помнил прежний Веленгельм, от которого уже почти ничего не осталось. Сейчас даже знамя другое, вместо герба королевской семьи был изображен меч и щит в «святом» огне, некая смесь из герба братства святого слова и герба королевских заступников. Особо сообразительным сразу стало понятно, что такое количество знамён повесили не случайно, это чтобы без слов каждый осознавал «кто тут главный». Весь спектакль разыграли в основном для простого люда, нежели для знати. Народ в большинстве своём глуп, погрузившись в рутину, они не видят ничего дальше своего носа, им скажешь, что власть теперь у королевы они и поверят без лишних вопросов, это же так «очевидно». Лишь высшее сословие понимает правду: кому выгодно, чтобы народ считал королеву всевластной? Только тому, кто действительно стоит у власти, теперь, в случае чего, есть на кого показать пальцем и обвинить во всех бедах.
– Вот и настал этот день, но я почему-то совсем не рада… – думала Аделина, пока ей делали прическу. – Мне все говорят, что лучше оставить власть регенту и по-моему они правы, не готовили меня стать королевой. Люди возлагают такие надежды на мою коронацию, но я, это всего лишь я… Если даже Эдмонд и Вольдемар не смогли искоренить голод и беды, то что я смогу?
– Готово Ваше Величество, вы сегодня блистаете, как никогда, – попыталась «подбодрить» прислуга.
– Спасибо Илина… – в раздумьях ответила принцесса и поднялась со стула.
– Волнуетесь из-за речи? – поинтересовалась служанка.
– Нет, просто волнуюсь. Не нужно беспокойства, это мелочи.
– Я буду рядом, если что-то потребуется.
– Ну, не будем заставлять гостей ждать, – поняла принцесса, что показывать своё беспокойство будет излишним и уверенно зашагала вперёд.
Как только Аделина зашла в королевский зал, феодалы и знать тут же утихли, сосредоточив всё своё внимание на принцессе. В этот день, нарядившись в своё пышное белое платье с золотыми вышивками, она без преувеличения была самой красивой в зале, но что более интересно, несмотря на все потрясения в её жизни, у Аделины остался такой же добродушный взгляд. В свои восемнадцать ей удалось уберечь то, чего не уберёг ни один человек находящиеся в зале: не тронутую «чистую» доброту в душе, можно даже сказать наивную доброту. Она верила главе братства и регенту не из-за глупости, ей попросту хотелось верить людям и верить в людей, поэтому все сомнения она тут же отгоняла прочь.
– Поприветствуем её Величество принцессу Аделину из рода Вилгред, – говорил регент, не дожидаясь ответной реакции, так попросту не принято. – Во время церемонии прошу соблюдать тишину. После коронации у вас будет возможность сделать подношения. – Обратился он к залу, а затем повернулся к будущей королеве, – Садитесь, Ваше Величество, давайте начнём.
На публике Аделина чувствовала себя неловко, хоть и пыталась этого не показывать. Большинство присутствующих она либо не знала, либо не помнила, что, в общем-то, не мудрено, учитывая, насколько редко они приезжают в столицу. С самого начала дня, принцесса чувствовала себя не в «своей тарелке», вокруг было всё новым: вид королевского зала, неудобное и чрезмерно пышное платье, отношение к ней, а теперь даже старик Эдмонд, который ходит годами в одинаковых белых рясах, поменял свой вид, и добавил вышивку святого огня на рукава и низ одежды. Сказывалось и то, что когда Аделина села на трон, все как один начали смотреть прямо в лицо, причём так пристально, словно пытались что-то разглядеть. Впрочем, возможно принцессе так только казалось, её ладони вспотели от волнения, а сердце было готово выскочить наружу. В такой ситуации каждый бы начал надумывать.
Как и полагалось, место королевы находилось на возвышенности, но помимо королевского трона там стояло ещё два стула, для регента и главы братства. В истории Веленгельма подобное происходило впервые; когда кто-то посмел ставить себя вровень с королевой, Аделина это знала, но упорно не придавала значения. Если так будет лучше для народа, то она готова сесть хоть со всеми остальными, формальности не стоят ничего, по сравнению с жизнями людей Веленгельма.
– Весь народ Веленгельма и все собравшиеся здесь с нетерпением ждали этого момента, когда королевство обретёт законного лидера, – приблизившись к Аделине, но обращаясь к залу, начал глава братства. – Я не соизмеримо рад этому событию и для меня честь быть тем, кто коронует её величество, а теперь принесите корону.
– Ты в последний раз так уверенно смотришь Вольдемар, – мысленно произнёс глава братства. – В своё время я недооценил тебя, но второй такой ошибки не допущу. Орден королевских заступников держится только за счёт королевской печати, как только её не станет, твой орден рассыплется, а братство станет единственной властью в Веленгельме.
– Не соизмеримо рад, и где ты только выкопал это слово? – мысленно говорил Вольдемар, он же регент. – Конечно рад, думаешь она заберёт королевскую печать и аннулирует мою власть, но ты просчитался Эдмонд. Подкупные служанки Аделины сделали своё дело, теперь она убеждена, что лучше оставить печать мне, впрочем, так и вправду для неё будет лучше. В противном случае ей придётся стать очередной марионеткой в твоих руках.
Служанка с короной стояла недалеко, едва Вольдемар и Эдмонд закончили со своими мыслями, как тут же пришло время начать главную часть церемонии. По традиции королева сама должна дать обещания народу, поэтому Эдмонд был немногословен.
Севастьян напрочь запретил настоятельнице присутствовать при разговоре с Фадеоном, и ни уговоры, ни обещания, ни даже клятвы изменить решение не смогли. Для Сандры это было сродни предательству, оставить главного настоятеля наедине со столь сложным решением, он наверняка захочет найти другой путь и тем самым поставит под удар не только себя, но и весь храм. Зная это, настоятельница всё больше хотела в сию же секунду собрать вещи и в одиночестве покинуть храм, никого не предупредив, так она хотя бы снимет ответственность с плеч Фадеона. К тому же самой Сандре уже давно безразлична своя судьба, ей хотелось только не доставлять ещё больше хлопот, одна мысль, что прямо сейчас главный настоятель выбирает между благополучием целого храма и мнимым благополучием одного человека, рождала в Сандре настоящую злобу, причём злилась она только на себя. Всё что её останавливало от бегства, это желание помолиться за Альневера перед уходом, по приданию лишь прощённые уходят в бессмертный мир, обретая новую жизнь, те же, кто отягощен ненавистью, местью, или чужими страданиями, так и остаются в мире смертных, обретая форму чёрных духов.
В отличие от братства святого слова, в храме никогда не было каких-то правил о том как, и где молиться. Считалось что главное это искренность при обращении, а такие вещи как картины, иконы, и статуэтки, будут только мешать. Не мудрено, что такие устои отразились и на молитвенной комнате, любого кто придёт за молитвой, тут ждали лишь пару свечей и холодный пол, что возможно и отпугивало «посетителей», ведь, несмотря на открытый вход, здесь редко кто-то бывал. Время показало, что куда лучше молитвенная используется как место, где последователям храма можно побыть наедине со своими мыслями. Впрочем, в отличие от настоятельницы, остальные служители не так сильно нуждались в одиночестве, они могли целый день разговаривать, помогать прихожанинам, и при этом оставаться полными сил. Сандре же наоборот, с каждым часом всё больше хотелось одиночества и тишины, появлялось чувство как тогда за решеткой, желание спрятаться подальше и отгородиться от всего мира. В этом случае её могла спасти только молитвенная, правда не всегда, сейчас, на своё удивление, стоя на коленях и мысленно молясь за Альневера, настоятельница услышала совершенно незнакомый голос за спиной.
– Здравствуйте, Сандра.
– Здравствуйте… – обернувшись, неуверенно произнесла Сандра, увидев человека в странной узорчатой мантии серебряного цвета. – Чем могу помочь?
– Можно присяду? – не дожидаясь разрешения, сел он рядом с Сандрой на пол. – Я много о вас слышал Сандра, мне очень бы хотелось с вами поговорить.
– Если вы пришли поговорить, то представьтесь пожалуйста. Сразу извинюсь за своё любопытство, но мне очень интересно, откуда вы к нам пришли? Впервые вижу серебряную мантию с чёрными узорами.
– Откуда я… пожалуй, не совру, если отвечу что у меня давно нет дома, так же как и имени.
– Как это нет имени? – удивилась Сандра.
– Когда-то меня прозвали Сальваторис, но я больше не могу и не хочу носить это имя. Оно принадлежит тем, кто отказался от меня.
– Мне трудно убедиться в правдивости слов, когда ваши глаза скрыты за капюшоном, – «тонко» намекнула Сандра. – Но если вас действительно звали Сальваторис, то это очень даже хорошее имя и отказываться от него не стоит. По преданию, именно божество с именем Сальваторис спустилось с небес, чтобы спасти людей.
– Действительно, в своё время люди прозвали его спасителем… – словно не замечая намеков, продолжал Сальваторис. – Однако, как я уже сказал, это имя мне совсем не подходит, более того я хочу от него избавиться так же сильно, как вы хотите избавиться от своей постоянной внутренней угнетённости.
– Почему вы думаете, что у меня есть внутренняя угнетённость? – неожиданно Сандра стала серьёзна.
– Я не вижу в ваших глазах волю, только усталость и смирение со своей судьбой. Такие глаза обычно у рабов… вначале они сопротивлялись, боролись, черпая силы из своих надежд, но едва их вера в лучшее пошатнулась, как они тут же теряли и силу и волю. Работорговцы не самые глупые люди, они давно поняли, что человека не сломить, пока в нём горит надежда. Они уничтожают веру, а потом просто ждут, вскоре человек превращается в существо без характера, без эмоций, и без желаний, иначе говоря, становится живым мертвецом.
– Вы… я, что, похожа на живого мертвеца? – после недолгого молчания произнесла Сандра.
– Пока нет, на удивление вы очень сильный человек. Немногие способны так долго жить без надежды, когда вся жизнь похожа на медленно-убивающий яд. Впрочем, есть способ избавиться от этого угнетения, рассказать какой?
– Честно говоря, мне даже интересно, что вы скажете, продолжайте. Я вас внимательно слушаю.
– В этом способе нет ничего мистического, он очевиден так же, как восходящее солнце над горизонтом. Чтобы подавить внутренние переживания нужно всего лишь возродить утраченную волю. Когда-то вы сломались, перестали сопротивляться и смирились со своей судьбой, вот и результат. Если вы не начнёте бороться, то страхи и тьма внутри окончательно вас погубят, вероятно, уже сейчас вы временами теряете последнее желание к жизни, от падения вас удерживает лишь рвение помогать другим. Проблема в том, что в любой момент всё может измениться.
– Может вы и правы… но почему вы так уверенно об этом говорите? Меня это пугает.
– Не пугайтесь Сандра, я просто знаю людей. Каждый человек всего лишь сложная система. Почему я могу знать, каково вам? Почему вы можете знать, каково другим? Потому что единственное, чем отличаются люди от друг друга, это соотношением личностных качеств. Ну, это так… исключительно мои наблюдения. Не забивайте себе голову. Что важнее, мне кажется, вы ошибаетесь, думая, что ваш путь подходит к концу. Я уверен всё только начинается. Соберите волю в кулак, ведь кто знает… вдруг уже завтра от вас будут зависеть сотни и тысячи жизней.
– Я даже не королева, едва ли я смогу спасти даже десяток жизней, что тут говорить о сотнях и тысячах…
Несмотря на то, что в письме от шпиона было много недоговорок, оно несло вполне чёткие указания: нужно прибыть к ордену, как только луна взойдёт в полную высоту, а затем взять следующее задание в «тайном месте». Конечно, Елеазар догадывался, что это за тайное место, но, чёрт возьми, эти загадки, которые Назар постоянно придумывает, с каждым разом становятся только сложнее, ещё одна такая бумажка и кто-нибудь точно останется со сломанными рёбрами. Благо ещё эти «загадочные» послания отправляются очень редко и только в случае крайней необходимости, обычно незадолго до того, как произойдёт нечто важное. Вот только интересно, что на этот раз? Послание передал один из важнейших шпионов мастера, вряд ли бы Еворн так рисковал из-за мелочи. Скорее всего, приказ – это повод, из-за которого учитель вынужден действовать. И как можно быстрее, пока главмагистр не увидел весь масштаб угрозы.
Участившиеся нападения зверей явно не самым лучшим образом отразились на торговле, раньше на главных дорогах то и дело ездили купцы, скупая деревенское зерно по дешёвке и продавая его в столице. А сейчас, несмотря на приближающиеся солнечный зенит, дороги почти полностью опустели, будто по всему Мэнгорну снова прошлась война. Впрочем, для Елеазара это даже к лучшему, не будет торговцев, не будет и разбойников. Пару лет назад на пути практически каждые полчаса встречался очередной бедолага, который застрял, сломал колесо, или же стал жертвой грабителей. Но что тень помнил ещё лучше, так это то, как ему постоянно приходилось останавливать лошадь лишь потому, что какой-то проклятый жирный торговец загородил своей проклятой повозкой, всю треклятую дорогу. Причём встают обычно самые жадные, те, кто прекрасно видят, что дорога похожа на узкую кочку, но продолжают доверху забивать телегу всяким хламом. Не мудрено, что благодаря отсутствию этих малоумных торговцев на пути, Елеазар передвигался намного быстрей и уже через десять минут пересёк черту столичных окраин. Он даже всерьёз начал верить, что успеет дать лошади отдохнуть перед миссией, однако каково же было его разочарование, когда через пару минут он опять увидел жирного торговца с повозкой посреди дороги.
Всё выглядело как обычно; недовольный торговец, двое молчаливых наёмных охранников, и доверху набитая хламом телега, вставшая посреди дороги. Единственное, что Елеазара радовало в этот момент, так это то, что дорога около столицы чуть шире, чем в других областях, здесь даже бы не пришлось спускаться с лошади чтобы объехать повозку. Так, в общем-то, и планировалось сделать, если бы не одно «но»: когда тень проезжал рядом, то увидел, как торговец начал бить лошадей кнутом со всей силы. Похоже, он упорно отказывался признавать, что проблема не в лошадях, а в его жадности. Даже самые сильные скакуны вскоре бы выдохлись, таская за собой набитую повозку с тремя людьми в довесок.
– Эй, бочонок, – проговорил Елеазар торговцу, спускаясь с лошади. – Ты не видишь, что телега застряла!?
– Может ты хочешь встать на место этих кляч?
Ещё до того как Елеазар спустился с лошади, двое наёмников спрыгнули с телеги и начали приближаться к столь смелому гостю. Судя по всему, повозку охраняли очередные псы аристократов, от разбойников их отличает лишь то, что они смиренно выполняют приказы, в остальном они так же грабят и убивают, даже кожаный доспех тот же носят. Тень с самого начала знал, что если остановится, то боя не избежать, тогда почему он вмешался? Все, включая Назара, до сих пор думают, что ему плевать на мир и всех кто в нём, Елеазар столько убил, что язык не повернётся назвать его сострадающим хоть кому-то. Или, может быть, этого просто никто не видит? Никто не видит, как он искренне заботится о своей лошади, никто не видит, что он не убивает женщин и детей, а также никто не видит, что от его меча страдают только вставшие на путь битвы: те – для кого убить это в порядке вещей. Елеазар ещё в детстве понял, что если уж взял оружие то будь готов забрать не только чужую жизнь, но и потерять свою. Это правило работает в обе стороны, и если не это справедливость, то что тогда? Сам Елеазар всегда готов к смерти, если его кто убьёт, то будет полностью прав. Мир это постоянная борьба и цена жизни за поражение вполне справедлива. Когда хищник нагоняет жертву, он справедливо её убивает, но если жертва оказалась быстрее, хищник справедливо погибает от голода, а жертва по справедливости продолжает жить.
– Зот, Володар, научите его манерам, – высокомерно произнёс торговец.
Не успел «бочонок» договорить, как Зот уже лежал на земле, держась двумя руками за гортань. После этого у торговца вмиг сошла ухмылка с лица, он не мог понять, что произошло. Зот просто упал и с жуткими звуками пытался безуспешно вдохнуть хоть немного воздуха. Уже больше десятка лет торговец чувствовал себя неприкосновенным, ему даже аристократы не могли возразить, и тут, через столько времени он неожиданно почувствовал страх. К нему вдруг пришло осознание, что его чувство защищённости может быть заблуждением, ни власть, ни деньги, ничего из этого не поможет, если клинок убийцы окажется у шеи.
– Это невозможно, – мелькнуло в мыслях у второго наёмника, пока тот отпрыгивал назад доставая саблю. – Как он всего за секунду ударил в шею и вернул руку обратно, чёрт возьми!? Нет… наверняка мне показалось, это все, потому что я не ожидал.
Елеазар хорошо знает, что внезапность это огромное преимущество. Если дело неуклонно идёт к бою, то он всегда нападает первым. При скорости Елеазара можно с лёгкостью устранить два или три противника в самом начале боя, ещё до того как они достанут оружие. Так, в общем-то, и планировалось, но даже Елеазар не ожидал, что оставшееся наёмник окажется настолько быстрым. Обычно люди аристократа даже меч-то держать правильно не умеют.
На удивление Елеазара наёмник оказался ещё тем смельчаком, как только он ретировался, то тут же достал саблю и пустился обратно в наступление. По-видимому, он тоже решил не ждать, пока противник приготовится к бою, однако даже так, ему всё равно не удалось застать тень врасплох. Через секунду оба лезвия столкнулись в железном противостоянии и началось сражение двух мастеров сабли, столь молниеносное сражение, что торговец едва мог уследить за рассекающими свет клинками. Может сабле и не дано разрубить тяжелый доспех, зато её скорость несравнима со скоростью меча. Если уж кому посчастливится увидеть бой двух мастеров сабли, то он никогда этого не забудет, это как сражение двух вихрей, которые мгновенно находят уязвимое место противника и тут же обрушивают туда удар. Суть такого сражения: дождаться момента, когда враг ошибётся, когда он не сможет или не успеет отбить удар. Это соревнование на скорость и реакцию, где любая ошибка может стоить жизни.