Другие приходят. Лёха

Стекла лоджии запотели. Можно было нарисовать что-нибудь пальцем. Или написать вечные

слова - "любовь" и "…", чтобы они проявлялись каждый раз, когда стекло покрывается испариной.

Напоминали о таких плохих и важных в жизни каждого человека вещах.

Женя не стала этого делать. Вместо вторжения в вечность она покинула стены своей хрущёвки на

Ленина - очень захотелось колы.

Ларёк за соседним домом работал вкругляк.

Женя взяла стеклянную бутылку, расплатилась мелочью и двинула домой, чтобы выпить её

размеренно за просмотром видеоклипов.

На лавке рядом с подъездом сидел молодой мужчина в тёмно-синей куртке, курил и поглядывал в

темноту. Девушке тут же захотелось закурить - она попросила у этого молодого мужчины сигарету.

Он протянул пачку, коричневую с белыми буквами, без картинок и надписей, сулящих

мучительную смерть или импотенцию, непонятно, что хуже.

Женя села на влажную лавку и тоже стала поглядывать в темноту. Докурив, молча встала и

открыла подъезд. Зачем-то обернулась, молодой мужчина исчез, наверное, кого-то не дождался.

Или просто подумал, что пора идти. И пошёл.

***

Вечер следующего дня не обещал ничего интересного. Ничего интересного и не произошло. Женя

снова бездумно смотрела на экран, курила одну за одной, даже не открывая окна. Ноябрь.

Холодно.

Интересно, этот вчерашний что там делал? И что за странные сигареты он курит? Наверное, откуда-то привёз и сейчас уничтожает запасы. Женя надела куртку и спустилась к лавке. Он снова

смотрел в темноту.

- Извините, спросить хотела, что за сигареты. Со вчерашнего дня покоя не дают.

- Обычные сигареты. Из ларька. Тебя как зовут?

- Женя.

- Будешь?

Протянул открытую пачку, Женя вытянула сигарету и покрутила её между пальцев.

- А тебя?

- Лёха. Алексей.

- Лёха. А чего тут уже второй вечер?

- Многовато вопросов, Жень.

Женя хмыкнула и удалилась. Было действительно холодно. Рано в этом году зима пришла. Днём

валил снег.

Дома тепло. Черт с ними, с сигаретами. Да и Лёха. Может, он вообще наркотики продает, а тут

вопросы всякие. Хотя палево так наркотики продавать. Или нет. Женя не знала, как происходит

купля-продажа наркотиков, но подумала, что наркоторговец не должен сидеть на лавке

подобнобабке с семечками.

Женя открыла почту, удалила спам и снова заскучала. Завтра была встреча с Сергеем Борисовичем

по поводу закупки пирожных для фуршета в их конторе. Всё как обычно, но традиции есть

традиции. Встретиться всё равно надо.

***

-Тридцать "Корзинок", сорок штук "Буше". И этих ещё, как их...

- Маффины?

- Во, давай их ещё семьдесят. И украсить их ещё.

- Угу. Украсить. Поняла. Всё?

- Всё. Послезавтра зам мой подъедет заберёт. Ну и это. Акт подпиши со своей стороны.

***

Женя разложила пирожные по коробкам и перевязала эти коробки атласным розовыми лентами.

Вряд ли, конечно, производители гидравлики для разного рода тяжёлой техники оценят ленты, но

отклоняться от фирменного стиля Женя не любила.

***

В 8.30 секунда в секунду в дверь позвонили. Мрачного вида мужик лет сорока пересчитал

коробки, ему явно не нравилось быть в роли курьера - аккуратно выбритая физиономия и запах

очень неплохого парфюма отлично сочетались с ботинками, скромно отдающими паскудной

роскошью, но абсолютно не вязались с картонными коробками и розовым атласом.

- Акты. Подпишите. Пожалуйста.

Мужчина говорил тихо, но артикулировал идеально. Женя поставила подписи и вернула бумаги.

Любитель дорогих ботинок, даже не подумав попрощаться, исчез в темноте подъезда.

Женя налила себе кофе, взяла бракованную корзинку и вышла на балкон - покурить.

Глянула вниз - на лавке сидел Лёха.

- Привет, - Женя дёрнула створку окна и высунулась на улицу.

Лёха задрал голову и сдержанно помахал. Кричать в ответ не стал.

- Хочешь пирожных бракованных? - Женя продолжала вести диалог, - Поднимайся, у меня

коробка их.

- Ты лучше спускайся. Гулять пойдём.

- Десять минут жди, окей?

- Окей.

Жене было интересно. Да и лет тысячу она ни с какими Лёхами не гуляла. И не с Лёхами тоже.

- Куда пойдём?

- На Склепе была?

- Неа. Там наши тусят.

- Какие ваши?

- Череп, Паук, Димас.

- А я там что забыла?

- Познакомлю с благородными донами. Надо ж с чего-то начинать.

- Ладно, идём.

В рюкзаке у Жени была коробка с бракованными пирожными.

- Может, о себе что-нибудь скажешь? Лёха.

- Скажу. Лёха меня зовут.

- Хах. Очень приятно.

На заброшенной монументальной стройке начала восьмидесятых было тихо. Очень тихо.

- Нам на третий.

- Ну пошли.

Лёха поднимался уверенно. Видно - знал каждый камень тут.

- Здорово, Димас!

Женя огляделась, никакогоДимаса не было.

- Это Женя. Жень, подожди, мы щас перетрем, и я вернусь.

Женя, не увидев Димаса, но осознав, что Лёха пошел на четвертый, что-то бормоча, попятились, потом развернулась и побежала, не оглядываясь, в сторону дома, благо, жила недалеко.

Успокоилась немного, когда задвинула большую железную щеколду. Прошла на кухню и достала

пирожные.

Да ну нет. Мало ли психов по осени обостряется? На то она и осень. А жаль даже немного. Лёха

симпатичный, тощий, не героиновой шик, конечно, но тоже ничего. И шмот вполне. Джинсы, наверное, винтажные, не этот сраный деним, приличного вида которого на год хватает. А тут

прямо штанищи. Дубовые, потёртые в нужных местах. Женя себе давно левайсы хотела, но

лишней десятки не находилось, поэтому её круглый зад обтягивали демократичные ткани.

Думая о вожделенныхлевайсах, Женя успокоилась окончательно. Нушизо да шизо. Если по

улицам бродит, значит доктор разрешил. А если он так приколоться решил, то у Жени для него

плохие новости - женщинами совсем уж психи не слишком нравятся.

- Евгения!

- А. Алло. Да, Сергей Борисыч.

- Женя, тут зам мой бумаги перепутал, дома будешь в течение часа?

- Да, пусть заезжает. Буду.

Через двадцать минут уже второй раз за сегодняшнее утро Женя имела беседу с мрачным

мужиком. Она так про себя его и именовала - мрачный мужик.

Лёха, старательно из головы изгоняемый, оттуда никак уходить не хотел.

- Евгения, - вдруг заговорил мрачный, - и вот вы прямо одна всю эту красоту?

- Да, а что?

- Нет, ничего. Заказать хотел.

Женя зевнула.

- Вам каких и сколько?

- Трубочек со сгущенкой. Партию.

- Партию?

- Ну штук тридцать. И завтра бы.

- Ко скольки?

- К вечеру. Часам к восьми. В двадцать ровно заеду.

- Полторы тыщи будет.

- До завтра.

Надо было идти за сгущенкой, нормальная, назаровская, продавалась только через два квартала, в унылом древнем гастрономе, видевшим перестройку своими глазами.

***

- Жень, а что это было? Чего ушла? Просил же подождать.

- Срочно надо было, сообщение пришло.

- Какое сообщение, нормально же гуляли. Я с Димасом перетёр, возвращаюсь - тебя нет. Пошел

искать по помещениям, нет нигде.

- Не заморачивайся. Правда, срочно надо было идти.

НесуществующегоДимаса Женя комментировать не стала. Вдруг этот альтернативный психанет, мало ли.

- Щас-то куда путь держишь, нетрудовой элемент женского полу?

- В магазин, сгущенки надо. Трубочек заказали.

- Ты чо, трубочки дома делаешь?

- А что странного. Люди любят вкусные пирожные, а не магазинную гадость на маргарине.

- И почём нынче трубочка?

- Полтинник.

- Неужели берут?

- А то ж. Вон типок один мрачный тридцать штук заказал.

И не псих вроде. И мимика нормальная.

Лёха закурил. Пачка была такая же, как и позавчера.

- Откуда дровишки?

Женя кивнула в сторону пачки.

- Вот сейчас не понял. Ты о чём?

- Сигареты. Без картин тлена и разложения.

Лёха поморщился, глянул на пачку, потом на Женю.

- Сигареты как сигареты.

- Мутный ты.

- Кто б говорил. Проводить?

- Проводи. До гастронома.

- Пойдём гулять сегодня?

- Куда?

- Да хоть на набережную. Там на парапете со строны Енисея классные граффити. Видела?

- Не, не видела.

***

Баллон захватить и вперёд. Только заму трубки отдать. Да брак с собой прихватить. Брак от

трубочек самый заманчивый.

***

- Ну и вот. Галочка такая была. Галя-перидол. Винт исключительный варила. Ты как к винту?

- Равнодушно, в общем-то.

- А мы увлекались. Такие марафоны закатывали – чертям завидно было. Квадратов по тридцать на

каждого и на Склеп, на недельку в автономное плавание.Олежа Паганини с нами тогда тусил, панк

Читинский, художник. Раз сделали, он приходнулся, и говорит – пацаны, есть у меня острая

потребность полежать, завернувшись в плащ-палатку. И лёг, естественно. Завернувшись.

- Ну и?

- Ну и лежит. А мы отвисаем, догоняемся понемногу, хотя какое там понемногу.На четвёртые, вроде, сутки запахло. Мухи полетели. И понесли мы Олега, не разворачивая, за музей Ленина, благо ночь была. Там с парапета, как куль с говном, а куль с говном и есть. Как картинка-то?

- Отличная картинка.

Женя смотрела на фрагменты старого граффити, реально неплохо исполненного.

- Вот Олег её и нафигачил. Часа за три - а на века. Ещё бокалы хрустальные от него остались.

Большим эстетом был покойный.

Лёха помрачнел.

- Пошли к Сергееву?

- Не, я домой.

- Проводить?

- Проводи.

В коридоре было темно. Лёха зашёл в квартиру. Немного помолчали между зеркалом и вешалкой.

Зеркало треснуло от напора Жениной спины. Странно так, вроде и...

- Завтра зайду за тобой. Пойдем к Сергеевым?

- Заходи, может, и пойдём.

Ничего подобного Женя не испытывала. Казалось бы. Казалось бы. Бывает? Нет, так - не бывает.

Как из параллельной вселенной. Нечеловечески.

- Это Женя.

- Здоров, Женя проходи, располагайся, да, на кухню. Макароны будешь? Жареные.

- Ага, буду.

Нельзя обижать хозяев. Жареные макароны. На черной сковородке. И кетчуп в большой

пластиковой бутылке. Сто лет такого не видела. Едят все прямо со сковороды. Главный и самый

крупный Сергеев открывает форточку. Лёха с энтузиазмом поливает кетчупом свою сторону

сковороды.

Женщина, наверное, жена Сергеева, ставит на подоконник жестяную банку "Кофе" и закуривает, глядя на огоньки окон соседних домов.

- Макароны обалденные, волшебница ты, Элька!

Лёха, уже повеселевший, кладёт вилку на стол и откидывается на спинку деревянного хлипкого

стула.

- Станешь тут волшебницей.

Элька затягивается.

- Как брат? Как сам?

- Хорошо брат. Аппарат на ногу поставили, в марте уже бегать будет.

Сергеев спрашивает Леху о каких-то непонятных штуках.

Лёха начинает суетится, ёрзать на стуле.

Договариваются на среду.

- Пойдём мы.

На остановке сидит бабка в серой косынке. Она продает семечки, что подозрительно, голуби не

обращают на бабку никакого внимания, будто её и нет.

Женя молчит. Ей непонятно, зачем они ходили к Сергеевым и почему Лёха на этом настаивал.

Черт. Забыла у них шарф.

Вечером звонил зам. Благодарил за трубочки. Юность, говорил, мятежную вспомнил. Где ж там

мятежи, если там трубочки со сгущенкой. Говорил так, что казался не таким уж и мрачным. Но это

из-за телефона, наверное. Женя это лицо в движении представить не могла. Ей странно было, что

он вообще ест. Органичнее было бы обнаружить у него в левом ухе аккумулятор, на энергии

которого хозяин шевелится.

- Женя, я подъеду завтра, ещё десяток можете?

- Ага. Только утром могу. Дела вечером.

Вечером надо было вернуться к Сергеевым за шарфом.

Лёха даже номера своего не оставил.

Утром следующего дня заехал мрачный. Прошел в квартиру.

- Женя, а вы тут давно живёте?

- Года четыре. От прабабки досталась квартира. Обстановку решила не менять - мода циклична, -

зачем-то начала оправдываться Женя, - вот, коробка для вас.

Мрачный аккуратно взял коробку из Жениных рук.

Девушка в окно увидела сначала проходящего мимо дома Лёху, а потом мрачного, двигающегося

по направлению к своей неожиданно синей машине. Лёха растворился за сквером, мрачный

пикнул сигналкой, сел и сразу тронулся.

Пришёл вечер. Надо были идти к Сергеевым.

Евгения обогнула книжный, прошла во двор. Жители этой хрущи в едином творческом порыве

озадачились установкой стеклопакетов - ни одного деревянного окна, а ведь у Сергеевых -

деревянное. Может, другой дом? Нет. Этот. Женя огляделась, несмотря на вечер, во дворе играли

совсем мелкие дети - что-то около первоклассников. Ладно. Не последний шарф. Если Лёха ещё

проявится, вместе сходят.

До дому шла пешком. Новый мэр совсем мышей не ловит, то ли дыры на тротуаре, то ли тротуар

на дырах. И фасады. Универсиада прошла и плюнули на эстетику с высоты башни красноярского

Биг Бэна.

У пешеходного моста стояли уличные музыканты, исполняли песню "Крылья". Ты снимаешь

вечернее платье, стоя лицом к стене. И я вижу свежие шрамы...

Песня совсем не вязалась с обстановкой. Или слишком вязалась. Среди стритующих Женя увидела

Лёху. Постояла рядом, послушала. Лёха смотрел сквозь и никакого интереса к Жене не проявлял.

Не проявил и не проявил. Увлечён был. Мелочи у Жени не было, поэтому ничего музыкантам не

досталось.

***

Зам ел пятую трубочку и читал новости с экрана смартфона. Эти трубочки напоминали.

Совершенно непонятно, о чем. Да о чем они могли напоминать? Во всех кулинариях продавались.

И заказать их у неё - хорошей идеей было, сгущенка равномерно распределена по всей полости.

Не как обычно - с концов.

***

- Женька, открывай, я пришел. Гулять?

- Какой гулять? Холодина.

В Жене боролись два желания - затащить этого странного в квартиру или захлопнуть дверь перед

этой глумливой рожей.

- Ну пойду тогда.

Рожа менее глумливой при произнесении этих слов не стала.

- Заходи давай. Чаем напою.

До чая, разумеется, дошло не сразу. Как и в тот раз Евгения была потрясена силой своих

ощущений - как будто душа отделилась от тела, а потом резко влетела обратно.

- А ты вообще кто?

- А что, на инопланетянина похож?

- Есть немного.

- Брось ты эти глупости. А бракованные трубочки остались?

Пили чай с ломаными вафлями. Ни о чем особенно не говорили.

- А обитаешь ты где?

- Рядом тут, на Лебедевой. У меня там бабка жила. Теперь вот я. А бабка моя реально Аду знала. И

всех этих. Товарищей. Рассказывала.

- В гости пригласишь?

- А ты мимо будешь идти - заходи. Дом с зелёными ставнями. Они всегда закрыты. Так что мимо

не пройдешь. Слева от педа.

- Да я там не так часто...

- А хочешь - щас пошли.

- А хочу.

Слева от педа действительно стоял дом с закрытыми зелёными ставнями.

- Я бабкины интерьеры трогать не стал. Хочешь, пластинки послушаем?

- Хочу. Никогда не слушала пластинки.

- «Тумбалалайку».

- Угу.

Пластинки стояли на подоконнике, который давно уже был просто полкой. В доме было душно и

прохладно одновременно.

- Печь утром топил.

- Печь?

- А ты что думала? Издержки жизни в памятнике архитектуры.

Лёха поставил пластинку на проигрыватель. Запели сестры Берри. Женя сидела на кровати, покрытой синтетическим зелёным ковром, спиной прислоняясь тоже к ковру, только к красному.

- Тапки надень. Холодно.

С потолка свисала лампочка. Пыльная и тусклая.

Послушали ещё пару пластинок. Женя ушла домой.

Наутро по пути на рынок никакого дома на этом месте она не обнаружила, однако на обратном -

буквально наткнулась на него. Никакой мистики. Женя могла заблудиться и на трёх главных

улицах - особенности восприятия и плохие способности к концентрации.

***

- Алло. Евгения?

- Да, здрасьте.

- Заказать ещё у вас трубочек хочу. Хороши. Давайте десяток снова. Женя, а я могу вас пригласить

на концерт? Билет лишний. Профсоюз выдал.

- Кто поёт?

- Бутусов.

- Бутусов? Он ещё функционирует?

Женя вспомнила стритующих. Искусство вечно.

- Поёт. Причём кормильцевское. Юбилейный концерт. Тридцать лет со дня воссоединения.

Очередного.

Сходится. Стритующие, Бутусов, это мрачный мужик. Надо идти.

- Пойдёмте.

- Трубочки это ни в коем случае не отменяет. Завтра билет завезу. Если у меня форс-мажор какой -

одна сходите. Музыка хорошая. Концерт послезавтра.

- Угу, спасибо. Десяток - пятьсот, ну вы помните, наверное.

Послезавтра наступило стремительно. Женя надела платье почти приличного вида и пальто в

клетку. Договорились встретиться у БКЗ.

Женя пришла раньше на полчаса, сидела на лавке и курила. Вдруг от здания отделилась фигура, потом вторая. Это ж Лёха. И баба какая-то с ним рядом. Потом баба резко остановилась и начала

размахивать руками. Лёха тоже остановился. Что-то сказал, засмеялся и быстро пошел дальше.

- Лёха! Лёха!

Женя встала с лавки и помахала Лёхе. Он смотрел прямо на неё. И, видимо, решил подойти. Женя

даже обрадовалась. Но Лёха быстро прошел мимо, задев её плечом, надо сказать, ощутимо.

- Женя, здравствуйте, - раздалось слева.

Мрачный стоял рядом и поблескивал носами ботинок.

- Как хорошо вышло. Дела закончил, думал, не успею, а пробок не было - успел. Женя смотрела то

на удаляющегося Лёху, то на мрачного. Лёха молодой. Высокий.

Красивый. Хоть и тощеватый. Мрачный сегодня не такой уж и мрачный, так, заторможенный

какой-то.

Зам внимательно смотрел на Женю.

- Женя, можно, я вопрос неприличный задам.

- Задавайте уже.

- А лет вам сколько?

- Ну 26, а что?

- Нет, ничего, хотел удостовериться, что 18 есть, - крайне неудачно пошутил мрачный.

Женя не улыбнулась.

- Концерт скоро уже начнётся.

- Да, Женя, пойдёмте.

Мрачный помог девушке снять пальто, сдал вещи в гардероб. Концерт он смотрел

невнимательно, поглядывая то на Женю, то на собственные колени.

Бутусов завершил выступление песней "Крылья", но на бис вышел с другой песней.

"...возьмите тогда глаза мои,

возьмите тогда глаза мои,

возьмите тогда глаза мои,

чтоб они вас век не видали

- нам уже не нужны глаза твои,

нам уже не нужны глаза твои,

побывали уже в глазах твоих

и всё, что нам нужно, взяли..."

На последней строке по лицу Бутусова на большом диодном экране прошло искажение, словно

судорога или тик. Хотя, скорее всего, это просто видеоинженер БКЗ снова халатно отнёсся к своим

обязанностям.

- Провожу? - с какой-то знакомой интонацией спросил зам.

- Как хотите, но мне тут недалеко.

- Да, я помню. Бывал. Провожу. Женя, а вы вообще-то откуда? Родились тут?

- Родилась тут, а потом до 18 в Железке жила. Но это частности. Пирожные делаю, потому что

нравится. А училась в педе. А Вы?

- Я всю жизнь здесь прожил, несколько лет в головном работал в Питере, потом вернулся. Опыт

передовой внедрять. Сначала на инженерную должность, потом менеджером.

- Понятно, - протянула заскучавшая Евгения. Внезапно захотелось увидеть Лёху. Надо завтра до

него сгонять.

Дома не было. Женя прошлась по всем окрестностям педа. Стоянка, пара новостроек, фитнес-

клуб. Деревянные дома, переделанные в цветочные магазины.

***

Мрачный доедал свежие трубочки. Вкусные. Он их помнил. И песню "Крылья" помнил. Я не

спрашиваю, сколько у тебя денег, не спрашиваю, сколько мужей... Я знаю, ты боишься открытых

окон и верхних этажей. Запахи. Пахнет в квартире ванилью и корицей. И квартиры похожи. Только

там никакой Жени не было. Пожилая женщина в байковом фиолетовом халате была, ваниль была, корица...

Или? Как будто из дурного сна.

***

- Лёха!

- А?

- Ты у БКЗ меня не увидел что ли? Плечом пихнул.

- Ты чего, Жень? Какое БКЗ?

- Вчера. Вечером.

- Я вечером вчера совсем в другом месте был.

- Где?

- Неважно.

- Лёш.

- На кладбище. Год.

- Извини.

- Да ничего. Деду 93 было. Пора.

- Извини. Пойдём ко мне? Я весь день сегодня дом твой искала, зайти хотела, а телефон ты мне не

оставил.

- Нет у меня его потому что, - Лёха улыбнулся, - развращают эти ваши телефоны. Лично надо. Чтоб

глаза видеть. Жень, глаза у тебя такие. Прямо глазищи.

- А кто та девушка?

- Девушка?

- Видела издали, гулял с ней.

- Последний раз с девушкой летом гулял.

А потом с тобой по ноябрю. Жень, я тебе кое-что сказать хотел. Но это как придем.

- Затейник экий. Ладно. Пошли греться. У меня опять полная ваза брака вафельного.

- Кондитер, видно, ты убыточный.

Они дошли до двери, тут Лёха вспомнил, что забыл купить сигареты.

- До ларька - туда-обратно.

***

- Пачку "Опала". Нет, две.

Лёха положил на тарелочку красноватую купюру.

- Женька, открывай!

Дверь открылась. В проёме стояла высокая седая женщина. В халате.

- Вы ошиблись, наверное.

- Нет. Семьдесят пятая?

- Да, но Женек здесь нет.

- Извините.

Лёха сел на лавку у подъезда и закурил, всматриваясь в темноту. Несколько вечеров подряд он

приходил на эту лавку. Потом надоело. Да и всякое бывает. Померещилось.

***

Женя глянула на часы. Нет, не придёт, наверное, кого-нибудь встретил и ушел с этим кем-нибудь.

И ладно. Странный он. Женя вспомнила разговоры Лёхи с людьми, которых видел он один.

***

Женя не видела Лёху уже месяц. За этот месяц мрачный сделал четыре заказа. Молча забирал и

уходил.

Женя ходила на Склеп, гуляла по Лебедевой. На Лебедевой всё было так, будто и не существовало

никакого дома. Один раз дошла до Сергеевых, так и не решилась постучать в дверь, да и дверь

была совсем не такая, как тогда - толстая железная, а не обитая дерматином деревянная. И пахло

совершенно иначе. Никаких общих знакомых, к которым можно было бы обратиться, чтобы найти

Лёху, не было. Но с каждым днём хотелось найти его всё больше. Стритовальщики, видимо, ушли

зимовать - ни разу не встречались ни на мосту, ни в переходе. Жизнь приобрела привычные

очертания.

Зам сегодня должен забрать очередную коробку.

- Женя, здравствуйте! Спасибо за трубочки, самое замечательное в них то, что они каждый раз

одинаковые. Партии ничем не отличаются друг от друга. Спасибо вам огромное.

Кстати, хотел вас в дом-музей Сурикова позвать. Там мой хороший друг презентует свою книгу.

Учились вместе. Только инженерные дела его интересовать перестали сразу. Теперь книги пишет.

Арцеулов, не слышали?

- Арцеулов? Нет, нет, кажется, что-то слышала, но не читала. А что за книга?

- Художественная биография Сурикова.

- Заезженная тема. Такое ощущение, что кроме Сурикова и Астафьева тут никто и не жил. Но

пойдёмте.

- Женя, если вам не хочется, я не настаиваю.

Мрачный чуть изменился в лице, кажется, он был немного разочарован ответом Евгении.

- Да нет. Пойдёмте.

- Сегодня в семь начало. Там встретимся.

Женя шарилась в соцсетях, она просмотрела всех Алексеев от 20 до 27 лет. Ни один и близко не

был похож. Лёха становился навязчивой идеей, о которой никому нельзя рассказать.

Декабрь не радовал теплом. Морозы ударили, придушили и не отпускали.

Презентация очередной книги про Сурикова была унылой, а Арцеулов оказался толстым

человеком с чуть поплывшим лицом. Странно, учились смрачным вместе, а выглядят так, будто

разница в возрасте лет десять. Арцеулов был в сером свитере машинной вязки и брюках. Так

ходили во времена Жениного детства.

Книга, что стало совершенной неожиданностью, была очень красивой. Обычно на книгах о

Сурикове печатают что-то из его работ. Обложка этой делилась на две части по вертикали. Одна

половина была из какого-то мягкого темно-синего текстиля, вторая - ярко-розовая и глянцевая.

Собственно, книгу Женя приобрела из-за обложки. Арцеулов улыбался редкозубым ртом, подписывая экземпляр.

- А кто обложку делал? Крутая какая.

- Эля Сергеева, дизайнер из "Искры".

- Эля Сергеева?

Женя ликовала. Сергеевскую жену Элей звали. Много в милионнике Эль Сергеевых?

Зам в это время вглядывался в эскизы к "Утру стрелецкой казни".

- Эля, да.

Зам подошёл к Жене и Арцеулову.

- Арцеулов, поздравляю! Книжка, конечно, вне всяких похвал. А мы пойдем, наверное.

Мрачный внимательно смотрел на Женю.

Когда они вышли на мороз, зам спросил, могли ли они раньше встречаться.

- Очень вряд ли. Точек пересечения у нас никаких.

- Может быть, давно. Лет двадцать назад, - зам говорил задумчиво, будто сам с собой.

- Мне двадцать лет назад шесть было.

- Не знаю, а мама ваша где сейчас?

- В Железке, где ж ещё. А она при чём?

- Нет, ни при чём. Она всегда там жила?

- Да, и выезжать крайне не любит. Что вы от меня хотите?

Мрачный замолчал. И стал ещё более мрачным.

- Вы Элю Сергееву знаете? Дизайнера из "Искры".

- Знаю.

- Номер дадите?

- Зачем?

- Новый дизайн коробок хочу. А её дизайн хорош, по мне.

- Я бы вам не советовал с Элей и с "Искрой" связываться. Эля - человек сложный. И... В общем, не

надо. И "Искра" - место сложное.

- Мне с ними свадьбу не играть. Мне дизайн нужен.

- Эля, если услышит, что вы от меня, ничего вам делать не будет. Повторюсь, не надо. Много

других мест есть. "Блюберриз", например, делают быстро, недорого.

- У меня прошлые коробки от них. Я так сама в Фотошопе могу.

- Позвоните ей лучше на рабочий.

- Ну раз так, то ладно.

- Трубочек ещё испечете?

Странный какой. Трубочкоед. Совершенно логично предположить, что если бы он хотел

подкатить, то подкатил бы уже пять раз. Тут другое. Может, извращенец какой? Концерт, презентация. В следующий раз куда позовёт?

***

Лёха сидел у Сергеевых.

- Мишка, ну я ж с ней приходил. Ну. Женя.

- Один ты приходил.

- Эля, ну хоть ты скажи.

- Какая Женя? Пришёл, полсковороды макарон умял и внезапно ушёл. Шарф забыл. На, возьми.

Прикольный, кстати, где купил?

Эля протянула аккуратно сложенный фиолетовый с серебром палантин.

Лёха сунул шарф в рюкзак. Не его это был шарф. Когда появилась Женя? Что он делал до этого?

Откуда она?

Зам растянулся на диване в своем кабинете, он иногда закрывался во время обеда и никуда не

уходил, а лёжа смотрел в потолок. В его трудовой и личной биографии давно не происходило

ничего интересного. Кроме, пожалуй, того, что он любил разговаривать с самим собой. Это

помогало систематизировать мысли, выстраивать стратегии, а иногда и, страшно сказать, представлять что-нибудь хорошее.

Женя. Женя. Я же я её помню. Или нет? Как будто эти воспоминания появились вместе с ней. Уже

сейчас. И там она, точно такая же. Я подумал тогда - а что если она в тот вечер, когда щедрые

ценители Нау накидали нам в кофр около пары сотен, тоже проходила мимо. Слушала "Крылья".

И тут я вспомнил, как вроде... Видел её со спины? Или просто похожую?

Зам слегка повернул голову и глянул в окно. Холод за стеклом. Виден. В Сибири холод можно не

только чувствовать, но и видеть.

Интересно, если я сегодня к ней приеду - пустит? Вот так, без предупреждения.

Нет, не стоит. Плохая идея. Женя - это что? Это просто интересно. Это... Фрагмент.

Если я сегодня к ней приеду, она продаст мне трубочки. Если у неё будут. Вдруг. А если будут, то

попрошу чаю. Она нальёт, ничего не спросив, скажет сесть у стены, сама сядет спиной к окну.

Если всё будет именно так, то стоит начать подозревать, что в какой-то момент по стене

реальности пошли хоть очень тонкие и незаметные, но всё же трещины. И тогда…

Что делать, если "и тогда", зам не знал. И решил просто проверить. В конце концов, вероятность

ничтожно мала. Бесконечно стремится к нулю, но никогда не достигнет этого нуля.

Женя в прямом смысле не находила себе места. Совершенно ничего не могло её заинтересовать -

буквы разбегались, сконцентрироваться на кадрах фильма было невозможно. Временами ей

казалось, что всё, что было с Лёхой, сон.

А что было до Лёхи? Женя попыталась вспомнить, как проводила дни, пока не увидела внизу на

скамейке тощего и странно одетого молодого человека.

Она пыталась вспомнить, с кем она ещё разговаривала в тот вечер. Получалось, что ни с кем. И

про Лёху она никому не рассказывала. Хотя, наверное, стоило кому-то рассказать, у каждой

девушки есть подруга, которой можно рассказать даже такие странные вещи.

- Женя, откройте, пожалуйста.

Точно. Зам. Не зря же он пришёл? Вот и коробка трубочек есть, не забрали сегодня.

- Здравствуйте! Проходите.

- Проходить? Да я просто..

- Проходите-проходите. Поговорить с вами хочу.

- Ладно. Чаю дадите?

- Да-да. Слушайте, мне реально больше не с кем это обсудить. Дело в том, что я с парнем

познакомилась. А он исчез.

- Бывает, - зам хмыкнул и успокоился. Обычная Женя. С парнем познакомилась. А он исчез.

- Да нет! Он исчез в принципе. Как будто его и всего, что его окружало, просто не существовало. И

не существует. Будто это всё декорации были. Я потом ходила туда.

- Женя, такое бывает.

- Да не бывает такого!

- Женя, всё бывает.

Сейчас Женя казалась заму не просто знакомой. Он улавливал в её внешности даже свои

собственные черты. Поднятая бровь, угол наклона головы. Он сам при разговоре склонял голову

чуть вправо. Всегда.

- Ладно. У меня коробку трубочек не забрали сегодня. Хотя оплатили. Я Вам её так отдам. Берите.

- Кстати, вы с Элей созвонились?

- Да, она, конечно, цену ломит, но зацените дизайн коробки.

Женя достала из холодильника глубокого фиолетового цвета коробку с серебристым

асимметричным узором. Надо сказать, необычная коробка для пирожных. И сочетание цветов

какое-то знакомое.

И тут в голове зама появилась картинка.

Шарф забыл. На, возьми. Прикольный, кстати, где купил?

Эля.

Кажется, зам начинал сопоставлять факты. Эля. Старая знакомая. Тварина.

- Ну и как прошла встреча?

- По-деловому. Почему-то Эля с первого раза угадала, что мне надо.

На самом деле Женя после встречи с госпожой Сергеевой была удивлена. Эля из «Искры» и Эля из

реальности с Лёхойбыли зеркальны. Лёхина Эля - грустноватая и уставшая. Очевидно, что ей всё

надоело – и макароны, и Сергеев (но это неточно), и просто жить. Новая Эля была полна сил, улыбалась, ничто не говорило о том, что она может быть неприятным человеком, как

отрекомендовал ее зам. В Жене даже шевельнулось что-то давно забытое. У новой Эли была

короткая стрижка, очки без оправы и проколотый хрящ, в котором уютно устроилась серебряная

булавка. Первая Эля носила ужасную заколку, дутые золотые серьги и не создавала впечатление

человека, жизнью довольного. Это явно были разные Эли. Хотя лицом друг друга напоминали.

Именно поэтому Женя вскоре отчаялась найти Лёху. И стала жить, как раньше.

Зам знал Элю всю жизнь. Сергеев – муж Эли – работал на радиозаводе. У них было несколько

совместных дел. После которых пришлось в срочном порядке ехать в Питер. А Сергеев исчез. И

исчез не просто. Он же почти друган был. Он же перед тем, как.. Рассказывал, короче. Странное

всякое. Одна из последних историй была скучной и избитой, как будто он прочитал ее в СПИД-

инфо и решил пересказать товарищу.

- Нет, ты прикинь. Я вижу себя – только лет на пятнадцать старше. И квартиру нашу с Элькой, но

ремонт совсем другой. Вот дивана этого нет, белый кожаный стоит. Думаю, откуда что? Я бы не

стал белый кожаный. Из комнаты выходит Эля. Красивая. Красивее даже, чем когда я ее впервые

увидел. Эля, говорю, откуда диван. А Эля смотрит на меня, как будто меня нет, подходит к окну, задергивает шторы. Что случилось, спрашиваю. Она молчит, как меня и не видит. Так и живем с

ней месяц. А мне в этот месяц никуда не надо, вроде как отпуск у меня. Обидел, наверное, вот и

не разговаривает. А мне чего? Хоть не мешает. Только почему я из дому не выходил? Не понимаю.

А в одно утро просыпаюсь – всё на своих местах. Элька завтракать зовет. Яйца сварила, хлеба

порезала – вот и весь завтрак. Я её спрашиваю, что тут происходило и где диван. Она ржет, говорит, что пить меньше надо. И вообще.

Но дело в том, что я не пил. И тот месяц реально был. Ты помнишь, чтоб мы встречались, пока я в

отпуске находился?

- Нет, в общем-то.

- Потому что не встречались.

- И что теперь?

- Не знаю. Или с Элькой что-то не так, или со мной.

После этого разговора с Сергеевным ни разу не встречался. Зашел как-тот к Эльке, а она на

вопросы о Сергееве отвечать не стала. Сказала, что это больше не ее проблема.

С Элей у зама были всегда немного непонятные отношения. Вообще-то с Сергеевым дружили. И

дела вместе делали. Сергеев был старше зама на четыре года, но выглядел далеко не молодо и

отнюдь не свежо.

Эля появилась в жизни Сергеева внезапно - откуда, как - Сергеев не рассказывал. Жить они вместе

стали практически сразу.

Эля служила декоратором в местной драме, всегда была усталой и какой-то замученной. Даже в

отпуске брала подработки, хотя Сергеев неплохо получал на радиозаводе. Но деньги будто

уходили сквозь пальцы.

С появлением Эли Сергеев стал малообщительным и несколько замкнутым. Это не мешало делам, но убавляло энтузиазма.

Как-то зашёл к Сергеевым незадолго до того, как товарищ исчез, а там пахло. Так пахло, будто кто-

то квасил рыбу. Спросил у Сергеева, тот очень удивился. А тут Эля всплыла. Нет, он её после

спрашивал, куда друг делся, но Эля не говорила. Общие знакомые тоже ничего сказать не могли.

И про Элю старались разговора не поддерживать.

Значит, Эля.

- Женя, а вот исчез твой молодой человек давно?

- Пару месяцев как.

- А до того что было? Чем вы занимались, куда ходили?

- Гуляли. К друзьям ходили, только я вернулась к ним, пыталась вернуться, не нашла.

- Зачем?

- Узнать. Где Лёха. И шарф забрать.

- Фиолетовый. С серебристым. Так?

- Так.

- Женя, идти мне пора.

- Подожди. Ты про шарф откуда знаешь?

Женя незаметно для себя перешла на "ты" и также незаметно для себя обрела жёсткость голоса.

- Женя, давай потом об этом?

- Нет. Ты всё расскажешь сейчас. А заодно и том, зачем таскаешься за мной уже четыре месяца.

- Три.

- Какая разница? Рассказывай. Всё рассказывай. Эля тебе чем насолила? Зачем трубочки

заказываешь постоянно? Почему странные вопросы задаешь.

- А сама как думаешь?

- Как я думаю - моё дело.

- Ты всё равно не поверишь и не поймёшь. Это истории из моей прошлой жизни, о которой я

предпочитаю молчать. А Эля.. Издательство "Искра" не только дизайном коробок занимается. И

не только квартальники печатает. Там, например, четырежды фигурант Мефодьев работает. Серия

убийств секретарш. Да они от одного вида кони кинуть могли - одноглазый, хромой в пальто

пыльном с карманом, степлером прихваченным. По крыше соскочил, в Тинской отбыл, вернулся и

дальше верстает. И директор их. Жена его в окно вышла 14 лет назад. А уж про их дела с

гуманитарным факультетом легенды ходят. Так даже в 90-е не делали. И ничего. Где двадцать

миллионов? Какие двадцать миллионов? Никогда не видели двадцать миллионов.

Серию книг ещё делали - "Дворяне хрустальной короны". Только фамилия автора указана, а знать

его никто не знал. Тираж маленький был, сразу разобрали. Да и рассказы там... Я бы тебе не

рекомендовал. Я бы никому не рекомендовал. Ощущение после прочтения, что персонажи за

тобой наблюдают, а не ты за ними.

- В смысле?

- В прямом. Мерещиться они начинали читателям. Помню, сидим с корешем, пьем. Ничего не

предвещает. А тут он тост произносит. А заканчивает так: "Выпьем, Левкин!" Только я не Левкин.

Спрашиваю его, почему так назвал. А он не знает. Только Левкин - это герой рассказа, который я

накануне читал. Надо сказать, что я уточнил у кореша, читал ли он - нет.

- Мало ли что под водку померещится.

- Женя. Я бы и сам это всерьёз не принял, если бы потом не столкнулся с одним типом в очереди.

Он выпрашивал у меня димедрол. Смотрел грустно и нудел. Ровно такой эпизод был в рассказе

"Профиль-ток". Скажешь, совпадение? А у тебя часто димедрол выпрашивают? Незнакомые

люди?

- Подожди. А книга сохранилась?

- Нет, потерялась в переездах. Да и не надо оно. Суть в другом. Мне тогда реально показалось, что

я крышей поехал. После этого вПитер и двинул, вернулся - полностью круг общения сменил. Чтоб

никаких. И нормально всё стало, понимаешь.

- И чо?

- Чо. А то. Я вглядывался в твоё лицо и понимал, что ты уже была. Но ты не могла быть. Ты не

могла быть хотя бы в силу того, что тебя физически не было, не существовало.

Женя повернулась к заму спиной.

- Чай будешь? - низким голосом спросила она.

Очертания кухни начали расплываться, зам почувствовал запах жареных макарон и квашеной

рыбы.

- Женя, рыбой пахнет?

- Ты чего, - Женя говорила, не поворачиваясь, - я и не ем рыбу.

- Женя, - заму захотелось увидеть лицо Жени, потому что всё несколько изменилось, и лицо Жени

в этой ситуации могло бы заземлить его, заставить перестать ощущать давно забытые запахи, -

Женя, повернись, пожалуйста.

- Хорошо, Лёшенька.

Женя повернулась, посмотрела на зама Элиными глазами и резко с размаха залепила ему

пощёчину.

Зам закашлялся, Женя пшикнула на него водой из пульверизатора.

- Ты долбанутый что ли? Эпилептик? О таком вообще-то предупреждать надо.

- Ты, блядь, кто такая?

- Так, или ты сейчас успокоишься, или я полицию вызову. У маня баллон в кармане. Если что.

Зам сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Перед ним стояла молодая девушка с медного

цвета волосами. Её звали Женя. Она уже несколько месяцев печет для него трубочки со

сгущенкой.

- Женя, я, наверное, всё-таки пойду.

- Ты точно не эпилептик?

- Точно. Устал просто. Можно, я завтра тебе позвоню?

- Звони, чо уж.

Зам вышел из квартиры, спустился по тёмной лестнице. На улице потеплело. Он разблокировал

смартфон, чтобы заказать пиццу к своему приходу. Сеть не ловила. Такое иногда бывает. Бесит

жутко.

- Мужчина, вы уронили.

На зама смотрел Сергеев, он держал в руке перчатку.

- Сергеев?

- Знакомы?

- Сергеев же. Ты куда тогда исчез?

- Куда исчез? Никуда я не исчезал.

- Как? Двадцать лет тебя...

- Какие двадцать лет? Я двадцать лет назад в шестой класс ходил. Мужик, ты это, попустись уже.

Всё понимаю, перчатку возьми, да пойду я.

- Подожди. Так ты Сергеев.

Мужик вздохнул устало.

- Ну Сергеев.

- Я Лёха. Ты что? Мы же с тобой дела делали. Реохорды, ну?

- Ты это, гонишь чот. Иди давай.

- Эля.

- Эля? Ты откуда...

- Жена твоя. Эля. Да, блядь, Сергеев, хватит а.

- Так, ты говоришь, что Элю знаешь, что Лёха. Но я Лёху-то вчера видел.

- Я Лёха.

- Ты не Лёха.

- Пошли к тебе. Эля меня точно узнает.

- Ладно. Пошли.

Молча они дошли до сергеевского дома. Всё было совершено обычно. Дверь та же, что и

двадцать лет назад. Средней степени ободранности.

- Эля, это я.

Дверь открылась.

В проёме стояла Женя с коробкой пирожных.

Затем появилась Эля в домашних голубых джинсах и голубой же рубашке.

- О, ребята. Проходите.

Зам и Сергеев прошли в квартиру. Женя с коробкой в руках проследовала за ними.

- Чай, пирожные? Лёш, ты же трубочки любишь? У нас как раз трубочки сегодня.

- Эля, что происходит?

- Как что? Ты пришёл к нам в гости. Чай пить будем.

- Почему Сергеев меня не узнаёт?

- Сергеев, ты опять бухал по дороге в ларёк?

- Эль, ты чего?

Женя сидела на табуретке, прислонившись к стене, она смотрела, как идёт пар от эмалированного

чайника, в котором настойчиво кипела вода.

- Женя!

- Лёш, она не будет с тобой разговаривать. Пока я не скажу. Правда, милая?

- Да, Элеонора Андреевна.

- Вот и отлично. Ну рассказывай, Алексей, как жил-поживал.

- Эля, хорошо поживал. Сергеев, что происходит?

- Лёха, окстись. Вчера же встречались.

- Сергеев, уймись уже. Иди в комнату.

Сергеев механически зашагал из кухни.

- Я сейчас уйду. И сделаем вид, что ничего этого не было.

- Нет. Не для того ты сюда пришёл. Без тебя картина неполной будет. Давай. Ручку бери и пиши.

Название. Какое придумаем название?

- Я пойду.

- Неплохо. Для первого раза. Пиши давай.

У зама онемела левая нога, застучало в ушах и поплыли круги перед глазами.

Он взял ручку. Тошнило. Опять пахло квашеной рыбой.

Он начал печатными буквами "Я пойду".

Эля спокойно наблюдала, ногу начало отпускать. Стук в ушах прекратился. Голова становилась

ясной.

- С чего начнём?

- Эля, что мы сейчас делаем?

- Рассказ пишем. Таланты твои скрытые вытаскиваем на свет божий.

- Эля, я же вырублю тебя сейчас. По-хорошему разойдемся?

- Конечно, по-хорошему. Пиши. И разойдёмся.

- Что писать?

- А что хочешь?

- Хочу понять. Что происходит. Что с Сергеевым. Кто такая Женя. Ты кто такая. Почему я Женю

помню, но знать её при этом не мог.

- Вот и пиши. Не всё тебе каэмки краденые сдавать.

Зам написал: "Я приехал забрать заказ. Рыжеватая девушка в шортах передала мне пакеты".

- А дальше что?

- А дальше всё. Дальше я постоянно думал, что знаю её. Что видел.

- Так и пиши.

"Меня не покидала мысль, что я знал её когда-то". На этом слова у зама закончились.

- Она существует?

- Сам решай.

- Она же здесь сидит.

- Можешь спросить у неё. Женя.

- Женя, ты существуешь?

- Что за вопросы. Вот она я.

- Почему я тебя знаю давно? Ты существовала раньше?

Взгляд Жени снова стал стеклянным. Казалось, дыхание её становилось всё медленнее.

- Ну на такие вопросы она отвечать не будет. Во-первых, она и сама не знает..

- А во-вторых?

- Ты всё ещё не понял? Ты же читал "Дворян".

- Не понял. Объясни.

- А ты запиши.

"На вопрос о своем существовании до нашей встречи девушка промолчала. Как будто даже

оцепенела".

- Выводы?

- Её не было?

- А как бы ты тогда её помнил? Помнил о том, что помнишь, уточню. Ложные воспоминания

работают по-другому. Да и шарф - материальное доказательство.

- Эля, это всё ты?

- Я тебе на такие вопросы ответов не дам. У кого ручка? Пиши.

"Я не понимал, что происходит. Эля никак не комментировала, хотя заставила меня взять ручку и

бумагу. Я должен был создать текст".

- Кому должен? И ничего я тебя не заставляю. Выбор всегда есть.

- И что будет, если я сейчас уйду.

- Уйди. Выйди на улицу. Посмотришь, что там и как. Но я не советую. Так что лучше всё же..

Заму захотелось забрать Женю и уйти.

- Женя не уйдёт с тобой. Нет такой опции.

- А что делать?

- Важно не что, а как. Правильно сделаешь, тогда вопросов не будет.

- Женя где?

- В отстойнике. Там же, где и все.

- Кто - все?

- Сергеев, Череп, Паук.

- Ты их там держишь?

- С чего бы? Сами пришли.

И коридора потянуло квашеной рыбой. Зашёл Сергеев, налил чаю и вышел.

- Эля, почему я?

- Я бы спросила тебя о том же. Но мне уже всё равно.

- Поясни.

- А ты подумай хорошенько. Вспомни свой второй курс. Дома лежал с температурой. Думал.

Представлял. Тебе скучно было. Хотел, чтобы перестало.

Эля достала серые листы с нервными рисунками синей шариковой ручкой. На рисунках была

женщина, похожая на Элю.

- Когда ты с Сергеевым познакомился?

- На третьем. Зимой. У Дэна. А рисунки при чём?

- Ты же чуть не отъехал тогда. А помнишь, как выздоровел?

- Проснулся здоровым. Пошел за пивом. Ну и всё.

- Только за ночь раз восемь просыпался. От ощущения присутствия. То тебе призрак бабки

мерещился. То дед, полгода назад отошедший. Так, знаешь, вообще-то они не возвращаются. А

вот новые приходят - бывает.

- Вот сейчас поясни.

- У тебя очень хорошее воображение, Лёшенька. Ты желание "чтобы было интересно"

аккумулировал. Знаешь, что такое лиминарность? Пограничные состояния? Спать надо, когда

болеешь. И аспирин пить. Что после было сейчас напиши. Сойдется. А не сойдется - помогу.

"На втором курсе я сильно заболел. Это была гнойная ангина. Я всегда ненавидел больницы, они

сказали, что надо ехать, но я остался дома. Сонный фельдшер повел бровью, развернулся и ушёл.

Ночь я спал плохо. Рисовал, думал от этого смогу уснуть. Когда рисовал, представлял, что она

существует. Рисовал женщину. На одном из изображений она была уставшая, волосы заколоты

сзади. Потом пририсовал ей очки. Она стала похожа на художницу. Я никогда не видел этой

женщины. Стены плыли, голова кипела. Я хотел поговорить с дедом, но вспомнил, что он умер

полгода назад. Но я чувствовал, что за стеной, в комнате, где он жил, кто-то дышит. И мне

показалось, что это он. Но такого быть не могло. Он умер. И я жил один уже полгода. Сил затопить

печь не было. Утреннее тепло ещё не до конца ушло. Ночь продержался бы. Точно. Мне стало

страшно, что я замерзну. И я пошел на кухню, чтобы протопить печь. Я чувствовал, что на

единственной табуретке кто-то только что сидел, но встал секунду назад и исчез. Я позвал деда.

Подумал, что это глупо. Мне стало стыдно перед самим собой. Снова лёг. Утром я проснулся

уставший. Мне казалось, будто кусок из меня исчез. Дома воняло квашеной рыбой. Но рыбы здесь

уже полгода не водилось. С поминок.

Я был здоров".

- А дальше?

Эля сидела рядом и читала написанное замом.

- Дальше что? Нормально всё дальше было. С Пауком и Черепом познакомился. Они мне подгоны

хорошие делали за некоторые дедовы вещи, у деда куча книг была по химии, а Паук с Черепом на

химфаке учились, причём увлекались всерьёз, несмотря на своеобразный имидж. Нормальные

такие.

- И?

- Исчезли. Слышал, что в ящик уехали. Но точно-то никто не скажет, если и уехали. А если нет - тем

более.

- Ну, продолжай.

- Потом с Сергеевым. Мы склад с каэмками распродавали. И другими полезными вещами. И не

только склад.

- Интересно было?

- А то ты не знаешь. Бесилась при моем появлении. Это всегда поход предвещало. Набег. С

неочевидным результатом.

- И часто неочевидные результаты были?

- Бывало. Было. Но прошло. Не для посторонних.

- А ты не догнал, что я в этой истории не посторонняя? Впрочем, продолжай.

- Сергеев исчез. Не без твоего, я так понимаю, активного участия.

- Не без твоего. Наскучили тебе каэмки. Да и закончились почти. Зачем Сергеев? Что ещё с ним

делать?

- Эля.

- Дальше ты в Питер поехал. Нет, сначала ты просто так ехать начал. Тебе всё казалось, что ходит

кто-то за тобой. И эмоционально реагирует на твои действия. И дышит за стеной в пустой комнате.

Ты дом продал. В квартире новой ощущение не проходило. Ты же ночью на кухню не ходил. И на

старых хозяев грешил. Сны стали снится. Яркие. Красивые. Интересные? Записывал же.

Интересные, знаю. Иногда сон и явь путал. На юность бурную списывал. Иногда спал по двадцать

часов, а потом думал - откуда?

Когда совсем попутал, билет взял. Через четверо суток в Питере себя обнаружил. Там-то тебя и

попустило.

-Ты-то откуда это всё знаешь?

- Чуть больше, чем знаю. На картинку свою глянь.

Женщина, похожая наЭлю, была изображена на фоне часовни на Покровской горе.

- Что это значит?

- Это значит, что мне только в радиусе видимости можно. Это ты, конечно, зря. Но и сам понял. В

Питере скука тебя обуяла. Поработал, добился перевода в Красноярск.

Женю встретил. Снова интересно стало. Тем более, что эпизод этот в прошлом сценарии вроде как

был, но вроде как не завершился. Между прочим, претендовал на звание лучшего. Технология

создания там такая, что пока не закончишь, не отпускает.

- Это ты эпизоды создавала.

- Не совсем. Скорее, мы.

- Мы?

- Да. Я часть тебя, хотя сейчас уже, конечно, нет.

Зам сидел неподвижно. Ему не хотелось ничего писать, потому что он понял механизм. Ему всегда

нравились механизмы - маленькие часовые или большие - бытовые, как и многие, в детстве он

развинчивал почти всё, что могло быть развинчено. В отличие от многих - всегда мог скрутить

обратно.

Не думать. В голове должно быть пусто. Сконцентрироваться на пустоте. Пустота белая. Молочная.

Непроницаемая. Пустота и свет.

Алексей резко воткнул ручку себе в шею. Брызнуло. Представлять отсутствие. Сложно

представить, что чего-то нет. Но можно представить пустоту. Сложно представить. Особенно, когда чувствуешь, что вот-вот.

Отправить геолокацию другу.

И ждать «скорую», представляя отсутствие.

Попытаться выжить. В этот раз выйти с верной стороны, и всё будет правильно.