Древесный маг Орловского княжества (том 7)

Глава 1 Орел в небе

Цикл Орловское Княжество

(том 7)

Древесный Маг Орловского княжества. Мир Разлома

На этот раз я отправляюсь один. И, возможно, вернусь не так скоро.

Мои верные друзья и соратники остаются защищать город и всех, кто мне дорог. Я не вправе забирать их на миссию, как делал прежде, подрывая обороноспособность гарнизона. Пусть сильные герои–защитники стоят за мой Дом, пока разгуливаю по земле русской. Так мне будет спокойнее. Потому что в любой момент Разлом может открыться у наших стен. Чего хуже — в самом городе.

Соратники рвались со мной неистово. Но я взял с них слово оберегать людей. Пока меня не будет, за главного в графстве оставлен Пересвет.

Времени я терять не стал, ни на долгие прощания, ни на совещания. В ту же ночь снарядился по полной программе. Светогора и Градимиру оставил в Особняке, чтобы передохнули с пути. Они ведь драпали ко мне со всех копыт, лошадей не жалея.

Ночью метель разыгралась нешуточная, она будто специально решила задержать меня, заметя все дороги. Утром немного стихла, и я отправился в путь.

На мощном вороном коне по сугробам домчал до Руяны. Мы немного поговорили. Оставил ей скакуна, пусть даже такой выносливый и сильный, Васька станет мне обузой.

Я никогда не летал на большие расстояния. Но отважился на это в сложившихся обстоятельствах. Зная о сопротивлении воздуха, придумал обтекаемую форму из дерева поверх моей экипировки, а также защитный слой на лицо. Всё это появляется вместе с крыльями, на которые у меня уходит теперь почти весь боевой довесок. Проблема была, как защитить глаза, благо я нашёл хорошие стёкла и сделал очки. Теперь я, как испанский лётчик!

Взобравшись на дерево повыше в лесу, чтоб никто не видел, нацепил очки, вытянул крылья и закатался в лётный скафандр. Взмахнул сразу на пределе сил, что аж подбросило! Затрещали мои конструкции, три жилы оторвалось на одном крыле, спешно залатал, добавив ещё по пять. Заработал активнее, раз, два, три! Фух, устояли, держатся… С большей уверенностью понёсся по морозной мгле, набирая высоту. Очень надеясь, что мои приспособления спасут от переохлаждения.

Мощными рывками достигаю нужной высоты, а затем и скорости. На потоках уже научился парить, поэтому без особой суеты вышел на экономичный полёт. И даже ощутил эйфорию от своего могущества.

Люди в этом мире ещё не научились летать. Любой воин, что загнанный зверь принимает удары, пока не выиграет или не проиграет. Кто–то умеет скрываться и убегать. Но всё всегда «на тоненького». Да, есть руны с порталами и короткие прыжки. Но это так хрупко. Столько нужно условий и времени на подготовку.

А тут я просто прыгаю, расправляю крылья и улетаю, преодолевая километры за секунды. Хрен кто угонится. Больше меня не держат границы, бурные реки, горы, естественные преграды или стихия в виде заметённых снегом дорог. Я преодолею всё. И с каждым полётом моё мастерство и совершенство растёт.

Вот он я! Недосягаемый! Властитель мира! Правда… мир пока об этом не знает.

Отдохнув на потоках, снова работаю крыльями, ускоряясь. Несмотря на обилие меха и плотность одежды, мороз вскоре начинает пробирать аж до костей, никакое дерево не спасает. Но я терплю, напрягая жилы, согреваюсь.

Вскоре далеко внизу показалось Сосково, затем оно быстро ушло далеко назад, истончившись в белом. Заблудиться я не боялся, потому что адовый розовый свет на горизонте, что путеводная звезда, указывал направление. Свернув с едва распознаваемой главной дороги, помчал уже напрямик.

В какой–то момент я понял, что слишком разогнался с первого же длительного полёта. Ощутив серьёзную усталость, начал снижаться и искать, где можно передохнуть. Поначалу занесённая снегом однообразная земля пугала, но затем я стал легко различать на ней тёмное от дыма, силуэты дорог и даже крыш домов. Мелкие, уже замёрзшие речки и полноводную ещё не затянувшуюся льдом реку, которую миновал.

Шлем Разлома на мне давал отличную зоркость, которой я успешно пользовался. Тем более распогодилось, видимость значительно улучшилась.

Снижался долго, пытаясь не разбиться. Потому что не мог понять, как близко я к земле из–за однотонного рельефа. Так как крылья завязаны у меня на спину и жилы внутри, усталость разливалась по всему телу, в том числе и по ногам, но особенно разгорелась спина, в какой–то момент аж выть захотелось в голос.

Приземлившись у рощи, встал на ноги благополучно, подняв целую метель. С трудом втянул подмороженные и местами ломкие крылья, и тут же рухнул без сил на задницу. Минут пять отходил от полёта. Если бы не шмотки Разлома, дающие выносливость и силу, я бы тут, похоже, и скончался.

Оклемавшись, вышел на тропинку и сразу заметил первого крестьянина, спрятавшегося в сугробе да ещё и припорошенного щедро снегом, видать от моего приземления. Вероятно, увидев чудо–юдо, он шарахнулся в снег, перетрусив.

Уткнувшись в сугроб и зажмурившись, он что–то шептал, обращаясь к богам, и чуть не обделался, когда я подошёл к нему со спины и поинтересовался:

— Мужик, ты там не замёрз ещё?

— Ва! — Вскрикнул, но тут же перестроился. — А, это ты. Птицу здоровенную не видел? Аки образина, нечисть поганая. Чуть меня не утащила.

Да нужен ты ей.

— Уверен, тебе почудилось, друг, — заговорил я дружески. — До деревни проводишь? Где погреться можно?

— Да вот делать нечего, — заворчал. — Я за ловушками успеть должен, пока волки добычу не утащили, окаянные. Вон, прямо иди вдоль рощи, по тропе не ошибёшься.

— А как деревня называется? До Сосково далеко? — Спрашиваю.

Восемьдесят единиц резерва ушло, и мне очень интересно, сколько я пролетел.

— Наше село Воробьёвкой кличут, а Сосково я никакого не знаю, — бросил и поспешил в сторону большого леса уже по сугробам.

Махнув на него рукой, я пошёл по его же следам обратно.

Пройдя метров семьдесят вдоль рощи по плохо протоптанной тропке, вышел на проезжую часть и спокойно дошёл до первых домов. Деревушка небольшая, в одну улицу. Избы стоят по обе стороны от дороги, имеется несколько зажиточных, судя по массивной архитектуре и богатому зодчеству. Прямоугольный одноэтажный трактир в конце виднеется. А дальше выезд на большую дорогу.

Пока иду меж домов, люд выходит на улицу любопытный, но заборы своих дворов никто не пересекает.

— Ма, а ма, — слышу от маленького мальчишки. — А чего у него снег под ногами не скрипит?

— Маг, небось, аль паладин, — отвечает ему явно разбирающаяся в этом женщина. — Давай в дом, как бы беды не случилось.

Половину домов миновал, народ кошмаря. Какие–то все перепуганные. Неужели видели меня в небе?

— А я змея летуна видел! — Кричит ещё один мальчишка, обгоняя меня по дороге и уносясь дальше. — Змея летуна!

Вот под его–то сапожками, перемотанными бечёвкой, снежок скрипит. А мои Бегунки бесшумные.

— Не бреши, Егорка! Накличешь… — ворчит какая–то бабка со двора. — А этот что за гусь?

— Витязь, небось. Отродясь таких не было в нашем захолустье.

Дошёл до трактира, слушая тихие и опасливые сплетни. Курящие на крыльце старик да молодой парень при моём приближении, побросали папиросы да поспешили вовнутрь, с грохотом захлопнув передо мною дверь.

Но это не помешало мне войти и убедиться, что не зря я возлагал надежды на коптящую наверху трубу. Печка здесь греет хорошо. И столы свободные есть к ней поближе. Посетителей пара человек, как раз те, кто курили. Засаленный, тёмный трактир, который меня вполне устроит, чтобы немного восстановиться.

Стул придвинул к огню ближе и уселся. Спина аж простонала от удовольствия. Вскоре я даже снял свою дорогущую лисью шубу, обнажая блестящие доспехи, уложил на пол снарягу и ещё больше расслабился.

Спокойно тут, хорошо. Резерв понемногу восстанавливается. Думаю о Белке.

Она ведь тоже путешественница. Везде и всюду одна была, соблюдала инкогнито. А теперь разгуливает по моему городу деловито, никого не боится. Хотя никто не знает, что её официальное имя Ясмина Зорина. В городских данных и документах она значится, как Ясна Белкина.

Когда Белка пришла в Игровой дом помощницей к Горыне, не прошло и суток, рыжий прибежал жаловаться на неё, как девочка. Пришлось идти и разбираться, а точнее приглашать воровку на личный разговор в кабинет и спрашивать, почему она витязя, честного забулдыгу, критикует на каждом шагу. И почему бы им не подружиться, коль дело общее делаем.

На что Белка выдала цинично:

— Пока этот рыжий идиот не уйдёт отсюда, мы ничего толком не заработаем. Ты этого хочешь? Раздавать монеты безмозглым крестьянам? Так может лучше просто разбрасывать их на дороге?

— Я хочу, чтобы всё было честно, — ответил тогда.

— Вот почему тебя было так легко надурить, ты наивный, как пятилетний мальчишка, — стала критиковать воровка, сидя у меня на столе. — Игровой дом на то и нужен, чтоб денег давал, как следует. С тебя и князь за него дерёт оброк побольше, чем с сотни домов и тысячи душ. Вразумил?

Наезд вышел серьёзный, я даже не знал, что и сказать. Понимал ведь и сам, что пустил на самотёк некоторые вопросы, но не думал, что Горыня станет заниматься благотворительностью. У меня руки не доходили, конструктивно подойти к этому предприятию, я просто не успел. А тут Белка уже с предложением вышла буквально за пару дней до моего вылета:

— Я могу сделать прибыль от сотни золотых в неделю, моя доля — одна четвёртая. Как тебе такой уговор? — У неё так горели глазища, что я не в силах был возразить, лишь попросил:

— Как скажешь, сестрица, только не обманывай люд, не перебарщивай.

— Не стоит переживать, я умею разбираться, какая корова сколько даёт молока, — выпалила Белка, сияя ещё ярче. — И ты не при делах. Никто никогда не уличит ни Дом, ни нас с тобой в обмане. Всё будет честнее некуда, но в нужном русле, по которому золотишко польётся рекой в наши с тобой кошеля и сундуки. Пойми, Ярослав, ты создал очень благоприятные условия для перетекания монет обратно к тебе в казну. Дружины несут рубли в дом, крестьянские семьи богатеют, при том, что у них есть дармовые дома со своими хозяйствами. Рядом рынки, склады полны мяса и зерно, рыбы в заводях тьма, всё безопасно, бедствий не сыщешь. Рубли девать просто некуда. Если не мы их будем принимать, то эту нишу займут другие. Когда какая–нибудь самая ушлая воровская гильдия явится сюда по тихой грусти, что лиса в курятник, станет уже поздно, Крот. Надо занимать все золотые ниши, это твой город. Твои куры.

Крыть мне было нечем.

— И это… убери Иллариона с глаз, — нахмурила нос воровка. — Пусть он со своим учётом идёт лесом, достал уже всё контролировать.

Обещал подумать. Но ему сказал ещё пристальнее всё учитывать и мне докладывать тайком.

Вскоре я узнал, что Белка спелась и с Гойником. Но тут я вовремя упредил, вызвал его отдельно и пригрозил:

— Будешь мутить что–то за моей спиной, убью.

Главарь отряда головорезов принял мою угрозу со всей серьёзностью, зная мои возможности, и обещал докладывать о всех мутках и с Белкой, и без неё. И обо всех шайках тоже. Ликвидировать их — вопрос крайних мер, лучше контролировать.

В целом, я был доволен, что Белка стала вливаться в экономическую систему города. Потому что так я стал спокоен, что она не свалит насовсем. Особенно легко принять такое решение, когда меня нет в городе.

Я улетел в Москву, и теперь осознаю, что к чёртовой бабушке заплутал. И отморозил задницу!

Только минут через сорок ко мне подступились несмело, когда я уже захрапел на стуле перед печкой, как у себя дома.

— Самогонки, путник? Аль трапезничать чего? — Раздалось неуверенное из–за спины от женщины. Похоже, она и была хозяйкой трактира.

— Я за штурвалом, пить не рекомендуется, — ответил, не оборачиваясь. — Мяса говяжьего мне и горячего чая.

— Плата вперёд, — пробурчала женщина опасливо.

Серебряную монету протянул через плечо. Взяла, стараясь моих пальцев не касаться.

— А к мясу картошечки или гречки? — Спросила уже более радостно.

— Гречки давай.

Когда повернулся к столу, выловил встревоженные взгляды старика и пацана, которые сидят за одним столом с деревянными кружками в дальнем конце трактира. Вроде мирные жители, при них нет ничего колюще–режущего. Опомнившись, утыкаются в свои кружки, перешёптываются.

Седая крупная женщина принесла еду минут через двадцать. Спокойно перекусил, оценив кухню, как средней паршивости, жилистое мясо челюсть устала жевать. Резерв пополнился на пятнадцать единиц, что мне очень не понравилось. Видимо, попутно восстанавливается за счёт резерва моя летательная система внутри.

Когда вернулась спросить, нужно ли мне что–то ещё, я придержал её:

— Как далеко до Орла или Тулы?

— Мы где–то посередине, бодрый человек, — усмехнулась наиграно, убирая тарелку. — Километров сто туда и туда, но дороги дрянные у нас. А теперь так вообще ни проехать, ни пройти.

Ответ мне совсем не понравился. Получается, я отклонился на юг к Орлу, если женщина не ввела меня в заблуждение.

— Ты, — зову старика, выловив его взгляд, и тот вжимает голову, делая вид, что не слышит. — Сюда иди, дед. Поговорить надо.

— Со мной поговори, — раздаётся с другой стороны угрожающее. — Батьку не тронь!

— Емеля! — Подорвался дед. — Не надо.

Обернулся я. Верзила стоит на пороге с заднего двора, молодой белобрысый и наивный на вид с мечом в руке и в рубашке нараспашку. Волосы припорошены, дышит тяжело, бежал что ли?

— Емеля? — Уточняю, продолжая вальяжно сидеть.

— Ага, — отвечает вздрючено.

— Ну подходи ты, присаживайся, поговорим, — приглашающе отодвигаю второй стул. — Давай, давай, добрый человек, в ногах правды нет.

— Ладно, — отвечает неуверенно.

— Не садись с ним, — шипит из–за прилавка женщина.

— Ай, мать, обожди, — отмахивается парень. Усаживается медленно и осторожно, глаз с меня не спуская.

А мне смешно, поэтому я улыбаюсь. Вот живёт в глухой деревеньке богатырь, защищает слабых, борется с нечистью местной, девушку завоевать пытается, деревенскую красавицу, мечты у него свои. Большое будущее, путешествия и подвиги, интересные приключения. А тут какой–то тёмный могущественный хрен чисто случайно на его деревню падает. В подобной ситуации, где долбаное непонимание возникло на пустом месте, тёмный его убивает взмахом своей брови. Как мошку.

— Емеля, значит, — говорю, оценивая молодца.

— Ага, он самый.

— Лучший боец на деревне? — Уточняю с иронией.

— Не доспорили мы с Ванькой ещё, но точно второй по силе, — отвечает наивно. — Так что ты давай отсюда, пока цел. Или пошли на улицу, там поговорим.

— Емеля, — прорычал дед и замотал головой отрицательно.

— Емелюшка, — взвыла и женщина.

Блин, ладно, хорош нервы трепать крестьянам.

— Так, всё, отбой. Я граф Морозов, — демонстрирую свой красивый родовой перстень. — Ярослав Дмитриевич, можно просто — Ярослав. Заблудился по дороге в Москву. И хочу выяснить у добрых людей, где я сейчас.

Парень сразу переменился в лице, переглянулся с батькой и женщиной. Те тоже выдохнули.

— Барин! — Воскликнула хозяйка. — Что ж ты сразу не сказал! Какие у нас гости! Целый граф! Я бы мяса хорошего принесла!

— Граф, граф, — вздыхаю и достаю тубус из–за пазухи с картой, какую только смог добыть за ночь у купцов.

Расстилаю бумагу на столе. И прошу:

— Милые люди, вот тыкните пальцем, где ваша деревенька. Очень вас прошу.

Емеля уверенно тыкнул в одно место, батька его в другое. Женщина в третье. Собрался целый консилиум вокруг моего стола. Сижу и думаю, вот же меня угораздило.

— Может, всё–таки самогоночки, барин? — Спросила женщина виновато, заметив моё настроение.

— Да мне лететь, в смысле ехать надо, — вздыхаю.

— Так мы проводника дадим! За тридцать медяков Олежка довезёт на телеге до главной дороги на Орёл, — предложил дедуля.

— Ладно, сам разберусь, — вздыхаю, сматывая карту. Уже в процессе я прикинул, что километров сто пятьдесят махнул, пролетев между Орлом и Тулой через менее населённую землю. Конечно, местные с деревни не в курсе, что это за город такой Сосково, он им вообще не сдался, они с другой стороны.

Только народ отошёл от стола, с улицы раздалось протяжное:

— Беда!! Беда люди!!

А затем ворвался тот самый мужик, которого я ещё на поле напугал. И заявил отчаянно:

— Беда, Емеля. Белун проснулся. Видать, птица поганая его взбаламутила. У рощи идёт, скоро сюда явится.

— Так мы ж ему телёнка… — начала женщина.

— Убить грозился, еле ноги унёс, — продолжает мужик, толком не отдышавшись.

— Всё! — Обрубает Емеля. — Хватит из нас кровь, что кикимора болотная, сосать. Больше не будет ему ни телят, ни кур наших. Берендей поганый получит, аль я помру.

— Ваньку зовите! — Воскликнул его отец. — Ваньку скорее!!

Женщина ко мне подскакивает.

— Уходи, барин, на двор и прямо до дороги. Пока худо не стало. Разгневали мы жрица Белуна, раз он в берендея обратился.

Поднялся я. Экипировку нацепил, шубу набросил, решив не оставлять, а то сопрут, и выдвинулся посмотреть, что там за нечисть, которая деревню терроризирует. За Емелей спешу, он как был в одной рубахе, так и двинулся по улице навстречу зверю. Поравнялся с ним.

— Что барин, не боишься берендея? — Спрашивает с оскалом. — Он мой, даже не лезь.

— Нет, любопытно глянуть, что за зверь этот ваш Белун. Ты мне вот что скажи, давно он тут у вас?

— Сколько себя помню, — вздыхает. — Много он витязей погубил. Я всё ждал часа, тренировался с Ванькой и денно, и нощно. Видать, время пришло.

— Так, а что десять лучников не можете набрать, да нашпиговать его? — Продолжаю разговор.

— Никто не осмелится, однажды он пятерых охотников разорвал. Теперь любой, кто его видит, дрожит так, что ни стрелу не вложить, ни тетиву натянуть. Страху нагонять он умеет.

В конце дрожь у парня уловил. И сам ощутил, как в груди проморозило. Хм, похоже, берендей не простой, излучатель у него стоит какой–то.

Кажется, я угадал, судя по тому, что народ весь попрятался. Даже из трактира больше никто не вышел. Покричали Ваньку несмело, и всё затихло. На дороге у начала домов крупный белый медведь показался и двинулся на своих четверых размеренным шагом нам навстречу. Тут–то Емеля и затрясся, как осенний лист на ветру. Понятно.

Я–то уже попривык к воздействию и двинулся уверенней, обгоняя парня.

— Б…б…барин, не иди, — слышу позади. — Убьёт.

— Возвращайся в хату, пока не замёрз, — говорю ему и ускоряю шаг. На середине деревни мы встречаемся с берендеем, который с некоторым недоумением замедляется в конце и даже останавливается раньше меня.

Навскидку, такой здоровяк классифицируется, как берендей уровня третьего. Хотя, я могу ошибаться. Потому что в наших краях это явление стало редким, когда я завалил Бронислава.

Встав метрах в пяти от него, я неторопливо снял шубу и уложил её аккуратно на чистый сугроб. Жёлтые глаза берендея впились в меня и не отпускали.

— Я тёмный лорд Ярослав, — представляюсь зверю. — Понимаешь мой язык?

Берендей продолжает смотреть неотрывно. Весь шерстяной воротник у него окрашен кровью, видимо, уже полакомился кем–то. На крупных чёрных когтях клочки одежды.

— У меня один вопрос, сколько ты убил людей? — Спрашиваю, готовясь к бою.

Я бы мог уже взять «Змеевик» и пустить ему в грудь стрелу без шансов на выживание. Или морозящим пулемётом раздолбить этого урода. Мне просто жаль тратить много резерва на эту вошь. Потому что уже пора дальше лететь. Но не могу же я деревню оставить с нечистью? Вот такой вот я сердобольный.

Чуть подумав, берендей всё же отвечает рычащим, но человеческим голосом:

— Счёту нет давно. Уйди с дороги, путник.

— Ладно, к чему болтовня, — вздыхаю. — Я и так хотел тебя грохнуть.

От неожиданно мощного рёва можно и обосраться. Но я держусь, и даже улыбаюсь, когда треплет мои волосы от зловонного воздушного потока. А вот народ в домах явно попадал, судя по шуму через ставни. В процессе рёва берендей поднялся на задние лапы явно для пущего эффекта, став в высоту метра под два с половиной.

Тянуть не стал, сразу два Жала пустил ему в брюхо, чтоб заткнулся уже. Защита вспыхнула слабая, что свидетельствует о нали…