Дремучий случай

Глава 1

Наша жизнь состоит из смертей других людей.

Леонардо да Винчи

Кто смерти боится, тот уже не живет...

И. Зейме

12 сентября

Бывают дни, когда кажется, что весь мир ополчился против тебя и хуже уже быть просто-напросто не может… Будьте уверены, хуже может быть всегда.

У каждой истории есть свое начало и свой конец. Это начало моей истории.

Она началась не с каких-то грандиозных событий, просто в один прекрасный (или скорее ужасный) день моя жизнь перевернулась с ног на голову и больше никогда не вставала на место.

А впрочем, было ли оно у меня, это место?

Мне было шестнадцать, я как раз оканчивал школу и строил неумелые планы на будущее. Многие люди живут сегодняшним днем, не думая о том, что будет с ними дальше, я же только мечтал о достойной жизни в дальнейшем, не думая, как живу сейчас.

Своего отца я не знал. Сначала мама говорила, что он умер, потом — что погиб при несчастном случае, еще позже — что его убили. Словом, версий было много. Когда я был от горшка два вершка, я, естественно, всему верил. И только годам к семи-восьми меня вдруг заинтересовал вопрос, почему мама и я носим фамилию ее родителей…

Лет в десять я окончательно убедился в том, что, как бы мать это ни скрывала от меня, замужем она не была, а неизвестный мне тип, мой биологический папаша, бросил ее еще до моего рождения. Так что бог его знает, откуда появился я, Роман Николаевич Марусев, носящий материну девичью фамилию и получивший отчество от имени ее же отца.

Мама вышла замуж, когда мне исполнилось одиннадцать. Она встретила хорошего мужчину, честное слово, хорошего. Хорошего, доброго и заботливого. Просто так уж вышло, что мы с ним возненавидели друг друга с первого дня знакомства. Я был довеском к матери, которую он безумно любил, а потому был вынужден терпеть и меня. За что его возненавидел я? По правде говоря, понятия не имею, может, за то, что он пытался мной командовать, а может, только за то, что это он не любил меня.

Мы не переносили друг друга, но оба любили маму, а потому вынужденно терпели и пытались не скандалить в ее присутствии. Да и какое я право имел лезть в личную жизнь моей матери? Это, помню, однажды объяснила мне бабушка, сам я, наверное, не додумался бы и окончательно испортил бы маме жизнь. А так я скрипел зубами, но ни во что не вмешивался, только устраивал протесты, когда Вадим, так звали моего отчима, начинал изображать из себя отца и пытался учить меня уму-разуму.

Так прошло три года их довольно-таки счастливой семейной жизни.

А потом мамы не стало.

Попала в автомобильную аварию: пьяный водитель КамАЗа смял ее иномарку, не оставив никакого шанса. Его нашли и дали срок, только это уже ничего не могло изменить.

В четырнадцать я остался с ненавистным отчимом и бабушкой, живущей в пригороде, довольно далеко от нас. Надо отдать Вадиму должное, он меня не бросил, правда, швырнул в лицо несколько колких фраз, что, мол, это только ради светлой маминой памяти, и, будь его воля, он бы давно выставил меня из дома.

После таких его заявлений мне на самом деле хотелось уйти, хлопнуть дверью и послать его ко всем чертям. Но потом ярость и обида проходили, и я понимал, что уйти-то уйду, вот только куда? Дать гордости волю, а потом умереть в холодной подворотне? Кому я нужен? В конце концов, Вадим ведь не отправил меня в детский дом, хотя, я знал, ему очень этого хотелось. Он даже поначалу давал мне деньги, вернее пытался давать. Я не брал — рука не поднималась. Да, вот такой вот у меня характер, мне пытаются помочь, а я упираюсь в свою дурацкую гордость, отчего хуже становится не кому-то, а только мне самому. Но я не хотел, чтобы мои проблемами стали проблемами Вадима. Я жил с ним в одной квартире и иногда ел то, что находил в холодильнике, хотя там редко можно было что-либо найти. После смерти моей матери меню Вадима очень скоро стало однообразным: завтрак — пиво и сигареты, обед — пиво и сигареты, ужин — водка, иногда спирт.

Сначала я искал честные заработки: мыл машины и расклеивал объявления, потом сообразил, что можно прикладывать меньше труда и получать больше денег. Я связался с так называемой дурной компанией, которой порядочные люди сторонились. И не они меня затащили в свою банду — как раз наоборот: я намеренно вошел в их круг, и, поверьте, мальчику из приличной семьи это сделать было непросто. Но, как я уже говорил, характер у меня упрямый. И за полтора года я стал своим среди них. Сначала добился уважения, а потом стал человеком, к которому не только прислушиваются, а которого СЛУШАЮТСЯ. Даже не знаю, как так вышло, но за какие-то полтора-два года из послушного, глубоко положительного мальчика я стал одним из тех, кого раньше сам опасался и не хотел бы встретиться лицом к лицу на темной улице. Однако, как ни странно, учиться не бросил, прогуливал периодически, но не бросил. Мама хотела, чтобы я учился, и я дал себе слово, что школу окончу, все одиннадцать классов. А потом — собрать деньги на высшее образование и пойти учиться. И пусть говорят, что высшие учебные заведения не для таких, каким стал я, мама хотела, чтобы я учился, получил образование и нашел приличную работу.

Глава 2

13сентября

Если ты говоришь, что никому не веришь, что это значит? То, что ты не веришь ни одному из живущих на земле, верно? Если так, то как насчет мертвых?

— Пей, — прорвалось в мое сознание, словно издалека, и чья-то грубая рука влила мне в рот что-то теплое и терпкое на вкус, видимо, какой-то травяной настой, но точно не алкоголь. — Пей, — приказ повторился, и я попытался еще раз сглотнуть противную субстанцию. — Вот и молодец, — раздалось в ответ.

Все тело ломило, вместо нормального дыхания получался какой-то хрип, и каждый вздох отдавался болью.

Где я? Что со мной?

Ах да…

Я вспомнил, как меня убивали на кладбище. Вспомнил лицо Иги, перекошенное от злобы и сожаления. Злобы и сожаления… Боже, какое нелепое сочетание. Я застонал.

Выходит, меня не убили? Или все-таки? Нет, в раю мне не место, а в аду для меня нашлось бы что-нибудь похуже травяной настойки. Значит, я все-таки живой.

Мне не хотелось жить.

Боль была везде. В каждом вдохе, в каждой мысли.

Умереть… Это желание было особенно острым.

Умереть, чтобы не чувствовать...

Умереть…

Но боль не уходила, а я не умирал.

Нужно было открыть глаза. Эта мысль пришла более четкой, чем предыдущие.

Нужно открыть глаза.

Это далось не так легко, но все же я сумел разлепить веки — надо мной был потолок из черных промасленных шпал, на нем — лампочка ватт на шестьдесят без плафона.

— Очнулся, наконец, — сказал кто-то хриплым голосом.

Мне стоило бы вскочить и разобраться с незнакомцем, кто он, что ему от меня надо и что я здесь делаю, но сил не было совершенно.

«Поверни голову», — дал я себе команду.

Не получалось.

Пришлось повторить себе это еще несколько раз. Наконец мне все же удалось повернуть голову в сторону заговорившего.

Возле койки, на которой я лежал, на трехногом табурете сидел старик. Лицо черное от загара, обветренное и давно не бритое, спина сгорбленная, одет в черную засаленную куртку, которая с первого взгляда показалась мне телогрейкой советских времен, а в довершение образа — новые красные кроссовки с зелеными кислотными шнурками. У меня аж в голове прояснилось от подобного зрелища.

— Шузы не в масть, — пробормотал я, еле ворочая языком и не сводя глаз с чудовищной обуви.

— Ишь ты, — хмыкнул старик, — подобрал я себе директора модного дома.

Я попробовал усмехнуться, но не смог. Попытка отозвалась острой болью во всем теле, и всепоглощающая тьма снова сомкнулась над моей головой.

Следующее пробуждение было не менее болезненным, но более осмысленным.

Странный старик все еще сидел возле меня.

— Кто… ты? — выдавил я из себя. Почувствовал, как трескаются губы.

— Попей. — Старик вскочил с необычной для его возраста прытью и поднес к моим губам кружку все с той же отвратительной травяной настойкой.

Протестовать сил не было, и я послушно пил.

— Как себя чувствуешь? — спросил он.

Я не ответил, только повторил:

— Кто ты?

Мне хотелось узнать, что это за тип, и куда меня по его воле занесло. Что ж, по крайней мере, я не в могиле. Хоть один положительный момент.

— Меня зовут Федор Прохорович, — представился дед до того, как я успел что-либо еще спросить. — Я охранник кладбища.

Что-то стало проясняться. Теперь понятно. На краю кладбища стоял маленький домик, больше напоминающий сарайчик, и все знали, что там живет сумасшедший старик, возомнивший себя охранником мертвых душ. Однако буйным он не был, власти его не трогали, и жил этот странный любитель кладбищенской атмосферы в свое удовольствие.

— Здорово тебя отделали, — продолжал Федор Прохорович. — Что ж ты им такого сделал?

Ну вот, а вопросов нам как раз не надо.

— Неважно. — Попробовал встать, но ничего не вышло. В ответ на мое движение под ребрами резануло острой болью, и, задохнувшись, я снова рухнул на подушку. — Помогите мне встать, и я уйду и больше вас не побеспокою, — попросил, отдышавшись.

Старик крякнул.

— Вот еще. Я тебя не для того через все кладбище тащил, чтобы ты потом помер. Ты, парень, спи давай. А потом мы еще поболтаем, успеем.

— Не хочу… — Я закашлялся. — Болтать.

Старик сурово сдвинул брови.

— Спи, кому говорят! — Потушил свет и вышел из каморки.

Я остался один и был этому рад. Все болело, но больнее всего было внутри. Меня предали, пытались убить. Кто? Те, кому я доверял больше всего, в ком я не сомневался. И за что они так со мной? За то, что я якобы предал их. А я бы никогда…

Почувствовал, что по щекам бегут горячие слезы, но сил не было даже на то, чтобы поднять руку и вытереть их.

Глава 3

20 сентября

Когда тебя просят о чем-то, что является неимоверно сложным, всегда хочется отказать. А что делать, если больше помочь некому?

Три дня прошли на нервах. Больше ко мне никто не являлся, но от этого было не легче, потому что я все время ждал что обернусь и передо мной вновь предстанет та самая женщина в белом.

Бред. И я сам это понимал. Бояться надо тогда, когда на это действительно есть повод, а если трусить заранее и постоянно, можно просто свихнуться.

С другой стороны, может, мне все это привиделось, а кладбищенский сторож потом просто надо мной посмеялся, подыграл мальчику-шизофренику. Собственно, а почему бы и нет? Когда плохо себя чувствуешь, разное может померещиться.

На самом-то деле, я понимал, что такими рассуждениями всего лишь пытаюсь себя успокоить. Получалось не слишком хорошо. Может, у меня и есть склонность к сумасшествию, но пока еще я точно не псих, ну, небольшие психические отклонения есть, ясное дело (а у кого их нет?), но случай мой пока что всего лишь дремучий, а не клинический.

Таким образом, вся моя вера рушилась. Я никогда не верил в сверхъестественное, а тут — на тебе.

В конце концов я перестал себе врать и признал, что да, я действительно видел привидение и оно со мной разговаривало. Но я искренне надеялся, что этого больше не повторится. Ну захотелось призраку поболтать, ну и шут с ним. Наверное, сообразил, что я человек неразговорчивый, вот и оставили меня в покое.

Итак, через три дня, то есть ровно через неделю после моего избиения, я встал на ноги. Настойка Федора Прохоровича сделала за короткий срок то, что не всегда могут сделать опытные врачи. Хотя где в нашем городе такие доктора найдутся? Если бы я попал к ним в руки, то уж точно, выполнил предназначение — не выполнил, уже захоронили бы, без всякого сомнения.

Мой порез тоже меня почти не беспокоил, ну, не зажил еще, естественно, но, по крайней мере, давал о себе знать только при резких движениях, неровный шов чесался.

Итак, я решил, что пора уходить. Бедному старику нелегко и себя прокормить, еще я как снег на голову свалился. Нет, слишком долго тут задерживаться однозначно было нельзя.

Вот только куда идти? Назад в город? И что, интересно, сделает со мной моя банда, когда увидит, что я жив-здоров? Опять попытаются прикончить? Скорее всего. И что тогда делать? Прибить кого-нибудь из них, чтобы доказать, что я тоже не лыком шит? Я честно несколько минут раздумывал над этим вариантом, но так ни к чему и не пришел, потому что мараться об этих парней мне уж точно не хотелось. Тем более, справлюсь с одним, остальные, как пить дать, сдадут меня нашей бравой полиции. Хотя в прошлый раз они превосходно справились своими силами.

Что же тогда?

В любом случае новоявленная банда Сазана умом не блещет, как пить дать, они долго с нашим бизнесом не продержатся и наверняка попадутся. Вот и пусть потом на небо в клеточку любуются, а я на мягком диванчике полежу. Где б только этот самый диванчик раздобыть? И как долго ждать, пока схватят этих идиотов, ведь нельзя упускать из вида тот факт, что дуракам частенько везет.

Я подумал еще немного и понял, что выбора у меня сейчас нет: ни в городе, ни в школе мне в ближайшее время показываться не стоит. И я решил поступить в соответствии с тем планом, который у меня был изначально — поехать к моей обожаемой бабуле, побыть у нее с месяц, подумать о жизни, а потом… Ну что потом? Потом страсти в любом случае поулягутся, поживем-увидим, сориентируюсь по ситуации. Мне все-таки надо школу окончить, подумаешь, месяц-два пропущу, если что за меня Бендин вступится, и никто меня не выгонит.

Приняв такое решение, я собрал свои вещи и приготовился уходить. Федора Прохоровича не было дома. По правде говоря, прожив здесь неделю, я так и не знал, куда же старик уходил на целый день.

Ждать Прохоровича мне не хотелось, потому что возвращался он вечером, а шляться по улицам в темноте после свидания с призраком у меня желания не было. Я порылся в своем рюкзаке и вытащил деньги. Благо, уходя из дома, я забрал все свои сбережения, и скажу без ложной скромности, их было немало. Эти «сазанята», как я окрестил новоиспеченную банду, даже не додумались обыскать мои вещи.

Я подумал еще немного, вытащил толстую пачку купюр и положил на стол. В домик охранника кладбища никто не заходил, и я мог не бояться, что деньги украдут. Может, конечно, Прохорович и обидится, но деньги ему нужны, а они у меня есть, и я был ему искренне благодарен.

Еще я выудил из рюкзака ручку и написал на бумажке: «Спасибо! И прощайте. Рома». Что ж, на новые кроссовки старику хватит. Даже если он их решит из Италии заказать.

И со спокойной совестью я покинул дом старого отшельника. Кладбище, слава богу, было пусто, и я спокойно ушел. Как бы я ни был благодарен старику за то, что он меня выходил, убраться из этого мрачного места мне хотелось. Подальше. Чтобы не видеть никаких могил и призраков.

В воздухе висела морось, но даже она была мне в радость после недельного заточения. И я легко пошел по дороге, дыша полной грудью. Вот она — свобода!

Как ни странно, настроение было хорошее. На вокзале я купил билет на электричку и сел в вагон. Трехчасовая поездка по железной дороге — то, что мне как раз было нужно. Можно было, конечно, поехать на автобусе, но автовокзал находился как раз возле нашей школы, а мне не хотелось, чтобы меня кто-нибудь заметил. К тому же я уже целый год не ездил на электричке, поэтому над способом передвижения не особо задумывался.

Глава 4

Новые люди то и дело появляются в нашей жизни. Иногда очередные знакомства ничего не значат, а иногда они бывают судьбоносными…

Я думал, отдохну в деревне, подышу свежим воздухом, подумаю, как жить дальше… Ага, как же. Отдохнул, «фиг вам» называется. Никакого отдыха и никакого времени на раздумья: приехал, увидел привидение бабули и отправился в обратный путь, но уже не один, а со своим ангелом-хранителем, который не отставал от меня ни на шаг.

За пару часов общения с Жанной я перестал воспринимать ее как что-то, не принадлежащее этому миру. Жанна и Жанна, женщина как женщина, приятная, общительная, только чуть-чуть прозрачная и невидимая для других, но это все мелочи.

В электричке Жанна милостиво от меня отстала, и я снова проспал всю дорогу. В принципе, спать мне не хотелось, но я решил, что так лучше, потому что иначе стал бы обдумывать все, что со мной произошло, и точно бы свихнулся. А потому заставил себя уснуть. Жанна, как ни странно, спорить не стала, но исчезать не собиралась и сказала, что будет охранять мой сон.

И вот я снова оказался в городе, из которого только сегодня сбежал. Вот уж точно говорят: хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

День выдался теплым и солнечным, хоть в чем-то повезло.

Я глубоко вдохнул полной грудью, мысленно послал всех к черту и вышел из вагона. Жанна полетела за мной.

— Ну и где искать твоего Березина? — спросил я Жанну, когда мы отошли от железнодорожного вокзала.

Мне вообще слабо представлялось, как я заявлюсь к незнакомому человеку и попытаюсь ему объяснить, что происходит. Более того, как я заставлю его мне поверить? Я ведь и сам еще не до конца поверил, что все это реальность, а не мой дурной затянувшийся сон.

— Он работает в магазине компьютерной техники в центре города, — голос Жанны вернул меня на землю. — Сегодня у него как раз рабочий день, так что нам повезло.

Я скривился, повезло — как же. Можно подумать, здесь могут быть какие-то совпадения, она ведь наверняка изначально прекрасно знала, когда тот работает, а когда нет. Да и в чем везение, как будто бы в шумном, полном людей магазине нам будет проще поговорить?

— И как же я, хотелось бы знать, с ним заговорю? — саркастически поинтересовался я. — Можно подумать, он поверит какому-то мальчишке бандитского вида, который вдруг подойдет к нему и начнет втирать про ангелов, привидений и проклятия.

— Поверит, — заверила Жанна, — куда он денется? Приведем несколько фактов из его биографии, о которых никто не знает, и поверит. Можешь не сомневаться, я достаточно хорошо изучила его досье.

Ну и ну, во дают. Все ад и рай какими-то волшебными представляют, а у них там досье, документы — бюрократы.

— Что же, у вас там досье на каждого имеются?

— Конечно. На всех. И на тебя. Каждый твой шаг записан, каждое твое действие.

— И ты досконально знаешь всю мою жизнь? — не поверил я. — Я сам все события не упомню.

Жанна снисходительно улыбнулась.

— Ты человек.

Ха! И этим все сказано. Мол, если человек, то молчи себе в тряпочку. Тогда опять-таки вопрос: раз я человек, то какие ко мне претензии? Глупый слабый человечек. Так и прекрасно, так и оставьте меня в покое.

— И что же ты про меня знаешь? — не унимался я. Честно говоря, мне стало обидно: про меня, значит, они все знают, а я ничего и ни о чем, что здесь творится. — Ну докажи мне, тогда я не буду сомневаться, что и Березин поверит.

Жанна посмотрела на меня, как на несмышленыша, но все же уступила.

— Как хочешь. — Она равнодушно пожала плечами. — Из личной жизни пойдет?

— Валяй.

— Хорошо. Первая любовь — во втором классе, Таня Воробьева. Ни одному другу не обмолвился и ей тем более. — Тут мой ангел хихикнул. — Молча страдал.

Я надулся. Потом вспомнил Таню, рыжую веснушчатую девочку, вылитую Пеппи - Длинный Чулок, из-за которой я ночами не спал, и самому смешно стало.

— Убедила? — Жанна беспардонно прервала мои воспоминания.

— Почти, — из вредности не сдавался я, надо же было скоротать время до автобусной остановки.

— Хорошо. — Жанна, кажется, тоже уже вошла в азарт доказать мне, что я «всего лишь человек», а она знает все. — Первый поцелуй — в двенадцать. Оля Кораблева. Первый сексуальный опыт — в четырнадцать, никаких светлых чувств, чистый интерес…

— Верю, верю! — прервал я ее излияния, а то сейчас начнет конкретизировать. Я вообще по натуре человек скрытный и обсуждать свою личную жизнь мне ни с кем не хотелось, даже со своим личным ангелом-хранителем.

— То-то же. — Жанна осталась довольна собой. — Вот так и Березину докажешь, я подскажу, что говорить. Поверит, как миленький.

Я поежился на ветру, хотя было совсем не холодно.

— Надеюсь. — И заскочил в подкативший автобус.

Жанна последовала за мной.

В транспорте пришлось удержаться от дальнейших вопросов, потому что навряд ли люди нормально отреагировали бы, начни я болтать сам с собой, ведь Жанну они не видели. Как оказалось, призраки и ангелы показывались только по своему желанию, это мне Жанна уже успела объяснить.

Глава 5

21 сентября

И почему, когда в голову приходят совершенно дурацкие идеи, они всегда кажутся гениальными? Всем же известно: кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая. Так почему же мы вечно идем зигзагами?

Я снова не выспался — мой неугомонный ангел не дал. Жанна в течение пятнадцати минут стояла надо мной и изображала будильник своим нытьем.

— Как не стыдно дрыхнуть, когда на нем такая ответственность? — гудела она над ухом. — Утро за окном, а он спит как убитый. Вставай! Вставай, кому говорят!

Я попытался спрятаться под подушку, но толку от этого было мало. Из Жанны получился бы прекрасный террорист-запугиватель. Во всяком случае, садистом она была превосходным.

— Дремучий случай! — взвыл я и выбрался из постели. — Ну встал я, встал. Не зуди!

Жанна тут же расцвела и как ни в чем не бывало пропела:

— Доброе утро, Ромочка.

— Да иди ты, — отмахнулся я и потопал в ванную, надеясь хотя бы под холодным душем проснуться. Слава богу, в ванную, ангел не полетел. Обалдеть: десять минут свободы и спокойствия.

Через полчаса мы уже были на улице. Сегодня было прохладно, небо покрыли тучи, а в воздухе висела противная влажность. Холодно по-осеннему. Вот сейчас получу воспаление легких и умру, будут тогда знать, когда эксплуатировать будет некого.

Впрочем, оказалось, что Жанна не зря вытащила меня из постели, потому что очень скоро я увидел Диму. Угадайте где? Да-да, именно там. Наш герой преспокойным шагом топал к себе на работу, что-то насвистывая и улыбаясь прохожим.

— Чего это он такой довольный? — не понял я. — Головой, что ли, стукнулся, когда из подъезда выходил?

— Будто сам не понял, — хмыкнула Жанна. — Он решил, что все это ему приснилось. Вот он и радуется, думает, пойдет на работу, и все будет как раньше — тихо и спокойно. Он ведь уже привык, что время от времени к нему являются призраки, а вот наше вчерашнее появление выбило его из колеи.

— Меня уже давно оттуда выбило, — прошипел я сквозь зубы и бросился наперерез Березину. Нет уж, он от меня так легко не отделается, это уже дело принципа.

— Ало, гараж! — окликнул я его. — Куда это мы так бодренько бежим?

Этой фразы хватило. Березин встал как вкопанный. Глаза у него стали как два тазика.

— Сюрприз! — помахал я ему рукой с нахальной улыбкой. Эта история уже стала порядком меня нервировать, а когда я нервничаю, то хамлю. И сегодня я нервничал. — Здравствуйте, Дмитрий, не ожидали? А вы не звали, а мы пришли.

— Мы? — прошептал Дима побелевшими губами.

— Мы, — твердо повторил я.

— Чего вам от меня надо? — жалобно спросил Березин и даже отступил на шаг.

Он отступил, а я подошел ближе.

— Кажется, я еще вчера тебе сказал обо всем, что мне от тебя надо.

— Я думал… — начал было Березин и осекся. Кажется, наконец-то понял, что я не видение, порожденное его больным воображением, а мое присутствие — жестокая реальность.

Он молчал, глядя на меня, как жертва на палача. Жанна благоразумно не показывалась, оставаясь видимой лишь для меня. Так прошло минуты две. Никто не проронил ни слова, никто не сдвинулся с места. Мы так и стояли возле магазина, сверля друг друга глазами.

Я не хотел начинать первым, хотелось, чтобы Дима хоть на что-то решился, но он стоял с видом столетнего дуба, которого не удастся выкорчевать даже бульдозером.

— Ну что будем делать? — не выдержав, поинтересовался я каменным голосом. Ну и что, что он мне в отцы годится, что-то сегодня на вежливость меня определенно не тянуло.

— Я не могу не прийти на работу, — выдал он ну совершенно абсурдное в данной ситуации заявление. — Меня уволят.

Тоже мне проблема. Я вот уже неделю в школе не был. Так это моя забота, и я ее ни на кого не взваливаю. Вообще, считаю, что свои проблемы — это только твои личные заботы, и непорядочно их на валить на кого бы то ни было. Со своими проблемами я разберусь как-нибудь потом.

— По-моему, снять проклятие несколько важнее твоей работы. Твоя мать все это напорола, заметь, не моя.

Дима опустил глаза.

— Да знаю я.

— Тогда пошли. — Я бесцеремонно схватил его за рукав и потащил подальше от «Электроники», чтобы его не заметили и не окликнули ни коллеги, ни начальство. Мы и так довольно долго простояли на крыльце, как два столба.

Я плохо себе представлял наши дальнейшие действия, точнее, я совершенно их не представлял. С чего начать, если начать не с чего?

Что ж, я решил, что в любом случае нужно решать проблемы последовательно. Проблема номер один на сегодня: поймать Березина. Статус задачи: выполнено. Теперь нужно подумать, что делать дальше.

И я потащил Диму в тот самый парк, где мы сидели вчера.

«Главное — придумать, с чего начать, — повторял я себе. — Зацепиться за что-нибудь, а потом потянуть за веревочку».

— Я правда ничего не знаю о проклятии, — сказал Березин, как только я усадил его на ту самую скамейку, на которой мы сидели прошлым вечером. — Я и подумать не мог, что моя мама могла проклясть кого-либо. Она так любила меня…