Сергей Чекмаев
ДРАКОНЬЕР
Не то, чтобы Гвор был рыцарем. По крайней мере, никто никогда не бил его прямым клинком по плечу, произнося слова Посвящения. Если так и было, то только в мечтах, ну может, еще в пьяной болтовне. Дабы охали погромче селянские девки, да стискивали от зависти зубы собутыльники. Но здесь, в разоренном Алваре, где каждый пастух, более или менее сноровисто управляющийся с пикой, считался воином, ветеран Вековой войны, переживший Битву Семи Народов и осаду Кимхара, кондотьер знаменитых "черных ландскнехтов" сойдет за настоящего носителя Золотых Шпор.
Поэтому когда на дорогу выскочил герольд в линялом салатово-розовом гамбизоне и совершенно немузыкально трижды протрубил в свой рожок, Гвор лишь ухмыльнулся. Ну да, ну да, как можно забыть этот древний обычай! Сидит себе какой-нибудь местный аристократик в своем замке, тискает по углам дебелых служанок, изредка выезжает на охоту - хотя какая охота в этом краю! - ну еще попытает иногда пришлого колдуна. А если скука совсем уж заела прикажет притащить ведьмочку для костра. И все. Поговорить не с кем, соседи кругом - королевские фохты, жалованные земельным наделом да парой деревенек. Грамоте не обучены, чего с ними обсуждать - виды на урожай? Скотьи болезни и качество навоза? Вот и завели аристократишки себе развлечение: высылают герольдов на все большие тракты да перевозы - пусть зазывают гостей на обед к графу или барону такому-то. Рыцарей странствующих, что полмира повидали, а не будет таковых - и алхимик-малефициус сойдет. У того тоже много чего занятного найдется порассказать. Отказываться нельзя. Во-первых - неучтиво, а во-вторых, всякие захолустные прыщи с титулами мнят себя крутым начальством, могут и обидеться. Характер у некоторых - не дай Предвечный! Заклинит в голове, и прикажет граф-барон дружине: догнать, схватить, заточить в каменный мешок и там сгноить за ненадобностью! Доказывай потом, что ты не то имел в виду.
А герольд тем временем вовсю заливался соловьем:
- Мой повелитель приглашает благороднорожденного и приятнозримого путника разделить с ним скромную трапезу!
Так, не стал герольд вколачивать в землю несчастного путника титулами своего прыща. Значит либо совсем незнатный у него господин, либо, наоборот, считает, что цвета его всякому в округе известны. Ну-ну...
- Что же, звонкоголосый посланник, воистину желудки наши пусты, а ум требует беседы. Благодарю твоего господина и с радостью принимаю приглашение.
Герольд зыркнул как-то странно, но сказал лишь:
- Прошу следовать за мной, благороднорожденный.
Нет, подумал Гвор, он и вправду принимает меня за настоящего рыцаря! В первый раз назвал благороднорожденным для красного словца, ладно, понять можно, но два раза подряд уж слишком. Впрочем, ничего такого уж загадочного в этом нет. Панцирь с черным оплечьем, боевой конь, привычный к литому нагруднику - любому пахарю видно, что передние ноги высоко не поднимает, армигер всамделешний сзади семенит, держась за стремя, - ну чем не рыцарь!
С Прямого тракта свернули на хорошую мощеную камнем дорогу. У посланника лошадь была - кляча клячей, еще полгода и пора на скотобойню, но он, похоже, привык. Да, не шибко богатая земля. Чтобы не ставить герольда в неудобное положение, не обогнать невзначай, Гвор то и дело сдерживал Седого поводьями. Шипастые подковы звонко высекали искры из старых булыжников.
Ехали молча. Герольд, видно, не мог заставить себя первым заговорить с рыцарем, Гвору же говорить не хотелось, и он молчал. Слышалось лишь тяжелое дыхание оруженосца. Ничего, Рамай, крепись, скоро приедем - отдохнешь впрок.
Наконец из-за ближайшего холма неровными зубами поднялись сторожевые башни замка. Гвор опасался худшего и был приятно удивлен - несмотря на явные признаки обветшания, стены выглядели крепкими, а сам замок - весьма и весьма... Да...
Потом Гвор увидел щит над въездными воротами и опешил. Во как! Черный гриф, когтящий добычу на красно-зеленом поле! Да это же маркграф Бассет, князь марки! Что же это он так обездолел-то, а?
Знамя с грифом Гвору довелось видеть при штурме Лахоской цитадели. Тогда король бросил "черных" ландскнехтов на стены, пообещав тем, кто останется в живых, город на один день и одну ночь. "Черные" резались как демоны, не считая убитых, и когда северная стена была занята, когда рухнул подрубленный мечом золотистый стяг Лахоса, король приказал князьям марки довершить дело. Гвор с дюжиной выживших ландскнехтов стоял, устало опустив меч, и смотрел, как сплошное море княжьей панцирной пехоты захлестывает последних защитников.
Ворота остались позади, проехали и переднюю стену, а Гвор все не переставал удивляться странному запустению и даже какой-то бедности. И это замок князя марки! Да стены крепки, но местами требуют ремонта. Стражники, стоящие у подъемного механизма, взяли на караул, как положено, но Гвор наметанным глазом разглядел поизносившиеся котты с выцветшим шитьем. Тот же черный гриф, конечно, но бледный какой-то. Люди выглядят усталыми, лица осунулись.
Спаси-защити, Предвечный! Гвор едва удержался от восклицания вслух. Вот почему я герольда-то не опознал. Гамбизон у него такой застиранный, что зеленый цвет стал салатовым, а красный - бледно-розовым! У стражи те же цвета, кольчужные безрукавки местами покрыты ржавым налетом, оружие местное, самокованое, никаких богросских клинков, никаких трофейных, тех же лахоских алебард, а ведь каких-то полтора года назад маркграф Бассет взял на Севере неплохую добычу. Гм... Есть над чем подумать.
С поклоном подбежал низенький толстячок, ливрейный слуга:
- Мой господин, спрашивает тебя, о благороднорожденный, окажешь ли ты ему честь поприветствовать его или предпочтешь сначала отдохнуть с дороги?
Гвор спешился, закинул поводья, кивнул армигеру - проследи, и только потом ответил:
- Хороший воин приветствует союзника, не дожидаясь рассвета. (Во загнул! Это из старого Кодекса, пусть знают с кем дело имеют...) Веди меня, честный прислужник.
Лестницы, длинные коридоры, едва освещенные коптящими факелами, полутемные залы... Далековато забрался маркграф. Гвор шагал неутомимо, а вот толстячок запыхался, дышал громко, со свистом. Наконец подошли к высоченной двухстворчатой двери с медным узорочьем. Оковка изъедена зеленью, старое тутовое дерево потемнело от времени. По бокам застыли даже глазом не моргнут - глыбообразные стражники. Ну, хоть у этих с оружием и доспехами порядок.
Хрипло дыша, ливрейный почтительно осведомился:
- Как прикажете доложить о себе, благороднорожденный?
- Хм... Твой хозяин помнит меня как черного кондотьера Гвора из Керкелеса. Так и доложи, только не зови больше благороднорожденным, хорошо?
Толстячок изменился в лице. Интересно, каких баек о "черных" ландскнехтах он уже успел наслушаться? Однако в голосе его страха почти не было:
- Понял, господин.
И споро юркнул за дверь. С минуту ничего не было слышно, потом досадливое восклицание и усталый голос: "Зови, чего уж теперь!"
- Кондотьер "черных" ландскнехтов, Гвор из Керкелеса!
Дверь распахнулась, и все тот же толстячок сделал приглашающий жест.
Маркграф Бассет сильно сдал с тех пор, как Гвор видел его в последний раз. Лицо князя марки избороздили морщины, волосы еще больше серебрились. Когда он встал, приветствуя гостя, стало заметно, что и тело уже с трудом повинуется хозяину.
Гвор, прекрасно сознавая разницу в ранге и возрасте, поклонился первым.
- Приветствую тебя, прекраснозримый и победнославный маркграф! Прими два моих поклона - как повелитель западной марки Алвара и как верный соратник!
Да-а-а... Трапеза маркграфа могла бы показаться насмешкой, если бы он не сидел с Гвором за одним столом и не ел то же самое. Конечно, луженый желудок кондотьера перемалывал, бывало, и не такое, в походах не до разносолов, но... Чтобы князь марки довольствовался жестким мясом дикого муфлона! А где же нежнейшее мясо молодой телочки из тучнейших стад? А это разве хлеб? Наполовину из ржаного семени! Слов нет, Гвору сойдет и такой, но, насколько он знал, аристократским зубкам не по нраву ничто кроме свежайшего пшеничного каравая. Да за один такой хлеб маркграф давно должен был повесить своего повара!
От глаз кондотьера не укрылось и то, с какой осторожностью катили слуги бочонок темного рислинга с Островов. Такое винцо в замке хранилось, похоже, только для гостей.
После положенных по этикету здравиц и тостов, маркграф немного расслабился: черты лица будто разгладились, на минуту с плеч спал груз забот. Бассет и Гвор уговорили еще кувшин, языки развязались, маркграфа понесло на воспоминания. Гвор поддакивал, в нужных местах восторгался или ужасался, кивал. На третьем кувшине, Бассет услал застольного прислужника, подливал гостю и себе сам.
- Видишь сам, славный кондотьер, в каком положении моя марка.
Так. Гвор напрягся, мгновенно трезвея. Похоже, добрались до сути.
- Ты благороден душой, смелый Гвор, хоть и не рожден благородным. Любой из моих соседей, доведись им оказаться сегодня за этим столом, возмутился бы на мое нищее застолье. Не знаю, как маркграф Ливен, он мудр не по годам, но этот молодой волчонок, Сажерга, точно начал бы бросаться перчатками, вызывая меня на поединок. Всерьез решил бы, небось, что я вознамерился оскорбить его пищей простолюдинов.
- По происхождению я не достоин сидеть за одним столом с тобой, князь. И если бы ты решил указать мне на мое место - ты бы не преломил со мной хлеб, а просто наказал слуге: покорми, любезный, заезжего кондотьера. Значит причина в другом.
Маркграф ожидал продолжения, но Гвор молчал.
- Спасибо, что не требуешь с меня объяснений. Это тоже благородно. Слушай же. Моя марка под властью дракона.
Гвор кивнул. Воин воину врать не будет. И пусть последнего дракона убил в Сумеречье Марлетт-островитянин двенадцать лет назад, это не значит, что чешуйчатых тварей больше не осталось.
- Уже полгода, как он облюбовал пещеру на западном склоне Шатрового пика. Спалил две деревни, потом пожег поля, уничтожил урожай. Деревенские старосты прибежали ко мне: спаси, защити, век не забудем! Я дважды ходил на него. В первый раз погибло четверо моих людей, я сам еле спасся. Во второй раз...
Маркграф издал неопределенный звук, помотал головой, потом схватил кувшин, налил себе еще, залпом выпил.
- Во второй раз погиб мой сын. Дракон рассвирепел, на следующий день прилетел к замку и принялся палить башни. Мы потеряли еще троих. Катапультой удалось подранить ему крыло, но в итоге сгорела и она. Тогда мы заключили договор. Видит Предвечный, мне больше ничего не оставалось... А теперь думаю, прав ли я был тогда? Ты видишь - мы едим только мясо дичи, все остальное пожирает дракон. Каждый день я отправляю ему по корове, и от моих когда-то тучных стад не осталось почти ничего. Мы едим ржаной хлеб, рожь неприхотлива, вырастает и без присмотра, а пшеничные поля крестьяне боятся возделывать. Дракон-то иногда вылетает поохотиться. И это не все. По договору мы должны дракону тысячу золотых каждый год! Мне даже не на что подновить стены! Ты заметил верно, ну, конечно, заметил, глаз-то у тебя солдатский, чем вооружены воины на воротах? У меня, маркграфа, князя марки, нет денег, чтобы купить хорошую богросскую сталь! Эта проклятая тварь взяла меня за горло! Я даже вынужден был продать все лахоские трофеи!
Предвечный, подумал Гвор, а я-то считал, что запад Алвара выглядит таким разоренным из-за недавно закончившейся Вековой войны. Стало быть, тут еще и такая напасть.
Вслух Гвор произнес:
- Король...
Это было явно зря. Маркграф взвился, будто ему наступили на больную мозоль:
- Что Король?! Я трижды писал в Новую Столицу, трижды. Я переступил через себя, просил помощи, а в последний раз - когда стало ясно, что ни одного воина из столицы я не получу - в последний раз я просил выслать копии драконоборских свитков из королевской библиотеки! Знаешь, что мне ответил Его Величество?! Чтобы я понапрасну не разводил панику и научился справляться с мелкими проблемами сам. Иначе, мол, ему придется подумать о моей замене!
Бассет умолк, снова схватившись за кружку. Два богатырских глотка и он снова продолжил:
- А тут еще принцесса на мою голову!
- Принцесса?
- Ну да, принцесса Линая, королевская племянница. Ей вздумалось путешествовать! Знаешь, наверно, принцесса увлекается древними свитками, собирает по старым замкам, по монастырям. Король ей во всем потакает. Прискакал утром человек из ее свиты, привез приказ - выделить эскорт и проводника. Принцессе приспичило заглянуть в монастырь Древневеров, будет искать там свои истлевшие бумажки. Я, конечно, дам десяток дружины, да что толку. От монастыря до Шатрового пика - каких-нибудь три сотни перестрелов. Если дракон заметит...
Наутро голова Гвора нещадно трещала. Вчера они с Бассетом уговорили таки на пару полбочонка, вспомнили самые слезливые наемничьи песни, маркграф велел было кликнуть менестреля - записать, но силы его оставили, и Гвор, сдав Бассета постельничему с рук на руки, почти без посторонней помощи побрел в отведенную ему комнату.
В замке происходил какой-то переполох. Толстенная дубовая дверь хоть и глушила звуки, но окончательно отрезать комнату в тишину не могла. Гвор поднялся, мимоходом отметив ветхость постельного покрывала, умылся в огромной бадье, оставленной слугой еще вчера. Холодная вода взбодрила, Гвор окончательно проснулся. С минуту раздумывал, не позвать ли слугу, чтобы помог одеться, но потом решил - не самая важная птица, справлюсь и сам.
Дорогу к гостевой зале маркграфа Гвор нашел быстро, правда, не без помощи взъерошенного мальчишки-поваренка, пойманного за локоть в коридоре. Тот едва ли не бегом проводил "благороднорожденного господина" и умчался. Выглядел он несколько испуганным.
У дверей неподвижными изваяниями замерли стражники, давешние ли или другие какие-нибудь, Гвор не вспомнил. Однако пропустили его беспрепятственно. В зале за столом с наспех прибранными остатками вчерашнего пиршества подперев кулаком подбородок сидел маркграф. Он тихо, зато изобретательно ругался на двух языках. Рядом замер слуга с ошарашенным выражением лица. Заметив Гвора, маркграф вскочил на ноги (даже не пошатнулся после вчерашнего!), прокаркал приветственно:
- Доброе утро, славный Гвор! Если оно хотя бы для тебя действительно доброе...
- И ты, благороднорожденный маркграф, прими мой поклон. Как пребывает твоя жизненная сила? В здравии ли?
- Какое может быть здоровье с таких отвратных новостей! - заметив недоумение Гвора, Бассет хмыкнул: - Что до сих пор еще не один вонючий сплетник в этом замке не разболтал тебе все в самых мельчайших подробностях?! Собачьи дети! Впрочем, вижу, что нет! Пошел вон! - бросил маркграф слуге.
- Как я и думал, Гвор, как я и думал... Все одно к одному, в гроб его с присвистом! Эта головная боль, принцесса Линая, чтоб ее, приказала стать лагерем на ночь в монастыре Древневеров. Другого места, япона мать, не нашлось!
Гвор тяжело вздохнул - понятно, допрыгалась древнеискательница!
- Да-да, вижу, ты уже понял. Естественно, ночью их долбаный костер заметил возвращавшийся дракон и решил выяснить, что это тут за долбаная иллюминация. На часах стоял воин из свиты принцессы, полный обмылок... не разобрался, ядрена-матрена, что за летающий демон припожаловал, завопил от страха и давай гвоздить в раздолбайского дракона из своего раздолбайского арбалета. Был бы на страже кто из моих людей, они бы с драконом договорились, в крайнем случае, мать бы его за хвост, дали бы временный откуп. А так охреневшая тварь разметала этих дерьмовых охранников, двоих насмерть, еще трех покарябала сильно, подхватила принцессу, чтоб ей перевернулось, дыхнула огоньком, да и улетела. Принцессины вояки-долбари пока потушили палатки, наспех перевязали раненых, пока разобрались что к чему - полночи прошло. К утру двое недотраханных драконом уродов приковыляли за помощью. Что теперь делать - не знаю. У меня в замке тридцать человек всего. Все как нарочно, ядри все лесом! Основные силы, йокарный морковь, в Ламоне, гоняют контрабандистов. С кем на ящерицу эту, едрить ее в корень, идти? Надо же кого-то и в замке оставить. Не дай Предвечный, Сажерга-раздолбыш что-нибудь такое непотребное удумает, молодой он, горячий, зараза, может и воспользоваться ситуацией, чтоб его перекосило. Я послал, конечно, гонца в траханную Новую Столицу. И капитану Кимеру в Ламон, да хрена ли толку? Гонец будет там хорошо если завтра к утру, да и Кимер едва ли сможет собрать отряд быстро... А-а-а... - маркграф обреченно махнул рукой. - За два дня этот крылатый боров, едри его налево, принцессу точно либо на завтрак, либо на коврик употребит. А там, глядишь, королевские меченосцы, раздолбаи хреновы, подойдут. И спросят так ласково, мать их: а где племянница Короля, разэтакий благороднорожденный князь марки?
По правде говоря, Гвор раскусил причитания князя марки едва ли не с первых слов. Тому просто совершенно не хотелось жертвовать снова своими людьми. Проще уж действительно сообщить Королю: пропала, мол, принцесса, дракон ее унес. Я предупреждал, а она не послушала. Теперь в Новой Столице действительно зашевелятся, племянницу Король любил. Без наследника он теперь, двух сыновей на Вековой войне похоронил. Так что за принцессу меченосцы порвут любого на лоскуты. Как бы только не было поздно.
Гвор уже понял, что надо делать и, чего врать, испугался. Одно дело рубиться с щитоносной фалангой мессинцев, с лахосами, с варварами, но не с драконом же! А с другой стороны - за такие дела Король, глядишь, и впрямь рыцарем поименует, да и с маркграфа за избавление от дракона можно будет что-нибудь содрать. Эх, была, не была!
- Скажи, князь, а красива ли принцесса?
Обрадованный Бассет расщедрился на неплохую лошаденку для оруженосца и окованный бронзой деревянный щит (свой верный треугольный тарч Гвор оставил в замке, как таким от драконьего пламени обороняться - вмиг раскалится!). Людей в подмогу маркграф не дал, зато Гвору удалось разыскать в арсенальной комнате старый заряд "плывущего огня". С такими штуками Гвор познакомился у мессинцев, научился с ними сносно обращаться, потому находке был несказанно рад. Проверив фитиль, он остался доволен и взял эту огнеметную пакость с собой. Будет чем дракона удивить.
Пока собирались, пока княжий ловчий растолковывал, где и как на Шатровом пике искать драконью пещеру, подумать над своей глупостью времени у Гвора не было. Зато после того, как выехали из ворот, принялся вполголоса ныть армигер - что-то там о единственном кормильце в семье, престарелой матери и сестренке-несмышленице. Гвор на него прикрикнул, парень затих, зато завопил благим матом внутренний голос. Ну, зачем ты, бестолочь, за это взялся?! Жить стало скучно?! Марлеттом-островитянином себя вообразил, три раза тебя через корыто! Славы и рыцарского звания захотелось?! Ну-ну... Может смыться еще дальше на запад, пока не поздно?
Гвор изводил себя долго, пока Седой не вынес его из-за очередного поворота. Тут-то все мысли вылетели из головы. Перед ним раскинулось большое йоменское поселение. Бывшее. Дракон недавно славно погулял здесь. Вместо приземистых домин гнилыми зубьями торчали какие-то обугленные головешки, да закопченные камни порушенных очагов. По краю леса тянулись неопрятные пятна разрытой земли - похоже, выжившие йомены остерегаются отстраивать деревню и живут пока в землянках. Большую часть деревни занимало огромное кладбище, наполовину затопленное болотом. Часть могил даже не имела надгробий - просто бурые глиняные холмы, утоптанные ногами. Некоторые ямы и вовсе не были засыпаны и в них, окутанные блестящими тучами мух, гнили десятки человеческих тел. Среди могил, подволакивая перебитую ногу, бродил тощий старик в одной рваной закопченной рубахе. Завидев Гвора, он приковылял ближе, поводил перед лицом желтой ладонью, отгоняя мух, и просипел:
- Сынки... Помогите, сынки... Мне б только балку отодвинуть... Они живые там... Один не слажу...
Навстречу двум незнакомым всадникам из-за почерневших кустов выбежала маленькая, щуплая фигурка. Гвор пригляделся, и его аж замутило. Ребенок лет десяти, худой до того, что выпирают кости, босоногий, в грубой дерюжине. Не поймешь, девочка или мальчик. Но не это в первую секунду привлекло его внимание - лицо и шею ребенка покрывал страшный ожог, а половина соломенных волос отсутствовала начисто.
- Меня зовут Зила, - проговорил ребенок. - Вы не слушайте деда, он дурной. У него все сгорели во-о-н в том доме, а он все думает, что они живые и ходит, ходит, зовет... И днем и ночью ходит... Уже шесть дней прошло, а он все ходит... Благородный рыцарь, нет ли у тебя немного еды?
Из ближайшей землянки выскочила пожилая женщина, тоже худая донельзя и оттого казавшаяся сутулой и еще более старой.
- Прости, благороднорожденный рыцарь, мою дочь (Вот как! Дочь! Сколько же тебе самой тогда лет?), она еще маленькая, не понимает. Но нас порушил дракон, пожег поля и...
- Я знаю, - прервал ее Гвор, спрыгивая с коня. - Позови своих. Посмотрим, чем я смогу с вами поделиться.
- А чего же покойники лежат неубранные? - вдруг спросил оруженосец Рамай. Голос у него был хриплый.
Правильно, подумал Гвор, Рамай-то мой тоже с Запада, здесь вера в Предвечного сильна, как нигде, что ж они покойникам успокоения не дали, как Он заповедал?
- А дракон не велел убирать... Сказал, мол, захочется мертвечинкой закусить, так будет подспорье... А уберете, говорит, на их место сами ляжете, и дети ваши лягут. И могилы велел разрыть... А еще было, унес у нас дракон мельника и дочь его. А потом все слышали, как они кричат в скалах, да страшно так, криком предсмертным. Дракон-то с них кожу живыми сдирал. А дочке мельниковой и тринадцати зим еще не минуло...
Гвор невольно покосился на девочку и увидел, как та срывает с дерева жухлые листья и жует.
- И она вот будет когда-нибудь так же... кричать... - сказала старуха и зарыдала.
- Сынки! Милые! Помогите балку поднять... - шептал старик, шевеля черными губами.
Внутренний голос больше не возникал.
Когда все взрослое население деревни собралось на выжженной поляне, от глаз Гвора не укрылось, как опасливо крестьяне косятся на небо.
- Кто старостой у вас, селяне?
Повисло молчание. Потом голос из задних рядов нехотя прогудел:
- Нету старосты. Дракон убил.
* * * * *
Всю ночь Гвор пролежал за каменным уступом. Спасибо селянам, показали удобное место для засады - отсюда хорошо просматривалась пещера дракона. Принцессы видно не было, но Гвор мог поклясться, что пару раз до его ушей доносился женский плач. Сам же дракон за час до рассвета куда-то улетел, но довольно быстро вернулся, неся в пасти дохленькую коровенку со сломанной шеей, видно на обед. Шумно хлопая крыльями, он потоптался на каменной площадке перед входом в пещеру, потом сыто засопел, улегся на камни. Еще с минуту повозился, устраиваясь поудобнее, и заснул. Гвор подождал немного, потом тихо и аккуратно, молясь про себя, чтобы никакой упавший камешек не разбудил летающую ящерицу, спустился к подножью пика. Здесь его ждал дрожавший от страха армигер. Похоже, за прошедшую ночь парень не сомкнул глаз.
Гвор надел доспехи, не торопясь проверил крепость ремней, вспрыгнул на Седого. Боевой конь отдохнул за ночь, сейчас нетерпеливо гарцевал инстинктом чувствуя приближающуюся ярость боя. Гвор принял из рук оруженосца копье.
- Давай что ли, Рамай, простимся на всякий случай. Если я не вернусь скачи к маркграфу, доложи обо всем, а там - как хочешь. Деньги у тебя есть, не пропадешь. Возвращайся к мамке или поезжай в Новую Столицу... Смотри сам. Не будет больше злого Гвора за тебя думать.
Рамай всхлипнул, хотел поклониться, но совершенно неожиданно для Гвора и, наверное, для себя произнес:
- Не гони меня, господин Гвор. Я хочу с тобой. Я носил за тобой копье три года и, если тебе суждено умереть, то я тоже буду рядом.
- Нет, парень, - Гвор сначала думал рассмеяться, прогнать паренька грубой шуткой, но потом понял, что этим обидит Рамая. А в нем сегодня проснулась настоящая ДОБЛЕСТЬ. Не по приказу, а по зову сердца. - Нет, верный Рамай. Сегодня я поеду без тебя. Может статься через сколько-нибудь лет мне придется проезжать через твой родной город. И что я отвечу, когда столкнусь с твоей матерью, и она спросит меня: зачем ты повел моего сына на верную смерть, кондотьер Гвор?
Гвор поднимался по северной тропе - во-первых, из пещеры его не видно, а во-вторых, почти до самой вершины можно оставаться в седле, только раз на Чертовом мосту придется спешиться. Вообще Гвор долго решал: идти на дракона пешим или все же в седле? Слух у драконов, говорят, отменный, цоканье подков выдаст с головой. Пешим же можно подкрасться незаметно, только вот много ли навоюешь одним мечом-то? Правда, оставалась еще та мессинская штуковина... А с коня и атаковать удобнее, таранный удар копьем - штука такая, что даже железная драконья кожа не выдержит. В Седом сомневаться не приходилось - верный и отважный конь не испугается дракона, не подведет хозяина и не сбросит с седла.
Гвор решился. И сейчас копыта Седого, обернутые лоскутами из походного плаща, глухо бухали в шуршащую каменную крошку.
Вдруг, совершенно неожиданно, заставив Гвора осадить коня и поудобнее перехватить копье, из-за ближайшего каменного уступа выскочила толпа молодых парней и девиц. Одеты они были совершенно невообразимо, Гвор в первые секунды даже опешил. Камзоловые рубахи без рукавов, размалеванные изображениями невероятных животных (чаще всего повторялся медведь, но почему-то вместо головы у него был человеческий череп, увенчанный черными ушами), штаны в обтяжку и у тех, и у других, похожие на порты ремесленного люда, только необычного блекло-синего цвета. Некоторые юнцы щеголяли в белых балахонах от шеи до пят, напоминающих больше всего рясы бродячих проповедников Предвечного. И самое главное - везде, где только можно странная надпись на одном из варварских языков, которую Гвор перевел для себя как "Мирная Зелень" или "Зеленый Порядок".
Вот демоны! Сектанты что ли? А то и сатанопоклонники!
"Сектанты", будто повинуясь чьей-то команде, завопили кто во что горазд, поднялся невообразимый шум, Гвор не мог понять ни слова. Единственное, что он понял точно - незамеченным подкрасться к пещере дракона он уже не сможет.
Тут к нему подскочила румяная девчонка-подросток в балахоне с откинутым капюшоном, схватила поводья и закричала:
- Стой!
Гвор счел нужным успокоить Седого - боевой конь за такую фамильярность мог чего доброго эту сектантку и копытом приложить. Мало не покажется.
- Что тебе, прекраснозримая леди?
- И он еще спрашивает - что? - девушка с негодованием обернулась к своим товарищам, как бы приглашая разделить ее удивление. Те громко загалдели. - Как ты можешь!? Начитался всяких дурацких сказок и теперь решил жуткое чудовище извести, да!? Посмотрите на него: доспехи, копье, конь - вылитый рыцарь-герой, едет убивать дракона, искать себе славы! А тебе никогда не приходило в голову, что дракон тоже живой, что он хочет жить, как любое другое существо!!
Гвор потерял дар речи и, открыв рот, с удивлением слушал сумасшедшую. А та заливалась соловьем:
- Да! Живое! Су-ще-ство! А тебе и невдомек! А еще редкое, драконов, да будет тебе известно, почти не осталось, вот такие же горе-рыцари, как ты всех поубивали! Да вас таких убивать надо, еще в детстве, вам же на все наплевать, кроме славы Убийцы Дракона!! Да!! Ты - убийца, ты...
- Но... но, - ошеломленно смог выдавить из себя Гвор, - Дракон, он сам убивает людей. Всего в двадцати перестрелах отсюда есть деревня, там...
- Да ну?! А эти твои люди - что, сплошные ангелы? Не они ли охотятся в лесах, сетями перегораживают горные ручьи? Не они едят мясо только что убитых животных, с которого еще капает кровь?
- Жабы! - отчеканила гордо выступившая вперед рыжая девица. - Сколько жаб вы погубили, разъезжая на своих конягах по болотам! Сколько мышей подавили безжалостные тележные колеса!
- А птицы! - выкрикнули из толпы. - Сколько несчастных птиц бьется насмерть о флюгеры королевских башен!
- А может, кто другой, - продолжала румяная девчонка, - совсем даже не йомены из твоей любимой деревни выжгли огромную часть леса, чтобы на следующий год сеять там свои зерна? Чтобы вырастить их и тоже потом сожрать! Вот и дракон тоже хочет есть, и не людям запрещать ему делать это! Почему это только им можно!? Можно убивать ради еды и даже ради развлечения, а дракону, видите ли, нельзя! Чуть только он съел пару их драгоценных коровенок, они... они в крик: проклятый дракон!
Девчонка видно взвинтила себя до крайности, даже задохнулась от гнева на середине фразы. Она стукнула кулачком по колену Гвора. Если бы его спросили, он отсоветовал бы - шипованные поножи боевых доспехов не самое лучшее место для стучания кулаком. Ненормальная с криком боли отдернула руку, плюнула под копыта Седого и, с ненавистью глядя в забрало гворова шлема, прокричала:
- Убийца!! Драконьер!!
Ее сотоварищи, образовав тем временем живую цепь, перегородили тропу.
- Нет драконьерам!! Нет драконьерам!!
- Остановим варварский промысел!!
Да что они тут все, с ума посходили! Гвор тоже хотел плюнуть с досады - хорошо про шлем вовремя вспомнил. Можно ставить ржавую подкову против всех богатств Короля - от этого гама дракон проснулся и несется сейчас на всех парах сюда, дабы взглянуть, что происходит. Можно, конечно, пустить Седого на эту толпу недорослей, тут же разбегутся со страхом, а не разбегутся - что ж, парочка искалеченных товарищей надолго охладит их пыл. Но Гвор все никак не мог себя заставить - дети же почти, несмышленыши, кто красиво говорит, за тем и пойдут. Нанимаясь на службу, "черные ландскнехты" всегда оговаривали, что ни за какую плату не будут усмирять крестьянские бунты или ремесленные волнения. Они - воины. А воин прежде всего чтит Кодекс, пусть десятилетия Вековой войны и заставили многих забыть его заповеди.
Надо попробовать еще раз.
- Послушайте! Сейчас не до шуток! Там, в пещере дракона страдает от голода, холода и страха человек! Ни в чем неповинная девушка! Принцесса Линая! Дракон похитил ее, убив при этом двух человек, и держит в плену, она ждет помощи...
Девчонка снова перебила. Что за люди, никакого воспитания.
- А-я-я-яй... - издевательски протянула она, - какое горе! Бедная девочка! А когда человек из-под только что ощенившейся суки, выхватывает весь выводок, одного сажает на цепь в холодную конуру и кормит объедками со стола, а остальных топит за ненадобностью, ты что тоже со всех ног бежишь помогать?! Не-ет, это в порядке вещей! Людям можно заводить домашних животных, а драконам почему-то нет! Ему тоже одиноко, тоже хочется живую душу рядом, которую он будет любить. Страдает, говоришь? Это от непривычки. Холеная принцесска привыкла, чтоб вокруг нее суетились сто фрейлин, и от одного ее движения бровью все падали на колени. А с драконом так не выходит! Ничего - пообвыкнется, будет и в пещере жить, как в замке! Дракон будет ее кормить, играть, гулять с ней...
- Да вы что издеваетесь! - За время ее монолога Гвор медленно закипал и сейчас, наконец, ярость прорвалась наружу. - Принцесса в собачках у дракона! Да если Король про это прознает... я и полгроша не дам ни за дракона вашего любимого, ни за всех вас!
- А это мы еще посмотрим! - Вперед выступил звериного вида мускулистый парень со смуглой кожей. - Ты еще ничего не понял, благоглупый рыцарь? Ты же сам - кондотьер, наемник, все твои подвиги оплачены, и неплохо, небось, звонкой монетой. Значит, к деньгам приучен, понимать должен. Никакой дракон принцессу не похищал - на самом деле она ему нужна, как корове плавники. Просто мы упросили его пыхнуть огнем на лагерь, а под шумок, пока идиоты из охраны пытались воевать с драконом, умыкнули принцессу. Спросишь, зачем? Все те же деньги, рыцарь! Нашей организации не хватает того, что, истекая розовыми соплями, жертвуют всякие богатенькие дебилы. Расходы, знаешь ли, выросли.
Девчонка кивнула, нагло зыркнула на Гвора:
- Вот мы и подумали, что самый большой выкуп дадут за принцессу. Линая-то у Короля - единственная в жизни отрада.
Кондотьер скрипнул в ярости зубами, прорычал:
- Да и дракон так удачно подвернулся.
- Еще бы! Три года растили, он теперь как ручной. Чего скажем, то и делает. Тебя вот точно заживо спалит, договорено уже. У Бассета вряд ли еще желающие найдутся, когда твои обугленные железяки, полные костей, дракон сбросит у замковых ворот. Он Королю напишет, пусть, мол, Его Величество эту проблемку сам решает. Маркграф, конечно, после всего в своем замке не усидит, да он уже и не нужен. Нет у него больше ничего, и крестьяне в округе теперь не шибко богаты - здесь дракон себя уже исчерпал, разжиться нечем. Одна надежда на Короля и осталась. А этот примчится сюда - ежу понятно. Вот тогда и поторгуемся. Мы в сторонке постоим, а дракон, сжимая в зубах хрупкое девичье тело, - эти слова девчонка произнесла нарочито печально, на слове "девичье" сжала ладонями свою талию, - разберется с любящим дядюшкой, кто, кому и сколько должен... А деревня, сын Бассета, его люди, мельник с семьей... это так издержки, зато какой результат!
- Конечно, - добавил смуглолицый, - и Королю рейтинг поднимем. Встанет у пещеры, будет орать на всю округу: Дракон! Алле? Это дракон!? Слышите меня?! Народ будет в восторге - Его Величество и храбрость проявил, и отцовские чувства, и о подданных своих печется. Как думаешь, рыцарь?
Этого Гвор выдержать уже не мог. Он опустил копье, пришпорил Седого.
Некоторые люди похуже драконов. Некоторые благородные ЦЕЛИ только для того и поставлены, чтобы приумножить СРЕДСТВА.