Дорогой интриг

Глава 1

Я потянулась, открыла глаза и улыбнулась. Наступал прекрасный и значимый для меня день. И он был и вправду прекрасным, солнце, уже заглянувшее в мое окно, улыбалось в ответ. Сев на постели, я рассмеялась и повалилась назад, раскинув руки. Восхитительно! Всё-всё-всё сегодня восхитительно!!! И теплое солнечное утро, и шелест листьев за окном, и птичья трель, и даже шепот горничных за дверью опочивальни, ожидавших моего пробуждения. И пусть они уже услышали мой смех, но пока не войдут, потому что я не призвала их.

Перевернувшись на живот, я зарылась лицом в подушку и зажмурилась, что есть сил. Боги! Я ведь сегодня стала взрослой! И сегодня всё будет так, как я захочу, что бы ни случилась, это мой день. И я, опять перевернувшись на спину, рассмеялась, глядя в белый потолок с позолоченным орнаментом. Только так и не иначе, потому что я загадала свое самое главное желание, и оно непременно сбудется.

— Где моя дочь? — услышала я голос матушки. — Еще спит?! — ах, сколько недовольства было в ее восклицании, и я улыбнулась, уже предвещая в мыслях следующую фразу: — Несносное дитя! Как можно отлеживать бока в такой важный для всех нас день?! — Всё это она говорила, стремительно приближаясь к дверям опочивальни, и окончание было произнесено уже неподалеку от моей кровати. — Вставайте, дитя мое, немедленно пробудите свою совесть и вставайте с ней вместе, ибо без совести вы и дальше будете сводить меня с ума. Шанриз!

Но встретившись с моим взглядом и улыбкой, матушка снизила накал негодования и улыбнулась в ответ:

— Сколько вы еще будете терзать свою несчастную мать? — укоризненно вопросила она.

— Разве же вы несчастны, матушка? — спросила я в ответ. — Думаю, батюшка был бы сильно огорчен, узнав об этом.

Родительница всплеснула руками, а после, прижав одну ладонь тыльной стороной ко лбу, а второй накрыв грудь, произнесла:

— Вы совсем не жалеете своей матери, Шанни?

— Матушка, — я укоризненно покачала головой. — Я люблю вас.

— Тогда немедленно вставайте и прекратите дерзить! — воскликнула она и добавила: — Я сама не своя. Будто это меня сегодня представляют свету. Ах, — родительница опять прижала ко лбу тыльную сторону ладони и направилась к дверям: — Голова кругом. Еще столько предстоит сделать, а гости прибудут уже так скоро! Я жду вас, дитя мое, — закончила причитания матушка: — Не смейте заставлять меня нервничать!

И она ушла, но на опустевшее место тут же пришли горничные.

— Доброе утро, госпожа баронесса, — они дружно присели, приветствуя меня.

— Доброе утро, — ответила я.

Из своих комнат я выходила в легком домашнем платье и с косой, уложенной вокруг головы – наряжаться было еще рано. Это матушка безумствует, а я точно знаю, что гости появятся еще нескоро, и времени у меня предостаточно. И то, что батюшка сейчас сидит в столовой, спрятавшись за газетой от энергичной супруги, я тоже знала. И когда появилась на завтрак, господин барон не обманул моих ожиданий.

Отец сидел на своем месте, ожидая, когда его семейство соберется к столу, и читал утреннюю газету. В столовой находилась и наша дальняя родственница, взятая моими родителями на воспитание после того, как осталась сиротой. Она подняла на меня взгляд и укоризненно покачала головой. Амберли всегда была умницей и занудой, но я всё равно любила ее, как родную сестру. Разница в возрасте у нас была небольшой, чуть больше полугода, но юная баронесса Мадести-Доло оказалась гораздо серьезней и послушней меня. Хотя и у меня в голове не бродил ветер, потому что мне всегда было известно, чего я хочу, и как этого достичь. И сегодня я тоже это знала.

— Доброе утро, батюшка, — поклонилась я отцу. — Доброе утро, сестрица. Как вам почивалось? В добром ли здравии встретили новый день?

Барон сдвинул в сторону газету и улыбнулся мне:

— Здравствуй, дитя, — произнес он, и я, приблизившись, подставила лоб для поцелуя. Батюшка, соблюдя обязательный утренний ритуал, потрепал меня еще и по щеке: — С днем рождения тебя, малышка. Хотя какая ты малышка, когда сегодня наступила твоя пора зрелости? — Родитель коротко вздохнул: — И всё равно еще дитя.

Похоже, у батюшки приключилась меланхолия, потому что он не называл меня малышкой лет с пяти, да и на «ты» не обращался столько же.

— Я всегда буду вашим дитя, мой дорогой отец, — улыбнулась я. — Даже когда рожу вам внуков.

— О, — барон отмахнулся: — Изыди, ужасное видение. Я еще слишком молод, чтобы зваться дедом, — после хмыкнул и указал взглядом на мое место: — Ступайте, Шанриз, скоро ваша матушка ворвется в наше мирное уединение, и лучше нам встретить ее на положенных местах, иначе буря разразиться с ужасающей силой.

— Этот смерч нам не унять, — улыбнулась я и отошла к своему стулу, который уже успел отодвинуть лакей. Я кивнула ему и посмотрела на Амбер. — Ты грустишь?

— Немного, — ответила она с улыбкой. — На сегодня я лишаюсь своей подруги.

— Всего лишь половина дня.

— Но, — глаза Амбер озорно блеснули, — мне не придется думать о том, что скажет общество, и потому я буду наслаждаться всем, что приготовит наш замечательный повар. И съем две… нет, четыре вазочки с чудесными замороженными сливками, и обязательно штук пять пирожных.

— Какая ты гадкая, — в фальшивой обиде насупилась я. — Твой вечер будет вкусней моего. Скажу, чтобы тебе дали всего одно пирожное и две вазочки со сливками.

— Экая ты вредина, — ответила сестрица и, бросив на барона вороватый взгляд, показала мне язык. Я показала ей в ответ.

— Девицы на выданье, — хмыкнул батюшка, не позволив увериться, что наш спор и детская шалость остались незамеченными.

А потом открылась дверь, и в столовую вошла матушка. Она оглядела нас, прошла к своему месту на другом конце стола и, присев на отодвинутый стул, произнесла:

— Мой дорогой супруг, мы все в сборе. Не пора ли отложить газету и позаботиться о вашей семье?

Батюшка сложил газету, отдал ее шагнувшему к нему лакею и провозгласил:

Глава 2

Гости прибывали. Я не встретила ни одного – мне эта честь не полагалась. По правилам, которые предписывал этикет, дебютантка являлась перед гостями, когда все они будут в сборе, чтобы представить подросшую девицу всем разом, а заодно показать «товар» в самом выигрышном свете. Потому девушек пестовали не хуже солдат, обучая плавности походки, изяществу жестов, даже улыбке, с которой разряженная кукла должна была явиться перед великосветским обществом.

Одним только реверансом меня довели до белого каления. «Недостаточно низко, так вы выкажите свое высокомерие в отношении благородного собрания». «Слишком низко, вы не должны раболепствовать». «Никакого изящества, вы словно неотесанная деревенщина». «Что вы извиваетесь, словно рыба, вытащенная на берег?! Девица благородных кровей должна пленять взор каждым своим движением, но не вызывать недоумения». И это только эпитеты преподавателя по этикету и правилам хорошего тона. Матушка выражалась острей и беспощадней. Так что свой выход я возненавидела бы, если бы не одно обстоятельство, которое было для меня чрезвычайно важно, и меня волновало лишь то, чтобы всё произошло так, как задумано.

Прочих переживаний не было. Более того, вернувшись в свои комнаты после прогулки по парку, я прилегла, собираясь предаться праведному безделью и лености. Легкий ветерок шевелил занавеси, скользил по гостиной, где я обосновалась, ласкал кожу едва уловимыми прикосновениями. Шорох листвы за окном и негромкие голоса где-то рядом с особняком сплелись с ветром, и веки мои сомкнулись – я задремала.

Матушка всегда поражалась тому, что я остаюсь спокойной там, где она и Амбер были полны эмоций. Однако это было чертой моего характера – я волновалась, пока передо мной была неизвестность, но обретя цель, я успокаивалась и просто готовилась к тому, что мне предстояло. И пока сестрица прохаживалась по комнатам, нервно потирая руки, я могла, сидя на подоконнике, болтать ногами и грызть яблоко, просто ожидая событие, которое должно было неотвратимо состояться.

Да и к чему переживания о том, что займет всего несколько минут? Появиться перед гостями, присесть в реверансе, скромно потупив взор и с чуть рассеянной, но милой улыбкой на устах. А после гости будут развлекаться, а я бродить между ними с отцом, который будет представлять мне собравшихся. Снова в центре внимания я должна оказаться во время бала, потому что честь первого танца принадлежит мне. И будет он с батюшкой, ну а дальше мне подадут список кавалеров, пожелавших пригласить меня в последующих танцах. В общем-то, и всё.

Главной целью было показать, как я веду себя, умение танцевать и поддерживать беседу. Очаровать и покорить, чтобы была возможность выбора в будущем среди великосветских холостяков. Меня всё это не волновало. Я умела танцевать, умела вести разговор и красиво смеяться там, где это было нужно. Реверанс был отработан до такой степени, что я посреди ночи смогла бы присесть, как должно, и улыбнуться также. Потому и причин для волнения у меня не было.

— Шанни! — увидев меня на кушетке, возопила матушка, испортив приятный сон. — Как?! Как такое возможно?! Вы спите! И это вместо того, чтобы еще сто раз повторить ваши действия! Как вам не совестно, дитя мое?!

Покривившись, я посмотрела на родительницу с укоризной.

— К чему столько восклицаний, дорогая матушка? — спросила я, потерев глаза, и села. — Времени предостаточно, моя роль не просто отскакивает от зубов, она набила оскомину. И можете мне поверить, я отыграю ее так, что вам не придется за меня стыдиться. Обещаю.

— Вы еще попросите меня оставить вас! — вновь возмутилась госпожа баронесса. — Немедленно поднимайтесь, несносное дитя, и повторите перед зеркалом всё, что вам предстоит сделать. Сейчас же! — Она прошла к креслу, уселась в него и, накрыв подлокотника ладонями, сообщила: — Я буду оценивать ваши старания.

Я отвела взгляд в сторону, вздохнула, а затем, снова посмотрев на нее, ответила:

— Нет.

Баронесса недоверчиво моргнула, после подалась вперед и переспросила:

— Что вы сказали?

— Я сказала – нет, матушка, — сказала я и изобразила ту самую рассеянно-милую улыбку, чуть приоткрыв губы «дабы не напоминала оскал и не выглядела натянутой». Матушка откинулась на спинку кресла, приложив ко лбу правую ладонь тыльной стороной, левую прижала к груди и уже приготовилась к страданиям, но я поспешила продолжить: — Матушка, простите меня за то, что отказалась подчиниться, но неужто вы хотите, чтобы перед гостями я появилась измученная бесконечными повторениями, на трясущихся от напряжения и усталости ногах, да еще и с головной болью? Конечно, рядом магистр Элькос, но всё это не улучшит моего настроения. Поверьте мне, я буду на высоте, и вам не придется стыдиться ваших стараний ради неблагодарной дочери.

Приблизившись к креслу, я присела на корточки, а после, взяв матушку за руки, поцеловала их по очереди и заглянула в глаза.

— Ну что ты делаешь со мной, дитя? — смущенно, но с ноткой кокетства произнесла родительница. Теперь она сжала мои ладони и, потянув на себя, заставила подняться на ноги. Я уселась на подлокотник, обняла ее за шею и прижалась щекой к щеке. — Ты вьешь из меня веревки, Шанриз, — проворчала баронесса. — Хорошо, я оставлю тебя в покое, но за это ты станешь на своем празднике самой яркой звездой.

— Это ведь мой праздник, — улыбнулась я.

— Именно, — она поцеловала меня в щеку и, отстранившись, встала с кресла. — Посмотрю, что поделывает ваш отец. Уверена, он сейчас преступно спокоен и опять читает.

— Батюшка непременно волнуется, — с улыбкой заверила я.

— О-о, — вскинула руки матушка, показывая, что думает о моем предположении. — Скоро я узнаю, как велика степень его волнения.

И она покинула меня. А я вернулась на кушетку, но та приятная нега, владевшая мной недавно, исчезла. Вновь поднявшись на ноги, я прошлась по гостиной, после подошла к большому напольному зеркалу, склонила голову к плечу и некоторое время рассматривала себя. А затем вытащила из волос шпильки, удерживавшие косу, уложенную наподобие короны, распустила ее и, тряхнув головой, снова посмотрела на себя.

Глава 3

Большой парк был полон гуляющих. Впрочем, из-за невероятных размеров, он казался полупустым. Но я видела, сколько карет и колясок ожидает хозяев. Да и как иначе? Это ведь был Большой дворцовый парк. И если в чертоги короля входили лишь те, кто служил при дворе, то здесь гулять могли не только придворные и вельможи. Разумеется, менее знатные дворяне не упускали возможности пройтись там, где можно было встретить важных чиновников, представителей высокородной аристократии, а то и Его Величество.

Хотя именно его встретить в этом парке было не так просто, потому что государь предпочитал гулять подальше от любопытных взоров, и для этого имелся Малый дворцовый парк. Был он не так уж и мал, но попасть в него можно было только с территории дворца, а сделать это могли лишь обитатели вотчины правящей династии.

Я не могла, пока еще не могла. Впрочем, и в Большом парке я гуляла не ради встречи с государем, хоть была и не против данного события. Однако сегодня матушка привезла меня сюда по требованию графа Доло. Об этом сообщил отец, получивший послание от главы рода. Матушка, услышав новость, выглядела озадаченной, батюшка хранил на лице непроницаемое выражение, Амберли с тревогой переводила взгляд с одного на другого, а я просто ждала. Конечно же, мне было любопытно! Но сдержать ворох ненужных вопросов мне удалось. Всё равно цель этого свидания будет оглашена, если и не батюшкой, то дядей.

Я не переживала, что меня будут отчитывать за выходку на дне моего рождения. Родители, несмотря на оторопь, кажется, даже были довольны – после того, как король вывел меня к подданным под руку, внимание к моей персоне было невероятным. А на утро гостиная была заполнена цветами и подарками. Подарки вернулись отправителям, а цветы и послания, после того, как их прочитала матушка, исполнившая роль строгого цензора, остались. И если бы граф Доло был недоволен, он высказался бы, не откладывая в долгий ящик слова возмущения. Однако выговора не последовало.

Но спустя неделю пришло повеление привести меня в Большой дворцовый парк для встречи с главой рода. И раз он не отчитал меня уже на следующий день, значит, причиной встречи был не разнос. Тогда что?

— Быть может, граф сыскал для Шанни хорошую партию? — предположила матушка. — Это было бы чудесно.

— Мне это неизвестно, дорогая, — ответил отец, а я понадеялась, что наша встреча с дядей к замужеству не имеет никакого отношения.

Амберли с нами, разумеется, не поехала, ей прогулки на глазах общества пока были запрещены. Еще одна глупая традиция, на мой взгляд, но приходилось слушаться. Сестрица набралась терпения, а вот я, напротив, сгорала от его отсутствия. И всему виной было любопытство. Что бы ни желал сказать граф, я хотела это услышать.

— Я хочу, чтобы вас провожали восторженными взорами, — заявила родительница. — В конце концов, нам может встретиться даже сам государь, и вы не имеете права испортить о себе впечатление после того, как он почтил вас своей милостью.

— Вы будете мной довольны, матушка, — заверила я ее и постаралась выглядеть скромно и со вкусом. И когда я вышла к ней, чтобы отправиться на встречу с графом, баронесса, пристально оглядев меня, кивнула и улыбнулась.

Большой парк был для меня «впервые», впрочем, не он один. В моей взрослой жизни всё было в первый раз, и потому вызывало любопытство. Однако многое из этого мне еще предстояло пережить, а пока мы просто прогуливались по аллеям, ожидая появления его сиятельства. Я не вертела головой, рассматривая убранство парка, но успевала охватить многое, пока в неспешном повороте окидывала взглядом всё, что только могла.

Наша беседа с матушкой была больше похожа на перетирание воздуха. Мы говорили о чудесной погоде, о том, как хорошо выглядит местная публика, да и, пожалуй, больше ни о чем. Обе мы были заинтригованы, и если родительница казалась мне заметно напряженной, то я просто изнывала от любопытства. Знакомых, способных отвлечь от ожидания и размышлений, нам пока не встретилось. А сами мы были не в силах найти подходящую тему для беседы, более вразумительную, чем обсуждение цветов, преобладавших в платьях женщин, которые попадались на нашем пути.

— Где нас должен ждать его сиятельство? — устав от бессмысленного брожения по ухоженным дорожкам, спросила я.

— Если бы я знала! — воскликнула матушка, обнажив свои чувства. — Всё, что передал мне ваш отец, – это пожелание графа, увидеть вас сегодня в Большом парке. Но я ума не приложу, где нам его искать, и о чем вообще хочет побеседовать с вами глава рода. Я взбудоражена и не знаю, чего ожидать. С одной стороны – приглашение может стать благом для всего дома Тенерис, а с другой… — она не договорила и картинно сжала виски кончиками пальцев. — Моя бедная голова, мое бедное сердце, мое неразумное дитя…

— Я вполне разумна, — с ноткой раздражения прервала я баронессу, но тут же добавила: — Не гневайтесь, моя дорогая матушка, просто я тоже заинтригованна и хочу поскорей узнать причину для нашего свидания с дядюшкой.

— Ох, — вздохнула родительница, — нам остается только лишь ждать.

— Знать бы еще – где, — усмехнулась я.

— Если вы заметили, мы гуляем с вами по дорожкам вблизи ворот. И с нами лакей, одетый в ливрее наших цветов. Думаю, так мы будем более приметны.

— Вы весьма приметны, — голос графа заставил нас вздрогнуть.

Я и матушка порывисто обернулись, и из-за плеча нашего лакея выглянул граф Доло. Подняв руку, он поиграл пальцами и приветливо улыбнулся. А после вышел из своего укрытия и покачал головой:

— Я брожу за вами почти с тех пор, как вы появились. Вы совершенно невнимательны, дамы, — уже недовольно отчеканил его сиятельство. — Вы прошли мимо беседки, в которой я ждал вас, однако даже не заметили моей поднятой руки. Но мне было любопытно послушать, о чем говорят женщины, оставшись без мужского общества, и я позволил себе пристроиться к вам сзади. Однако вы ничем меня не удивили – женщинам говорить совершенно не о чем. Пустая болтовня, да и только, — мы с матушкой одновременно зарумянились. Я ощутила приступ досады, что почувствовала родительница – мне неизвестно, но подбородок ее остался вздернутым. Настоящая благородная дама! Граф улыбнулся и приблизился: — Элиен, я забираю с собой Шанриз. Нам нужно поговорить без свидетелей, вы же можете продолжить прогулку, или возвращайтесь в свой особняк, я сам привезу вашу дочь. В любом случае, ждать ее не стоит.

Глава 4

— Скорее же! Как вы медлительны, баронесса!

Поддернув подол, я ускорила шаг и вскоре влетела вслед за своей наставницей – баронессой Керстин Вендит, назначенной мне ее светлостью, в покои моей покровительницы. Ее фрейлины, кроме нас двоих, уже стояли под дверями опочивальни и ожидали пробуждения герцогини. На нас обернулись, старшая фрейлина сурово свела брови и покачала головой.

— Я заблудилась, — громко прошептала я, чтобы меня услышали, но мой голос не стал бы причиной пробуждения ее светлости. — Прошу меня простить, впредь этого не повторится.

— Очень на это надеюсь, баронесса Тенерис, — вполголоса ответила старшая фрейлина – графиня Виктиген, — иначе мне придется доложить о вашей нерасторопности герцогине. Ее светлость не терпит тех, кто не в силах исполнить взятых на себя обязательств. А вы взяли и потому не смеете пренебрегать ими.

Кто-то тихо хмыкнул. Я виновато потупила взор, изобразив раскаяние, потому что так полагалось. На самом деле я своей вины не ощущала. Во дворце я жила всего лишь третий день и изучить его устройство не успела. И если в первый день меня провели по лабиринту дворцовых коридоров, а утром второго дня сопроводили к покоям герцогини, то сегодня добираться сюда я должна была самостоятельно, и это оказалось не так уж и просто. Было бы намного удобней, если бы мы проживали рядом с ее светлостью, но фрейлинам отводились комнаты на втором этаже, герцогиня же проживала на третьем, где находились и покои принцессы.

Кстати сказать, ее фрейлины были рядом со своей госпожой. Они и считались выше по рангу, чем свита тетушки Его Величества, и этим, разумеется, гордились. На их задранные носы я уже успела полюбоваться и испытать неприязнь. И мое тихое фырканье вызвало понимающие улыбки среди моих новых подруг.

— Они бывают невыносимы, — шепнула мне моя наставница. — Порой даже позволяют себе приказывать нам, но ее светлость ревностно следит за тем, чтобы нас не сменили унизить. И хоть по дворцовому уставу мы обязаны выполнять требования Ее Высочества, но герцогиня, после того, как принцесса отдалилась от нее, резко высказалась по поводу устава и запретила нам приближаться к покоям племянницы и слушать ее приказы. «У вас есть госпожа, ей и служите», ­ – так сказала ее светлость. А если Ее Высочество гневается на нас за то, что мы отказались слушать ее фрейлин, то наша заступница идет к принцессе и лично выговаривает ей.

— И что же Его Величество? — полюбопытствовала я.

— Государь сказал, что родным людям не следует браниться. И если они не могут жить, как должно тетушке и племяннице, то лучше пусть вовсе не замечают друг друга, пока это дозволяет этикет. Впрочем, он все-таки на стороне принцессы Селии, и в этом ей способствует графиня Хальт. Ужасная особа. С виду кроткая овечка, а в душе ядовитая гадина. И вроде бы улыбается, а с языка так яд и капает.

К слову сказать, наставница мне и вправду была необходима. Никто не готовил меня к жизни при дворе, не обучал дворцовому этикету, правилам и уставу для фрейлин. Я не знала придворных церемониалов и обязанностей, возложенной на женщин, служивших особам королевской крови. Даже не представляла, сколько существует нюансов. А их было множество! И касались они таких мелочей, о которых благородной даме не полагалось задумываться.

Взять к примеру количество фрейлин. Ее светлости полагалось иметь при себе не больше двадцати пяти женщин. Принцесса имела право держать при своем дворе до сорока фрейлин, а королева обладала штатом в пятьдесят человек и больше, если считала это необходимым.

Среди фрейлин также была своя иерархия. Среди тех, кто служил ее светлости, имелась одна старшая фрейлина (прим-фрейлина), которая управляла остальными двадцатью четырьмя женщинами. У нее было четыре помощницы, каждая исполнявшая свою задачу (анд-фрейлины), ну а дальше шли все остальные, этакие рабочие пчелки. Опять же, к примеру, прим-фрейлина никогда не побежит с запиской, она передаст ее одной из анд-фрейлин, а та, в свою очередь, выберет, кто исполнит поручение герцогини. Зато старшая фрейлина определит наказание за нерадивое исполнение или пренебрежение обязанностями. А за тем, как младшие фрейлины служат, следят уже ее помощницы.

Прим-фрейлиной становились дамы, хорошо зарекомендовавшие себя на службе. Чаще всего это были женщины, перешагнувшие порог зрелости и долго находившиеся при госпоже. В случае же, когда принцессам, достигшим совершеннолетия, формировали их собственный Малый Двор, прим-фрейлину назначала мать или, как в случае с Селией, старшая родственница – герцогиня Аританская. А уже та выбирала себе помощниц из числа женщин, которых хорошо знала. Впрочем, ставленница ее светлости уже была лишена своей должности при Ее Высочестве, ее сменила ставленница графини Хальт, и прим-фрейлина вернулась к своей покровительнице, чтобы занять место, и прежде бывшее за ней. Да-да, я говорю о графине Виктиген, нашей надзирательнице, как за глаза назвала ее моя наставница.

Керстин была старше меня всего на два года, наверное, именно поэтому ее определили ко мне. Впрочем, полтора года службы в королевском дворце сделали свое дело, и моя наставница чувствовала себя женщиной, умудренной жизненным опытом. Она разговаривала со мной немного свысока пока не забывалась, тогда Керсти превращалась в обычную девушку, готовую болтать без умолку. А я слушала и не перебивала, так набираясь необходимых мне знаний о жизни Двора. Это помогало разобраться в связях и интригах придворных. Конечно же, у меня был мой дядюшка, но с ним мы не могли видеться каждый раз, когда бы мне этого потребовалось. И любовь к сплетням моей наставницы оказалась просто неоценимой. Как и помощь в освоении должности фрейлины.

И сейчас наступило время первого церемониала – пробуждение ее светлости. Вчера я просто присутствовала при утреннем ритуале, сегодня же вполне могла стать его участницей. Не могу сказать, что мне хотелось снимать с герцогини ночную сорочку или же ожидать под дверью уборной, пока ее светлость будет справлять свои надобности. Однако моя должность обязывала ко многому, что касалось личной жизни герцогини. И раз уж я ввязалась в эту интригу, то стоило принять условия предложенной игры, не ропща и не выказывая недовольства.

Глава 5

Лакас по праву считался одним из живописнейших мест Камерата, и поэтому расположение здесь королевской резиденции было вполне предсказуемо. Дворцовый комплекс раскинулся неподалеку от озера, носившего то же название, что и провинция – Лакас, но чаще его называли Лакасийским, иногда Жемчужным. Последнее название было дано из-за резиденции Его Величества – «Жемчужины Камерата».

Озеро было огромным, иногда его называли в шутку «маленькое море», и оно было кристально-чистым, и даже на большой глубине можно было увидеть дно. Жизнь озерных обитателей была как на ладони. А еще рядом с резиденцией рос лес, богатый зверьем, и королевские лесничие исправно следили за ним. Его Величество любил охоту, и когда наступало лето, перебирался в Лакас, а следом за ним переезжал и весь Двор. Ее светлость, разумеется, исключением не стала, ну а я просто следовала за своей госпожой, как и полагалось фрейлине. Хотя лгать не буду, узнав о скором переезде, я изнывала от любопытства и нетерпения. Посмотреть на знаменитую «Жемчужину Камерата» хотелось до зубовного скрежета.

Дорога оказалась долгой и утомительной. Проехав лишь треть пути, я уже изнемогала от тоски и щебетания Керстин, постепенно превращавшейся из наставницы в мою подругу. Впрочем, дружбой наши взаимоотношения назвать было сложно. Я знала, что такое родственная душа, которой можно доверить многие свои мысли, радости и печали. Моей единственной настоящей подругой была и оставалась Амберли, пусть мы и виделись за прошедший месяц всего пару раз.

Керстин такой душой не являлась. Источником полезных сведений – да, возможностью скоротать время – тоже, но она не была близка мне ни духовно, ни по интересам. А для такой длинной дороги ее оказалось чересчур много. И будь на моем месте многострадальная девица О, у нее непременно лопнула бы голова. Но я была девицей Тенерис, и моя голова оказалась крепка.

Наградой мне стал конец пути. Я даже не сразу разглядела всю прелесть «Жемчужины», настолько была рада, что можно, наконец, покинуть карету не на ночлег или короткий отдых, а до начала осени. Что могло быть замечательней?! И лишь насладившись ощущением свободы, я обратила взор на место, где мне предстояло жить. А когда разглядела дворец, казавшийся ажурным плетением искуснейшей кружевницы, когда увидела восхитительный парк с фонтанами, когда в восторженном онемении застыла перед озером – я поняла, что влюбилась раз и навсегда.

— И это вы еще не участвовали в наших увеселениях, — покровительственно сообщила мне Керстин, уже бывавшая в резиденции. — А еще, — она нагнулась к моему уху и доверительно шепнула: — В «Жемчужине» мы обретаем небольшую свободу. Прим-фрейлина назначает нам дежурство по пять человек, и только эти пятеро присутствуют при пробуждении ее светлости и находятся подле нее неотлучно. Дежурство длится по три дня. После наступает очередь следующей пятерки. За прошлое лето я выспалась на год вперед. Можно гулять и кататься по озеру, сколько вздумается. Разумеется, во время Большого завтрака, приемов, балов и на охоте мы все сопровождаем ее светлость, но в остальное время… — моя наставница многозначительно замолчала и возвела глаза к потолку в мечтательном порыве.

Подобное мне понравилось. Значит, я смогу выдохнуть. За прошедший месяц я поняла, что обожаю спать. Мне безумно не хватало тех минут, которые я могла нежиться на мягкой перине, а не спешить к опочивальне, где нежилась совсем другая особа. Впрочем, пока я неплохо справлялась со своей ролью и службой. Мое терпение еще не подвело меня, и нрав оставался скрыт от окружающих за напускной пеленой сдержанности и даже чопорности, и все-таки не так просто было таить любопытство и авантюризм, присущие мне с ранних лет. И когда становилось и вовсе невыносимо, я вспоминала отчий дом и наши с Амберли проказы. После этого настроение улучшалось, и я вновь натягивала маску добропорядочной фрейлины королевской тетки. Да у меня и не было пока возможности сотворить что-то такое, чтобы меня заклеймили прозвищем – сумасбродка. Одно лишь добросовестное исполнение своих обязанностей.

В том числе и во время посещений Его Величества. Государь сдержал слово, теперь он заходил к своей тетушке, чтобы навестить ее или пожелать доброго здоровья. Правда, за месяц он появлялся всего трижды, чаще присылал пожелания через своего камердинера. Мы почти не разговаривали, однако я всегда оставалась на виду. Не скажу, что король не сводил с меня взгляда или как-то выделял. Мне даже казалось, что искра интереса, зажженная мною, угасла. Но ее светлость шепнула мне между делом:

— В таком тонком деле спешка излишня. Мы на верном пути, я уверена.

Я лишь улыбнулась и кивнула. Герцогине, разумеется, видней, она более искушена и в сердечных делах, и в интригах. У меня же имелись сомнения, для которых было немало оснований. Казалось, даже придворные уже отбросили любопытство и позабыли о моем существовании. Я стала такой же частью дворца, как и они сами, одна из теней, скользивших по длинным коридорам и лестницам. По-моему, и принцесса с фавориткой Его Величества перестали меня замечать, только фрейлины Селии продолжали задирать носы, но они это делали и до меня.

— Подождем переезда в резиденцию, — ответил дядя на мое замечание.

Но с переездом мало что изменилось. Разве что я вошла во вторую пятерку дежурных фрейлин, и потому первые три дня после того, как мы перебрались в «Жемчужину», мне досталось просто наслаждаться отдыхом. Этому занятию я предалась со всем своим удовольствием. Во-первых, выспалась на славу, а во-вторых, прихватив с собой Керстин, отправилась исследовать место своего нынешнего обитания.

В один из этих дней мы столкнулись с Ее Высочеством. Она гуляла по парку в сопровождении своих фрейлин, нескольких лакеев, музыканта и, разумеется, охраны. Мы с Керстин присели в реверансе, и принцесса прошла мимо, лишь едва заметно кивнув.

— Какая она все-таки противная, — шепнула моя новая подруга и испуганно закрыла себе рот кончиками пальцев.