Дороги, которые мы не выбираем

Капитан имперской пехоты Тограм как раз пользовался ночным горшком, когда «Неукротимый» вышел из гипердрайва. Как всегда при этом манёвре, офицер испытал сильнейший приступ тошноты. Он схватил горшок и выблевал в него.

Когда ему полегчало, он поставил горшок на пол и вытер слезящиеся глаза пушистым запястьем. «Прокляни вас боги! — взорвался он. — ну почему, почему команда не предупреждает нас о своих фокусах?» Слышались голоса его подчинённых, вторивших ему, хотя и в более резкой форме.

Тут же в дверях возник юнга. «Мы вновь в нормальном космосе», — крикнул он и побежал сообщать эту новость дальше по каютам. Вслед ему неслись проклятия и грубые шутки: «Заткнись, дубина!», «Вот спасибо!», «Передай рулевым — им пора на переработку!»

Тограм вздохнул и печально потёр морду. Как офицеру, ему полагалось бы подавать пример подчинённым. Он был достаточно молод, чтобы относиться к этому серьёзно, но достаточно и послужил, чтобы не ждать ничего большего, чем пара полосок на погоны. Высокие чины добываются не службой, а старинным родом или большими деньгами.

Вздохнув ещё раз, он убрал горшок в нишу. Прикрывавшая её металлическая крышка почти не уменьшала запаха. За шестнадцать дней в космосе «Неукротимый» насквозь пропах мочой, потом и прокисшей пищей. Справедливости ради надо заметить, что в этом он был не лучше и не хуже других кораблей Роксолановского флота. Все межзвёздные путешествия таковы. Вонь и теснота — вот цена, которую солдаты империи платили за расширение её границ.

Тограм взял лампу и встряхнул её, чтобы разбудить светлячков. От ужаса те вспыхнули серебряным светом. Капитан знал, что некоторые расы используют для освещения кораблей факелы или свечи, однако светлячки расходовали меньше воздуха, хотя и не могли светить непрерывно.

Пока лампа не погасла, Тограм, как хороший солдат, проверил оружие. Он всегда держал пистолеты заряженными; когда начнётся высадка, два он заткнёт за пояс, два — за отвороты сапог. Меч доставлял Тограму больше хлопот: повышенная влажность внутри корабля плохо сказывалась на чистоте клинка. Так и есть, он сразу же нашёл пятнышко ржавчины, которое сразу же счистил.

Полируя сверкающее лезвие, Тограм думал о том, на что будет похожа новая система. Оставалось только молиться, чтобы в ней оказалась планета, пригодная для обитания. Когда они доберутся до ближайшей подвластной Роксолану планеты, в «Неукротимом» будет уже попросту нечем дышать. Такой опасностью сопровождались все межзвёздные путешествия. Опасность не самая грозная — в системах маленьких жёлтых солнц обыкновенно находились одна-две обитаемые планеты, — но всё же присутствовавшая постоянно.

Тограм пожалел, что позволил себе думать об этом; раз придя в голову, эта мысль будет сидеть там занозой. Он поднялся с лежанки и пошёл посмотреть, как дела у рулевых.

Как обычно, Рансиск со своим помощником Ольгреном жаловались на низкое качество стёкол, сквозь которые им приходилось нацеливать свои подзорные трубы. «Вы бы не скулили, — посоветовал им, входя, Тограм. — У вас тут по крайней мере светло». После тусклого света ламп со светлячками солнечный свет в рулевой рубке казался настолько ярким, что слепил глаза.

Ольгрен раздражённо прижал уши. Рансиск был старше и спокойнее. Он положил помощнику руку на плечо:

— Если ты будешь так вскидываться на каждую из шуточек Тограма, у тебя не останется времени на дела — он был возмутителем спокойствия с момента, когда вылупился из яйца. Верно, Тограм?

— Как скажешь. — Тограму нравился седомордый старший рулевой. В отличие от большинства своих коллег, Рансиск не вёл себя так, будто важная работа ставит его в особое положение.

Неожиданно Ольгрен застыл, только кончик его короткого хвоста возбуждённо подёргивался.

— Ну и мир! — воскликнул он.

— Давай-ка посмотрим, — сказал Рансиск. Ольгрен передал ему подзорную трубу. Рулевые внимательно изучали одну за другой яркие звёзды, высматривая те, у которых обнаружится диск, — уж они-то наверняка окажутся планетами.

— Да, — сказал наконец Рансиск, — но это не для нас. Жёлтые полосатые планеты обычно имеют слишком ядовитую атмосферу. — Видя огорчение Ольгрена, он добавил: — Не всё ещё потеряно: если провести линию, соединяющую эту планету с её солнцем, мы очень скоро обнаружим и другие планеты.

— Посмотри сюда, — Тограм указал на красноватую звёздочку, казавшуюся ярче остальных.

Ольгрен пробормотал что-то нелицеприятное в адрес непрофессионалов, лезущих не в своё дело, но Рансиск оборвал его:

— Капитан повидал на своём веку больше миров, чем ты, салага. Делай, как он говорит.

Обиженно свесив уши, Ольгрен повиновался. И тут же забыл про обиду.

— Планета с зелёными полосами! — воскликнул он.

Рансиск как раз наводил трубу на другой сектор небосвода, но это восклицание заставило его обернуться. Он тщательно настроил фокус. Ольгрен переминался с ноги на ногу, нетерпеливо взъерошив мех в ожидании вердикта.

— Гм, может быть, — наконец сказал старший рулевой, и Ольгрен просиял, но тут же снова скис, когда Рансиск продолжал: — Не вижу ничего похожего на открытую воду. Если не найдём ничего лучше, попробуем эту. Но сначала надо поискать ещё.

— Твой луоф будет доволен, — сказал Тограм. Рансиск улыбнулся. Роксоланцы всегда возили с собой маленьких зверьков. Если помещённый в шлюзовую камеру флаера луоф оставался жив, атмосфера планеты годилась и для его хозяев.

Несколько планет показались рулевым слишком тусклыми. Но вот Рансиск напрягся, приникнув к подзорной трубе.

— Вот она! — сказал он почти спокойно. — Вот то, что нам нужно. Посмотри, Ольгрен.

— Ох чёрт, да!

— Беги с докладом к военачальнику Сивону и спроси, засекли ли его приборы какие-нибудь ещё возмущения перемещения на гипердрайве.

Ольгрен поспешно вышел из рубки. Рансиск протянул трубу Тограму:

— Посмотри сам.

Капитан имперской пехоты приник к окуляру. После черноты открытого космоса мир в подзорной трубе казался до боли похожим на Роксолан: тёмно-синие океаны, покрытые хлопьями белых облаков. Рядом висела подходящего размера луна. Обе планеты были освещены примерно наполовину.

— Ты обнаружил там сушу? — спросил Тограм.

— Посмотри верхнее полушарие, сразу под ледовой шапкой, — посоветовал Рансиск. — Эти коричневые и зелёные пятна не похожи на воду. Если тут и есть подходящая планета, так это та, что ты видишь перед собой.

Пока не вернулся Ольгрен, они по очереди рассматривали планету, пытаясь составить о ней какое-то представление.

— Ну как? — поинтересовался Тограм, хотя бодро навострённые уши помощника и так говорили о том, что ответ — положительный.

— Все возмущения от гипердрайва — только от нашего флота, никаких других в пределах всей системы! — расплылся в улыбке Ольгрен.

Рансиск и Тограм, не сговариваясь, хлопнули его по спине, будто он и был причиной добрый вестей.

Улыбка капитана была даже шире, чем у Ольгрена. Значит, планета станет лёгкой добычей, что его — кадрового военного — устраивало больше всего. Если местное население не знакомо с гипердрайвом, значит, в системе нет разумной жизни, а если и есть — не беда, аборигены наверняка не изобрели ещё ни пороха, ни летательных аппаратов, ни — тем более — космического оружия.

Тограм радостно потирал руки.

Бак Эрцог устал, что, впрочем, неудивительно после четырёх месяцев в космосе (и впереди ещё полтора). Земля за кормой «Арес III» казалась яркой звёздочкой, а Луну вообще трудно было заметить. Впереди вырастал Марс.

— Твоя очередь качаться, Бак, — позвал его Арт Снайдер. Из пяти членов экипажа он был самым дисциплинированным.

— Иду, Панчо. — Эрцог, вздохнув, взгромоздился на велотренажёр и начал крутить педали — сначала вполсилы, потом вовсю. Упражнения помогали сохранить в костях кальций, что особо важно в условиях невесомости. Кроме того, они помогали убить время.

Мелисса Отт слушала сводку новостей с Земли.

— Ночью умер Фернандо Валенсуэла, — сообщила она.

— Кто? — Снайдер явно не относился к числу бейсбольных болельщиков.

Эрцог, напротив, бейсболом увлекался, к тому же он был родом из Калифорнии.

— Я видел его раз на матче ветеранов, и я помню, как отец и дед говорили о нём, — сказал он. — Сколько лет ему было, Мел?

— Семьдесят девять.

— Он всегда был тяжеловат, — печально произнёс Эрцог.

— Господи Иисусе!

Эрцог вздрогнул. Таких возбуждённых возгласов он не слышал с момента старта. Мелисса уставилась на экран радара.

— Фредди! — возопила она.

Фредерика Линтдстрем, спец по бортовой электронике, вынырнула из душевой. Она бросилась к пульту управления, оставляя за собой шлейф висящих в невесомости водяных брызг. Фредди не накинула на себя даже полотенца, но это её не смущало — условности на борту «Арес III» давно исчезли сами собой.

Вопль Мелиссы заставил даже Клода Джоннарда высунуть голову из маленькой биолаборатории, где он проводил почти всё время.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Радар полетел к чёрту, — обрадовала его Мелисса.

— Как это «к чёрту»? — недовольно буркнул Джоннард. Он принадлежал к тому малопривлекательному типу людей, у которых всё и всегда разложено по полочкам, и которые убеждены, что остальные должны во всём походить на них.

— На экране сто-сто пятьдесят объектов, которых там никак быть не может, — ответила Фредерика (у которой это заболевание было выражено в более мягкой форме). — От них до нас около двух миллионов километров.

— Минуту назад их там не было, — заявила Мелисса. — Я отвернулась, а потом они уже были на экране.

Пока Фредерика колдовала с экраном и компьютером, Эрцог не слезал с велотренажёра, чувствуя себя самым бесполезным членом коллектива: что толку от геолога в миллионах километров от ближайших скал? Он даже не попадёт в исторические хроники. Ну кто помнит имена членов третьей по счёту экспедиции?

Фредерика закончила проверку.

— Я не нашла неполадок, — сказала она, злясь не то на себя, не то на оборудование.

— Пожалуй, лучше связаться с Землёй, Фредди, — сказал Арт Снайдер. — Если мне предстоит сажать эту колымагу, я предпочёл бы, чтобы радар не выдавал ложную информацию.

Мелисса уже держала в руках микрофон:

— Хьюстон, говорит «Арес III». У нас возникла проблема…

Даже радиолучу, распространяющемуся со скоростью света, требуется некоторое время. Минута шла за минутой, и когда динамик ожил, все подскочили.

— «Арес III», говорит Хьюстон. Леди и джентльмены, я не знаю, как вам это лучше сказать, только мы их тоже видим.

Земля продолжала говорить, но её уже никто не слушал. Эрцог почувствовал, как первобытный рефлекс ставит его волосы дыбом. Его переполнил ужас. Он никогда не думал, что ему доведётся стать свидетелем первого контакта.

— Вызови их, Мел, — сказал он.

— Право, не знаю, Бак, — колебалась она. — Может, с этим лучше справится Хьюстон?

— К чёрту Хьюстон, — он и сам удивился собственной резкости. — Пока эти чёртовы бюрократы разберутся, что к чему, мы уже будем садиться на Марс. Мы на месте, нам виднее. Или ты хочешь упустить величайший исторический момент?

Мелисса переводила взгляд с одного члена экипажа на другого. То, что она увидела, должно быть, удовлетворило её, так как она настроила рацию и заговорила:

— Космический корабль «Арес III» вызывает неизвестные корабли. Добро пожаловать — от всего человечества, — она на минуту выключила передатчик. — Сколько у нас тут языков?

Обращение повторили по-русски, по-китайски, по-японски, по-французски, по-немецки, по-испански и даже на латыни («Кто знает, когда они прилетали к нам раньше», — сказала Фредерика в ответ на недоумённый взгляд Снайдера).

Если ждать, пока ответит Земля было нелегко, то нынешнее ожидание скорее можно было назвать муторным. Пауза тянулась гораздо дольше, чем требовалось для прохождения радиосигнала.

— Даже если они не знают ни одного из наших языков, почему они не скажут хоть что-нибудь? — взмолилась Мелисса.

Ей никто не ответил, включая пришельцев.

И тут незнакомые корабли по одному начали отрываться от эскадры, устремляясь к Земле.

— Господи, ну и ускорение! — сказал Снайдер. — Это не просто ракеты, — и сам же осёкся: зачем межзвёздным аппаратам ракетные движки?

И «Арес III» остался в одиночестве, не имея возможности сойти с заранее заданной траектории полёта на Марс. Бак Эрцог чуть не плакал.

Согласно отработанной тактике, роксоланские корабли группировались над полюсом того полушария новой планеты, где находилась большая часть суши. Поскольку место встречи было согласовано заранее, визуальный контакт между кораблями установили быстро. Вскоре недоставало только четырёх кораблей; разведчик, вылетевший к южному полюсу, обнаружил их и привёл на место.

— Каждый раз находятся любители водных просторов, — посетовал Тограм. Он никогда не упускал возможности заглянуть к рулевым в рубку — не только ради яркого освещения, но потому, что планеты интересовали его (в отличие от большинства солдат) и сами по себе. Будь у него побольше знаний, он, пожалуй, попытался бы стать рулевым.

Он неплохо управлялся с пером и бумагой, так что Рансиск и Ольгрен не возражали против того, чтобы он помогал им изучать планету и наносить на бумагу эскизы карт.

— Странная планета, — заметил Тограм. — Никогда не видел столько лесных пожаров, извергающихся вулканов или что это ещё у них там на ночной стороне.

— Я-таки думаю, что это их города, — сказал Ольгрен, упрямо глядя на Рансиска.

— Слишком уж они большие и яркие, — спокойно ответил старший рулевой. Судя по всему, этот спор шёл у них уже давно.

— Это твой первый межзвёздный рейс, да, Ольгрен? — спросил Тограм.

— Да, ну и что?

— Ничего, если не считать отсутствия опыта. В Эгеллоке на Роксолане почти миллион жителей, а из космоса он ночью почти не виден. Таких ярких городов нет нигде. Пойми, это примитивная планета. Я согласен, это, внизу, похоже на разумную жизнь. Но как может разумная раса, не доросшая до гипердрайва, строить города в десять раз больше Эгеллока?

— Не знаю, — смущённо ответил Ольгрен. — Но насколько я могу судить, эти яркие пятна расположены в удобных для города местах: на побережье, у рек и так далее.

— Ну что с ним делать, Тограм? — вздохнул Рансиск. — Он так уверен в своих познаниях, что не прислушивается к здравому смыслу. Ты в молодости был таким же?

— Вроде этого, но только до тех пор, пока старейшины клана не выбили из меня всю дурь. Впрочем, что спорить попусту? Скоро мы запустим флаеры с луофами, и всё станет ясно. — Он было засмеялся, но умолк, пытаясь вспомнить, был ли он в годы Ольгрена таким же обидчивым.

— Засёк радаром один из их аппаратов, — радировал пилот SR-81. — Он на высоте 80 000 метров и продолжает снижаться. — Сам он находился на вдвое меньшей, предельной для его машины высоте.

— Ради Бога, не стреляйте, — приказали с Земли. Собственно говоря, это же было строго-настрого приказано ему ещё до взлёта, но Земля предпочитала перестраховаться. Он не обижался. Случайный выстрел какого-нибудь кретина — и человечеству хана.

— Получаю визуальную картинку, — доложил он, глядя на дисплей. Секунду спустя он продолжил: — Это один корабль чертовски странного вида. И где только у него крылья?

— Мы тоже получаем картинку, — сообщил с Земли офицер центра управления. — Они, должно быть, используют те же принципы, что и у их космических кораблей. Что-то там с гравитацией, создающей и подъёмную силу, и импульс для горизонтального перемещения.

Чужой аппарат продолжал игнорировать запросы SR-81 (как, впрочем, и другие адресованные пришельцам сигналы). Он продолжал медленный спуск, в то время как SR-81 кружил внизу в надежде, что ему не придётся спускаться к самолёту-заправщику.

— Ясно одно, — передал пилот на Землю. — Это военный аппарат. Ни на одной машине мирного назначения не намалюют зубы и горящие глаза. Часть боевых самолётов ВВС США тоже раскрашена подобным образом.

Наконец чужой аппарат поравнялся с SR-81. Пилот вновь вызвал Землю:

— Прошу разрешения пройти у него перед носом. Может, они там все уснули, и я смогу их разбудить.

После долгого молчания наземный пункт явно нехотя согласился.

— Только никаких враждебных действий! — предупредили с Земли.

— Думаете, я собираюсь откусить ему палец? — буркнул пилот (впрочем, его рация была отключена). Ускорение прижало его к спинке кресла, и машина начала плавный разворот с конечной точкой где-то в полукилометре от пришельцев. Высокочувствительная камера даже передала изображение чужого пилота, сидевшего под маленьким полупрозрачным колпаком.

Создание со звёзд тоже увидело его. В этом не было никакого сомнения. Корабль пришельцев дёрнулся, как вспугнутая форель, исполняя в воздухе такие кульбиты, от которых пилота SR-81 размазало бы по стенкам, если бы, конечно, его машина смогла их выполнить, не развалившись.

— Следую за целью, — сообщил пилот. С Земли его попытались одёрнуть, но он был ближе к месту событий. Он включил форсаж, и перегрузки, что он испытывал до сих пор, превратились в лёгкую физкультурную разминку.

Лучшая аэродинамика позволяла самолёту двигаться быстрее аппарата пришельцев, но толка от этого было мало. Стоило самолёту попасть в поле зрения пришельцев, как их машина уклонялась от него без видимых усилий. Пилот SR-81 чувствовал себя человеком, пытающимся убить бабочку топором.

И в довершение всего загорелось табло, извещавшее, что горючее на исходе. В любом случае эту машину создавали для перехвата в разреженных верхних слоях атмосферы, а не для сложных манёвров на тех высотах, где летел теперь аппарат пришельцев. Пилот чертыхнулся, но вынужден был свернуть на заправку.

Пока его SR-81 глотал керосин из утробы самолёта-заправщика, он всё думал, что случилось бы, если бы он выпустил ракету. По меньшей мере два раза они были у него на мушке. Эту мысль он держал при себе. Что сказало бы его начальство, случись ему узнать об этом, было даже страшно подумать.

Когда Тограм вышел с совещания офицерского состава, к нему бросились его пехотинцы. «Что решили, капитан?», «Луоф остался жив?», «Как оно там, внизу?»

— Луоф жив, ребята! — довольно улыбаясь, сказал Тограм.

Его отряд поднял страшный шум. «Садимся!» — вопили они. Уши возбуждённо стояли торчком. Некоторые солдаты бросали в воздух свои шляпы с перьями. Другие, более закалённые в боях, как и их капитан, вернулись на нары проверять оружие.

— Насколько серьёзное дело, сэр? — спросил проходившего Тограма покрытый седым мехом ветеран по имени Иллингуа. — Я слыхал, пилот флаера-разведчика видел всякие чудеса.

Улыбка Тограма сделалась ещё шире.

— Чёрт подери, Иллингуа, ты ещё не привык к слухам, что появляются всякий раз перед высадкой?

— Хорошо бы так, сэр. Но эти слухи настолько странные, что в них что-то может быть.

Тограм не ответил. Старый вояка покачал головой, досадуя на собственную глупость, и встряхнул лампу, чтобы в её мерцающем свете заострить дротик.

Капитан тяжело вздохнул. После доклада пилота он сам не знал, чему верить. Откуда у этих аборигенов летательные аппараты, если им неизвестна антигравитация? Тограму приходилось слышать о цивилизации, использовавшей воздушные шары на горячем газе. Но ни один воздушный шар не поднимется на высоту, на которой наблюдался аппарат аборигенов, и ни один шар не сможет маневрировать так, как, согласно клятвам пилота, летал этот аппарат.

Допустим, пилот ошибся. Скорее всего, так оно и есть. Но что тогда думать о городах, настолько больших, что Рансиск высмеял саму возможность их существования? О мире настолько перенаселённом, что свободной земли осталось совсем немного? И сигнальные фонари с других кораблей эскадры говорили о том, что их пилоты-разведчики докладывают о столь же неправдоподобных вещах.

Впрочем, если эта раса многочисленна, словно реффо на пикнике, не страшно. Тем больше добра достанется Роксолану.

— Это чудовищная ошибка, — произнёс Билли Кокс, обращаясь ко всем, кто мог его слышать. При этом он вскидывал на спину ранец с амуницией. Грузовик с откинутым бортом ждал их. — Мы должны встречать гостей со звёзд с распростёртыми объятиями, а не с оружием в руках.

— Вот ты им и скажи, профессор, — поддакнул сержант Сантос Аморос, — по мне, так лучше коротать время в уютной казарме с кондиционированным воздухом, чем печься на солнце в центре Лос-Анджелеса. И почему ты всего-навсего спец? Будь ты президентом, ты отдавал бы приказы, а не исполнял.

Кокс тоже не считал это слишком справедливым. Ему оставалось всего чуть-чуть до степени магистра в политике, когда массовый призыв после второго сирийского кризиса утащил его в армию.

Сложившись почти вдвое, он втиснулся под камуфлированный тент грузовика. Лавки были слишком тесными и узкими. Перевозка максимального количества людей с минимальным комфортом — типично армейский подход, раздражённо думал Кокс.

Кузов заполнился солдатами. Дизель чихнул и ожил. Чернокожий солдат выудил из кармана колоду карт и поспорил, что из любых двадцати пяти карт вытащит пять покерных комбинаций. Пара салажат-первогодок клюнула на пари. Кокс уже имел возможность (с уроном для кошелька) убедиться в том, что это розыгрыш для дураков. Негр весело ухмылялся, передавая колоду одному из салаг.

Риффффф! — шелест картонных листков был настолько профессиональным, что все сидевшие в кузове повернулись на этот звук.

— Где это ты так выучился, чувак? — с уважением в голосе спросил чернокожий солдат. Его звали Джим, но известен он был больше под прозвищем Младший.

— Играл в блэкджек в Вегасе. — Рифффф!

— Эй, Младший, — окликнул его Кокс. — Ставлю десятку против тебя.

— А пошёл ты, — огрызнулся Младший, с тоской глядя на то, как движутся, словно живя собственной жизнью, карты.

Грузовик мчался на север в составе большой колонны из грузовиков, БМП и лёгких танков. Полк двигался в Лос-Анджелес, чтобы уже в городе разбиться на отдельные отряды. Кокса это радовало — так у него было меньше шансов оказаться лицом к лицу с пришельцами.

— Сэнди, — обратился он к Аморосу. — Ну если я ошибаюсь, и пришельцы настроены враждебно, куда мы прём со своими автоматами? Это всё равно, что идти на слона с английской булавкой.

— Профессор, я же говорил тебе, что меня никто из них не слушал. И тебя тоже. Я должен делать то, что мне скажет лейтенант, а ты — что скажу я, и всё будет в порядке, ясно?

— Ясно, — сказал Кокс, поскольку Сэнди — в общем-то неплохой парень — был как-никак сержантом. И всё же автомат, примостившийся прикладом между солдатских ботинок Кокса, казался ему игрушечным, а бронежилет и каска — тонкими, как неглиже стриптизёрши.

Небо за стёклами рулевой рубки сменило цвет с чёрного на тёмно-синий, когда «Неукротимый» вошёл в атмосферу.

— Вон, — сказал Ольгрен, указывая когтем, — Там мы сядем.

— Ничего не вижу с такой высоты, — сказал Тограм.

— Дай ему свою трубу, Ольгрен, — сказал Рансиск. — Всё равно ему скоро идти к солдатам.

Тограм наморщил нос — это был намёк. Тем не менее он с радостью заглянул в окуляр. Земля, казалось, прыгнула ему навстречу. На мгновение Тограм полностью потерял ориентацию, пока глаз привыкал к перевёрнутому изображению. Но сейчас его мало интересовали пейзажи. Тограм хотел знать, что может пригодиться ему и его отряду для захвата и удержания плацдарма.

— Вон тот участок выглядит неплохо, — сказал он. — Тот зелёный массив среди строений в восточной — тьфу, в западной — части города. Он обеспечит нам посадочную площадку, полосу для обороны, место для лагеря и зону для высадки подкреплений.

— Ну-ка, посмотрим, — сказал Рансиск, отталкивая его локтем. — Гм, да, вижу. Неплохо. Ольгрен, посмотри-ка. Сможешь отыскать этот участок в трубу военачальника? Тогда иди и покажи ему. Скажи, что это место нашей высадки.

Помощник убежал. Рансиск вновь приник к окуляру.

— Гм, — повторил он. — Они здесь чертовски высоко строят. Видал?

— Ага, — согласился Тограм. — И движение на дорогах очень оживлённое. Боги, это во сколько обошлось замостить их все! Во всяком случае, пыли я не вижу.

— Эта планета будет ценным приобретением.

Что-то стремительное, металлическое и по-хищному заострённое промелькнуло мимо иллюминатора.

— Боги, у них и в самом деле есть флаеры! — произнёс Тограм. Несмотря на все уверения пилота, он не верил в это до тех пор, пока не увидел собственными глазами.

Он заметил, как уши Рансиска раздражённо шевельнулись и понял, что и так задержался в рулевой рубке. Тограм подхватил лампу со светлячками и поспешил к своим солдатам.

Двое-трое посмотрели на командира с укоризной: его не было слишком долго. Но он утешил их рассказом о месте будущего приземления. Простому солдату только и подавай рассказы о мире за бортом. Конечно, они и так гадают, на что похож противник, но во сто крат интереснее, когда знаешь, о чём говоришь.

В дверях появился посыльный.

— Капитан Тограм, твой отряд высаживается через третий шлюз.

— Третий, — повторил Тограм, и посыльный поспешил к другим командирам. Капитан надел шапку с алым плюмажем (алым — чтобы его солдаты лучше видели его в бою), в последний раз проверил пистолеты и приказал бойцам следовать за ним.

Кромешная тьма перед закрытой дверью шлюзовой камеры угнетала, но не так сильно, как обычно. Скоро, скоро двери распахнутся, и он глотнёт свежего воздуха, свежий ветер пошевелит его мех, тёплые солнечные лучи согреют шкуру. Скоро он померяется силами с новым противником.

Лёгкие толчки — это «Неукротимый» выпускал флаеры. Теперь у них на борту нет луофов. Теперь флаеры несут мушкетёров, чтобы те запугивали аборигенов огнём с неба и швыряли тем на головы горящие горшки с порохом. Роксоланцы всегда старались с самого начала деморализовать противника, нанеся ему максимальный урон.

Ещё один толчок, сильнее предыдущих. Они сели.

Тень накрыла почти весь университетский городок. Задрав голову, Младший шептал: «Вот так мамочка!» Впрочем, слова эти он повторял последние пять минут — всё время, пока космический корабль снижался.

И каждый раз Билли Кокс только кивал в ответ. Во рту у него пересохло, руки судорожно вцепились в пластмассовый приклад автомата. Оружие казалось совершенно бесполезным против этой подавляющей массы, плавно скользящей к земле. Рядом с кораблём летательные аппараты пришельцев казались рыбами, вьющимися вокруг кита, хотя сами совершенно подавляли размерами военные самолёты, кружившие поодаль. От грохота реактивных двигателей закладывало уши. Чужие аппараты спускались неестественно тихо.

Звездолёт опустился на открытую площадку между колледжами Нью-Ройс, Нью-Кайнси и Нью-Пауэлл Холлз. Он был выше любого из двухэтажных зданий красного кирпича — точной реконструкции тех, что рухнули при землетрясении 2034 года. Кокс слышал, как трещат, ломаясь под тяжестью корабля, молодые деревца. Он ещё подумал, что было бы, если бы на их месте росли взрослые деревья, погибшие пять лет назад вместе с университетскими зданиями.

— Отлично, они сели. Пошли! — приказал лейтенант Шоттон. Он так и не смог избавиться от дрожи в голосе, однако сам двинулся в сторону звездолёта. Рота проследовала за ним мимо Центра искусств Диксона, мимо Нью-Банч Холла. Совсем недавно Билли Кокс разгуливал здесь босиком. Теперь его солдатские ботинки грохотали по бетону.

Рота заняла позиции напротив Додд Холла. Лёгкий ветерок играл листвой.

— Постарайтесь укрыться понадёжнее, — тихо распорядился лейтенант Шоттон. Рота расползлась по клумбам и газонам, хоронясь за стволами. За их спинами, на Хилгард-авеню, громыхали дизели бронированных машин, занимавших лучшую огневую позицию.

Какое бесполезное занятие, с горечью думал Кокс. Всё, что надо сделать, — это подружиться с пришельцами, а не заносить их автоматически в разряд врагов.

Впрочем, кое-что в этом направлении уже предпринималось. Из административного здания Мёрфи Холла выступила и медленно двинулась к кораблю делегация под белым флагом. Возглавлял её мэр Лос-Анджелеса; у президента и губернатора были какие-то неотложные дела. Билли Кокс отдал бы всё, чтобы войти в состав этой делегации, а не ползать на пузе по газонам. Вот если бы эти пришельцы подождали, пока ему стукнет пятьдесят, пока он станет на ноги…

Сержант Аморос тронул его за локоть:

— Глянь-ка. Что-то там происходит.

Аморос был прав. В борту корабля открылось несколько люков, и земная атмосфера смешалась с воздухом корабля.

Ветерок дул в их сторону. Кокс сморщил нос. Он не смог бы описать весь букет экзотических запахов, но два узнал безошибочно: выгребной ямы и помойки.

— Господи, ну и вонь! — сказал он.

— Боги, ну и вонь! — воскликнул Тограм. Только свежий воздух, струящийся в люки шлюзовой камеры, позволил по достоинству оценить ту дикую смесь, которой им приходилось дышать. Она пахла дымом от готовки, гниющими светлячками… Да, это была вонь! На, казалось бы, привыкшие к ней глаза даже навернулись защитные мембраны.

— Высадка! — скомандовал он, посылая свой отряд вперёд. Это был рискованный шаг. Если у аборигенов окажутся крепкие нервы, они смогут нанести роксоланцам урон в момент выхода из корабля. Впрочем, большинство рас, не доросших до гипердрайва, настолько пугались одного вида пришельцев, что и не помышляли о сопротивлении. И если они не делали этого сразу, потом было уже слишком поздно.

Здесь они не сопротивлялись. Тограм увидел несколько аборигенов, державшихся на почтительном расстоянии. Он не мог точно определить количество аборигенов. Пятнистые шкуры (или это были одежды?) мешали рассмотреть их. Но это, несомненно, были воины — судя по их поведению и тому, что в руках они держали оружие.

Отряд Тограма, как обычно, выстроился в две шеренги. Первая целилась из мушкетов с колена, вторая — над головами первой.

— Ну вот и мы! — радостно провозгласил Тограм. Кучка аборигенов под белым флагом, судя по всему, была местной знатью. Да, те пятнистые шкуры — точно одежда, убедился капитан, поскольку эти существа были одеты совсем по-другому, довольно обычно, если не считать странной полоски ткани на шее. Они были выше и худее роксоланцев; лица их были — как бы это сказать — безмордыми.

— Иллингуа! — позвал Тограм. Старый вояка командовал правым флангом.

— Сэр?

— Твой сектор обстрела справа. По команде снимешь вождей. Это деморализует остальных.

— Готовьсь! — скомандовал Тограм. Роксоланцы опустили дымящиеся фитили в каморы своих мушкетов. — Целься! — стволы медленно повернулись… «Пли!»

— Плюшевые мишки! — воскликнул Сэнди Аморос. Кокс подумал точно так же. Существа, появившиеся в проёме люка, были округлыми, бурыми и пушистыми, с длинными носами и большими ушами. Впрочем, плюшевые мишки обычно не носят оружия. И, подумал Кокс, не живут в месте, которое пахнет, как выгребная яма. Разумеется, им самим это может казаться дивным благоуханием. Если это так, в их общении с землянами могут возникнуть некоторые трудности.

Он смотрел, как плюшевые мишки занимают свои места. Что-то в этой позиции было такое… непохоже на то, что они строятся почётным караулом для встречи мэра и его делегации. Всё же это построение было ему знакомо, он только не мог припомнить, откуда.

И тут он вспомнил. Если бы Кокс не провёл столько времени в университете, ему было бы ни за что не понять логики происходящего. Он вспомнил курс истории европейских государств. В восемнадцатом столетии короли создавали профессиональные армии. Вот там и выполнялись подобные эволюции.

Это была любопытная мысль. Кокс как раз хотел поделиться ею с сержантом, когда мир взорвался.

Из ружей пришельцев вырвалось пламя. Огромные клубы дыма поднялись к небу. Что-то, жужжащее, как сердитая оса, пролетело мимо уха. Кокс услышал крики и стоны. Большинство членов мирной делегации валялось на земле, кое-кто без движения.

Со стороны звездолёта послышался грохот, и ещё, и в кирпичную стену Додд Холла врезалось круглое ядро. Отлетевшая щепка больно ударила Кокса по шее. Ветер донёс почти забытый с детства запах фейерверка.

— Заряжай! — кричал Тограм. — Ещё залп, и — в штыки! — его солдаты поспешно отмеряли порции пороха и забивали в стволы круглые пули.

— Ах вот вы как! — закричал Аморос. — Ну что ж, не обессудьте! — кончик его мизинца был отстрелен, но он не замечал этого.

Автомат Кокса уже строчил, выплёвывая медные гильзы. Кокс менял магазин за магазином, поводя стволом словно шлангом для поливки.

Теперь стреляла уже вся рота. Автоматные очереди слышались со всех сторон. Сквозь них прорывались хлопки базук и грохот полевых орудий. Дым — уже не от собственного оружия — начал окутывать вражеский корабль и окружавших его солдат.

В ответ раздалось несколько одиночных выстрелов, потом ещё, но таких редких, что Кокс, не веря своим ушам, прокричал сержанту:

— Так нечестно!

— Плевать! — крикнул в ответ Аморос. — Они сами сделали выбор. Одно доброе дело они сделали, укокошив мэра. Терпеть не мог старого брехуна.

Злобное «так-так-так» было ни на что не похоже. Выстрелы следовали один за другим без перерыва, грохот стоял неимоверный. Но если это аборигены стреляли в его солдат, где же тогда клубы порохового дыма?

Ответов на эти вопросы он не знал. Всё, что он знал, — это то, что его отряд тает, словно выкошенный гигантской косой. Вот падает солдат, сражённый тремя пулями сразу, и тело его словно не может решить, в какую сторону рухнуть; вот у другого сносит полголовы…

Тем не менее капитан выкрикнул приказ. Полтора десятка солдат двинулось в сторону аборигенов. Их длинные отполированные штыки блеснули на солнце. Ни одному не удалось сделать больше десятка шагов.

Иллингуа смотрел на Тограма глазами, полными ужаса. Капитан знал, что сам он выглядит не лучше. «Что они с нами делают?» — шептал Иллингуа.

Всё, что мог Тограм, — это беспомощно покачать головой. Схоронясь за телом убитого солдата, он выстрелил в противника из пистолета. У нас ещё есть шанс, подумал он, как эти дьявольские чужаки смогут противостоять нашей первой воздушной атаке?

Флаер спикировал на позиции аборигенов. Из бойниц высунулись стволы мушкетов, дали залп и исчезли — перезаряжаться.

— Получайте, сукины дети! — вскричал Тограм, но рукой махать не стал. Он уже понял, что здесь это опасно.

— Воздух! — крикнул сержант Аморос. Его взвод плюхнулся мордой вниз на землю. Кокс слышал возгласы боли; кого-то ранило.

По летательному аппарату неприятеля было выпущено несколько самонаводящихся зенитных ракет из переносных пусковых установок. Реакция пилота была мгновенной. Он остановил машину в воздухе: ни один из земных самолётов не смог бы проделать подобный манёвр. Ракеты безнадёжно промахнулись.

Из флаера посыпалось что-то похожее на хлопушки. Земля содрогнулась от взрывов. Чертыхаясь и отряхиваясь, Билли Кокс и думать забыл, честно ли ведётся игра.

Но пилот флаера не видел заходящий ему в хвост истребитель F-29. С расстояния меньше мили самолёт выпустил две ракеты. Одна — с инфракрасной головкой наведения — ушла в молоко, зато ракета с наведением по радарному лучу попала в цель. Вот это был взрыв! Кокс зарылся лицом в землю, зажав уши руками.

Так вот она какая, война, подумал он. Я ничего не вижу, еле слышу, мы вроде бы побеждаем. Каково сейчас тем, кто проигрывает?

Надежда умерла в сердце Тограма, когда их первый флаер пал жертвой летательного аппарата аборигенов. Остальные продержались ненамного дольше. Да, они могли уворачиваться от вражеских снарядов, но возможность отстреливаться у них была ещё меньше, чем у наземных сил роксоланцев. И они были до обидного уязвимы сзади и снизу.

Одно из орудий звездолёта смогло выстрелить ещё раз и тем самым вызвало ответный огонь движущихся крепостей. Тограм видел очертания круглых башен, когда крепости занимали позиции на улицах, прилегающих к парку.

Когда в корабль попал первый снаряд, капитан подумал было, что это выстрел другой пушки «Неукротимого». Звук взрыва не походил на грохот ядра, попадающего в цель. Осколок горячего металла зарылся в землю рядом с рукой Тограма. Наверное, пушка взорвалась, подумал он. Однако новые и новые взрывы внутри корабля и фонтаны земли от промахнувшихся снарядов яснее ясного свидетельствовали о том, что это ещё одно средство из дьявольского арсенала аборигенов.

Тут что-то угодило капитану в шею. Мир завертелся и померк.

— Прекратить огонь!

Первыми получили этот приказ артиллеристы, потом и пехота на переднем крае. Билли Кокс отвернул рукав посмотреть на часы и не поверил своим глазам. Вся перестрелка длилась меньше двадцати минут.

Он огляделся. Лейтенант Шоттон вылезал из-за пышной пальмы. «Посмотрим, что у нас тут», — сказал он. С автоматом наперевес он медленно пошёл к звездолёту, вернее, к дымящимся останкам оного. Правда, соседние здания выглядели ненамного лучше. Землетрясение нанесло их предшественникам больший ущерб, но и эта картина была достаточно впечатляющей.

Лужайка была усеяна телами пришельцев. Кровь, вытекавшая на траву, была такой же красной, как человеческая. Кокс наклонился и поднял пистолет. Оружие было сделано с большим мастерством, серую деревянную рукоять украшали разнообразные батальные сцены. Но это был однозарядный пистолет, каких на Земле не производили по меньшей мере лет двести. Всё это казалось невероятным.

Сержант Аморос поднял странный конусообразный предмет, валявшийся рядом с телом убитого пришельца.

— Что это такое, чёрт возьми?

Кокс снова ощутил нереальность происходящего.

— Это пороховница, — ответил он.

— Как в кино? Пионеры, индейцы и всё такое?

— Вот именно.

— Чёрт! — с чувством произнёс Аморос. Кокс согласно кивнул.

Подтянулись остатки роты. Они подошли ближе к кораблю. Большая часть пришельцев лежала там, где их застала смерть, — двумя шеренгами, так же, как они вели огонь.

За ними лежало ещё одно тело — офицера в шляпе с алым плюмажем, отдавшего приказ, что положил начало перестрелке. Неожиданно пришелец застонал, напутав Кокса, и шевельнулся так же, как это делает человек, приходя в сознание.

— Держите его, он жив! — завопил Кокс.

На пришельца навалилось сразу несколько человек; он был слишком слаб, чтобы сопротивляться.

Солдаты осторожно заглядывали в отверстия, проделанные снарядами в обшивке корабля, и даже заходили внутрь. Правда, делали они это с опаской: звездолёт был несравненно больше любого земного космического корабля, и в нём вполне могли находиться уцелевшие пришельцы.

Как это обыкновенно бывает, удовольствие длилось недолго. Прошло всего несколько минут с окончания боя, когда на вертолёте прилетела первая команда экспертов, увидела, что бесценный объект находится в руках солдатни, и возмущённо зашумела. Кроме того, эксперты отобрали пленника.

Сержант Аморос, стиснув зубы, смотрел, как они уносят раненого пришельца.

— Уж ты-то должен бы знать, что этим всё и кончится, Сэнди, — попытался утешить его Кокс. — Мы делаем всю грязную работу, а когда всё приходит в норму, эти шишки снова всем заправляют.

— Конечно. Но разве не здорово было бы, если бы хоть раз всё вышло по-другому? — Аморос засмеялся. — Ладно, можешь не говорить. Шансы на это не слишком велики.

Когда Тограм проснулся, лёжа на спине, он понял: что-то не так. Роксоланцы всегда спят ничком. С минуту Тограм пытался вспомнить, как он сюда попал… выпил вчера слишком много живой воды? Судя по отчаянной головной боли, это было похоже на правду.

И тут по крупицам начала возвращаться память. Эти проклятые аборигены с их могучим оружием! Может быть, его люди всё же одолели врага? Он поклялся до конца своей жизни возжигать жертвенные лампады Эдиве, покровительнице сражений, если это так.

Тограм осмотрелся. Всё было незнакомо ему — от кровати, на которой он лежал, и до источника света на потолке. Источник светил ярко, как солнце, но не коптил и не мигал. Нет, непохоже чтобы роксоланцы победили.

От страха его прошиб холодный пот. Тограм знал, как его соотечественники обращаются с пленными, но ему приходилось слышать и куда более страшные истории. При мысли о том, какие изощрённые пытки могут придумать те, чьим пленником он стал, Тограм затрясся.

Он неуверенно поднялся на ноги. На кровати лежала его шляпа, немного копчёного мяса, наверняка из запасов «Неукротимого», и прозрачная банка, сделанная не из стекла, не из кожи, не из глины и не из металла. Что бы это ни было, оно казалось слишком мягким, чтобы послужить оружием.

В банке была вода, и вода не из корабельных запасов. Та уже начинала дурно пахнуть. Эта же была холодной, свежей и такой чистой, что у неё вообще не было вкуса. Такую воду Тограму доводилось пить только из горных родников.

Дверь отворилась совершенно бесшумно. В комнату вошли двое аборигенов. Один был пониже ростом и облачён в белое. Судя по выпуклостям спереди, это была женщина. Другой носил такие же одежды, как местные воины, хотя в комнате это и не помогало ему маскироваться. В руках он держал предмет, не оставляющий сомнений в том, что это оружие, и он, да проклянут его боги, этот второй абориген, всё время был начеку.

К изумлению Тограма, главной оказалась женщина. Второй абориген был скорее охранником. Какая-нибудь капризная принцесса, интересующаяся пришельцами, подумал капитан. Ну что ж, всё лучше, чем иметь дело с местным палачом.

Женщина села и жестом предложила сесть ему. Тограм присел на стул, показавшийся ему неудобным — слишком узким для его широкого торса и высоким для его коротких ног. Он предпочёл сесть на пол.

Женщина поставила перед собой на стол маленькую коробочку. Тограм показал на неё и спросил:

— Что это?

Он решил, что туземка не поняла вопроса — в самом деле, откуда ей знать его язык? Она как будто поиграла с коробочкой, нажав на одну, потом на другую кнопки. И тут уши Тограма навострились, а шерсть встала дыбом, поскольку коробка произнесла по-роксолански: «Что это?» Тограм сообразил, что коробка говорит его голосом. Он вздрогнул и начертал рукой знак от колдовства.

Женщина что-то произнесла и вновь поколдовала над коробкой. На этот раз коробка заговорила её голосом.

— Диктофон, — сказала она и выжидающе замолчала. Чего она ждала, роксоланского названия для этой штуковины?

— Я никогда в жизни не видел такой штуковины и надеюсь, что больше не увижу, — сказал он.

Женщина в замешательстве потёрла лоб. Когда она заставила свою коробку повторить всю фразу, только присутствие солдата с ружьём удержало Тограма от того, чтобы разбить эту штуку о стену.

Несмотря на это недоразумение, они достигли неплохого прогресса в общении. За свою полную приключений жизнь Тограму приходилось иметь дело с самыми разными языками; возможно, благодаря этому он, несмотря на отсутствие положения и связей, дослужился до капитана. И женщина — Тограм понял, что её зовут Хильдачеста, — тоже имела талант по этой части.

— Почему ваши люди напали на нас? — спросила она как-то утром, когда они уже достаточно продвинулись в роксоланском.

Тограм понимал, что его допрашивают, — каким бы вежливым ни казался их разговор. Он и сам играл с пленными в такие игры. Уши Тограма напряжённо дрогнули. Он всегда предпочитал отвечать прямо; возможно поэтому он был лишь капитаном.

— Чтобы забрать ваше добро и использовать его самим. Зачем ещё воевать?

— Но почему? — прошептала она и замолчала.

Его ответ, казалось, отрезал возможность допроса в этом направлении. Помолчав, она попробовала ещё раз:

— Как могут ваши люди ходить — я хотела сказать «путешествовать» — быстрее света, когда ваше умение во всём остальном так ограниченно?

Его шерсть от обиды вздыбилась:

— Как это ограниченно? Мы делаем порох, мы выплавляем сталь, у наших рулевых есть подзорные трубы. Мы не дикари, что живут в пещерах и стреляют из луков!

Разумеется, речь Тограма не была такой примитивной. Ему пришлось подбирать самые простые слова, чтобы Хильдачеста поняла его. Она потёрла лоб уже знакомым ему движением, означающим озадаченность, и сказала:

— Мы знаем все те вещи, о которых вы говорите, уже сотни лет, но до сих пор не догадывались, что кто-то способен ходить — чёрт, путешествовать — быстрее света. Как ваши люди научились этому?

— Мы сами это открыли, — гордо ответил Тограм. — Нам не пришлось учиться у других рас, в отличие от некоторых.

— Но как вы это открыли?

— Откуда мне знать? Я солдат, меня это не интересует. Кто знает имена тех, кто изобрёл порох или научился выплавлять сталь? Эти вещи изобретены, вот и всё.

В этот день допрос закончился рано.

— С ума сойти можно, — сказала Хильда Честер. — Прилети эти тупицы всего несколько лет спустя, мы могли бы взорвать друг друга к чёртовой матери, так и не узнав, что нам доступны другие миры. Боже мой, если верить этим роксоланцам, расы, только-только научившиеся выплавлять железо, преспокойно летают от звезды к звезде и не видят в этом ничего удивительного.

— Если не считать случаев, когда звездолёты не возвращаются, — ответил Чарли Эббетс. Его галстук давно уже лежал в кармане, а воротник был расстёгнут. Несмотря на то, что актовый зал Калифорнийского технологического был кондиционирован, бешеный жар пасаденского лета проникал и сюда. Как множество других инженеров и учёных, связываться с пришельцами Чарли мог только с помощью лингвистов вроде Хильды Честер.

— Я сама это не очень хорошо понимаю, — сказала она. — Если не считать использования гипердрайва и антигравитации, роксоланцы — отсталые, почти примитивные. И другие расы в космосе должны быть такими же, иначе кто-то давно бы их всех покорил.

— Достаточно один раз понять принцип, и гипердрайв покажется поразительно простым делом, — сказал Эббетс. — Специалисты говорят, что на протяжении нашей истории мы много раз могли натолкнуться на него. Судя по всему, большинство рас открывают гипердрайв, после чего вся их творческая энергия уходит на совершенствование его и только его.

— Но мы прошли мимо, — задумчиво произнесла Хильда, — и наша технология развивалась по-иному.

— Верно. Вот почему роксоланцы ничего не знают об электричестве, не говоря уже об атомной энергии. И насколько можно утверждать, гипердрайв и антигравитация не имеют такого широкого спектра применения, как электромагнитные явления. Всё, что они могут, — это перемещать предметы из одного места в другое, только очень быстро.

— На сегодня нам это не помешает, — сказала Хильда. Эббетс кивнул. На Земле теснилось почти девять миллиардов людей, половина из которых голодала. И тут неожиданно выясняется, что им есть куда деться, и есть на чём.

— Мне кажется, — произнёс Эббетс, — что мы будем для тех, в космосе, страшным сюрпризом.

Хильде не понадобилось много времени, чтобы понять, к чему он клонит.

— Если это шутка, то не смешная. Со времён последних завоеваний минула сотня лет.

— Конечно, ведь они были слишком дороги и опасны. Но что могут противопоставить нам роксоланцы или им подобные? Ацтеки и инки были отважными воинами. И что, помогло это им устоять против испанцев?

— Надеюсь, за последние пятьсот лет мы поумнели, — сказала Хильда. Она не стала доедать сэндвич. Почему-то пропал аппетит.

— Рансиск! — воскликнул Тограм, когда в его комнату ввалился старый рулевой. Рансиск сильно похудел с тех пор, как они виделись в последний раз на борту несчастного «Неукротимого». На месте нескольких новых шрамов, которых Тограм не помнил, выросла белая шерсть.

Впрочем, выглядел он так же по-деловому отрешённо.

— Ты что, оказался твёрже пуль, или земляне просто не стали тратить сил на то, чтобы убить тебя?

— Я склоняюсь к последнему, — горестно ответил Тограм. — С их огневой мощью что им один солдат? Я не знал, что ты тоже жив.

— Не по моей вине, клянусь. А вот Ольгрен… — его голос прервался. Нельзя хранить маску отрешённости вечно.

— Что ты здесь делаешь? — спросил капитан. — Не подумай, что я тебе не рад. Напротив, ты — первый роксоланец, которого я вижу с тех пор, как… — теперь настала его очередь замолчать.

— С тех пор, как мы приземлились. — Тограм благодарно кивнул. Рансиск продолжал: — Я видел нескольких наших. Мне кажется, они разрешают нам встречаться, чтобы подслушивать наши разговоры.

— Как им это удаётся? — удивился Тограм и тут же сам себе ответил: «Конечно, с помощью диктофонов, — ему пришлось использовать земное слово. — Ну ничего, с этим мы справимся».

Он перешёл на ойяг, наиболее распространённый язык планеты, которую роксоланцы покорили пятьдесят лет назад.

— Что с нами будет, Рансиск?

— Там, на Роксолане, они должны бы уже сообразить, что у нас что-то не так, — отвечал на том же языке рулевой.

Это мало обнадёжило Тограма.

— Так много возможностей потерять корабли, — грустно сказал он. — И если Верховный Главнокомандующий даже пошлёт за нами флот, им повезёт не больше, чем нам. У этих богами проклятых землян слишком много оружия, — он сделал паузу и как следует приложился к бутылке водки. От ароматизированных ликёров местного производства Тограма мутило, но водка пришлась ему по вкусу. — Как это так вышло, что у них есть все эти машины, а у нас или у других известных нам рас нет? Они, должно быть, чародеи, продавшие души демонам в обмен на знания.

Рансиск подёргал носом.

— Я задавал одному из них такой вопрос. Он прочитал мне стихотворение какого-то землянина, не помню, как там его. О ком-то, стоявшем на распутье. В конце концов он выбрал менее наезженную дорогу. Это и есть ответ. Большинство рас открывает гипердрайв и начинает странствовать. Земляне не открыли гипердрайв, и их поиски пошли в другом направлении.

— Неужели? — Тограма передёрнуло при одном воспоминании о той короткой, но кошмарной схватке. — Ружья, стреляющие дюжиной пуль без перезарядки. Пушки, установленные на самодвижущихся бронированных телегах. Ракеты, которые сами находят цель… А ведь есть штуки и пострашнее, которых мы не видели, только слышали о них от землян: бомбы, каждая из которых может взорвать целый город.

— Не знаю, насколько этому можно верить, — сказал Рансиск.

— Я верю. Они сами пугаются, когда говорят об этом.

— Что ж, может быть. Но у них ведь есть не только оружие. Есть машины, позволяющие видеть и слышать на расстоянии, машины, которые за них считают, диктофоны и прочие штуки. И то, что они рассказывают о своей медицине: они знают, от чего начинаются болезни, и могут лечить и даже предотвращать их. И их сельское хозяйство — эта планета самая перенаселённая из всех, о которых я только слышал, но они сами себя прокармливают.

Тограм печально пошевелил ушами.

— Это несправедливо. И всё из-за того, что у них не было гипердрайва.

— Теперь он у них есть, — напомнил Рансиск. — Скажи спасибо нам.

Роксоланцы с ужасом посмотрели друг на друга и разом произнесли одно и то же:

— Что мы наделали?