Дорога яви

Часть 1 Неудачницы, или Чего на дороге только не валяется

Горы… Место, где земля вышла из себя, пытаясь преодолеть навязанную ей мирозданием форму. Горы, вздымающие свои хребты к самым облакам и даже выше них, царапающие небосвод острыми, как гребень на спине дракона, вершинами. По ночам полная луна перекатывается по их склонам, замирая над пропастями, покачиваясь на краях обрывов, заливая все вокруг золотисто-зеленым сиянием. А днем крошечное и ослепительно-яркое солнце прорезает в их отвесных стенах линии тоньше человеческого волоса. Ни зверя, ни птицы здесь нет, лишь облака проплывают над ними, огибая вершины. Это горы! Горы — огромные, непреступные, вызывающие щемящее ощущение своей ничтожности перед величием Бога, положившего ладонь на землю и сжавшего пальцы… Горы.

Девушка пела о горах. Невысокая и черноволосая, как все жители Равнинных земель, она была миловидной, обаятельной. На округлом личике выделялись крупные насыщенно-синие глаза с пушистыми ресницами и курносый носик. Одета девушка была в белую блузку и простой синий сарафан с широким поясом, шею кокетливо прикрывала косынка. Прохаживаясь между простых, грубо сбитых столов придорожной харчевни, девушка пела, подыгрывая себе на старенькой лютне.

Девушка пела не очень умело, но старательно. И все же простая песня про горы вряд ли могла бы дать ей хоть какой-то заработок этим вечером. Поэтому менестрелька, обрисовав жителям плоской, как блин, равнины невероятную красоту далеких краев, принялась распевать о темных пещерах, уходящих к самому центру земли, — о дырах, просверленных взглядом разгневанного демона, заточенного в самой ее сердцевине. В тех пещерах живет чудесный народец — гномы. Целыми днями они только и делают, что добывают руду и куют прекрасное оружие. Гномы почти не выходят на поверхность, но им и не нужно солнце: в их подземельях хранятся несметные сокровища, которые сияют ярче солнца, опаляя лица гномов так же сильно, как огонь в горнилах кузней. А иногда разные гномьи кланы сходятся под сводами огромных пещер — нет, не для того чтобы проложить новые границы между подземными владениями, а чтобы потешиться. Но бьются всерьез, не жалея ни себя, ни своего великолепного оружия, и от этих битв вздрагивает земля…

Заметив, что слушатели заскучали, девушка взяла другой ритм на лютне и запела о хитром и отважном Роске Рыжем, пробравшимся в гномьи подземелья, чтобы выкрасть сокровища, и попутно не упустившим возможность поразвлечься с гостеприимными гномихами. Слушатели, большинство которых не выбиралось дальше околицы своей деревни, но порой изменяло своим женушкам, одобрительно улыбались и притопывали ногами в такт песни. Девушка тоже улыбалась — песня была беспроигрышная, нравилась всем, и ее берет, забранный за пояс так, чтобы в него можно было кидать монеты, после нее обычно заметно тяжелел. А если не только петь, но и покачивать бедрами…

Девушка неторопливо прогуливалась между столами, одаривая улыбкой посетителей харчевни во время недлинных проигрышей. Пальцы знали свое дело, слова песни она помнила так хорошо, что могла бы повторить их и посреди ночи, причем будить ее для этого было бы совсем не обязательно. Поэтому, старательно выводя голосом красивый пассаж, девушка размышляла о том, хватит ли набранной мелочи на ужин и комнату на эту ночь или придется еще поработать. Впрочем, ужин можно стребовать и с харчевника — ведь у него сегодня прибыль будет больше, чем в обычный вечер. Надо только быть понастойчивее. А комнату…

В этот момент песня кончилась — пришлось эффектно взмахнуть грифом и тряхнуть челкой. Раздались аплодисменты, кто-то заулюлюкал, требуя продолжения, в берет просочилось несколько медных монеток. Менестрелька решила, что на сегодня достаточно, и поклонилась, намереваясь на этом окончить свое выступление. Но не тут-то было.

Разгуливая по харчевне, девушка давно заметила нескольких мужчин, судя по одежде, заезжих и при деньгах. Заметила она и то, что они ее подманивали, особенно один из них — грузный, лет сорока, с густой черной бородой: то достанет и покрутит в пальцах монетку, да не медяк, а серебряник, то похлопает в свои огромные ладошки так, что воздух вокруг сотрясается. Не менестрелями так хлопают — девок харчевных так подзывают, чтобы те пива принесли. Или еще как уважили гостя.

Девушка знала, что близко к этой компании подходить нельзя. Но не хотелось и упустить возможность подцепить беретом заветную монетку — дела-то шли неважно. Ну, вот и оказалась она слишком, слишком близко.

— А ну-ка, дай! — молодчик в ладно сшитом камзоле, сидевший по правую руку от бородатого, вскочил и сноровисто выхватил из рук девушки лютню. — Теперь я сыграю. А ты, красавица, попляши!

Парень с размаху ударил по струнам, одну под общий хохот порвал сразу, остальные взвизгнули, но выдержали.

— Попляши, попляши! — захлопал в ладоши доброй шутке бородач. — Ну, давай, не стесняйся!

Парень снова ударил по струнам, в харчевне задребезжала простенькая танцевальная мелодия. Девушка стояла растерянная. Оглянулась, посмотрела на харчевника — нет, ему не было до происходящего никакого дела. Ровным счетом никакого.

Гостям тем временем надоело ждать, пока девушка на что-то решиться. Бородач выхватил лютню из рук молодчика, стиснул гриф — менестрелька была готова поклясться, что дерево хрустнуло под его пальцами, — и потребовал:

— Пляши!

В харчевне вдруг стало очень тихо. Девушка в упор смотрела на бородача, и видела, что ухмылка еще не сошла с его губ, но глаза уже наливались кровью. Это значило, что она ошиблась: нет, как девушка она их не интересует. Поначалу, может, когда были потрезвее, — да. Но не сейчас. Сейчас хочется только посмеяться. Обидеть. Унизить. Что ж…

Сама виновата. Впредь будет умнее.

Выдавив из себя глуповатую улыбку, менестрелька робко вильнула бедрами. Тут же раздались нестройные хлопки в ладоши, одобрительные крики… и голос, перекрывший это все:

— Прекратите!

Гомон не сразу, но замолк. Посетители харчевни уставились на того, кто осмелился прервать веселье. Менестрелька тоже поискала его глазами, нашла… И едва не закусила губы от досады.

О таком моменте она мечтала всю сознательную часть своей пока еще не длинной, семнадцатилетней жизни. Вот чтобы так, не важно где и при каких обстоятельствах, но именно так: ее обижают, а в самый последний момент появляется хорошенький благородный юноша и… Но нет же! За менестрельку вступилась единственная девушка среди посетителей харчевни.

Невысокая сухопарая блондинка (стрижка короткая, неровная, волосы выгоревшие) стояла у дальней стены и потягивала пиво из глиняной кружки. Одета девушка была как наемница: в тунику неопределенно-линялого цвета, удлиненный приталенный кожаный жилет со шнуровкой, коричневые узкие штаны и выношенные замшевые полусапожки. Лицо у девушки было узкое, невыразительное, с острым носом и длинным ртом. Серые, немного раскосые глаза уже давно и внимательно наблюдали за менестрелькой с каким-то странным выражением. Должного боевого впечатления, несмотря на притороченные к поясу ножны с мечом, девушка не производила.

— Да ты, видимо, танцуешь лучше! — грянул бородач. — Ну, иди сюда! Станцуете вместе, красавицы!

И гнусно так захохотал. Наемница насупилась.

— Верни ей лютню, — потребовала она.

— А ты забери!

Девушка оставила кружку на ближайшем столе, неторопливо прошла через зал, положила ладонь на гриф… и хорошим, сильным движением вывернула лютню из руки бородача. Тот помрачнел, качнулся, поднимаясь… Наемница, не глядя, сунула лютню в руки менестрельки, та схватила инструмент и обеими руками прижала его к себе. Струны испуганно цвеньнули. Затем в харчевне повисла напряженная тишина.

— Что, танцевать не будете? — с наигранным, еще шутливым тоном спросил бородач.

— Не будем.

— Не будете… — бородач с шумом выдохнул, затем медленно набрал воздуха в грудь и рявкнул, словно пытаясь одним только голосом обрушить потолок: — Ну так пошли отсюда, курвы драные!

Наемница не дрогнула — стала только бледнее мела.

— Пускай сначала расплатится, а потом убирается на все четыре стороны! — лениво бросил в их сторону помощник харчевника, рослый дебелый парень, протиравший столы.

Наемница пошарила рукой у талии, вытащила прибранную за пояс монетку, бросила ее на стол и, повернувшись, направилась к выходу. Раздался гогот и улюлюканье. Монетка, прокатившись по столешнице, провалилась в шелку между двумя досками…

Менестрелька, выскочившая из харчевни, не поспешила удрать, хотя именно так и надо было поступить. Вместо этого она остановилась, все еще обеими руками прижимая лютню к себе, с тревогой взглянула в дверной проем, увидела, что наемница тоже уходит, и от сердца отлегло. Она повернулась, чтобы пойти дальше…

Наемница шагнула через порог. Только краем глаза она заметила, что бородач жестом подозвал харчевника, и тот мгновенно оказался рядом с ним, словно только и ждал его знака. А потом позади раздался тяжелый и скорый топот, и поравнявшихся друг с другом девушек щедро окатило помоями. Под оглушающий хохот посетителей харчевни стряпуха плаксиво запричитала:

— Ой, простите, не заметила вас, уж темно на дворе-то!

Менестрелька обернулась, стиснув крохотные кулачки, и хотела прокричать что-то в ответ, но наемница крепко схватила ее за локоть.

— Идем, — только и сказала она.

Идем, конечно. На ночь глядя, вдвоем, неизвестно куда… Не очень похоже на хорошую идею. Но выбирать не приходилось.

Харчевня стояла на обочине, и свет ее окон быстро скрылся за зарослями калины и ирги, но хохот еще долго раздавался в ночи, волнами докатываясь до двух уходящих по дороге девушек.

— Тебя как хоть зовут? — спросила наемница.

— Кеолинн. Можешь называть меня Кела.

— Из благородных? Да ладно…

Менестрелька насупилась, отвернулась.

— Ладно, меня зовут просто Кела. Не из благородных.

Наемница улыбнулась невидимой в темноте улыбкой.

— Меня зовут Кира. Тоже не из благородных.

Помолчали. Потом любопытство менестрельки все-таки взяло верх:

— Откуда ты, Кира?

— Я?.. — наемница будто очнулась от сна — а может, и в самом деле успела задремать на ходу. Как лошадь. — Из этих мест, — ответила она неопределенно, кивнув куда-то в сторону. — Я возвращаюсь домой. А ты, Кела?

— А я ушла из дома, — гордо заявила менестрелька.

Наемница с недоверием скосила глаза.

— И давно?

— Что давно?

— Из дома давно ушла?

Менестрелька позагибала пальцы на руках, шевеля губами, а потом ответила:

— Четыре недели назад.

Кира с шумом выдохнула.

— Это плохо.

— Почему?

— Это значит, что ты живешь где-то далеко отсюда. Ты не сможешь быстро вернуться домой.

— Но я не хочу возвращаться домой! — возмутилась Кела. — Я свой выбор уже сделала, и не смей меня отговаривать!

Наемница остановилась, менестрелька остановилась тоже. Кела уперлась кулаками в бока; одной рукой, правда, приходилось держать лютню, это было неудобно, но оно того стоило. В темноте глаза наемницы блеснули сухо и ясно.

— Это лучшее, что ты можешь сделать, поверь мне. Но вообще-то я не собираюсь тебя уговаривать. Какая разница, куда идти, правда? Можно и в ту сторону. Пошли…

Она повернулась и сделала несколько шагов вперед. Потом остановилась, обернулась, посмотрела на менестрельку, не двинувшуюся с места. Кела смотрела себе под ноги, в темную пыль дороги.

— Знаешь, я могу тебя проводить, — миролюбиво и как-то устало сказала Кира. — Я не настаиваю, просто предлагаю…

Кела вдруг высоко вскинула голову и с какой-то злой бодростью зашагала вперед.

— Нет у меня родителей. И дома собственного тоже нет. А туда, где я жила, я не вернусь, хотя это и не правильно.

Обогнав наемницу, она пошла вперед одна. Кира пошла следом. Вскоре порыв Келы иссяк, и она зашагала медленнее. Кира сделала усилие и догнала девушку. Теперь они снова шли рядом.

Стрекотали цикады, из ближайшей лощины доносились трели соревнующихся соловьев. Воздух, прогретый за день, остывал. С луга тянуло сыростью.

— Тут где-то озеро, — вслух подумала Кела.

— Зачем тебе озеро?

— Помыться хочу. Воняет же, как от помойной ямы.

— С ума сошла? — Беззлобно отругала ее наемница. — Ночи холодные. Одежда не высохнет. Ты простудишься, заболеешь и умрешь. Ты этого хочешь?

Менестрелька повернулась и посмотрела на спутницу расширившимися вдруг глазами.

— Иногда, — призналась она. Но, отвернувшись, бодро добавила: — Все высохнет, мы костер разведем. Найдем каких-нибудь дровишек и разведем.

— Ты умеешь?

— Ну… так, средне. Ты же умеешь?

— Допустим. А дрова искать как ты будешь?

Менестрелька снова остановилась и в упор посмотрела на наемницу.

— Ты зануда.

Та только покачала головой и опять пошла вперед.

— Я просто не четыре недели по дорогам брожу.

— А сколько? — догнала ее менестрелька.

— Два года.

— Ух ты… Наверное, ты здорово дерешься!

Кира покачала головой — нет, мол. И, кажется, заметно погрустнела.

— Но ты же вступилась за меня!

— Но я не стала драться.

— А стала бы, если бы пришлось?

Наемница не ответила. Но Кела не отставала:

— А почему ты вступилась за меня?

— Мне песня понравилась. Та, которую ты пела.

— Тебе нравятся горы?

— Я никогда их не видела.

— А хотела бы?

— Да, — наемница ответила твердо. И, помолчав немного, добавила: — Я мечтаю увидеть их.

Кела растроганно вздохнула.

— А я мечтаю… — начала она и вдруг осеклась.

Несколько шагов было сделано в молчании.

— И о чем же ты мечтаешь? — спросила Кира.

— Ты не поймешь… Ты же хочешь вернуть меня домой.

— Не знаю. Может, у тебя и в самом деле была веская причина для того, чтобы уйти. Расскажи, а я подумаю.

— Ну… — Келла замялась, почувствовав, что стесняется. В то же время внимание наемницы льстило ей. — Я ничего не знаю о своих настоящих родителях, — начала она. — Но меня вырастила очень хорошая семья. Они много для меня сделали, я им благодарна, я люблю их, и… Я хочу, чтобы они были счастливы. Но я не могла больше жить с ними. Понимаешь?

— Пока не очень, — честно ответила Кира.

Кела смутилась.

— Я подкидыш. Я ничего не знаю о своей настоящей семье.

— Но это же не проблема. Родители — это не те, что, может, разок-то и встретились, а потом ты появилась. Родители — это те, что воспитали.

— Да знаю я! — воскликнула Кела. Выяснялось, что ее случайная спутница не просто зануда — она еще и мудрствовать любит. Это немного раздражало…

— А раз знаешь — чего из дома ушла?

Хм. Не немного.

— Я не могла с ними больше оставаться, — повторила Кела. — Слушай, я тебе расскажу. Меня оставил при нашем деревенском храме какой-то странный человек. Он ничего не сказал, даже не заплатил настоятелю. Просто дождался, пока попадется кому-нибудь на глаза, положил меня прямо на землю, потом вскочил на лошадь и умчался. Никто его больше никогда не видел, — Кела вздохнула. — Мне даже не рассказывали, как он выглядел.

— Почему?

— Он никак не выглядел. Был закутан с ног до головы, одни глаза, говорят, сверкали. И это притом, что было лето!

— Ну, может, он не хотел, чтобы его узнали.

— Да, наверное…

— А что было дальше?

— А дальше настоятель храма и деревенский староста определили меня в семью. У моих родителей — ну, тех людей, что вырастили меня, — своих детей не было.

— Такое редко бывает, — заметила Кира.

— Ага. Ну… Не получалось у них что-то, не знаю. В общем, они меня приняли и заботились обо мне. Они… — голос Келы дрогнул, — Они хорошо обо мне заботились. Они меня очень любили… И я очень люблю их, понимаешь? Но так не могло продолжаться.

— Почему? — осторожно спросила наемница.

Менестрелька покачала головой:

— Ты не поймешь, Кира… То есть, наверное, не поймешь. Я сама не могу толком объяснить, не знаю… Расскажи лучше, почему ты ушла из дома.

Наемница усмехнулась.

— Мне тоже было семнадцать лет.

— И это единственная причина? — удивилась Кела.

— Почти.

— Расскажи! — почти потребовала менестрелька.

Ее спутница было загадочно улыбнулась, но тут же погрустнела, причем, кажется, уже окончательно.

— Я тоже единственный ребенок в семье. И мои родители меня очень любят. Они думают, что я в городе — в Заречном Большеградье, это к северу отсюда. Я там должна была в одном храме прислуживать, — наемница вдруг усмехнулась. — Знаешь, я ведь им письма пишу. Не часто, пару раз в месяц. Рассказываю, как я живу при храме, как меня там все любят и хвалят… Даже не знаю, как им на глаза покажусь, как расскажу правду. Но другого варианта у меня, к сожалению, нет.

— А что с тобой случилось на самом деле?

— Ну… Мне было семнадцать.

— Это я уже поняла!

— По дороге в Большеградье… Сосед на своей телеге довез меня почти до самого города, но дальше ему было не нужно, да я и сама могла дойти… Но не дошла. То есть, до храма не дошла. Встретился мне по дороге в город красивый парень. Знаешь, невысокий такой, но плечистый, вихрастый, а улыбка — как рябь от солнца на реке…Ну, слово за слово, рука за руку… Так я до храма и не дошла.

Наемница замолчала. На этот раз Кела не приставала к ней с расспросами. Дождалась, пока та продолжит сама.

— Мы поселились в крохотной угловой комнатке на одном постоялом дворе в Большеградье. Юрк стал работать там вышибалой, меня взяли помощницей на кухню. Он открыто называл меня своей женой, мы были счастливы. То есть, я думаю, что мы были счастливы… Кела, я любила его до безумия.

Кела растроганно вздохнула.

— Мы прожили вместе год. За это время я научилась зашивать раны, правильно складывать сломанные кости, вправлять суставы — не только Юрку, но и его приятелям, они часто ввязывались в какие-то темные делишки и попадали в неприятности. Он, кстати, и научил меня обращаться с мечом. По утрам, когда на дворе не было народу, он учил меня. Правда, больше чтобы самому размяться и от нечего делать, но все же… А потом он как-то охладел ко мне. Я не знала, что будет дальше, просто каждую ночь вздрагивала и просыпалась, когда он поворачивался во сне: мне казалось, что он тихо встанет и уйдет посреди ночи, и я больше никогда его не увижу… Но он так не поступил. Он честно сказал мне, что ему надоело сидеть на одном месте, он к этому не привык, ему скучно, он уходит, и он не хочет, чтобы я пошла с ним, потому что так для меня якобы будет лучше… Он оставил мне немного денег и свой старый меч, он не избавился от него только потому что я тренировалась с ним… Вот так. — Наемница вздохнула. Чувствовалось, что она не стала бы всего этого говорить, если бы уже давно не хотела поделиться своей историей хоть с кем-нибудь. — После того, как Юрк ушел, я тоже не смогла остаться в Большеградье. Подалась в наемницы. Только заработать мне не очень-то удается: сама понимаешь, как относятся к девушкам этой профессии.

— Но ты же можешь выбрать что-нибудь другое! — воскликнула Кела.

— Что, например? Чтобы устроиться в храм, нужно заплатить, а денег у меня нет. В лавку помощницей без протекции не возьмут, работать на каком-нибудь постоялом дворе, даже временно, я не хочу, я знаю, как быстро одинокие посудомойки и разносчицы превращаются в… ну, ты понимаешь. А петь я, как ты, не умею. Вот и иду домой. Правда, не знаю, как в глаза родителям посмотрю… Наверное, я могла бы что-нибудь придумать, устроиться как-нибудь, но… Я не хочу, чтобы все стало еще хуже, чем сейчас. Поэтому я решила вернуться домой… чего и тебе, Кела, советую. А ты где, кстати, так петь научилась?

— Да нигде я не училась, — ответила польщенная Кела. — Мне просто нравилось слушать — когда к нам в деревню заходил какой-нибудь менестрель, меня от него оттащить невозможно было. Я сидела до самой поздней ночи и слушала, слушала… Сама даже не замечала, что песни запоминаю. А когда на чердаке нашла это чудо… — девушка с улыбкой погладила старенькую лютню.

— Что, решила, что в менестрели пойдешь?

— Нет, — вдруг серьезно ответила Кела. — Это… Ну, это просто так, потому что мне нравится, да и денег можно заработать на еду и ночлег. На самом деле я… Кира, только ты не смейся, пожалуйста, ладно? На самом деле я хочу стать магом.

Кира с трудом подавила смешок.

— Чтобы стать магом, нужно родиться с магическим даром, а потом еще долго учиться, — заметила она.

— Я знаю!

— У тебя есть дар?

— Да… То есть, нет… Пока нет… Я не знаю! — воскликнула вдруг Кела и заговорила быстро-быстро: — Я все понимаю, я чувствую не так, как все, я это знаю! Меня в деревне даже дурочкой из-за этого считали, только родители меня утешали, говорили, что я умная и славная. Но они тоже — понимаешь, Кира? — они тоже понимали, что со мной что-то не так! Они жалели меня! А знаешь, что может быть хуже жалости людей, которых ты любишь? НИЧЕГО! Ничего не может быть хуже жалости людей, которых ты любишь… — Голос Келы дрогнул, девушка выразитель всхлипнула. — Мне бы только одним словом, ну хоть полсловечком перемолвится с кем-нибудь знающим… Но за четыре недели я никого так и не встретила.

— Ну конечно, как ты могла кого-то такого встретить? Настоящие маги на проселочных дорогах не валяются, — попыталась утешить свою случайную спутницу Кира. — Да и четыре недели — это же почти ничего для настоящего странника.

Кела снова всхлипнула, потерла нос рукавом.

— И потом, тебе и вправду не стоило уходить из дома, — продолжила Кира. — Рано или поздно какой-нибудь маг сам явился бы за тобой… Если ты и в самом деле особенная.

Слово «особенная» получилось с усмешкой.

— Я не сразу поняла, что я особенная, — не заметив этого, ответила Кела. — Сначала я не понимала… Просто удивлялась, когда деревенские мальчишки ломали прутья и ради шутки гоняли ими гусей. Это же неправильно… Нет, дереву не больно, деревья не чувствуют боли, но это не правильно, и все! Когда коза траву щиплет или когда люди хлеб жнут — это правильно. А когда просто так, походя травину какую обрывают или лист дерева… Я помню, как меня мама ругала: мне надо грядку полоть, а я стою над сорняком и не могу его выдернуть. И понимаю, что надо, а не могу. Что-то в нем такое… То же, что и во мне. С животными я не очень лажу, но мне нравится разговаривать с ними. Если постараюсь, они меня понимают… Мне так кажется. Знаешь, Кира, я, когда маленькая была, со всем разговаривала: с животными, с травой, с деревьями, с водой в колодце, с солнцем… Я слышала, как солнце пело. Особенно на рассвете: знаешь, такой протяжный, глубокий гул… Я и сейчас слышу все это. Солнце, землю, речку… Лягу на луг, раскину руки — и лежу, слушаю, как растет трава, как протискиваются между комьев земли корешки, как мелочь всякая копошится… Лежу я так — час, два — и чувствую, что не надо никуда идти, можно просто вот так вот лежать, и все будет хорошо, потому что… Потому что нет меня как будто бы в этот момент. Земля — такая большая, тяжелая, есть. Трава есть, насекомые… А меня нет. И вот когда я дохожу до этого состояния… — Кела запнулась снова и вдруг разревелась окончательно. — Я понимаю, это глупо звучит, но я вдруг начинаю чувствовать, как меня переполняет окружающий мир! Какая-то нечеловеческая сила из ниоткуда! Она накатывает на меня изнутри, на меня и как будто бы и не на меня, а на весь мир. Но когда я пытаюсь сделать что-то — что-то совсем незначительное! — у меня ничего не получается! — Сквозь слезы она говорила. — Кира, я просто не могла там больше оставаться! Мне казалось, стоит мне только уйти — у меня начнет получаться выпускать эту силу, творить что-то! Но у меня… У меня ничего не получается… Я даже толком не знаю, что должно получаться-то… Может быть… Может быть, Кира, они все правы… Может, я просто деревенская дурочка и все выдумала…

Кира положила ладонь на плечо менестрельки.

— Пошли, дурочка, — сказала она. Слово «дурочка» получилось ласковым. — Вон твой пруд виднеется, умоешься. И вообще, ночь на дворе давно. Давай-ка устраиваться на отдых. Завтра на свежую голову решим, что будем делать дальше.

Кела понятливо закивала. Разглядев в темноте пруд, сбегала к нему, торопливо умылась — опасалась, что наемница передумает и куда-нибудь денется. Но Кира никуда не делась: она даже не прошла вперед, стояла на дороге и ждала спутницу. Провести остаток ночи она собиралась где-нибудь неподалеку, только не в низине у озера. Когда же Кела вернулась, наемница указала на крохотную рощицу на обочине дороги. Дальше дорога пересекала большак и, втискиваясь между могучих рослых деревьев, уходила в лес. Место было подходящее: по утру можно будет идти в любую сторону, что бы они ни решили.

— Переночуем там! — сказала Кира.

Кела была согласна со спутницей: действительно, место было неплохое. Но как только девушки приблизились к роще, послышался негромкий шум и конское ржание. Потом из зарослей — словно из самого мрака — показалась необычно узкая, продолговатая лошадиная голова, затем шея со знатной гривой и грудь. Лошадь была светлой масти, ее было хорошо видно. Кира покрутила головой в поисках огонька — они ведь могли быть не единственными, кто решил заночевать в роще сегодня. Было бы неплохо пристроиться к чьему-нибудь костерку: добрые люди не погонят…

Ни малейшего огонька видно не было. Кира прислушалась: нет, роща была тиха, насколько может быть тиха роща ночью. То есть, ничего, кроме звуков природы, наемница не услышала.

— Какая странная лошадь, — сказала подошедшая Кела. Она протянула руку, чтобы погладить морду с блестящими глазами, оказавшуюся неожиданно высоко — Кела не достала бы до холки, даже если встала бы на цыпочки. Но и до морды она не достала — пальцы наткнулись на уздечку. Ее не было видно в темноте.

— Ой… — только и успела произнести Кела.

Лошадь встала на дыбы и рванула уздечку на себя. Кела на секунду повисла в воздухе, потом оказалась сидящей на земле. Под левое бедро попал какой-то острый сучок, крапива знатно, со знанием дела обожгла правую руку. Кела — даром, что пару минут назад плакала — всерьез рассердилась. А лошадь виновато заржала, переступила на месте и наклонила голову, опуская уздечку к рукам девушки. Та повторять свою ошибку не спешила.

— Возьми, — попросила за лошадь Кира. — Кажется, эта скотинка хочет нам что-то сказать.

Лошадь снова заржала, покачала головой — словно возмутилась таким наименованием. Кела встала, протянула руку. Пальцы нащупали невидимую узду. На этот раз лошадь повела себя иначе: просто стала отступать назад, потянула девушку в глубину рощи. Кела сделала шаг, еще один. Кира пошла следом. Лошадь уверенно пересекла рощу и вывела девушек на большак. Там, посеребренный дорожной пылью, неподвижно лежал какой-то громоздкий кулек.

Кира опомнилась первой. Обогнув лошадь и опасливо покосившись на нее — вдруг вздумает защищать хозяина? — она подошла к кульку, встала на колени рядом. Аккуратно перевернув человека с боку на спину, она приложила ухо к груди.

— Он жив? — спросила Кела, подводя ставшую неожиданно послушной лошадь.

— Да… Вроде жив, — ответила Кира, выпрямляясь. — Кажется, не ранен, просто свалился с седла. Может, от усталости. Давай перенесем его с дороги.

— А если это плохой человек?

— Не знаю, может, он и плохой. Но если мы ему не поможем, точно будем еще хуже.

Вдвоем девушки не без труда перетащили не приходящего в себя путника на окраину леса. Она оказалась будто бы обглодана гигантскими козами: ясное дело, люди останавливались здесь часто и часто рубили ветви для лежаков, жгли костры… Пока Кела, углубившись в заросли, искала и подбирала сухие ветви, Кира нашла ель, до которой еще никто не добрался, и наломала лапника. Дорогу назад обе девушки нашли без труда: лошадь будто бы светилась в темноте. Оставленная со своим хозяином, она больше ни на шаг не отходила от него.

Вскоре на опушке разгорелся крохотный костерок. Путник, уложенный на лапник, дышал тихо, но ровно. Кира еще раз осмотрела его, но никаких травм так и не обнаружила. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это парень лет двадцати… очень красивый парень. Это было видно даже в полумраке. Вот только…

— Никогда таких не видела, — сказала Кела. Она рассматривала путника, словно зачарованная. — А ты?

— Я тоже нет, — неохотно призналась Кира.

Парень был стройным, очень высоким, с длинными руками и ногами. С его пальцами было что-то не так — что на ногах, что на руках: парень был босиком и без перчаток, это было заметно. Но что именно не так, Кира, например, так и не поняла. Кожа у путника была смуглая, а волосы белые — да-да, белые, ну или очень светлые, и длинные, ниже плеч. Они были заплетены в десятки косичек, которые сначала плотно обнимали голову, а потом распадались какая куда. Форма головы, кстати, тоже была странная: под плотно заплетенными косичками угадывались два нешироких продолговатых нароста, идущих рядом ото лба к затылку. Бросалась в глаза и необычная форма ушей: заостренные, они были словно вытянуты вверх и назад. Черты лица юноши были утонченными, выразительными, разрез еще ни разу не открывшихся глаз был длинным, подбородок узким, хищным. Одет юноша был в короткую куртку и узкие штаны. На поясе прочно крепились ножны с небольшим кинжалом; Кира не стала их снимать, хотя подумала, что надо бы. Горло парня плотно стягивал воротник с застежками. Стремясь облегчить путнику дыхание, Кира попыталась расстегнуть их, а когда они не поддались, срезать — но и ткань не вспарывалась. Кире пришлось отступить.

— И что мы теперь будем делать? — спросила Кела.

— Ничего. Если, конечно, у тебя нет других предложений.

— Я думаю… — начала Кела, но тут до слуха обеих девушек донесся стук копыт. Скакало несколько лошадей, и они быстро приближались.

Повинуясь предчувствию, Кира бросилась тушить костерок, но было поздно. Меньше, чем через минуту три всадника на ходу вломились в жидкий подлесок.

…Встать… Встать, встать… Хотя бы встать…

Тот, что скакал впереди, натянул поводья — лошадь едва не разметала передними копытами угли.

…Ночь… Здесь уже ночь… Как быстро…

— Отойдите от него! — потребовал всадник.

Кира и Кела переглянулись — не сразу поняли, о ком идет речь. Потом сообразили, что это преследователи странного красавчика… А сам красавчик лежит как раз за их спинами.

…Встать… Ночь… Я смогу… Земля… Здесь есть земля и ночь… Ну же… Они могут убить этих двоих… Меня… Нет, меня они не убьют… Но…

Лошади нетерпеливо перебирали копытами, трясли тяжелыми головами.

— Ну же, в сторону!

На всадниках были темные плащи, но под ними странно поблескивали доспехи и кольчуги. Странно — так, как если бы они были черного цвета. Но таких в этих землях не изготавливают… Интересно, где вообще изготавливают такие… Лиц всадников было не разглядеть под капюшонами, на руках, сжимавших поводья, были надеты перчатки с металлическими накладками. «Надо же, как маскируются, бедные — отстраненно подумала Кела. — А на дворе-то лето…» И тут она вспомнила рассказ родителей о том, как она оказалась в их деревне… И вообще на какое-то время потеряла способность думать.

Кира тем временем вглядывалась во мрак под капюшоном заговорившего с ними всадника, пытаясь разглядеть лицо. Лицо не проступало — но мрак, казалось, гипнотически клубился, готовый вот-вот вытолкнуть из себя что-то.

— Нам не известно, кто этот человек, почему вы его преследуете и кто из вас прав, — медленно произнесла Кира. — Но мы должны позаботиться о нем. По крайней мере, до тех пор, пока он сам не сможет заботиться о себе.

«Да, какая-то благородная глупость, — добавила про себя она. — Ну и пускай. Зато правильно». И только наемница собралась немного погордиться собой, как до нее со всей ослепляющей ясностью дошло, что она допустила ошибку. Роковую ошибку. Всадник не собирался играть в благородство. Он просто потянул поводья на себя, разворачивая коня немного боком, — а другой рукой вытащил из наспинных ножен меч. Длинный, черный, завораживающе-сияющий меч…

…Встать… Вставай! Ты можешь, ты знаешь, что можешь, так давай же! Пусть призвать всю силу не получится… Нет, не получиться. Но ночь… Ночь на твоей стороне!..

Длинные тонкие пальцы впились в лапник, со свежих веток посыпались моментально высыхающие, желтеющие иголки. Пальцы дотянулись до земли — вокруг лежака стала стремительно жухнуть примятая Кирой и Келой трава…

Он сел резко, словно кто-то дернул за ниточку, проходящую сквозь его грудную клетку. Потом он с таким же рывком встал на ноги, развернулся — будто бы не изнутри, а со стороны управлял своим телом, как марионеткой…

Кира вытащила свой меч и, почти ни на что не надеясь, провела перед собой по земле черту — я не хочу драться и не нападу первой, но буду защищаться, если ты нападешь. Всадник натянул поводья…

Потом он поднял руки… И мир содрогнулся.

— Господин, уходим! — воскликнул один из всадников, и конь под ним, получив удар шпорами, взвился. Мгновение — и все три всадника сгинули во тьме, без звука и следа, словно чья-то невидимая рука неуловимо быстрым движением смела их с лица земли. Кире показалось, что она успела увидеть тонкую светящуюся линию, прочерченную черным мечом во мраке.

Дрогнув, мир замер. Одновременно оборачиваясь, Кира и Кела увидели только, как юноша падает, снова теряя сознание. Ветки под ним сломались с сухим, костным хрустом.

Прошло несколько минут, прежде чем девушки смогли заговорить друг с другом.

— Как ты думаешь, он еще жив? — спросила Кела.

— Понятия не имею, — голос Киры звучал хрипловато. — Я… Я пойду наломаю еще лапника.

— Я с тобой! — воскликнула Кела и вцепилась в локоть наемницы.

Лошадь путника, обивая хвостом тонкие длинные ноги, посмотрела на них с укоризной.

Кира вовсе не была уверена в том, что странному путнику нужен свежий лежак. Но занять себя чем-то — это уже наполовину успокоиться. Да, ей страшно. Но вот Кела — пускай боится за двоих. Она справиться, ее тайная сила поможет ей… Кира тряхнула головой, отгоняя дурацкие мысли, появившиеся не то из-за всего пережитого, не то просто от усталости. Краем глаза она заметила, что Кела уже оправилась: она бодро складывала лапы ели друг на друга, готовясь взять их все разом.

Когда девушки вернулись к костру, все было по-прежнему: лежал на своем месте путник, била хвостом рядом его лошадь, вытягивались в темноту, пытаясь ее погладить, жаркие ладошки огня… И как будто бы не было тех троих…

Подбадривая друг друга, девушки переложили парня на свежие ветки, высохшие кинули в костер — тот брызнул искрами, взметнувшимися к самым звездам.

— Как ты думаешь, эти еще вернуться? — спросила Кела.

— Не знаю, — ответила Кира, устраиваясь у костра. Она поняла, что спутница имела в виду всадников. При мыслях о них мороз не то что пробегал по коже — забирался под нее. Были и другие причины для скверного настроения: хотелось есть, но еды не было. Была только вода во фляжке. Что ж, чистая свежая вода — тоже ничего. С наступлением рассвета что-нибудь придумаем. Как говорится, будет день — и будет пища. — Ты ложись, я присмотрю за ним, — Кира кивнула на неподвижно лежащего парня.

— Я не хочу еще спать, — сказала Кела, присаживаясь рядом. — Ты сама ложись, если хочешь.

— Я не хочу.

— Тогда я просто с тобой посижу.

— Ладно…

Тучи, затянувшие небо еще на закате, разошлись. Небо вызвездило, и оно стало похоже на перевернутый дуршлаг, за которым что-то светится. Над ломаной кромкой леса висела краюха луны. В подлеске заливались пришедшие в себя цикады, время от времени раздавалась перекличка ночных птиц. Где-то в глубине леса ухала сова. Свет костра превращал траву, листву ближайших деревьев и фигуры девушек в чистую, искусно выплавленную бронзу. От пламени тянуло вкусным древесным теплом… Не прошло и получаса, как обе девушки крепко спали.

Они проснулись почти одновременно: шумно втягивая воздух в грудь первым глубоким вдохом, Кела разбудила Киру. Солнце уже не только встало, но и проделало половину пути до зенита. Да, хорошо поспали! Девушки обнаружили себя рядом с костром… под одним плащом. Плащ, конечно, не принадлежал ни одной из них.

— Доброе утро! — послышался приятный голос.

Девушки, как по команде, сели. Спросонья было сложно припомнить все события минувшего дня в правильной последовательности, но сообразить, кто это сейчас пожелал им доброго утра, труда не составило.

— До… Доброе, — хмуро ответила Кела.

Она толкнула локтем спутницу, чтобы та тоже что-нибудь сказала. Но Кира сидела молча, уставившись на их ночную находку. Смотреть было на что.

Пришедший в себя парень сидел сбоку от весело горящего костерка. Его наконец-то открывшиеся глаза были ярко-оранжевого цвета с тонкими черными вертикальными зрачками. Воротник куртки был расстегнут, и на шее парня можно было разглядеть три пары абсолютно одинаковых узких глубоких шрамов. Парень сидел, скрестив босые ноги. Кисти его рук висели между коленями, и Кира наконец-то поняла, что со всем этим не так: на ненормально длинных пальцах было по четыре фаланги.

— Ты кто такой? — сглотнув, спросила наемница.

Она с трудом не задала другой, просившийся на язык вопрос: «Что ты такое?» Этот вопрос, кажется, был бы более уместным, потому что парень, насладившись произведенным эффектом, улыбнулся, и Кела вскрикнула: свет свежего утреннего солнышка сверкнул на длинных белоснежных клыках.

— Меня зовут Геос, — ответил парень. Голос у него был — как бархат… Как бархат, из которого скручена удавка. — А вас как, девушки?

— Я Кира. Это Кела.

Наемница наконец выбралась из-под плаща, решив, что дальше пребывать в ошеломлении бессмысленно и пора начать относиться к происходящему более лояльно. Но, поднявшись, она тут же поняла, что поспешила со своим решением: к костру со стороны леса ползла… коряга.

— Это еще что такое?

Парень, проследив направление ее взгляда, ответил вопросом на вопрос:

— А что, мне самому за хворостом надо было идти?

Коряга тем временем доползла до костра и самозабвенно в нем распласталась. Тут же подтянулась еще одна.

— Ты маг? — спросила Кира.

— Не без этого, — ответил Геос.

Конструктивного диалога пока не получалось.

— А ты еду так же подманить можешь? — спросила Кела, завороженная зрелищем суицидально ведущих себя коряг. Было позднее утро, уже почти день — теплый летний день — и в костре не было необходимости. Но Геосу, похоже, просто нравилось яркое, резвое пламя.

— Какая еда к тебе может приползти из леса? — одернула ее наемница.

— Еду подманивать не надо, она есть, — Геос потянулся к сумкам, снятым с лошади, и достал отрубные хлебцы, вяленое мясо и пару яблок. — Держите.

— А ты?

— Я уже перекусил, — парень снова улыбнулся, причем гораздо шире, чем в первый раз, и даже Киру передернуло.

— Спасибо… — сказала Кела.

— Не за что!

— Спасибо, что не нами.

— А, ты об этом… Да пожалуйста.

Девушки ели быстро и молча. После того как с завтраком было покончено, молчание стало неловким.

— Ну что, будем собираться? — наконец спросила Кира.

— Да, нам, пожалуй, пора, — подхватила Кела и тут же бестолково засуетилась: собраться им было — только подпоясаться.

Парень не двинулся с места.

— Что, просто так и уйдете? — спросил он.

Кела замерла.

— А что? — осторожно спросила Кира.

— Ну… Вы меня все-таки спасли.

Прозвучало это так, как будто бы девушки были теперь ему чем-то обязаны. Жениться, то есть выйти замуж, заботиться, любить до гроба — ну или что-то другое в этом роде. Кира недовольно хмыкнула:

— Сдается мне, если бы те люди хотели что-то с тобой сделать, мы не смогли бы им помешать.

— Правильно сдается, — согласился Геос. — Только это не люди. И я, кстати, тоже не человек. Только вам нечего бояться. Вы действительно меня спасли. Я высох и упал на дорогу. Под ней слишком толстая насыпь, а убивать Айри — он кивнул в сторону лошади — я и в худшей ситуации не стал бы. Вы же перенесли меня на живую землю. Так что я благодарю вас не зря, — он переводил взгляд своих глаз с одной девушки на другую. Двигались только зрачки.

— Нам пора, — робко сказала Кела.

— Да ладно! Почему бы вам не пойти со мной? Такие знакомства происходят ведь не каждый день, правда? Или у вас есть какие-то важные дела?

Девушки переглянулись.

— Вообще-то, Кира…

— Вообще-то, Кела…

Переглянулись снова.

— Вообще-то, Кела просила меня проводить ее до дома, а потом я собиралась… — поспешно начала наемница, но Геос с усмешкой оборвал ее слова.

— Не верю. Попытайтесь еще.

Девушки переглянулись в третий раз. Кела вдруг нахмурилась и уперлась кулачками в бока.

— А почему мы должны с тобой идти?

— А вы что, не хотите?

— Представь себе, не хотим!

Парень только покачал головой.

— Снова не верю.

Кира медленно перевела дыхание.

— Что бы это ни было, это не наше дело, Кела. Пойдем, — сказала она.

— Пойдем.

Правильно: желание далеко не всегда достаточное основание для поступка. Хотеть чего-то вообще иногда вредно для здоровья.

Кивнув, Кела подняла с земли лютню — больше ей брать с собой было не чего, это у наемницы была сумка на длинном ремне, которую она носила через голову. Геос нахмурился, встал со своего места.

— Постойте. Вы что, просто так вот и уйдете?

— Да.

— А если я снова отключусь?

Кира покачала головой.

— Сдается мне, ты и будучи в отключке сможешь постоять за себя.

Повернувшись, девушки пошли прочь от костра.

— Постойте! — воскликнул Геос.

На этот раз в голосе его послышались какие-то новые, странные нотки. Сложно было сказать, что это: просьба, обида, тревога или непонимание. Может быть, все сразу.

Девушки остановились, обернулись.

— А если я вас попрошу? — спросил Геос.

— А зачем мы тебе? — спросила Кира.

И девушки, не дождавшись ответа, пошли своей дорогой. Помедлив несколько минут, Геос вскочил, машинальным жестом погасил пламя — оранжевые язычки просто исчезли, угли почернели мгновенно. Подхватив плащ, парень кинул его на седло, быстро прицепил седельные сумки и бросился догонять девушек. Лошадь, совсем по-человечески вздохнув, пошла следом за хозяином.

— Слушай, может, нам не стоило оставлять его? — спросила Кела, когда они вышли на дорогу.

— Ты беспокоишься за него? Мне показалось, что ты его испугалась.

— И да, и нет, Кира… Можно подумать, ты его не испугалась!

Секунду подумав, наемница не без удивления повторила слова Келы:

— И да, и нет!

В этот момент послышался шум в зарослях около большака. Он не просто приближался — он нарастал, настигал девушек. Выбрался на дорогу, конечно, Геос в сопровождении своей лошади.

— Если вы не идете со мной, я иду с вами, — категорично заявил он.

Большак в обе стороны шел вдоль леса. Если пойдешь на запад, то будешь двигаться к границе Равнинных земель. Через несколько дней пути начнутся холмы и крохотные богатые села, а там покажется и Смирный — крупный приграничный город. Дальше — Лересское княжество, первое из череды крошечных земель, где живет бедный, но гордый народ. Если двигаться по большаку в другую сторону, то через недельку, если повезет пристроиться к кому-нибудь на телегу, можно добраться до столицы Равнинных земель. Если возвращаться по той дороге, которой ночью шли Кира и Кела, можно придти в Заречное Большеградье — этот город и в самом деле располагался за рекой, точнее, на реке. Это был второй по размеру город в Равнинных землях. Если идти по этой дороге в другую сторону, то за долгим-долгим лесом начнется… А боги его знают, что там начнется. Но до границы Равнинных земель в ту сторону далеко, это точно.

— И куда мы пойдем? — спросила наконец Кира. Стоять на перекрестке двух абсолютно пустых дорог было неуютно, хотя было в этом и что-то бесприютно-романтическое.

— А куда вы собирались? — невинно спросил Геос.

— А куда собирался ты? — прямо спросила Кира.

— Я же казал, что пойду с вами, какая разница, куда…

— Нет уж! — воскликнула Кела, готовя в любой момент растопырить локти. — Или ты говоришь, куда тебе надо, или… или я не знаю, что! Короче, признавайся!

Геос вдруг стал очень серьезным.

— Нет никакой разницы, куда идти, — сказал он.

Кела испуганно посмотрела на Киру: та же буквально накануне сказала ей что-то подобное. Странно, — подумала она. Солнечный летний день, а вокруг как-то сумрачно.

Действительно, солнечный свет потускнел, будто бы на золотой небесный кругляшок набежала тучка. Но небо было чистое. Только на солнце можно было смотреть, не щурясь… В упор. И мир вокруг как-то неуловимо изменился: стал неплотным, чуть-чуть прозрачным, будто отлитым из гибкого стекла. Цветного, подвижного, но все-таки стекла. Налетел ветерок. Сделав петлю вокруг застывшей на перекрестке троицы, он вдруг словно укусил сам себя за хвост, замкнулся и кинулся сразу во все стороны, подняв в воздух мелкий сор и пыль. Когда ветер исчез, вокруг воцарилась плотная, какая-то шершавая тишина.

Теперь уже Кира испуганно посмотрела на Келу. Не сговариваясь, девушки взялись за руки и сделали по шагу назад.

Геос хмыкнул, прикрыл свои яркие оранжевые глаза.

— Явленные… Я был о вас лучшего мнения.

Сказав это, он повернулся и пошел по дороге, уходящей в лес. Солнце очнулось от странного небесного обморока и засияло с прежней силой, мир обрел привычную плотность, вернулись яркие краски и звуки. Две девушки, стоя на перекрестке, провожали взглядами неторопливо удаляющееся существо и его верную четырехногую спутницу… или спутника, девушки как-то не озаботились выяснить пол животного. Кличка «Айри» не многое об этом говорила.

— Ну, что будем делать? — спросила Келу Кира.

Геос не причинил им за ночь никакого вреда — а такую возможность он имел. Значит ли это, что он и впредь не сделает этого? Скорее да, чем нет — ну, если девушки сами первыми не начнут. Это раз.

Никогда таких существ, как Геос, они не встречали. Они о них даже не слышали. А то, что он успел им продемонстрировать за столь краткий срок, уже возбуждало праведное любопытство и неслабый интерес к его персоне. Это два.

У Геоса, по всей видимости, какие-то проблемы. Причем, каким бы необычным существом он ни был, какими бы удивительными способностями ни обладал, этого не достаточно, чтобы эти проблемы решить. И даже такие создания, как Кира и Кела, могут ему помочь, хотя сравниться с ним не могут и вообще не понятно, какая от них может быть польза. Это три.

Подумать только — целых три аргумента сделать глупость! Женское любопытство против здравого смысла — да у здравого смысла ни единого шанса! Утешает только то, что девушки не поодиночке — их двое, а это что-то да значит.

— А ты домой сильно торопишься? — переспросила Кела Киру.

Через несколько минут девушки догнали парня, запоздало сообразив, что он знал, что они поступят именно так. Иначе сел бы на свою лошадь и уже скакал, куда ему нужно.

— Так, друг за другом побегали — может, познакомимся поближе? — миролюбиво предложил он слегка запыхавшимся барышням.

Раздвигая колеями неохотно расступающийся лес, дорога шла между высоких тенистых деревьев. Кела шла по правой колее, Кира — по левой. Геос шел по центру, мягко ступая по траве, росшей между колеями. Айри почти неслышно шел сзади. Не знаешь, что это лошадь, — решишь, что собака. Очень осторожная, охотничья собака.

— Геос, а куда мы идем? — в третий раз спросила Кела. Предыдущие два раза парень отшутился, но менестрелька не теряла надежды. Впрочем, Геос оставался верен себе.

— А куда глаза глядят.

— А куда они глядят?

— Вперед.

— А тебе туда надо?

— Нет.

— Тогда почему мы туда идем?

— А почему бы и нет?..

Кира в этот диалог не ввязывалась. Она уже поняла, что, если Геос не захочет, ничего он им не скажет, ну если только его не припереть к стенке. Но вокруг был лес — стенок не наблюдалось… То есть, средства заставить Геоса отвечать на их вопросы Кира не знала. Да и не настолько она была и любопытна, если разобраться: возвращение в отчий дом откладывалось на неопределенный срок, и слава богам.

— …А откуда ты такой странный взялся?

— Из тех ворот, что и весь народ.

— А живешь ты где?

— Далеко отсюда.

— Это я поняла. А где именно?

— В доме…

Кира стиснула зубы. Спутники начинали ее раздражать. К тому же, начала болеть голова — солнцем напекло, что ли? Хотя, не должно бы, идут ведь они в тени деревьев… А и вправду — куда они идут?

— А если мы будем идти вперед, куда мы придем?

— Понятия не имею.

— Ты там никогда не был?

— Пока нет…

Близился полдень, даже под кронами деревьев становилось жарко. Кира глотнула воды из фляжки — на какое-то время помогло. Но потом стало еще хуже: словно воздух вокруг нее заканчивался, и дышать становилось попросту нечем. Наемница расстегнула ворот туники — на секунду ей показалось, что под ним, прямо на ее коже, мелькнуло что-то черное, похожее на крохотную лапку. Мелькнуло — и тут же исчезло. Кира не придала этому никакого значения: подумаешь — мусор какой за ворот завалился, спали же на земле. К тому же других проблем полно: жарко, как в печке, а они топают неизвестно куда… неизвестно зачем… неизвестно с кем…

— Геос, а… — собралась задать очередной бесполезный вопрос менестрелька.

— Кела. — оборвала ее вдруг наемница.

Девушка выразительно похлопала ресничками.

— Что?

— Пожалуйста, помолчи. Ты ведь можешь помолчать хотя бы полчаса? — почти сквозь зубы процедила наемница.

Кела послушно замолчала, хотя и не перестала кидать на Геоса пытливые взгляды. Кира облегченно вздохнула…

Дальше шли в тишине. Геос неутомимо двигался вперед. Кажется, он глубоко задумался о чем-то… И постепенно стал становиться прозрачным. Как марево в жаркий летний день. Через него уже можно было увидеть насупившуюся менестрельку и лес по другую сторону дороги.

— Геос! — окликнула его наемница, немало удивив этим притихшую Келу. Как это: одной можно — другой нельзя? Но Кира сказала только:

— Ты становишься прозрачным.

— А, извините, — парень тут же вернул себе привычную плотность.

— Ты чего это вдруг?

— Да жарко очень. Так прохладнее.

— Значит, мы должны париться, а ты прохлаждаешься?

Геос остановился, смахнул со лба мгновенно проступившие капли пота.

— Знаете, почему я выбрал эту дорогу? Потому что здесь тень. Не люблю я солнце. Когда прохладно или облачность — ничего еще. Но когда такое! Пару минут на солнцепеке — высохнуть можно!

— Это значит — умереть? — догадалась Кела.

— Типа того.

— Знаешь, если уж об этом зашел разговор, нам сейчас не лучше, чем тебе.

Геос с непониманием посмотрел на девушек.

— Хотите сказать, что вам тоже жарко?

Девушки переглянулись.

— Геос, ты, похоже, не издалека пришел. Ты свалился с луны. Да мы умираем от жары! — вспылила менестрелька. — Требуем привал! Спадет жара — пойдем дальше, хоть прямо, хоть обратно… Раз все равно, куда.

— Я понял, — уступчиво ответил Геос. — Айри, найди для нас подходящее местечко, пожалуйста!

Лошадь вскинула голову и, канув в заросли, почти мгновенно скрылась из вида. Самым удивительным при этом было то, что сделала она это практически бесшумно.

— Знаешь, Геос, а твоя лошадь тебе под стать, — не без восхищения сказала Кира.

— Это не лошадь, это карм, — непонятно ответил Геос. — Но можете продолжать звать его лошадью, он не обижается. Это конь, кстати.

— Ясно… — протянула Кела.

Ясно, конечно, ничего не было.

Айри вернулся через четверть часа или около того. Поплясал неподалеку от дороги, приглашая следовать за ним.

Идти по лесу пришлось около получаса. Девушки устали так, что были не в силах думать о том, как лошадь, то есть конь Геоса что-то там в лесу нашел и что именно он нашел… и почему он вернулся так быстро, а им приходится идти и идти… и идти… и идти… Наконец впереди показалось что-то темное, похожее на огромный выворотень. Приблизившись, путницы рассмотрели в его очертаниях заброшенную сторожку с крышей, взлохмаченной ветрами. Строение было явно старое и впечатление надежного не производило, но, расположенное в тенистом месте, для отдыха вполне годилось.

— Спасибо, Айри, — сказал Геос. Конь в ответ заржал.

— В самом деле? — переспросил парень и двинулся за избушку.

Встрепенувшись, Кира последовала за ним. Завернув за угол сторожки, она едва не наткнулась на спину Геоса — тот остановился. Кира шагнула в сторону. Теперь оба они стояли на берегу крохотного — в полтора обхвата — озера. Вода в нем была темной и так и распространяла вокруг себя свежесть и прохладу.

— Тут колодец был, — сказал Геос. — Только бревна сгнили давно.

— Ничего страшного, — ответила Кира и наклонилась, чтобы зачерпнуть ладонями влагу.

Чуть отставшая от спутников Кела остановилась в не заросшем еще дворике. Задрав ногу, она не без удовольствия почесала лодыжку.

— Пакость какая-то укусила, — вслух подумала девушка.

Из-за угла избушки ей навстречу вышли Геос и Кира.

— Мне надо ненадолго отлучиться, — сказал Геос, расседлывая Айри и снимая с него уздечку. — Вы пока отдохните. Захотите перекусить — в сумках есть немного еды. Не стесняйтесь, я принесу еще.

С этими словами он скрылся в лесу вместе с конем. Девушки проводили его взглядами, потом переглянулись. Кела пожала плечами, и Кира отправилась исследовать избушку.

Приоткрытая дверь завалилась и вросла в землю. Чтобы ее открыть, пришлось приподнять, следя за тем, чтобы она, свалившись с петель, не накрыла обеих непрошеных гостий. Внутри избушки — всего-то одна комната — было прохладно и сухо, хотя и пахло древесно-грибной сыростью. Никакой мебели, кроме приставленной к стене колченогой лавки, не было. На одном окне лежала какая-то покрытая пылью, никому не нужная мелочь вроде гнутых гвоздей и осколка стекла, в другое, намереваясь вернуть некогда захваченное людьми пространство, просунулась ветка рябины. Потолка у избушки не было: его, очевидно, сняли, и сквозь дыры в ветхой крыше были видны кусочки неба и кроны деревьев. Пол был на месте: добротный, хотя и щелястый, он был покрыт толстым слоем пыли и мелкого мусора. Кела, не долго думая, вышла из избушки и вскоре вернулась с несколькими ветками и листьями папоротника, собранными в пучок. Догадавшись намочить свой зеленый букет, Кела принялась подметать пол. Кира на это время благоразумно покинула избушку. Потом, когда Кела закончила, она занесла внутрь лютню, свою сумку и вещи Геоса, оставила все на лавке.

— Ну что, отдохнем пока?

— Давай. Как ты думаешь, куда пошел Геос?

— Понятия не имею. А ты что думаешь?

Вместо ответа Кира пожала плечами. Кела тем временем расстелила плащ Геоса прямо на полу и улеглась на нем. Есть из-за жары не хотелось совсем. Но минут через пятнадцать она захотела встать, чтобы выпить немного воды из родника, — и не смогла…

…Лес… Лес был хороший, здоровый, полный жизни. Там, откуда он пришел, все было иначе… но роднее… Противоречивые чувства охватывали его.

Он шел через лес, мягко ступая по теплой влажной земле. Земля пахла крепко, сладко, и проминалась под его ступнями. Айри шел слева чуть поодаль — он, кажется, уже освоился здесь. Конь прядал ушами, водил мордой по воздуху, ловя запахи большими подрагивающими ноздрями.

Добычу они учуяли почти одновременно.

Молодая косуля пощипывала травку на небольшой полянке. Пятна солнечного света, падая сквозь листву деревьев, вычерчивали на ее шкурке причудливый подвижный рисунок.

Геос замедлил шаг, а потом и вовсе остановился, припал к земле, притаился, готовясь к броску. Айри стал по кругу обходить полянку, чтобы зайти с другой стороны. Косуля тем временем, почуяв опасность, подняла голову, замерла, уставившись куда-то большими, черными с крохотными белыми точками глазами. Она осторожно повела ушами, пытаясь понять, откуда придет беда и куда ей бежать. В эту минуту можно было наброситься на нее и легко свалить на землю — Геос подобрался к животному настолько близко, что оно и не подозревало. Но это было бы слишком просто… Он так давно не охотился… Айри, наверное, рассердится на него за эту шалость… Но ведь Айри тоже не помешало бы размяться.

Шевельнувшись на месте, Геос спугнул животное. Косуля встрепенулась, взвилась в воздух и бросилась наутек. Тут же — Геос с одной стороны, Айри с другой — бросились следом за ней.

О, как же это было прекрасно — бежать, пьянея от силы и ловкости собственного тела! Деревья несутся навстречу, поваленные стволы кидаются под ноги — как здорово перепрыгивать через них, едва касаясь их жесткой замшелой кожи, как здорово нырять под них, сбивая кончиками пальцев чудом уцелевшую под ними утреннюю росу! Такие минуты воистину стоили того, чтобы влачить свое существование все остальное время.

Геос несся через лес, легко, задорно. Он почти забыл, что охотится. Но тут со стороны послышалось возмущенное ржание — да, Айри был голоден гораздо сильнее хозяина и требовал окончания жестокой забавы. Геос видел впереди себя спасающуюся бегством косулю, краем глаза заметил и верного спутника, заходящего животному с другой стороны. В несколько прыжков он догнал косулю, прыгнул на дерево, на долю секунды повиснув, вцепившись когтями прямо в ствол, а потом сиганул на животное сверху. Повалил, прокатившись с ним по траве в смертельных объятиях. И прежде, чем подмять под себя, чтобы добыча не смогла вырваться, вцепился зубами в горло.

Тут же подоспел и Айри. Огромными, остро-треугольными, не имеющими ничего общего с лошадиными зубами он вцепился в бок косули и вырвал целый кусок теплого мяса, захрустел реберными костями. Животное, дернув несколько раз ногами, издохло. Из разорванной шеи на траву тихонько лилась кровь.

Несколько минут оба хищника едва ли не с равным аппетитом поедали добычу. Потом Геос поднялся, потянулся, удовлетворенно рыкнул. Айри в ответ заржал, покивав головой. Потом ткнулся узкой мордой в плечо хозяина, напрашиваясь на ласку. Геос с удовольствием взлохматил гриву коня: молодец, хороший помощник. Потом Геос занялся приведением в порядок своего костюма, не мог же он вернуться к избушке, испачканный кровью, — это было бы неприлично. Взглянув на то немногое, что осталось от добычи, Геос подумал о том, что нужно бы поймать что-нибудь еще. Для девушек. Раз уж он обещал…

— Кира… — тихонько позвала Кела. Но спутница, сидевшая спиной к бревенчатой стене, не услышала. Наверное, она задремала. Пришлось собраться с силами и позвать чуть громче: — Кира…

Наемница проснулась, подалась вперед.

— Чего?

— Дай попить… Пожалуйста…

Кира нахмурилась.

— Что с тобой?

Кела облизала высохшие губы.

— Не знаю.

Кира встала, сняла с пояса фляжку, подошла к Келе и села рядом. Та не смогла приподнять даже голову — пришлось поддерживать и следить за тем, чтобы девушка не захлебнулась.

— Спасибо…

— Кела, что с тобой? Ты вообще двигаться можешь?

Кела старательно попыталась поднять руку. Пальцы едва заметно дрогнули. Это было красноречивее всех ответов.

— Что же делать…

Кира, насколько можно было судить по выражению ее лица, была напугана и озадачена. Отравиться Кела не могла: они ели одну и ту же еду, и, хотя это была еда Геоса, ничего необычного в ней не было. Никаких ягод в лесу Кела вроде бы не рвала… Кира снова и снова окидывала взглядом неподвижно лежащую спутницу — бледную, с ярко горящими глазами. На щеках девушки проступили алые пятна. Дышала она неглубоко и часто… И вдруг Кира обнаружила, что правая лодыжка Келы заметно отекла. Отдернув подол платья, она стала едва ли не бледнее Келы.

— Что там? — чуть слышно спросила та, заметив перемену в лице наемницы.

— Ни… Ничего страшного. Ты, наверное, на ветку в лесу напоролась…

— Кира…

— Лежи спокойно, я пойду сделаю холодный компресс, — пробормотала Кира и быстрее ветра вылетела из избушки.

— Кира… Не оставляй меня… — прошептала Кела. Но ее, кажется, никто не слышал.

Кира выскочила из избушки во двор и попыталась отдышаться, как будто бы до этого она долго бежала. Было страшно… И больно. Не физически, по-другому, потому что… О, боги, только бы она ошиблась!

Собравшись с силами, Кира направилась к колодцу. Не придумав ничего лучшего, оторвала полоску от рукава туники, намочила почти ледяной водой, вернулась в избушку.

Кела лежала с закрытыми глазами и дышала часто-часто.

— Кела! — позвала Кира. — Кела, ты меня слышишь?

Девушка не откликнулась. Даже веки не дрогнули.

Подойдя, Кира села на пол. Прежде, чем приложить компресс, еще раз внимательно взглянула на ранку. Нет, она не ошиблась: три небольших одинаковых воспалившихся прокола. Не два, не четыре — именно три. Укус только одного известного Кире существа оставляет такой след… Похоже, у Геоса в ближайшие несколько часов одной спутницей станет меньше. Укусы щитовников не вылечивают даже маги — не потому что не могут… Чаще всего просто не успевают.

Бесполезная работа остается бесполезной, даже если ты делаешь ее с энтузиазмом. Но очень часто она успокаивает и помогает собраться с мыслями — по крайней мере, у Киры всегда было так. Вот и на этот раз она снова поднялась, снова вышла из домика, снова направилась к колодцу. На этот раз у нее в руках была косынка Келлы, и из нее она сделала второй компресс — положить девушке на лоб. Он горел. И пусть Кела без сознания… и уже вряд ли в него вернется…

Кира почувствовала, как глаза начинает жечь. Когда она плакала в последний раз? Когда ушел Юрк? Нет, тогда — уже нет… Раньше. Когда она поняла, что он уйдет.

Вернувшись в избушку, Кира положила на лоб спутницы щедро намоченную косынку. Теперь нужно было решить, что делать. По-хорошему, нужно было уходить. Причем быстро и чем дальше, тем лучше, потому что… Но Кира медлила. Не двигалась с места до тех пор, пока не стало поздно что-то решать.

Ну, вот уже и поздно.

Этот характерный звук не возможно было спутать ни с каким другим, даже если ты слышал его до этого всего раз в жизни. Кира слышала его в далеком детстве: тогда она и еще одна девчонка вместе с мальчишками все ночи просиживали у костра, карауля скот и запекая в золе картошку. Ночи были веселые, беззаботные. Но одна ночь стала исключением. Ничейный пес, которого подкармливали всей деревней и который ходил вместе с ребятами, куда бы те ни отправились, после очередной пробежки по кустам вышел к костру, шатаясь. Поначалу на это никто не обратил внимание. Но потом прилегший у огня пес впал в забытье и стал поскуливать. Ребята обступили собаку, не зная, как и чем помочь. Но пес не мучился долго: умер в течение часа. Словно поперхнулся чем-то — и перестал дышать. И вот тогда-то раздался этот звук: сухой, колючий, звенящий. А потом из травы к костру поползли змеи. Их было больше дюжины. Черные с красными поперечными полосками на спинах, большеголовые, они струились, словно ожившие травяные тени. Постукивая по земле хвостами, они ползли к мертвой собаке.

С криками дети бросились врассыпную. Никто в панике не подумал о том, что сам может наступить на змею — все просто бежали, позабыв и о своих обязанностях. В деревню примчались почти дружно. После этого случая детям рассказали о том, какой опасности им чудом удалось избежать, а следить за скотиной отправлялись только взрослые.

Сейчас, когда Кира снова услышала этот звук, та страшная ночь за долю секунды пронеслась перед ее глазами. Но почти сразу же она заметила, что на этот раз змеиный позывной звучит гораздо резче… Все правильно: один щитовник, перебравшись через порог, полз уже по полу избушки.

Бежать. Бежать — лучшее, что ты можешь сделать в этой ситуации. Келу уже не спасти, а сама ты еще можешь избежать смерти. Но… «Не оставляй меня» — это был не шелест листьев, как сначала подумала Кира. Это были слова девушки, теперь она поняла это.

Осторожно сместив вес тела, Кира поднялась на ноги и, дотянувшись до вещей на лавке, взялась за рукоять меча. Вытащив его из ножен, она зажала их в другой руке. «Пригодиться», — подумала Кира. И тут началось…

Змеи полезли из всех щелей. Их было много, гораздо больше дюжины. Постукивая хвостами по полу, они переговаривались и неровным строем приближались. Хорошо, что ни одна из них не вздумала свернуться в клубок — значит, бросаться на Келу или Киру они пока не собирались. Ну да, конечно… У них другие планы. На одну девушку — а может быть, в скором времени уже и на обеих.

Кира не стала дожидаться, когда змеи подползут к ее ногам. Вытянув руку, она полоснула по двум, двигавшимся близко, — обе перевернулись, прокатились по полу… и снова поползли вперед. Ну да, поэтому их и называют щитовниками: сверху их недлинные скользкие тельца покрывает подвижная броня. Она, конечно, не устоит против металла, но удара наотмашь будет мало: придется рубить. А такие удары занимают больше времени. Что ж… Если собиралась убегать, делать это надо было раньше, гораздо раньше.

Кира занесла меч и рассекла ближайшую змею пополам. Одной гадиной стало меньше. Но в дверь и из щелей в полу ползли другие…

…Геос возвращался к избушке сытым и довольным. Он позволил себе немного прогуляться по лесу, а заодно поймал для девушек двух небольших птиц с нежным мясом — девушкам его народа такие нравились. Айри, не разделяя романтический настрой хозяина, но и не осуждая его, шел, чуть отставая.

Когда Геос приблизился к лагерю, что-то заставило его насторожится… Нет, не так. Не насторожиться: встревожиться. Геос обладал отличным природным чутьем и всегда мог отличить только-только грозящую беду от уже случившейся.

Опустив добычу на траву, он бросился к избушке. Когда дверь, едва не отлетев в сторону, впустила его в дом, странная сцена предстала его глазам. На полу, на его плаще, неподвижно лежала Кела. Ее собственная косынка закрывала ей чуть ли не пол-лица. Рядом, уставившись в одну точку, сидела Кира. Около нее лежал ее меч, ножны лежали рядом. А вокруг девушек пол был устлан изрубленными телами змей — словно кто-то скосил тень травы, да так и не сподобился собрать ее.

— Что здесь произошло? — спросил Геос.

Кира ответила не сразу. Сначала ей нужно было понять, что с ней кто-то разговаривает, потом расшифровать смысл звуков, оказавшихся словами. И только после этого она смогла сконструировать ответ и хрипловато выдохнуть его:

— Келу щитовник укусил.

Геос нахмурился.

— И что?

Кира подняла голову и не то с возмущением, не то с презрением во взгляде посмотрела на него.

— Ты что, не понимаешь? Она умирает!

— Почему? — удивился Геос.

Несколько секунд Кира вглядывалась в лицо их странного спутника. Оно было абсолютно серьезным. Нет, Геос не паясничал: он и вправду не понимал.

— Укус щитовника смертелен и для человека, и для животного, Геос, — поднимаясь, объясняла Кира. Голос у нее при этом был тихий и какой-то бесцветный. — Они даже не дожидаются смерти жертвы, они сползаются, чтобы прогрызть в его теле карманы и отложить туда яйца. Когда змеята вылупятся, они будут какое-то время питаться падалью…

По мере того как она говорила, глаза Геоса становились все шире и шире.

— У нас никогда не доходило до такого, — пораженно ответил он. — Для меня… Да и для любого с нашей стороны укус этого существа абсолютно безвреден! Чешется, правда, немного… Какие же вы, явленные, хрупкие! — с сожалением воскликнул Геос. Он посмотрел на Келу, потом снова на Киру и сказал: — А ты смелая девочка…

Кира покачала головой.

— Не смелая. Глупая.

Она подняла руку и показала Геосу ребро левой ладони. Там виднелся след от укуса. Кисть руки уже начала отекать.

Вот так. И не надо думать о том, как ты вернешься домой, как будешь оправдываться перед родителями. Все просто. Но как же обидно — боги, как обидно!..

Геос отвернулся, закусив черный коготок на большом пальце. Ситуация была патовая. Обладая магическими способностями в разных сферах, лечить он не умел. Воскрешать — тоже, да и ни к чему это было там, откуда он пришел. Но как же гадко на душе у него было из-за того, что он ничем не мог помочь! Странно… Раньше желание помочь у него вызывало всего одно существо на всем свете. А теперь еще и эти девушки… Он же не может позволить им умереть? Не может! Почему? Из-за этого странного щемящего ощущения в груди, для которого в его языке даже нет слова, или из-за понимания того, что ему не все равно… А какая разница? Он попросту не допустит этого. Чего бы оно ни стоило.

…Кира сверху вниз смотрела на Келу. Мысли ее текли медленно и как-то отстраненно. Лечь рядом? Почему бы и нет… Интересно, Геос их хотя бы похоронит? Не очень хочется оставаться лежать просто так, даже на его плаще… Из состояния задумчивости ее вывел требовательный голос Геоса:

— Дай мне свою флягу.

Кира отстегнула от пояса фляжку и протянула ему — пусть берет, жалко, что ли. Ей уже не нужно, а фляжка хорошая.

Геос выхватил фляжку из рук девушки, открутил крышку, понюхал воду — свежая, сойдет. А потом он прокусил вену на своем запястье и приставил горлышко к ранке. Напрягся, сосредоточенно выталкивая кровь из прокуса, так и норовившего затянуться. Через минуту он протянул фляжку Кире.

— Пей.

— Что? — не поняла девушка.

— Ты жить хочешь? Тогда пей. И ее напои, — Геос кивнул в сторону Келы. Здесь моя кровь. Она не даст вам умереть.

Кира неуверенно приняла фляжку из рук Геоса и только сейчас заметила, что тот стал серым, как полотно, а к тому же еще и покачивался.

— А что с нами будет? — спросила наемница.

— Вы останетесь живы, — сквозь зубы процедил Геос. — Что еще нужно?

— Нет… Ничего. Извини. Спасибо.

Кира опустилась на колени рядом с Келой, приподняла ее голову, осторожно влила ей в рот большую часть содержимого фляги. Остальное, секунду помедлив, в несколько глотков выпила сама. Обернувшись и посмотрев на Геоса, она заметила, что тот облегченно улыбается.

— Что теперь? — спросила Кира.

— Да ничего. Она пусть отдыхает. А ты… Как ты себя чувствуешь?

Кира посмотрела на ладонь, с которой буквально на глазах спадал отек.

— Нормально.

— Вот и славно. Мы же останемся тут на ночь? Пошли, костер разведем. Я дичи принес, надо ее освежевать и пожарить.

— И это все надо убрать, — добавила Кира, оглядев мертвых щитовников. Она не хотела, чтобы Кела, проснувшись, увидела их.

Сумерки в лесу сгущались быстро. Казалось, только что еще был затянувшийся день, и вдруг солнце кануло за горизонт, и лес стал темно-сизым, как дым. Стало заметно прохладнее, от оврагов потянуло сыростью.

Кира, устроившись у большого костра на поваленном дереве, с недоумением разглядывала свою ладонь. На ней уже и следа от укуса не осталось.

— Неужели так просто? — Вслух удивилась она. Состояние прострации, напавшее на девушку после битвы со щитовниками, все никак не отпускало ее.

— А кто сказал, что просто? — Геос, сидя по другую сторону костра, с аппетитом обгладывал крылышко зажаренной на огне птахи. — Многие люди отдавали души за то, чтобы получить то, что досталось вам сегодня.

— За что? — переспросила Кира.

— За мою кровь.

— Я не просила.

— Я знаю. Я же сам предложил.

— И что теперь? Я должна тебе душу?

— Нет. Я же сам предложил. Ты вообще меня слушаешь?

Кира кивнула — стараюсь, мол.

— Геос. Давай не будем ничего рассказывать Келе. Не хочу, чтобы она испугалась.

— Нам придется ей рассказать, Кира.

— Почему?

— Потому что это не может обойтись без последствий.

— Что именно?

— Кира. — Голос Геоса вдруг стал очень серьезным. — Вы пили мою кровь, которую я отдал вам добровольно. Это повлияет на вашу дальнейшую жизнь. Пока еще не знаю, как, но повлияет обязательно. Такое не проходит бесследно.

— Почему? — спросила Кира. Казалось, в ней просыпался интерес к разговору. В самом деле, даже если ты побывал на краю гибели, но выжил, надо же когда-нибудь приходить в себя.

Геос отбросил косточку в кусты.

— Я поначалу думал, что вы просто выделываетесь, — заявил он. — Но, похоже, вы и в самом деле до сих пор не понимаете, с кем связались.

— По началу я тоже думала, что ты выделываешься, — парировала Кира. — Но ты, похоже, не понимаешь, где оказался. Кем бы ты ни был, о людях ты мало что знаешь. Кстати, кто ты такой и откуда взялся? Может, уже расскажешь?

Геос медленно перевел дыхание.

— Ты знаешь о том, что живешь в яви?

— Ну… — Кира пожала плечами. — Это же само собой разумеется. Только наш мир так никто не называет. В этом как-то нет необходимости. Ничего другого все равно ведь нет.

— То есть, об изнанке ты ничего не знаешь.

— Нет.

Геос шумно вздохнул. Что-то ему подсказывало, что ночь будет долгой.

— Подождем, пока проснется Кела, — сказал он. — А пока ты расскажешь мне о мире, в котором ты живешь, — Геос подался вперед: — Расскажи мне о яви, Кира.

Келе снилось, что она просыпается. Сумрак, в котором дрейфовало ее сознание, уплывая куда-то в сторону и вверх, отступал, подпуская к ней привычные очертания реальности. Открыв глаза внутри своего сна, Кела посмотрела вверх. Там, над прорехами в крыше, клубилась и колыхалась темнота, плотная и почти ощутимая: казалось, протяни руку — можно ее погладить. Изнанка крыши при этом выглядела серой и какой-то мельтешащей, словно ее покрывали тысячи крохотных насекомых. Стены избушки были такими же, разве что контуры их были прочерчены гораздо лучше… И тут Кела поняла, что она видит все четыре стены комнаты одновременно. Видит она и ветку рябины, которая просовывается в окно за ее головой. Листья на ветке синего цвета, они еле заметно подрагивают в сумраке. А вот ствол дерева и сама ветка темно-фиолетовые… Да, ствол дерева Кела тоже видит, хотя он за стеной! И не только эту рябину, Кела видит и другие деревья, которые растут вокруг. Только видит она их странно: деревья не заслоняют друг друга, хотя растут одно за другим — не говоря уже о том, что все это за бревенчатыми стенками домика! И если б одни деревья…

Кела видела весь лес. Целиком! Животных, птиц, лягушек в оврагах и у притихших ручьев, червей под землей, жучков в коре деревьев, муравьев, закрывавших на ночь входики в свои замки из иголок и мелких веточек… Все это двигалось, мельтешило, копошилось — жило своей тайной слаженной жизнью. Кела с непривычной, необычайной даже для нее ясностью слышала, как пульсирует лес. Все, что было вокруг, было будто бы внутри ее головы, и стоило ей только потянуться мыслью к чему-нибудь — вон к тому серебристо-голубому мотыльку, опустившемуся на белый ночной веток, — как это что-то оказывалось рядом, перед глазами. Можно было рассмотреть все в деталях — так четко, как она и днем-то не видела. Вот усики и черные глазки, вот чешуйки на лапках, вот крошечные капельки воды на ворсинках, которыми покрыто тельце…

В то же время Кела словно сама была этим мотыльком, робко ощупывающим сердцевинку цветка тонким хоботком. Без рук было непривычно. Еле ощутимый для человека ночной ветерок буквально сносил с лепестков — приходилось сжимать крылья и цепляться крепче. Но белый — кстати, совсем не белый, а зеленовато-сияющий цветок был таким аппетитным! Вдруг порыв ветра все-таки сорвал мотылька с цветка, бросил в сумрак — и тут же на него налетела быстрая, почти бесшумная тень. Крохотное тельце хрустнуло в клюве птички, поймавшей незадачливую добычу. Боли не было — только яркая и далекая вспышка, словно на другом краю вселенной взорвалась звезда, и в следующую секунду Кела почувствовала, как разливается по маленькому легкому телу птицы, как вживается в нее. Подумать только — птица прекрасно видела в темноте, а ее быстрым ловким полетом управляли едва ощутимые повороты перьев!..

Полет был коротким. Птица села на ветку дерева, и Кела, почти забыв о том, что она такое, плавно перетекла из птицы в дерево, вросла в землю, глубоко запустив в нее свои корни, расправила ветви, потеснив соседей по лесу… У дерева не было глаз, но она, Кела, видела — с высоты птичьего полета, самой верхушкой, и каждым листиком, и стволом, и даже корнями. Она видела вокруг себя непрерывно струящуюся жизнь… Она сама была этой жизнью, она тоже текла и струилась, не переставая и не прерываясь. Она текла сквозь все и вся, через свое собственное тело тоже — и это, пожалуй, было самым странным ощущением.

Потом Кела заметила, что рядом с избушкой дрожит и колышется огромное горячее пятно, в котором смешаны белый, алый, оранжевый, желтый и сиреневый оттенки. Пятно плясало на одном месте, и время от времени из него вырывались длинные лоскуты. Рядом с пятном было еще два поменьше, еще одно колебалось чуть в стороне. Эти пятна тоже подрагивали, но имели неправильную форму и сочетали в себе гораздо большее количество оттенков. Присмотревшись, Кела поняла, что это Кира и Геос сидят у костра, разведенного перед избушкой, а чуть в отдалении от них — Айри. Она обрадовалась — было здорово снова видеть их — захотела окликнуть и… Мир стремительно съежился до размеров ее тела. Очнувшись от чудесного сна, Кела открыла глаза. На лице что-то лежало и мешалось — протянув руку, она стащила в сторону свою совершенно сухую косынку.

Комната вокруг немного кружилась, крыша наплывала. Но в целом все было неплохо: попробовав пошевелиться, Кела выяснила, что тело с неохотой, но слушается ее. Со второй попытки даже получилось встать. А когда она вышла во двор, странная картина предстала ее глазам.

С одной стороны костра, шутливо насупившись, сидел Геос. Кира сидела по другую сторону и, вцепившись зубами в птичье бедрышко, истерически смеялась. Поодаль от огня, чем-то аппетитно хрумкая, лежал Айри.

— Всем привет, — тихонько сказала Кела. — А что тут происходит?

Кира прыснула.

— Тебя укусил щитовник, меня, кстати, тоже, — выпалила она, оторвавшись от бедрышка. — А Геос, чтобы мы не умерли, напоил нас собственной кровью. Представляешь, он демон из потустороннего мира, его кровь, попав в тело человека, вызывает необратимые изменения. Только заранее неизвестно, какие. Так что мы с тобой можем стать кровожадными монстрами! А может быть, у нас просто отрастут такие же дурацкие косички…

— Ничего они не дурацкие! — наигранно обиделся Геос.

— Мне не пойдут!

— Я тебе жизнь спас, а ты не хочешь поменять прическу?

— За спасение спасибо, но без косичек я как-нибудь обойдусь!

— Вы вообще о чем говорите? — спросила Кела, подходя к костру.

— Садись, сейчас во всем разберемся, — Кира похлопала по бревну, на котором сидела сама. И, хихикнув, добавила: — Надеюсь…

— Геос, я благодарна тебе за то, что ты сделал для меня и Келы, — сделав над собой усилие, с должной серьезностью сказала Кира. Она сползла с бревна, уселась на земле, прислонившись к нему спиной. Геос тем временем подобрался поближе. — Если я могу сделать что-то для существа вроде тебя, просто скажи мне об этом. Я постараюсь.

Геос поморщился — получилось это у него кокетливо.

— Если вы сможете что-то сделать для меня, я скажу вам об этом, а что из этого получится — посмотрим, — ответил он. — Только не называйте меня существом. Не думайте, что мне не приятно — это просто не правильно.

— Хорошо, извини. А как тебя называть? — вставила свой вопрос Кела. Она уже расправилась с одним крылышком и теперь принялась за второе. Но совсем отрываться от разговора она не собиралась.

— По имени — Геос.

— Это понятно. Но ты же не человек. Кто ты такой?

— Я… — Геос на секунду задумался. Он прекрасно понимал, что его ответ породит еще больше вопросов, но с чего-то нужно было начинать рассказывать. — Таких, как я, здесь называют демонами. Но вообще-то я крон.

— Никогда не слышала, — заметила Кира.

— Я тоже, — бодро подала голос Кела. — Вы живете где-то далеко отсюда?

— Мы вообще живем не здесь, — ответил Геос. Он потянулся, сдернул с плеч Келы косынку, собрал ее в щепоть, сжал под тканью пальцы и натянул ее поверх них. У Геоса получилось очень ловко: косынка была цветная, но все места, видные сейчас, были одного, красного цвета. — Это — явь, в которой вы живете, — сказал он. — Она не цельная, но вы этого не замечаете. Вы просто живете в ней. А вот так, — он расправил косынку, — выглядит мир на самом деле. Все, что не явь, называется навью. Навь гораздо больше яви, и она существует по немного иным законам. Можно называть навь потусторонним миром. Мы зовем его изнанкой, так проще. Но суть от этого не меняется. Явь лежит поверх нави, но явь крохотная, а навь — огромна. Я — обиталец нави.

— И много таких, как ты? — спросила Кела.

— Кронов? Достаточно…

— А есть кто-то еще?

— Разумеется! Навь населена множеством созданий… — Геос поерзал на своем месте, устраиваясь удобнее и готовясь говорить долго. — Вообще, существует всего четыре расы. Люди — единственная разумная раса, живущая в яви, поэтому мы и называем вас явленными: сразу все понятно. Считается, что явленные не могут сами попадать в навь: для этого нужно, например, угодить в разлом в яви или уснуть колдовским сном. Но на самом деле в нави полно людей. Кто-то когда-то случайно угодил в разлом и не смог вернуться, а потом обзавелся семейством, к нему прибился еще один — глядишь, деревушка выстроилась. У кого-то на изнанку своя нахоженная тропка: таскает туда-сюда разные товары, иногда целыми обозами, и торгует. Кто-то в этом мире не пригодился — да и ушел в другой, ремесленником или сказителем, например. Наемников у нас из людей много. Иногда целыми отрядами приходят: платят какому-нибудь магу, чтобы проход открыл, да поступают на службу к анкелам или кронам или так болтаются — работа по ним всегда найдется… Ах, да, сами маги — так называют себя некоторые явленные. Они могут проникать в навь, открывать проходы между явью и изнанкой или создавать амулеты, открывающие такие проходы и помогающие видеть разломы. Они могут даже переноситься с помощью изнанки из одного места в яви в другое. Некоторые, пожив в яви, уходят жить в навь. Но в оснвоной своей массе люди живут все-таки в яви. Остальные три расы живут на изнанке. Это кроны, фехты и анкелы. Здесь, в яви, нас всех называют демонами и почти не различают… Ну или сами выстраивают какие-то классификации, имеющие мало общего с действительностью.

— Кто выстраивает?

— Маги, Кела. Они же нас вызывают в явь, чтобы мы за соответствующую плату оказали им какую-нибудь услугу.

— Да, я об этом слышала, — обронила девушка со странной интонацией. — А что, вы сами в явь проникать не можете?

— Можем! Еще как можем. Мы без труда преодолеваем границы яви. Просто, как бы вам объяснить… Нам незачем сюда ходить, что ли. Явь для нас — чужое место. Мы могли бы его захватить, но здесь некомфортные для нас условия, да и места мало. Законы яви — вообще дурацкие.

— Да?

— Да! Здесь мне, например, нужно постоянно питаться. Постоянно! И если это физическая пища, то нужно ее довольно много. А еще тут нужно спасть, потому что устаешь, а не для удовольствия, а еще дышать, это вообще непонятно зачем. А если посмотреть на вас — я вообще не понимаю, как вы тут живете! Вы же такие хрупкие. Быстро устаете, легко можете пораниться или покалечиться. Вы, наверное, даже болеете.

Кира хохотнула.

— Не поверишь, Геос, мы даже умираем.

— Да? Ничего себе…

— А что, вы бессмертны? — спросила Кела.

— Кроны и анкелы — бессмертны, — подтвердил Геос. — у нас даже есть поговорка: если крон не умирает молодым, он не умирает вообще.

— Что это значит?

— Это значит, что убить нас можно, но только если мы неопытны или не достаточно зрелы, чтобы восстановить свое тело.

— А ты, Геос? Ты — молодой крон?

Геос улыбнулся. Во взгляде его заплясали искорки.

— Ага, — ответил он.

— Ладно, мы будем иметь это в виду… Расскажи что-нибудь еще.

— Помимо этого явь и изнанку населяет множество живых существ, — охотно продолжил Геос. — Здесь они одни, там другие. Какие-то безобидные, какие-то опасные. В целом существа изнанки похожи на те, что населяют явь. Но отличий все-таки больше. А еще есть те, что живут между явью и изнанкой.

— Это как? — нетерпеливо спросила Кела.

— Ну, вы верите в леших, русалок, домовых?

— Конечно! — воскликнула Кела.

— Не очень, — призналась Кира.

— А вы их когда-нибудь видели?

Обе девушки отрицательно помотали головами.

— Правильно, что не видели. Эти создания есть в яви и на изнанке одновременно, но при этом нигде не существуют полностью. Впрочем, в яви есть такие места — я уже говорил о них, они называются разломами. Если человек попадет в такое место и там же окажется, скажем, русалка, то он сможет ее увидеть. Но, вероятнее всего, это будет последнее, что он увидит. Эти создания редко отпускают тех, кто попадает к ним. У них необычные представления о гостеприимстве: здоровым и с трезвым рассудком уж точно не уйти… Ну, как вам теперь мир, в котором вы живете?

Кира пожала плечами — особой разницы из-за полученного знания она не чувствовала.

— А мне нравится! — призналась Кела. И тут же она задала, наверное, самый главный вопрос: — Геос, а зачем ты пришел сюда — ну, в нашу явь?

Геос едва заметно улыбнулся.

— О, это долгая история… и не простая, знаете ли.

— А если опустить подробности?

— А если опустить подробности, я тут прячусь, — ответил Геос. — Поэтому мне все равно, куда идти: главное не находиться на одном месте. Я не хочу, чтобы меня обнаружили. Мне нужно немного подумать. А вот когда я придумаю, что мне делать дальше, я вернусь на изнанку и попробую еще раз.

— А что ты попробуешь еще раз? — не унималась Кела.

Геос ощутимо помрачнел. Лицо его вытянулось, а под глазами и на скулах будто бы появились тени… А может быть, это было лишь игрой света пламени.

— Я попробую освободить своего брата. Вот уже несколько месяцев анкелы держат его в плену.

— Мы можем тебе помочь? — спросила Кела. На лице ее отражалось глубокое сопереживание. Геос усмехнулся.

— Вы можете попробовать. Кто знает — вдруг в этот раз все получится.

— Мы попробуем, — твердо сказала Кира. Она ни секунды не сомневалась в том, что Кела согласна с ней.

Геос покачал головой.

— Вы даже не знаете всех обстоятельств.

— Ну и что? Ты ведь нам все расскажешь? — спросила Кела.

Геос кивнул. Рассказать, конечно, придется — но не в этот раз. Сейчас он к этому разговору попросту не готов. А теплая летняя ночь, навалившаяся на лес, казалось, и не собиралась навевать на девушке сон… Что ж, надо ей немножко помочь.

Кела широко зевнула.

— Только, может, завтра? Мы пока переварим то, что ты уже рассказал.

— Разумеется, завтра, — невинно улыбнулся Геос.

«Две явленные девушки, почти дети — и хотят помочь такому, как я… смешно, — мысли текли неторопливо, как широкая река в знойный полдень. — Я ведь в их мире — демон. Ладно бы просто не боялись — не боятся ведь уже — а то помогать собираются… А знаешь, что самое смешное, Айри? Я предчувствую, что они и вправду смогут мне помочь. Только вот как — ума не приложу. Они такие слабые… ничего не умеют. Ты что думаешь об этом, Айри?»

Конь тряхнул в полусне головой. Веса полулежащего хозяина, прислонившегося к нему, он почти не чувствовал, но чувствовал его тепло и силу, слышал его мысли. Если бы он мог улыбаться, он бы улыбнулся: хозяин в последние дни был таким необычным… Впрочем, когда это его хозяин был обычным? Он за ним такого не помнил. Но сейчас, подобрав этих двух, он превзошел самого себя. Интересно, какие у него будут планы…

В лесу ощущалось приближение рассвета. Небо еще не посветлело, но кругом вовсю заливались птицы, и воздух стал свежим, бодрящим. В отличие от девушек, проведших ночь в избушке, Геос остался у костра — здесь, в яви, ему не хватало огня… да и хорошей воды и воздуха, признаться, тоже. Зато земля здесь была густая, сочная. Он даже не спал — просто дремал, перебирая мысли, словно струны лютни.

Он планировал разбудить девушек на рассвете. Но одна, кажется, проснулась сама: дверь избушки скрипнула, приоткрылась… и не выпустила изнутри никого.

Геос сбросил с себя дремоту, сел, всмотрелся в явь, потом разодрал ее взглядом ясных оранжевых глаз… Ну, все правильно: вот и последствия его вчерашней добродетельности.

…Кела проснулась до наступления рассвета. Она отдохнула и чувствовала себя прекрасно. Взглянув на Киру — та еще спала — она встала, потянулась и вышла из избушки.

Лес оглушающе звенел птичьими голосами. На траве перед избушкой лежала роса. Кела, не долго думая, скинула надетую было обувь и пошлепала по траве к колодцу. Дышалось легко — словно она не носом втягивала воздух, а всей кожей. От прикосновения стоп к земле приятно лихорадило. Деревья вокруг… Деревья снова были видны все, и листва на них была синеватого цвета, а небо сверху серело, как некрашеная холстина, но все это как-то не беспокоило Келу. Подойдя к колодцу, она напилась обжигающе-холодной воды, умылась, пригладила волосы… А потом пошла дальше, в лес.

Шагов тридцать она сделала словно по инерции, не задумываясь о том, куда и зачем идет. Затем она остановилась на крохотной полянке, поросшей сочной темной травой. Быстро она поняла, что стоять не достаточно: хоть она и чувствовала, что стоит по голени в земле, хотелось большего — хотелось нырнуть в эту землю с головой, врыться в нее, вдохнуть, впустить в себя… забыть, что все еще существуешь… Кела опустилась на колени, а потом и вовсе легла, перевернулась на спину, вытянулась, раскинула руки, прикрыла глаза. Было тепло и прохладно одновременно, а еще очень уютно. Там, под ее спиной, словно находилось огромное живое существо. Деревья, окружавшие полянку, склонились над ней, и трава потянулась к ней, прикасаясь к ее телу, нежно обнимая, оплетая и тут же отпуская… Ощущения были потрясающие. В какой-то момент Кела поняла, что в этих прикосновениях есть тайный смысл, травой движет сознание, а этим сознанием, в свою очередь — желание и воля… Только это почему-то не напугало. Наоборот, Кела выгнулась, чуть приподнимая спину, и почувствовала, что ее собственный разум уплывает в сладостную даль…

— Не заигрывай с летхом, — послышался вдруг чей-то строгий голос… Знакомый голос.

Кела неохотно открыла глаза. На полянке, нависая над ней, стоял Геос.

— А ты тоже хорош, — шикнул он на присмиревшую траву. — Нашел, чем заняться!

Кела почувствовала, как что-то под ней в глубине земли пошевелилось… и отчетливо забурчало. На ноги она вскочила, как ужаленная. Геос усмехнулся.

— Это летх, земляной зверь с изнанки, — пояснил он. — Они вообще-то добрые, только плодовитые уж очень, и видовая несовместимость их не волнует. Ты, если одна будешь по лесу гулять, будь поосторожнее. А то принесешь нам в подоле зеленошерстных зверушек. Десятка этак с два.

Повернувшись, Геос пошел в направлении избушки. Кела, пугливо оглянувшись, поспешила за ним.

— Тебе, наверное, было очень одиноко все это время? — спросил он, когда девушка его нагнала.

— Одиноко? С чего ты взял, что мне было одиноко?

— Ты же ведь не такая, как все. Ты особенная.

Кела насупилась: как всегда, было непонятно, серьезно говорит Геос или вежливо издевается.

— Я самая обычная девушка.

— Да что ты? Ладно, если тебе нравится так считать, это твое право. Извини.

Похоже, Геос все-таки был серьезен. Кела низко наклонила голову.

— Геос, я…

— А, вот вы где! — раздался голос Киры. Она стояла у колодца и махала спутникам рукой. — А я думала — куда вы подевались…

Перекусили и собрались в дорогу быстро. Геос сказал, что путь их на данном этапе лежит до ближайшего селения, а потом он собирается сделать круг и направиться в Ленград — небольшое местечко в сторону границы Равнинных земель с княжествами.

— Там у меня живет один знакомый, я хочу с ним посоветоваться, — объяснил Геос. — Потом решим, как будем действовать дальше. Я не настаиваю на том, чтобы вы сопровождали меня…

— Геос, это решенный вопрос, — оборвала его Кира. — Мы идем с тобой.

Геос улыбнулся. Какое-то странное тепло разливалось внутри него. Он не любил тепла, предпочитал прохладу, но это тепло было приятным.

— Геос, — обратилась к нему Кела, когда они вышли на дорогу. — А можно тебя кое о чем попросить?

— Да?

— Можно погладить Айри?

— А чего ты у меня об этом спрашиваешь? Спроси у него! — тут же Геос обернулся и сам спросил у своего коня: — Айри, Келе можно тебя погладить?

Вместо ответа — хотя, какой тут мог быть ответ? — Айри подошел к хозяину и ткнулся в его плечо. Даром что только не захихикал: оба понимали, что хочется Келе не совсем погладить… то есть, не только погладить.

Кела тем временем осторожно поглаживала ладошкой гриву и шею коня. Все это было прохладно-шелковистое и такое приятное, что мороз по коже пробегал.

— Забирайся на него, он не против.

— Правда?!

— Правда, правда…

Кела не заставила просить себя дважды. Легко, как испуганная кошка на забор, она взлетела в седло Айри и завизжала от радости. Тот, казалось, даже не почувствовал ее веса. Переступив с ноги на ногу, он проверил, хорошо ли наездница держится в седле. Кела завизжала еще громче — Айри даже прижал уши. Но он понял, что девушка это не от испуга — так она выражала восторг, явленные, что с них взять, — и тихонько затрусил по дороге.

Следующие полчаса в лесу то и дело раздавались радостные визги, даже птицы притихли. Айри с легкой наездницей на спине то забегал вперед, то возвращался к пешему хозяину и Кире. Он даже попробовал легонько потанцевать — нет, Кела и не думала пугаться. Она только крепче вцепилась в луку седла и звонко засмеялась. Айри, похоже, нравилось происходящее не намного меньше.

Геос и Кира, наблюдая за ними, улыбались.

— Он ведь сразу к ней пошел, — сказала Кира.

— О чем ты?

— В ту ночь, когда мы нашли тебя на дороге. Вообще-то это Айри привел нас к тебе. Мы хотели заночевать в рощице неподалеку, а тут он из сумрака как вынырнет — словно из ниоткуда появился, честное слово. И сразу к Келе потянулся: дал ей за уздечку взяться, а потом вывел нас к тебе.

— Чтобы Айри кому-то дал уздечку? — удивился Геос.

— Наверное, он очень испугался за тебя.

— Наверное… — Геос на секунду задумался. — Кира, а ты с Келой давно дружишь?

— Я познакомилась с ней за пару часов до того, как мы нашли тебя, — ответила Кира и вкратце рассказала Геосу о том, при каких обстоятельствах они с Келой познакомились. Рассказала она немного и о самой Келе, где это пришлось к слову. Геоса это, кажется, заинтересовало.

— Значит, она подкидыш?

— Она так говорит.

— Как же я проглядел… — вслух подумал Геос.

— О чем ты? — спросила Кира.

Но тут вернулся Айри с раскрасневшейся, счастливой Келой.

— Понравилось?

— Это потрясающе! Я хочу такого же, только своего! Я буду его любить!

— Это вряд ли, Кела. Кармы в яви не водятся. Но можешь любить Айри, он совсем не против.

В подтверждение слов хозяина конь заливисто заржал. Давая понять, что развлечения закончены, он пристроился позади Геоса и Киры и шагом стал следовать за ними.

Кела слезать с седла, разумеется, не собиралась. Но, чтобы оправдать свое привилегированное положение, она достала из-за спины лютню и принялась наигрывать на ней… А потом запела.