Дорога без начала и конца (СИ)

Пролог

«Когда мир был юн, суша только обретала форму, а боги еще свободно бродили по земле, на северном и южном полюсах образовались червоточины. Никому не ведомо, какова их суть. Известно лишь, что когда в небе появляется зловещий огненный венец, червоточины порождают новых демонов.

Когда демонов расплодилось столько, что безопасного места в Мидгарде уже не осталось, люди попросили у богов защиты. Бессмертные вняли мольбам и даровали своим жрецам власть над стихиями. Обретшие божественную силу избранные образовали орден Стражей и вытеснили демонов на задворки мироздания, принеся в Мидгард мир и благоденствие.

Так говорится в преданиях седой старины. Правду от вымысла отличить в них сейчас могли бы разве что сами Стражи, но их больше нет. Орден распался, Стражей казнили, а рожденных с божественным даром преследуют поборники новой веры — Защитники Паствы, принявшие голубой капюшон и карающий меч Единого бога.

Церкви высятся уже во всех городах и селах, но сорняки староверческой ереси продолжают прорастать, воспаляя страх и трепет перед героями древних легенд. Землю наводняют шарлатаны, именующиеся Охотниками на демонов, хитростью и обманом выманивающие у пугливых людей деньги. В поисках чудищ рыскают по лесам возжаждавшие подвигов тщеславные рыцари. Но страшнее всего обосновавшаяся в мятежной Норикии Компания «Норн», которая провозгласила себя наследницей Стражей и собирает всех отщепенцев и изгоев из единоверческих государств под свое крыло. Сомнительно, что она ратует за безопасность, а не готовятся к очередной Войне за веру, которая вновь утопит Мидгард в крови».

Из еретических сочинений преподобного Руя Диаса,

священника Кампеадорской церкви

1565 г. от заселения Мидгарда, Дрисвяты, Веломовия

На пороге маленького, но добротного деревянного дома сидела худенькая восьмилетняя девчонка и заплетала густые волосы цвета спелого льна в длинные косы, вполуха прислушиваясь, как за дверью ругаются родители.

— Зачем ей идти в этот жуткий лес? — возмущалась мать. — Я молчала, когда вы ходили туда вместе, но сейчас ты отсылаешь ее одну. Она же совсем ребенок. Вдруг заблудится, или нападет кто? Я не переживу, если с моей кровиночкой что случится. Слышал, что бабка-повитуха сказала? Не будет у нас больше детей, только она одна.

— Зофьюшка, уймись, прошу тебя, — отец говорил мягко, но по обыкновению оставался непреклонен. — Поверь, в лесу она будет в гораздо большей безопасности, чем здесь. Пособирает ягоды вдоль Сокольничего тракта и к вечеру вернется. Да туда, считай, все Дрисвяты ходят.

— Ага, бабки старые, которым и терять-то нечего. Не пущу ее. Чует мое сердце, беда будет.

— Будет, если она здесь останется. Помнишь, что три дня назад случилось?

Мать испуганно всхлипнула.

— Вот то-то же. Лихо давно здесь гнездо свило: в городе, не в лесу. И кошки все передохли от этого. Я тебе так скажу, пусть девочка в лесу бурю переждет. Я хорошо ее обучил. Не пропадет.

— Лучше бы ты ее в школу при церкви отправил.

— Зачем? Она и так грамоту лучше тех учителей знает. Из книжной лавки ее за уши не вытянешь. Михасю бедному хуже горькой редьки надоела с просьбами книги одолжить.

Девочка за дверью встрепенулась и проверила что-то у себя за пазухой.

— Тогда пусть ее молитвам правильным научат, а она нас. Станем Единого-милостивого просить, чтоб лихо нас стороной обошло.

— Какая ж ты глупая, Зофьюшка, — цыкнул отец. — Единый этот только данью облагать может, да детей воровать, а против лиха лишь на себя надеяться надо. Вот провожу девочку, а после в село соседнее отправлюсь. Может, хотя бы там кошки остались. Наловлю мешок и здесь выпущу. Прикормим их, и, если повезет, приживутся. Крыс-мышей ловить станут, нечистиков пакостных отгонять. Глядишь, и уляжется все потиху. А нет, так придется дом со скарбом бросать и всем вместе в лесу хорониться.

— Гед, ну что ты несешь? Совсем белены объелся, колдун старый!

— Да какой я тебе колдун? И вовсе я не старый!

— Колдун! Все Дрисвяты говорят, что ты ворожбой зверя на охоте приманиваешь и с нечистиками якшаешься не хуже Ялинки покойной. Вон и девочку нашу ни за что ни про что ведьмой величать стали.

— Какая ведьма?! — зарычал словно дворовый пес отец. — Обычная она совершенно. Такая, как все.

— Думаешь, я не знаю? Я ее мать, как-никак. Да только народ наш не переспоришь.

— Да ну их к нечистикам поганым, — зло сплюнул отец и повернулся к двери. — Времени нет совсем. Герда, домой иди. Что ты там возишься?

Она послушно поднялась и с большим плетеным лукошком наперевес вошла в дом, полностью одетая и готовая отправиться в лес за брусникой. Заискивающе улыбнулась матери, обняла за талию и посмотрела лучистыми серыми глазами, прекрасно зная, что перед таким взглядом никто из взрослых устоять не мог:

— Все будет хорошо. В лесу совсем не страшно. Я там ягод соберу много-много, целое лукошко! Мы потом с ними пирогов напечем, варенье сварим, и еще на компот останется.

От ласковых слов мать расчувствовалась и прижала ее к себе.

— Ладно, так уж и быть. Только вернись засветло.

Герда радостно захлопала в ладоши.

— Конечно, вернется и целое лукошко наберет, — отец отобрал у нее корзинку, отвернул лежавший на дне платок и достал оттуда потертую книгу: — Только вот без этого.

Герда насупилась, но как только ступила за порог вместе с отцом, тут же про обиду забыла.

— Помнишь, чему я тебя учил? Держись по солнцу и по тому, с какой стороны растет мох на деревьях. Да метки почаще оставляй. В дрыгву не лезь. За зверьем не гоняйся. И ни в коем случае не теряй стежку из вида, — наставлял отец, провожая Герду до самой опушки.

— Да, папа, — отвечала она. — Не переживай так, а то ты хуже мамы становишься.

— Не прекословь, а слушай меня. Или в лес больше не пойдешь.

Герда кивнула, и отец продолжил поучать:

— Людям на глаза не показывайся, особенно чужим. Помнишь, что с Марыйкой Красной Хустинкой случилось?

— Ее проглотил варг, — что-что, а сказки она никогда мимо ушей не пропускала.

— А почему он это сделал?

— Потому что она не послушала взрослых и заговорила с ним.

— Правильно. А ты будь умнее. И ни с кем, слышишь, ни с кем не разговаривай.

— Даже с охотником, который разрубил варга пополам и спас Марыйку?

— Никаких охотников!

— Даже с рыцарем, который победил трехголового цмока?

— Никаких рыцарей!

— Даже со Стражем?

— Стражей не существует, — отец рявкнул так, что Герда вздрогнула от страха. — Ступай. И умоляю, не читай там своих книг. Будь внимательна.

— Да, папа, — отмахнулась она.

Отец безнадежно покачал головой и, вскочив на коня, которого до этого вел в поводу, помчался в сторону соседнего села. Как только он скрылся из виду, Герда, напевая под нос веселую песенку, вприпрыжку побежала по узкой лесной стежке.

Солнце припекало по-летнему жарко. Народу в лесу было видимо-невидимо. Больше, чем ягод. По крайней мере, вдоль широкого Сокольничего тракта, куда отваживались ходить селяне. Толкаться рядом с ними и ругаться из-за каждого куцего кустика совершенно не хотелось, поэтому Герда отправилась дальше по Оленьей тропе за бобровую плотину на узкой лесной речке Домне. Вскоре там отыскалась большая поляна, покрытая сплошным красно-зеленым ковром брусничника. Собирать пришлось долго, пока поясница не затекла от неудобной позы, а глаза не начали слезиться от ягодной ряби. Вспотев и выбившись из сил, Герда присела на пенек, поставила наполовину полную корзинку на землю и достала из-за пазухи еще одну книгу, которую все-таки удалось утаить от отца.

Вообще-то книги в их доме, да и во всех Дрисвятах были большой редкостью. На рыночной площади ютилась захудалая книжная лавчонка, сохранившаяся еще со времен Войн за веру, когда сюда свезли часть библиотеки из разрушенного замка колдунов, который находился неподалеку. Ими и торговал добродушный книжник Михась, хотя основной доход получал за составление каллиграфических прошений и грамот для земского главы и прочих представителей городской власти. Еще несколько десятков выписанных из Епископата книг хранилось в церкви. По ним обучались дети из Дрисвят и окрестных сел, слишком маленьких, чтобы открывать в них собственные школы.

Герда в школу не ходила, потому что отец не желал, чтобы «ее голову забивали единоверческой дурью». Когда ей исполнилось четыре, отец принес домой книгу со сказками и восковую дощечку с железным стилом и сам принялся обучать ее грамоте и счету. Но Герда все равно немного завидовала другим детям: у них в распоряжении была вся церковная библиотека. И хотя отец говорил, что в единоверческих книгах нет ничего интересного, Герду продолжало снедать любопытство. Она часто сбегала, чтобы послушать единоверческих учителей. Благо с уроков они никого не прогоняли. Правда, отец, как всегда, оказался прав: ничего занимательного там действительно не рассказывали. Те же нудные речи о благочестии можно было услышать на еженедельных проповедях, ради которых даже ярмарочный шум приостанавливали на несколько часов.

Поэтому Герда переключила внимание на книжную лавку: бродила вокруг несколько дней, пока сам хозяин не пригласил войти и выбрать любую книгу в подарок. Дядька Михась давно пытался найти способ отплатить отцу Герды за то, что тот спас его от стаи голодных волков несколько зим назад, и поэтому был рад услужить ей. Она не смогла выбрать одну из нескольких приглянувшихся книг, и тогда добросердечный книжник предложил обменять ее на новую после того, как Герда ее прочтет. Так из простого лавочника он превратился в настоящего библиотекаря, ссужавшего свои книги страждущему читателю на время. Дядька Михась сам так увлекся этой игрой, что каждый раз с радостью встречал Герду на пороге своей лавки и даже иногда выписывал для нее новые книги из типографий, которые за последние десятилетия открылись во многих крупных городах Веломовии: Ивно, Капунце, Стогожине, Белеске. Каждую новую книгу Герда брала в руки с восторгом первооткрывателя. Правда, именно эту ни отец, ни даже дядя Михась давать ей не хотели. Говорили, для взрослых она. Но любопытство пересилило — Герда утянула ее без спроса. А теперь подвернулся удобный случай, чтобы почитать ее, не таясь.

Герда пролистала несколько страниц и нашла место, на котором остановилась в прошлый раз:

«Ужиный король — один из самых опасных, могучих и коварных обитателей заболоченных лесов приграничья. Коронованный повелитель ползучих гадов живет в огромных палатах под землей, доверху набитых золотом и самоцветами. Он хранитель подземных кладов, ни один из которых не пойдет людям в руки, пока не будет сделано подношение его детям — ужалкам.

В северных селениях о таинственном обитателе болот бытует множество легенд. В них встреча с Ужиным королем очень редко приносит людям удачу. Красивых девушек, купающихся нагими в лесных водоемах, он делает своими невестами и уносит под землю, где те чахнут без солнечного света. А если избранница Ужа воспылает к нему ответным чувством, счастье все равно не длится долго. Следом обязательно приходят ее братья, рубят похитителя на куски и выбрасывают в водоем, в котором безутешная вдовствующая королева потом топится от горя.

Мужчинам встреча с Ужом счастья приносит больше, но нужно быть очень осторожным, чтобы оно не обернулось горем. Жители приграничья рассказывают про то зловещую историю:

«Удачлив и ловок был охотник Сымон. Дичь сама бежала навстречу, а хищник всегда стороной обходил. Но была у Сымона одна тайна. Как-то раз в середине вересковика пошел он на охоту. Игра не шла. Звери и птицы, как назло, попрятались. Пригорюнился Сымон, что с пустыми руками возвращаться придется. Сел на пенек. Вдруг видит, старик, косматый и сгорбленный, из чащи выходит, на узловатую палку опираясь. Говорит: «Знаю о твоем горе, Сымон-охотник. Ступай на Лысую гору. Змеи там кишмя кишеть будут, да ты не бойся. Пропустят они тебя на самую вершину. Как увидишь ужа неподвижного, поклонись ему в землю. Платок постели. На платок крынку с молоком поставь парным. Оживет уж, напьется молока и скинет свою корону на платок. А ты не зевай. Как слезет уж с платка, корону в него заворачивай, да за пазуху сунь. Как спустишься с горы, помощник к тебе явится. С ним дичь сама в руки пойдет».

Сымон послушал старика и сделал, как было велено. У подножья горы встретил его огромный черный пес. И следовал за Сымоном всюду, как только тот на охоту выходил. Дичь сама к нему из леса выбегала. Все шло хорошо, пока Сымон жениться не собрался. Пришел невесту сватать, а тут откуда ни возьмись змея выползла. Да как зашипит на невесту. Девушка от страха взмолилась: «Убей гадину, убей сейчас же!» Сымон ударил змею концом охотничьего лука, и та тут же издохла. Из леса донеслось глухое рычание. И послышался в том рычании возмущенный голос давешнего старика: «Зачем детеныша моего погубил?! Я же тебе столько помогал! Не прощу этого, не прощу!»

Не по себе Сымону стало. Вернулся он домой, развернул платок — а там только два сухих осиновых листочка остались. Отправился Сымон на охоту, вышел на опушку. Глянул, бежит к нему верный черный пес. Обрадовался Сымон, да не тут-то было. Зарычал на него пес, словно не признал вовсе. Глаза красным колдовским пламенем полыхнули. Кинулся на Сымона, когтями острыми да клыками длинными живот разодрал, потроха все выел, мертвое тело на дороге кинул, а сам к хозяину своему — Ужиному королю — вернулся».

Герда передернула плечами. Жуткая история. Поэтому взрослые и не разрешали читать эту книгу. Боялись, что Герда ночью плохо спать будет. На самом деле плохо спали они сами, когда она прочитанные сказки перед сном пересказывала. Герда спрятала книгу и осмотрелась. Тени от деревьев удлинялись. День шел на убыль. Чтобы собрать полную корзинку и вернуться засветло, нужно было торопиться. Герда присела на корточки и потянулась к ягодам, как вдруг заметила в глубине леса яркий всполох. Болотные огоньки так далеко от Ужиных топей? Вряд ли. Да и не зажигаются они днем. А вдруг пожар? Надо бы его потушить, пока на деревья не перекинулся.

Герда подхватила корзинку и побежала к огоньку. Приблизившись, она увидела огненно-рыжего кота, сидевшего в потоке солнечных лучей, пробивавшихся сквозь небольшое отверстие в густых кронах деревьев. От этого казалось, что его шерсть горит ярким пламенем.

«Кот! Вот это удача! — обрадовалась про себя Герда. — Нужно его поймать и отнести домой. Папа обрадуется, что я ему помогла».

Забыв про ягодную поляну, она бросилась догонять рванувшего прочь кота. Бежал он очень быстро, но то и дело останавливался, словно проверяя, не отстала ли она. Гонка разжигала азарт. Теперь Герда ни за что не собиралась упускать плутишку. Неожиданно кот замер и повел ухом, к чему-то прислушиваясь. Она подкралась к нему вплотную и уже протянула руку, как кот вскочил и понесся в чащу, петляя, словно заяц.

«Не уйдешь!»

Герда хотела побежать следом, но зацепилась ногой за торчавший из земли корень старого дерева и упала, выронив корзинку. Ягоды высыпались и раскатились в разные стороны. Герда поднялась, потирая ушибленную ногу.

— Ну вот, сбежал!

Она с досадой всплеснула руками, посмотрела на корень, об который споткнулась. Рядом на земле неподвижно лежала змейка с желтыми ушками. Ужик! Герда подобрала ветку и осторожно ткнула чешуйчатое тело. Змейка не двигалась. От испуга Герда прижала руку ко рту. Ужика растоптала! Детеныша Ужиного короля. Сейчас явится он сам и утащит ее под землю. Хорошо хоть братьев у нее нет, и никто не станет его на части рубить. А что, если он пришлет страшного пса?!

Герда бросилась собирать ягоды обратно в корзинку, желая убраться от мертвой змеи подальше. Повезло, что брусника не давилась под пальцами, как черника или земляника. Загребая горстку укатившихся к самым кустам ягод, прямо над собой Герда услышала раскатистое рычание. Она медленно подняла голову и встретилась взглядом с кроваво-красными глазами лохматого черного пса. Ростом он был едва ли ниже Герды. Пес щерил наполненную острыми зубами пасть, с которой на землю щедро капала слюна. Герда сдавленно сглотнула и попятилась к противоположной стороне поляны. Пес обогнал ее и с громким лаем оттеснил к поваленному бревну, а потом затаился в кустах, дожидаясь непонятно чего. Герда устало опустилась на бревно и горько расплакалась, давая волю накопившемуся отчаянию.

Плакала она долго. Даже не заметила, как из низин поднялся густой туман и парной дымкой заволок все вокруг. Стало зябко. Герда пыталась успокоиться, но дрожь никак униматься не хотела.

— Кто здесь? — донесся из тумана высокий, но все же безошибочно мужской голос. — Ты человек или демон?

— Че-человек, — ответила она, стараясь сдержать всхлипывания. — Человек я!

— Теперь вижу, — сказал голос прямо за ее спиной. Герда испуганно обернулась. Позади стоял словно сошедший с книжных гравюр рыцарь на белом коне. Почему пес его не тронул?

«Неужели это взаправду? Рыцарь меня спасет. Обязательно. Он ведь уже победил трехглавого цмока. Нет, четырех-, нет, пятиглавого! Что ему какой-то пес после этого!»

Рыцарь спешился, и Герда смогла хорошенько его рассмотреть. Немного смутило, что конь оказался вовсе не белым, а всего лишь светло-серым с россыпью едва заметной черной гречки по шерсти. Вместо тяжелого доспеха всадник был одет в добротные, но совершенно обычные серые шерстяные штаны и рубаху, на плечи накинут видавший виды дорожный плащ. Ростом рыцарь не вышел, да и силы большой в нем тоже не чувствовалось. Весь такой жилистый и тощий. Да это же мальчишка лет четырнадцати отроду, не больше!

— Чего ревешь? — не слишком почтительно спросил он.

Герда вдруг поняла, что сидит с открытым ртом и тут же его закрыла. Все мысли из головы вылетели, кроме одной — папа запретил разговаривать с рыцарями.

— Ты немая? — еще раз обратился к ней рыцарь. — А пять минут назад не хуже баньши голосила. Я-то думал, люди так не умеют.

Герда обиженно насупилась. Папа прав. Рыцари противные!

— Я, — сиплым от слез голосом начала Герда. Все равно другого шанса спастись у нее не будет.

— Что? — нахмурился рыцарь.

— Я случайно раздавила ужика, и теперь его пес хочет меня съесть, — собравшись с силами, рассказала она.

— Пес ужика? — недоверчиво переспросил рыцарь.

— Нет, пес Ужиного короля. А ужик — его детеныш, — Герда указала на мертвую змейку рядом с собой.

Рыцарь задумчиво посмотрел на змею, подобрал с земли палку и потыкал неподвижного ужика, как это делала до него Герда.

— Ты его живым хоть видела? — спросил он, убедившись, что змея действительно мертва. Герда покачала головой. — Так, может, он давно такой лежит. И ты тут совершенно ни при чем.

— Тогда почему тот страшный пес не выпускает меня с поляны? — она кивнула на кусты, за которыми в последний раз видела свирепого зверя и, поскуливая от страха, добавила: — Наверное, он хочет съесть мои потроха.

Рыцарь удивленно вскинул бровь.

— Я в книжке прочитала, — пожала плечами Герда. Рыцарь безнадежно махнул рукой и направился к кустам. Пес тут же залился звонким угрожающим лаем.

— Добрая собачка. Да еще и с демонической аурой, — задумчиво изрек рыцарь.

Подойдя к своему коню, он достал из поклажи длинный сверток и принялся его разворачивать.

— Видно, придется сегодня живодером поработать.

Герда еще раз присмотрелась к лицу рыцаря. Красивое, бледное, с тонкими, но очень жесткими чертами. Смоляные кудри стянуты в жесткий жгут на затылке. Глубоко посаженные ярко синие глаза горят отчаянной решимостью. Тонкие губы крепко сжаты, словно он готовится к чему-то очень важному и вместе с тем опасному.

И тут Герду осенило. Никакой он не рыцарь. Он настоящий принц, принц в изгнании! Вон какая у него осанка горделивая. Такая только у принцев крови бывает. Говор у него чудной, совсем на местный не похож. А презрение… Ведь знатные особы всегда на простолюдинов с презрением смотрят. Так во всех книгах пишут.

К этому времени принц уже успел развернуть свой сверток, внутри которого оказался изящный тонкий меч, и направился с ним к кустам, где затаился грозный пес.

Герда заволновалась. Если он не рыцарь, то никакого пятиглавого цмока не побеждал. Значит, и с псом вряд ли справится. Тот разорвет его на части, а потом съест потроха или наоборот съест потроха, а потом разорвет на части. Не важно. В любом случае, если принц погибнет, то его королевство останется без наследника. Начнется война за престол и умрет много-много людей. И все из-за того, что она раздавила ужика. Нет, надо спасти принца во что бы то ни стало!

Герда со всех ног бросилась к нему и успела схватить за руку до того, как он замахнулся на пса мечом:

— Стой! Даже если ты его убьешь, а не он тебя, потом сюда явится сам Ужиный король и утащит нас к себе в палаты!

— Что? — бровь принца поползла кверху.

— Правда, он обычно красивых девушек похищает. Но мы с тобой не девушки, то есть не красивые. И уж точно не нагие. Ой, — от страха она по обыкновению начинала тараторить и нести какую-то нелепицу. С каждым ее словом красивые глаза принца выпучивались все больше, грозя вот-вот вылезти из орбит. — Я хочу сказать, что если у тебя нет братьев, которые смогут изрубить Ужиного короля на части, то мы зачахнем у него в подземелье без солнечного света.

Принц буравил Герду пристальным взглядом, словно желал разглядеть те самые потроха, которыми хотел полакомиться пес. Она поежилась. Глубоко вздохнув, принц дернул головой, будто освобождаясь от наваждения, и хитро прищурился:

— О, так это священное испытание! Теперь все ясно. Я должен помочь?

Словно отвечая, пес зашелся лаем, встал на задние лапы и клацнул зубами у самого лица принца. Тот мгновенно отскочил в сторону вместе с Гердой.

— Ладно, я его трогать не стану. Ты сама должна с ним справиться, иначе мы нарушим правила и будет худо. Есть идеи? — заговорил принц, когда они оба устроились на поваленном бревне в середине поляны.

— Нет. Теперь мы либо умрем здесь от голода, либо пес съест наши потроха, — Герда снова заплакала, осознав, что даже так никого не спасла.

— Да не реви ты, — прикрикнул на нее принц, окончательно потеряв самообладание. — Терпеть не могу маленьких хныкалок.

Герда испуганно всхлипнула и вжала голову в плечи. Принц поморщился от досады и, достав из кармана платок, принялся вытирать ее личико. Герда прикусила губу и затихла, совершенно не сопротивляясь.

— Давай подумаем вместе, — приговаривал принц назидательным тоном, вычищая ее левую щеку от грязи. — Если этот пес хотел нас убить, он давно бы это сделал. Значит, он просто не выпускает нас с поляны. И очень сомневаюсь, что он жаждет уморить нас голодом. Это долго. Да и ему самому нужно что-то есть, а не сторожить нас денно и нощно. Правильно?

Герда кивнула, хотя не понимала, куда он клонит. Принц сунул платок за пазуху.

— Что ему может быть от нас нужно? — спросил он, критически разглядывая результаты свой работы на ее лице. — Подумай. Ты, наверняка, знаешь ответ.

Герда повторила про себя недавно прочитанный отрывок. Рассеяно оббежала взглядом поляну, пока не увидела неподвижную змейку возле бревна.

— Змея на Лысой горе тоже была неподвижной! А когда Сымон ей поклонился, постелил платок и угостил парным молоком, она ожила и подарила ему свою корону. Правда, это было в середине вересковика, а сейчас еще даже женивенник не закончился.

— Молодец! Парного молока у нас нет, — принц развел руками. — Зато есть вот это.

Он достал из своих вещей деревянную кружку и налил молока из большой фляги, не парного, конечно, но все же лучше, чем ничего. Герда сняла с головы косынку, расстелила ее перед змейкой, и принц поставил на него кружку. Они отошли на шаг. Герда тревожно покосилась на принца. Тот заговорщически подмигнул. На душе стало гораздо спокойней.

Мертвая змея зашевелилась, заползла на косынку и высунула изо рта маленький раздвоенный язычок. Удостоив их всего одним коротким взглядом, уж с царственным видом испил молока, а потом начал извиваться всем телом, с огромным трудом стягивая с себя старую кожу. После долгих усилий он, наконец, освободился и скрылся в высокой траве.

Принц подтолкнул оробевшую Герду к змеиной коже:

— Теперь она твоя. Забирай.

— Зачем она мне? — заупрямилась Герда, вспомнив, чем для Сымона обернулся подарок ужа.

— Пса с помощью нее отвадишь. Держи, — принц завернул кожу в косынку, всучил Герде и потянул ее к кустам.

Пес все еще поджидал, но больше не рычал, а к чему-то принюхивался. Герда дрожащей рукой протянула ему косынку. Пес уткнулся в нее носом, чихнул и, поджав хвост, убежал в лесную чащу.

Герда облегченно выдохнула и ощутила, как от напряжения подкашиваются ноги. Принц подхватил ее и отнес обратно к поваленному дереву.

— Молодец. Видишь, как все просто вышло? — потрепал он Герду по голове. — Мне даже драться не пришлось.

— Спа-спасибо, — с трудом выговорила она.

— Не за что. Ты же сама все сделала. Я совсем чуть-чуть помог, — он слегка улыбнулся, и Герда тут же расцвела. И совсем он не противный, а презрение… так он просто плакс не любит. Вот она и не станет больше слезы показывать. И все-таки это он спас ее от пса, а не наоборот.

— Меня, кстати, Николас зовут, Николас Комри.

— Герда… То есть Альгерда Мрия, — она покраснела, не зная почему, но все равно как можно крепче пожала протянутую руку.

— И что же маленькая девочка с таким красивым именем делает в лесу в столь поздний час? — поинтересовался Николас.

Герда ахнула, впервые осознавая, сколько времени просидела на этой поляне. Над лесом начали сгущаться сумерки. Теперь она вряд ли обернется дотемна, как обещала.

— Ягоды собирала, — Герда кивнула на полупустую корзинку.

Николас с любопытством заглянул внутрь и скептично хмыкнул. А потом заметил лежавшую рядом книжку и взял ее в руки.

— «Предания старого Севера»? У меня в детстве такая была. Сестры, помню, жутко этих сказок боялись, а ты?

Герда вымученно улыбнулась:

— Только родителям моим не рассказывай, что я ее читала, а то они расстроятся. То есть они и так расстроятся, что я припозднилась, а с книжкой и вовсе больше никуда не пустят.

— А далеко до родителей твоих? Ты ведь из Дрисвят, верно? Так у меня быстрый конь. Мигом нас домчит.

— Не успеет до темноты. Пешему отсюда часа полтора-два ходу по Оленьей тропе. Но там поперек дороги лежит широченная сосна. С конем не пройдешь. Надо идти в обход до Сокольничего тракта, а это еще часа три вдоль Ужиных топей. В такой туман туда лучше не соваться. Можно в дрыгву угодить.

— В трясину? — нахмурился Николас. Точно, чужеземец. Таких простых слов не знает.

Герда кивнула.

— Что ж, тогда вариант всего один — здесь заночевать, — мрачно вздохнул принц.

— Родители меня убьют, — Герда закрыла лицо руками, собираясь снова расплакаться, но тут же вспомнила, что обещала этого не делать.

— Пожурят немного и забудут. Мои всегда так делали. Я вот компаньона в тумане потерял — это действительно беда. А он еще в трех соснах заблудиться умудряется постоянно. Не будет его завтра в Дрисвятах — придется возвращаться и искать.

— Так тебе мой папа нужен. Он лесник, он здесь все-все знает. У нас как кто потерялся, сразу к нему бегут. Он в два счета всех находит.

На том и порешили. Николас расседлал коня, вынул из сумки топор и отправился за дровами. Герда в это время собирала хворост и выкладывала очаг камнями. Набрав воды из ручья и приладив над огнем котелок с походной кашей, Николас подкатил к костру бревно и пригласил Герду сесть поближе. Она протянула к огню закоченевшие руки.

— Для чего ты в Дрисвяты едешь, да еще лесом? — задумчиво спросила она.

Николас замялся и спустя мгновение ответил:

— На ярмарку. Купец я.

— Но ведь это неправда, — насторожилась Герда. — Это от нас в Подгайск на ярмарку ездят, а не наоборот. А я знаю, кто ты на самом деле.

Николас заметно напрягся от ее слов. Нет, конечно, никакой он не принц. Принцы не забираются в лесную глушь без охраны, не теряют компаньонов в тумане, не вытирают слезы перепуганным девочкам. И уж точно никто и никогда не смеет их журить. Герда усмехнулась и выдала самую правдоподобную версию. И совершенно не сказочную.

— Ты охотник.

— Как догадалась? — Николас удивленно вытаращился на нее. Хорошо, что ни про рыцаря, ни про принца не проболталась. Иначе он бы точно ее засмеял и счел глупой хныколкой.

— Легко, — Герда указала на лежавший среди его вещей короткий охотничий лук. — И потом, так глубоко в Дикую пущу никто, кроме лесника и самых отчаянных охотников не захаживает. Так на кого ты охотишься? На косуль, вепрей или, может быть, зубра?

Николас задумчиво почесал затылок и неожиданно выпалил:

— Вообще-то, на демонов.

Герда тут же нахмурилась:

— Демоны? Это как наши нечистики что ли? — от нахлынувшего восхищение в груди сперло дыхание. — Так ты Страж!

Охотник как-то грустно усмехнулся и легонько щелкнул ее по лбу:

— Стражей не существует.

— Ну да, — замялась Герда, вспомнив, что и отец говорил то же самое. Наверное, это какое-то неписаное правило, делать вид, что Стражей нет, хотя один из них прямо сейчас сидит перед ней. — И много демонов ты убил?

— Никогда не считал, — неопределенно ответил Николас, а потом достал из сумки потрепанный альбом. — Вот, посмотри, я зарисовываю их для моей сестренки. Ты на нее очень похожа.

Герда с интересом начала листать альбом, внимательно разглядывая чернильные изображения диковинных созданий со странно изогнутыми когтистыми лапами, чешуйчатыми хвостами, громадными перепончатыми крыльями и косматыми клыкастыми мордами. Упоминаний о большинстве этих тварей она даже в книгах не встречала.

— О, а вот этого я знаю, — Герда ткнула пальцем в один из рисунков. — Волколак это. И его ты тоже убил?

Охотник заметно смутился, но все же ответил:

— Нет.

— И правильно, — Герда улыбнулась. — Наш последний князь был волколаком. И папа говорит, что он был самым лучшим. А после того, как он умер, все плохо стало. Ой, только тут название другое написано.

Надпись под рисунком была сделана не витиеватой буквицей, которой учили детей в школах при единоверческих церквях, а строгой старинной рунницей.

— Вир, нет, — Герда беззвучно шевелила губами, вспоминая, как читались древние знаки. Вот сейчас она точно его удивит: — Вервольф, вот.

Брови Николаса сошлись над переносицей:

— Правильно, вервольф. Так они называются в местах, откуда я родом. А где ты научилась читать руны?

Герда возликовала и принялась хвататься. Уж очень хотелось заслужить его расположение после всего, что он сделал. Она не хныкалка, нет. Она очень смышленая и рассудительная для своих лет. Так сам дядька Михась говорил.

— Папа научил. Я же говорю, он все-все знает. Правда, он просил меня никому не рассказывать, но ты ведь не выдашь? — заговорщически подмигнула Герда. — А я никому не скажу, что ты Охотник на демонов. Ведь это тайна?

— Тайна, — быстро согласился он.

— Так откуда ты? — сменила тему разговора Герда, отложив альбом в сторону.

— Из Авалора, это… — не слишком охотно отвечал Николас.

— Туманный остров в Северном океане. Я знаю, — продолжила Герда, все еще надеясь поразить Охотника сообразительностью. — Но ведь это так далеко. Ты, должно быть, пол Мидгарда прошел, чтобы сюда добраться. Мне бы тоже хотелось повидать другие места, а то я кроме подгайской ярмарки нигде и не была.

Николас снисходительно улыбнулся:

— Побываешь еще. Только подрасти вначале и перестань пугаться всяких глупостей. Знаешь, сколько еще диких псов на дороге может встретиться? И все они будут не прочь полакомиться такой болтливой маленькой девочкой.

Он страшно зарычал, растопырил руки, изображая хищную хватку, притянул ее к себе и принялся щекотать живот и бока. Герда громко смеялась, визжа и брыкаясь, пока они не соскользнули с бревна и, раскрасневшиеся, растянулись на мягкой, сырой от росы подушке мха, шаловливо улыбаясь друг другу. Отдышавшись, забрались обратно и еще долго болтали о демонах, дальних странах и старинных легендах. Герда внимательно слушала рассказы Охотника, ловя каждое слово. Луна была уже высоко, когда они улеглись спать, укрывшись одним одеялом.

Герда проснулась еще до рассвета от того, что озябла. Она прижалась поближе к Николасу, чтобы согреться. Положив голову ему на плечо, поплотнее подоткнула одеяло и принялась внимательно вглядываться в безмятежное от сна лицо. Какой же он красивый! И хорошо, что не принц. Принцы не дружат с дочками лесников, а вот охотники вполне.

Герда почувствовала, как он зашевелился, пробуждаясь, и притворилась спящей. Николас достал затекшую руку из-под ее спины, ласково потрепал по волосам и мягко коснулся щеки. Герда открыла глаза и хитро ухмыльнулась:

— А я не сплю.

— А я знаю, — шутливо ответил он.

Герда потянулась, села на одеяле и, оглядевшись по сторонам, радостно заключила:

— Туман совсем ушел. Наверное, Ужиный король больше на нас не сердится!

Солнце взошло, загнав рассветные сумерки на дно оврагов. Над верхушками вековых сосен раскинулось бескрайнее ясное небо. Пора было выдвигаться в Дрисвяты. Позавтракав остатками вчерашнего ужина и напившись водой из ручья, они затушили костер. Николас отправился седлать коня, в то время как Герда собирала его вьюки. Приточив их к седлу, Охотник усадил ее на лошадь впереди себя и поехал шагом.

Часа два они очень медленно двигались по едва заметной тропе, огибающей Ужиные топи по самому краю. Мошкара нещадно жалила открытые руки, хотя основной удар жужжащих кровопийц стойко принимал на себя серый конь. Герда стряхивала с его шеи слепней, до которых могла дотянуться, отчего на руках оставались кровавые следы.

Несколько раз они чуть не завязли в трясине, но благодаря знаниям Герды, им все-таки удалось выбраться из коварного и прожорливого болота. Солнце было уже высоко, когда между деревьями появился просвет и показался широкий наезженный тракт. Почувствовав под ногами удобный грунт, конь воспрял духом и побежал легкой рысью. Николас набрал повод в одну руку, а другой придерживал Герду, чтобы она не упала от тряски.

Сокольничий тракт оказался самым людным местом во всей Дикой пуще. На разбитых телегах катили по нему дровосеки. Чаще попадались грибники и охотники, которые тоже осмеливались ходить лишь вдоль большой дороги. Один раз мимо промчалась запряженная тройкой поджарых вороных рысаков карета.

— Это мастер Заградский, — ответила Герда на вопросительный взгляд Николаса. — Глава Дрисвятского земства. Его жена на днях умерла. Наверное, отпевать ездил. Смотри, мы уже почти приехали.

Николас с интересом изучал городок. Он оказался совсем небольшим — всего сто дворов на холмах по обе стороны от узкой, вытекавшей из леса речки — и похожим на разросшуюся деревню. Ни городских стен, ни даже ратуши видно не было. На рыночной площади ютилось несколько захудалых лавчонок, харчевня и постоялый двор с выцветшей вывеской. И лишь большая Единоверческая церковь из белого камня помпезным видом корила город за серость и убогость. Обычная для дремучего захолустья картина. Но все же что-то в ней необъяснимо настораживало.

Подъехав к указанному Гердой дому, Николас спешился и помог ей слезть. Дверь тут же распахнулась и на улицу выбежала статная светловолосая женщина.

— Гердочка! Герда! — закричала она, прижимая к себе оробевшую вдруг девочку. — Гед! Гедымин, скорее сюда, Герда нашлась!

На порог вышел сухощавый мужчина с пепельно-серыми волосами и укоризненно сказал:

— Ну вот, Зофьюшка, а ты говорила, сгинула. Просто заблудилась немного.

— Я не заблудилась, — обиделась Герда и высвободилась из материнских объятий. — Меня пес Ужиного короля не пускал.

— Снова страшных сказок начиталась?! — ахнула Зофьюшка и грозно взглянула на мужа. — Это ты виноват. Последний раз ее в этот жуткий лес отпустила. Больше ноги ее там не будет!

— Милая, ведь ничего страшного не случилось. Я же лесник и дочка моя, моя наследница, должна знать, как по лесу ходить и не заблудиться, — сделал слабую попытку оправдаться Гед. — И не стоит оповещать соседей о наших делах.

Николас тактично закашлялся.

— Пес действительно был. И ваша дочка очень хорошо знает лес, — родители Герды удивленно покосились на него, словно впервые заметив. Чтобы не показаться невежливым, он поспешил представиться, придумав себе более подходящее ремесло, помня, что в прошлый раз ему даже восьмилетнюю девчонку провести не удалось. — Меня зовут Николас, я охотник.

Заинтересованно глядя, отец Герды спустился с порога.

— Конечно, знает. Я сам ее учил, — с гордостью сказал мужчина и горячо пожал протянутую руку. — Спасибо, что вернули ее. Она у нас совсем одна. Не знаю, что бы мы без нее делали. Теперь мы перед вами в неоплатном долгу. Меня зовут Гедымин, я глава здешнего лесничества. А это моя жена Зофьюшка, — светловолосая женщина добродушно улыбнулась, а ее муж продолжил: — Так чем мы можем вам помочь?

— Я ищу одного человека…

— Мастер Николас, мастер Николас! — послышался за спиной радостный окрик.

Охотник облегченно выдохнул:

— Ах, уже не надо.

К ним со всех ног бежал пропавший в лесу компаньон — невысокий худосочный мужчина лет сорока в мешковатой одежде. Лицо, с едва заметными морщинами в уголках рта и вокруг глаз, гладко выбрито. В коротко стриженных темно-каштановых волосах уже проглядывала седина.

— Вы живы! Я так испугался, когда не нашел вас на постоялом дворе!

Николас натянуто улыбнулся. Ну сколько повторять, чтобы к нему обращались на ты! От радости компаньон расчувствовался и крепко прижал к себе Охотника.

— Эглаборг, потише, задушишь! — возмущенно зашипел Николас, не на шутку смутившись, что с ним, почтенным Охотником на демонов, обращаются почти, как с восьмилетней девочкой, и ловко выкрутился из медвежьей хватки.

Герда захихикала в кулак.

— Может, вы устали с дороги? Погостите у нас пару дней, — предложил Гед, чтобы хоть как-то отплатить Охотнику за спасение дочери, и опасливо покосился на жену. Внимание последней было полностью поглощено дочкой.

— Останься, Николас, ну хоть на пару денечков, — с надеждой попросила Герда.

— Да-да, у нас вечером как раз праздник будет. С танцами и угощением. Будете жалеть, если пропустите, — поддержала их Зофьюшка.

— И работа для вас тут тоже имеется, — шепнул на ухо Эглаборг.

— Хорошо, хорошо, уговорили, — сдался под общим натиском Охотник.

К вечеру рыночную площадь расчистили от мусора и лишних прилавков. Установили небольшой помост для сельских музыкантов: скрипачей, дударей, гусляров и барабанщиков. Веселые ноты лились из их инструментов, наполняя серое и унылое местечко чудесной мелодией. Люди в ярких одеждах танцевали залихватские народные танцы, из которых Николас знал лишь ойру — ее можно было увидеть и в соседних странах на сельских фестивалях. Праздник чудесным образом преобразил город, превратив его в пышный торт со свечами и кремовыми розочками. И лишь белая церковь с укоризной взирала на раскинувшееся веселье.

Охотник медленно потягивал сладкий медовый напиток из деревянной кружки, по привычке наблюдая за праздником лишь со стороны.

— Мастер Николас, это мастер Заградский, — Эглаборг подвел к нему богато одетого грузного мужчину с заметной лысиной на макушке.

— Очень приятно, — коротко кивнул Охотник.

— Мне сказали, что вы беретесь решать дела, которые требуют особой… хм, деликатности, — тщательно взвешивая каждое слово, говорил земский глава.

— Деликатности? — нахмурил брови Николас. Вот уж о деликатности его точно еще не просили.

— Видите ли, я занимаю определенное место в обществе, а дело мое имеет сугубо личный характер, поэтому мне бы не хотелось предавать его лишней огласке, — снова замялся Заградский. — Народ тут темный. Я в Дрисвятах с самых Войн за веру земским главой состою, а до сих пор к местным нравам не привык. Суеверные они здесь все, у границы самой.

Николас пожал плечами, всем видом показывая, что не понимает, куда клонит собеседник. Когда заказчики вот так тянут время, обычно либо работа предстоит не из приятных, либо платить за нее собираются до неприличия скудно. Если на первое Охотник еще мог согласиться при определенных условиях, то на второе… впрочем, это самое второе случалось чаще всего.

— Жена моя скончалась пару дней назад, — Заградскому, видимо, надоело юлить и приступил к сути. — Хорошая женщина была, не смотрите, что из местных. Не любили ее здесь, завидовали очень. За глаза ведьмой называли, а теперь никто всенощную отстоять не хочет…

Николас с негодованием глянул на своего друга: «Кого ты мне привел? Я такими делами не занимаюсь!» Справившись с порывом послать земского главу в дальние дали, Охотник язвительно поинтересовался:

— А почему вы сами постоять не хотите, раз так ее любили?

— Так мне это… — смутился Заградский и похлопал себя по необъятному пузу: — Возраст и здоровье не позволяют. Подсобите, а?

— Вам, наверное, не сказали, я очень дорого беру за свои услуги. Пусть даже за такие… деликатные, — продолжал искать причину отказаться Николас.

— Пятьсот монет. За одну ночь, — с готовностью предложил Заградский.

Охотник не нашелся, что ответить. На эти деньги они с Эглаборгом смогли бы прекрасно жить полгода, а может и дольше. За такую награду любой из бедняков, коими явно кишел город, должен был легко согласиться помочь. Но не согласился. Значит, что-то не так с этой всенощной. Или с покойницей?

— Он согласен, — выпалил вдруг Эглаборг. Николас послал ему испепеляющий взгляд.

Заградский энергично пожал Охотнику руку и объявил, что будет ждать возле церкви после праздника.

— Это же легкая работа. Хотите, я сделаю ее вместо вас, — пытался оправдаться Эглаборг, когда Заградский отошел достаточно далеко.

— Не хочу, — упрямо ответил Николас. — Но это же… это же… так унизительно. Стоять всенощную за чужую жену, словно я убогий какой. А ведь я даже не единоверец.

— Ну и что? Зато за это хорошо заплатят. Послушайте старого человека, поспите ночью на лавке в церкви, заберите денежки, и больше нам не придется лазить по оврагам и подворотням в поисках жутких тварей. Да от той виверны из Кундии у меня до сих пор все поджилки трясутся!

— Но она же никого не трогала, пока тот безголовый рыцарь не полез разорять ее кладку! — взъярился Николас, но потом усталым тоном добавил: — Я Охотник, мое дело — укрощать разъяренных виверн, а не стоять всенощную за чужих жен.

— Смирите свою гордыню, — с тихим укором сказал Эглаборг. — Пока у нас нет денег, выбирать не приходится.

Николас тяжело вздохнул и подошел к прилавку с пирожками, где своей очереди дожидались еще два покупателя. Охотник встал за ними и рассеяно смотрел по сторонам. Под чадящим свечным фонарем на углу площади он заметил Герду, носом уткнувшуюся в книжку, хотя при таком свете читать было невозможно. Внимание покупателей тоже было приковано к светловолосой девочке. К ней подошел хорошо одетый мальчик, сказал пару слов, но она, не отрывая глаз от книги, отмахнулась от него. Мальчик не уходил, тогда Герда шепнула что-то ему на ухо. Неудачливый ухажер испуганно вытаращился и убрался восвояси.

— Она снова это сделала! — засмеялся один из покупателей. — Гони монету, Михась. Я честно ее выиграл.

Второй покупатель с досадой сплюнул и полез в карман за деньгами.

— Да, Михась, зря ты на Заградского сына поставил. Она ведь немного того, эта Гедыминова дочка, — вмешалась в разговор мужчин розовощекая булочница. — А помните, как она Вележ-озеро переплыла? Говорила, там мавки на дне живут…

— Так она за твоим сыном полезла, Марыська. Кабы не она, так затянуло бы его под корягу и поминай, как звали. И без всяких мавок, — упрекнул выигравший спор покупатель.

— Твоя правда, Брыль. Только больно уж страшные вещи она порой рассказывает. Дети после ее баек по ночам спать боятся. Да и Гедымин, посмотри, как испугался, когда Голубые Капюшоны приходили. Сразу же в лес ее услал от греха подальше. Ведьма она, точно как Ялинка, — переходя на шепот, ответила булочница.

— Да полно вам уже. Блаженная она, книжки читает, по лесу слоняется, нет зла от нее никому. Ялинка — другое дело. Она душу продала… — Михась неожиданно осекся.

— Мастер Николас, так вот вы где! А мы с женой вас обыскались, — Охотник обернулся. К нему быстрым шагом приближался отец Герды.

— Я решил сам немного осмотреться.

Городские сплетники испуганно покосились на Николаса. Не удостоив их вниманием, он подошел к леснику и саркастично заметил:

— Добрые у вас тут люди, ничего не скажешь.

— Это они в последнее время такими стали. Раньше во всем Мидгарде было не сыскать народа более радушного и гостеприимного, чем наш. А потом сюда пришли единоверцы со своими законами… — Гедымин не закончил фразу и с досадой махнул рукой. — Теперь мы вынуждены платить им непомерную дань, да прославлять посредственность. А ведь когда-то у нас тоже были Стражи, и мы гордились их даром. А сейчас… сейчас я радуюсь, что у моей дочки его нет.

Николас с сочувствием покосился на поглощенную книгой Герду. Вот и его отец тоже не хотел, чтобы у него был этот проклятый дар. Жаль, что провидение не в людской власти. Если Герде было ниспослано священное испытание, значит, дар у нее есть. И не из слабых. Туго ей придется одной. Хорошо, что она девочка. Девочкам всегда проще поначалу. А потом... не его дело. Сейчас у него совсем другие задачи. Николас все же решился дать ее отцу маленький совет:

— На вашем месте я бы продолжал прятать ее в лесу от Голубых Капюшонов.

Гед грустно улыбнулся, слишком хорошо поняв намек. Николас вежливо распрощался и направился к Герде.

— Почему не танцуешь? — спросил он, устраиваясь рядом.

— Никто не приглашает, — пожала плечами девочка.

— А как же тот мальчик? Кажется, сын мастера Заградского.

— Кто, Вальдемар? — Герда потешно высунула язык: — Фу, он же гадкий.

— Что ты ему сказала? Он убежал, будто демона увидел.

— Правду. Что я подружилась с настоящим рыцарем на белом коне, у которого есть большой меч. И этот рыцарь его побьет, если он будет продолжать мне докучать, — смеясь, ответила она.

— Мне уже страшно.

— Почему? — удивилась Герда.

— А если твой друг побьет и меня, — нарочито серьезно ответил парень.

— Я вообще-то про тебя говорила, — немного смущенно пробормотала девочка.

— Ты мне льстишь. Меч у меня не такой уж большой, — лукаво улыбаясь, заметил Николас. — Так значит, меня не побьют, если я приглашу тебя потанцевать?

Девочка отрицательно замотала головой. Николас приобнял ее за талию. Им повезло — танец оказался медленным и несложным. Но из-за разницы в росте все равно выходило немного неловко.

— Ты говорил с мастером Заградским. Он просил тебя отстоять за его жену всенощную?

— Да, — недоуменно ответил Николас.

— Но ты ведь не согласился, правда? — Герда заглянула ему в глаза.

— Он хорошо платит, — пожал плечами Охотник.

— Неужели он платит достаточно, чтобы тебя убили? — Герда резко остановилась и опустила голову.

— Мне всего лишь надо всенощную отстоять. Из-за чего меня могут убить?

— Из-за нее, Ялинки-ведьмы. Она когда умирала, вся черная была. Тогда к нам в город и пришел этот ужасный тип в сером балахоне. Пеший, из-за капюшона лица совсем не видно. Перед тем, как в усадьбу к Заградским заявиться, он весь город обошел. Остановился у нашего дома и долго смотрел на меня. Я не видела его глаз, но все равно было так жутко. Верно, он не только за Ялинкой приходил. А потом сбежались кошки со всей округи. Домашние и бродячие. Все. Никогда не думала, что их у нас так много. Кошки шипели, рычали, пушили хвосты, вздыбливали шерсть и медленно шли на него. Он воздел руки, и все они разом рухнули замертво.

Николас еще раз огляделся по сторонам. Так вот, что его насторожило в этом городишке. По улочкам, даже в самых темных подворотнях, не сновало ни одной кошки. Плохой знак. Очень.

— После этого он оставил наш дом и пошел прямиком к Заградским, нам дворовые потом рассказывали, — продолжала сбивчивый рассказ Герда, отчаянно вздрагивая и озираясь от любого резкого шороха. — Сказал, Ялинка ему задолжала, дотронулся до нее, а потом добавил: «Сегодня я забираю ее дыхание, а через три дня вернусь за душой». И ушел. Мастер Заградский тут же помчался к нашему священнику, но тот лишь руками развел. Мол, найди смельчака, чтоб ночь у гроба отстоял. Тогда спасешь душу. Да стоять никто не станет ни за какие деньги. Мертвых кошек все видели, все убирать и закапывать у старого дуба помогали. А теперь боятся до смерти.

— Погоди, кого боятся? Кто приходил за вашей Ялинкой? — Николас положил руки ей на плечи, чтобы хоть как-то успокоить.

— Ловец желаний, — глаза девочки лихорадочно блестели. — Ялинка пообещала ему свою душу в обмен на богатого жениха, и к ней посватался сам Заградский.

— Ловец желаний. Исполняет желания и забирает душу взамен. Где же я об этом мог слышать? — задумался Николас.

— Во сне, — таинственным голосом подсказала Герда. — Я видела его во сне. Однажды мне приснилось, что он пришел со свитой нечистиков за моими родителями. Я никак не могла их спасти. Их убили. Убили всех в городе. А потом отправились за мной.

— Ты просто сильно испугалась его накануне, — Николас рассеяно сунул руку в карман и больно укололся об забытую там брошь. Он стремительно вытащил руку обратно. Из кармана следом выпал скомканный лист. Неудачный рисунок. Герда подняла его и аккуратно расправила.

— Я видела его во сне еще до того, как он пришел в наш город. И, похоже, не я одна, — она показала лист недоумевающему Охотнику.

На рисунке изображалась высокая фигура в балахоне. Лицо неизвестного скрывал длинный капюшон. Николас и сам не знал, откуда пришел этот образ. Такое иногда случалось. И он ничем не мог это объяснить.

— Хорошо, пусть будет Ловец желаний. Мне все равно придется туда пойти, — тяжело вздохнул Охотник, бросая беглый взгляд на церковь.

— Но почему? — в отчаянии выкрикнула Герда.

— Если я не избавлю вас от этого Ловца сейчас, то кто остановит его завтра, когда он придет за тобой или за твоими родителями или за всеми горожанами?

Герда совсем сникла. Николас сделал несколько шагов в сторону от веселящейся толпы, но девочка нагнала его и обхватила сзади за талию.

— Но что будет, если ты погибнешь? — Герда до боли закусила губу, чтобы не плакать.

— Не бойся, я же Охотник на демонов, забыла? Как-нибудь выкручусь, — ответил Николас, не оборачиваясь, и зашагал прочь. Ночью ему предстоял тяжелый бой. Хорошо бы к нему подготовиться.

— Может, все-таки не надо, а? — в сотый раз спрашивал Эглаборг со слабой надеждой отговорить Николаса от опасной затеи.

— Ты сам нашел эту работу. Негоже теперь отступать, — злорадно отвечал Охотник, доставая со дна седельной сумки мешок с солью. — Серебро, мел, соль… анк, еще нужен анк. Куда же я его мог засунуть?

— Я же не знал, что за женой этого Заградского должен прийти какой-то жуткий демон, — продолжал протестовать его компаньон.

Николас извлек из бокового кармана увесистый серебряный амулет в виде креста с кольцом наверху.

— А вот и анк. Гляди-ка, совсем потемнел. Надо бы протереть.

— Не лучше ли купить у кузнеца кольчугу? — сдался Эглаборг.

— Не лучше. Я не ношу кольчуг. В бою с демонами они бесполезны, да к тому же стесняют движения, — возразил Охотник, распихивая вываленные на землю мешочки по карманам.

— Как вы думаете, кто этот таинственный Ловец желаний? Жнец? — полюбопытствовал компаньон, видя, что к доводам рассудка Николас прислушиваться не собирается.

— Вряд ли. Жнецы не принадлежат этому миру. Их могут видеть лишь умирающие или медиумы. А этого лицезрел весь город. У него не было ни косы, ни костяных крыльев. И, пожалуй, самое главное, жнецы не властны над миром людей. Они лишь посланники и не могут исполнять желания, — покачал головой Охотник.

На город уже давно опустилась ночь. Люди потихоньку расходились по домам. Николас в сопровождении Эглаборга спешил на встречу с Заградским. Тот уже ждал их на пороге церкви, откуда веяло могильным холодом. Эглаборг поежился, а Николас выступил вперед, желая сказать земскому главе пару слов напоследок.

— Я уже испугался, что вы не придете! — радостно приветствовал их Заградский.

— Отчего же? Плата щедрая, дело плевое — всего-то всенощную отстоять, — саркастично хмыкнул Охотник.

— Зачем вам меч? — смутился Заградский, заметив закинутое за спину оружие.

— Ах, это простая предосторожность. На случай, если ваш Ловец желаний не успеет мне сразу голову оторвать, — все в том же духе продолжал Охотник.

— Мастер Николас, ну хотите, я на колени стану! — Эглаборг взирал на него умоляюще.

— Не хочу, — коротко бросил Николас и повернулся к Заградскому: — И деньги отдадите Эглаборгу не зависимо от того, вернусь я оттуда живым или нет. А если обманете, я вас и с того берега достану, не сомневайтесь.

Заградский испуганно вздрогнул. Угрозы вкупе с внушительным оружием возымели нужный эффект. Охотник решительно шагнул через порог церкви и затворил за собой тяжелые дубовые двери.

Внутри здание оказалось еще более мрачным, чем снаружи. Стрельчатый потолок многократно усиливал любой звук и эхом отражал его от голых каменных стен. Воздух был пропитан приторно сладким запахом ладана. Тусклый свет исходил от множества тоненьких чадящих свечек. Причудливая игра огоньков и теней усиливала ощущение чего-то зловещего, затаившегося в глубине центрального нефа. В любое мгновение таинственное нечто могло накинуться на ничего не подозревающего прихожанина и разодрать его в клочья. Николас мотнул головой, усмиряя разыгравшееся воображение.

Обитый пурпурным бархатом гроб стоял у деревянного алтаря, на котором изображалась высокая безликая фигура со сложенными на груди в жесте смирения руками. Его окружали крылатые юноши с пламенеющими мечами. Плащи, укрывавшие крылья, были старательно выкрашены в небесно-голубой цвет. Единый-милостивый со своими божественными посланниками. Что за нелепость? Пока их бог учит людей смирению, его прислужники в голубых капюшонах режут и жгут всех инакомыслящих. Великая милость! Николас святотатственно сплюнул и откинул крышку гроба, чтобы получше разглядеть покойницу. На вид ей было не больше тридцати. Бледный высокий лоб, узкий прямой нос, тонкие синеватые губы, гладкая кожа без единой морщинки, а волосы совсем седые, как у столетней старухи.

Снова возникло странное чувство, будто он где-то это уже видел. Николас выглянул в единственное окно в западной стене здания. На улице ярко светила луна. Скоро полночь. Нельзя больше мешкать. Охотник достал из кармана кусок мела и начертил вокруг гроба запирающую пентаграмму, поставил по свече в каждый угол. Внешний круг насыпал солью. Анк надел на покойницу, достал из ножен меч и сел, облокотившись спиной о гроб. Оставалось только ждать.

Николас закрыл глаза, прислушиваясь к ударам собственного сердца. Тук-тук. Скрипят половицы. Тук-тук. Совсем рядом слышен шелест крыльев. Тук-тук. За спиной кто-то шевелится. Тук-тук. Прыжок в бок, и он вне досягаемости бледно-синих рук покойницы.

Николас открыл глаза. Со всех сторон его окружала разнообразная нечисть. Все замерли. Никто не смел шелохнуться. Лишь покойница тихо скулила, пойманная в ловушку внутри пентаграммы. Ее глаза — один зеленый, другой голубой — с ненавистью взирали на него.

Николас смотрел по сторонам в поисках таинственного Ловца желаний. Но ни по ощущениям, ни по виду присутствующие не отличались от обычной кладбищенской нежити. Что ж, тем лучше. По крайней мере, он знает, как с ними бороться. Ближний вурдалак оскалил гнилые зубы и бросился вперед. Остро наточенное лезвие со свистом рассекло воздух. Обтянутый желтой кожей череп полетел на пол. Раздался жуткий визг. Твари кинулись к Николасу со всех сторон, надеясь победить числом. Но не тут-то было. Когтистые лапы и руки проскальзывали в нескольких пальцах от Охотника.

Меч проходил через полуистлевшие тела, как нож через масло, с легкостью разрывая мертвую плоть. Николас сплеча рубил наседавшую нежить, орошая все вокруг себя брызгами гнилой черной крови. Пол устилали полуразложившиеся останки. Но нежить продолжала наседать нескончаемыми рядами.

«Да сколько же их тут?» — лихорадочно думал Охотник. Он уже упокоил с полсотни, а меньше их не стало. По рукам и ногам медленно расползалась предательская усталость. Каждый взмах давался с трудом. Дыхание сбилось. Сердце грозило выскочить из груди. Когда Охотник уже был готов поверженным упасть к ногам врагов, все стихло. Твари медленно расступились в стороны, освобождая проход от двери к алтарю.

Голову будто сдавило железными тисками. Пальцы онемели от холода. Изо рта вырывались клубы белого пара. По спине пробежали мурашки. В зале воцарилась давящая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Николаса. Дубовая дверь распахнулась, и на проходе появился Ловец желаний, именно такой, каким описывала его Герда: высокий, полностью укутанный в серый балахон, что даже лица не видно.

— Какой глупец посягнул на то, что принадлежит мне? — послышался леденящий душу потусторонний голос. — Вы только взгляните на него! Детеныш совсем, молоко на губах не обсохло. Эй, малыш, не тяжело такой большой меч за собой таскать?

— Не тяжело, — сквозь зубы прошипел Охотник и, собрав в кулак всю волю, добавил: — Голову тебе снести сил точно хватит.

— Так он еще дерзить умеет! — рассмеялся демон. — Ну что ж, сам напросился.

Из длинного рукава показалась обтянутая синей кожей костлявая рука. Не дожидаясь нападения, Николас бросился в атаку. Демон будто из воздуха выхватил мерцающий таинственным голубым пламенем меч и с легкостью парировал удар.

— А ты не так прост, как кажешься, — с издевкой крикнул демон. — Прячешь силу под слабой оболочкой? Это тебе не поможет.

Нечисть дружно зарычала, вторя своему предводителю. Раз противник все понял, таиться незачем. Николас глянул на двух ближайших упырей, и те как от сильного удара полетели в сторону ухмыляющегося Ловца.

— О, какая прелесть, этот малыш — Страж, настоящий Страж с божественным даром! — демон легко разрубил летевшие к нему тела. — Я-то думал, вы все уже давно сгорели на кострах единоверцев. Люди — неблагодарные создания, не так ли? Вы столько для них сделали, а они предали вас, стоило кому-то посулить им власть и богатство.

«Свечи. Огонь. Против гнилых мертвецов он бесполезен, но, может, против этого сойдет», — лихорадочно соображал Охотник. Медный канделябр с зажженными свечами оторвался от стены и упал на балахон Ловца. Пламя тут же погасло.

— Глупышка. Верно, это твоя первая Охота? Как жаль, что ей не суждено завершиться. Но знаешь, я могу исполнить твое желание. Хочешь быть свободным? Я сделаю так, что тебе больше не придется скитаться, притворяться или подчиняться глупым правилам. Приведи ко мне девчонку, ту, что слышит духов. И я сделаю все, что пожелаешь.

— Сдохнешь? — зло оскалился Николас. Гнусное предложение Ловца окончательно вывело его из себя.

— Жаль. Кажется, я забыл, насколько тупоголовы все дети ветра, — разочаровано вздохнул Ловец, защищаясь от ударов Охотника.

Все мысли, все восприятие сосредоточилось на схватке. У Николаса были хорошие учителя. Пришло время доказать, что он их достоин. Или хотя бы умереть, пытаясь.

Нечисть расступилась, очистив место возле окна. Мир слился в сплошную круговерть из холодной стали. Клинки, сталкиваясь в воздухе, высекали снопы искр. Звонкий лязг разносился по всему зданию. Движения Ловца стали невероятно быстрыми и отточенными. Вблизи от голубого лезвия кожу пощипывало, как на морозе. Ноги не выдерживали бешеного темпа. Руки предательски дрожали. Липкий пот градом катится по лбу, застилая глаза. Движения замедлялись. Голубой клинок надвигался с неумолимой силой.

Не уйти. Меч действительно слишком тяжел. Не хватает скорости. Силы. Опыта.

Стремительный выпад пропущен.

Голубой клинок вонзился глубоко в плечо, опаляя нестерпимой холодной болью. По жилам словно растекался сгущенный мороз, обращая кровь в колкий лед. Взор застлала мутная пелена. В ушах загудело. Ноги подкосились, и Николас распластался на полу, теряя последние крохи сил.

Ловец потянулся к торчавшему из плеча клинку и торжествующе воскликнул:

— Вот и конец. Прощай, глупый мальчишка.

Герда никак не могла успокоиться. Все переживала за Николаса. Зофьюшка сидела с ней до глубокой ночи: расчесывала длинные густые волосы березовым гребнем, рассказывала про своих родителей, вспоминала детство, как встретилась с Гедом, как согласилась за него выйти, хотя были женихи побогаче. Про то, что Герда тоже когда-нибудь встретит надежного человека, выйдет замуж и будет вот также сидеть со своей дочкой или сыном, вспоминая молодость. Герде такое видение будущего не понравилось. Она не могла сказать почему. Просто не хотелось, чтобы все было настолько предсказуемо и определено. Охотник заразил ее жаждой странствий.

Устав слушать разговоры матери и пожелав ей спокойной ночи, Герда улеглась в постель у печки и, отвернувшись к стене, сделала вид, что заснула. Родители еще некоторое время ходили по дому, завершая свои дела, а потом ушли к себе. Когда все стихло, Герда повернулась на спину и долго смотрела в потолок. Тревожное чувство все нарастало. Хотелось подскочить и побежать к Николасу. Просто проверить, все ли с ним в порядке. Но страх не пускал. Перед мысленным взором то и дело возникал Ловец и протягивал к ней костлявые руки. Один раз даже показалось, что он коснулся ее и начал душить. В горле запершило. Герда не выдержала и встала. Подошла к ведру с колодезной водой, зачерпнула кружку и увидела в ней бездыханное тело Охотника. Кружка упала на пол, залив ноги водой.

Герда подхватила с крючка у двери теплый платок и, накинув его на плечи, побежала к церкви. Ноги сами несли ее. Сердце бешеной птицей колотилось в груди. В висках стучало: «не успеешь». И этот новый страх вытеснил страх перед Ловцом. Герда замерла на пороге церкви, пытаясь отпереть дверь, но та не двинулась с места. Лихорадочно соображая, что делать дальше, Герда обежала вокруг и остановилась у большого круглого окна с противоположной стороны от входа.

Стекло, пусть даже мутное, в Дрисвятах было большой редкостью. Обычно окна закрывали бычьим пузырем или слюдой. Но для церквей всегда делали стеклянные окна. В городах побогаче, вроде Подгайска, выкладывали целые картины-витражи из цветных стекол. Здесь же денег не хватало, поэтому обошлись обычным прозрачным стеклом. Зато через него можно было заглянуть внутрь. Герда так и поступила.

Открывшееся зрелище заставило обомлеть от ужаса. Николас сражался с Ловцом, за которым, скаля зубы, стояла целая орда жутких тварей. Они словно сошли со страниц страшных сказок, которые Герда так любила читать. Николас явно проигрывал, с трудом отбиваясь от противника и отступая к стене возле окна. Его же сейчас убьют! Герда от отчаяния ударила кулаками по стеклу. Оно не поддалось. Попробовала еще раз. Бесполезно. И тут увидела, как Николас оступился, пропустил удар и клинок Ловца пронзил его тело. Охотник пошатнулся и начал медленно оседать на пол.

— Не-е-ет! — от ужаса завопила Герда, бешено колотя руками по стеклу.

Стало жарко, словно ее обернули в горячее полотенце. Взор заволокло мутной пеленой. В спину ударил сильный порыв ветра. Стекло звонко дзенькнуло, побежало трещинами и разлетелось на осколки. Герда не удержалась и упала следом за ним.

По телу разливалась свинцовая тяжесть. Лицо, ладони и колени горели от ссадин. Мир ходил ходуном, то удаляясь, то снова приближаясь. Ноги отказались повиноваться, но Герда все же смогла подползти к лежащему рядом Охотнику, прошептала его имя и вложила в протянутую руку собственную ладонь. Сознание покинуло ее.

Слова Ловца заглушил громкий гул и звон разбитого стекла. Николас удивленно повернул голову в сторону окна и увидел медленно оседающую на пол фигурку. Герда? Зачем? Теперь и она погибнет, а он так хотел ее защитить. Уже не выйдет. Жаль.

Николас протянул к девочке руку и почувствовал, как ее ладонь соприкоснулась с его. Кожу едва заметно кольнуло. Сила огромными волнами нарастала в груди, растапливая лед и вот-вот грозя выплеснуться наружу, сметая все на своем пути. «Рано умирать собрался. Мы еще поборемся. Исаз, вспомни, кто твой истинный хозяин!» — прозвучал в голове незнакомый властный голос. Николас встрепенулся, словно приходя в себя от долгого сна, и обхватил руками впившееся в плечо лезвие. Оно легонько запульсировало, словно отвечая на зов, и само выскочило из тела Охотника. Клинок полыхнул нестерпимо ярким голубым пламенем и разлетелся на мелкие кусочки.

— Исаз, что за...? — испуганно вскричал Ловец и ошалело взглянул на Охотника: — Ты? Ты не можешь быть им. Он умер. Я сам видел.

Рука Охотника взметнулась вверх. Демон зашелся диким воплем, прижимая ладони к горлу. Осколки разбитого клинка поднялись воздух и закружились вокруг Ловца бешеным хороводом, опаляя его голубым пламенем. Оно все росло, росло, пока не взорвалось ослепительной вспышкой, разрывая демона на ошметки и испепеляя их. Николас обессилено опустил руку и сжал безвольную ладошку Герды. Он смог. Она будет жить.

Мир погрузился в непроглядную тьму. Снова стало холодно. Николасу никогда в жизни не было так нестерпимо холодно. Мороз прокрадывался внутрь и выстуживал душу. Но затуманивающей разум боли уже не было. Только тоска.

Николас открыл глаза и увидел звеняще яркие звезды. Сотни, тысячи звезд на чужом, незнакомом небе. Охотник с трудом поднялся на ноги и огляделся. Он находился в ледяной пещере прямо под громадным световым колодцем, сквозь который виднелось небо с россыпью незнакомых созвездий.

Николас оперся о высокий постамент, на котором покоился саркофаг из прозрачного льда. С краю в него был вколочен меч с руной «исаз», точь-в-точь как тот, которым сражался Ловец. В могилах с оружием вместо надгробия хоронили только сильнейших из Стражей, чьи подвиги навеки вписали их имена в историю Мидгарда. Николас с любопытством пригляделся к ледяной глыбе. Внутри угадывался силуэт человека. Сбоку саркофага выведенное старинной рунницей сверкнула коротенькая эпитафия: «Не умер, а сплю в ожидании своего часа». Имя перечеркнуто, не прочесть. Рядом тонкими штрихами выцарапано схематичное изображение кота. Николас нагнулся ниже, чтобы разглядеть лицо таинственного воина, но увидел лишь собственное отражение во льду. Смутившись, он потянулся к рукояти меча, чтобы расколоть могилу и удовлетворить, наконец, свое любопытство, но снова оказался в центре пентаграммы в белой церкви Дрисвят.

Ловец и его свита исчезли. Герды нигде видно не было, да и окно оказалось целым. Николас удивленно моргнул. Раздалось громкое хлопанье обтянутых серой кожей костяных крыльев. У алтаря приземлился Жнец в дряхлом коричневом балахоне с ржавой косой наперевес.

— Бедняга Исаз, — с жалостью сказал он, проводя рукой по осколкам голубого лезвия Ловца. — Столько лет провести в рабстве у врага. Ну, хоть умер на руках хозяина.

— Вы за мной? — прервал скорбный монолог Николас, решив, что голова и так слишком болит, чтобы ломать ее над тем, что происходит вокруг.

— За вами? — переспросил Жнец. — Нет, я только людьми занимаюсь. Хотя… Погодите, коль уж вы здесь, будьте любезны, изгоните эту дрянь из моей души. Я слышал, вы можете.

— К-какую дрянь? — опешил Охотник.

— Вот эту, — Жнец вытащил из гроба бешено сопротивляющуюся покойницу.

— И как я должен ее изгонять? — продолжал недоумевать Николас.

— Вам лучше знать, — пожал плечами Жнец.

Николас задумчиво осмотрел Ялинку. На ее теле вздулись жуткие черные жилы. Разноцветные глаза бешено вращались, временами поворачиваясь белками наружу. Повинуясь таинственному голосу, который помог победить Ловца, Николас коснулся груди покойницы с левой стороны. Мертвая плоть превратилась в мягкую глину. Пальцы легко скользнули под ребра и коснулись чего-то мерзкого. Зажмурившись, Николас со всей силы вцепился в чужеродное создание и резким движением вырвал его. Из глаз покойницы ручьем хлынула черная жидкость, оставляя на щеках темные дорожки.

В руке Охотника трепыхался антрацитово-черный спрут. Он шипел, пытаясь дотянуться до груди, чтобы вселиться в новую жертву. Николас брезгливо поморщился и направил на тварь свой дар. Спрут тут же рассыпался в прах.

— С ней все будет в порядке? — спросил Николас, глядя на вновь обретшую ясность взгляда Ялинку.

— Не извольте беспокоиться, все будет в лучшем виде. Слово Жнеца, — сказал костлявый, беря покойницу за руку. — Удачной Охоты, Страж.

Герда очнулась от того, что кто-то наотмашь бил ее по щекам и тряс за плечи. Она открыла глаза и увидела встревоженное лицо отца:

— Все в порядке? Ничего не сломала?

Герда покачала головой и попробовала пошевелить ногами. Те слушались ее, как раньше.

— Николас, его ранили. Надо помочь, — по-старушечьи скрипучим голосом попросила она.

Отец отвел взгляд. Герда повернула голову. Охотник неподвижно лежал с закрытыми глазами недалеко от нее. За ним весь пол устилали останки полуистлевшей нечисти. Герда поднялась, опираясь на твердую руку отца, и поковыляла к Николасу.

— Он спас наш город. Не знаю, что бы с нами стало, если бы не он, но… — осторожно заговорил отец. Она непонимающе уставилась на него. — Для человека их оказалось слишком много. Даже для такого, как он.

Отец замолчал, боясь встречаться с ней взглядом.

— Но он ведь не… — к глазам подступили слезы. Герда вспомнила, как Николас протянул ей руку, перед тем, как она потеряла сознание. Его тело осталось лежать в той же позе, словно он продолжал стремиться к ней даже после…

— Не-е-ет! — отчаянно закричав, Герда вырвалась от отца и опустилась на пол рядом с Охотником, положив голову ему на грудь. Его рубашка тут же промокла от ее слез. А он так не любил, когда она плакала. Герда закрыла глаза, пытаясь успокоиться.

— Доченька, пожалуйста, ему уже не помочь, — словно издалека донесся голос отца. Герда махнула рукой, прося помолчать.

Показалось, что в груди Охотника раздался приглушенный удар. После долгой паузы еще один. И еще. Сомнений быть не могло, его сердце билось, только медленно и тихо.

— Он жив! — радостно вскричала Герда.

— Доченька, не питай пустых надежд, — попытался воззвать к благоразумию отец, но его отвлек звук торопливых шагов.

От главного входа в церковь, осторожно переступая гниющие останки и брезгливо морщась, спешил Эглаборг.

— Как я ненавижу это его ремесло! Говорил же, не ходить, а он все заладил: «если не я, то кто?» Ну почему он всегда лезет на рожон, словно сам смерти ищет? — причитал компаньон Николаса. — Отойди, девочка. Дай, посмотрю. Я лекарь. Может, смогу чем помочь.

Герда нехотя отстранилась. Эглаборг присел рядом с Охотником и начал водить над ним руками. Она никогда не видела, чтобы их городской лекарь делал что-то подобное.

— Лекарь или целитель? — с подозрением переспросил отец.

Эглаборг не ответил. Расстегнул ворот рубашки Николаса, достал из-за пазухи тонкую деревянную трубку и широким концом приложил ее к груди Охотника.

— Действительно, бьется, — задумчиво хмыкнул Эглаборг, но остался таким же мрачным, словно это открытие его совсем не обрадовало. — Это летаргия. Он жив. Просто спит. Очень крепко. Дыхания почти не слышно, а сердце бьется очень медленно и тихо.

— Когда он проснется? — приободрившись, спросила Герда.

— Трудно сказать. Я не сталкивался с подобными случаями, только слышал про них, — не слишком обнадеживающе ответил лекарь. — Через пару часов, дней, год, а, может, и никогда.

Герда совсем понурилась.

— Будем надеяться на лучшее, — потрепал ее по голове отец. — Одно чудо уже свершилось — он победил, несмотря на неравные силы, и остался жив. Думаю, второе не заставит долго ждать.

Гед выглянул в разбитое окно. У кромки горизонта лиловой полосой разгорался рассвет.

— Нужно скорее унести его отсюда, а то люди решат, что это он нечисть вызвал, — посоветовал лесник, и вместе с Эглаборгом под руки потащил Охотника прочь из церкви. Герда, потерянная, плелась следом.

Три дня Николас пролежал в их доме, не просыпаясь. За это время отец успел еще раз съездить за кошками в соседнее село, потому что предыдущая орава сбежала, как только он выпустил животных из мешка. Но на этот раз кошки остались. Видно, лихо действительно покинуло многострадальный город.

Герда сидела с Охотником все это время. Родителям лишь изредка удавалось уговорить ее отлучиться поесть. В конце концов она так себя уморила, что заснула на стуле возле постели Охотника, положив голову ему на грудь.

Солнечные зайчики, просачиваясь через щели в плотных занавесках, ласково касались лица. В комнате было очень тихо. Лишь медленное дыхание спящей на груди девочки нарушало царивший здесь покой. Николас высвободил руку из-под одеяла и ласково провел по мягким пушистым волосам, приятно щекотавшим кожу. Герда открыла глаза и сладко зевнула. Только сейчас он заметил несколько крупных ссадин на ее лице.

— Что случилось? — тихо спросил он, дотронувшись до небольшого рубца на ее подбородке.

— Я плохо помню, — замялась девочка. — Ночью я потихоньку выбралась из дому и побежала к церкви. А там… я увидела, как Ловец протыкает тебя мечом. Мне стало страшно, что ты умрешь. Я разбила окно, упала сквозь раму и попала внутрь. Ты потянулся ко мне, а я к тебе. А потом я помню только, как папа нашел меня на полу церкви, и они с Эглаборгом перенесли тебя к нам домой. Ты проспал три дня.

— Гр-р-р, теперь понятно, откуда взялась головная боль, — простонал Охотник, удобней устраиваясь на кровати. — Зачем ты вообще полезла в эту церковь?

— Ну, как же, ты ведь был там совсем один. Сражался за наш город. Кто-то должен был тебе помочь, — Герда замолчала и понурилась. — Жаль, что я оказалась такой бесполезной.

— Не говори так, — Николас обнял ее за плечи. — Ты очень помогла. Не знаю, как, но без тебя ничего бы не вышло.

— Правда? — недоверчиво спросила она.

— Правда. Эй, а где же мое боевое ранение? — Николас стянул с себя рубашку. На теле не осталось и следа от удара голубого клинка.

— Так он все-таки задел тебя? А папа сказал, что мне все примерещилось, — торжествующе сообщила Герда, смущенно отведя взгляд в сторону от обнаженного торса.

Николас хотел что-то ответить, но тут в комнату вошел Эглаборг.

— Мастер Николас, вы очнулись! — радостно воскликнул он. — Вы так крепко спали. Не слышно было даже, как вы дышите. Честно признаться, если бы не Герда, мы бы приняли вас за мертвого.

— Но ведь я жив, — отмахнулся Охотник. — Заградский отдал деньги?

— Конечно. А после того, как отсюда сбежал священник, увидев последствия вашей ночной Охоты, Заградский накинул нам еще пару сотен. Просто так. Чтоб язык за зубами держали. Если он в ближайший месяц не найдет нового священника, то его снимут с должности. А кто захочет ехать в город, где кишмя кишит нечисть?

— Хорошо, значит, завтра отбываем, — отдал распоряжение Николас.

— Так быстро? Но я думала, ты останешься еще хоть ненадолго, а потом возьмешь меня с собой. И мы будем путешествовать вместе, — разочаровано пробормотала Герда.

Николас одарил ее тяжелым взглядом:

— Ты еще слишком мала и не выдержишь долгого пути. Да и подумай о родителях. Вряд ли они будут рады, если я заберу у них единственного ребенка.

— Ты прав. Я понимаю, — расстроено пробормотала девочка и быстро выскочила из комнаты, чтобы он не увидел, как она плачет.

— Зря вы так, — упрекнул его Эглаборг.

— Если я не уйду завтра, то не уйду совсем, — мрачно ответил Николас.

Слабость и головная боль еще не до конца прошли, но дорога уже манила в путь. Эглаборг дожидался у коновязи, пока Николас прощался с родителями Герды. Самой девочки нигде видно не было. Охотник не знал, расстраиваться ему или радоваться. Прощания никогда не давались легко.

— Не обижайтесь на нее. Упрямая, сил нет. Порой с ней так тяжело бывает, — ответил на невысказанный вопрос Гедымин. — Спасибо за все. Если снова будете в наших краях, обязательно заходите в гости. Удачной Охоты.

Коротко кивнув, Николас подошел к Эглаборгу и отвязал уже поседланного коня.

— Николас, — послышался за спиной робкий оклик. — Я тут, гхм… у нас принято дарить цветы на прощание, поэтому вот…

Заливаясь пунцовой краской, Герда протянула ему букет синих полевых цветов.

— Это васильки. Они такого же цвета, как твои глаза, — смущаясь, пробормотала девочка.

— Спасибо. Я… — робость оказалось заразной. Николас никак не мог придумать, что сказать напоследок. Он рассеяно сунул руку в карман и снова укололся о брошь.

— Ты ведь еще вернешься? — спросила Герда, покусывая нижнюю губу от напряжения. — Вдруг, когда я вырасту, ты все-таки сможешь взять меня с собой? Хоть ненадолго. Обещаю, я не буду больше бояться и плакать.

— Не знаю, — только и смог выдавить из себя Николас.

— Но меня-то ты не забудешь? Обещай! — ее большие глаза нехорошо блестели. Николасу показалось, что она вот-вот расплачется, хотя только что клялась этого не делать.

— Не забуду, — тихо ответил он, доставая из кармана злополучную брошь. Вырезанная из слоновой кости веточка цветущего вереска. Красивый, но абсолютно бесполезный подарок ворожеи. «Отдай его той, кого не захочешь забыть», — сказала она. Что ж, так тому и быть. Николас вложил брошь в ладонь девочки.

— На добрую память. Прощай, — он легонько коснулся губами ее лба и тут же вскочил в седло. Конь понес его прочь медленной рысью.

Николас уговаривал себя не оборачиваться, но, не выдержав, бросил на Герду последний короткий взгляд. Она продолжала стоять, держа его подарок на раскрытых ладонях. Ни единой слезинки так и не скатилось по ее щекам.