Вот бывают такие дни, когда лучше не вылезать из постели. Несмотря на проблемы, прогулы и затекшие бока – не вылезать! Это был как раз один из таких дней, однако я до мудрейшей философской мысли к тому моменту не дошла до такой степени, чтобы следовать инстинктам.
Началось с того, что когда принимала душ, упала в обморок. Просто отключилась, а потом очнулась на скользком полу, щедро поливаемая теплой водой. И ведь обмороки совсем мне несвойственны. Да я никогда до сих пор в них не оказывалась, но сообразила быстро: это не что иное, как самый настоящий обморок. Когда ты открываешь глаза и не понимаешь, что происходит. Вот если бы в мои привычки входило укладываться спать в любом теплом и влажном местечке, тогда можно было подтянуть и другое объяснение. Но это была потеря сознания, длившаяся, возможно, всего несколько секунд. Мне даже сон какой-то привиделся: перед глазами промелькнула мрачная картинка, вспомнить которую в подробностях не удалось. И что же я? Поднявшись на ноги и не ощутив признаков головокружения, не вернулась в безопасную постель, а поспешила в институт. Да, до философской мудрости мне далеко.
На первую пару все равно опоздала. Да и весь день получился каким-то сумбурным. Не было бы большой беды, если бы я его провела в постели. Хотя вряд ли моя кровать могла гарантировать избавление от дальнейших неприятностей.
В трамвае по пути домой я снова отключилась. Хотя, возможно, на этот раз задремала. Но вот картинка, привидевшаяся мне утром, теперь вспомнилась отчетливо. Даже детали удалось разглядеть: какое-то темное, очень мрачное и душное помещение, освещаемое или плохим светильником, или вовсе каким-нибудь факелом. И голоса:
– …может быть, она ведьма?
– С чего ты взял? Не рыжая ведь! – неприятный гогот.
Я только на минутку успела ухватить лицо – молодой парень, совсем еще подросток. Кажется, я даже разглядела подростковые прыщи на подбородке и черный воротник… А потом очнулась. Или проснулась. Поежилась от неприятных ощущений. Вернувшись домой, все же отдалась на волю судьбы – отправилась в кровать. Эти полтора обморока могут быть следствием простуды или переутомления. Хотя я и понятия не имела, что такое переутомление, но чисто теоретически когда-то оно со мной должно было приключиться. Это ничего, что я в библиотеку после занятий не зашла, не передала старосте факультета список участников на предстоящий парад и репетицию по танцам пропустила. У меня, между прочим, переутомление! Хоть никто в такое оправдание и не поверит – совсем не вписывается в мой стиль жизни. Однако даже до меня уже дошло, что все дела могут подождать и до завтра.
Перевернулась на другой бок и снова поплотнее укуталась, но движение вызвало новую мысль, заставившую застонать. Бывший же еще должен нагрянуть! Он уже три дня названивает и вопрошает, когда я ему телевизор отдам. Мы с ним жили-то вместе две недели, но раздел имущества – как после золотой свадьбы. Вчера я ему и заявила, что ноженьки его распрекрасные не отвалятся, если хозяин их сам соблаговолит наведаться и рученьками своими распрекрасными спорный телевизор унести. Мне, между прочим, совместно купленный телевизор и не нужен! Мне, между прочим, даже смотреть его некогда! Но тащить его на другой конец города, чтобы эту мысль доказать, я желанием не горела. Костя бурчал что-то в свойственной ему манере, но потом согласился зайти сегодня после занятий.
Открыла один глаз и нацелила его на часы. По закону подлости стоит мне только-только уснуть, как Константин-большой-любитель-отечественного-телевидения явится и разбудит.
Но выбора мне не дали: меня будто всасывало то ли в сон, то ли в очередной обморок. Я цеплялась сознанием за края реальности, но ничего не могла поделать – знала, что стоит мне только закрыть глаза, как падение станет неизбежным. И они закрывались, невзирая на колоссальную силу воли, которой у меня было в переизбытке. Как я раньше полагала.
И открылись в уже почти знакомой комнате. Исчерпывающим доказательством повторения сна служил прыщавый подбородок, а потом и глаза подростка, который рассматривал меня.
– Получилось… – неуверенно промямлил он и у кого-то жалобно поинтересовался: – Получилось?
Другой подбородок и другие глаза. Они, встретившись с моим взглядом, расширились.
– Получилось, Изинк! Получилось!
Как я ни старалась, не могла разделить их восторга. Появилось еще одно лицо – третий подросток начал подвывать какой-то радостный гимн. Второй, самый уверенный, моргнул пару раз – видимо, чтобы закрепить зрительный результат – а потом произнес торжественно:
– Поздравляю тебя, Тайишка! Сим утром ты скончалась, но благодаря нашему вмешательству возвернута к жизни!
– Чего?! – не поняла я. Ну, а кто на моем месте бы понял?
– Поздравляю тебя, Тайишка! – глупо повторил парень. – Тебе дарован шанс, о котором мечтает каждый смертный!
– Чего?
Снова прыщавый подбородок в поле зрения:
– По-моему, она нас не узнает, Ридди… Не утратила ли она при возвернутости память или разум?
Ридди нахмурился, наклонился ниже, обдавая дыханием с душком и пощелкал перед моим носом пальцами:
– Эй! Узнаешь нас? Как меня зовут?
– Ридди, – ответила я, как если бы неожиданно оказалась на экзамене по бухучету, где любая подсказка может вывести тебя в число сдавших. Но до того, как экзаменатор и его приспешники принялись хлопать радостно в ладоши, добавила: – А теперь, Ридди, верни меня туда, откуда взял!
Они вытаращились на меня втроем.
– Куды ж это вернуть-то? За грань смерти? – никак не мог понять прыщавый Изинк.
Мой обморочный кошмар явно принимал комедийный оборот. Однако с инициативой я справляться умею:
– Вот где взял, туда и верни. Скоро Костя придет телевизор забирать.
– Чего?! – кажется, этот вопрос здесь уже звучал.
– Ребята, – как можно спокойнее продолжала я. – Вы реально прикольные, но при этом какие-то немного пугающие. Давайте я назад вернусь, телевизор Косте отдам, а потом можем снова побеседовать.
Они, вместо того чтобы всерьез обдумывать мое предложение, недоуменно переглядывались.
– Тайишка не в себе…
– Безумна! Но дар речи не потеряла!
– А это значит, что со временем может и прийти в себя…
– Учитель ведь говорил, что возвращенные часто поначалу не могут понять, что происходит! А вы на себя прикиньте: вот вы лежите на земле со сломанной шеей, а вот уже живете полной жизнью. Оно так-то радостно, конечно… но не сразу.
– Нам ее учителю показывать пока не надобно, а то по темечку настучит и дипломную не засчитает. Пусть она для начала…
Я не выдержала этой несусветной перепалки:
– Э-э! Шпана! Давайте, может, вместе решать, кто из нас в себе?
Приподняв голову и попытавшись сесть, я осеклась. Неудивительно, что меня пробирал озноб – я оказалась совершенно голой! Вскрикнула от неожиданности и спонтанно прикрылась. Комедийный оборот принимал эротическо-извращенные очертания.
Вся троица вернулась ко мне, но до моей наготы им вовсе не было дела. Они даже ладошки свои кривенькие вверх задирали и как будто пытались меня успокоить:
– Тихо, Тайишка, тихо! Тебе сейчас трудно все осознать, потому поверь на слово – мы знакомцы твои. И когда ты утрецом померла, так решили, что на тебе испытания и проведем. Ежели удастся, то хорошего человека на белый свет вернем, а ежели нет, то ты все равно утрецом померла…
– И все ведь удалось, так что сделай милость – возрадуйся уже! И нам учитель дипломную засчитает! Нам до диплома еще пять лет учиться, и потому такой прорыв не останется неоцененным!
– Всем хорошо, Тайишка, всем! Так что прекрати кукситься и возрадуйся!
Весело, но мне надоело еще в самом начале. До такой степени, что захотелось захныкать, хотя я вовсе не плаксива:
– А как мне проснуться-то, знакомцы? Я вот сейчас ка-ак проснусь, на вас обиженная, и больше не приду для приятельской болтовни!
– О чем она, Ридди?
По всей вероятности, этот был из них самым башковитым. Или просто самоуверенным, что часто путают с умом. Он окинул взглядом меня, потом друзей и серьезно резюмировал:
– Понятия не имею.
– Может быть, мы вернули Тайишку, да не целиком? – предположил третий, имени которого я еще не слышала.
– Понятия не имею, – с той же серьезность повторил Ридди.
В конце концов они удосужились дать мне какой-то грязный плед, чтобы завернулась в него, и кружку с кислым молоком. Я не испытывала особенного голода, да и предпочла бы перекусить чем-то более съедобным, потому отставила кружку на пол, вся сжалась для сохранения тепла и пыталась расслышать, о чем они в углу бубнят. Скорее бы Костя пришел – разбудит ведь. У него характер такой: тихо телевизор не заберет, обязательно захочет и настроение испортить. А у спящей меня настроение очень устойчивое. Приди скорее, Костенька, испорть уже мне настроение!
– Может, все-таки учителя позовем? А вдруг она взбеленится, как гака?
Все оглянулись на меня, зыркнули круглыми глазами. Вероятно, они боятся меня не меньше, чем я их.
– Как… гака? Подожди-ка, ведь в черной книге точно было о том, что некоторые люди возвращаются не людьми…
Я тут вот что подумала. Мне и холодильник не слишком-то нужен. Приходи, Костя, забирай и холодильник. Что хочешь забирай, ничего не жалко. Только разбуди.
– А если она все же ведьма? Ведьм же нельзя возвращать!
– Да не была Тайишка ведьмой! У ней волосья светлые, а не рыжие! Или погодь, может, немного рыжие?
Рыжей меня в глаза еще никто не осмеливался называть. Перемахнула одну прядь через плечо и зажала в кулаке. Да, даже при таком жутком освещении ни капли рыжины, чтобы ярлыки тут навешивать! Странно только, что волосы мне снятся длиннее, чем есть. Почти до пояса – красота! Но я бы ни за что такие патлы не отрастила, слишком много ухода требуют. В прошлом месяце под длинное каре подстригла…
– Она могла не знать, что ведьма! Нигде ж не училась, с колдунами не общалась, а они ж изредка бывают и не рыжими… А-а! Ребята, мы вернули к жизни ведьму!
– Не паникуй! – истеричным шепотом отозвался Ридди. – Рано еще паниковать!
И последнее «вать» прозвучало писком на грани слышимости. Да, истерика у всей троицы не за горами. И у меня недалеко. Сейчас вдруг вспомнился Костя. Зачем я вообще с ним расставалась, с любименьким моим? Ну и пусть зануда, ну и пусть любитель разводить бесконечные скандалы на ровном месте. Зато сейчас был бы дома – глядел бы свой ненаглядный телевизор и нудел бы под ухом, что я разоспалась посреди бела дня. Ко-остя, Ко-о-остенька, где ты там, родной?
***
Наконец-то приятели мои новоявленные созрели до очередной гениальной мысли:
– А почему она молоко не пьет? Может, ей не молоко нужно?
Хором ахнули и отшатнулись к противоположной стене, как будто в моей приподнятой брови разглядели смертоносное оружие. Потом Ридди, демонстрирующий хоть какие-то признаки интеллекта, выдавил:
– Это не значит, что она гака. Пока еще не значит… Но до тех пор, пока не убедимся, учителю ее показывать нельзя – вышвырнут из академии за милу душу.
– Вышвырнут, – согласился Изинк.
И третий, имя которого я не запомнила, поддакнул:
– Как пить дать – вышвырнут. А если гака проголодается до того, как мы позовем учителя?
– Да не гака это! – рявкнул на него Ридди. – Глянь, глаза какие добрые!
Я окатила их презрением. Возможно, в плохо освещенной каморке не видно, какие именно у меня глаза добрые. Однако сомневающийся облегченно кивнул, а Ридди вздохнул:
– Товарищи, нам нужна помощь.
Да ладно! Мне уже полчаса назад стало ясно, что им нужна серьезная помощь. От присутствия пары психиатров в нашей компании я бы точно отказываться не стала. Но у Ридди на уме был другой план:
– Мой кузен учится в выпускном на мага… Если он не сможет дать совет, тогда уж пойдем сдаваться учителю.
– Это который Эльрик? – скривился прыщавый. – Да он такую цену заломит, что мы потом сами гаками станем, чтобы прокормиться.
– Эльрик, Эльрик, – сокрушенно, но уверенно добивал Ридди.
– Я против! – заверещал третий, имя которого так и канет в анналы этой комедийно-эротической истории по причине моей невнимательности. – Он у тебя… прости ради первого надгробия, просто ужасный человек!
Ридди повернулся к нему и отчеканил:
– Согласен. И готов выслушать твои предложения.
Предложений больше не нашлось, и потому меня оставили в одиночестве. Не забыв запереть дверь. Я огляделась еще раз. Стол в центре, на котором я очнулась, оказался кроватью без матраса, выдвинутой в центр. Еще две стояли около стен. Пара больших тумб и смердящие лампы на стенах. Как они тут не задыхаются? Узенькое мутное окошко под самим потолком. Восхитительный кадр для начала фильма ужасов. Что-то в моем кошмаре все жанры перемешались, а я не сторонница подобных миксов. Костян мой явно запаздывает. Ну не уйдет же он, не разбудив меня? Только не это!
– Сиди ты на месте, зачем нарываешься?
Я подпрыгнула и принялась озираться, но даже в темных углах не могла разглядеть говорившую. Знакомый женский голос прозвучал совсем рядом. Но рядом никого не оказалось.
– Кто здесь?
Мне не ответили. Несмотря на все происходящее, я не была пока в состоянии признать себя безумной… или склонной к слуховым галлюцинациям.
– Эй, – позвала мягче. – Ты где?
– Здесь я, – буркнуло мне в ответ недовольно. – Не ори так.
Когда я поняла, что слова несутся из моего же рта, подпрыгнула на месте еще раз. Нет, все же диагноз о психическом состоянии можно и пересмотреть. И до того, как я поддалась панике, прямо в голове у меня раздался мой же голос:
– Тихо! Ты совсем ничего не боишься?
Теперь вот боюсь…
– Ты кто? – спросила все равно вслух.
– Это меня они оживляли… А как ты здесь оказалась – большой вопрос. Но ты не нарывайся, белыми духами леса прошу, только не нарывайся…
Она захныкала. Я же, как оказалось, еще не устала удивляться:
– Тайи-иш… как тебя там? Это ты, что ли?
– Я, – нет, она точно хныкала.
– А что же раньше молчала?
– Боялась. А когда в себя пришла, ты уже тут во всю буянила!
– Я буянила?
Она замолчала и больше не отвечала мне. Я, кстати говоря, тоже желанием общаться не горела. Это же надо, тут все время сидела и хоть бы совет какой подкинула! Боялась она. Ну да. А я здесь, получается, в самой привычной для себя обстановке буянила.
Когда из коридора раздался хохот, я поспешила снова закутаться в плед и вжаться в стену. Спаситель честной компании пребывал отчего-то в самом веселом расположении духа:
– Придурки! Кретины отмороженные! У вас на троих ни одной извилины не нашлось?
И со смехом же ввалился в каморку, остальные спешно закрыли дверь и подтолкнули его ко мне. Новенький был заметно старше предыдущих – примерно мой ровесник. Почти приятный на вид блондинчик, если бы не ситуация, уродующая сейчас любое восприятие. Своим смехом он вводил младших в краску и не стеснялся в выражениях:
– Идиоты с мозгами древнего мохряка! Тупоголовые…
Ридди, который и до сих пор демонстрировал наибольшую отвагу, перебил:
– Кузен! Ты взял с нас тридцать процентов нашей стипендии до конца года для того, чтобы нас оскорблять?
– Тридцать? – тот в ответ расхохотался еще веселее. – Уже пятьдесят!
– Что?
– Я говорю советы, а вы слушайте и в уме подсчитывайте. Трупы для дипломной работы некроманта берут из утвержденного списка! Проверяют, чтоб до седьмого колена ведьминской крови не было и иных подозрений на связь с духами, чтобы исключить возвращения не-человеком. Подписи родни собирают… И скажу я вам, далеко не всегда наследнички подписываются под желанием воскресить так вовремя почившего богатого дядюшку…
– Эльрик, ты можешь короче? Что нам делать?
– Что вам делать, идиоты? Так не перебивайте, внемлите мне. За воскрешение трупа вне утвержденного списка вас вышвырнут из академии, а ее тихонько придушат. За воровство трупа – штраф. Такой, что еще ваши правнуки вас недобрым словом будут поминать. А если она гакой обратится да кого-нибудь сожрет, то вас самих в лучшем случае придушат. Слышите в моих словах про пятьдесят процентов?
Побледневший Ридди кивнул за всю троицу:
– З-за м-молчание?
– За молчание, за мычание… – Эльрик не дождавшись полного согласия, шагнул ко мне и присел на корточки, внимательно разглядывая. – Она человеческой речью владеет?
– Еще как владеет! – будто обрадовался один из приговоренных.
Эльрик наклонился ко мне сильнее:
– Рожа у нее знакомая…
– Так ведь это Тайишка! Служанка седьмой принцессы. Хорошая девушка, тихая… да и сирота. Вот мы и решили, что всем только в радость будет, если мы ее вот так неожиданно вернем…
– Что-то не вижу я ее радости, – Эльрик хоть смеяться перестал, но улыбался так же широко. – Ладно. Ты помнишь свое имя?
Внутри меня молчало, потому пришлось отвечать мне:
– Оля.
Он удивился, но обернулся к остальным:
– Новость первая: она не гака.
– П-почему?
– Потому что сейчас она обгладывала бы ваши косточки, а не несла эту чушь. Вы ведь даже руки ей не связали, кретины! – он снова повернулся ко мне. – А поподробнее о себе можешь?
Это я могу. Почему бы и не поговорить, когда тебя насильно куда-то притащили и заперли? Да и голос мой был твердым:
– Соколова Ольга Сергеевна, ваш благородие. Живу в Москве, студентка третьего курса международно-финансового, профорг факультета, уроженка Томска…
– Чего уроженка?
– Томска, ваш благородие, Томска. Того, который в Томской области. Номер паспорта надо? Кем и когда выдан…
К счастью, его глаза теперь тоже округлились, и это приносило заметное моральное удовлетворение. Он даже со своими подопечными говорил без прежней иронии:
– Совершенно точно не гака… И не ведьма. Как ты сказала, тебя зовут?
– Оля. Но ты можешь звать меня Соколова Ольга Сергеевна.
– Ребят… – он теперь не отрывал от меня взгляда. – Я ошибся. Вы не просто идиоты… я даже сравнение не могу подобрать, соответствующее вашему умственному развитию… А у меня богатый словарный запас, уж поверьте…
– Что происходит, Эльрик? – завизжало за его спиной.
– Вы не ту вернули. Не вашу Тайишку…
– А кого? – ничего не понимали главные ничего не понимающие в комнате. – Асура? Ёки? Другого демона?
Эльрик показательно тяжело вздохнул:
– Да вы точно идиоты… Это же вообще другие штаммы демонизма. Асурами не становятся, асурами рождаются. А это… просто чужестранка из какой-то Омской Территории…
– Томской! – я не могла промолчать. – Области! А Омская область находится рядом!
– Слыхали? – он снова смеялся. – Рядом находится, а мы и не знали! В общем, она скорее всего тоже сегодня померла, да вы ее случайно заклинанием и зацепили, вместо своей Тайишки.
Я хотела поправить «вместе со своей Тайишкой», но осеклась. И голос внутри меня предостерегающе зашипел. Да и в самом деле, откуда же мне знать, от какой информации нам обеим станет хуже? Но против другого я возражала точно:
– Я не померла! Они сами меня сюда… всосали.
Он снова заинтересованно глянул на меня, а потом будто поймал новую мысль:
– Ребят, а зеркало у вас есть? Тащите зеркало!
Ему тут же притаранили небольшой кусок темноватого отражающего стекла, позволив Эльрику направить его на меня.
– Смотри-ка, чужестранка, это теперь ты.
Хоть изображение и оставляло желать лучшего, но я с удивлением вглядывалась все пристальнее. Так это и была я. Всегдашняя я. Немного потрепанная, сильно лохматая, глаза подозрительно опухшие, но дайте мне полчаса в душе и привычный арсенал косметики – и я снова стану собой. Только волосы длиннее. Где-то на уровне интуиции по затылку било осознание – вот тут и есть разгадка. Тайишка эта как две капли воды похожа на меня! И, быть может, именно потому меня в нее и всосало. Но эти рассуждения имели бы смысл только в том случае, если все происходящее реально, а не затянувшийся кошмар…
Эльрик смеялся над моим удивлением – видимо, полагал, что я так новому образу изумляюсь. На фоне стен мерцали трясущиеся неудачники. А я все смотрела и смотрела, пытаясь собрать хоть какую-то мысль воедино. Но зеркало от моего лица убрали, после чего Эльрик бодро подскочил на ноги:
– Все, моя миссия на этом закончена. Счастливо оставаться, молодежь, в ваших неприятностях.
В него сразу вцепились три пары рук, не позволяя уйти.
– Подожди! Эльрик! Любимый кузен! Что нам делать?
Он через плечо еще раз глянул на меня, потом уставился на Ридди:
– А что тут делать? Убейте, расчлените и по кускам в лес вынесите. Если повезет, то ее сожрут волки или гаки. На том ваше приключение можно будет считать оконченным. А я молчу, пока вы мне платите по пятьдесят процентов от стипендии.
Теперь они втроем пялились на меня, но и Эльрика из рук не выпускали.
– Как же убить?.. – мямлил прыщавый. – Это же Тайишка!
– Это не Тайишка, придурок, – Эльрик, кажется, начал раздражаться. – А если так сильно нравится, то очень тихо развлекитесь с ней, потом убейте, расчлените и по кускам…
– Помоги! – Ридди вдруг обхватил родственника поперек туловища и уткнулся носом тому в живот. – Помоги, благодетель!
– Самому, что ль, убить? – не понял Эльрик, пытаясь стряхнуть с себя неприятную ношу.
– Сам убей! – Ридди после короткой паузы заговорил настолько уверенно, что даже его друзья опешили. А уж я и подавно. Ишь какие молодцы! Сами оживили, а убивать какого-то левака пригласили? – Или что хочешь с ней делай! Только уведи и нас спаси.
Эльрик долго думал, поглядывая на меня, щурился и почесывал светлый затылок. Потом выдал:
– Ладно. Сам убью. Пусть до ночи у вас посидит, потом я ее заберу. Но тогда семьдесят процентов вашей стипендии до конца обучения! И не развлекаться с ней.
– А почему же тогда не развлекаться? – я так и не поняла, прыщавый уже настроился или тоже уловил какую-то несостыковку.
– И не задавать вопросов! – отрезал Эльрик. – Идет?
Как будто у шалопаев был хоть какой-то выбор.
***
Через пару часов я научилась отчетливо произносить слова мысленно. Особенно когда надоело слушать нытье моей подселенки:
– Меня убьют! Этот жуткий тип меня убьет!
– Милая моя, ты уже померла. Неужели новости не слыхала?
– И что с того? Думаешь, что два раза намного приятнее, чем один?
– Да я вообще ничего не думаю… Все жду и жду, когда проснусь.
– Куда проснешься?
– Домой.
Помолчали. Попытались друг друга понять. Соседка даже поддержку оказывала:
– Твой этот… Костя… он уже разбудил бы тебя, если б мог… Ты, Оль, вряд ли теперь домой вернешься. Видала же, ты моя точная копия. Родственная душа из другого мира, не иначе… Они меня призывали-призывали, и тебя заодно призвали.
– Это ты моя точная копия, а не я твоя. И то как-то стыдно, что моя копия такой мямлей уродилась. Хоть бы слово от себя сказала! Да как так можно? Они тут, между прочим, твое тельце обсуждали – то ли гулям своим выкинуть, то ли сначала по кругу пустить, а ты молчишь, как партизан.
– Как кто?
– Забудь. Сравнение с партизаном было неуместно. Любой партизан на меня в суд мог бы подать за такое обидное сравнение.
Она, похоже, обиделась. Я будто бы чувствовала, как она насупилась и отвернулась. Хотя, если не ошибаюсь, то до сих пор любым нашим движением управляла именно я. Вот, шевелю пальцами, вот, вытягиваю связанные ноги. Клинические кретины запоздало так перепугались, что и все конечности мне перетянули. Возможно, подселенка еще в своем теле не адаптировалась, или я сразу перехватила бразды правления – неудивительно, если нашу с ней силу воли сравнить.
От скуки стало немного неловко. В конце концов девица ведь тоже не виновата, что со мной в этот кошмарный обморок вляпалась. И потому я попыталась быть вежливой:
– Ты это, Танюх, не злись. Давай с тобой жить дружно… ну, пока еще живем.
– Давай, – она словно шмыгнула несуществующим носом. – И ведь права ты в чем-то… я всегда слишком тихая была. А ты вон, боевая! Жалко, что до утра не доживешь.
– Это мне тебя жаль. Я-то после нашей с тобой смерти наверняка домой вернусь. Там меня мое тело дожидается. И телевизор.
– Не думаю… Разве сознание не умирает вместе с телом? Его опосля воскресить можно, но вначале оно умирает!
– Много ты знаешь о некромантии!
Она фыркнула:
– Зато кое-что знаю о смерти, – потом добавила примирительно: – Я не могу быть уверенной, Оль, но есть вероятность, что жить нам с тобой теперь вместе. И очень недолго.
В мыслях наступил такой раздрай, что в висках заломило. Но я всеми силами пыталась не впадать в истерику.
– Тогда придется выживать, Танюх. И ты со мной. Потом вернемся и прибьем этих отморозков! Оторвем им все, чтобы нечем больше было некромантить!
Она как будто хихикнула, но потом рассуждать принялась:
– Зря ты так. Если тебя и сможет кто домой вернуть, то только некромант. Настоящий, опытный. А не вот это вот… они ж ученики просто. И похоже, не самые прилежные.
– Ну все, план утвержден. Выживаем, потом ловим первого попавшегося опытного некроманта и заставляем его нас расселять. Хотя судя по предыдущему опыту, очнуться мы можем в какой-нибудь свинье или табуретке… Эдакая неудачная реинкарнация.
– Зря ты так! – повторила подселенка. – Некроманты хорошими бывают. И очень сильными, – я не могла ни опровергнуть, ни согласиться, потому слушала дальше. – Меня в детстве некромант спас! Я сейчас тебе расскажу… все равно до нашей гибели делать нечего. Мне года два было, и заболела я сладкой болезнью. Это такая напасть – неизвестно откуда появляется и лекарствам не поддается. От нее сначала в туалет часто бегают, потом сильно худеют. Человек ест, ест, а все равно худеет. Если у старика случится, то он и годами так жить может, а когда у ребенка или молодого – все, пиши пропало. Ничего не поможет.
– Ты сейчас диабет описала. Первого типа. И лечится он инсулином.
– Магией он лечится! Но на ведьму такого уровня у маманьки денег не было. Она мне уже и рубашку сшила, в которой хоронить, и ревела, ревела… И тут в нашу деревню некромант столичный пожаловал. Сам в дом постучал, ночлега попросил. Матери к тому моменту было все равно, а он ей и говорит, что может меня излечить. И гляди-ка, излечил. Я уже через пару дней с соседской ребятней скакала. Мать в ноги ему кланялась, все барахло из дома собрала… ну, хоть чем-то заплатить. А он не взял ничего и заявил, что я сама в будущем ему долг верну. Вот такой добрый человек!
– Танюх, у тебя приоритеты сбиты. Он тебя в должницы записал, герой дня без галстука.
– Не надо так, Оля! Ведь с того дня ни о каких долгах и речи не шло. Жила я своей жизнью преспокойно… а два года назад маманька померла. Я тогда собрала пожитки да в столицу пошла. Устроилась в услужение, чтоб с голоду не помереть. Хорошая у меня барыня была, она меня потом во дворец и пристроила. В прошлом месяце я стала прислуживать седьмой принцессе…
Поскольку молчунья моя, которая оказалась очень даже говорливой, вдруг замолчала, я подтолкнула продолжать:
– Принцесса, как я понимаю, уже хорошей не была?
– Да как сказать, – Тайишка тяжело вздохнула. – Не очень умная восьмилетка… избалованная малость. Ее в академию пристроили – может, хоть чему-то здесь научат. Тут иногда детей принимают, если есть подозрение на таланты к колдовству или некромантии. А в принцессе магия вряд ли есть, но взяли, поскольку высокородная особа. И уж больно родственники хотели от нее отдохнуть.
– По блату, значит.
– По блату, – вздохнула Тайишка. – И вздумалось ентой блатной принцессе меня на лошади научить кататься. Как будто оно мне понадобится. А у нас коня никогда дома не было, и у соседей… бедно жили. В общем, я наверх-то залезла, а когда лошадка понеслась, я кувырнулась через ее голову, да в землю и воткнулась. В принципе, это и есть моя краткая история до сего момента.
– Слушай, Танюх, – запоздало удивилась я. – А почему мы с тобой на одном языке думаем? И ты мои слова без объяснений понимаешь!
– Так мы ведь не словами думаем… образами… А может, и словами. Но голова-то моя, мои слова и используем.
Очередной глубоко философский вопрос. Могу ли я, заполучив чужие нейронные сети, мгновенно перенять и чужой язык? Да ну его, вопрос этот. Точно далеко не самый важный.