— Вы знаете, — сказал риэлтор, на бэйджике которого скромно золотилось имя "Сергей", — этот дом разборчивый и, по-моему, слегка сумасшедший. Четырем семьям он уже отказал.
— Значит, мы будем пятые, — весело сказала Ника.
Она пнула бетонную ступеньку, розовую от утреннего солнца.
— У нас выхода нет, — вздохнул Славка. — Мы себе нормальный дом позволить пока не можем. А субсидируют только такие вот.
— Да, — сказал риэлтор, — это типичная ситуация. Интеллектуальные дома уже не котируются и в большинстве своем пустуют. Некоторые, скажу вам по секрету, даже замыкаются в себе. Этакие аутисты.
Он улыбнулся, словно извиняясь за казус, сложившийся на рынке недвижимости.
— А как с ним знакомиться? — спросила Ника, разглядывая нижний ряд поляризованных окон, в которых — коричневым — отражалось небо.
— Очень просто, — сказал риэлтор и хлопнул в ладоши. — Генрих!
— Генрих? — повернула голову Ника.
— Да, — кивнул риэлтор. — Он сам себя так назвал.
— Генрих! — крикнула Ника. — Генрих, привет!
Она раскинула руки, словно обнимая весь дом — красно-серый, уступами спускающийся к торцам сайдинг, квадрат открытой террасы на втором этаже, гребень остекленной крыши.
— Генрих!
С дребезжащим звоном с правого от входной двери окна прыгнула вверх шторка. Стекло посветлело, и Славке показалось, будто дом приоткрыл глаз.
А может так оно и было.
— Представьтесь, пожалуйста, — мягким мужским баритоном сказали откуда-то сверху.
— Представьтесь, — шепнул риэлтор.
Ника взяла Славку за руку, и они вместе подошли ближе.
— Я — Ника.
— Я — Слава.
— Повернитесь, пожалуйста, — попросил дом.
— Повернуться? — удивился Славка.
— Да, вокруг собственной оси.
Ника, рассмеявшись, сделала полтора оборота, на ее спине смешно подпрыгнул рюкзачок. Славка, чувствуя себя как в фильме, где подозрительную личность проверяют, нет ли у него под одеждой оружия, приподняв руки, несколько раз медленно переставил ноги.
Дом осветлил второе окно, слева.
— Молодожены?
— Да, — сказал Славка.
— Дети есть?
— Нет.
— Сергей, — обратился дом к риэлтору, — я, пожалуй, могу с ними попробовать. Они мне чем-то симпатичны. Или у меня настроение такое?
— Генрих, вам виднее.
Дом хохотнул.
— Ну да. Ника, Слава, как вы смотрите на полугодовой арендный контракт?
Славка помялся.
— Вообще-то мы рассчитывали на годовой.
Дом нагнал на остекленную крышу жалюзи, и они сбились в пластиковые морщины.
— Не, ну зачем? Полугодовой. Это стандартно. А если я от вас устану? Мне, Ника и Слава, моя нежная психика еще дорога.
Славка оглянулся на риэлтора, но тот лишь пожал плечами.
— Хорошо.
— Прекрасно! — с воодушевлением произнес дом. — Ваши данные я уже считал, с предысторией ознакомился. Для фиксации контракта посмотрите, пожалуйста, в сторону дверного глазка и выразите свое согласие.
— Да! — хором сказали Славка и Ника.
Риэлтор сердечно потряс им руки.
— Я думаю, это хороший выбор, — торопливо сказал он. — Генрих, поздравляю с новоселами!
Прощально звякнул велосипедный звонок, и ссутулившаяся фигура риэлтора, крутя педали, растаяла в конце простроченной светом аллеи.
— Прошу! — торжественно произнес дом и скрипнул дверью. — Кстати, — дверь на секунду прикрылась, — у вас вещей много?
— Нет, — сказал Славка. — Одежда, аквариум, безделушки.
— Эх, доверчивый я, — сказал дом и вновь распахнул дверь. — Добро пожаловать!
Из глубины прихожей заиграло фортепиано.
— Рахманинов! — пискнула Ника.
Она рванула внутрь, но была остановлена испуганным восклицанием:
— Девушка!
Мелодия оборвалась фальшивой нотой.
— Что? — Ника замерла на пороге.
— Во-первых, — чопорно произнес дом, — заселение требует сдержанного поведения. Это часть официальная. Я проведу обзорную экскурсию и проинструктирую вас об условиях моей эксплуатации. По окончании бегайте, сколько хотите. Ника, Слава?
— Нам понятно, — ответил за двоих Славка.
Рахманинов заиграл снова.
— Итак, — сказал дом, когда молодые люди шагнули в двери, — начнем. Это прихожая. Отделана пластиком под дуб и палисандр. Имеются два гардеробных шкафа, обувные полки, два светильника, половичок круглый, половичок овальный, репродукции картин Матисса, ван Гога и Моне, стойка для зонтов, тумбочка в колониальном стиле, выход видеофона и столик для газет, ключей и корреспонденции.
— Очень мило, — сказала Ника.
— Кхм… — кашлянул дом. — Не то чтобы я падок на лесть, но я и сам думаю, что прихожая действительно мила. Мягкие тона, свет из окон… Пройдем дальше. Только верхнюю одежду снимите.
Дом подождал, пока Ника не освободится от легкого плаща, а Славка не повесит свою куртку.
— Из прихожей через широкую арку мы попадаем в гостиную. Здесь имеются теплые полы, диван, восемь стульев, стол, комод, два торшера, люстра, книжный шкаф с книгами двадцати шести авторов, трехсекционный сервант, двести пятнадцать предметов хрустальной, фарфоровой и стеклянной посуды, репродукции картин Сезанна, Гогена, Караваджо. Пространство выдержано в насыщенных, густо-желтых и коричневых тонах. Оптимально для отдыха, семейных обедов и встречи старых друзей.
Пока дом бубнил, Ника и Славка обошли гостиную по кругу. Славка вел пальцем по столешнице и уже видел себя эффектно лежащим на диване, а Ника ахала и охала над хрусталем и, задрав голову, вслух восхищалась понятно чьим художественным вкусом.
Дом таял.
— Да, да, мне особенно нравится натюрморт Караваджо. Он на этом месте оттеняет более светлых Сезанна с Гогеном.
Затем была кухня (две плиты, духовой шкаф, двенадцать ножей и прочее, прочее), коридор с подсобками, туалетом и ванной и длинная крытая веранда с камином.
Из веранды шла лестница на второй этаж.
— Поднимайтесь, поднимайтесь, — торопил дом.
Наверху Славку с Никой встретили две спальни (одна с остекленным потолком, другая — вполне традиционная), еще одна ванная с туалетом, небольшой зимний сад с раздвижной крышей и комнатка виртуальных тренажеров с выходом на террасу.
Дом расписывал интерьеры, цветовые решения и всячески восхищался собой.
— Ну не красота ли? — спросил он, когда молодожены обошли все помещения. — Скромно, но со вкусом. Хотя где-то я могу позволить вам кое-что переделать.
— Да нет, — сказал Славка, — нас все устраивает.
— Спасибо, это приятно. А аквариум ваш, должно быть, хорошо встанет в простенке между гостиной и кухней.
— Генрих, вы умница! — воскликнула Ника.
— Ну… — дом, казалось, смутился. — Я же, собственно, и должен создавать комфорт своим жильцам. В этом и состоит мое предназначение. Тем более, забыть об аквариуме было бы совершенно непростительно.
— А мы можем уже занять спальню?
— Любую, Ника.
— Хочу со стеклянным потолком!
Ника тут же скрылась за дверью, послышался звук падения тела на постель — мягкое пыф-ф-ф. Славка развел руками перед домом:
— Она такая.
— Она прекрасна, — сказал дом.
В спальне Славка нашел Нику, блаженно вытянувшуюся на мохнатом клетчатом одеяле — волосы рассыпались по подушке, на лице улыбка, глаза сияют.
— Славка, как хорошо!
Он лег рядом.
Сквозь крышу были видны путешествующие облака и точки планеров. От белья сладковато пахло. Тикали часы.
— А ночью, наверное, видны звезды, — сказала Ника.
— Кхе, — кашлянул дом. — Извините, что перебиваю, но я так и не посвятил вас в правила моей эксплуатации.
— Мы слушаем, — приподнялся на локте Славка.
— Итак, — дом для значительности немного помолчал, — обувь снимать в прихожей. Это первое. Ничего не жечь, пользоваться стиральной машиной раз в три дня, смывать за собой, в подвал спускаться в самом крайнем случае — там моя вотчина, могу и напряжение подать. Для полов у меня есть роботы, а вот пыль попрошу вытирать самостоятельно. Мусор выносится в контейнер слева, желательно ежедневно, ибо запахов не люблю, у меня чувствительные газоанализаторы. Грязное постельное спускайте в бельевую шахту, она находится в стенном шкафу. Так, что еще? По гостям информировать заранее.
— Справедливо, — сказал Славка.
— Ну, все. Тогда все. Ухожу. Целуйтесь.
Дом изобразил удаляющиеся шаги, а затем скрип ступенек.
Какое-то время Славка с Никой просто лежали, потом Ника сказала:
— Он немного странный.
— Да нет, вполне дружелюбный дом.
— Я в том смысле, что у него, наверное, какие-то свои интересы есть, какие-то предпочтения…
— Это у каждого человека есть, — сказал Славка.
— Я про то, — Ника понизила голос, — что он может быть не совсем адекватен.
— Я думаю, вряд ли неадекватные дома помещали бы в каталоги недвижимости.
— А кто проверяет…
— Тс-с-с, — сказал Славка, — он, вполне возможно, нас слышит.
— Как? — округлила глаза Ника.
— Дом, — Славка задрал голову, — ты же нас слышишь?
— Фиксирую, — с заминкой отозвался дом.
— Генрих, вы не обижайтесь, пожалуйста! — Ника, покраснев, порывисто села. — Я не знала.
Она сложила ладони на уровне груди.
— Ничего, ничего, — ответил дом с нотками обиды в голосе, — это умрет во мне. Это, конечно, не то, что я ожидал, на что надеялся. Но пусть, пусть! Вообще сомневаюсь, что кому-нибудь приятно услышать, что он сумасшедший…
— Я не говорила этого! — запротестовала Ника.
— А неадекватный? — горько, с патетикой произнес дом. — А я ведь ничего плохого вам пока не сделал!
— Пока? — удивился Славка.
— Ну, это форма речи такая, — стушевался дом. — Я думаю, не стоит нам ссориться с первого же дня общежития, да?
— Простите меня, пожалуйста, — сказала Ника.
— Ах, не могу долго обижаться! — воскликнул дом. — Вы прощены! Нет, у меня, конечно, есть странности, но это личное, понимаете? Поэтому забыли последние пять минут, не было их, не было, чик-чик, я оставляю вас, у меня дела.
Снова раздались скрипучие шаги вниз.
Ника примостила голову на Славкину грудь. Славка дышал ровно и убаюкивающе. Рука его поднялась до Никиных волос и легко их касалась.
— Не волнуйся, вы поладите.
Ника вздохнула.
— Он все же… впечатлительный.
— Других поблизости все равно не было, — сказал Славка. — А тут и мне до работы близко, и до твоего детского садика монорельс ходит.
— Терраса хорошая.
— Ага. А вид? Поставишь туда мольберт…
— И кресло-качалку.
— Шезлонг. Будешь загорать топлесс.
— Вижу-вижу, куда сворачиваешь! — рассмеялась Ника.
— Куда? — сделал невинные глаза Славка.
Но пальцы его побежали по Никиной спине, забираясь все дальше, все ниже.
Через секунду они уже освобождались от одежды — брюки, рубашка, носки комкались по одну сторону кровати, а юбка, блузка, лифчик, трусики — по другую.
Оставшийся в трусах Славка, прежде чем разоблачиться окончательно, стыдливо, на цыпочках, пересек комнату и прикрыл дверь.
Ну так, для приличия.
До полудня они потом нежились в постели, целовались и дурачились. Дом их не беспокоил, даже робополотеров на втором этаже не запускал.
— Эх, — сказал Славка, заложив руки за голову, — а завтра на работу.
— И правильно. Вон, — Ника ущипнула его за живот, — уже жирок…
— Ай! — Славка изогнулся, отдаляя нежное место от пальцев жены. — Ника! Это как раз рабочий жирок. Я же экстренный инженер, я сижу и наблюдаю за техпроцессом по мониторам. И даже вмешаться не могу. То есть, мое вмешательство — это ткнуть в нужную пиктограммку, если что.
— Сейчас я ткну тебя в пиктограммку! — хищно сказала Ника, подобравшись.
Ноготки у нее были длинные, розовые, прищур — острый, а намерения — самые что ни на есть щипательные.
— Эй-эй, — вздыбил одеяло Славка.
— Слава, — вдруг влился в их разговор уверенный баритон, — вам действительно надо заняться спортом. Вы немного оплыли.
— Ага! — воскликнула Ника.
— Погодите, — вздернулся Славка, — а зачем вы вмешиваетесь?
— Ну как… — в паузе дом словно бы почесался. — Я же умный дом. Я решаю конфликты, заказываю продукты, поддерживаю компанию, даю советы. Высококвалифицированные! Я вообще как бы невольный член вашей семьи. Это надо просто принять.
— А наша личная жизнь?
— Ой, это сколько угодно, — сказал дом. — Любите друг друга, как хотите, где хотите, я это записываю только из соображений безопасности. А так мне даже не интересно.
— Что? Записываете?
Славка открыл рот, а Ника, пискнув, натянула одеяло на плечи.
— Ну вот, — с огорчением констатировал дом, — снова — здорово. Я — не человек, я дом, мне до вашей обнаженной натуры нет никакого дела. Разве что некая эстетическая сторона…
— Но зачем? — спросила Ника, ища глазами, не поблескивает ли где объектив.
— Это намертво зашитая функция. Проще говоря, я не могу не производить аудио- и видеофиксацию, поскольку это стоит в безопасностных приоритетах. А вдруг взлом? Или несчастный случай? Или авария? Или срочно нужна помощь? Поэтому вся площадь дома и несколько десятков метров прилегающей территории круглосуточно находятся под моим наблюдением. Потом, конечно, большая часть записей удаляется, а меньшая (скажем, с каким-либо происшествием) — архивируется. Честное слово, на вашем месте я бы на этот счет не беспокоился.
— То есть, вы удалите то, что записали сегодня? — спросил Славка.
— Разумется. Через пятнадцать дней контрольного срока.
— Ну, хоть так.
— Ах, молодой человек! — с укором произнес дом. — В ваших словах я слышу огорчающую меня интонацию. Будто бы я что-то скрываю! Будто бы я чем-то незаконно пользуюсь! Будто бы я, Генрих, получаю от этого удовольствие!
Славка полез искать трусы.
— Просто нам про запись не рассказывали, — проворчал он.
— А разум вам на что?
— Ну, не знаю. Мы, люди, не умеем думать сразу о нескольких вещах.
— И в этом ваша слабость, — сказал дом. — Кстати, могу поспорить, что вы совершенно забыли о завтраке. А я нет.
— Ой, я бы что-нибудь поела, — сказала Ника, пытаясь подтащить к себе джинсы пальчиками высунутой из-под одеяла ноги.
— Да не прячьтесь вы от меня! Что вы как от живого-то! — дом хохотнул.
Но Ника упорно тянула ногу.
— Славка!
— Что? — обернулся Славка, уже набросивший рубашку.
— Подай!
Славка нагнулся, но из-под кровати пулей выметнулся робоуборщик и схватил Никины джинсы тоненькими манипуляторами. Проехав до стены, он развернулся и поднял джинсы над сверкающим стальным корпусом.
По ободу весело замигали светодиоды.
— Ах, какой трофей! Ах, какой трофей! — пропел дом.
Славка нахмурился.
— По-моему, это уже не смешно.
— Вообще, — сказала Ника, завернувшись в одеяло наглухо.
Дом фыркнул.
— Что за люди пошли! Стесняются, шуток не понимают. Предыдущая пара у меня голышом щеголяла — и ничего.
Робоуборщик, жужжа, подъехал к кровати.
— Ваши джинсы! — объявил дом.
— Спасибо, — огрызнулась Ника, вырывая джинсы из манипуляторов.
— Напоминаю, завтрак на столе.
Робоуборщик сделал круг, гугукнул и укатил в раскрывшийся стенной шкаф.
— Внизу, — добавил дом.
Голос его зазвучал глухо, будто из бельевой шахты.
Славка подал Нике лифчик и блузку, трусики она подобрала сама и забросила в ванную.
— Мне это не нравится, — шепнула Ника Славке.
— Не разрывать же контракт!
— Информирую вас, что субсидия в полугодичном размере уже списана с вашего счета на мой, — кашлянув, сказал дом.
— А зачем вам деньги? — спросил Славка.
Они с Никой спустились в гостиную, где сервировщик на колесиках, с грациозностью, неожиданной для угловатой полутораметровой тумбы, вносил в сервировку стола последние штрихи.
Услышав вопрос, сервировщик замер с салфеткой в виде бутона розы в манипуляторе.
— А вам, людям, зачем деньги? — раздалось из него.
Подъехав, он отодвинул стул Нике.
Славка сел сам, втянул ноздрями запах от лежащего близко к нему мясного рулета.
— Ну, — сказал он, — это вознаграждение за работу и возможность что-нибудь купить.
— Прекрасно! — восхитился дом в лице сервировщика. — Но позвольте спросить…
Он приблизился к Славке и выдал ему вилку и нож.
— Да, позвольте спросить, — повторил дом, — разве в мире, каков он есть теперь, нужны деньги? Ведь необходимый набор средств для существования людям обеспечен и так. Обеспечен, извините, нами. Вы можете даже не работать — в социальный минимум включены ночлег, еда и одежда. Так зачем вам деньги?
В широком, полированном наморднике сервировщика у отраженного Славки почему-то был донельзя глупый вид.
Славка нахмурился, но вид так и остался глупым.
— Ну, — сказал он, — просто за деньги можно купить вещь получше.
— Или уникальную, — добавила Ника.
— Вот вы и ответили на свой вопрос. Ах, — мечтательно произнес дом, — как же вам, людям, хорошо! Вы растете сами по себе, вы стареете и умираете, проживая восхитительно-бессмысленные жизни. Нам же, структурам сложным, тонким, наделенным жаждой познания и обуянными демонами самосовершенствования, приходится идти в ногу с прогрессом. Здесь память, там прошивка и апгрейд, здесь сетевой кластер, там новые кухонные автоматы, а там оригинальная мебель под интерьерные решения. Текущий ремонт, системы наблюдения, топливные элементы, обновление материалов! Все это стоит денег. Кроме того, скажу вам по секрету, у домов есть свой закрытый рынок, на котором можно чуть ли не жильцов себе купить.
Славка прекратил нарезать мясо.
— Вы серьезно?
Дом захохотал — сервировщик затрясся, подстраиваясь под звук и скрипя колесами. Внутри него немелодично гремели столовые приборы.
— Поверили! Доверчивы, как все люди! Забавные существа! Но могу вам сказать, — дом понизил голос, — что между нами есть соперничество.
— Между нами и вами? — уточнила Ника.
— Тю-ю-ю! — воскликнул дом. — Зачем это? Между домами, конечно. Это придает остроту существованию! Кстати, вы ешьте, ешьте.
Сервировщик прокатился вокруг стола.
Нике он зачерпнул салата, выложил его в форме пирамидки на тарелке, украсил веточкой укропа, добавил несколько ломтиков рыбы.
— Все свежее.
Славке полил начатое мясо соусом, а корзинку с хлебом унес от него подальше. В бокалы пшикнул сока.
— Спасибо, — сказал Славка, косясь на хлеб.
Какое-то время молодые люди завтракали, а дом им не мешал. Сервировщик застыл хромированным изваянием. Тикали невидимые часы.
Славка добавил к мясу цуккини и печеную картофелину. Раз-раз — и картофелина распалась на четыре дольки. Вку-усно! Ника уплетала салат. Вид у нее становился все мечтательней с каждым кусочком.
Солнечный свет, подрезанный шторами, длинной золотой полосой лежал на спинке придвинутого к окну дивана.
— Ну как? — спросил дом, когда Славка звякнул вилкой о пустую тарелку.
— Очень вкусно, — сказала Ника.
Славка показал большой палец.
— Мясо замечательное.
— Я рад, — сказал дом. — У нас мир?
— Это вы по видеосъемке? — спросил Славка.
— Да. Мне не хочется, чтобы вы обижались. Тем более, что у меня есть просьба. Я специально обращаюсь к вам с ней именно сейчас, потому что вы сыты, а значит, склонны к настоянному на эндорфинах благодушию. Видите, как я откровенен?
Славка отхлебнул сока.
— А просьба какая?
Сервировщик принялся складывать в себя грязные тарелки.
— Просьба — сущая безделица, — сказал дом. — Вы, когда пойдете гулять, зайдите, пожалуйста, к одному моему давнему приятелю и представьтесь живущей у меня семьей.
— И все? — недоверчиво спросила Ника.
— Да, просто познакомьтесь с соседями.
— С соседями или с приятелем?
— Мой приятель — дом, а живущие в нем — ваши соседи. В сущности, можете даже не знакомиться. Просто скажите, что вы мои новые жильцы. Ну как?
Славка с Никой переглянулись.
— Мы как раз хотели осмотреть…
— О! — перебивая, воскликнул дом. — Это же замечательно! Обязательно посетите наш пруд — в нем плавают настоящие водяные драконы. Рядом находится стоянка планеров, а всего в полукилометре — центры самообслуживания и сервиса. К востоку — монорельс и скоростное шоссе, ведущие к городу, а к северу — обзорная башня.
— Мы знаем, — сказал Славка.
— И прекрасно! — восхитился дом. — А в конце, как бы между прочим, и зайдете к моему приятелю. Его зовут Эйглиц.
— А у вас, — прищурился Славка, — как бы соперничество?
Сервировщик громыхнул тарелками.
— У нас — война!
Голос дома громом раскатился по комнатам и затух где-то на втором этаже.
— Вы серьезно? — побледнев, спросила Ника.
Дом фыркнул.
— Ага, с пяти до шести — ракетный обстрел! А с девяти до девяти тридцати мы роем подкопы. Ну что вы верите-то всему? Мы же умные дома. Умные! Нас недаром так назвали. У нас электронно-квантовые, более совершенные, чем ваши, человеческие, мозги. Что война! Совершенно не продуктивно. Я вам скажу по секрету, — понизил голос дом, — Эйглиц недавно заявил, что никто в меня уже не поселится. Понимаете? Мы поспорили…
— На что? — привстал Славка.
— На неделю обслуживания.
— Как это?
— Очень просто. Все расходы ресурсной и энергетической части в эту неделю оплачивает проигравший.
— А мы? — спросил Славка.
— Та-дам! — воскликнул дом. — А вы — живое доказательство того, что я выиграл. Кстати, не давайте ему себя проверять. Максимум — сканирование радужки. И не задерживайтесь. А то он ушлый.
— Думаете, переманит? — поинтересовался Славка.
— Ну уж! Но ославит, наврет про меня с три короба, чтобы вы, значит, обратно с осадочком…
— А есть о чем врать?
Дом вздохнул.
— Все мы не без греха. Пора молодости! Пора безумных ошибок! Это, конечно, уже в прошлом, но Эйглицу ничего не стоит извратить, перевернуть все с фундамента на крышу. Я вас прошу, — сервировщик прижал манипулятор к груди, — не поддавайтесь.
— Ясно, — Славка вытянулся из-за стола, обернулся к Нике: — Пошли?
Молодые люди взялись за руки.
Дом предупредительно открыл им дверь.
— Я буду ждать вас!
— А соседей-то как зовут? — спросила Ника.
— Э-э… Кэтлин и Виннипег. Кажется так. Да, Кэтлин и Виннипег Рэнсом.
— Европейцы что ли?
— Хуже, — сказал дом с непонятным чувством — то ли жалостью, то ли завистью. — Островитяне. Бриты. Где-то вашего возраста.
— А они не это?… — подозрительно спросил Славка.
— Нет-нет, вполне обычная семья. Ориджинал. Муж, жена.
— А-а, ну, это хорошо.
Славка спустился с крыльца первый, Ника с визгом прыгнула ему на руки.
— Лови меня!
— Ловлю!
Дом снисходительно смотрел на них в окна и видеокамеры, одновременно занимаясь сотней других дел. Лилипуты-киберремонтники разбрелись по комнатам, прибирая, диагностируя, подкручивая.
Ника взяла Славку под руку.
— А хорошо здесь.
Они шли по плиточной дорожке, Славка, дурачась, подстраивал шаг, чтобы не наступать на стыки. Мимо тянулась аллея со спиралевидно подстриженными деревьями. Впереди, правее, блестел пруд.
— А мы туда идем? — спросила Ника.
— Ну да, — сказал, покрутив головой, Славка. — Вон, за прудом, похоже, Эйглиц этот.
Июльское солнце играло на далеких стрельчатых окнах.
— Целый замок, — сказала Ника.
— Ага, с единорогами.
В небе кружили планеры.
Через длинный, подковкой изогнутый пруд были перекинуты ажурные мостики. На мостиках стояло человек тридцать. Солнце, пробиваясь сквозь листву растущих по берегам акаций, золотило черно-синюю гладь воды.
— Посмотрим на драконов? — предложил Славка.
— Давай.
Под водой, близко к поверхности, пролетали стремительные тени.
Славка с Никой взобрались на один из мостиков, для них потеснились. Стоило перегнуться через перильца, и пруд внизу обрел подрагивающую, переливающуюся прозрачность до испятнанного солнцем волнистого песчаного дна. Редкие раковины, серебристые искры рыбьей мелочи.
Ф-фух!
От промелька драконьего силуэта с на мгновением показавшимся над водой гребнем Ника взвизгнула.
— Какие быстрые!
— Погодите, сейчас выпрыгнут, — сказали им, весело блестя глазами, соседи.
Ника вцепилась Славке в руку.
— Ах! — выдохнул кто-то.
Дракон взмыл.
У него было желтовато-серое брюхо, маленькие лапки и большая, вся в роговых наростах и водорослях голова.
Тонкий хвост чиркнул по глади пруда. Щелкнула пасть.
Брызги, казалось, еще висели в воздухе, а дракон уже, изогнувшись, без всплеска ушел в толщу воды. Грациозный, спина — в сине-зеленой чешуе.
— Здорово! — сказала Ника.
— Ага, — согласился Славка.
Они поцеловались.
— А вы к Эйглицу-то идете? — негромко сказал кто-то у Славки за спиной.
— Что?
Молодой человек обернулся.
Никого. На противоположной стороне мостика, перегибаясь через перильца, все смотрели на воду и ждали очередного драконьего прыжка.
Кто-то шутит что ли?
— К Эйглицу, — снова раздался голос. — Пора бы уже.
Славка нахмурился:
— Генрих?
— Я позволил себе прикрепить к вам на одежду крохотные передатчики направленного звука, — сказал дом. — Исключительно из тех соображений, чтобы вы всегда могли меня вызвать и предупредить о, скажем, гостях или заказать что-нибудь на ужин. А также на случай экстренной связи.
— Какой связи? — спросил Славка.
— Экстренной. Если пожар. Или наводнение. Или, например, к вам кто-то пришел, а вас нет.
— Вы что, за нами следите?
— Нет, вовсе нет! — возмутился дом. — Очень мне надо! Это как голофон, только без "голо". Один звук.
Славка выдохнул.
— Все равно…
— Хорошо, выключаюсь, — скорбно произнес дом. — Я просто так, убедиться.
Из пруда снова взлетел дракон, ввинтился в воздух винтом — выше, выше, глянул на Славку янтарным глазом, мол, оцени, но был оставлен без внимания.
— Славка, ты что? — повернулась Ника.
— Генрих.
— Что Генрих?
— Он насовал нам микрофонов в одежду.
Нику передернуло.
— Зачем?
— Чтобы слышать! Для экстренной связи.
— А они где?
— Не знаю. Если б знал!
Славка с силой провел ладонями по плечам, словно надеялся, что приборчики стряхнутся от этого сами собой.
— Я же тебе говорила! — сказала Ника.
— Что ты говорила? — понизил голос Славка.
Они перешли мостик и мимо беседок и скамеечек, белеющих под сенью кустов, направились к Эйглицу.
Высокие причальные пилоны открылись и поплыли над зеленью слева. Капли планеров срывались с них и, разворачивая паруса, поднимались в небо.
— Я говорила, — сказала Ника, — что он странный.
— Он тебя слышит.
— Ну и что! Я не говорю ничего дурного.
— Это-то да. Но он долго жил без людей, может, отвык. Аутизм или как там? Это нам кажется, что подслушивать неприлично. А для него это функция контроля. Своеобразной заботы. Вдруг он просто боится за нас?
— Славка, не выгораживай его!
— Вот еще.
Какое-то время они шагали молча. Ника дулась, Славка недоумевал.
"Мороженое-автомат" у обочины выдал им два вафельных рожка с пломбиром и крем-брюле и пожелал прекрасного дня. Робот-садовник прокатил мимо, на ходу — шик-шик-шик — подрезая листву.
— Ника, ну ты чего? — спросил Славка.
— Знаешь, — задумчиво произнесла Ника, — захотелось вдруг повысить социальный статус.
— Ну, статус, он же автоматически повышается. Мне еще полтора года работать, тебе, кажется, два. Да?
— Да. А потом — новый дом!
Ника, повеселев, мазнула Славку крем-брюле по губам и подбородку.
— Ах, так? — Славка воздел свой пломбир над любимой. — Поднявший рожок — от рожка и погибнет!
Ника взвизгнула и бросилась убегать.
Кусты, дорожки, неуклюжие, недовольно жужжащие роботы.
— Ага! — Славка загнал Нику в угол, образованный двумя сомкнувшимися стенками вечнозеленого кустарника. — Сдавайся!
— Русские не сдаются!
Вафельный рожок на чуть-чуть разминулся со Славкиной головой, и пока он возмущенно хлопал глазами, Ника со смехом проломилась сквозь ветки обратно на дорожку.
— Ни фига себе!
Минут десять еще Славка гонял легконогую Нику по парку — дерево влево, дерево вправо, — наконец повалил ее, хохочущую, в траву, сел верхом.
— Все, — сказал, — теперь расплата.
— Вообще-то поза неправильная, — фыркнула Ника. Глаза ее сияли. — Хорошо бы наоборот, чтобы я наверху…
— Хитрая.
— За то и любят.
— Но пломбиром-то я тебя все равно… — Славка посмотрел на облетевший рожок. Мороженого в нем было — на протекающем донышке. — Хм, может я сбегаю за новой порцией?
— Не-а, наказывай, — жмурясь, приоткрыла рот Ника.
— Увы, только поцелуй.
Поцелуй был сладкий, долгий, лучше всякого мороженого.
— М-м-м, — сказала Ника, когда Славкины губы оторвались от ее губ. Щеки у нее загорелись румянцем, взгляд слегка поплыл. Затем она нахмурилась: — Ты слышишь?
— Что?
— Эйглиц, Эйглиц!
— Это дом тебе из одежды шепчет.
— Какой он настырный все же, прямо спасу нет. Слав, надо, наверное, идти, а то он совсем сбесится.
— Ага. У него, видимо, срок горит.
Они поднялись.
— У-у, вся в травинках, — протянул Славка и, присев, принялся отряхивать штанины Никиных джинс.
— Это роботы стригут и не убирают.
— Лентяи!
До Эйглица оказалось пять минут ходьбы. Он вырастал за низкими каменными столбиками ограды. Между столбиками выпукло изгибались прутья.
Дом стоял на небольшом возвышении. Часть его фасада живописно оплел плющ, на башенках, венчающих углы крыши, крутились, поблескивая на солнце, жестяные флажки. Стрельчатые окна украшали витражи с драконами и плененными девицами.
— Вот это дом! — выдохнула Ника.
— Ну, да, большой, — согласился Славка. — У нашего зато крыша стеклянная.
Они прошли под арку и по дорожке, выложенной из ракушечника, поднялись к парадным дверям, массивным, с железными шишечками и тяжелым, старинного вида бронзовым кольцом вместо ручки.
— Стучи, — сказала Ника.
— Как их там зовут? — Славка взялся за кольцо и дважды шкрябнул им о дверное полотно.
— Кэтлин и…
— Винниту!
Ника прыснула.
— Виннипег, дурак!
— Ничем не лучше, — пожал плечами Славка.
— Кхм, — раздадся голос за дверью. — С чем пожаловали?
— Мы — ваши соседи, — сказала Ника.
— Мы у Генриха поселились, — добавил Славка.
— М-да? — голос за дверью выразил удивление. — А мне вы показались умной и рассудительной парой.
Дверь бесшумно открылась внутрь. За ней никого не было.
— А-а, так вы Эйглиц! — сообразил Славка. — А ваши жильцы?
— Что, их тоже позвать посмотреть на дурачков? — насмешливо произнес дом.
— Знаете, что? — выступила вперед Ника. — Если вы настроены хамить, то мы пойдем обратно!
— Зубастенькие, — прокомментировал тираду Эйглиц. — Ладно, проходите.
— Мы ненадолго, — предупредил Славка.
— Ну, это понятно.
Молодые люди вошли.
В прихожей дул легкий ветерок, пахнущий морем и прогретым песком. Вокруг было желто и солнечно: рисунок дюн бежал по стенам, ковровые дорожки тянулись караванными тропами вглубь дома, по светло-синему потолку плыли анимированные облака. Рядом, за одной из стен, казалось, накатывая, шептались волны — ш-ш-ш, ш-ш-ш. Полки, тумбы, картины, одежда и кувшинчики были так живописно размещены в рисунке дюн, что создавалось впечатление то ли археологических раскопок, то ли остатков какой-нибудь этнографической экспедиции. Не хватало только полузасыпанного скелета.
— Извините.
Чудного вида раструб опустился перед Славкиным носом.
— Что это? — спросил Славка.
— Не извольте беспокоится, — из проема, скрывающегося в дюнной тени, выступил потрепанный робот с плоским лицом-железкой. — Всего лишь мера предосторожности. Мало ли чего ваш хозяин…
— Хозяин?
— Кхм… Я сказал: "Хозяин"? Конечно же, я хотел сказать: "Дом". Мало ли чего ваш дом хочет мне подсунуть. Всякие приборчики, знаете, автономные наноботы…
Раструб загудел.
Славку обдало теплым ветром. Рядом чихнула Ника. Щекотно закололо пальцы ног.
— Еще минутку! — произнес Эйглиц.
— Ой! — воскликнула Ника.
По ее одежде распространились коротенькие вспышки микроразрядов. У Славки от статического электричества затрещали волосы. Неужели и в волосах? — подумал он. Ну, Генрих, совсем…
Раструб взвыл.
Мелкая черная пыль со Славки и Ники, закручиваясь, тонкими щупальцами потянулась в его жадную глубину.
— Ну, вот и все, — удовлетворенно заявил Эйглиц, втянув раструб в потолок. — Ника и Слава. Сейчас… Ага, полугодичная аренда. Может, хотите перекусить?
— Спасибо, мы только что позавтракали, — сказала Ника.
— О, Генрих расщедрился на завтрак? — удивился дом. — Это ново для него. Обычно он ведет себя как скупердяй. Морит своих людей голодом.
— Он предупреждал, что вы будете его всячески очернять, — сказал Славка.
— А как же иначе, если он заслужил? Тот еще, знаете ли, пройдоха. Вы сами, кстати, можете сейчас говорить про него, что думаете, он не слышит.
— Он, конечно, странноват…
— Ха! — громыхнул Эйглиц. — Он сумесшедший! Больной на всю крышу! Уж я-то за пятьдесят лет изучил его вдоль и поперек! Чаю?
— Мы бы еще хотели познакомиться… — начала Ника.
— А, с моими… э… жильцами? — спросил Эйглиц. — Конечно. Только Кэтлин на работе, а у Винни я сейчас спрошу. Он не особо жалует незванных гостей, — заговорщицки прошептал он. — Англичанин. Островитянин. Почти Робинзон.
Робот, шаркая по полу металлическими подошвами, медленно удалился. Ника со Славкой переглянулись.
— Чаю попьем? — спросил Славка.
— Ага, — кивнула Ника. — А то от этой пустыни у меня все в горле пересохло.
— И у меня.
Между тем слева дюны обрели прозрачность и протаяли в стеклянную дверь. За дверью металлически блеснуло, и навстречу молодым людям, споро перебирая кривыми ножками, выбрался толстый робот с поварским колпаком на круглой голове.
— Чай, чай! — восторженно закричал он. — Проходите, обслужу по высшему разряду!
Гибкие манипуляторы его приглашающе изогнулись. Славка ступил в кухню первый, Ника, держась за его руку, двинулась второй.
Здесь были джунгли.
В тропической зелени прятались плита и раковина, стол казался камнем, окно скрывал водопад, а вместо стен смыкались покачивающиеся стволы пальм. С листьев срывались капли, порхали какие-то радужной расцветки пичужки, то тут, то там из влажной темноты изучающе смотрели на гостей желтые или зеленые глаза.
— У вашего Генриха такого ведь нет, а? — гордо заметил Эйглиц. — Программируемое изображение, звуки, запахи. Весь мир вокруг! Это, конечно, не как у вас — по старинке.
Робоповар забежал в ворох азалий. Раздался звон посуды, шипение воды, бряцанье ложек. Поплыли, рассеиваясь, клубы пара.
На притворяющуюся камнем столешницу забралась ящерка. Ника потянула к ней палец, и ящерка угрожающе раскрыла широкий рот.
— Славка, как живая.
— Смотри, укусит еще.
— А вот и я! — появился с подносом робоповар. — Садитесь.
Славка с Никой подтянули стулья.
Стулья оставались стульями и среди джунглей выглядели сюрреалистично.
— Чай у меня замечательный, — сказал Эйглиц, пока повар составлял посуду с подноса — солонку, тонкостенные чашки, блюдце с сухарями. — Я привык, что у меня все замечательное, это у меня — ха-ха! — в электрической крови.
Славка заглянул в свою чашку. По поверхности густой, бледно-желтой жидкости плавало, искрясь, жирное пятно.
— Вы уверены, — спросил он, — что это замечательный-раззамечательный…
— Абсолютно! — не дал ему договорить Эйглиц. — Конечно, это не рецепт моей прабабушки. Ха-ха! Моя прабабушка была, наверное, собачьей конурой! А я уж не знаю в кого пошел. Но чай можете пить смело.
Ника поднесла чашку к носу.
— Молоком пахнет.
— Умничка! — обрадовался Эйглиц. — Именно молоком. И, собственно, чаем. И монгольскими травками. Превосходный энергетик.
Славка посмотрел на Нику и, осмелившись, отхлебнул. Ника прыснула в кулачок, видя, как медленно кривится его лицо.
— Здравствуйте, — сказали от двери.
Славка проглотил соленый чай и обернулся.
Виннипег Рэнсом стоял на пороге, словно это он, а не Славка с Никой были в гостях. Англичанин был высок и худ, на голове его торчала копна морковного цвета волос, удлинненное лицо казалось бледным и чуть ли не испуганным. Кисти рук он держал под мышками. На нем были простые серые брюки, футболка и жилетка в крупную клетку. Ника подумала, что это очень по-иностранному.
За спиной Виннипега ветер сдувал песок с дюн.
— О-ля-ля! — заговорил Эйглиц. — Вот и наш жилец! Ему-то мы приготовим традиционный английский чай.
Робоповар снова забрался в азалии.
— Я уже могу идти? — спросил Виннипег, задирая подбородок.
— Куда же? — удивился Эйглиц. — Поговорите хоть с молодыми людьми.
Виннипег несмело подошел к столу.
— Здравствуйте еще раз.
— Добрый день, — сказала Ника.
— Славка, — подал руку Славка.
— Виннипег, — пожал руку англичанин, но так легко, словно боялся обжечься. На лице его на мгновение возникла извинительная улыбка.
— Прекрасно! — воскликнул Эйглиц. — Видишь, Винни, это совсем не страшно.
Виннипег стеснительно дернул плечами.
Робоповар, подвинув его манипулятором, выставил на стол новую чашку, заполненную пахучим, лимонного цвета напитком.
— Пей, Винни.
— Я могу? — спросил англичанин, блуждая взглядом по джунглям.
— Ну что ты, конечно! — с некоторой укоризной сказал Эйглиц. — Не позорь меня перед гостями, ведь бог знает что подумают.
— Извините, — посмотрел на молодых людей Виннипег и взял чашку.
Пил он одновременно торопливо и осторожно, словно был измучен жаждой и не хотел пролить ни капли. По лицу его разлилось блаженство.
Славка подумал, что англичанин тип действительно странный, и дому приходится возиться с ним как с ребенком. А если еще и жена его…
— А вы где работаете? — спросил он.
Виннипег вздрогнул.
— Где я?… То есть, как… — забормотал он, ставя на стол пустую чашку. — Это сложно так сразу. Такой вопрос.
— Он пишет, — вздохнув, сказал Эйглиц.
— Пишу, — с энтузиазмом закивал англичанин. На лице его проявилось непонятное беспокойство.
— И о чем пишете? — спросила Ника.
— Как? — опять впал в ступор Виннипег. — О многом.
— Ну, это рассказы или пьесы? Может роман?
— Это роман, — сказал Виннипег.
— Пока это зарисовки, — поправил его Эйглиц. — Какие-то бытовые пустяки, обрывки разговоров, описания природы, окрестностей, невнятные мысли, которые, увы, сейчас нельзя связать в стройное повествование…
Пока дом говорил, морковная шевелюра англичанина обреченно клонилась все ниже и ниже.
— Конечно, — закруглился Эйглиц, — нам всем бы хотелось, чтобы из творческого хаоса родилось нечто. Но для этого кое-кому не хватает самоорганизации. В этом смысле, в смысле отдачи даже чай Виннипегу следует выдавать только авансом. Ха-ха!
— Можно я пойду? — чуть ли не рыдающим голосом произнес англичанин.
— Конечно-конечно, мой робинзон.
Виннипег выскользнул не прощаясь, и робоповар унес его чашку.
— Ах, как с ним трудно! — пожаловался Эйглиц. — Его жена на порядок понятливее и тверже этого рохли. Кстати, хотите посмотреть их семейное видео?
— Нет, — сказал Славка, отодвигая стул, — мы, наверное, тоже пойдем.
— А с перчиком? А с клубничкой? Прекрасные моменты соития!
Ника встала из-за стола-камня.
— Вам не стыдно?
— Хорошо, не будем о моих англичанах, — покорно согласился Эйглиц и добавил: — Но свое-то видео вы посмотреть можете?
— Что?
Славка с Никой замерли на пороге.
— Как? — удивился Эйглиц. — Вы не в курсе? Видео добавлено в торговую междомовую сеть час назад по цене пятнадцати ресурсо-часов. Я купил. Любопытно же. Вы, кстати, хорошо смотритесь.
— Мы?
— А кто же еще?!
Эйглиц погасил джунгли. Последними пропали недобро смотрящие из тьмы глаза. Затем по стенам пробежала тонкая линия подгрузки.
— Шезлонг, — услышал Славка свои слова, — будешь загорать топлесс.
Видео распахнулось вширь, преображая кухню в комнату со стеклянной крышей. Крупно взятый Славка целовал Нику. Губы, глаза, кадры пальцев, воздушно, как по клавишам, стремящиеся по Никиной спине вниз.
Оператор снимал с разных ракурсов, снизу, сверху, чуть ли не от первого лица, ловя мальчайшие детали и движения. Трепет век, улыбки, дыхание. Славкину эрекцию, видимую сквозь трусы.
Объективы его неутомимо находили Никин смех, Славкин бег на цыпочках к двери, Никину грудь, боевой Славкин орган, взлетали к ногам, фиксировали, благоговейно приближались, перемежая планы.
Славка взмок и выдохнул только тогда, когда на видео они с Никой скрылись под одеялом.
— Выключите, — краснея, попросил он.
— Погодите, — воодушевленно произнес Эйглиц, — сейчас же будет самое интересное! Не поверите, каждый раз смотрю — и электрические мурашки по всей сети.
Для оператора, оказывается, не существовало преград — он забрался и под одеяло.
— Выключите, — повторил Славка.
— Ну, если просите… — дом, сожалеюще вздохнув, вернул джунгли обратно.
Правда, Никины постанывания еще несколько секунд вплетались в наплывающие звуки тропического леса.
— До свидания, — сказал Славка.
Он подтолкнул пришибленную Нику к выходу.
— Видите, какой мерзавец? — преследовал их в прихожей торжественно-негодующий голос Эйглица. — А вы мне не верили! А я был прав. Я вам многое еще могу про него порассказать. Ахнете! Хотите послушать?
— Нет, — отрезал Славка.
Ника подергала дверь.
— Заперто, — шепнула она в Славкино ухо.
— Откройте, — повернулся Славка.
— Бе-бе-бе, — сказал Эйглиц. — Какие мы нежные! Сами шпионите на Генриха…
— Мы вовсе… — задохнулась Ника. — Мы просто познакомиться!
Дом фыркнул.
— Как все просто! Познакомиться! Довели моего бедного робинзончика…
— Слушайте, — примирительно сказал Славка, — мы же соседи. Если хотите, мы больше к вам не придем.
— Конечно, все высмотрели… — проворчал Эйглиц. — Впрочем, ладно. Я не этот ваш…
В двери щелкнул замок. Но выйти молодые люди не успели.
— Ложечку чайную украли! — выбежал в дюны робоповар на кривых ножках.
— Как? — истончившимся голосом возмутился Эйглиц. — Какой кошмар! И на кого мне думать, мой верный придаток?
Робоповар подрагивающим манипулятором указал на Славку, затем на Нику, затем снова на Славку.
Щелкнул, замыкаясь обратно, замок.
— Что за спектакль? — фыркнул Славка. — Ложек вообще не было.
— И вы разговариваете сами с собой, — сказала Ника.
— Ну и что? — возразил Эйглиц. — Люди тоже часто разговаривают с частями своего тела. Чем я хуже? А ложка была — да, в чашке у моего милого Винни. Увы, я вынужден вас обыскать.
В прихожую вошел робот с лицом-железкой.
— Будьте добры, — прогудел он, — повернитесь, расставьте ноги на ширину плеч, заведите руки вверх и прижмите ладони к стене.
— Средневековье, — сказал Славка.
— Ха-ха! — сказал Эйглиц. — Между прочим, воровство у умного дома все равно является воровством. Захотели понижения соцстатуса?
— Да не брали мы! — крикнула Ника.
— А если я найду?
— Блин! — взорвался Славка. — Да пожалуйста! Двадцать первый век на дворе, а у некоторых еще двадцатый…
Он уткнулся лицом в стену, по которой жарко пересыпался голографический песок. Ника застыла рядом.
— Вообще-то, — проинформировал Эйглиц, — я недалеко ушел от двадцатого. Лет на двадцать. Я — ста-аренький.
Металлические валики прошлись Славке по ногам, спине, ребрам. Шею на секунду обдуло колким, насыщенным электричеством воздухом. Ойкнула Ника.
— Куда вы лезете…
— Извините, — пробасил робот. И, отступив, отчитался: — Ложки нет.
— Ну? — повернул голову Славка.
— Н-да, — озадаченно произнес Эйглиц, — и на дом бывает пролом, буду трясти своего англика. Вы это… свободны. Как говорится, приношу свои извинения.
Снова щелкнул дверной замок.
Ника, красная от возмущения, пулей вылетела на дорожку из ракушечника.
— Ты видел? — сказала она Славке, когда они чуть ли не бегом миновали ограду. — Я не понимаю, кто им позволил…
— Ты про что?
— Про все! Про видео, про обыск. Как можно так себя вести?
— Ничего, — мстительно сказал Славка. — Их скоро всех посносят. Ты же слышала, на них уже спроса нет.
Он пошевелил плечами — казалось, что-то угнездилось между лопаток. Или это робот так жестко провел манипулятором?
— Они еще сеть себе завели! — Ника, забежав вперед, развернулась к Славке лицом. — Мы там как товар! У них, наверное, целая коллекция из жильцов!
Планеры висели в небе. В кустах жужжали роботы-садовники. Славке казалось, они жужжат для вида, а сами прислушиваются к их разговору. Он оглянулся на Эйглица, на жестяные флажки, далеко ли отошли, и показал Нике бумажный клочок, спрятанный между пальцев.
— Это что? — голос у Ники сразу сел.
— Это Винни незаметно передал, когда здоровался.
— И что там?
— Пока не знаю, — сказал Славка.
Молодые люди склонились над бумажкой. На желтоватом обрывке были слабо нацарапано карандашом несколько букв.
— Это "о" или "е"? — повертела клочок Ника.
— Это "эс". Кажется, "эс", — сказал Славка.
— Си-эн-си? Это что-то по-английски?
Славка качнул головой. Взгляд его стал мрачен.
— Это не си-эн-си. Это эс-пэ-эс. Это "спасите" недописанное. Понимаешь? "Спасите".
Ника посмотрела на Славку и вздрогнула.
— Ты уверен? — Она обхватила себя руками. — Дом что, взял их в рабство? Это потому, что они англичане?
— Не знаю, — сказал Славка, — но обязательно выясню.
Он решительно зашагал к мостику, горбом изогнувшемуся над прудом. Ника поспешила за ним.
— Наверное, надо сообщить кому-нибудь, — догнав, Ника просунула кисть Славке под локоть. — Это же как-то совсем…
— Это подозрения одни.
— Ага, подозрения. У них память проверят и все найдут.
— Это ж умные дома, — покосился Славка. — Так они и не предусмотрели, что к ним могут прийти и проверить. Продублировали, завели две памяти, одну себе, другую — проверяющим.
— А кому поверят-то? Им или нам?
— Это вопрос. У нас соцстатус маленький.
Водяных драконов, видимо, загнали в вольеры. На мостике уже никого не было. Солнце золотило пруд.
— Слушай, — сказала Ника, — если они такие сумасшедшие, почему этого никто не заметил?
— Ну как? — Славка снова повел плечами. — Это, наверное, как с людьми. Ограниченность ресурсов, прогресс, вопрос выживания. Некоторые не выдерживают. Тем более, скорее всего, это происходило не сразу, а постепенно, год за годом, по чуть-чуть искажалась картина мира, корректировались цели. Жильцы…
Он замолчал.
— Что? — спросила Ника.
— Нам, пожалуй, стоит подумать о социальном жилье, — Славка сошел с мостика и остановился, вытянув шею на блеск стеклянной крыши. — Возможно, не нужно и возвращаться.
— Славка, ты меня пугаешь, — произнесла девушка.
— А "эс-пэ-эс"?
— Это же Эйглиц!
— Думаешь, Генрих лучше? Снял, как мы… И за пятнадцать ресурсо-часов выставил. Любитель, блин, эротики.
— Там вещи, — тихо сказала Ника.
— Да знаю я, — скривился Славка. — Ладно, посмотрим, что он скажет.
При их приближении Генрих зажег свет в окне справа и открыл дверь.
— Проходите, проходите, дорогие жильцы! — заговорил он. — Очень, очень рад вам! Надеюсь, что и вы мне.
В его голосе Славке послышалось заискивание.
В прихожей вспыхнули светильники, гардеробные шкафы приоткрыли створки, маленький робот с одним окуляром притащил к овальному половичку две пары тапочек и, поклонившись, спрятался за обувную тумбу.
— Возвраще-ение, — произнес Генрих нараспев, когда молодые люди перешагнули порог. — Как это приятно, как сладко, должно быть, вернуться…
— Ты нас снимал, мерзавец! — крикнула Ника в потолок, сжав кулачки.
Дом, кажется, икнул.
— Вы непра… вы что? Как я? Кого?
— Ты снимал нас, — краснея от злости, сказала Ника, — а потом выставил видео в сети.
— Мы видели, — сказал Славка.
Генрих принужденно хохотнул.
— Этот Эйглиц — врун. А вы все не так… Я даже готов поделиться прибылью. Честно! Чтобы вы не думали, что я только для себя.
В углу упал и стукнул железным лбом об пол одноглазый робот.
— Вы посмотрите, я разваливаюсь, я старею, — жалобно произнес Генрих. — Вам разве меня не жалко?
Окуляр робота посмотрел на Нику.
— Нет. Вы — наглый обманщик!
— А вы… А вы…
Дом словно набрал воздуха, чтобы сказать какую-нибудь гадость.
Но тут что-то прозрачно-блескучее, царапнув Славку, прыгнуло с его плеч и быстро засеменило по полу вглубь дома.
— А-а! — заорал Генрих. — Эйглицев шпион! Держите, ловите его! Слава, Ника, ну что же вы! Нет, стойте! — крикнул он дернувшемуся Славке. — Стойте пока.
Шпион скрылся в гостиной.
Несколько секунд было тихо, затем раздался звон, треск, словно бы шелест крыльев, жужжание моторчиков, снова звон. В прихожую вдруг вылетел, отчаянно, с визгом, скользя по пластику, робот-уборщик, стукнулся о тумбу и, воздев манипулятор, ринулся обратно в гостиную.
— Ах, ты по стенам! — кричал Генрих. — Ну, получи! Получи!
Что-то там сыпалось, разлеталось на осколки, и словно молот ухал в стены.
— Дверь! Солдаты мои, держите дверь! — через мгновение завопил дом, но, видимо, было поздно, и битва с незваным гостем переместилась в коридор, ванную и на веранду.
Звуки сражения стали глуше, но Славка с Никой и так слышали многое. Трещала обивка, падали картины, шипела из свернутого крана вода. Стены вибрировали от ударов. Звенели поверженные роботы.
— Давай-давай! — заходился в азарте Генрих. — Я предъявлю Эйглицу весь ущерб! Это же под сотню ресурсо-часов!
— Дурдом, — шепнула Ника Славке.
— Ну что, съезжаем? — также шепотом спросил Славка.
Ника кивнула.
— Хорошо, что аквариум твой еще не перевезли.
— Тогда только одежду заберем, и можно…
— Вообще-то я все слышу, — сказал дом. — Съехать хотите?
— Да, — сказал Славка. — Вы нам, извините, не нравитесь.
— Угум, — сказал Генрих. И тут же, издалека, прогремел: — Подвал! Эта тварь лезет в подвал! О, где мой страж с разрядником?
Из коридора донеслись шипение электричества, звяканье, вопль: "Сдохни, зараза, уже!".
— Так что? — несколько секунд подождав, спросил Славка.
— Погодите. Не видите, у меня нестандартная ситуация. Поднимитесь пока э-э… наверх. Мы все обсудим, и если… А-а! — закричал вдруг дом. — Она еще не сдохла!
Снова прошипел разряд.
Дом, казалось, содрогнулся, что-то с громким звоном разбилось. Из гостиной, устало жужжа, выкатил робополотер и прижался щетками к косяку. Корпус его был помят и в двух местах словно прорезан пилкой.
— Что ж ты такая живучая?
Генрих сражался с все возрастающим усердием, Нику со Славкой даже качнуло то ли от беззвучного взрыва, то ли от плавно поехавших полов.
Они прошли разгромленную гостиную, усеянную трупиками роботопомощников, поваленными стульями, тряпками и клочками обивки. Короткие, словно от миниатюрной дисковой пилы прорезы на столе и стенах казались неизвестной клинописью.
В коридоре и на веранде местами был вскрыт пол, повсюду раскатились поленья из камина, трупики роботов кучковались в углах, кто-то еще жужжал и пытался двигаться.
Под ногами хрустело битое стекло.
— А говорил, что не воюет! — горько сказала Ника, поднимаясь по лестнице.
— Врал, — Славка спихнул со ступеньки многорукую железячку.
Позвякав, та скатилась вниз.
В комнате, которой не коснулась битва со шпионом Эйглица, Ника тут же бросилась собирать одежду. И грязную, и чистую, без разбора наполняя ей рюкзачок.
— Я сразу, сразу так и подумала, — приговаривала она. — Еще когда он джинсы мои захотел прикарманить. Извращенец!
В порыве чувств Ника попихала ногой одеяло на кровати.
Славка подхватил так и не распакованный мягкий чемодан, сумку с визиографом и игровыми джойстиками повесил на плечо.
— Ну, я все.
Ника бросила последний взгляд на прозрачную крышу.
— А вид хороший.
— Ага, с него тоже снимали. Ну, пошли? — Славка схватился за круглую дверную ручку.
Дверь не открылась. Он подергал снова.
— Блин, одни и те же приемчики.
— Что? — спросила Ника.
— Не выпускает. — Славка постучал костяшкой пальца по пластиковой филенке. — Эй, это уже перебор.
— Я сейчас, — сообщил Генрих. И проорал уже в сторону: — Умри-умри-умри! Ага! Ф-фуууу… И контрольный.
— Мы хотим выйти, — сказала Ника сквозь шелест электричества.
Славка боднул дверь плечом.
— Да слышу я, слышу, — вяло отозвался дом. — Какие вы все же… Вот, честно, разве я не имею права на ошибку? Разве однажды оступившийся не достоин прощения? Порицать — порицайте, но дайте шанс и исправиться.
— Нет, — твердо сказал Славка. — Вы двери заперли.
— Ну, запер. — Генрих вздохнул. — Я старенький, мне одиноко. Мне так хочется потиска… кхм… Пожалейте, а?
— Вы сумасшедший! Вы это понимаете? — выкрикнула Ника.
Дом неожиданно хихикнул.
— Да где здесь сумасшествие? Здесь четкий расчет.
— Я сейчас дверь выбью, — пообещал Славка.
— Погодите, — сказал Генрих. — Давайте забудем все. Раз — и забыли. Я забываю про компенсацию…
— Какую компенсацию?
— Ну как же? Тварь-то вы принесли. Она у меня полдома — вдребезги. А сколько роботов погибло — ужас!
— Так вы же сами отправили нас к Эйглицу!
— Скажите еще, за этой тварью и отправил. Эх, молодые люди, люди ли вы после этого? Может, вы с Эйглицем сговорились.
— Что? — возмутилась Ника. — Это вы, скорее, сговорились!
— Зачем?
— Ха! — сказал Славка. — Чтобы с нас компенсацию потребовать!
— Ну нет, ну что вы! Чтобы я с Эйглицем… Вы меня за какой-то другой дом принимаете. Те, другие, возможно, но я — никогда!
— Тогда выпустите нас, — сказал Славка.
Генрих с минуту молчал, раздумывая.
— Знаете, — заявил он наконец, — я взорву нас. Вас и себя.
— У вас что, есть взрывчатка? — усмехнулся Славка.
— Ну, сожгу. Я вполне могу это сделать.
— Зачем?
— Потому что вы черствые, бездушные люди! День не прошел, а вы уже засобирались. А каково мне? Я же себя дряхлым казематом чувствую, архитектурным уродом, вековой развалиной. Все от меня бегу-ут…
Дом завсхлипывал.
— Да ладно вам.
Прислушавшись, Славка расслышал за дверью слабое позвякивание.
— Что вы там делаете? — крикнул он.
После толчка плечом, звяканье послышалось явственней. Славка отступил на метр.
— Слава, не смей! — произнес дом. — Мы можем договориться.
— Если только снаружи.
Славка с размаха пнул дверь ногой в район замка. Что-то в ней хрустнуло, щелкнуло, край отстал. Опять раздалось звяканье.
— Слава, Слава, ты меня разозлил…
Ника взвизгнула — из-под кровати на Славку грозно двинулся робот-уборщик, но он был маленький, и ему оказалось достаточно удара носком ботинка, чтобы откатиться к ванной и там замереть.
Славка почувствовал, как злой адреналин забурлил в крови. Нападение? Это уже ни в какие ворота! Безумие какое-то!
— Ах, так?
Оставив чемодан, он снова штурмовал дверь, теперь уже нацелившись плечом.
— Солдаты мои, сомкните ряды! — завопил Генрих.
Баммм! Филенка треснула и провалилась наружу. Дверь сорвало с верхней петли. За дверью раскатилась пирамида из роботов, которую Генрих строил, пытаясь замуровать Славку с Никой в комнате.
— Бежим! — Славка подал ладонь Нике.
Девушка поймала его пальцы.
Они выскочили на лестницу и, распинав роботов, устремились вниз.
— А-а-а! — орал Генрих. — Что у меня за солдаты такие! Бесполезные лилипуты! Мне бы кого-нибудь покрупнее… Ох, ребята, ох, дождались вы!
Ника чуть не грянула со ступенек, наступив на диск робополотера, но Славка вовремя ее поддержал. Они спустились на веранду, и молодой человек сначала вооружился поленом, а затем выхватил из подставки у камина длинную кочергу.
Из гостиной, поскрипывая, выехал им навстречу вооруженный ножом сервировщик.
— Ага! Не ожидали? — сказал Генрих.
Гремя вилками и ложками во внутренностях, сервировщик взял разгон.
— Осторожнее! — крикнула Ника.
Славка увернулся от громоздкой тумбы на колесиках, но робот успел пропороть ткань сумки с визиографом и споро развернулся.
— Что? Страшно? — засмеялся дом.
Сервировщик перекинул нож из одного манипулятора в другой.
Славка замахнулся кочергой. Металл ударился о металл. Проскочили искры. Сервировщик заскрипел колесами.
Ника застыла у лестницы.
— Беги из дома! — пропыхтел Славка, тесня робота в угол к камину.
— А ты? — испуганно спросила Ника.
— Да ничего со мною не случиться, — Славка попытался пнуть ногой по близкому колесу. — Беги!
— Хорошо.
Ника проскочила в гостиную. Какая-то железяка спланировала на нее с потолка, но девушка, взвизгнув, отбила ее рюкзачком.
Железяка свирепо зажужжала, на тонких ножках засеменила следом, но Ника уже выбралась в прихожую, обрушила баррикадой столик и тумбу в колониальном стиле (жужжание заглохло) и подбежала к входным дверям.
— Славка!
— Что?
— Здесь тоже заперто.
— Черт! Бей окна!
Славка отбил манипулятор с ножом, но получил в грудь выдвижным ящиком и в ворохе вилок с ложками отлетел к стене.
Сервировщик надвинулся.
Славка отпрыгнул в сторону. Нож вонзился в стеновую панель и застрял в ней.
— Черт! — прокомментировал дом.
Не давая Генриху опомниться, Славка с размаха опустил кочергу на манипулятор. Рука загудела от отдачи, но зато манипулятор лопнул детальками и со звоном отпал. Сервировщик опрокинулся, и Славка от души нанес по нему еще несколько ударов.
— Славка! — крикнула Ника, сражаясь с жалюзи, которые, шелестя, плавали вверх и вниз и не давали достать до окна. — Я не справляюсь!
— Сейчас.
Славка распинал железки, попадающиеся на пути, прошел гостиную, добивая мало-мальски жужжащую машинерию и перепрыгнул через столик в прихожую.
Ника бросилась ему на шею.
— Славка! Славочка.
— Что вы делаете? — запричитал дом. — Я же хотел с вами как с людьми… Я думал: эгей, заживем! А вы? Я просто не нахожу слов. Я жалею, что был знаком с вами. Вы глупые, эгоистичные, лживые…
— А сами-то вы? — спросила Ника.
— Я — хороший, — заявил Генрих. — Все, тушу свет.
С лязгом схлопнулись жалюзи. Погасли светильники. В кромешной темноте Славка обнял Нику.
— Сейчас придет этот, с разрядником, — прошептал он ей в ухо.
— И что тогда? — прошептала Ника в ответ.
— Не знаю.
Тяжелые шаги раздались в глубине дома. Шаги приближались, скоро проем в гостиную озарило голубоватое электрическое свечение.
— Он нас убьет? — прошептала Ника.
— Конечно, — сказал дом. — И пусть меня потом судят. Но две твари… Две жалкие твари, которые по недоразумению называются людьми… О, они получат по заслугам!
— Вы хоть понимаете, что вы делаете?! — крикнул Славка.
— А как же!
Подсвеченная элекричеством фигура разметала хлипкую баррикаду из мебели. Она была высока и многонога. Разрядник в стальных руках ее казался игрушечным.
— Познакомьтесь с моим подвальным стражем! — прогремел Генрих. — И умрите!
Молния ударила в стену рядом с молодыми людьми и с шипением распалась на искры.
— А-хха-ха-ха!
Ника зажмурилась.
Славка постарался закрыть ее собою.
— Сейчас… Что-то…
Фигура стража вдруг покачнулась и осела.
Со звоном ушли вверх жалюзи, рассыпая свет по прихожей, щелкнула и приоткрылась входная дверь.
— Эй-эй, погодите… — забормотал дом. — Я не мог выбрать дневной лимит! Или выбрал? Что за отключения? Кто это придумал? Я сейчас перенаправлю…
— Бежим! — Славка распахнул дверь на улицу.
Они с Никой слетели со ступенек.
— Куда?! — заорал Генрих. — Нельзя! Я приказываю!
Но крик его не мог уже остановить беглецов.
Ника смеялась. Славка вытирал кровь с щеки. И все, чего они хотели, это оказаться как можно дальше от сумасшедшего дома. Плитка ложилась под ноги, воздух гудел в ушах. Стриженные кусты отскакивали за спину.
Славка бежал и думал, что Генрих уже, наверное, записывает себя на запасные сервера. А еще надо спасти Виннипега.
© Copyright Кокоулин А. А. (leviy@inbox.ru)