Добрый дедушка Мороз

К чему приводят суеверия

     Гейрт брел уже очень и очень долго. Он сильно устал — неподъёмный мешок оттягивал руки, ведь наполнен он был почти под завязку, и за то, чтобы хоть немного отдохнуть, Гейрт готов был отдать все, что у него есть. Он так долго сюда шел по заснеженной пустыне — жаль было поворачивать обратно, тем более что Гейрт не привык отступаться от намеченного плана. 
    Он поднялся на вершину холма, с которого хорошо просматривалась небольшая деревня, почти полностью утонувшая в снегу. Во многих окнах горел свет: его сегодня явно не ждали, еще рано. Но, несмотря на это, алтари были уже хорошо видны на фоне совершенно белой пустыни, только чернели силуэты украшенных к его приходу деревьев и яркими пятнами алела под ними кровь. 
    Это был последний год, который Гейрт работал коллектором. Больше он не планировал этим заниматься, надоело. Надо было расти дальше, ведь невозможно промышлять за счет этих недалеких людишек всю свою жизнь. Подрастает молодое поколение, а старикам нужно уходить на покой. 
    Конечно, Гейрт лукавил. Не так уж много ему было лет, и тело еще не подводило его. Молодой и сильный воин, он мог бы заниматься чем-то более интересным и уже не хотел подрабатывать подобным ремеслом… Но кому-то надо было это делать. Гейрт видел, что молодежь сейчас пошла совсем безбашенная, такое творила, о чем подумать страшно, и думал, что лучше пусть пока «старики» выходят на промысел. 
    Гейрт почти поравнялся с домом на окраине и еле успел спрятаться, когда дверь лачуги приоткрылась, а на пороге показался мужик в ватнике. Гейрт знал, что маскировка, конечно, не выдаст, но поберечься надо было на всякий случай. Очень уж не хотелось в очередной раз заметать за собой следы, вымораживая всю семью — это забава для малолеток. Они сначала напугают людей, а потом вымораживают до смерти, оставляя после себя только замерзшие в лед тела. Конечно, это эффективнее, и больше получается продукта, но головой тоже думать надо! Лучше каждый год понемногу собирать товара, чем много, но за один раз. 
    — Что-то сегодня особенно холодно, — проворчал мужик, вышедший на крыльцо. — Мороз такой, что пробирает до костей! Жена! Подбрось-ка в печку дровишек, как бы вообще не околеть! 
    Во дворе заинтересовавшей его лачуги Гейрт наткнулся на хвойное дерево, покрытое отвратительными внутренностями, замерзшими на морозе, оттого позвякивающими на ветру. 
    «Вот дебилы! Кто-то когда-то сказал им, что это может помочь от злых духов… Твою мать! — ворчал про себя Гейрт: теперь вот приходилось каждый раз на такое натыкаться. — Не знаю, как от злых духов, но видеть такое неприятно и хочется поскорее уйти. Может, это и правда помогает? Хорошо хоть холодно и эта красота вся не воняет. А ведь некоторые умудряются и дома это у себя развесить… Идиоты!» 
    Гейрт достал прибор, направил его на светлые окна домов, включая питание, и едва заметное сиреневое свечение окружило крупную фигуру коллектора. 
    «М-да, в этом доме мало что есть, — удручённо подумал Гейрт, анализируя показания прибора. — Надо в другие дворы проверить». 
    Очень уж не хотелось Гейрту уходить отсюда ни с чем, но обход всей деревни ничего не дал. Это было плохо. Мараться заморозкой людей насмерть и в этот раз совсем не хотелось. А ведь все начиналось так хорошо. Он не очень-то любил прибегать к крайним мерам, делал это только в случаях, если вдруг его заметили или когда был совсем на мели, но… Гейрт был не очень-то в восторге от убийств людей, оставлять после себя лишь замерзшие трупы — это как напоминание, что работа сделана грязно. Непрофессионально. А итог — ледяные трупы на полу дома… Он всегда это знал, но раньше ему было на это плевать. И только недавно он вдруг понял, что не хочет больше этого. Ведь продукт можно добыть и по-другому, а значит, нет смысла убивать столько людей, тем более это не выгодно, если посмотреть с другой стороны. И никакого удовольствия он не получал больше от смерти этих, пусть и низших, существ — людей. Это новичкам было весело оголтело вымораживать целые деревни. В компании же Гейрта считалось ювелирной работой собрать онгхус без человеческих жертв. 
    «Гиблое это место, нужно уходить, — раздражённо заключил про себя Гейрт. — Зря только время потратил». 
    Ужасно злясь на себя за то, что не поехал домой сразу, а решил завернуть в эту богом забытую деревушку: ведь ясно было с самого начала, что неоткуда тут взяться никакому онгхусу, он упаковывал прибор, изредка бросая взгляд на малоаппетитные кишки на деревьях. Это неожиданно натолкнуло его на одну мысль, и Гейрт решил проверить окрестности. Он слышал, что некоторые люди совершают жестокий ритуал, который, как и развешивание на елках внутренностей, вроде был способен задобрить «злых духов». Сам он еще не видел этого, но слышал о таком, и ему стало интересно, тем более неприятно уходить с пустыми руками. Неплохо было бы обзавестись байкой, которую можно перетереть с друзьями за чашкой крепкого бука. А здесь люди явно понимали, что равнодушие и глухота к чужому горю не делают их лучше, а потому могли провести что-то подобное. 
    В низине, в самом конце деревни, он увидел столб. Сначала он никак глазам не мог поверить: неужели правда они дошли до жизни такой? Но чем ближе подходил, тем яснее понимал — точно. Повесили девицу, и она, кстати… если верить приборам, все еще была жива. «Да твою мать, придурки недалекие!» 
    Подойдя поближе и присмотревшись, Гейрт опять чертыхнулся. Судя по виднеющимся тонким ручкам, худым плечам и острым коленкам — это был совсем еще ребенок. Досадливо сплюнув, он полез отвязывать девушку, ругаясь и недоумевая, хотя на самом деле, сработало ведь! Во всяком случае в качестве отвлекающего маневра подействовало безотказно. Теперь нужно было думать, что делать с этой девчонкой: отпустить он ее не мог и оставить так тоже, потому понимал — помрёт она ни за понюшку табака… Да и продукта не выделит столько, чтобы это было оправдано. 
    Так ничего дельного и не придумав, Гейрт попытался отвязать девицу, но абсолютно промерзшая насквозь веревка не хотела поддаваться. Промучившись и осознав, что он только время теряет, Гейрт спрыгнул и просто-напросто выстрелил из своего о старого расцарапанного слеттера по веревкам, поймав упавшее ему прямо в руки холодное тело. Он ошибся: вообще-то, девушка была не таким уж ребенком, как ему показалось сначала. На вид ей было лет семнадцать-восемнадцать, и была она уже почти отъехавшая на тот свет, вся синяя. 
    «Черт! Теперь придется еще и с ней возиться, угораздило же сюда зайти! Но посмотреть своими глазами, до чего может дойти людская глупость, нужно было, потому что одно дело слышать это от кого-то и другое дело самому удостовериться…» Неожиданно девица открыла глаза и уставилась на него ярко-голубыми радужками. 
    — Ты кто? — тихонько спросила она. 
    — Добрый дедушка Мороз! — процедил Гейрт, понимая, что теперь точно не сможет просто так уйти. Или придется взять ее с собой, или… надо будет мутить всю процедуру изъятия онгхуса прямо тут… Да твою мать! 
    Со стороны деревни ожидаемо стали раздаваться встревоженные крики, лязги, мельтешение. Надо было срочно сваливать — их заметили. Точнее, заметили, что девушка больше не привязана к столбу и висит в воздухе, так как он-то для остальных оставался невидим. Расправив полы плаща и накрывая им найденыша, Гейрт предпочел благополучно переместиться подальше от деревни и её неприятных жителей. 

Вот и познакомились

     Но если что-то пошло не так, то дальше будет только хуже. Мощности переместителя не хватило на двоих, и Гейрта с девушкой забросило в такое место, что даже он сам не сразу понял, где они находятся. Вокруг высились деревья, никаких троп или чего-то подобного не наблюдалось, а голая девица в его плаще совсем не добавляла оптимизма. «И вот чего теперь делать?» 
    Оглядываясь и пытаясь спокойно оценить обстановку, Гейрт подумал, что неплохо было бы сориентироваться по карте куда они попали. А для этого нужно сначала найти место, где можно было бы остановиться. Он перехватил девушку поудобнее и пошел вперед, приглядев довольно ровную опушку, подходящую для привала.  
    Гейрт решил, что он, усыпив девицу, дотащит ее до корабля, сотрет ей память и отправит на все четыре стороны. Пусть идет куда хочет и делает что хочет. Память никогда к ней не вернется, а это значит, что она не найдет и своих родственничков, которые отправили ее на верную смерть, и сможет начать новую жизнь. Конечно, проще всего было ее бросить и не возиться вообще. Ведь жители деревни явно принесли ее в жертву злому мне, подумалось ему. Эта местность была за ним, значит, все эти прелести в виде жертв и развешанных штук на елках — это ему подарочки. 
    Когда-то ему было все равно, но потом он заметил, что люди стали исчезать. Пропадать. И не с кого стало собирать онгхус. Он попросил у начальства сменить ему место сбора, но в ответ было сказано, чтобы собирал, что есть, и отваливал. Тогда впервые он задумался о том, что убивать людей просто невыгодно. И чтобы доказать это, он вот уже пару лет старался обходиться без человеческих жертв. Его мало кто понимал и поддерживал, в других конторах коллекторы не особенно заморачивались — два-три дома, и вот уже полна коробочка, можно ехать домой. Но ресурсы истощались слишком быстро, и вскоре высшим пилотажем стало приносить много продукта без убийства людей. 
    Выйдя на опушку, Гейрт решил, что нужно посмотреть, что там со свалившейся на его голову докукой. Зачем он забрал девчонку, он и сам не мог ответить на этот вопрос. Осталось тешить себя мыслью, что много проблем она ему не принесет. А тем временем девица пришла в себя, закутанная в его термоплащ, и теперь, высунув свой маленький, покрытый веснушками носишко, удивленно оглядывалась по сторонам.  
    Кинни показалось странным, что она не ощущает больше лютого холода. Так ведь быть не должно? Или когда совсем замерзаешь и тело пронзает тысячью колючих иголочек, оно совершенно перестает что-либо чувствовать? Но она же чувствовала, да, чувствовала тепло мягкой ткани, в которую ее закутали, и жуткую сухость во рту, словно не пила несколько дней. А это значило — она живая, и тот незнакомый мужчина ей не привиделся от нехватки воздуха, как Кинни сперва решила. Кто же он? Тот самый злой дух, что высасывает души? Ей стало так страшно, что отогревшееся было тело вновь сковало отчаянием и безысходностью, и сердечко в который раз подскочило в груди. Этот мужчина украл ее и теперь куда-то несет. Зачем? Почему не заморозил ее там, забрав душу?  
    Время будто бы застыло — минута, вторая, третья, Кинни пыталась изо всех сил прислушаться к тому, что происходит снаружи теплого «кокона», но кроме скрипа шагов по снегу и чужого шумного дыхания так ничего больше и не смогла разобрать. Она аккуратно высунулась из окутывающей ее ткани и, встретившись глазами с мужчиной, ойкнула и вся скукожилась. 
    — Ты теперь меня убьешь? — неожиданно спросила она тихим, испуганным голосом, разглядывая лицо своего спасителя. А спасителя ли? 
    — Теперь — это когда? — скептически уточнил Гейрт, не глядя на нее. Девица была не очень тяжелая, но идти с ней по лесу, волоча на своем горбу, оказалось так себе идеей. «Пусть уж лучше она идет своими ногами, так быстрее получится. Если удастся с ней договориться, конечно…» 
    — Теперь, когда ты забрал меня с собой. Ты высосешь мою душу, и я умру, — бесхитростно пояснила она, а Гейрт только досадливо покачал головой. 
    — Нужна ты мне сто лет. Есть у меня дела и поважнее. 
    — А зачем же ты меня украл? — недоверие зазвенело в голосе. Рыжие брови тонкими дугами приподнялись в удивлении. Дрожащие губы и перепуганный, полный ужаса взгляд Кинни сосредоточился на мужчине. На его серых глазах, кривой ухмылке, на хмуром лице. Ей было так страшно, что даже не удивило, что этот необычный дух говорит с ней, и она его понимает. Волшебство, наверное… 
    — Хочешь вернуться обратно в деревню? Так я тебя и не держу. Ступай, — пожал плечами Гейрт. 
    Девица несколько секунд сверлила его голубыми глазами, потом рванулась было из его рук, да запутавшись в длинных полах плаща, упала прямо в снег. Поднялась, отряхнула ладони и снова сделала попытку убежать.  
    Гейрт смотрел на нее и понимал, что влип окончательно. «Вот ведь наказание — возись теперь с ней! Прав был босс, надо было бросать это еще тогда, когда в душе его проснулась жалость к этим недалеким существам. Не надо было их жалеть, они все равно не могут ничего сделать путного, кроме как выработать много онгхуса в момент своей смерти. Или радости, но тогда немного совсем. Вся эта возня из-за слабости. Слабым быть плохо…» 
    — Далеко ушла? — спросил он Кинни, возникая прямо у нее на пути, подобно высокой преграде. 
    — Отпусти меня, пожалуйста… — пролепетала девица, почти заикаясь то ли от страха, то ли от холода, и попятилась. 
    — Повторяю, я тебя не держу. Иди, но тебе все равно не выжить в мороз в лесу, даже если я, как идиот, оставлю тебе плащ. Мне просто интересно, как далеко может зайти человеческая глупость! 
    — Что тебе от меня надо? Ты же зачем-то преследуешь меня? — почти в панике поинтересовалась Кинни, стараясь посильнее закутаться в теплую ткань плаща, и, переминаясь по сугробу босыми ступнями, пыталась их хоть как-то согреть. 
    — Я предлагаю тебе прогуляться вместе со мной. Там я кое-что с тобой сделаю, и ты пойдешь куда хочешь. 
    — Ты меня… возьмешь силой? — ее глаза раскрылись от ужаса широко-широко. 
    Она сказала это так, что Гейрт даже сначала не сразу понял, о чем она вообще говорит. А когда до него дошло, он расхохотался так, что вспугнул уснувших и пригревшихся было птиц на кривом суку старого дерева. Кинни вздрогнула от его громкого, как ей казалось, зловещего смеха, еще сильнее сжавшись в беззащитный комок, и не понимала, что его могло так развеселить. Некоторые жители деревни говорили, что иногда для этого злой дух и забирает девушек. Она так сжала кулаки, что ее пальчики побелели. Растрепанные ветром рыжие волосы скрывали покрасневшее лицо от этого страшного человека, что навис над ней, и глаза его выражали неодобрение. А самой Кинни казалось, что она вот-вот расплачется и сползет прямо в сугроб, посреди которого она так и топталась, позволив снегу впитывать все свое отчаянье. 
    — Неплохая идея в тридцатиградусный мороз! Вообще-то, красавица, я у тебя не заметил прелестей, которые могли бы меня до такой степени привлечь! — насмешливо проговорил Гейрт, смерив ее с ног до головы прищуренным взглядом, отчего щеки Кинни вспыхнули еще сильнее. — Слушай. Ты не должна была меня видеть, а я не должен был снимать тебя с твоего насеста. Ясно? У меня могут быть проблемы. Мне проще тебя убить, но я не хочу этого делать. Я могу сделать так, что ты меня никогда не вспомнишь, но для этого придется добраться до одного места. Если согласишься пойти со мной добровольно, я клянусь, что отпущу тебя в целости и сохранности. Вернешься к своим прекрасным людям, что привязали тебя к палке, и будешь счастливо жить с ними до конца своих дней. 
    — Когда ты так говоришь, я ничего не понимаю. Ты что, издеваешься? Кто ты вообще такой? — забормотала Кинни дрогнувшим от волнения голосом. Почему-то у неё вдруг сложилось такое ощущение, что он переступал через себя, пытаясь донести до неё эту информацию, вместо того, чтобы… убить. Он сказал, что не хочет ее убивать! 
    — Предлагаю для начала развести костер. Но вместе с этим, мне все-таки хотелось бы заручиться твоим принципиальным согласием. Ну что, пойдешь со мной? 
    Кинни смотрела на него не отрываясь и, наконец, едва заметно кивнула. Идти ей и правда больше было некуда, ведь в деревню она вернуться сама не могла. Да если бы и нашла дорогу обратно, дойдя по такому морозу, что ждёт Кинни рядом с теми людьми, которые повесили ее на столбе, ввергало в искренний ужас. 
    — Ладно, — глубоко вздохнул Гейрт, — как тебя зовут? 
    — Кинни (по-кельтски «красота»)*, — смущенно ответила девица, сильнее кутаясь в чужой плащ. От холода бил озноб, который она никак не могла унять. 
    — Кинни, — фыркнул он, но, поняв, что это не совсем правильная реакция, все же представился: — Меня зовут Гейрт**. Раз уж нам какое-то время суждено провести вместе, лучше если мы будем знакомы. 
    Кинни явно его оптимизма не разделяла, но предпочла благоразумно промолчать, исподтишка изучая отошедшего от нее человека. Уже стемнело, но от его одежды исходил слабый красноватый свет, и, как ни странно, все вокруг было отлично видно. Но даже любопытство не смогло победить подозрения. «Кто же он такой на самом деле? Откуда? Этот Гейрт странно одет и не менее странно разговаривает, непонятно и раздраженно, будто виня ее в чем-то. И сложно было вообще представить, зачем он взял ее с собой. Зачем приходил в их деревню?» Очевидно, он прибыл из далеких краев, о которых Кинни никогда не слышала, а только представляла. А еще мечтала, задумчиво вглядываясь куда-то туда — далеко. В небо. Мечтая, что может быть, там все же существует яркий мир, настоящий, совсем другой. Там, где хорошо. Где порой так хотелось оказаться, хотя бы на миг, сбегая из этого страшного мира, полного жестокости, зла и непонимания. Где она не будет чувствовать себя чужой и никому не нужной. А вдруг, он и правда существует там, в той странной и необъятной вселенной над головой, усыпанной миллионами больших и горящих огоньками звездочек, в которую она так часто смотрит своими огромными голубыми глазами, почти не моргая. 

_____________________________ 
* Здесь перевод указан в скобках, а не сноской для того, чтобы сразу была понятна реакция мужчины на имя девушки. 

** Гейрт — по-кельтски «старый, бывалый» 
 

Почти волшебник

     — Для начала тебе надо одеться, — пробормотал Гейрт, бросив взгляд на зябко кутавшуюся Кинни. — Наверное, кто-то, может быть, и согласился бы путешествовать с тобой в таком виде, но все же я думаю, будет лучше, если ты не окочуришься от холода. 
    — А во что мне одеться? — спросила Кинни, растерянно хлопая ресницами. — Или ты носишь с собой тулупы? 
    — Конечно, я ношу с собой тулупы, — вздохнув, ответил Гейрт, а Кинни засопела и обиженно взглянула на него, откровенно смеющегося над ней, так, будто и правда ждала чуда какого-нибудь. Гейрт подошел и, запустив пальцы в складки одежды, на что-то там нажал. — Он сам сформирует тебе одежду для мороза. — Увидев, что это слишком для ее понимания, он перестал над ней подтрунивать, а плащ постепенно сформировался в комбинезон. — Вот тут нажмешь, материал станет твердым, что-то типа обуви тебе будет… 
    — Ты что, волшебник? — зачарованно проговорила Кинни, осматривая новое одеяние и удивленно открыв рот. 
    — Почти… — скептически глянул на нее Гейрт. — Ну, для тебя, скорее всего, да. 
    — А ты умеешь исполнять желания? 
    — В основном только свои. И вот что, если ты не заткнешься, я тебя усыплю и потащу на горбу, так что не задавай мне глупых вопросов. 
    Кинни, облаченная в комбинезон, отвернулась обиженно и пробурчала: 
    — Ничего мои вопросы не глупые. А обычные. 
    Она, словно вспомнив о чем-то, оглянулась на подпирающие со всех сторон плохо проходимые дебри, поглаживая ладошками мягкую, легкую ткань ладненького комбинезончика. Ей так нравился его цвет — нежно-голубой, словно весеннее небо, и в этой странной одежде было очень тепло и уютно, даже теплее, чем в старом тулупе или возле хорошо натопленной печки. 
    Как все обернулось… Она уже совсем было думала, что все кончено, и вдруг… Сказки становятся реальностью, только надо в них верить, сильно-сильно! Кинни вдруг сама себе улыбнулась. Так, словно стояла не посреди холодного, темного, мрачного в такое время года леса, засыпанного пушистыми сугробами почти до пояса, а в каком-нибудь белом платье посреди цветущего поля, греясь в солнечных лучах. Все будет хорошо, обязательно, ведь по-другому и быть не может, правда? Ну правда ведь? А то, что рядом этот большой и странный человек… Или волшебник? Ну а кто еще, ведь люди так не умеют, как он! Кинни украдкой скосилась на Гейрта и стала потихоньку наблюдать за ним, пристально рассматривающим что-то на земле, словно пыталась увидеть в этом человеке нечто, доступное только ей. 
    Гейрт, решив не обращать внимания на капризы, бросил на опушку термальную бомбочку, сформировавшую в снегу проталину, и принялся изучать голограмму карты. «Судя по всему, корабль находится западнее отсюда, — рассуждал Гейрт, — а значит, туда и надо двигать, но для начала все же стоит немного перекусить. Темнеет рано, в лесу уже стоит непроглядная тьма, а огонь и дым от костра могут привлечь нежеланных гостей. Так что задерживаться особенно не стоит, хотя о ночлеге задуматься все же нужно. Подкрепимся и пройдем сегодня хоть немного. Чем ближе к кораблю, тем лучше, — Гейрт развел костер и разложил нехитрую провизию. — М-да, еды на двоих не хватит надолго. Хотя… если урезать себе пайку, то может и продержимся, а она вряд ли много съест, тощая как доска». 
    — А что это такое? — раздался позади него голос. Он и не заметил, как Кинни оказалась рядом и показала на тюбики, из которых выдавливалась белковая субстанция. 
    — Это такая еда. Можешь приобщиться. 
    — Я не хочу есть, — очень тихо пробормотала Кинни, совершенно не догадываясь, как из этих тюбиков можно есть. И что это за еда такая? — Пить только хочется. 
    В тот же миг ей в руки прилетела бутылка воды, которая на ощупь казалась теплой. 
    — Пей смело. Плюс ко всему прочему, в воде антибиотик. И регенератор. Не заболеешь. 
    Гейрт задумчиво поглощал пищу, все пытаясь прикинуть наиболее короткий маршрут, а Кинни вертела в руках бутылку, явно не понимая, что с ней делать и не решаясь спросить, как ее открыть. Кажется, этот Гейрт и так на нее все еще за что-то злился, и она испугалась, что он может ее прогнать. Ведь на самом деле, ей с ним было не так страшно, как оказаться одной, или же в своей деревне, снова прячась от суровой тетушки в темном углу, возле печки. Лишь спустя несколько минут, когда Гейрт понял, что она не разобралась с конструкцией ёмкости, снова глубоко вздохнув, откупорил ей бутылку. И, отдав ее в руки Кинни, строго ткнул пальцем: 
    — Глупости — молчишь. По делу — говори. Поняла? — Кинни кивнула, осторожно отпивая глоточек, а Гейрт, посмотрев на свое левое запястье, продолжил: — Надо уходить. Через полчаса начнется снежная буря, а идти нам долго, так что пойдешь за мной след в след и не отставай, поняла? 
    — Поняла. А можно вопрос? 
    — Ну? 
    — А почему у тебя одежда красная? 
    — Это все, что тебя волнует на данный момент? — Гейрт так удивился, что даже раздражение ушло на второй план. 
    — Нет, просто странно, ведь ты очень выделяешься на фоне снега! — «Логично», — подумал Гейрт, но ответил: 
    — Во-первых, красное в темноте менее заметно, если не подсвечиваться. Во-вторых, это оптический обман. Ты меня видишь, потому что для тебя я подсвечен в определённом спектре. Для всех остальных я невидим. Это отражение всего лишь, ну что-то вроде радуги, понимаешь? 
    — Радугу я вижу, — недоумевающе покачала головой Кинни и поежилась, обхватив себя руками, так как такие загадки ее немного пугали, но все же интерес был сильнее страха. 
    — Нет, на самом деле радуги как материального объекта не существует. Ты видишь только спектральное отражение света от воды. То же самое и с моим костюмом, ты видишь спектральное отражение определенного сегмента. И то только потому, что я остаюсь в видимом тебе поле. Для всех остальных я невидим. Поняла? 
    — Нет. 
    — Это такое волшебство. 
    — А-а-а, — протянула Кинни, чему-то обрадовавшись, — ясно. 
    «Фу-у-у, — подумалось Гейрту, — надо придерживаться именно этой теории!» 
    Волшебство?! Прямо как в сказках, которые Кинни рассказывала в далеком детстве мама и которые девочка очень любила. Только добрые, о чем-нибудь хорошем. Тетка Аргона никогда не утруждала себя такими мелочами, да и заботой ее не баловала, определив к работе по хозяйству с ранних лет, что от усталости порой к вечеру сил оставалось только на то, чтобы дойти до кровати. Но порой Кинни представляла себе совсем другой мир, полный разного волшебства, сказочных приключений, в красках себе рисуя, как бы это могло быть. Правда, о том мире, как и о другой жизни, можно было только мечтать. Возможно, Гейрт настоящий волшебник, вот только Кинни всегда казалось, что волшебники бывают только добрые. Но ведь… Он не похож на плохого! 
    — Ты готова? Все вопросы закончились? Можем идти? 
    Кинни кивнула, и они стали продвигаться по сугробам, строго на запад, как показывал навигатор. Порывы ветра становились все сильнее, и Гейрт, проведя манипуляции со своим комбинезоном и одеждой Кинни, загерметизировал их. Сейчас же ему в динамик понеслись вопросы — он совсем забыл, что поврежден ретранслятор, и теперь все ее мысли транслируются прямо и непосредственно ему. 
    «Кто он такой?» 
    «Что он со мной сделает?» 
    «Куда он меня тащит?» 
    «Что это за одежда и почему я не мерзну?» 
    «Наверное, это тоже какое-то волшебство, ведь он волшебник!» 
    «Он хочет забрать мою душу…» 
    — Хватит! — рявкнул в динамик Гейрт. — Ты можешь прекратить это? 
    «Что? Почему я его слышу? Откуда?» 
    — Так. Думай о чем-нибудь приятном. Я тебе ничего плохого не сделаю, ясно? Ну как тебе это еще сказать, я тащу тебя с собой, потому что не хочу тебя убивать! Все, что ты видела за последние несколько часов, ты не должна была видеть! Я сотру тебе память, ты ничего этого не вспомнишь, так что просто успокойся и не думай вслух, поняла? 
    «Как это — не думать вслух?» 
    — Мысли, которые ты проговариваешь у себя в голове, я слышу! Это нужно, чтобы пилоты могли общаться в шлемах… 
    «Кто? Что?» 
    — Это такое волшебство, ты просто не думай ни о чем и все. Сейчас будет буря, нам надо будет продвигаться не останавливаясь, потому что чем скорее мы доберемся до места, тем лучше, это понятно? 
    Ответом ему была тишина, и Гейрт вздохнул с облегчением. Какое-то время они шли довольно споро, Кинни, несмотря на свой возраст и комплекцию, была вынослива, а что касалось ходьбы по лесу, приятно удивила слаженностью и четкостью выполнения команд. 
    — Ты хорошо ходишь по лесу, делала это когда-нибудь? — В ответ ему опять была тишина. — Чего молчишь, обиделась, что ли? 
    «Ты же сам сказал не думать вслух». 
    — Но ведь я спросил. Если спрашиваю, невежливо не отвечать. 
    «Мне страшно», — честно призналась ему Кинни, все еще не понимая, как нужно реагировать на этого загадочного человека и странное волшебство, окружающее их. Она чувствовала, что Гейрт опять на нее сердится за что-то. Наверное, потому что она принесла ему много проблем. Ведь это из-за Кинни он не смог оказаться там, где ему было нужно, и теперь он вынужден пробираться пешком по заснеженному, дремучему лесу, да еще и за ней приглядывать, чтобы не потерялась. 
    «Ну и хер с тобой», — подумал Гейрт, на что она немедленно подумала: «Что такое „хер с тобой“?» 
    Стараясь изо всех сил не отставать от него, ступая своими маленькими ножками точно по следам Гейрта, Кинни пыталась не думать слишком громко, боясь навлечь на себя раздражение. Идти было тяжело, но тонкое одеяние совсем ни в какое сравнение не шло с овчинным тулупом, оно было легким, не сковывало движений. И теплое, очень теплое. А в том, что Гейрт и правда не хочет делать ей ничего плохого, Кинни была уже почти уверена. Почему-то по-настоящему злых людей она всегда чувствовала безошибочно. 
    Может быть, вся эта его суровость просто напускная? Чего проще, наверное, было бы ее заморозить, забрав душу? Разве не для этого он приходил в их край? Но ведь Гейрт не стал ее обижать, позаботился о том, чтобы она не замерзла насмерть, отдав свою одежду. И не отправил Кинни обратно в деревню, в которую она ни за что не хотела возвращаться, понимая, что, скорее всего, перепуганные жители ее убьют, посчитав какой-нибудь колдуньей. Глупые? Нет — они не такие злые, просто испуганные, недоверчивые, привыкшие видеть в людях только плохое и боящиеся всего необъяснимого и неизвестного. 
 

Без всякой задней мысли

     «Почему мы остановились?» — спросила Кинни, а Гейрт подумал, что довольно неплохо у них выходило продвигаться. За пару часов они преодолели значительное расстояние и, если верить навигатору, были все ближе к цели. 
    — Нам надо пополнить запасы провианта. Мои не бесконечны, а тут кое-чего можно найти. Мы совсем недалеко от озера, там можно будет прорубить лунку и наловить рыбы. 
    «Да. Понятно», — мысленно отозвалась Кинни, изо всех сил стараясь не думать, как он сказал — вслух, вот только сама не понимала, как это. 
    Пока Гейрт занимался налаживанием подледной ловли, у Кинни крутился в голове единственный вопрос: почему они до сих пор не замерзли? Это так доставало, что Гейрт решил, — если он попытается все же объяснить ей, то, может быть, это прекратится? 
    — Эта ткань такая. Ну… волшебная. Она… собирает тепло твоего тела и, аккумулируя его, согревает. Ясно? Все то же самое, что и с тулупом, тепло сохраняется за счет свойств ткани. 
    «Но ведь оно очень тонкое! А тулуп-то толстый и тяжелый!» 
    — Да, это потому, что тулуп имеет такие свойства за счет плотности материала, а эта ткань сама себя разогревает, поглощая свет, понимаешь? Этого хватает на несколько суток, не говоря уж о ночи. Мы сейчас поедим, а потом надо будет устраиваться на ночлег, и уж прости меня, милая, но придется тебя раздеть — плащ нужен будет, чтобы мы могли безопасно переночевать. 
    «Но я ведь…» 
    — Не волнуйся, дам тебе свою поддеву. Под плащом не замерзнешь. 
    В пластиковом мешке уже плескалось несколько рыбешек, и Гейрт предвкушал настоящий пир. Последнее время редко когда удавалось хорошо поесть обычной, приготовленной еды — все приходилось обходиться концентратами. Может, оно и хорошо, что он взял ее с собой, не было бы её, не стал бы он заморачиваться на питании. А ее кормить было надо, на лекарствах она все равно долго не протянула бы, человеческому организму нужны калории. 
    Он время от времени косился на Кинни, которая занималась тем, что раскапывала лед и каталась на нем, вжикая уплотненной тканью комбинезона. «Совсем еще ребенок, — подумалось Гейрту. — За что же они с ней так? Неужели не нашлось кого-то повзрослее и… пострашнее для такого дела? Чем же она им не угодила?» 
    Когда ему показалось, что рыбы достаточно, он подхватил мешок и занялся обустройством места для привала. Термальных бомбочек осталось всего ничего, на пару раз только, а идти еще долго, так что надо было бы в прошлый раз сэкономить… Так, бурча себе под нос и прикидывая, как сократить путь, сверяясь с виртуальной картой, он уже наладил было место привала, когда обнаружил, что мешка с рыбой нигде нет. 
    Гейрт оглянулся, подумав, что, возможно, животные посетили их лагерь, хотя, вообще-то, это совершенно фантастично, потому что термальная бомбочка гарантированно отгоняет всех зверей вокруг, но всякое бывает. Приглядевшись, он заметил Кинни, стоящую на коленях возле лунки. 
    — Что ты делаешь? — спросил он у нее, а Кинни вздрогнула и обернулась, глядя на Гейрта, широко распахнув голубые глаза. Казалось, она переводила взгляд на него медленно, растерянно и виновато одновременно. Где-то там, в глубине этих огромных глаз, плескался испуг. К нему? К заданному вопросу? 
    — Понимаешь… Я… увидела, они такие несчастные… — быстро залепетала Кинни, проглатывая слова и пряча за спиной мешок. Пустой мешок. А где… — Прямо как я, мы же не оставили им ни единого шанса… Они открывали рот, будто просили, «отпусти!» А ты… Ты сможешь раздобыть нам другой еды, которую не надо будет убивать… 
    У Гейрта отвалилась челюсть. Уже совсем темно, время к ночи и еще больше похолодало, шансов наловить кого-то в таких условиях ноль целых, ноль десятых. Полный растерянности и страха взгляд Кинни изучал его лицо, когда он, резко сглотнув и пытаясь набрать в грудь побольше воздуха, осознал случившееся. 
    — Ты понимаешь, что натворила?! — заорал он на нее, а Кинни отшатнулась. — Ты понимаешь, что мы теперь не дотянем до корабля! Будет или нет еще шанс поесть нормально — неизвестно, а моих запасов на двоих не хватит! 
    — Но ты же… можешь! — Ресницы дрогнули, да губы сжались в тонкую нить, и поначалу казалось, что она не знала, куда себя деть. Глаза так и бегали, пытаясь найти пути к отступлению от нависающего над ней Гейрта. 
    Нужно что-то сказать… Что-то… Но от взгляда Гейрта она словно язык проглотила, в мгновение ока разучившись говорить, и нервно вздрагивала. «И чего он так разозлился?» — только и думала Кинни. В ушах даже от его громкого крика зазвенело. 
    — Я не могу создать что-то из ничего! И никакие мои мифические способности не помогут! — Гейрт отвернулся, не в силах больше смотреть на эту наивную дурочку, верящую в сказки и оставившую их без ужина. Твою мать, теперь понятно, почему ее привязали к столбу, он сам готов был подвесить ее на ближайшем дереве, ну надо быть такой дурой! Рыбу она пожалела, просто чудовищный гуманизм! — Все! Убирайся! Ступай в свою деревню или куда хочешь, я тебя рядом терпеть не буду! 
    Она все так и сидела на льду, гладя на него огромными, испуганными глазами, которые наполнялись слезами, готовой пролиться в любую секунду. 
    Это все его жалость к этим людишкам, они тупые, как пробки, невозможно с ними общаться, надо только брать от них онгхус и проваливать! Ну почему он этого не сделал? Зачем он поперся за ней, а потом с ней куда-то? Да пусть бы она даже и рассказала про него, она такая дура, кто бы ей поверил? 
    Она потянулась и пальцами, окутанными термотканью, стала нащупывать кнопку трансформации. «Надо же, запомнила», — вдруг пронеслось у Гейрта в голове. Старый он стал для этого, нельзя жалеть людей в ущерб себе, он изменил главному правилу коллектора и теперь… платил за это. 
    Крупно трясясь от холода, Кинни протянула ему плащ, стыдливо стараясь прикрыться одной рукой. Он, закатив глаза и глубоко вздохнув, взял у нее ткань, скривившись при виде крупных горошин слез, покатившихся по пунцовым щекам, и отошел к деревьям для того, чтобы преобразовать плащ в купол. Кинни, обхватив хрупкие плечики руками, двинулась в сторону озера. 
    После слов Гейрта внутри у неё всё оборвалось, позволив дать волю слезам. Она, конечно же, понимала, что он мог рассердиться на нее за отпущенную рыбу, но имела наивность полагать, что если он захотел взять ее с собой, то гнать куда глаза глядят ни за что не станет, прекрасно зная, что Кинни погибнет. Но как же она ошибалась. Всё это время, пока они шли, он, наверное, не переставал думать о том, что для него она станет только обузой. Какой же глупой Кинни себя сейчас чувствовала. Ведь сколько ни присматривалась она к Гейрту, а разглядеть в нем такой жестокости не смогла. 
    — А ну стоять! — рявкнул Гейрт, а Кинни вздрогнула, в мгновенье замерев, будто промерзнув насквозь от лютого мороза. — Иди сюда, быстро залезла в шатер, пока совсем не околела. 
    — Но ты с-сказал, чтобы я ух-х-ходила, — только и успела проговорить Кинни, прежде чем рухнула прямо в снег без сознания. 
    Гейрт моментально оказался рядом с ней и, подхватив на руки, включил режим обогревания своего комбинезона на полную мощность. «Ну сказал, а ты взяла и пошла, тоже мне, снегурочка! Замерзшая, зато гордая…» — думал Гейрт, пока плащ трансформировался в купол. Держать на руках Кинни было не тяжело, но какое-то неясное чувство по отношению к ней действовало раздражающе. Он не мог не заметить, какая она… ладная. Какая у нее светлая и почти прозрачная кожа, которая будто вся светилась изнутри. Он как-то раньше не особенно разглядывал женщин, а теперь вот представилась возможность рассмотреть во всей красе, и он с трудом отводил от нее взгляд. Потому что на эту девушку ему хотелось глазеть не отрываясь, и от этого становилось совсем хреново. Быстро выбравшись из комбинезона, он закутал ее в термальную поддеву, и стало как-то немного легче. 
    «Вот же докука, твою мать!» — подумалось Гейрту. Он то и дело оглядывался на Кинни, лежащую на полу шатра. Прошло уже довольно много времени, она совершенно точно должна была уже отогреться. Конечно, она долго была на морозе без защиты, но он давал ей биотики и клеточные восстановители вместе с водой, не должна была она заболеть. Гейрт просканировал ее датчиком жизнеобеспечения, но ничего критического прибор не показал. Только слегка замедленные показатели функций некоторых органов, но это и понятно, она ведь спала. Наверное, сказались события последних дней, вот и не выдержала… И чего вдруг он на нее взъелся так, ну подумаешь, оставила их обоих без ужина, что теперь, убивать ее за это? 
    Оглядев запасы провианта, Гейрт поджал губы и нахмурился, решив лечь спать прямо так, на голодный желудок. В шатре они, конечно, не замерзнут, а утром надо будет хорошенько подкрепиться. И заставить Кинни поесть, путь будет неблизкий.