Длинный путь

Глава 1

Старый голубой «форд», заехавший тем утром на охраняемую автостоянку, был похож на запыхавшуюся от быстрого бега собачонку. Один из охранников, молодой солдат с безучастным выражением лица, попросил показать удостоверение, и парень на заднем сиденье протянул синюю пластиковую карточку матери. Та передала ее охраннику, который сунул карточку в компьютер, выглядевший довольно странно в этом захолустье. Компьютер заглотил карточку, и на его экране высветилось:

ГЭРРЕТИ РЭЙМОНД ДЭВИС

РД 1 ПАУНЭЛ МЭН

ГРАФСТВО АНДРОСКОГГИН

НОМЕР УДОСТОВЕРЕНИЯ 49-801-89

ВЕРНО ВЕРНО ВЕРНО

Охранник нажал кнопку, и все исчезло. Экран засветился ровным зеленоватым светом. Он махнул рукой, чтобы они проезжали.

— А они не отдадут карточку? — спросила миссис Гэррети.

— Нет, ма, — терпеливо ответил Гэррети.

— Мне это не нравится, — заметила она, выезжая на свободное место. Она говорила это с тех пор, как они встали в два часа ночи. Вернее, стонала. — Не беспокойся, — сказал он в который раз, сам себя не слыша.

Он был слишком погружен в свои ощущения — смесь возбуждения и страха.

С последним астматическим выдохом мотора он выбрался из машины высокий, стройный парень в поношенной армейской куртке.

Его мать была тоже высокой, но чересчур худой. Грудь у нее почти отсутствовала. Глаза ее безучастно уставились куда-то в одну точку, как у тяжелобольной. Стального оттенка волосы косо сбились под тяжестью клипс, а платье висело, как на вешалке, — она словно разом потеряла солидную часть веса.

— Рэй, — проговорила она заговорщическим шепотом, от которого он вздрогнул. — Рэй, послушай… Он мотнул головой и стал заправлять в штаны выбившуюся рубашку.

Один из охранников ел что-то из консервной банки, одновременно разглядывая комикс. Гэррети смотрел на него и, наверно, в десятитысячный раз думал:

“Все это на самом деле".

Теперь впервые эта мысль находила подтверждение.

— Еще есть время изменить решение… И возбуждение, и страх подпрыгнули еще на одно деление.

— Уже нет, — сказал он. — Отсчет начался со вчерашнего дня.

Тем же заговорщическим шепотом, который он терпеть не мог:

— Они поймут, я уверена. Майор…

— Майор… — при этом слове, повторенном им, мать вздрогнула. — Ты знаешь, что сделает Майор.

Еще одна машина завершила краткий ритуал у ворот и подъехала к ним.

Из нее вышел парень с темными волосами. За ним последовали его родители, и на какое-то мгновение все трое застыли в напряжении, как бейсбольные игроки на поле. У парня, как и у всех остальных, был с собой легкий рюкзак.

Гэррети подумал, найдется ли идиот, который отправился в путь с чем-нибудь другим. — Так ты не хочешь?

Он почувствовал вину. Рей Гэррети в свои шестнадцать уже знал кое-что о чувстве вины. Но она, в свою очередь, знала, что он слишком устал, слишком напуган или слишком далек от ее взрослых страхов, чтобы остановиться, прежде чем заработает громоздкая безжалостная махина государства с ее охранниками в хаки и компьютерными терминалами.

Он положил руку ей на плечо.

— Это мое решение, мама. Я… — он оглянулся. Никто не обращал на них никакого внимания. — Я люблю тебя, но мне придется это сделать, так или иначе.

— Неправда, — всхлипнула она. — Рей, это неправда, если бы твой отец был здесь, он бы помешал…

— Но его же нет? — он спешил остановить ее слезы даже таким жестоким способом… Что если они оттащат ее прочь? Он слышал, что такое случалось.

От одной мысли об этом его пробрала дрожь. Уже мягче он сказал:

— Пускай все идет, как идет. Ладно, мама? — он заставил себя улыбнуться. — Ладно, — ответил он за нее.

Ее подбородок еще дрожал, но она кивнула. Просто было уже слишком поздно, и она тоже это понимала.

По кронам сосен прошелестел легкий ветерок. Небо было безмятежно голубым. Впереди лежала дорога, и каменный столбик на ней обозначал границу между Америкой и Канадой. Внезапно его возбуждение превозмогло страх, и ему захотелось пойти, захотелось увидеть себя на этой дороге.

— Вот, я испекла. Ты ведь можешь их взять? Они не тяжелые, — она протянула ему пакетик с печеньем.

— Спасибо, — он взял пакет и неловко обнял ее, пытаясь этим объятием внушить ей то, что она хотела, — что все кончится хорошо… Хотя он сам в это не верил. Он поцеловал ее в щеку — ее кожа напоминала старый шелк. Вдруг ему самому захотелось плакать. Потом он вспомнил усатое, смеющееся лицо Майора и быстро шагнул назад, засовывая печенье в карман куртки.

— Счастливо, мама.

— Счастливого пути, Рэй. Будь хорошим мальчиком.

Она постояла возле него еще минуту — легкая, почти невесомая, и весенний ветерок, казалось, мог подхватить ее, как пух одуванчика. Потом она села в машину и завела мотор. Гэррети остался стоять. Она помахала ему, и теперь он ясно видел на ее глазах слезы. Он помахал в ответ, стараясь выглядеть бодро; но как только машина отъехала и скрылась за воротами, одиночество и страх снова навалились на него.

Он повернулся к дороге. Темноволосый парень смотрел, как уезжают его родители. На щеке у него розовел шрам. Гэррети поздоровался.

— Привет, — сказал парень.

— Я Рэй Гэррети.

— А я Питер Макфрис.

— Готов?

Макфрис пожал плечами:

— Готов бежать. Это не очень-то хорошо.

Гэррети со знающим видом кивнул.

Они вдвоем пошли к пограничному столбу на дороге. Сзади подъезжали еще машины. Какая-то женщина внезапно начала кричать. Ни Гэррети, ни Макфрис не обернулись. Инстинктивно они сошлись ближе, а перед ними лежала дорога, темная и широкая, как река.

— Днем покрытие будет горячим, — сказал Макфрис. Гэррети опять кивнул.

Макфрис задумчиво посмотрел на него.

— Ты сколько весишь?

— Сто шестьдесят.

— А я сто шестьдесят семь. Говорят, те, кто тяжелее, быстрее устают, но я считаю, что я в хорошей форме.

Гэррети тоже так показалось. Он хотел спросить, кто это сказал, что те, кто тяжелее, устают быстрее, но раздумал. Путь давно оброс легендами и апокрифами, автора которых было не отыскать.

Макфрис присел в тени рядом с несколькими парнями, после минутного колебания Гэррети сел рядом. Макфрис, казалось, забыл о его существовании.

Гэррети посмотрел на часы — пять минут девятого. Старт через пятьдесят пять минут. Нетерпение и тревога нарастали, и, чтобы сопротивляться им, он стал вглядываться в своих будущих попутчиков. Все они сидели, группами и поодиночке; один забрался на нижнюю ветку сосны и ел что-то вроде сэндвича с яйцом, глядя на дорогу. Он был тощим и светловолосым, в красных штанах и зеленом свитере, протершемся на локтях.

Гэррети подумал: интересно, тощим легче идти или они сдадут первыми? Там, где сидели они с Макфрисом, завязался разговор.

— Я не собираюсь спешить, — сказал один парень. — Ну, получу предупреждение, что с того? Это только для порядка. Порядок здесь — ключевое слово, запомните это.

Он оглянулся и заметил Гэррети и Макфриса.

— О, еще ягнята на бойню! Привет, парни. Меня зовут Хэнк Олсон, и ходить — мое хобби, — он сказал это без улыбки.

Гэррети назвал себя; Макфрис пробормотал свое имя еле слышно, не отрывая глаз от дороги.

— Я Арт Бейкер, — сказал еще один тихо, с легким южным акцентом.

Они обменялись рукопожатиями. На минуту повисло молчание, потом Макфрис сказал:

— Страшно немного, правда?

Все кивнули, кроме Хэнка Олсона, который пожал плечами и усмехнулся.

Гэррети смотрел на парня в красных штанах, который доел сэндвич, скатал бумагу в шарик и неловко бросил за плечо. «Этот накроется раньше», — подумал он, и от этой мысли ему почему-то стало легче.

— Видите вон то место возле границы? — спросил Олсон.

Они все взглянули. Ветер играл тенями в разросшейся траве, и Гэррети не мог увидеть ничего определенного.

— Это осталось от прошлогоднего Пути, — с мрачным удовлетворением пояснил Олсон. — Один так испугался, что застыл там ровно в девять. Гэррети представил это и похолодел.

— Не мог двинуться, понимаете? Ему влепили три предупреждения и через две минуты выписали пропуск. Прямо тут, у старта.

А что, если его ноги не смогут сдвинуться с места? Гэррети такого не предполагал, но заранее не мог быть уверен. Эта мысль сводила с ума, и зачем этот Хэнк рассказывает такие жуткие вещи?

Внезапно Арт Бейкер резко привстал.

— Вот он!

Песочного цвета джип подъехал к пограничному столбу и остановился. За ним ползла странная гусеничная машина, похожая на вездеход, по бокам которого торчали тарелочки радаров. Наверху машины сидели двое солдат, и Гэррети при виде их почувствовал холод в желудке. В руках они держали тяжелые армейские карабины.

Некоторые вскочили, но Гэррети остался сидеть. Так же, как Олсон и Бейкер, а Макфрис вообще был так погружен в свои мысли, что, казалось, ничего не замечал.

Из джипа вылез Майор — высокий, загорелый мужчина с военной выправкой.

Загар очень подходил к его выгоревшему защитному костюму. На поясе у него была кобура, а на лице — темные очки. Ходили слухи, что глаза Майора не выносят яркого света, и он появляется на людях исключительно в очках.

— Сидите, ребята, — сказал он. — Помните пункт 13.

Этот пункт гласил: «Сохраняй энергию по мере возможности».

Те, кто успел встать, снова сели. Гэррети опять посмотрел на часы и решил, что они немного спешат. Было 8.16, а Майор никогда не опаздывал. Он хотел перевести часы на минуту назад, а потом забыл.

— Не буду произносить речей, — сказал Майор, глядя на них черными пустыми линзами. — Просто поздравляю того из вас, кто победит, и выражаю сожаление проигравшим.

Он отвернулся к джипу. Все молчали. Гэррети глубоко вдохнул свежий весенний воздух. День будет теплым, для ходьбы в самый раз.

Майор опять повернулся к ним. В руках он держал папку.

— Когда я назову вашу фамилию, выйдите, пожалуйста, вперед и возьмите ваш номер. Потом вернитесь на место и стойте, пока я не дам знак начинать. — Вот мы и в армии, — с ухмылкой шепнул Олсон, но Гэррети не обратил внимания. Майором нельзя было не восхищаться. Отец Гэррети, пока его не забрали люди из Эскадрона, часто говорил, что Майор — самый гнусный и опасный монстр, какого нация когда-либо производила. Но он никогда не видел Майора так, лицом к лицу.

— Ааронсон.

Низкорослый крепыш деревенского вида с обожженной солнцем шеей неуклюже шагнул вперед, явно сконфуженный присутствием Майора, и взяла большую пластиковую единицу. Он прикрепил ее к рубашке и получил от Майора поощрительный хлопок по спине.

— Абрахам.

Высокий рыжий парень в джинсах и ковбойке. Куртка у него была по-школьному обвязана вокруг пояса и хлопала по ногам при каждом шаге.

Олсон фыркнул.

— Бейкер Артур.

— Это я, — Бейкер встал с нарочитой медлительностью, что заставило Гэррети понервничать. «Тянет время, — подумал он. — Или строит из себя смельчака».

Бейкер вернулся, прицепляя на ходу номер три к рубашке.

— Он что-нибудь тебе сказал? — спросил Гэррети.

— Он спросил, не жарко ли у нас дома. Да… Майор так спросил.

— Не так жарко, как будет здесь, — хихикнул Олсон.

— Бейкер Джеймс, — продолжил Майор перекличку.

Она продолжалась до 8.40 и прошла успешно. Никто не отказался.

Позади, на стоянке, стали разъезжаться оставшиеся машины — парни из списка запасных уезжали домой, чтобы посмотреть ДЛИННЫЙ ПУТЬ — по телевизору. «Началось, — подумал Гэррети, — в самом деле началось».

Когда пришла его очередь, Майор протянул ему номер 47 и пожелал удачи.

Вблизи от Майора веяло чем-то очень мужским — силой, должно быть, и властью. Гэррети вдруг захотелось потрогать его и убедиться, что он настоящий.

Питер Макфрис получил номер 61, Хэнк Олсон — 70. Он пробыл у Майора дольше остальных. Майор засмеялся чему-то, что сказал Олсон, и хлопнул его по спине.

— Я посоветовал ему приберечь побольше денег для меня, — рассказал он, вернувшись. — А он сказал мне:

“Давай, попробуй их взять". Сказал, что любит таких остряков.

“Возьми их, парень", — так он сказал.

— Ну-ну, — сказал Макфрис, подмигнув Гэррети. Гэррети не мог понять, что он имел в виду. Смеялся над Олсоном?

Тощий парень, который сидел на дереве, оказался Стеббинсом. Он взял свой номер молча, потупив глаза, и тут же вернулся на свое место. Почему-то он заинтересовал Гэррети.

Номер 100 дали здоровенному рыжему парню по фамилии Зак. После этого они все сели и стали ждать.

Потом трое солдат из вездехода принесли им широкие ремни с карманами.

В карманах лежали тюбики с высококалорийными концентратами. Другие солдаты раздали фляжки с водой. Все опоясались ремнями. Олсон нацепил свой на самые бедра, как ковбой, выудил плитку шоколада и захрустел ей.

— Неплохо, — заметил он, ухмыляясь.

Он запил шоколад водой из фляжки, и Гэррети спросил себя: то ли Олсон просто храбрится, то ли он знает о жизни что-то такое, чего не знает он, Гэррети.

Майор оглядел их. Часы Гэррети показывали 8.56 — насколько они все-таки спешат? В животе неприятно урчало.

— Ладно, парни, станьте по десяткам. Не надо строгого порядка.

Становитесь со своими друзьями, если хотите.

Гэррети встал, ощущая нереальность происходящего. Его тело словно перешло к кому-то другому, и он наблюдал все это со стороны. — Вот мы и пошли, — сказал сбоку Макфрис. — Желаю удачи. — И тебе тоже, — ответил удивленный Гэррети.

Макфрис выглядел бледным и озабоченным. Он попытался улыбнуться и не смог. Шрам горел на его лице, как странный восклицательный знак.

Стеббинс встал и подошел к последней десятке. Олсон, Бейкер, Макфрис и Гэррети оказались вместе в третьей. Рот у Гэррети пересох, но он решил пока не пить. Никогда еще он так не беспокоился о своих ногах. Вдруг он застынет на месте и получит свой пропуск прямо на старте? Он подумал о том, когда это случится со Стеббинсом — Стеббинсом, который носил красные штаны и ел сэндвич с яйцом.

Получит ли он пропуск первым? И как это выглядит со стороны?

На его часах было 8.59.

Майор держал в руке сияющий стальной хронометр. Сто взглядов внимательно смотрели, как он медленно поднимает руку. Нависло неописуемое молчание.

Часы Гэррети показывали 9.00, но рука оставалась неподвижной.

Ну, давай же! Почему он медлит?

Гэррети едва не закричал.

Потом он вспомнил, что его часы на минуту спешат. Нужно было перевести их, но он забыл.

Рука Майора резко упала.

— Удачи вам всем, — сказал он без выражения. Глаза его все так же прятались за темными очками.

Они пошли, стараясь не спешить.

Гэррети пошел вместе со всеми. Он не застыл на месте, и никто не застыл. Ноги послушно пронесли его мимо пограничного столба рядом с Макфрисом и Олсоном. Звук шагов казался очень громким.

Вот так, вот так, вот так.

Внезапно его охватило острое желание остановиться. Посмотреть, не шутка ли все это. Он быстро прогнал эту безумную мысль.

Они вышли из тени на солнце, теплое весеннее солнце. Это успокоило Гэррети, и он сунул руки в карманы и пристроился к Макфрису. Десятки начали рассыпаться — каждый подбирал собственный ритм и скорость. Мимо протащился вездеход, поднимая пыль. Тарелки радаров деловито вращались, фиксируя скорость каждого участка на компьютере. Низший предел допустимой скорости был что-то около четырех миль в час.

— Предупреждение! — Предупреждение 88-му! Гэррети оглянулся. 88-м был Стеббинс. Конечно, он был уверен, что Стеббинсу выпишут пропуск прямо здесь, у старта.

— Чудесно, — голос Олсона.

— Что? — Гэррети пришлось совершить усилие, чтобы пошевелить языком. — Он получил предупреждение, когда еще не устал и может подумать о том, как себя вести. И он может легко избавиться от этого — пройди час без предупреждения, и с тебя снимут предыдущее. Ты знаешь.

— Знаю, — сказал Гэррети. Это было в правилах. Ты получаешь три предупреждения, а на четвертый раз, когда твоя скорость упадет ниже четырех миль в час, тебя… Ну, ты сходишь с дистанции. Но если ты после трех предупреждений проходишь три часа, то можешь считать себя заново родившимся.

— И он знает, — сказал Олсон. — Так что ровно в 10.20 он будет оправдан.

Гэррети чувствовал себя прекрасно. Пограничный столб исчез из виду, когда они перевалили холм и начали спуск в длинную, поросшую соснами долину. Там и тут виднелись аккуратные поля со свежевскопанной землей.

— Картошка, что ли? — спросил Макфрис.

— Лучшая в мире, — автоматически ответил Гэррети.

— Ты из Мэна? — поинтересовался Бейкер.

— Да, только с побережья.

Он посмотрел вперед. Несколько участников оторвались от остальных, делая около шести миль в час. На двоих были одинаковые кожаные куртки с чем-то вроде орла на спине. Гэррети захотелось догнать их, но он твердо по мнил: спешить не надо. «Сохраняй энергию по мере возможности» — пункт 13.

— И дорога проходит рядом с твоим городом? — спросил Макфрис.

— В семи милях. Я думаю, моя мать и подружка выйдут меня встретить, — он прервался и добавил, — если, конечно, я еще буду идти.

— Ну, к побережью где-то двадцать пять из нас уже сойдут, — бросил Олсон со своим обычным видом знатока.

Наступило молчание. Все знали, что в этом Олсон прав. Еще двое участников получили предупреждение, и чтобы там ни говорил Олсон, сердце Гэррети каждый раз екало. Он оглянулся на Стеббинса — тот по-прежнему плелся позади, доедая очередной сэндвич с яйцом. Это был уже третий сэндвич, извлеченный им из кармана зеленого свитера. Гэррети подумал о том, кто их дал ему — должно быть, мать, — и вспомнил о печенье, которое дала ему его мать, настойчиво, словно пытаясь отпугнуть от него злых духов. — Почему они не пускают людей посмотреть на старт? — спросил Гэррети. — Чтобы не отвлекать внимания участников, — сказал чей-то голос.

Гэррети повернул голову. Это был невысокого роста темноволосый парень с номером пять на куртке. Гэррети не помнил его фамилии.

— Внимание?

— Ну да. Майор говорил, что для участников Длинного пути очень важно сконцентрироваться с самого начала, — он почесал свой острый нос большим пальцем. На носу багровел солидных размеров прыщ. — И я с ним согласен. Люди, телевидение — все это очень отвлекает. А нам нужно сосредоточиться, — он посмотрел на Гэррети маленькими карими глазками и повторил. — Сосредоточиться!

— Все, на чем я сосредоточен — это поднимать и опускать ноги, — заметил Олсон. Номер пять поморщился.

— Так не пойдет. Нужно сосредоточиться на себе, на своем плане.

Кстати, я Гэри Баркович из Вашингтона, округ Колумбия.

— А я — Джон Картер из Барсума, Марс, — сказал Олсон.

Баркович недовольно скривился и отстал.

— Да, в любых часах сидит своя кукушка, — заметил Олсон, но Гэррети этот Баркович показался не таким уж глупым — во всяком случае, пока один из солдат не крикнул пять минут спустя: "Предупреждение! Предупреждение пятому!”

— Мне попал камень в ботинок! — крикнул в ответ Баркович.

Солдат не ответил. Он спрыгнул с вездехода и остановился на обочине напротив Барковича, глядя на такой же стальной хронометр, как у Майора.

Баркович совсем остановился, сдернул с ноги ботинок и потряс его. Его смуглое лицо блестело от пота, и он не обратил внимания, когда солдат сделал ему второе предупреждение. Он заботливо подтягивал носок.

— Ого, — сказал Олсон. Они все разом обернулись и шли теперь задом наперед, следя за развитием событий.

Стеббинс прошел мимо Барковича, не взглянув на него. Теперь Баркович остался один посреди дороги. Он уже надевал ботинок.

— Третье предупреждение пятому! Последнее предупреждение.

Что-то зашевелилось в желудке Гэррети, как комок липкой слизи. Он не хотел смотреть и знал, что ходьба задом наперед не способствует сбережению энергии, но не мог ничего поделать. Он физически ощущал, как последние секунды Барковича падают куда-то в пустоту.

— О Господи, — сказал Олсон. — Сейчас этот болван получит свой отпуск.

Но тут Баркович пошел. Он задержался на секунду, чтобы отряхнуть грязь с коленей, и скоро догнал впереди идущих. Обогнав Стеббинса, который по-прежнему не глядел на него, он приблизился к Олсону. Он ухмыльнулся, карие глаза блестели.

— Видел? Я сумел отдохнуть. Это входит в мой план.

— Можешь так думать, — ответил Олсон чуть громче, чем обычно. — Я вижу только то, что ты получил три предупреждения. За паршивую минуту тебе придется идти три гребаных часа. И зачем тебе отдых? Мы же только начали.

Баркович сверкнул глазами.

— Еще посмотрим, кто раньше получит пропуск, ты или я, — огрызнулся он. — Это тоже мой план.

— Твой план что-то очень похож на то, что выходит из моей задницы, — заметил Олсон, и Бейкер прыснул. Баркович фыркнул и ушел вперед.

— Смотри не споткнись, парень, — бросил ему вслед Олсон. — Больше они не станут с тобой разговаривать.

Баркович шел, не оглядываясь.

В 9.13 по часам Гэррети (он так и не перевел их на минуту назад) сзади появился джип Майора. Подъехав к ним, Майор высунулся из машины и поднес ко рту громкоговоритель.

— Рад сообщить ребята, что вы одолели первую милю пути. Напоминаю, что самой длинной дистанцией, которую участники когда-либо одолели в полном составе, было семь и три четверти мили. Надеюсь, что вы улучшите этот результат.

Джип уехал вперед. Олсон смотрел ему вслед неподвижным, испуганным взглядом. «Даже до восьми миль не дотянули», — подумал Гэррети. Он думал раньше, что никто, даже Стеббинс, не получит пропуск по крайней мере до конца дня. Тот же Баркович — ему ведь нужно было всего лишь идти три часа, не снижая скорости.

— Рэй! — это был Арт Бейкер. Он снял куртку и перекинул ее через руку.

— А почему ты решил участвовать в Длинном пути?

Гэррети достал фляжку и отхлебнул глоток воды. Она была холодная и вкусная. На губах остались капли, и он слизнул их.

— Сам не знаю, — честно признался он.

— Я тоже, — Бейкер на миг задумался. — Может, тебя обижали в школе или еще где-нибудь?

— Нет.

— Меня тоже. Но сейчас это, наверное, не имеет значения.

— Наверное, — согласился Гэррети.

Разговор заглох сам собой. Они миновали деревеньку с магазином и бензоколонкой. У бензоколонки сидели на садовых стульях два старика и глядели на них стариковскими ящеричьими глазами. Молодая женщина на ступеньках магазина подняла своего маленького сына, чтобы он мог видеть их.

Рядом стояли двое ребят постарше, кто-то заговорил о том, с какой скоростью они идут. Один утверждал, что семь миль в час, другой — что десять. Кто-то авторитетно заметил, что парень впереди получил уже три порции.

Гэррети подумал, что будь это правдой, он бы уже не был впереди.

Олсон доел плитку шоколада, начатую на старте, и запил ее водой.

Другие тоже ели, но Гэррети решил подождать, пока не проголодается по-настоящему. Он слышал, что эти концентраты хорошо утоляют голод, когда-то их ели космонавты.

Вскоре после десяти они миновали указатель «Лайм-стоун 10 мл».

Гэррети вспомнил единственный ДЛИННЫЙ ПУТЬ —, который он видел вместе с отцом. Тогда они поехали во Фрипорт и смотрели, как участники проходили по улице — усталые, с пустыми глазами, не обращая внимания на приветствия и аплодисменты, которыми их награждала толпа. Отец сказал потом, что люди стояли вдоль дороги до самого Бангора. Выше дорога была окружена кордоном — должно быть, чтобы участники могли сконцентрироваться, как говорил Баркович. Но с тех пор, похоже, интерес к Длинному пути немного упал.

К тому времени, когда участники достигли Фрипорта, они находились в дороге уже 72 часа. Гэррети было десять лет, но он хорошо помнил все. Когда участники были еще в шести милях от города, Майор обратился к собравшимся с речью — начал с Духа Состязания, продолжил Патриотизмом и закончил каким-то Валовым Национальным Продуктом. Гэррети тогда рассмеялся — слово "валовый” показалось ему чем-то противным, вроде тараканов. Он съел шесть хот-догов и к моменту встречи участников намочил штаны.

Один из них кричал — это было самое яркое воспоминание. Каждый раз, поднимая и опуская ноги, он кричал: «Не могу! Не могу! Не могу-у-у!!!» Но он все равно шел, и все они шли, и скоро скрылись за зданием универмага.

Гэррети был слегка разочарован тем, что никому из них не выписали пропуск.

Больше они не видели Длинного пути. В тот же вечер, перед сном, Гэррети слышал, как его отец кричит на кого-то по телефону, как он всегда делал, когда был пьян или говорил о политике, а мать шепотом уговаривала его замолчать и не губить себя, пока кто-нибудь его не подслушал.

Гэррети отпил еще воды. Они прошли еще дома, возле которых целые семьи махали им, улыбаясь и попивая кока-колу.

— Гэррети, — позвал Макфрис. — Ты погляди!

Симпатичная девушка лет шестнадцати в белой блузке и красных шортах держала плакат: "Гэррети, номер 47, давай — давай! Ты из Мэна, не забывай!

Мы любим тебя, Рэй!”

Сердце Гэррети забилось сильнее. Внезапно он понял, что выиграет — незнакомая девушка обещала ему это.

Олсон свистнул и принялся совать свой потный указательный палец в кулак. «Грязная шутка», — подумал Гэррети.

Черт с ним, с пунктом 13! Гэррети подбежал к обочине, девушка увидела его номер, кинулась к нему и поцеловала в губы. Внезапно Гэррети почувствовал возбуждение. Девушка впилась в него, осторожно облизывая его рот. С трудом сознавая, что делает, он обхватил ее круглую попку и притянул к себе.

— Предупреждение! Предупреждение 47-му!

Гэррети шагнул назад и усмехнулся.

— Спасибо.

— О…О, извини! — она, расширив глаза, смотрела на него. Он хотел сказать еще что-нибудь, но солдат уже открывал рот для второго предупреждения. Он потрусил на свое место, чувствуя себя немного виноватым перед пунктом 13.

Олсон ухмыльнулся ему.

— За такое не жалко получить и три предупреждения.

Гэррети не ответил, но повернулся и помахал девушке. Когда она скрылась из виду, он пошел вперед решительно и твердо. Через час предупреждение снимут, а новых он не получит. Он чувствовал в себе силы идти хоть до самой Флориды.

— Рэй! — это был Макфрис. — Куда ты так спешишь? Да, правда. Пункт 6:

“Не торопись".

— Спасибо.

— Не благодари. Победу я тебе не уступлю. Гэррети в недоумении посмотрел на него.

— Я к тому, что нечего разыгрывать из себя мушкетеров. Ты мне нравишься, и я рад, что к тебе липнут хорошенькие девчонки, но если ты упадешь, поднимать я тебя не стану.

— Да, — он улыбнулся в ответ, но улыбка вышла кривой.

— И в то же время, — вмешался Бейкер. — Мы все в одинаковом положении и можем хотя бы не портить друг другу настроение.

— Верно, — сказал Макфрис, улыбаясь. Они начали подниматься на очередной холм. Гэррети снял куртку и перекинул ее через плечо. У обочины лежал старый свитер — кто-то решил позаботиться о них. Гэррети автоматически поднимал и опускал ноги. Он все еще чувствовал себя хорошо. Он чувствовал, себя сильным.

Глава 2

— Я Гаркнесс, номер 49. А ты Гэррети, номер 47, правильно?

Гэррети посмотрел на очкастого парня, стриженного под ежик.

Лицо Гаркнесса было красным и блестело от пота.

— Правильно.

Гаркнесс достал блокнот и записал фамилию и номер Гэррети.

Подчерк сильно прыгал, поскольку приходилось писать на ходу. Он налетел на парня по имени Колли Паркер, который посоветовал, ему глядеть, на какой хер он суется. Гэррети с трудом подавил улыбку.

— Я всех записываю, — похвастался Гаркнесс. Утреннее солнце блестело на его очках, и Гэррети пришлось сощуриться, чтобы разглядеть его лицо.

Было 10.30, до Лаймстоуна оставалось 8 миль, и всего через полторы мили они перекроют рекордную дистанцию, пройденную всеми участниками Длинного пути. — Вам, наверное, интересно, зачем я это делаю? — спросил Гаркнесс.

— Ты из Эскадрона, — бросил через плечо Олсон.

— Нет. Я хочу написать книгу, когда все это закончится.

Гэррети улыбнулся.

— Если ты выживешь, хочешь сказать.

Гаркнесс пожал плечами.

— Ну да. Только подумайте: книга о Длинном пути, написанная его участником! Она сразу сделает меня богачом.

Макфрис засмеялся.

— Если ты выиграешь, ты станешь богачом без всякой книги, разве не так?

— Ну… Наверное. Но все равно это будет интересная книга.

Они шли дальше, и Гаркнесс продолжал записывать имена и номера.

Большинство охотно говорили ему и расспрашивали о будущей великой книге.

Они прошли уже шесть миль. Скоро рекорд будет побит. Гэррети подумал о том, почему им так хочется побить этот рекорд, и решил, что потом… Тогда и начнется настоящее соревнование. Разнесся слух, что ожидается дождь, — похоже у кого-то был транзистор. Эта новость не порадовала Гэррети — дожди в начале мая не из теплых, во всяком случае в Мэне.

Они шли.

Макфрис ступал твердо, подняв голову и стараясь не размахивать руками.

Если рюкзак и мешал ему, он не подавал виду. Глаза его были устремлены вперед, а когда им встречались люди, он улыбался своими тонкими губами и махал им. Он не выказывал признаков усталости и не получил пока ни одного предупреждения.

Бейкер шел отдельно от других, скользящей походкой опытного ходока.

Он рассеянно помахивал курткой и иногда начинал насвистывать какую-нибудь мелодию. Гэррети казалось, что он может идти так вечно. Олсон больше не болтал. Похоже, он с трудом сгибал ногу — Гэррети несколько раз слышал, как щелкала коленная чашечка. Олсон явно устал, и фляжка его почти опустела.

Скоро ему нужно будет помочиться.

Баркович то появлялся в авангарде, то вдруг оказывался сзади, рядом с Стеббинсом. Он лишился одного из своих трех предупреждений, но получил его снова через пять минут. Гэррети решил, что ему нравится балансировать на грани.

Стеббинс продолжал плестись позади всех. Он ни с кем не разговаривал — то ли устал, то ли просто не хотел. Гэррети все еще казалось, что он выйдет из игры первым. Стеббинс стянул свой зеленый свитер и дожевывал еще один сэндвич с яйцом — по всей видимости, последний. Лицо его напоминало маску. Они шли.

Дорогу пересекала еще одна дорога, и полицейские перекрывали движение, пока они проходили. Каждому участнику полицейские отдавали честь, а Гэррети улыбался и кивал в ответ, и думал, что со стороны они кажутся сумасшедшими.

Машины загудели, и тут на дорогу выбежала женщина. Она выскочила из машины, где, очевидно, поджидала своего сына.

— Перси! Перси!

Это был 31. Он залился краской, махнул ей, и пошел дальше — торопливо опустив голову. Женщина пыталась подбежать к нему, но один из полицейских поймал ее за руку. Потом дорога сделала поворот, и сцена пропала из виду. Они прошли по деревянному мосту через маленький, лениво журчащий ручеек. Гэррети поглядел вниз и успел разглядеть в воде искаженное отражение собственного лица.

Он миновали указатель «Лаймстоун 7 мл.» и развевающийся транспарант с надписью «Лаймстоун рад приветствовать участников Длинного пути». Гэррети подсчитал, что меньше чем через милю они побьют рекорд. Потом начались неприятности с парнем по фамилии Кэрли, номер 7.

Он натер мозоли и уже получил первое предупреждение. Гэррети поравнялся с Олсоном и Макфрисом.

— Где он? — спросил он.

Олсон ткнул пальцем в худого парнишку в джинсах. На его узком лице, на котором он безуспешно пытался отрастить бакенбарды, отражалось ужасное напряжение, и он смотрел на свою правую ногу.

— Предупреждение! Предупреждение 7-му!

Кэрли поспешил вперед, пыхтя не то от страха, не то от удивления.

Гэррети не замечал вокруг ничего — теперь он смотрел только на Кэрли, на его борьбу со смертью. Он сознавал, что через час или через день это будет и его борьба.

Он никогда не видел более завораживающего зрелища. Кэрли медленно терял скорость, и другие получили несколько предупреждений прежде, о том, что нужно спешить вперед. Это значило, что Кэрли близок к своему концу.

— Предупреждение! Третье предупреждение 7-му!

— У меня мозоли! — хрипло крикнул в ответ Кэрли. — Вы бы тоже не смогли идти, если бы натерли мозоль!

Он был рядом с Гэррети. Гэррети видел, как его кадык двигался вверх и вниз, когда он кричал. Паника исходила от него волнами, как запах свежеразрезанного лимона.

Тем не менее он продолжал идти. Гэррети почувствовал разочарование.

Конечно, это нехорошо и неспортивно, но он хотел увидеть, как кто-нибудь получит пропуск раньше него.

На часах было пять минут двенадцатого. Гэррети предположил, что они уже побили рекорд, если шли со скоростью четыре мили в час. Скоро Лаймстоун. Он видел, как Олсон растирает одно колено, потом другое. Он пощупал собственное колено и удивился тому, насколько оно онемело, но ноги у него еще не болели.

Они миновали грязный поселок, у выезда с которого стоял молочный фургон. Молочник, сидящий на капоте, жизнерадостно помахал им.

— Давай, ребята!

Гэррети внезапно охватила злость. Ему захотелось крикнуть: «Эй, почему бы тебе не поднять свою жирную задницу и не пройтись с нами?» Но молочнику было больше восемнадцати; точнее, ему было за тридцать. Он был старый. — Эй, держи пять! — крикнул Олсон, проходя мимо. Кто-то рассмеялся. Фургон скрылся из виду. Появились новые проселки, новые и новые полицейские и толпы людей. Кто-то разбрасывал конфеты. Гэррети почувствовал прилив сил. Это приветствовали его — ведь он из Мэна!

Внезапно Кэрли закричал. Гэррети оглянулся — Кэрли шел согнувшись, обхватив ногу руками. Он шел все медленнее.

И все затем произошло так же медленно, будто примеряясь к его шагу.

Солдаты на броне вездехода медленно подняли карабины. Толпа выдохнула, словно не знала, что сейчас произойдет, и участники Длинного пути тоже выдохнули, и Гэррети с ними, но, конечно, он знал, и они все знали. Все просто — Кэрли предстояло получить пропуск.

Щелкнули затворы. Все отшатнулись, и Кэрли остался один посреди омытой солнцем дороги.

— Это нечестно! — закричал он. — Нечестно!

Идущие вошли в тень деревьев. Некоторые из них оглянулись, другие продолжали смотреть вперед. Гэррети оглянулся. Он не мог не смотреть. Толпа зрителей хранила молчание, словно ее просто отключили.

— Это не… Четыре карабина разом выстрелили. Звук был очень громкий. Он долетел до окружающих холмов и отразился от них.

Стриженная голова Кэрли исчезла в вихре крови, мозгов и осколков черепа. То, что от него осталось, шлепнулось на белую линию, как мешок с мукой.

“Еще 99, — подумал Гэррети, — 99 бутылок пива на полке, и если одной из них суждено упасть… О Господи, Господи…”

Стеббинс прошел мимо трупа. Одной ногой он наступил в кровь, и следующий его шаг оставил кровавый след, как фотография в детективном журнале. Стеббинс даже не посмотрел на то, что осталось от Кэрли, и лицо его не изменилось. «Стеббинс, ублюдок, — подумал Гэррети, — это должен был быть ты, ты это знаешь?» Потом он отвернулся: он не хотел, чтобы его вырвало.

Женщина, стоявшая у автобуса «фольксваген», закрыла лицо руками; она всхлипывала, и Гэррети вдруг обнаружил, что видит сквозь платье ее панталоны. Голубые. Как ни странно, он опять почувствовал возбуждение.

Лысый толстяк испуганно смотрел на Кэрли и чесал бородавку за левым ухом.

Он все еще смотрел и чесал бородавку, когда Гэррети потерял его из виду. Они шли. Гэррети опять оказался рядом с Олсоном, Бейкером и Макфрисом.

Все они теперь глядели прямо перед собой, стараясь сохранить спокойное выражение лица. Эхо выстрелов, казалось, еще висело в неподвижном воздухе.

Гэррети думал о кровавом следе, оставленном теннисной туфлей Стеббинса. Он думал, оставлял ли Стеббинс еще такие следы, потом обругал себя, но не мог удержаться от этих мыслей. Он думал, было ли Кэрли больно. Думал, чувствовал Кэрли, как его тело распадается, или он просто был в одну секунду жив, а в следующую уже мертв. Конечно, думать об этом было страшно. Особенно было страшно сознавать, что без него, как и без Кэрли, мир будет все также кружиться в пустоте, равнодушный и ничего не знающий.

Разнесся слух, что к моменту гибели Кэрли они прошли уже девять миль, и что Майор очень этим доволен. Но кто мог знать, чем на самом деле доволен Майор?

Гэррети быстро оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на тело Кэрли, но они уже зашли за поворот.

— Что у тебя в рюкзаке? — неожиданно спросил Бейкер у Макфриса. Он старался говорить обычно, но голос его был неестественно высоким и каким-то деревянным.

— Чистая рубашка, — ответил Макфрис. — И сырой гамбургер.

— Сырой гамбургер, — Олсон скривился.

— В нем очень много энергии.

— Ты с ума сошел. Ты же все выблюешь.

Макфрис только улыбнулся.

Гэррети самому захотелось сырого гамбургера. Это лучше, чем шоколад и концентраты. Он вспомнил о своем печенье, но после Кэрли ему не очень-то хотелось есть. Как еще после этого он мог думать о своем гамбургере? Зрители, похоже, знали уже, что один из участников получил пропуск, иначе с чего бы они стали аплодировать еще сильнее? Аплодисменты трещали, как попкорн. Гэррети подумал о том, каково это быть застреленным перед целой толпой народа, — потом решил об этом не думать.

Стрелки его часов застыли на полудне. Они прошли по ржавому железному мосту через пересохший ручеек, и их встретил транспарант: «Вы входите в город Лаймстоун. Привет участникам Длинного пути!» Кое-кто закричал «Ура», но Гэррети берег дыхание.

Дорога расширилась, и участники привольно расположились на ней, поодиночке и группами. Кэрли остался уже почти в трех милях позади. Гэррети достал печенье и некоторое время смотрел на обертку из фольги.

Внезапно ему захотелось домой, потом он подавил это чувство. Он увидит мать и Джен во Фрипорте. Съев печенье, он почувствовал себя лучше.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросил Макфрис. Гэррети покачал головой.

Он отпил из фляжки и помахал пожилой паре, стоявшей у обочины с плакатом «ГЭРРЕТИ».

— Я не знаю, что будет, если я вдруг выиграю, — признался Макфрис.

— Мне ничего особенно не нужно. Я имею в виду, у меня нет больной матери или отца-инвалида. Нет даже маленького брата, умирающего от лейкемии, — он засмеялся.

— Но у тебя есть какая-то цель?

— У меня цель выиграть. Но вся эта штука в целом — она бесцельна.

— Ты сейчас не можешь так говорить. Если бы все уже кончилось…

— Да, я знаю. Все еще продолжается, но…

— Смотри! — крикнул идущий впереди парень по фамилии Пирсон. — Что делается!

Они наконец вошли в город. Вдоль улиц возвышались нарядные дома, окруженные зелеными лужайками, и на этих лужайках собрались толпы людей.

Почти все они сидели, как показалось Гэррети, на садовых стульях или прямо на траве, смеясь и маша руками. Его охватили зависть и гнев.

“Поднимите свои задницы, сволочи! Будь я проклят, если помашу в ответ!

Пункт 13: сохраняй энергию".

Но потом он решил не думать. Люди могут подумать, что он устал. Он же все-таки из Мэна! Он решил махать всем, кто держит плакат с его фамилией, и всем хорошеньким девушкам.

Улицы и перекрестки медленно проплывали мимо. Сикомор-стрит и Кларк-авеню, Иксченч-стрит и Джунипер-лэйн. Они прошли магазин, в витрине которого были выставлены портреты Майора — рядом с рекламой «Наррагансет». Народу было много, но не слишком. Гэррети знал, что настоящие толпы начнутся ближе к побережью, но был слегка разочарован. А бедный старый Кэрли не увидел даже этого.

Внезапно откуда-то вынырнул джип Майора.

Разразилась буря аплодисментов. Майор, улыбаясь, кивал и махал рукой толпе и участникам. Потом он поднес к губам громкоговоритель:

— Я горжусь вами, ребята!

Кто-то за спиной Гэррети отчетливо произнес:

— Чертово дерьмо.

Гэррети оглянулся, но сзади него было лишь четверо парней, во все глаза глядевших на Майора (один вдруг заметил, что отдает честь, и быстро убрал руку), и Стеббинс. Стеббинс, казалось, вовсе не заметил Майора.

Джип рванулся вперед и скрылся из виду. Они прошли Лаймстоун в половина первого.

Это оказался типичный провинциальный городишко: «деловой центр» из двух улиц, «Макдональдс», «Пицце-Хат» и «Бургер-Кинг». Вот и весь Лаймстоун.

— Не очень-то он большой, — заметил Бейкер.

— Зато здесь хорошо жить, — слегка обиженно отозвался Гэррети.

— Упаси Бог от такой жизни, — сказал Макфрис, но с улыбкой.

К часу Лаймстоун стал уже историей. Какой-то мальчик шел с ними почти милю, потом сел и долго смотрел им вслед.

Местность стала холмистой. Гэррети впервые с начала пути по-настоящему вспотел. Рубашка прилипла к спине. Где-то впереди собирались грозовые облака, но они были еще далеко.

— А какой следующий город, Гэррети? — спросил Макфрис.

— Карибу, я думаю, — на самом деле он думал о Стеббинсе.

Стеббинс засел в его голове, как заноза. Часы показывали 13.30, и они прошли уже восемнадцать миль.

— И далеко это?

Гэррети подумал, сколько участники когда-либо проходили только с одним выбывшим. Восемнадцать миль казались ему достаточно внушительной цифрой.

Этим можно было гордиться. «Я прошел восемнадцать миль».

— Я спрашиваю…

— Миль тридцать отсюда.

— Тридцать, — повторил Пирсон. — О Боже!

— Этот город больше, чем Лаймстоун, — сказал Гэррети. Он как будто оправдывался, неизвестно почему. Может, потому, что многие из них умрут здесь. Может, все. Только шесть Длинных путей в истории пересекли границу Нью-Хэмпшира, и лишь один добрался до Массачусетса… Эксперты считали, что это рекорд из разряда невероятных, который никогда не будет превзойден. Может, и он здесь умрет. Но для него это родная земля. Он представлял, как Майор скажет: «Он умер на родной земле».

Он отпил из фляжки и обнаружил, что она пуста.

— Фляжку! — крикнул он. — Фляжку 47-му!

Один из солдат спрыгнул с вездехода и дал ему фляжку. Когда он повернулся, Гэррети дотронулся до карабина на его спине. Он сделал это почти бессознательно, но Макфрис заметил.

— Зачем ты это сделал?

Гэррети сконфуженно улыбнулся.

— Не знаю. Может, это — как постучать по дереву.

— Ты прелесть, Рэй, — и Макфрис ускорил шаг, оставив Гэррети одного и еще более сконфуженного.

Номер 93 — Гэррети не знал его фамилии, — прошел мимо. Он смотрел под ноги, и его губы беззвучно шевелились в такт шагам.

— Привет, — сказал Гэррети.

93-й осклабился. В глазах его была пустота, как у Кэрли. Он устал, и знал это, и боялся. Гэррети вдруг почувствовал, как у него сжался желудок. Их тени удлинились. Было без четверти два. С девяти, казалось, прошла целая вечность.

Около двух Гэррети получил наглядный урок психологии слухов. Кто-то обронил слово, и оно пошло гулять, обрастая подробностями. Скоро пойдет дождь. Парень с транзистором сказал, что скоро польет, как из ведра. И так далее, причем чем хуже слух, тем больше шансов, что он окажется правдой. Так случилось и на этот раз. Прошел слух, что Эвинг, номер 9, натер мозоли и получил уже два предупреждения, многие получили предупреждения, но для Эвинга это — по слухам — было плохо. Он передал новость Бейкеру.

— Это черный? — спросил Бейкер. — Такой черный, что аж синий?

Гэррети не знал, черный Эвинг или нет.

— Да, черный, — подтвердил Пирсон и показал им Эвинга. Гэррети с ужасом увидел на ногах Эвинга спортивные туфли.

Правило три: никогда, повторяем, никогда не надевайте спортивные туфли на Длинном пути.

— Он приехал с нами, — сказал Бейкер. — Он из Техаса.

Бейкер подошел к Эвингу и некоторое время говорил с ним. Потом он замедлил шаг, рискнув получить предупреждение.

— Он натер мозоли еще две мили назад. А в Лаймстоуне они полопались.

Сейчас его ноги все в гное.

Они слушали молча. Гэррети опять подумал о Стеббинсе и его теннисных туфлях. Может, он тоже натер ноги?

— Предупреждение! Последнее предупреждение 9-му!

Солдаты теперь внимательно следили за Эвингом, участники тоже.

Белая рубашка, особенно выделяющаяся на фоне его черной кожи, стала на спине серой от пота. Гэррети видел, как перекатывались мускулы. Эти мускулы и вся тренировка бессильны против мозолей. О чем этот болван думал, когда надевал спортивные туфли?

К ним подошел Баркович. Он тоже смотрел на Эвинга.

— Мозоли? — он произнес это так, будто говорил, что Эвинг — сын шлюхи.

— Чего еще ожидать от тупого ниггера!

— Заткнись, — тихо сказал Бейкер, — или сейчас получишь.

— Это против правил, — хитро усмехнулся Баркович. — Запомни это, парень, — но он отошел, унося с собой облако яда.

После двух наступила половина третьего. Они поднялись на длинный холм, и с него Гэррети разглядел вдали грузные голубые горы. Тучи на западе сгустились, подул резкий ветер, от которого высох пот и по коже побежали мурашки.

Несколько мужчин, собравшихся на дороге вокруг старого пикапа, бешено махали им. Все они были пьяны. Им махали в ответ — даже Эвинг. Гэррети отвинтил колпачок тюбика с концентратом и попробовал. Что-то вроде ветчины. Он вспомнил о гамбургере Макфриса. Потом подумал о большом шоколадном торте с вишенкой наверху. Потом — об оладьях. И ему страшно захотелось холодных оладьев с яблочным повидлом. Их всегда давала мать им с отцом, когда они ездили в ноябре на охоту.

Эвинг получил пропуск десять минут спустя.

Он затесался перед этим в группу участников — должно быть, думал, что они защитят его, когда он в последний раз сбавил скорость. Солдаты сделали свое дело на совесть. Они оттащили Эвинга на обочину, и один из них в упор застрелил его. Эвинг упал, одна нога его конвульсивно дергалась.

— А кровь у него такого же цвета, — сказал внезапно Макфрис, очень громко в наступившей тишине. В горле у него что-то перекатывалось. Уже второй. Интересно, что они делают с трупами?

“Слишком много вопросов?" — закричал он на себя.

И понял, что устал.