Диверсия

ТУННЕЛЬ В ПРОШЛОЕ

Он стоял неподвижно, взгляд его остановился на Владиславе. Человек был смугл и худощав. Темные, необычайно выразительные глаза смотрели строго. В нем были серьезность, благородство и какое-то царственное спокойствие. Лицо, еще совсем юное, поражало совершенством, одухотворенностью. Темные прямые волосы спускались на плечи, голова была непокрытой, а из одежд лишь короткая полосатая юбочка.

— Я узнаю, — пораженный Владислав сделал несколько шагов навстречу незнакомцу, — это тот, кого мы назвали фараоном Тутанхамоном?

— Да. Но только успокойтесь, я вижу, вы взволнованы. Он не воскрес, конечно. Это лишь точное воспроизведение его внешности по сохранившимся останкам… это как бы туннель в прошлое. И это не единственный способ.

— Но глаза, они живут, видят… Это невероятно.

— Вы можете подойти поближе и кое в чем убедиться. Как видите, его сложение, лицо, череп — более» совершенны, чем у многих наших современников. А значит, и развитие было не ниже нашего. Я не имею в виду технический прогресс, это в человеческой жизни далеко не главное.

Не думайте, что нам удалось воспроизвести только его внешность. Натура, характер, темперамент теперь тоже в какой-то степени известны.

Владислав рассматривал Тутанхамона, испытывая нечто похожее на суеверный страх. Он не осмелился прикоснуться к нему — тело фараона казалось таким живым.

Нежин был доволен произведенным на Владислава впечатлением. Он неторопливым движением погладил бороду:

— Считалось, что этот фараон ничем себя не прославил, разве только тем, что был правителем Египта. И был прекрасен… Вы видите, каков он.

Сохранившиеся фрески хоть и имеют некоторое сходство с ним, но слишком условны, стилизованы. Но историкам прежде не удалось угадать, какую незаурядную личность потерял тогда Египет Давайте еще кое-что посмотрим.

Пространство раздвинулось, в глубине — необыкновенный сад, деревья и кустарники в форме геометрических фигур, башен и пирамид. Тутанхамон прошел аллеей, сел на скамью, развернул свиток и стал, поглядывая в него, чертить на прямоугольнике, засыпанном песком, какие-то формулы. Затем встал, отдал распоряжение невидимому слуге, и через несколько секунд явилась группа военачальников.

И вдруг заговорил Тутанхамон. Владислав подумал, что это «голос за сценой», но нет — говорил фараон, едва слышны были еще и птичье щебетание, и шум воды, падающей в фонтане. Голос фараона приятный, но выражение его лица, жесты, обращение к подчиненным — во всем — мужественный повелитель.

После короткой речи фараона военачальники с поклонами удалились.

Немного погодя Тутанхамон тоже скрылся в глубине сада.

— Что это? Поставлено театром? Что он говорил?

— Разбирал ошибку одного из военачальников. Этот эпизод нам удалось вызвать из прошлого. Пока это очень сложный процесс. Так, нам удалось узнать — несмотря на свою короткую жизнь, Тутанхамон создал трактат о дипломатии, который свидетельствует о его незаурядном уме государственного мыслителя. Он ведь был отравлен, это удалось установить только теперь.

— Но почему, Назим, вы храните все в тайне? Ради кого и чего вы это делаете? Ведь это дает фантастические возможности для науки, для развития человечества.

— Всему свое время, мой друг… Всему… Поспешное обнародование многих открытий принесло немало бед человечеству… Каста египетских жрецов состояла из умных и мудрых людей, она хранила в тайне многие чудесные знания и использовала их разумно. Но кого бы вы хотели увидеть еще?

— Солнечного фараона, если это возможно.

Появился высокий, болезненного вида человек. Прямой, довольно широкий нос, крупный, красиво очерченный рот, лоб высокий, заметно сдавленный в висках, выступающие правильные полукружья надбровных дуг.

Владислав жадно всматривался в лицо «солнечного» фараона. Он пытался найти разгадку его необычайной жизни в чертах его лица, в выражении глаз.

Заметно выступающий подбородок и пристальный взгляд явно говорили о сильном, волевом характере. Эхнатон мог бы сойти за современного человека европейской расы. Он не был темнокожим, как Тутанхамон, а коротко остриженные волнистые волосы были темно-русыми.

— Мне не верится, что он жил так давно… И почему в какие-то мгновения жизни мы жаждем слиться с теми, ушедшими? И так страдаем от невозможности этого. Расскажите мне о нем.

— Замечу, что, изучая натуры властелинов, я не встретил среди них носителей христианских добродетелей. Они имели здравый взгляд на вещи: врагов предпочитали уничтожать, а не играть с ними в затяжную игру, ныне называемую дипломатией. Впрочем, и это тоже у них было…

Все, что мешало их власти, они сметали. Не думайте, что этот фараон был иным. Может быть, он был бы и добрым и мягким — не будь фараоном… Человек он был чувственный и вспыльчивый. Мы видим его в трудное для него время.

Пока Нежин и Владислав говорили, Эхнатон прошел к бассейну. Он был задумчив. Маленький черноволосый мальчик с венком на голове нерешительно приблизился к нему. Он держал белого голубя. Фараон не сразу заметил его и, лишь когда малыш подошел к нему совсем близко, очнулся, положил руку на голову мальчика. Мальчуган просиял и протянул ему голубя. Эхнатон снял с его лапки кольцо, достал записку и прочитал. Улыбка лишь на миг смягчила его грусть.

— Но вот же, видно, что он мягкий человек…

— Это такая минута, по ней нельзя составлять мнение о характере. Вспыхнул верхний свет, фараон исчез.

Владислав, потрясенный и опечаленный, как-то нерешительно обратился к Нежину:

— Мне так не хочется расставаться с ним, словно я знал его при жизни.

— Вы слишком впечатлительны… Я теперь пришел к выводу, что люди обязательно повторяются в каких-то определенных поколениях, хотя это вступает в некоторое противоречие с законами генетики, как мы их до сих пор принимали. Видимо, здесь что-то не удалось уловить, какую-то периодичность. Так что все в конце концов повторяется… Я уже имею многие материалы, и исторические, и современные, о двойниках, — это невероятно интересно. Настанет время, и вы увидите своего двойника…

— А сейчас можно? (О своем двойнике Владислав решил не говорить.)

— Пока нет. Я еще не сформулировал, не обобщил выводы. Этот аспект лишь часть будущей теории. Ведь почти уже доказано — теперешняя цивилизация не первая на Земле. Многое как бы перекинуто в нынешнее наше существование. И повторение образов людей — часть разгадки передачи из того далека знаний, догадок, повторений.

— А вы, Назим, нашли где-нибудь в далеких веках своего двойника?

— Пока нет, но надеюсь, что найду. Двойники иногда появляются в одно время, об этом свидетельствуют и историки. Не так уж редко это происходит. Возможно, что и у вас есть двойник. Попробую его поискать.

— Простите, Назим, сейчас мне трудно говорить об отвлеченных предметах, я весь под впечатлением увиденного. Трудно поверить, что это не театр.

— Никакого театра. Строго научные эксперименты. Кого бы вы хотели увидеть еще?

— Мне близок и дорог образ царицы Нефертити. Я читал о том, что люди, узнав о ее существовании тысячелетия спустя, проникались к ней симпатией. Покажите ее, если это возможно.

Из полумрака вышла женщина. Легкий наклон головы, тонкая рука касается тяжелого ожерелья. Где же в ней царственное величие? К тому же она небольшого роста, и для властительницы слишком скромен, ее вид. Нефертити приподняла голову. Глаза ее, прозрачные, зеленоватые, словно заглядывают в душу. Слабая гибкая фигура и узковатые покатые плечи — все видится совершенным, а стройная шея несет гордую прекрасную голову. Нефертити прошла в дальний угол зала с колоннами из блестящего черного камня к огромным каменным вазам, опустилась на колени, подняв руки. Она молилась. Голова склонялась все ниже и ниже.

Закрыв лицо руками, она замерла в этой позе. Царица не произнесла ни слова, а Владислав жаждал услышать ее голос, он забыл, что присутствует при удивительном воспроизведении давно ушедшего момента жизни, далекого загадочного государства. Он едва не заговорил с царицей. Нежин опустил руку на плечо Владислава:

— Понимаю вас… Теперь я привык, а раньше проводил здесь долгие часы.

— Я не могу назвать видимое мной сейчас просто изображением. Это переворот в осознании мной мира, жизни, прошлого и будущего. Я сейчас другой — не тот, что еще недавно шел сюда с вами. Теперь я буду тосковать, не видя этой чудо-женщины, буду страдать в разлуке с ней…

— Видите ли, я знал, что произойдет как бы раздвоение сознания.

Мы изучаем сейчас это явление, задача сложна, пока мы добились немногого. Появилась гипотеза, что человек может одновременно жить в нескольких временных периодах, причем с присущим сознанием и одного, и другого, и третьего времени. Предельное число этих временных ощущений, понятий и мировоззрений нам пока установить не удалось. А Нефертити… Если ваша душа так тянется к ней: я подарю вам ее объемное изображение, вы будете видеть ее в любое время так же, как здесь.

— Благодарю вас!

— Но только с одним условием…

— Заранее согласен его выполнить…

— Хорошо… посмотрим еще.

Под ослепительным солнцем широкая улица с величественными дворцами. Толпы людей стараются укрыться в тени зданий. Движется процессия: впереди всадники на черных скакунах, под огромными опахалами. Слышны приветственные крики толпы. Темнокожие великаны несут роскошные носилки в них юная девушка. Тяжелый головной убор, массивные ожерелья и браслеты кажутся непосильной ношей для нее.

Лицо густо покрыто гримом. За носилками следует многочисленная свита. Девушку вносят под своды дворца. Среди высоченных стен и массивных колонн ее фигурка кажется кукольной. В глубине дворца медленно раскрываются двери, и в сопровождении жрецов входит юный Эхнатон.

Девушка спускается с носилок, Эхнатон подходит к ней, берет за руку.

Они смотрят в глаза друг другу и забывают об окружающих, обо всем на свете — они одни в мире. И, наверно, все приближенные понимают это, и оттого такая тишина.

Зал, где находятся Нежин и Владислав, заволакивает колеблющийся туман, но он рассеивается, и они видят, как Нефертити в легком одеянии, полная радости, танцует перед Эхнатоном. Кажется, она движется без малейших усилий, так естественны движения-она сама музыка, молодость, гармония. Кончается танец, Эхнатон обнимает ее бережно, и так замирают они, безмерно счастливые и прекрасные.

И опять колеблющийся туман скрывает их… А за этим уже совсем другое: исхудавшая, увядающая Нефертити с погасшим взглядом полулежит на ложе. Жрец подносит ей кубок, видимо, с лечебным снадобьем, но она движением руки отстраняет его. Жрец удаляется. Она одна. Смотрит на свои руки, снимает с них перстни, кладет руки на грудь и закрывает глаза, должно быть, надеясь хоть во сне обрести покой.

Потрясенный увиденным, Владислав молчит Не нужны слова. В нем все еще та жизнь, из которой он нетсочет сейчас уйти.

Владиславу хотелось в рисунках частично передать видения в «покоях фараонов», сделать хотя бы несколько набросков Нефертити. Но странно, как он ни старался, все вспоминалось туманно, расплывчато, отрывочно.

В какие-то мгновения образы становились более четкими; он сейчас передаст их на пластильне. Но изображение Нефертити получилось банальным, опошленным миллионами повторений. А образы Тутанхамона и Эхнатона отдалились, словно он видел их очень давно и смутно. Владислава это расстроило, от утреннего радостного настроения не осталось и следа.

Он сообщил Назиму о своем отъезде. Но наступило завтра, и он решил «спокойно пожить здесь еще день…»

Случилось в один из дней, что Нежина попросили куда-то зайти, и Владислав остался один. Он рассматривал «вертушку» — аппарат, который показывал поэтапное производство раскопов и вносил объяснения о находках. На столе лежала какая-то пластина. На ней кнопки. Владислав тронул одну, раздалось едва слышное пощелкивание. Он прижал три, поставил пластину вертикально, направил пучок света на стену. На стене появилось изображение, Владислав даже испугался — на нем те две фигуры египетского стилизованного рисунка. Владислав тотчас же узнал его.

Даже пятно в левом углу… Да ведь это тот рисунок, который он видел у дяди Якова, еще при его жизни, а потом он куда-то пропал… Тогда он был еще маленький, но все же помнил, как дядя Яков рассказывал маме, что эта пластина с рисунком таит с себе необычайно интересные сведения и представляет огромную ценность.

Владислав не услышал, как вошел Нежин. Увидев изображение, он тотчас же отключил аппарат:

— Это вряд ли вам интересно…

— Наоборот. Представьте… этот рисунок… он мне хорошо знаком. У моего покойного дяди, Якова Покровского, был, я уверен, именно он. Но как он попал к вам? Совсем недавно он мне несколько раз почему-то вспоминался, причем так отчетливо.

— Может быть… может быть… А попал ко мне? Вероятнее всего, был опубликован где-то в печати. Так, один из тысячи…

— Но что он обозначает?

— Это что-то по подсчету годовых доходов одного из фараонов…

Вечером Владислав прошел в мастерскую, чтобы собрать этюды, приготовиться к отъезду. Он хотел здесь же набросать на пластину что-то нужное, чтобы не забыть. Но сейчас же забыл, что именно он собирался нарисовать. Он только знал, что это «что-то» ему нужно удержать в памяти, и видел он это нужное сегодня. Но что же это с ним? Боже, он же все, все забыл…

Утром Владислав проснулся, забыв о вчерашнем волнении. После завтрака они прошли с Нежиным в кабинет. Нежин подал Владиславу маленькую шкатулку:

— Это то, что вы хотели иметь.

Владислав поднял крышку. В прозрачном кристалле изображение Нефертити. Нежин показал, как нужно находить увеличение и «сход» изображения. Владислав бережно уложил «сувенир» в сумку. Затянулась неловкая пауза. Ее прервал Владислав:

— Я все хотел вас спросить, почему вы называетесь Назимом Нежиным, а не вашей настоящей фамилией Дадышо и именем Джоди?

— О, это грустная история. В молодости я любил русскую девушку, но она погибла, и в память о ней я взял вторую фамилию Нежин и имя Назим, так она меня называла. Мое имя Джоди ей не нравилось.

— Вы даете мне слово чести, что никто, кроме вас, этого изображения видеть не будет. Даже самые близкие люди. Но этот запрет до определенного времени. Вы уже дали слово…