Дикий папочка

Пролог

#оборотни #ребенок #истинная_пара #милая_героиня #любовь_и_страсть

Дикий папочка

დდდდდ

— Спи, ангел мой, — я осторожно глажу доченьку по пухлой щёчке. — Мама тоже скоро пойдёт спать, — зеваю. — Только папу твоего дождусь.

Слышу, как пищит электронный замок на входной двери. Не успела подумать, а Глеб уже пришёл. Поздно, как всегда — на часах девять вечера — но он много работает. В этом мужчину винить нельзя.

Осторожно, чтобы не разбудить, целую дочь и выхожу в коридор. Глеб ещё у двери — разувается.

— Привет, — улыбаюсь мужу и иду к нему, чтобы обнять.

— Почему ты так выглядишь? — вместо ласки он отвешивает мне упрёк.

— Я… — оттягиваю футболку с пятном на плече. — Маша срыгнула, я не успела переодеться.

— С волосами что? — Глеб не сбавляет темп.

— Что с ними? — бросаю короткий взгляд в зеркало.

Гулька на макушке немного растрепалась — мы с дочерью баловались перед сном.

— Переоденься и сделай мне кофе, — командует муж и идёт в гостиную.

Он сегодня не в духе сильнее обычного. Наверное, проблемы на работе.

Глеб включает электрокамин и, устроившись в кресле, вытягивает ноги. Даже ноутбук не взял и телевизор для фона не включил.

Что я стою?! Надо скорее переодеться и варить кофе.

На всё у меня уходит не больше десяти минут. Я захожу в гостиную в чистеньком халате и с кофе.

— Устал? — присаживаюсь на подлокотник кресла, в котором отдыхает мой супруг, и отдаю ему чашку.

Он кивает и делает глоток:

— С сахаром? — кривится. — Лера, какого чёрта кофе с сахаром?! — с психом ставит чашку на стеклянный журнальный стол.

Лужица кофе на столешнице и брызги на белом ворсистом ковре.

— Прости, — мне неловко, — я забыла, что ты не пьёшь кофе с сахаром.

— Неужели сложно запомнить?! — муж срывается на крик.

Он идёт к бару, достаёт бокал, а потом бросает на меня откровенно брезгливый взгляд и передумывает. Тихо ворчит, но меня это мало волнуют. Я прислушиваюсь к кряхтению дочери за стенкой в детской.

— Ты не мог бы говорить тише? — шепчу. — Машу разбудишь.

— Машу… — улыбка у Глеба выходить горькой. — Одни проблемы из-за этого ребёнка, — цедит сквозь зубы.

«Проблемы из-за этого ребёнка» царапает душу. Я на мгновение зажмуриваюсь, стараюсь удержать себя в руках, чтобы не высказать мужу за его грубость в адрес маленькой девочки. Он ведь теперь её отец, но ведёт себя как чужой.

— Нет никаких проблем, — выдыхаю и открываю глаза.

Я лгу. В первую очередь себе. Проблем в отношениях у нас море, и все они обнаружились после того, как мы удочерили Машу. Я честно пытаюсь быть хорошей матерью и женой, но со вторым есть нюансы — что бы я ни делала, Глеб недоволен.

— Посмотри, на кого ты похожа, — снова этот его брезгливый взгляд. — Вечно в грязной растянутой майке и задница уже в дверь не проходит.

— Глеб, прекрати, — прошу тихо — под горлом комок обиды. — Мы с Машей…

— Ты говоришь только о ребёнке, других тем нет, — напирает супруг.

— Потому что я стала мамой, — шепчу, едва сдерживая слёзы. — Но ты не стал отцом.

— Упрекнуть меня решила? — хмыкает. — Я пашу как проклятый. А ты? Что ты делаешь, Лера?! Дома сидишь! Займись уже собой! У тебя куча свободного времени!

— У меня его нет. Прости, но я занята дочерью.

— Машеньке нужен массажист, — кривляется супруг. — У Машеньки режется зубик. Машеньке не хватает внимания. А мне?! Мне внимание не нужно?!

— Если ты не был готов к ребёнку, надо было говорить об этом раньше, — у меня из глаз катятся слёзы. — Мы приняли решение удочерить Машу вместе. Ты должен стать лучшим в мире папой для этой девочки.

— Должен… — злым эхом вторит мне муж. — В этом ты вся. Все кругом тебе должны, а ты никому ничем не обязана.

При чём тут я?! Речь сейчас о Маше. И вообще я никогда не предъявляла претензий мужу. Он делал, что считал нужным, а я подчинялась его правилам.

Лишь однажды, я взяла на себя инициативу — два года назад подняла вопрос о ребёнке. Но забеременеть не получалось. Бесконечные мытарства по клиникам, неудачные ЭКО — всё это превратило меня в тень. Я угасала. Таяла от безысходности, усталости, душевной боли.

Дальше так продолжаться не могло, и я предложила взять ребёнка из дома малютки. Глеб согласился. И первый месяц после появления Маши в нашем доме всё было нормально. А потом… Муж, как по щелчку пальцев, стал холодным, его перестала интересовать дочь, а я начала раздражать. Каждый день — споры, скандалы, напряжение. Мы ходим по кругу.

Пора перестать врать себе.

— Возможно, нам стоит пожить отдельно, — впервые за пять лет совместной жизни я решаюсь на дерзкий выпад в сторону супруга.

— Отдельно? — он с издёвкой гнёт бровь. — И где ты собралась жить, милая?

Морально давить на людей Глеб умеет. Вопрос, заданный с металлическим скрежетом в тоне, взгляд — многотонный пресс, способный раздавить кого угодно. Действенные инструменты.

— У нас есть однокомнатная квартира, там и поживу. С дочерью, — чудом нахожу силы ответить.

Муж заходится не слишком натуральным смехом. Вряд ли ему действительно смешно — просто ещё один способ унизить меня.

— Однушка моя, как и эта квартира, — он резко сворачивает веселье. — Машина, на которой ты катаешься, карточка, которой расплачиваешься в магазинах — всё моё. Ты ни копейки не заработала, Лера! Хочешь нюхнуть жизни — вали в свою деревню, — завершает агрессивную тираду и идёт в прихожую.

Уходить собрался? Пусть идёт.

У меня нервы на пределе. Вся жизнь на пределе. Хватит.

Глава 1

Вещи я собираю быстро, но грузить их оказывается некуда. Уходя, Глеб прихватил с собой оба комплекта ключей от моей машины. Его машины, пардон.

Супруг искренне считает, что всё семейное имущество — его собственность. Почему? Потому что я позволила ему так думать.

Глебу не нравилось, что я работаю учителем. Школа стала для меня вторым домом, а после работы я тащила с собой на проверку тетрадки. Муж тогда чётко сказал — меняй работу, но я не видела себя в других сферах. Рассылала резюме, ходила на собеседования — всё зря. Я даже пыталась работать в фирме Глеба, но в первую же неделю напортачила с документами и едва не подвела под монастырь коллег. Так я стала домохозяйкой.

В дверь звонят, и я с Машей на руках иду открывать.

— Привет, — в квартиру заходит моя подруга Аня. — Это что такое? — большими глазами смотрит на чемоданы, сумки, коробки, которыми заставлена прихожая.

— Багаж. К тебе в машину должно влезть, — отцепляю ручки дочери от своих волос.

— Влезет, конечно, — пожимает плечами Анна — владелица не маленького внедорожника, — но я не об этом. Лер, что происходит?

— Я ухожу от Глеба, — сообщаю спокойно, хоть мне и непросто об этом говорить. — Мы с Машей уходим, — исправляюсь.

— Развод? — подруга гнёт бровь.

— Решили пожить отдельно, а дальше посмотрим, — ставлю дочку на ножки, держу за руку.

Маша пока не ходит и не стоит без поддержки. По возрасту уже должна, но есть небольшая задержка в физическом развитии. Мы работаем над этим. Врачи говорят, всё поправимо.

— Глеб что, выгнал тебя? — Аня в недоумении.

— Нет, не выгнал. Я сама решила съехать от него.

— Не пори горячку, — подруга качает головой. — Нельзя такого мужика как Глеб одного оставлять. Желающие к рукам прибрать найдутся быстро, — заявляет тоном эксперта. — Поверь.

Верю. Ане особенно верю. Она у Глеба в фирме работает и знает, как на него коллеги женского пола смотрят. Большой босс пользуется популярностью — стайки одиноких пираний вокруг него так и вьются. Только мне уже всё равно.

Не знаю, пройдёт ли безразличие. Пока не хочу об этом думать.

— Я пыталась спасти семью, — снова беру дочку на руки — она грызёт кулак, слюнки текут мне на платье. — А Глеб… — задумываюсь на мгновение. — Мне иногда кажется, что он ненавидит нас с Машей.

— Ох, подруга-подруга, — Аня снова качает головой. — Вижу, ты не одумаешься.

Не одумаюсь. Решение принято.

— Сейчас мама заварит тебе кашку, — рассказываю дочери и иду с ней в кухню. — Ты покушаешь и ляжешь баиньки, а мы с тётей Аней вещи в машину погрузим.

Маша лепечет что-то на своём детском, а я держу её и одной рукой готовлю кашу в бутылочке.

— Лер, — подруга заходит в кухню, — тут мы твои баулы на лифте вниз спустим. А в однушку на пятый этаж как поднимем? Там лифта нет.

— Никак, — трясу бутылочку. — Мы не поедем в старую квартиру.

— Как это? — у Аньки на лице неподдельное удивление.

— Очень просто, — я пытаюсь улыбнуться, чтобы разрядить обстановку, — мы едем в Любушки.

— В Любушки?! — подруга в шоке. — Переехать из шикарной квартиры в элитном районе города в глухую деревню? — опускается на кухонный диванчик. — Я в этой жизни чего-то не понимаю...

— Во-первых, деревня не глухая, — защищаю родные края, — а во-вторых, нам с дочерью там будет лучше, чем здесь.

— Наша мама сошла с ума, — нараспев заявляет Аня, держа мою дочь за руку. — Лера, это апофеоз безумия, — обращается ко мне. — Несколько размолвок ещё ничего не значат.

— Месяцы унижений, скандалов, моих нервов и полного безразличия со стороны Глеба — это, по-твоему, несколько размолвок? Нет, Ань. Нет… — мотаю головой, сую в ручки дочери бутылочку с кашей.

Я бы продолжила монолог — мне нужно выговориться, но в заднем кармане джинсов жужжит мой сотовый. Достаю телефон, и сердце оказывается под горлом. Снова этот номер… Рука дрожит, я пытаюсь попасть пальцем по красной кнопке сброса — удаётся не с первого раза.

— Лер, ты чего? — подруга замечает мою нервозность и забирает у меня дочь. — Тебя трясёт всю, — качает Машу, которая моментально подхватывает моё настроение и начинает кукситься.

А я слова из себя выдавить не могу. Меня действительно потряхивает, и воздуха не хватает. Быстро открываю окно, вдыхаю свежий утренний воздух и закрываю глаза. Писк в ушах понемногу стихает.

— Я хочу уехать из города не только из-за Глеба, — признаюсь Ане.

— Что случилось? — подруга явно испугалась за меня.

Я показываю ей сообщение, которое получила вчера поздно вечером с неизвестного номера, и взахлёб объясняю, что этот тип наверняка найдёт нас с дочерью. И случится это скорее рано, чем поздно.

— …Возможно, он просто псих, но это ничего не меняет, — выдыхаю.

— Надо в полицию обращаться, а не из города бежать, — решает подруга.

— Что я им скажу? Какой-то мужчина просит с ним встретиться — это не преступление. Но сидеть и ждать, когда случится криминал, я не собираюсь.

— Тогда надо рассказать Глебу, — Аня не сдаётся. — Он не последний человек в городе, у него связи. Пусть сделает что-то с этим психом.

Мне только взгляд отвести остаётся.

Ближе к утру я уже так себя накрутила, что готова была хоть у чёрта помощи просить. Позвонила мужу, рассказала ему всё. А он ответил, что я пытаюсь отыграть назад, чтобы не ехать в деревню. Ну да, ну да… Придумала страшилку, Лера.

Как у Глеба хватает совести вести себя подобным образом, я не понимаю. И молчу о том, что он не ночевал дома. Боже мой, я выходила замуж совсем за другого мужчину. Поразительно, как Глеб изменился после появления дочери.

— Укачаю Машу и поедем, — я оставляю подробности за кадром.

— Ох, ладно, — соглашается Аня. — Но я всё равно считаю, что Глебу нужно рассказать о телефонном маньяке.

***

Маша решила, что спать ближе к полудню — это не про неё. Пришлось выкручиваться. Первую часть вещей на улицу вытаскивала Аня, а мы с дочкой прохлаждались в машине. Но подруга — не грузчик, и за дело взялась я. Аня с Машей отправились на детскую площадку ножками топать.

Глава 2

В Любушках я не была два года. Раньше каждую неделю на выходных ездила, а потом Глеб сказал, что мой дом в городе, и нечего мотаться в это захолустье. Твёрдым мужским словом он обрубил корни, которые связывали меня с родной деревней.

Я смотрю сквозь лобовое стекло на ковёр из домиков вдалеке, и сердце от нетерпения ноет. Скоро увижу родную калитку, зайду в ограду, открою дом...

Дочь спит, Аня рулит молча, и мне никто не мешает планировать новую жизнь.

Первым делом немного приберусь — большой грязи быть не должно. Я отдала ключи соседке, она присматривала, зимой печь топила. Всё у меня там в порядке — уверена. И в магазин нужно сбегать — дочь кашками из пачки уже не наедается.

— Ань, в магазин заедем, — прошу подругу.

— Где он у вас тут? — она сворачивает на деревенскую дорогу.

— Прямо езжай, потом направо, — активно жестикулирую, показывая путь. — Все магазины в центре деревни. Не ошибёшься.

Видно, что Ане неспокойно — она совсем не мастер вождения по сельской местности. Здесь моргать за рулём нельзя — детишки играют у дороги и кошки ее перебегают. Сплошной стресс.

Не без труда, но Аня справляется — паркует машину у продуктового магазина. Я выскакиваю на улицу и едва не вприпрыжку бегу за покупками. Настроение отличное.

В магазине меня ждут две неприятные новости. Во-первых, я по глупости прошу продавца подать мне пачку замороженного брокколи и, конечно же, натыкаюсь на недоумение. В Любушки такой товар если и привезут, то по большой случайности — тут у каждого свой огород и холодильник для заморозки. Рацион дочки мне придётся пересмотреть. А во-вторых, сделав выбор в пользу домашнего молока и творога, я пытаюсь расплатиться карточкой, но терминал говорит — нет. Лезу в приложение банка в смартфоне — счёт и карта заблокированы.

Я не удивлена. Я и не ждала от Глеба ничего другого. Достаю наличность из кошелька, расплачиваюсь и, забрав продукты, выхожу из магазина. Муж не стал ждать — выдал гадость молниеносно, но это меня не сломит. У меня есть свои деньги — я их когда-то честно заработала и отложила на чёрный день. Пару месяцев мы с Машулей сможем жить на эти средства, а там и работу найду.

— Меня такими финтами не проймёшь, Глебушка, — шепчу и иду к джипу.

Вообще удивительно, конечно — я избавилась от оков семейной жизни и тут же перестала мямлить. Теперь в сердце не страх, не растерянность, а здоровая азартная злость. Врёшь, не возьмёшь! Мне это нравится.

— Всё купила? — Аня косится на скромный пакетик с молоком и творогом, когда я плюхаюсь на переднее сиденье.

— Пока всё. Потом ещё схожу. Со списком.

— М-м, понятно, — подруга стучит пальчиками по баранке. — Лер, я тебе честно должна сказать… — вздыхает. — Кто если не я, твоя лучшая подруга, скажет тебе правду? — заранее оправдывается.

Это значит, что правда Ани мне не понравится. Но я готова выслушать.

— Жги, Анют, — разрешаю.

— Все твои проблемы с Глебом из-за Маши, — заявляет она.

— Правда? — у меня на губах однобокая недобрая улыбка.

— Да, это так, — подруга вздыхает и, обернувшись, смотрит на мою дочурку, которая мирно спит. — Маша милая девочка, но она не ваша с Глебом дочь. Некоторым мужчинам сложно стать папой даже для родного ребёнка, а ты требовала от мужа полюбить чужую малышку. Я думаю, это очень давило на него.

— Мы удочерили Машу не из-за моих капризов. Глеб согласился на серьёзный шаг. И знаешь, Ань, мне тогда казалось, что он хочет этого даже больше, чем я.

— Вот именно — тебе казалось, — фыркает подруга. — Сначала ты как одержимая носилась по клиникам и мужа за собой таскала, а потом напирала на него с удочерением. Конечно, он уже на всё согласен был, лишь бы ты успокоилась.

— Не пойму, — мотаю головой, — ты в адвокатах у Глеба ходишь?

— Я просто видела всё со стороны и даже пыталась тебя вразумить, но ты не слушала. Я за тебя переживаю, Лер.

— Угу, ладно, — поджимаю губы. — И что ты предлагаешь? Приползти на пузе к Глебу?

— Даже это уже не поможет, — со знанием дела заявляет Аня. — Ситуация на пределе.

— Ну вот! — я оживляюсь. — Значит, я всё делаю правильно. Нечего мучить лошадь, которая давно мертва.

— Ты должна вернуть Машу в детский дом.

Твёрдый тон подруги не оставляет шанса подумать, что она шутит.

— Ты в своём уме? — у меня голос дрожит. — Ты хочешь, чтобы я предала маленькую девочку… Мою дочь! — повышаю голос. — Ради чего?! Чтобы вернуться к эгоисту и тирану?!

— Это звучит жёстко — понимаю, — Аня непоколебима, — но другого выхода нет. Твой Глеб не создан, чтобы быть отцом чужому ребёнку. Я вообще не уверена, что он создан для семьи формата «мама, папа, я».

Боже мой, что несёт эта женщина? Почему я столько лет считала её своей подругой? И как ей в голову пришло, что она знает моего мужа лучше, чем я?

— Тема закрыта, — доказывать что-то кому-то я не собираюсь. — Езжай по улице до конца.

Всё чего я сейчас хочу — выгрузить вещи и попрощаться с Аней. Говорят, друг познаётся в беде… Вот я и познала. Предложение сдать Машу в детский дом — это дно. Аня его пробила.

Родной дом встречает меня безмолвным упрёком — хозяйка про него забыла на два года. Если бы дома умели говорить, я бы много интересного о себе сейчас услышала. Ничего-ничего, всё наверстаем, приберём, поправим, подкрасим, починим.

Вещи сложены во дворе, и я иду забирать из машины дочку. Открываю заднюю пассажирскую дверь, отцепляю ремни безопасности, которыми пристёгнуто детское кресло, и Маша открывает сонные глазки.

— Проснулась, моя радость, — улыбаюсь доченьке.

— Ма! — выдаёт Маша, сладко потягиваясь.

— Позвонишь, как надо будет в город съездить, — приказным тоном заявляет Аня.

— Я не позвоню, — вытаскиваю Машулю вместе с детским креслом из джипа. — Спасибо, что помогла с переездом, но на этом наше с тобой общение закончено.

— Чего? — Аня сидит за рулём и таращит на меня глаза. — Мужа вычеркнула из жизни ни за что ни про что и меня туда же? Лер, мы с тобой сто лет дружим.

Глава 3

В Любушках на улицах нет фонарей. Не предусмотрены. Зато во дворах у всех своё освещение.

— А у нас в квартире газ. А у вас? — подтруниваю сама над собой, щёлкая выключателем в гараже.

Придётся выкрутить лампочку отсюда — все, что освещало двор, перегорело. Справляюсь кое-как с помощью табуретки. Ростом я не вышла.

— Лера?! — из-за забора шёпотом кричит Шура. — Лера, ты там?!

— Я! — отвечаю и выглядываю из-за угла дома.

— Ты чего по ночам бродишь? — соседка зевает. — Спать надо.

— Сумки занесу в дом и лягу.

— Помочь?

— Нет, спасибо. Я почти закончила.

— Как знаешь, — Шура собирается уходить, но решает задержаться. — Лер, ты обереги на заборе развесила?

— По всему периметру и на калитке, — отчитываюсь.

— Вот и хорошо, вот и умница, — бормочет и идёт домой.

А я остаюсь — сумки и коробки таскать. Завтра меня ждёт весёлый марафон — разбор багажа с ребёнком, который почти не слазит с рук — тот ещё квест. Готовлюсь морально, прикидываю, что и как буду делать. Планировать — это моё, время летит незаметно. Вжух — и вещи в доме, можно ложиться спать.

Свет во дворе оставляю включенным. Мне неуютно, когда вокруг темным-темно. Привыкла, что ночью за окном фонари, рекламные вывески с подсветкой, и десятки светящихся окон многоэтажек.

Дома скрипят половицы, рычит старенький холодильник и пахнет долгим отсутствием хозяйки. Эта жилплощадь значительно меньше квартиры в городе: кухня с настоящей русской печью — ещё мой дед выкладывал — и одна комната. Там Машуля спит на диване в гнезде из подушек. Сладкая такая — я улыбаюсь, глядя на дочь, и ложусь рядом.

Отвар из Шуриных трав помог. Правда, не сразу. Я напоила им малышку, но она ещё часа два капризничала, а потом ничего — успокоилась. И даже уснула без укачивания. Зеваю, и глаза сами закрываются. Я сегодня устала так, как давно не уставала. Но это хорошая усталость, правильная.

Сквозь дрёму слышу, как вибрирует телефон на столе. Мозг уже в объятиях Морфея, и я не хочу знать, кому взбрело в голову звонить мне в такой час. Не буду отвечать…

Но рёв мотора и шорох шин о гальку, заставляют подскочить с дивана. Я испытываю неконтролируемый страх. У меня настоящая паника — не могу сообразить, приснились мне эти звуки или нет.

Сквозь тонкую штору вижу авто — что-то вроде старого «УАЗа» с включенными фарами. Больше в темноте не разглядеть. И стоит он у моего забора.

Только! Не! Это!

Дрожащей рукой, тянусь к ползающему от вибрации по столу телефону — на экране тот самый номер. Я инеем изнутри покрываюсь, меня трясёт так, что зубы стучат.

— Да… — отвечаю на звонок.

— Выйди, поговорим, — хрипит прокуренный бас.

Чёрт возьми, это он! Псих нас нашёл. Но как?!

Хотя это уже не имеет значения. Мы с дочерью одни в доме, а входная дверь хлипкая и окно разбить — раз плюнуть. Нельзя допустить, чтобы психопат оказался здесь. Я выйду к нему. Если что — буду кричать, всех соседей разбужу.

Накидываю кофту, сую ноги в тапочки и иду. Под коленями слабость, голова кругом. Выхожу на веранду, запинаюсь о коврик и едва не падаю. Спасает широкий подоконник, за который успеваю схватиться. А на подоконнике нож лежит. Кухонный. Яблоко вечером резала. Наивно, но я сую его в карман.

Выхожу из дома, а из машины выходит он. Вижу только силуэт, который до боли напоминает «Халка» с детской площадки. Огромный мужик с широченными плечами, в толстовке с капюшоном. Он закрывает дверь автомобиля и шагает к калитке. Походка тяжёлая, крошащая землю. Это он…

За секунды в голове складывается пазл — психопат просто ехал за нами в Любушки. Так и узнал, где мы теперь живём. А главное — ночью припёрся, когда люди десятый сон видят. И собаки на улице молчат почему-то. Обычно ночью кошка пробежит, так они такой лай поднимут, хоть уши затыкай.

— Что вам… Что тебе нужно? — спрашиваю стоя на крыльце, и в кармане рукоять ножа крепче сжимаю.

— Дочь увидеть хочу, — хриплый бас царапает слух.

Даже если предположить, что этот мужик реально отец Маши, то с головой у него сто процентов большие проблемы. Маленькие девочки по ночам спят.

Психопат делает шаг к калитке, хочет взяться за неё, чтобы открыть, но с рыком отходит назад. Вкусил эффект от оберегов Шуры. Псих не может зайти во двор. Я немного выдыхаю и разжимаю пальцы в кармане. Нож не понадобится, и я этому безмерно рада.

— Маша — моя дочь, а кто ты такой, я не знаю, — прямлю спину, хочу показать ему, что не боюсь.

— Ты знаешь столько, сколько тебе положено знать, — нагло заявляет.

— Не трать время — уезжай. Зайти ты всё равно не сможешь.

— Думаешь, меня эти побрякушки остановят? — мужчина скидывает с головы капюшон. Бородатый, как и говорила Аня. — Вряд ли, — с ухмылкой смотрит на меня.

— Так заходи. Чего ты? — храбрюсь, а сердце-лёд. Вдруг, правда зайдёт.

— Всё равно тебе на улицу выйти придётся, — вопреки угрозам, псих остаётся на месте.

— Выйду, — соглашаюсь с дрожью в голосе. — И успею дойти до участкового, не сомневайся.

— Я пока по-хорошему прошу, Лера, дай мне видеться с дочерью.

— С чего ты вообще взял, что моя Маша — твоя дочь?

— Знаю.

Прекрасный ответ! А главное — всё сразу стало понятно. Не хочет говорить — не надо.

— Проваливай! — нервы звенят.

— Терпение у меня не резиновое, девочка, — психопат сплёвывает на землю, накидывает капюшон на голову и идёт к машине.

А я пытаюсь разглядеть номерной знак — бесполезно. Тёмная у нас улица.

Громко ревя мотором, «УАЗ» уезжает, а я сажусь на ступеньку крыльца и кутаюсь в кофту. Попала так попала, Лера. Это мне теперь со двора не выйти? Господи…

— Лер?! — голос Шуры заставляет меня вздрогнуть.

Чёрт возьми, напугала!

— Чего? — выглядываю из-за дома.

— Это кто сейчас приезжал такой громкий?

— Не местный, — нервно улыбаюсь. — Заблудился.

Рассказывать Шуре про психа или не рассказывать, я пока не решила. Поэтому молчу.

Глава 4

Мой инстинкт самосохранения будто выключился — я перебираю ногами, следуя за психопатом, а через несколько мгновений оказываюсь в его машине.

«Поехали, поговорить надо» заканчивается на заднем дворе администрации. В лес не увёз — и на том спасибо. И вообще, хоть какой-то прогресс наметился — поговорить хочет. До этого момента он только рычал на меня и крыл матом.

— На тебя мне плевать, — заявляет, заглушив мотор, — меня волнует дочь. Она успела к тебе привыкнуть, и это единственная причина, по которой я терплю твои закидоны.

Я поворачиваю голову к бородатому нахалу — у меня брови на лбу и глаза навыкате.

— Закидоны?! — едва не кричу.

— Тише будь, — советует холодным металлическим тоном и лезет в карман джинсов.

Он достаёт оттуда фото и бросает его мне на колени. На снимке девушка — молодая, красивая. Беременная. Она очень похожа на мою Машеньку.

— Это?.. — шёпотом вырывается из горла, но продолжить не могу.

— Родная мать моей дочери, — рычит псих.

— Моей дочери, — исправляю его.

Новый лесничий на замечание не реагирует. А я разглядываю девушку и всё больше убеждаюсь, что сходство между ней и Машей очевидно.

— Насмотрелась? — забирает у меня фотографию.

Вполне. Сомневаюсь, что этот бугай показал мне фото левой девицы — слишком она на Машу похожа. Или Маша на неё. Кажется, я поторопилась с психиатрическим диагнозом. Отец, значит…

— И где тебя носило, папочка? — язвительно интересуюсь. — Эта женщина оставила Машу в роддоме, отказалась от неё, как от ненужной вещи. Ты в это время где был?! — напираю. — Не пришёл тогда за дочкой. Позволил, чтобы её отправили в дом малютки. Зато сейчас объявился! — у меня воздуха в лёгких не хватает от возмущения. — Если ты думаешь, что я…

— Заткнись! — удар огромного кулака по баранке ставит точку в моём спиче. — Где я был и почему не забрал девочку — не твоё дело, — заводит мотор. — Твоё дело — осознать, что у Маши появился отец. И перестать выкабениваться, — добавляет с раздражением.

Он выруливает из-за администрации, а у меня сердце в пятки уходит:

— Куда ты меня везёшь? — беспокойно ёрзаю на сиденье.

— Домой, — сухо сообщает похититель. — Ты ещё не поняла? Я не собираюсь делать тебе ничего плохого. Я просто хочу общаться с дочерью.

— В таком случае сначала надо сделать тест на отцовство, — заявляю решительно.

«Папочка» даёт по тормозам, и я едва не улетаю в лобовое стекло.

— Испытываешь меня на прочность? — скалится, как зверь какой-то. — Зря. Терпение у меня не безграничное, а добрым я никогда не был.

В этом и проблема. Как тебя, такого дикого, к ребёнку пустить?!

Очень хочется спросить его об этом в лоб, но я молчу. Надо добраться домой. Живой.

Ян — кажется, так зовут «папашу» — останавливает машину у моей калитки.

— Я тоже никогда не была милосердной, — решаюсь на дерзость. — Особенно к людям, которые думают исключительно о себе.

Мне страшно до ужаса. Но сейчас или он меня, или я его.

— Что ты имеешь в виду? — с надменной улыбкой интересуется Ян.

— Ты решил с ноги открыть дверь в нашу с Машей жизнь. Моя дочь ещё маленькая, но она человек, — от этих мох слов у «папаши» желваки ходят почему-то. —Неужели ты думаешь, что я просто так, без всяких доказательств отцовства подпущу тебя к девочке? Сделаем тест, и, если подтвердится, что ты Машин папа, будем решать вопросы по закону.

— Мне не нужен тест. Без него знаю, что я её отец.

— Не хочешь делать тест — остаёшься дядей с улицы, — собираюсь выйти из машины, но на моём предплечье сжимаются сильные крупные пальцы.

— У тебя сутки, чтобы спокойно всё обдумать. Завтра я приду к дочери, и если решишь мне помешать… — замолкает на пару мгновений. — Не стоит этого делать, — отпускает мою руку.

Звучит, как плохо замаскированная угроза. Это она и есть.

Не говоря ни слова, выскакиваю на улицу и забегаю в ограду. За моей спиной газует «УАЗик», а я ищу глазами Шуру и детей. Ни во дворе, ни в огороде их нет. Залетаю в дом, и с души падает огромный булыжник.

Маша с новым другом собирают что-то из кубиков на ковре в комнате, а Шура стоит у окна. Видела, наверное, что я не пешком пришла.

— Васька фляги притаранил и у забора их бросил, — рассказывает соседка. — Видела?

— Угу, видела. Шур, прости, — с сожалением поджимаю губы, — я задержалась. Не специально, так вышло.

— А привёз тебя кто?

— Та-а… — это всё, что я могу придумать по этому поводу.

— Ночью тоже он приезжал, — уверенно заявляет Шура. — На тебе лица нет, Лерка. Кто такой?

Взгляд у соседки тяжёлый, требовательный — её не обманешь, и не увильнёшь от разговора. Вздохнув, я достаю из кармана смартфон и показываю Шуре смс от Яна, а потом рассказываю всё. И чем больше говорю, тем страшнее становится. Мысли это мысли — их можно отодвинуть на задворки сознания, а слова, сказанные собеседнику, никуда не денешь. Проблема озвучена, но решения у меня нет.

— …И самое странное — он теперь лесничий местный, — я развожу руками. — За одну ночь в чужой деревне получил должность и наверняка жильём обзавёлся. Куда дядя Коля смотрит?

— Николай с ним одного поля ягоды, — задумчиво щурится Шура.

— Как это?

— Ай, — отмахивается от меня. — Неважно. Просто знай, что у участкового защиты искать не стоит.

— И что делать?

— Что-что? Давай подумаем… — соседка расхаживает по комнате. — Обереги он вчера с ограды не сорвал, в дом не полез. Тебя не трогает, только зубы скалит. Непохоже, что он собирается отобрать у тебя дочь.

— Отобрать?! — я едва не падаю с табуретки, на которой сижу.

Для меня дико даже допущение подобного беспредела.

— Лера…

— Маша — моя дочь по закону, — я перебиваю соседку, — а этот бородатый не хочет тест на отцовство делать. Я имею полное право даже не разговаривать с ним.

— Боюсь, говорить тебе с ним придётся. И не раз, — Шура качает головой.

Глава 5

Халупу мне Колян, конечно, выделил совсем убогую. Не дом — балок дырявый на заросшем полынью участке. Вместо кровати у меня теперь нары, а вместо домашнего кинотеатра старый радиоприёмник, который ничего, кроме помех, поймать не в состоянии. Хорошо хоть связь в этих чёртовых Любушках есть — интернет на смартфоне пашет. Но не особо быстрый он.

Я в лесу привык жить с комфортом, а тут населённый пункт — и такая фигня нездоровая. Люди. Больше добавить нечего.

Завариваю себе чай в котелке — костёр прямо у балка развёл — и сажусь на перевёрнутое ведро. Думы думать буду, тяжёлые.

— Здоров! — Коля шагает ко мне по дороге, рукой машет.

— Здоровались, — отвечаю, когда он подходит. — Новости есть? — наливаю чай в эмалированную кружку.

— Леру видел. Поговорил с ней немного.

— О чём? — сплёвываю листик заварки, поднимаю глаза на Коляна.

— Мужик у неё есть. Он в городе сейчас.

Что бы стоящее узнал, участковый доморощенный. Я в курсе про мужика Леры. Неинтересно.

— Я терплю Валерию только потому, что моя дочь признала её матерью.

— Да знаю-знаю, — Колян поправляет фуражку, — законы стаи, чтоб их.

— Волчонок не может полноценно расти без материнской любви. А тебе, Колян, я бы посоветовал с уважением относиться к закону. Ты полицейский всё-таки, — хмыкаю.

Молчит, папку кожаную открыл, в бумажках роется. Сказать нечего? Я не сомневался. Такие, как Николай, живут среди людей и законы стаи не чтят. Зря.

— Держи удостоверение, — протягивает мне корочку лесничего. — Шибко только не свети.

— В курсе, — смотрю на печать, подпись кого-то важного и собственное фото в документе. — Выглядит как настоящее.

— Выглядит… — бурчит Николай. — А по сути — липа. Вскроется — головы полетят.

— Если ссышь, не стоит мне помогать, — встаю и кидаю удостоверение в раскрытую папку в руках Коляна. — Бабки верни.

— Что ты завёлся? — возвращает мне корочку. — Просто предупредил.

Просто… Деньги ты любишь, Николай.

— Иди, — киваю на дорогу. — Отдохнуть хочу. Мне ещё ночь не спать.

— Ян, ты это самое… шибко-то не шуми. В деревне везде глаза и уши.

Ой, ссыкло ты, Коля! Мысли не озвучиваю — участковый сам знает о своей трусости. Как этого оборотня в погонах земля носит? Риторический вопрос.

— Что считаю нужным, то делать буду. Иди работай.

Выливаю остатки чая на траву, бросаю кружку рядом с костром и иду в балок. Терпеть не могу трусов.

***

Остаток дня и весь вечер я как на иголках. Завтра день «Хэ» — у меня душа не на месте. Почему соседка настаивает на том, чтобы я пустила к дочери незнакомого мужчину? Загадка. Шурино слово для меня имеет авторитет, но хотелось бы услышать аргументы. Она обещала всё объяснить позже, и это «позже» напрягает. Радует одно — встреча при ней состоится. Не думаю, что Ян решится на что-то плохое при Шуре.

Готовлю Машу ко сну, размышляя, как из визита дикого папочки выжать пользу. Поговорить с ним ещё раз, чтобы тест на отцовство сдал? Ох, надо. Если отец, то пусть суд определит его права. Страшно. Но я за правду и справедливость.

Выхожу из бани с Машулей на руках и бегом в дом. Она намытая, сырым полотенцем обёрнутая. А на улице ветер разгулялся и похолодало — как бы не простыла моя девчонка под зубки режущиеся. Вожусь с дочерью — переодеваю.

— Сейчас настойку тёти Шуры выпьем и баиньки, да? — улыбаюсь Маше.

Она меня за волосы схватить пытается — играет, ни намёка на сон в озорных глазках. Раз моя мадам так разошлась и спать пока не собирается, проверю, не прорезался ли клык. Аккуратно трогаю десну подушечкой указательного пальца, пытаюсь нащупать новоиспечённый зуб, дочь сжимает челюсти и как кольнёт! Шикнув, я хватаюсь за конечность, а на пальце проступает маленькая капля крови. Сую палец себе в рот, а глаза на лбу…

Похоже, клык вылупился, но как можно проколоть палец детским молочным зубом — не понимаю. Машуля, зевнув, сама укладывается на диван. Ну и дела — никогда она так перед сном не делала. С ней ходить на руках полночи надо было, чтобы уснула. Трогаю лобик — нормально всё вроде. Дочь, подперев пухлую щёку кулаком, закрывает глаза. Кажется, даже настойка не нужна. И слава богу!

Не успеваю толком порадоваться неожиданному счастью, мой смартфон вибрирует на столе. Сердце сжимается и ухает вниз. У меня уже рефлекс, как у собаки Павлова, чёрт возьми!

Подхожу к столу и, сглотнув, тугую слюну смотрю на экран — Анька звонит. Фу-у-ух! На радостях жму на зелёную трубку и только после этого вспоминаю, что попрощалась с подругой навсегда.

— Привет, Лера, — вещает Анна из динамика. — Так и знала, что ответишь, — победоносное «хи-хи» у неё выходит особенно едким.

— Что ты хотела? — спрашиваю холодно.

— Просто звоню подруге узнать, как дела.

— Дело отлично. Всё?

— Нет, не всё. Что ты про Глеба надумала? — Аня заводит старую песню.

— Я о нём не думала. Некогда. И вообще, это ему думать надо, а не мне.

— Это прогресс, Лерчик! — радостно заявляет подруга. — Ты не отрицаешь, что вы с Глебом можете помириться!

Где в моих словах Анька уловила скрытый смысл, я не знаю. По-моему, она выдаёт желаемое за действительное. Одно неясно — ей это на кой чёрт нужно?

— Ань, ты бы за свою личную жизнь так переживала, — замечаю язвительно.

— Не за что там переживать, — небрежно отнекивается. — У меня всё по плану. Замуж выхожу в конце августа, ты же в курсе.

В курсе, да. Анька собралась стать женой немолодого состоятельного пузатика. Отец подобрал для неё эту выгодную партию. На мой скромный взгляд, «выгодой» для Ани там не пахнет. Молодая девчонка выходит замуж за дедушку, которому уже больше шестидесяти. Что тут хорошего? Его банковские счета, разве что. Аня эту тему понимает, я нет.

— Совет да любовь, — желаю не от души, но желаю. — Пока.

— Погоди-погоди! Ты на свадьбу ко мне приедешь?

Не хотелось бы участвовать в этом фарсе. Тем более я уже объяснила Аньке, что дорожки наши разошлись. Я взяла трубку случайно, а она решила, что мы помирились.

Глава 6

Шура всегда была женщиной себе на уме, с большими тараканами, но этот поступок... Приличных слов нет, чтобы выразить эмоции, которые я испытываю.

Соседка наливает чай в кухне, пока Ян в комнате один на один с Машенькой. Мои возражения Шура не слушает и к дочери пойти не даёт — только бубнит что-то невнятное про этого Яна.

Я выглядываю из кухни — пытаюсь держать ситуацию под визуальным контролем, но хочется зайти в комнату и вытащить гостя за шиворот. Силёнок у меня маловато для такого геройства. Боже, пусть он уже уйдёт!

— Хватит, — соседка ведёт меня за руку к столу. — Я тебе русским языком сказала — ничего он плохого твоей дочери не сделает.

— С чего ты взяла?! — шепчу на эмоциях.

— Потому что Маша и его дочь тоже, — твёрдо заявляет соседка.

— Это ты на глазок определила? — щурюсь зло и разворачиваюсь, чтобы вернуться на наблюдательную позицию.

— Сядь! — Шура силой усаживает меня за стол и ставит передо мной чашку с чаем.

Чай пахнет ромашкой, но это не успокаивает. И если выпью не успокоюсь. Даже если цистерну.

— Насмотрелась на него? — я киваю в сторону комнаты. — Рассказывай, что знаешь, — не прошу — требую.

— Лера, Лера… — соседка качает головой с таким видом, словно я тут зря права качаю и обижаю её зря. — Я тебе всегда правду говорила и предупреждала об опасности, когда могла.

Спорить с этим упрямым фактом я не берусь. Шура в своё время уберегла меня от многих бед. Если бы не её предсказания… Ох, даже думать об этом не хочу.

— Я, знаешь, нервничаю, — развожу руками. — Ничего с собой поделать не могу.

— Зря я сюда пришла, — внезапно для меня заявляет соседка, — ты сама должна во всём разобраться.

— В смысле?! — я подскакиваю с табуретки.

Шура собралась уходить. Да, вот так запросто решила оставить меня и Машу с Яном. Я в шоке, хватаю соседку за руки, пытаясь остановить, и шепчу с большими глазами, что она обещала мне всё объяснить. Я готова умолять, чтобы Шура осталась. Только она меня не слушает.

— Помни, он не похож на тех, кого ты знаешь, — вещает, стоя у порога.

— Что?.. — держу соседку за руку. — Нет, пожалуйста, не бросай нас! — свожу брови, а в сердце тяжесть.

— Не провоцируй этого мужчину и постарайся найти с ним общий язык, — отцепляет мои пальцы от своей пятерни и выходит за порог.

Я слышу, как закрывается дверь веранды, как Шура топает по деревянному настилу во дворе, скрипит калитка. И наступает тишина — тревожная, холодная, глубокая. Хочется взвыть.

Что делать-то? Бежать за Шурой не вариант — покидать дом нельзя в принципе. Я должна взять себя и что-нибудь для самообороны в руки и пойти в комнату. Куда делся нож, я не знаю. Из оружия в кухне только кочерга, но на безрыбье и она пистолет. Хватаю железяку и иду к дикому папочке.

Шура предложила найти с Яном общий язык… Что ж, других вариантов, похоже, нет. Кидаться на него или угрожать я не собираюсь. Но с кочергой как-то спокойнее.

— Убить меня хочешь? — с самым надменным видом спрашивает дикарь.

— Сублимирую, — кладу кочергу на стол и опускаюсь в кресло.

Между мной и недорогим гостем пара метров. Я смотрю ему в глаза — смело, прямо, — а внутри всё переворачивается. Мужчина сидит на стуле рядом с диваном, где спит мой маленький ангел. Руки сложил на груди — мышцы бугрятся, даже через одежду заметен рельеф мощного тела. Бородатый, черноглазый и страшный до потери сознания. Но я сейчас даже чёрта не испугаюсь. У меня просто нет выбора.

— Может, поговорим? — я держу спину ровно и взгляда от дикого папочки не отвожу.

— Давай попробуем, — его согласие звучит как снисхождение.

— Почему ты пришёл ночью?

— Так надо.

Отличное начало диалога! Его смело можно считать финалом. Как с ним разговаривать?!

— Вот и поговорили… — бурчу себе под нос, понимая бесперспективность затеи.

— Почему моя дочь спит здесь? — Ян брезгливым взглядом окидывает диван. — У неё нет своей кровати?

Вопрос моментально выбивает из колеи. У меня что-то вроде комплекса плохой матери — любая оплошность или недоделка в плане комфорта Маши вызывает жёсткое чувство вины.

— Я, эм-м… Я посмотрю на чердаке! Да, обязательно это сделаю, — оправдываюсь, а воздуха в лёгких не хватает. — Там должна быть старая детская кроватка. Соберу её. Завтра, — из смелой и решительной женщины превращаюсь в жалкую размазню.

Я не должна оправдываться, но оправдываюсь и ничего с собой сделать не могу. Мне хочется говорить ещё. Объяснить дикарю, что женщине одной непросто спустить с крыши тяжёлые деревяшки, и в плане сборки мебели я далеко не мастер. И болтики потерялись от той кроватки, наверное… Боже!

— Я понял, — Ян поворачивает голову и смотрит на Машеньку.

Мне снова чудится, что в этом страшном мужике появляется мягкость или даже нежность. Моргаю часто, чтобы прийти в себя. Надо выровнять дыхание и успокоить сердце-колотушку.

— Ты ведь не собираешься сидеть здесь до утра? — спрашиваю с большой надеждой на отрицательный ответ.

— Собираюсь, — на меня давит бездна чёрных глаз. — Ты можешь поспать. Если хочешь, — добавляет с ухмылкой.

Издевается. Чёрт бы побрал этого дикаря! Очень хочется взять кочергу и треснуть ею наглеца по голове. Но и жить хочется…

Мне предстоит непростая ночь. Я не знаю, хватит ли у меня нервов на такой подвиг. Впрочем, выбора нет. В очередной печальный раз.

***

Эту ночь я запомню надолго. Я провела её почти без сна, сидя в старом скрипучем кресле, едва не угробив спину. Но кроме неудобной мебели меня доконали адские ощущения — сначала я проваливалась в мягкое забытье, а потом меня словно изнутри подкидывало, выдирая из лап подступающего сновидения. Кошмар один.

Вот уже и рассвет… А дикарь всё сидит на стуле рядом с диваном. Он тоже не спал — на Машу смотрел, чуткий к каждому её движению. К слову, дочка за всю ночь ни разу не проснулась. Она до сих пор крепко спит, и ничего ей не надо — ни похныкать, ни водички попить. Как приехали мы в Любушки, ребёнка моего будто подменили.

Глава 7

Маша притихла и смотрит на меня большими глазами, а я на неё. Вместе бояться не так страшно. Мне бы выйти, глянуть, что во дворе творится. Звуки мордобоя прекратились, и теперь вообще ничего не понятно.

— Полежи тихонько, — объясняю Машеньке, — мама сейчас придёт.

Дочь моментально схватывает смысл фразы и морщит носик, собираясь заплакать. М-да, утро началось не с кашки. Глажу малышку по животику и никуда не иду. Взять её на руки не решаюсь — меня до сих пор неслабо потряхивает.

И тут во дворе кто-то нервно грохает калиткой, а потом доносится хлопок автомобильной двери и мягкое, едва слышное урчание мотора. Это точно не «УАЗ», значит, укатил Глеб на своём кроссовере. Скатертью дорожка, собственно. Больше добавить нечего.

— Маша в порядке? — в комнату заходит Ян.

А я вздрагиваю. Это человек ходит, как зверь — чтобы услышать его шаги, надо прислушиваться. Напугал, чёрт возьми!

— В порядке, — выдыхаю и поднимаю глаза. — А ты? — внимательно изучаю взглядом порез на щетинистой щеке дикаря. — У тебя кровь.

Ян щупает щёку и смотрит на кровавый след, оставшийся на пальцах. В неостывшем после драки взгляде чёрных глаз читается стандартное мужское — «царапина». Костяшки на руках красные, сбитые. Думаю, Глебу прилетело неслабо.

— Топором зацепило, — будничным тоном выдаёт дикарь. — В траве топор валялся, а этот чёрт за него схватился. Ну вот, пока я ему руку выкручивал, зацепило меня по морде.

Боже мой, это я топор в палисаднике бросила, когда ночью к Шуре выходила! Становится дурно. Хорошо, беды не случилось.

— Надо обработать и пластырем заклеить, — я беру Машу на руки и иду к туалетному столику.

Стоило Глебу уехать, мой мандраж пропал. Вот, оказывается, кого я по-настоящему боюсь — мужа. И горько, и смешно, учитывая наличие под боком дикого малознакомого мужчины.

— Тебе за мужика своего переживать надо, а не за меня, — хмыкает дикарь.

— Глеб не мой мужик, — чеканю, не задумываясь. — То есть юридически он мой муж, но это временная неприятность. И переживать за него я не собираюсь.

Зачем ему эта информация? Боже, Лера, замолчи уже!

Я балансирую на одной ноге с Машей у туалетного столика, пытаясь коленкой подцепить ручку ящика, чтобы достать антисептик и пластырь. Поворачиваю голову к Яну, чтобы попросить его помочь, но так и замираю в позе цапли с малышкой на руках и приоткрытым ртом. Он безо всякого стеснения нахально пялится на мою голую коленку. Пожирает её взглядом, я бы даже сказала.

— Помочь? — очень вовремя предлагает дикарь.

— Там есть всё, чтобы обработать порез, — иду к дивану, давая гостю зелёный свет.

Ян роется в ящике — достаёт бинт, перекись, пластырь, а я наблюдаю за ним, крепко обнимая Машу. Нечеловечески большой мужчина. В его присутствии просторная комната кажется тесной, а ещё из-за габаритов он немного неуклюжий. Крупные мужские пальцы плохо справляются с маленькой крышечкой на бутылке с перекисью.

— Открой, — подходит, ставит бутылёк на подлокотник дивана. — Пожалуйста, — добавляет капельку вежливости и вынимает у меня из рук Машу.

Я только ресницами хлопнуть и булькнуть от возмущения успеваю, а дикий папочка уже расхаживает по комнате с Машулей на руках. А она улыбается, в бороду ему вцепилась пальчиками и болтает на своём детском. Что тут скажешь? Ничего. Ребёнок-то доволен… у незнакомого дяди на руках. Обычно дочка настороженно относится к чужим. Ей надо присмотреться, привыкнуть, а потом, если понравится человек, то и поиграть можно. Но тут без проблем вообще. Как к родному.

— Возьми, — быстро скручиваю крышку с перекиси и хочу забрать дочку.

Но дикий папочка усаживает её в кресло и смотрит на меня глазищами своими темнющими — сама невинность.

— Обработай, — суёт мне в руку бинтовую салфетку.

Плавно выдыхаю, чтобы не нервничать ещё больше. Нервишки у меня ни к чёрту. По сути, тут переживать не за что, а сердце молотит, как кроличье. С другой стороны, жизнь с Глебом в режиме унижение нон-стоп могла дать последствия ещё хуже. Я легко отделалась. А Ян, он… Он спас меня от оплеухи мужа.

— Шрамы украшают, да? — пытаюсь спрятать за болтовнёй неловкость, которую испытываю, промакивая влажным бинтом рану.

— Только мужчин, — уточняет Ян.

— Спасибо, — замираю и смотрю в тёмную бездну глаз.

— За что?

— За то, что заступился за меня.

Очевидно же. Или нет? Дикарь даже в лице поменялся после моего «спасибо». Растерянное выражение на бородатой суровой морде выглядит странно и немного смешно. Хотя с мордой я перегибаю — Ян в общем-то ничего такой. Кому-то он вполне может показаться красивым.

— Сильный не должен обижать слабого, — выдаёт дикарь, пока я заклеиваю порез пластырем.

Он рассуждает как человек из далёкого прошлого. В наше время прописную истину о сильных и слабых помнят немногие, а следуют ей и того меньше.

— Ты с луны свалился? — у меня непроизвольно появляется улыбка на губах.

— Почему с луны свалился? — и снова это милое удивление на суровом лице.

— Да так, — хмыкаю, — не бери в голову. Надо Машу переодеть и покормить, — тянусь к дочке.

Дикий папочка опережает меня — дочь снова у него:

— Ты бы сама переоделась для начала, — заявляет серьёзно.

Чёрт… Я стягиваю на груди порванную Глебом кофту. Надо было так лопухнуться? Я уже минут пятнадцать рассекаю, можно сказать, в неглиже перед дикарём. Не совсем голая, конечно, но стратегически важное для прилипания мужского взгляда место открыто больше, чем следует.

— Я сейчас… — отступаю назад. — Вернусь.

Вылетаю на веранду, открываю шкаф с одеждой и быстро ищу, что надеть. Комод в комнате забит одеждой Маши, мои вещи пришлось поселить здесь. Переодеваюсь и спешу вернуться к дочке.

Машенька сидит на диване в чистом подгузнике и играет с наручными часами Яна, а он роется в комоде. Вот уж кому не нужно разрешение, чтобы чувствовать себя, как дома.

— Подойдёт? — дикий папочка демонстрирует мне розовый слип.

Глава 8

Позавтракав, Шура с Борей идут по своим делам, а мы с Машей остаёмся дома. Я бы завалилась на диван после беспокойной ночи и утреннего стресса, но, увы. До дневного сна дочери ещё далеко, а в другое время вздремнуть не выйдет.

Кроме желания выспаться у меня есть ещё одно — не думать о дикаре. Но не получается! На веранде собранная детская кроватка — смотрю на неё и думаю, что Ян мужик рукастый. Глеб никогда сам мебель не собирал — заказывал сборку. С одной стороны, зачем напрягаться, когда можно заплатить специально обученным людям? Но ведь мелочи, сделанные в доме мужскими руками, важны для женщины. Маме моей было несложно забить гвоздь, но гвозди всегда забивал папа.

А ещё Ян фляги с водой затащил в баню…

Фу ты! Хватит о нём думать!

Я усаживаю дочь в коляску, пристёгиваю ремни и спешу покинуть двор. Надо проветрить голову, а то мысли о дикаре совсем одолели. Шура сегодня выдала о нём — нормальный мужик. А я сомневаюсь. Точнее, боюсь расслабиться, уверовав в порядочность Яна. Тест на отцовство он делать отказывается, зато к Маше ходит, как на работу. В ночную смену, блин. Мне стоит держать ушки на макушке.

Иду по улице, толкаю перед собой коляску, а дама моя в панамке, открыв рот, смотрит на коров, которые лениво бредут по обочине. Хорошо в деревне: природа — вот она, руку протяни и трогай. Я считаю, для ребёнка это важно. Сейчас в городе большинство детей в гаджетах сидят, вместо того чтобы гулять, играть и шкодить. Не хочу, чтобы Маша моя носом в телефон вросла. Всё-таки правильно я сделала, что в Любушки её увезла. Осталось только на развод подать и стать свободной женщиной.

— Привет, — меня догоняет Вася. — Вы куда?

— Привет. В центр собрались. В магазин зайдём и в детский сад, — рассказываю старому знакомому.

— Я с вами.

Ваське с утра заняться нечем, вот и смотрит к кому привязаться, чтобы веселее было. Я не против, пусть с нами идёт.

— Как дела у тебя? — решаю немного поболтать.

— Нормально, — пожимает плечами. — Лесничего нового видела?

Видела, блин. Спасибо, Вась, отвлеклась.

— Бог с ним, — нервная улыбка сама лезет на губы.

— Дядя Коля ему жильё выбил, — наивный дурачок намёков не понимает. — В вагончике на краю деревни живёт.

— В вагончике? — подняв брови, смотрю на знакомого. — Я думала, лесничему дом положен.

— Кому нужен этот дом?! Вагончик — козырное место! — у Васи свои понятия о «добре и зле». — Я там раньше ночевал, а теперь не буду, — вздыхает тяжело. — О, смотри, техника!

На своротке стоит заведённый бульдозер, и этого достаточно, чтобы Васька передумал гулять с нами. Он несётся смотреть, как люди работают, а мы с Машей двигаем дальше.

Избавиться от мыслей о Яне не вышло. Теперь я размышляю на тему его жилплощади. Администрация новому лесничему должна была выделить дом, да ещё и дядя Коля явно суетится насчёт него, а результат — вагончик на краю деревни. Странные дела.

Хм, а может, Ян потому и ходит к нам по ночам? Сначала на стуле посидит, а потом и на диван переберётся. А что? Кроватку для Маши он уже собрал, освободил, так сказать, спальное место для себя. Шутки шутками, но если так дальше пойдёт, дикий папочка к нам переедет.

— Жуть какая… — шепчу.

Ещё немного — и я до такого доразмышляюсь… Лучше подумать о списке покупок и детском саде. Шура сказала, в Любушках теперь есть ясли и летом они работают. Хочу пристроить туда Машеньку, а к осени попробую в школу учителем устроиться. Посмотрим, что из этого получится.

— Здравствуйте, — закатываю коляску в магазин и с улыбкой здороваюсь с продавщицей.

— Здрасьте, — она отзывается не особо дружелюбно.

Покупателей нет, и я не торопясь разглядываю товар на полках. Здесь всё стандартно, без изысков, но я уже готова морально к новому меню, остаётся только дочу уговорить. Надеюсь, справлюсь.

— Дайте, пожалуйста, булку белого и куриную грудку, — определяюсь и встаю у прилавка.

— Куру для ребёнка? — продавщица кивает на Машу в коляске.

— Ну да. Плохая?

— Где вы видели хорошую куру в магазине? — вопрос скорее риторический, потому что женщина достаёт из морозильного ларя куриную грудку. — Чем этих курей пичкают, никто не знает. У меня зять завтра цыплят привезёт, могу продать по дешёвке.

— Тоже замороженных? — гну бровь, не понимая разницы.

— Живых! — смеётся продавщица. — Пристроишь их в сарайке, а к осени полную морозилку хорошего куриного мяса получишь.

Угу, я забыла, что в деревне. Тут все знают, как курей держать и ощипывать. Я тоже когда-то знала, но в городской жизни курятникам места нет — отвыкла, подзабыла и боюсь, не справлюсь. Тем более кто их по осени в содержимое морозилки превращать будет? Раньше у нас отец этим занимался, а теперь некому.

— Спасибо, не надо, — отказываюсь вежливо. — Хлеб ещё, — напоминаю. — Ой, а есть у вас кашки детские растворимые? — вспоминаю, что у дочери закончилось это лакомство.

— Конечно, есть, — ехидно щурится продавец и шлёпает на прилавок пакет с манкой.

— Эм-м… — я не совсем это имела в виду. — Мне бы в пачках кашу детскую, мультизлаковую.

— Не возим.

Ясно. Вопросов больше нет. Я забираю покупки и вытаскиваю коляску на улицу. Сходила в магазин, ага. Продавщица с толку меня сбила с цыплятами этими…

Скоро у Машули полезет второй клык, и без растворимой кашки мне придётся несладко, даже Шурины травы не спасут. Дочка привыкла потягивать из бутылки эту смесь — она её успокаивает, когда мучает боль от режущихся зубов. Чисто психологический фактор, но сути дела это не меняет.

Мы с Машей обходим все магазины в центре Любушек, но ни в одном из них нет того, что ищем. Следовало ожидать. В деревне если что-то возят в один магазин — возят во все, и наоборот. А манка не спасёт — проверено.

Выход только один — позвонить Яну, который наверняка сейчас в городе. Он ведь за матрасом поехал, а значит, может и в магазин за кашками заехать. Меня немного коробит от мысли, что придётся обратиться к дикому папочке с просьбой. Он мужик с чёткой моральной позицией насчёт сильных и слабых, но обматерить может не задумываясь.

Глава 9

К вечеру начинаю ощущать себя зомби — хоть спички в глаза вставляй. Я поспала с Машей днём, но общее сонное состояние и разбитость никуда не делись.

— Сейчас деток искупаем, и ложись, — заявляет Шура, попивая чай.

Мы решили сегодня мыть Борю и Машу у меня в бане, вот соседка и ждёт, когда печь нагреет бак с водой. Дети играют в комнате, на улице тишина и отличная погода. Хороший вечер. Ещё бы спать так сильно не хотелось…

— Рано, — я зеваю. — Маша в это время ни за что не уснёт.

— Я посижу с ней, а там уже и папаша ваш подтянется.

У меня дёргается глаз и рука, в которой я держу кружку с чаем.

— С чего ты взяла, что он сегодня придёт? — спрашиваю отчего-то шёпотом.

— Не знаю, — Шура отводит взгляд, — просто подумалось. Само, — смотрит на меня.

М-да, уважаемая, не умеете вы врать. Но допытывать соседку, у меня нет сил.

— Я прилягу минут на десять? — спрашиваю разрешения у Шуры и, не дожидаясь ответа, плетусь в комнату.

— Приляг, ага. Как вода согреется, я тебя толкну, — обещает моя спасительница.

Принимаю горизонтальное положение, и тяжёлые веки закрываются, а расслабленное тело, словно проваливается в диван…

Сквозь сон я слышу, как кто-то поёт. Слова песни разобрать нельзя — вроде не на русском. Песня тихая, похожа на урчание зверя. Она успокаивает, и хочется снова вернуться в забытье.

И тут на меня обрушиваются воспоминания вечера. Все разом: баня, дети, Шура, которая обещала меня разбудить. И не разбудила! Я подскакиваю на диване, как ужаленная, и кручу головой, пытаясь понять, где дочь. Только зрение не спешит со мной сотрудничать — перед глазами до сих пор мелькают обрывки сна.

— Шура… — хриплю.

— Тише. Маша засыпает, — голос Яна звучит для меня, как из бочки.

Я понемногу прихожу в себя и наблюдаю, как в полумраке тяжёлой бесшумной поступью с Машей на руках по комнате расхаживает дикий папочка. Что?.. Какого чёрта?

— Опять ты… — выдаю на выдохе.

— Я тоже рад тебя видеть, — издевается дикарь.

— Шура где? — подхожу к нему, забираю почти заснувшую дочь.

— Искупала детей и ушла. Своего забрала, а Машу мне оставила, — Ян продолжает меня подкалывать.

— Надо было меня разбудить, — ворчу, устраивая дочь в гнезде из подушек на диване.

— В кроватку клади, — приказывает дикарь.

Я оборачиваюсь и замечаю детскую кровать с новеньким матрасом — только белья постельного не хватает. Заботливый отец обеспечил Машуле собственное спальное место. Стоит сказать Яну спасибо, но у меня язык не поворачивает. Пока. Я злюсь, но не на него, а на себя за то, что вырубилась. Такая беспечность недопустима.

Молча иду к комоду, достаю красивую простынку с розовыми слонами и новое одеяло. Стелю постель для дочки и кошусь на дикого папочку. Он сидит в кресле — ноги вытянул, чешет бородатый подбородок и глядит задумчиво на мирно сопящую дочь.

— Капризничала перед сном, — делится новостями, — хныкала.

О, похоже, Маша привыкла к «папе» и начала показывать характер. Или зубы опять беспокоят? Хорошо бы первое. Надо, чтобы папка прочувствовал, так сказать, тяжесть отцовской доли. А то ему сегодня всё слишком просто давалось.

— Никто не говорил, что будет легко, — хмыкаю. — Не передумал?

— Ты о чём? — Ян упирается локтями в колени и смотрит на меня фирменным тяжеловесным взглядом.

— Папой быть не передумал? — уточняю, а внутри всё переворачивается.

— Тебе тоже бывает нелегко, но ты не передумала быть Машиной мамой. Почему я должен?

Он намеренно пропускает слова «приёмная мать» и «родной отец». Мне не показалось, нет. Ян расставил акценты так, что ошибки быть не может.

— Так… — выдыхаю и, поджав губы, смотрю на дикаря. — Ты уходить собираешься?

— Нет.

Чёрт бы тебя побрал, папаша! Внутри у меня эмоциональный взрыв, но внешне я сохраняю невозмутимость. По крайней мере, хочется в это верить. Вторую ночь он крадёт у меня право на законный сон. Долго я протяну в таком режиме, интересно?

— Я бы хотела выспаться, — кулаки сами собой сжимаются, челюсти тоже. — Если ты не против, — цежу.

— Не против, — Ян пожимает плечами и встаёт с кресла. — Спи. Кто мешает?

Он аккуратно берёт дочь на руки, несёт к кроватке, укладывает, а я смотрю на это и не нахожу приличных слов. Наглость — второе счастье, но кого-то здесь пора поставить на место.

— Я поняла, почему ты к нам ходишь, — щурюсь, смотрю на дикаря и, наверное, испытываю страх, но это сейчас неважно.

— Почему? — он надменно ухмыляется.

— Говорят, тебе вместо дома вагончик старый выделили…

— Балок, — поправляет меня дикарь. — И что?

— В доме ночевать приятнее, чем в дырявом балке, — скрещиваю руки на груди. — Желаете хорошенько выспаться на удобном диване? — ёрничаю. — А с утра что предпочитаете — чай или кофе? Завтрак в постель подать или на стол накрыть? — меня несёт.

— Ты казалась умной бабой, — дикий папочка цокает и качает головой. — Не разочаровывай меня, Лера. Лучше сумки пойди разбери.

— Какие сумки? — опешив, гляжу на Яна.

А он взглядом показывает — в кухне.

И действительно… На столе пачек десять каши, которую я просила купить. Зачем столько?! Неясно. Машенька этой кашей не питается, я использую её только в качестве «успокоительного».

Стоп-стоп, речь шла про сумки. Опускаю взгляд и смотрю на два объёмных пакета с логотипом известного магазина. Ревизия показывает, что в них банки с фруктовым пюре, соки в маленьких пачках, подгузники, девчачья одежда и игрушки. Я опытный покупатель и могу с уверенностью заявить — тут добра тысяч на пятнадцать.

Ян с ума сошёл? Или пытается свести с ума меня? Оборотень какой-то… Одна его ипостась — грубый, хамоватый дикарь, а другая — заботливый отец и моралист.

— Помочь? — гордый собой дикий папочка заходит в кухню.

— Спасибо, конечно, — я хмурюсь, — но не стоило так тратиться.

— Сам решу, — обрубает Ян.

Глава 10

Машу уложили на дневной сон у Шуры. Моя дочь с её малым уснула за компанию, а мне выпал шанс заняться грядками. Вечером Борю к нам заберём на пару часов, чтобы соседка могла отдохнуть за сериалом. Мамское сотрудничество — великая вещь! В городе у меня такой роскоши не было.

Вскопав грядку, разгибаю спину и смотрю на Ваську — он в соседской песочнице с утра копается. Не выходил из неё.

— Вась! — зову его. — Иди попей!

Столько времени на жаре провёл и глотка воды не сделал.

— Спасибо, — Вася через забор забирает у меня бутылку с минералкой.

— Оставь себе.

Смотрю на него — и сердце разрывается. Раньше Васька с бабушкой жил, она за ним присматривала. А как померла старушка, так он один остался. Родни нет, соцслужбам не нужен. Дядя Коля говорит, что единственный способ обеспечить Васе постоянный пригляд — пристроить его насовсем в психушку. Но там разве жизнь?..

Помогают Ваське в деревне кто чем может. Шура кормит его каждый день, дядя Коля за воспитательные моменты отвечает, баба Катя с соседней улицы прибирать у него в доме вызвалась — ходит пару раз в неделю. И мне пора подключаться к волонтёрскому движению.

— Ты к Шуре кушать ходил? — спрашиваю у Васи, поливая вскопанную грядку.

— Не, — он мотает косматой головой. — Я вчера так зайчатиной объелся — до сих пор есть не хочу.

— Где ты зайчатину взял? Угостил кто-то?

— Тебе расскажу, — Васька наваливается на забор, — только ты никому, — грозит мне пальцем. — Поняла?

— Ну? — подхожу ближе.

— Знаешь же, где у нас школа недостроенная? — Вася озирается по сторонам.

— Конечно, знаю.

— Я теперь туда часто хожу, а вчера рысь встретил, — шепчет.

Школу эту ещё в советские времена строили, но пришли девяностые, и стройка закончилась. Здание превратилось в классическую заброшку со всеми вытекающими. Там во времена моего детства лазить было небезопасно, а сейчас и подавно. Насчёт рыси Вася сочиняет, а балкой по голове получить там можно по правде.

— Вась, ты бы завязывал лазить по недостроям, — советую искренне.

— Не-не, — отказывается парень, не завяжу. — Рысь мне зайца поймала в лесу, а потом превратилась в девушку, и мы жарили зайчатину на костре у школы, — рассказывает довольный. — Через пару дней договорились ещё встретиться.

Девушка-рысь — плод Васькиных фантазий, а вот костёр… Надо дяде Коле сказать, чтобы провёл с ним профилактическую беседу. Только грандиозного пожара нам в Любушках не хватало. Вася сам сгорит и всю деревню спалит.

— Огонь не разжигай больше, ладно? — выхожу за калитку. — Беды наделаешь.

— Хорошо, не буду, — пожимает плечами.

Верится с трудом. Без дяди Коли не обойтись.

— Точно не голодный? — перевожу тему, потому что Васька меня толком не слушает.

— Ну-у… так себе.

Придумал историю про девушку-рысь и зайчатину, а живот пустой. Я прошу Васю подождать и иду в дом.

Дома достаю из холодильника бутерброды — я их утром для себя сделала, но есть не стала. Завариваю чай в термосе и крошу овощной салат на скорую руку. Раскладываю всё по контейнерам, потом в пакет — обед для Васьки готов.

— Держи, — выхожу за калитку и отдаю Васе пакет. — Иди домой поешь, а потом уже гуляй. Понял?

— Угу.

— И никаких костров! — выставляю указательный палец вверх.

— Угу.

«Угу-угу», как совёнок. Жалко Васю — молодой парень, а считает себя ребёнком. Если им хорошенько заняться, в город к хорошим специалистам свозить, чтобы прошёл терапию, мог быть толк. Только времени и денег на это надо уйму.

Проводив взглядом уходящего Ваську, беру в руки лопату, поворачиваюсь и с чувством втыкаю садовый инструмент в землю. По дороге к моему дому катит джип — Анька пожаловала.

Паломничество в Любушки продолжается. Сначала Глеб, теперь Анька. Что им всем от меня нужно? Поднимаю глаза к синему высокому небу, но ответов там, естественно, нет.

— Здравствуй, дорогая! — Аня хлопает дверью машины и плывёт к моей калитке.

Я быстро перешагиваю грядку, выхожу на деревянный трапик и закрываю массивный шпингалет, прежде чем бывшая подруга успевает зайти во двор. Засов со стороны улицы открыть не проблема, тут дело в другом. И Анька на лету схватывает мой настрой.

— Уезжай, — я неприветлива как никогда.

— Так, значит? — Аня скрещивает руки на груди. — А я насчёт Глеба поговорить приехала.

— Тем более.

Я ухожу в палисадник и возвращаюсь к грядке. У меня работы хватает, а Ане делать нечего — из города в деревню и обратно километры наматывать. Но это её проблемы. Обсуждать Глеба с ней я не собираюсь. С чего бы?

— Тогда, может, расскажешь, что за мужчинка у тебя тут завёлся? — Анька пытается высмотреть у меня во дворе «мужчинку».

Так и хочется ей сказать, что «мужчинка» — тот самый бугай с детской площадки, чтобы оценила масштаб трагедии Глеба.

— Он мужчина, — я гордо вздёргиваю подбородок, — который способен меня защитить, и доказал это.

— Ох! — Аня прикладывает ладонь к груди и картинно качает головой. — Ты в курсе, что Глеб может снять побои, и твоему заступнику придётся объяснять всё в полиции?

— А ты в курсе, что это не твоё дело? — я откровенно грублю. — И не надо рассказывать, что ты за меня переживаешь.

— Переживаю, конечно! — Анька резко меняет настрой — становится участливой. — Я и за тебя, и за Глеба переживаю. Вы в браке, у вас семья. Он говорит, ты развестись хочешь.

— Хочу и разведусь, — отрезаю коротко.

— Лер, не глупи. Собирайся, я тебя в город отвезу. Домой пора.

Какая прелесть! Что Глеб, что Аня в контексте моего возвращения в лоно семьи про Машу и не вспоминают. Хотя о ребёнке тут надо думать в первую очередь. А я о дочке думаю, в отличие от мужа и подруги, которая заделалась его адвокатом.

— Уезжай, — киваю на джип, — у меня дел полно.

— Ты из-за мужика этого не хочешь к мужу возвращаться? — Аня играет в семейного психолога. — Зря-я… Сейчас тебе хочется попробовать другого, но не будь дурой, Лер! Думаешь, с прицепом из детдома ты кому-то кроме мужа нужна?

Глава 11

Сегодняшний разговор с Лерой получился мягким, даже душевным. Надо было рассказать ей про Аню и Глеба, но язык не повернулся. Я подумал, что не стоит делать девчонке лишние нервы. Она и без этого настроена на развод с мужем и разрыв отношений с подругой. И вообще не моё это дело. Моё дело — с дочкой возиться.

Помог накормить детей и уложил их спать. Соседка-шаманка своего мелкого по ходу с ночёвкой здесь оставила. Пока я с детьми занимался, Лера мне на полу постелила — смирилась, что я останусь. Уже неплохо, потому что спорить с ней я откровенно устал, а объяснить всё пока не могу. Надо мать подготовить к тому, что её дочь волчонок, только психолог из меня так себе.

Лера спит на диване, а я лежу, растянувшись на полу, слушаю её мерное дыхание и поглядываю на дочь, которая ворочается в кроватке. Маша беспокойная сегодня. Может, оборот случится? Устал ждать, хочется поскорее уже. Дочке понравится звериная ипостась, уверен. Я покажу ей лес, научу охотиться и приведу в стаю. Стая…

Волки не дотерпели до вечернего костра и всем скопом явились к моему дому за новостями. Мучить их не стал, объявил, что долгие поиски завершились — я наконец-то нашёл дочь. Звериное ликование слышал весь лес, а вот новость о том, что Машина новая мать — человечка, никого не обрадовала. В волчьей стае людей не жалуют, но особенно это задело нашу рысь Полю. И ведь никогда она брезгливостью к людям не страдала. Полину волнует наличие матери у моей дочери, кем бы эта мать ни являлась.

— Лера?! — шепчет женский голос из кухни. — Вы улеглись уже, что ли?

Шаманка пришла. Видимо, малого забрать хочет, а пацан спит с Лерой на диване и домой не собирается.

— Ты чего орешь? — выхожу к соседке.

Как её?.. Шура, вроде.

— Я за Борей пришла, — упирает кулаки в бока.

— Спят все. Утром приходи.

— У тебя спросить забыла, когда мне за сыном прийти.

Шаманка проходит в комнату, забирает мальца и возвращается в кухню. У пацана сон богатырский — голову матери на плечо положил и дрыхнет.

— Когда Лерке про себя и дочь рассказать собираешься? — Шура явно не намерена уходить — поболтать со мной решила.

— Тебе какое дело? — хмыкаю. — За своим совёнком приглядывай.

— Хамить не надо, — качает головой. — Я за Леру с Машей встану, если потребуется.

Мне смешно. Не до хохота, но улыбка на губах появляется. Смелая шаманка и, возможно, не самая слабая из тех, кого встречал. Но ведь и я не простой зверь.

— Тебе бы прилечь, — замечаю с издёвкой, — ночь на дворе.

— Обижать Леру ты не хочешь. Знаю, — Шура игнорирует подколку. — Да только разные вы. Что тебе хорошо, то ей худо. Подумай об этом.

Прекрасный финальный аккорд, чтобы уйти. Именно это шаманка и делает, а я стою в ступоре с приподнятыми бровями и пялюсь на закрытую дверь.

Она права — мы с Лерой разные. Как совместно воспитывать дочь — не представляю. Волчонку нужен лес, стая, охота, а человечке уютный дом и люди рядом. По законам оборотней, я не имею права разлучить мать и ребёнка, но из-за этих же законов не могу привести Леру в стаю. Замкнутый круг.

Выхожу на крыльцо, сажусь на деревянную ступеньку и смотрю в ночное небо. До полнолуния несколько дней… Хорошо бы Маша первый раз обернулась в полную луну — превращение пройдёт легче.

— Ты чего тут сидишь? — Лера выходит на улицу.

За шумом мыслей я не услышал её шагов.

— Соседку твою с её мальцом проводил. Поздновато она за сыном пришла.

— Кто бы говорил, — улыбка у Леры мягкая, не злая. — Ты к нам только по ночам и ходишь, — садится рядом, кутаясь в шерстяной платок.

Свежая ночная прохлада мешается с тонким вкусным запахом женского тела, и я глубоким вдохом забираю этот аромат. Нравится. Лера пахнет тёплым материнским молоком. Странно, она ведь Машу грудью не кормила. Мысли несут меня дальше, и вот я уже думаю о том, что под шалью у Леры только тонкая ночнушка. Ч-чёрт…

— Спать пора, — хриплю, стараясь не дышать.

— Давай ещё посидим, — наивно предлагает Лера. — Хорошая ночь.

Ночь-то хорошая, а я на полпути к большой ошибке. Не очень понимаю, что происходит, но во мне беснуется желание поцеловать… и не только поцеловать мать моей дочери.

— Давай, — выдавливаю из себя. — Посидим ещё.

Как бы кони не двинуть от недостатка кислорода и кровообращения в верхней части тела.

— Расскажи о себе, — просит Лера и смотрит на звёзды.

Оборотень я. Родился, жил и скоро сдохну, кажется.

— Что рассказать?

— Как случилось, что тебе пришлось искать Машу? — девочка задаёт очень правильный вопрос.

— Её мать сбежала от меня за несколько недель до родов, — признаюсь, а лицо моей бывшей стоит перед глазами.

— Хм… Сбежала, чтобы оставить дочь в роддоме?

— Похоже, что так. Мы жили в лесу на заимке… Несколько семей, быт налажен, не хуже, чем в городе, — в общих чертах рассказываю о стае. — Но Кате вечно чего-то не хватало. Она в город моталась часто. Однажды уехала и не вернулась. Только записку оставила, мол, я люблю другого — не ищи.

— Смело… — с большими глазами кивает Лера.

— Свалить на девятом месяце к другому? Или что? — я не совсем понимаю, о чём она.

— И это тоже. Но знаешь, будь я беременная, не решилась бы в лесу жить. Рожать она тоже в лесу должна была?

— Что в этом такого?

— Не знаю, — девочка пожимает плечами. — Далековато от врачей и больниц.

— У нас свои лекари, — хмурюсь, отлично понимая, как ситуация выглядит в глазах Леры. — То есть врачи, я хотел сказать.

Она только кивает и молчит. Отлично поговорили…

Теперь Лера считает, что я заставлял беременную Катю жить в глуши вдали от больниц и прочих благ цивилизации, и бедняжке ничего не оставалось, как найти себе «спасителя» в городе. Чтобы объяснить, как было на самом деле, надо рассказать всю правду. Но, чёрт возьми, рано.

— И всё равно я не понимаю, почему она бросила дочь в роддоме, — Лера пытается сложить пазл, в котором не хватает деталей.

Глава 12

— Ян, она упадёт! — я скачу вокруг дикого папочки, у которого на шее сидит довольная Машуля.

— Я держу, — он крепче сжимает пальцами маленькие ножки. — Не упадёт, — успокаивает меня.

Но от этого не легче. Катать на шее можно трёхлетнего ребёнка, но не Машу, которой не так давно исполнился год. Тянусь к дочери, придерживаю её за спинку.

— У меня сейчас сердце остановится! — хнычу.

— Привыкай, — спокойно отрезает дикарь. — Нечего из дочери цветок комнатный растить.

— Дождись результат анализа, а потом права качай. Если будут они, эти права, — я на нервах.

— Будут, — безо всякой обиды отзывается Ян.

Вот в такой странной атмосфере и прошёл наш визит в клинику, где у Маши и Яна взяли материал для анализа. Я думала, будем напряженно молчать, но вместо этого мы получили от администратора несколько замечаний из-за шума. Повеселились от души в коридоре, пока ждали своей очереди. Теперь через неделю надо вернуться за результатом. Чувствую, встречать нас будут с конвоем.

Подходим к машине Яна, и он, наконец, снимает Машу с плеч. Я забираю дочь, прижимаю её к себе и стараюсь дышать ровнее. А дамочка моя снова ручки к папе тянет. Что ты будешь с ней делать?!

— Я тебе ещё нужна или как? — чмокаю малышку в пухлую щёку и отдаю её дикарю.

— Что за вопрос? — он воспринимает мои слова серьёзно. — Как мать может быть не нужна ребёнку?

Ян хмурится, а мне смешно. Он порой шуток вообще не понимает, и на бородатом лице у него появляется забавное выражение. Возмущённый до глубины души дровосек с карапузом на руках.

— Забудь, — стараюсь сдержать смешок.

— Лера, я твоё «забудь» уже ненавижу, — ворчит дикарь.

— Простите-простите, — подтруниваю над ним, — больше не буду.

Я сажусь в машину, а Ян отдаёт мне дочь и, ворча что-то, плюхается за руль. «УАЗ» проседает под весом мужского тела со скрипом, а Машуля заходится заразительным хохотом — её этот звук рассмешил.

— И ты туда же? — дикий папочка едва заметно улыбается.

Рядом с хохочущим от души ребёнком оставаться в плохом настроении просто невозможно. Хорошая у нас получилась поездка. Я дорогу не люблю в принципе и всегда устаю от нее, но сегодня отдохнула душой.

— Всё, поехали домой, — машу пятернёй, как веером — от смеха душно.

— Домой? — из тона дикаря исчезает лёгкость. — Ты хотела посмотреть в глаза мужу.

Хотела и перехотела. Шок отпустил. Я и раньше допускала мысль об изменах мужа, но чтобы он с моей лучшей подругой… Это трэш полный. О чём теперь с Глебом говорить?

— Домой, — повторяю, усаживая Машу на коленях поудобнее.

— То есть разводиться ты передумала? — дикарь гнёт бровь.

— С чего бы это?! — у меня воздуха в лёгких больше чем надо от возмущения.

— Тогда я не вижу причины избегать разговора с мужем.

— Я… не знаю, как с ним сейчас разговаривать. Возможно, мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя.

— Про сожжённые мосты помнишь? — Ян стучит мощными пальцами по баранке.

— Помню, — вздыхаю. — Тебе-то какая разница, когда я разведусь с Глебом? — поворачиваю голову и смотрю на хмурого мужчину не моей мечты.

А он глядит через лобовое на людей, шагающих по улице, проезжающие мимо машины.

— Есть разница, — Ян снова превращается в немногословного дикаря. — Говори адрес — куда ехать?

Возможно, он прав — я просто откладываю разговор с мужем. Из-за страхов. Да, я до сих пор боюсь остаться с Глебом наедине. Боюсь, что он выйдет из себя — наорёт, ударит. Моя нерешительность только всё затягивает.

Можно собрать документы и обратиться в суд без Глеба, но в таком случае развод займёт больше времени. Проще договориться обо всём «на берегу» и прийти за разводом вдвоём. Учитывая факт, который вскрылся вчера, неблаговерный супруг должен пойти мне навстречу.

Ну что ж, давай попробуем.

— Торговый центр на Смирнова, — тихо называю адрес.

— Поехали, — на губах дикого папочки появляется победоносная улыбка.

Ущипните меня, я, кажется, сплю. Настойчивость Яна на моем разводе с Глебом… Он ко мне подкатывает. Точнее, продолжает это делать. Но я ведь вчера чётко и ясно объяснила — мне не до отношений.

Токсичный муж надолго отбил желание связываться с мужчинами. Возможно, навсегда. Но вчерашний поцелуй… Я честно пыталась об этом не думать, и даже получалось, но вот вспомнила, и по бёдрам скачут мурашки. Как и вчера, когда Ян целовал меня.

— Кошмар, — шепчу.

— Что ты сказала? — дикарь не расслышал.

Я это вслух сказала? Боже, что я за дура такая?!

Сижу кусаю губы, нервничаю и молчу. А Ян ждёт ответа — на меня посматривает.

— Я говорю, кошмарные дороги в этом районе.

— Нормальные дороги. Центр города.

— Дя! — Маша поддерживает папу.

Конечно, малышка «дакнула» не по этому поводу, но получилось в кассу. Дорога действительно хорошая — ни трещинки.

— Пробки…

— Какие пробки? — Ян ведёт машину по многополосной и практически пустой дороге.

Черт, да что же я несу чушь всякую?! Как первокурсница, которая влюбилась в препода и не знает, как скрыть этот стыдный факт. Тем более я ни в кого не влюбилась, а поцелуй — чистая случайность. Ошибка. Ну потянуло нас с Яном поцеловаться, и что? Ничего. Притяжение между мужчиной и женщиной — норма. Это совсем не значит, что у нас есть чувства друг к другу.

— Забудь, — снова повторяю свою фирменную мантру.

— Лера! — Ян почти выходит из себя, но быстро берёт нервы под контроль — протяжно выдыхает через рот. — Я спокоен…

И я благодарна ему за старания. Ценю в людях стремление меняться в лучшую сторону. Кажется, дикий папочка именно этим занимается. Он молодец. А я глупая. И ещё голодная до мужского внимания, вот меня и штормит.

***

Торговый центр на Смирнова — как заказывали. Лера отдаёт мне дочь и продолжает сидеть в машине.

— В чём дело? Снова передумала? — спрашиваю её, помогая дочери «рулить».