Девять жизней октября

Глава 17 Велимир I

Отец Велимира, Антон Александрович, был человеком образованным, но со скверным чувством юмора. Выбирая оригинальное имя сыну, он и не ведал, что усложнил судьбу, предопределив события. Итог: уроки игры на скрипке, походы в художественную школу и музеи, логопед, дополнительные уроки немецкого языка, филологическое образование, дипломная работа по Серебряному веку русской культуры, устойчивое отвращение ко всякого рода хлебобулочным изделиям. А ведь он смог бы стать вполне себе приличным врачом или на худой конец инженером-мелиоратором. Но Бог сулил иное.

Отчужденность и неприкаянность стали неотъемлемым атрибутом его бытия. Пробовал он поначалу устроиться в школу. Был это 2008 год от Рождества Христова (если верить подсчетам римского игумена Дионисия Малого, конечно), и мир был поражен крупнейшим экономическим штормом со времен Великой депрессии в Америке: банки разорялись, предприятия тонули под грузом собственного величия, полки магазинов пустели, как и очереди из способных покупать, государства не могли себе позволить излишнюю расточительность, расходы на социальную политику резались и перекраивались. Снова и снова Велимир получал отказы с формулировкой «без опыта работы». Где ж его взять? Отец разводил руками. Сам-то он уже был на пенсии и был доволен небольшой подработкой. Вечерами он сидел в смотровой будке автостоянки, приглядывая за транспортом. Мать же, Софья Львовна Ткацких, считала, что на все воля Божия. Она ставила свечи в храме и вечерами молилась. Вера, впрочем, никак не мешала ей смотреть сериал про слепую ведунью. Софья Львовна предполагала, что злая воля и умысел исказили дорожку жизни сына. Она однажды даже водила его на прием к приехавшей с севера шаманке. Та побила в бубен, плюнула Велимиру на темечко и сказала – отныне все будет хорошо. Стоил сеанс пять тысяч рублей.

Пронищенствовав три месяца, он устроился-таки на угледобывающее предприятие. Никаких перспектив на профессиональный рост там не было и в помине. Иные работники, достигшие мало-мальских вершин, устроились туда при царе Михаиле лысом и неохотно уходили на пенсию. Город был маленьким: две шахты, три разреза, один небольшой деревообрабатывающий цех, многочисленные муниципальные рабочие места, где в основном требовались дворники. Работать на глубине трехсот метров было поначалу страшно. Все ждал Велимир, что обрушатся стены и будет он похоронен заживо. Платили, впрочем, достойно. За два года был накоплен капитал для переезда в большой город, что и состоялось летом 2011 года.

Окидывая прощальным взглядом при увольнении административные здания, преждевременно состарившихся работников, в чьих морщинах читались замысловатые иероглифы от въевшейся угольной пыли, вырубленные полосы леса, где готовили новые площадки для расширения производства, Велимир не почувствовал ни горечи, ни сожаления. Мысли его были легче воздуха и стремились к новым горизонтам, прочь от ненавистного, хоть и не прокуратором, города. Прочь от надоевшей родни и соседей, не знавших, кто такой Халльдоур Лакснесс[18]. В Петербург! На острова! В Петрополис славный, где миражи Эллады поцеловали русскую тоску.

Спустя десять лет он вернулся. Свое тридцатипятилетие он встретил в кругу семьи. Никто не спрашивал о причинах возвращения, хотя судачили многие только так. Сам он неохотно говорил на данную тему, считая себя если не Байроном, то уж, конечно, Овидием в изгнании. «Жизнь моя – фиаско, – писал Велимир в блокнот. – Все десять лет ютиться в комнатушках коммунальных ква-ква-квартир, работать на износ и не находить ни выхода из положения, ни отдохновения.

Итог: друзей нет, жены нет, дома своего нет, томик стихов Иосифа Бродского под подушкой, висящий над кроватью портрет Франца Кафки со следами губной помады на стекле. (Кто бы это из ночных дев мог оставить?)»

Вернувшись, он первое время гулял по знакомым улицам. Все в этом месте, казалось, застряло в янтаре вечности: потрескавшиеся дома с выцветшими фасадами; покосившиеся заборы заброшенных строек, за которыми успел вырасти целый лес; ржавеющие детские площадки с торчащими костями деформированных конструкций; памятник Ленину, взирающий куда-то ввысь к светлому будущему, покрытый похабными надписями; выброшенные в овраг детские игрушки, напоминающие маленьких злобных демонов, валяющихся под одним деревом рядом со зданием администрации города; вот уже лет двадцать пьяный дядя Ваня (он не помнил его трезвым за все эти годы), продающие овощи с огорода бабушки, чьи мужья отдали душу богу еще в конце девяностых. Беспросветно было счастье возвращения на малую родину.

Устроился Велимир в конце концов на небольшое предприятие по ремонту электрооборудования «ГОЭЛРОНОС КОРПОРЕЙШН». Не сам. По рекомендации матери, не отца. Архангел Гавриил не иначе напомнил Софье Львовне о существовании одноклассника, пошедшего по стезе предпринимательства. Отец при этом изобразил пантомиму: мол, человек он маленький, больших связей не имеет, хлеб свой трудом добывает, не журавль небесный, а простая алкогольно-зависимая синица.

В понедельник Велимира пригласили в отдел кадров для оформления на работу. Сие далось ему с трудом, не без внутреннего сопротивления. Ожидалось, что должностные обязательства будут давить по традиционным советским легендам, берущим легитимность со времен князя Долгорукого (чай не в отпуске – сквозь кровь и пот, чрез преодоление боли и немощи надобно трудиться), но реальность оказалась чуть более благосклонна к нему: три раза в неделю Велимир заполнял документы и вписывал поступающее оборудование. Он курировал ведение журналов по безопасности на производстве.

Также он вел блог и отвечал по вопросам сотрудничества. После определенного срока работы у него появились среди коллег приятели. Их было двое, как часто бывает в сказках или притчах. Одного звали Сергей, а другого – Иван. Они были близнецами. У Сергея, правда, на правой щеке было родимое пятно в форме солнца, а у Ивана на левой щеке располагалась та же метка в форме луны.

Собственно с этого начинается история. После очередной пятницы, находясь в пивной, все трое говорили о кинематографе. Велимир был консервативен в этом вопросе. В университете он прослушал целый блок лекций по истории искусств ХХ века. Для него было первостепенной важности: кто режиссер, какой оператор, данные актеров, какие отзывы были получены как от критиков, так и от зрителей.

Близнецы в шутку называли Велимира снобом. Тот не обижался.

– Время – золото. Всех фильмов не пересмотришь. Надо все же быть избирательным, – подытожил Велимир и поднял чарку прохладного пива.

Близнецы поддержали его. Был заказан жареный горох нут. Беседа свернула в сторону обсуждения гениальных актрис былого и настоящего. Сергей считал Ингрид Бергман владычицей царства света и мрака. Иван настаивал на кандидатуре Вивьен Ли.

– Даже на «корабле дураков», в фильме, где она в последний раз появилась на большом экране, чувствуется сила таланта. Постаревшая – да, но морщины, как средневековые хроники, становятся ценней от замысловатых неправдоподобных рисунков, – утверждал Иван, попивая время от времени пиво. – Вот открываем книгу и видим на полях: грифонов, зайцев в рыцарских латах (те еще храбрецы на публику, но без нее не видели ничего зазорного в побеге без оглядки с поля брани), улитки, тянущие телеги с плугом, единороги, слушающие песнопения бардов. Как витиевато все и прекрасно, не скажешь, что ложь. Легенда.

– Хорошее кино так же многогранно. Иной раз за фасадом боевика скрывается лирическая история второстепенного персонажа. Только заглушив мишуру порой рекламных вывесок можно прорваться в глубинные слои рассказываемой в кино истории. Поверь мне. – Сергей подмигнул Велимиру.

Его рука скользнула в сумку и выложила на стол золотой лоскуток, оказавшийся билетом на киносеанс. Буквы и цифры поразили Велимира, они были словно выцарапаны, но не написаны. Логотип пересекающихся топора и пера в центре издавал голубоватое свечение. Манил и пугал.

– Сходи, тебе понравится. – Близнецы улыбались.

После жары ночь принесла в город облегчение. Люди беспечно гуляли и говорили. В парке живой оркестр наигрывал разные мотивы. Трубач приподнимал трубу в сторону скользящей Луны, что очень нравилось местным проституткам.

Телевизионная башня горела неоновыми лампами, преображая сидящих на деревьях птиц в гостей из параллельных вселенных. Они пристально смотрели своими глазищами на то, как одинокая фигура Велимира приближалась к стоящему на вершине холма кинотеатру «Октябрь».

Днем на это здание было трудно обратить внимание. Стены были выкрашены в серый цвет, часть из них была покрыта разросшимся хмелем. Ночью же в нем просыпалось что-то дикое. Освещение переливалось разными цветами: оно было то красным, то зеленым, то синим.

Старушонка лет семидесяти с зачесанными в пучок жидкими седыми волосами, в белоснежном костюме с эмблемой (той, что он уже видел на билете, только вышитой черными нитками) ждала его у входа. Терпеливо она смотрела, как Велимир поднимается, минуя шесть ступеней, и достает заветный пропуск.

– Добро пожаловать, – сказала она с улыбкой. – Мы вас ждали.

Открылась дверь. За нею зияла глухая тьма. Никого не было больше. Велимир прошел мимо неработающего гардероба, последовал сразу в зал. Он был пуст. Садиться можно было куда угодно, но он предпочел занять место согласно билету. Начался сеанс. Свет был погашен.