Дмитрий Летучий Девять дней исправления

Пролог

Этим утром центральная площадь Куастока кишела людьми. Толпа, начинающаяся у виселицы, тянулась в обе стороны от помоста и заканчивалась лишь у переулков, там, где ещё можно было разглядеть покачивающиеся петли. Заспанные и злые, люди всё же продолжали прибывать к центральной площади. Все хотели посмотреть на то, как будут казнить магов.

Жирный глашатай, тоже заспанный, стоял верхом на бочке и ждал приказа начинать, попутно глядя в лист бумаги и нашёптывая текст. Палач сидел на ступеньках и клевал носом. Он явно не понимал, зачем его позвали. Дёрнуть за рычаг может любой дурак. Но не все хотят брать на душу грех. Даже сквозь маску можно было разглядеть круги под его глазами, оставшиеся после вчерашней пьянки. Он выглядел, пожалуй, ещё хуже, чем приговорённые.

А уж они то смотрелись, воистину, как уже мёртвые. Два дня их пытали, до этого по меньшей мере неделю морили голодом. Хотели, чтобы они сказали то, чего не знают. Или просто, чтобы помучались. С недавних пор магов в этом городе стали ненавидеть, как бесов. Все беды, приключившиеся с народом Куастока за последнее время, вешали на них. В гаргене*, вспыхнувшей в городе три месяца назад и уже унёсшей тысячи жизней, винили тоже колдунов. И это несмотря на то, что в окраине города располагался главный оплот магов в стране — «Школа магических искусств имени короля Алвриха» и Куасток всегда именовался в простонародье «городом колдунов». Если всё это продолжится и дальше, вскоре Куасток прозовут «городом мёртвых колдунов».

Солнце выглянуло из-за городской стены, посылая лучи между каменных зубцов, из толпы вышел богато одетый господин в сопровождении помощников, которые отталкивали от него попадающихся на пути людей.

— Восемь часов, господин, — сказал этому человеку глашатай, посмотрев на солнце.

Господин кивнул, взобрался на помост, разбудил палача, ткнув его носком вычищенного до блеска сапога. Висельный помост был рассчитан на десятерых. Сегодня лишь одно место пустовало. Пользуясь случаем, господин встал на это место и ещё раз кивнул. Глашатай поднял вверх два своих подбородка и заговорил.

— Все мы знаем, что за свои дела и поступки нужно отвечать. За геройство и совестливость можно просить награду, а за преступление и прегрешение нужно нести наказание. Согласно повелению наместника и повелителя города Куастока графа Локсгера, любое использование магии в стенах города, любое использование магии на территории графства «Белый Берег», как и любое применение магических устройств и незаконных препаратов, а также укрытие или помощь скрывающимся от закона магам является преступлением против графства и его народа и влечёт за собой наказание. Применять магию можно лишь являясь членом учительского состава «Школы магических искусств имени короля Алвриха», либо её учеником, и только в стенах школы и на специально выделенных для этого территориях. Суд признал этих людей не имеющими со школой магических искусств ничего общего и приговорил их к смерти.

Глашатай замолк, и заговорил богато одетый господин.

— Именем его светлости господина Локсгера, наместника и повелителя города Куастока, правителя графства «Белый Берег» и прямого носителя королевских привилегий в названных землях, я приговариваю вас к смерти через повешение. После того, как жизнь покинет ваши грешные тела, их сложат здесь же, рядом с рыночными воротами, и сожгут дотла на тот случай, если вы больны гаргеной или другими заболеваниями. Ваш прах будет развеян по ветру. Приговор будет приведён в действие сразу после вашего гласного или негласного прощания с миром. Итак, у вас есть, что сказать напоследок?

Образовалась тишина, не нарушаемая даже ветром. Лишь из толпы то тут, то там доносились выкрики и ругательства в сторону приговорённых. Сами приговорённые хранили молчание, и господин уже собрался отдавать приказ палачу, когда один из них всё же отважился.

— Я скажу, — голос звучал хрипло и приглушённо, словно из глубокого колодца. — Простых людей вы может и обманули… но себя и свою совесть обмануть не сможете… Никакие мы не маги и не имеем к колдовству никакого отношения. Я такой же человек, как и все вы…

— Молчи, колдунское отродье! — раздалось из толпы, и в голову приговорённого прилетел камень. Никто из стражников не повёл и ухом.

— Я не задумывал и не делал ничего плохого, — спустя несколько секунд продолжил приговорённый. — Я не проклинал своего соседа и не знаю, что стало с его сыном…

Из толпы стало раздаваться всё больше ругательств. Сквозь гул едва можно было услышать слова узника.

— Сегодня на этой петле буду висеть я, но завтра тут может оказаться любой из вас. Любой, против кого его недруг или просто человек, кому он не угодил, предъявит обвинение. Если у вас есть разум, опомнитесь! Восстаньте против этой тирании! Боритесь за свои жизни и за справедливость! А вы, — он повернулся к богато одетому господину, — если в вас осталось хоть крупица совести, прекратите это. Отпустите нас и отмените казнь. Иначе не видать вам милости Божьей!

Господин в ответ сплюнул прямо под ноги приговорённого, отдал приказ палачу.

— Нет, подождите! — отчаянно закричал узник. — Люди добрые! Помогите же! Я не делал ничего плохого! Ничего плохого в своей жизни!

— Колдовство можно творить по разному! — тихо сказал господин, так, чтобы слышали только приговорённые. — Если вы не воскреснете после смерти, я поверю, что вы не колдуны.

Палач дёрнул за рычаг, и девять пар ног беспомощно забились под сводом помоста. Люди в толпе громко и радостно вскрикнули, от их крика вороны, сидевшие на виселицах, взмыли в небо, но затем почти сразу вернулись. Все, кроме одной. Одна ворона, рассекая воздух взмыла ещё выше, над стенами и даже над куполом замка. Она полетела на северо-запад, летела не как обычная птица, а быстрее, гораздо быстрее, и ветер бился в её расправленных крыльях.

Она летела всего один день и одну ночь, но смогла преодолеть леса и горы, пронеслась над границей с несвойственной для неё скоростью. Когда птица долетела до другого города, не из серых, а жёлтых камней, раскинувшегося посреди большой степи, она залетела в окно самого высокого дома и спрыгнула на пол. Затем громко крикнула, чтобы её услышали за дверью. Через секунду в комнату вошёл высокий мужчина, но вороны уже не было. На том месте, где сидела птица, стоял низкорослый человек в чёрной накидке.

— Ну наконец-то, — скучающим голосом сказал высокий. — Хан вот уже неделю спрашивает меня, не пришли ли новости из Куастока. Сегодня скажу, что не пришли, а прилетели.

— Я только сейчас понял, как же всё это время мне было хорошо без твоих шуток.

— Воронам хорошо везде, где есть трупы. А в Куастоке их сейчас полно, я прав? — высокий скривил один глаз. Он всегда так делал, когда не желал услышать слово «нет». На счастье, карлику не пришлось его говорить.

— Ты прав. Наш, точнее ваш план близится к осуществлению. Всего за три месяца эта ваша гаргена покосила несколько тысяч хентов*. Саботажники тоже сработали хорошо. Во всём винят магов. Но пока только тех, кто в городе. Школу не трогают. Но недовольство магами всё возрастает. Вчера на центральной площади повесили девятерых несчастных.

— Понятно, почему ты так задержался. Вместе с друзьями пировали, да?

— Ты можешь не шутить хотя бы тогда, когда я докладываю важные новости?

— Ладно, не сердись, — высокий снял с уха перо, из подмышки вынул книгу и раскрыл её. — Проклятье! Перо уже успело испортиться. Не одолжишь мне своего?

Карлик промолчал. Высокий несколько минут писал что-то, затем вырвал лист из книги, свернул его, завязал лентой и передал ему.

— Это новое послание. Передай его ему лично.

Карлик кивнул, подошёл к окну.

— Да, кстати, — окликнул его высокий. — Мне всегда было интересно, когда ты в руках…

— Это очередная шутка?

— Ну, да.

Недовольно оскалившись, карлик обернулся вороной, сжимающей в лапе письмо. Высокий улыбнулся, захлопнул книгу, вернул перо за ухо и отправился в другую комнату. Напоследок птица обернулась к нему, хитро прищурившись, и прямо под ногой высокого одна из ступенек с хрустом обломилась, он сам упал на бок, а за ним стало медленно оседать его перо. Он выругался, посмотрел в окно, но там уже никого не было.

Загрузка...