И зачем, спрашивается, было лезть в чужое? Хотя, это как еще сказать — чужое. Муж, говорят, да жена — два сапога. Вот, причем здесь сапоги, спрашивается? В городе они не нужны совсем. Видимо, эта поговорка из такой древности, когда большинство людей жили на фермах.
С женой у нас было как-то не так. Вернее, не как-то, а просто — не так. Поэтому в ванной комнате слева было мое зеркало и моя полка с моими принадлежностями. Справа — ее. И вот не надо только бровь кривить и ухмыляться. Чистое у меня зеркало, еще какое чистое! Я его каждое утро протираю. Как умоюсь, так и протираю. А то бриться будет неудобно.
У нее тоже зеркало чистое. У женщин вообще, говорят, все чистое. Так что у нас тут, у двух чистюль, с этим все в порядке.
Но у нас — плохо все. И давно плохо. Драться-то не деремся, конечно. Что мы — совсем больные на две головы, что ли? Но квартира позволяет жить каждому в своей комнате, пересекаясь только изредка в общем зале. Так вот и живем.
И вовсе не потому, что я мало зарабатываю или что-то еще такое. Старший майор Гельмут Шмидт, заместитель начальника отдела по борьбе с наркотой — это вам не токарь и не сварщик. И даже не начальник цеха. Родители меня назвали, говорят, в честь первого русского президента. Того самого, который объявил эту, как красиво говорят друзья, «риконстр-р-ракшен». Ну, а раз так, то и само имя потом меня по жизни вело. То есть, бороться мне было суждено за правду и за пользу. И чтобы, значит, свобода, но управляемая, а не анархия какая-то. Так вот я в полицию и попал. И теперь — заместитель начальника отдела. Один шаг еще — и генерал полиции.
То есть, не в деньгах дело. Просто как-то вот все кончилось, что ли. Или она разлюбила. Или я больше видеть ее не мог. Хотя, нет. Видеть мог — красивая, стерва. Вот слышать… «Почему мы так плохо живем, ну, почему мы так плохо живем…» Тьфу, черт! Да потому, дура курносая, что я взяток не беру и под наркодилеров не ложусь! Мне, может, за державу обидно! А она сразу — раз так, мол, тогда делим квартиру! Ну да, конечно. Я за эту квартиру горбатился с самых нижних чинов. С патрульного, с грязи каждый день.
В общем, захожу в ванную вечером после работы.
Тут у меня слева на полке гель для душа, гель для бритья, дезодорант, жидкое мыло вонючее какое-то — еще она покупала, шампунь, еще какие-то мелочи.
Справа, гляжу, пузырек на пузырьке и пузырьком, похоже, подгоняет. И еще бутылки. И флаконы красивые. И запах справа всегда такой приятный, не то, что от этого мыла. Где она его брала, такое ядовитое и зловонючее? Специально для меня, что ли?
Я обычно — в душ, и через десять минут опять готов к труду и боям.
Она, сколько помню, всегда в ванну ляжет, нальет вокруг себя разноцветного и пахучего, пустит тонкой струйкой воду. Лежит в ванной час, не меньше. А я в это время на кухне сидел, помню. Ждал и матерился — жрать-то хочется. А одному есть было нельзя. Потому что семья.
Сейчас мне глубоко фиолетово и даже наплевать, сколько она времени лежит в ванной. Есть микроволновка, есть холодильник. А в комнате у телевизора пить пиво гораздо интереснее, чем с ней на кухне, как раньше. Раньше — это когда пиво пьешь, а она губы кривит: мол, теперь от тебя пивом пахнет, и я с тобой целоваться не буду.
А раз у нас теперь все плохо, и мне все из-за этого фиолетово, то я и сам могу принять ванну. Тем более, что жены дома нет, ругаться под дверью некому. Значит, делаем все по правилам: налить горячую ванну. Попробовать рукой — чуть добавить холодной. Теперь всякие вкусности и пенности. Вот этот пузыречек — капнем хвоей. Вот отсюда — розой. А вот это…
Хм. А зачем это ей мужская пена для ванн? Это как понимать? Или это не ее вовсе, а кого-то еще? Но мы, вроде бы, еще не развелись? И даже не ругались сильно и не собирались пока в суд?
Вот ведь… И нет ее дома, а увидел бы сейчас — врезал бы. И пусть потом наказывают по служебной линии. Все равно наши все за меня были бы. Потому что — вот. Вот! На ее полке — мужская пена для ванн. Так и написано — «для мужчин».
Ха! А раз так и написано, и других мужиков тут не бывает, то есть не положено, значит, это — мне.
Ложусь в ванну, сворачиваю, нафиг, круглый колпачок, поливаю вокруг себя щедро, взбалтывая рукой пышную пену…
Ё…
Тихо-тихо-тихо…
Вот это что за гадость такая высовывается из горлышка? Что за мерзость из прозрачного «мягкого стекла»? А? Что это? Убью сучку!
Нет, серьезно — или, может, я не знаю, как пакуется наркотик для внутримышечного? Мягкое стекло, нашлепка диффузора-рассасывателя, синеватое внутри. Вот что пряталось в мужской пенке… Вот потому и странно мне показалось, что у нее — такой флакон. А все потому что не ее это. То есть, не для себя. Или для себя, но не пена, а то, что внутри… В чем было, в том и продали. А это… Это — то самое, за которым мы гоняемся. То, что хуже чумы — привыкание выходит с первого раза. И кайф, говорят, неземной. Вот так берут эту дрянь за попку, прижимают нашлепкой к бицепсу изнутри, сжимают, отпускают. Все прилипло — и балдеют, пока не отвалится, как пиявка. Только пиявка сосет. А эта гадость — наоборот.
…
И тут с пылью и грохотом рушится плашмя дверь ванной…
…
— Кто мог подумать на самого заместителя начальника отдела? Нет, подозрения всегда были, что в отделе что-то не так. Срывы операций случались. Как что серьезное, так всегда выливалось в мелочь. Пушеров мелких — хоть сачком лови, а серьезные люди не попадались, прямо хоть меняй весь отдел. Агентура разбегалась и пряталась. А это верный признак: все, выходит, знают, что сидит в нашем яблочке чужой червячок и тихонько грызет, грызет, грызет… Когда госпожа Шмидт впервые обратилась, она пошла по линии службы внутренней безопасности. И это правильно. Если бы она обратилась в наш отдел, бывший старший майор мог узнать об этом. Это мы теперь понимаем. А она, как жена полицейского… То есть, бывшего полицейского, конечно — она понимала все с самого начала. Поэтому вышла лично на руководство «безопасников». Ну, а те уже подготовили операцию. Задача была простой: поставить жучок в мужскую пену для ванной. Госпожа Шмидт сообщила, что ее муж любил после службы понежиться в пенной ванне. Вот, кстати, сразу один из нехороших таких признаков. Нормальный мужик принимает душ — ему некогда и незачем валяться в пахучей пене. А вот «нарики» часто употребляли именно в горячей ванне. Тогда сосуды расширяются, всасывание идет активнее. И глюки, говорят, ярче и приятнее. Ну, вот: жучок в крышку флакона вставили — на раскрытие. Ждали всего два дня. Ребята из группы захвата ждали. Сегодня как раз пятница — он и сорвался. Налил ванну, пены не пожалел, масла пихтового и розового одновременно… Фу… Не мужик. Хотя, какие мужики из наркоманов? И мы пока не можем утверждать, но скорее всего, это он и сливал информацию. Вот за это получал свою дозу. Не деньги, нет. Иначе жил бы не так. А вот наркотики… Кто-то подсадил его, конечно. Не сам же он ни с того, да ни с сего. В общем, госпоже Шмидт — большое спасибо от руководства. Ну, и премия от государства, конечно, награда. А развод мы ей, организуем, как положено. И с имуществом поможем. В таких случая положено помогать.