Декоративка. Книга первая

Глава 1

— Дождь начался, — мрачно сообщила Ленка. — Надо остановиться и переждать под деревом.

— Просто изморось, — отмахнулась я, продолжая идти. Тропа, петляя, вела вниз и выглядела вполне безопасной. Спустившись немного и не услышав уставшего сопения позади, я обернулась.

Ленка осталась на месте: капюшон накинут на голову, выражение лица безнадежно пессимистическое.

— Идем, — сказала я, скрывая раздражение. — Вечереет уже.

— Вот именно, — с вызовом ответила она. — Уже вечереет! Сколько мы уже ходим так?

— Минут сорок, — прикинула я, отгоняя пугающие мысли.

— Больше!

— Надо идти, — повторила я. — Мы заплутали, но тропинка та же. Так и так выйдем к палатке – своей или чужой. Здесь куча народа в это время.

— Ага, — уныло протянула Ленка. — Ты это говорила двадцать минут назад, только мы не вышли ни к какой палатке… А я предупреждала, что не в ту сторону надо было идти! Почему ты меня не послушала?

— А ты почему меня не послушала? — парировала я. — Не надо было изначально с тропы сходить: рядом никого не было, и так можно было малую нужду справить.

— Так это я виновата? — ахнула Ленка.

— Нет, я!

— Да нет, ты ясно выразилась – я виновата! И вообще… ты не хотела с нами ехать, это было заметно!

— Да, не хотела! Алтай, тайга, палатка – это не мое! Я море люблю, солнце и тепло! — не сдержалась я.

— Так вот и летела бы на свое море! Нечего было нам настроение портить!

— Настроение портила ты – своими жалобами и нытьем!

Ленкино лицо вытянулось. Развернувшись, она пошла обратно, к месту, откуда мы вышли.

— Ну и куда ты? — крикнула я ей вслед.

Она не ответила, только шагу прибавила.

«Пусть идет куда хочет!» — подумала я зло, а сама сразу же двинулась за девушкой. Разделяться нам нельзя, да и ссориться тоже – обстановка не способствует… Я догнала Лену и проговорила миролюбиво:

— Не обижайся, В лесу я тоже становлюсь нытиком и капризулей: вся эта палаточная романтика не для меня. Сама не знаю, почему согласилась на поездку.

— Из-за мужика своего, — шмыгнув носом, ответила Ленка. — И я тоже. Это им весело, это им забавно, это им – романтика, а я себе все уже отморозила. Осень на подходе, дожди, а им на Алтай захотелось!

— Вот-вот, — поддакнула я. — Выбрали время!

Ленка поскользнулась и начала падать; я схватила ее за руку и кое-как удержала… на время. Обувь скользила по грязи, рукав Ленкиной куртки был мокрый, так что мы обе неловко упали на тропу.

Моя подруга по несчастью зашипела.

— Что? — спросила я поднимаясь.

— Нога… больно!

— Прекрасно, — пробурчала я, отряхиваясь и оглядывая Ленкину ногу. Девушка, поморщившись, решила встать. Я помогла ей подняться.

— Очень больно?

— Терпимо…идти могу. Чертов лес!

Лес и впрямь казался недружелюбным: зловеще переговаривались ели, неприятно обдувал ветер, моросило, и света становилось все меньше. Кроме беспокойства и легкого страха я ощущала жгучую досаду – на своего парня Сашку, на Витьку, его коллегу, на Ленку, девушку Витьки… на себя.

Не надо было соглашаться на эту поездку. Мне бы и правда на море слетать, погреть косточки, вместо того чтобы разгуливать по тайге. К тому же я очень устала за последнее время, и мне хотелось именно тюленьего отдыха на пляже… Но Сашка загорелся Алтаем, и я уступила его уговорам. Сашкин друг и коллега Витька тоже давно хотел побывать там. Они составили план поездки, закупили все необходимое, подготовили Витькину машину и уговорили нас с Ленкой на эту авантюру. Сначала все было неплохо, дорога выдалась веселой, но как только мы прибыли к месту назначения и установили палатки, начались проблемы: погода резко испортилась, Сашка простудился и засопливел, Витька во избежание простуды и для поддержания духа налег на коньяк, Ленка злилась.

— Никаких больше палаток, — решила я. — Как вернемся, скажем, что пора закругляться с лесной романтикой и отправляться в нормальный отель. На крайний случай в ближайшем поселке у местных комнаты снимем.

— Категорически поддерживаю! Только понять бы еще, куда идти…

— Мы отошли недалеко, — без особой уверенности проговорила я. — Предлагаю идти вниз по тропе, потому что вверху мы уже были.

— Ладно.

Какое-то время мы шли молча и вполне бодро, несмотря на Ленкину травму, но вскоре дождь усилился, и нам пришлось искать укрытие. Покрутившись под елями, мы выбрали самую лучшую «крышу» и присели под ней.

— Как нога? Не распухает?

— Больно, когда наступаю, — ответила Ленка и снова шмыгнула. — Блин, я, кажется, завтра с соплями проснусь. Если мы, конечно, найдем свои палатки.

— Найдем, — уверенно сказала я. — А если мы не найдем, нас найдут: тут всего одна тропа, деваться некуда. Нам можно вообще с места не двигаться, и наши нас найдут.

— Наши-то? Вот как раз на наших надежды нет.

Глава 2

Мы долго шли в ночи через лес. Поначалу я поспевала за похитителями, но вскоре ноги заболели и налились тяжестью, и я начала спотыкаться и поскальзываться. Рухнуть без сил мне не давал тип, шедший рядом: в опасные моменты он дергал меня за руку или подталкивал. Я зло шмыгала носом, агрессивно на него смотрела, ругалась мысленно на чем свет стоит, но заставляла себя идти дальше. Ленку, кстати, вскоре понес другой мужик: он велел ей влезть ему на спину, а сам ухватил ее за бедра – так обоим было удобно.

По сторонам я практически не смотрела, потому как в темноте все равно ничего не различала, кроме силуэтов, теней, контуров, да и глаза слипались от усталости. Когда мы оказались перед домом, это стало для меня неожиданностью. Я остановилась, пошатнулась, оглядела смутные очертания жилища. Волк первым оказался у двери и, поднявшись на задних лапах, заскреб по ней передними.

Дверь открылась; на нас пролился луч света. На пороге появился крупный мужчина.

— Ви здраво, Треден, — хрипло сказал Зен; не одна я замерзла.

Хозяин потрепал волка между ушами и кивком пригласил нас войти.

У меня возникли сомнения, поместимся ли мы все в этом домишке, но они пропали, как только меня завели внутрь.

Это оказался довольно просторный и хорошо натопленный дом. Пол земляной, на стенах развешаны шкуры, над очагом висит на цепи котелок, на грубо сколоченном столе горит одинокая свеча, добавляя света, у стола и вдоль стен лавки, под лавками ящики, дальний угол скрывает занавесь.

«Ни намека на современность», — подумала я обмякая.

Волк вместе со всеми вошел в дом и лег у очага на драной подстилке. Я зачарованно посмотрела на его длинные лапы, на шерсть, кажущуюся жесткой, на вытянутую морду. И вот это чудовище напало на меня! Я хоть и не хрупкая барышня, во мне семьдесят пять кило веса и почти метр восемьдесят роста, но эта зверюга кажется куда тяжелее.

Меня подтолкнули к углу, а Ленку спустили со спины. Девушка растерянно заморгала, оглядела дом и, найдя меня глазами, приковыляла ближе; я взяла ее под руку, чтобы дать устойчивость. Пока мы скромно стояли в уголке у очага рядом с волком, мужчины снимали плащи, развешивали на крюках, переговаривались весело; знакомые слова то и дело мелькали в разговоре, но я уже не прислушивалась, а только смотрела.

В темноте наши похитители казались похожими – большими, темными, угрожающими, но при свете очага многие растеряли зловещесть облика. Обычные мужики – щетинистые, растрепанные, усталые. Только вот одежда их не кажется обычной: штаны, заправленные в сапоги, мало похожи на джинсы или спортивки; мятые рубахи и кожаные длинные безрукавки со шнуровкой тоже выглядят экзотично. Да и прически, мягко говоря, не современны: сальные волосы лезут в лицо, свисают сосульками или в лучшем случае перехвачены кожаным ремешком. Только двое выглядят более-менее опрятно – Зен да хозяин дома. Оба плечисты, но Зен молод, высок и поджар, а хозяин дома плотен, приземист и выглядит на лет пятьдесят.

В разговоре снова прозвучало слово «мэзы», и хозяин дома подошел к занавеске. Заглянув за нее, он произнес несколько слов, и только тогда я поняла, что в доме есть еще один человек. Нас провели за занавеску, в угол, где умещались кровать и ящик. На кровати сидела женщина; при нашем появлении она опустила голову, но я успела заметить на худом морщинистом лице желтые синяки.

Зен одернул занавеску, чтобы нас не могли видеть другие, и легонько толкнул Ленку на кровать; женщина в платке тут же освободила место и встала. Желтоглазый связал Ленке ноги, не обращая внимания на ее «ш-ш-ш» и «ой», затем то же самое проделал с моими ногами. Поднявшись, он окинул нас предостерегающим взглядом, а затем выразительно поглядел на хозяина дома. Немой диалог был короток; нас оставили в закутке на попечение женщины в синяках.

Та, поправив платок, неслышно вышла из-за занавески и быстро вернулась с миской и ложкой. Наклонившись к Ленке, она улыбнулась и ласково что-то проговорила; ее обращение началось со слова «мэза».

— Они не хотят развязывать нам руки, поэтому она сама будет нас кормить, — шепнула я.

— Думаешь, это можно есть? — так же, шепотом, спросила Лена.

— Не можно, а нужно. После того как мы отмерзли в лесу, самое время поесть чего-нибудь горяченького.

Женщина непонимающе нахмурилась, переводя взгляд с моего лица на Ленкино, затем зачерпнула содержимое миски ложкой и поднесла ко рту девушки. Лена вздохнула, посмотрела на ложку с таким видом, словно в ней болотная жижа, и, решившись, открыла рот. Судя по тому, как она прожевала и проглотила еду, на вкус сие блюдо явно лучше болотной жижи.

— Ну как? — спросила я.

— Вкусно. Это толченая картошка с грибами и луком.

— Картошечка… — проговорила я, ощущая, как выделяется слюна. — Ты не торопись, ешь спокойно, потом поговорим.

Накормив Ленку, женщина принялась кормить меня; перед этим она наведалась к котелку и зачерпнула новую порцию еды. Картошка и впрямь оказалась вкусной, так что я получила от еды удовольствие и по-детски жадно торопилась наесться. Да уж, ничто не может испортить мой аппетит…

Глядя на меня, незнакомка умилялась и то и дело почтительно говорила «мэза». Закончив меня кормить, она убрала миску и вернулась уже с кружкой, из которой поочередно напоила нас теплым напитком, в котором чувствовались мед, травы и хвойная нотка.

Глава 3

Когда я очнулась, перед глазами снова была муть, а в голове словно распухала вата. Алтай, лес, гул, волк, похищение, «декоративка», развалины, город, обморок… Пошевелившись, я обнаружила себя на спине одного из похитителей; от него так разило потом, что, должно быть, этот ядреный запах и привел меня в чувство.

Первым делом я отыскала взглядом Лену и, убедившись, что мы вместе, облегченно выдохнула. Мы познакомились с ней совсем недавно, и я мало что знаю о ней, но сейчас она мой самый близкий человек.

Пока я была в отключке, мужчины уже спустились в долину; они двигались в темпе и не разговаривали, были слышны только их дыхание, шмыги, зевки. Капюшон куртки наползал на глаза и закрывал обзор, но я не шевелилась, притворяясь, что все еще нахожусь в беспамятстве: пусть меня и дальше несут, отдых лишним не будет.

Солнце припекало спину, природа звучала гармонично и слаженно, наигрывая последние аккорды лета. Я расслабилась и задремала, поэтому внезапно раздавшийся звук, похожий на скрежет металла, заставил меня вздрогнуть. Зен что-то крикнул, и меня скинули со спины. Снова раздался скрежет; я закрыла уши руками, но это не спасло от звуковой волны.

Меня обдало мощным потоком воздуха, и я вжалась лицом в траву, продолжая закрывать уши. Кто-то взял меня за руку, поднял и потащил за собой. Полуоглушенная, ничего не понимающая, я ни о чем не спросила и послушно побежала со всеми к валунам. Зен быстро глянул на меня, подпихнул ближе к камню и присел рядом.

Прямо над нами кружилось что-то, отбрасывающее огромную тень, и ветер разносил по долине ужасающие человеческие вопли… Скосив глаза, я посмотрела на притихших мужиков и не увидела среди них того самого, что нес меня на спине.

Что за хищник утащил его? Не тот ли крылатый, которого я видела на стене развалин? А ведь мы были совсем рядом, и то существо могло схватить меня…

Желчь подкатила к горлу, и меня стошнило.

Пока меня выворачивало, Ленка повторяла себе что-то под нос, а мужчины сидели тихо и потирали уши. Когда вопли стихли, Зен поднялся, вышел из-за валунов и, изучив обстановку, велел выйти и остальным. Лена пошла без возражений, она вообще все это время пребывала в ступоре, столь удобном нашим похитителям, а я вот попятилась, когда меня потянули за руку. Выходить на открытую местность снова, чтобы эта крылатая тварь нас увидела? Нет, спасибо, я лучше останусь в кустах и сама тихо умру от стресса!

Страх придал мне сил, так что заставить меня идти оказалось непросто: я приседала, качала головой и пятилась. Подойдя, Зен хлестко ударил меня по лицу, и когда я замерла в шоке, сам потащил, не обращая внимания на то, что мои ноги волокутся по траве.

Сознание плыло, разбитое колено болело, щека, по которой пришелся удар, горела, желудок крутило, руки тряслись, в голове звенело, а перед глазами мерцали пятна, и все же какие-то крохи самообладания у меня остались.

— Стой, — проговорила я, — сама пойду…

Зен обернулся и отпустил мою руку. Поднявшись, я потащилась за ним; мысль о том, что надо скорее пересечь открытую местность, стала для меня якорем, не дала скатиться в панику.

Город начался еще до остатков стены и встретил нас трущобами. Мы прошли через проем в стене, разрисованный пошлыми картинками и некими символами; воняло так, что меня начало тошнить. Прямо перед моими ногами пробежала здоровенная крыса. Я обрадовалась ей. Да, здесь есть пернатые чудовища, но есть и обычные крысы, обычные волки, а это значит, не так уж сильно этот мир отличается от нашего.

Как только мы отошли от стены, вони стало заметно меньше, но совсем она не ушла, все равно вокруг витал гнилостный запашок. Улица, на которую мы вышли, была разбита, а дома стояли полуразрушенные, покореженные и обгоревшие. Горожане, попадающиеся по пути, смотрели враждебно и провожали нас настороженными взглядами. Мы поднимались к центру города; непримечательные переулки и улицы сменяли друг друга, пока мы не вышли на площадь. Она тоже была повреждена, но ее, как могли, восстановили – насыпали камней в ямы, убрали мусор с глаз.

Город определенно переживает плохие времена, но он живет и не голодает: местные собираются у пестрых палаток с уличной едой, прогуливаются возле уцелевшего фонтана. Здесь, в самом центре, горожане тоже выглядят не бог весть как, но, по крайней мере, уже кажутся более чистыми.

Мое внимание привлекла высокая и кажущаяся вполне крепкой стена, начинающаяся за площадью; кажется, именно за этой стеной и находятся те белые постройки с площадками, которые я разглядела с обрыва. Зен повел нас в сторону домов, выглядящих лучше остальных; когда мы подошли к одному из них, массивная, обитая железом дверь открылась.

Нас встретил мужчина среднего возраста, одетый куда лучше, чем наши похитители: зеленый кафтан с запахом и серебряными пуговицами, темные штаны, кожаные туфли; в подвеске на золотой цепочке мерцает тускло-зеленый камень. Длинные, но редкие волосы заплетены в тонкую косу, а на холеном узком лице выделяются подведенные черным и золотым глаза.

Лену спустили со спины и подтолкнули ко мне; я взяла ее за руку.

Тип в кафтане протянул руку и коснулся моего лица в месте, куда пришлась отрезвляющая пощечина Зена. Нахмурившись, он спросил у желтоглазого – какого черта? По крайней мере, интонационно вопрос можно перевести примерно так.

— Каи зовешься? — вдруг спросила у накрашенного Лена.

Глава 4

Каждый день утром и вечером мне приносили еду. Утром шестого дня миску с кашей, кусок хлеба с сыром и стакан чая мне принес сам Шариан; вместе с ним в комнату вошел пожилой мужчина с книгой и мелом. Встав у двери, они посмотрели на меня как на чудного зверька.

— Ви здраво, Ирина, — проговорил Шариан и, подойдя к столу, опустил на него мой завтрак.

Какой добрый, надо же! Его ласковый тон меня не обманул; я отлично вижу, что он по-прежнему меня побаивается, и кожей ощущаю его враждебность.

— Здраво, — ответила я после паузы.

— Кирил, — указав на пожилого, сказал Шариан и произнес еще несколько слов, значение которых я не поняла.

Тот, кого назвали Кирилом, подошел к стене и начал что-то на ней выписывать.

Шариан указал мне на завтрак. С утра я обычно голодна как волк, но при этом лощеном гаде мне кусок в горле не полезет, так что я не шелохнулась. Он, усмехнувшись, вышел; я сразу почувствовала себя свободнее и подошла к Кирилу.

Некоторые буквы на стене оказались мне знакомы, и я назвала их. Мужчина обрадовался, что я хоть что-то знаю, и с того момента началось наше плодотворное сотрудничество.

Как оказалось, Кирила приставили ко мне, чтобы научить языку. Он остался доволен тем, как быстро я запомнила и воспроизвела на письме буквы, и когда мы закончили с алфавитом, стал использовать книгу с множеством картинок, чтобы ускорить процесс понимания. Я проводила пальцами по шероховатым пожелтевшим страницам, повторяла за учителем слоги и слова и, отдаваясь изучению языка, отгоняла звучащие фоном мысли о том, что будет дальше, как я буду жить в этом мире, где сейчас Лена, что творится с моей семьей…

Мой словарный запас быстро увеличивался; делу способствовало то, что многие слова и выражения здешнего языка оказались похожи на выражения русского языка или идентичны им. У меня не было цели правильно говорить на их языке – целью было понимать его и изъясняться на нем, пусть и не очень понятно. Кирил был заинтересован в том, чтобы как можно быстрее научить меня говорить, так что первое время мы проводили вместе практически целые дни и только и делали, что говорили, писали на стенах мелом или работали с книгой. Вечерами нам приносили свечи или лампу (но на ночь их всегда забирали), а также ужин – уже на двоих.

Я не замечала, как день сменяет день, и жадно поглощала новые знания. Шариан периодически приходил меня проведать; его интересовало мое здоровье и внешний вид. Он отслеживал, как заживают синяки на открытых участках кожи, и приглядывался ко мне очень внимательно, но подойти ближе и провести полный осмотр явно опасался после того случая с ванной. Впрочем, если ему понадобится, он всегда может вызвать Зена, чтобы тот меня держал…

Когда пошла шестая неделя моего пребывания в этом мире, мне пришлось снять линзы: дальше тянуть было нельзя. Я притворилась, что зрение ухудшилось внезапно, и разыграла паническую сцену. Шариан очень испугался и несколько дней промывал мои глаза каким-то отваром – надеюсь, безвредным. Естественно, никакие отвары не в состоянии вернуть моему зрению остроту, так что мне пришлось привыкать к жизни без четкости.

Проблема с глазами затруднила учебный процесс, но не остановила. Кирил цокал языком и жалел меня, добавляя, что у многих портится зрение, если работать в полумраке, и добавлял, что его зрение тоже совсем не то, что в молодости. Я в ответ врала, что у меня всегда было хорошее зрение, чтобы Шариан считал мою полуслепоту приобретенной, а не врожденной.

Очки в этом мире тоже изготовляют, но так как это искусство здесь не так уж развито, то они считаются предметом роскоши, и не мне в моем положении рассчитывать на роскошества.

Когда я немного освоилась, меня перевели в другую комнату, более уютную и теплую, но тоже без нормального окна и источников света. Я объясняла Кирилу, что не собираюсь ни на кого нападать, устраивать пожары и сбегать, но мой пожилой учитель вздыхал и повторял одно: таков приказ хозяина. Шариан осторожничал со мной, несмотря на мое беспомощное положение. Да, я была в его власти, жила под охраной, но каждый раз, когда он заходил, в комнате возникала особая напряженность, и я переставала ощущать себя слабовидящей – и он, и я хорошо помнили, как я нарушила его мысленный приказ повиноваться и оттолкнула.

Но, несмотря на это, Шариан все равно делал послабления: меня постепенно стали выводить на прогулку во внутренний дворик, где я, увы, мало что могла разглядеть, кроме угрюмых стен дома, увядающей зелени да голубого неба, и водили по дому. Я так ни разу и не увидела Лену, а на мои вопросы о ней ни Кирил, ни Шариан не отвечали. Зато на вопросы о мироустройстве Кирил отвечал охотно и очень подробно и иногда приносил другие книги.

Мы с Леной оказались в лесах двенадцатого ов-вена империи Ниэрад. Ниэрад считается самым развитым государством на материке, называемом «Цита», и стремится расширить свое влияние и на других континентах, когда не занято войной с другой развитой страной – Мэзавой, лежащей за горной грядой, начинающейся сразу за лесами двенадцатого ов-вена.

В этом мире женщин намного меньше мужчин, так что в обществе существует сильный дисбаланс полов, а понятий «брак», «семья» вообще нет.

Женщины здесь – декос, то есть собственность, распределенная между двенадцатью самыми уважаемыми и достойными мужчинами. Этих мужчин называют «Великими отцами», так как формально только они могут производить потомство империи. У каждого отца есть свое владение, «ов-вен», где он вправе устанавливать свои порядки.