Дед

Алексей сидел в машине и наблюдал, как в свете фонаря кружит свой хоровод снег. Было чертовски холодно, но включать двигатель он не решался. Мимо него только что прошла девушка, прижимая к груди закутанного в синий комбинезон ребенка. В руках тот держал маленькую лопатку, которая покачивалась из стороны в сторону в такт материнским шагам. Алексей встретился с ним взглядом; лицо малыша выражало унылую покорность. Осторожно поднявшись по ступеням, девушка открыла подъездную дверь, и двор наконец-то опустел.

Стянув перчатки зубами, Алексей потер ладони друг о друга, возвращая замерзшим пальцам подвижность, после чего выудил из кармана пачку «Черной розы». Курить хотелось ужасно, но перед тем, как зажечь спичку, Алексей внимательно осмотрелся по сторонам, подслеповато вглядываясь в предвечернюю мглу. Хотя погода за окном и не располагала к прогулкам, ему пришлось прождать в машине около часа, пока все люди с улицы не разбрелись по своим делам. Теперь, если он не найдет способа согреться, ему была обеспечена простуда. Прикурив сигарету, Алексей распахнул дверь, и пронизывающий ветер тут же зашвырнул в образовавшийся проем горсть колючего снега. Отряхиваясь, мужчина осторожно выбрался наружу.

Машина, на которой он приехал, была ужасно старой. Её, как леопарда пятнами, всю покрывали подкрашенные островки ржавчины, отчего казалось чудом то, что она еще хоть как-то может передвигаться. Этот чудесный кусок металлолома одолжил Алексею приятель, когда тот пожаловался, что остался совсем без «колес». Для этого ему пришлось сказать, что он попал в аварию, и автомобиль восстановлению не подлежал. Заявление это, мягко говоря, не соответствовало действительности; на самом деле с машиной Алексея всё было в порядке. Просто с тех пор, как Елена получила права, они делили его хэтчбек на двоих, и это обстоятельство обязывало отчитываться перед ней обо всех своих перемещениях. В том числе ему пришлось бы сказать, куда и по каким делам он укатил на нём в ночь, а посвящать жену в сегодняшнее дело не входило в его планы.

Алексей бросил тлеющий окурок на покрытый льдом асфальт, где его подхватил ветер, и медленно направился к ближайшему подъезду. Поднявшись по скользким ступеням, он еще раз огляделся вокруг и надавил несколько кнопок на холодной панели домофона. Прикрыв глаза, Алексей представил, как по пустой квартире разлетается тревожный сигнал электронного звонка, и вдруг понял, НАСКОЛЬКО ему не хочется подниматься. Даже сейчас, несмотря на сделанные приготовления, непреодолимая сила тянула его вернуться. Этой силой был уже позабытый, казалось, страх содеянного. Он пришел внезапно и навалился на Алексея со всей ужасающей силой. Некоторое время он боролся с собой, пытаясь не думать ни о чем, кроме прибыли, а потом, решившись, достал из кармана пуговицу магнитного ключа и с силой приложил её к приемнику. Замок пискнул, и Алексей потянул дверь на себя.

Изнутри дом представлял собой типичную пятиэтажку застройки времен Хрущева. Стены подъезда были выкрашены в ярко-зеленый цвет и обильно покрывались процарапанными на них надписями. От входной двери лестница вела на площадку, где вдоль всей стены тянулся ряд таких же зеленых и исцарапанных почтовых ящиков, над которыми ярко горела одинокая лампа. Алексей осмотрел один из них; из прорези для писем в нем букетом торчала россыпь рекламных листовок и газет. Было видно, что этот ящик уже давно никто не открывал.

Что ж, пока все шло, как он себе и представлял. Глубоко вздохнув, Алексей начал осторожно подниматься по ступеням, прислушиваясь к звукам, что доносились до него из соседних дверей. Однажды кто-то загремел ключами в замке, и он, в два прыжка преодолев расстояние, отделяющее его от лестничной клетки, прижался спиной к стене. Сердце заколотилось где-то в горле, а лоб мгновенно покрылся испариной. Алексею пришло на ум, что всего три месяца назад он так же бежал через три ступени вниз, молясь, чтобы не встретиться случайно с выходящими из квартир жильцами, а в голове все не стихал тот жалобный стон. Даже сейчас в этих стенах ему слышался старческий голос, зовущий его по имени.

Алексей тряхнул головой, отгоняя жуткое воспоминание. Он ни в чем не был виноват! Все произошедшее — цепь страшных совпадений, и никто не смеет обвинять его в трагедии, разразившейся там, на последнем этаже. Дед умер, и его уже не вернуть.

Он вздрогнул, вспоминая, что такими же словами совсем недавно пытался успокоить убитую горем жену. Нет, конечно, вначале он говорил ей совершенно другие слова и фразы, но она словно не слышала их. После смерти деда она никогда больше не слушала то, что говорил ей Алексей. Он подозревал, что она винит его в смерти старика, и это выводило из себя. Пару раз Алексею даже пришлось наорать на нее, и она стерпела этот крик с молчаливой покорностью. Такое поведение было совсем не похоже на Елену; было жутко видеть, как она сидела, поникшая, на диване, и в глазах, глядящих на мужа, стоял неподдельный страх. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять — их отношения рассыпались прямо на глазах.

— Я не позволю тебе расстроить наш брак, — тихо сказал он, глядя куда-то между перекрытиями. Сердце его понемногу успокаивалось, а неожиданно пришедшая злость придала Алексею сил. Быстро преодолев два пролета, он оказался на площадке пятого этажа. Лестница выводила его прямо к стальной двери, за которой хранился залог их будущего семейного счастья. Он прекрасно помнил, как искал людей, способных в кратчайший срок изготовить хорошую дверь, и как сам затаскивал ее на пятый этаж, несмотря на то, что установка была оплачена рабочим в полном объеме. Старый скряга не заплатил за неё ни копейки — все пришлось делать Алексею за собственный счет. Дед тогда вышел из комнаты лишь к концу работ и, вместо слов благодарности, раскритиковал кривую установку, а еще и её стоимость, когда Алексей рискнул упомянуть, во сколько она ему обошлась.

В принципе, на благодарности старика Алексею было плевать — всё это он делал только ради жены. Бедная Елена рано осиротела, и с малых лет ее воспитывал единственный родной человек — дед. Было вполне естественно, что она испытывала к этому угрюмому и недалекому мужчине безмерную любовь; ближе старика у неё все равно никого не было. Жила в городе, правда, еще какая-то троюродная тетка по материнской линии, но дед запрещал им общаться. Елена не перечила. Она вообще старалась не возражать деду. Во всем, кроме того, что касалось их с Алексеем отношений. Надо признаться, Алексей с дедом сразу не понравились друг другу. Раньше он считал, что это было связанно с личной неприязнью, но потом понял, что это не совсем так; всех, кто пытался быть рядом с его внучкой, дед ненавидел. Хотя было время, когда для них с женой это не имело никакого значения.

Достав длинный металлический ключ, Алексей вставил его в замочную скважину. Ключ провернулся, как показалось, с ужасающим скрежетом. Положив ладонь на ручку, Алексей замер, собираясь с духом. Где-то внизу хлопнула входная дверь, и, решив, что тянуть с этим дальше нет никакого смысла, он распахнул дверь, ведущую в темный узкий коридор.

Фонарика в куртке не оказалось. Алексей дважды проверил все карманы, пока не вспомнил, что оставил его в бардачке автомобиля. Возвращаться назад ему решительно не хотелось. Нащупав под висящим на самодельной вешалке пальто кнопку выключателя, он надавил на неё, и в ту же секунду услышал громкий хлопок. Люстра в коридоре ослепительно вспыхнула, и этот свет скальпелем резанул по глазам. Алексей инстинктивно отшатнулся, ударившись головой о стену. Когда к нему вернулась способность видеть, стало заметно, что вместо трех лампочек в люстре горит всего одна, а пыли в плафоне скопилось столько, что света от неё едва хватает, чтобы выхватить из темноты гротескный платяной шкаф и кусочек двери, ведущей в первую комнату. До ванной свет не доставал, но Алексею этого и не было нужно.

«Вот оно! Совсем рядом», — услышал он в голове свой возбужденный голос. — «Возьми, ты же заслужил!». Усилием воли он заставил внутреннего комментатора замолчать.

Некоторое время Алексей стоял на границе света лампы, после чего, вздохнув, широко переступил через порог, ведущий в комнату. С момента последнего визита в ней ничего не изменилось; только забытые на столе пластмассовые цветы покрылись заметным слоем пыли. Вьющееся растение (Алексей все никак не мог запомнить его названия) без воды окончательно усохло и совсем по-осеннему усыпало пол пожухлыми листьями. Кроме листьев пол покрывал широкий ковер, от одного вида которого Алексею стало не по себе. Он быстрым шагом прошел на кухню, щелкнул выключателем, и, срывая пальцы, крутанул вентиль над умывальником. Когда из хромированного крана ударила тугая струя, Алексей горстью зачерпнул ее, чтобы умыться, и замер, наблюдая, как вода дрожит в его ладонях.

Ведь есть же ковер. Старый, советский ковер, покрывающий пол по всей квартире. А под ним — деревянные плашки. Не кирпич, а податливое дерево. Как же так вышло?!

Он еще некоторое время смотрел на расходящиеся по воде круги, поле чего разжал ладони, подхватил с плиты белый, с отбитой эмалью чайник и подставил его под фыркающий кран.

«Ты ни в чем не виноват», — повторил он себе, глядя на быстро наполняющуюся емкость. — «Ведь ты не мог поступить по-другому. Он бы тебя убил».

Дед ходил по комнате. Алексей почти услышал, как скрипит под его весом пересохшее дерево. Ему оставалось только обогнуть стол, единственную преграду перед ним и Алексеем. У деда были невидящие черные глаза, закатившиеся глубоко под морщинистый лоб. Седые волосы по бокам от лысины слиплись от крови и торчали в разные стороны, покачиваясь при каждом шаге. В дряблой, покрытой старческими пятнами руке, дед сжимал тяжелую статуэтку, вырезанную из камня. На нем была поблекшая от бесконечных стирок красная майка, через вытянутый вырез которой была видна его безволосая впалая грудь. Дед вошел на кухню, и его лицо исказилось яростью…

Алексей с грохотом опустил чайник на железную решетку плиты, отгоняя навязчивое видение. С пятого раза ему удалось совладать с пальцами, и он зажег спичкой дальнюю от себя конфорку. Смотреть на синее пламя было несказанно приятно. Он любовался им до тех пор, пока образ стоящего за спиной деда не ослаб. Тогда он передвинул чайник на огонь и оглянулся, уже почти не боясь увидеть перед собой восставшего из мертвых старика.

Да и откуда взяться крови в волосах? Алексей даже не видел, как старик умирал. Просто оттолкнул от себя, когда тот пытался ударить его каменным изваянием, и сбежал. Да, он слышал, как после глухого удара об пол старик захрипел, но в ту секунду в голове сработал какой-то рубильник, который разом отключил все мысли Алексея. Точнее сказать, отключил саму возможность думать. О том, что еще можно помочь, он тогда даже и не подозревал. Просто бежал куда-то, не разбирая дороги, а в голове стучалось: «Убил! Убил-таки паскуду! Я убил!». Опомнился, когда налетел на отъезжающий от остановки автобус. Чудом не оказался под его колесами. Водитель покрыл Алексея отборным матом, а он вглядывался в настороженные лица пассажиров, и ему все казалось, что вот сейчас они очнутся, будут тыкать в него пальцами и кричать: «Убийца!».

Но автобус отъехал, а пассажиры не произнесли ни звука. Алексей проводил заляпанный грязью автобус взглядом, после чего достал из кармана раскладушку телефона и набрал номер жены.

Когда Елена приехала, он уже успел вернуться. Позвонил в соседнюю квартиру — сказал, что у деда был приступ (соседка, старая карга, слышала, как он бежал по лестнице вниз, и пришлось соврать ей, что спускался за помощью). Залитую слезами жену встречали уже вдвоем. Вызвали «Скорую». В квартиру Алексей заходил лишь на мгновение, чтобы успеть закрыть сделанный дедом в полу тайник. В сторону лежащего тела старался не смотреть…

Чайник медленно разогревался. Алексей открыл висевший на стене шкафчик и на ощупь извлек из него липкую железную банку с изображением индуса, погоняющего тонкой веткой слона. Встряхнул её и услышал, как с песочным звуком бьется о стенки чай. Кружка горячего чаю — вот что сейчас приведет его в чувство. Алексей ощутил, как впервые за этот долгий день его настроение начало подниматься. Аккуратно, чтобы не испачкаться, он откинул жестяную крышку и посмотрел на дно банки, где покоились черные крупинки, пахнущие сеном. Его ужасно раздражала стариковская привычка, заваривать самые дешевые сорта, да еще и хранить их в старой грязной посуде, но сейчас ему на это было плевать. Алексей брезгливо вытер руку о край кухонного стола и достал с полки над раковиной фарфоровую чашку. Ручка и все края её были давно оббиты, а в трещинах навсегда застыли несмываемые коричневые разводы. И вправду говорят, чем человек богаче, тем он скупее.

Алексей не знал, откуда у него эти богатства, но дед был богат. Богат настолько, что давно уже мог бросить эту двухкомнатную квартиру в потрескавшемся от времени доме и переехать в только что отстроенный жилой комплекс, но никогда бы этого не сделал. Года работали на деда — когда-то он въезжал в пятиэтажку на окраине города, а теперь тот разросся, и дед автоматически оказался в его центре. Жилье тут стоило больших денег и с легкостью покрывало расходы на переезд и покупку новой недвижимости, но не квартира была главным богатством деда. В саморучно выдолбленном тайнике он хранил монеты; неказистые на вид, неправильной формы с письменами на давно позабытом языке. Впрочем, были среди монет два полновесных золотых империала, но их стоимость не шла ни в какое сравнение с этими потертыми овалами ушедшей эпохи. Мало кто знал об этом богатстве. Алексей подозревал, что даже Елена не была в курсе, чем владеет её дед. Сам он узнал об этом совершенно случайно; подвела старика его непомерная скупость.

Он давно говорил старику, что чугунные батареи в квартире дышат на ладан, но дед отмахивался от него, как от мухи. Сам Алексей надеялся, что еще пару отопительных сезонов они переживут и поэтому был не слишком назойлив. Как оказалось — зря. Однажды утром Елене позвонили соседи снизу, заявив, что с потолка у них льется горячий дождь. Алексей сразу вызвал такси и примчался к деду. К тому времени аварийная служба перекрыла отопление во всем доме, но когда Алексей отпер ключом жены дверь квартиры, то обнаружил деда за весьма странным занятием. Весь мокрый, в перепачканной чем-то черным майке, дед гвоздодером выдирал из пола разбухшие от воды деревянные бруски, и доставал оттуда мокрые тряпичные свертки. Два таких свертка уже лежали на загнутом ковре раскрытыми, и вид их содержимого сразу привлек внимание Алексея. Он видел монеты только пару секунд, а потом старик почувствовал присутствие постороннего и обернулся. Его влажные руки сжимали шестигранный профиль гвоздодера, слегка подрагивая от напряжения. Очки в роговой оправе съехали на бок, а в глазах старика стояла такая неприкрытая ненависть, что Алексей отшатнулся.

— Что тебе здесь надо? — спросил дед, и голос его прозвучал глухо, словно из глубины подвала.

Алексей попытался объяснить, что приехал по звонку соседей, но, не дослушав сбивчивую речь до конца, дед, не выпуская из рук устрашающий инструмент, вытолкал его из квартиры и захлопнул дверь. Когда замок щелкнул за его спиной, Алексей облегченно выдохнул; в тот момент ему казалось, что он чудом выбрался из квартиры живым.

Ни он, ни дед больше не вспоминали тот случай, и, со временем, их отношения даже стали понемногу налаживаться. Возможно, то, что Алексей невзначай прикоснулся к его тайне, сделало старика более словоохотливым с ним. Елена не могла нарадоваться, наблюдая за тем, как потеплели отношения мужа с ее воспитателем. Жаль, что идиллия эта была недолгой.

Дед знал, какие проблемы были у Алексея. Алексей же знал, что в силах деда обеспечить ему финансовую помощь в решении этих проблем. В конце концов, он не просил выдать ему денег безвозмездно, а обещал рассчитаться со временем, после завершения одного крайне перспективного дела. Но дед отказал ему, и тогда у Алексея созрел план. Каждый год, в самом начале зимы старик на две недели ложился в больницу; нужно было только дождаться этого времени, вскрыть тайник и заложить монеты на необходимую сумму в ломбарде. Монеты он собирался потом выкупить и вернуть скряге в полном объеме, но с самого начала все пошло наперекосяк.

В намеченный день, когда старика сопроводили в больницу, оказалось, что ключей от его квартиры нигде нет. Алексей перерыл все вверх дном, но так и не нашел их, хотя раньше ключи всегда висели в небольшом ящичке у самого входа. Вечером, когда вернулась жена, он обнаружил их в глубине дамской сумочки, но здесь его ждало новое разочарование: за ужином Елена сообщила, что теперь деду не обязательно ночевать в больнице. Времени для завершения дела у Алексея не оставалось совершенно, и следующим же утром, когда по всем подсчетам дед уже должен был лежать в палате, он наведался в квартиру к старику. Оказалось, что в этот день перед больницей дед решил прогуляться в магазин и вернулся как раз тогда, когда Алексей вытаскивал из тайника первый деревянный прямоугольник.

Алексею повезло, что первым в него полетела булка ржаного хлеба. Он сидел на корточках и от неожиданности подпрыгнул, ударившись головой о подоконник. Голова отозвалась болью, а перед глазами замелькали яркие пятна. Когда они развеялись, в дверях проступил дед. Старик был взбешен. Его голова мелко подрагивала, а из ощеренного рта по подбородку стекала тонкая нитка слюны. Алексей попытался заговорить с ним, но старик, казалось, совсем его не слышал. Угольные глаза деда застыли на том участке пола, откуда выпирал один из драгоценных брикетов. Он не закричал, даже не пытался угрожать Алексею, а схватил с полки первую попавшуюся вещь и ринулся на нерадивого родственника.

Чайник засвистел, и Алексей в задумчивости схватился за ручку, вскрикнул и сунул обожженную ладонь под струю прохладной воды. Боль возвратила его от воспоминаний к действительности. Старика нет, и этого уже не исправить; Алексей защищал свою жизнь от спятившего деда, и никто не посмеет обвинить его в этой нелепой смерти. Единственный, кому он мог сейчас помочь, был сам Алексей. Все сроки его плана давно истекли, но это было уже неважно; теперь он один знал о богатстве, и был единственным, кто мог распоряжаться ими как угодно. Он хотел поступить со стариком честно, полностью рассчитавшись за вынужденный кредит, но теперь его некому было возвращать.

От этой мысли Алексей почувствовал некоторую легкость, и ему сразу стало стыдно. Некоторое время он боролся с собой, пытаясь загнать неуместную радость обратно в глубины души, но потом сдался. Кроме того, им полностью завладело сладостное нетерпение. Алексей выключил конфорку и, так и не заварив чая, вернулся обратно в комнату.

За прошедшее время на улице сильно потемнело, но света было еще достаточно, чтобы разглядеть чугунную батарею, скрытую в небольшой нише под подоконником. В отраженном от окна свете подоконник таинственно мерцал, словно стараясь привлечь внимание нового владельца тайны. Инструмент деда был запрятан далеко в кладовке, но Алексея это не волновало. Достав из бокового кармана узкое долото, он по диагонали пересек комнату, протиснулся между столом и диваном и оказался на том самом месте, откуда сбежал три месяца назад. Одним движением Алексей отбросил ковер в сторону и закашлялся от пыли, поднявшейся в воздух. Пыль лежала и в стыках тайника, демаскируя его на фоне остального пола. Прицелившись, он сильным ударом вогнал лезвие инструмента в щель и навалился на рукоять всем весом.

Ему хватило десяти минут, чтобы извлечь драгоценные бруски из пола. Еще около пятнадцати понадобилось Алексею, чтобы простукать и проковырять острым жалом покрашенные доски по всему периметру возле батареи; ему почему-то казалось, что таких брусков должно быть гораздо больше. Когда поиски не увенчались успехом, он начал доставать из их недр матерчатые свертки, разворачивать и сыпать содержимое на загнутый угол ковра. Монет было очень много, но ожидаемого мелодичного звона при падении они не производили, что несколько сгладило эффект от их количества. Напротив, кажущиеся в тусклом свете темными, почти черными, диски тяжело падали вниз и почти сразу прилипали к изнанке покрытия. Опустошив последний сверток, Алексей нетерпеливо сгреб ладонью несколько монет и поднес их к свету.

В этот момент рядом раздался настойчивый стук. Он неожиданности Алексей вздрогнул, и монеты выскользнули из рук. Одна из них упала на ребро и укатилась под диван. Стук повторился. Казалось, звук исходит от каждой стены одновременно. Алексей почувствовал, как волосы на его затылке медленно поднимаются вверх. Обхватив внезапно вспотевшей, и оттого кажущейся ватной, рукой долото, он выдернул его из дыры в развороченном полу. Во рту отчетливо ощущался привкус горечи.

Тук-тук.

Тук.

Алексей вдруг понял, что звук доносится от входной двери. Перехватив инструмент в левую руку, он пружинисто ступил вперед и тут же с размаху угодил всей ступней в ножку проклятого стола. Заорав от боли, он упал на ковер, сдирая кожу на лице о его жесткую щетину. Долото, кувыркаясь, отлетело в стену, оставив на запястье небольшой порез. Перевернувшись на спину, он зажал рукой больную ногу, а ладонь второй засунул в рот и сжал зубы так, что на глазах тут же выступили слезы.

Понемногу боль отступила. После её яркой вспышки нога, казалось, совсем онемела, зато нещадно саднила ободранная в кровь щека. Аккуратно, морщась от спазмов, Алексей растер руками ступню и пошевелил пальцами. Потом попробовал встать и заметил, что стук прекратился. Исчез, словно кто-то ушел, так и не дождавшись ответа. Алексей еще несколько секунд вслушивался в стоящую тишину, но не услышал ничего, кроме звуков собственного прерывистого дыхания.

По крайней мере, перелома у него не было. Алексей осторожно наступил на поврежденную ногу и вздрогнул, перенося на нее весь вес. Кому же понадобилось постучаться вот так не вовремя?

Скорее для собственного успокоения, чем в надежде и в самом деле увидеть незваного гостя, он, прихрамывая, дошел до коридора. Немного постоял в нерешительности у входной двери, рассматривая порыжевшую от времени обивку, а потом легонько коснулся ручки и повернул ее в сторону. Дверь была заперта. Металл неприятно холодил ладонь, и Алексей поспешно убрал её в карман. Свет единственной лампы в коридоре бросал на обои странную вытянутую тень.

— Есть здесь кто? — спросил Алексей достаточно громко, и на его лицо против воли вылезла кривая ухмылка. Он почувствовал себя невообразимо глупо.

В тишине он услышал, как у соседей тихо бормочет телевизор. Черт, а он совсем забыл, какие тонкие в этом доме стены. Оставалось надеяться, что произведенный им грохот не вызвал ни у кого из жильцов подозрения.

Алексей развернулся, и в ту же секунду за его спиной вновь раздался стук. Кто-то нетерпеливо барабанил в дверь с такой силой, словно ему очень хотелось быть услышанным. Будто что-то случилось. На негнущихся ногах Алексей подошел к двери, жалея, что пожилой скряга не позаботился врезать дверной глазок.

— Кто там? — спросил он еще раз, и голос его дрогнул.

Стук на мгновение прекратился, а потом начался вновь. Стальная дверь неприятно лязгала, и от этого звук становился почти невыносимым для слуха. Накинув дрожащей рукой цепочку, Алексей отодвинул щеколду и приоткрыл входную дверь. Стук резко оборвался, но железо все еще гудело под недавним градом ударов. В образовавшуюся щель была видна большая часть лестничной клетки, высвечиваемая светом потолочной лампы. У двери напротив, прислонившись к стене, стояли чьи-то лыжи, и с них по капле стекала вода, собираясь на полу в грязную лужицу. Рядом с ними на мозаичной плитке лежала миска, из которой торчала бежевая разваренная кость. Больше на площадке не было никого. Холодный неприятный пот выступил у Алексея на спине, от чего рубашка сразу же прилипла к телу. Прикрыв дверь, он сбросил цепочку и, оглядываясь, вышел из квартиры. Лестничный пролет был пуст, в этом не оставалось никаких сомнений. На всякий случай Алексей спустился на несколько ступеней и внимательно посмотрел между перилами, надеясь увидеть хоть кого-то на пару этажей ниже, но подъезд словно вымер. Вернувшись, он надавил кнопку дверного звонка, и по квартире разнеслось электронное чирикание. Звонок был исправен. Происходящее нравилось ему все меньше. Словно опомнившись, он в два шага вернулся в квартиру и с грохотом захлопнул дверь, скрываясь от поднимающегося внутри чувства тревоги за толстым листом железа. Сердце билось в груди, отдаваясь болью в левую руку. Дыхание было шумным, и Алексей поймал себя на мысли, что специально старается дышать размереннее и тише, чтобы его не услышал он.

Он!

Да кто такой, этот «он»? Кому понадобилось так настойчиво стучаться в двери, чтобы потом убежать и, надо признаться, сделать это довольно быстро. Алексей уже и сам не мог точно сказать, прекратился ли стук именно в тот момент, когда он открыл дверь, или же это было лишь плодом его растревоженного воображения. В любом случае надо было срочно убираться из этой квартиры.

Он вошел в комнату, нащупал в полумраке долото и, сжав его в ладонях, почувствовал себя немного увереннее. Не выпуская инструмента из рук, принялся шарить свободной рукой по ковру в поисках вывалившихся монет. Самый юркий, закатившийся под диван кругляш, Алексей решил попросту бросить — у него не было никакого желания передвигать тяжести, тем более что в его состоянии на это могло понадобиться гораздо больше времени, чем обычно. Обыскав на ощупь весь пол, он вернулся к разобранному отверстию и начал рассовывать монеты с угла ковра по карманам. Несколько раз Алексей останавливался и прислушивался, потому что ему казалось, что незваный гость вернулся и теперь тихо смеется, открывая входную дверь неизвестно откуда взявшимся ключом.

Деревянные плашки он запихивал в дыру как попало. Видимо, раньше тут был какой-то особый порядок, по которому бруски умещались в полу один к другому, плотно прилегая к остальным доскам, но у Алексея не было времени в нем разбираться. На него с каждой минутой все сильнее давило неизвестно откуда взявшееся ощущение чужого присутствия. Он не мог дать ему рационального объяснения, и от этого становилось только страшнее.

Придавив здоровой ногой особенно выпирающие части пола, он вернул на место ковер и поднялся. Его взгляд упал на пятно света, идущего с кухни. Яркий желтый круг наискосок разделяла чья-то тонкая тень. Тень двигалась, напоминая стрелку на подсвечиваемом изнутри циферблате. Внутри у Алексея что-то оборвалось. Осторожно, выставив перед собой зажатое в руке долото, он дошел до входа на кухню и заглянул внутрь.

На кухонном полу сидел кот.

Средних размеров, он был покрыт короткой белой шерстью, которую сейчас старательно вылизывал. Заметив, что за ним подглядывают, кот прервался и безмятежно посмотрел на Алексея огромными голубыми глазами. Одно ухо у него было слегка ободрано, то ли в недавней драке, то ли оттого, что его владельца беспокоили клещи. Алексей в изумлении опустил руку с занесенным инструментом, а кот зевнул и, вытянув вперед нижнюю лапу, старательно принялся вылизывать себя между подушечками.

Алексей хорошо помнил, что в этом доме никто не держал кошек. Елена рассказывала, что в квартире на первом этаже когда-то жила собака, по молодости прославившаяся тем, что истребляла всех кошачьих во дворе. Кошки её запаха на дух не переносили и постоянно сбегали от своих хозяев, так что те, в конце концов, перестали их заводить. Собака давно умерла, но кошек в этот подъезд по традиции больше не приносили.

«Может, он дворовый?» — подумал Алексей, входя на кухню, чтобы поближе рассмотреть животное. Откуда оно появилось, вопросов у него как раз не возникало; Алексей был так напуган стуком в дверь, что выскочил на площадку, просто не заметив кота. Тот вошел в гостеприимно распахнутую дверь и добрался до кухни. Все было просто.

— Киса-кисонька, — сказал Алексей, присаживаясь и протягивая руку вперед, чтобы его погладить. Кот издал нечто среднее между мурлыканием и недовольным мявом и отошел в сторону. Было видно, что он слишком чистый и ухоженный для бездомного. Алексей ухмыльнулся; у него возникла мысль взять кота с собой, чтобы поселить его в их доме. Он был уверен, что Елене эта идея пришлась бы по душе.

— Тем более что ты теперь тоже часть этой тайны, — сказал Алексей животному, поднимаясь. Все дела здесь были закончены.

Алексей посмотрел на чашку, оставленную на столе, и вспомнил, что так и не выпил чаю. Подумав, он решил, что может уделить этому еще пять минут. Хотя чайник почти не остыл, Алексей вновь разжег конфорку и поставил его на огонь. Поскольку ложку искать было лень, он насыпал заварки в чашку на глаз и убрал липкую банку на место.

— Извини, тебя мне угостить нечем, — сказал он коту, но тот даже не посмотрел на Алексея.

Чайник теперь разогревался гораздо быстрее и почти сразу же засвистел, выплевывая в потолок струйки белого пара. Подождав с минуту, Алексей перекрыл газ и, подхватив чайник полотенцем, плеснул до половины чашки кипятка. Аромат от заваривавшегося чая был еще хуже, чем от сухого. Алексей скривился и уже собрался вылить получившуюся бурду в раковину, когда обнаружил, что кот исчез. В недоумении он опустил чашку на стол и заглянул в комнату. Ночь уже окончательно вступила в свои права, и луч света позволял теперь видеть лишь центр комнаты, а по углам от него колыхалась тьма. Алексею стало не по себе.

— Кис-кис, — позвал он осторожно.

В комнате никто не отозвался. Проклиная ушастую бестию, Алексей взял спичечный коробок и покинул кухню. Уйти из квартиры без кота он не мог; его жена рано или поздно захочет продать эту квартиру и ей доставит мало удовольствия обнаружить на пороге ссохшийся кошачий труп. К тому же у неё могут возникнуть вопросы.

Горящая спичка неохотно, но все же заставляла тьму расступаться. Пару раз Алексею казалось, что он видел периферийным зрением тень пробегающего кота, но все это были лишь игры его утомленных глаз. Комната была пуста. Поколебавшись, он распахнул ведущую во вторую комнату дверь и вновь чиркнул спичкой. Комната была гораздо меньше первой; почти всю стену в ней занимало окно. Перед окном стоял огромный письменный стол, небрежно накрытый тюлем. Вдоль второй стены тянулся деревянный шкаф, в полировке которого отражался дрожащий огонек. Алексей потушил догоревшую спичку и зажег о коробок новую. В самом дальнем углу комнаты стояла продавленная железная кровать, вид которой ему сразу же не понравился. Матрас на кровати был порван и частично лежал на полу. Простыни с одеялом огромным комом валялись в изголовье и, казалось, слегка поблескивали в темноте. Неуверенным шагом Алексей подошел ближе к кровати и поднес к ним спичку. Теперь стало видно, что всё постельное белье покрывают широкие коричневые мазки, словно перед ним было скомканное в ярости полотно неуравновешенного художника. Алексей дрожащим пальцем прикоснулся к пятну и тут же одернул руку; на ощупь пятно было холодным и скользким. Это была свежая грязь. Горящая спичка обожгла Алексею руку, и он вскрикнул, роняя затухающий огонек на ковер.

По квартире разнесся свист. Набирая силу, он сверлом вворачивался в мозг. Бросившись вон из комнаты, Алексей больно ударился головой о косяк. Во рту тут же проявился железный привкус, от которого, казалось, его сейчас же стошнит. Добежав до кухни, Алексей замер в дверном проеме, не решаясь войти. На плите закипал чайник. Синий огонек из конфорки лизал его днище, хотя совсем недавно Алексей собственными руками полностью перекрывал газ. Он бросил взгляд на трубу и с каким-то необъяснимым безразличием понял, что она до сих пор закрыта. Словно догадавшись, что Алексей заметил такое несоответствие, чайник заворчал. Дно его из белого приняло сначала нежно-малиновый, а потом и красный цвет. Эмаль с хлопками стала отрываться по бокам, разлетаясь вокруг раскаленными жалящими осколками. Там, где они опадали, быстро начинал разгораться огонь. Свист чайника стал просто оглушительным, он поднялся на несколько октав вверх, а потом свисток сорвало с носика, с силой впечатав его в стену. На кухне отчетливо ощущался запах гари. Алексей отступил на два шага назад, и его ноги уткнулись во что-то мягкое. В ответ на это прикосновение по комнате разнесся шумный выдох. Алексею захотелось кричать, но горло пересохло от ужаса, и из него вырывался лишь сдавленный кашель. Он рванулся в сторону коридора. Запах дыма вокруг становился все сильнее, и жар с кухни преследовал его по пятам. Оглянувшись, он увидел, что проем двери, ведущей во вторую комнату, тоже горит. Обои вокруг него сворачивались и вспыхивали неестественно белым светом. Кое-где огонь поднимался до потолка, оставляя на побелке черные следы копоти.

А потом он увидел кота.

Объятый пламенем, тот шел через всю комнату, и его глаза, не отрываясь, смотрели на Алексея. Кот в ярости хлестал по полу огненным хвостом, разметая в стороны пламя и оставляя на ковре выжженные следы. Под его лапами вспыхивали и тут же затухали снопы искр, словно там загорались бенгальские огни. А в центре комнаты, широко раскинув руки в стороны, лежало измазанное в грязи старческое тело. Оно казалось невероятно раздутым и слегка подрагивало, пока из него несся тот самый нескончаемый ВЫДОХ. Выдох становился все громче, и Алексей внезапно понял, что это было совсем не дыхание; старик на выдохе бесконечно долго шептал его имя.

Шар рукоятки входной двери был раскален добела, и вокруг быстро разрасталось черное пятно выгоревшей материи. Кое-где на ней уже пробивались едва заметные лепестки огня. Сорвав с себя куртку, Алексей накинул ее на ручку, но ткань ярко вспыхнула, превращаясь в чадящий факел. От дыма становилось тяжело дышать. Алексей опустился на пол, прижавшись спиной к тёплой стене. За ней он слышал, как по лестнице бегают люди; слышал их встревоженные громкие голоса. Пару раз в дверь позвонили, после чего звонок, задымившись, умолк навсегда. Задыхаясь, Алексей пытался что-то кричать людям в подъезде, но они не слышали его слов. А когда к запаху гари явственно начал примешиваться запах горящей плоти, в коридор вошел кот.

По полу и потолку за ним следовал огонь, да и сам кот уже больше всего походил на горящий шар, чем на животное. Платяной шкаф в коридоре мгновенно вспыхнул, когда тот прошел рядом, а единственная целая лампа взорвалась вместе с плафоном, посыпая пол раскаленным стеклом. Алексей слышал, как снаружи начали ломать дверь, но понял, что им ни за что не успеть. Эту дверь он заказывал сам и оплатил её установку в полном объеме. Лучшая дверь, которую можно изготовить в кратчайший срок. Его начал душить неуместный смех.

Кот медленно двигался вперед, и Алексей увидел, как над джинсами стал подниматься пар. Волоски на ногах съеживались, больно прижигая кожу, и он знал, что это было лишь начало. Засунув руки в карманы, он вытащил бесполезную кучу монет и, безумно хохоча, начал швырять ими в надвигающееся пламя.

— О покойниках либо хорошо, либо ничего.

Елизавета Сергеевна неодобрительно покачала головой, глядя на соседку. Они сидели за небогато накрытым столом в просторной комнате, а за окном уже вторую неделю как стояла весна. Ольга Семеновна, пожилая женщина с вечно красным, и от того казавшимся немного плаксивым лицом, подхватила громадной рукой стопку и плеснула содержимое себе в рот. Немного помолчала, словно смакуя вкус, после чего продолжила прерванную беседу.

— А я тебе говорю, что Лешка был пьяница и наркоман. Не просто же так его Никифор не любил?!

Худая старушка в подвязном фартуке снисходительно улыбнулась.

— А Никифор никого не любил. Ты с родителями сюда еще вот такой девчоночкой въехала, когда мы с ним уже лет пять как соседями были. Раньше он нормальный вроде, улыбчивый был. Всегда здоровался, в гости к себе звал. А после того, как сноха с сыном в деревне погорели, совсем смурной стал. Мы, конечно, помогали ему всем миром, как могли, да он уже этого и не замечал. Появилась у него странная привычка всем вокруг рассказывать, что он один виновен в их смерти, ну а после Никифор и вовсе стал людей сторониться. Иногда я думала, что дурень с горя на себя руки наложит, да спасибо внучке — Леночке, вернула старику волю к жизни. Ну а он ее и вырастил, и в институте пока училась, поддерживал.

— Ленку — да, хорошо помню, — полная женщина подцепила вилкой маленькую рыбку и отправила её целиком в рот. — Она меня лет на десять моложе была. Никифор её совсем своими бреднями замучил. Помню, собиралась я с ребятами в кино, выхожу из подъезда, а у дома Ленка зареванная стоит. Ей тогда лет двенадцать было всего то. Я спрашиваю, мол, что случилось то у тебя? А она заплаканные глаза на меня поднимает и спрашивает: «Тётя Оля, а что такое — родовое проклятье?». Ну, ребята тогда хотели старику ребер намять да сообщить куда следует, но я отговорила. Странный он был или нет — а без него Ленка бы совсем пропала.

В комнату зашел белый кот. Облизнувшись, посмотрел на накрытый стол и растянулся в дальнем углу комнаты. Ольга Семеновна с удивлением посмотрела на хозяйку квартиры.

— Елизавета, ты давно это себе кота завела?

Старушка потупилась.

— Понимаешь, не заводила я его. Сам ко мне пришел недавно. Открываю дверь, а на пороге он лежит. Грязный весь, черный, как копоть. Еле отмыли его на пару с дочкой. Осмотрели — вроде здоровый кот. Только ухо одно ободрано, так я его зеленкой помазала, авось заживет.

Под безразличным взглядом кота она осторожно встала со стула.

— Ладно, заболтались мы с тобой, а я чуть не забыла тебя о главном спросить. Я, когда Ленке то стены отчищала, интересные вещи нашла. Ты случайно не знаешь, что вот это такое?

Март — Апрель 2012 года