Евдокимов Леонид 'Дао Дэ Дзин' - пелись камни

Леонид Евдокимов

"ДАО ДЭ ДЗИН" - ПЕЛИСЬ КАМНИ

"Тук-тук тук. - сквозь узкие окна-бойницы Министерства в одну из комнат первого этажа с улицы проникли звуки ударяющихся друг о друга камней.

- Стукач явился,- осклабился младший клерк, носивший дробный номер. Глоб имел двузначный номер.

- Не понимаю, куда санитарно-милицейская служба смотрит? - продолжил "дробный",- говорят, он часто на железнодорожной станции дежурит: поезд подходит он первый к нему бросается, на платформы лезет, по камням стучит. Охрана трижды стреляла, дважды ранили. Псих...

Голос младшего клерка угас: невнимание старшего чревато для низших.

- По улице Дружбы народов кортеж Первого проследует в 10.03. Всем сотрудникам Министерства действовать строго в соответствии с Указом о порядке приветствия,- прошелестел в селекторе голос информатора.

"Дробный" вперился в часы. В 10.01 он приподнялся со стула; в 10.02 метнулся к окну, поднял раму, выглянул, и почтительно отодвинулся: ему дозволялось высовываться на одну восьмую.

Глоб Точно соотнес время с действиями младшего и встал у окна как раз тогда, когда головной автомобиль кортежа вынырнул из-за поворота. Маленькое происшествие на миг отвлекло внимание Глоба: двое "серых" из охранки завернули руки Стукачу, третий коротким ударом "выключил" его, и Стукача приткнули лицом к бетонной стене.

"Превентивная мера - параграф третий Указа о порядке приветствия,всплыло в феноменальной памяти Глоба.- Хорошо сработали" Кортеж.

Впереди - машина с откинутым верхом в лобовое стекло которой уперлись сложенные крестом ноги в красных тапочках. Юродивый.

Грегор.

Покачивает носком, лица не видать. Следом - ряд наглухо задраенных лимузинов - в каком-то из них находится Первый.

Моторизованное прикрытие.

- Своей дома расскажу - она плакать от счастья будет, что я видел Первого,- прохрипел "дробный" вдруг осипшим голосом: выражать приветствие восторженными криками Указом не возбранялось.

"Серые" отпустили Стукача, и тот безвольно осел, навалился на этюдник, из которого посыпались камни...

Экземпляр неноменклатурный - глаза карие, нос прямой, крупный; волосы пепельные, на пять-шесть сантиметров длиннее нормы. Только женщинам и юродивым дозволялась такая вольность..

Стукач понемногу стал оживать, нацепил на кончики дрожащих пальцев медные наперстки, поднял к уху камень, щелкнул по нему, и лицо его потекло в блаженной улыбке..

- Эй, как там тебя - окликнул полудурка Глоб, - оклемался?

Глоб мог позволить себе роскошь разговаривать с неноменклатурой, не опасаясь подчиненных... Но принять кого-либо к себе шутом - уже не мог, так как был двузначным. А им такое право предоставлялось в исключительных случаях.

- Эй,- прямо в карие глаза,- как тебя зовут-то?

- Трут.

"Хм, это знак: каждому кремню нужен трут" - Чем занимаешься?

- Творчеством...

Глоб усмехнулся.

- Стучать по камням - творчество?

- Собственно, стучать - техника, а вот слушать и понимать..

- Любопытно.

- Правда?.. Вы первый, кому интересно, остальные издеваются. Кстати, вы слышали, что Генеральная ассамблея постановила статус с нашего города снять? Мы больше не памятник истории середины двадцатого века... Правда, постановление еще не утвердили отцы города. А Первый...

- Ты-то откуда можешь это знать? - поспешно перебил нищего Глоб.

- Камни рассказали,- сощурился Трут.

- А не пришло ли время их собирать?

- Пришло, пришло, я уже начал, - простодушная улыбка заискрилась в глазах Стукача. Он присел и принялся осторожно складывать камни в этюдник.

- Поразительно, как мы глухи к окружающему, - бормотал он.- Если не слышим, как плачут во время рубки деревья, значит они не плачут. Если не слышим, как стонет от взрывов гора, значит она не страдает А результат? Мы не слышим, как кричит от боли человек, не сочувствуем его боли...

- Философия...- поморщился Глоб.

- Да, философия. Старая, но не стареющая, как модно было когда-то говорить...

- И что же дает тебе это... творчество?

- О-о, многое... Просмотрите, вот великолепный экземпляр - родонит. Прежде его находили в гнездах орлов, потому и название - орлец. Звуки песен его так же чудесны, как и переплетение прожилок на нем. Мне он поет иногда: "Дао дэ цзинь'. Возможно завезен к нам из Китая, но и по-сегодня хранит память о древних мудрецах.. А это - гранит таких у меня несколько экземпляров, но все звучат о разном. Вот мелодия "Ленинграда": "Бобэоби пелись губы",- тут конечное "ы" звучит кратко из-за скола - вот, видите? Другой ведет по восходящей "Русский Киплинг Николай". А вот так постучать "Аддис-Абеба, город роз..." Слышите? Только надо осторожно: дальше звуки выстрелов, гляньте,- след от пули, не зарастает. Или этот... Жалко, что все фрагментарно, раздроблено.. А вот здесь - мрамор Очень своенравный, гордый, к нему особый подхвд нужен. Познакомьтесь: каррарский экземпляр. И не какой-то безродный: кусочек руки микеланджеловского "Гиганта". Ах, сколько помнит! Только я поитальянски, увы, не понимаю. А вы?

- Ни к чему...

- Все равно, возьмите, прислушайтесь.

- До меня доносится только "тук-тук-тук".

- Это на первых порах со всеми так. Нужно большое желание. И еще душой соотнести себя с вечностью, ведь срок жизни камней - многие тысячелетия, а мы среди них - как бабочки-однодневки Я вам помогу.

Трут примкнул тусклого цвета металлическую цепочку к колечку, вкрученному в камень, конец подал Глобу в окно.

- Вот эту пластину - кстати, чистое серебро - зажмите зубами, а я постучу.

Мельком глянув на пустынную улицу, Глоб все же нерешительно взял пластину.

- Только губами не касаясь. Неизвестно, что может получиться.

"Вжж-вж-вжж-а-а",- в десяток передних зубов впились сверла десяти краснорожих дантистов. Глоб от неожиданности сомкнул губы, и тогда в его голове вдруг мелькнула какая-то картина.

- Вы слышали?!- восторженно воскликнул бродяга.- Я по лицу вижу!

Глоб еле удержался, чтобы не швырнуть камень промеж двух всевидящих карих глаз, притушил огоньки в собственных зрачках и кивнул.

- А вы слышали, что "Черный квадрат" Малевича потрескался, и трещинки сложились в лицо матери?!

"В лицо матери?!" - Чьей матери?

- Каждого, кто смотрит!

Это было уже чересчур.

- Говоришь, супрематизм потрескался? А, может, осыпался? Или, пока мы тут беседуем, квадрат стал совсем белым?! Идиот!

Трут медленно изменился в лице.

- А эту штуку я забираю,- Глоб качнул камнем на цепочке и отвернулся. Рама с треском захлопнулась.

Игнорируя "дробного" Глоб подошел к столу придвинул к себе пачку "исходящих" и набрал на селекторе код...

Через минуту-другую с улицы донесся визг тормозящих шин, вскрик, грохот рассыпающихся камней - слово двузначного весомо.

- Хорошо ребята работают,- одобрительно, чуточку виновато заметил "дробный". Услав подчиненного с пустяковым поручением, Глоб сделал то, к чему столь тщательно подготовился.

Зажал зубами пластину, сдавил ее губами и, держа камень на весу, постучал по нему кончиком костяного ножа. И тут же вихрем унесло мысли, закружились видения...

Отворенное окно Запах улицы... Шум приближающегося кортежа.

Прямо у лица - грудь матери в синих прожилках; на вздутом потрескавшемся соске - непроглоченная им капля молока. Выше - ее лицо; рот сведен судорогой в крике... Отец у окна, как положено, высунулся на одну восьмую: " Кричи, сынок, кричи - не запрещено!" И он орет, и от этого капля, белая капля становится багровой и срывается вниз...

Он чувствует, как дробятся кости и суставы, лопаются сосуды и капилляры, вздыбливаются ногти на левой кисти, подставленной им под падающую каплю... Мраморная капля раскачивается на серебряной цепочке в его правой руке... От боли Глоб сползает со стула на пол, скрючивается, прижимает прохладный камень к полыхающему лбу..

Из бордового марева проступает площадь Синьории, ослепительное солнце, низверженный "Гигант", лицо человека с раздробленным носом..

Значит, он все-таки ударил его? Бросил камень? Не сейчас, раньше... Давно...

Злобные зрачки "дробного" - дождался-таки своего часа...

Серые костюмы... Хорошо ребята работают..

Желтые комбинезоны - этим-то что здесь нужно?

Его тащат по коридору, вталкивают в желтую с черной полосой машину санитарно-медицинской службы. Его везут в желтый дом... Он кричит во всю мощь легких - не запрещено... и получает ребром ладони по горлу...

Глаза доктора, профессионально добрые... Умные глаза.

- Не волнуйтесь, мы вас вылечим... Надо только расписаться, вот здесь...

Глоб поднимает правую руку, удивляется: она туго забинтована, только кончики пальцев со вздыбленными ногтями - посиневшие...

Ухмылка желтого: ну как?

- Ничего-ничего,- примирительно произносит доктор.- Видите, как вы себя...

Глоб машинально кивает, но тут же запрокидывает голову.

- Доктор,- говорит он через силу.- вы слышали, что Генеральная ассамблея решила прекратить эксперимент в нашем городе?!

- Ну-у, вам-то, милейший, что до того? Наврали вам камешки-то, уж будьте покойны.. М-м-м, есть какие-то желания?

- Да... Я хотел бы попасть к... Стукачу... Трут.

- Хм, что ж, можем и вас усыпить. Кстати, - доктор тряхнул волосами, которые были на пять-шесть сантиметров длиннее нормы. - для кремня -трут не обязателен... А вот без огнива не обойтись. Кремень сам необходим для топоров...

Яркая вспышка света. Группа курсантов Министерства расширенными глазами смотрит на преподавателя. Тот, наслаждаясь эффектом, дает им время прийти в себя. Никто из них не снимает нейровидеофонов, они просто не помнят про шлемы на головах. То один, то другой поднимают вверх руки и разглядывают их, лица светлеют: целы. Но вот все зашевелились, закашляли: поверили, наконец, что происшедшее было не с ними...

- Как вы уже поняли, ситуация взята не из действительности, что и потребовало ряд условностей. Например, термин "творчество" был намеренно абстрагирован...

Куранты над головой лектора, перебивая его, отсчитывают десять. Курсанты настораживаются. 10.01 - они приподнимаются; 10.02 - они бросаются к окнам, каждый к своему, поднимают рамы, почтительно сторонятся и кричат, выражая ликование...

Преподаватель довольно кивает головой, стягивает сапоги и сует ноги в тапочки. Красные тапочки. Подносит к уху камень, заменяющий ему папье-маше, щелкает по нему наперстком. Взглядом находит картину на стене, выделяет в трещинах по черному полю знакомый силуэт...

"Циа-цинг-цвилью-ций, Цвилью-ций-ций-тюрль-ю"...повторяют вслед за камнем губы преподавателя. Вздохнув, он нехотя откладывает осколок гранита и закрывает коробку, где в одном отделении застыли у нарисованных окон бумажные курсанты, а второе как раз подходит для поющих камней.

Загрузка...