В прибрежный городок пришла ночь — как выразился бы поэтически настроенный мудрец, одна из тех благословенных летних ночей, когда кажется, будто сам Всевышний накрыл землю своей дланью, оберегая её от бедствий. Синяя темнота подкралась со стороны фьорда, над волнами которого гулял ветер. Полная луна открыла свой глаз, выстроив среди волн колеблющийся мост, тянущийся вдаль, и зоркий взгляд мог заметить, как из этого моста то и дело выскакивают рыбки, пуская круги вокруг себя: казалось, им тоже хотелось ощутить на себе приятное дуновение воздуха в эту ночь, полюбоваться сиянием луны и услышать далёкие звуки городской жизни, которые, впрочем, редели, пока не утихли совсем.
Альве было не занимать глазастости, поэтому она иногда останавливалась, наблюдая за танцем рыбёшек на лунном мосту, чем вызывала неудовольствие Тео. «Опоздаем же! — шептал он, оборачиваясь на неё и строя страдальческую гримасу. — Оно будет длиться чуть-чуть, не будет нас ждать!». Альва встряхивала головой, виновато шептала в ответ: «Всё, всё, извини», — и они снова шли вдоль скалистого берега, прокладывая себе тропу через гущу спящих деревьев. У Альвы не было сомнений в том, что окружающие их сонмы больших растений спят — иначе почему бы им с Тео не общаться в полный голос, зная, что на километры вокруг никого нет, ни детей, ни взрослых? Но если говорить громко — а она пыталась, пытался и Тео, — голос сам собой начинал дрожать и быстро превращался в шёпот. Фьорд спал, и игрища рыбок на воде были его дремотным дыханием. Альва не знала, что произойдёт, если им с Тео нечаянно удастся своими шалостями разбудить его, да и знать не хотела — оттого и приходилось говорить тише.
— Долго ещё? — спросила она. Коричневая кепка, маячащая перед её глазами, исчезла, и она увидела задиристое веснушчатое лицо. Луна делала рыжие колечки на щеках мальчика почти невидимыми. Тео выглядел непривычно серьёзным, его обычная дурашливость и хулиганские выходки будто остались в городе дожидаться хозяина.
— Немного осталось. Пять минут, может быть… Это если ты опять на свои рыбки не залипнешь.
— Я же сказала, что больше не буду, — сварливо отозвалась Альва, но тут же улыбнулась, осознав смысл услышанного. — О, значит, мы почти пришли! Я уж думала, всю ночь будем идти.
— Помни, что я тебе говорил. Как только устроимся у нужного камня, общаемся только жестами, без слов. Я раньше всегда бывал один, так что…
— Да, помню. Думаешь, ничего не произойдёт, если мы выдадим себя?
— Не знаю, — Тео почесал нос. — Но лучше прятаться… Ладно, пошли.
Они продолжили путь. Здесь расщелина фьорда делала резкий крюк влево, к открытому морю, и луна переместилась им за спины. Не успели они пройти сотню шагов, как Альва почувствовала, как нечто незримо изменилось. И дело было не в том, что среди деревьев стало темнее из-за изменившегося расположения луны, не в том, что прохладный бриз стал ощутимей из-за близости к выходу из залива, и даже не в том, что она вдруг поняла, как далеко ушла от дома, и если с ними что-то произойдёт…. если они всё же разбудят фьорд своим безрассудным ночным путешествием… Что-то произошло с воздухом, которым она дышала — он будто стал гуще, словно с этим роковым поворотом они с Тео нарушили некую границу, попали в чужое пространство, о котором не имеют ни малейшего понятия. И не мимолётного гнева обеспокоенного фьорда, который всё же был им родным, теперь надо опасаться, а чего-то другого. Точнее, Другого. Именно так. Учительница в школе объясняла Альве и всему классу, в каких случаях слова нужно писать с большой буквы, и ей сейчас пришло в голову, что это тот самый случай.
«А Бри спит в тёплой в постельке», — с тоской подумала Альва, перешагивая через упругую веточку, которая растянулась под ногами. Хорошо сестрёнке — все уроки, знамо, уже сделала, сейчас летает во сне в каких-нибудь сказочных краях из книжек, которые она любит читать. Утром позавтракает яичницей с беконом, выпьет стакан тёплого молока и пойдёт в школу, где вновь соберёт гроздь хороших отметок. А что же Альва? Мало того, что не открывала учебники сегодня, так ещё и поддалась уговорам первого хулигана класса и увязалась за ним бог знает куда ночью тайком от всех. Господи, а что будет, если мать или отец ночью решат проведать спальню девочек? Или если Бри встанет попить воды и увидит пустую кровать? О чём только она думала? Альве, конечно, всегда нравился Тео с этой его наглой самоуверенной ухмылочкой, и она восхищалась тем, как он спорит с учителями, даже с самой фру Йенсен — и иногда даже выходит победителем! — но что за дурость соваться в лес, да ещё в такое время суток? Она могла отказаться или предложить Тео пойти в другое место, раз он так хочет прогуляться с ней — в кино, например. И не было бы тогда этого лунного взгляда в спину, нарастающего беспокойства и странной дрожи в теле, будто под кожей включились маленькие электропилы.
Но Тео ни за что бы не пригласил её в такое банальное местечко, как кино. А она никогда бы не посмела отказать любому его предложению.
Идти стало труднее, потому что земля под ногами обрела крен вверх. Воды фьорда как-то постепенно ушли вниз, луна перестала изливать на них свой свет, и теперь слева был чёрный провал глубокого каньона. Тео, казалось, не замечал этого и резво шагал вперёд, а вот Альва, которая не увлекалась физкультурой, вскоре почувствовала себя плохо. То и дело она хваталась за шершавые стволы деревьев, чтобы на секунду перевести дух, но боязнь показаться слабачкой перед Тео и непреходящее беспокойство не позволяли ей задержаться подольше. Ночь всё ещё источала странную зыбкость, и лес будто был ненастоящим; Альва боялась, глянув на белый шар луны, обнаружить только его ущербный остаток, как в бабушкиных сказках, где небесный волк мог разом откусить половину ночного светила. Почему-то здесь и сейчас это не казалось такой глупостью. Поджав губы, она продолжала идти, стараясь скрыть звуки своего дыхания, которое с каждым шагом становилось всё более тяжёлым и сиплым. Какие там пять минут, обещанные Тео — по ощущениям, они шли не меньше четверти часа. Когда подъём стал таким крутым, что мелкие кустарники между деревьями уже вырастали не вертикально, а под углом к земле, Альва почти впала в безнадёгу, но тут Тео, наконец, остановился, обернулся на неё и сказал:
— Пришли. Думаю, успели…
— Ура, — обессиленно прошептала Альва и украдкой откинула со лба выбившуюся из причёски белокурую прядь, одновременно стряхнув бусинки пота. С усилием сделав несколько последних шагов вверх, она встала рядом с Тео. Глаза её расширились; вид, открывшийся перед ней, был до того фантастическим, что девочка вмиг забыла об усталости.
Они стояли на высоком утёсе в точке, где фьорд сливался с морем. Густая полоса леса, через которую они прошли, подступала к самому обрыву и там резко кончалась. Земля здесь была усыпана мелкими камешками, а слева примерно в метре от края утёса лежал большой коричневый валун весь в трещинах, невесть как сюда попавший. Морские волны были этой ночью спокойными и ленивыми, как внутри фьорда, и движение воды во мраке было сложно различить; тем страннее сверху смотрелось безбрежное тёмное полотно, которое одновременно выглядело неподвижным и в то же время живым. Где бы Альва ни задерживала взор, ей казалось, что ежесекундно именно там на глади воды возникают и исчезают едва уловимые складки, будто некий исполинский ткач мял материю перед тем, как пустить её на кройку. И в этот тёмный простор серебряной иглой проникал свет луны — здесь он напоминал иглу, а не мост, потому как не было противоположного берега, и белое свечение, которому не во что было уткнуться, сужалось и сужалось, пока не сходило на нет где-то на полпути к невидимому горизонту. Альва, хоть и жила в городке с рождения и привыкла к пейзажам моря, никогда не видела его таким. Ей даже почудилось, что оттуда, из полной темноты, в которую перетекала видимая часть моря, на лицо дохнуло холодным воздухом, который закружил вокруг, пытаясь увлечь её за собой и грубо втянуть в эту неистовствующую темень. Это, конечно, была игра воображения — Альва хорошо знала, что ночной бриз дует от суши к морю, в обратном направлении. Но это знание не помешало коже покрыться мелкими пупырышками, как от настоящего ледяного ветра.
— Садимся здесь, — показал Тео с видом опытного гида. — Смотрим во-о-он туда. Только не высовывай голову сильно, держись в тени камня, ладно?
Альва пришла в себя и кивнула, с трудом оторвав взгляд от моря. Она села на корточки рядом Тео и стала смотреть туда, куда тот показал. Валун, хоть и смотрелся массивной глыбой, отбрасывал не очень длинную тень, и ей пришлось опустить голову ниже и придвинуться ближе к парню, касаясь её колен своими, чтобы оставаться в темноте. Альва поднесла ладонь ко лбу, как делал её отец, бывалый рыбак, стоя на носу катера. Ничего особенного она не увидела — лишь узкая светлая полоса пляжа и медленные волны, то и дело неохотно слизывающие песчинки. Она недоумённо скользнула глазами дальше, где за изломом береговой линии километрах в пяти высились чёрные угловатые силуэты мачт и башенных кранов на городской верфи, слабо освещённые электрическими фонарями.
— Я ничего не вижу, — сказала она. Над правым виском неровно дышал Тео (ага, значит, не мне одной тяжко дался подъём, просто кое-кто не подавал виду, удовлетворённо подумала Альва), воздух из его ноздрей щекотал ей ухо. Она могла бы просто немного наклониться вбок, но почему-то не стала этого делать. А Тео взял её руку и поднял вместе со своей кистью:
— Куда ты на верфь-то смотришь, глупая? Вот, смотри на пляж. Да, сейчас там ничего нет, но с минуты на минуту… Только гляди в оба!
За «глупую» Альва при других обстоятельствах нешуточно обиделась бы, но сейчас, когда они сидели, прижимаясь друг к другу, и он дышал ей в ушко и бережно держал за запястье, такой вариант показался ей нелепым капризом. В конце концов, несносный мальчишка в школе обзывал девчонок из класса гораздо злее, не говоря уже о том, как он относился к одноклассникам своего пола. Поэтому она лишь уточнила:
— Прямо туда смотреть, где вот брёвнышко какое-то валяется?
— Нет, чуток дальше, метров десять, может быть… Погоди, вот-вот оно начнётся, я по небу всегда сверяю, — Тео деловито поправил кепку и посмотрел вверх, на купающиеся в лунном водоёме блеклые звёзды. — Да, вон та голубая звёздочка как раз над вышкой. Всё, теперь молчим.
Альва почувствовала, как сердце в груди забилось чаще в предвкушении тайны. Она смотрела на пустой берег, боясь даже моргнуть, чтобы не упустить что-нибудь важное. Внизу ничего не менялось, разве что сонный ночной прибой обленился окончательно, и волны почти замерли у кромки пляжа. Голубая звезда горела точно над шпилем антенны на верфи. Так продолжалось пару минут, Альва уже начала скучать и заглядываться на корабли на пристани, вспоминая, как прошлым летом на одном из них они с матерью и Бри плыли к бабушке, которая жила на юге страны, и как здорово было стоять солнечными днями на палубе, глядя на край небосвода, где синий купол смыкался с таким же синим-синим морем, отражающим перья облаков, и как летели пенистые брызги из-под мощных винтов…
Рука Тео, всё ещё касающаяся её запястья, дрогнула.
Альва подалась вперёд, вся превратившись в глаз. Началось. Чем бы ни было то загадочное явление, которым завлёк её сюда мальчишка, храня интригу, как заправский фокусник — началось. Безмятежный сон фьорда был прерван, грани между возможным и невозможным стерлись окончательно, и волк раскрыл свою пасть, чтобы проглотить луну.
Сначала ей казалось, что на пляже всё по-прежнему. Потом — что это просто рябь в глазах из-за того, что она всматривается слишком пристально. Но она дважды мигнула, а рябь не пропала, а наоборот, стала обретать плоть. И обрела, но не окончательно — появившиеся ниоткуда на пляже люди, которые с вершины утёса выглядели букашками, были зримы, но недостаточно вещественны: часть лунного света проходила их насквозь. Альва поняла это, когда те прошли мимо чёрного остова бревна, и пятнышко на песке продолжало виднеться прямо через их тела.
А ещё чуть позже она заметила, что эти люди парят в воздухе.
Их было двое — рослый мужчина и женщина в широкополой шляпе. Они медленно шли в сторону моря и о чём-то говорили, судя по тому, что время от времени останавливались и жестикулировали. Особенно эмоционально вела себя женщина — она то и дело всплескивала руками, закрывала ладонями лицо, хватала собеседника за грудь. Мужчина сдержанно отводил её руку в сторону и, положив руку ей на плечо, что-то говорил в ответ. Женщина вроде бы успокаивалась, и они снова шли вперёд, но проходило совсем немного времени, она вставала на месте и снова патетично простирала руки к небу. Ноги парочки высились на полтора метра над землёй, но они как будто и не замечали этого в пылу своего спора (или даже ссоры), как не замечали своей бесплотности. Впрочем, несмотря на их тирады, у берега сохранялась полная тишина, словно тут прокручивалась сцена из старого немого фильма.
«Призраки», — холодея, подумала Альва. Привидения. Сверхъестественные сущности. Вот на какое «представление» её затащил озорник Тео.
Разум Альвы отказывался принимать происходящее. Призракам место было в книжках ужасов, а не в реальном мире. Даже если они существовали, то должны были обитать в застенках каких-нибудь мрачных древних замков с потайными коридорами и гремящими ржавыми цепями в углах, а не на пляже её родного города в эту благостную ночь полной луны. Их не могло тут быть.
Но призраки были, и жесты женщины-фантома становились всё отчаяннее по мере того, как двое приближались к концу пляжа. Она явно была на грани истерики: похоже, она уже плакала навзрыд и не произносила свои слова, а выкрикивала. Шляпа её ушла набекрень, но она этого не замечала. Мужчина, напротив, становился всё бесстрастнее и теперь почти не реагировал на её беззвучные причитания, целенаправленно шагая вперёд и чуть ли не силой утаскивая повисшую на руке спутницу за собой. Альва задержала дыхание, когда он, наконец, достиг линии между песком и водой, но не остановился, а продолжил идти, делая странные семенящие движения ногами и одновременно опускаясь в воздухе вниз. Теперь он находился почти вровень с волнами, но всё-таки оставался выше их гребней, и шёл всё так же уверенно, будто под ним находился твёрдый настил. Женщина тоже не заставляла себя ждать — приподняв руками подол длинного пышного платья, она сделала несколько смешных коротких движений ногами («Да она же спускается по ступенькам!» — осенило Альву в этот момент), оказалась над водой и бросилась догонять непреклонного спутника.
Едва Альву посетило озарение о ступеньках, в голове у девочки сразу образовалась стройная картина. Она знала по рассказам родителей, что современную верфь построили только в девятнадцатом веке, а до этого со средневековых времён корабли приставали к берегу рядом с фьордом. Но так вышло, что разрастающееся поселение постепенно ушло в сторону от фьорда, и старая верфь оказалась поначалу заброшена, а потом — и вовсе разобрана. Так что когда-то этот песчаный берег был не так тих и пустынен, как сейчас — здесь громоздились дома, высились мачты, чёрной копотью кашляли трубы и смачно ругались захмелевшие матросы. Должно быть, был тут и причал, и два человека, ставшие этой ночью немыми призраками в голубом сиянии, ходили в далёком прошлом по его настилу, а не летали по воздуху. Альве представилась низкая деревянная постройка, пропахшая дёгтем и рыбой, доски пола которой скрипели с каждым шагом этой пары. И вот мужчина, несмотря на все увещевания спутницы, переходит по широкой доске с насечками, заменяющими ступеньки, с причала на врезающуюся в море длинную полосу пристани — разумеется, тоже всю деревянную, хлипкую, покоящуюся на подточенных солёной водой подгнивших сваях…
Кто они, эти двое, покидающие город под покровом той давней ночи, обратившейся в туман? Воры? Пираты? Разбойники, спешащие скрыться, пока не взошло солнце, раскрыв их злодеяния? Не похоже, подумала Альва. Парочка отважных путешественников? Тогда неясно, почему женщина так убивается. Она снова догнала мужчину и в этот раз уже без всяких слов упала ему грудь, заключив в объятия. Шляпа от неловкого движения слетела с её головы, сверкнула бриллиантом в полёте вниз и сгинула. Плечи женщины сотрясались от рыданий. И тут — о чудо — мужчина тоже дрогнул, остановился, одной рукой обнял настойчивую преследовательницу, а другой стал нежно водить по её лицу. «Вытирает слёзы», — поняла Альва и с удивлением обнаружила, что её собственные глаза тоже увлажнились, и потусторонняя драматичная сцена, разворачивающаяся перед ней, поплыла крупными мазками.
Тут заговорил Тео, хотя сам сто раз предупреждал её по пути, что нужно хранить молчание, чтобы не спугнуть явление. Может быть, реакция Альвы на призраков разочаровала его — он бы хотел, чтобы она ойкнула, затряслась и прижала ладонь ко рту. Может, он принял её молчаливую ошеломлённость за непонимание того, что происходит. А может — позднее Альва думала, что это возможней всего, — мальчишка просто заскучал, глядя на повторение того, что он уже видел не раз, и пожелал обозначить своё присутствие. Он склонился к Альве и прошептал:
— Подожди немного, скоро кончится. Сейчас они пообжимаются вдоволь, и…
Она раздражённо тряхнула головой, и Тео умолк. У подножия валуна повис душок недоумённой обиды.
Впрочем, Альва и не приметила этого. Она была полностью захвачена зрелищем, и неуместный комментарий Тео отвлёк её не больше, чем назойливый писк комара помешал бы пешеходу на шумной улице. Сейчас она была вся там, внизу, с незнакомыми ей взрослыми людьми, сквозь полупрозрачные тела которых мерцала растворённая в воде лунная пыльца. Взаимные объятия несколько утихомирили их страсти. Женщина больше не делала театральных жестов, а просто шла рядом с мужчиной, который тоже стал идти более расслабленно, не той нарочито маршевой походкой, что раньше. Они больше не разговаривали — похоже, каждый смирился со своим положением. Но в чём это положение заключалось и к чему была эта ссора на ночном причале, Альва ещё не понимала.
Но потом, когда мужчина остановился, наклонился, чуть повозился с некой невидимой снастью и лёгким прыжком в сторону ушёл от женщины, которая стояла, соединив руки на груди, ей всё стало ясно. Это движение, этот характерный прыжок были знакомы каждому ребёнку в городке, воздух которого был пропитан солёной влагой. Так моряки отвязывали мелкие суда — яхты, лодки, катера — от пристани и запрыгивали на палубу с тросом в руке. И хотя корабль-призрак, в отличие от своего владельца и её спутницы, не был виден, у Альвы не было никаких сомнений в том, что он там есть.
Вор, или разбойник, или отважный мореход. Так оно и было — но слова эти относились только к мужчине, который сейчас, покачиваясь на волнах вместе с палубой своего незримого корабля, смотрел на ту, кто осталась на пристани. Именно его воля привела этих двоих на причал ночью, именно поэтому он был так насуплен и решителен, и именно поэтому была она так безутешна. Потому что знала, что ей его не остановить — он покинет этой ночью твёрдую сушу и уплывёт от неё далеко. Конечно, Альва многого не знала, да и не могла знать. Навсегда ли расстаются эти двое, или он обещал ей однажды воротиться? Кем она ему приходилась — женой, возлюбленной, сестрой или, может, матерью (расстояние и фосфоресцирующее свечение луны не позволяли определить её возраст)? И в чём причина того, что он так рвётся в море, не дожидаясь рассвета — гоним ли он страхом наказания за свои грехи, или, наоборот, его манит некая мечта, прекрасная фата-моргана за тёмным горизонтом, ради которой он остаётся глух ко всем протестам женщины, которая пришла его провожать? Но разве имело смысл пытаться найти ответы на эти безусловно важные вопросы здесь и сейчас, вернее — там и тогда, на ветхом деревянном причале? Значение для двух человек лунной ночью имела лишь неизбежность разлуки — и неважно, чем она вызвана и когда, может быть, кончится.
И всё же Альва ждала чего-то невероятного — например, что в последний миг женщина вскочит на палубу, решив отправиться в странствие вместе с ним. Или что мужчина сойдёт обратно на пристань, осознав, что не может бросить её ни при каких условиях. Но ничего подобного не произошло — чуть постояв, он отвернулся от неё и пошёл расправлять паруса. Она так и стояла, не отрывая руки от груди, пока он возился в стороне, что-то куда-то таскал, что-то с видимым усилием дёргал, наматывая на рукав. В другом разе эта суета с невидимыми предметами, наверное, показалась бы Альве забавной. Наконец, усилия мужчины принесли плоды — ветер наполнил призрачные паруса, и маленькую фигурку стало сносить в сторону моря. На этот раз он именно что парил над поверхностью, удаляясь от берега и понемногу набирая скорость. Женщина, ставшая живым изваянием, смотрела ему вслед, но мужчина будто позабыл о ней, занятый своими важными делами. Иссиня-чёрная водная пропасть между ними становилась всё шире, и Альве вдруг захотелось подняться и крикнуть: «Обернись! Посмотри на неё хотя бы в последний раз, ну!» Кто знает — может, её звонкий голос пронёсся бы сквозь истончившуюся преграду между временами и что-то поменял там, в прошлом? Или для них она тоже осталась бы бессловесной полупрозрачной фигуркой, еле заметно мельтешащей на вершине утёса?
Но Альва не встала, не закричала. Конечно, она бы никогда не решилась на подобную дерзость, но даже если смогла бы по каплям собрать в себе нужную дозу смелости, её всё равно опередила бы сама женщина-призрак.
Она почувствовала, как завибрировал воздух, будто от эха пушечного залпа. Одновременно женщина на причале бросилась вперёд в рывке отчаяния, простирая руки вслед кораблю. Должно быть, там и тогда её крик перебудил всех спящих птиц фьорда. Её зов догнал капитана-призрака, который, наконец, выронив из рук очередное невидимое снаряжение, оглянулся. Альва испугалась, что женщина решила утопиться с горя, но нет — она остановилась, видимо, достигнув конца пристани. Мужчина же замер на полуобороте, пересекаясь с ней взглядом. Он уже находился в паре километров от берега и превратился в тусклое белесое пятнышко, так что разобрать выражение его лица Альва не могла. Невидимое судно достигло края тени от туч, где ломалась лунная игла и начиналась территория мглы, где нельзя было увидеть ни волн, ни отражений звёзд в воде, ни даже линии горизонта. Дальнее море дышало враждебностью, и в последнюю секунду перед тем, как мужчина сгинул в этой пучине, Альва поняла: не было никаких обещаний вернуться, даже сладко-лживых — эти двое с самого начала знали, что ночь разделит их навсегда этими тяжелыми волнами. А как иначе? Разве было бы в ином случае отчаяние женщины столь глубоко, что её последний крик, её исступлённая мольба, обращённая к мирозданию, способна была стать той песчинкой, что может нарушить стройный и выверенный ход законов природы и запечатлеть эту разлуку в вечности, заставляя её из раза в раз повторяться на этом берегу синими ночами, когда в небытие канули не только участники тайного рандеву, но и весь причал, вся верфь? Не оттого ли мужчина был так холоден, безучастен и даже жесток по отношению к своей спутнице, что сам пребывал в величайшем смятении, понимая, что оставляет берег безвозвратно, и зная, что малейшая слабина может разрушить всю его решимость, все днями и месяцами готовившиеся и оттачивавшиеся планы?..
Всё это ураганом пронеслось в голове девочки. А между тем по-прежнему беззвучный, но оттого вовсе не неслышимый вопль стих, и призраки растворились в воздухе. Того, кто ушёл в море, скрыла тьма; женщина была видна ещё немного времени, но и она стремительно распалась мягким лунным сиянием, так и не опустив протянутых вперёд рук.
Альва медленно моргнула и взглянула туда, где по-прежнему горели неяркие лампы посреди барж и контейнеров. Голубая звезда сместилась вправо от вышки. «Представление» закончилось.
Тео встал, отряхнул колени брюк от прилипшей грязи и вышел из тени валуна. Альва поднялась следом.
— Ну, как оно тебе? — спросил Тео. В его глазах горели победные огоньки. — Могу поспорить, такое ты точно не ожидала увидеть!
— Это было так странно… — тихо сказала Альва.
— Странно? Не то слово! И представь себе, такое происходит каждое второе полнолуние! Ну, если, конечно, ночь не облачная, тогда не видно ни черта… Только не говори никому из класса, да и вообще никому, слышишь? Пусть это будет наше тайное местечко. Я бы ни одному человеку в мире его не показал, только для тебя исключение сделал. Давай придумаем ему какое-нибудь крутое название? «Пляж призраков» — как тебе? Можем приходить сюда каждые два месяца и пересматривать представление, — Тео с хитрецой посмотрел на неё. — Если, конечно, ты не испугалась…
Альва промолчала.
Потом они долго спускались вниз и шли назад в город, и Тео на этот раз был куда многословнее, чем по пути к утёсу. Он увлечённо рассказывал, как любит сбегать из дома по ночам и бродить по окрестностям, как ему совсем не страшны хищники, которыми якобы кишат леса у фьорда, и как прошлой осенью во время очередной ночной прогулки он сидел на утёсе и бросал вниз камешки, когда перед его глазами впервые развернулось «представление». «Я сначала подумал, что головой долбанулся, а потом даже струхнул малость, когда понял, кто они такие, — признался Тео, но тут же беззаботно махнул рукой. — Но это ничего, я быстро понял, что сладкая парочка на пляже безобиднее пуделей». Альва слушала его рассказ вполуха. Волшебство и напряжение, раньше так явственно ощущавшиеся ею, теперь улетучились — она знала, что тёмный лес, окружающий их, сколь бы пугающим он ни выглядел, вновь принадлежит её миру, приземленному и понятному, да и луне больше не грозит участь быть съеденной.
Тео повёл себя как истинный джентльмен, проводив Альву до лужайки её дома. Она благодарно кивнула ему (даже проскочила шаловливая мысль, что можно было бы чмокнуть его в щеку, прямо в веснушки, но она сочла, что это будет всё-таки слишком) и сказала:
— Спасибо тебе, Тео. Это было замечательно, правда. Я никогда не забуду эту ночь.
Тео расцвёл:
— Да ладно тебе, пустяк. Ты только помни наш уговор, никому ни-ни.
— Хорошо.
— Сходим как-нибудь ещё?
— Может быть… Не знаю.
— Почему? Ты испугалась? — он выглядел разочарованным.
— Нет-нет, дело не в этом, — Альва посмотрела ему в глаза. — Тео, ты ведь понимаешь, что мы видели призраков? Самых настоящих?
— Ну да.
— И что ты об этом думаешь?
— Ну… это было здорово, — Тео шмыгнул носом. — Разве нет?
— Да, конечно, — сказала Альва. — Здорово…
— Так мы пойдём туда ещё раз?
— Тео, давай поговорим об этом в школе, хорошо? Сейчас я слишком устала. Столько впечатлений…
— Конечно! — он заулыбался. — В школе, так в школе. Отдохни. Так до завтра?
— До завтра.
Тео убежал, время от времени задорно подпрыгивая на одной ноге и выкидывая вверх сжатый кулак. Оставшись одна, Альва не спешила прокрасться в свой дом и юркнуть в заждавшуюся её постель. Сначала она немного постояла с закрытыми глазами, затем осторожно ступила на гравийную дорожку, ведущую к крыльцу, и оглядела сонный ряд домов. Родная улица, ещё днём при возвращении из школы бывшая такой представительной и длинной, вдруг показалась ей очень короткой, а дома с подстриженными газонами перед ними, флюгерами на шпилях и травянистым дёрном на покатых крышах — крошечными и хрупкими, как пластиковые игрушки в магазине. А меньше всех здесь была сама Альва, которая ощутила, как её глаза вновь наполнились слезами.
«Тео, Тео, понимаешь ли ты, что наделал?»
Она побывала в сказочном лесу, слышала зловещее дыхание спящего фьорда. Вместе с рыжим одноклассником она зашла туда, куда заходить не следовало ни детям, ни взрослым. Она видела призраков, слышала отчаянный зов бедной оставленной женщины из давно минувших дней. И самое главное — она видела, как тот, кого та женщина любила, добровольно ушёл в бескрайнюю злую бесконечность, став едва видным светлячком у края первозданной тьмы. Что-то изменилось, переломилось в Альве, когда она увидела это, и она сама пока не понимала, что.
На гудящих от усталости ногах она прошла к крыльцу. Ключ лежал там же, где она его спрятала, уходя в запретное путешествие — в пустой обувной коробке слева от входа. Отперев дверь, Альва потянула её к себе, стараясь не шуметь. Естественно, ничего из этого не вышло — петли чуть слышно, но противно заскрипели. Грузный соседский сенбернар, дремавший на газоне, оттопырил уши, встрепенулся и зарычал, но, увидев знакомый силуэт, успокоился и снова расслабленно опустил голову на лапы.
2018 г.