Combat

1

Ровно в 8 утра по корабельному времени капитан Вёльд Хорнунг сел завтракать. В тот самый момент, когда он, очистив скорлупу, уже было собрался воткнуть ложечку в аппетитно-податливый белок, неведомая сила швырнула его через стол. Хорнунг шмякнулся на пол и, сбивая как кегли легкие стулья столовой, с треском врезался головой в межотсековую переборку. Перед тем как отключиться, он успел подумать с досадой: "Черт, мои яйца… всмятку!.."

Очнувшись, Хорнунг не сразу сообразил, что произошло и где он находится. От удара голова гудела как колокол, призывающий к заутренней мессе. Во рту ощущался противный привкус крови. В телеиллюминаторах, вместо серенькой мути изнанки пространства, зияли пучины космоса и сверкали звездные миры. Хорнунг нащупал на запястье левой руки мультивиз и нажал кнопку вызова.

– Фалд! Где ты там?

В каюту вошел Фалд – длинный, худой невозмутимый субъект с лошадиным лицом и асимметричными бакенбардами.

– Доброе утро, сэр.

– Вы что, издеваетесь! – вспылил Хорнунг. – Кой черт доброе… Потрудитесь объяснить, что случилось с кораблем? Почему мы болтаемся в обычном пространстве, в то время, когда мы должны еще добрых 12 часов флиповать в "гипере"? Имейте в виду, что через три дня мы обязаны стать под разгрузку в порту. Я не намерен платить штраф из своего кармана за опоздание… Вы, Фалд, как супермеханик тоже отвечаете за соблюдение графика полета. Что же вы молчите, язык проглотили?

– Но сэр… Вы же не даете мне слово вставить… – флегматично, без тени возмущения, ответил Фалд. – Докладываю: судя по показаниям приборов, накрылся конвектор тахионного ускорителя. Точнее – разрыв цепи в четвертой камере, может, еще что-нибудь… но это выяснится при вскрытии.

– Какое еще вскрытие?

– Это наше жаргонное слово, означающее ремонт первой категории сложности, то есть с разборкой и проникновением внутрь агрегата. Одним словом, требуется ремонт.

При слове "ремонт" лицо капитана из красного стало зеленым.

– Сколько времени потребует… ремонт? – подозрительно спокойным тоном спросил он, вытирая салфеткой яичницу с комбинезона.

– Если в пространстве, то, учитывая нулевую гравитацию в двигательном отсеке, – Фалд подергал себя за правую бакенбарду, которая от этой привычки всегда была значительно реже и короче, чем левая, и зашевелил большими мягкими губами, что-то подсчитывая в уме, -…то суток трое, а на планете с приличной силой тяжести – сутки, никак не меньше.

Хорнунг вскинул руки и закатил глаза, подавляя в себе сильное желание тут же придушить супермеха. Предвкушая взбучку, Фалд преувеличенно часто заморгал рыжими ресницами и начал оправдываться:

– Я вас честно предупреждал, что этот чертов блок нельзя насиловать… Он пока что слишком стар для этого. Беда с этими тахионными камерами, сущее наказание: одни детали стареют, другие молодеют. Их локальное временное несоответствие, право слово, просто-таки бич механиков. Квантовые эффекты при сверхсветовых скоростях…

Хорнунг в упор смотрел на лошадиное лицо Фалда, но тот продолжал невозмутимо нудным голосом:

– Вы же знаете, что в четвертой камере преобразователя время движется вспять, поэтому новые блоки не поставишь – они сразу же окажутся в лучшем случае на заводе-изготовителе, а то и просто перейдут в состояние досуществования, в руду то есть. Вот почему их на стендах искусственно старят, доводят почти до состояния хлама. Из этого-то утиля и собирают камеру.

– Я в супермеханике не разбираюсь, так что…

– Вот и инспектор тоже не разбирается, а пристал, сволочь: смени "четверку", дескать, слишком новый стал, гарантийный срок истекает. Я убеждаю его оставить мой старый новый блок, в нем, говорю, ресурса еще на два рейса хватит. Нет. Они слушать не хотят, велят: ставь новое старье, и точка, а то не подпишу предполетную аттестацию. Ну я и заменил… И результат не замедлил сказаться… Ведь у нас график – не передохнешь. Все на форсаже, да на форсаже, предельные ускорения, а блоки-то пока еще на ладан дышат. Их нельзя еще так гонять. Но кое-кто (красноречивый взгляд на начальство) мои рекомендации не принимает в расчет. Вот и пожалуйста – разрыв в цепи.

– Вы закончили? – ледяным тоном осведомилось начальство. – Вот и отлично. Не надо мне баки заливать субсветовыми эффектами и прочими подробностями, они у меня и так переполнены. Идите готовьтесь к ремонту. И учтите, что в вашем распоряжении сутки и ни секундой больше. Усекаете? Выполняйте.

– Слушаюсь, сэ-э-эр! – Прорычал уязвленный супермеханик, развернулся на 120 градусов, пригнул голову, чтобы не врезаться в притолоку люка, и удалился в свою епархию, грохоча магнитными подковами.

– Зальц! – рявкнул капитан, буравя глазами мультивиз. – Доложите обстановку!

– Айн момент, сэр… – лунообразная физиономия молодого человека с признаками раннего облысения, повернулась в профиль, очевидно, считывая показания с приборов. – Так… мы "всплыли" в шестом секторе Неприсоединившихся миров.

– А точнее?

– Штурманские карты выделяют систему тройной зведы Гентор. Поблизости находится отдаленный её компонент – звезда спектрального класса F5, колор-индекс + 44, температура – + 6600 по Кельвину, масса – 0,8.

– Что нам известно конкретно об этом чертовом независимом мире?

– То, что он независим.

– А конкретнее?

– Выходцы с Земли, эмигранты первой волны. Других сведений нет. Железный занавес, сами понимаете.

– Понимаю. Где мы можем сесть?

– Ближайшая планета – в 0,3 астрономических единицах, g = 0,9. Плотность атмосферы умеренная, близка к земной.

– Что ж, гравитация подходящая, – удовлетворенно произнес Хорнунг, – если там еще и дышать можно, будет замечательно. Хоть какая-то компенсация нашему невезению.

– В спектре атмосферы просматривается линия кислорода, но какова его концентрация, можно будет определить только на месте, взяв пробы воздуха.

– А как насчет обитаемости?

– Радарный идентификатор Лопеса-Голстейна показывает отсутствие излучения радиоволн, характерных для планет с крупными жилыми и промышленными объектами. Планета либо аграрная, с низким индексом развития, либо вообще необитаема.

– О'кей, Зальц. Это, по-видимому, то, что нас устраивает. Нам не нужны политические проблемы. Составь программу полета и посадки на эту планету, в районе где-нибудь средних широт.

– Будет сделано, шеф. Простите… а что, собственно, случилось?

– Гиперконвектор сдох.

– Ясненько. Слушайте, шеф, я тут засекаю позывные бродячей ремонтной станции. Может, двинем туда на пространственных. Расстояние – всего ничего: раза в полтора дальше, чем до планеты, зато – комфорт, первоклассный сервис. Там нас в два счета починят.

– Прекрасная мысль, парень, – сказал Хорнунг, и жесткая линия его губ сломалась в саркастической усмешке. – Там нас в два счета – обчистят. Знаешь ли ты, сколько стоит у них один час арендной платы только за одну стоянку? Я уже не говорю о ремонте. Здесь, за пределами Федерации, цены кусаются, как пираньи. А эти бродячие ремонтники – сущие грабители. Пользуются случаем обчистить тебя до нитки. И ничего не поделаешь – Независимые Миры не подписывали конвенцию "О честных ценах". А кто платить-то будет?

– Пусть Компания раскошелится… У них для этого специальная статья расходов имеется.

– Ну-ну, ты скажи это нашему Папе Карло из Главной бухгалтерии. И, если он докажет (а он докажет), что мы обратились к внешним ресурсам, не использовав на все сто свои внутренние, – мы с тобой быстренько окажемся младшими помощниками старшего подметалы взлетно-посадочных площадок. Компания не любит, когда транжирят ее денежки. Так что, будем надеяться на собственные силы.

2

– Прелестное местечко для тех, кто любит одиночество, не правда ли, шкипер? – с некоторой долей подхалимажа сказал Фалд, глядя в телеиллюминатор, после того как сухогруз "Орел" прочно утвердился на грунте всеми четырьмя опорами.

– Займитесь ремонтом, – сухо бросил Хорнунг, – а медитировать будем, когда получим жалование без премиальных… И помните: срок прежний – одни сутки.

Хорнунг уже смирился с опозданием и немного стал отходить. Вообще-то он был, что называется, неплохим парнем. Во внеслужебное время, на отдыхе, он преображался. Любил иногда пропустить по маленькой и поболтать с друзьями, с тем же Фалдом или (по большей части) с добродушным, жизнелюбивым Зальцем.

В такие минуты лицо этого темноволосого 36-летнего мужчины, обычно суровое, с крепким подбородком, расслаблялось, становилось умиротворенным. Глаза, голубовато-серые, утрачивали холодные оттенки стали, острые морщинки на переносице и возле глаз разглаживались. Выслушав хороший умный анекдот, он искренне и громко смеялся, показывая крупные белые зубы, и часто поправлял пятерней распадающуюся густую шевелюру. Но на службе он – кремень. Жестко очерченный рот говорил о твердом характере, впрочем, не лишенного доводов разума. Короче говоря, был он строг, но справедлив. И за это качество души снискал себе уважение не только среди своих подчиненных, но и среди всего летного состава компании Спейс Транспорт, Инкорпорейтед.

– Странная какая-то планета, – сказал штурман Зальц, когда они с капитаном вышли из корабля, чтобы размяться и ознакомиться с местностью. – Странная в том смысле, что очень уж тихо вокруг: ни птиц, ни зверья. А ведь планета – кислородная, должна кипеть жизнью. Возможно, даже разумной. Но даже с орбиты мы не обнаружили каких-либо признаков цивилизации. Впрочем, тут никогда нельзя быть уверенным до конца.

По местному времени было еще утро, но маленькое лимонно-желтое солнце уже начинало припекать. Они шли по земле, выжженной лучами этого безымянного светила, покрытой чахлой растительностью. Сухая и ломкая трава грязно-рыжего цвета пылила под ногами. Часто встречались ямы: заросшие травой и совсем свежие – конусообразные, глубокие и мелкие. Странные какие-то ямы, словно после метеоритной бомбардировки. Однако плотная атмосфера планеты исключала такую кучность попадания на сравнительно небольшой территории. Наконец им попались ямы еще более странные, явно искусственного происхождения. Квадратные и прямоугольные в сечении, они были достаточно глубоки, чтобы скрыть человека по самую макушку. Кто и для каких целей вырыл их?

В голове Хорнунга всплыли какие-то ассоциации. Как сквозь туман проступала и принимала все более отчетливые очертания догадка, и, когда они увидели круглое сооружение из серого (чуть ли даже не бетона!) материала, почти по крышу вкопанного в землю, с узкими окнами-щелями, – он как-то сразу понял, что они обнаружили остатки фортификационных сооружений самого примитивного типа. Квадратные ямы в таком случае были "окопами"… Или могилами?

Путь им преградила траншея шириной метра два и глубиной примерно в рост человека. Стены траншеи, которая, замысловато петляя, далеко уходила в обе стороны, были укреплены бревнами.

– Тут, похоже, шли сражения, – неуверенно высказал предположение Зальц. – Только вот вопрос: кто с кем воевал? Местные? Пришлые? Еще одна неизвестная война на безымянной планете.

Хорнунг нахмурился, озирая округу. Рядом с первым сооружением виднелось второе, попроще – бревенчатое, врытое в землю еще глубже, по самую крышу, оттого и неприметное сразу. Фактически оно являлось единым целым с траншеей – тоже укрытие, только с крышей. Над сооружениями в воздухе была раскинута маскировочная сеть. В таком положении ее поддерживали несколько длинных деревянных шестов. Сеть на удивление была еще в хорошем состоянии, даже почти не порванной, хотя и с застрявшей там и сям клочками высохшей травы и прочего мусора растительного происхождения.

– Знаете, кеп, в детстве я мечтал стать астронавтом-исследователем, – признался Зальц. – Но взрослая жизнь внесла свои коррективы.

Хорнунг мрачно хмыкнул:

– А что же тебе помешало? Ты ведь не женат.

– Мама посоветовала идти в торговый флот, и я пошел.

– Молодец, хороший мальчик. Маму надо слушаться.

Поверхностно смешливый Зальц по-настоящему не обладал чувством юмора, поэтому никогда не знал, когда шеф говорит серьезно, а когда шутит. Это не всегда удавалось определить по выражению лица. Тем более, когда капитан вот так хмурится.

– Но мечта открыть автохтонную культуру до сих пор живет во мне, – сказал неженатый штурман. – Может, нам действительно посчастливилось обнаружить местную цивилизацию, а кеп?

– Или следы ее гибели… – мрачно промолвил Хорнунг.

– Капитан, вы чувствуете, какой запах?

Хорнунг осторожно принюхался, ожидая уловить тошнотворный запах тления, но ничего такого не уловил. Тогда он вопросительно воззрился на спутника.

Зальц зажмурил глаза и блаженно потянул носом.

– Чувствуете, как пахнет денежками? – сказал штурман и захохотал неприлично тонким голосом. – Цивилизации на дороге не валяются. Даже за ее останки Музей военной истории Федерации отвалит нам приличное вознаграждение!

– Глупости, – по взрослому трезво высказался Хорнунг. – Пацан, мечтатель. Скорее всего, это следы человеческой деятельности.

– Как знать! Кеп, разрешите, я тут немного покопаюсь?

– Валяй…

Штурман словно захмелел от счастливой находки. Несмотря на свой избыточный вес, он легко спрыгнул в траншею и проворно побежал к деревянному сооружению, которое Хорнунг успел уже идентифицировать со старинным словом "блиндаж".

Капитан встал на край бруствера и так же легко и мягко спрыгнул на земляное дно траншеи. Несколько уменьшенная сила тяжести по сравнению со стандартной (земной) позволяла исследователям постоянно чувствовать силу своих мышц. Тело все время было как бы на взлете. Очень приятное чувство. Правда, в связи с этим наблюдалась некоторая эйфория, впрочем, легко контролируемая опытными астронавтами.

Напротив блиндажа траншея расширялась полукругом. Сверху, на уровне головы, лежали мешки, набитые, по-видимому, песком. Вот уже несколько минут капитан переживал ощущение чего-то знакомого. Но потом он осознал истоки этого чувства: окружающее слишком походило на декорации к съемкам фильма на тему исторических битв XX века.

Вернулся Зальц и с сожалением сообщил, что блиндаж пуст, но от неудачи исследовательский дух его еще больше взыграл, и он тот час же потянул Хорнунга к другому сооружению.

Хмурые его стены были сделаны из примитивного бетона. Теперь Хорнунг определил это точно, царапнув ногтем серый искусственный камень. Прямые попадания допотопных снарядов и пуль основательно попортили и без того непрочный материал. Однако в целом сооружение не очень сильно пострадало и, очевидно, возлагаемые на нее задачи выполнило, и при случае могло, вероятно, выдержать еще не одну атаку.

– "Дот", – произнес Хорнунг тихо, будто про себя.

– Что вы сказали? – переспросил напарник.

– Я говорю, раньше это называлось ДОТОМ.

Они толкнули незапертую металлическую дверь, изрядно поржавевшую, и вошли в низкое помещение. Спертый воздух имел привкус железа. В длинные узкие окна-бойницы, расположенные горизонтально, прорывались яркие прямоугольные потоки дневного света, но все равно в помещении дота было сумрачно и тоскливо. Даже суетливый танец пылинок в солнечных лучах не оживлял всеобщую угрюмость атмосферы.

Когда глаза привыкли к полумраку, исследователи увидели деревянные стеллажи, высившиеся по обе стороны двери. Тускло отсвечивая металлом, на полках громоздилось старинное оружие. Оружие, впрочем, находилось в отличном состоянии и могло быть хоть сейчас пущено в ход.

Слева в углу виднелся небольшой овальный пульт. Хорнунг наклонился над ним, стараясь понять, что к чему. Несколько кнопок, переключатели тумблерного типа. Графическая символика под некоторыми кнопками была более или менее понятна. Например: человек в каске, воздушный летательный аппарат, а это, вроде бы, вездеход на гусеницах с башней и трубой из нее торчащей.

– Тут и чайнику ясно, что это пульт связи, – сказал Зальц, щелкая выключателями и манипулируя с кнопками. – Только уж больно древний, примитивный и какой-то некомплектный…

– Не трогал бы ты его лучше, – морщась, ответил Хорнунг, – а то еще взлетим на воздух. Кто их знает, может, у них здесь была предусмотрена система самоликвидации на случай захвата дота противником.

Хорнунг отогнал Зальца от пульта и тот, ни мало не огорчившись, принялся осматривать стеллажи с оружием. Он с увлечением рылся на полках, сопел, громыхал тяжелыми винтовками, перебирая их, громко, смачно щелкал затвором. Сейчас он походил на ребенка, который попал в магазин битком набитый интересными, чрезвычайно забавными игрушками.

Тем временем капитан осторожно вскрыл и проверил содержимое нескольких больших деревянных ящиков, выкрашенных темно-зеленой краской. Как он и подозревал, там находились боекомплекты к различным видам вооружений – все в довольно приличном состоянии. Но нигде: ни на ящиках, ни на боекомплектах не стояло маркировочного клейма. Кто произвел продукцию, где? Неизвестно. Что ж, весьма предусмотрительно. Если производитель неизвестен, некому и претензии предъявлять, в случае какого-нибудь щекотливого инцидента.

– Смотрите, капитан, – воскликнул штурман, направляясь из своего темного угла поближе к свету, где стоял Хорнунг, – какую штукенцию я откопал…

Зальц держал в руках тяжелую бандуру с прикладом, походившим на акулий хвостовой плавник и стволом, упрятанным в металлический дырчатый кожух. По полу волочилась длинная лента с тускло блестевшими патронами.

– Голову даю на отсечение, что это пулемет, – заявил шустрый исследователь древностей. – Да еще, по-моему, крупнокалиберный!.. А это у него что, ножки?

Зальц дернул и откинул в сторону две штуковины, укрепленные на конце ствола.

– Да, они похожи на ножки, – сказал Хорнунг, – но называются они почему-то "сошками".

Он принял из рук товарища оружие, повертел его, поднял прицельную рамку. Потом открыл крышку приемника патронов. Лента вырвалась из короба и с глухим стуком брякнулась на бетонный пол. Хорнунг заглянул с казенника в ствол и нашел его идеально чистым.

– По внешнему виду напоминает германский ручной пулемет "МГ", образца 1934 года, бывшего на вооружении Вермахта, – с видом знатока определил Хорнунг, – Калибр – 7,92. Для своего времени – мощная, дальнобойная машинка. – Он сжал пистолетного типа ручку и прицелился в окно. – Широко применялся во время так называемой "Второй мировой войны".

– Ух ты! Настоящий старинный пулемет моих земных предков! Вот бы пострелять из него, а?

– Сейчас нам для полного счастья как раз не хватает стрельбы, – отозвался Хорнунг и продолжил, стараясь не сбиться на менторский тон. – Запомните, штурман-связист: главная опасность на незнакомой планете это не монстры, которые, возможно, там обитают, и даже не агрессивные туземцы. Главная опасность – беспечность. Беспечность и потеря бдительности – вот главный наш враг. Сколько хороших парней расстались с жизнями на вполне безобидных, на первый взгляд, планетах, только потому, что позволили себе расслабиться. Так что, давай не совершать необдуманных поступков и, я уверен, тогда нам не пригодятся те гробы, что лежат в кладовой нашего корабля.

Хорнунг замолчал, недовольный собой – он все-таки сбился на нравоучения, а это верный признак надвигающейся старости.

– О'кей, капитан, – смиренно произнес Зальц. – Я понял. Отныне – я сама бдительность: вождь краснокожих, подписывающий договор с бледнолицыми; Майкл Джезеб в салуне на планете негодяев… Но, признаюсь, вы меня приятно удивили. – Искреннее восхищение осветило круглое лицо штурмана. – Откуда, простите, у вас такие познания в древнем оружии?

– Считай, что у меня появилось новое хобби. Мне на день рождения подарили старинную книгу с бумажными страницами. Очень редкий экземпляр. Энциклопедия по древнему оружию. От Троянской войны до начала эпохи колонизации космоса.

– Класс! А как же ваше старое хобби, вы, кажется, одно время коллекционировали гвозди? Или вы теперь начнете собирать старинное оружие?

– Одно другому не мешает, наоборот, расширяет кругозор. А насчет оружия, это идея вовсе не плохая…

– Вот это да! Смотрите, кеп, пушка!

Зальц уже оставил пулемет и теперь волок какую-то длинную трубу тоже оснащенную сошками. На конце ствола был привинчен квадратный набалдашник, с другого конца оружия – приклад.

– Ручная пушка, ну и ну… самая маленькая из пушек, – уважительно сказал Зальц и потрогал набалдашник. – А это, надо полагать, дульный тормоз…

– Я бы сказал, что это самое большое ружье. Бронебойное ружье.

– Ого! Ничего себе ружьишко… На каких же зверюг охотились с таким ружьишком? Уж не на тех ли, что мы встречали в прошлом году на Флостере VI. Помните, кеп, у них еще панцирь был толщиной два дюйма.

– На Земле водились зверюги пострашнее. Броненосцы с Флостера пустяк по сравнению с ними.

– Вы имеете в виду бронтозавров, кеп?

– Я говорю о танках. Были такие: "тигры", "пантеры", "леопарды", "Т-34" и прочие…

– Сведения из вашей книги?

– Да. В разделе "Вторя мировая война". Там некий Сиуард Ремфорд – он был англичанином, и сам непосредственно участвовал в сражениях – описывает страшные вещи… Зальц, ты что-нибудь слышал о Второй мировой войне?

– Так, в общих чертах наряду с пирамидами Хеопса. Честно сказать, мне на ум все лезет Вторая Центаврианская, двенадцатидневная война.

– Я говорю о Второй мировой войне, которая была на планете Земля в 1939 – 1945 годах Христианской эры.

– Да понял я, понял, не дурак. Нет, кеп. Я и о Первой-то мировой ничего не знаю… а сколько их вообще было – этих мировых, если они под номерами?

– Официально, согласно исторической науке, считается что две.

– И только-то! А неофициально?

– Некоторые полагают, что их было больше. В конце ХХ века, когда распалась великая держава русских, а в XXI веке – США, Объединенная Европа лицом к лицу столкнулась с сильным Азиатским Союзом, тогда впервые после 45-го года было применено ядерное оружие… Да, еще был Индо-Пакистанский ядерный конфликт. Только не помню, до или после азиатско-европейской войны. В конце Великой смуты началось бегство в космос: строительство больших орбитальных городов, в основном это были европейские, японские, Новой России и Нового Американского союза города. Потом началось заселение планет, полеты к звездам и основание там колоний… Постепенно колонии вокруг Беты Центавра стали возвышаться. Особенно выделилась планета Генриетта, которую открыл космолетчик Фред Котланц и назвал её так в честь своей возлюбленной. Планета Генриетта, и стала в последствии столицей нашей Звездной федерации…

– Извините, капитан, это мы проходили в колледже.

– Да нет, это я так, для полноты картины… Я не сомневаюсь, что ты знаком более или менее с Новой и Новейшей историей Федерации А вот что касается, истории Древнего мира, истории матери-Земли, то тут, стыдно признаться, я тоже, как и многие, полный профан. Но надеюсь со временем расширить свой кругозор.

– Если вы помните, капитан, я родился в немецкой колонии на Марсе. Там мой фатерлянд. Я хорошо знаю всю двухсотлетнюю историю колонизации Марса. Помню многие имена героев Войны за независимость… А Земля… что ж, теперь это – один из многих обитаемых миров расплодившегося человечества.

– А я родился от Земли и того дальше, в космическом челноке, где-то в районе Гаммы Водолея. Детство и юность прошли на Генриетте… Конечно, теперь мы, жители Беты Центавра, считаемся столичными штучками. Земля для нас – захолустная провинциальная планета. Ты прав, у человечества теперь много миров, которые можно считать свои домом. Но историческая родина одна. Планета предков – Великая Земля, воспетая в песнях и легендах. Мать-прородительница рода человеческого. Ее забывать нельзя. Оттуда тянутся наши корни: твои, мои… У тебя – из седой Германии, у меня – из ледяной Исландии…

– А давайте, кеп, в следующий отпуск махнем на старушку-Землю, походим по ее городам-музеям… Познаем историю, что называется, из первых рук. Пригласим Фалда, он ведь коренной землянин. Пусть покажет, что там есть интересного… И обязательно посетим Голливуд. Настоящий, старый Голливуд. Я обожаю эти его древние боевики. Кстати, там снимались хорошие исторические картины.

– Хм… в этом смысле я бы не стал особенно доверять Голливуду. А вообще-то, идея отличная! Фалд возьмет своих сорванцов. Пусть припадут, так сказать, к истокам. Это хорошее лекарство от столичного снобизма…

– А на обратном пути заедем на Марс. Хотелось бы посмотреть, как там поживает мой родной город – Франкфурт-на-Большом Канале. Я со школьных лет там не был…

Штурман заметил, как увял энтузиазм командира, едва он помянул детей Фалда, потому что о своих Хорнунг мог только мечтать по причине стойкого бесплодия жены.

Зальцу пришлось тактично закруглить эту тему:

– Эх, черт побери, хорошо мечтать об отпуске, но дело есть дело. Как мы поступим с оружием? Не бросать же его здесь. Оно так и просится в музей.

– Я думаю, что астроархеологи с этим справятся лучше.

– Ну хотя бы пулеметик прихватим с собой, – просящим голосом сказал Зальц, – ма-а-аленький…

– Зачем?

– Мы же тут будем до утра торчать, а вдруг к нам на вечерний чай заявятся в гости аборигены? Судя по их пристрастию к оружию, они вряд ли станут уважать людей, у которых нет пулемета.

– На этот случай у нас имеется личное оружие. – Хорнунг похлопал себя по бедру, где у него висел дезинтегратор "Флаш-МХ".

– А-а… – махнул рукой напарник. – Пукалка. Дальность стрельбы 100 метров. А главное, шума от него не больше, чем от бутылки шампанского. Туземцы же, как известно из истории, больше всего боятся грохота…

– Вряд ли мы узнаем, чего боятся туземцы… и есть ли они вообще.

– Ну, хотя бы это ружьишко… для домашней коллекции. Имеем право как первооткрыватели. У меня появилось желание тоже заразиться каким-нибудь редкостным хобби.

– Эх, Гельмут, все-таки играет в тебе кровь твоих воинственных германских предков. Слава Богу, что тебе никогда не придется применять эту штуку в настоящем бою, как это делали наши славные пращуры, стреляя друг в друга. Ладно, вопрос об оружие пока оставим открытым. Вдруг действительно появятся хозяева. Им, скорее всего, не понравится, что мы берем без спроса чужое…

Хорнунг внезапно замолчал и настороженно прислушался. Зальц тихонько положил противотанковое ружье и тоже навострил уши. Откуда-то издалека доносился гул. Звук нарастал, становился мощнее, холодной змеей заползал в душу, вызывая неосознанную тревогу.

– Может, Фалд пробует двигатели? – не очень уверенно предположил Зальц.

– Непохоже… И потом, он только приступил к ремонту. Это что-то местное… К выходу, – приказал Хорнунг, – быстро!

Они выскочили из дота и остановились как вкопанные, пораженные увиденным. Вдали, на северо-западе, у самого горизонта, над ржавыми холмами в небе вилась длинная черная змейка. Приглядевшись, можно было увидеть еще одну ленточку, которая иногда сливалась с первой. Змейки неторопливо распухали, увеличивались в размерах, превращаясь в подобие тучи, которая постепенно стала распадаться на составные части в виде мелких точек.

Если бы не гул, явно исходивший от "тучи", ее можно было ошибочно принять за огромную стаю птиц. Некоторые точки уже превратились в крохотные крестики, медленно движущиеся на фоне желтого раскаляющегося неба. Хорнунг судорожно рванул из наружного кармана электронный бинокль, приставил к глазам. Сработала автоматическая наводка на резкость и увиденное ошеломило капитана.

Да, несомненно, это были летающие машины. Причем, самой древней, допотопной конструкции, из тех, что назывались аэропланами или самолетами. Судя по внешнему виду аппараты можно было идентифицировать с машинами земной авиатехники сороковых годов ХХ века. Именно о них еще недавно читал Хорнунг, но никак не предполагал встретить их действующие аналоги. Самолеты летели, выстроившись звеньями по пять машин в каждом. Счетчик сошел с ума, пытаясь подсчитать количество приближающихся объектов.

– По-моему, это туземцы, сэр, – нервно сказал Зальц, переходя на официальную субординацию.- Летят нас встречать. Правда, их делегация несколько многовата, но эти провинциалы так любопытны… – Он глядел в свой бинокль на приближающуюся железную армаду и говорил почему-то шепотом, словно опасался, что туземцы, которые находились в своих жутко гудящих машинах, могут его услышать. – Ну и колымаги… кажется, у них движителем служит воздушный винт. Анахронизм!

Зальц попытался усмехнуться, но смешок вышел жалким: уж больно зловещим был гул моторов у этих черных механических ястребов.

– Очень похожи на "мессершмитты", – сказал Хорнунг тоже приглушенным голосом. – Концы крыльев резко обрезаны, коробчатые воздухозаборники, по два под каждым крылом и наклонные стойки для поддержки хвостовых плоскостей – характерные их особенности.

– Что такое "мессершмитт"? – спросил штурман срывающимся от волнения голосом.

– Немецкий военный самолет времен второй мировой, полное название этого образца – "Мессершмитт – 109", принадлежал к классу легких истребителей, вооружение: пушка, пулемет, но мог нести по две двухсоткилограммовые бомбы…

– Неслабо, – стуча зубами, пролепетал Зальц. – Нам и одной хватит, чтобы в жмурики записаться.

– Одной вряд ли отделаемся, сзади летят машины другого типа, похожие на "Юнкерсы", "Ю – 87", а они – пикирующие бомбардировщики… Ох, чует мое сердце, не для объятий они летят.

Хозяева планеты неумолимо приближались, держа курс на позиции, занятые чужаками.

– Фалд! – крикнул капитан в микрофон мультивиза. – Байрон Фалд, срочно ответьте мне! Это я, Хорнунг… Вы слышите меня, Фалд?

– По-моему, он снял браслет, – вставил слово напарник.

– Чертов "поэт", я его пристрелю! – взвился Хорнунг. – Под суд отдам, мерзавца! Ну доберусь я до него…

– Остыньте, сэр, – примирительным тоном сказал Зальц. – Бог даст, может, и пронесет – не заметят нас. Туземцы, видать, еще не до конца истребили друг друга. По всему видать, у них тут война. Держу пари, что они идут на более важную цель, а вовсе не затем, чтобы прихлопнуть троих ни в чем не повинных космических дальнобойщиков. Если только их внимание не привлечет наш "Орел"…

Хорнунг, повернув голову, злобно смотрел в сторону корабля. До него была миля с небольшим, и он действительно находился на периферии возможной зоны поражения, при условии, что самолеты не изменят курс. "Если хорошенько припустить… – подумал он. – Нет, не пойдет, слишком открытая местность. Лучше не высовываться. Может и в правду отсидеться здесь. Пусть себе воюют, наше дело – стороннее…"

Рокочущий гул воздушной эскадры возрос уже до такой степени, что хотелось заткнуть уши. Наглухо. Но это мало бы помогло: низкий звук, частично переходящий в инфрадиапазон, воспринимался уже не только ушами, но и всем телом. Они стояли под маскировочной сетью, и можно было с уверенностью сказать, что с воздуха их не заметят. Однако инстинкт, доставшийся от животных предков, требовал немедленно забиться в норку, достаточно прочную, в такую, как, например, железобетонный дот. Разум же подсказывал, что укрепленные точки, как раз и могут являться объектами атаки, и потому держаться от них надо как можно дальше.

Мозг, раздираемый противоречивыми сигналами, оцепенел. Люди застыли на месте как буридановы ослы и, затаив дыхание, смотрели в небо, моля Создателя, отменить ничем не заслуженную кару.

Воздушная армада уже не ползла, а стремительно накатывалась ревущей железной волной. Огромные крестообразные тени пронеслись по земле, и первые звенья самолетов как вихри мелькнули над головами астронавтов, позволяя без всякой оптики разглядеть на своих крыльях и фюзеляжах устрашающие знаки и разухабистые символы: кресты, сдвоенные молнии и карточные масти.

И тут, ко всеобщей вакханалии чудовищного рева моторов и клокочущего воя воздуха, вспарываемого винтами и широким плоскостями проносящихся самолетов, добавился пронзительный свист. БОМБЫ! Случилось то, чего они больше всего боялись.

Хорнунг машинально взглянул на звездолет и увидел, как над ним раскрывается, играя всеми цветами радуги, силовой зонтик. ""Орел", может быть, и уцелеет, а вот уцелеем ли мы?!" – Эти мысли вспыхнули и погасли в голове капитана. Леденящий душу вой падающих бомб вытеснил из нее всякую способность о чем-либо думать, кроме как о том, что с высоты 500 метров свободно падающее тело достигает земли за 10 секунд. Хватит, чтобы лечь на дно траншеи и прочитать последнюю молитву. Но все пошло наперекосяк.

Как чертик на пружинках из траншеи выпрыгнул Зальц и, показывая чудеса ловкости в преодолении препятствий, что есть силы припустил по открытому полю. Теперь он имел вид перепуганного ребенка. А куда обычно бежит испуганное дитя? Конечно, домой. Вот и Зальц бежал в сторону корабля, где бы он почувствовал себя в безопасности.

Не отдавая отчета в своих действиях, Хорнунг бросился грудью на бруствер, отшвырнув бинокль, перевернулся через бок, вскочил на ноги и в три-четыре огромных прыжка догнал охваченного паникой штурмана и, обхватив его руками, упал вместе с ним на дно ближайшей воронки. И все это под свист, переходящий в хриплый вой, сверлящий затылок и рвущий барабанные перепонки.

И вот первые подарки туземцев легли на грунт. Земля качнулась и стала дыбом. Казалось, само небо раскололось от взрывов сотен бомб. Хорнунг и Зальц, оглохшие от грохота и рева, полузасыпанные землей, лежали на дне воронки в каком-то сумеречном состоянии сознания. Вся местность вокруг непрерывно вздрагивала, выбрасывая вверх чудовищные фонтаны грунта, пламени и несущего смерть металла. Тугие ударные волны сжатого воздуха вихрем проносились над их головами, обдавая жаром и вонью взрывчатки. Померкшее сознание людей потеряло способность к ориентации в пространстве и во времени. Казалось, что стороны света перетасовались, как карты в колоде, когда безумная планетка несколько раз словно бы крутнулась перпендикулярно своей оси. То же и со временем. Они не смогли бы сказать: продолжалась ли бомбежка пять минут или целую вечность.

3

Хорнунг очнулся от звенящей тишины. Перед глазами маячил наполовину засыпанный землей чей-то рубчатый каблук. По нему деловито полз красный жучок. Время от времени он поднимал жесткие надкрылки и распускал свои трепещущие на ветру слюдяные крылышки, словно пытаясь взлететь, но, очевидно, передумав, снова складывал их и продолжал ползти к своей только ему одному известной цели.

Местная "божья коровка", с вялой отрешенностью подумал Хорнунг. Ползет себе, как ни в чем не бывало. Словно и не ходила земля ходуном и не гуляла в округе грохочущая взбесившаяся смерть, вырвавшись на волю из тесных металлических контейнеров. Это просто чудо, что они остались в живых. Впрочем, почему же чудом? Вовсе не чудом, а благодаря старой доброй теории вероятности да еще вовремя прочитанной книге о Второй мировой войне, где между прочим сообщалось, что опытные солдаты во время бомбежки частенько использовали для укрытия старые воронки, потому что по своему и чужому горькому и счастливому опыту знали – бомбы дважды в одно место не падают. Эту, казалось бы, совершенно для него бесполезную информацию он мог попросту забыть, но она, к счастью, отложилась в каком-то дальнем уголке его сознания, чтобы в решающую секунду драгоценный опыт предков пришел на помощь. И этим опытом Хорнунг готов был поделиться с воинственными туземцами. И еще хотелось бы донести до их сознания одну простую истину – о бесполезности всяческих войн.

Хорнунг вспомнил детский стишок и мысленно продекламировал его:

Жучок словно бы услышал его, вновь распустил свои крылья и, воспользовавшись очередным порывом ветра, наконец-то взлетел и быстро скрылся из вида.

И тут же несколько придушенно запел зуммер мультивиза. Это вывело Хорнунга из оцепенения и вернуло в реальность кошмара. Секунды две-три он искал свои руки. К своему удивлению, он нашел их на прежнем месте, стряхнул землю, протер прибор и нажал кнопку приема.

– Хэлло, капитан, вы живы? – физиономия Фалда была перепачкана машинным маслом, но выглядел он спокойным. Все-таки флегматичная нервная система имеет свои преимущества.

– Что с кораблем? – спросил Хорнунг ссохшимся голосом.

– Порядок! Не пострадал. Я в двигательном отсеке был, когда началась эта заварушка. Подумал было, что началось землетрясение, а потом выглянул… Чего это они? Как с цепи сорвались…

Хорнунг кашлянул, прочищая глотку и багровея от ярости, завернул длинное ругательство на каком-то варварском наречии, эмоциональная энергия которого была столь мощной, что создала помехи в связи. Экранчик подернулся рябью, вытесняя недоуменное лицо Фалда. Когда унылая физиономия механика вновь показалась на экране как в прицельной рамке, Хорнунг выпалил:

– Почему снял браслет?!

– Видите ли, шеф, он мне мешал работать. Мне же пришлось лезть в "магнитку", а там от него все равно никакого толка…

– Готовь корабль к старту, – сквозь зубы приказал капитан.

– На это уйдет не менее часа, – промычал Фалд. – Я разобрал камеру ускорителя и снял все крепления. При старте все развалится.

– Так закрепи все снова и побыстрей! – зло бросил Хорнунг и отключил связь.

Тем временем Зальц уже очнулся и сидел на дне воронки. Он мотал головой, стряхивая с волос комья и пыль сухой земли, но делал это как-то замедленно, словно пьяный – видно было, что он еще не совсем пришел в себя после бомбежки. Хорнунг присел на корточки возле своего штурмана, тихонько толкнул его в плечо и, отвинтив колпачок фляжки, сказал уже спокойным голосом:

– На-ка, хлебни немного коньяка, – и, усмехнувшись, добавил: – С боевым крещением тебя, как говаривали когда-то наши прадеды.

К чести капитана надо сказать, что характер его (довольно-таки вспыльчивый) обладал одним ценным качеством, как человека и как руководителя: какие бы громы и молнии не метал он в провинившегося, других, невиновных, это ни коем образом не задевало. Подчиненные Хорнунга не знали, что значит попасть начальнику под горячую руку. Впрочем, объяснения супермеха удовлетворили капитана, и тот был реабилитирован.

– Ну ты как, в порядке? – спросил он своего напарника. – Идти сможешь?

– Думаю, что смогу… Нога немного побаливает, но это пустяк – подвернул, когда падал. Минут пяток посидим, оклемаюсь, и пойдем.

– А куда это ты побежал?

– Да черт его знает… Потерял контроль над собой. Знаете ли, никогда раньше не попадал под бомбежку. Не успел еще привыкнуть.

– Я тоже с ней знаком был только теоретически, – сказал Хорнунг с улыбкой и хотел добавить, что эта теория и спасла их жизни, но промолчал, завинтил фляжку и прикрепил ее к поясу. Нагнувшись, взял штурмана за предплечье.

– Давай-ка я помогу тебе выбраться наверх, посидим на ветерке, а то здесь дышать нечем.

Серые от пыли они выкарабкались из воронки, нашли подходящий пригорок. Зальц сейчас же сел и принялся растирать лодыжку правой ноги. Хорнунг оглядывал округу. Воздух еще был мутноват, как после первого дня творения, с сильным запахом химической взрывчатки и пережженной земли. Взвешенная пыль, мельтеша, струилась по ветру, в том же направлении медленно плыли черные нити копоти. Кое-где свежие воронки дымились, но очагов огня нигде не наблюдалось, собственно потому, что гореть-то было нечему.

В общем, адский мрак постепенно рассеивался. Уже кое-где пробивались, похожие на театральные прожектора, желто-зеленые лучи светила, и яркие пятна, упавшие на землю, несколько оживили мрачный пейзаж. Да, несомненно, почва нуждалась в оживлении! Кратерообразных ям прибавилось в таком количестве, что вся местность еще более стала походить на лунный ландшафт. Последние остатки растительности были уничтожены. Теперь перед ними лежала голая каменистая пустыня, по которой нельзя было толком ни пройти, ни проехать.

Вновь послышался отдаленный гул – низкий, рокочущий. Прозвучал и пропал. У Хорнунга оборвалось сердце. Померещилось или?.. Нет, не померещилось. Зальц тоже насторожился. Мышцы его лица так напряглись, что кожа упруго натянулась, заметно дернулись уши и слегка отъехали назад волосы. Гул снова возобновился – то затухающий, то усиливающийся при напоре ветра. Звук – теперь в этом не было никакого сомнения – шел с той же стороны горизонта, откуда прилетели самолеты. Штурман проворно вскочил на ноги и, покосившись, замер в неудобной позе, щадя больную ступню.

– Опять авианалет?

– Не думаю, характер звука определенно другой.

Замечание капитана было верным. Самолеты тоже издавали низкий звук, заунывно-ровный, как бы на одной ноте. А этот походил на утробный рык тысяч хищных животных, колебался по высоте и тональности. И еще время от времени слышался какой-то лязг, явно механического происхождения. Так и стояли они в напряженной бездвижности, пока вдали, опять же с северо-западной стороны, за возвышенностью, не увидели маслянистые, сизовато-коричневые дымы, сносимые легким ветерком в сторону их корабля.

– Интересно, какой еще сюрприз они нам приготовили? – с нотками усталой обреченности сказал штурман и инстинктивно придвинулся к командиру. – Не иначе, как полевые кухни волокут для пикника. Беспокойные ребята, ей-богу!

– Сдается мне, что принимать нас решено по полной программе, – сказал Хорнунг, закуривая первую утреннюю сигарету.

– Никак не возьму в толк, что мы такого плохого им сделали? – не унимался Зальц. – Сели без разрешения? Так знали бы, кого запрашивать – запросили бы… Пошлину не заплатили? Так придите и скажите – культурно и вежливо. Мы рассмотрим. А то сразу бомбами по башке. Дикость какая-то. Варварство.

– Как самочувствие, штурман? – поинтересовался Хорнунг, делая быстрые нервные затяжки и выпуская дым через нос. – Боишься?

Зальц молча дернул плечом и слегка искривил полные губы. Потом вспомнил, что вопросы командира требуют обязательного ответа, отрапортовал скороговоркой бывшего югендскаута: – Готов к труду и обороне!

На вершине пологого холма, расположенного в трех милях от их позиции, появились и начали спускаться некие черные точки. Несомненно, какие-то машины. Это они натужно гудели и испускали дымы. Еще одна группа машин выехала в долину из-за подошвы возвышенности.

Зальц отыскал свой бинокль и, забыв про автоматику, принялся яростно крутить варньиры настройки вручную. Руки его заметно дрожали.

О майне мутер, роди меня обратно!.. – возгласил он дрогнувшим голосом, припав к окулярам. – Сэр, кажется, про этих чудовищ вы говорили недавно…

Хорнунг отобрал у него бинокль (свой он где-то потерял) и навел его на еще одну приближающуюся армаду, на этот раз сухопутную.

Каждая машина представляла собой бронированную коробку на гусеничном ходу, сверху располагалась небольшая обтекаемая башня с горизонтально торчащей из нее трубой. Труба, конечно же, – орудийный ствол. Очевидно, это был танк. По-варварски простая конструкция, но недвусмысленная по своему назначению. Машина была страшна не столько мощью своего вооружения, сколько психологическим воздействием на противника. Что-что, а воздействовать на нервы друг другу и наши предки умели отлично.

Хорнунгу показалось вдруг, что эти бронированные монстры прямиком сошли со страниц недавно прочитанной им книги. До чего же все-таки странны гримасы реальности, в которой мы живем.

Вскоре противника уже можно было разглядеть невооруженным взглядом. Впереди ползли, выбрасывая вверх сизые струи дыма, тяжелые угловатые машины, по своим конструктивным особенностям и внешнему виду напоминавшие немецкие танки из знаменитой серии "Тигр". За ними виднелись танки облегченного типа с узкими гусеницами. В раскаленном воздухе контуры бронированных чудовищ дрожали и расплывались, исчезали и вновь появлялись, как волшебная фата-моргана. "Господи, помилуй нас!" – беззвучно прошептал Хорнунг.

Вдруг головные машины остановились и замерли неровной, ломаной линией. Вслед за ними остановились и другие машины. Арьергард, вздымая к небу желтые клубы пыли и сизые выхлопы, мчался на полном ходу к поджидавшему его авангарду. Враг подтягивал слишком растянувшиеся силы, сжимая их в мощный бронированный кулак. Железный зверь готовился к прыжку.

– Послушай, Гельмут, сказал Хорнунг, – у тебя какого цвета нижнее белье?

– Да ладно вам… – обиделся штурман. – Вы меня совсем уж за труса держите. Не беспокойтесь, не обдристался – чистое у меня белье.

– Я тебя не спрашиваю, чистое белье у тебя или грязное, я спрашиваю: какого оно цвета! Отвечай быстро!

– Ну, белого и желтого цвета у меня белье! – заорал Зальц, краснея как девушка, и уточнил: – майка – желтая, кальсоны – белые.

– А у меня красное с черным, – сообщил Хорнунг, так что раздеваться придется тебе. Живо снимай кальсоны, а я поищу палку подлиннее и покрепче.

– Это еще зачем?.. – плаксивым голосом протянул напарник.

– Чтобы оттянуть тебя дрыном по заднице, идиот!

– Вы что, капитан, ополоумели?

– О, Господи! – вскричал Хорнунг, воздев очи горе. – Сдаваться будем, нужен белый флаг, ты понял! И не грубите командиру, юноша, а выполняйте приказ.

– А-а-а! – обрадовано вскричал штурман. – Слушаюсь, сэр! Истинно мудрое решение…

Хорнунг подбежал к одному из деревянных шестов, поддерживавших маскировочную сеть, расшатал и резким движением рук вырвал его из земли. Древко было готово, осталось дело за флагом. Тем временем Зальц уже скинул комбинезон и, не снимая ботинок, стягивал с себя короткие, чуть ниже колен, шелковые подштанники ослепительной немецкой белизны. Оставшись в одной майке, он, стеснительно косолапя, одной рукой оттянул передний край подола как можно ниже, а другой рукой бросил начальнику свой интимный предмет туалета.

Капитан с треском разорвал гладкую прохладную ткань в одно широкое полотнище, после чего привязал его за две штанины к древку. Получился отличный белый флаг, большинству разумным расам известный как символ нежелания проливать чью-либо кровь. Хорнунг снова вспрыгнул на бруствер, нашел подходящий бугорок с рыхлой землей, воткнул в него флагшток и для верности обложил нижний его конец камнями. Зальц уже опять надел комбинезон, и они уселись поблизости прямо на горячую землю и стали ждать парламентеров, чтобы заявить им о своей полной капитуляции. Белые подштанники гордо реяли на ветру, демонстрируя чуждой космической расе свое самое сокровенное.

Парламентеры, однако, не спешили. Из людей или им подобных вообще никого не было видно. Одни лишь танки сновали туда сюда, продолжая маневрировать, заканчивали боевое построение. Легкие танки все сгруппировались в центре, тяжелые прикрывали фланги и фронт. Излюбленная манера строя панцирных соединений вермахта, при начале атаки. Очевидно, они предполагали встретить серьезно сопротивление со стороны противника. Это было смехотворно, если под противником понимались два легко вооруженных и совершенно неопытных в боевом отношении человека. Впрочем, при желании, можно было вооружиться и кое-чем потяжелее, но вот самое желание у людей как раз и отсутствовало.

Сидя на открытом месте, на виду у неприятеля, астронавты, конечно, сильно рисковали. Людей так и подмывало вскочить и укрыться в траншее. Но чтобы продемонстрировать свое миролюбие, они должны были пойти на риск. Ровно в такой же степени, как маленькая собачка подставляет свое самое уязвимое место – шею – под страшные клыки огромного пса. Собачка как бы говорит: я лежу пред тобой беззащитная, можешь меня убить, если тебе совесть позволяет. Среди собак этот способ капитуляции безотказен. Среди людей, правда, он часто дает осечки. Человек давно доказал, что он гораздо хуже собаки. Однако ничего поделать с этим невозможно, приходится рисковать, уповая на гуманность неизвестных существ.

Наконец, со стороны неприятеля заметили их сигнал примирения. Это стало понятным, когда от стоящей на позиции армады отделились два легких танка и, взметая узкими гусеницами пыль, резво понеслись в направлении звездолетчиков. Когда бронированная парочка покрыла половину расстояния между двумя позициями, у Хорнунга и Зальца вновь проснулось острое желание укрыться в доте. Но капитан подавил в себе малодушие воображаемой железной рукой, и более того, встал во весь рост сам и заставил подняться товарища. Они вскинули руки вверх и стали махать ими, максимально демонстрируя свои миролюбивые намерения. Вдобавок они еще что-то там кричали насчет мира, дружбы и взаимопонимания между космическими расами.

Такой, прямо скажем, не боевой настрой предполагаемого противника явно озадачили воинственных туземцев. Их машины в нерешительности остановились, рыча моторами вхолостую.

– Переговоры будем вести дипломатично, то есть: культурно, вежливо, тактично, – бросил Хорнунг напарнику, от волнения заговорив в рифму.

Наконец туземцы приняли решение. Небольшая круглая, в виде усеченного конуса башня одного из танков дрогнула и стала поворачиваться. Одновременно зашевелился тонкий короткий ствол, место соединения пушки с башней было обрамлено в обтекаемую дульную маску. Казалось, бронированный монстр живой и водит своей короткой тупой башкой с рогом, принюхивается, выискивая добычу. Все это видел Хорнунг, припав к биноклю, сильно потея от напряжения.

Вдруг монстр дернулся всем телом назад и окутался белым дымом, не издав при этом ни звука. Наверное, целых две секунды снаряд летел в сторону цели и лишь тогда раздался звук выстрела – хлесткий, протяжный как удар гигантского бича. Через мгновение справа от людей, совсем близко, с грохотом взметнулась к небу земля вперемежку с бледным пламенем, словно некая птица смерти взмахнула огненно-черными своими крыльями. Воздушная волна от этих крыльев уже на излете смахнула с земли двух незадачливых дипломатов. Они и не заметили, как оказались в траншее двумя копошащимися земляными червями.

Первый выстрел был пристрелочным, второй снаряд накрыл цель точно в яблочко. Оказывается, стреляли по белому флагу, выставленному людьми. Третий выстрел окончательно подмел то место, где он стоял. Туземцы недвусмысленно показали, что капитуляции не принимают и пленных брать не собираются.

Хорнунг выплюнул изо рта землю вместе с замысловатым ругательством на уже знакомом Зальцу незнакомом наречии и хрипло заорал, переходя уже на понятный УНИФ:

– Расчет, слушай мою команду! В дот! К оружию! Бегом марш!

Они ворвались в бетонированное укрепление как угорелые, точно за ними гнались тысяча чертей и одна ведьма.

– Рядовой Зальц! Назначаешься вторым номером: будешь подавать мне бронебойные патроны! – приказал Хорнунг, хватая противотанковое ружье и устремляясь к бойницам.

– Слушаюсь, командир! – отчеканил новоиспеченный второй номер скоропалительно созданного боевого расчета.

Спотыкаясь о ящики с боевой амуницией, он сбивал с них крышки прикладом какой-то винтовки, даже не зная в точности, что надо искать.

– Ищи крупные патроны с вольфрамовыми наконечниками, – подсказал ему командир, так же неловко примеряясь к незнакомому оружию.

Откинув сошки, он выставил длинный ствол в узкое окно. Сошки сами нашли опору на земле, довольно близко находящуюся от нижнего обреза бойницы. Номер первый в волнении схватился правой рукой за холодный стальной рычаг взвода с шариком на конце и рванул на себя. Рычаг не сдвинулся с места. У номера первого мгновенно взмокли подмышки. "Осел!" – прошипел сквозь стиснутые зубы и, передвинув рычаг кверху, вновь дернул его к себе. Рычаг взвода как по маслу скользнул назад, открывая большое приемное гнездо, куда закладывается патрон.

– Патрон живо! – гаркнул бронебойщик, протянув руку с открытой ладонью к своему напарнику, а глазами высматривал в окне уже близко рычащие машины противника.

Танки осторожно подкрадывались к позиции людей (один чуть впереди и правее) и были уже метрах в двухстах. Задний танк, с низкой угловатой башней, асимметрично расположенной на кургузом корпусе, не имел пушки и был вооружен только пулеметами. Он вполне мог быть командирской машиной. И Хорнунг это взял на заметку. "Командирский" танк короткими очередями "прощупал" один подозрительный окопчик, в ту же сторону пальнула пушка первого танка. Затем головной танк вильнул влево, словно его притянуло магнитом, и покатил прямехонько на дот.

Рядовой Зальц, обливаясь потом, наконец-то припер нужные боеприпасы, грохнул их об пол, с натугой подвинул этот не большой, но очень тяжелый ящик к самым ногам своего командира. Торопливо зачерпнул в горсть крупные увесистые патроны, один сунул в требовательную руку бронебойщика, остальные ссыпал на полку, расположенную как раз под окном.

Хорнунг вложил в приемную камеру толстенький длинный патрон с черно-красной окантовкой (вероятно, бронебойно-зажигательный) и, закрыв затвор, дослал маленький снаряд в ствол. По-видимому, ружье было готово к выстрелу, в чем Хорнунг до конца не был уверен. Но он все же прильнул плечом к прикладу как можно плотнее, памятуя, что первобытные ружья имеют очень сильную отдачу, и, прищурившись, взглянул поверх длинного ствола, совмещая прицельную планку с мушкой.

Танк, поблескивая на солнце отполированными траками гусениц, резво приближался. Вдруг он ударил по тормозам, клюнул носом и остановился, покачиваясь на амортизаторах. Тонко запели сервомоторы привода поворотного механизма башни. Морда "зверя" повернулась и уставилась на человека черным глазом ствола. Человек, все еще не до конца верящий, что происходящее – не сон, а самая что ни на есть жуткая явь, ответил тем же движением ствола своего оружия: направил его в подбашенную коробку. Вертикально стоящий броневой лист был более уязвим, чем скошенные углы башни и прочие места танка, пока не доступные для поражения.

– Ну стреляйте же, ради Бога! – взвизгнул помощник, приседая на корточки и хватаясь руками за голову.

– Не имею права. Мы не должны поддаваться на провокации, – чувствуя свою ответственность, веско сказал Хорнунг, почти не разжимая зубов и с ненавистью глядя на пятнистый силуэт, контуры которого размывались и дрожали в восходящих потоках горячего воздуха. – Вот когда он выстрелит пер…

Танк выстрелил. Дот содрогнулся от удара снаряда, пришедшегося по касательной, и на головы людей посыпалась тонкая цементная пыль.

– Ну, зараза, ты сам напросился, – прохрипел Хорнунг, когда откатилась волна взрыва, и нажал на спусковой крючок.

"Ду-дут!" – выстрел сильно, до звона, ударил в уши. Приклад чувствительно толкнул в плечо стрелявшего из ружья. Эхо звука тотчас было задавлено низким сводом помещения. Хорнунг видел, как взметнулось облачко именно в том месте, куда он целился. По броне скользнула черная змейка трещины и по ней забегали голубовато-белые светлячки.

Танк яростно зарычал мотором и как бы отпрыгнул назад, разворачиваясь. Но замер. Откуда-то из-под днища волнами хлынул смолянисто-черный дым.

Второй танк, "командирский", развернув башню на 180 градусов и поливая наобум окрестности из обоих пулеметов, поспешно уносил гусеницы от греха подальше. Поднятая им желто-бурая пыль почти совсем скрыла его из вида.

– Беги, беги, – добродушно прорычал бронебойщик. – Не трону. И передай своим, что мы парни серьезные и в обиду себя не дадим.

Зальц подлетел к своему командиру на крыльях восхищения и, тычась грудью в его крепкое плечо, заорал:

– Капитан! Как вы здорово врезали этому гаду! По сопатке ему, по сопатке! – Он хлестко бил кулаком в свою ладонь, а из выпученных трагически-восторженных его глаз, как горох, катились крупные слезы, и он умолк, захлебнувшись в волнах и соплях патриотического экстаза.

4

Едва смолкли патетические вопли штурмана, как танки вновь пошли в атаку. Ликование защитников по поводу маленькой, но победы, сменилось ужасом. Впрочем, Хорнунг отнюдь не обольщался на этот счет. Как он и предполагал, противника не смутил один кем-то с перепугу подбитый танк, и он пойдет до конца. Настоящую массированную танковую атаку можно сдержать только очень большими силами и мощным вооружением. Во всяком случае, двум гражданским, не обученным военному искусству, вооруженным, чем бог послал (а Бог, как правило, посылает самый минимум), следующего боя не выдержать. Разве что случится чудо. Разверзнутся небеса, и космический рефери вмешается и отменит этот неравный поединок за явным преимуществом хозяев планеты. Хорнунг и его команда с радостью отдадут все лавровые венки победителям. Только бы их оставили в покое, разрешили бы починить корабль и улететь отсюда без человеческих потерь.

Вот о чем думал капитан под сложный аккомпанемент музыки войны. Гудели моторы, дрожала земля, звякали патроны, сложенные на полке. Зубы штурмана выбивали мелкую дробь. Хорнунг сжал челюсти до боли, чтобы ненароком не опозорить себя таким же непотребным для командира и мужчины звуком.

К доту подползали, маневрируя на местности, семь танков. Остальная армада почему-то медлила. Видимо, они все-таки еще не располагают данными о численности защитников и не хотят рисковать. А может, забавляются, сволочи. Или это их всегдашний тактический прием: входить в сражение постепенно, вести, так сказать, разведку боем; наращивать мощь удара раз за разом, пока силы неприятеля не иссякнут.

Боевые машины придерживались определенного порядка. В центре, построившись в виде усеченной пирамиды, катили четыре легких танка. Их не очень-то надежные фланги прикрывали по одному тяжелому броненосцу с мощной артиллерийской установкой. Фронт возглавлял еще один бронированный монстр, выкрашенный в черно-зеленые защитные цвета. Он шел, не прячась за рельеф местности, шел открыто, нагло, надеясь на свою несокрушимую броню. Он рычал мотором, как хозяин боевых полей, с полной уверенностью, что все живое и неживое будет уничтожено его мощной пушкой и попадет под его ужасные гусеницы.

Хорнунг взял с полки мини-снаряд и зарядил свое бронебойное ружье. Силой воли он подавил в себе чувство вялой безнадежности и вызвал освежающий прилив боевой злости. Враг дорого заплатит за свою победу. Номер первый поймал в прицел квадратную башню головного танка. Нет, подумал первый, его броню не пробить. И опустил длинный ствол ниже. Он целился в сверкающие сегменты гусениц, которые взметали сухую пыльную землю этой жалкой планетки.

Бум-бум! – громыхнуло вдали. Танки открыли огонь. Хорнунг торопливо выстрелил. Промах. Зато противник нанес серьезный удар. Бункер содрогнулся до основания от взрывов снарядов. Защитники едва не оглохли. Пыль застлала видимость. Пыль снаружи и внутри помещения, скрипела на зубах, разъедала глаза. Едва ветер снес в сторону серовато-желтую муть, Хорнунг вновь выстрелил в железного лидера. На этот раз боец дождался, когда танк остановился после того, как въехал на горку. Остановка была очень краткой, всего лишь на пару секунд. Но Хорнунгу хватило времени навести ствол в самое уязвимое звено боевой машины – место скрепления траков. Острое зрение капитана звездолета не подвело. Ду-дут! – толчок в плечо, бронированный плевок во врага. Есть! Металлическая змея рванулась кверху и безвольно опала, сложившись звеньями. Обнаженные катки, как культи инвалида, продемонстрировали свою беспомощность. Взметая пыль уцелевшей гусеницей, танк завертелся на месте, недовольно рыча мотором на предельных оборотах.

Остальные нападавшие танки открыли бешеный огонь по бункеру. Дот вздрагивал после каждого попадания, как больной в предсмертных судорогах. По стенам зазмеились трещины, посыпались отломившиеся куски бетона. Тяжелый танк с левого фланга переместился в центр, закрывая брешь в ударном бронированном кулаке, которым враг хотел измолотить стойких бойцов.

– Возьми пулемет и коробку с патронами к нему, и уносим отсюда ноги! – скомандовал помощнику Хорнунг, стараясь перекричать адский грохот боя.

– Куда!? – завопил Зальц, прижимая пулемет к груди, как мать прижимает любимого ребенка.

– Вон! Наружу! Патроны не забудь! – Хорнунг вытягивал из бойницы ружье и лихорадочно рассовывал бронебойные мини-снаряды по многочисленным карманам своего комбинезона.

Зальц искал и не мог найти ящика с патронами, потому что неотрывно глядел в смотровую щель. На них с большой скоростью наезжал легкий танк, вооруженный необычной пушкой – маленькой и с раструбом. Штурман нутром почувствовал, что сейчас случится нечто страшное. И сразу под руку ему попала плоская металлическая коробка с уложенной в ней лентой с патронами. Это было то, что нужно.

Они выскочили из умирающего дота, жалея его едва ли не как гостеприимного хозяина, давшего приют и защищавшего гостей до последней возможности. Капитан бежал впереди, согнувшись под тяжестью бронебойного ружья, которое он нес на плече. Зальц семенил следом, втянув голову в плечи так, чтобы она не маячила над бруствером. Приклад пулемета норовил попасть между ног, коробка с лентой била по колену. Штурман вынужденно бежал зигзагами, насколько позволяла ширина траншеи. На голове у него, надетая заблаговременно, прыгала и била по темечку стальная каска. Молодец парень. Действует по уставу, хотя никогда его не читал.

Капитан не потерял еще надежду как-нибудь ускользнуть от туземцев. Он надеялся, что траншея поможет выйти из зоны сражения. Ведь окопы тянутся в разные стороны на довольно значительное расстояние. Если придерживаться определенного направления, никуда не сворачивать, то наверняка скоро можно уйти достаточно далеко от места боя. Но, к сожалению, траншея, по которой они бежали, заворачивала только в сторону противника. Пришлось отказаться от этой идеи. Сближаться с противником по личной инициативе не входило в планы капитана Вёльда Хорнунга.

Заняв новую позицию, расчет увидел, как жестоко расправился враг с их временным убежищем. Танк с раструбом подкатил к раздолбленному снарядами доту и с расстояния двадцати метров выпустил тугую, закручивающуюся струю огня, метко угодив прямо в бойницу. Помещение захлебнулось пламенем, излишки которого вырвались из всех возможных щелей и пробоин. Потом повалил густой черный дым. Все что могло гореть там – загорелось. Горели деревянные ящики, может быть, даже горело железо. Потом рвануло так, что остатки дота влетели как стартующий корабль. Огнеметный танк, не успевший отойти на безопасное расстояние, был перевернут мощной ударной волной взрыва, и он сам запылал как свечка. Ошеломленные люди не видели гибели машины, уткнувшись лицами в землю на дне траншеи. Лишь когда грохочущая волна ушла к горизонту, они высунули из окопа испачканные носы. Лица их были так же черны, только зубы сверкали и вокруг глаз белели пятна – следы инстинктивного зажмуривания: негатив страха.

Два танка на левом фланге – ближайшие – заметили передислоцировавшегося противника и соответственно скорректировали свое наступление. Развернувшись, они понеслись на новые позиции людей. В ста метрах от траншеи, в которой обосновался расчет Хорнунга, параллельно тянулась точно такая же. Это вселяло надежду, что препятствие хотя бы на короткое время задержит машины. Эх, был бы ров поглубже, а главное, пошире…

Танки въехали на косогор, вершину которого оседлали наши стойкие бойцы. И действительно, прежде чем переехать траншею, грохочущие железяки сбросили скорость и стали маневрировать в поисках узкого места. Бдуф! Гельмут Зальц вздрогнул от выстрела своего капитана, давно ожидаемого выстрела и все же неожиданного. Задний танк остановился и медленно-медленно стал съезжать правой гусеницей в траншею, все сильнее накреняясь, потом задымил, словно невидимый экипаж зажег сигнальный огонь. Второй танк тоже шедший параллельно траншеи, развернулся, покачиваясь, перевалил препятствие. Грунт просел под его гусеницами, но бруствер выдержал нагрузку.

– Ну куда тебя черти несут? – прорычал Хорнунг, загоняя заряд в патронник и клацая затвором. – Дерьмо на колесиках. Я ж тебя продырявлю, как консервную банку…

Танк, это чудо допотопной техники, въезжал на высотку, вращая высокой круглой башней в поисках, куда бы пальнуть. Грохнул с протяжкой длинный ствол бронебойного ружья, взметнулась пыль вблизи дульного тормоза, словно бичом протянули бедную землю. Получив удар в лоб, танк прекратил атаку, попятился, стал съезжать с косогора все быстрей, пока не въехал задними концами гусениц в траншею. Корма танка осела, передние концы гусениц взметнулись, и танк встал "на попа". Ужасно непристойная поза для боевой машины. Хорнунг витиевато выругался и, не целясь, всадил еще один заряд в открывшееся днище. Внутри танка грохнуло, повалил дым – черный, жирный, – стелясь по земле. Хорнунг вдруг испытал острую жалость к беспомощной машине, как к живому существу, испытывающему боль. Танк предсмертно рычал, судорожно вращая гусеницами. Это было жалкое зрелище.

– Я одно не пойму, – выкрикнул Зальц, сдвигая тяжелую каску на затылок, – где у них экипажи? Почему они не покидают горящие машины?

Может быть, военный кодекс чести не позволяет, – ответил Хорнунг, устало откинувшись, с чувством хорошо проделанной работы. – А может, они автоматические… Хотя, судя по примитивной конструкции, вряд ли.

Зальц вытер со лба пот (размазал грязь по лицу), нахмурился, вглядываясь в сторону противника. Танки рычали в отдалении, самозабвенно утюжили траншеи в том месте, где стоял дот. Бессмысленная, тупая злоба руководила ими. Кому и зачем это нужно? Марсианин немецкого происхождения Гельмут Зальц понять этого не мог.

5

Супермеханик Байрон Фалд закрепил последний узел конвектора и вытер с лица трудовой пот. В "магнитке" была адская жара. До разгонной камеры четвертого блока он так и не добрался. Пришлось все сворачивать в быстром темпе. Приказ капитана – закон для подчиненного. Каким бы идиотским он не казался, его надо исполнять. Но в данном случае очевидно, что Хорнунг прав. Всему экипажу и кораблю грозит серьезная опасность. С туземцами надо держать ухо востро. Никогда не знаешь, что им придет в голову. То они лезут обниматься, то норовят отрезать тебе уши, снять скальп или вообще оторвать голову. Извечная проблема, неразгаданная тайна: "За что аборигены съели Кука? Молчит наука", так поется в старинной русской песне. А туземцы этой захолустной планетки имеют в своем боевом арсенале кое-что помощнее стрел и копий. Даже сюда, в тесное пространство двигательного отсека, отделенного от внешнего мира двумя слоями губчатого титанита плюс внешняя обшивка, глухо доносится канонада боя. Видать, нашим ребяткам туго приходится. Надо идти выручать парней. Да, влипли мы в историю. А все этот долдон Люпсик Блум, инспектор хренов, маленькая сволочь. Как все коротышки, страдает острым ущемлением самолюбия, выражающемся обычно в повышенном чувстве ответственности, как всегда понятом превратно. Если выцарапаемся отсюда, подкараулю его в баре да ка-а-а-к!.. врежу ему промеж его маленьких глазок все, что о нем думаю… Жаль, но мерзавец не посещает мужские заведения, лелеет свою язву.

Огорченный супермех вышел из отсека, привычно зацепив головой низкую притолоку люка. Понастроили курятников. После пассажирского лайнера, где он служил в свое время, построенном на верфях Земли, с присущей землянам размахом – просторными каютами и вспомогательными помещениями – теснота центаврианского сухогруза ощущалась весьма болезненно.

Если бы не болезнь жены – редкая форма аллергии на земную атмосферу – Байрон Фалд ни за что бы не уволился с земного космофлота и не переселился бы на Бету Центавра. Спору нет, там и атмосфера чище, экология сбалансирована, чудесный климат, но все какое-то чужое, выхолощенное, официальное. Одно слово – Столица. Одних инспекторов – как собак нерезаных, хоть отстреливай…

Фалд на минутку зашел в свою каюту на всякий случай попрощаться с женой и детьми. Они встретили его с застывшими улыбками на лицах, освещенными ласковыми лучами Беты. Супермех взял с полки обрамленную фотографию. И сейчас же голография ожила. "Привет! – сказала жена и помахала рукой. – Как служба?.." "Здравствуй, папочка!" – пискнула шестилетняя дочь Люси. "Салют, отец!" – пробасил двенадцатилетний сын Румб.

– Здравствуйте и прощайте, – сказал более чем обычно мрачный Фалд и вернул фотографию на место. Сегодня долгих разговоров не будет, хотя встроенный в рамку интеллектуальный чип позволял вести длинные, вполне осмысленные диалоги с изображенными.

Он поднялся в рубку, включил тестовые программы проверки двигательных систем, включил обзорные экраны. Слушая доклад программы, осмотрел местность. Бой продолжался. Фалд тормознул камеру внешнего обзора в самом батальном месте, приблизил изображение, включил фильтры, потому что ни черта не было видно из-за дыма пожарищ. Цвета стали неестественными, зато картина боя видна как на ладони. Там и сям, как мертвые жуки, в неестественных положениях застыли подбитые машины туземцев. Черные дымы тянули свои щупальца в низкое небо. Молодцы Хорнунг и Зальц! Чем это они их? Неужто бластерами? Да они просто герои! Только вот и аборигенам воинственного пыла не занимать. До двух десятков танков продолжают атаку. Следом за ними, под прикрытием бронированных корпусов машин бегут пешие воины в форме песочного цвета с черными полосами. Супермех повел камерой и поймал место, где засели капитан и штурман. Ребята держаться и даже раздобыли оружие! Хип-хоп ура! Но положение их критическое… Возможен захват корабля… Я, конечно, не самурай, как мой приятель Момото Катава, харакири себе делать не стану, но враг дорого заплатит, если сунется сюда…

– Ну вот, Гельмут, – сказал Хорнунг, вылавливая из кармана очередной патрон и загоняя его в казенник, – настал твой звездный час.

– Вы хотите сказать предсмертный? – вяло отозвался Зальц.

– Ты же хотел пострелять? Сейчас тебе такая возможность представится.

– Когда это было? И разве я мог представить, что все так обернется…

Лицо штурмана осунулось и казалось изможденным. Или это от грязи? В этой каске он похож на гитлеровского солдата, подумал капитан. На гитлеровского солдата, который перепуган до смерти и больше не хочет воевать.

– Но стрелять тебе все равно придется. На нас движутся пешеходные… то есть пешие войска. Вон они в камуфляже!

Бегут, подумал Хорнунг, глядя на поджарые, гибкие фигурки в полосатых комбинезонах. Хищно пригнувшись, хитрыми зигзагами они бежали между танками. Какая нужда гонит их на верную смерть? Быть может, жажда приключений? Интересно, что чувствуют люди, надев такую форму? Небось, считают себя героями. Лихими парнями. Барсами пустыни, тиграми боевых полей или еще как-нибудь… Идиоты!

– Номер второй! Слушай мою команду! Отсекай пехоту!

– Как отсекать?! – заволновался номер второй.

– Огнем!

– Стрелять что ли?! Я не могу! Я не хочу!.. Ведь придется убивать…

– Ну тогда убьют нас.

Птью! Птьюх! – птичкой пропели пули, выпущенные из оружия пехотинцев. Еще три пули зарылись в бруствер, подняв фонтанчики пыли. Хорнунг съехал в траншею, придерживая рукой приклад ружья. Стрелять становилось все трудней, а танки надвигались. Один уже полз в двухстах метрах. Баздахнула его пушка, просвистел снаряд и разорвался где-то сзади, но очень близко. Земля комками и пылью посыпалась в траншею.

– А-а-а! – в голос заплакал штурман, поднял пулемет и бросил его на бруствер.

Лента уже была заправлена. Коробка объемистая, надолго хватит. Может быть, еще и останется. После смерти стрелка. Зальц передернул затвор, щека коснулась теплого металла, пахнущего смазкой. Скоро он станет горячим от огня. От огня, который пустит кровь тем, бегущим полосатикам. Да, подумал Зальц, это не люди, это полосатики, мерзкие ублюдки!

Ду-ду-ду-дут! – пристрелочная очередь. Порция свинца улетела в бегущего врага, потом пулемет загрохотал почти без перерыва, утробно, мощно: Ду-ду-ду-ду-ду…. Отдача слилась в сплошные удары в плечо, сотрясая тело Гельмута Зальца, словно кто-то тряс его, пытаясь разбудить от страшного сна, вытащить из этого кошмара. Но дурной сон продолжался. И был весьма реален.

Хорнунг поднялся в рост, припал к прицелу, выстрелил. Консервная банка, снабженная гусеницами, остановилась, повернула морду в сторону. Дымит, подлая! Еще одним врагом меньше!.. Но силы слишком неравны. Два тяжелых танка давят вспученную землю железными когтями гусениц совсем рядом и ничем их не остановить. Две бронебойные пули, выпущенные из ружья бронебойщика, не причинили им никакого вреда. И пехота наседает, но Зальц еще держится, хотя каску уже потерял, и вся правая щека залита кровью.

– Гельмут! Ты ранен? – кричит капитан, оставил бесполезное ружье, кинулся к штурману.

– Не смертельно! – отзывается напарник.

Он крепко прикипел к пулемету. Лента с отстрелянными гильзами деловито выползает из казенника с другой стороны, как телеграфная лента с рапортом о количестве убитых и раненых врагов.

Навалилось что-то огромное, тяжелое, дышащее смрадом. Белый свет погас, посыпалась земля. Хорнунг упал на дно траншеи. Носком сапога поддел ноги стоявшего Зальца, и тот тоже свалился рядом вместе с пулеметом. Пронесло! В траншею свалилась бронебойное ружье, искореженное до неузнаваемости. И тут же вторая махина накрыла их. Прогрохотали гусеницы совсем близко от головы капитана. Хруст бревен осевшей траншеи, как хруст костей. И снова свет!

– Зальц!

– Здесь я!

– Они хотят раздавить нас как тараканов!

Хорнунг выхватил бластер, автоматически ставя его на полную мощность. Выстрелил в разворачивающуюся корму танка. Импульс ослепил глаза, точно вспышка магния. Хорнунг запоздало зажмурился, пригнул голову. Наверху рвануло, наверное, взорвался боезапас. Выглянул. Сквозь черно-зеленую муть видно: танк без башни лежит вверх гусеницами, горит яростным пламенем. Второй танк, видя участь первого, не решился на повторную атаку, широким полукругом объезжал их, на дистанцию прицельного выстрела.

Зальц снова был за пулеметом, придавил пехоту к земле и не дает подняться. Пока держимся, держимся, подумал Хорнунг, но скоро оборона наша падет. Теперь это совершенно ясно. Восемь тяжелых танков на двух безоружных человека – это перебор. Нам пока везет только везеньем новичка. Но недолгая эта фортуна.

И случилось чудо, которого так ждал Хорнунг. Молния Юпитера ударила в тыл наступающей танковой колонне, и содрогнулась земля, и раздался оглушающий взрыв. Еще одна молния ослепила глаза. И опять точное попадание. В центр, в самое скопище рычащих машин. Огонь, грохот, летят по воздуху разорванные части бронированных монстров.

Не сразу капитан догадался, что бьют с корабля. В бой вступил супермех Байрон Фалд. Переведя на ручное управление, он открыв огонь из корабельной противометеоритной пушки. Еще один импульс высокотемпературной плазмы поразил врага. Огненный шар вспучился над полем. Брызги расплавленного металла взметнулись во все стороны, железные потроха, объятые пламенем, нехотя падают на землю. Все горит. Все что может и не может, но горит. И это было страшно.

Капитан и штурман припали к земле, во все глаза смотрели, как бьют врага, еще недавно бывшего таким наглым, а теперь улепетывающим на предельной скорости. Пехота тоже дала деру. Зальц с удовольствием отбросил, ставший ненужным пулемет.

– Ай-яй-яй! – покачал головой Хорнунг, – как же это я про нашу пушечку забыл? Молодец Фалд! Спасибо, выручил.

– Да… весьма кстати… – улыбнулся Зальц, и лицо его вновь стало круглым, – мы уж не чаяли выбраться отсюда живыми.

– Как твоя рана?

– Пустяк, только кожу содрало.

– Тогда поковыляли домой. Пулемет можешь взять с собой, заслужил. Кровью.

– Спасибо, кеп, мне теперь он и даром не нужен. Смотреть на него не могу.

6

Когда они, усталые до полусмерти, дотащились до корабля, Фалд уже поджидал их. Он стоял, опершись плечом о посадочную опору. Спокойный, как всегда.

– Страна приветствует своих героев! – сказал он, подняв руку на манер древних римлян.

Супермех заботливо усадил раненого штурмана на ступеньку трапа и принялся оказывать первую (она же и последняя) медицинскую помощь. Рана и впрямь оказалась пустяковой, но мудрый Фалд щедрой рукой намотал на голову раненому три фута бинта. Повязка выглядела солидно, что должно было импонировать молодому мужчине, воину, побывавшему в сражении.

– Поразительно, как вы легко отделались, – все удивлялся супермех.

– Я бы так не сказал, – устало ответил Хорнунг, закуривая вторую, дневную, сигарету. – В физическом плане, возможно… а в моральном… Еще неизвестно, как это аукнется на психике…

Капитан, конечно же, имел в виду психику самого молодого члена экипажа. Но Зальц был снова весел и здоров. Захлебываясь словами, он рассказывал Фалду о деталях сражения. Хорнунг слушал вполуха, курил и думал, что, наверное, придется писать рапорт о случившемся…

– Добрый день, джентльмены! – сказал кто-то скрипучим тенором на УНИФе.

Зальц поперхнулся на полуслове, все повернулись на голос. К ним подходил человек, старикашка, маленького расточка, худой до невозможности, но с виду довольно бойкий. На голове у него красовалась форменная фуражка с высокой тульей и с блестящей кокардой. На крупном его носу с трудом были нацеплены старинные очки типа пенсне с тонированными стеклами. За темной дымкой стекол прятались маленькие хитрые глазки. Летняя полотняная тройка, в которую был одет визитер, болталась на нем, как на вешалке. Простецкий гражданский костюм являл собой разительный контраст с солидной фуражкой. Старикашка остановился на почтительном расстоянии и слегка поклонился. Видно было, что дистанция для общения, выбранная визитером, объяснялась не боязнью незваных гостей, каковыми являлись члены экипажа "Орла", а психологической установкой, характерной для сельского жителя, привыкшего к просторам.

Хорнунг и его люди ответили на приветствие вялыми голосами, без энтузиазма, предчувствуя очередной подвох.

– Разрешите представиться, – скрипнул голоском старичок и шаркнул ножкой, – меня зовут Мерий Вайтхайснахер. Я местный смотритель здешнего полигона. Живу неподалеку, у Кислотного ручья.

– Очень рады, – совсем не радостно ответствовал капитан, назвал себя и представил своих спутников.

Зальц встал, оскалился приветливой волчьей улыбкой. Фалд вырвал из многострадальной бакенбарды клок волос, даже не поморщившись. Хорнунг покрутил головой, выглядывая, на чем прибыл тип с Кислотного ручья, и увидел неподалеку потрепанный красный флаер. Как он приземлился, что никто его не заметил?..

– Кажется, я во время, а то, думал опоздаю… – сказал старичок и полез в отвислый карман своего мятого пиджака, достал бумажку. – Кому вручить счет? Полагаю, вам как старшему по званию.

Старичок протянул бумажку Хорнунгу, тот принял ее, как принимают гранату с выдернутой чекой.

– Осторожно, не помните, официальный документ, – предупредил визитер. – Как будите платить? Наличными или чеками?

– Что вы сказали?.. – притворяясь глухим, спросил Хорнунг, одновременно пытаясь разобрать корявый подчерк на бумажке. – Уважаемый… Мерин Вайт… хай… нахер… простите, не запомнил…

– Это неважно, – добродушно согласился старичок, не велика персона, зовите просто: господин старший смотритель, или совсем просто – старикашка Мерий. Надзираю за полигоном. Я тут и уборщик, и кассир, и этот, как его… склероз… В общем, работы много, а я один. Но не жалуюсь. Компания не обижает, платит кое-какие деньжата и то хорошо. Я ведь на пенсии… хи-хи-хи… А ежели клиент попадется щедрый и побалует старика чаевыми… то лучшего и желать не надо… хи-хи-хи…

Старикашка Мерий был явно склонен к долгому разговору, как все одинокие пенсионеры, но экипаж "Орла" свободным временем не располагал. Хорнунг, раздражаясь, недоуменно разглядывал цифры и огромное количество нулей, следовавшими за ними в графе "ИТОГО".

– Это что, счет или астрономическое расстояние от вашей гостеприимной планеты до цивилизованного мира? – саркастически сказал капитан, оставив попытки вникнуть в несуразную арифметику. – И вообще… за что, собственно, платить?

– Как за что, залетные вы мои… За баталию, естественно, – оскорбился старичок такой непонятливости и стал разгибать крючковатые, обезображенные артритом пальцы: – Авианалет заказывали? Заказывали… Танковую атаку заказывали? Заказывали… Опять же пехоту потревожили… У меня тут все записано, – он указал на бумажку в руке Хорнунга и, видя, что клиент попался канительный, добавил угрожающем тоном: – Платить будите или?..

– Подождите, отец, – примирительно начал Хорнунг, подходя к старикашке, тот отдалился ровно на такое же расстояние, сохраняя выбранную дистанцию. – Закружили вы мне голову, ничего не пойму. Объясните толком. Мы ведь не местные. Может, нарушили какие-то ваши законы – писаные и неписаные… Готовы выслушать ваши претензии… господин старший смотритель.

– Претензия одна, – погасив запал, откликнулся старичок, – по танкам стрелять из корабельных орудий вроде как не положено… не по правилам это…

– А самолетами и танками кромсать двух человек, это как, по правилам?! – вклинился Зальц, краснея щеками и шеей.

– За это администрация полигона ответственности не несет, – отчеканил служитель. – Вы сами должны соображать, что заказываете, не маленькие. А пожелания клиента – для нас закон. Со своей стороны мы свои обязательства перед клиентами выдержали. Риск, которому вы подвергались, был минимальным. Но, согласитесь, весьма ощутимым, не так ли? Клянусь своей мамашей, умершей в сумасшедшем доме, кое-кто из вас в штанишки наклал… Видел, видел, как переодевались… хи-хи-хи…

Штурман то краснел, то белел, сжимая и разжимая кулаки.

Старичок покосился на Зальца, опять залился ехидным смехом, от которого закашлялся, от которого пукнул.

– Прошу прощения, – сказал смотритель, – старость – не радость… Так на чем мы остановились? Ага! Гоните деньги, залетные вы мои!

– Айн момент, – стараясь быть вежливым, сказал Зальц, гордо держа забинтованную голову. – Выслушайте нас, разлюбезный Мерий. Тут произошла явная ошибка. Никакой баталии мы не заказывали, и вообще, на этот ваш полигон, как вы его называете, мы забрели совершенно случайно…

– Говорил я тебе, не трогай пульт, – скривив рот в сторону штурмана, тихо сказал Хорнунг.

– Случайно или неслучайно, я не знаю, – загундосил старикашка, – это оправдание для мой козы. Это она случайно забредает в огород, но вы-то взрослые люди, не козы… или там козлы… Диспетчерская получила заказ, заказ выполнен, гоните деньги, не то я вам не позавидую!..

– Ах, ты мерзкий старпер! – взорвался наконец штурман, – угрожать вздумал! Да я сейчас твое пенсне знаешь куда тебе надену?..

– Тихо, тихо, успокойся, – примирительно сказал Фалд, пытаясь отодвинуть грузную фигуру штурмана, но не преуспел в этом, Зальц напирал. И тогда свое крепкое плечо выставил капитан, перекрыв дорогу.

– А чего он… насмехается, угрожает, обзывает… – жаловался штурман, теснимый своими товарищами, и выкрикнул на излете злости: – А за козла ответишь! Тоже мне, смотритель с Кислого ручья…

Хорнунг велел команде подняться на борт, а сам еще остался, чтобы уладить недоразумение.

– Так, так, так, – скрипуче проворковал смотритель.

Он достал из жилетного кармана до безобразия грязный носовой платок, но зато украшенный витиеватым вензелем, снял официальную фуражку и протер ее с внутренней стороны и снова напялил на голову, спрятал платок и, смешно выпятив несуществующий живот, продолжил:

– С вами все ясно, джентльмены… Хотя, сказать честно, какие вы джентльмены?.. Вот у нас есть клиенты! Новые фриканцы. Прилетят, повоюют от души, за все сполна заплатят да еще сверху положат… мне от щедрот… Вот это я понимаю – джентльмены! А вы… ну-кась гляну еще раз, – смотритель достал копию счета, снял пенсне, уткнулся в документ и стал зачитывать его на манер официанта, – сбито самолетов: два; танков легких: 15 единиц; тяжелых: 9 штук…

– Погодите, откуда такие цифры? – запротестовал Хорнунг, – все это вранье, липа. 24 танка! Два самолета! Самолеты-то вы нам зачем вешаете? Мы их не трогали, это они нас…

– Самолеты разбились во время атаки. Все это входит в счет потерь, оплачиваемых за счет клиента. Опять же, одной пехоты накосили видимо-невидимо… а пехота у нас хотя и набрана из всякого деклассированного отребья, но влетает в копеечку. Нынче не те времена. Задарма никто голову под пули подставлять не желает. Каждому солдату вынь да положи жалование двести дуклей новыми, а ежели на старые деньги перевести…

Капитан поморщился и, не прощаясь, стал подниматься по трапу.

– Значит, решительно отказываетесь платить? – упав на перила трапа, фальцетом выкрикнул смотритель.

– Да, – твердым, как сталь, голосом отчеканил капитан Хорнунг, – и передайте вашей администрации, что если нас не оставят в покое, мы подадим иск в Звездный Арбитраж за несанкционированное нападение на граждан Федерации. И тогда уж МЫ вам не позавидуем… вот так. А сейчас, попрошу очистить площадку, мы взлетаем через две минуты.

– Счастливого полета, – подозрительно вежливым голосочком ответил старичок, повернулся и засеменил к своему флаеру.

Команда "Орла" поднялась на борт, задраила люки и стала готовиться к взлету.

Выйдя на орбиту, они сразу увидели приближающийся корабль. Судя по очертаниям и надстройкам, это был военный крейсер. И преогромный.

– Ох, чует мое сердце, по наши души он летит, – мрачно произнес Фалд. – Орудий у него, как у ежа иголок. А у нас гипер-движок не пашет.

– Да, на планетарных от него не уйдешь… – согласился Зальц. – Проклятый старикашка, настучал все-таки.

– Не надо было ему грубить, – укоризненно сказал супермех. – Ну и рейсик нам выпал. Подзаработали деньжат, называется… Я, между прочим, предупреждал: опасно соваться за пределы Федеральных колоний. Независимые миры, закон джунглей!

– Спокойно, парни, делаем вид, что ничего не случилось, – угомонил команду капитан и запел старинную песню космических дальнобойщиков:

Дальше шли неприличные строчки, петь которые можно было только крепко поддав, потому более чем трезвому капитану пришлось перейти со слов к свисту. Но бравый свист быстро увял, когда на пульте загорелся сигнал всеволновой связи. Одновременно на крейсере подали световые сигналы о принуждении к стыковке. Хорнунг щелкнул клавишей приемника и в рубке раздался грубый командный голос:

"Внимание, на сухогрузе! Заглушить реактор и лечь в дрейф! В противном случае – открываем огонь на уничтожение!"

Говорили на УНИФе с жестким акцентом, характерным для жителей шестого сектора Независимых колоний. Императивный характер фраз не оставлял никакого выбора, оставалось только подчиниться, о чем и сообщил Хорнунг на крейсер.