Честь клинка ночи

Райан Кирк

Честь клинка ночи

(Клинки павших — 2)

Перевод: Kuromiya Ren

Глава 1

Меч Коджи опустился, песня была четкой в холодном утреннем воздухе. Взмах был близким к идеалу, мелодия стали не выражала нерешительность, мучающую его.

Что значило быть благородным в мире, который, казалось, так мало заботился о чести?

Простой вопрос, но с ним Коджи боролся от восхода до заката.

Его лезвие полетело в сторону, он выполнил крутой поворот на четверть, его воображение создавало врагов и их атаки.

Те, кто был знаком с Коджи, часто сначала полагал, что его мысли приходили медленно. Он слышал шепот, видел сочувствие в их глазах, даже если никто не осмеливался выразить чувства ему в лицо.

Он был тяжеловесным мыслителем — это было правдой, — но не глупцом. Он работал над проблемами, шаг за шагом, проверяя, чтобы каждый шаг был идеальным, прежде чем двигаться дальше, точно так же, как каменщики следили за тем, чтобы каждый камень идеально подходил к соседям, прежде чем строить выше. Его господин, Минори, был совершенно противоположным, его разум прыгал вперед и устанавливал связи намного раньше других.

Коджи не торопился, решая проблемы. Как только люди узнавали его достаточно хорошо, они видели процесс своими глазами и давали ему необходимое время.

Однако с мечом в руке он был другим человеком. Он понимал, как нужно сражаться. Он был наделен чувством, мог ощущать приближающийся удар за мгновение до того, как он произойдет, но его навыки были глубже, чем это, интуиция к бою, которую не разделяли даже другие клинки ночи. Коджи не проигрывал в дуэлях много лет.

Иногда он пытался прояснить мышление, тренируясь с мечом. Он брал проблему, вроде проблемы чести в бесчестном мире, и держал ее в уме, когда начал тренироваться. Иногда метод срабатывал, и когда его утренняя рутина была завершена, у него в голове был ответ. В других случаях метод не работал, но Коджи научился терпению, необходимому навыку для человека, который часто считался медленным.

Коджи разбил лагерь в небольшой рощице в нескольких лигах от убежищ, которые были созданы для жителей, спасающихся бегством из Убежища. Хотя было рано, деревья уже меняли цвет, и тонкий слой снега покрыл участки травы. Хотя ему хотелось подойти к убежищам, мудрость подсказывала, что стоило оставаться самому по себе. Обвиненные в сожжении Убежища и покушении на убийство короля Шина, и воины-клинки ночи, и целители-клинки дня страдали бродячих групп граждан и солдат.

Поэтому он практиковался на поляне в роще, в значительной степени скрытой от остального мира, пытаясь решить проблемы, с которыми столкнулся.

Больше всего он был сосредоточен на проблеме своего господина, Минори.

Был ли Минори все еще его господином?

Этот вопрос был первым, на что нужно было ответить Коджи, и пока его клинок рассекал утренний воздух, его разум работал над решением.

Минори предлагал освободить Коджи от его службы, но Коджи так и не дал официального ответа. Вместо этого он продолжил служить Минори, сжег королевский дворец и убил лорда Джуро.

Направив меч вверх, Коджи понял, что задал неправильный вопрос. Не имело значения, был ли Минори его хозяином. Что имело значение, так это то, что Коджи был обязан старшему клинку жизнью. Коджи должны были казнить, когда Минори вырвал его из тюрьмы. Господин или нет, Коджи не верил, что он выплатил долг.

Один кусочек встал на место. Его тело стало согреваться от тренировки, дыхание было заметным в свете солнца.

Коджи был в одежде простолюдина, когда смотрел на суд Минори. Старый клинок ночи был сильно ранен, едва ходил без помощи, и против него выдвинули список обвинений: поджег замка, пожар в Убежище, покушение на короля Шина. Пожалуй, самым серьезным было обвинение в организации переворота с целью свержения законного правительства Королевства и замены его правительством, возглавляемым клинками.

Суд проводился на открытом воздухе в большой впадине, земля провалилась, будто дно пропало, менее чем в лиге от руин Убежища. Природный амфитеатр вместил тысячи людей, что идеально соответствовало планам короля Шина. Многие из лишенных статуса и бездомных пришли на суд и проявили свой гнев.

С точки зрения Коджи, суд представлял собой завораживающую смесь правды и лжи. Как ближайший помощник Минори, Коджи, возможно, лучше других, знал, что на самом деле произошло. Некоторые обвинения были правдой. Минори сжег дворец, но по приказу Шина. Эта деталь не имела значения, и Коджи часто задавался вопросом, почему Минори не протестовал более решительно против лжи, сказанной о нем.

Коджи не был уверен в сожжении Убежища. Когда это произошло, он находился за пределами города, но действия не походили на Минори. Коджи не сомневался, что его хозяин пытался убить короля. Минори служил Шину, когда политик был еще лордом, но была предан, когда лорд стал королем. Месть была разумным ответом.

Однако суть проблемы заключалась в предполагаемом перевороте. Коджи знал, что Минори работал над усилением клинков. Он признался в этом Коджи. Но попытки переворота не было. Если бы это было так, Коджи узнал бы об этом одним из первых.

Минори приговорили к смертной казни, казнь была назначена на следующее утро. Никто на улицах и в палаточном городке не сомневался в вердикте. Только способ наказания оставался открытым для предположений, и, проходя сквозь толпы людей, собравшихся на суд, Коджи слышал, как порядочные граждане обсуждали наказания, настолько отвратительные, что его мутило.

Если Коджи все еще был должен Минори, следующий вопрос заключался в том, как вернуть долг. Две обязанности противоречили друг другу. Коджи опустил меч, пытаясь найти способ распутать проблему. Он был клинком ночи, поклявшимся защищать Королевство, даже если Королевство не нуждалось в его защите. Шин был королем, и ослушиваться короля было бесчестно и, следовательно, отвратительно для Коджи.

Но именно этим Коджи был обязан Минори. Он был приговорен к смерти прошлым королем, и Минори спас его. Честь Коджи не имела для него большого значения, когда его несправедливо обвинили, как сейчас Минори.

Коджи кружился на мелком слое снега, покрывавшем землю, остатке метели ранней осени. Сделав последний удар, он вложил меч в ножны, пот струился по его лицу. Честь человеку, спасшему его жизнь, или честь Королевству?

В его голове кружилась мысль. Насколько ему было известно, Минори никогда ему не лгал. Пожилой мужчина определенно скрывал информацию, но Коджи не мог вспомнить ни одного обмана.

Шин лгал, как и Королевство. Минори не совершал переворота. Возможно, клинок был виновен в каких-то преступлениях, но лжецы не могли нести справедливость.

Следующий шаг в рассуждениях встал на место. Честь должна принадлежать тому, кто поступает честно, и Минори явно превосходил.

Коджи проверил свой вывод. Он был должен Минори, и честь Минори была менее запятнана, чем честь Шина и Королевства. Цепочка мыслей была короткой, но прочной, каждое звено было приемлемо для Коджи.

Его решение было ясным. Он спасет жизнь Минори любой ценой.

Спасение Минори оказалось затеей сложнее, чем Коджи ожидал. Юный клинок знал, что нужно было найти и спасти господина до утра. Задание казалось невозможным. Место заключения Минори было тайной, которую охраняли лучше всего в Королевстве, и каждый метод Коджи, чтобы определить это место, вызывал пустые взгляды и вел в тупики.

Коджи выпил с группой отдыхающих солдат, но даже с расслабленными алкоголем языками они не сказали ничего о клинке ночи. Он подошел так близко к баракам, как только осмелился. Но он не ощущал клинков неподалеку. Когда солнце стало садиться, Коджи отчаялся найти своего хозяина.

А потом он понял, что ему не нужно было искать. Он знал, где пройдет казнь утром. Они построили платформу для этого на середине пути между лагерем армии Шина и лагерем беженцев, в двух лигах от дымящихся останков Убежища. Место было идеальным, земля была ровной прерией на сотни шагов во все стороны, ни одно дерево не мешало видеть. Шин хотел превратить казнь в спектакль.

Коджи мог прийти рано и позволить солдатам привести к нему Минори. Побег будет трудным, но он уже признал, что его миссия будет почти невыполнимой. Его попытка заключалась не столько в успехе, сколько в удовлетворении чести. Он не мог придумать причину, по которой спасение должно было произойти именно сейчас. Завтра тоже подходило.

Коджи удалился, чтобы отдохнуть перед предстоящим трудным днем.

Он встал раньше солнца и продолжил свою тренировку, меч был едва виден в мягком сиянии луны. Коджи скорее чувствовал, чем видел качество своих движений. Он не мог быть готов еще лучше. Чтобы остаться незамеченным, он привязал меч к спине и накрылся лохмотьями бедняка. Он освободил разум от мыслей и направился к месту казни.

Коджи был удивлен, обнаружив, что он пришел не одним из первых. Казнь Минори была на рассвете, и хотя только первые проблески восхода солнца освещали происходящее, уже собралась значительная толпа. Кольцо солдат поддерживало периметр вокруг платформы, где должна была произойти казнь.

Люди бродили вокруг, и Коджи чувствовал закипающую ярость, едва сдерживаемую даже в мирной тишине раннего утра. Он пытался понять их точку зрения. Многие потеряли все из-за пожаров. Минори из-за манипуляций Шина стал мишенью этого гнева. Коджи слышал отрывки разговоров, когда подошел ближе к платформе:

— … убить всех клинков ночи в городе…

— Любая смерть слишком добра для такого злого человека…

— …слышал, что Шин победил его в бою…

Коджи погрузился в разговоры, позволяя себе чувствовать настроение толпы, не позволяя комментариям влиять на него. Его цель была ясна, разговоры лишь пустой шум.

Его отвлек запах собравшихся. Прошло несколько дней с тех пор, как сгорело Убежище, а вода была дефицитом. Никто не тратил ее на купание. Небольшими группами запах утихал в холодном осеннем воздухе, но когда все теплые тела были прижаты друг к другу, вонь немытой плоти была невыносимой.

Запах исходил не только от тел. Он увидел, что несколько человек пришли подготовленными к сегодняшнему дню. Некоторые несли навоз, другие гнилую пищу, а некоторые держали в руках камни. Многие, казалось, были готовы причинить Минори дополнительные страдания, если представится возможность. Коджи нахмурился. Минори был далек от совершенства, но он не заслуживал того уровня ненависти, который на него обрушился.

Со временем Коджи пробрался вплотную к толпе, его остановила шеренга стражников. Он мгновенно оценил их. Их темно-красная форма указывала на то, что они были членами армии Шина, но Коджи не видел никакой индивидуальной угрозы. Опасность возникнет только тогда, когда они нападут на него.

Вскоре Коджи впервые увидел своего хозяина, и его планы, какими бы простыми они ни были, были разбиты. Из краев толпы раздались резкие веселые вопли, рев, полный гнева и потери. Только Минори заслуживал такого приветствия. Но веселые вопли? На невысказанный вопрос Коджи был дан ответ, когда в поле зрения появился его хозяин, уже пригвожденный к столбу, его несли не слишком осторожно восемь стражников.

Коджи мгновенно узнал их, его инстинкты подтвердили копья, привязанные к их спинам. Минори нес отряд охотников за клинками ночи, который первым его схватил.

План Коджи изначально заключался в том, чтобы убить стражей до того, как они начнут казнь, а затем попытаться сбежать. Этот план уже не был осуществим. Минори уже был живым мертвецом. Даже если младший клинок убьет стражников, они никогда не смогут сбежать. Минори не мог бежать, а Коджи не мог нести его достаточно быстро. Добавьте к этому отряд людей, специально обученных убивать клинков, и его миссия стала еще более самоубийственной, чем раньше.

В толпе раздался еще один возглас приветствия, столь же отличный от первого, как ночь от дня. Это было приветствие спасителя. Через несколько мгновений Коджи увидел, что крик был адресован Шину, новому королю.

Рука Коджи сразу же легла на меч. Больше, чем кто-либо из присутствующих, Шин был виновен в боли и страданиях, которые испытал народ. Он приказал сжечь дворец, и Коджи подозревал, что это он приказал сжечь Убежище. Если бы кто-то знал, что Минори не виноват, мало кто из вероятных кандидатов выдал бы себя. Шин заслужил судьбу Минори гораздо больше, чем Минори.

Коджи услышал вопль агонии из горла, которое знало только крики уже несколько дней. Коджи снова посмотрел на Минори. Боль длилась пару ударов сердца и умерла с низким протяжным хрипом. Столб вонзили в дыру в платформе для него, и Минори теперь висел вертикально на деревянном строении. Коджи хотел отвернуться, но заставил себя смотреть. Минори заслужил, чтобы хоть кто-то смотрел на его страдания с жалостью.

Коджи еще не видел казнь. Наказание назначалось редко, было только для преступников, для которых труд или заключение считалось слабым наказанием. Он был бы рад никогда такое не видеть.

Шин поднялся на платформу, и толпа притихла, слушала их короля, который держал их надежды в руке.

— Друзья. Сегодня мы делаем первый шаг на пути к справедливости, которой требует Королевство. Слишком долго мы жили в страхе перед клинками. Возможно, когда-то они были нашими защитниками, но теперь они стремятся управлять нами. Сегодня я отдал приказ всем клинкам сдаться местным властям. Если они этого не сделают, они будут немедленно казнены за измену!

Толпа снова закричала, но Коджи уже терял интерес к речи. Шин продолжил, и Коджи наблюдал, как толпа с волнением отзывалась на каждое его слово.

Все было не так. Минори не заслужил страданий, прожигавших его тело, пока Коджи обдумывал свои действия. Еще хуже был Шин, купался во внимании толпы всего в нескольких шагах от него.

Что-то внутри Коджи сломалось. Часть, ответственная за самосохранение, умолкла, и решимость Коджи исправить все ошибки, которые он видел, взяла верх. Он осмотрел сцену перед собой новыми глазами.

Многих солдат он мог спокойно игнорировать. Один на один у них не было шансов против него, и он не мог оставаться на месте достаточно долго, чтобы кто-либо из них собрался и представил угрозу. Истинной угрозой были восемь стражей, которые несли Минори. Теперь они окружили Шина, защищая своего сюзерена и обрекая любого, кто попадется в их круг. Но Коджи увидел слабость в их позициях, потому что они были слишком тонко рассредоточены по платформе.

Коджи больше не думал о своих действиях. Его курс не был рациональным, но он был правильным, и это имело для него гораздо большее значение. Он двинулся вперед, все его чувства ожили, когда он прыгнул к стражникам на передовой.

К их чести, солдаты отреагировали быстро, заметив его, когда он подошел. Их быстрая реакция не имела значения. Меч Коджи выскочил из ножен, пронзил двух ближайших охранников молниеносными ударами. Он прошел по периметру.

Действия Коджи вызвали пожар хаоса. Чувство юноши, открытое миру, все замечало. Он чувствовал, как внимание Минори сосредоточено на нем, он отвлекался от неумолимой боли. Он чувствовал, как Шин начал искать выход. Стражи вокруг Коджи отреагировали, каждый по-своему. Некоторые обнажили мечи, агрессия была ясна в их намерениях. Другие колебались, не понимая, почему им вдруг нужно было не просто сдерживать толпу.

За Коджи рябь прошла по собравшимся. Они пришли на казнь, не на бой. Те, кто оказался близко к клинку, отпрянули, искали безопасное расстояние. Те, кто был вдали, подняли руки, готовые бросать камни и защищать короля.

Нужно было действовать быстро. Хаос вот-вот обрушится на него. Его первой проблемой были восемь копий перед ним. Если он даст им шанс работать вместе, шансов выжить почти не останется.

Четыре копья были впереди платформы, по два по бокам. Они не сторожили заднюю часть строения, но Коджи и не думал обходить.

Острия копий опустились в попытке заблокировать Коджи, но у него все еще оставалось место для движения. Он чувствовал, где будет каждое из копий, и точно знал, где будет открытое пространство. Он шагнул в пространство в тот самый момент, когда открылся проход. Его клинок вспыхнул в лучах утреннего солнца, и два из восьми копий были побеждены.

Впервые он заметил прямую линию между собой и Шином. Король тоже увидел открытую дорогу и попятился к Минори.

Остальные копья с передней части платформы ударили по Коджи. Он отражал их удары, решая, отвечать им или преследовать Шина.

Инстинкт велел ему устранить больше стражей, прежде чем приближаться к узурпатору. Шесть, работающие в тандеме, все еще могли поймать его.

Коджи отбил вялый удар и рванул вперед. Два копья отступали, удерживая его подальше от себя более длинным оружием. На мгновение Коджи подумал об Асе и пожалел, что не владел ее навыками метания клинков.

У него не было времени на затяжную борьбу. Каждый удар сердца давал его врагам возможность собраться, шанс одолеть его. Этого не могло случиться.

Пока он не убил Шина.

Коджи снова сделал выпад, но когда копья поднялись в обороне, клинок пригнулся. Он толкнул копья боковой стороной своего меча. Он подобрался близко, там ему и нужно было оказаться. Смертельные удары потребовали бы слишком много времени, но он порезал их ноги, искалечив их.

Все сводилось ко времени, единственному ресурсу, который у него быстро заканчивался. Копья по обе стороны платформы двигались вперед, но Коджи знал, что если он их атакует, ему не сбежать живым. Хватит и то, что он убрал четверых. Он повернулся и поднялся на платформу.

Время замедлилось. Коджи видел и ощущал все. Шин не мог уйти. Он знал правду, и страх на его лице был абсолютным, черты исказились. Коджи наслаждался страхом, задержал меч на миг, чтобы дать Шину еще пару ударов сердца в чистом ужасе.

Стражи Шина по бокам пытались реагировать. Если бы Коджи дал им больше времени, они смогли бы проявить себя. Один страж отчаянно хотел оттянуть неминуемое, отвел руку, чтобы бросить копье. Коджи ощутил движение и отпрянул на шаг, копье безвредно пролетело перед ним.

Этот шаг дал Шину время, чтобы выдавить связное предложение:

— Если сделаешь это, Королевство сгорит!

Коджи взглянул в сторону Убежища, когда-то огромный город стал опустевшими руинами, дым поднимался в осенний воздух. Осталась только каменная стена города. Он посмотрел в испуганные глаза Шина холодно и безжалостно, такой была и сталь в его руках.

— Ты начал пожар.

Лицо Шина снова исказилось, и Коджи задержал меч, чтобы король понял, что у него не было надежды выжить в этой встрече. Когда он увидел, что Шин осознал это, меч быстро проехал по открытой шее, рисуя толстую красную линию.

Шин рухнул, но Коджи еще ощущал жизнь внутри короля. Рана была смертельной, но не убила сразу. Он позволил королю мучиться еще пару мгновений, перешагнул мужчину и встал перед своим хозяином.

Действия Коджи дали ему пару мгновений смятения. Стражи были ошеломлены, не знали, как реагировать на смерть их короля. Клинок ночи знал, что не мог медлить.

Глаза Минори сияли от радости, несмотря на его боль. Коджи уже знал ответ, но смотрел на хозяина, пытаясь понять, был ли шанс на побег со стариком.

Не было. Минори ужасно пострадал физически, и сбежать можно было, только выдрав гвозди и неся клинка. Вероятность выжить для воина была нулевой, и Коджи видел, что и Минори знал правду.

Минори посмотрел на юношу, которого он когда-то спас из тюрьмы.

— Убей меня. Сейчас.

Коджи медлил миг. Он мог дать Минори смерть воина, достойную для мужчины. Так он и сделает.

— У вас есть последние слова?

В голосе Минори не было колебаний, и хоть ему было физически очень больно, его голос был сильным и четким:

— Защищай клинков. Защищай Королевство.

Коджи кивнул и поднял меч. Удар был под неудобным углом, и он хотел попасть по цели.

— И, Коджи, — прохрипел Минори.

— Да?

— Спасибо.

Коджи поклонился Минори с уважением. Он поклонился бы ниже, но стражи поднимались на платформу, время было на исходе. Коджи видел выход. Он сразится, конечно, но сможет сбежать.

Коджи и Минори в последний раз посмотрели в глаза друг друга, а потом Минори поднял голову, посмотрел на небо, открывая шею. Коджи глубоко вдохнул и взмахнул мечом.

Его удар был идеальным.

Глава 2

Аса осталась у развалин Убежища для суда Минори. После сожжения тел Киоши и настоящего короля, Масаки, Аса планировала бродить по Королевству. Но она ощущала, что суд закроет книгу обо всем произошедшем за последние несколько месяцев.

Этого она хотела: оставить прошлое позади, начать заново, словно на горизонте еще была целая жизнь.

Но она слушала обвинения Минори, и мрачные воспоминания крутились в голове. Она не могла забыть клинка, который пришел в их дом и сообщил ее семье об убийстве ее отца, и как она годами училась и искала убийцу, загадочного клинка ночи Осаму.

Больше тех воспоминаний она хотела забыть боль предательства, когда она узнала, что Осаму был Киоши. Советник короля Масаки и друг, сильный клинок дня.

Она нашла его в долинах в паре дюжин лиг от места, где теперь сидела и смотрела суд. Она убила его.

Аса хотела, чтобы последний бой был простым. Она нанесла Киоши серьезный удар, который мог убить в открытом пространстве прерий, где они бились. Но Киоши тоже смертельно ранил ее. В конце он использовал свою энергию, чтобы спасти ее, обрекая себя в процессе. От этих воспоминаний у нее все еще выступали слезы.

Хоть работа ее жизни была завершена, Асе казалось, что чего-то не хватало. И она оставалась тут, думая, что суд Минори закончит ее историю. Она не сомневалась, что клинка ночи посчитают виновным, и Шин укрепит власть. Вопрос о клинках был открытым, но она подозревала, что, как только Шин захватит трон прочно, он оставит речи против клинков ночи, и мир станет нормальным.

Аса слушала краем уха суд. Она не верила, что правда всплывет. Политики редко были надёжными, и почти ничего из того, что она видела в прошлом году, не опровергло это. Суд Минори был притворным, но никто так не думал. Все говорил о суде, и, пока Аса шла в толпе, ее удивило количество гнева на Минори.

Гнев печалил ее. Дома людей были разрушены, их средства к существованию остались лишь воспоминаниями. Им следовало сосредоточиться на будущем, а не винить прошлое.

День за днем ​​Аса пробивалась сквозь толпу. Она не могла расширить чувство больше, чем на пару шагов. Иначе это сокрушило бы ее разум и сбило бы ее на землю. В отличие от окружающих, она была одета в более теплую зимнюю мантию. Она покинула Убежище со всем своим имуществом за несколько дней до сожжения.

От этого ей повезло больше, чем большинству. Город был эвакуирован в спешке, и люди уехали с одеждой, какая была на них, и почти без ничего. Осень была слишком холодной для одежды, которую носили люди, и массы сбивались в кучу для тепла, крепко обвивали себя руками и постоянно дрожали. Многие, выходя из палаток, были одеты только в тонкие халаты. Они метались от группы к группе, всегда держась рядом с другими для тепла.

Несмотря на позор из-за того, что они так плохо одеты на публике, и холодную погоду, жители выходили день за днем, готовые излить свой гнев на клинков ночи в лице Минори.

Утром в день казни Минори Аса пообещала себе, что уедет тем же вечером. Больше не было смысла оставаться. Если смерть Минори не закроет пропасть внутри нее, единственным выходом, который она могла придумать, было время на исцеление.

Аса не пыталась протолкнуться дальше в толпе. Она была замаскирована под простолюдинку, но ненависть к клинкам была как никогда высока, и она не хотела привлекать к себе внимание. Вместо этого она оставалась позади толпы, следя за тем, чтобы путь к отступлению всегда был поблизости. По мере того как все больше людей сбивалось в толпу, чтобы увидеть казнь, Аса пятилась, держась свободных групп людей в тылу.

Минори вытащили и поставили на платформе. Она была разочарована. Этот момент должен был принести ей завершение, но, посмотрев на сломанную фигуру клинка ночи, когда-то столь гордого, она почувствовала непреодолимое горе. За все интриги и усилия, которые Минори и Киоши приложили для противостояния друг другу, награда была одна и та же: преждевременное путешествие к Великому Циклу. Они оба так усердно работали, чтобы обеспечить будущее клинков, но, в конце концов, клинков стали ненавидеть больше, чем когда-либо прежде.

Шин говорил с толпой, но Аса не слышала слова со своего места. Но она и не хотела слушать.

Пустота в ней когда-то раздражала, вызывала зуд, но теперь стала глубже, беспокоила сильнее.

Заключение ее истории должно было закрыть ее раны, но при виде Минори, который висел на столбе, в сердце появилась дыра, почти такая же глубокая, как в день, когда она узнала о смерти ее отца.

Жизнь Киоши и жизнь Минори. Обе были бессмысленными.

И ее месть была бессмысленной. Ее действия не принесли ей покоя. Она проснулась, ощущая себя так же, как два месяца или два года назад.

Аса хотела кричать небу, бить по покрытой снегом земле кулаками.

Но она стояла, как статуя, смотрела на Шина, пока он говорил.

Боль была такой, что она не сразу поняла, что что-то происходит спереди. Но, сосредоточившись на настоящем, она увидела, что на платформу что-то напал.

Аса знала, кто напал, раньше, чем увидела его. Только один человек попробовал бы.

Она наблюдала, как Коджи увернулся от копья. Смотрела, как он колебался всего несколько мгновений, прежде чем убить Шина. Смотрела, как он дал Минори смерть воина.

А ей было все равно.

Ей было все равно, что Шин мертв или что Минори не испытал на себе настоящее наказание.

Ей было все равно, что Коджи еще был жив.

Толпа запаниковала, реакции Аса не поняла. Им ничего не угрожало. Зрители топтали друг друга, пытаясь уйти как можно дальше от платформы, как если бы Коджи хотел забрать их жизни. Незаполненный тыл толпы внезапно захлестнули люди, пытающиеся убежать.

Несколько мгновений Аса стояла там, толпа расходилась вокруг нее, как будто она была камнем в могучей реке. Ее взгляд были устремлен на платформу далеко впереди, но оставался рассеянным, пока она смотрела в пространство.

Наконец, более рациональная часть ее разума напомнила ей, что было бы разумно уйти с толпой. Она медленно повернулась и пошла прочь, чувствуя себя бессмысленной перед мощью Великого Цикла.

Аса вернулась в палатку, которую звала домом несколько дней. У нее было много денег, достаточно, чтобы снять комнату в гостинице, даже несмотря на хаос, вызванный сильно завышенными ценами. Однако она считала, что денег ей хватит надолго, поэтому держала свои кошельки связанными и притворялась беженкой из Убежища.

Аса несла мало, большую часть жизни прожила в разъездах. Единственным ее ценным имуществом было оружие, которое оставалось при ней почти всегда. Маленькие, но смертоносные метательные ножи были в ножнах, обернутых вокруг ее предплечий. Более длинный нож с тонкой рукоятью висел в ножнах на внутренней стороне левого бедра. Ее два коротких меча, основное оружие, жили в разных домах в зависимости от обстоятельств. Поскольку она скрывалась, сегодня они были привязаны к ее спине между лопатками, под одеждой. Она собрала то немногое, что осталось в палатке, и еще раз огляделась перед отбытием.

В тот момент ей очень захотелось оказаться подальше от руин Убежища. Мало того, что она не нашла выхода, смерть Шина спровоцировала войну. Аса была уверена в этом так же, как и в завтрашнем восходе солнца.

События последних двух месяцев отправили армии каждого из трех больших домов к Убежищу. Действия Шина предотвратили конфликт, но три армии по-прежнему стояли лагерем в этом районе, до каждой оставался день пути. Теперь, когда он был мертв, никто не стоял между массами солдат.

В нескольких шагах от своей палатки Аса столкнулась с другой проблемой. Она не знала, куда идти дальше. Очевидным ответом было вернуться в Звездопад и доложить Хаджими, главе Совета Клинков. Но когда она обдумала план, она поняла, что пользы от этого мало.

Хаджими узнает о случившемся из своих источников. Аса не хотела позорить имя, которое Киоши сделал себе во второй жизни. У лидера клинков были дела важнее.

Она могла выдать себя, как предлагали плакаты. Но она понимала, что ее ждала только смерть.

По лагерю беженцев подул резкий ветер. Аса не знала, была ли погода счастливой случайностью, или зима в этом году действительно наступила рано. В любом случае, холод представлял реальную опасность для тысяч людей, у которых не было более прочного укрытия, чем палатки.

Мысль о холоде заставила Асу подумать о горах, и именно так она приняла решение. Ей всегда хотелось проводить больше времени в горах, местности, по которой она редко путешествовала. Лучшее место с высокими захватывающими вершинами было в царстве покойного лорда Джуро. Не имея лучших вариантов, она решила послушаться импульса. Аса повернула на северо-восток и пошла прочь от лагеря.

В конце концов, давка людей уменьшилась. На окраине лагеря беженцев было гораздо меньше людей, чем в центре, и Аса мельком увидела надвигающийся хаос. Повозки с припасами были остановлены за пределами импровизированного города из-за отсутствия направления. Аса заметила, что несколько телег, полностью загруженных необходимыми припасами, покидали этот район. В лагере царил робкий покой, но это не было расслабляющим покоем медленного летнего вечера; скорее, это была абсолютная тишина перед тем, как на равнины обрушится шторм.

Шин основал лагерь беженцев и обеспечивал его припасами. Теперь, когда он был мертв, воцарилась неопределенность. Аса обеспокоенно покачала головой. Вскоре не только начнется битва, но и этот лагерь, который поддерживал тех, кто потерял свои дома, станет местом хаоса, поскольку люди будут изо всех сил пытаться найти пищу. Бедствие было прямо на глазах у всех, но никто не хотел предотвратить его.

Если бы Киоши был еще жив, он бы что-то сделал. Аса была уверена в этом. Эта мысль заставила ее остановиться. Что она могла сделать?

Эта мысль исчезла так же быстро, как и пришла, и Аса продолжила свой путь. Она не была Киоши, и все его усилия ни к чему не привели. Она не могла спасти город беженцев, и правда была в том, что ей было все равно.

Она была на окраине лагеря, когда наткнулась на семью, которая пыталась уехать на телеге. Одно из колес оторвалось, телега перевернулась, и все имущество семьи рассыпалось по земле.

Недолго думая, Аса пошла помогать семье. Она поставила мешок и собрала несколько рассыпанных вещей, передала их жене, пока та загружала телегу. Женщина поклонилась ей.

Аса собрала несколько охапок, когда все пошло не так. Мгновение небрежности выдало ее. Вместо того чтобы сесть на корточки, чтобы взять мешок с рисом, она согнулась в талии. Аса не заметила этого взгляда, но когда она встала с мешком риса в руке, она заметила ужас на лице женщины.

Ей не нужно было рассказывать, что случилось. Единственные женщины, которые носили мечи в Королевстве, были клинками.

Жена закричала:

— Клинок ночи! — и весь мир ускорился.

Аса направила чувство, которое так долго сдерживала в толпе. Рядом находилась лишь горстка людей, но одна группа из четырех человек побежала к ним почти строем. Быстрый взгляд через плечо подтвердил, что это были солдаты.

Ее чувство уловило еще одно движение. Муж, который ремонтировал телегу, встал и вытащил косу из семейного имущества. Она увидела сочетание гнева и испуга на лице мужчины, но он все же шагнул вперед, его гнев на клинков пересилил его страх перед их способностями. В мгновение ока вся ее помощь его семье была забыта.

Аса могла убить их. Даже солдаты двигались как стандартная пехота. Несмотря на скорость ее меча, ни у кого не было ни единого шанса. Но она не хотела больше проливать кровь. Аса швырнула мешок с рисом мужу, повернулась, схватила свою сумку и побежала прочь.

Она чувствовала, что ее преследовали, и одинокий лучник натянул тетиву до щеки. Он целился хорошо, но Аса знал, когда он отпустил тетиву. Она остановилась как вкопанная, и стрела рассекла воздух перед ней.

Ее самая большая проблема заключалась в том, что спрятаться было негде. Они были на холмистых равнинах юга, и было не так уж много способов потерять преследователей. Ей приходилось опережать их, пока они не потеряли к ней интерес.

Аса бежала, легкие начали гореть. Она была хорошо подготовлена к пылу боя, но не для бега на большие дистанции. Она отдала бы все ради лошади в этот миг.

Гнев, подгоняющий ее преследователей, был сильным. Асе казалось, что они давно должны были отстать, но они бежали за ней, не выпускали ее из виду.

Аса не знала, сколько времени бежала. Когда погоня, наконец, прекратилась, она продолжала бежать, пока не скрылась из виду за небольшим возвышением.

Наконец, она смогла остановиться и перевести дух, измученная и избитая. И все же ей придется продолжать идти. Она попыталась представить в голове карту того места, где она была. Найти место для ночлега будет непросто, но она будет идти, пока не найдет его.

Аса была клинком ночи, и она знала, что за ней будут бесконечно охотиться все, кто узнает ее личность.

Глава 3

Мари медитировала перед самодельным храмом, глубоко вдыхала и выдыхала через равные промежутки. Звуки из-под ее комнаты в гостинице все время уводили ее от практики, но после каждого отвлечения она возвращала внимание к дыханию. В детстве она ненавидела практику медитации, сидеть спокойно и сосредотачиваться на таком естественном процессе.

Вместо медитации она всегда любила читать, ее яркое воображение оживляло страницы рассказов. Когда ее нос не утыкался в книги, она пыталась прокрасться на боевые тренировки, которые ежедневно проводили ее братья. Снова и снова ей говорили, что бой не для женщин, и особенно не для дворян. Однако никто никогда не давал ей убедительных причин, почему, поэтому она продолжала наблюдать за своими братьями и имитировать их движения в тени.

По мере того, как она становилась старше, на нее возлагалось больше обязанностей, и она стала более ясно понимать цель медитации. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, медитация превратилась в остров посреди заброшенного штормом моря, которым была ее жизнь. Теперь она ежедневно старалась заниматься этим.

Мари не медитировала какое-то время. В некоторые дни ее разум слишком сильно блуждал, не слушался, и короткая сессия — это все, что ей удавалось. В другие дни сосредоточенность давалась легко, и она могла сидеть до середины утра. В любом случае, всегда был момент, когда она знала, что зашла настолько далеко, насколько это было выгодно, и ее ум и внимание немного отвлекались от практики.

Храм помогал ей. Казалось, что мир вокруг нее с каждым днем ​​все больше погружался в хаос, но здесь, стоя на коленях перед алтарем, она чувствовала себя умиротворенной.

Храм принадлежал ее покойному брату Джуро, убитому менее месяца назад, предположительно, клинком ночи. Подношение было простым, как и ее брат. Центральным элементом был его меч, кусок стали, который их отец подарил Джуро в тот день, когда он отрекся от престола лорда дома Кита. Здоровье их отца было подорвано уже тогда, и Мари отчетливо помнила выражение торжественной ответственности на лице Джуро, когда он дал клятву и стал лордом. Воспоминание вызвало на ее лице намек на улыбку.

Под мечом были два листка бумаги, жетоны, которые смутили бы Джуро, если бы он знал, что его младшая сестра все еще хранила их. Оба были подарками. На первой бумаге было только имя Мари, но ее подарил ей Джуро, когда она только начала учиться писать. Благодаря этой бумаге Мари научилась писать свое имя, и у нее развился ненасытный аппетит к чтению и письму. Их отец был старомодным и не понимал, почему Мари хотела быть грамотной, но по-своему он всегда был добрым и потакал страсти Мари с личным наставником.

Второй лист бумаги был тем, что действительно мучило бы Джуро — стихотворение, которое он написал ей перед тем, как отправиться в свое первое патрулирование. Как и все дети, Джуро вырос на сказках о древних героях, и в какой-то момент он узнал, что некоторые из его любимых воинов тоже были поэтами. Молодой будущий лорд подарил сестре свои первые попытки. Мари усмехнулась горько-сладкому воспоминанию о том, как ее брат впервые уехал.

Храм был маленьким и почти пустым, было даже обидно. Но Джуро был простым человеком, у которого было мало имущества. Он мало что оставил.

Мари подумала об этом после того, как первая волна горя из-за смерти брата прошла. Когда их отец умер, последствия были огромными. Он, конечно, знал, что его путешествие к Великому Циклу приближается, и принял меры, чтобы уменьшить воздействие на свой дом. Он повысил Джуро и руководил им так хорошо, как мог. Но в большинстве вещей он прожил жизнь богато, и их замок в Стоункип все еще был до краев заполнен предметами, которые они никогда больше не будут использовать. Их отец оставил в этом мире брешь, на то, чтобы стереть ее, потребуется время.

Джуро был почти противоположным. Он избегал материального богатства, будучи одержимым путем воина. Единственным его ценным достоянием был меч. В ткани мира Джуро не оставил след. Он пришел и ушел почти без следа.

Когда Мари впервые осознала эту истину, ее глаза наполнились слезами. Она хотела, чтобы ее брат оставил наследство, пусть даже в виде лишнего имущества. Однако теперь она считала сосредоточенность брата положительной чертой. Воодушевленная, она незаметно избавлялась от материальных предметов в надежде, что ей удастся добиться ясности намерений своего брата.

Техника работала. Мари вынашивала амбиции и планы, и в отличие от большинства женщин, которых она знала, она не боялась выяснить, как реализовать эти амбиции. Через месяц после смерти брата она нашла новый уровень ясности и понимания.

Мари глубоко поклонилась храму, еще раз поблагодарив своего брата за все, что он дал ей, как в жизни, так и в смерти. Она поклялась всегда чтить его память, и она была женщиной, которая сдерживала обещания.

Встав, Мари прошла к своему простому столу, где были аккуратно разложены бумаги. Подавляющее большинство из них было исписано ее рукой на вымышленном языке, который знала только она. Ключа не было, хотя она ожидала, что лучшие дешифровщики Королевства могли расшифровать язык на основе шаблонов.

Взгляд Мари пробегал по стопкам, пока она обдумывала следующие действия. Бумаги были отсортированы с помощью системы, известной только Мари, каждая из которых была помечена одним или несколькими словами в верхних углах, что позволяло ей сортировать и систематизировать информацию по своему усмотрению.

Она была убеждена, что информация — ключ к успеху и власти. Причина, по которой клинки ночи обладали такой силой, заключалась в том, что чувство давало им больше информации, чем было у других. Эти дополнительные знания сделали их легендарными воинами, но не сделали их лучшими людьми.

Мари не могла действовать силой. Ее отец, возможно, был щедрым, но, если не считать простых уроков самообороны, он был слишком старомоден, чтобы обучать свою дочь военному делу. Мари ходила с тонким клинком, привязанным к внутренней стороне бедра, и она знала, как им пользоваться, но не благодаря отцу.

Так что Мари сосредоточилась на нитях между ними. Взаимозависимость была учением, в которое она глубоко верила, и, оказывая все возможное влияние в тех местах, где могла, она медленно проявляла свою волю в этом мире. Возможно, ее методы были не такими простыми, как рубить противников мечом, но они все же были эффективны.

В эти дни ее внимание привлекли, в частности, несколько документов. Эти бумаги были одними из немногих, написанных не ее рукой, и ей было опасно ими владеть. Но идеи в них необходимо было учитывать, и риск был неизбежен.

Это было собрание учений мужчины, который жил на западе Королевства. Мужчины по имени Такаши. Мари была уверена, что это изменит судьбу мира.

Ее размышления прервал тихий стук в дверь ее покоев. Она без спешки спрятала опасные бумаги в стопку, где нашла их. Она встала и грациозно подошла к двери, хотя никто не следил.

Одна из ее теней была у двери. Деньги были одним из инструментов, которых у Мари было много, и значительная часть ее богатства пошла на развитие сети теней, которая могла бы соперничать с любой другой в Королевстве. Тень не терял время на ненужные приветствия. Он передал запечатанную записку Мари и вышел в коридор.

Она открыла записку и быстро прочитала ее, хмурясь. Она перечитала короткое послание, чтобы убедиться, что все поняла, затем бросила его в небольшой костер, согревающий ее комнату в гостинице. Убедившись, что бумага стала пеплом, она отвернулась от огня и обдумала варианты.

К этому моменту она готовилась уже почти полмесяца. Она, конечно, надеялась, что до этого не дойдет, но обстоятельства нельзя было контролировать.

Ей хотелось броситься к комнате младшего брата, но она сдержалась. Ее разум метался, она заставила тело полностью замереть. Посторонний, вошедший в комнату в этот момент, мог бы счесть ее статуей, если бы не плавное движение ее груди.

В самом сердце хаоса заключались величайшие возможности. Об этом ей рассказало изучение истории. Здесь была возможность; ей просто нужно было найти и использовать это.

Ответ пришел к ней. Она проверила решение, прокручивая его в уме, чтобы посмотреть, выдерживало ли оно разумные возражения. Она кивнула самой себе. Ее план мог сработать. Ее обязанность — заставить его сработать.

Она шагнула вперед, переходя от неподвижности к движению с равновесием танцовщицы, которое она тренировала на протяжении многих лет. Ее отец, разочарованный своей неспособностью удержать дочь от физических занятий, пошел на компромисс, позволив ей заниматься этим.

Их отряд снял гостиницу в стороне от Убежища. Она и ее брат сопровождали армию. Может, «снял» было не совсем точным. Они управляли армией. Хозяин гостиницы получал мало денег за то, что принял их. Ее брат ненавидел расставаться с деньгами, когда не нужно.

Мари вышла из комнаты и прошла к комнате брата. Стражи у двери поклонились ей и позволили постучать.

Дверь открыл страж с другой стороны, он впустил ее без слов. Ее брат был там, окруженный советниками, его военным советом.

Сцену перед ней можно было посчитать смешной. Хоть они заняли всю гостиницу, командиры решили, что общая комната на первом этаже была слишком легкодоступной для их тайных военных советов. Вместо этого они использовали комнату ее брата, установили большой стол с картами в маленькой комнате. Генералы и лорд втиснулись вокруг него, один генерал едва мог стоять, постоянно сжимал край стола, чтобы не упасть на кровать, сдвинутую в угол. Мари сдержала улыбку, неуместную для ситуации.

Хироми не был Джуро. Братьев разделяли не только годы. Джуро никогда не хотел быть главой семьи, хотел жизнь солдата. Он не был лучшим лордом, но был честен и прямолинеен. Не политик, даже не лидер, подходящий его обязанностей, а хороший человек. Он достаточно хорошо руководил ими.

У Хироми не было телосложения Джуро. Как и Джуро, Хироми обучался военному искусству, но никогда не относился к этому так, как его старший брат. Хироми, младший из трех, хотел стать лордом дома Кита. Мари считала, что его амбиции коренились в естественном инстинкте хотеть того, чем вы не могли обладать.

Если бы не серьезность ситуации, эта ирония рассмешила бы Мари. Хироми не присутствовал при коронации Джуро. Джуро подошел к их отцу, преклонив колени, и умолял забрать у него корону. Он хотел вернуться и командовать своими людьми в армии.

Их отец был огорчен просьбой, но, наконец, сказал: «Истинный признак правителя — это желание не править. Мое решение остается в силе».

Джуро не спорил, движимый честью. Но Мари видела, как он сжимал и разжимал кулаки, когда выходил из комнаты все эти годы назад.

Зато Хироми боролся и строил планы годами, пытаясь выиграть гонку, в которой он был единственным участником.

Теперь обстоятельства дали ему то, чего он желал, и Мари признала, что со временем Хироми мог стать намного лучшим лордом, чем был Джуро. Хироми не понимал войны и был ослеплен своей жаждой большей власти, но он понимал людей. Правильно направленный, Хироми мог изменить Королевство. Такова была цель Мари.

Хироми заметил ее, но командиры не остановили встречу. Место Мари в доме было уникальным. Она была одним из близких советников Джуро и потому могла проходить в комнату совета. К сожалению, она не могла больше ничего сделать. Джуро понимал, что хороший совет мог прийти отовсюду, но мужчины в комнате это мнение не разделяли. Если она осмелится высказать свое мнение, ее прогонят с собраний.

Генералы Хироми рассказывали ему о движениях отрядов других домов. Мари заметила, что для них другие звучали как враги. Они еще не воевали, но генералы верили, что конфликт был предрешен.

В записке Мари сообщалось о смерти Шина этим утром. В ответ войска лорда Исаму подошли ближе к лагерю беженцев. Из-за этого армии Шина, возглавляемые теперь его младшим братом Каташи, сомкнулись в обороне. Все это Мари уже знала. После нескольких минут встречи она была почти уверена, что армии вот-вот столкнутся.

Генералы выделяли холмы, куда, по их мнению, Хироми следовало перебросить свою армию. Они высчитали место предстоящего конфликта и полагали, что более высокая местность ставила их в наиболее выгодное положение.

Когда в разговоре наступил перерыв, Мари шаркнула ногами, привлекая к себе внимание. Она низко поклонилась, притворно извиняясь за незначительное нарушение.

— Я дико извиняюсь, генералы, но я только что услышала новости о смерти короля Шина. Я знаю, что время очень важно, но могу ли я провести несколько минут наедине с моим братом, чтобы разделить скорбь о другой королевской смерти вскоре после того, как Масаки присоединился к Великому Циклу?

Оправдание было неубедительным, и Мари не сомневалась, что все в комнате видели ее уловку, но Мари не думала, что у нее было время на хитрость. На этом собрании будет принято решение начать войну. Тем не менее, вежливость была учтена, и у них не было другого выбора, кроме как уступить. Они согласились, неохотно предоставив Мари и ее брату несколько минут наедине.

Хироми не понравилось, что его прервали. Мари не удивилась. Он ненавидел мысль о том, что его генералы считали, что он слушал советы своей старшей сестры. Как и Джуро, он признавал ее мудрость и смотрел на нее как на старшего брата, но никогда не признавал этого публично.

— Сестра, — сказал он с заметной резкостью в голосе.

— Прошу прощения за свои действия, но тебе нужно сделать паузу и подумать.

Хироми вздохнул, выразив покорность.

— Давай прямо, сестра. Изложи свое дело и уходи.

Она смотрела на его ноги, пока перечисляла то, что придумала в своей комнате.

— Во-первых, ты не знаешь причины передвижения.

Хироми прервал ее, проявив нетерпение:

— Шин умер! Мы боремся за трон.

Мари подняла взгляд, сталь в ее глазах заставила Хироми утихнуть.

— Или отряды Исаму подумали, что Каташи нужна помощь, чтобы успокоить народ. Это земля его дома. Глупо врываться, не оценив всю ситуацию.

Хироми явно хотел возразить, но не был глупым. Он знал, что сестра говорила разумно.

— Во-вторых, хоть я не сильна в военных стратегиях, разве не лучше выждать первый бой? Если другие дома станут нашими врагами, пусть ослабят друг друга атаками. И мы вступим в бой, если нужно, когда противники будут уже в крови.

Она рискнула взглянуть на Хироми, проверить, обдумывал ли он ее слова. Она продолжила:

— В-третьих, мы все еще не знаем, что происходит с клинками.

— На них охотятся, где бы ни нашли.

Мари сдержала гримасу. Хироми все еще верил всему, что слышал.

— Возможно. Или эта история — уловка дома Амари.

Хироми выглядел так, словно даже не думал о таком варианте.

— Дело в том, что клинки — неизвестное. Если хотя бы дюжина клинков будет на стороне одного из домов, курс боя изменится. Выждав, ты узнаешь, есть ли у других домов клинки, или сообщения о них — правда.

— Это все?

Мари кивнула. Ей не нравилось, что нужно было уговаривать Хироми, но другого пути не было. Она видела, что он понял ее логику. Он быстро соображал, но Мари росла с юным лордом, знала, что убедила его. Она выдохнула с облегчением. Ее маневр хотя бы дал ей время, но, если повезет, этого времени хватит для ее планов.

Она повернулась и вышла из комнаты, низко поклонилась генералам снаружи.

— Еще раз простите, генералы. Благодарю, что вы щедро позволили нам минутку личного горя по тому, с кем мы были близки.

Дверь за ней закрылась, она услышала, как ее младший брат властно заговорил:

— Генералы, за время горя с моей сестрой я развил новую стратегию для победы.

Мари скрыла облегчение от стражи, пока дверь закрывалась. Ей было плевать на то, что ее идеи выдавали за свои. Только результат. Пришло время действовать по плану, была она готова или нет.

Мари подошла к полю битвы со смесью трепета и волнения. Она никогда раньше не видела сражений, и ее естественное любопытство было возбуждено перспективой нового опыта. Ее захлестнуло чувство вины, но это не сделало ее интерес менее реальным.

Когда она пыталась обосновать свой интерес, она говорила себе, что ее действия, даже за кулисами, вполне могли привести к смерти других. Она не была уверена, что в хаосе можно было избежать последствий, и она не хотела игнорировать неприятные истины власти. Если она не могла видеть результаты своих решений, она вообще не имела права принимать эти решения.

Но она бы солгала, если бы сказала, что не боится. Она не считала себя хрупкой, но боялась, что наблюдение за битвой станет проверкой ее храбрости. А если она поймет свое желание?

Мари яростно выбросила эти мысли из головы. Не могло быть места для сомнений. Только сила и действие. Она не могла проявить слабости перед собравшимися генералами.

Мари, Хироми, их генералы и помощники поселились на возвышенности с видом на место битвы между домом лорда Исаму Фуджита и домом лорда Каташи Амари. Последние несколько дней армии подбирались ближе, сегодняшний бой был неизбежен.

Тени Мари смогли дать некоторую информацию о прелюдии к бою, но на ее взгляд, этого было слишком мало. Она не могла понять, почему произошел этот бой. Ее тени указали, что ни одна из сторон не хотела сражаться, но обе, казалось, были верны своему курсу действий. Мари чувствовала себя так, как будто Великий Цикл управлял ситуацией, и гигантский валун столкнули с холма, и теперь его уже нельзя было остановить.

Обе стороны были виноваты и упрямы. После смерти Шина трон технически перешел к Каташи, но мальчику было всего девятнадцать, а Шин был королем меньше месяца. Ни Исаму, ни Хироми не признали претензий мальчика. Каташи, похоже, был готов уладить этот вопрос силой, и, если можно было верить теням Мари, его хорошо обученные войска легко могли одолеть дезорганизованные силы Исаму.

Исаму тоже хотел забрать трон после смерти Шина. Он спорил, что, как самый опытный лорд, пробывший дольше всех у власти, он был очевидным выбором. Два других дома молчали в ответ.

Если бы Хироми поддержал один из других домов, дело можно было бы уладить. Но он не хотел кланяться другому лорду. Мари обдумала это дело, и хоть ее сердце желало мира, она не могла заставить себя поддерживать кого-то, кроме Хироми. Исаму был слабым лидером, что было видно по его войскам. Каташи имел потенциал, но был еще младше и неопытнее, чем Хироми. В ограниченном общении Мари с сыном Шина она не доверяла ему. Таким образом, она посоветовала начать дипломатию с того, чтобы другие лорды признали Хироми своим королем.

Если бы обстоятельства или руководители были другими, возможно, они смогли бы договориться. Вместо этого на горизонте маячила гражданская война.

От теней они узнали, что Каташи планировал атаковать утром, и Хироми настаивал на наблюдении, «чтобы лучше понять противников, с которыми они столкнулись».

Причина была мутной, но правды никто не признавал. Как и Мари, Хироми никогда не видел, чтобы две полные армии встречались в бою. В отличие от нее, он не испытывал особого беспокойства. Он считал войны славными и почетными, там люди проверяли свои способности друг против друга. Когда он был мальчиком, он поглощал истории о героях и клинках, и, хотя он не мог сравниться в боевом мастерстве с Джуро, война была для него привлекательна.

Мари боялась, что предстоящая битва только разожжет его аппетит. Ощущения, которые она испытывала, было трудно понять. Она и ее брат были в безопасности и на расстоянии. Знамена дома Кита гордо развевались на утреннем ветру, и ни одна армия не осмелилась бы напасть на них. Хироми видел битву и маневры, но не видел крови и страданий. Их слуги даже устроили пикник на весь день.

Группа подошла к своей высокой позиции и спешилась. Мари посмотрела на поле битвы, когда взошло солнце. Прерия здесь была не совсем плоской, плавные изгибы создавали у войск иллюзию безопасности. Когда Мари посмотрела на поле, она увидела, что битва будет всем, чего она боялась. Не было прикрытия и защиты. Это будет битва силы против силы. Фланговые маневры будут видны издалека, а местность не давала стратегических преимуществ ни для одной из сторон.

Она подозревала, что этого и хотел Каташи все это время. Во всех отчетах говорилось, что его войска были лучше обучены и дисциплинированы. Устраняя преимущества местности, он уменьшил шанс блестящего, но удачного маневра одного из генералов Исаму. Стратегия стоила бы жизней, но, если она понимала правильно, фактически гарантировала победу.

В тишине перед атакой была красота. Мари была впечатлена организованностью и смелостью, проявленной присутствующими. Ветер поднялся, знамена хлопали, и Мари куталась плотнее в одежду. Поверх шелкового повседневного наряда на ней были тяжелые синие мантии, но она все равно дрожала. Погода весь месяц была на удивление холодной.

Часть Мари уговаривала ее бежать на поле битвы, встать между двумя линиями и героически призывать к миру. Она заставила замолчать свою глупость.

Крик раздался с одной из линий, и силы Каташи начали наступление. Мари не слишком хорошо разбиралась в военной стратегии, но она видела, что линии оставались организованными по мере продвижения, и когда они оказались в пределах досягаемости, они выпустили стрелы, от них потемнело небо.

Издалека было легко восхищаться красивыми искрящимися снарядами, летящими сотнями за раз. Если бы можно было игнорировать смерть в конце их полета, Мари могла бы назвать это зрелище одним из самых впечатляющих в ее жизни.

Здесь стала очевидной первая разница между силами. Каташи выпускал волну за волной стрел, бесконечный дождь ужаса на врага, ответный огонь которого был прерывистым.

Она взглянула на своего младшего брата, он был почти в восторге от зрелища перед ним. Это выражение его лица напугало ее больше, чем любое другое. Он был умным человеком, но его детское увлечение войной могло привести его к принятию ужасных решений.

Линии встретились с ревом и холодным звоном стали. С самого начала исход боя был ясен. Как только линии встретились, силы Исаму, казалось, рассыпались, будто они были бумагой, брошенной в стремительный поток. Даже на расстоянии Мари видела, как силы Каташи оставались сплоченными, пробивали тонкую оболочку порядка, скреплявшего армию Исаму.

Ее сердце сжималось, пока она наблюдала за спокойной точностью, которую поддерживала армия Каташи. Их воины были хорошо обучены, и в гористой местности их дома не было лучшей силы. Но она никогда не видела порядка войск Каташи.

Утро шло к концу, и Мари заставила себя наблюдать за всем сражением. С ее точки зрения, битва закончилась почти сразу же, как только началась, но на поле битвы по-прежнему находились тысячи людей. Даже бегство требовало времени. Хироми был очарован, вел тихие дискуссии со своими генералами, пока они ели ранний обед. Мари обнаружила, что у нее пропал аппетит.

Какое-то время, когда солнце стояло выше всего в небе, силы Исаму выглядели так, будто они собирались сплотиться. Они столпились вокруг одного из последних уцелевших знамен и отогнали армию противника на десятки шагов.

Всплеск был слишком слабым, и было уже поздно. Силы Каташи поддались, но не смогли сломаться. Они стали давить еще сильнее, и вскоре битва закончилась.

Мари наблюдала, как солдаты бродили по полю битвы, вонзая мечи в тех врагов, которые были еще живы, но ранены. Целители уносили и пытались спасти тех, кого могли, своими силами. Ей хотелось отвести взгляд, но она не могла оторвать глаз от эффективности, с которой люди Каташи работали, даже после битвы. Желчь поднялась у нее в горле, но она сдерживалась. Не хотела, чтобы ее стошнило при брате и его советниках.

Когда они ехали обратно, Хироми радовался, как никогда раньше. Он продолжал обсуждать моменты со своими командирами, все сильнее звуча так, словно наблюдал за эпической битвой, титаническим сражением между двумя благородными силами. Мари слышала только, что он хотел бы оказаться там, в самом центре конфликта. Она не могла заставить себя ответить, но понимала, что ее будущая задача осложнялась.

Мари была согласна со своим братом в одном: она не думала, что битва запомнится из-за того, насколько хорошо сражались противоборствующие стороны. Все дело с самого начала было односторонним. Но битва запомнится как начало гражданской войны в Королевстве.

Глава 4

Побег Коджи был проще, чем он ожидал. Стражи вокруг Шина были сильными, но те, что были дальше от платформы, пали от его меча, взмахи убрали целый отряд. Он посеял достаточно смятения и страха, что легко смог скрыться в толпе, собравшейся на казнь.

Он почти был разочарован. Шин был королем, и если бы даже два клинка ночи были там, Коджи не добрался бы до него вовремя. Шин хотел увидеть, каким будет Королевство без защиты клинков, и он первым это выяснил.

Путь Коджи был ясным. Его личная месть и честь были удовлетворены. Дальше нужно было понять его место среди клинков. Он будет осторожен. Официально он все еще был под смертным приговором от Киоши много месяцев назад. Минори скрыл его, но оба старика теперь были мертвы, и Коджи не знал, считался ли приговор активным.

И он не знал, как убийство Шина повлияет на его будущее с его народом. Если ситуация была так плоха, как говорил Шин, Коджи могли принять как героя за убийство худшего врага клинков. Если мертвый король преувеличивал ради власти, Коджи могли приговорить к смерти среди своего народа.

В любом случае, самый простой способ узнать это — отправиться к ближайшему месту ​​с клинками. Учитывая кочевой образ жизни большинства клинков, была создана система станций, которая служила как центром для сообщений, так и местом, где можно было остановиться. Большинство из них были простыми одиночными постройками с несколькими местами, где можно было поспать и тренироваться. Убежище сгорело дотла, и ближайшей была деревня под названием Край Реки, примерно в девяти днях ходьбы. Коджи уже нес все свои вещи, поэтому немедленно ушел.

Дорога была забита людьми, пытающимися избежать приближающегося хаоса. Коджи позволил волне людей нести его, не использовал свое чувство, чтобы не растеряться среди беженцев и не попасться клинкам, которые могли его искать. Отказ от дара даже на время заставил его почувствовать себя уязвимым, как ребенок, но его разум подозревал, что так среди толпы он был в большей безопасности.

Страх казался ему осязаемым. Многие семьи не знали, где найти пищу, кров или безопасность. Коджи, который мог найти все это независимо от обстоятельств, с трудом понимал волны паники, захлестнувшие вереницу людей, бегущих от руин Убежища.

Иногда Коджи останавливался, чтобы помочь, где мог. Он держал тележку, пока фермер менял колесо. Он подобрал маленького ребенка, которого могли растоптать люди, не замечающие ничего вокруг, спеша уйти. Несколько мгновений спустя клинок нашел благодарную мать. Его долг, по его мнению, по-прежнему оставался перед народом Королевства.

Ночью Коджи сошел с дороги и забрел подальше, убедился, что был один. Чувство защищало его, пока он спал, предупреждая о приближении любого человека.

Коджи спал под звездами, плотной одежды и навыков хватало, чтобы согреться в морозные ночи, которые становились все холоднее. Если погода продолжит становиться все холоднее, ему вскоре придется искать убежище или рисковать костром в ночи.

На следующий день толпа на дороге была еще более взволнована. Еды было мало, а жилья — тем более. Распространялись слухи о надвигающейся гражданской войне, и Коджи видел все больше насилия, когда люди дрались за еду или палатки. Он видел, как один мужчина ударил другого за кусок яблока. Вспышки были случайными, но если что-то не предпринять в ближайшее время, дорога окажется небезопасной даже для такого сильного человека, как он.

Той ночью Коджи впервые задумался, верно ли поступил. Честь и долг были удовлетворены, но он не учел, что Шин держал Королевство единым.

Коджи боролся с проблемой. Он запутался в паутине обязанностей. Долг перед Минори и его памятью. Долг перед клинками и перед Королевством. Как ему решить, какой долг важнее, когда они воевали друг с другом? Вопрос беспокоил его, и Коджи пока не нашел ответа и уснул.

Следующий день наступил так, как и прошлые. Коджи проснулся и тренировался с пустыми руками. После легкого завтрака он вернулся на дорогу и тут же понял, что что-то было не так. Коджи не нужно было спрашивать, он просто шел и слушал при этом разговоры. Одно слово было на губах у всех.

Война.

Он не знал, мог ли верить новости, но паника на дороге стала почти осязаемой, сжала людей. Семьи бежали, отцы держали детей на руках. Фермеры пытались гнать скот быстрее, а те, кто не мог двигаться быстрее, с опаской смотрел на несущихся вокруг людей. Коджи подумывал помочь кому-то, но каждая идея раскрыла бы, что он был клинком ночи. Вместо этого он сошел с дороги, ощущая вину за то, что убегал от проблем и народа, который должен был защищать.

Коджи был не единственным, кому пришла в голову идея свернуть с дороги, но не многие оставляли иллюзию безопасности на дороге. Как правило, он обнаруживал, что те, кто сошёл с пути, были теми, кто мог выжить самостоятельно. Мужчины, которые зарабатывали на жизнь охотой и отловом. Бывшие солдаты и их семьи.

Вне дороги, казалось, было невысказанное соглашение. Все держались на безопасном расстоянии, и два дня Коджи не разговаривал ни с одной живой душой. Он был даже рад возможности поразмышлять о своих действиях, но он не был против дружеского лица.

Он думал, что был всего в двух днях пути от промежуточной станции, когда чувство предупредило его о присутствии двух других клинков на расстоянии. Осторожно, Коджи подкрался к ним, чувство привело его к небольшому фермерскому дому.

Коджи наблюдал за строением издалека, прежде чем приблизиться. Он не знал свое место среди клинков, не понимал, почему клинки были в фермерском доме посреди пустоты.

Он ждал большую часть дня, наблюдая за фермой и изучая местность. Дом не был защищен. Он вообще не понимал, зачем здесь были клинки. Единственным ценным качеством дома было то, что к нему нельзя было подойти незамеченным.

На ферме было больше двух человек, но Коджи находился достаточно далеко, и он не мог различить жизни. Единственная причина, по которой он заметил этот фермерский дом, — это отчетливое ощущение других одаренных. Коджи посмотрел в сторону промежуточной станции, затем в сторону фермерского дома. Почти незаметно пожав плечами, он направился к дому.

Его рассуждения не были сложными. Промежуточная станция останется, но шанс поговорить двумя клинками вдали от многих мирных жителей был слишком хорош, чтобы упускать его. Если повезет, он поймет, что происходило в мире клинков, и выяснит свое положение.

Когда Коджи подошел к дому, два клинка ночи, которых он почувствовал, вышли, заняли позиции бок о бок примерно в двадцати шагах от двери. Тот, кого Коджи назвал лидером, был меньше по размеру, уголок его рта был приподнят в постоянной ухмылке. Другой был крупный мужчина с бритой головой. Они стояли на страже, неподвижные, как статуи, придавая дому почти угрожающий вид.

Коджи остановился в пятнадцати шагах. Он не хотел представлять никакой угрозы. Он держал руки свободно по бокам, подальше от меча на спине. Два клинка были одеты в свои традиционные одежды, тяжелые черные мантии мягко шелестели на ветру. Коджи заметил деталь. Эти двое не боялись, что их сочтут клинками ночи.

Он попытался измерить их силу — привычка, которую он приобрел много лет назад, для него процесс был таким же простым, как дыхание. Оба они казались сильными и крепкими. Коджи был достаточно уверен в себе, чтобы сразиться с двумя клинками ночи, если нужно, и он не видел здесь ничего опасного. Другие воины, несомненно, были искусными, но не непобедимыми.

Он был уверен, что они тоже оценивали его, и что из-за преимущества в количестве они недооценят его.

Клинок ночи справа от Коджи заговорил первым:

— Здравствуй брат. Добро пожаловать.

Коджи слегка поклонился.

— Я ценю ваше гостеприимство.

Клинки сдвинулись, и миг напряжения между незнакомцами в бушующем мире прошел. Коджи тоже расслабился, хотя его чувство было активным, готовым к любому сюрпризу. Говоривший клинок повернулся и пошел вперед, а лысый мужчина ждал, чтобы последовать за Коджи.

Коджи не был на ферме несколько лет, этот дом был большим. Он огляделся, редкое казалось необычным. Он заметил небольшой, со вкусом оформленный храм Великого Цикла, традиционные три концентрических круга, нарисованных уверенной рукой, хорошо оборудованную кухню, одну большую комнату для обедов и собраний и, казалось, множество спален. Дом был в хорошем состоянии и чистым, деревянные полы и татами были безупречными.

Мебель была старой и явно использовалась часто, но о ней заботились. В бумажных стенах не было дыр, двери легко двигались. Возможно, не богатая семья, но та, которая гордилась своим жилищем. Коджи все это заметил, но ничего не сказал.

Он ощущал другие жизни в здании, но не видел. Он думал спросить о них, но его сдержало предупреждение внутри. Коджи не заметил ничего, что его обеспокоило, но что-то ощущалось неправильно.

Молчание юного клинка ночи не беспокоило двух других. Они добрались до гостиной. Пространство было большим, явно предназначенным для центра активности в доме. Сегодня тут было пусто, если не считать трех клинков.

Коджи пригласили сесть. Клинок ночи, который говорил по пути и приветствовал его снаружи, позвонил в маленький колокольчик. Спустя несколько мгновений Коджи услышал приближающиеся шаги. Вошла молодая женщина и скромно поклонилась.

— У нас гость. Можешь приготовить нам чаю?

Она снова поклонилась и вышла из комнаты, не сказав ни слова. Хотя на ее лице не было никаких признаков недовольства, что-то в ее поведении заставило Коджи поверить, что она несла тяжелое бремя.

Клинок, озвучивший просьбу, увидел, как вопрос промелькнул в глазах Коджи. Он успокаивающе улыбнулся.

— Она — одна из дочерей фермера. Когда мы приехали, мы договорились. Мы предложили защитить территорию, если они будут служить нам, пока мы здесь. Это выгодно всем.

Коджи слышал тон голоса, полуправду в словах, но не задавал вопросов. Его инстинкты предупреждали его, что чем меньше он будет говорить, тем в большей безопасности будет в этом новом мире противоречивых привязанностей.

— Пока мы ждем, давайте представимся. Меня зовут Рё, а мой тихий компаньон — Хироки. Я наставник Хироки, хотя, на мой взгляд, он готов пройти испытания.

Этот факт добавился к растущему списку. Клинки, когда заканчивали обучение в детстве, имели один из двух рангов: мастер или ученик. Чтобы стать учеником, нужно было пройти ряд испытаний. Было три шанса, и если потерпели неудачу, вас больше не считали клинком. Они становились теми, кто обслуживал клинки, доставляли сообщения, обслуживали промежуточные станции и выполняли другие необходимые, но неприятные задачи.

Ученик получал первые свободы. Его назначали к мастеру, и с ним ученик путешествовал по землям. Единственным реальным ограничением было то, что нужно было подчиняться мастеру. Многие клинки проводили большую часть своей жизни в качестве учеников, сражаясь или исцеляя бок о бок с мастерами.

Испытания на то, чтобы стать мастером, были другого рода. Навыки, конечно, были важны, но не менее важны были суждения и мудрость. Стать мастером означало путешествовать самостоятельно, без руководства, кроме случайных приказов Совета Клинков. Таким образом, испытания были непростой задачей, и за всю жизнь разрешалось только две попытки.

Коджи поклонился дуэту, узнав их имена. Он подумывал солгать о своей личности, но отверг эту идею. Были все шансы, что они знали, кто он, и он не хотел терять их доверие.

— Меня зовут Коджи. Рад вас встретить.

Коджи получил в ответ их поклоны, и принесли чай. Он внимательно разглядывал дочь и заметил легкую дрожь в ее пальцах, пока она накрывала на стол. Ее взгляд метался по комнате, словно искал ближайший выход. Выражение его лица оставалось совершенно нейтральным, он ощущал постоянный взгляд Рё.

Дочь ушла, шагая быстрее, чем когда она вошла, и Коджи повернулся к Рё и задал самый животрепещущий вопрос:

— Я должен извиниться за грубость, но я уже несколько дней был в дикой природе. Я планировал пройти на ближайшую станцию ​​и узнать новости.

Его прервал смех Рё.

— Если ты про Край Реки, могу избавить тебя от неприятностей. Станция была сожжена дотла два дня назад, когда пришло известие о смерти Шина.

Коджи попытался закрыть челюсть, но безуспешно.

— Кем?

— Жителями деревни. Не знаю, но я слышал, что хранитель умер в огне. Брат, я рад, что ты нашел нас первыми. Если бы ты дошел до Края Реки, твоя жизнь была бы в опасности.

Коджи не ответил.

— Не знаю, сколько ты слышал, но пару дней назад короля Шина убил клинок ночи, — сказал Рё. — И позже мы услышали, что между домами началась гражданская война. Королевство во многом не едино в эти дни, но одно понятно: все ненавидят клинков.

Коджи переваривал новости, потягивая чай, ком появился в животе. Гражданская война? Клинков все презирали?

Он боялся, что все было из-за него. Если бы он не убил Шина, война не началась бы. Клинки вернули бы себе прежний статус со временем. Вес поступков обрушился на него, и он все думал, не стоило ли просто оборвать свою жизнь. Он не мог жить с таким количеством смертей на плечах.

Он не сразу услышал Рё. Клинок заговорил громче и отвлек Коджи от его мыслей.

— Я спросил, все ли у тебя в порядке. Ты на мгновение побледнел очень сильно.

С почти физическим усилием Коджи вернулся к настоящему.

— Да, прости. Я не понимал, что ситуация стала настолько ужасной. Благодарю за новости, но… это ужасно слышать.

В комнате стало тихо, два клинка дали Коджи время осмыслить новости. Коджи пытался разорвать круговорот в его мыслях, но безуспешно. Непреодолимое чувство вины разрывало его сердце.

Его действия были благородными, не так ли?

Голос Рё снова ворвался в его сознание. Коджи удержался от гневного взгляда.

— Мне очень жаль, что эта новость так тебя обеспокоила. Мы все скоро отправимся спать, но сначала я должен задать тебе вопрос.

Коджи поднял взгляд и сосредоточился на другом клинке ночи.

— Сейчас трудные времена, и наша безопасность важна. Ты знаком с Киоши и Минори, да?

Коджи чуть не рассмеялся. Хотя он лично встречался с Киоши только однажды, он был уверен, что знал двух старых клинков гораздо лучше, чем кто-либо другой в комнате. Вместо этого он кивнул.

— Ты знаком с философией, которой они оба придерживались?

Он снова кивнул.

— Хотя они оба снова присоединились к Великому Циклу, с чьей философией ты согласен?

Коджи понял суть вопроса. Странно, что, несмотря на весь свой опыт обращения с двумя мертвыми клинками, он никогда не думал о своей верности в таких терминах. Оба мужчины хотели, чтобы клинки служили Королевству, хотя Минори хотел, чтобы они правили землей, в то время как Киоши хотел, чтобы они были рабами своего народа.

Он знал, какой ответ от него хотели клинки перед ним. Вопрос раскрыл их характер.

Коджи обдумал ответ, вина все еще терзала его.

Он ощущал, как в тишине усиливалось напряжение. Мужчины перед ним ожидали, что ответ будет простым. Им нужен был ответ уже сейчас.

Коджи обезоруживающе улыбнулся.

— Простите. Мой бывший мастер говорил, что я долго думал, и мне еще не задавали такой вопрос.

Часть напряжения пропала, но не все. Хироки, казалось, хотел вытащить меч. Коджи не ощущал от клинка убийственных намерений, но это могло вот-вот измениться.

— Я согласен с философией Минори, — соврал Коджи.

Клинки заметно расслабились.

— Рад это слышать, брат. Прости, что спросил, но ты можешь понять, почему я должен нынче так делать, — сказал Рё.

— Конечно.

— Хорошо, — Рё выглянул наружу на закат и повернулся к их гостю. — Близится конец дня, и я уверен, что ты устал от дороги. У нас с Хироки вечером тренировка, но я прослежу, чтобы ты поел и принял ванну перед сном.

Коджи опустил голову, признавая доброту, и после прощаний Коджи остался один в огромном пространстве, уже не был уверен в том, во что раньше верил.

Коджи никогда не умел медитировать. Это навязывали ему в детстве, но сидеть на месте и пытаться отпустить свои мысли редко помогало ему. Он гораздо больше предпочитал покой, который приходил из тренировки с мечом, смешения ментального и физического. Но такие активные медитации временами были недоступны.

Он сидел в своей комнате, простой и не украшенной, пытаясь успокоить бурю своих мыслей. Он не мог перестать думать, что был виноват в беспорядках в Королевстве.

Эта мысль была глупой и горделивой. Возможно, он внес вклад, но лорды отреагировали, движимые мыслями о власти и жадности. Он сказал себе, что он был лишь часть проблемы. Но если бы он не убил Шина, ни один из ужасов последних нескольких дней не произошел бы.

Коджи заставил свои конечности замереть, борясь с желанием встать и зашагать по комнате. Фермерский дом при всех своих размерах был маленьким, и каждое его действие отмечалось другими клинками.

Его дилемма была отложена из-за ванны и еды — лучшего, что он ел за многие дни. Еда была простой, рис с рыбой из ближайшего ручья. Но он держал каждый кусочек во рту, позволяя ароматам пропитать язык.

В дороге он выживал, охотясь и собирая пищу. Пищи было достаточно, чтобы жить, и иногда попадалось мясо, убитое как раз в тот день, и оно было превосходным. Но часто его поддерживали только вяленое мясо, орехи и ягоды. Возможность поесть свежей рыбы и горячего вареного риса была ни с чем не сравнимым удовольствием, и слюна собралась во рту даже после еды.

Он вернулся в комнату к своим мучительным мыслям, но, в конце концов, сдался, когда взошла луна. Он лег спать, и сон пришел с удивительной легкостью.

Чувство предупредило его о жизни неподалеку, и он легко проснулся, рука потянулась к мечу. Он очнулся и увидел дочь фермера, Хану, тихо закрывающую дверь комнаты. Юный клинок не стал доставать меч. Девушка не представляла для него угрозы.

Она закончила закрывать дверь, опустилась перед ним на колени и поклонилась.

— Извините, что беспокою вас, господин. Я не знала, что вы уже заснули. Надеюсь, вы на меня не сердитесь.

Ее голос был мягким, но все же дрожал, и Коджи показалось, что он видел, как ее плечи тряслись в тусклом свете луны. Его разум, все еще затуманенный сном, медленно осознавал, что происходит.

Коджи не ответил, сбитый с толку, когда Хана начала раздеваться перед ним. Ее движения были быстрыми и отрывистыми, ей не хватало грации, которой обычно обладали в публичных домах, которые он посещал. За несколько мгновений она опустилась перед ним на колени, обнаженная и дрожащая, хотя в комнате было достаточно тепло. Ее руки были скрещены на груди, хотя они были слишком тонкими, чтобы все скрыть.

Все еще немного ошеломленный, Коджи думал только о том, что все происходило неправильно. Он не мог объяснить дискомфорт. Она была достаточно взрослой, по общему мнению, молодой женщиной. Он не сделал ничего бесчестного, и его тело напоминало ему, что прошло много месяцев с тех пор, как он наслаждался женским обществом. Но все было неправильно.

Он инстинктивно потянулся к ней. Она отпрянула от него, затем придвинулась к нему, удивившись, когда он протянул руку мимо нее, взял с пола ее одежду и накинул на нее.

— Господин, что вы делаете?

Коджи отодвинулся, оставив между ними немного места.

— Я не твой господин.

Неуверенность на лице Ханы опечалила Коджи.

— Но они сказали мне прийти к вам вечером. Вы не с ними?

Он снова мог соображать. Он собрал воедино то, что должен был понять гораздо раньше. Теперь он понимал, зачем она была здесь.

Его гнев вспыхнул. Испытывать его таким способом было неразумно, это указывало на слабость, присущую убеждениям Минори. Клинки не должны были так поступать, но если они ставили себя выше закона, такое было неизбежно. Большая сила была полезна только в том случае, если над ней осуществлялся больший контроль. Клинки справлялись со своими слабостями не лучше, чем любой другой человек. В сочетании с их силой такие ситуации стали бы обычным явлением.

— Я не с ними и не с тобой, — ответил он.

Новая решимость возникла на лице Ханы, она расправила плечи и повернулась к нему. Она снова разделась, но Коджи все еще видел ее неудобство.

Он потянулся, чтобы снова ее одеть, но она остановила его и притянула ближе.

Коджи отпрянул.

— Что ты делаешь?

Ее голос дрожал, она прошептала:

— Мне нужно их слушаться. Иначе они навредят или убьют мою семью. Мой отец уже едва может ходить, потому что выступил против них.

Она прильнула к нему, Коджи боролся с искушением. Его разум кричал, что это было неправильно, но он долго не был с женщиной.

Она поцеловала его в щеку, и он чуть не повернул голову, чтобы поцеловать ее в губы. Отчаянно пытаясь сдержать ненависть к другим клинкам, он отодвинул ее.

— Я не буду.

Облегчение и страх мелькнули на ее лице.

— Но я должна.

Коджи ненавидел Рё и Хироки. Минори ощутил бы отвращение к мужчинам, которые утверждали, что работали по его идеям.

— Ты была с ними?

Она кивнула со слезами на глазах.

Коджи понял, что был другой выбор. Ему не нужно было играть в их игру. Ему не нужно было мучить ни Хану, ни себя.

— Тебе не нужно этого делать. Я выступлю против них, — Коджи потянулся за мечом.

Молодая женщина снова схватила его.

— Пожалуйста, не надо. Они спят в одной комнате с моей младшей сестрой.

Коджи чувствовал отвращение, но Хана покачала головой.

— Не так. Они там спят, так что если мы попробуем что-нибудь, она умрет первой. Вы не можете противостоять им сейчас.

— Очень хорошо. Я сделаю это утром. Вернись в свою комнату.

Женщина заколебалась.

— Можно мне остаться здесь? Тогда я смогу действовать так, будто я послушалась, и моя семья будет в безопасности.

Он почти сказал ей, что это не имело значения. Внутри фермерского дома они чувствовали все, что произошло, и поймут, что Коджи не спал с ней. Они поймут, что он не прошел проверку убеждений. Но когда он увидел ужас в ее глазах, он смягчился.

Не долго думая, Хана забралась в его кровать и положила голову на подушку. Не зная, что делать, Коджи протянул руку и провел рукой по ее волосам, позволяя ей плакать. Пока он это делал, его мысли блуждали, он проверял результаты действий и историю, которую придется рассказать.

Он не заметил, как она заснула, но, в конце концов, понял, что ее дыхание стало медленным и ровным. Что она пережила за последние несколько дней? Он причинил ей страдания, или это случилось бы в любом случае?

Вопросы беспокоили его, но в его голове проступила новая мысль, новая цель, которую он должен был преследовать.

В конце концов, Коджи заснул, его сердце было настроено исправить его самую большую ошибку.

Глава 5

Она шла лишь несколько дней, но Аса уже устала оглядываться. Какое-то время люди опасались клинков, но теперь на Асу и ее вид охотились, они стали мишенями.

Она привыкла к подозрению во взглядах, страху на лицах прохожих. Раньше путники могли угостить ее едой, а теперь на нее бросали взгляды. Никто не делился и не говорил с чужаками, даже не клинками. Она всегда была на грани, всегда ждала нападения. Она снова и снова думала об этом случае в дороге. В один момент она была полезным незнакомцем, а в следующий — врагом, ради которого стоило рискнуть жизнью. Переход казался невозможным за такое короткое время.

Аса устала. Постоянная бдительность была непривычной, изматывала ее, как точильный камень, стирающий когда-то острый нож.

Два дня Аса уходила от дороги, всегда держась северо-востока. К сожалению, необходимость заставила ее вернуться на людные тропы. Она недостаточно хорошо знала территорию, чтобы бродить по ней без проводника. Ей нужно было держаться поближе к дороге, как бы она ни ненавидела эту идею.

Временами она задавалась вопросом, станет ли ей легче после нападения. Ей не терпелось провести тренировку, но сейчас у нее не было шанса. Если бы кто-нибудь ее увидел, ее бы безжалостно преследовали.

Несмотря на ее настороженность, никто не напал на нее во время путешествия. Она слилась с морем людей, уходящих от Убежища, прочь от войны.

Она почти не заметила знак Края Реки, сбитый у обочины дороги. Кто-то прибил к тому же сломанному столбу еще одну табличку с надписью «НЕТ ЕДЫ — НЕТ КОМНАТЫ». Буквы были ярко-красными, впились даже в измученное сознание Асы.

Аса не нуждалась в пище или укрытии, она смутно помнила, что в Крае Реки была станция для клинков. Если ей не изменяли смутные воспоминания, маленькая деревня находилась всего в получасе ходьбы от дороги.

Она решила изменить курс. Горы на северо-востоке будут там и позже, но Аса увидела шанс найти место для отдыха. На станции будут койки и еда. Она могла тренироваться, не опасаясь охоты. Предложение было слишком хорошим, чтобы отказаться от него.

Дорога в деревню была почти полностью заброшена, и Аса решила пойти по ней, не видя причин заблудиться на незнакомой территории.

Когда она впервые увидела Край Реки, ее сердце упало. Руины станции ничем не отличались от руин Убежища, которые тлели через несколько дней после того, как сгорели. Ей не нужно было спрашивать, что случилось. Хотя в деревне насчитывалось менее сотни человек, казалось, что каждый сердито смотрел на руины, проходя мимо, как будто одним своим взглядом мог разжечь пламя.

Остатки промежуточной станции резко контрастировали с природной красотой города. Большинство домов недалеко от центра города были двухэтажными, роскошными по большинству стандартов. Глаза Асы следили за рекой, и она предположила, что, хотя деревня была небольшой, ее жители жили в достатке за счет торговли по реке.

Если бы не сгоревшие остатки станции, деревня выглядела бы мирно. В Крае Реки не было шума и суеты такого города, как Убежище, но его магазины были хорошо снабжены едой и специями. На заднем плане мягкие звуки реки.

Аса села рядом с рекой, текущей через город, совершенно измученная. Все, что осталось, — это унылый, казалось бы, бесконечный путь. Она не хотела так жить.

Ее голова была подперта руками, когда она услышала за спиной дружелюбный голос:

— Простите, мэм, но вам нужно где-то остановиться?

Аса подняла взгляд и увидела пожилого мужчину, может, пятидесяти лет, смотрящего на нее с озабоченным лицом. Он был в обычной одежде: свободную накидку бесчисленное количество раз залатывали, а еще сандалии и широкая шляпа. На первый взгляд он казался невзрачным, но, изучая его, она поняла, что он держался хорошо, почти с балансом мечника.

Она почти сказала «да», но воспоминания о встрече с семьей у дороги остановили ее.

— Это очень любезное предложение, но я в порядке, спасибо.

Седовласый мужчина выглядел бодро, что не сочеталось с возрастом. Его взгляд пронизывал, и он улыбался, хотя Аса просто пыталась быть вежливой.

— Чушь. Я знаю, как выглядит уставший путник. У нас достаточно еды, и у нас есть удобная комната для гостей, ведь сын ушел служить в армию. Я не приму ответа «нет».

Асе следовало сказать «нет». Но перед его энергией и добротой было невозможно устоять. И она устала. Слишком устала, чтобы отказаться от предложения, которое, как она была уверена, плохо кончится.

Аса вздохнула и поклонилась.

— Большое тебе спасибо. Я очень благодарна.

Пожилой мужчина привел ее к своему дому на окраине деревни, что мало что говорило. Всю деревню можно было пройти быстрее, чем варился рис.

Мужчина быстро рассказал ей о себе. Его звали Дайки, и он был и фермером, и торговцем. Он продавал мебель и некоторые выращенные им культуры. Он жил дома со своей женой Аяно. Их единственный ребенок, Акихиро, был частью армии Исаму, и хотя он хотел узнать о мальчике, Аса ничего не могла ему сказать. К сожалению, она была не в курсе последних новостей.

Их дом был маленьким, но за ним находилась красивая мастерская, гордость Дайки. Снаружи дом был не примечателен, но столы и инструменты внутри были прекрасно обработаны. Резьба на ножках стола была изысканной, а дерево было отполировано, и Аса увидела свое отраженное лицо. Она едва могла различить стыки. Она была удивлена. Этому человеку, по всей видимости, небогатому, строители мебели позавидовали бы.

Аяно уставилась на Дайки взглядом, который мог расплавить камень, когда он вошел с Асой. Женщина была крупной и сильной, знающей тяжелую работу. Хотя ее гнев был очевиден, он быстро рассеялся мягкостью Дайки.

— Я знаю, что тебе не нужны гости, но она уже несколько дней находится в пути, без отдыха. Она выглядела так, будто вот-вот заснет на улице. Я ничего не мог поделать, но позволил ей остаться на ночь.

Взгляд Аяно смягчился, и Дайки воспользовался возможностью, чтобы извиниться. Он утверждал, что у него есть работа, которую нужно закончить до захода солнца. Когда Аса смотрела на пару, ей казалось, что она смотрит спектакль, который артисты разыгрывали сто раз.

Как только Дайки вышел из комнаты, Аяно вздохнула, глядя на Асу.

— Он хороший человек. Возможно, слишком хороший для грядущих времен, если верить слухам, которые мы слышим с ветром.

Аса поклонилась, стараясь не раскрыть клинок, спрятанный на спине. Она не повторит эту ошибку.

— Спасибо, что открыли мне двери. Я очень благодарна.

Аяно внимательно смотрела на Асу.

— Пожалуйста. Как ты оказалась в дороге одна?

Аса знала, что приближается этот вопрос — невысказанное подозрение. Она боролась с этим на протяжении всей жизни, будучи женщиной, путешествующей по дорогам в одиночку, инкогнито в роли клинка. Ложь давалась ей легко, практика всей жизни позволяла ей не дрогнуть.

— Дом моей семьи сгорел в Убежище. Я пыталась найти их в лагерях, но безуспешно. До меня доходили слухи, что они отправились на северо-восток. Когда я увидела табличку с деревни, я решила попытать счастья.

Глаза Аяно сузились.

— Мне жаль слышать о твоей потере. Чем занималась твоя семья?

— Мой отец был кузнецом.

Взгляд пожилой женщины расслабился.

— Хорошая профессия. Тяжелый труд всегда вознаграждается. Сколько тебе лет?

— Девятнадцать, — еще одна ложь, но если бы она сказала правду, Аяно удивилась бы, почему она не замужем. Ей едва могло быть девятнадцать.

— Выглядишь старше, — тон Аяно был ровным.

Аса улыбкой попыталась обезоружить внимательную женщину.

— Мой отец всегда говорил, что я выгляжу старше.

— Почему ты не замужем?

Вопрос был слишком грубым. Если бы Аяно задала такой вопрос публично, ее бы избегали в вежливой компании долгие годы. У Асы создалось впечатление, что женщина все равно спросила бы. Она была прямолинейной и несгибаемой, как камень.

Аса посмотрела на пол, как и ожидала от незамужней девятнадцатилетней девушки. Она говорила тихо:

— Мой отец искал подходящую пару, когда в Убежище начались проблемы. Он сказал, что нашел кого-то многообещающего, но тот тоже пропал.

Аса опустила голову, используя чувство, а не зрение, чтобы судить о реакции Аяно. Вес женщины сдвинулся, и она внезапно обняла Асу. Аса на мгновение запаниковала, но сообразила, что ее мешок все еще был привязан к спине, защищал ее клинки от нежелательного обнаружения.

— Добро пожаловать в наш дом. Сзади есть вода, если хочешь помыться. Ты выглядишь грязно.

И Аса стала частью семьи. Она поклонилась доброте Аяно и пошла мыться.

Той ночью Аса ела, как не было больше месяца. Они втроем ели говядину и овощи с крепким вином. Асе позволили все чашку из-за ее возраста, но весь ужин был вкусным. Аяно чудесно готовила.

После они сидели, сытые. Дайки рассказывал истории из своего времени в армии Исаму. Несмотря на усталость, Асе было интересно. Дайки был типичным пехотинцем, и его точка зрения была такой, какой Аса никогда не слышал. Больше всего его бывший отряд беспокоили хулиганства, и большая часть историй Дайки вращалась вокруг шуток и скучных высших командиров.

Она никогда по-настоящему не думала о войне и сражении с точки зрения тех, кто к ней был ближе всего. Если бы во время службы Дайки вспыхнул конфликт, он был бы одним из первых, кто погиб. Аса, как клинок ночи, использовалась бы с осторожностью любым разумным командиром, в то время как Дайки был бы брошен в гущу битвы, никто не думал бы о его личной жизни.

Между рассказами и тоном, которым он их рассказывал, была поразительная разница. Эти рассказы сделали его пребывание в армии Исаму ужасным: бесконечные бюрократические распри, больше правил, чем можно сосчитать, и знание, что вас могут призвать в бой в любой момент. Несмотря на это, Дайки словно говорил о давно потерянном друге. Асе было достаточно любопытно, чтобы спросить его о разнице.

Дайки засмеялся.

— Ты права. Дело в том, что каждый день моей службы, наверное, был ужасен. Если бы мне пришлось пережить те дни, я уверен, что я бы бесконечно жаловался, как и все мы тогда. Но были и хорошие воспоминания, а время смягчает грани боли.

Впервые за всю жизнь Аса почувствовала себя расслабленно. Возможно, из-за вина, а может, компании. Дайки и Аяно не могли быть более разными, но сила связи между ними была очевидна даже за то короткое время, которое Аса провела в их компании.

Аса иногда думала о доме и семье. Еще месяц назад всю ее жизнь двигали мысли о мести. Теперь, когда она убрала убийцу своего отца, у нее появилась возможность. Раньше ее никогда не искушали, но, сидя здесь с этой парой, она начала видеть притягательность. Это ждало ее дальше?

Она подумала о Коджи. Из всех, с кем она недавно знакомилась, он был любопытнее всего. Он убил короля. Подвиг. Она ожидала, что он сбежал. Он был слишком силен, чтобы его легко поймали.

Она поздно поняла, что ей задали вопрос. Она вздрогнула, посмотрела на улыбающегося Дайки.

— Простите, что?

Дайки отмахнулся от вопроса.

— Не нужно извиняться. Было грубо так задерживаться. У нас давно не было гостей, и я забыл, что ты устала после пути.

— Нет, вы оба были очень добры. Простите, но я давно не была так расслаблена. Я искренне благодарна.

Аса снова похвалила еду Аяно, а потом удалилась в комнату и уснула, едва голова легла на подушку.

На следующее утро Аса проснулась в тихом доме. Она заподозрила ловушку, едва не выскочила из постели. Однако проверила чувством, ощутила, что Дайки снаружи работал в своем пространстве за домом. Она нигде не чувствовала Аяно.

После первоначальной паники Аса не спешила готовиться к новому дню. Она подумала, что ей следует продолжить путь к Звездопаду, но было трудно собрать энергию или желание для этой задачи. Ее ночь была мирной и непрерывной. Сейчас это было все, чего она хотела.

Она неспешно проверила оружие в уединении комнаты. Как и ожидалось, все были в отличном состоянии, но лучше проверить, чем погибнуть. Она спрятала их на своем теле в привычных местах и ​​вышла поговорить с Дайки.

К тому времени, как она добралась до его большого рабочего места, Дайки сильно вспотел. Некоторое время она наблюдала за ним. На стенах в точном порядке висели инструменты, ручные пилы разных форм и размеров, молотки, долота и множество других предметов, которые Аса не знала. Насколько могла судить Аса, он строил низкий столик. Она никогда не видела в действии мастера по дереву, но ее любопытство тут же загорелось.

Дайки не заметил ее присутствия, хотя Аса намеренно поднял шум, подходя, чтобы не напугать его. Он должен был знать, что она здесь, но его внимание было сосредоточено на ремесле.

Он разрезал дерево пополам, его пила двигалась вперед и назад плавными, ровными движениями. После этого он занялся очисткой краев доски, их сглаживанием. В мгновение ока Аса увидела доску, которую можно было добавить к столу.

На ее глазах он взял сырье и придал ему форму, которую можно использовать каждый день. Она наблюдала, как он соединил созданную доску с другой, его удары и техника были простыми, но красиво удерживают две части вместе.

Она, вероятно, стояла там большую часть утра, когда он поднял взгляд, его глаза смотрели на нее, как будто он только что проснулся.

— Вы очень терпеливы для молодежи. Мой сын бы уже раз десять сбежал. Прошу прощения за грубость, но когда я что-то создаю, мне трудно остановиться.

Аса была совершенно не против и сказала то же самое.

— То, что вы делаете, увлекательно.

— Да. Знаю, мое время в армии не было интересным, но все время на службе я мог думать только о том, что нужно уничтожить, чтобы выполнить долг. К счастью, я вдел бой лишь раз, этого мне хватило. Когда я вернулся, я помогал отцу на ферме, но я всегда хотел делать больше. Я всегда хотел создавать.

Аса посмотрела на работу в процессе.

— Вы очень хороши.

— Спасибо. Я много лет старался улучшить технику.

Дайки явно заметил, как взгляд Асы блуждал по его инструментам.

— Хочешь помочь?

Аса удивила себя, согласившись. Вместе они пошли работать за столом, день пролетел. Дайки был терпеливым учителем, уделял особое внимание деталям и вниманию, а не скорости и завершению. Аса погрузилась в обучение, движущуюся медитацию.

Солнце уже садилось, когда Аяно позвала их на ужин. Аса так отвлеклась на помощь Дайки, что не заметила, когда Аяно вернулась домой. Еще более удивительным было осознание того, что ее даже не беспокоила эта увлеченность.

Этот вечер был почти повторением вчерашней ночи. Дайки и Аяно рассказывали истории, и Аса слушала их с восхищением. Как и прежде, она устала, ее плечи, спина и руки болели от физического труда.

На следующее утро она встала рано, позавтракала с парой. Аяно ушла в дом соседа, Аса поняла, что она делала так все время. Дайки повел ее к рабочему месту, и вместе они вернулись к работе за столом.

К полудню проект был завершен. Аса отступила и восхитилась ее работой, глубокое чувство удовлетворения наполнило ее кости. Было что-то в создании физической вещи, имеющей смысл. Она легко провела пальцами по поверхности, улыбаясь.

Она мало что сделала. Большая часть работы по-прежнему выполнялась Дайки. Но она помогла сделать стол.

Дайки посмотрел на нее и улыбнулся.

— Идеально. Спасибо.

Он ходил по кабинету, убирая инструменты, явно готовый к сегодняшнему дню. Ошеломляющее чувство потерянности внезапно охватило Асу. Что делать до конца дня? Должна ли она вообще оставаться?

Движение Дайки привлекло ее внимание, и она сосредоточилась на мужчине. В руках он держал два деревянных меча чудесной работы. Он протянул ей один.

— Может, окажешь мне честь коротким сражением?

Мысли Асы метались, сбитые с толку внезапным сдвигом. Она напряглась, когда поняла, что каким-то образом он знал, кто она.

Его смешок только смутил ее еще больше.

— Прости. Да, я знаю, что ты клинок ночи, но тебе не о чем беспокоиться. Твой секрет в безопасности со мной.

— Как вы узнали?

— Что ж, для женщины необычно путешествовать одной, но уже не так. Я наблюдал за тобой, когда ты пришла в деревню. Тебя выдало то, что ты взглянула на одного из моих соседей, прежде чем он даже свернул за угол, прежде чем ты могла его увидеть. У тебя есть дар чувства, и когда-то я был мечником, так что вижу умение, а это значит, что ты — клинок ночи.

— Зачем вы позвали меня, если знали?

Дайки вздохнул.

— О клинках ходит много сплетен. Я не знаю, что правда, а что нет. Но все всегда говорят о клинках, как будто они — одна большая группа, которая действует и думает одинаково. Они забывают, что будут хорошие лезвия и плохие клинки, точно так же, как есть хорошие и плохие люди. Ты — клинок, но, похоже, у тебя благородный дух, и я всегда готов помочь праведным людям. Я ошибся насчет тебя?

Аса уставилась на пол, стыдясь такой простой веры.

— Я даже не знаю.

Нежный смешок Дайки заставил ее поднять взгляд.

— Только хороший человек будет неуверенным, так что можешь поверить мне.

Он отошел от нее и занял боевую стойку.

— С тех пор, как я был в армии, я хотел сразиться с клинком. Теперь, впервые, у меня есть такой шанс. Сразишься?

Аса еще не осознала, все еще шокированная тем, что ее секрет стал известен. Но ей нравился Дайки, и любая практика казалась лучше, чем никакой. Она согласилась.

Она ждала, когда он нападет, но он, казалось, хотел позволить ей нанести первый удар. Это было нормально. Она вступила в бой, атакуя по базовой схеме, которой мог избежать любой обученный. Этот шаг был проверкой. Дайки выглядел почти обиженно, потому что она попробовала что-то такое простое. Прежде чем он успел пожаловаться, она снова напала, пытаясь отогнать его.

Дайки устоял. Асу удивляла ловкость мужчины. У него были седые волосы, но его движения были сильными, как у воина младше. Аса все еще ощущала каждое движение, но бой был лучше, чем она ожидала.

Она дважды проникала близко к нему, нанося каждый раз мягкие удары. Она отскакивала, но он нападал снова, широко улыбаясь. Он выглядел как ребенок, получающий подарок, которого ждал целый год.

Он атаковал серией ударов, которые заставили Асу защищаться. Атака закончилась выпадом в сторону ее сердца, он явно тренировал это десятки раз. Комбинация была хорошей, меч противника оказался бы в плохом положении против выпада. Против другого воина это сработало бы. Но Аса ощутила атаку Дайки и легко уклонилась, коснулась мечом его шеи в ответ.

Хоть он проиграл, Дайки смеялся от души, Аса такого смеха еще не слышала. Его энтузиазм был заразителен, и Аса не могла не улыбаться. Прошло слишком много времени с тех пор, как она тренировалась.

Когда Дайки перевел дыхание, он низко поклонился ей.

— Спасибо! Когда я был моложе, я тренировал эту последнюю атаку каждую ночь, думая, что открыл, как победить даже могущественного клинка ночи! Мне повезло, что у меня никогда не было возможности попробовать настоящую сталь.

Аса ответила на поклон Дайки.

— Атака была хорошо спланирована, но этого недостаточно, чтобы победить одаренного чувством.

— Окажешь мне еще одну услугу?

— Если я могу.

— Могу я увидеть одну из твоих техник?

Аса согласилась, вытаскивая мечи из ножен на спине. Без представления она стала двигаться. Она сосредоточилась на положении ступней, пока меч опускался, а затем сразу поднялся и развернулся, нанося удар сверху. Она ударила по воздуху, затем повернулась и нанесла низкий удар. Практика была приятной, мышцы расслабились от напряжения, о котором она и не подозревала. Как всегда, она начала медленно, прибавляя скорости по мере того, как сосредоточилась. К тому времени, как она закончила, ее клинки поднимали опилки, проходя близко к полу.

Она вложила мечи в ножны, радуясь возможности попрактиковаться, но боясь реакции Дайки. Ей незачем было волноваться. Если это было возможно, его улыбка стала еще шире, отражаясь в его глазах.

Он недоверчиво покачал головой.

— Я, конечно, слышал истории о владении клинками, но я никогда в жизни не видел ничего подобного. Насколько ты хороша?

— Лучше, чем многие, но далеко не лучшая, — ответила она. Говорить правду тоже было приятно. Она устала прятаться и лгать, чтобы оставаться в безопасности.

Аса помогла Дайки убраться в мастерской, смести опилки и разложить инструменты. Они закончили, Дайки не дал ей уйти.

— У тебя есть планы?

— Нет. Я думала проверить ситуацию в Звездопаде, но я не хочу участвовать в том, что происходит.

Дайки задумался на миг, а потом сказал:

— Мне, конечно, нужно сначала поговорить с Аяно, но ты можешь оставаться тут, сколько хочешь. Я благодарен за помощь, и я вижу, как тебе хочется место для тренировок. Мастерская тут небольшая, но тебе хватит, чтобы скрыться от взглядов.

Аса была благодарна больше, чем могла себе представить. Но вопрос остановил ее.

— Аяно тоже знает?

Дайки покачал головой, в его поведении было видно печаль.

— Нет. Моя жена очень хорошая женщина, заботится только о безопасности дома и нашего сына. Но, когда он ушел, она легко поверила новостям из Убежища. Она бы с радостью отравила тебя, если бы знала правду.

Асу это не расстроило, но она не понимала. Не могла. Но она действительно сочувствовала женщине. Ее сын был на войне, его будущее становилось все более неопределенным с каждым днем. Большинство людей сталкивались с клинками всего несколько раз в своей жизни, и то только на мгновение или самое большее на вечер. С даром, столь загадочным для тех, кто им не обладал, клинки были легкой и очевидной целью. По крайней мере, в этом Шин был прав.

— Я понимаю. Если мое присутствие станет причиной разлада между вами, я уйду.

— Ерунда. Ты хорошо скрываешь свое мастерство, и я не сомневаюсь, что она тебя не обнаружит. Она не из тех, кто лезет в душу, по крайней мере, не дальше вопросов. Похоже, тебе стоит отдохнуть, и я рад, что у меня есть помощник.

— Я очень благодарна, — Аса снова поклонилась. — Большое спасибо.

— Не за что. Скажи, ты позволишь мне и дальше наблюдать за твоей тренировкой?

Аса кивнула, на ее лице появилась редкая улыбка от мысли о новых ночах непрерывного сна.

Глава 6

Свечи догорали, и Мари стоило уже готовиться ко сну. Но она не могла прогнать ощущение, что ее брат вел их дом к обрыву.

Армия Исаму была уничтожена силами Каташи. К счастью для побежденного лорда, он не был пойман или убит, но у него почти не было шансов на трон. Силы Каташи тут же повернули и пошли к армии Хироми, но бой еще не прошел. Если Мари могла повлиять, боя и не будет.

Она прижала ладони к глазам, пыталась отогнать усталость. Целый день она читала и перечитывала всю имеющуюся информацию. Одна из ее теней, служанка при дворе Каташи, дала ей представление о разуме молодого лорда.

Каташи не праздновал победу. Тень Мари принесла ему вино, но он отказался. Она утверждала, что он изучал карты с пугающим вниманием. Мари заплатила бы золотом, чтобы точно знать, что изображено на этих картах, но намерение Каташи было ясным.

Он был сосредоточен на уничтожении военной мощи Исаму и Хироми.

Мари вздохнула. Мужчины всегда сосредотачивались на демонстрации своей силы, думая, что власть проистекала из мощи, и что соревнования могли решаться только на поле битвы. К сожалению, Хироми верил в то же самое.

Ее брат под влиянием генералов готовил войска к битве. Мари не была генералом, но она видела, как хорошо организованы войска Каташи. Силы ее дома тоже были дисциплинированы, но она не думала, что они выиграют.

Но у нее не было полномочий остановить бой. Хироми был полон решимости, его гордость требовала, чтобы он атаковал и завоевал трон с одной чистой победы. Его генералы шептали ему на ухо, говоря, что каждый день промедления был еще одним днем, когда он позволял врагу отдохнуть и подготовиться.

«А что знает женщина, когда дело касается таких дел», — с горечью подумала Мари. Они участвовали в одном сражении, и, казалось, видели два совершенно разных конфликта. Даже если Хироми и его генералы были правы и могли победить, какая польза от этого? Сотни, если не тысячи, их людей умрут. И даже если они выиграют, чтобы Хироми стал королем, Исаму и Каташи нужно было признать его.

Мари искала выход, просматривая свои письма и переписку теней, разбросанных по Королевству. Все лорды думали о своих землях и людях. Но о здоровье Королевства больше никто не думал.

Их последнее собрание совета было утром, и Мари знала, что они примут решение пойти на войну. Она неоднократно просила Хироми прийти к ней или принять ее, но все ее послания остались без ответа, а его стража прогнала ее. У него не было с ней личных разговоров, и если она выскажется на совете, она рискнула потерять то небольшое влияние, которое у нее было.

Она стукнулась тихо лбом об стол, сдвигая бумаги. Стонать из-за сложностей было бесполезно. У нее еще было время. Если Хироми выбрал для них этот путь, развернуть его не выйдет. Дома пойдут воевать, и земля будет опустошена. Ей нужно было остановить брата.

Плеча Мари нежно коснулись. Она проснулась, голова загудела от резкого движения. Она открыла глаза и быстро заснула, ругая себя за то, что снова уснула за письменным столом.

Она посмотрела на Такахиро, главу ее личной стражи и близкого друга для нее и всей семьи. Такахиро был на пару лет старше Джуро, один из лучших мечников в их доме. Он был главой стражи Мари десять лет, он был к ней теперь ближе всего, когда Джуро ушел в Великий Цикл.

— Прости, что разбудил, но вот-вот начнется собрание совета.

Мари не спешила. Такахиро знал, сколько времени ей требовалось на подготовку, и он дал бы ей достаточно.

Она почти не двигалась. Решение не пришло к ней ночью. Она не знала, что делать. Она не знала, как продолжать. Их ждала война.

Но она не могла дать этому остановить ее. Она попробует, а если не выйдет, попробует снова. Хироми послушает ее, даже если это означало, что ей придется отдать кусочек власти, который у нее оставался.

Такахиро заметил ее колебания.

— Что тебя беспокоит?

— Хироми разрушит этот дом, если пойдет на войну. Но, кажется, никто в это не верит.

В отчаянии Мари повернулась к Такахиро.

— Ты веришь мне?

Такахиро не стал ей лгать и тщательно продумал свой ответ.

— Я не причастен к дискуссиям командиров, так что это неполный ответ. Однако я понимаю, что одна из причин, по которым мир всегда поддерживался, в том, что дома имеют примерно одинаковую силу. В таком случае решающая победа сложна, а то и невозможна.

— Так как же предотвратить катастрофу?

Такахиро нахмурился.

— Я не знаю. Моя роль в жизни всегда заключалась в том, чтобы подчиняться приказам. Я не знаю, как манипулировать мнением других.

Разочарованная, но не испуганная, Мари отпустила Такахиро, готовясь к новому дню. Она не знала, что сделает, но, возможно, представится шанс. Она будет готова.

Когда пришла Мари, совет еще не начался, чему она была благодарна. Она опустилась на колени в углу, ожидая прибытия остальных генералов.

Когда начался совет, сразу же заговорили о подготовке к войне. Мари опешила. Она не осознавала, как далеко зашла дискуссия. Все в комнате говорили, будто решение о бое уже было принято. Все, что оставалось, — это придумать и осуществить лучший план.

Мари нужно было поговорить с Хироми наедине. Она кашлянула и попыталась повторить трюк, который сработал раньше, но суровый взгляд младшего брата дал понять, что такое поведение недопустимо. Мари чувствовала себя запертой в невидимой клетке, которая медленно сужалась.

Понимание было сокрушительным. Ее клетка была очень реальной, и она была заполнена песком, удушала ее и делала ее беспомощной. Она ничего не могла сделать. Ничего не изменится. Она боролась с желанием плакать, ругаться и кричать.

Она знала, что поступок был неразумным, но не могла позволить разговору продолжаться без ее голоса.

— Мой лорд.

При звуке голоса Мари все в комнате посмотрели на нее, среди них не было ни одного дружеского взгляда. Она знала, как они ее видят — женщину, которой ее старший брат дал слишком много голоса. Ее присутствие было в лучшем случае раздражением, а в худшем — угрозой. Самым строгим взглядом в комнате был взгляд Хироми. Мари исчерпала все свое влияние на него. Слезы чуть не потекли по ее лицу, когда она поняла, что поступила глупо, полагая, что обладала какой-либо властью над этими мужчинами. Тем не менее, она не доставила им удовольствия.

— Я понимаю, что не мне говорить, но вы все дураки. У нас нет шансов завоевать трон силой. Любая победа уничтожит нас так же непременно, как и наших противников. Гордость и честь должны уравновешиваться нашим долгом перед народом. Остановите это безумие и найдите другой путь! Ради нашего народа, прошу!

Мари было что сказать, но ее брат подал знак охранникам. Она сыграла свою последнюю карту, уверенная, что это не сработает, но все равно сделала так.

— Хироми, ты же знаешь, что это неправильно! Ты должен знать, что не сможешь победить, если приведешь наш дом в эту войну. Ты знаешь, Джуро согласился бы со мной.