Черный разрушитель

Крадучись, Керл полз все вперед и вперед. Черная, безлунная и почти беззвездная ночь постепенно отступала перед зловещей, красноватой зарей, которая разгоралась слева от него. Слабый свет зари не предвещал наступления тепла, постепенно вырисовывая кошмарный ландшафт.

Черная скала с зазубренными краями и черная, безжизненная равнина понемногу возникали вокруг. Блеклое, красноватое солнце выглянуло из-за нелепого горизонта. Пальцы света будто ощупывали тени. Но признаков идов, которых он выслеживал вот уже сто дней, не было никаких.

Он резко остановился, осознав вдруг, чем это ему грозит. От внезапной остановки его задние ноги свела судорога, и каждый острый, словно бритва, коготь встал дугой. Толстые щупальца, растущие из плеч, напряглись. Он из стороны в сторону крутил своей огромной кошачьей головой, а состоящие из тонких волосиков усики, что служили ему ушами, неистово вибрировали, исследуя малейшее дуновение ветерка, малейшее движение воздуха.

В ответ не появлялось никаких ощущений, никаких признаков близости идов, единственного источника пропитания на этой заброшенной планете. Его сложная нервная система молчала. Без всякой надежды Керл приник к земле — огромный, похожий на кошку силуэт проступил на фоне рваной линии красного горизонта. В здешнем мире теней он казался тигром на странной гравюре.

Он был испуган. Обладая тонкими органами чувств, Керл на расстоянии многих миль улавливал присутствие ида и вдруг утратил эту способность. Теперь он понял, что больше уже не сможет жить как прежде. То, что вчера он потерял след, сегодня означало физическое расстройство. Это была смертельная болезнь, приговор, он слышал о ней. За последние сто лет ему семь раз доводилось находить керлов настолько ослабевших, что они не могли двигаться. Недостаток пищи истощил их бессмертную плоть — они были обречены. Тогда в нетерпении он сокрушал их бессильные тела и отбирал себе то немногое, что еще оставалось в них и поддерживало в них едва теплящуюся жизнь.

Вспомнив об этом, Керл содрогнулся, а потом громко зарычал. Звуки его голоса сотрясли воздух, эхом отозвались в горах и вернулись к нему, чтобы воздействовать на его нервную систему. Так инстинктивно выразилась его воля к жизни.

Керл замер.

Высоко над далеким горизонтом он увидел крошечную сверкающую точку. Она явно приближалась. И необычайно быстро превращалась в металлическую сферу, в громадный шарообразный корабль. Этот огромный шар, сверкая как полированное серебро, просвистел над самой головой Керла. Затем повернул вправо, за черную линию гор, на какую-то секунду завис почти неподвижно над ними и исчез из виду.

Керл рванулся вперед, выйдя из оцепенения. С тигриной ловкостью он понесся вниз по склону. Его круглые черные глаза горели лихорадочным возбуждением. Его усики-антенны, хотя и утратили былую силу, трепетали от ощущения, что масса идов огромна, и тело его еще больше страдало от мук голода.

Далекое солнце, теперь розовое, высоко поднялось в темно-пурпурном небе, когда он, припав к скале, смотрел из-за камня на раскинувшиеся внизу руины города. Серебряный корабль, несмотря на свои размеры, казался крошечным посреди этих нескончаемых пустынных развалин. Но все же в корабле было столько живого, угадывалась такая сила затаенного движения, что он казался здесь властелином. Корабль как бы покоился в колыбели, которая образовалась под его весом в каменном предместье мертвой столицы.

Керл рассматривал двуногих существ, что появились из недр корабля. Они толпились у трапа, спущенного из ярко освещенного отверстия в сотне ступеней над грунтом. Ему сжало горло, а сознание помутилось от дикого желания броситься на этих слабеньких существ, чьи тела испускали вибрации, свойственные только идам.

Первые толчки возрождающейся памяти успели погасить импульс, пока он не достиг мышц. Он вспомнил о далеком прошлом своей расы, о сокрушительной мощи машинах, об энергии, превосходящей всю силу его собственного тела. Воспоминание отрезвило и расслабило его. Теперь он способен был разглядеть прибывших. Тела их скрывал мерцающий, полупрозрачный материал, который сверкал в лучах солнца.

Пришло понимание происходящего. Пришла хитрость. Это была научная экспедиция, в первый раз осознал Керл, научная экспедиция с другой звезды. Ученые будут исследовать, а не разрушать. Ученые не станут убивать его, если он сам не нападет первым. Ученые — в своем роде дураки.

Подгоняемый голодом, Керл вышел на открытое пространство. Он увидел, что существа сразу его заметили. Они повернулись в его сторону и уставились на него. Трое, что стояли к нему ближе других, медленно отступили к основной группе. Самый маленький из них выхватил из футляра, висевшего у него на боку, тупой металлический брус и зажал его в правой руке.

Этот жест встревожил Керла, но он продолжал двигаться вперед — отступать было слишком поздно.

Эллиот Гроувнор оставался возле самого трапа. Держаться на заднем плане вошло у него в привычку. Он был единственным некзиалистом на борту «Космической гончей», и представители всех других наук не первый месяц игнорировали его, не понимая, что значит его специальность, и не очень-то мучаясь от этого. Гроувнор знал, как поправить положение, но пока случая сделать это ему не представилось.

Вдруг в шлеме его скафандра ожил коммуникатор. Кто-то мягко рассмеялся и произнес:

— По правде говоря, никогда еще не встречал такой громадины.

Гроувнор узнал говорившего по голосу — это был руководитель химического отдела Грегори Кент. Неказистый с виду, Кент обладал сильным характером. На корабле у него было немало друзей и тех, кто его поддерживал, так что он уже выставил свою кандидатуру в предстоящих выборах на пост директора экспедиции. Их с нетерпением ожидали — выборы вносили какое-то разнообразие в монотонную жизнь корабля. Из всех, кто наблюдал за приближающимся чудовищем, только Кент схватился за оружие и сейчас стоял, перебирая в руках длинный металлический ствол.

Послышался еще один голос — более низкий и спокойный. Гроувнор узнал Хола Мортона, директора экспедиции.

— Это одна из причин, почему вы оказались в экспедиции, Кент, — проговорил он. — Можно ли упускать такой шанс?

Замечание было вполне дружелюбным. Это не было выпадом против соперника. Конечно, его можно было рассматривать и как некую дипломатическую игру, рассчитанную на неискушенных слушателей, которые тем самым оповещались о том, что Мортон не имеет ничего против соперника. Гроувнор не сомневался, что директор способен на подобный ход. Он высоко ценил Мортона как человека честного, острого в спорах и глубоко интеллигентного, который без труда выходил из самой сложной ситуации.

Гроувнор увидел, как Мортон продвинулся вперед, стараясь быть чуть впереди остальных. Его сильное тело словно слилось с прозрачным металлическим скафандром. Отсюда он наблюдал, как по скалистой черной равнине приближался к ним похожий на кота зверь. Через свой коммуникатор Гроувнор слышал, как обменивались репликами руководители отделов.

— Не хотел бы я повстречаться с этим милым бэби где-нибудь в темной аллее.

— Не будь дураком! Это явно разумное существо. Возможно, представитель господствующей здесь расы.

— Его физическое развитие, — Гроувнор узнал голос психолога Зайделя, — указывает скорее всего на свойственную животным адаптацию к окружающей среде. Но в то же время, направляясь к нам, он ведет себя не как животное, а как разумное существо, способное оценить наше умственное развитие. Заметьте, как скованы его движения. Это свидетельствует об осторожности и о том, что он знает, для чего предназначено наше оружие. Я бы очень хотел рассмотреть концы его щупалец, что расположены у него на плечах. Если они суживаются в рукоподобные отростки или чашечки-присоски, то я, пожалуй, решусь утверждать, что мы имеем дело с потомком обитателей этого города, — он ненадолго умолк, а потом продолжил: — Хорошо бы установить с ним контакт, однако пока я склонен предположить, что оно выродилось до первобытного состояния.

Керл остановился, когда до ближайшего двуногого оставалось футов десять. Дикая потребность в идах грозила погубить его. Разум уже почти растворился в хаосе желания, и ему стоило мучительных усилий остановиться. Ему казалось, что тело его опустили в расплавленный металл. Глаза застлало пеленой.

Большинство пришельцев приблизились к нему. Керл видел, что они с откровенным любопытством рассматривают его. Их губы шевелились за прозрачными шлемами. Способ их общения — Керл был уверен, что чувства не обманывают его, — происходил на частоте, годной для его восприятия, однако смысла разговоров он уловить не мог. Силясь выказать свое дружелюбие, он, тыча себя в грудь щупальцем, передал усиками свое имя.

Голос, которого Гроувнор не узнал, протянул:

— Когда оно стало шевелить этими волосками, у меня в приемнике появилось что-то вроде помех. Мортон, вы не думаете…

Спрашивавший назвал Мортона по фамилии, и это отличало его от остальных. Это был Гурли — руководитель отдела связи. Гроувнор, записывая разговор, остался доволен. Появление зверя могло помочь ему записать голоса всех, кто имел влияние на корабле. Он с самого начала пытался сделать это.

— Ага, — произнес психолог Зайдель, — щупальца оканчиваются чашечками-присосками. Это указывает на достаточно сложную нервную систему. После незначительной тренировки он мог бы управлять любой машиной.

Директор Мортон сказал:

— Полагаю, нам следует вернуться на корабль и позавтракать. Потом дел у нас у всех будет по горло. Хотелось бы получить сведения о развитии этой расы и — особенно — о причинах ее гибели. В свое время, еще до возникновения межгалактической цивилизации, на Земле одна культура за другой достигала пика своего развития и потом погибала. На их обломках возникали новые культуры. Может, то же самое произошло и здесь? Каждому отделу будет отведена своя область исследований.

— А как быть с кисой? — спросил кто-то. — Пожалуй, он не прочь подняться в корабль вместе с нами.

Мортон засмеялся, потом сказал вполне серьезно:

— Я бы с удовольствием взял его с собой, но не насильно. Кент, как вы полагаете, это возможно?

Маленький химик решительно затряс головой.

— В здешней атмосфере содержится гораздо больше хлора, чем кислорода, хотя и того и другого не так уж много. Наша атмосфера обернется динамитом для его легких.

Гроувнору было ясно, что эта чудовищная кошка вовсе не понимает этой опасности. Он наблюдал за тем, как монстр последовал за первыми же людьми на трап-эскалатор и прошел через большое отверстие внутрь.

Прошедшие оглянулись на Мортона, но тот махнул рукой:

— Откройте второй шлюз и дайте ему сделать глоток воздуха. Это охладит его пыл.

Минутой позже в приемнике раздался удивленный возглас директора:

— Будь я проклят! Он и не заметил разницы! Значит, у него совсем нет легких или он дышит не хлором. Клянусь, он входит! Смит, для биологов это будет кладом, и к тому же безопасным, если проявить осторожность. Вот это метаболизм!

Смит был высоким, тощим человеком с узким, печальным лицом. Гроувнор услышал в приемнике его голос, неожиданно глубокий и сильный для такой наружности:

— За все время полетов, в которых мне доводилось участвовать, я встретил только две высшие формы жизни: одна нуждается в хлоре, а другая в кислороде, потому что именно эти два элемента поддерживают горение. Я слышал смутные отчеты и о таких формах жизни, которые дышат фтором, но видеть их мне пока не доводилось. Готов поставить на кон свою репутацию, что ни один сложный организм не может приспособиться к активному использованию обоих газов. Директор, мы не имеем права упустить это существо, мы должны удержать его всеми возможными способами.

Мортон засмеялся и спокойно сказал:

— Да, похоже, оно само озабочено только тем, как остаться.

Он поднялся по одной из дорожек эскалатора. Теперь он вошел в переходной шлюз вместе с Керлом и еще двумя людьми. Гроувнор поспешил за ними и оказался последним из дюжины выходивших на поверхность планеты. Огромная наружная дверь с грохотом захлопнулась, и в шлюз со свистом ворвался воздух. Чудовищный кот для всех представлял одинаковую опасность. Гроувнор наблюдал за ним с растущим чувством тревоги. У него возникли кое-какие идеи, которыми он хотел поделиться с Мортоном. И он имел на это право. На исследовательских кораблях, подобных «Гончей», каждый руководитель отдела имел непосредственную связь с директором. И руководитель некзиального отдела — хотя Гроувнор и был его единственным сотрудником — должен был иметь такую связь. Однако в прекрасном коммуникаторе, что был вмонтирован в его скафандр, действовал лишь приемник. Это позволяло ему слышать все, что говорят руководители, но связаться с кем-то из них самому, даже в случае опасности, он мог только через коммутатор и только так выйти в центральный канал.

Гроувнор не сомневался в целесообразности такой системы. В конце концов, на корабле было около тысячи человек, и совершенно очевидно нельзя допускать, чтобы каждый член экипажа мог болтать с директором, когда ему вздумается.

Наконец открылась внутренняя дверь шлюза. Вместе со всеми Гроувнор направился к ней. Через несколько минут они уже стояли возле нескольких лифтов, что доставляли людей к жилым отсекам корабля. Мортон со Смитом о чем-то тихо переговаривались, затем директор заявил:

— Если поедет, отправим его наверх одного.

Керл не протестовал, пока не услышал, как захлопнулась у него за спиной дверца лифта и запертого в клетке его понесло куда-то вверх. Он с рычанием стал метаться по кабине. В мгновение ока разум его помутился от ярости, и всем телом он обрушился на дверь. Под его весом металл прогнулся, и отчаянная боль лишила остатков разума. Теперь он был всего лишь зверем, угодившим в ловушку. Он скреб когтями металл, рвал своими толстыми щупальцами плотно пригнанные панели. Машина, протестуя, пронзительно визжала. Лифт бросало из стороны в сторону, в колодец летели куски искореженного металла. Наконец лифт достиг нужного этажа и остановился. Керл выдрал остатки двери и вывалился в коридор. Там его уже ждали с оружием наготове.

— Какие же мы дураки! — воскликнул Мортон. — Надо было сначала показать ему, как действует лифт. Он же решил, что мы его надули или что-нибудь в этом роде.

Он решительно направился к чудовищу. Гроувнор заметил, как в угольно-черных глазах зверя исчез дикий огонь после того, как Мортон несколько раз открыл и закрыл двери ближайшего лифта. Когда урок закончился, Керл протопал в большую комнату, которая находилась в конце коридора. Там он разлегся на покрытом ковром полу и постарался успокоиться. Он был зол на себя за то, что обнаружил перед двуногими свой страх. Ему казалось, что спокойное и мирное поведение было бы гораздо выгоднее для него. Его ярость и сила должны были напугать и насторожить.

А это означало, что осуществить его план теперь будет гораздо труднее, а в него входил не больше не меньше, как захват всего корабля: на той планете, откуда явились эти существа, должно быть вдосталь идов.

Не мигая, Керл наблюдал, как два человека расчищали от каменных глыб и булыжника металлические двери в огромном старом здании. Все члены экипажа после завтрака снова облачились в скафандры, и теперь он видел их всюду, куда ни глянь, — поодиночке или небольшими группами. Из этого Керл заключил, что они заняты изучением мертвого города.

Самого Керла занимала одна мысль — мысль о еде. От голода саднило все тело, каждая его клетка требовала идов. От этого страстного желания дрожали мышцы, мозг сжигало стремление броситься за людьми, которые углублялись в городские кварталы. Он заметил, что один из них в одиночку направился куда-то.

Во время завтрака люди предлагали ему свою пищу, самые разные блюда, но все они были непригодны для него. По всей видимости, они не догадывались, что он питается только живыми существами. Иды — это не просто материя, это определенное состояние материи, и добываются они из такой ткани, которая еще пульсирует, в которой еще не иссякли жизненные токи.

Проходили минуты. Но Керл все еще сдерживал себя. Он лежа наблюдал за людьми, понимая, что они это чувствуют. Из корабля вывели металлическую машину и направили ее прямо на гору мусора возле металлической двери. Испытывая отчаянные муки, Керл примечал каждое движение двуногих. Даже во время приступов дикого голода он видел, как они управляют машиной, и понимал, насколько это просто.

Он знал заранее, что произойдет, когда белое пламя лизнет гору мусора, но намеренно подскочил и зарычал, словно испугался огня.

Гроувнор наблюдал за происходящим из небольшого патрульного катера. Он добровольно взял на себя роль наблюдателя за Керлом. Других дел у него не было. Казалось, никому не нужна помощь какого-то там некзиалиста, единственного на «Космической гончей».

Наконец дверь освободили от обломков камней и мусора. Гроувнор заметил, что Мортон и еще кто-то прошли внутрь здания. Их голоса тут же послышались, в скафандре Гроувнора.

Первым заговорил спутник Мортона:

— Все разбито… Должно быть, тут шла война. Есть и признаки военных сооружений. Тут остался один лом. Хотел бы я знать, как они управились со всем этим.

— Не совсем понимаю вас, — сказал Мортон.

— Все очень просто, — ответил первый. — До сих пор мне попадались только инструменты. И почти каждый механизм, будь он инструментом или оружием, оснащен трансформатором для получения энергии, ее преобразования и использования. А где силовые установки? Где же предприятия, которые вырабатывали эту энергию? Надеюсь найти ответ в их библиотеках. Что привело к гибели такую цивилизацию?

Послышался голос психолога:

— Говорит Зайдель. Я слышал ваш вопрос, мистер Пеннон. Существует по крайней мере две причины, по которым территория оказалась необитаемой. Первая — отсутствие пищи. Вторая — война.

Гроувнора порадовало, что Зайдель назвал имя собеседника. Вот и еще один голос вошел в его коллекцию. Пеннон возглавлял инженерный отсек корабля.

— Но, мой дорогой психолог, — возразил Пеннон, — при их уровне науки можно было бы решить проблему питания, если не для всех, то хотя бы для небольшого количества жителей. А даже если им это не пришло в голову, почему они отказались от развития космонавтики, чтобы отправиться в поисках пищи на другие планеты?

— Об этом спросите Ганли Лестера, — заметил директор Мортон. — Еще до приземления я слышал, как он излагал свою теорию.

Астроном Ганли Лестер отозвался сразу:

— Я еще проиграл не все варианты. Но один из них — думаю, вы со мной согласитесь — говорит сам за себя. Этот заброшенный мир — единственная планета, обращающаяся вокруг своего блеклого солнца. Больше здесь нет ничего. Ни луны, никакого даже маленького планетоида. А до ближайшей звездной системы не менее девятисот световых лет. Какая же гигантская проблема стояла перед основным населением этого мира — в один прыжок им нужно было решить проблему не межпланетных, а сразу межзвездных перелетов. Вспомните, каким долгим был наш собственный путь. Сначала мы высадились на Луне. Затем последовали планеты нашей Солнечной системы. Одно достижение вело нас к другому, и только спустя много лет был предпринят полет к ближайшей звезде. Наконец человек изобрел антиускоритель, что позволило перейти к межгалактическим перелетам. Так что я пришел к выводу, что ни одна цивилизация не способна создать межгалактический флот, не набравшись предварительного опыта.

Высказывались и другие мнения, но Гроувнор их уже не слушал. Он смотрел туда, где в последний раз видел кота, но тот куда-то исчез. Он выругал себя за то, что позволил себе отвлечься. Пришлось метаться на своем катерочке в поисках зверя. Но вокруг было слишком много нагромождений, слишком много зданий. Куда бы он ни посмотрел, всюду взгляд утыкался в развалины. Он спустился и стал расспрашивать нескольких занятых работами техников. Большинство припомнили, что видели кота минут двадцать назад. Не получив удовлетворительного ответа, Гроувнор вернулся в патрульный катер и полетел над городом.

Незадолго до этого Керл быстро двинулся вперед, стараясь использовать каждое укромное местечко. Нервный и больной от голода, он торопливо перебирался от группы к группе, источая злую энергию. Откуда-то выскочила маленькая машина, остановилась прямо перед ним, и страшная камера зажужжала, снимая его на пленку. Впереди, на скалистом холме гигантский бурильный агрегат приступал к работе. Сознание Керла мимолетно замечало очертания и облик незнакомых аппаратов, в то время как тело его изнемогало от желания настичь человека, который ушел в город один.

Вдруг Керл почувствовал, что больше не выдержит. Пасть наполнилась зеленой слюной. В какое-то мгновение ему показалось, что его никто не видит. Он метнулся за каменистую насыпь и тут же помчался во всю прыть. Керл несся огромными, плавными прыжками. Было забыто все, кроме одного-единственного желания, будто какая-то магическая щетка прошлась по мозгам и стерла память. Он мчался по пустынным улицам, сокращая путь через зияющие дыры в обветшалых стенах и коридоры разрушенных домов. Затем он замедлил бег и крадучись устремился туда, откуда его уши-усики уловили вибрацию идов.

Наконец он остановился и выглянул из-за скалы. Двуногий стоял возле того, что, по всей видимости, когда-то было окном, направив свет своего фонарика внутрь здания. Фонарик щелкнул и погас. Сильный приземистый человек мягко отошел назад, тревожно посматривая по сторонам. Керлу пришлась не по вкусу его тревога. Она предвещала молниеносную реакцию на опасность, а значит, и осложнения.

Керл подождал, пока двуногий не скрылся за углом, и не скрываясь двинулся по открытому месту быстрее, чем способен был идти преследуемый. Его план был прост. Словно призрак, скользнул он по боковой улице мимо длинного квартала разрушенных зданий. На большой скорости завернул за угол, пролетел через открытое пространство и тут прополз на животе в полутемное укрытие между домом и огромной кучей развалин. Улица впереди была как бы каналом между двумя рядами руин. Она заканчивалась узким проходом, выход из которого находился прямо под Керлом.

В последний момент он все-таки не удержался. Как только под ним появилось двуногое, небольшой ручеек камней покатился вниз оттуда, где, скорчившись, сидел Керл, и напугал человека. Тот вскинул голову и взглянул наверх. Лицо его тут же изменилось, и он схватился за оружие.

Керл метнулся вперед и одним сокрушающим ударом разнес прозрачный, блестящий шлем скафандра. Послышался скрежет металла, хлынула кровь. Человек сложился пополам, будто телескоп. Мгновение его кости и мускулы чудом удерживали тело, потом оно рухнуло — только лязгнул металл космического костюма.

Весь дрожа, Керл накинулся на свою жертву. Он уже создал поле, которое не позволяло идам перейти в кровь. Он быстро раздробил металл и заключенное в нем тело. Хрустнули кости. Разбрызгалась плоть. Он припал ртом к еще теплому телу, и крошечные чашечки-присоски стали высасывать идов из клеток организма. Минуты три он пребывал в экстазе насыщения, когда на его глаза упала тень. Он испуганно взглянул вверх и увидел маленький кораблик, который приближался к нему со стороны солнца. На мгновение Керл замер, затем скользнул в тень от большой груды обломков.

Когда он снова посмотрел вверх, маленькое суденышко медленно развернулось и полетело влево. Но машина делала круг, и Керл понял, что она может вернуться. Доведенный почти до исступления тем, что прервали его пиршество, Керл все же бросил свою добычу и кинулся к кораблю. Он мчался, будто преследуемое охотниками животное, и замедлил шаг, лишь когда увидел первую группу занятых работой людей. Он осторожно приблизился к ним. Все они были заняты своим делом, и он смог миновать их незамеченным.

Гроувнор все больше отчаивался в бесплодных поисках. Город был слишком велик. В нем оказалось гораздо больше развалин, где можно было спрятаться, чем он предполагал. В конце концов он повернул обратно к кораблю и с облегчением вздохнул, увидев распластавшегося на скале под солнышком исчезнувшего зверя. По возможности осторожнее Гроувнор посадил свой катер на возвышение позади животного. Он все еще находился в кораблике, когда минут через двадцать группа, исследовавшая город, наткнулась на садистски изуродованные останки доктора Джарвея из химического отдела и передала сообщение о своей страшной находке.

Гроувнор тут же полетел к месту происшествия и опустился возле тела убитого. Он понял, что директор не полетит к месту убийства, услышав его угрюмое распоряжение:

— Доставьте тело на корабль.

Там уже оказались друзья Джарвея, с мрачными лицами они окружили то, что недавно было их товарищем. Гроувнор взглянул вниз, и глазам его представилась ужасная картина: клочья человеческой плоти мешались с забрызганным кровью металлом. Он почувствовал, как ему сдавило горло.

— Черт побери, и надо же было ему одному идти в этот город! — услышал он голос Кента.

Химик буквально прорычал это. Гроувнор вспомнил, что Кент и его помощник Джарвей были большими друзьями. Должно быть, кто-то из химического отдела сказал что-то по внутренней связи, потому что Кент ответил:

— Да, вскрытие произведем сами.

Эти слова лишний раз напомнили Гроувнору, что, пока он не подключится к общей сети, упустит большую часть происходящего. Он поспешил тронуть за плечо ближайшего человека и спросил:

— Не возражаете, если я послушаю через вас химиков?

— Давайте.

Гроувнор слегка сжал пальцами руку соседа и услышал, как дрожащий голос произнес:

— Самое мерзкое, что убийство выглядит абсолютно бессмысленным. Тело превращено буквально в желе, но все части на месте.

В разговор вступил биолог Смит. Его унылое лицо выглядело мрачнее обычного.

— Убийца набросился на Джарвея с намерением употребить его в пищу, а потом обнаружил, что мясо чуждо ему, что оно несъедобное. Так же, как и наш кот — не стал есть ничего, что ему поставили… — Смит замолк, видно, задумался. Потом неуверенно спросил: — Ну а как насчет зверя? Он достаточно силен, чтобы одной своей миленькой конечностью прикончить кого угодно.

В разговор вмешался директор Мортон — по-видимому, он слышал всю беседу.

— Мысль о виновности зверя, вероятно, пришла в голову большинству из нас. Ведь пока он — единственное живое существо, повстречавшееся нам здесь. Но, естественно, мы не можем расправиться с ним по одному лишь подозрению.

— А кроме того, — сказал кто-то, — я ни на минуту не спускал с него глаз.

Прежде чем Гроувнор успел взять слово, по общей линии послышался голос психолога Зайделя:

— Директор Мортон, я тут говорил со многими. Складывается впечатление, что большинство все время видели зверя, но люди не исключают, что зверь мог на какие-то минуты исчезать с глаз. Мне самому казалось, что он все время околачивался где-то рядом. Но я припоминаю, что были моменты, и, пожалуй, достаточно длительные, когда он исчезал из виду.

Гроувнор вздохнул и отказался от намерения говорить. За него все сказал другой.

Прервал паузу Кент, который гневно заявил:

— Я считаю, нельзя играть с судьбой. Нужно прикончить негодяя, пока он не нанесет нам новых бед.

— Корита, вы далеко? — спросил Мортон.

— Здесь, возле убитого, директор.

— Корита, вы там с ван Хорном и Кранесси походили по городу. Вам не кажется, что киса — потомок основных обитателей этой планеты?

Корита, как заметил Гроувнор, стоял недалеко от Смита в окружении своих коллег по отделу археологии.

Высокий японец заговорил медленно и почтительно:

— Директор Мортон, тут присутствует какая-то тайна. Взгляните на эту величественную линию горизонта. Обратите особое внимание на контуры архитектурных сооружений. Создатели этого мегаполиса были близки землянам. Здания не просто украшены, а украшены соответственно стилю. Вот дорическая колонна, вот египетская пирамида и огромный готический собор — все они будто вырастают из земли, прочные, с долгой, большой судьбой. Если этот одинокий, опустошенный мир рассматривать как планету-мать, то она должна была быть для обитателей любимым местом, несущим тепло, дарящим духовные силы. Эффект усиливают извилистые улицы. Те механизмы, что встречались нам на улицах города, доказывают, что жители планеты разбирались в науке и технике, но прежде всего они были художниками. Поэтому они не стали строить геометрически правильные города и ультрабессмысленные мегаполисы. Тут присутствует художественная непринужденность, глубокое, радостное чувство, отраженное в изгибах и нерегулярности устройства домов, дворцов и проспектов; тут ощущается сила, божественная уверенность в себе. Это не загнивающая, затасканная веками существования цивилизация, а молодая, энергичная культура, уверенная в себе и сильная знанием своей конечной цели. И вдруг — конец. Резко, словно у них была своя Битва Титанов и она стала рушиться, как древняя магометанская цивилизация. Или будто в один прыжок она перескочила через века процветания в эпоху борьбы и распрей. Как бы там ни было, у нас нет сведений ни об одной культуре во Вселенной, сделавшей столь резкий скачок. Преобразования всегда происходят постепенно. И первый шаг к упадку — подвергать безжалостному сомнению все, что прежде было свято. В результате начинается утрата внутренней уверенности, убежденности. Прежде бесспорные истины рушатся перед безжалостной критикой ученых и аналитиков. Скептик становится опорой расы. Но я бы сказал, что эта культура разрушилась мгновенно, в самом расцвете. Социологически такая катастрофа сопровождается крахом морали, крушением идеалов, что возвращает человека к состоянию скотской агрессии. Появляется черствое безразличие к смерти. Если все, что я сказал, соответствует действительности и если этот кот — потомок подобной расы, тогда он может быть коварным ночным вором, хладнокровным убийцей, который ради зернышка способен перегрызть глотку родному брату.

— Хватит! — грубо прервал его голос Кента. — Директор, я готов быть его палачом.

— Я против, — резко прервал его Смит. — Послушайте, Мортон, мы не должны убивать кота, даже если он виновен. Это же биологическая сокровищница!

Смит и Кент гневно взглянули друг на друга.

— Мой дорогой Кент, — медленно и внушительно проговорил Смит, — я весьма ценю желание вашего химического отдела засунуть кису в реторты и выявить химический состав его крови и плоти. Но вынужден предупредить вас: вы чересчур спешите. Биологический отдел нуждается в живом организме, а никак не в мертвом. Чувствую, что и физики не отказались бы от возможности заняться им, пока он жив. Так что боюсь, что вы — последний в этой очереди. Смиритесь, пожалуйста, с этой мыслью. Вам он достанется через годик, не раньше.

— Я смотрю на это не с точки зрения ученого, — угрюмо ответил Кент.

— А надо бы с нее, ведь Джарвей мертв и ничто не поможет ему.

— И все же прежде я человек, а уж потом — ученый, — хрипло возразил ему Кент.

— Поддавшись эмоциям, вы готовы разрушить ценнейший образец?

— Я готов уничтожить эту тварь, потому что в ней заключена неведомая опасность. Мы не можем больше рисковать людьми.

Спорящих остановил Мортон. Он задумчиво сказал:

— Корита, я склонен принять вашу теорию в качестве рабочей гипотезы, но у меня возник один вопрос. Возможно ли, чтобы здешняя культура была более поздней, чем культура нашей всегалактической системы?

— Вполне вероятно, — ответил Корита. — Кот, по-видимому, представляет культуру середины десятой цивилизации этой планеты, в то время как наша, насколько известно, проходит восьмой виток цивилизации Земли. При этом каждая из десяти цивилизаций планеты должна была заново возникать на обломках предыдущей.

— В таком случае наш кот не имеет никакого понятия о наших подозрениях?

— Нет, для него это было бы откровением.

Коммуникатор донес беспощадный смешок Мортона и его приговор:

— Ваше желание исполнено, Смит. Мы даруем коту жизнь. А если произойдет что-то фатальное, то теперь, когда мы с ним познакомились, виною тому будет наша беззаботность. Нельзя, конечно, исключить, что мы ошибаемся. Мне, так же как и Зайделю, показалось, что зверь был все время на виду. Так что наши подозрения, возможно, совершенно напрасны. Ведь на планете могут существовать и другие опасные животные. — Он резко переменил тему разговора: — Кент, что вы думаете делать с телом Джарвея?

— Не будем спешить с его похоронами, — с горечью отозвался главный химик. — Проклятый кот что-то хотел извлечь из его тела. Похоже, он ничем не воспользовался, но вполне вероятно, что мы чего-то не заметили. Я собираюсь выяснить, что именно, и тем самым пригвоздить его к стенке, чтобы вы убедились в его вине.

Вернувшись на корабль, Эллиот Гроувнор поспешил в свой отдел. Табличка на двери гласила: «Отдел некзиализма». За дверью находились пять комнат общей площадью сорок футов на восемьдесят. В них были установлены все те машины и аппараты, которые потребовал у правительства Центр некзиализма, так что в помещениях было довольно тесно. Закрыв за собой дверь, Гроувнор оказался наедине с собой.

Поудобнее устроившись за столом, он принялся за письменное сообщение директору Мортону. Он проанализировал возможное физическое строение кошкоподобного обитателя этой холодной, заброшенной планеты и особо подчеркнул, что такое зрелое чудовище нельзя рассматривать просто как биологическую сокровищницу. Такой подход опасен, так как позволяет людям забыть, что существо может иметь свои собственные побуждения и желания, в основе которых лежит чуждое человеку мировосприятие. «У нас есть достаточное количество доказательств, — диктовал он в магнитофон, — чтобы сделать, как мы, некзиалисты, это называем, „Заявление руководству“».

Он просидел над заявлением несколько часов и отнес запись в отдел стенографии с требованием немедленно сделать копии. Как руководителю отдела ему было обеспечено немедленное обслуживание. Через два часа он передал отчет в канцелярию Мортона. Помощник вручил ему расписку. Уверенный в том, что сделал все, что от него зависело, он отправился в столовую. На его вопрос «где кот», официант ответил, что скорее всего зверь находится наверху, в библиотеке.

Гроувнор отправился туда и целый час просидел в библиотеке, наблюдая за животным. Все это время кот лежал, распластавшись на мягком ковре, ни разу не переменив положения.

Неожиданно двери в библиотеку распахнулись и вошли двое с большой чашей в руках. Следом за ними появился Кент. Глаза химика лихорадочно блестели. Он остановился посреди комнаты и сказал усталым, охрипшим голосом:

— Я хочу, чтобы все это видели.

Хотя он обращался ко всем присутствующим, но прежде всего имел в виду группу ученых, которые сидели в отдалении. Гроувнор поднялся и заглянул в чашу. В ней была какая-то бурая смесь.

Биолог Смит тоже встал со своего места.

— Минутку, Кент. В другое время я не стал бы подвергать сомнению ваши действия. Но вы выглядите совсем больным, вы переутомились. У вас есть разрешение Мортона на проведение эксперимента?

Кент медленно обернулся. И Гроувнор, уже севший на место, увидел, что слова Смита не вполне отражают состояние химика. Вокруг глаз у него были черные круги, щеки его ввалились. Однако Кент ответил:

— Я приглашал его прийти сюда, — ответил он, — но Мортон отказался присутствовать при эксперименте. Он считает, что, если подопытное существо охотно сделает то, что я хочу, это не причинит ему вреда.

— А что у вас там? — поинтересовался Смит.

— Мне удалось обнаружить вещество, которого недостает в останках Джарвея, — сказал Кент, — Это калий. Его осталось всего от двух третей до трех четвертей от нормы. Вам известно, что калий во взаимодействии с большой молекулой протеина является основой энергетического заряда всей клетки. Словом, это основа жизни. Обычно после наступления смерти калий высвобождается и устремляется в кровяной поток, тем самым отравляя его. Я установил, что часть калия из клеток тела Джарвея исчезла, но в кровь не попала. Полная картина пока непонятна, но я намерен ее прояснить.

— Ну а все-таки, что в этой чаше? — спросил кто-то.

Присутствующие, отложив книги и журналы, с интересом наблюдали за происходящим.

— Живые клетки, содержащие в суспензии калий. Как вам известно, мы можем их синтезировать. Возможно, чудовище отказалось от пищи за завтраком именно потому, что в еде не содержалось калия в привычном для него состоянии. Моя идея заключается в том, что он почувствует запах или еще там что-то…

— Мне кажется, он воспринимает вибрации, — медленно растягивая слова, вступил в разговор Гурли. — Иногда, когда он шевелил своими усиками, моя аппаратура фиксировала очень сильные помехи. Насколько я могу судить, он работает ими то на высоких, то на низких частотах. Похоже, он сам контролирует эти вибрации. Но частотные модуляции возникают не просто от движений усиков…

Кент с явным нетерпением ждал, когда Гурли закончит свою речь.

— Ну хорошо, он чувствует вибрации, — вступил он в разговор. — И что же, по-вашему, это должно оправдывать его действия? — И уже менее сурово он обратился к биологу: — Что вы думаете об этом, Смит?

— В вашем плане содержатся три ошибочных посыла, — ответил тот. — Во-первых, вы склонны рассматривать его всего лишь как животное. Во-вторых, вы забыли, что, полакомившись Джарвеем, он может быть сыт — если, конечно, он его ел. И еще вам представляется, что он вас ни в чем не заподозрит. Так поставьте чашу на пол. Посмотрим, как он на это отреагирует.

Эксперимент Кента был достаточно обоснован, хотя и вызывал сомнения. Существо уже проявило способность жестко реагировать на неожиданные ситуации. Его поведение в закрытом лифте нельзя было недооценивать. Это было мнение Гроувнора.

Керл уставился немигающим взглядом на тех, кто поставил перед ним чашу. Они тут же отошли, а Кент выступил вперед. Керл узнал в нем того, который утром вытащил оружие. Он посмотрел на двуногого, потом переключил свое внимание на чашу. Его усики учуяли волнующее излучение идов. Оно было очень слабым, таким слабым, что он его и не заметил бы, если бы заведомо не сосредоточился на его источнике. Иды содержались в жидкости в такой концентрации, что были для Керла почти бесполезны. Но все же вибрация была, и достаточно сильная, чтобы объяснить ему происходящее. Керл с рыком поднялся на ноги. Он схватил чашу присоском одного из согнутых щупалец и выплеснул ее содержимое прямо в лицо Кенту, с криком отпрянувшему назад.

Керл тут же швырнул чашу в сторону и щупальцами толщиной в трос обхватил грудь орущего человека. Его не пугало оружие на поясе Кента. Он чувствовал, что это всего лишь вибрационное оружие, а не дезинтегратор. Он швырнул визжавшего Кента в угол, но потом с какой-то долей испуга подумал, что надо было его разоружить. Теперь, возможно, придется раскрыть перед ними свои способности.

Кент одной рукой яростно стирал с лица жижу, а другой схватился за оружие. Дуло вздрогнуло, и белый луч ударил прямо в массивную голову Керла. Усики-уши зашевелились, автоматически сводя на нет энергию оружия. Круглые черные глаза сузились, когда он увидел, что за оружие схватились и остальные.

Гроувнор, находившийся возле двери, резко приказал:

— Стойте! Мы потом пожалеем, если сейчас поддадимся панике.

Кент щелкнул затвором и удивленно посмотрел через плечо на Гроувнора. Керл скорчился на полу, зло поглядывая на человека, который вынудил его раскрыть свою способность воздействовать на внешние источники энергии. Но делать было нечего — оставалось только ждать последствий.

Кент все смотрел на Гроувнора, глаза его сузились.

— Какого дьявола вы тут командуете?

Гроувнор промолчал. Его роль в инциденте на этом была исчерпана. Он вовремя распознал эмоциональный всплеск и произнес нужные слова соответствующим тоном. Теперь не играло роли, что те, кто подчинился его приказу, будут спрашивать, имел ли он право давать команды. Критический момент миновал.

Его действия не имели никакого отношения к тому, виноват ли или невиновен был зверь. Его вмешательство влияло не на его судьбу, а на то, что эту судьбу должны решить авторитетные специалисты, но никак не один человек.

— Кент, — холодно сказал Зайдель, — я не верю, что вы действительно потеряли власть над собой. Вы намеренно пытались убить кота вопреки приказу директора оставить его живым. У меня есть все основания составить рапорт о случившемся и потребовать, чтобы вы понесли наказание. Вам известно, в чем оно заключается: в лишении вас руководящей должности в своем отделе и в лишении права избираться на аналогичные должности в любом другом из двенадцати отделов.

Группа мужчин, в которых Гроувнор узнал подчиненных Кента, тревожно зашумела.

— Нет-нет! Оставьте эти глупости, Зайдель! — крикнул один из них.

Другой был более циничен:

— Не забывайте, что есть свидетели и у другой стороны.

Кент обвел присутствующих угрюмым взглядом.

— Корита был абсолютно прав, — сказал он, — когда говорил о почтенном возрасте нашей цивилизации. Она явно клонится к упадку, — в голосе Кента слышалась дрожь. — Боже, неужели здесь нет человека, который бы оценил весь ужас происходящего? Джарвей мертв уже несколько часов, а эта бестия, виновник его смерти — кто этого не знает? — лежит себе здесь, даже не закованный в цепи, и замышляет новое убийство! И жертва его, возможно, здесь, в этой комнате. Что же мы за люди? Дураки, циники или упыри? Или наша цивилизация уже дошла до того, что даже об убийце мы можем рассуждать с сочувствием? — Он уставился налитыми кровью глазами на Керла. — Мортон был прав. Это не животное. Это сам дьявол, поднявшийся из самых глубин ада этой забытой богом планеты.

— Не разыгрывайте тут мелодрамы, — сказал Зайдель. — С точки зрения психологии ваши выводы не выдерживают никакой критики. Мы не упыри и не циники. Мы обыкновенные ученые, и кот для нас — объект исследования. Теперь, когда он находится под нашим наблюдением, вряд ли он способен напасть на кого-либо из нас. Один против тысячи — слишком малая вероятность. — Он осмотрел всех и продолжил: — Поскольку Мортона здесь нет, я предлагаю: давайте проголосуем. Все слышат?

— Я против, Зайдель, — прозвучал голос Смита. Пока психолог с удивлением взирал на него, Смит продолжил: — В суматохе и возбуждении никто из вас, кажется, не заметил, что, когда Кент стрелял в него из вибратора, луч угодил прямо в центр квадратной головы этого животного и не оставил на ней даже следа.

Зайдель перевел удивленный взгляд со Смита на Керла, а потом снова на Смита.

— Вы уверены, что Кент попал в него? Как вы сами сказали, все произошло так быстро… Я подумал, что кот остался невредимым, потому что Кент промахнулся.

— Абсолютно уверен, что Кент попал ему в морду, — заявил Смит. — Вибратор, конечно, не может сразу убить человека, но поражает его непременно. Кот же остался невредим, его даже не затрясло. Может быть, это и не решающий довод, но в свете наших сомнений…

Зайдель был явно смущен.

— Ну, может, у него шкура такая, что выдерживает большие температуры и энергию.

— Возможно. Но раз уж мы не очень уверены, я бы попросил Мортона отдать приказ о заключении зверя в клетку.

Зайдель нахмурился в сомнении.

— В ваших словах есть смысл, Смит, — сказал Кент.

— Так если мы посадим его в клетку, вы, Кент, будете удовлетворены?

Кент подумал, потом неохотно согласился:

— Да. Если только стены из микротронной стали толщиной в четыре дюйма смогут его удержать. Иначе останется отдать ему весь корабль.

Гроувнор, державшийся поодаль, снова промолчал. В своем отчете Мортону он хотел было предложить заключить кота в камеру, но тут же отверг эту мысль главным образом из-за запирающих механизмов.

Зайдель подошел к настенному коммуникатору и с кем-то тихо переговорил.

— Директор сказал, что, если вы сумеете поместить его в камеру, не применяя насилия, он на это вполне согласен. Если же такой возможности не представится, заприте его в том помещении, где он сейчас. Что вы на это скажете?

— В камеру! — прозвучало сразу несколько голосов.

Гроувнор подождал, пока наступила тишина, и сказал:

— Выдворите его на ночь из корабля. Он никуда не уйдет.

Большинство присутствующих не отреагировали на его предложение, только Кент заметил сурово:

— Вы всегда бываете так последовательны? То вы спасаете ему жизнь, то признаете его опасным.

— Он сам спас себе жизнь, — коротко возразил Гроувнор.

Кент отвернулся и пожал плечами.

— Мы поместим его в камеру. Только там место убийце.

— Вопрос решен, — сказал Зайдель. — Но только как претворить его в жизнь?

— Вы твердо решили посадить его в камеру? — уточнил Гроувнор.

Как и следовало ожидать, ответа не последовало.

Тогда он вышел вперед и тронул кончик ближайшего к нему щупальца Керла. Щупальце слегка отдернулось, но Гроувнор был настроен решительно. Он плотно охватил щупальце и указал на дверь. Какое-то мгновение животное колебалось, а потом при полном молчании проследовало через помещение.

— Подготовьтесь все сделать точно по времени! — повелительно бросил Гроувнор.

Керл послушно проковылял вслед за ним через какую-то дверь и оказался в квадратной металлической комнате, в противоположной стене которой была вторая дверь. Человек прошел через нее. Когда Керл хотел проследовать за ним, дверь с грохотом опустилась перед самым его носом. И в тот же самый миг за его спиной раздался металлический лязг. Он обернулся и увидел, что входная дверь тоже захлопнулась. Он ощутил поток энергии, когда электрический замок встал на место. Губы его гневно искривились, он понял, что попал в ловушку, но ничем другим не выказал волнения. После позорного поведения в лифте он ощутил в себе что-то новое. Вот уже сотни лет все его существо было направлено на одно — на поиски пищи. Теперь в его мозгу ожили тысячи воспоминаний из прошлого. В его теле зашевелились давно уже не востребованные силы. Восстанавливая в памяти эти свои возможности, он тут же мысленно приспосабливал их к сложившимся обстоятельствам.

А сейчас он уселся на свои толстые задние лапы. Его уши-усики исследовали энергию того, что его окружало. В конце концов он лег на пол, глаза его выражали презрение. Дураки!

Примерно через час он услышал, как человек — это был Смит — возится с каким-то аппаратом над его головой. Керл вскочил на ноги, насторожился. Его первой мыслью было, что он недооценил этих людишек и вот теперь они его прикончат. А он-то рассчитывал, что у него будет время и он осуществит задуманное.

Опасность заставила растеряться. И когда он вдруг ощутил радиацию, он собрал все силы для борьбы с опасностью. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что происходит. Кто-то делал снимки его внутренностей.

Вскоре человек ушел. Какое-то время еще слышны были отдаленные голоса. Керл терпеливо ждал, когда наступит тишина, чтобы обойти корабль. Давным-давно, когда керлы еще не достигли относительного бессмертия, они тоже спали по ночам. Наблюдая за дремавшими в библиотеке людьми, Керл вспомнил и об этой древней привычке.

Но один звук оставался и никуда не пропадал. Большой корабль уже давно погрузился в сон, а он все слышал шаги двух пар ног. Они в определенной последовательности проходили мимо его камеры, удалялись на какое-то расстояние и вновь возвращались. Одно обстоятельство особенно не нравилось ему: охранники ходили не вместе, а сначала проходил один, потом на расстоянии около тридцати шагов от него — второй.

Керл прислушивался к их шагам несколько кругов подряд, отмечал про себя, сколько времени занимает обход. В конце концов он узнал, что хотел. Он еще раз дал им завершить очередной круг. Потом подождал, пока они пройдут мимо, и переключил все свои чувства на энергетику корабля. Мощная пульсация реактора в машинном отделении воспринималась им как четкие спокойные звуки. А вращение электрогенератора — почти как песня. Керл слышал шепот всех электрических потоков, пронизывающих стены его тюрьмы по многочисленным проводам, нащупывая тот ручеек, что кончался в электрических замках двери. Он заставил свое дрожащее тело напряженно замереть, стараясь попасть в ритм этой свистящей и гудящей буре корабля. Внезапно его усики завибрировали в такт.

Раздался громкий металлический щелчок. Легким прикосновением одного из щупалец Керл отворил дверь. Он оказался в коридоре. На какой-то миг его захлестнуло чувство презрения, превосходства, когда он подумал о существах, посмевших бросить вызов, и кому — керлам! Только тут он вспомнил, что на планете кроме него существуют и другие керлы. Мысль сама по себе была странной и неожиданной. Потому что он ненавидел их и сражался с ними беспощадно. А здесь вдруг перед ним возник образ маленькой, исчезающей группки существ, во всем подобных ему. Это был его клан. Если бы они были способны размножаться, вряд ли кто-нибудь — и менее всего эти двуногие — устоял бы перед ними.

Эта мысль вызвала ощущение ограниченности собственных возможностей, бесконечного одиночества: он же один против тысячи, а затем — против всей Вселенной. Именно Вселенная была предметом его необузданных, ненасытных устремлений. А проиграй он эту битву, другого такого случая уже никогда больше не представится! В его голодном мире не будет надежды решить проблему перелетов в пространстве. Даже Строители не сумели оторваться от своей планеты.

Он пробрался по большому салону в прилегающий коридор. Тихо подкрался к двери первой спальни. Она была заперта на электрический замок, но он бесшумно открыл его. Проскользнув внутрь, он нанес точный удар по горлу спящего человека. Голова неестественно свесилась с постели, тело дернулось, струей хлынула кровь. Излучение идов почти лишило его разума, но он заставил себя двинуться дальше.

Семь спален — семь трупов. Потом Керл потихоньку вернулся в свою камеру и запер за собой дверь. Время он рассчитал с предельной точностью. Почти в тот же момент охрана прошагала мимо, заглянула в камеру через аудиоскоп и проследовала дальше. Керл ринулся во второй набег и за несколько минут «посетил» еще четыре спальни. Затем перебрался в большую спальню, где помещались двадцать четыре человека. Он убивал мгновенно, все время помня о необходимости вовремя вернуться в камеру. Но возможность уничтожения целой команды помутила его сознание. Больше тысячи лет он убивал все живое на своем пути. Даже самые примитивные формы, когда ему доставалось не более одного ида. И он никогда не знал необходимости обуздывать себя. Он обошел комнату, как большой кот, каким он, впрочем, и был, неслышный и безжалостный, и упоение не покидало его до тех пор, пока он не прикончил последнего человека.

И тут он понял, что упустил свое время. Что-то похожее на раболепный страх испытал он от непростительного промаха. Он четко замыслил ночь убийств, и каждый смертельный исход должен был продолжаться ровно столько времени, чтобы успеть вернуться в свою тюрьму: он должен был находиться в ней, когда охранник заглянет туда, завершая очередной круг. Теперь же надежда овладеть этим кораблем-монстром за одну ночь рухнула.

Керл потерял остатки разума. Как безумный, совсем не заботясь о том, чтобы не шуметь, он бросился через салон и вылетел в коридор, где находилась дверь его камеры, напряженный, ожидая, что будет встречен лучом бластера, слишком сильным, чтобы он мог противостоять ему.

Двое охранников стояли рядом, бок о бок. Явно они обнаружили раскрытую дверь. Они одновременно подняли на него глаза и застыли, парализованные кошмарным видением. На них летело чудовище с окровавленными когтями, щупальцами и свирепой кошачьей мордой с горящими ненавистью глазами. Один из охранников схватился за бластер, но было слишком поздно. Другой уже был психологически сломлен и застыл в неподвижности. Он испустил пронзительный вопль ужаса. Жуткий крик разнесся по коридорам и разбудил спящих. Что-то страшно шваркнуло о стену — это Керл одним сокрушительным движением отправил оба тела в другой конец коридора. Он не хотел, чтобы трупы нашли возле камеры. Он еще надеялся.

В отчаянии, сознавая весь ужас своей ошибки, почти утратив рассудок, он нырнул в свою тюрьму. Дверь неслышно захлопнулась за ним — усики в очередной раз сработали как надо. Он свернулся клубком на полу, притворившись спящим, и тут услышал топот множества бегущих ног и гул возбужденных голосов. Он заметил, что один из них заглядывает к нему в аудиоскоп. Критический момент наступит, когда они обнаружат остальных убитых.

Постепенно он собирался с силами, чтобы выиграть величайшую в его жизни битву.

— Погиб Сивер! — услышал Гроувнор голос Мортона, сдавленный ужасом. — Что же мы будем делать без Сивера?.. И Брекенридж! И Култер!.. И… ужасно!

В коридоре толпились люди. Гроувнор, чей отдел находился дальше всех, оказался позади. Дважды он пытался пробиться поближе, но оба раза его оттесняли, даже не потрудившись узнать, кто это. И Гроувнор оставил напрасные попытки, ожидая, что еще скажет Мортон. Директор угрюмо осмотрел столпившихся. Его тяжелый подбородок выглядел сейчас решительней обычного.

— Если у кого-нибудь есть хоть какие-то соображения, высказывайтесь.

— Это космическое безумие!

Предположение встревожило Гроувнора. Казалось бы, бессмысленная фраза, но она стала расхожей за эти годы межзвездного перелета. Тот факт, что люди в космосе заболевают от одиночества, страха и постоянного напряжения, еще ничего не значил. В столь долгом путешествии не исключены и эмоциональные сдвиги — и это была одна из причин, почему его включили в состав команды, — но в данном случае ни о каком психическом расстройстве от одиночества не могло быть и речи.

Мортон явно сомневался. Казалось, и он воспринял это предположение как несерьезное. Но в такой момент нельзя было отказываться ни от каких идей. Люди были чрезвычайно напуганы. Они жаждали действий, и уверенности, и соответствующих контрмер. Именно в такие моменты руководители экспедиций, командоры и другие должностные лица теряли доверие своих подчиненных. Гроувнору показалось, что, когда Мортон заговорил, он думал именно об этом, так осторожно он подбирал слова.

— Мы думали об этом, — сказал директор. — Доктор Эггерт и его помощники всех непременно обследуют. В данный момент он осматривает тела убитых.

Громоподобный баритон почти оглушил Гроувнора:

— Я тут, Мортон. Вели этим людям пропустить меня.

Гроувнор обернулся и узнал доктора Эггерта. Люди уже сами потеснились, давая ему дорогу. Гроувнор поспешил за ним. Как он и думал, все решили, что так и надо — некзиалист должен быть рядом с доктором. Когда они добрались до Мортона, доктор Эггерт сказал:

— Я все слышал, директор, и должен заявить, что ни о каком безумии здесь не может быть и речи. Чтобы так порешить человека, нужна недюжинная сила по крайней мере десятерых. Убитые не успевали даже крикнуть, — Эггерт помолчал, потом тихо спросил: — А как насчет кота, Мортон?

Тот покачал головой:

— Киска у себя в камере, доктор, ходит туда-сюда. Что думают на этот счет специалисты? Есть ли основания подозревать кота? В такой камере, как эта, можно спокойно содержать зверя раз в пять крупнее, чем он. Трудно поверить в его виновность, разве что новая наука может предложить такое объяснение, что нам и в голову не придет.

— Мортон, — угрюмо начал Смит, — здесь все свидетельствует о его вине. Мне меньше, чем кому-либо, хотелось об этом говорить — вы же все знаете, как я настаивал, чтобы кота оставили в живых, — но я сделал флюорографические снимки зверя — все они оказались пусты. Вспомните, что говорил Гурли: это существо, вероятно, может принимать и посылать колебания волн всего спектра. А как он справился с излучателем Кента, направленным ему прямо в морду, после всего случившегося является для нас доказательством того, что он обладает уникальной способностью управлять потоками энергии.

Кто-то недовольно проворчал:

— И какого дьявола все мы тут собрались? Ведь если он может контролировать энергию и излучать волны любой длины, что ему мешает перебить нас всех?

— Но это же доказывает, — сказал Мортон, — что он не всесилен, иначе он уже давно сделал бы это.

Он неторопливо подошел к механизму, контролирующему замок камеры.

— Вы не должны открывать дверь! — воскликнул Кент, хватаясь за бластер.

— Нет, но если я переведу рубильник, пол клетки окажется под напряжением. Мощность очень большая, и все живое, что находится в камере, должно погибнуть. Такие устройства на всякий случай сделаны повсеместно в подобных помещениях.

Он открыл специальный ящичек и резко рванул на себя рубильник. Секунды энергия накапливалась, потом блеснул голубой огонь, и в тот же момент предохранители, что находились над головой Мортона, вдруг почернели. Мортон дотянулся до них рукой, вынул один предохранитель из гнезда и нахмурился.

— Чудеса! — воскликнул он. — Предохранители никак не должны были «полететь»! — Он покачал головой: — Да, теперь даже мы не сможем заглянуть в камеру: аудиоскоп тоже вышел из строя.

— Если он так хорошо управляется с электричеством, что открыл замок, — заметил Смит, — то он, видимо, почувствовал, что ему угрожает, когда вы включали ток, и готов был противостоять опасности.

— Во всяком случае это говорит о том, что кот нечувствителен к нашей энергии, — мрачно скривился Мортон. — Ведь он безболезненно вернул электропоток. Слава богу, что он в камере с толстыми стальными стенами. В случае чего мы можем открыть дверь и испытать на нем действие бластеров. Но сначала попробуем послать электрические заряды через телефонный кабель.

Его слова прервал шум, донесшийся из камеры. Что-то тяжелое грохнулось о стену. Затем последовали мелкие удары, словно тяжелые предметы падали на пол. Гроувнор сравнил это про себя с грохотом лавины.

— Он знает о наших намерениях, — сказал Смит Мортону. — Держу пари: бедной киске это не по вкусу. Какого же он свалял дурака, вернувшись в камеру! Он только теперь понял это!

Напряжение чуть ослабло, люди нервно заулыбались. Кто-то даже не очень весело хмыкнул, представив себе нарисованную Смитом картину огорченного монстра. Гроувнор был озадачен. Ему совсем не понравились звуки, которые он услышал. Слух — самое обманчивое из чувств. По слуху не определишь, что произошло или что происходит в камере.

— Хотел бы я знать, — проговорил главный инженер корабля Пеннон, — отчего стрелка телефлюорометра запрыгала как бешеная именно тогда, когда раздался этот шум в камере? Прибор у меня перед самым носом, и я все пытался понять, что же там произошло.

И в клетке и вне ее наступила тишина, которую нарушило движение за спиной Смита, и в коридоре появились капитан Лич с двумя офицерами в форме.

Капитан, жилистый мужчина лет пятидесяти, проговорил:

— Полагаю, мое место здесь: среди ученых назревает конфликт по поводу того, убивать ли чудовище. Не так ли?

— Спорить уже не о чем, — покачал головой Мортон. — Мы единодушны в решении уничтожить зверя.

Капитан Лич кивнул:

— Я готов исполнить приказ. Считаю, что под угрозой весь корабль. А за безопасность отвечаю я, — он повысил голос: — Освободите место! Подайтесь назад!

Прошло несколько минут, прежде чем толпа в коридоре поредела. Гроувнор был доволен. Ведь если эта тварь выйдет из камеры и людям некуда будет податься, будут новые жертвы. Нельзя сказать, что теперь опасность полностью исключена, но, по крайней мере, она заметно уменьшилась.

— Вот дела! Похоже, корабль наш сейчас взлетит! — воскликнул кто-то.

Гроувнор тоже почувствовал что-то похожее на пробное включение двигателей. Огромный корабль вздрогнул и подался назад.

— Пеннон, кто там, в центре управления? — резко спросил капитан Лич.

Главный инженер побледнел.

— Мой помощник и его заместитель. Не пойму, что это они…

Снова толчок! Корабль накренился, угрожая завалиться набок. Гроувнора с силой швырнуло на пол. Оглушенный ударом, он все же постарался не потерять сознание. Вокруг распластались люди. Раздавались стоны. Директор Мортон отдавал какие-то распоряжения, но Гроувнор не слышал какие. Капитан Лич, ругаясь, пытался подняться на ноги. Гроувнор расслышал, как он яростно прорычал:

— Какого черта, кто там включил двигатель?!

Опасно нарастало ускорение. Оно достигло уже 5, если не 6 g. Собрав все свои силы, Гроувнор с огромным трудом поднялся на ноги. Он нащупал на стене коммуникатор и вызвал центр управления кораблем, не особенно рассчитывая, что кто-нибудь отзовется. Кто-то за его спиной издал рык. Гроувнор удивленно оглянулся. Мортон, глядя через его плечо на коммуникатор, с трудом выдавил:

— Это кот! Он там, в центре управления. Мы взлетаем!

Пока Мортон говорил, экран оставался черным. Вместе с тем ускорение росло, а с ним и навалившаяся тяжесть. Гроувнор с трудом добрался до салона и попал во второй коридор. Он помнил, что там находится склад, где хранились скафандры. Уже у двери он обнаружил, что капитан Лич опередил его и натягивает на себя костюм. Он застегнул скафандр, включил антигравитатор и потом помог облачиться в костюм Гроувнору.

Включив антигравитатор на 1 g, Гроувнор через минуту вздохнул с облегчением. Теперь их было двое, а вскоре стали подходить остальные. Спустя несколько минут все скафандры были разобраны, и недостающие принесли с нижнего этажа. Теперь десятки людей были готовы к действию. Капитан Лич куда-то исчез. Чтобы сориентироваться, Гроувнор поспешил к камере, где был заключен зверь. У дверей, которые, по-видимому, только что открыли, толпились ученые.

Гроувнор пробрался поближе и через плечи и головы тех, кто был впереди, заглянул в камеру. В противоположной стене зияла дыра. Она была так велика, что через нее одновременно могли бы пройти пять человек. Края дыры были рваными. Дыра вела в соседний коридор.

— Готов поклясться, — прошептал Пеннон, он был в космическом костюме, но без шлема на голове, — это невероятно. Удар десятитонного механического молота может проделать в этой стальной плите не более чем вмятину в четверть дюйма глубиной. А ведь мы слышали только один удар. Даже для атомного дезинтегратора работы здесь по меньшей мере на минуту, но после этого все вокруг стало бы радиоактивным самое малое на несколько недель. Мортон, это суперчудовище!

Директор не ответил. Гроувнор видел, что Смит изучает разрушения. Наконец биолог поднял голову.

— Если бы Брекенридж был жив! Это может объяснить только металлург. Смотрите!

Он коснулся искореженного края. Кусок металла отломился и рассыпался у него в руке, а упав на пол, превратился в пыль. Гроувнор протиснулся к камере.

— Я немного разбираюсь в металлах, — сказал он.

Люди расступились, давая ему дорогу. Когда он оказался рядом со Смитом, биолог хмуро уставился на него и с недоверием спросил:

— Вы что, один из помощников Брека?

Гроувнор сделал вид, что не слышит. Он присел, потер между пальцами в перчатке рассыпавшийся металлический порошок и быстро выпрямился.

— Никакого чуда здесь нет. Насколько вам известно, стены подобных камер формуют из металлического порошка в электромагнитных матрицах. Кот использовал свои способности и воздействовал на силы сцепления, обеспечивающие целостность металла. Вот откуда скачки на телефлюорометре, которые наблюдал мистер Пеннон. Существо, трансформировав энергию своего тела, разрушило стену, выскочило в коридор, а потом дальше вниз, в центр управления.

Он был удивлен, что его не прервали и дали закончить этот поспешный вывод. Вполне очевидно, его приняли за одного из помощников убитого Брекенриджа, что было совершенно естественно: при таких размерах корабля трудно было знать каждого техника.

— Итак, директор, — тихо проговорил Кент, — мы оказались в ситуации, когда суперсущество, овладев центром управления, почти неограниченными энергоресурсами и главной секцией машинного отделения, безраздельно контролирует корабль.

Кент всего лишь перечислил факты, но Гроувнор почувствовал, как это подействовало на всех. Тревога за жизнь отразилась на лицах людей.

В разговор вмешался один из офицеров.

— Мистер Кент не прав, — сказал он. — Зверь в самом деле овладел центром управления, однако в наших руках остается контрольный пульт, а он позволяет взять под контроль все машины корабля. Вы, как люди, занятые проблемами науки, не все знакомы с устройством корабля. Вполне вероятно, что существо способно справиться с управлением корабля, но мы контролируем все рубильники.

— Ради всего святого! — воскликнул кто-то. — Почему же вы до сих пор не перекрыли ему электричество, вместо того чтобы запихивать всех нас в скафандры?

Офицер был неколебим.

— Капитан Лич полагает, что в скафандрах, которые защищают нас от воздействия ускорения, мы в большей безопасности. К тому же вполне вероятно, что кот никогда не подвергался ускорению в пять-шесть g. В этом наше преимущество, и неразумно отказываться от него, особенно в минуты паники.

— Какие еще преимущества мы имеем? — спросил кто-то.

— Я могу вам сказать, — отозвался Мортон. — Мы уже кое-что знаем об этом существе. И как раз сейчас я намерен предложить капитану Личу провести испытания. — Он повернулся к офицеру: — Не попросите ли вы командира санкционировать проведение этого эксперимента?

— Думаю, вам лучше самому попросить его об этом, сэр. Могу соединить вас с ним по коммуникатору. Он сейчас у контрольного пульта.

Мортон ушел и вернулся через несколько минут.

— Пеннон, — обратился он к главному инженеру, — поскольку вы офицер и ответственный за управление кораблем, капитан Лич хочет, чтобы испытание провели вы.

Гроувнору послышались в тоне Мортона нотки раздражения. Разумеется, командир корабля совершенно серьезно заявил, что не снимает с себя никакой ответственности. Разделение власти на кораблях было старо как мир. Линия раздела определялась по возможности четко, но никакой властью не запретишь непредвиденные обстоятельства. В конце концов все определяется характером отношений. До сих пор и офицеры и команда — впрочем, все люди военные — скрупулезно выполняли свои обязанности, подчиняясь в основном целям, поставленным перед этим грандиозным перелетом. Тем не менее правительство по опыту всех прошлых экспедиций знало, что военные почему-то невысоко ставили авторитет ученых. А в обстоятельствах, подобных нынешним, их враждебность проявлялась с особой силой. И в действительности не было никаких оснований запрещать Мортону самому провести свою экспериментальную атаку, взяв на себя всю полноту ответственности.

— Директор, — энергично вмешался Пеннон, — у нас нет времени на всякие мелочи. Отдавайте приказание! Если я в чем-то буду не согласен с вами, мы это обговорим.

Это был благородный отказ от привилегий. Но ведь Пеннон как главный инженер сам был вполне зрелым ученым.

Мортон не стал терять времени.

— Мистер Пеннон, — сказал он твердо, — выделите по пять техников к каждому из четырех входов в центр управления. Я возглавлю одну из групп. Вы, Кент, — вторую. Вы, Смит, — третью. И разумеется, четвертую возьмете на себя вы, Пеннон. Используем переносные излучатели и бластеры и разнесем к чертям большие двери — они все наглухо закрыты, я проверял: чудовище заперлось. Зеленски, отправляйтесь наверх, к контрольному пульту, и обесточьте все механизмы, кроме двигателей. Их же включите на полную мощность и тут же выключите. Одно замечание. Ускорение пусть остается наибольшим. И никаких антигравитационных мер на корабле, вы поняли?

— Да, сэр, — Пилот отсалютовал и двинулся по коридору.

— Докладывайте мне по коммуникатору, — крикнул Мортон ему вдогонку, — если вдруг какие-нибудь из машин возобновят работу.

Для участия в атаке отобрали стрелков. Гроувнор и еще несколько человек наблюдали за их действиями примерно с двухсот футов. Когда установили переносные огнеметы и защитные экраны, Гроувнор ощутил внутреннюю опустошенность, и сердце его сжалось в ожидании несчастья. Он высоко оценил силу и направление задуманной атаки, он даже готов был к тому, что атака увенчается успехом. Но уверенности в благоприятном окончательном исходе не было — это была атака наугад. Она основывалась на имевшемся опыте и знаниях и была организована в лучших известных традициях. Но больше он досадовал на то, что должен стоять в стороне и со стороны критиковать тех, кто действовал.

В большом коммуникаторе раздался голос Мортона:

— Как я уже сказал, это главным образом пробная атака. Она основана на предположении, что кот недостаточно долго пробыл в центре управления, чтобы суметь сделать что-либо. Это внушает надежду, что мы справимся с ним прямо сейчас, до того, как он успеет подготовиться к борьбе. Но если нам не удастся уничтожить кота немедленно, я просчитал второй вариант, который заключается в следующем: двери центра сконструированы таким образом, что могут противостоять мощным взрывам и уничтожение их огнеметами займет минут пятнадцать. Это время электроэнергия в помещении будет полностью отключена. Зеленски сделает это. Полет, естественно, будет продолжаться — главный двигатель атомный, и, насколько я понимаю, он ему не по зубам. Через несколько минут вы увидите, что я имею в виду… на что надеюсь…

Его голос зазвенел, когда он спросил:

— Вы готовы, Зеленски?

— Готов!

— Выключайте главный рубильник!

Коридор — да и весь корабль, как понял Гроувнор, — погрузился в кромешную тьму. Он включил вмонтированную в скафандр лампу. Его примеру последовали и остальные. В отблесках странного света их лица выглядели бледными и напряженными.

— Огонь! — Команда Мортона резко прозвучала в коммуникаторе.

Вздрогнули переносные установки и выплеснули пламя, которое обволокло прочные металлические двери. Гроувнор видел, как медленно побежали ручейки расплавленного металла. Они сливались, и неохотные потоки стекали по электрокабелям. Сквозь дым невозможно было разглядеть, что происходит с дверью, пока она не раскалилась докрасна. Только тогда сквозь запотевшее стекло Гроувнор увидел это адское зрелище! По мере того как огонь пушек с яростью накидывался на металл, свечение становилось все ярче и ярче, дверь искрилась подобно звезде.

Время шло медленно. Наконец раздался голос Мортона:

— Зеленски!

— Пока ничего, директор.

— Но должен же он что-то предпринять, — почти прошептал Мортон. — Не может он так вот просто сидеть и ждать, как загнанная в угол крыса. Зеленски!

— Ничего, директор.

Прошло семь минут, потом десять, двенадцать.

— Директор, — это был как обычно официальный голос Зеленски, — он запустил генератор.

Гроувнор глубоко вздохнул. В коммуникаторе послышался голос Кента:

— Мортон, сколько можно? Вы что, этого ждали?

Гроувнор увидел, что Мортон смотрит на дверь. Даже издали заметно было, что металл уже менее раскален, чем раньше. Из белой дверь постепенно становилась красной, а затем совсем потемнела.

— Пока достаточно, — сказал Мортон. — Пусть военные охраняют каждый коридор! Излучатели на место! Руководителям отделов собраться у контрольного пункта!

Гроувнор понял, что эксперимент окончен.

На посту у входа на контрольный пункт Гроувнор предъявил одному из охранников свое удостоверение. Тот с нескрываемым сомнением взглянул на него.

— Похоже, все в порядке, — пробормотал он наконец, — Но за все время дежурств я не пропустил никого, кому было бы меньше сорока. Как это вам удалось?

— Я тут по причине своей принадлежности к новой науке, — усмехнулся Гроувнор.

Охранник снова заглянул в удостоверение и сказал, возвращая его:

— Некзиализм? Что это такое?

— Это вроде всенаукологии, — сказал Гроувнор и переступил порог.

Обернувшись назад, он увидел, что охранник тупо глазеет на него. Гроувнор улыбнулся и тут же забыл о нем. В контрольном пункте управления он был впервые и с любопытством озирался по сторонам. Несмотря на компактность, контрольный пульт представлял собой внушительное зрелище. Он состоял из ряда ярусов. Каждый металлический ярус был футов двести длиной. Ярусы соединялись между собой крутыми ступенями. Управлять приборами удобнее всего было, сидя в специальном кресле, которое было подвешено к подвижному управляемому устройству.

В противоположной стороне помещения амфитеатром располагались около сотни удобных кресел. Кресла были достаточно вместительны и для человека в скафандре, и к приходу Гроувнора в них расположились две дюжины людей, одетых именно таким образом. Гроувнор скромно устроился на одном из них сбоку. Вскоре из прилегающего к залу личного кабинета капитана корабля вошли Мортон и сам капитан Лич. Мортон без обиняков приступил к делу.

— Итак, мы выяснили, что для чудовища важнейшей из машин оказался генератор. В панике оно старалось запустить его, пока мы не проникнем внутрь. Есть ли у кого-нибудь соображения по этому поводу?

— Может ли кто-нибудь сказать, каким образом кот сделал двери непроницаемыми? — спросил Пеннон.

— Существует специальная технология, с помощью которой повышается стойкость металлов к высоким температурам, но для этого требуется многотонное оборудование, которого, насколько я понимаю, на нашем корабле нет, — проговорил Гроувнор.

Кент повернулся к нему и раздраженно заявил:

— Зачем нам знать, как он это сделал? Если мы не можем одолеть эти двери даже с помощью атомных дезинтеграторов, то это конец. Корабль целиком в его руках, он может делать с ним все, что ему вздумается.

Мортон покачал головой.

— Мы собрались для того, чтобы выработать какой-то план действий, — он громко позвал: — Зеленски!

Пилот свесился через подлокотник рабочего кресла. Его неожиданное появление удивило Гроувнора. Раньше он не заметил, что в подвешенном кресле кто-то есть.

— Да, сэр?

— Включите все двигатели!

Зеленски ловко развернул кресло к главному рубильнику. Он аккуратно и легко передвинул ручку рубильника в нужное положение. Раздалось громкое гудение, мощный толчок сотряс весь корабль, после чего еще несколько секунд содрогался пол. Затем судно замерло, заработали двигатели, и гудение сменилось тихим жужжанием.

Спустя некоторое время Мортон обратился к присутствующим:

— Я хотел бы попросить всех специалистов, независимо от области занятий, высказать свои предложения по борьбе с так называемым котом. Нам необходим обмен мнениями с представителями широкого круга ученых. Причем наряду с теоретическими выводами нас в первую очередь интересуют практические подходы к решению задачи.

И это, разочарованно подумал Гроувнор, именно то, чем в достаточной мере располагает он, Эллиот Гроувнор, некзиалист, и от чего, по сути дела, отстранен. Мортону необходимо было соединить знания представителей различных наук, а ведь именно этим и занимается некзиализм. И Гроувнор с грустью сознавал, что не входит в число экспертов, чьих практических советов ищет Мортон. Его догадка подтвердилась.

Через два часа Мортон расстроенно распорядился:

— Полагаю, нам лучше прерваться на полчаса, отдохнуть и поесть. Наступает решающий момент, нам понадобится весь наш опыт, чтобы принять решение.

Гроувнор направился в свой отдел. Его не интересовали ни еда, ни отдых. Тридцать один год — возраст, когда можно обходиться случайными приемами пищи и непродолжительным ночным сном. И сейчас ему казалось, что в течение этого получаса он способен решить проблему, как расправиться с чудовищем, захватившим корабль.

Пока же все ученые сошлись в одном: для окончательного решения проблемы их знаний недостает. Все попытки объединить свои познания оказались поверхностными. Один за другим они излагали свои идеи, не находя отклика в коллегах, не подготовленных к тому, чтобы выявить ценность связей, существующих в каждом понятии. Поэтому создать четкий план им не удалось.

Неловко было Гроувнору сознавать, что только он, молодой человек, и никто более на корабле, достаточно подготовлен к реальной оценке ситуации. С тех пор как шесть месяцев назад он ступил на борт корабля, Гроувнор впервые со всей остротой оценил те огромные перемены в себе, которые произошли после учебы в Некзиалистском центре. И не будет большим преувеличением заявить, что все прежние образовательные системы устарели. Сам Гроувнор не претендовал на какое-то особое уважение к своей особе лишь за то, что получил такую подготовку. В этом не было его заслуги. Но выбора у него не оставалось: как выходец из центра, как человек, которого направили на корабль с определенной целью, он должен был найти правильное решение и затем любыми средствами добиться его практического воплощения.

Но пока ему не хватало информации. И он поспешил приступить к ее сбору единственным имевшимся в его распоряжении путем. По коммуникатору он последовательно соединялся с разными отделами. Разговаривал он главным образом с подчиненными, а не с руководством. Каждый раз, когда он представлялся начальником отдела, младшие научные сотрудники чаще всего с готовностью помогали ему, правда, тоже не все. Какой-то тип, например, заявил: «Я должен получить разрешение начальства». Глава одного из отделов, Смит, сам беседовал с ним и дал ему всю желаемую информацию. А другой был с ним предельно вежлив, но посоветовал позвонить позднее, когда с котом уже расправятся.

Гроувнор связался с химическим отделом и попросил Кента, рассчитывая и надеясь, что тот не возьмет трубку. Он уже готов был сказать подчиненному: «Тогда не можете ли вы сами дать мне нужные сведения», однако, к его удивлению и сожалению, его сразу же соединили с главным химиком.

Кент слушал его с плохо скрываемым нетерпением и в конце концов грубо оборвал:

— Нашу информацию вы можете получить по обычным каналам. Как бы там ни было, доступа к информации, полученной на кошачьей планете, не будет еще в течение месяца. Наши открытия требуют проверки и перепроверки.

Но Гроувнор продолжал настаивать:

— Мистер Кент, я убедительно прошу вас позволить мне полностью ознакомиться с данными о составе атмосферы этой планеты. В них могут содержаться важные для разрабатываемого сегодня плана сведения. Если я сейчас стану детально объяснять вам, что к чему, это уведет нас далеко, но уверяю вас…

Кент насмешливо прервал его:

— Мальчик мой, сейчас не время для теоретических дискуссий. Вам, видно, невдомек, в какой опасной ситуации мы оказались. Малейший промах — и вы, и я, и все остальные подвергнемся физическому уничтожению. Тогда нам будет не до интеллектуальной гимнастики. А теперь, пожалуйста, оставьте меня в покое лет на десять по крайней мере.

Раздался щелчок — Кент отключил связь.

Несколько секунд Гроувнор сидел с пылающими от оскорбления щеками. Потом, печально усмехнувшись, переговорил с оставшимися отделами.

Его сводная таблица содержала немало достоверных данных. Среди них были сведения о содержании в атмосфере планеты большого количества вулканического пепла; о существовавших когда-то на планете растениях, о пищеварительном тракте животных, которые могли бы питаться этими растениями. Путем экстраполяции Гроувнор пришел к выводу, что на планете должны были обитать семейства животных, которые съели своих собратьев, ранее питавшихся растениями.

Гроувнор работал быстро, и, поскольку вносил данные главным образом в готовые таблицы, ему совсем немного времени понадобилось, чтобы начертить диаграммы. Дело оказалось довольно простым, однако он понимал, что объяснить все тем, кто не знаком с некзиализмом, будет нелегко. Но для него картина была ясна. Она указывала на возможность решения. Не могут же они не принять во внимание его предложения в столь критический момент! Так казалось Гроувнору.

Под заголовком «Общие рекомендации» он написал: «При любом одобренном решении следует предусмотреть запасный вариант»…

Прихватив четыре комплекта таблиц, он отправился к математикам. По пути везде стояла охрана, что было необычно: для защиты от кота явно приняли меры. Когда охрана отказалась пустить его к Мортону, Гроувнор потребовал встречи с одним из секретарей директора. Наконец из соседней комнаты вышел молодой человек, вежливо просмотрел таблицы и сказал, что постарается передать их Мортону.

— Нечто подобное я уже слышал, — мрачно заметил Гроувнор. — Если Мортон не увидит таблиц, я потребую созыва Следственной комиссии. Что-то странное происходит здесь с моими отчетами директору, и, если подобное будет продолжаться, вас ждут большие неприятности.

Секретарь был лет на шесть старше Гроувнора. Он был холоден и, пожалуй, даже враждебен. Поклонившись Гроувнору, он с сардонической улыбкой произнес:

— Директор — весьма занятой человек. Его внимания требуют многие отделы. Деятельность многих из них особенно важна, и их престиж дает им некоторые преимущества перед более молодыми науками и… — он поколебался, — и учеными, — Молодой человек пожал плечами. — Но я передам ему вашу просьбу изучить таблицы.

Гроувнор сказал:

— Попросите его прочитать рекомендации. Боюсь, на другое не останется времени.

— Я доведу это до его сведения.

Гроувнор отправился в штаб-квартиру капитана Лича. Командир корабля принял его и выслушал. Рассмотрев таблицы, он покачал головой.

— Нет, — сказал он официальным тоном, — у военных несколько иной подход к проблеме. Мы намеренно идем на риск. Ваше предположение, что самым мудрым было бы в конечном итоге позволить твари сбежать, совершенно противоречит моему мнению. Это разумное существо предприняло враждебные действия против вооруженного корабля. Такое положение, прямо скажем, нетерпимо. Я искренне убежден, что он приступал к своим действиям, предвидя их последствия, — капитан натянуто улыбнулся. — Последствия эти — смерть.

Гроувнора поразила мысль — при столь прямолинейном подходе конечным результатом могла стать только смерть людей. Он открыл было рот, чтобы возразить Личу, сказать, что в его намерения не входило просто так отпустить кота. Но он и слова не успел произнести: Лич встал и официально произнес:

— А теперь я вынужден попросить вас уйти, — затем позвал офицера: — Проводите мистера Гроувнора.

— Благодарю, я знаю дорогу, — с горечью ответил Гроувнор.

Оказавшись в коридоре, он взглянул на часы. До начала действий оставалось пять минут. Чувствуя себя несчастным, он невесело побрел на контрольный пульт. К его приходу большинство уже сидели на своих местах. Минутой позже в зал вошли Мортон и капитан Лич. Призвали всех к тишине и порядку.

Мортон, явно нервничая, напряженно ходил взад-вперед перед собравшимися. Его обычно гладко причесанные черные волосы были взъерошены. Легкая бледность лица подчеркивала непривычную агрессивность его выдвинутой вперед нижней челюсти. Внезапно он остановился. Своим глубоким и твердым голосом он четко произнес:

— Чтобы быть уверенным в том, что в наших планах мы достигли полного согласия, я намерен просить каждого из вас высказать свои соображения относительно возможностей этого чудовища. Мистер Пеннон, начнем с вас!

Пеннон встал. Небольшого роста, он казался высоким, видимо, благодаря уверенной осанке. Как и все остальные, перед полетом он прошел специальную подготовку, но особенности его профессии меньше всего располагали его в пользу некзиалиста. Этот человек знал двигатели и историю их создания. Согласно его послужному списку, с которым ознакомился Гроувнор, он изучал историю двигателестроения не менее чем на ста планетах. Он знал о двигателях все и мог тысячу часов говорить об этом предмете, не рассказав и сотой доли того, что знал.

— В этом помещении мы установили переключатели, — сказал он, — которые будут ритмично включать и выключать двигатели с частотой сто срабатываний в секунду. В результате образуются самые разнообразные вибрации. Есть некоторая вероятность того, что одна-две машины разрушатся, войдя в резонанс, как в классическом примере, когда под ритмичным шагом роты солдат рухнул мост. Но, по моим подсчетам, этого не должно случиться. Наша главная цель — просто отвлечь кису, чтобы она не помешала нам, когда мы начнем разрушать двери.

— Гурли, вы следующий.

Гурли неохотно поднялся со своего места. Он выглядел сонным, словно все происходящее утомило его. Гроувнор подозревал, что Гурли хотелось, чтобы окружающие считали его мечтателем. Он был начальником отдела связи. В его послужном списке отмечалось постоянное стремление к самосовершенствованию в своей области. Он был непревзойденным специалистом и чрезвычайно широко образованным человеком. Речь его, когда он наконец заговорил, была столь же неспешной, как и манера поведения. Гроувнор отметил, что его нарочитая медлительность действовала на слушателей успокаивающе. Озабоченные лица смягчились, позы стали непринужденней.

— Мы приспособили вибрационные экраны — они теперь работают как рефлекторы, — начал он. — Эти экраны способны большую часть посылаемой котом энергии вернуть, так что она на него же и обрушится. Кроме того, мы скормим ему большое количество электроэнергии через медные гибкие кабели. Полагаю, его способность поглощать энергию не беспредельна, особенно при изолированной нервной системе.

— Зеленски! — вызвал Мортон следующего.

Главный пилот уже стоял, когда Гроувнор взглянул в его сторону. Он поднялся так резко, что могло показаться, что вызов Мортона ему неприятен. Гроувнор словно зачарованный рассматривал его. Зеленски был худощав и лицом и телом, а его синие глаза были на удивление живыми. Выглядел он физически сильным и ловким. В послужном списке о нем было сказано, что он не из крупных ученых. Выбор на него пал из-за его устойчивой нервной системы, молниеносной реакции и способности действовать с точностью часового механизма.

— Насколько я понял, главное в плане — систематичность, — сказал он. — Именно в тот самый момент, когда кот почувствует, что больше не выдержит, должно включиться новое, пугающее его и приводящее в полное замешательство воздействие. Когда паника в его мозгу достигнет предела, я включу антигравитатор. Директор и Ганди Лестер считают, что кот не имеет никакого представления о том, что такое антигравитатор. Ведь его создание относится к науке о межгалактических перелетах, и никакие сведения о нем не могли попасть на эту планету. Полагаю, что при первом же воздействии антигравитатора на зверя — а каждый из вас отлично помнит, какое чувство загнанности он испытал, когда столкнулся с этим впервые, — он лишится способности соображать и действовать.

— Пожалуйста, Корита! — сказал Мортон.

— Единственное, что я могу, — это подбодрить вас, — сказал археолог. — Согласно моей теории, чудовищу присущи все черты, характерные для преступников ранних лет цивилизации в любом регионе вселенной. Смит полагает, что его познания в области наук поразительны, а значит, мы имеем дело с действительным обитателем этой планеты, потомком тех, кто построил обнаруженный нами мертвый город. Если это так, то наш противник обладает фантастическим долголетием, почти бессмертием — ведь он способен дышать и хлором, и кислородом и даже может обойтись без того и другого. Но не столь важно, смертен ли он или нет. Он — дитя определенной стадии развития своей цивилизации, но уровень его сознания пал так низко, что у него сохранилась лишь память о том периоде. Несмотря на способность контролировать энергию, вспомните, как он потерял голову, оказавшись в лифте! Когда Кент предложил ему суспензию с калием, он пришел в такое волнение, что выдал себя с головой, пустив в ход специальные силы. А массовое побоище! Все это говорит о том, что его действия соответствуют образу действий примитивно-коварного, эгоистичного разума, которому недоступно в научном плане понимание тех процессов, которые происходят в собственном организме, и тем более высокоорганизованного разума, с которым он столкнулся. Он напоминает древнего воина-германца, который чувствовал свое превосходство перед любым просвещенным римлянином, но потом, оказавшись внутри римской цивилизации, в благоговейном ужасе трепетал перед ним. Так что перед нами — примитив, который в настоящий момент находится в абсолютном отрыве от своей естественной среды. У меня одно предложение: пойдемте и победим его!

Мортон поднялся. Его тяжелое лицо скривила странная улыбка. Он сказал:

— Я намерен был после этого бодрого, полного уверенности выступления Кориты перейти непосредственно к действиям. Однако в последний момент я получил доклад молодого человека, который в одиночестве представляет на борту нашего корабля науку, весьма мне малоизвестную. Поскольку его пребывание на корабле расценивается как обязательное, я должен считаться с его мнением. Убежденный, что знает решение проблемы, он обращался и ко мне, и к капитану Личу. Мы с командиром сошлись на том, что мистеру Гроувнору следует дать несколько минут с тем, чтобы он доложил свой вариант и убедил нас в том, что знает, о чем говорит.

Гроувнор, взволнованный, поднялся со своего места. Он начал так:

— В Некзиалистском центре нас учили тому, что между самыми различными науками, великими и малыми, существуют сложные взаимосвязи. Это положение, конечно, известно давно, но одно дело — разговоры вокруг него, а другое — применение его на практике. В Центре мы как раз и занимались разработкой техники его применения на практике. В моем отделе имеются умнейшие машины — полагаю, вам таких не доводилось видеть. Я не стану сейчас их описывать, но скажу, каким образом пользователь, владеющий техникой работы с этими машинами, может решить проблему с котом. Во-первых, внесенные вами предложения довольно поверхностны. Сами по себе они как будто убедительны. Но они не затрагивают самую суть задачи. К настоящему моменту мы накопили достаточно фактов, чтобы представить себе происхождение и жизнь нашей кисы. Я изложу их поочередно. Около тысячи восьмисот лет назад выносливые растения планеты вдруг стали получать от солнца меньше волн определенной длины. Произошло это из-за появления в атмосфере планеты гигантского количества вулканической пыли. В результате едва ли не за сутки большинство растений погибло. Вчера во время облета планеты на спасательном катере примерно в ста милях от мертвого города один из наших спасателей заметил нескольких животных размером с наших оленей, но, по-видимому, более разумных. Они были настолько ловки и осторожны, что захватить их не представилось возможности. Пришлось убить несколько особей. И отдел мистера Смита провел их частичный анализ. Тела убитых животных содержали калий примерно в тех же биохимических соединениях, в каких он находится в человеческом организме. Никаких других животных на планете не обнаружено. Думаю, эти животные были источником калия для кота. В их желудках ученые нашли остатки растений в разной степени переваривания. Тут явно просматривается замкнутый круг: растения — травоядные животные — хищники. И вероятно, что, когда растения погибли, стали вымирать и травоядные. А значит, исчезла пища и для котов.

Гроувнор мельком оглядел аудиторию. Почти все вроде бы слушали его со вниманием. Исключение составлял Кент. Лицо начальника химического отдела выражало неприязнь. Его внимание, казалось, было приковано к чему-то другому.

Гроувнор быстро продолжил:

— В галактиках существует немало примеров зависимости животных форм от одного вида пищи. Но ни на одной из планет нам не встречались даже относительно разумные существа с такой ограниченностью в пище. Похоже, нашим котам никогда и в голову не приходила мысль выращивать на фермах пищу для себя, а уж тем более для своей пищи. Такое неумение думать о завтрашнем дне неправдоподобно, скажете вы. Действительно, настолько неправдоподобно, что не принимать его во внимание при объяснении поведения кота было бы глупо ipso facto.[2]

Гроувнор перевел дыхание. Он не смотрел прямо ни на кого из присутствующих. Конечно, он не мог привести доказательств. Чтобы убедить руководителей отделов скорректировать их предложения согласно выводам его необычной науки, понадобились бы многие недели. Все, что он мог сейчас сделать, это дать конечное заключение — то, чего он не посмел сделать в своем заявлении директору и в беседе с капитаном Личем. И он поторопился закончить:

— Факты неопровержимо говорят, что наш кот не принадлежит к числу строителей города, как не является и их потомком. Он и ему подобные были экспериментальными животными у создателей этой цивилизации. Можно только догадываться, что произошло с ними. Возможно, они истребили себя сами в атомной войне восемнадцать столетий назад. Почти сметенный с земли город, внезапное появление в атмосфере вулканической пыли в таких количествах, что она на тысячелетие затмила солнце, — это серьезные свидетельства. Человечество само едва ли не сделало того же самого, так что мы должны не слишком сурово судить исчезнувшую расу. Но к чему я веду?

Гроувнор еще раз сделал паузу и закончил:

— Если бы он принадлежал к строителям, то к этому времени уже проявил бы всю свою силу и мы бы точно знали, против кого и чего мы воюем. Но поскольку он до сих пор этого не сделал, значит, мы имеем дело с существом, не осознающим своих собственных возможностей. В критические минуты он обнаруживает в себе способности убивать людей или контролировать работу машин, но это еще не разумные действия. Так что нам остается одно — дать ему возможность бежать с корабля. Оказавшись вне его, он будет в нашей власти. У меня все, благодарю вас за то, что вы меня внимательно выслушали.

Мортон оглядел присутствовавших.

— Итак, джентльмены, какие будут суждения?

Кент с кислой миной заявил:

— В жизни не слышал ничего подобного. Возможности. Вероятности. Все это фантазии. Если в этом и заключается некзиализм, то ему нужно многое еще в себя вобрать. Только тогда я, быть может, заинтересовался бы этой наукой.

— Не понимаю, как можно серьезно отнестись к данному объяснению без изучения анатомии и физиологии кота, — мрачно проговорил Смит.

— Сомневаюсь, что даже тщательное исследование организма обнаружило бы доказательства того, что это животное — плод целенаправленных экспериментов. Предположения Гроувнора весьма спорны, и ни доказать их, ни опровергнуть не представляется возможным, — заключил глава физического отдела фон Гроссен.

— Очевидно, теорию Гроувнора могли бы подтвердить дальнейшие раскопки города, — Корита с осторожностью подбирал слова. — Подобная точка зрения не опровергает теорию цикличности — создание мыслящего существа характеризует силу ума и убеждения тех, кто его выпестовал и обучил.

Главный инженер Пеннон сказал:

— Один из наших спасательных катеров находится сейчас в мастерской. Он частично демонтирован и занимает единственный на корабле док, доступ в него снизу. И чтобы использовать этот катер для бегства кота, нам пришлось бы потратить больше сил, чем на всю планируемую атаку. Конечно, если атака не удастся, можно пожертвовать спасательным катером, хотя не знаю, как он сможет покинуть корабль — для выхода в космос там нет шлюза.

Мортон повернулся к Гроувнору:

— Что вы на это скажете?

— В конце коридора, рядом с пунктом управления, имеется воздушный шлюз. Мы должны позволить ему проникнуть туда.

Встал капитан Лич.

— Как я уже говорил мистеру Гроувнору, когда он был у меня, военные в подобных ситуациях действуют смелее и решительней. Мы не исключаем возможные потери. Мистер Пеннон выразил мое мнение: если атака потерпит неудачу, тогда мы подумаем о других мерах. Благодарю вас, мистер Гроувнор, за ваш глубокий анализ. А теперь приступим к делу!

Это был приказ. И все сразу направились к выходу.

Керл работал в ярком великолепии огромного машинного отделения. Вернулась память почти обо всем, чему его учили строители — искусству приспосабливаться к новой ситуации и к новым машинам. Он обнаружил в доке спасательный катер, отчасти демонтированный, и с жаром принялся за его ремонт.

Все более важным казалось ему совершить побег. Только так он сможет добраться до своей планеты и присоединиться к другим керлам. Благодаря тому, чему их научит Керл, они станут непобедимыми. Это был путь к победе. Он чувствовал, что пришел к правильному решению. Но пока медлил покидать корабль. Он не был вполне убежден, что опасность здесь особенно велика. Изучив энергетические запасы, сосредоточенные в машинном отделении, и возвращаясь мысленно ко всему тому, что случилось, он полагал, что у этих двуногих не хватит сил расправиться с ним.

Чувство неуверенности не покидало его все время работы. И только осмотрев катер, он понял, какую колоссальную работу проделал. Оставалось только погрузить различные инструменты и запасные части, которые он решил прихватить с собой. И тут — сомнение: лететь или дать бой? По мере того как он слышал приближающиеся шаги, в нем нарастало возбуждение. Вдруг он ощутил нарушение в ритме и реве двигателей; то затухающее, то поднимающееся до визга жужжание мучительно пронизывало все тело. От всего этого дух перехватывало. Едва Керл, сконцентрировавшись, приспособился к новой неприятности и тело его уже готово было одержать победу, как появилось еще что-то. Это пламя мощных переносных огнеметов со страшным ревом въелось в массивные двери центра управления. Тут перед ним встала проблема: выравнивать ли ритм двигателей или остановить огонь огнеметов. Керл быстро сообразил: сделать одновременно то и другое он не сумеет.

Тогда он настроился на побег. Каждый мускул его сильного тела был до предела напряжен, когда он перетаскивал огромной тяжести станки, машины, инструменты, заполняя всем этим катер. Наконец наступил заключительный этап подготовки к побегу. Он знал, что двери в кабину управления сдают. Полдюжины огнеметов сосредоточили свой огонь каждый на определенном участке двери и медленно, но неукротимо пожирали последние дюймы металла. Керл засомневался было, но в конце концов отвел от дверей всю свою энергию и сосредоточил на противоположной стене корабля — в нее упирался тупой нос его катера. Все тело его съежилось под потоком электричества, хлынувшего из всех электродвигателей. Его усики-вибраторы завибрировали, направляя страшный поток энергии прямо на стену. Он почувствовал жар, а тело его изогнулось дугой. Он понял, что достиг опасного предела энергии, которой он может управлять.

И тем не менее ничего не происходило. Стена не подавалась. Прочным оказался металл — такой ему еще не попадался. Он даже не прогнулся. Его молекулы были моноатомными, но их расположение было необычным — особая прочность была достигнута без обычно сопутствующей ей высокой плотности.

Он услышал, как одна из дверей центра управления рухнула внутрь. Послышались голоса людей. Мощность огнеметов больше не контролировалась. Керл слышал, как в центре управления шипит пол под брызгами расплавленного металла. Тревожный, угрожающий звук все приближался. Еще минута — и люди прожгут слабенькие двери в машинное отделение.

Но именно за эту минуту Керл одержал победу. Он ощутил изменения в сопротивляющемся сплаве. Молекулы утратили силу сцепления. Внешне все выглядело по-прежнему, но сомнений не было. Поток энергии с легкостью прошел сквозь его тело, еще несколько секунд он направлял его на стену, пока окончательно не ощутил, что добился желаемого. Издав победный рык, он прыгнул в маленькое судно и захлопнул за собой люк.

Одно из его щупалец почти с нежностью обвилось вокруг рычага управления. Машина дернулась, и он направил ее прямо на толстую внешнюю стену. Как только нос коснулся ее, она растаяла в сверкающем облаке пыли. На какие-то мгновения металлическая пыль, облепившая судно, замедлила движение катера, но он прорвался сквозь нее, как сквозь облако, и устремился в открытый космос.

Потекли секунды. Керл отметил про себя, что удаляется от большого корабля под прямым углом к его курсу. Но расстояние между ними было еще так невелико, что Керл мог видеть рваную дыру, через которую он бежал с корабля, и силуэты двуногих в скафандрах на ярком фоне пламени. Однако и двуногие, и корабль становились все меньше. Потом двуногие пропали, и лишь корабль сверкал тысячей иллюминаторов на боках.

Керл быстро повернул прочь. Отложив на щитке управления девяносто градусов, он включил предельную скорость. Через какую-то минуту после бегства он уже летел в направлении, противоположном тому, которым шел корабль все эти долгие часы.

Гигантский шар позади быстро уменьшался, пока не стал совсем крошечным: сквозь иллюминатор катера его уже нельзя было рассмотреть. Почти прямо по курсу Керл видел слабый, размытый круг света — мое солнце, подумал он. Там, вместе с другими керлами, он построит космический корабль и будет летать к звездам с обитаемыми планетами. Грандиозность мечты даже немного испугала его. Керл снова повернулся к иллюминаторам заднего вида — он было выпустил из виду большой корабль. Тот был еще виден — маленькая светящаяся точка в бездонной тьме пространства. Внезапно он мигнул и исчез.

Ему показалось, что прежде, чем исчезнуть, корабль передвинулся. Но теперь ничего не было видно. С тревогой он подумал, уж не потушили ли на корабле сразу все огни, чтобы в темноте преследовать его. Ему стало совершенно ясно, что в безопасности он не будет до тех пор, пока не окажется на своей планете.

Встревоженный и выбитый из колеи, Керл снова повернулся к лобовому окну и остро ощутил что-то неладное. Размытое солнце, к которому он держал курс, не становилось больше. Оно явно уменьшалось. Скоро оно сделалось розовой точкой в окружении абсолютной тьмы. Но вот и она исчезла.

Словно холодный ветер, Керла охватил страх. Несколько минут он напряженно вглядывался в космос впереди в страстной надежде, что его путеводная звезда снова появится перед ним. Но там сверкали лишь далекие звезды, немигающие крапинки на черном бархате непостижимых пространств.

Но стоп! Одна из точек начала увеличиваться. Весь до последнего мускула напрягшись, Керл наблюдал за тем, как крапинка превращается в точку. Вот она уже стала с огненный мяч и надувается все больше. Вдруг он вспыхнул ярким светом, и перед ним, сияя иллюминаторами, возник гигантский шар корабля, тот самый, который несколько минут назад — он видел это собственными глазами — исчез позади него в глубинах космоса.

Что-то тут стряслось с Керлом. Мысли вихрем закружились в его голове словно раскрутившийся маховик, все убыстряясь и убыстряясь. И вдруг разлетелись мелкими, болезненными осколками. Глаза вылезли из орбит, когда он, словно обезумевшее животное, яростно рвал на части собственное тело. Его щупальца хватали и швыряли во все стороны драгоценные инструменты, пока не разбили стены суденышка. В конце концов в минуту просветления он понял, что не выдержит пламени дезинтеграторов, которыми они наверняка воспользуются и с достаточно близкого расстояния.

Это было так просто — создать жесткий поток энергии, который полностью освободит все его жизненно важные органы от идов.

Его рот исказил последний вопль протеста. Усики сплелись. Щупальца слепо бились из стороны в сторону. Внезапно вместо жажды борьбы наступила слабость, и он упал. Смертельный покой пришел на смену многочасовой борьбе.

Капитан Лич действовал быстро. Когда огонь исчез и можно было приблизиться к тому, что осталось от спасательного катера, поисковики обнаружили небольшие куски расплавленного металла и лишь кое-какие останки того, что было телом Керла.

— Бедняга киса! — сказал Мортон. — Хотел бы я знать, что он подумал, когда обнаружил нас на месте своего исчезнувшего солнца. Не ведая об антиускорителях, он никак не мог предположить, что мы способны мгновенно оказаться в том месте, добраться до которого он мог бы только за три часа. Ему казалось, что он движется в направлении своей планеты, а на самом деле он все больше и больше удалялся от нее. Кот не мог знать, что он пронесся мимо нас и все, что нам оставалось сделать, так это проследовать за ним, изображая его солнце, пока мы не приблизились достаточно близко, чтобы расправиться с ним. Весь космос должен был перед его взором перевернуться вверх дном.

Гроувнор выслушал этот монолог со смешанным чувством. Инцидент этот скоро забудется, утратит детали и яркость. Кто-то со временем вспомнит отдельные эпизоды, но никто и никогда не сможет рассказать о них так, как это происходило на самом деле. Даже теперь угрожавшая им опасность начинала казаться чем-то далеким.

— Какие тут могут быть симпатии! — услышал он голос Кента. — Нам еще предстоит потрудиться на той несчастной планете, нужно перебить там всех остальных котов.

— Это не так уж трудно, — тихо произнес Корита, — они всего лишь примитивные существа. Стоит нам сесть на планету, и они тут же соберутся вокруг в уверенности, что перехитрят нас. — Он дружелюбно посмотрел на Гроувнора. — Я все еще верю в то, что это так, даже если теории нашего юного коллеги подтвердятся. Что вы думаете на этот счет, мистер Гроувнор?

— Я бы несколько развил вашу мысль, — ответил Гроувнор. — Вы как историк несомненно согласитесь с тем, что ни одна попытка физического уничтожения аборигенов не завершалась успехом. Не забывайте, что причиной нападения кисы была отчаянная нехватка пищи. Ресурсы планеты, по-видимому, уже не могут удовлетворить потребности этого вымирающего племени. Собратья кисы ничего не знают о нас и не представляют для нас никакой угрозы. Так почему бы не позволить им умереть своей смертью — от голода?